Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого ордена. Детективный триллер...
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 16, 17, 18 ... 20, 21, 22  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Авг 11, 2009 1:01 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь. 1793 год.
Париж.
Луи-Антуан Сен-Жюст, Камиль Демулен, Сантьяго Люциани

«Значит, игра? Ну хорошо», - Сантьяго полез по привычке в карман за кубиками, но, не обнаружив их там, еще раз напомнил себе обстоятельства, в которых оказался. Смешно – второй раз судьба заставляет его играть с Сен-Жюстом. Тоже игрок, хотя другого толка. В те игры Сантьяго не играл никогда, а вот в своих считал себя не без оснований профессионалом. Жалко, нет его любимых костей. С другой стороны, у костей мыслей нет, их не прочтешь. А вот мысли сидящего игрока напротив – запросто.

Сантьяго обернулся на шум. В таверну заходили якобинцы. Сен-Жюст зашел одним из последних, снова под руку с неизвестным человеком, который в прошлый раз пытался отговорить их стреляться насмерть. Сантьяго дружески улыбнулся Сен-Жюсту:

- О, месье, да я Вас помню. Мы ведь оба – поклонники одного Театра, если я не ошибаюсь? – он помахал монтаньяру рукой.

Сен-Жюст обернулся. - Рад вас видеть в добром здравии... месье. Слова застряли в горле. Этот человек действовал на него магнетически, вызывая желание забыться и ненадолго стать другим. Он ощутил смутную радость. Захотелось выпить и расслабиться - также, как и вчера. - Я давно не играю с Театром. А как ваши успехи?

- А я по-прежнему играю во все и со всеми, как видите, - рассмеялся Сантьяго и подумал, что, возможно, они не столь различны, как ситуация, в которой они находятся, - Но благосклонности той актрисы пока так и не добился, представляете? Выпьете со мной, месье Сен-Жюст, - он усмехнулся, - или сначала пойдем стреляться по традиции?

- Сегодня мое оружие молчит, - серьезно сказал Сен-Жюст. - Камиль, как ты смотришь на то, чтобы стать моим секундантом в карточной игре?

Демулен пожал плечами и покорно уселся за стол рядом с Сен-Жюстом. Два дня назад Антуан пришел к нему домой в крайне мрачном расположении духа и нес какую-то чушь на свою любимую тему о роли вечности и обстоятельств в судьбе каждого, и себя в частности. Они обходили тему предыдущего спора, таким образом, смогли поговорить. Демулен мог только предполагать, что творится в душе Сен-Жюста, но предпочитал об этом не заговаривать. В этот вечер Сен-Жюст пригласил его в любимую таверну с явным желанием выговориться.

- О, да Вы читаете мои мысли, - Сантьяго самому понравилась двусмысленность последней собственной фразы, - Только позволите внести предложение, - как говорят у вас в Конвенте, наверное? Играть на деньги мне давно надоело. Может, на сегодня введем другие ставки? Только не головы – своя мне нравится, а вторая абсолютно не нужна.

- До моей головы вам вряд ли добраться. А ваша в наше время ничего не стоит, - усмехнулся Сен-Жюст. - Наверное, поэтому вы имеете возможность рисковать ею. Со мной мало кто рискует садиться за карточный стол. Предлагайте ваши ставки. - Сен-Жюст разлил вино по бокалам
Сантьяго отсалютовал бокалом двум якобинцам:

- Давайте без единых ставок, и без всякого их разделения на ходы. Если выигрываю я – Вы выполняете одну мою просьбу. Выиграете Вы – я могу выполнить Вашу… если Вы не объявите свою желаемую цену победы, конечно.

- Не высока ли ставка, месье? - заинтересовался Демулен. - Вы предлагаете играть с закрытыми глазами? Откуда такие правила

- По-моему закрытые глаза только повышают интерес. Впрочем, - Сантьяго презрительно пожал плечами, - Я понимаю, что Вы можете беспокоиться за репутацию Вашего друга. Для меня любые регалии просто никогда не имели особого значения. Месье Сен-Жюст, в мои намерения не входит разрушение Вашей карьеры. Хотите – я придумаю просьбу в начале игры, хотите – сыграем втемную?

- Свою просьбу я уже придумал. - Сен-Жюст залпом допил свой бокал. - Втемную.

- Развлекайся, Антуан, - Демулен поднялся, завидев знакомых монтаньяров, входящих в таверну. - Вижу, ты сегодня запланировал для себя поиск приключений. Я буду за столиком в углу. Зови если что.

Сантьяго знаком приказал хозяину принести колоду карт.
- Раздаем по очереди, не так ли? До двадцати одного очка? Три партии, без возможности отыграться, правильно?

Сантьяго раздал по две карты и налил вино в бокалы.
- Возможность отыграться есть у любого, - Сен-Жюст протянул руку за картой. - Не все умеют ее распознать и воспользоваться ею.

Сантьяго сделал вид, что внимательно изучает свои карты
Шесть и пять. Итого одиннадцать. Десятку он сейчас возьмет из колоды.
Если он не потерял сноровку и не раздал Сен-Жюсту туза и десять, то этот раунд за ним. Но у Сен-Жюста двойка и семерка. «А это мысль….позволим ему также вытащить практически победу… так интереснее».

- Вы действительно верите, что судьба может дать нам больше одного шанса? Я тоже иногда придерживаюсь такого мнения, если случай, судьба или обстоятельства позволяют. Девятнадцать очков. Неплохо, - Сантьяго дружелюбно улыбнулся.

- Случай, судьба и обстоятельства... Вы говорите так, словно неплохо знакомы с этой троицей. - Сен-Жюст взял карту. Его глаза заблестели - это была "десятка".

- О, это мои близкие. Когда друзья, когда враги. И мои предпочтения по этой троице также меняются… Сантьяго взял дополнительную карту, - У меня тоже десятка. Двадцать очков против Ваших девятнадцати. Случай, судьба или обстоятельства? Раздавайте карты, месье Сен-Жюст

Сен-Жюст задумался. - Случай, пожалуй. Еще вина! А вот я редко с ними ссорюсь. Как правило, они играют на моей стороне. Посмотрим, что нам принесет вторая игра.

- О, ссора – это тоже движение вперед, - в тон ему ответил Сантьяго, - наше
отношение их мало волнует. Им главное, чтобы в них верили. Ну что – раздавайте карты!

Валет и семерка. Сен-Жюст всмотрелся в нарисованное на карте лицо. Бледная и неживая маска. - Кстати, вы не рассказали мне о том, как продвигается знакомство с черноглазой актрисой по фамилии Дюваль. Вам удалось с ней встретиться? Успешно?

- Видел ее один раз, - признался Сантьяго, - и забыл у нее одну важную для меня вещь, представляете? Подробностей встречи не могу рассказать по не зависящим от меня обстоятельствам… хотя это уже не обстоятельства, а судьба.
Дама и король.
Девять очков у Сен-Жюста, семь у него.
Сантьяго уверенно потянулся за картой.

- Позвольте с вами не согласиться, - задумчиво проговорил Сен-Жюст, наблюдая, как его собеседник берет третью карту. - Она не может быть судьбой. Скорее, несчастным случаем.

- Я думаю, что у одного – судьба, у другого – несчастный случай, у третьего- удача, а для четвертого – незначительное обстоятельство, - ответил Сантьяго.
Девятка. Шестнадцать очков.

- А вот и мой счастливый случай. - Сен-Жюст вытащил из колоды туза и открыл карты. - Выигрыш против выигрыша. Усложним задачу? Можно играть вслепую. Чтобы не знать своих карт до конца. Что скажете?

- Скажу, что общение с Вами досталяет мне редкостное удовольствие. Давйте играть вслепую. Если не доверяете мне - раздайте карты еще раз сами.

- Я доверю интуиции. А она подсказывает, что вы мне не враг. Ваша очередь заказывать вино. А карты сдаст тот, кто принесет для нас бутылку. - Сен-Жюст взял шляпу и надвинул ее на глаза. - Играем вслепую.

Сантьяго последовал примеру Сен-Жюста.
- Хозяин, вина! И раздайте карты, - он посмотрел на Сен-Жюста, - Знаете. Самое неприятное в этой игре – перебор. Возьмете еще одну карту вслепую? Или Вы уверены в своих двух?

- А я не буду брать еще одну… Хотя по-моему я слышу смех судьбы, - Сантьяго перевернул карты, - Видел такой ход всего несколько раз. У меня два туза и…двадцать два. Перебор. Месье Сен-Жюст. У нас осталось два варианта. Мы можем отыграться, а можем… Вот что, я с удовольствием сыграю с Вами еще раз, но вот каким образом. Вне зависимости от результата партии я выполню Вашу просьбу. Слово Сантьяго.

Сен-Жюст улыбнулся своим мыслям. - Иногда случай решает за нас. Как бы там ни было задумано изначально, но это знак. Говорите свою просьбу. Потом я скажу свою.

- Итак, - Сантьяго поднял голову и посмотрел Сен-Жюсту в глаза, - Завтра в полночь у Собора Нотр-Дамм Вас будет ждать некая особа. Вы выполните ее просьбу и поможете ей быть представленной и принятой человеком, которого она назовет, а также приложите усилия, чтобы ей был оказан самый доброжелательный прием. Данную просьбу Вы сохраните в глубокой тайне. У меня – все. Месье Сен-Жюст, хочу напоследок Вам кое в чем признаться. Впервые в жизни я испытываю подобие укола совести за то, что играл с Вами втемную. При иных обстоятельствах мы могли бы стать друзьями. Но у меня тоже есть своя судьба. Почему-то мне сейчас кажется, что она могла бы быть Вашей… сложись обстоятельства по-иному.

- В этом мире нет места ни совести, ни играм в открытую. Лишь случай, судьба и обстоятельства. Троица, с которой мы начали нашу беседу. Закончим на ней же. Что касается просьбы... Одну минуту. - Сен-Жюст поднялся и подошел к хозяину таверны. Вернулся он с листком бумаги, пером и чернилами. "Мадмуазель Дюваль! Так сложилось, что мне стало известно о причинах вашего плохого отношения ко мне. Я сделал вам что-то плохое, о чем сам не подозреваю. Благодарю вас за то, что вы оставили меня в покое. И простите, если сможете, за тот поступок, который я совершил. Сен-Жюст". Сложив листок, Сен-Жюст запечатал записку в конверт, также добытый у владельца таверны, и передал его Сантьяго. - Я вряд ли когда-нибудь увижу Элени Дюваль. У вас больше шансов. Пожалуйста, передайте ей это письмо. Это и есть моя просьба.


- Идет, - расхохотался Сантьяго, - Буду рад увидеть Вас еще раз месье. Играть с Вами – одно удовольствие!

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Авг 11, 2009 1:10 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 год

Дом Жака Эбера

Робеспьер, Эбер

Жак Эбер любил хорошо поесть. Сегодня на ужин, к примеру, жена приготовила для него умопомрачительное жаркое. Также на столе лежали свежие овощи, несколько видов сыра и хлеб. Хлеб, кстати, она пекла сама, и делала это отменно. В ожидании высокопоставленного гостя – а сегодня к нему согласился прийти на ужин сам Робеспьер, Эбер развлекался составлением очередной статьи.

«Внебрачный сын Мирабо открывает свое истинное лицо».

Да. Неплохой заголовок. Эбер зашагал по комнате, возбужденно щелкая пальцами. Осталось придумать внебрачного сына. В прихожей засуетилась жена. Пришел, голубчик!

Робеспьер прошел в гостиную, тепло поприветствовав хозяйку и обменявшись с ней ничего не значащими замечаниями о погоде. Он немного сожалел о том, что позволил себя уговорить и дал обещание прийти на обед, но если попытаться ответить отказом будет только хуже - Эбер может обидеться. Теперь предстояло скоротать время в его компании... Хотя кто знает, может быть так и лучше. Предстоял довольно серьезный разговор и не хотелось, чтобы их подслушали. Здесь, по крайней мере, можно говорить спокойно. - Добрый день, Жак.

- О, мой неподкупный соратник! Проходи. не стесняйся! Вот, полюбуйся, чего наготовила моя дражайшая вторая половинка! - засуетился Эбер, не скрывая радости. - Паричок можно повесить вот сюда. О, прости, ты ж его снимаешь только на ночь. Тросточку вот сюда. Присаживайся. Вина?

- Нет, благодарю. Только немного воды и кофе.

- Ну хоть сыра съешь, - обиделся Эбер. - Свежий, между прочим. В Конвенте таким не накормят. Что санкюлота из себя строишь?

- Жарко, - пояснил Робеспьер. - Но я пожалуй съем немного овощей и хлеба.

- Вот это другое дело, - обрадовался Эбер. - Итак. К нашим баранам. Кстати, ты в курсе последних новостей? Твой приятель по школьной скамье загулял с актриской! Я сам не поверил сначала, когда мне рассказали! Но так и есть! Святоша шляется с девкой из театра, пока его кудрявая женушка штопает ему штаны! - Эбер заржал, смакуя новую сплетню. Я про Камиля Демулена.

- Откуда ты только берешь эти новости? - поморщился Робеспьер.

- Люди говорят! Да-да, наш многострадальный народ, столь любимы тобой и мной! Кстати, поговаривают, что Дантон все-таки женится на малолетней красотке. Это правда? Расскажи, мне недосуг было разбираться.

- Да, она значительно моложе его и хороша собой. Почему бы и нет?

- Да потому что он жирный бурдюк дерьма! - захихикал Эбер. - И чем толко берет, каналья?

- Тем и берет, - ответил Робеспьер. Поддерживать тему не хотелось, но ничего не поделаешь, приходилось только терпеливо ждать, пока Эбер исчерпает темы для разговора. А пока что можно отдать должное овощам, хотя в такую жару есть действительно не очень хотелось.

- С другой стороны, в наше время нельзя отказать ни в чем членам Комитета Общественного спасения. Модное словечко, модные люди. Говорят, и к Кутону бабы зачастили. Чего уж тут о Дантоне говорить..

- Эбер, ты можешь говорить о чем-нибудь еще кроме женщин для разнообразия? Ну какая тебе разница, в конце-концов?

- Да что значит какая разница? - удивился Эбер. - Бабы правят миром, ба-бы. А мы, несчастные создания, делаем все, чтобы им было, о ком заботиться. И, кстати, далеко не все члены Конвента водят в дом баб. Я тебе могу выкатить списочек не хуже твоего Сен-Жюста их тех, кто... Кстати! Сен-Жюст сегодня кидал на меня странные взгляды. Я начал всерьез опасаться, что он имеет виды на Клери, которому я немного подчистил перышки. Ты за ним никогда такого не замечал, а?

- Нет, - Робеспьер даже не стал скрывать, что удивлен. - Ничего подобного. Насколько я знаю, его не интересует ни Клери, ни эта история. То есть интересует, конечно, но не лично Клери.

- А мальчики? - подмигнул Эбер. И резко посерьезнел. - Я закончил принимать пищу. Предлагаю угоститься сигарой и обговорить наши планы.

- Не говори глупостей, Эбер, - резко оборвал его Робеспьер. - Лучше о планах. Говорят, что Клери оставил город. Не знаю, надолго ли и имеет ли смысл дальше продолжать эту тему... Думаю, что о нем можно на время забыть. Теперь о твоем издании. Мне бы хотелось, чтобы ты уделял больше внимания просвещению. А также тому, что есть писатели, которые обманывают народ бесстыдной ложью. Я веду к тому, что издавать и ставить спектакли нужно только по хорошим произведениям, которые воспитывали бы истинных патриотов.

- Прекрасная мысль! - закивал Эбер. - Какие по твоему мнению пьесы не годятся для воспитания истинных патриотов? Предлагаю привести примеры. Тех и других. Хороших и плохих.

- Довольно хорошо отзываются о пьесе  "Республиканская вдова", но это комедия. Выдающимся успехом пользуется "Последний суд царей" в театре "Республика" и "Мадам Гильотина" в Театре Вампиров. Ну и название. Пример плохой пьесы... вот, пожалуйста : "Могила надувал", она разжигает религиозную вражду и тот же "Патриотический брак", раскритикованный еще несколько месяцев назад.

Эбер деловито записал названия.
- Хорошо, Неподкупный. С "Надувалами" я разберусь. Но мне так работать не интересно. Говоришь, отстать от Клери? Тогда давай кого-нибудь еще. Хочешь, покопаюсь в семейной жизни господина Лавуазье? Он сейчас модный человек, благодаря, кстати, Клери.

- Не нужно трогать Лавуазье, - тихо сказал Робеспьер.

- Кстати, почему? - удивился Эбер. - Можно пощипать его за бока. Он богатый, знаменитый, одиозная личность. Достаточно одного его имени, чтобы газеты расхватывались на "ура". Заманить именем Лавуазье, а дальше, под этим соусом, подать твою нудятину про театры.

- Можешь рискнуть, если мой совет для тебя ничего не значит, - Робеспьер отпил голоток воды. - Но запомни, что я не советую этого делать. И за возможные неприятные последствия я не ручаюсь.

- Ну ладно, лааааадно. Кого тогда вместо соуса? Честно, Неподкупный, ну не будет никто читать газету, в которой обсуждаются высокохудожественные качества "Республиканской вдовы". Ты сам-то можешь этот бред смотреть? ТО-то же!

- Не могу, - признал Робеспьер. - Хорошо, пиши что хочешь, но не говори, что я тебя не предупреждал, если захочешь сунуться к Лавуазье. Можешь спросить у Марата почему он больше не пишет, если заинтересуешься.

- Ну уж нет, с Маратом мне недосуг встерчаться сейчас, - занервничал Эбер. - Он, говорят, из-за своего мальчика очень расстраивался. И говорил обо мне недобрые вещи. Я выберу себе кандидата. Не беспокойся, составленный тобой список людей, которых нельзя трогать, лежит в надежном месте. Ну что на часы поглядываешь - к жене пора бежать? Завернуть вам чего-нибудь поесть? Ты, я знаю, питаешься водой и святым духом, думая о нуждах народа, но, может, хоть жену угостишь?

- Благодарю, Эбер, но неразумно носить с собой еду в такой жаркий день. Тем более, что я сейчас в Конвент. Комплименты жене за обед и через несколько дней увидимся у меня в кабинете, чтобы обсудить дальнейшие планы и последние новости.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Авг 13, 2009 1:30 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж. Кладбище Невинно убиенных

Сен-Жюст, Бьянка

Под ногами хрустнула сломанная ветка. Кладбище. Здесь, среди надгробий, Сен-Жюст ощущал себя лучше, чем где бы то ни было. Здесь жили призрачные голоса тех, кто покинул этот мир раньше, чем он. Они встретятся скоро, очень скоро. А пока он жив, тут можно расслабиться и провести время с тишиной и одиночеством. Остановившись у одной из могил, Сен-Жюст посмотрел вдаль, вглядываясь в женский силуэт. Крошечная фигурка вдали. Длинные светлые волосы в лунном свете. Сен-Жюст ускорил шаг. Неужели ему удастся увидеть призрака? Когда он приблизился, она обернулась. Клери.

- Ты? Здесь?

- Ты что, следил за мной? – Бьянка подняла на Сен-Жюста глаза. В них не было презрения, которое он привык читать в последние дни. Только боль.

- Я часто прихожу сюда. Не считай, что весь мир вертится вокруг тебя, - мрачно ответил Сен-Жюст. Он не мог оторвать взгляда от ее волос. Значит, эти существа способны менять свою внешность всего за двое суток! Жан Клери был коротко острижен. Элеонора Сольдерини была другой.

Бьянка отвернулась и замолчала.
- Мне страшно. Очень.

- Что случилось? – ошарашено проговорил Сен-Жюст и опустился рядом. Она сидела на земле, не заботясь о том, что ее одежда перепачкана в земле. – Неужели тебя так тронула выходка Эбера? Я был уверен, что тебя это не тронет.

- Думал, я расстроена из-за выходки Эбера? Боже мой, Антуан, ты же знаешь, что я могла бы при желании уничтожить его. А если и не знаешь, то догадываешься.

- Знаю. Послушай… Я хочу многое тебе объяснить. Ты говорила со мной в якобинском клубе при помощи мыслей….

- Не надо, Антуан. Я не злюсь на тебя. Не сейчас. Просто побудь здесь, и помоги мне прожить эту ночь. Через два дня я начну действовать.

- Что ты намерена делать? Продолжить играть против Робеспьера? – встревожился Сен-Жюст. Опасная, очень опасная тема. Но он не будет ей врать, скрывая свое отношение.

Бьянка грустно улыбнулась. – А тебя, вижу, это больше всего интересует? Успокойся, Антуан. Робеспьер ответил на мой ход и прекратил играть в журналистику. Я не нарушаю правил. И не люблю повторяться. Статей в «Революции» больше не будет.

- Что же тогда? Эбер?

- Да. Я расправлюсь с ним по твоим правилам. Как у вас принято поступать с теми, кто больше не нужен? Собирать доказательства измены? Я сделаю из него предателя и изменника. Роялиста, заговорщика или кого-нибудь еще – неважно. У меня много времени. Я завалю Робеспьера доказательствами, и ему придется отправить Эбера на гильотину – просто не останется другого выхода. А ты мне поможешь. Верно? – Бьянка пристально посмотрела ему в глаза.

- Помогу, - просто сказал Сен-Жюст. – Этот человек не нужен Революции, он умеет лишь кричать и тявкать по приказам Максимильяна. Но ты здесь не из-за него. Почему тебе страшно? Чего ты боишься? Ты самая сильная из всех, кого я знаю, и ты не делаешь ошибок. У тебя есть твоя личная вечность, и ты знаешь, чего хочешь. Разве этого недостаточно для счастья?

- Таким, как я, тоже бывает страшно. Ты знаешь, что значит считать минуты и часы, которые остались тебе для того, чтобы быть рядом с близким тебе существом? Я знаю, ты не понимаешь, что держит меня возле Марата, и, наверное, не поймешь. Сколько ему еще осталось? Несколько лет, не больше. Потом он уйдет, оставив мне холодное надробье и пожелтевшие листки газет. Я буду наблюдать, как в редакции, где я провела лучшие дни моей жизни, все приходит в упадок. Оттуда исчезнут вещи. Постепенно. На смену им придут люди. Новые, и новые люди. Они поселят в этот дом свои заботы и мысли. И однажды наступит день, когда просто не останется вживых тех, кто помнил Жан Поля Марата и его верного Клери. А я… Я буду наблюдать за этим из-за угла. Это будет другая эпоха, другая жизнь. Я все это увижу своими глазами. – Бьянка ударила рукой по земле. – Антуан, я ничего не могу изменить! Совсем ничего! Я, хладнокровная убийца, способная прочесть мысли любого человека, способная играть со смертью и смеяться ей в лицо, не могу ничего для него сделать!

- Можешь, - тихо произнес Сен-Жюст. – Ты можешь сделать его легендой. Можешь сделать так, чтобы весь Париж стоял на коленях, поливая слезами землю, по которой он ходил. Те, кто сейчас отворачивается от него, будут называть его своим Богом и лучшим героем революции, коря себя за то, что были к нему несправедливы.

- О чем ты говоришь, Антуан? – прошептала Бьянка.

- Ты знаешь, о чем. – Сен-Жюст поднял на нее потемневший взгляд. – Марат должен уйти первым. Навсегда. Иначе он будет раздавлен.

- За что? Антуан, объясни мне, я не могу этого понять! Вы делаете одно дело! Для Марата нет ничего важнее революции, и ты об этом знаешь!

- Он подписал себе смертный приговор в тот день, когда народ вынес его на руках из зала суда, - глухо произнес Сен-Жюст. – Не бывает двух лидеров. Робеспьер не потерпит рядом с собой человека, который популярнее его самого. Вижу в твоих глазах вопрос. Почему я так спокойно говорю об этом и помогаю уничтожать Марата? Он популярен, но недальновиден. Он старый и больной человек. Через несколько лет он потеряет свою силу и превратится в полоумную развалину. Я знаю, что говорят врачи – его болезнь прогрессирует. Поэтому я поддержу Максимильяна и помогу ему сместить Марата с его позиций, пока тот еще не что-то способен. Иначе будет поздно. Революции не нужны слабые и беспомощные лидеры – народ просто не должен этого видеть. Забавно – я говорю тебе все это, и одновременно мечтаю вернуть твое расположение. Но какой смысл тебя обманывать. Я сказал, что думаю. И дал тебе совет. Тебе решать.

- Господи, ваш мир чудовищнее нашего… - Бьянка закрыла лицо руками. Сердце бешено колотилось, а в голове звучал голос Сен-Жюста: «Марат должен уйти первым». – Мы можем остановиться. Вы – нет. Зачем ты мне это говоришь?

- Потому что я не хочу, чтобы тебе было плохо. Ты ведь не можешь жить ожиданиями. Пожалуйста, постарайся меня понять. И не считай хуже, чем я есть. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого. Хочешь, просижу с тобой тут до утра? Не буду задавать вопросов, не буду пытаться что-то объяснять?

Бьянка кивнула. Оставшиеся часы они просидели молча.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Авг 13, 2009 1:51 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Лавуазье, Маэл.

- Вы читать не умеете, гражданин, на кой черт вам мое свидетельство о благонадежности?! - рявкнул Маэл на нетрезвого санкюлота, который решил то ли оштрафовать его, то ли арестовать. Оно и понятно: так или раздобудет денег на стакан вина или послужит отечеству арестовав "подозрительного". Вечер складывался не очень удачно с самого начала.

Сначала он потратил слишком много времени на охоту, только потом обнаружил послание от Робеспьера, которое пришлось проигнорировать, так как назначенное время давно истекло, потом пришлось прогнать от дома излишне патриотичных граждан, которые сами не могли определиться с требованиями... Теперь еще и эти.

Спровадив стражей порядка в противоположном направлении, он пошел по набережной к Арсеналу. Засесть у Лавуазье в лаборатории с каким-нибудь легким чтивом - вот неплохая возможность сгладить неприятные впечатления. А заодно, если получится, поговорить с ученым о Конвенте. Жаль только, что все разговоры в последнее время не имеют отношения не только к ненавистной политике, но и к любимой науке тоже.

- Проходи, Маэл, рад, что ты зашел, - Лавуазье был оживлен. На столе лежала целая стопка бумаг, некоторые листки совсм пожелтели. - Я собрал множество интересных рукописей об исследованиях ученых прошлых веков. Большинство высказываний, конечно, выглядял сомнительными, но в некоторых есть и интересные мысли. Возможно, ты был знаком с кем-то из них лично? Мне было бы очнеь интересно узнать о том, какими они были, эти люди. Понимаешь, ведь нет ничего лучше, чем свидетельства очевидцев, - торжественно закончил ученый.

- О боги, Антуан, неужели ты всерьез решил этим заниматься? - Маэл покосился на стол и решил обойти его стороной, направляясь к книжному шкафу. Впрочем, надежда на легкое чтение уже испарилась - кипа на столе выглядела внушительно. - Мне казалось, что история - это не по твоей части, ты вроде никогда этим не интересовался...

- Маэл, но это же совершенно другое! Ты обладаешь бесценными знаниями, ты можешь развеять множество мифов и подтвердить факты, превратившиеся в легенды! - Лавуазье зашагал по комнате. - Сколько гениальных имен дошло до наших дней. А скольких мы не знаем?

- Ты ошибаешься, если думаешь, что я знал многих известных людей. Да и наука начала развиваться сравнительно недавно, та же химия, к примеру. Или физика. Потом, не уверен, что у меня хватит знаний, чтобы толково изложить все это. Я практически не разбираюсь в химии.

- Ничего, я смею надеяться, что разбираюсь, - Лавуазье широким жестом указал на заваленный бумагами стол.

Маэл бросил полный тоски взгляд на любимое кресло и одиноко стоявшую на полке рядом с калориметром «Энциклопедию». Но спорить было бесполезно, он поймал себя на мысли, что сейчас сказал бы немало теплых слов в адрес Лайтнера.

- Сейчас посмотрим… - Маэл бегло прочел несколько страниц. - О Бойле я практически ничего не знаю. Да и здесь все изложено, после него осталось много разработок…

- Маэл, пожалуйста, не отлынивай.

- Я читаю.

Некоторое время Маэл действительно читал. К счастью, все материалы были скрупулезно рассортированы, это не заняло много времени.

- Хорошо, - вампир откинулся на спинку стула. – Все материалы в основном по химии, которая, как я уже говорил только сравнительно недавно начала свое становление как наука. Здесь мы можем условно разделить все данные на два периода: после Бойля и до него. После Бойля все выдающиеся открытия известны, описаны и датированы, не думаю, что имеет смысл дополнять эти факты теориями.

- А Ньютон? – спросил Лавуазье.

- Ньютон? Все знают, что он был талантливейшим математиком, физиком и астрономом, но ничего нельзя сказать о его занятиях химией, так как он не публиковал свои исследования. Думаю, что поводом послужила знаменитая полемика между ним, Гуком и Лейбницем.

- Но он все же публиковал результаты исследований, хотя и не желал признать заслуги Гука.

- Скорее всего, он подозревал Гука в краже его собственных ранних исследований, - улыбнулся Маэл. Ситуация была знакомой: сам Лавуазье до сих пор сердился на Моннэ, который в свое время действительно присвоил его наработки для минералогического атласа Франции. К сожалению, имя Лавуазье тогда еще не было известно и доказать что-либо было сложно. Точнее, невозможно. – Но, так или иначе, некоторые результаты Ньютон просто не публиковал, предпочитая искать истину в гордом одиночестве. Известно только, что он действительно уделял много времени химии, вот и все. Или, вернее, алхимии.

Маэл отложил в сторону несколько листов.

- Теперь речь пойдет о тех, кто был еще раньше. Агрикола и Галилей тоже хорошо известны, так что отнесем и к ним вышесказанное. А вот Василий Валентин, личность, без сомнения любопытная. Этим именем в свое время любили называться все кому не лень, здесь ему повезло так же, как и Джабиру ибн Хайяму, у него тоже было довольно много подражателей. Чем он известен ты и сам знаешь…

- Именно он получил соляную кислоту, описал действие серной и азотной кислот, соединения цинка и свинца и олова и также царскую водку.

- Что наводит нас на мысль о том, что он недалеко ушел от поиска философского камня. Кое-каких результатов он все же добился: пытаясь создать панацею от всех болезней, Валентин провел ряд экспериментов над своими монахами, почтевая их… кажется, это было связано с воздействием какой-то кислоты на сурьму…

- Оксид сурьмы! – ахнул Лавуазье. – Но это же яд!

- Да, они умирали в страшных мучениях, - подтвердил Маэл. - Говорят, что отсюда и пошло второе название сурьмы…

- «Антимониум» – подсказал Лавуазье. – «Антимонашеский». Но это же варварство!

- Он же не знал, что это варварство, - пожал плечами Маэл. – Он жил немногим раньше Парацельса, но все равно в то время бытовало мнение, что в состав организма входят три основных элемента – ртуть, сера и соль. Добавь сюда другое мнение о том, что подобное следует лечить подобным и ты получишь весьма симпатичный список существовавших в то время лекарств. Парацельс как раз этим и занимался.

- Занимался… - Лавуазье записал на листке несколько формул. – Занимался отравлениями.

- Ну что ты от него хочешь? Зато он действительно помог остановить вспышку чумы. Хотя ты прав, поиски лекарств у него действительно шли рука об руку с отравлениями. Допустим, каломель до недавнего времени применялась как антисептик, но Парацельс умудрялся с той же целью использовать и смесь ртути с серной кислотой.

- Сулема, - пробормотал Лавуазье. – Кошмар какой… Ты еще упоминал об ибн Хайяме. Скажи, все свои рецепты он тоже пробовал на других?

- Нет, - рассмеялся Маэл. – Ибн Хайям - замечательная личность, по количеству легенд может тягаться с графом Сен-Жерменом. Да, он оставлял довольно странные рецепты разных эликсиров с фантастическими составляющими. Находились умники, которые действительно пытались по этим рецептам что-то создавать. Никому не приходило в голову, что у человека было замечательное чувство юмора – этими рецептами он всего лишь подчеркивал невозможность создания того или иного средства.

Лавуазье собирался задать еще несколько вопросов, когда подумал, что перегибает палку. Нельзя изводить Маэла в таких количествах, и пора бы усмирить свое любопытство.

- Маэл, огромное тебе спасибо. На сегодня достаточно. Поговорим о чем-нибудь другом? Хочешь, покажу тебе доклад об Академии, который собираюсь прочесть в Конвенте?

- Ты читаешь мои мысли, в последнее время я только то и делаю, что думаю о твоем докладе в Конвент, - Маэл слегка улыбнулся, но тут же посерьезнел: - Дантон считает, что не следует этого делать. По крайней мере сейчас. И почему-то я склонен ему верить.

- А причем тут Дантон? - удивился Лавуазье. - Он что, обсуждал с тобой мой доклад?

- Не совсем. Он знает, что ты егог готовишь. И решил предупредить.

Лавуазье нахмурился.

- Странная забота. Это связано... Ты снова играешь в политические игры?

- Он пришел сам, - покачал головой Маэл. - Я тоже сначала подумал, что он не просто так об этом говорит, но потом убедился в обратном.

- Маэл... Это невозможно. Я должен прочитать этот доклад. Ты не понимаешь, что поставлено на карту!

- Понимаю. Понимаю и то... - Маэл запнулся. "...что ничего у тебя не выйдет", эти слова едва не соврались с языка. - ...что выступив с этим докладом ты можешь окончательно погубить все. Фуркруа не оставит тебя в покое. А Гитон Морво его поддержит.

- Я даже слышать больше не хочу о Фуркруа! - разозлился Лавуазье. - Да. знаю, они не на моей стороне. Но это не имеет значения. Когда я собирался уйти из Академии, люди меня не отпустили. Они мне доверяют. Я сделаю то, что собираюсь сделать. А теперь давай лучше поговорим о новых химических опытах.

- Хорошо, - кивнул Маэл. Вот так. Попытка поговорить с треском провалилась. А ведь Фуркруа, заручившись поддержкой Морво ничего не стоит закрыть Академию, но сейчас черт с ней, вместе с Академией могли убрать и докладчика. - Теперь ты рассказывай, мне остается только слушать.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Авг 13, 2009 2:00 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж

Сен-Жюст, Эжени

…«Завтра в полночь у Собора Нотр-Дамм Вас будет ждать некая особа. Вы выполните ее просьбу и поможете ей быть представленной и принятой человеком, которого она назовет, а также приложите усилия, чтобы ей был оказан самый доброжелательный прием».

Странная просьба странного иностранца по имени Сантьяго. Удивительно, что он до сих пор бродит по Парижу, позволяя себе предаваться играм и развлечениям. И удивительно, что он, Сен-Жюст до сих пор не поставил вопрос об аресте этого человека, как подозрительного. Хотя, вряд ли это можно было назвать удивительным. Этот человек далек от политики, в этом городе его держит что-то другое. Что именно? Не имеет значения. Сен-Жюст усмехнулся про себя – оказывается, он может быть пристрастным не только по отношению к Клери. Подходя к Собору, он размышлял о том, что за особа выбрала такой странный способ передать ему свою просьбу. Неужели снова просительница о помиловании? Сен-Жюст отбросил эту мысль. Это было бы слишком банально. Увидев застывший силуэт, он остановился и вгляделся в нее. Смертельная бледность и глубокие, мерцающие глаза. Это была та самая женщина, которая пыталась достучаться до его души, поднявшись на самый верхний ярус Собора.

- Добрый вечер, мадмуазель. Не думал, что увижу вас еще раз. Значит, это вашу просьбу я должен выполнить? Я заинтригован. Говорите.

- Увы, увидели. А просьбу уже передали, не так ли?, - Эжени решила держаться отстраненно. Пусть ничто только не напомнит… ту ночь. И те обстоятельства. Он пугал ее. И вместе с тем зачаровывал. Да. Они оба стоят на пороге вечности. Но сейчас это ничто не меняет.

- Нет. Только сам факт, что я должен ее выполнить.

- Значит, мою просьбу не передали?, - Эжени чуть повысила голос, - Хорошо. Вы представите меня объявленной особе и поможете мне получить благожелательный прием.
«Как будто не было ничего. Его взгляд – простой удар кинжала. Мой - просто скрывает всякое выражение».

- Надеюсь, эта особа – не Максимильян Робеспьер? – улыбнулся Сен-Жюст. – Что касается остальных, я полностью в вашем распоряжении.

- А если он – струсите? Или боитесь – испорчу Вам карьеру?

- По городу бродят слухи о моем отношении к карьере? – удивился Сен-Жюст. – Сантьяго тоже говорил об этом. Кстати, кто он? Как вы с ним связаны?

- Человек. Похожий на вас. Думаю, что похожий на вас. Слухов я не слышу. Мелко, - Эжени напряглась. Видимо, тот смертный не так помог… Но ничего.

- Как вы ловко с нами разобрались… Со мной и с этим иностранцем, Сантьяго. Ах да, вы умеете манипулировать людьми, - отстраненно произнес Сен-Жюст. – Итак? Ваша просьба?

- Молчите! Не говорите со мной так, снова,- Эжени разозлилась, - Я выполнила Ваши условия. И лучше бы я присоединилась к тем, кого люди называют мертвыми. А Вы – такой живой… все еще.

- Все дальше и дальше… Некоторые способны разбудить во мне жизнь. Но мы пришли говорить не об этом, верно? Не обижайтесь за мой тон. Я постараюсь вести себя иначе. Несмотря на то, что по Парижу упорно ползут слухи о том, что мой друг Демулен изменяет своей жене с актрисой. Это не о вас? – Сен-Жюст старался говорить как можно мягче, вспомнив о том, чем закончился их предыдущий разговор. – Можете не отвечать. Я не люблю Люсиль. А против вас ничего не имею.

- Ах так? Вы снова меня оскорбляете… И не оставляете мне выбора. Хорошо. Сделаем вот что. Я.. меняю свою просьбу, просто потому что не хочу, чтобы меня к Робеспьеру провел человек, считающий меня низменным существом. И вместе просьбы Вы получите подарок. А взамен на это… не думайте обо мне так. Прошу вас, ведь в Вас человек будет говорить тем сильнее, чем чудовищнее будут Ваши поступки для окружающих!, - Эжени отступила на шаг.

- Так я угадал? Вы хотели, чтобы я познакомил вас с Робеспьером? – завелся Сен-Жюст. – Зачем? Чтобы влезть в его мысли и повернуть ход истории? Ответьте, прошу вас, мне действительно интересно, что вам может быть от него нужно. Что касается предположения об оскорблении… Честно говоря, не думал, что вы воспримете это именно так. Я не собирался вас оскорблять, я просто передал вам то, о чем говорят в народе. И, кстати, мне казалось, что вам это должно понравиться. Или Камиль интересен вам только, как собеседник?

- А если только как единственный, кто слушает меня? Ложь во спасение никого не подводила, – А Робеспьер… Да, мне нужен он. Просто для того чтобы снять груз с собственных плеч. Только этот человек может принести мне покой. Послушайте, пожалуйста, послушайте. Вы же…другой. За вашей позой, за вашим лицом, за вашими совершенными жестами скрыт человек. Если человек не захочет… я откажусь от своей просьбы и не стану излагать ее суть.

- Черт возьми, перестаньте говорить со мной о человеке! - Сен-Жюст смягчился и добавил. – Пожалуйста. Я должен знать, что именно вы хотите от Робеспьера. Это не игра. Честное слово, не игра. Я обещал Сантьяго, что выполню вашу просьбу. Но не обещал, что сделаю это, не задав ни единого вопроса. Эжени, это наша жизнь. Наша. Это наша страна и наша Революция. Робеспьер – единственный человек, который способен тащить этот груз на своих плечах. И я не вправе рисковать им.
- Я хочу лишь помочь Робеспьеру возвеличиться, - Эжени опустила голову, - Но я отдам свою просьбу за возможность разглядывать в Ваших глазах человека. Помните – Вы сохранили минуту у вечности?

Сен-Жюст отвернулся. – Мне это не нужно. Сейчас не нужно. Не обижайтесь. Я должен сам себя понять. К таким, как вы, у меня особое отношение, в котором я не могу разобраться. Видите, я говорю предельно искренне. Не требуйте от меня большего.

- Боже мой, я ничего от Вас не требую. Сен-Жюст, вот что. Я признаюсь вам, что просила знакомить меня с Робеспьером ради моей личной цели. Но… я готова отказаться от нее. Ради того, чтобы одну минуту – или две- Вы побыли снова просто собой.

- Это не сложно. Пойдемте. – Сен-Жюст взял ее под руку. – Я покажу вам свой мир. Часть мира. Вижу, вас он почему-то интересует. Хотя, поверьте, лучше в него не заглядывать.

- Человек на дне ваших глаз важнее, чем знакомство с Робеспьером. И интереснее. Но прежде чем пойдем – платите цену! Я хоть бывшая, но актриса – помните?,
Все рухнуло. Он не поможет ей, просто потому что она повела себя по-глупому.

- Но я не актер, и не умею улыбаться по заказу. Вы идете со мной?

- Если Вы не хотите мне улыбнуться – то только к Робеспьеру!, - Эжени грустно глянула на Сен-Жюста.

- Рядом с вами я ощущаю себя стариком, - Сен-Жюст рассмеялся. – К Робеспьеру? Прямо сейчас, ночью?

- Значит, Вы не хотите просто улыбнуться? Снова?

- Нет. Вижу, мой внутренний мир вам не так интересен. В таком случае, вернемся к тому, с чего начинали. Что вы хотите от Робеспьера?

- Покажите лучше мне свой мир. Ничего ни от кого я не хочу. Это и будет моей просьбой, - Эжени вздохнула, - Но я буду Вас смешить.

- Договорились. Только дайте мне время до завтра. Мне нужно подготовиться. – Сен-Жюст дотронулся до ее ледяной руки. Неживая. И настоящая. Им можно то, чего нельзя остальным. – Я не обману. Обещаю.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Авг 13, 2009 2:09 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793.
Париж.
Эжени, Робеспьер.
Робеспьер открыл окно, вечер был очень жарким. Казалось, что после захода солнца станет хотя бы легче дышать, но так не случилось. Жара изматывала, плохое самочувствие по мере возрастания дневной загрузки становилось еще хуже, сейчас больше всего хотелось лечь. Но он не мог себе этого позволить. Еще и эта записка, полученная сегодня утром: "Гражданин Робеспьер! Умоляю уделить Вас пять минут Вашего бесценного времени нынче вечером, дабы иметь возможность лично засвидетельствовать почтение и предложить на Ваш справедливый суд произведение, которое автор создал, движимый мечтой служить победе Революции и Добродетели".
Кому это нужно, просить о личной встрече? Тем более, что произведениями, а тем более авторами больше занимается Давид. Он сел в кресло и принялся обмахиваться листом бумаги. Таинственный проситель не указал время визита. Хорошо, если он не задержится.

Эжени застыла на пороге дома Робеспьера. Дверь открыла угловатая, но не лишенная холодного шарма женщина.
- Я просила о встрече с гражданином Робеспьером и хотела бы узнать, удовлетворят ли мою скромную просьбу, - спокойно произнесла она.
Женщина смерила ее подозрительным взглядом, вышла и через минуту вернулась.
- Проходите. – холодно произнесла она.
Эжени последовала за ней вглубь дома.
Вчерашний разговор с Сен-Жюстом не выходил из головы. Неужели все и правда настолько сложнее, чем кажется? И она на самом деле – действительно манипулятор, воздействующий на смертных при помощи их же собственных эмоций, как некоторые – через разум? Почему-то от этой мысли стало…легче. «Да, месье Сен-Жюст, Вы правы. Мы можем сколько угодно мнить себя положительными, на деле не являясь таковыми. И это – только к лучшему. А я перед Вами виновата. Вспылила… на то, что попросту не хотела слышать. И именно Вы поможете мне теперь разобраться с возникшими обстоятельствами. Надеюсь, Камиль Демулен не узнает, что я снова подвожу его, и что он остается неправым, полагая меня лучше, чем я есть на самом деле. Это не тот груз, который ему стоит нести. Как и тот, который я с радостью попыталась в очередной раз переложить на чужие плечи. Ведь не вспыли я вчера – Сен-Жюст помог бы мне оказаться у Робеспьера и быть принятой не наугад с подозрением, а доброжелательно. Впрочем, как он там говорит - обстоятельства… Никаких стратегий, никаких планов. Пусть останутся только обстоятельства. В которых я просто буду стараться оставаться сама собой.»
Эжени поднялась по узкой лесенке и оказалась в аскетично обставленной комнате.

- Гражданин Робеспьер, - она склонила голову, - Благодарю Вас за то, что изволили принять меня. Вы – человек, который действительно помог мне изменить свою жизнь и встать на путь, указанный Вами. Первая цель моего визита – просто поблагодарить Вас за это.
Робеспьер удивленно смотрел на стоящую перед ним молодую женщину. Признаться честно, он ожидал увидеть одного из многочисленных провинциальных авторов, наводнивших Париж в надежде попытать счастья. Но, с другой стороны, кто сказал, что автором не может быть женщина? - Добрый вечер. Прошу вас, присаживайтесь, - он указал на стул напротив. - Я, в свою очередь благодарю вас за теплые слова, но хотел бы узнать подробнее, в чем заключается ваша просьба. В письме вы говорили о произведении, мнение о котором хотите услышать.

- Гражданин Робеспьер, я пришла именно к Вам, хотя и вопросами общественной жизни занимаетесь не только Вы, потому что верю, что именно Вы способны направить меня и вынести суждение по скромному произведению, которое я осмелюсь представить Вашему вниманию. Возможно, мои творческие порывы и смешны, но в такое время, как наше мне кажется, что долг верного патриота – не оставаться в стороне, а стараться послужить Отечеству в меру скромных сил. Если же в силу неопытности и возраста я увлеклась не теми идеями – прошу Вас, направьте мою мысль в нужную сторону. О большем я и не мечтаю, - Эжени подумала, что вся эта комната, этот разговор – просто сон, часть дневного сна с неведомым финалом. Хотелось открыть глаза и увидеть Собор. Но такой поддержки искать не приходилось. Эжени робко присела на краешек стула и застыла перед взглядом из-под очков.

- Но ваше произведение... Оно уже готово или вы хотите обсудить общие вопросы? Тогда изложите ваши идеи, будьте добры.

Эжени протянула Робеспьеру листки бумаги:

- Мне кажется. Что называть пьесу готовой, не зная Вашего суждения, было бы минимум самонадеянно. Это – балет, месье… в Париже балеты набирают популярность.

Робеспьер взял пьесу.
Пьеса
«Революция»
Персонажи:
Революция
Ее враги:
Многоголовая гидра в париках
Черный человек
Иностранец
Аристократ
Сомневающийся гражданин

Ее друзья:
Добродетель
Народ.
Суть пьесы:
Это – балет.
Народ стоит на коленях, под ударами хлыста Аристократа.
Раздается крик «К оружию». Входит Революция . Прогоняет аристократов.
Далее – серия парных сцен.
Революции угрожают враги – по очереди: гидра в париках, иностранец. Снова аристократ.
Революция при помощи народа побеждает их всех по очереди.
Появляется сомневающийся гражданин.
Революция застывает на месте.
Появляется Добродетель и прогоняет сомневающегося гражданина.
Черный человек пытается атаковать Добродетель, но Революция при помощи народа прогоняет его.
Танец Революции и Добродетели.

- Очень неплохо, - Робеспьер отложил листы в сторону. - Но боюсь, что балет не будет понятен для большинства представителей народных масс. Вы не хотите попытаться совместить балет и, собственно, пьесу? Впрочем, об этом лучше поговорить с Давидом, он поможет вам тщательнее проработать слабые места и расставить акценты. - Он придвинул к себе чистый лист и написал несколько сточек. Потом запечатал письмо. - С этой бумагой можете пойти к нему, когда вам будет удобно. Простите, как ваше имя? И как называется ваш театр?

- Благодарю Вас, гражданин Робеспьер, - Эжени поднялась, - Прошу Вас, в случае успеха присутствовать на премьере. ведь именно Вы стали ее соавтором для меня. О. прошу Вас, не примите мою правду за лесть. Вы - единственный, кто готов наполнить слово "Добродетель" новым звучанием и кто готов во имя Добродетели жертвовать столь многим только ради идеи служения отчизне и сознания этого служения.

- Вы не ответили на мой вопрос, гражданка, - напомнил Робеспьер.

- Прошу прощения, гражданин, - Эжени опустила голову, - Театр вампиров. Но если он не примет в разработку политическую пьесу, я найду другой.

- Театр Вампиров? Тот самый, где намеревались ставить пьесу, главной героиней которой являлась вдова Капет? - Робеспьер немного помолчал. - Ваш балет действительно хорош, гражданка, но он не будет поставлен в Театре Вампиров. Давид поможет вам найти другой. Театр Вампиров в скором времени будет закрыт.

- Гражданин Робеспьер, последний вопрос. Позволите ли Вы, в случае успеха, вновь обращаться к Вам с просьбой вынести вердикт по поводу новых вещей или же спорных моментов в этой? Ваше мнение – это камертон, по которому звучит Франция. Я с радостью поставлю пьесу в любом театре, который укажет Давид, - Эжени подняла глаза впервые за время разговора и по старой привычке втянула голову в плечи.

- Если вам не сможет помочь Давид, - развел руками Робеспьер. - Но он хорошо разбирается в подобных вопросах, вы можете доверять ему.

- Всего доброго, гражданка, - Робеспьер поднялся. - Думаю, что ваш балет будет иметь успех.

- Благодарю Вас, гражданин, - Эжени поняла. Что время аудиенции истекло, - не смею больше задерживать Вас на пути к заслуженному отдыху.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Авг 14, 2009 6:28 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года.

Париж.

Сантьяго Люциани, Элени.

Сантьяго сжимал в руке записку Сен-Жюста весь остаток ночи и полдня, пока пытался отоспаться перед началом новой игры. Партия доставила ему удовольствие, искреннее.

«Иногда мне кажется, что мы могли бы поменяться судьбами…и не сопротивлялись бы».
Кстати, о судьбе.
Полдвенадцатого.

Если та, вторая актриса не обманула – то он-то со своей судьбой встретится скорее, чем Сен-Жюст сложит буйную голову(что-то подсказывало Сантьяго, что такой исход вполне реален).
Элени Дюваль.
Дама пик в сумбурной колоде карт.
Сантьяго оделся по привычке вполне безупречно, но скромно и направился в сторону Собора.
Интересно, он что-то вспомнит, увидев ее?
Он помнил только, что она была красивая.

"Мне надо с тобой поговорить. У Нотр-Дамм в полночь. Эжени"
Записка у дверей. Элени скомкала ее и бросила в огонь. Эту привычку она подсмотрела у Армана, и теперь машинально часто делала также. Итак, Эжени. Подругу по бессмертию Элени не видела почти месяц. С тех пор, как та ушла из Собрания, не попрощавшись, ее имя перестало звучать в стенах Театра. Вампиры предпочитали просто не говорить о ней, словно ее не было. Новая актриса – Селеста, прощальный подарок Эжени, оказалась вполне неплохим приобретением. Она была послушна и исполнительна. А главное, что на сцене держалась куда более увереннее своей предшественницы. Так что же все-таки собирается сказать ей Эжени? От любопытства Элени ускорила шаг. Вот и Собор. Только бывшая подруга почему-то опаздывает…

Сантьяго сразу узнал ее – ведь каждое свое посещение Театра Вампиров еще в период увлечения им он помнил досконально. Да, красивая. Ледяная королева. Интересно, может он был в нее влюблен в воспоминаниях, которых у него больше нет? Бр, нет, если такая ошибка и была допущена – больше ни за что на свете. Слишком неземная, слишком холодная. Но – судьба, что тут поделать.

- Мадемуазель Дюваль, я думаю, что Вы ждете здесь именно меня, - Сантьяго беспечно поклонился.

- Вы ошиблись. - прохладно ответила Элени. - Во-первых, я вас не знаю. А во-вторых, я жду совершенно другого человека. - Она отвернулась, в глазах сверкнула молния. Сантьяго. Единственный смертный, которому удалось вывести ее из равновесия. Но она заставила его все забыть! Почему он здесь?

- Прошу прощения за навязчивость, мадемуазель, но это я настоял на встрече с Вами через Вашу подругу. Она, насколько мне известно, приходить не собирается. Что касается факта нашего знакомства – мне кажется, что его должен не помнить скорее я, верно?, - Сантьяго усмехнулся.

- Верно, - повернулась к нему Элени. Он помнит. Скрываться дальше не имеет смысла. - Как и то, что вам придется снова все забыть. Прямо сейчас. - Она сделала к нему шаг и застыла, испепеляя взглядом.

- Хорошо, только последний вопрос. На который раз Вам надоест чистить мою память? Давайте просто сразу договоримся, чтобы уж знать, к чему готовиться, - горестно вздохнул Сантьяго, - А Вы скучнее, чем я не помню, мадемуазель.

- Я скучнее, а вы навязчивее, - Элени прищурилась. - Что вам от меня нужно?
- Ох, - Сантьяго хлопнул себя по лбу, - Ведь еще чуть-чуть и забыл бы, - Это – Вам, - он протянул Элени конверт с письмом Сен-Жюста.
Элени прочитала записку и подняла брови. - Это он прислал вас?

- Гм, сложная история, поверьте. Скажем так, я захватил письмо по пути, - Сантьяго простодушно улыбнулся.

- Передайте этому человеку, что я приняла письмо. - ледяным голосом сказала Элени. Как прав был Арман, когда сказал ей прекратить месть! Теперь она наглядно видела, насколько далеки они, вампиры, от смертных проблем. Сен-Жюст был последним, кто связывал ее с миром смертных - она и правда мечтала ему отомстить. Но теперь это имя ее больше не трогает. - Если это все, что вы хотели мне сказать, то прошу вас уйти. Не стоит преследовать меня. Мы с вами находимся по разные стороны этого мира.
Сантьяго начал злиться. На самом деле он понимал, что уйди она – ситуация сильно выправится, а его собственное будущее покажется ему куда более оптимистичным. Но это будет означать, что интуиция обманула его. А такого он сам себе не простит.

- Хорошо, только вместе с воспоминаниями я забыл у Вас одну свою вещь и хочу ее вернуть. Отдайте серебряный кубик, который я забыл в Театре – и идите куда хотите, новых спектаклей Ваша труппа все рано не ставит, а старый я уже наизусть знаю.

- Этот? - Элени разжала пальцы. - Не отдам. Я привыкла носить его с собой. - Она говорила это с тем же холодным выражением лица, понимая, как глупо звучат ее слова. Но ничего не собиралась менять. В ту ночь, когда она познакомилась с Сантьяго и совершила свой промах, она подобрала кубик на полу и решила оставить его себе. Как напоминание о том, что никогда не стоит терять голову.

- Хорошо, я его с удовольствием Вам дарю, мадемуазель, - Сантьяго шутливо поклонился, - И умоляю принять мой дар. Вы же сделаете это, правда? О, прошу Вас, только не отказывайте!, -Он понимал, что начал играть с огнем, но как там – есть ведь только случай, судьба и сила обстоятельств, - А смерть – дело наживное, верно?

- Вам так хочется найти ее как можно скорее? - заинтересовалась Элени. - Благодарю вас за подарок. Я и не знала, что это ваша вещь. Нашла ее на полу в Театре

- Просто только близость смерти помогает нам чувствовать себя живыми. Я ищу не результат, а процесс игры с ней. Кстати, об игре. Не оставите ли и Вы мне также на память что-то?, - Он дружески подмигнул ей, - А то у меня не будет даже воспоминания. Нет-нет, я не принижаю Вашу память, но помнить все за обоих – это, простите, перебор.

- Играете с огнем, месье? - Элени неожиданно улыбнулась.

- И с огнем тоже, - в тон ей ответил Сантьяго, - Хотя предпочитаю карты. Желательно, с лишним тузом. Очень ободряющий эффект дает, знаете ли.

- Сто лет назад таким, как вы, отрезали пальцы, - задумчиво произнесла Элени.

- О, не волнуйтесь, сейчас придумали много новых интересных пыток и наказаний. Поэтому сейчас играть еще интереснее, чем сто лет назад!, - А таких как Вы, мадемуазель, вообще сжигали на кострах, но я ведь тактично и скромно об этом умолчал, а если не назвал Вас ангелом красоты и парижской феей – простите, за увлекательной беседой окончательно позабыл правила приличия - Сантьяго вежливо щелкнул каблуками.

Элени закусила губу. Какая ужасная ситуация - она уже десять минут стоит рядом с этим человеком, который смеет сыпать комплиментами и беседовать с ней, прекрасно понимая, кто она такая. В этом было что-то ненормальное. - Я не ангел красоты, и уж точно не фея, - Элени вернула себе прежний отстраненный вид. Если вам нечего мне сказать, прощайте.

- Да Вы что – подумали, я Вам комплименты говорю что ли, - удивился Сантьяго и расхохотался. Потом достал сигару и закурил, - Благодарю Вас, Вы доставили мне массу положительных эмоций сегодня, прощайте-прощайте. Захотите еще посмешить – вот мой парижский адрес. Не забудьте разорвать бумажку в клочья, не читая и бросить обрывки в лужу!

Элени смотрела, как он уходил, не скрывая досады. Хотя какая разница? Этот смертный, который слишком много знает, им не опасен. Если он попробует рассказать что-то о театре, ему никто не поверит. А если продолжит приходить... Удивительно, но она так и не смогла понять, чего он хочет. Размышляя, Элени решила прогуляться. Во-первых, нужно поохотиться. А во-вторых... Подумать. Что-то пошло не так.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Пт Авг 14, 2009 11:53 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Авг 14, 2009 7:07 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж. Заседание Конвента.

Марат, Робеспьер, Сен-Жюст, Демулен, Дантон, Эбер и многие другие


Марат оглянулся по сторонам, выискивая среди присутствующих лица друзей и, разумеется, потенциальных врагов. Ведь сегодня он собирался произнести речь, напрямую касающуюся новой конституции! Это они просто не могут оставить без внимания, вопрос актуален, как никогда. Итак, кто у нас имеется в наличии? Дантон. Мрачен и угрюм. Перебирает какие-то листы. Тоже готовится выступить? Хммм… В последнее время он больше молчит. Надо будет тем более послушать, что он скажет. Камиль Демулен.. Выглядит уставшим, обсуждает что-то с Эро. Робеспьер. Перечитывает свои бумаги и, похоже, не видит и не слышит ничего вокруг. Сен-Жюст. Марат усмехнулся.

Этот при деле: наблюдает за всеми вместе и за каждым по отдельности, не иначе как собирает материал для последующих доносов. Кутон. Разговаривает с Колло. Вот это действительно интересно, не так давно дЭрбуа был назначен президентом Конвента. Марат попытался подойти поближе, но когда он был почти у цели Колло отошел, попытка послушать, о чем они говорят, успехом не увенчалась.
Но вот президент занял свое место и все пошло своим чередом. Речи, доклады… Марат решил, что будет выступать после Гитона Морво. Как раз очень удачно: успеет до Дантона и до Робеспьера.
Когда Морво закончил короткую речь, в которой говорил о том, что необходимо полностью устранить предложенный жирондистами проект, так как он составлен на почве народовластия.

Как нельзя более удачно! Марат тут же попросил слова и, не дожидаясь ответа Эрбуа, пошел к трибуне.

- Друзья! Мы говорим о Конституции, и я скажу то, что говорил еще несколько лет назад: получив от природы одинаковые права, люди должны сохранить и в общественном состоянии равенство прав! Гражданские права каждого отдельного лица являются, в сущности, лишь естественными правами, уравновешиваемыми правами других лиц и ограниченными в том, в чем они могли бы их нарушать. Ограниченные таким образом, они перестают быть опасными для общества и должны быть дороги всем его членам, покой которых они обеспечивают

Гражданские права включают личную безопасность, из которой проистекает чувство спокойствия, в виду невозможности какого-либо угнетения, личную свободу, обеспечивающую правильное пользование физическими и умственными способностями, права собственности, которое включает мирное пользование тем, чем обладаешь. При разумном устройстве общества члены государства должны ввиду тех самых прав, которые они имеют от природы, пользоваться приблизительно одинаковыми преимуществами. Но не должно быть иного неравенства богатств, которое проистекает из неравенства природных способностей, из лучшего употребления времени или стечения каких-либо благоприятных обстоятельств! Закон должен предотвратить слишком большое их неравенство, определяя границы, за которые они не должны переходить…

***

«Прошу слова!!!»

Головы депутатов повернулись в сторону кричавшего. Эбер энергично двигался к трибуне, расталкивая локтями присутствующих. Несколько раз он грязно выругался, споткнувшись, и, со злости, даже намеренно наступил на ногу загораживающего дорогу к трибуне Фабра Эглантина. Фабра он терпеть не мог – бывший актеришка бесил своим лорнетом не только самого Эбера, но и Робеспьера. Ох, скоро покатится его красивая голова…

Встав на трибуну рядом с Маратом, Эбер заорал: «Тишина в зале!!!» И начал свою страстную речь.

- Граждане! Обращаюсь к вам не как представитель парижских коммун. Не как журналист. И даже не как жертва политических интриг проклятых жирондистов. Я обращаюсь к вам, как простой гражданин, который любит свой народ. Доколе, черт побери, трудовой народ будет голодать, наблюдая за тем, как поганые изменники жируют, отсиживаясь в своих квартирах? О ком я говорю? Да о жирондистах, конечно! Вы посмотрите, что за безобразие творится, граждане? Бриссо и Верньо, эти гады и изменники, продавшие идеалы революции, не только до сих пор живы! Они даже не сидят в Консьержери! Хотя тюремные крысы уже давно рыдают по их жирным задницам, мечтая пощипать их как можно скорее! Я требую, чтобы изгнанные из Конвента жирондисты были казнены! Требую, чтобы комиссары Конвента прекратили страдать от безделья и отправились в провинции, чтобы за шкирку притащить оттуда сбежавших от наказания врагов Отечества! Страна задыхается от голода! Народ больше не может выносить всего этого! Дайте Парижу головы изменников! Нет, я не призываю устроить второй сентябрь 92-го, в чем меня любят упрекать. Я требую возмездия! Смерть изменникам, граждане! Революцию не задушить! Победа за народом!

***

Зал взорвался аплодисментами. Кто-то выкрикивал имя Эбера, кто-то просто выплескивал накопившиеся эмоции. С места поднялся Дантон.

- Прошу слова! Принимая во внимание сказанное, я требую, чтобы следственная комиссия немедленно приступила к работе. Чтобы она подробно расследовала поведение каждого депутата со дня открытия Конвента. Я требую, чтобы она с особой тщательностью расследовала поведение тех, кто стремился расколоть Республику, тех, кто постоянно клеветал на лучших граждан. Если здесь сидят истинные республиканцы, они сделают должные выводы. Надо запомнить раз и навсегда: тот, кто хотел спасти короля, тем самым обнаружил намерение спасти королевскую власть. У меня все. -- И эта речь была встречена аплодисментами, кто-то бросился к Дантону, желая пожать ему руку. Овации  не стихали долго, в конце-концов президент был вынужден призвать всех к порядку.

***

- В следующий раз закажи Эберу что-нибудь новенькое, - прошипел Сен-Жюст на ухо Робеспьеру. - Понимаю, что выступлением Эбера проще всего перебить Марата, но его речи в Конвенте не уместны. Мы не на площади находимся, Максимильян.

- Я?! - Робеспьер едва не уронил очки, которые держал в руке. - Я не просил его выступать, на этот раз он действует по собственной инициативе. Хорошо, что слово взял Дантон.

- Что бы там ни было, получилось превосходно, отметил Сен-Жюст, искоса наблюдая за Маратом. - Жан Поль подавлен и удручен. Как ты думаешь, сколько его речей мы услышим, прежде чем он поймет, что его присутствие тут неуместно?

Робеспьер только пожал плечами и снова принялся пролистывать свои записи.

- Ты будешь сегодня выступать, Максимильян? - Сен-Жюст выхватил в толпе фигуру маркиза Кондорсе и не смог сдержать легкой улыбки. - Маркиз, здесь. У меня все готово.

- Да, я выступлю, - отозвался Робеспьер. - У меня поправки к Конституции.

***

На трибуну протиснулся Камиль Демулен.

- Граждане! Мне бы хотелось высказаться по вопросу, который был поднят гражданином Маратом. Он говорил о гражданских правах и личной безопасности. Я согласен с тем, что закон должен предотвращать неравенство, определяя границы, за которые нельзя переходить. Но кто может точно сказать, с чего начинается это неравенство? Не добьемся ли мы того, что люди начнут бросаться друг на друга, пытаясь перегрызть друг другу глотки просто из-за того, что у соседа есть что-то, что немного превосходит остальных?

В зале раздался свист.

- Демулена – в монастырь!!!! Там как раз любят таких вот святош, которым важно, как бы кто кого не обидел!

Эбер вскочил с места, размахивая руками.

- Чего ты хочешь, гражданин Демулен? Чтоб путь к победе Революции был усеян розовыми лепестками? Не выйдет, гражданин!

В зале раздался смех, в котором потонул голос Камиля Демулена.

- Гражданин Эбер, если вы не перестанете вести себя, как в балагане, мне придется поставить вопрос о недопущении вашего присутствия на заседаниях, - глухой и мрачный голос Сен-Жюста прозвучал угрожающе. – Граждане, прекратите кричать. Мы собрались тут не для взаимных оскорблений. – Сен-Жюст окинул взглядом депутатов и сел на свое место.

Робеспьер поморщился. Во-первых, Эбер. Он вел себя, как в балагане, хотя результат превзошел ожидания: Демулен замолчал. Но надолго ли? Это приближало его к довольно сложному "во-вторых": Сен-Жюст, разумеется, будет защищать Демулена, тогда как необходимо, чтобы Камиль молчал как можно дольше.

Маркиз Кондорсе постарался поудобнее устроиться на жестком сиденье. Невыносимо болела спина, от духоты и громких  выкриков начинала болеть и голова. Но это просто нужно было пережить, досмотреть до конца, как кошмарный сон и забыть, хотя бы на время. Он подготовил речь, где осуждал  недавно принятую Конституцию и сегодня он произнесет ее, пусть даже эта речь станет последней.

Дантон хлопнул ладонью по скамье, не скрывая досады. Теперь легко предположить, что начнется травля и Камиля тоже. Будет ли у него достаточно влияния, чтобы спасти верного соратника? Сложно сказать. Особенно теперь, когда Максимильян медленно, но верно приближается к власти.

- Благодарю, гражданин Сен-Жюст, - кивнул Демулен, который все это время продолжал стоять на трибуне. С вашего позволения, граждане, я все-таки закончу свою мысль. Утверждения гражданина Марата я считаю спорными и требующими обсуждения. Не понимаю, почему …

- Граждане, предлагаю перейти к повестке дня! - перебил Демулена Колло дЭрбуа.

- Первая разумная мысль за сегодняшний день.

Сен-Жюст поднялся со своего места и подошел к трибуне. В зале стало тихо.

- Искусство вести себя с людьми есть искусство уважать их свободу. Уважайте друг друга, граждане. Я буду говорить об этом каждый раз, когда некоторые члены Конвента будут позволять себе непростительное, балаганное поведение.
Сегодня я буду краток. Пора, наконец, поговорить о новой Конституции. До меня дошли сведения, что враги нации и республики пытаются словесно очернить как Конституцию, так и тех, кто принимал участие в ее составлении. Я лично – один из тех, кто потратил дни и ночи на то, чтобы продумать каждое слово в этом жизненно важном для государства документе, и отвечаю за наш труд. Я готов выслушать возражения тех, кто не согласен с принятой Конституцией. Но выслушать их здесь. В этом зале. А не из уст мелких сплетников. – Сен-Жюст обвел депутатов тяжелым взглядом, и с достоинством покинул трибуну. Он видел, как на лице Марата отразилась вся гамма чувств. Сен-Жюст специально заговорил о Конституции так, словно до него сегодня никто не поднимал этого вопроса.

На трибуну поднялся Робеспьер.- Возвращаясь к вопросу о Конституции, я хочу внести несколько поправок, - Робеспьер разложил перед собой листы и оглядел присутствующих. -  Первое. О наименовании общественных актов. Предлагаю, чтобы вместо слов Французская республика были поставлены слова французский народ, так как именно народ характеризует верховную власть. Второе. О смещении агентов исполнительной власти. Я считаю, что необходимо найти средство, чтобы обуздать  носителей власти, недобросовестно выполняющих свой долг. Законодательный корпус  может не доносить на Совет и объединиться с ним. Я предлагаю следовать обычным правилам, которые применяются при преследовании преступников.

Эро де Сешель вскочил, но Робеспьер, казалось, не обратил на это внимания, только выдержал небольшую паузу, после чего спокойно продолжил:
 
- Право разоблачать принадлежит всем гражданам без исключения, не будем предоставлять его исключительно Совету. Третье. Об учреждении арбитража. Арбитраж по своей природе является кабинетным делом, если вы заставите арбитров высказываться публично, кто пойдет на эти заседания? Предлагаю исправить ошибки существующего судебного порядка, но не декретировать принудительный арбитраж.
 
На этот раз с места поднялись Шабо и Марат. Робеспьер терпеливо выслушал их, потом вернулся к своим листам.

Никто не оспаривает главный пункт вопроса, гражданин Шабо. Все дело в том, какого рода будут судьи. Мы предлагаем, чтобы они избирались народом и тогда будут называться судьями. Если же они будут избираться партиями, то будут называться арбитрами. Принимая во внимание важность этого замечания, я предлагаю  уполномочить Комитет общественного спасения представить вам результат своего обсуждения.  И четвертое. О государственных налогах. Я требую, чтобы этот пункт был включен в конституцию, чтобы бедняк, который должен внести один грош налога, получал его от отечества для внесения обратно в общественную казну. Кроме того, я предлагаю, чтобы Комитет был уполномочен пересмотреть Декларацию прав, многие статьи которой не совпадают с конституцией и даже извращают ее. У меня все. Благодарю за внимание.

***

Зал зашумел. Депутаты, наперебой перебивая друг друга, кинулись обсуждать речь Робеспьера и внесенные им предложения о поправках. В основном все склонялись к тому, что предложения Неподкупного совершенно справедливы. Слышались крики: "Да здравствует Робеспьер!" Сен-Жюст поискал глазами фигуру Марата и увидел лишь его спину. Поверженный идол протискивался к выходу.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Авг 15, 2009 3:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Заседание Конвента (продолжение)

Кондорсе, Сен-Жюст, Демулен, Робеспьер, Эбер, Кутон и другие.


Маркиз Кондорсе поднялся на трибуну.

- Необходимо, чтобы новая конституция была пригодня для народа, у которого еще не закончился процесс революции, - тихо начал маркиз. Он не повышал голос, пытаясь перекричать ропот, это заставляло присутствующих прислушиваться к его словам. – Но вместе с тем, она должна быть составлена для народа в спокойном состоянии. Необходимо, чтобы новая Конституция являлась опорой, но не ослабляла общественной энергии, превращая волнения в дух деорганизации и анархии. Конституция, по которой общая воля выясняется посредством делегатов и на основании частных мнений еще более неприменима чем та, где депутаты не имеют права требовать даже временного повиновения. В этот момент, когда еще ни один закон не проверен на опыте, собрание может ограничиться мелкими улучшениями в кодексе или же отдельными реформами, которые уже завоевали признательность граждан….

Снова ропот. Как во сне Кондорсе переждал желчную тираду Эбера и лишенное эмоций замечание Кутона. Оторвавшись на секунду от бумаг, он неожиданно встретился взглядом с Робеспьером. Холодный, он казалось замораживал все живое вокруг, лишая все живое возможности двигаться, лишая биения сердца. В висках поселилась тупая боль. По опыту он знал, что это надолго.

- Если в народе поддерживается состояние беспокойства, то непрерывные волнения нарушают необходимый порядок и тем самым ведут к новым препятствиям. Если народ утомлен, то вскоре сами власти начинают пренебрежителоьно относитиься к своим обязанностям. Непроверенные, неоформленные по закону требования постоянно поддерживают среди граждан опасные заблуждения о характере их прав и границах полномочий различных огранов власти. Совет должен быть. Но он должен выражать не свою волю, а лишь осуществлять контроль за ходом правительственной работы, - Кондорсе снова встретился взглядом с Робеспьером. На этот раз немеренно. - Совет должен действовать таким образом, чтобы народная воля приводилась в исполнение немедленно после ее изъявления. Все граждане должны придавать закону силу, когда они призваны к этому его именем.


Зал загудел. "Демагогия!" "Он сам не слышит, что говорит!" "Пусть скажет Робеспьер!" "Что вы имеете в виду, говоря о непроверенных и неоформленных по закону требованиях?"

Сен-Жюст взглянул на Робеспьера, который нарочито протирал очки и все понял правильно. Он встал и поднял руку, призывая к тишине.

- Гражданин Кондорсе, я вижу, вы недовольны новыми законами. Что конкретно вас не устраивает? И от чьего имени вы говорите? От имени французского народа? От себя? Или, может, от имени партии, которую представляете?

- Говоря о неоформленных по закону требованиях я имею в виду то, что произвольные и частные собрания, принимающие характер публичных заседаний, собрания муниципалитетов и секций, превращаются в законодательные собрания. Все это мы хотели заменить правильными и законно оформленными собраниями, осуществляющими по установленной форме точные и определенные права. Когда народ образует такие отдельные собрания и высказывает свои тревоги, неизбежные, когда все охвачены волнением, тогда народные представители поставлены между крайностями. Петиции остаются лежать под сукном и служат только для того, чтобы доказать равнодушие народа и увеличить число злоупотреблений.

Кондорсе повернулся к Сен-Жюсту и спокойно выдержал его взгляд.

– Я говорю сейчас от своего имени. Но все граждане, которые понимают, что необходимо, наконец, иметь определенные законы, согласятся со мной. Пусть даже и не скажут этого прямо.

- Вы сегодня настроены воинственно, гражданин Кондорсе, - произнес Сен-Жюст, окинув взглядом сидящих повсюду депутатов. - Сначала упрекаете нас в непрофессионализме. потом - в невнимании по отношению к своему народу. Так можно договориться до того, что все, здесь присутствующие - изменники и противники завоеваний Республики, мечтающие вернуть монархию и посадить на трон наследника казненного Капета. Кстати, напомните Конвенту, как вы голосовали в день суда над тираном? За смертную казнь? Или против?

- Это не имеет отношения к вопросу, который обсуждается в данный момент, - все так же спокойно ответил Кондорсе. Он знал, что за этим последует, но решение принял уже давно.

В зале раздались возмущенные крики. "Он заговорщик!" "Арестовать его!" "На гильотину!" "Он не отвечает на поставленные вопросы!" Люди пришли в крайнее возбуждение - они барабанили по спинкам кресел и оживленно обсуждали происходящее. Сен-Жюст снова посмотрел на Робеспьера.

Робеспьер делал заметки в блокноте, не обращая внимания на шум. Высказываться он не собирался, а шум вовсе не мешал ему сосредоточиться.

- Позвольте, гражданин Кондорсе, с чего вы взяли, что не имеет? - Сен-Жюст слегка повысил голос - в зале становилось все более шумно. - В своей речи вы упрекнули новую Конституцию в том, что она составлена непрофессионально. Затем перешли к злоупотреблениям, которые имеют место быть. И упомянули о том, что республиканцы отворачиваются от народных петиций, предпочитая уничтожать их, не читая, во имя своих личных целей. Логично предположить дальнейший вопрос, а что мы вообще тут все делаем? Кстати, вы не ответили на мой вопрос о Капете.

- Я говорил, что если в народе поддерживается состояние беспокойства, если народ утомлен волнениями, то вскоре установленные власти начинают сами пренебрежительно относиться к своим обязанностям, недовольству и робким возражениям. Тогда петиции действительно служат только для того, чтобы увеличить число злоупотреблений, - устало объяснил Кондорсе. - Это заключение следовало из ответа на первый поставленный вопрос. К ответу на второй. Во время суда я защищал неприкосновенность короля, так как являюсь противником смертной казни и допускаю наказания только с исправительной целью.

- У народа появился защитник! - заорал Эбер. - Радуйтесь, санкюлоты! Гражданин маркиз готов сложить за вас голову на гильотину! А вы будете жрать его прогнившии останки! Может быть, насытитесь! - Он засвистел под одобрительные крики собравшихся.

- Отвратительно, - пробормотал Дантон, персонально ни к кому не обращаясь. Сцена была действительно отвратительной. Кем бы ни был Кондорсе, изменником или патриотом, мужество всегда заслуживает восхищения, а такие, как Эбер не дадут ему даже уйти с гордо поднятой головой. А финал... Финал и так ясен.

- Да закройте кто-нибудь Эбера! - прошипел Робеспьер, обращаясь не то к Кутону, не то к Сен-Жюсту. Он продолжать делать заметки в блокноте, не поднимая взгляда и, по возможности, не обращая внимания на происходящее. Но это было уже выше его сил.

- Граждане, да что здесь происходит? - Демулен больше не мог выносить эту экзекуцию. Мужество Кондорсе заслуживало уважение. Сцена на суде, когда грозные обвинители стояли, скрестив руки, глядя на мечущегося невиновного человека. всплыла в памяти. - Мы основали Конвент для того, чтобы обсуждать здесь законы. Чтобы решать судьбу страны. Чтобы выслушивать мнения друг друга, вынося правильные решения. Что же выходит? Один из членов Конвента делает попытку выдвинуть свои идеи и соображения и тут же натыкается на упрек в измене Республике? Весь зал готов растоптать его только за то, что у него есть свое мнение? Мы, котоыре боролись за демократию, которые свергли тирана ради того, чтобы построить свободное общество, убиваем свободу слова и мнения на корню, бросаясь на единственного, кто попытался возразить? Гражданин Кондорсе высказал свое мнение, а взамен получил лишь оскорбления - личные оскорбления, между прочим! Значит ли это, что чтобы быть избавленным от оскорблений и упреков в измене, надо тихо сидеть в углу и помалкивать? Или лучше просто присоедениться к толпе и смеятсья над площадными выходками гражданина Эбера? То, что здесь происходит, не поддается разумному объяснению, граждане!

- Площадные выходки Эбера... Верно, гражданин Демулен, все верно подмечено, - очень тихо сказал Робеспьер. - Каждый имеет право высказывать мнение, здесь вы тоже правы.

- Черь побери, мне надоело терпеть оскорбления! - взвился Эбер. - Ты, Демулен, никогда не задумывался, что своим памфлетом "История бриссотинцев" заварил всю эту кашу? Ты, который строит из себя святого и налево-направо кричит о добре и зле, ты, который обвиняет большинство из здесь сидящих в жестокости, ты, добродетельный наш! Какого черта ты себе позволяешь?

Робеспьер молча отдал блокнот Кутону и поднялся.

- В своем памфлете я высказал то, что думаю, и мои мысли никак не повлияли.... - Демулен пытался перекричать зал. Однако, его голос потонул в обсуждениях. Обстановка накалялась.

- Граждане! - Робеспьер поднял руку, требуя внимания. Когда в зале установилась относительная тишина, он заговорил: - Высказывать свое мнение - это право каждого. Но делать это следует, соблюдая уважение к оппоненту и не переходя на личности. Если будет иметь место еще одно нарушение общепринятых правил поведения, я предлагаю вывести нарушителей из зала и восстановить ход заседания только тогда, когда собравшиеся здесь будут призваны к порядку.

Колло дЭрбуа поднялся и зазвонил в колокольчик, восстанавливая тишину, хотя сейчас в этом уже не было необходимости.

- Граждане, я поддерживаю гражданина Робеспьера. Нарушители будут вынуждены покинуть зал!

Эбер поднялся и вышел с гордо поднятой головой. За ним последовало еще несколько человек.

Робеспьер проводил Эбера не предвещающим ничего хорошего взглядом и сел на свое место.

- И почему это должен был сделать я? - тихо спросил он, забирая у Кутона свой блокнот.

- Ситуация зашла слишком далеко, - проговорил Кутон, глядя за тем, как Эбер и его сподвижники покидают зал заседаний. - Ты знаешь, я не умею кричать. А подняться и обратить на себя внимания я не способен. Увы, Максимильян.

- Что будет, если этот человек, несмотря на все заполучит портфель министра? Я стараюсь об этом не думать, Жорж.

Кутон вскинул на него изумленный взгляд.

- Он его не получит.

- Между тем, такая возможность существует. И она довольно реальна.

- Прости, что прерываю вас, но ситуация вышла из-под контроля, - тихо сказал Сен-Жюст. - Эбер смешал нам все карты. Кондорсе сейчас уйдет.

- На выходе предъявите гражданину Кондорсе обвинение в заговоре против единства и нераздельности Республики, - махнул рукой Робеспьер. - Соответствующая бумага должна быть готова как можно быстрее, датированная сегодняшним числом и подписанная всеми членами Комитета общественного спасения. Пока что ограничимся домашним арестом, неизвестно, сумел ли этот болван вызвать к Кондорсе сочувствие. Кстати, о болванах. Остановите и Эбера, как бы далеко он не ушел, я должен поговорить с ним.

Сен-Жюст кивнул и молча вышел вслед за Эбером.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Авг 15, 2009 3:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

1793 год, июнь.

Эжени, Сен-Жюст/Демулен

Эжени подошла к Собору в назначенное время.
Она ощущала себя слегка виноватой перед Сен-Жюстом, который на самом деле просто терпеливо пытался ей раскрыть глаза на правду в самых различных ее проявлениях. В принципе, ведь даже успехом визита к Робеспьеру она тоже в какой-то степени обязана ему. А она хороша конечно, что привязалась. Почему-то ей на миг показалось, что ему ведь нужно, нужно хоть иногда побыть самим собой – когда она увидела, какими стали глаза нового Сен-Жюста. Тащить куда-то Робеспьера у нее желания не возникло. Он не виноват, что родился таким – с идеей, поглотившей его без остатка и без малейших представлений о добре и зле. А вот Сен-Жюст определенно другой породы, он как раз – из мира живых, как бы его не тянуло в тени. Она решила подождать, но не обижаться, если он не придет. В конце концов, разные бывают обстоятельства. С третьей стороны она понимала снова всю моральную неустойчивость ее мысли – но ей хотелось, чтобы маршруту этого смертного по его миру пролегал по самым освещенным улицам Парижа. Это поможет утихнуть всем слухам – а самому Сен-Жюсту скорее всего все равно с кем его видят и с кем ему приписывают какие отношения.

День получился удачным. Заседание в Конвенте затянулось, затем все отправились обсудить события в Якобинском клубе, где дебаты продолжились. Лишь одного человека там не было в тот вечер - Жан Поля Марата. На секунду Сен-Жюст поймал укор совести. Но нет, прочь сомнения. Он сказал Клери свое мнение о Марате - он отжил свое в этой части истории. И его счастье, если он закончит свои дни не на гильотине, терзаемый мыслью, кто мог составить на него ложный донос, а умрет своей смертью. Или, даже лучше - как герой.
При мысли о Клери Сен-Жюст улыбнулся. В последнее время ему не хватало ее незримого присутствия, а мысль о том, что она на него злится, расстраивала. Пусть вчера он просидел с ней до рассвета, пока она не сказала, что должна уйти, и спал всего два часа. Теперь, когда она вернулась в его жизнь, все встало на свои места. А еще приятно грело душу немое одобрение Максимильяна. Сен-Жюст не мог не отметить, каким взглядом Робеспьер посмотрел на него, когда он закончил свою краткую речь. Все идет по плану. А впереди – немыслимое приключение. Встреча с актрисой Эжени из мертвого Театра. К счастью, Камиль Демулен не увязался вместе с ним, иначе пришлось бы объясняться.

Сен-Жюст приблизился к Собору и увидел ее. Ждет. Ну и отлично.
- Добрый вечер, Эжени. Если вы все еще готовы копаться в моей душе, добро пожаловать в мой мир.

Эжени повернула голову и улыбнулась:
- Не скрою, я рада, что Вы пришли. С момента нашей последней встречи я многое поняла, благодаря Вам. А Вы можете быть на меня в обиде, верно? Поэтому я пойму Вас, если Вы передумали, честно. Если нет – с удовольствием буду сопровождать Вас в данной прогулке.

- В обиде? За что? - удивился Сен-Жюст. - Сегодня я вряд ли способен на кого-то обидеться. У меня был хороший день. А у вас бывают хорошие и плохие дни? Мы можем говорить на ходу. Пойдемте.

- Пойдемте, - Эжени на секунду споткнулась, вытряхивая камешек из ботинка, - Видите, я совсем неловкая. Нет, хороших и плохих дней у меня не бывает. А вот хорошие и плохие ночи – да. Только не надо ехидничать по этому поводу, ладно, - она лукаво усмехнулась, - Но кричать я на вас больше не буду, я действительно провинилась.

- Сюда. Здесь недалеко. - Сен-Жюст увлек ее в переулки, чтобы сократить путь. Эта прогулка ему безумно нравилась. Один на один с существом из другого мира. Существом вполне симпатичным, но при этом нервным и неустойчивым, способным сделать все, что угодно. Они остановились у дверей грязного дома. Здесь Сен-Жюст снимал свою меблированную квартиру. Утром он подготовил ее к приему гостьи... Сен-Жюст распахнул дверь и отошел, пропуская Эжени вперед. - Добро пожаловать в мой мир. Если вы еще не передумали.

- Ваш мир так мал?, - усмехнулась Эжени, - Собственный мир лучшего военного комиссара Конвента сводится к меблированной комнате? О, не обижайтесь. Вижу, Вы многим личным пожертвовали ради Революции. Что ж…ведите, - Краем глаза Эжени заметила на улице группу поздних прохожих. Ох. Возможно, она сейчас совершает крупную ошибку, - Обстоятельства меня традиционно не любят - так что ведите, месье, - сказала она в сторону.

- А вы всегда понимаете слова буквально? - Сен-Жюст снял сюртук и шляпу и галантно придвинул гостье кресло. - Вы пьете что-нибудь? У меня есть вино и вода. С ужином – хуже. Кстати, я далеко не лучший комиссар Конвента. Есть комиссары намного более опытнее и дальновиднее меня. А мне еще многому стоит научиться. Это мой первый секрет. - Сен-Жюст улыбнулся и потянулся за бутылкой вина.

- Почему – буквально?, - Эжени растерялась, - Я опять что-то сказала не так? Нет-нет, я ничего не буду, спасибо. Но мне кажется, что нам всем многому стоит учиться. По годам я старше Вас ненамного… А на самом деле пока веду себя как ребенок, потому что не умею жить в большом мире. С другой стороны, не все заменит опыт, дальновидность, тонкий расчет... Есть ведь еще искренность, честность, ясные представления о добре и зле…

Сен-Жюст засмеялся и налил себе вина. - С этим - к Демулену. Я не против вышеперечисленных понятий, но, боюсь, судьба увела меня от них слишком далеко. Итак, что бы вы хотели узнать обо мне? Видите, я готов открыть вам все карты. Ну, или почти все.

- Что касается данных понятий… мне показалось, что судьба наоборот подводит Вас к ним или еще подведет, а Вы пытаетесь доказать обратное. Я только поэтому и начала дерзить, что мне показалось, что в Вас правда скрыт очень хороший и тонкий человек, - Эжени решила игнорировать пассаж о Демулене, потому что она снова будет только раздражаться, а он намекать на слухи, - Я правильно поняла про эту комнату? Ваш мир внутри больше, чем снаружи, да? Как луковица, только наоборот?

- В каждом человеке скрыт большой мир. Только не все об этом знают. Проще похоронить его под сводами безразличия и неверия. Остановиться на полпути и удовлетвориться полумерами. Те, кто это делают, живут дольше. Те, кто пытаются разобраться, сгорают раньше срока и превращаются в мертвецов.

- Подождите… - Эжени нахмурилась и прошлась по комнате, рассеянно глядя на предметы. Бумаги, несколько книг, изрядно вытертых и потрепанных, два стула, стол, кровать, покосившийся шкаф, рискующий упасть на голову гостю, одинокая свеча. Она остановилась у окна, глядя на освещенную улицу и провела ногтем по стеклу, - А Вы, Вам достаточно остановиться на полумерах? И Вы выберете безразличие и неверие? Или Вы имеете в виду, что предпочтете другой путь?

- Я презираю тех, кто выбирает безразличие и полумеры. И убиваю их. Своими методами. Я выбрал Революцию. И иду к своей цели. Пусть, ошибаясь. Но иду.

- Тогда как понять Вашу фразу про риск сгореть до срока? Знаете, я тоже выбрала Революцию когда-то. Но до этого выбора я была как раз более мертвой, чем сейчас, хотя продолжаю блуждать в потемках добра, зла, обстоятельств и… веры в победу, - Эжени обернулась, оставшись стоять спиной к окну.

Сен-Жюст подошел к окну. - Не стоит поднимать эту тему. Ведь вы пришли говорить со мной не о Революции. Мир намного шире и глубже. А революция - лишь его часть.

- А как быть с ответом на первую часть моего вопроса? Означает ли Ваше отрицание полумер – решимость сгореть до срока?

- Да. Означает. - Сен-Жюст вернулся в кресло и закурил сигару. Его лицо вновь стало мрачным и отрешенным.

Эжени подошла к столу за ним, взяла бокал, налила вин и покрутила на свету свечи. Вино вспыхнуло огненным цветом. Она отодвинула бокал и расстроенным тоном обратилась к Сен-Жюсту:

- Простите, я расстроила Вас. Давайте поговорим о другом. Итак, революция – только часть мира. А что еще? Вот Ваши книги, бумаги – о, не бойтесь, у Вас плохой почерк, я даже не смотрю, - а что еще? Например, что именно привлекает Вас на улице, когда Вы смотрите в открытое окно? Люди, дома, небо?

Сен-Жюст молчал, глядя сквозь нее.

Эжени увидела, что ее попытка перевести разговор осталась без ответа.

- Слушайте, Вы тоже понимаете все буквально, месье. Вот что, - она взяла его под руку и снова повела к окну, распахнув его, - Пожалуйста, дайте мне возможность исправить ошибку. В конце концов, мир действительно шире одно неудачного вопроса верно?, -

Она присела на подоконник – Не бойтесь, у меня отличное чувство равновесия, но если Вы не выйдете из этого состояния – я начну бросаться бокалами, - шутливо продолжила она, - а у Вас их всего два и ночью новые не достать.

Сен-Жюст стряхнул оцепенение. - Простите. Я задумался. Вы спрашивали о том, что меня привлекает? Мысли. Человеческие мысли и мотивации поступков. Каждый человек непредсказуем и его можно долго читать, как книгу. Что толку смотреть на деревья и дома? Они родились раньше нас, и они неспособны ни на что повлиять. Просто безмолвная часть нашего мира, призванная скрашивать или обезображивать его уродство.

Эжени расхохоталась:
- Я знала что риск потерять бокалы встряхнет Вас. Хорошо, а если человеческая мысль тоже неспособна повлиять на ситуацию? Или нет, вот что. Лучше возьмем дом… или собор… они ведь способны тоже внушить нм мысли, ведущие к действию? Разве это не делает их интереснее, не добавляет им загадок и тайн? И разве не они хранят наши бесчисленные истории, побуждая тех, кто придет за нами сделать свой шаг?

- Не все способны их услышать. А то, что открывается лишь избранным единицам, не представляет для меня интереса. Что касается человеческой мысли... Мысли, облеченные в словесную форуму, способны пробить стены и сжечь мосты. Именно мысли управляют поступками миллионов людей. Вы не согласны?

- Согласна, но мы продолжим разговор о предметах. И личностях, ладно? Вот сейчас Вы представите, что в комнате меня нет, - Она уселась на пол, в угол между шкафом и стеной, - А Вы выберете один предмет. Любой. А потом объясните, почему. Не волнуйтесь, - Эжени по-детски рассмеялась, - Как ребенок себя веду здесь я, а Вы можете выбрать предмет с достоинством.

- Я выбираю этот бокал, - в глазах Сен-Жюста блеснул неподдельный интерес. - Дальше?
Эжени рассмеялась из угла:

- Надеюсь, что пол у Вас чистый, кстати. А дальше – объясняйте, почему именно бокал, мы ведь говорим про связь мыслей и поступков, да?

- Все просто. Я размышляю о том, почему вы отказались выпить из него, - прокомментировал Сен-Жюст. *Страффорд и Клери тоже никогда не пили в моем присутствии* - Что касается чистоты пола, то в ней я не уверен. Я редко бываю дома и не трачусь на прислугу. А с женщинами предпочитаю другое времяпрепровождение.

- А мне не надо вина, чтобы веселиться или плакать, - Эжени демонстративно разложила по полу юбки, - Могли бы и раньше предупредить, галантный кавалер Вы наш, - Но Вы готовы продолжить наш разговор о предметах? Предупреждаю, следующий вопрос может стоить Вам больших трат, если Вы выберете шкаф, например, или кровать, или стол. Но это не подсказка.

- А если я выберу себя? - улыбнулся Сен-Жюст. - Предметы бывают одушевленными и неодушевленными.

- Нет, месье, мы говорили как раз о вещих неодушевленных и их значении. Про Вас лично будет третий вопрос, обещаю. А пока - предмет в комнате. Причем тот, который для Вас напротив значит меньше всего и который не имеет отношения к Вашему миру. Как видите, Вы не подходите на этот ход по условиям задачи – или Вам так не нравится думать, что Вы хоть для чего-то не подходите, - Эжени азартно подмигнула.

- Тогда сигара. Сейчас она лежит передо мной, но уже через несколько минут она исчезнет и навсегда уйдет из этого мира.

- Ах жаль, что я предупредила Вас про шкаф, стол и кровать. Тогда выбросите ее в окно! Раз вещь ничего не значит – туда ей и дорога, верно? - Эжени встала с пола, расправив запылившееся платье, - Слушайте, заведите себе привычку мыть пол, честное слово. Даже у меня в квартирке не столько пыли. Но у меня и мебели пока нет. Кстати, было бы нечестно, если бы я не разрешила Вам также дать отыграться и придумать задание, через которое что-то станет понятно. - Но только в пределах комнаты

- Таких заданий может быть множество. Только вы знаете, что интересует меня не душа. Путь у душе слишком долог, а я пока - в самом начале и пытаюсь понять, что вы из себя представляете. Вы требовали, чтобы я вам улыбался по вашей просьбе, но я тогда сказал, что не актер. Вы - актриса. И я прошу вас заплакать. Однажды я видел слезу вашей подруги. Хочу убедиться, что мне это не приснилось.

- Я поняла, что Вы видели. Только я бывшая актриса, никогда не пользовавшаяся успехом. Мне слишком весело сейчас, чтобы я плакала. Но Ваш интерес я удовлетворю. Вам не приснилось. Второе задание, месье? А потом – снова мое! - Эжени стала раскачиваться на подоконнике – благо, час был поздний и прохожие исчезли.

- Таких заданий может быть множество. Только вы знаете, что интересует меня не душа. Путь у душе слишком долог, а я пока - в самом начале и пытаюсь понять, что вы из себя представляете. Вы требовали, чтобы я вам улыбался по вашей просьбе, но я тогда сказал, что не актер. Вы - актриса. И я прошу вас заплакать. Однажды я видел слезу вашей подруги. Хочу убедиться, что мне это не приснилось.

- Я поняла, что Вы видели. Только я бывшая актриса, никогда не пользовавшаяся успехом. Мне слишком весело сейчас, чтобы я плакала. Но Ваш интерес я удовлетворю. Вам не приснилось. Второе задание, месье? А потом – снова мое! - Эжени стала раскачиваться на подоконнике – благо, час был поздний и прохожие исчезли.

- Прочитайте мои мысли. - Сен-Жюст подумал о том, что было бы неплохо научиться их скрывать. Но не мог понять, насколько научился пользоваться советом Клери. Сейчас он машинально подумал о ней, и об их коротком разговоре на Кладбище. Затем, спохватившись, быстро представил себе свою предпоследнюю любовницу.

Эжени на секунду прикрыла глаза.
- Вы специально думаете о женщине, чтобы я считала Ваши мысли. Была еще и вторая. Но я ее сохраню, не волнуйтесь. Слушайте, если уж Вы так боитесь того, что кто-то поймет Ваши мысли постарайтесь научиться смотреть в сторону заодно. И переключайтесь пораньше, - Она снова села на пол под окном, - На самом деле мозг выдает мысли хуже глаз. По ним можно без всяких умений читать многое или слишком многое, а вот скрыть это куда сложнее, чем выполнить простейший трюк с отвлеченными образами. Вторую мысль я поняла именно по глазам, как и то, что Вы не хотите это обсуждать.

- По глазам понять невозможно, - отрезал Сен-Жюст. - Да, я не хочу этого обсуждать, но хочу знать, насколько глубоко вы способны залезть в мою голову. Говорите, что вы видите.

- Не обижайте меня, прошу Вас. Я сказала уже, что трюк с отвлеченными образами Вам удался. Но учтите, что я принадлежу к слабым представителям своей породы. Есть те, от кого не спрячешь ничего. А вторая мысль, которая видна по глазам –это короткое вспоминание которое Вы быстро попытались скрыть. Это мысль странная, возможно чуть навязчивая. Воспоминание. О женщине? Но это не любовь, а…приключение. Самое странное приключение в Вашей жизни. Вам безумно жаль того, или ту, ком Вы думаете – но менять Вы ничего не будете. Сила обстоятельств. Сейчас Вы можете прогнать меня прочь или поверить мне, что глаза тоже выдают нас. Как и нас – наши мерцающие глаза. Так что – скажете мне идти вон – или я говорю третье задание?

Сен-Жюст допил вино и отвернулся. - Говорите.
- Сделайте любой поступок. Любой. Но попробуйте через него показать мне Ваш мир. Потом – Ваше задание. Странно почему все так любят число «3», - задумчиво проговорила бессмертная.
Сен-Жюст подошел к столу и достал оттуда запыленный футляр. Флейта. Последний раз он доставал ее четыре года назад, когда приехал в Париж завоевывать свободу, полный светлых иллюзий. Он заиграл, отвернувшись к окну. Эту мелодию он подслушал случайно, давным-давно, и она запала ему в душу. Он никогда не интересовался, кому она принадлежит. Через несколько минут Сен-Жюст резко оборвал игру. События сегодняшнего дня предстали в правильном свете. Темнота возвращалась.

- Вот теперь я поняла. Забудьте про землю, месье – и не погибнете, как Икар. Боже, боже, что же Вы тут делаете?, - прошептала она – Ну что – ваше задание и прощаемся? Люблю ровный счет.
Эжени поднялась с пола, отряхивая платье.

- Задания не будет, - глухо сказал Сен-Жюст

- Ну что… я снова неправа кругом и возвращаюсь к своим химерам. Вы можете проводить меня до Нотр-Дамм, а можете остаться и выспаться.

- Не стоит себя винить, - сквозь зубы ответил Сен-Жюст. - Я переоценил себя, считая, что копание во мне - всего лишь приятная игра. Я ошибся. И сам заплачу за свою ошибку. Хотите, чтобы я проводил вас? Пойдемте. - Он накинул сюртук и одел шляпу.

- Не важно, что Вы на меня не злитесь. Я сама себе не прощу, - глухо ответила Эжени,- Хотите – подкину мысли о чем-то приятном? Я не знаю, право, что сделать.

Сен-Жюст молча вышел из квартиры и взглянул на свою гостью, приглашая следовать за собой.

- Прекратите, прошу Вас! Эжени выскочила на пролет первой, - Слушайте, хотите – я уеду из Парижа завтра же. Хотите – да что угодно. Не смотрите так только, умоляю. Вы такой хороший человек, вы столько для меня сделали, а я…

Сен-Жюст взял себя в руки и улыбнулся. - Простите. У меня действительно был трудный день. Очень трудный. Я обещал доставить вас к Собору. Пойдемте. Может быть, увидев этот Собор после нашего разгвора, я пойму для себя что-то новое?

***

У Нотр-Дамм Эжени застыла, давая понять, что останется тут.

- Ну что ж, месье. Возможно, мы еще столкнемся… у общих знакомых. Не удивляйтесь, прошу Вас. У меня тоже своя боль и тяжесть своего преступления. А помощь Ваша мне тогда и не понадобилась, что было справедливо… Простите, если сможете. И будьте собой, хотя это и больно. А больше ни о чем я просить Вас не вправе больше, я виновата, правда. Идите же.
Она устало опустилась на ступеньки и закрыла лицо руками. Потом подняла, глядя прямо вперед:

- Слушайте голос надежды чаще, месье. А если надежды нет – у Вас, в отличие от нас есть еще рассвет. Золотистый восход. Не будьте как все, никогда. А теперь - точно идите.

Сен-Жюст махнул ей рукой и зашагал прочь. Он не видел, как от Собора отделилась еще одна фигура. Камиль Демулен смотрел за происходящим во все глаза, не смея поверить в то, что произошло. В этот вечер он пришел сюда, полный горечи и разочарований от событий, свершившихся в Конвенте, с желанием найти Эжени и поговорить с ней обо всем, что не касается политики. Сен-Жюст отнял у него и эту возможность. Демулен отвернулся и пошел в противоположном направлении, чувствуя себя полным идиотом. Больше подобного не повторится.

Эжени застыла. О, Боже. Он был здесь и ждал ее. Дура, как она могла так отвлечься?

Она вскочила и помчалась вдогонку за одним из смертных, только что оставивших ее.

- Ты ждал меня? Ты же не думаешь, что…? – Она встала прямо перед Демуленом, преграждая дорогу.

- Я не имею права тебя судить. Пропусти. - Демулен сделал шаг вперед, ругая себя за сентиментальность.

- Да прекрати! Помнишь, однажды я дала тебе обещание поговорить с ним? Я просто его выполнила. Я не думала, что ты осудишь меня за это. А еще… Хорошо, хорошо! Слухи о нас ходят по всему Парижу! И я решила оградить тебя от них! Да ничего у нас общего с ним быть не может, неужели ты не понял? Это – другое, другое!

- Ты нашла прекрасный момент для разговора, - усмехнулся Демулен. - Сен-Жюст только что приговорил еще одного невиновного.

- Если ты хочешь говорить об этом – говори, прошу тебя. Хочешь о чем угодно другом - я буду молчать, помнишь? А я кажется многое поняла наконец. Послушай, послушай, они не более виновны, чем их жертвы. Просто все погружается в темноту… Не уходи в нее, умоляю! Ты можешь сделать выбор и не верить мне… у меня нет доказательств, что я не лгу тебе. Нет доказательств невиновности, понимаешь? Хочешь – читай свой приговор, хочешь – пошли, но туда, где нет случайных прохожих, а есть наш мир.

- Я не могу тебе не верить. Слишком мало остается людей, кому я верю. Ты - из их числа. Но сейчас я должен идти. Я пришел просто, чтобы сказать тебе, что мне все равно, что по нас говорят. И хочу, чтобы на тебя это тоже не влияло. Я пойду. Только перед этим провожу тебя к твоему дому.

- Спасибо. Погоди только, хорошо? У нас есть пять минут до вечности? Ты ведь знаешь – я не могу без Собора, а я не была тут целых две ночи. Я хотела спросить тебя… Или лучше не спрашивать, а просто идти в ногу?

- Спроси... - улыбнулся Демулен.

- Если бы тебе предложили изобразить свою жизнь в литературе – это было бы… газета? Томик стихов? Собрание документов? Опера? Уличный балаган?

Демулен задумался. - Я плохой поэт и никудышный композитор. Наверное, газета. Почему ты спросила?

- Просто мне показалось это важным, не знаю почему. Ты плохой композитор, а я – плохой логик. Мне показалось почему-то, что тебе будет тоже важно понять этот ответ. За минуту до вечности и того, как мы уйдем от Нотр-Дамм… Знаешь - я не думала, что он способен меняться тоже... Впрочем… я не буду говорить тебе о новостях, будем лучше о вечности, за минуту до того как шагнуть в нее.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Авг 16, 2009 3:01 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года.
Париж.
Бьянка, Сантьяго.

Таверна «Святая троица» на окраине Парижа. Однажды Бьянка поймала это название в мыслях Сен-Жюста. Оказывается, прилежные монтаньяры развлекают себя азартными играми в свободное от принятия государственных решений время! Вчерашная случайная встреча с Сен-Жюстом придала ей сил, но заставила задуматься. Из головы не выходили его слова. Самым страшным было то, что она не могла не признать всей красоты его фразы, путь она была чудовищна по своей циничности. Марат должен уйти навсегда.. Первым.. Иначе… Нет, хотя бы еще одну ночь не думать об этом. Завтра она вернется в редакцию, и все будет как раньше. Она постарается его отвлечь. Но для этого надо отвлечься ей самой. В последнее время Бьянка ловила себя на мысли, что больше не может спокойно воспринимать действительность. Требовалось что-то новое. Глупое, необдуманное и не ведущее к серьезным последствиям. Ноги сами привели ее к этой таверне. Сегодня она выглядела, как молоденькая санкюлотка, завернувшая не в ту дверь – в таком виде она передвигалась по Парижу, когда не была Жаном Клери. Конечно, появление женщины вызовет особый интерес. Пусть. К любителями легкой наживы она справится. А игра в карты доставит ей удовольствие. Даже если она будет простым наблюдателем. Бьянка переступила порог таверны и заняла свое место рядом с игроками, всеми силами внушая им мысли, чтобы они не обращали на нее внимания.

Сантьяго потянулся за очередной бутылкой. После встречи с Элени Дюваль мир погрузился в беспросветный мрак. Он понимал, что лучшим выходом для него будет бежать из Парижа и снова броситься ловить удачу за хвост. Интересно, судьба его догонит? А глаза у судьбы были страшные. Даже вино не помогало забыться. Карты…карты… Он сегодня выиграл много – по машинальной привычке. Годы опыта… Даже воспоминания не помогают забыться.

Бьянка услышала, как за соседним столиком зашумели. Какой-то человек снова выиграл слишком много денег. Видимо, стоит переместиться туда - Бьянка любила наблюдать за теми, кому везет в игре. Героя она увидела и узнала сразу. Сантьяго - итальянец, принадлежащий к древнему Ордену исследователей и умеющий скрывать свои мысли, бледный и мрачный, раздавал карты. Он был настолько пьян, что не скрывал свои мысли. А крутились они вокруг Элени Дюваль. Чертова кукла, ну почему она переходит дорогу именно тем, кто того не заслуживает? Бьянка мысленно заставила партнера Сантьяго по картам бросить карты и выйти из-за стола. Затем заняла его место. - Берусь выиграть у того человека. Делайте ставки, граждане!

Сантьяго поднял голову. Бессмертная! Та самая, с которой они так поняли друг друга и которая помогла ему очертя голову броситься навстречу судьбе.

- А с каких пор посетители этой таверны будут играть с женщинами, - проговорил он почти своим прежним – двухдневной давности – тоном.
- Потому что я так хочу. - Бьянка улыбнулась. - Двое мужчин, сидевших за столом, засуетились и отошли в сторону. - Путь свободен. Я готова поддаться своей пагубной страсти, а вы - рассказать мне, что лишило вас прежнего облика. Вы утонули в сомнениях, верно?

- Неверно. Никаких сомнений игра не терпит, как и судьба. Это будет
урок номер один, - Сантьяго раздал карты, - Кстати, недавно я играл очень интересно. Вслепую. Не хотите попробовать разнообразить пагубные страсти?

- Я читаю ваши мысли. А вы слишком много выпили, чтобы со мной справиться, - мягко сказала Бьянка. - А о сомнениях вы зря так высказываетесь. С годами они становятся частью нашей жизни. Хотя, вы, кажется, не одержимы жаждой бессмертия?

- Раньше был одержим, - Сантьяго задумчиво перебрал колоду карт, - Ненадолго. Знаете, как болезнь. А потом пришло утро. Я слишком люблю ходить по краю смерти – а именно этого Вы лишены, верно? Что касается сомнений – судьба их и правда не терпит. Не то, что мы, люди или вы, бессмертные.

- Да, лишены. Почти всегда, - Бьянка подумала о Мариусе, который чуть не погиб от рук тех, кто был намного слабее, - Но это не имеет значения. Что вас расстроило? Я правильно поняла, что оказала вам нехорошую услугу, вернув память?

- Нет, Вы мне здорово помогли. Знаете – за судьбой гоняться все же лучше при свете. А то, что мне не понравилось то, что осветилось – это мои проблемы. Прятаться от нее нельзя, покоряться- не мой стиль. Значит, придется гнаться. Мне просто… страшно, - неожиданно признался Сантьяго и допил бутылку залпом, одновременно знаком приказывая принести еще, - Этого Вы тоже лишены?
Бьянка распахнула глаза в искреннем изумлении. - Не далее, как вчера я говорила тоже самое... Но чего боитесь вы? Человек, который не боится смерти? Разочарований? Излишней привязанности? Или того, что игра может слишком быстро закончиться?

- Нет, - Сантьяго налил еще бокал и закурил сигару, - Того, чем она может закончиться. Я не могу сформулировать, это ощущение судьбы. Объяснить не могу, а почувствовать как его я ощущаю Вы могли тогда… Но бежать от нее я не буду, - он задумчиво посмотрел на кольца дыма, - Ты ведь понимаешь?

- Ты одиночка. В этом простом слове - ответ. Я знаю теорию о судьбе. Но считаю, что с ней можно бороться. Однажды мне это удалось... - Бьянка завороженно смотрела на его бокал. - Точнее, нет, не однажды. Я часто ее обманывала. А, может быть, и сама до сих пор до конца не понимаю, что такое судьба, а что - случай. Я верю в удачу. Эта вера позволяет мне всегда выигрывать, несмотря на то, что я привыкла плыть по течению. Ты - один из немногих, кто смог бы принять бессмертие, и тебе это не нужно. И один из немногих, кому я могла бы предложить помочь. Но тебе и это не нужно. Ведь так?

- О, недавно мы тут играли с одним… Как раз рассуждали про судьбу, случай и силу обстоятельств. Он по-моему апологет последней. Что касается удачи… вторую кость я нашел. Но меня как бы это сказать… настойчиво попросили оставить в подарок. Интересно, если сейчас закажу новые – хоть получить успею? Мне кажется, напади я на твой след чуть раньше – судьба бы молчала, - признался он, - И подарок тебе был добровольным. Когда… Ты ведь будешь играть за меня, правда? А играя – вспоминать меня?

- Сантьяго, ты уже заранее хоронишь себя? Неужели ты готов проиграть свою удачу? - Бьянка улыбнулась и затушила его догоревшую сигару.

Сантьяго допил бокал и выпил новый залпом:
- Для храбрости, - пояснил он, - Я даже имени твоего не знаю, - грустно сказал он, - А дай мне совет, ладно? Про то, чтобы нарваться на пьяную драку и покончить с этим я думал. Это тоже способ бегства и трусость. А удача… Удача дама капризная. Когда вмешивается судьба, она отступает. Потому что не терпит треугольников.

- Если захочешь умереть, позови меня. Обещаю, это будет самая прекрасная игра в твоей жизни! Кстати, у меня есть идея. Загадай несколько имен на карты, а я вытащу что-нибудь из колоды. Вот и посмотрим - судьба или удача?

- Не успею я позвать тебя, - хмуро проговорил Сантьяго, - Играем.
Бьянка потянулась к колоде и, достав карту, отвела глаза. - Дама пик. Еще немного, я поверю в твою судьбу, - растерянно произнесла она

- Что касается смерти то ты неверно поняла меня. Я не ищу смерти. Я гоняюсь за лезвием между ней и жизнью. А карты или кости – это удобный символ. Поэтому я не хочу смерти, я хочу чувствовать жизнь. Прости, прошу тебя, но таким как вы это не дано, поэтому вы заводите себе спутников среди нас, - он закурил которую сигару за вечер, - Кстати, ты не вытащила карту, которую я загадал. Точнее не совсем ту, - он достал из рукава вторую даму пик.
Бьянка на секунду задумалась. - От судьбы убежать не вышло. В таком случае, стоит подумать о другом варианте. Почему бы не встретить ее так, чтобы она испугалась? Ведь судьба - живое существо, как и мы все, несмотря на то, что считаемся мертвыми. Шагни ей навстречу, и, возможно, все будет иначе? Бросать ей вызов - это тоже игра. А тебе все равно терять нечего.

- Вот что. У меня будет к тебе просьба. Раз совета и морали не вышло, - Сантьяго протянул ей руку, не занятую сигарой,- Сыграешь вслепую? Просто пообещай исполнить. У меня есть шанс посмеяться над судьбой все-таки. Спасибо тебе, ты подала мне единственную мысль, которая станет выходом. Поможешь? Клянись.

- Клянусь, - Бьянка зажмурилась и прикрыла глаза рукой. - Я давно этого не делала. Говори!

- Так вот, если со мной все-таки сделают то, чего я больше всего не хочу – я приду к тебе, сразу же. А ты – заставишь меня просто все забыть. Всю жизнь и самого себя. Ты ведь сильнее ее, а сопротивляться я не буду. И тогда… дальше это буду просто не я. Смертная оболочка меня всегда слабо интересовала. Я обыграю судьбу. И ее, - он взглядом указал на двух дам пик, валявшихся на столе и снова допил вино залпом.

- Я могу предложить тебе другой вариант. - Бьянка отвела глаза. - Я могу сама сделать с тобой то, чего ты боишься.

- Я не боюсь. Я этого не хочу, неужели ты не поняла? Игра со смертью – самая привлекательная игра. Да, я бы с удовольствием разделил с тобой вечность – но это тоже будет бегством от судьбы. Ну что – ты поклялась, проблема решена, вариантов… правда больше нет,- Сантьяго поджег одну из дам пик на свече, - А теперь повеселимся напоследок? Что будем делать? Семейный ужин у Маратов? Игра в карты против всего Клуба Якобинцев по очереди? Черт возьми, составишь мне компанию в последней пляске?, - грусть Сантьяго как рукой сняло.

Бьянку потрясло предложение, которое вырвалось случайно. Дать бессмертие человеку, который к этому готов! В тот момент, когда она это произнесла, она поняла, что таких людей - двое. Лишь один человек не способен был понять ее. Тот, кто умирал у нее на глазах. Предложение составить компанию Сантьяго ей понравилось. Вчера ее спасал от страшных мыслей Сен-Жюст, сегодня она снова будет не одна. - Вызывай на дуэль всех собравшихся. Я подыграю, - лукаво улыбнулась Бьянка.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Авг 16, 2009 3:06 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж

Робеспьер, Кутон, Сен-Жюст / Эбер


Робеспьер пролистал газеты и отложил их в сторону, не найдя ничего интересного. - Плохо, - прокомментировал он, обращаясь к Кутону. - Газеты отправляют в армию, но ни одна из них не идеальна. Демулен уделяет слишком много времени не тому, что нужно, Эбер слишком предвзят и, потом, площадная ругань может быть хороша, но в меру. А Марат... Он почти не пишет. Только сухие факты, ничего больше. Его газета нам нужна, она популярна в народе...

Кутон с удивлением посмотрел на Робеспьера.
- Ты говоришь о Марате? Мне казалось, что Марат – пройденный этап. Мы договорились, что его деятельность постепенно сойдет на нет. Поясни свою мысль, Максимильян.

Три года назад, если бы ему сказали, что он будет сидеть в кабинете Неподкупного, обсуждая с ним с глазу на глаз государственные вопросы, он бы не поверил. Рядом с Робеспьером всегда крутились сомнительные, на его взгляд, личности, не вызывающие доверия. Особенно его тогда раздражал молоденький мальчик, Сен-Жюст. Странно, что один из лидеров якобинцев делает ставку на ребенка, - так думал Жорж Кутон, глядя, как этот провинциальный юноша носится вокруг Робеспьера, не сводя с него восторженного взгляда. С тех пор многое изменилось. Сен-Жюст превратился в циничного и безжалостного политика и стал одним из лучших среди депутатов Конвента. Его энергия била через край, и, казалось, он ухитрялся бывать одновременно в нескольких местах. А Кутон… Три года назад его болезнь прогрессировала, и он, пригвожденный навсегда к инвалидному креслу, превратился в калеку. Однако, Робеспьер ценил его советы и умение анализировать ситуацию. Теперь, когда Кутон был введен в Комитет общественного спасения, его положение стало еще более прочным. Прошли те времена, когда жирондисты могли унизить его, вышвырнув, как бездомного котенка, из комиссии по работе над проектом новой Конституции. Теперь за их жизни никто не даст и гроша. А он, Жорж Кутон, сидя в кабинете Неподкупного, будет принимать решение, когда наступит их смертный час.
- Пройденный или нет, нам нужна пресса, - Робеспьер указал на кипу газет. - Газеты отсылают в армию и что там можно прочесть? Ругань Эбера? Конечно, я грешу против истины, в издании Эбера не всегда ругань, но этого очень мало. Марат должен писать. Поэтому мы постараемся от него этого добиться. Если наше игнорирование возымело такие последствия, ему будет предоставлена возможность вступать в мелкие дискуссии, не имеющие отношения к глобальным решениям. А также ему хорошо удавалось разобраться с внутренней ситуацией и, что самое главное, правильно осветить происходящее. Что скажешь?

Кутон помедлил с ответом. Марат внушал ему какое-то животное отвращение. С первого взгляда. Грязное существо, медленно теряющее человеческий облик. Да, безусловно, Марат был тяжело болен, но болезнь - не повод, чтобы забыть о том, что ты человек, и на тебя смотрят люди. В тот день, когда Робеспьер намекнул на то, что Марата пора медленно выводить из игры, Кутон торжествовал. И вот теперь, снова Марат! - Не проще ли привести в чувство Эбера? - бесстрастно произнес Кутон. - Он не менее популярен в народе, а если с его газеты смыть всю напускную шелуху, он может быть нам полезен. Он неглупый человек.

- Это не реально. Эбер пишет так, как пишет и ни за что не станет меняться, - поморщился Робеспьер. - И, потом, я не хочу, чтобы впоследствии о нас могли сказать, что мы убили его своим молчанием. Это может сыграть не на пользу нам, Жорж. И не прибавит нам популярности, можешь мне поверить. Будет гораздо лучше, если мы покажем заботу о нашем соотечественнике и добром гражданине.
Последние слова прозвучали так, будто Робеспьер сам сомневался в этом, но исправляться было уже поздно.

Лицо Кутона застыло. С Робеспьером лучше не спорить - если он принял решение, его не переубедить. - Максимильян, как ты хочешь действовать? Пригласить сюда Марата и заказать ему статью, как ты делаешь это с Эбером? Это не получится, ты сам знаешь. Лично мне было бы приятнее работать с его помощником - Клери. Но ты его не любишь, а я - знаю только с твоих слов и, опять же, из газеты Марата.

- Я же сказал: мы позволим ему вступать в дискуссии по незначительным вопросам. Марат не пишет ничего на заказ, он просто должен снова ощутить жажду деятельности, вот и все. Что же касается Клери, я рад, что он исчез. Для всех будет лучше, если он больше не появится. Но я очень ценю твое мнение, Жорж. Если и Сен-Жюст думает так же, как и ты, мне придется отступить.

- Может быть, стоит спросить его мнения? - Кутон был удивлен такой легкой победой. - Я видел, что он только что вошел в здание. Послать за ним?

- Хорошо, - пожал плечами Робеспьер. - Сейчас я позову его, а ты изложишь вопрос, договорились?

***

- Вернуть Марата в дискуссии? - Сен-Жюст мерял шагами комнату. - Максимильян, мы почти сломали его! У него и так с головой не в порядке. Ты хочешь свести его с ума? Кстати, я только что от маркиза Кондорсе. Утром я собрал все необходимые подписи. Он - под домашним арестом. Я проверил.

- Мне не нужен бесполезный идиот, - пожал плечами Робеспьер. - Я полагаю, что он понял, какими последствиями грозит неповиновение. Я только хотел, чтобы он усвоил этот урок, вот и все. Но раз вы все против... Что касается маркиза Кондорсе, хорошо. На данном этапе маркиз - не самая важная наша задача. Одним из важнейших вопросов, требующих решения является армия. Не только снабжение, но и настроения. Откуда люди черпают информацию, как не из газет? Что из заслуживающих доверия и пользующихся популярностью изданий у нас осталось? " Папаша Дюшен", "Друг Народа" и газета Демулена, который предпочитает печатать политические памфлеты. Так ли необходимо, чтобы Марат исчез окончательно, если он еще может послужить отечеству?

Сен-Жюст пожал плечами. - Я вижу, ты уже все решил. Остается вытащить его на заседание. Вчера мне показалось, что мы его не скоро увидим. Если хочешь, я зайду к нему сегодня и поговорю о его газете. Что с Эбером? Приглашение ему было передано. Он должен быть у тебя через десять минут.

- Нет, Антуан. Мы предоставим ему возможность вступить в дискуссию, только если он сам появится. Я вижу, что моя идея не находит поддержки, поэтому не стану заставлять вас поступать против своей воли. Что касается Эбера... Вы останетесь?

Сен-Жюст и Кутон переглянулись. - Да. Мы останемся, - с достоинством произнес Кутон.

***

Жак Эбер распахнул дверь кабинета Робеспьера и замер. Все шакалы в сборе. Смотрят, ухмыляясь в душе. Кровопийцы чертовы, им бы только крови чужой хлебнуть. Инвалид с видом великомученика уставился на него, как на недобитого контрреволюционера. Не дождешься, Кутон. Я еще погуляю по твоей могиле. Сен-Жюст традиционно строил из себя памятник самому себе. Спесивый, самовлюбленный юнец. Эбер терпеть не мог обоих. Они всегда следовали за Робеспьером по пятам. Но этого следовало ожидать. Собрав терпение в кулак в ожидании выволочки, Эбер спросил, состроив серьезную мину:

- Чем обязан, Неподкупный?

Затем сухо кивнул остальным.

- Гражданин Кутон… гражданин Сен-Жюст… Доброе утро.

- Ваше вчерашнее поведение в Конвенте, гражданин Эбер, просто недопустимо, - холодно начал Робеспьер. - Все то, что произошло заставляет меня думать о хорошо продуманном заговоре. Кто заставил вас высказываться таким образом, чтобы присутствующие на сегодняшнем заседании начали сочувствовать маркизу Кондорсе, который должен бы находиться в Консьержери, а не под домашним арестом? Когда же вам сделали замечание, вы не нашли ничего лучшего, чем удалиться из зала в сопровождении соратников, тем самым высказав неуважение к мнению других. Как мне это назвать и что прикажете думать, гражданин Эбер?

Эбер похолодел. Взгляд Робеспьера буквально пригвоздил его к полу. Ему вторили взгляды Сен-Жюста и Кутона. Воронье слетается на трупы. И они готовы... Нет, этого не будет. Всегда все можно исправить. - Гражданин Робеспьер... Гражданин Кутон... и гражданин Сен-Жюст... Я виноват. Каюсь. Не подумал. Мое перо к вашим услугам. - Эбер почтительно склонил голову. Подавитесь, черти.

- Я надеюсь, что вы пересмотрите свое поведение, гражданин Эбер. Я бы не хотел, чтобы ваши площадные выходки мешали принимать решения и обсуждать текущие вопросы в относительно спокойной, насколько это возможно, обстановке, - прошипел Робеспьер. - В свете сегодняшних событий, я готов скорее согласиться с гражданином Демуленом, нежели с вами, хоть вы и утверждаете, будто он обидел вас. А не вы ли начали первым кричать о монастыре, тем самым лично оскорбляя своего соратника? Повторяю, если подобное повториться, я не стану больше терпеть и вы будете наказаны, гражданин Эбер.

- Простите, гражданин Робеспьер, - залепетал Эбер, опуская полный злости взгляд. - Этого больше не повторится.

- Насколько я знаю, вы все еще мечтаете о портфеле министра? - неприятным тоном осведомился Робеспьер. - Подумайте о том, что министр не может подавать дурной пример своим соотечественникам.

- Не может позволять себе площадную ругань в приличном обществе... - вставил Кутон.

- А также проявлять инициативы больше, чем от него требуется, - закончил Сен-Жюст.

- Именно, - кивнул Робеспьер.

Эбер закивал. - Да, граждане. Я все понял. Клянусь сердцем Папаши Дюшена. Можно, я пойду, а? Мне надо подумать над своим поведением и написать кое-что для газеты. *И позавтракать*

- Ступайте, гражданин Эбер. - Робесптер подождал, пока за ним закроется дверь и снова заговорил: - А теперь, друзья, когда с неприятными разговорами покончено, я предлагаю выпить кофе и обсудить дела в Комитете. Несколько вопросов требуют немедленного решения.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Авг 16, 2009 3:07 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793

Париж.

Эжени, Робеспьер, Сен-Жюст.

Робеспьер бросил взгляд на часы. Десять тридцать. Странно, а он уже чувствует, что очень устал, несмотря на то, что возвращался домой и позже: заседания в Комитете часто затягивались за полночь. Но это письмо Давида! Неужели он не может самостоятельно решить даже самую мелкую проблему?

Робеспьер еще раз прочел записку: «Максимилиан. В рамках работы над произведением, особо рекомендованным тобой к постановке, возникло одно незначительное и вместе с тем серьезное затруднение, решить которое своими силами не представляю возможным. В случае если ты все еще считаешь постановку важной и полезной для дела Республики, считаю, что тебе лучше лично обсудить ее с автором". Выходит, что не может. Он раздраженно швырнул письмо на стол и принялся ждать автора. Встреча с ней была назначена на сегодня.

- Гражданин Робеспьер, - Эжени скромно вошла в кабинет, искоса оглядывая его. Помещение было столь же безликим, как и комната в особняке Дюпле, разве что количество бумаг было еще большим, - Давид направил меня обратно к Вам, сказав, что не может сам помочь решить одну из возникающих проблем и что дело слишком щепетильно и, возможно, заслуживает некоторого Вашего внимания, так как касается истинных врагов республики и заблуждающихся или попавших в чужую игру. Вместе с тем, прошу Вас лучше посвятить это время заслуженному отдыху, который для дела Республики важнее любого произведения современников или потомков.

- Если у вас возникли трудности, необходимо их решить, - сухо отозвался Робеспьер. - Прошу вас, присядьте и изложите суть дела.

- Гражданин Робеспьер, полностью следуя Вашим указаниям, мы с Давидом вместе попробовали привлечь к написанию диалогов для произведения, имевшего счастье быть прочитанным Вами и найденного небесполезным для победы Дела, различных авторов. Увы, ни один не показался нам пригодным. Зато, просмотрев самые различные документы, мы нашли автора, который мог бы оказаться полезным, но в настоящее время ожидает суда в Консьержери. Мы решили еще раз предоставить Вам все факты касаемые данного дела, надеясь, что добродетель и террор в Вашем лице примут правильное решение, продиктованное не человеческой силой ли слабостью, но духом, ведущим Революцию к окончательной победе, - Эжени размышляла над предстоящим разговором весь вечер. Перехитрить Робеспьера ей не под силу, отвлечь его или играть на личных привязанностях тоже не представлялось возможным. Было только одно обстоятельство, которое ее всерьез тревожило, но… посмотрим.

- Кто этот автор? - холодно спросил Робеспьер. Ответа, впрочем, не требовалось. Не так давно они обсуждали это с Сен-Жюстом, хотя ему лично совсем не хотелось даже думать о том происшествии: сразу же вспоминался и Демулен, и тон школьного друга, а также брошенные в лицо бумаги и обвинения.

- Меня знакомили с ним во время работы в Театре вампиров. Бедняга написал по заданию Театра новую постановку, так как, вдохновившись успехом «Мадам Гильотины», Театр принял решение продолжать игру с огнем на политические темы. А дальше мне остается только осветить факт, выставляющий лично меня в непригляднейшем свете. Хотя обычно пьесы на рассмотрение Комитета предоставлял наш директор или ведущая актриса, в этот раз почему-то это попросили сделать меня. И, хотя я читала пьесу, я оказалась не в силах оценить ее вред Революции и предупредить автора, что работая по заказу людей, легкомысленно играющих Революцией и Добродетелью, он и на себя бросит тень, которую смоет только его кровь. Если Вы, гражданин Робеспьер, найдете и мою роль в истории общественно вредной, так как неумение предугадать потенциальный вред Революции, несознательность и безответственность должны быть, по моему мнению искоренены в гражданах – я полагаюсь всецело на Ваше суждение, которое руководит моей жизнью тем больше, чем больше я узнаю Вашей деятельности и восхищаюсь ей, - Эжени боялась даже выдохнуть.

- Вашу роль я не нахожу общественно вредной, так как вы действительно могли не оценить вред, который могла бы нанести пьеса, будь она поставлена. Об этом должен был думать автор. Несознательность и безответственность, как вы сказали, являются серьезным проступком. Этот человек будет наказан. Меня удивляет, что среди всех авторов вы выбрали именно этого гражданина, не умеющего думать о последствии своих поступков. Впрочем... - Робеспьер подозвал одного из солдат охраны: - Гражданин, будьте добры, вызовите ко мне Сен-Жюста!

- Гражданин Робеспьер, я не могу даже передать Вам мою радость от подобного суждения. Скажите, - Эжени задумчиво посмотрела сквозь бумаги, - А те, кто заблуждается – они также вредны, как контрреволюционеры, или они достойны переубеждения? И можем ли мы позволить себе сотрудничать с теми, кто может быть только время от времени полезен – или принципы Добродетели не допускают этого?, - Она опустила глаза, - Я так мечтала спросить Вас об этом с времен той истории, а Ваше ясное видение мира сняло груз с моих плеч и позволяет мне надеяться, что Вы направите мою еще смутную мысль на нужное русло.

- Мы не можем сказать с уверенностью был ли этот поступок заблуждением, - жестко ответил Робеспьер. - Автор имел возможность работать над своим творением и вряд ли не подумал о том, какой отклик она найдет в зрителях. Я бы назвал это вполне осознанным поступком.


- Гражданин, я всецело полагаюсь на Вашу мудрость, - с жаром согласилась Эжени, - Каждое Ваше слово навсегда останется в моем сердце.

В ожидании появления Сен-Жюста Эжени, впрочем, оставалось только надеяться, что вчера по дороге домой на него упал большой камень, местами лишивший его памяти, и что он ее просто не узнает. Хотелось выпрыгнуть в окно или спрятаться под грудой бумаг.

***

"Срочно, к Робеспьеру". Сен-Жюст быстро прошел по коридорам и свернул к нужному кабинету. В последнее время он привык, что Максимильян вызывает его к себе по несколько раз на дню. Иногда по важным вопросам, иногда - просто, чтобы выпить кофе и обменяться впечатлениями. Своего отношения к Робеспьеру он и сам не мог понять. Дружба? Вряд ли. Скорее, преданность. Робеспьер был единственным человеком, способным вытащить Францию из заговоров, и сформировать настоящую Республику. Цена была неважна. Главное - итог. Сен-Жюст открыл дверь и остановился, как вкопанный. В кабинете Робеспьера стояла Эжени. В голове промелькнула целая гамма чувств. Она обманула. Она все равно пришла к Робеспьеру, затеяв с ним свою игру. Лицо Сен-Жюста стало каменным. - Гражданин Робеспьер, вы вызывали меня? Что случилось?

- Случилось, - коротко ответил Робеспьер. - Случилось то, что Давид не в состоянии решать свои проблемы, но на этот раз все серьезнее, чем мне казалось на первый взгляд. Вот, посмотри, - Он протянул соратнику письмо. - Гражданка считает, что автор той самой роялистской пьесы должен быть освобожден, так как именно он в состоянии внести необходимые поправки в предложенный мной вариант произведения.

Эжени застыла на месте. Она не понимала злобы, мелькнувшей в глазах Сен-Жюста.

*Помоги мне или можешь не помогать. Я не могу жить с такой тяжестью. Я не влияю на ход истории и ему ничто не угрожает*

*Как я могу тебе верить?* - Сен-Жюст смерил ее холодным взглядом. - *Я не знаю, что ты от него хочешь. Насколько я понял, ты обещала оставить его в покое. Я вообще не знаю, кто ты и что тебе от него надо*

*Я хоть раз тебя обманула? Хоть раз? Я хочу только свободы одному человеку. И возможности ему продолжать работать – теперь под чутким контролем. Я сказала тебе всего лишь, что не стану теперь просить твоей помощи, потому что плохо с тобой обошлась, и подставлять еще и тебя*

- Пьеса о вдове Капета? - Сен-Жюст нахмурился. - Я лично занимался его арестом. Он написал пьесу, которая могла бы внести смуту в умы парижан. Итак, гражданка... Кстати, не знаю вашего имени и фамилии... вы можете объяснить, почему он должен быть освобожден? Он ваш родственник? Муж? Или гений, способный реализовать свои лучшие силы во имя Революции?

*В твоей логике – ничем, кроме того, что я объясню тебе и Робеспьеру. А я не хочу иметь на себе крови невиновного. Я кто угодно, но не предатель*

Эжени тихо проговорила:

- У меня нет ни мужа, ни родственников. Я не считаю себя вправе даже утверждать, должен ли кто-то быть освобожден, так как не обладаю государственным умом и сама нуждаюсь в чутком руководстве. Просто этот несчастный мог быть полезен, о, если это идет вразрез с принципами Добродетели или ходом Революции, я выкину эту крамольную мысль из головы, потому что только принятием единых принципов, единым пониманием Революции, духом которой является гражданин Робеспьер, мы можем внести вклад в общее дело. Я – Эжени… Эжени Леме.

- Гражданка Леме, почему вы отказываетесь понять, что подобное влияние на умы граждан недопустимо? - хмуро спросил Робеспьер.


*Нет. Просто мне кажется, я поняла его. Действительно поняла. Он не чудовище. У него действительно есть идея, просто нет понятий о добре и зле. Он не виноват в этом, но исправить это нельзя. И я обещала не влиять на ход истории*

- Гражданин Робеспьер, если о недопустимости говорите Вы – я с радостью соглашусь. Прошу прощения, что в пылу увлечения работой допустила подобную мысль. Поверьте, прошу Вас, что единственным, что руководило мной, было лишь желание служить Революции как можно лучше и в соответствии не с моим скудным пониманием обывателя, но Вашим гением и Вашей знаменитой речью, которая заставила меня по-новому взглянуть на мою жизнь и выбрать Революцию. Я говорю о прекрасных словах о терроре и добродетели, идущих рука об руку.

- Я рад, что вы понимаете столь сложные вещи. Тем более меня удивляет то, что вы не хотите понимать более простые истины, - смягчился Робеспьер. - Иначе вы бы не пришли ходатайствовать об этом человеке.

*Послушай, поверь мне просто, поверь. Я же тебе верила. Если б ты вырвал у меня обещание не ходить к нему, я бы никогда не пошла. Я не обманываю, не играю – неужели не видишь?*

- Гражданин Робеспьер, я раскаиваюсь за совершенную ошибку, поверьте, Ваше неодобрение стало лучом света, пролившим понимание и ясность на многие вещи. Я поняла теперь, что излишнее усердие может быть столь же губительно, как и безответственность. Ваше решение будет и моим, мне нечего добавить, и я не решусь заговорить в тишине, которая должна сопутствовать последнему слову человека, который лучше всех понял Революцию.

- На какой день назначено заседание Революционного трибунала, который должен слушать дело этого автора? - тихо спросил Сен-Жюст.

- Через неделю, если мне не изменяет память, - ответил Робеспьер. - Если у Фукье не будет других, требующих немедленного рассмотрения.

- Я предлагаю дать ему возможность внести поправки. Он - автор "Мадам гильотины". Этот спектакль по сей день идет с большим успехом. Возможно, ему удастся сделать нечто аналогичное? - Сен-Жюст больше не смотрел на Эжени. Было что-то неправильное в том, что в этом кабинете присутствует еще один представитель мертвых. Достаточно Страффорда.

- Гражданин Робеспьер, одно Ваше слово – я первая выступлю свидетелем обвинения на Трибунале, если того требует Революция и Добродетель, - Эжени посмотрела на него преданно, - Мне стыдно, что мои заблуждения и сомнения смели докучать Вам.

- Я бы не доверял человеку, который, совершив добродетельный поступок, тут же совершает злой, - хмуро сказал Робеспьер. - Он должен понести наказание, иначе и остальные возомнят, что вправе писать подобные пьесы. Впрочем, мы можем отложить слушание дела, а он предоставит нам свое новое творение. Посмотрим, насколько оно может быть полезно для общества.


- Гражданин Робеспьер, молю Вас, только не сочтите злым мой поступок сегодня. Ваше доброе слово, Ваша направляющая Революцию рука стоит и тысячи голов, отнятых во имя правого дела.

- Нам нужно установить срок, - резюмировал Сен-Жюст. - Два дня на переработку. Консьержери располагает к производству шедевров...

- Мне, однако, кажется странным, что Давид... - вполголоса пробормотал Робеспьер, ни к кому не обращаясь. Но спустя несколько секунд опомнился и обратился к гражданке Леме: - Спустя два дня мы вынесем решение о судьбе вашего автора.

* Что ты сделала с Давидом? Промыла ему мозги?*

* Да сколько раз тебе повторять, что я не увлекаюсь этим! Ну неужели ты мне совсем не веришь? Этот Ваш Давид просто не хочет сам на себя принимать ни малейшей ответственности и решать сам ни один вопрос. Скажи, что ты этого не знал.*

- Гражданин Робеспьер, мне остается только повторить, что я приложу все усилия в работе с Давидом, чтобы вернуть Ваше доброе мнение обо мне. Поверьте, Ваша похвала – это похвала Революции, а служение ей в наше время – долг каждого патриота.

Робеспьер рассеянно кивнул, но думал в этот момент совсем о другом.

- Хорошо, гражданка Леме. продолжите работать с Давидом. А теперь прошу простить, у меня много дел. Да и вам не следует ходить по улицам в такое время... Ваши документы в порядке? У вас есть свидетельство о благонадежности?

- В полном порядке, - улыбнулась Эжени. Арман не подводил своих актеров – только сейчас она ощутила к нему волну признательности, - Готова представить их немедленно или по первому требванию.

*Боже мой, послушав твои речи я начинаю верить, что ты не увлекаешься прогулками по чужим мыслям... Сколько неискренних слов о революции... И зачем? Считаешь себя умнее других?*

*Нет, не считаю. Этот ответ принято? А про Революцию…. Ты не поверишь мне, но я именно так раньше и говорила. И деньги в редакцию «Друга Народа» тайком от Театра таскала. Да и сейчас я - сторонник Революции. Но не буду лезть в ее ход, так как ты прав. И не лезу*

- Нет необходимости, - едва улыбнулся Робеспьер и поднялся, давая понять, что на сегодня разговор окончен.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Авг 16, 2009 9:50 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж, дом Маэла

Маэл, Лавуазье

Маэл заплатил извозчику и направился к дому, решив пересечь площадь пешком. Излишне патриотичные граждане, живущие по соседству уже и так упрекали его в умеренности, хотя до серьезных мер дело еще не дошло. У дома его встретил слуга, который едва завидев его, сообщил, что есть новости. Вампир вздохнул. Ну что могло случиться за два часа? Оказалось, что случилось. Те же патриотичные граждане решили устроить какой-то праздник и приглашали его принять участие. Стало быть, нужны деньги. Вторая новость была более неожиданной: пришел Лавуазье. Маэл насторожился. В это время ученый обычно работал в лаборатории, только что-то очень важное могло заставить Антуана изменить распорядок. Он отдал слуге шляпу и прошел в гостиную. - Добрый вечер, Антуан, рад тебя видеть.

Антуан Лавуазье не находил себе места с раннего утра. С того самого часа, когда, движимый нехорошим предчувствием, он подъехал к дому маркиза Кондорсе и был остановлен жандармами. «Гражданин Кондорсе арестован. Предъявите свидетельство о благонадежности, гражданин…» Арестован! Так быстро! Вчера Лавуазье потратил целый вечер, уговаривая своего друга маркиза отказаться от выступления в Конвенте. Попытка была проигрышной изначально! Во-первых, по отношению ко всем, кто имел отношение к жирондистам, сейчас начиналась настоящая травля. А во-вторых… Выступить в Конвенте, переполненном якобинцами, критикуя в одиночку их Конституцию, было равносильно самоубийству. Хотя в последнее время маркиз явно мучился от депрессии. Он изменился и здорово сдал. Поэтому Лавуазье не сомневался, что маркиз, эта светлейшая голова современности, будет стоять до конца, не оглядываясь на опасность…

Завидев Маэла, Лавуазье поднялся.
- Маэл, добрый вечер, прости за вторжение. Я очень торопился. Кажется, мне требуется твоя помощь. И дело не терпит отлагательств.

- Что случилось? - в голове пронелись несколько вариантов того, что могло произойти и, как назло, один другого хуже.

- Маркиз Кондорсе арестован. - Лицо Лавуазье выглядело совершенно несчастным. - Пока что он под домашним арестом. Но я подозреваю.. Маэл, все это из-за политики. Я предупреждал его, но он решил выступить против существующей власти. Против якобинцев, которые, кажется, окончательно посходили с ума, если принялись за выдающихся ученых!

- Этого следовало ожидать, - пожал плечами Маэл. - Я слышал, что маркиз выступил в Конвенте, вот и результат. Но думаю, что Кондорсе знал, на что идет, он не первый день в политике и должен был предвидел возможные осложнения.

- Но это же немыслимо! - эмоционально заговорил Лавуазье. - Если они начнут уничтожать ведущие умы Франции... Когда меня арестовывали за убийство Ламбера, я действительно был задержан над трупом с ножом в руках. Но маркиз! Он всего лишь высказал свое мнение! Маэл. - На лице ученого отразилась мрачная решимость. - Я никогда и ни о чем тебя не просил. А теперь прошу, потому что кроме тебя, никто не сможет ему помочь. Пожалуйста, освободи его. Дай ему возможность уйти. Уверен, скоро этот кошмар закончится и наступит день, когда маркиз сможет спокойно вернутсья домой.

- Ты не понимаешь о чем просишь, - ответил Маэл. - Маркиза обвиняют в заговоре против Республики, тогда как тебя обвиняли всего-навсего в убийстве. Обратиться с такой просьбой к тем, кто сейчас у власти, означает подписать смертный приговор. По-настоящему страшно то, что погибнут люди, которые не имеют к этому отношения.

- Я понял тебя. Наверное, ты прав. - Лавуазье поднялся. - Прости, что наговорил тебе глупостей.

- Я должен был выразиться более прямо, - задумчиво проговорил Маэл. - По большому счету, мне все равно, что будет с теми, кому поручено охранять маркиза. Но мне не все равно, что случится с тобой. Потому что не имея возможности причинить вред мне, они отправят на эшафот тебя.

- Маэл, я действительно сожалею, что завел этот разговор. - расстроенно проговорил ученый. - Не знаю, что на меня нашло. Сейчас мне надо уехать - я собрал внеплановое заседание всех членов Академии. Увидимся позже, если, конечно, я не слишком расстроил тебя своей просьбой и ты согласишься составить мне компанию за чашкой кофе. - Лавуазье направился к выходу, ругая себя за то, что изначально полез к Маэлу со своей просьбой. Не он ли сам просил его не вмешиваться в политику? Арест Кондорсе - это беда Академии. На сегодняшнем заседании он собирался собрать подписи всех, кто согласится поддержать маркиза, и передать прошение лично Робеспьеру. Лавуазье несколько раз наблюдал Робеспьера в действии, и тот показался ему единственным интеллигентным человеком в этой плеяде тиранов.

- Нет! - уловив в мыслях ученого образ Робеспьера, Маэл встревожился не на шутку. - Не нужно ходить к Робеспьеру. Он не оценит твоего поступка и под угрозой окажутся те, кто вместе с тобой подпишет прошение. На собрании не будет ни Ассенфранца, ни Морво, ни Фуркруа. Но это не помешает им составить список тех, кто был и положить его на стол Фукье.

- Откуда ты знаешь? Ты прочел мои мысли? Да? - Лавуазье остановился, сел в кресло, затем снова встал и застыл перед дверью. - Зачем? Я хочу использовать все возможности. Мы, ученые, не можем позволить им гильотинировать гениального человека лишь из-за того, что он когда-то имел связи с жирондистами. Ты говоришь о списках. Но неужели ты думаешь, что они способны казнить всех академиков Парижа???

- Я не специально. Просто образ Робеспьера был слишком ярок, чтобы это проигнорировать. Теперь вернемся к Академии. Не знаю, способны ли они гильотинировать всех академиков, но наказать защитников маркиза они в состоянии, поверь мне. А еще они способны закрыть Академию и расправиться со всеми поодиночке.

- Что же нам делать, Маэл? Спокойно ждать, когда по городу пронесется весть о казни маркиза? Не предпринимая ничего, просто потому, чтобы не разделить его участь?

- Черт бы тебя побрал, Антуан! - Маэл закурил и некоторое время молчал, обдумывая детали. - Обещай ничего не предпринимать и не совать голову под нож, а я предоставлю Кондорсе возможность скрыться. И он будет дурак, если ее не использует.

- Нет. Не надо. Это дело Академии. И мы сегодня решим, как нам поступить. Если не Робеспьер, то Дантон... Или...

- Не говори ерунды! - рявкнул Маэл, теряя терпение. - Ты что, не видишь, что твориться вокруг? Так оглянись! Людей отправляют на эшафот десятками каждый день! Ты думаешь, что их остьановят чьи-то заслуги? Черта с два! Они будут помнить только то, что маркиз - заговорщик, а ты, любезный друг, откупщик, пусть даже и бывший! Поговоришь на своем собрании о чем-нибудь другом. Или выскажешь сожаление, что маркиз арестован. Но не заставляй их подписывать прошение!

- Я понял тебя, Маэл. Но, прошу тебя, не заставляй меня оставаться безучастным. То, что я пришел к тебе с просьбой - абсурд. Пусть ты не такой, как мы, но ты не должен рисковать собой во имя маркиза. Я буду осторожен в выражениях. Обещаю.

- Я уже говорил, что предоставлю маркизу шанс бежать, - сквозь зубы сказал Маэл. - От него зависит, использует он эту возможность или нет. Взамен прошу тебя не делать глупостей.

Лавуазье внимательно посмотрел на своего друга и, кивнув, вышел из его дома.

Когда за Лавуазье закрылась дверь, Маэл схватил лежавший на бюро пистолет и выстрелил в висевшую на противоположной стене миниатюру. Разумеется, он попал.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 12:08 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года, Париж.

Сантьяго Люциани, Шарлотта Корде.


Сантьяго сидел в небольшой таверне на острове Ситэ.
С прошлой ночи мрак отступил.
В карточной игре, если игра идет по парам, одни из игроков может намеренно проиграть просто ради того, чтобы игру продолжил кто-то другой.
Он прикрыл глаза и откинулся на спинку стула.
«Да. Человеческая жизнь ничего не стоит по сравнению с возможностью продолжить игру. И даже личность. Если все случится. А она не обманет – то дальше я уже буду просто не я. И никаких скитаний души в потемках –тем более я не религиозен. И даже если меня не будет –это ведь выигрыш»… Сантьяго улыбнулся мыслям и заказал вина.
Напиваться больше не хотелось. Хотелось еще увидеть светловолосую бессмертную - он даже имени ее не знал. Еще он почему-то жалел, что так и не был в Африке. В остальном вроде все успел, все сделал. Подводя итог, жалеть было не о чем. А главное – впереди предстояла пусть последняя, но все же – игра, черт возьми. Он с удовольствием закурил дорогую сигару.

«Умоляю вас, найдите Сантьяго Люциани! Ордену нужны все его наработки по бессмертыным. Интересуют Театр и Клери. Главное, прошу вас, не приближайтесь к вампиру Маэлу даже, если он сам попросит вас об этом. Это моя личная просьба. Р.Л.»

Вот такую странную записку получила Шарлотта несколько дней назад. Вроде бы, ничего особенного, всего несколько слов. Но от нее веяло чем-то нехорошим. Словно, автор писал ее, находясь в полуистерическом состоянии. Что могло случиться с Реджинальдом Лайтнером? Впрочем, это не ее дело.

Все это время она успешно претворяла в жизнь свой план. Жирондист Шарль Барбару, кажется, был от нее без ума, и ей оставалось лишь опускать глаза, строя из себя непонимание его желаний, и отбиваться от его приглашений. Теперь она была в курсе всех дел жирондистов. В глубине души ей было их даже жалко. Они много и громко говорили и друг перед другом выставляли себя героями. А в душе.. Заглядывая в их мысли, Шарлота видела лишь стайку насмерть перепуганных и отчаявшихся людей. Ее план был прост – собрать как можно больше информации, и отправиться к Марату побеседовать. А дальше и до Клери недалеко. Но информации пока было не так много – ничего такого, что могло бы его заинтересовать. И тут эта записка.

Шарлотте стоило больших трудов придумать для тетушки достойную причину для внезапного отъезда на несколько дней. В Париж она прибыла утром. А уже к вечеру знала обо всех игральных заведениях города. Точнее, о тех, что продолжали действовать. Еще один день ушел на то, чтобы обойти их и собрать информацию о посетителях. Так и есть, Сантьяго бывал тут. Постоянно играл. И пил. Эту его особенность Шарлотта тоже знала. В его досье, часть которого любезно предоставил Лайтнер, было написано, что агент страдает серьезной тягой к спиртному и иногда способен «выключиться» из процесса на несколько недель… В этом ли дело? Или тут что-то личное?

Выследить Сантьяго по мыслям таких же, как и он, игроков, Шарлотте удалось лишь на четвертый день пребывания в Париже. Она сразу узнала его, хотя раньше никогда не видела.

*Агент Люциани, меня зовут Шарлотта. Прошу вас, назовите место, где мы могли бы поговорить*.

"Нашли все-таки", - Сантьяго тряхнул головой, приглашая Шарлотту присесть за его стол, - "Смешно - пока я гонюсь за сдьбой тут, за мной бежит моя прежняя жизнь", - Добро пожаловать в Париж, - светски заметил он

- Мы можем спокойно говорить тут, в этом кафе? - Шарлотта присела за его столик. - Я рада с вами познакомиться, Сантьяго. Слышала, что мы работаем над одним и тем же делом. А также немало лестных отзывов о ваших способностях. Орден беспокоится о вас. Месье Лайтнер направил меня, чтобы я удостоверилась, что с вами все в порядке.

Сантьяго смерил ее взглядом. Не особо красивая, в глазах - преданность великому делу... тьфу, скучная она какая-то.
- Выпьете со мной? - вместо ответа поинтересовался он, - Кстати, сегодня намечается большая игра, могу пригласить почаствовать. У меня все прекрасно, а месье Лайтнеру передайте чтобы больше не беспокоился, и что он мне...надоел. Вот
- Вы... шутите? - только и смогла произнести Шарлотта.

- Я? Шучу? Да как Вы можете обо не даже подумать такую низость, - Сантьяго сватился за сердце, - Что Вы... я всерьез, - он подмигнул ей.
- Вы хотите сказать, что приняли решение уйти из Ордена? - уточнила Шарлотта.

- Слушайте, передайте Лайтнеру, что я тут влюбился и намерен жениться. На сестре Марата! Знаете такого? Надеюсь на достойный свадебнй подарок, - Сантьяго рассмеялся при мысли об Альбертине, - И сами понимаете, работать на иностранную разведку я больше не смогу.

Шарлотта слегка нахмурилась. - Послушайте, Сантьяго... Я не имею права вас отговаривать - думаю, вы не из тех, кто меняет решения. НО прошу вас. если вы решили уйти, сделайте это по-честному. Я готова записать все, что вам удалось узнать за время жизни в Париже. Орден интересуют Клери и Театр.

- Так я же все написал, - пожал плечами Сантьяго, - а дальше все было просто, - он начал жестикулировать, рисуя картины из настоящего романа, - Я решил пойти в дом к Марату, чтобы найти Клери и увидел на пороге Ее. С тех пор все мои мысли - только о прекрасной Альбертине, - все по-честному. Клери - очаровательный юноша, но милая Альбертина вообще не принимает чужи в доме. А Театр готовит новый спектакль, на который идти у меня нет времени в связи с грядущей свадьбой. Честно?, - Сантьяго задумчиво перебрал колоду и пододвинул к себе бокал.

- Ну что ж... Я поняла вас. Благодарю за то, что уделили мне время, месье Люциани. И.. удачи. - Шарлотта поднялась и вышла, кивнув ему на прощанье.

Сантьяго улыбнулся. Боже мой, и это - лучшие агенты. Наверное, стоит предупредить Клери, что Таламаска занялась ей всерьез. И заодно... Если Таламаска хочет информации и доказательств - будут ей и информация и доказательства. Ах, жаль не получится доказать. что настоящий вампир -это Жан-Поль Марат

Только оказавшись за несколько кварталов от кафе, Шарлотта дала волю ярости. В глазах выступили слезы. Она шла, кусая губы, не представляя себе, как расскажет обо всем Лайтнеру. Конечно, в истории Ордена были свои предатели. Но они уходили от страха или от усталости. Но не так, как этот неблагодарный, бездумный тип, обязанный Главе ордена жизнью. Что ж, с Клери она разберется сама. Сантьяго начинал с Альбертины Марат, а она подберется к самому Жан Полю. Недаром же целый месяц Шарль Барбару… При мысли о жирондисте, Шарлотта остановилась. Вспомнились его рассказы о Конвенте и Комитете общественного спасения. Однажды, напившись, Шарль рассказывал ей жалобные истории о том, как арестовали множество его друзей и соратников… Арестовали…

Шарлотта слегка улыбнулась. В ближайшей лавке она приобрела бумагу и чернила. Затем принялась писать, вспоминая все нужные обороты и имена.

«Уважаемый гражданин Кутон!
Ваша речь о Добродетели и пороке показалась мне совершенной. И вот, что я имею вам сказать. Около месяца назад в доме, напротив которого я живу, поселился человек. Сам он – скопище пороков. Игрок и невоздержан в спиртном. К тому же, – иностранец. Мы с мамой беспокоимся – вдруг это - иностранный шпион, присланный в город для наблюдения за добродетельными гражданами и развращения духа парижан? Не подписываю письмо, потому что очень боюсь его мести»

Остается написать адрес бывшего агента Люциани и отправить письмо.
А затем спокойно вернуть в Канн для подготовки своего знакомства с Маратом.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 12:40 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Сен-Жюст, Марат / Бьянка, Марат.

Подходя к дому Марата, Сен-Жюст еще раз прогнал в памяти события последнего времени. Все началось в середине мая. Именно тогда он впервые начал замечать новое выражение в глазах Максимильяна в те моменты, когда Марат выходил на трубуну и выкрикивал свои обличительные речи. Сам Сен-Жюст уже давно считал Марата демагогом, ведь тот, слишком увлекаясь красивыми словами и самим собой, иногда здорово уходил от темы и не вдавался в конкретные факты. Но народ любил его слушать, так что это не имело значения… К концу мая стало понятно, что Неподкупный затаил обиду на Друга народа. Он хорошо это скрывал, но Сен-Жюст давно научился ловить все оттенки настроений своего старшего соратника и учителя. Они никогда не обсуждали Марата. Просто в один прекрасный день Робеспьер в присутствии нескольких членов Конвента нарочито сгреб на свежий номер «Друга народа» апельсиновые корки. С этого все и началось.

Одного слова Робеспьера хватило, чтобы от Марата стали отгораживаться. Просто на всякий случай. Люди – трусливые создания, предпочитающие расползаться по углам при виде человека, о котором лишь пущен слух, что он болен чумой или проказой. Таким отверженным медленно становился Марат. Затем – история со статьей и разговоры о его болезни. Потом – публичный бойкот в Конвенте. В разговоре с Клери Сен-Жюст не скрыл ничего. Он действительно ыбл уверен, что дни Марата в политике сочтены. Но совершенно неожиданно Максимильян решил немного попользоваться этим, когда-то лучшим пером Парижа. А он никогда не ошибался.

Сен-Жюст вошел в редакцию и, как ни в чем не бывало, приветственно кивнул Марату.

- Зашел тебя проведать, Жан Поль. Тебя сегодня не было в Конвенте…

- Заходите, гражданин Сен-Жюст, - пригласил Марат, не отрываясь от кипы исчерканной бумаги. Вот уже несколько дней он пытался что-то написать, но после того заседания в Конвенте вдохновение покинуло его. Как только он находил тему, которой, возможно и заинтересовался бы, на ум приходил один-единственный вопрос, который портил все: "А кому это надо?". Да, народ его слушал, но какой прок от говорильни, если необходимо действовать? Но его не желали слушать. Раньше он закрывал на это глаза, а то заседание перевернуло все. Точнее, расставило все по местам. Здоровье оставляло желать лучшего, вдобавок ко всему остальному у него уже который день был жар. Наверное, это от нервов. Марат указал Сен-Жюсту на стул, а потом придвинул к себе кружку с молоком.- Плохо себя чувствую, вот и не пошел.

- Что-нибудь нужно? - Сен-Жюст сел на стул, изучая обстановку с неподдельным участием. Вот так уходят Боги и творцы, растоптанные неудачно сложившимися обстоятельствами. В затхлой комнате, среди сваленных в кучу грязных вещей. Говорили, что он ушел в себя и переехал в подвал, фактически удалившись от семьи.

- Что мне может быть нужно? - пожал плечами Марат. - Я привык довольствоваться малым. Лучше скажи, зачем ты пришел.

- Узнать, что случилось с твоей газетой. Ты нужен нам, Марат. Без тебя нам не справиться. - Сен-Жюст поискал глазами следы предывания тут Клери. Она права, ему никогда не понять ее привязанности к этому человеку...

- Нужен? Надо же, как я удивлен, - Марат хлопнул ладонью по столешнице. - Здоровье у меня не то, увы, чтобы мотаться по городу, как раньше.

- У тебя есть Клери, - тихо произнес Сен-Жюст. Апатия Марата сбивала с толку. Похоже, месть Робеспьера сработала даже лучше, чем они думалию

- Клери больше не появляется, - усмехнулся Марат. - Я слышал, что они сработались с Демуленом.

- Кто? Клери? - Сен-Жюст сохранял бесстрастное выражение лица. *Знал бы ты, что она думает и чувствует на самом деле... * - Откуда такие сведения? Я слышал, что Клери покинул Париж из-за скандала, связанного со статьей Эбера о нем и Дюмурье.

- Я тоже так думал, а потом услышал еще и эту сплетню, - ответил Марат.

- Ты знаешь, что сейчас творится в армии, Марат? - Сен-Жюст перевел разговор на нужную тему. Известие о Демулене его удивило. Неужели Клери ходит к Камилю? Это нужно проверить.

- С трудом, если честно. Ты сам знаешь, что я в последнее время не у дел.

- Ты решил уйти от дел? - резко спросил Сен-Жюст. - Самоустраниться?

- Будет правильнее сказать, что меня решили уйти от дел. Давай называть вещи своими именами.

- И кто по твоему мнению, это сделал? Называй своими именами, раз начал.

- Не знаю, - покачал головой Марат.

- Немного же тебе надо, - зло сказал Сен-Жюст. - Две неудачно сказанные речи, и ты уже считаешь, что тебя устраняют от дел. Слухи о том, что Клери перебежал к Демулену - и ты уже бросаешь свою газету, выпуская жалкое подобие прежней. Видимо, тебе действительно пора удалиться от дел.

- Клери здесь не при чем, - Марат поднялся и подобрал с пола сюртук. - Я сейчас пойду домой. А если ты пришел посмотреть не умер ли я еще, то как видишь, нет.

- Это еще хуже. Ты сдался. - Сен-Жюст поймал себя на мысли, что проклинает Робеспьера за эту историю. Зачем было доводить Марата до такого состояния, чтобы потом пытаться его из него вытащить? Этого не мог понять ни сам Сен-Жюст, ни Кутон.

- Думай, что хочешь. Я хотя бы не вру, когда говорю, что болен.

- О, вот в этом никто... - Сен-Жюст резко обернулся, почувствовав первым ее присуствие. Клери. Она говорила, что собирается начать действовать через два дня, но, видимо, появилась только сейчас.

- Так вот позволь мне хотя бы болеть спокойно, - неожиданно едко сказал Марат. - А теперь выйди, пожалуйста. Если не хочешь, чтобы я запер тебя в редакции. - Он побреньчал ключами.

***

- Гражданин Марат, гражданин Сен-Жюст, добрый вечер. Простите, что помешал вашей беседе. - Бьянка испуганно взглянула на Сен-Жюста, но, к счастью, его лицо оставалось спокойным.*Уходи немедленно*

- Всего хорошего, граждане, - холодно произнес Сен-Жюст и вышел из редакции быстрее, чем собирался.

- Здравствуй, Клери, - Марат бросил ключи на стол. - Заходи, присаживайся. Не могу поверить, что ты здесь, не ожидал тебя увидеть.

- Почему? Меня не было всего несколько дней. Думал, я сбежала? - Бьянка заперла дверь и скинула шляпу.

- Нет, не думал, - Марат зажег еще две свечи и сел на кровать, прихватив кружку с недопитым молоком.

Бьянка устроилась рядом. Все оказалось хуже, чем она думала. Безусловно, у нее была возможность все изменить. Мариус называл это "простым внушением". Немного поработать с психикой сидящего рядом человека - и его настроение меняется. Почему же она, которая так легко вчера готова была помочь малознакомому Сантьяго, не использует своих методов с Маратом? Что-то подсказывало - нельзя. Пройти этот путь до конца. Бьянка почувствовала, что сейчас расплачется. Как и предупреждал Сен-Жюст, Марат был раздавлен и теперь напоминал живой труп. - Я вижу, что тебе плохо. И не буду расспрашивать. Просто разреши мне посидеть с тобой молча. И не уходи.

- Никуда я не пойду, - проворчал Марат. - А знаешь, может быть, Сен-Жюст прав? Может, я и вправду расклеился из-за двух неудачных речей? Хотя нет. Я просто стараюсь себя в этом убедить, вот что.

- Они бросают тебя из стороны в сторону, - Бьянка поджала губы. Ее душила ярость. - Сегодня ты им нужен, завтра - нет. Марат, ты - самый выдающийся из них. Ты шел к своему звездному часу, не интригуя и не пускаясь не хитрости. Просто ты делал и говорил то, что считал правильным. Ты предан Республике? Посмотри, сколько всего удалось сделать, и ты прекрасно знаешь, что без тебя они бы не справились. Никогда не справились. Ты хотел, чтобы за тобйо шли люди? Пройдись по улицам, и ты увидишь все ту же преданность и обожание в их глазах. Народ не знает, о чем говорят в Конвенте. Не знает, какую игру затеял Робеспьер или его соратники. Они знают тебя, и готовы идти за тобой - проверь, пройдись по улицам, и ты почувствуешь это. Прочти перед ними те слова, которые остались непонятыми Конвентом. И у тебя не останется вопросов. А еще у тебя жар. Прими лекарство и пойдем со мной. Если кто-то посмеет засмеяться мне в лицо, я его убью. Да никто и не посмеет. Ведь я буду с тобой, а народ не предает своих вождей.

- Это ты так говоришь, Клери. А еще я думаю, что тебе не следует появляться на улицах, Париж все еще полон сплетен, на этот раз без участия Эбера, но с его легкой руки. А что касается меня... Я, пожалуй, схожу к аптекарю и вернусь. Жар слишком сильный, нужно что-то делать.

- Что еще за сплетни? - устало спросила Бьянка. Она впервые не способна была достучаться до Марата, и это сводило ее с ума. - Что-то новенькое?

- Нет, - хмыкнул Марат. - Перемывают кости тебе и Демулену. Ну и Эберу кое-что достается.

- Я не помню, когда в последний раз говорила с Камилем. - пожала плечами Бьянкаю - А ты хотел написать что-то, что отвлечет людей от моей персоны, помнишь?

- Помню, - уныло отозвался Марат. - У меня не нашлось темы, которая бы захватила людей. Мне жаль.

Бьянка пристально посмотрела на него.

- Ты хотел идти к аптекарю? Иди, ты можешь не успеть

- Да, хотел. Ты дождешься меня? Почему-то подумал, что вернусь, а тебя не будет.

- Я никуда от тебя не денусь, ты еще этого не понял? - спросила Бьянка и отвернулась.

- Тогда я быстро, - кивнул Марат и исчез за дверью.

Когда за ним закрылась дверь, Бьянка легла на кровать и закрыла лицо руками. Все кончено. В этот момент она приняла самое страшное решение своей жизни.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 2:00 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

1793 год
Июнь
Париж
Эжени, Демулен.

Эжени сидела на парапете набережной у Нотр-Дамм. Революция дала ей многое, но теперь... ее Собор заполнили полчища санкюлотов, поклоняющихся безумному культу.

Радость от победы над самим Робеспьером даже померкла перед перспективой утратить то, что она любила больше всего на свете. Впрочем, и с Робеспьером игра еще не закончена. Но тут уже все зависит не от нее.

Она вздохнула наклонилась и подобрала горсть камешков, издали наблюдая над санкюлотами Да пожалуй, она не так выделялась из толпы на улице, как боялась. Перспектива укладывать волосы в прическу привела ее в наибольшее затруднение со времен самостоятельной жизни, поэтому добродетель добродетелью, а она будет носить их распущенными. И больше – никаких черных платьев. Свои старые она сожгла за городом, после последнего визита к Робеспьеру.

Ладно, на улицах Парижа и не то сейчас увидишь.
Эжени подумала, что было бы красиво швырять в воду не камни, а золотые монеты – они бы блестели при лунном свете. Но это бы точно привлекло внимание. Поэтому она продолжила бросаться камнями с парапета в Сену, давая выход копившемуся раздражению оттого, что ее выжили от Собора, с которым у нее было связано слишком многое, чтобы так просто это сдавать.

- Думаю, за свою жизнь он видал и не такое... - Камиль Демулен подошел неслышно и зачерпнул в ладонь горсть камней. - Пойдем. тебе не стоит на это смотреть.

- Это ведь тоже – Революция, да? Вот так и бывает, верно? Знаешь, смешно, я хотела прийти сюда и подумать как легко мы бросаемся окружающими ради идеи и что это неверно – а получается, что иногда ради идеи стоит отдать самое дорогое, - Эжени швырнула камень в реку, - Куда теперь идти? Вот после потери? После того, как твой мир разрушен внешним миром?

- Пройдут годы, и твой Собор останется самим собой. Он забудет все, что тут происходило. А мы уйдем в небытие. Как и те, кто сейчас оскверняют его одиночество

- Вот что, я этого так не оставлю. Можешь хоть сейчас посчитать, что я предаю дело Революции. Я верну себе Нотр-Дамм, - Эжени бросила остатки камней в реку и про себя усмехнулась насчет ухода в небытие. Нет-нет, она будет все помнить вместе с Собором. Она спрыгнула с парапета, - Знаешь, я всегда мечтала стать одной из горгулий Собора. Но я бы не стала взирать на все с равнодушной улыбкой…. И не стану. Пошли куда хочешь. Только давай избегать людных мест, ладно? И… больше не ищи меня тут. Помимо всего мне не хватало только кучи санкюлотов… и – да, я не могу это видеть.

- Ты очень изменилась, - задумчиво проговорил Демулен. - Иногда я ловлю себя на мысли, что общаюсь с двумя разными людьми. У вас только мысли совпадают. У тебя и у той, к которой я подошел дождливым вечером полтора месяца назад.

- Тебе это не нравится?

- Мне нравятся обе Эжени, - улыбнулся Демулен. - А как ты собираешься вернуть себе Собор?

- Пока не знаю… не знаю… Я не уверена, что не подставлю тебя еще раз, если поделюсь планом, которого пока кстати нет. Знаешь… мне надо тебе кое в чем признаться. Тебе это не понравится, сразу говорю - Эжени решилась. Играть с Камилем Демуленом не стоило. Или он поймет, что нельзя идти против Робеспьера открыто, или...

- Говори. Лучше слышать слова, чем догадываться о мыслях.

- Не догадаешься, - Эжени остановилась на набережной и снова села на парапет, после чего отвернулась и продолжила швырять камешки, - В общем, ты меня просил не лезть в ваши игры, да? Но из-за меня мог пострадать один человек. Я пошла к Робеспьеру, - ее голос стал бесцветным, - Я попыталась понять его. В итоге, возможно, у меня получилось. Через два дня будет видно. И он… он не более виновен, чем те, кого он приговорил. Ты сейчас будешь ругаться, да? Или говорить, что я перестала быть самой собой, - Она вернулась к своему занятию, наблюдая, как по Сене расплываются круги, но старясь соразмерять силу и потенциальные возможности человека.

- Да. Буду. - бесстрастно ответил Демулен. - А ты, оказывается, сложнее, чем казалась. Удивительная и непостижимая женщина. Иногда мне кажется, что я наблюдаю тебя целую жизнь. Сначала ты - робкое создание, которое извиняется за каждое слово, прячет свою душу и боится собственной тени. Потом - уверенная в себе парижанка, готовая пойти к Робеспьеру ради того, чтобы сделать красивый жест и вытащить человека, которого сама же и закопала. Одновременно ты играешь в непонятные игры с Сен-Жюстом, которого боится весь город, и бродишь одна, растворяясь в ночном городе, словно эти камни, которые ты бросаешь в Сену. Кто ты, Эжени? И зачем тебе все это? Актриса? Простой наблюдатель? Горожанка, поддерживающая революцию и готовая пожертвовать ради нее всем?

- Хочешь – я снова стану тенью. Это несложно – путь назад, - Эжени спрятала лицо, - Я – это просто я. Химера с вершины Собора, который отняли. Помнишь - я говорила, что ты помог мне стать самой собой. Но ты можешь помочь мне перестать быть собой обратно. В Театр меня примут назад… пара унижений – ничего. Ты имеешь право, честно… А спасение человека – это не красивый жест, поверь. И не камень, который я кину в Сену, - Она подкрепила слова жестом.

- Я искал тебя, чтобы сказать, что ты стала частью моей жизни. Эта мысль пугала меня все это время, но я больше не мог себя обманывать. Я чуть не совершил ошибку. Но этого не будет. Я ухожу. Также, как ты ушла в тот вечер, помнишь? Я возвращаюсь к своей семье и своим мечтам о совершенном мире. Пусть неправильным, но моим. Ты сильная женщина, и сама прекрасно знаешь, что делать. Не думаю, что ты вернешься в Театр, ты же первая поняла, что это - не твое. Играй в политику. Это увлекательно и опасно. А я не хочу ничего об этом слышать. Мое сердце останется с той, что стояла дождливым вечером у Собора.

- Это из-за слухов, да? Послушай, хочешь – я вернусь в Театр. Хочешь – больше не скажу никому ни слова. А хочешь… да, это будет справедливо. В один день я потеряю и тебя и Нотр-Дамм. Я тоже не могу ни слова слышать о политике, понимаешь, - Эжени спрыгнула с парапета, - Но я знаю, что непорядочным было бы промолчать. Непорядочно было бы не заступиться - хотя я хотела прятаться под стол пока стояла в кабинете Робеспьера. Ты имеешь полное право мне отплатить за то, когда я ушла. А я… Ты будишь во мне душу, заставляешь чувствовать себя живой, единственный кто понимает меня без слов. Но если я перешла грань – уходи… Я вернусь в Театр, куда тебе нельзя.

- Делай, что хочешь. У нас нет будущего. И слухи тут не причем. В последнее время стало модным ходить к Робеспьеру. Эдакая игра с огнем. Я читал о подобном явлении. И наблюдаю за этим сейчас. Причем тут слухи? Да и о чем могут быть слухи? О том, что я готов бросить свою жену ради тебя? Они недалеки от истины. Иначе почему я таскаюсь к этому Собору каждый вечер? Со мной никогда такого не происходило. Теперь я об этом могу сказать, потому что разочарован. И не собираюсь этого скрывать. О да, мы с тобой похожи, я тоже периодически заступаюсь за людей в тех случаях, когда считаю непорядочным промолчать. Но я - один из тех, кто заварил всю эту историю. Я был здесь с самого начала. И Революция - одна из частиц моего сердца, выстраданная, продуманная. А ты... Ты просто увлеклась этим и решила пройтись по тому же пути. Почувствовать себя героиней. Сначала отправить человека на эшафот, а потом, передумав, отправиться льстить Робеспьеру. А что ты льстила ему, я не сомневаюсь, иначе мы с тобой сейчас не говорили бы. Я знаю, какую цену платят за беседы с Максимильяном. Эжени, я сказал тебе даже больше, чем хотел. Ты - деятельная и смелая. Ты найдешь, где применить свои способности. И не надо пугать меня возвращением в Театр.
Демулен развернулся и быстро зашагал прочь.

- Подожди, Эжени в несколько прыжков одолела расстояние, - Вот что. Я тебе – не игрушка, в которую можно поиграть и выбросить. Впрочем, уже выбросил. Я – не только тот, кто будет слушать твои надежды и разочаровании, у меня есть и мои тоже которые ты просто выбросил сейчас с моста в Сену. Ради тебя я совершила единственное в жизни доброе дело и единственное преступление. Ты говоришь что я хочу чувствовать себя героиней- ты ошибешься. Мне важно чувствовать себя человеком. жизнью. Но я не буду мешать тебе пройти. Я буду помнить тебя всегда. Но… не уходи… Мы потеряем что-то важное. Но если ты не можешь принять меня такой какая я есть – не жмущимся в угол существом, а пусть ошибающимся, пусть говорящим не то и не тем – но преданным тебе человеком, живым, с ошибками и заблуждениями мечтами, которые совпали с твоими – так…лучше.

- Я не знаю, что сказать. У нас действительно нет будущего. Если ты говоришь, что это я сделал тебя такой, я буду радоваться, хотя и не знаю, насколько ты счастлива в своем новом, открывшемся образе. Мне нужно принять решение. Если я найду тебя, то попрошу остаться со мной, и никуда не исчезать. Не знаю, что дает тебе наша странная дружба, но для меня она становится мучительной.

- Так не получится, - Эжени смягчилась, - Неужели ты не веришь, что есть черное и белое, а есть- серое, что никуда не уложишь? Я никогда не стану частью твоей реальной жизни. Но и никуда не исчезну – даже если ты сейчас уйдешь. Ты ведь будешь помнить. Без тебя я не буду радоваться уже ничему – но если ты будешь счастлив без оттенков серого – я приму твое решение. Я предлагаю оттенки серого, если мы говорим на одном языке. Ты называешь любое место – а я буду ждать тебя. Вечер за вечером. Ты можешь принять любое решение. Можешь вообще не приходить. Только место должно быть немноголюдным. Но если ты придешь – помоги мне тогда вернуть Собор. Мне проще терять или все или… вот так.

- Нотр-Дамм... - ответил Демулен. Затем, бросив на нее прощальный взгляд, зашагал вниз по набережной.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 2:32 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Маэл.

Маэл нанял экипаж и приказал извозчику просто поездить по городу. Перспектива бесцельно кататься в такую жару не очень прельщала, но так лучше думалось. А еще нужно было проехать мимо дома маркиза Кондорсе, чтобы лучше все прооанализировать.

Итак, что мы имеем? Практически напротив дома, где жил маркиз находилась кофейня. Ниже среднего уровня, но так было не всегда. Когда-то здесь любили собираться те, кто сейчас стоял у власти. А иногда заходили и сейчас, но скорее по старой памяти. Так же здесь собирались самые разные слои населения: свободные от службы солдаты приходили, чтобы выпить стакан вина, санкюлоты, чтобы послушать ораторов и обсудить последние новости, те, у кого водилось немного денег, могли позволить себе кофе. Последние, как правило, либо слушали, либо ораторствовали. Неподалеку всегда стояло несколько экипажей, как раз на тот случай, если кто-нибудь выпьет лишнего и не пожелает добираться домой на своих двоих.

На эту самую кофейню, он, собственно и расчитывал. Тем более, что сегодняшний вечер мог бы оказаться особенным для посетителей. Что поделать, журналистам необходимо слушать сплетни, это их кусок хлеба. Иногда даже с маслом.

Стараясь обойтись без лишнего влияния на сознание смертных, он был почти благодарен Робеспьеру за очередное приглашение на говорильню, где и смог подслушать мысли, натолкнувшие его на довольно простую идею. К счастью, столь чудовищные совпадения иногда случаются…

Но, кажется, время. Маэл отдал распоряжение и экипаж покатил в сторону набережной.

***

В кофейне было более шумно, чем обычно. Еще бы! Сегодня там решил появиться не кто иной, как Эбер. Собственной персоной. Не иначе, как в следующем номере “Папаши Дюшена” маркизу достанется за все грехи, как прошлые, так и еще не совершенные. А может быть и нет.

Дальше все было так просто, что даже не интересно. Достаточно придать мыслям людей верное и вполне естественное в данной ситуации направление, как события начали разворачиваться и без его участия.

Вполне естественно, что каждый добрый патриот хотел если не пожать Эберу руку, то угостить его, а заодно и товарищей тем, на что хватало денег.

Вполне естественно, что все довольно скоро напились. Нет ничего удивительного, что в такую жару никому не хотелось оставаться в душном, прокуреном помещении и большая часть завсегдатаев во главе с Эбером перебрались на улицу.

Также нет ничего удивительного и в том, что добросовестные граждане, поставленные у дома Кондорсе захотели присоединиться к общему веселью, сначала поодиночке, а потом и вместе. Никто на это не обратил внимания…

И, конечно, нет ничего удивительного в том, что вернувшись на свой пост оба заснули крепким, здоровым сном.

Вампир подождал, пока компания разошлась по домам. Из дома маркиза вышла пожилая женщина, собираясь запереть дверь, но увидев спящих скрылась в доме. Сейчас она доложит об этом хозяину. А дальше – его дело… Не прошло и четверти часа, как из дома вышел маркиз и не оглядываясь направился по улице, стараясь держаться в тени. Значит, Кондорсе принял правильное решение.

Маэл бесшумно покинул экипаж, стараясь не разбудить спящего извозчика. Этот будет помнить, что он вышел возле Площади Революции.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 3:35 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж. Кабинет Робеспьера

Робеспьер, Сен-Жюст


В кабинет Робеспьера Сен-Жюст ворвался, не заботясь о том, какое произведет впечатление на окружающих. К счастью, Максимильян был один. Он сидел, погруженный в мысли, и делал отметки в своем блокноте. - Кондорсе бежал из-под ареста, - мрачно сказал Сен-Жюст и рухнул на стул, переводя дыханье.

Робеспьер медленно закрыл блокнот, переваривая услышанное. Некоторое время он сидел молча, глядя в одну точку, потом резко вскочил на ноги. - Когда? Как ему это удалось?!

- Те, кто охраняли его, говорят, что ничего не помнят. Они выпили, отмечая то ли удачную речь Эбера, то ли что-то еще. Затем - провал в памяти. Свидетелей его побега нет. - Сен-Жюст говорил, как во сне. Когда-то он уже слышал подобное. Кондорсе... Лавуазье... Черт побери... Все начиналось с начала.

- Так значит, Эбер вместо того, чтобы принять к сведению мои слова, предпочитает шататься по кабакам, напиваться и спаивать людей, находящихся при исполнении служебных обязанностей?! - Робеспьер сжал руки в кулаки. - Это ему даром не пройдет, нет...

- Эбер тут не причем, - машинально ответил Сен-Жюст. - Он ушел намного раньше. Так говорят свидетели. Он и до этого выступал перед санкюлотами.

- Ушел до того, как все начали выпивать? - прищурился Робеспьер. - Поверю во что угодно, но не в это.

- Вызвать его? Я отдал распоряжение искать Кондорсе по всему городу. Если, конечно, он еще не уехал за его пределы...

- Не нужно вызывать, - отмахнулся Робеспьер. - Какой от этого прок теперь? Вряд ли он что-нибудь видел, кроме кружки.

- Похоже, рановато мы убрали Марата, - с сомнением произнес Сен-Жюст.

- Какое отношение имеет Марат к побегу Кондорсе? - раздраженно спросил Робеспьер.

- Такое, что Эбер может покинуть арену раньше, - зло сказал Сен-Жюст. - Наши дальнейшие действия? Перетряхнуть академию? Те, кто охранял Кондорсе, уже арестованы.

- Почему ты считаешь, что Эбер может покинуть арену раньще? - прищурившись спросил робеспьер. - Хотя... возможно, возможно... Нет, не думаю, что поход в Академию принесет результаты, они будут твердить, что ничего не знают. Будет гораздо лучше, если мы проверим тех, кто теоретически мог бы укрыть Кондорсе. Мне кажется, так будет вернее. Что же касается Марата, я нанесу ему визит на днях.

- Нанеси... Только смотри не добей окончательно старика, - ответил Сен-Жюст. - Я рассказал тебе о нашем с ним разговоре. Марат совсем плох.

- Нет, нет, не беспокойся. Я постараюсь сделать все, чтобы он снова начал работать. Думаю, что у меня получится. Но ты не ответил на мой вопрос, Антуан...

- На какой из них? Повтори, если не сложно.

- Почему ты считаешь, что Эбер покинет сцену раньше... - повторил Робеспьер. - Ты меня совсем не слушал?

- Я хотел удостовериться, что ты хотел поговорить именно об этом, - бесстрастно ответил Сен-Жюст. - Что касается Эбера, то, боюсь, я слишком часто стал слышать это имя в этом кабинете. Это дурной знак. Человек, который начал совершать ошибки, не всегда способен вовремя остановиться.

- Это так, но... Послушай, Антуан, признаюсь, что я сбит с толку. Когда я сказал, что Эбер ведет себя, как не знаю кто, ты ответил, что он здесь не причем. А теперь говоришь о том, что он, возможно, покинет сцену раньше. Не могу понять, что ты задумал.

- Я? Я просто стараюсь быть объективным. Я тоже сбит с толку историей про Марата. Не скрою, Эбер мне не симпатичен. Но пока он нам нужен, я буду его защищать. Что не мешает мне иметь свое мнение на то, когда именно он покинет арену. Я ответил на твой вопрос?

- Нет, ничего не мешает, - развел руками Робеспьер. - Наверное я просто устал, вот и запутался.

- Я распоряжусь искать маркиза. А сейчас пойдем. Не хочу опоздать на заседание, - улыбнулся Сен-Жюст.

- Да, да... - Робеспьер быстро собрал бумаги в папку. - Пойдем.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 3:43 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Кабинет Робеспьера. (вечер)

Эжени, Робеспьер, Сен-Жюст.

До назначенной встречи оставалось не более пяти минут. Только что он закончил изучать дело молодого автора, но не нашел ничего, что могло бы действительно привлечь его внимание. Предыдущие пьесы были слабые и никак не тянули до уровня последних двух, что заставляло думать о том, что автор с кем-то сотрудничал, просто оформив чужую мысль, придав ей законченность. Сотрудничал он только с Театром Вампиров, где ему платили более чем щедрые гонорары.

Вот это не шло из головы, сразу же вспомнились деньги и неправильно сосчитанный налог, заговор, в результате которого он едва не потерял верного соратника. Разумеется, не имело смысла говорить об этом Эжени Леме, но все же, но все же... В дверь постучали, Робеспьер поднялся и пригласил войти.

- Добрый вечер, гражданка Леме. Проходите, устраивайтесь.

Эжени зашла в кабинет. Две десятиминутные аудиенции здесь стоили ей слишком многого, слишком. "Я просто закончу то, что начала", - рассеянно подумала она. Глупость какая, из-за желания спасти мелкого смертного она потеряла собственную возможность хоть немного побыть счастливой. "Но ведь именно он учил меня защищать то, что нам дорого. А возможность смотреть себе самой в глаза - это то, что мне дорого". Эжени почти автоматически наклонила голову, показав готовность с радостью выслушать каждое слово Робеспьера. "Это все сон. Сейчас я проснусь и снова будет собор и Демулен, а не этот жуткий безликий кабинет и Максимилиан Робеспьер. Это - сон".

- Гражданин Робеспьер, я счастлива выполнить любое Ваше указание, - она присела на край стула.

- Я изучал дело автора, за которого вы ходатайствовали, - начал Робеспьер. - Мне принесли также несколько его ранних работ. И они, должен признать, сильно отличаются от последних, это заставляет меня думать о том, что молодой человек работал в соавторстве. К такому же выводу пришли и те люди, которым я поручил рассмотреть его сочинения подробнее. Что вы знаете о соавторе, если он, конечно же, существует?

"Ну что - можно признаться, что соавтор - ты сама, и все закончится. Вот он, твой достойный выход из ситуации". С другой стороны... а что если попробовать заодно вытащить Театр? Да и терять нечего... Эжени тихо начала:

- Гражданин Робеспьер, Вы позволите мне высказать собственное замечание, касаемое верно подмеченного Вашим гением изменений в работах автора, дело которого разбирается? Соавтором пьес являются не только те, кто пишет, но и те, для кого пишутся. Позволите ли привести аналогию? Вот портреты Давида. Насколько точно он передает черты одних людей и насколько другие портреты не приближены к реальности - разве это умаляет его талант? Сен-Жюста нарисовать не может вообще никто, а кого-то рисуют хуже, чем иного. Дело не в таланте, а в Театре, для которого работал автор, если Вы позволите мне высказать свое мнение.

- Я понял вашу мысль, гражданка Леме. Но, право, не знаю, как мне объяснить желание автора и, стало быть, актеров, видеть на подмостках спектакль о вдове Капет. Это заставляет меня задуматься... Тем более что это не единственная нехорошая история, связанная с вашим театром.

- Гражданин Робеспьер, боюсь, что история данной ошибки и вовсе проста. Успех "Мадам Гильотины" опьянял, а в Театре нет главного актера, а есть главная актриса. Поэтому спектакли пишутся под одну главную женскую роль. Театр захотел поиграть с огнем, а дело вдовы Капет много обсуждают. К сожалению, я не знаю о других нехороших историях про Театр, но я почти уверена, что они неполитического свойства. Хотя, если Вы считаете обратное - с радостью соглашусь с Вами

- С радостью согласитесь? - изумленно поднял брови Робеспьер. - Воспоминания об этом театре так вам неприятны, что вы будете рады, если я стану утверждать обратное? Мне казалось, что вы защищаете вашу труппу, хотя я могу и ошибаться. Или же ваше желание льстить мне настолько сильно, что вы готовы поставить под удар тех, с кем работали?

- Гражданин Робеспьер, я не буду защищать врагов Революции ни перед вами, ни перед кем другим. Я действительно не знаю, политические ли были проблемы Театра, о которых Вы изволили упомянуть, но я соглашусь с Вами, если Вы увидите в них политическую подоплеку, которая ускользнула от внимания остальных участников неприятностей, о которых Вы упомянули, - Эжени говорила спокойно, думая совершенно о другом.

- Это не совсем политика, - едва заметно улыбнулся Робеспьер. - Это скорее экономика. Вот скажите мне, откуда у скромного театра средства, чтобы заплатить двадцать пять тысяч ливров налога? Сумма была насчитана в результате ошибки, но вы не были удивлены этим. Вы просто заплатили ее, несмотря на то, что такими деньгами располагает сейчас не больше десятка человек. Чтобы вы смогли понять разницу в суммах, я скажу то, что слышал от откупщиков. Театр может дать четыре тысячи в год, это самое большее. Согласитесь, что в связи с кризисом в стране, история не самая приятная...

Эжени смутилась. В историю с налогом ее не посвящали.
- Но ведь у театра могут быть благотворители....меценаты..., - простите, гражданин Робеспьер, я всегда была на вторых ролях, с моим мнением никогда не считались, потому я приняла решение уйти. Меня не посвящали в экономические вопросы, простите... и не думаю, что мне, как бывшей актрисе кто-то что-то расскажет теперь.

- Да. Могут быть благотворители, - кивнул Робеспьер. Воспоминание о том, в чем обвинили Сен-Жюста, не давала ему покоя и сейчас. А в том, что здесь что-то не так, он не сомневался. Антуан мог расстреливать офицеров без суда и следствия, его комиссары могли поворовывать по мелочам, но сам он никогда бы не взял деньги, предназначенные для армии. - Я не зря сказал вам о сумме, которую может дать Театр. Двадцать пять тысяч - это огромные деньги, повторяю. И ваш Театр - далеко не Опера, тогда бы действительно было уместно говорить о щедрых подарках. Не поверите, но ту же сказку о благотворителях рассказал мне ваш директор.

- Простите, гражданин Робеспьер, но я правда лишь могу повторить его слова. Если бы я знала, что Вас могут заинтересовать финансовые дела Театра, я бы пошла на все во время своей работы там, чтобы выяснить подоплеку. Но я никогда не знала о той сумме, которую Вы соблаговолили мне назвать... и я не понимаю, откуда ее можно взять и полностью разделяю Ваше негодование - эти деньги могли быть потрачены с большей пользой для Революции, - Эжени подумала, что ей в кои веки не приходится врать Робеспьеру. Это было приятно.

- Я был бы очень рад узнать подоплеку, жаль, что вы не можете ничем помочь. Бросаться такими обвинениями, как воровство и лгать о благотворительности - это, знаете ли, верх бесстыдства, - отчеканил Робеспьер. Он действительно старался не думать о том, что имело место ложное обвинение, чем сознавать то, что Сен-Жюст сам выкрикнул те слова, обвиняя себя самого. Странно выкрикнул, словно находясь в бреду. Это походило на мистику, он бы так и решил, если бы верил в нее. Тем сильнее было желание разобраться во всем этом и обелить репутацию человека, в котором он не сомневался.

- Я согласна, что это - верх бесстыдства, - гражданин Робеспьер, - уверенно сказала Эжени, - но, согласитесь, что даже если нам удастся увидеть бумаги Театра, подтверждающие происхождение денег - это не будет доказательством ничего... Бумага - ненадежная вещь в наше время, увы.

- Если я увижу бумаги Театра, подтверждающие происхождение денег - это будет другой разговор. Но я их вряд ли увижу именно потому, что бумага - вещь ненадежная.

- Гражданин Робеспьер, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Вам... но поверите ли, что даже мое рвение не гарантирует подлинность бумаг?

- Максимильян, я получил донесение из жандармерии... Они проверили всех людей, у которых теоретически мог укрыться Кондорсе... - говоря на ходу, Сен-Жюст быстрым шагом вошел в кабинет Робеспьера и остановился, как вкопанный. - Похоже, я не вовремя.

- Вовремя, Антуан. Мы как раз говорим о Театре Вампиров.

Эжени захотелось снова спрятаться под стол, и, если бы не охватившее ее безразличие, возможно, именно это она бы и сделала.

- С одной из его бывших актрис? Отлично! - Сен-Жюст смерил ее недобрым взглядом. Похоже, эта женщина всерьез зачастила к Робеспьеру. Что за мода у них - лезть не в свой мир? Сегодня на заседании Конвента Демулен говорил невпопад и выглядел так, словно пил две недели, не просыхая. Тоже из-за нее? Черт знает что такое! - С Театром у меня особые отношения. Мне бы не хотелось об этом говорить. Можно, я все-таки загляну позже?

- Как считаешь нужным, - ответил Робеспьер. - Но мне эта история с налогами не дает покоя и по сегодняшний день. Поэтому, я думаю, мы внимательнейшим образом изучим дело автора роялистской пьесы и будем надеяться, что нам представиться счастливая возможность узнать о происхождении тех денег и взглянуть на настоящие, а не поддельные бумаги Театра.

- Гражданин Робеспьер, я счастлива служить Революции. Я сделаю все возможное, чтобы достать бумаги, о которых Вы говорите. Но, Эжени развела руками, - Я не могу гарантировать их подлинности, так как мои возможности и мой скудный ум слишком ограниченны, чтобы сделать даже столь простое заключение. На Сен-Жюста она пыталась не смотреть.

Сен-Жюст оцепенел. Если Максимильян начнет копаться в бумагах театра и поставит его под удар... Последствия могут быть необратимыми. И ведь ему этого не объяснишь.
- Ты прав. И я готов заняться этим... Еще раз, - пробормотал Сен-Жюст.

- Я говорил это вовсе не с тем, чтобы заставить тебя заниматься этим, - огорченно сказал Робеспьер. - Ты нужен мне, чтобы решать другие, более важные вопросы. Что же касается вас, гражданка Леме, то вы попытайтесь добыть бумаги, их подлинность установим мы сами и если они окажутся фальшивыми, речь пойдет о подлоге.

Сен-Жюст с интересом взглянул на нее. Тем, кто хоть немного приблизились к Робеспьеру, невозможно остаться в стороне. Однажды, попытавшись поиграть в реальный мир, она предала автора пьесы. Теперь предаст целый театр? своих соратников, пусть и бывших?
- И снова ты прав. - Сен-Жюст кивнул.

Эжени уловила мысль Сен-Жюста.
*Предателем я не стану. Даже не рассчитывай. А самой мне терять уже нечего, поверь. Никто больше не пострадает из-за меня из тех, кто мне дорог.* Тут она внезапно пришла в себя. *Ты был прав, мне не стоило лезть в ваши дела. Но я не знаю, как теперь выпутаться*

Сен-Жюст молчал, скрестив руки на груди. *Что ты сделала с Демуленом? И кто тебе дорог? Ты сама-то это знаешь?*

*Он ушел. Я его разочаровала. И Собор больше не мой. У меня никого не осталось, никого. Но никто не пострадает. Ни Театр, ни вы. Я знаю, есть выход без предательства. Я найду его.*

*Видел. Знаю. С тобой трудно. Ты и правда приносишь несчастья*

*Я знаю. Но больше их не будет. Я найду выход из этой истории, а потом вернусь в Театр. Только не надо на меня так смотреть. Я потеряла все, что мне дорого за одну ночь. Ты не знаешь, что это такое.*

*Да что ты вообще знаешь обо мне? Обо всех нас? Если хочешь знать, я вновь погружаюсь в желание вытащить тебя из твоих проблем. Но я вытравлю из себя это желание. Я знаю лишь одного человека, которого такая же, как ты, сделала счастливым. Остальным от вас только горе и проблемы*

*Так же, как вытащил в прошлый раз? Когда мне пришлось донести на автора? Я не хочу такого выхода. И не думаю, что мне можно помочь - ведь ни его, ни Собор ты мне не вернешь, а Театр ты ненавидишь и помогать ему не станешь*.

Переговариваясь мысленно с Сен-Жюстом, Эжени кивнула:
- Я выполню это поручение, гражданин Робеспьер.

- Хорошо, гражданка Леме, - кивнул в ответ Робеспьер. - Я рад, что вы оказались столь благоразумной и дальновидной. Тем более что все наши труды - только для того, чтобы была восстановлена справедливость и восторжествовала добродетель.

- Гражданин Робеспьер, я верю, что Ваш гений проведет нас по нужному пути и даст возможность учиться у Вас видению настоящей добродетели и ее постижению, - на автомате ответила Эжени. Только сейчас до нее начал доходить смысл произошедшего. *Что я наделала? Я найду выход, найду. Ведь просто уйти самой - снова нельзя, да?*

*Собор - не твоя собственность* - Сен-Жюст продолжил мысленную беседу.

*Он часть меня. Ты знаешь, иногда словом "мой" обозначают не только то, что хотят заполучить"

*Тема закрыта* - Сен-Жюст в отчаянии посмотрел на Робеспьера. Кажется, Максимильян действительно испытывает к ней симпатию и даже отдаленно не представляет себе, с чем связался!

*А ты можешь правда помочь как-то во всем разобраться? Чтобы не пострадал никто? Я только сейчас поняла, что снова натворила.*

*Я сделаю все, чтобы никто не пострадал. Но мои методы вряд ли придутся тебе по вкусу*

*Значит, кто-то все же пострадает? Вот что. Я готова принять твою помощь, но, кажется, я тоже что-то придумала*, - Эжени окончательно очнулась и подумала, что... ведь она почти выиграла. Да, почти. А сейчас снова, как маленькая дала себя уговорить черт знает на что. Нет уж, месье Максимилиан. Все будет чуть по-другому.

- Теперь не буду вас задерживать, гражданка Леме. На улицах сейчас небезопасно, - Робеспьер повернулся к Сен-Жюсту. – А ты, Антуан, останься, нам нужно многое обсудить.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Авг 17, 2009 3:50 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж

Люсиль Демулен, Эжени

Она увидела свое отражение в грязном и мертвом стекле. Изящная парижанка со светлыми локонами в модном темно-минем платье и шляпке. Люсиль Демулен никогда не позволяла себе выйти из дома, не доведя свою внешность до совершенства. А в этот вечер она хотела выглядеть лучше, чем когда-либо. Поцеловав на прощанье маленького Горация, она оставила его на попечение матери и ушла в ночной Париж. Кажется, Камиль говорил, что женщина, которую она хочет увидеть, любит бродить по ночам у Нотр-дам? Безумная идея – словно искать призрака. Но, похоже, другого пути у нее не было.

… Камиля Демулена она впервые увидела в Люксембургском саду. Прогуливаясь по саду и мечтая о большой и романтической любви, Люсиль иногда замечала нескладного и бедно одетого молодого человека с горящим взглядом поэта. Она развлекалась, придумывая для него профессии – просто так, от нечего делать. Так продолжалось до той минуты, когда он не подошел к ней и не заговорил. Это был сентябрь. Умирающие желтые листья кружились над ними и шелестели под ногами. В тот день они проговорили несколько часов, сидя на скамейке и не замечая прохожих. Оказалось, что он никакой не поэт, как ей казалось, а начинающий адвокат. Будущее показало, что у него ничего не выйдет на этом поприще. Но к тому моменту это было неважно.

Потом потекли долгие месяцы ожидания. Богатая невеста, разве могла она мечтать о том, чтобы родители согласились на этот брак? Им оставалось только ждать и надеяться. И говорить, говорить постоянно. Стоило кому-то из них начать какую-то мысль, как второй подхватывал ее налету. Она считала его своим мужем задолго до свадьбы, но помимо любви их связывала дружба. Встречаясь тайком в Люксембургском саду, они говорили о будущем, о революции и о своих мечтах. И однажды мечты стали реальностью. Их свадьба была красивой и светлой. Все встало на свои места. Камиль, к тому моменту – известный журналист, продолжал поверять ей все свои тайны и мысли. Она всегда была его лучшим критиком, и первой читала его статьи, о которых впоследствии говорил весь Париж. Все рухнуло в одоночасье. В тот вечер, когда Камиль, прийдя домой позже обычного, с порога заявил, что познакомился с потрясающей женщиной, которая напомнила ему саму Люсиль.

Он мог говорить о ней часами. Пересказывал ее рассуждения, высказывал предположения о ее прошлом и удивлялся ее всепоглощающему одиночеству. Поначалу Люсиль с удовольствием слушала его рассказы – Камилю всегда удавалось тонко прочувствовать душу собеседника и описать его в никому не свойственной манере. Потом он резко замолчал и замкнулся. И тогда Люсиль все поняла. В предыдущий день она не ложилась до рассвета. Маленький Гораций несколько раз просыпался и звал ее, чему она была несказанно рада. Лучше думать, что сидит у постели ребенка, который не может заснуть, чем представлять себе, что единственный мужчина в ее жизни проводит сейчас время в обществе актрисы, о чем, кстати, уже говорил весь Париж. Увидев мрачное лицо Камиля, вернувшегося около четырех часов утра, Люсиль все поняла. И приняла решение. Лучше уйти первой, чем терпеть обман. Взглянуть на эту женщину, и уйти.

Она узнала ее сразу – Камиль столько раз рассказывал о ней, что не узнать ее было невозможно. С трепетом Люсиль разглядывала свою удачливую соперницу. Высокая, выше среднего роста. Очень худая. Длинные волосы, не уложенные в прическу. Черты лица несовершенны, можно сказать, некрасивы. Но глаза! Она никогда не видела таких выразительных глаз. Казалось, в них отражается весь мир. Ну что ж, во всяком случае, Камиль не изменил своему утонченному вкусу. Люсиль подошла к ней первой и протянула руку.

- Здравствуйте, Эжени. Меня зовут Люсиль Демулен. Я много слышала о вас от Камиля и пришла, чтобы познакомиться с вами поближе.

Эжени взглянула на женщину.
- Рада знакомству с Вами. Чем обязана? простите, что обидела Вас, но мне пора вернуться в мой Театр, а значит мне предстоят долгие переговоры и возобновлении контракта

- А Театр? Я слышала, вы больше там не работаете, - Люсиль не сводила с нее глаз. У соперницы был красивый и глубокий голос - низкий и проникающий в душу. - Я просто хотела с вами поговорить. Завтра я покину Париж - хочу погостить в нашем имении. В городе слишком жарко... Камиль много рассказывал о вас... И я просто захотела познакомиться с той, кто стал ему очень дорогим существом.

- Я поняла Вас, - Эжени говорила равнодушно, - Не беспокойте себя отъездом. Дорогим существом я уже не являюсь, потому что влезла не в свою игру. Нет, я возвращаюсь к своей работе, это был просто небольшой отпуск. Приходите на спектакли, буду рада, - Эжени не хотелось уже ничего. Пусть она уйдет, эта женщина прежде, чем она сорвется на нее.

- В Театр вампиров? Нет. Постановки этого театра не кажутся мне достойными внимания. А вам, судя по всему, там нечего делать, - Люсиль смутилась. - Простите за резкие слова. Мне иногда кажется, что я знаю вас тысячу лет.

- Вот как?, - Эжени смотрела мимо смертной, - Что ж, есть мне там что делать или нет - решать руководству Театра, а не нам с вами. Я же ничгео не имею проитв того, чтобы быть занятой в постановках, недостойных даже ничьего внимания, поверьте. Но Вы ведь не Театр обсуждать пришли, да? Вы считаете меня соперницей. Ну что - мне объясниться? Да?

Люсиль посмотрела ей в глаза. - Вы мне не соперница. А Камиль - не предмет для торговли. Он сделал свой выбор, поэтому я уйду. Нечего тут обсуждать. Прошли те времена, когда брак становился гарантией вечной любви. Не скрою, я пришла посмотреть, на кого он променял меня и мое доверие. Вы действительно удивительная.

- О, нет, ухожу - я, а Вы остаетесь. Камиль сделал свой вбыор сегодня, и он выбрал... нет, не Вас. Позвольте, я объясню. Он любит не меня, я ему не нужна. Но его мир стал слишком реальным и слишком жутким. Вы - лучшее, что он видит в этом мире, но Вы - тоже часть реальности. А я - просто проводник туда, где живут мечты и химеры. Я никогда не смогу стать частью его реальной жизни, а Вы не увидите химер. Простите за откровенность, но я не понимаю, какой тут может быть выбор и противоречие. Он может больше никогда не прийти ко мне - как раз за то, что я тоже соприкоснулась с омерзительной реальностью, и мой светлый образ померк. Но он уже не забудет мир грез, воспоминаний, горгулий Собора и все остальное. И это - та тропинка, по которой он будет бродить один, без спутников из реальности. Он посчитал, что эти два мира противоречат друг другу. Но он не понял, что на самом деле противоречия нет, и что он теперь будет ходить в обоих целую вечность. Соперница Вам не я, а он сам. А я... не скрою, я буду ждать его. Но я никогда не покину мир теней и никогда не протяну руку первой. Я обещала ему, что вернусь в Театр, чтобы исчезнуть со сцены его жизни. Только это уже не поможет.

- Вы вправе делать все, что угодно. А я приняла свое решение. - грустно сказала Люсиль. - Какая теперь разница, где его мир, а где реальность. Прощайте, Эжени. Поверьте, я не желаю вам зла. Не обижайтесь на Камиля, если он сказал вам что-то такое, что вам неприятно было слышать. Ему было очень плохо вчера. Я прочла это в его глазах. Я и сама не знаю, зачем это говорю. Наверное, просто потому, что не могу видеть несчастным. - Люсиль резко замолчала и, отвернувшись, пошла прочь от Собора.

- Стойте, - Эжени догнала ее, - Да что Вы такая нервная, право слово. Вот что, готовы меня выслушать еще раз? Только без лишних эмоций, ладно? Я попробую объяснить понятнее.

- Пожалуйста, оставьте меня в покое, - Люсиль старалась говорить как можно более вежливо. - Как вы не понимаете, что проблема не в вас, Эжени? Мне наплевать на слухи и сплетни. Завистники всегда любили пройтись злыми языками по нашей семье. Я же сказала, что все прочла в его глазах. Мне этого достаточно. Прошу вас, позвольте мне уйти. Этот разговор мне неприятен. И я не собираюсь слушать никаких объяснений.

- Нет, это Вы не понимаете, - Эжени взяла ее под руку, - Вы можете закрыть уши руками, я буду объяснять снова и снова, снова и снова. Пока Вы не услышите. Я не дам Вам сделать ошибку и не дам причинить ему непоправимое зло. Чего бы это ни стоило лично мне.

- Это уже слишком. Даже для меня. Говорю вам последний раз - оставьте меня в покое. - Люсиль вырвала руку и ускорила шаг. Ей хотелось убежать, лишь бы не видеть этой женщины с ее всепроникающими глазами.

- Хорошо, хотите причинить ему самое большое зло - идите. Не держу Вас больше, бессердечная женщина. Ваш отъезд убьет его.

Люсиль бросила на нее последний взгляд, полный отчаяния, и продолжила путь.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Авг 18, 2009 1:00 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Сен-Жюст, Маэл.

Сен-Жюст в четвертый раз взглянул на часы. Еще немного, и все решится. За последние полгода он столько раз менял свое отношение к этому человеку, что уже самому было смешно. Вот она – жизнь. Однажды он простоял тут целые сутки, наблюдая за этой дверью. Тогда англичанин Страффорд был для него смертельным врагом – таинственным, сильным, недосягаемым. Он ложился спать, мысленно представляя себе, как сотрет с этого лица бесстрастное и надменное выражение, как будет наблюдать его казнь или хотя бы просто смерть. Теперь он стоял у этой двери в ожидании. Страффорд среди мертвых существ, населивших Париж, был самым мудрым – Сен-Жюст почему-то был в этом уверен. Зачем ему этот город, Сен-Жюст так и не мог понять до конца – но разве поймешь психологию этих существ? Когда-то соглядатаи докладывали ему, что Страффорд подъезжает к своему так называемому дому около девяти вечера. Часы пробили девять. И, как по волшебству, появился англичанин.

- Страффорд, добрый вечер. Надо поговорить. – Сен-Жюст подошел к нему и посмотрел прямо в глаза. – Мне нужна ваша помощь.

Маэл ожидал увидеть кого угодно, но не Сен-Жюста. Наверное, приди сюда Робеспьер собственной персоной, он и то удивился бы меньше. Нужна помощь... Похоже, его в этом городе путают с чем-то вроде бюро добрых услуг, а так как услуги требовались не совсем добрые, то это уже начинало порядочно надоедать. Вместе с тем было очень интересно, что произошло настолько из ряда вон выходящее, что человек, имеющий практически неограниченную власть, решился прибегнуть к помощи врага. Пусть даже Сен-Жюст и утверждал обратное.

– Добрый вечер. Проходите, гражданин Сен-Жюст, - Маэл открыл дверь и жестом пригласил монтаньяра пройти в гостиную.

Сен-Жюст долго молчал, собираясь с мыслями. Вся сложившаяся ситуация и тема беседы были похожи на дурной сон. Только все происходило в реальности. - Я пришел к вам, не как враг, Страффорд. Но как к человеку - не знаю, как вас называть иначе, хотя вы и не человек, которй сможет меня понять. Вы готовы на все, чтобы защитить своего друга. Перекроит историю, действовать нечестно, убить - что угодно, лишь бы обмануть судьбу. Я начинаю вас понимать. Потому что человеку, которого я считаю спасителем моей страны, грозит смертельная опасность. Я это чувствую. Поэтому и прошу о помощи.

- Что произошло? Я спрашиваю, так как не могу представить, что человек, обладающий той властью, которой обладаете вы, не может предотвратить опасность и обращается за помощью... к такому, как я.

- Вы правы, я обладаю широкими полномочиями. Иногда я могу заставить людей вертеться по запланированному мной либретто. Это касается людей. Но... не таких, как вы. Перед ними я бессилен.

- Вот как? - теперь Маэл даже не пытался скрыть удивление. - Расскажите. Мне кажется странным, что кто-то позволил себе вмешаться...

Сен-Жюст подошел к окну и плотно задернул шторы. Затем заговорил. - У меня есть теория. По этой теории выдающиеся люди притягивают к себе интерес потусторонних существ. Не буду останавливаться на подробностях - это не имеет отношения к делу. Достаточно того, что лидер якобинцев, Максимильян Робеспьер, на сегодняшний день имеет несчастье общаться сразу с несколькими представителями таковых... потусторонних... Я опишу ситуацию вкратце. Первый из них - это вы. Ваши отношения понятны. Второй - молодой журналист, который сотрудничает с Маратом. Я знаю, что он достаточно мудр, как и вы, и не совершает бездумных поступков. Как и вы, его интересует лишь его смертный друг. Но есть еще несколько существ. Как вы знаете, в Париже существует театр вампиров. Те, кто играют там спектакли - такие же, как и вы. Пока что они не трогают Робеспьера. Но обстоятельства сложились так, что он решил раскопать историю о налоге в 25 000 ливров, который они имели глупость заплатить. Тогда эту историю замяли. Я был в своем роде пострадавшим - они мысленно заставили меня сказать, что эти деньги им дал я. Но Робеспьер уверен, что это не так. И хочет покопаться в их бумагах. Он вообще хочет закрыть Театр. Но я-то знаю, каковы могут быть последствия! Этим существам все равно, кто такой Робеспьер. Они будут защищать свое, и, только дьявол знает, насколько далеко они могут зайти. Я верно рассуждаю?

- Не знаю, - покачал головой Маэл. - Попробую объяснить. Они - не такие, как я или Клери. Они ведут другой образ жизни. Они молоды и, насколько я могу судить, слишком долгое время были вынуждены подчиняться жестким рамкам поведения и правилам, нарушение которых жестоко наказывалось. Теперь все изменилось, я не знаю, что могло послужить этому причиной. Поэтому я не могу сказать с уверенностью, будут ли они защищать свою собственность и на что способны ради этого. Существует вероятность, что столкнувшись с непредвиденными осложнениями они просто оставят все и уйдут. Хотя я бы на это не рассчитывал.

- Мне почему-то так не кажется, - угрюмо произнес Сен-Жюст. - Они фанатичны. Я видел самого главного из них - Армана. Он не производит впечатление человека, способного чего-то испугаться. У него лицо... Не соответствует физическому возрасту. Точнее, глаза. Они умные и могут убить на месте. Такой не остановится... Но я продолжу свой рассказ. Есть и еще одна... женщина. Такая же как вы. Точнее, она, мне кажется, младше вас. И младше тех, кто играет в театре. Она... эмоционально неустойчивая. И это меня в ней пугает. Покинув театр, она пытается найти свое место в этом мире. И запутывается еще больше. Меня бы это не касалось. Но она, наделав ошибок, стала крутиться возле Робеспьера. Она добивается от него освобождения одного человека, на которого сама донесла. Это я ее вынудил написать донос, чтобы спасти своего друга - опять же, так сложились обстоятельства, и это - другая история. Но факт остается фактом. Ради призрачной цели она готова на что угодно. И я не знаю, чего от нее ожидать по отношению к Робеспьеру. ЧТо если он не выполнит ее условий? - Сен-Жюст перевел дух и продолжил. - Я не могу воздействовать на Робеспьера и заставить его отказаться от общения с этой женщиной и с этим театром. Значит, я должен попытаться остановить их. Но я не в силах этого сделать. Вы слишком могущественны.

- Да, они именно фанатичны. Вы верно подметили, Сен-Жюст. Впрочем, сейчас речь не об этом. Что вы хотите от меня? Я не могу заставить Робеспьера отказаться от общения с этой женщиной, так как если она будет настаивать на общении с ним и дальше, это чревато расстройством психики.

- Вы сильнее их. Заставьте их прекратить всяческое вмешательство! Прошу вас, Страффорд, помогите мне. Однажды я сказал вам свое мнение о вашей роли в истории революции и вашего друга-ученого, в частности. Не знаю, согласились ли вы со мной. Но мои рассуждения логичны. Любое вмешательство переворачивает все с ног на голову. Если это продолжится, я не знаю, что будет. Остановите их. Заставьте вернуться в их мир. Наш мир огромен, но лишь избранные способны найти место среди нас. Вы не согласны?

- Вы сейчас просите меня о том же вмешательстве, - мягко сказал Маэл. - Ведь недостаточно остановить их, нужно сделать так, чтобы Робеспьер сам перестал искать встречи с ними.

- Значит, этот процесс необратим? - Сен-Жюст больше не пытался изображать хладнокровие и не скрывал озабоченности ситуацией.

- Смотря, что вы подразумеваете под необратимостью процесса. Я могу вмешаться и попытаться остановить их. Могу попробовать сделать так, чтобы Робеспьер перестал об этом думать, без какого либо воздействия на него. Но мне не дано знать, к каким последствиям это приведет.

Сен-Жюст перестал ходить по комнате, сел в кресло и неожиданно рассмеялся. - Кажется, я запутался окончательно.

- Постарайтесь разобраться. Главным образом в том, так ли нужна вам моя помощь, - улыбнулся Маэл.

- Я сделал все, чтобы она прекратила к нему ходить. Но она ходит и ходит. - Сен-Жюст развел руками. - Я пробовал и по-плохому, и по-хорошему. Может быть, ей пригрозить? Страффорд, вы же понимаете, что только вы можете это сделать? То же самое с театром. Робеспьер теперь запрещает даже упоминать о Лавуазье. Я лично это слышал. На данном этапе это - ваша заслуга. Как и я в свое время, он по-своему понял, что этот человек - под вашей защитой. Если вы покажете им, что под вашей защитой находится Робеспьер?

- Я бы не стал так рисковать, - сверкнул глазами Маэл. - Так как не знаю, на что они способны. Хотя... постойте. Вы говорили, что все вертится вокруг истории с налогом?

- Да. Вокруг нее. И вокруг арестованного автора пьесы, которого эта женщина вбила себе в голову освободить.

- Я сейчас поеду туда, - зловеще улыбнулся Маэл. - Надеюсь, что все уладится.

- Вы поедете по моей просьбе? - изумился Сен-Жюст.

- Ваш вопрос не имеет отношения к делу.

- Хорошо, - легко согласился Сен-Жюст. - А что с женщиной? Как можно убедить ее перестать лезть в мир живых?

- Посмотрим, к чему приведет мой визит в Театр, пока что рано об этом говорить. Не торопите события, Сен-Жюст. Мир живых... - Маэл усмехнулся. - А вам не приходило в голову, что это и наш мир тоже? Просто мы жили в нем до вас.

- Но вы покинули его, - улыбнулся Сен-Жюст. - Вы стали частью мира мертвых, куда нам нет дороги. Вам подвластны тайны человеческого бытия, потому что вы читаете нас, как открытые книги. Нельзя находиться в двух мирах одновременно.

- Верно, но только частично. Если дать вам возможность видеть мир так, как вижу его я, что вы станете утверждать? Что еще живы? Или что уже умерли?

- Я не уверен, что жив. Иначе я не видел бы того, что вижу, - ответил Сен-Жюст.

- Вы просто слишком наблюдательны, это другое.

- А каким вы видите этот мир? - тихо спросил Сен-Жюст. - Чувствуете ли вы его также, как мы? Вы обходитесь без еды, верно? Вас невозможно убить. Ведь я помню, как стрелял в вас, и уверен, что не промахнулся в ту ночь. Вы можете читать мысли и уходить от любого преследования. Вы можете... кого-то любить. В этом я тоже уверен. Столько возможностей. Но ведь за все надо платить. Какова цена? Если перечислять мои выводы и наблюдения, вы должны быть абсолютно счастливыми существами. Если... - его осенила догадка. - Ни к кому не привязываться. Ваше слабое место - те, кому вы не можете помочь? Вы не имеете возможностей потянуть их за собой в мир мертвых? Однажды мне приснился сон. В этом сне я говорил с графом Сен-Жерменом. Я никогда не видел этого человека, и вряд ли увижу. Но сейчас... Вы напомнили мне его. Наверное, поэтому я и задаю вам все эти вопросы.

- Цена... Лучше вам этого не знать. Мы имеем возможность забрать вас с собой, но вы станете такими же и будете платить ту же цену. Многие этого не выдерживают. Хотите увидеть мир таким, каким вижу его я? Увидеть все его краски? Услышать мысли других? Открыть в себе возможности, о которых не подозревали? - некоторое время Маэл пристально смотрел на Сен-Жюста, потом вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся с бокалом вина, в которое добавил свою кровь. - Выйдите на площадь, Сен-Жюст и выпейте это. Не бойтесь, это не отрава. А потом вернитесь и расскажите, что вы видели. Только не сойдите с ума.

***

Сен-Жюст, как завороженный смотрел на бокал. Искушение выпить его и попытаться проникнуть в тайну было слишком велико. Однако, до последнего момента он сопротивлялся. По ту сторону стояла неизвестность. Кто знает, сможет ли он вернуться и жить, как прежде. Текли секунды. Сейчас Страффорд передумает и отзовет свое предложение. Сен-Жюст взял бокал и выпил его до дна.

Жаркий, удушливый ветер и запахи грязной улицы. Город пропах кровью и смертью. И этот процесс необратим. Сен-Жюст прислонился к стене, вглядываясь в лица людей. Ничего не изменилось. Страффорд обманул или они видят то же самое? Его внимание рассеялось. Тени вокруг становились ярче, а краски предстали в новом свете. Ослепительный ночной мир, вот, значит, каков он! Тысячи отголосков чужих мыслей – хороших и плохих. Тысячи образов. Сен-Жюст сделал несколько шагов им навстречу, призывая к себе все тайны этого мира. Однажды с ним было нечто подобное. В то утро, когда, проснувшись, он вспомнил сон о собственной смерти. В то утро он бродил, как пьяный по улицам, не сознавая, что происходит вокруг, и почему люди стали другими. Мертвый среди живых. Если бы можно было продлить этот момент… Он на секунду закрыл глаза, чтобы запомнить как можно больше…

Сен-Жюст отсутствовал около получаса. Он ушел с площади, когда необыкновенное ощущение вечности покинуло его. Он снова был собой. Простым смертным, не находящим ответа на свои вопросы. Страффорд ждал его, на его нечеловечески-бледном лице было написано нечто, похожее на любопытство. Сен-Жюст рухнул в кресло и закурил.

- Я узнал много нового о себе. Меня не любят, - усмехнулся он. – Благодарю вас, Страффорд. Это – мельчайшая частица вашей жизни. Но что-то, мне кажется, я понял. Ваш мир теснее нашего. Несмотря на ваши возможности, вы скованы вашим проклятьем и властью над всем живым. Наверное, с этим непросто жить. Но я видел слишком мало, чтобы делать выводы. Прошу вас, дайте мне допить это вино. Вам оно все равно ни к чему. Ведь вы что-то добавили в бокал? То, о чем я никогда не узнаю?

- Можете допить вино, если хотите, - Маэл протянул ему бутылку. - Но оно чистое, там ничего нет. Вам незачем знать, что я добавил туда.

- Мне бы в голову не пришло это спрашивать. Но скажите, правильно ли я все понял?

- Да, - Маэл тоже закурил, не отрывая взгляда от сидящего перед ним смертного.

Сен-Жюст похолодел. - Я надеялся, что вы скажете обратное. Значит, вы.. и те, кто сейчас в Париже... Но вы ведь когда-то были обычным человеком? Или вы все родились особенными?

- Когда-то я был обычным человеком. Только это было так давно, что я об этом забыл, - безразлично ответил Маэл.

Сен-Жюст поднялся, сжимая в руке откупоренную бутылку.

- Мне надо обдумать то, что со мной произошло. Я ухожу. Я шел сюда, затаив в рукаве козырь на случай, если вы откажетесь. Но я счастлив, что мне не пришлось устраивать грязную торговлю. Просто хочу, чтобы вы знали, что не не так неблагодарен, каким кажусь. Маркиза Кондорсе ищут по всему городу. Виновные в его побеге, наказаны. Пусть будет так. Я знаю, что это сделали вы. У меня не было доказательств, пока я, опрашивая извозчиков, не нашел человека, который вас вспомнил. Он, правда, утверждает, что высадил вас совершенно в другом месте. Но что-то подсказывает мне... Массовое подчинение чужой воле. Как тогда, когда погибли мои друзья. Но эта тайна умрет со мной. И еще. Я больше никогда не трону Лавуазье.

- В таком случае послушайте меня, - Маэл преградил ему дорогу. - Не уходите никуда. Когда-то я тоже заинтересовался этой историей с налогами, вы тогда напились до безобразия и рассказали мне все. Вас обвиняли в том, что вы выпустили Лавуазье из-под ареста, я решил пресечь возможные последствия этой грязной истории и отправился в Театр, поставив им определенные условия, которые были нарушены. В разговоре фигурировало и ваше имя. Поэтому не уходите сейчас, если не хотите по-глупому умереть.


- Вы хотите сказать, что спасаете мне жизнь? - Сен-Жюст быстро взглянул на Маэла и опустил глаза. - Когда-то я предпочел бы застрелиться. Теперь мое отношение к вам изменилось. Я больше не враг вам. Но откуда такая забота обо мне? Снова из-за вашего друга? Думаете, если со мной что-то случится, Робеспьер свяжет это с вами или с Лавуазье? Он, конечно, подозрителен, но не до такой степени.

- Я не спасаю вам жизнь, а просто предупреждаю о возможной опасности. Вы, конечно, можете сейчас уйти, никто вас не держит. Еще я избавляю себя от необходимости искать вас, так как намерен дать им всего сутки на размышление. И последнее. Ваша гибель не остановит эту историю с налогами, напротив, даст ей новый поворот. Поэтому я предпочитаю, чтобы вы умерли не сейчас.

- С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, Страффорд, - слегка поклонился Сен-Жюст. - Готов заменить свой ужин этим вином. У вас отменный вкус.

- Не напивайтесь. Не исключено, что сегодня нам придется отправиться к Робеспьеру, - с этими словами Маэл взял шляпу и вышел из дома.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Авг 18, 2009 1:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж. Театр Вампиров

Эжени, Арман, Маэл, Элени

Эжени подошла к дверям Театра. Апатия снова подступила. После того как он ушел – ничто не имело значение. Потому она снова так легко попалась, на сей раз – вполне заслуженно. Беседа с Люсиль уже вылетела из головы – она была слишком земной, эта женщина, слишком из другого мира. А в ее мире не осталось ничего. Кроме… долга, наверное. Ведь Театр тоже подставила она со своими безумными амбициями и безумным желанием счастья. Арман вправе прибить ее на месте за вред Собранию… «Значит, превращусь в пепел и улечу к Собору». Если же Арман соблаговолит выслушать – может у них что-то получится. «А моя судьба – это только тени и блуждание по теням». И ждать возле Собора. Наверное, вечность.

Она открыла дверь привычным жестом. Здесь ничего не изменилось кроме нее самой. Тот же запах пудры, атласные ленты под ногами, мертвенная тишина. Почему-то Эжени не сомневалась, что Арман был тут и ждал ее.Привычный проход по коридору. Из-под двери лился мягкий свет. Эжени постучала и зашла внутрь.- Ты знаешь, почему я здесь, Арман…. Ты можешь выслушать меня а можешь убить за то, что я поставила Театр на край гибели. Я хочу все исправить, пока не поздно. Я запуталась в собственных тенях и собственной свободе. Прости если сможешь.

Арман взглянул на нее с интересом. Так вот какой она стала. Эжени. Его первая потеря. Она больше, чем когда-либо напоминала смертную и была одета, как парижанка. Почти. Сказывалась ее неловкость и неумение пользоваться своими природными данными. То, что топило ее в тени Элени. И даже Селесты. Новенькая Арману нравилась. - Ну здравтсвуй, Эжени. Садись. Твое имя больше не произносится в нашем Театре, но я рад тебя видеть. Как тебе понравился мир смертных? Ты довольна? Разочарована?

- Знаешь, я потеряла все. Но ни о чем не жалею, - Эжени вдруг сбивчиво заговорила, пересказывая события последних недель, - Я сама все разрушила, Арман, сама. Но у меня остался долг. Пото я вернусь к Собору. Ты знаешь. О каком долге я говорю. Я хочу хоть что-то исправить.

Арман отвел глаза. Она стала совсем другой. Никогда в жизни никто с ним не говорил вот так. Как с равным. Сначала он был вечным ребенком, потом - главой Собрания. Еще у него была Элени - его правая рука, его любимица. Но она никогда не ошибалась. С определенного момента Арман даже прекратил читать ее мысли, чтобы достичь эффекта полного равноправия. Но этого пока не выходило. Арман вдруг понял, что растерялся. - Эжени,ты мечешься среди двух миров. И пока это так, ничего исправить ты не сможешь. И вернуть журналиста - тоже. Остановись и прими решение. Ты либо с ними, либо с нами. А середины быть не может. - По лицу Армана пробежала тень. Он вспомнил порозовевшее после охоты личико Бьянки, искрящееся интересом и мирскими заботами. Он никогда не забудет той сцены в кафе. Его Бьянка, которую он считал давно умершей, писала статью для своего отвратительного смертного спутника, а Арман стоял и смотрел на нее, не в силах поверить, что она променяла их мир на Париж. Унизительно. - Арман быстро сосредоточился. - Если у тебя есть вопросы - спрашивай.

- Арман, ты не понял, - мягко заметила Эжени, - Я и правда не вернусь к вам. Я не для того пришла. Я – сама по себе, я – в своем мире, мире теней и Соборов мир бессмертных и смертных мне одинаково чужды, но я появляюсь в обоих. Я не хочу защитить вампиров от смертных и не буду защищать смертных от вампиров - кроме одного. Но я должна сперва исправить содеянное. Иначе я не смогу быть даже сама собой. Для меня будет честью, если ты примешь мое предложение помочь, - Эжени внезапно поняла простую истину. Ответ на вопрос, что ей дорого и зачем ей все это. Ведь на самом деле она и правда из своего собственного мира, которым она готова делиться лишь с двумя – одним человеком и одним Собором. Остальное ей по сути всегда ведь было безразлично. Но долг – есть долг, - Она улыбнулась про себя. Если добавить фразу про силу обстоятельств – это бы понравилось Сен-Жюсту, который тоже что-то задумал.

- Эжени, я не уверен, что буду действовать так, как ты скажешь. Но я готов выслушать твой совет. - Арман взглянул на нее с интересом. - Говори.

- Арман, нужно законным образом задним числом найти 25 000 ливров. Причем это не могут быть деньги Лестата ДЕ Лионкура. Но… Арман, - осторожно продолжила Эжени, - Николя Ланфен был простолюдином. Единственным сыном. О его смерти никто никому не сообщил. Почему-то мне кажется, что его ждет наследство в Оверни – респектабельное по нынешним временам. А сделать запись о получении задним числом – это любому из нас под силу. Нам нужны эти документы. И – все становится законным… остаток я бы советовала тебе пожертвовать на армию, это модно, - она нахмурилась, вспомнив, как этой фразой ее осудил Камиль Демулен.

Арман поднял брови, не скрывая изумления. - Ты многому научилась, Эжени. Совет хорош своей простотой. Мне кажется...

- Арман, сюда идет бессмертный! Древнейший! - глаза Лорана выражали решимость. - Что ему сказать?

- Пришли ко мне Элени. Возьми Феликса и Селесту и уходите. - жестко сказал Арман. Затем обратился к Эжени. - У тебя появился спутник?

Арман кивнул и замолчал, ожидая непрошенного гостя.

***

Театр Вампиров. Он не предполагал, что придется прийти сюда еще раз, но обстоятельства сложились иначе. Старая история снова ожила, хотя он бы отдал все на свете, чтобы о ней забыли. Как же скверно, что именно Робеспьеру понадобились эти подробности! Тогда Сен-Жюст сказал, что брал от Лавуазье деньги. Поверил этому Робеспьер или нет, но он об этом помнил, раз решил вернуться к тем событиям. И как же скверно то, что одно проистекало из другого, теперь он действовал в их интересах по своей воле, а не вынуждаемый необходимостью. Но так, возможно, и лучше. Можно хотя бы дать волю эмоциям.
В нескольких шагах от Театра, Маэл сообщил о своем присутствии и остановился в ожидании ответа. Скрывать мысли не было необходимости, они и так закрыты.

Та же комната, в которой они беседовали с Главой Собрания во время его первого визита. Ничего не изменилось, только помещение было освещено ярче.

- Добрый вечер всем вам, - кивнул Маэл. - Я должен поговорить с Главой Собрания.

- Вы забыли мое лицо? - холодно спросил Арман. - Я Глава этого собрания. Судя по всему, вы пришли с недобрыми намеряниями. Что вам нужно?

- Я вас хорошо помню, - так же холодно ответил Маэл, стараясь сохранять спокойствие. Дерзкий мальчишка выводил его из себя, но сейчас не тот случай, когда стоит обращать внимание на мелочи. - Надеюсь, что и вы помните наш уговор, хотя в свете последних событий я склонен думать, что вы о нем забыли.

- О чем вы? - нахмурился Арман

- О том, что история с вашими налогами должна быть забыта. Не понимаю, зачем вам понадобилось играть в эти игры и напоминать о ней Робеспьеру, тем более, что я предупреждал вас о последствиях.

- Что??? - Арман поднялся, сверкая глазами. - Вы сумасшедший, месье. Я занят театром, и только театром. Я не играю в политику, и не советую это делать моим актерам.

Маэл тоже поднялся, с трудом подавив желание отвесить щенку хорошую затрещину. - Ваш создатель не говорил вам, что не следует позволять себе оскорбления, даже не пытаясь вникнуть в суть дела? В любом случае выходит, что я осведомлен о делах вашего Театра лучше, чем вы сами. Кто-то из ваших актрис отправился к Робеспьеру для того, чтобы ходатайствовать за арестованного ранее смертного. В результате этих переговоров он вспомнил историю, которую мы, по обоюдовыгодному согласию решили похоронить. Как я должен это понимать?

- Стойте, - Эжени подала голос. Она поняла, что уже окончательно измучилась… слишком много правды… но все же… - Месье, боюсь, что это ко мне у Вас могут быть вопросы, а не к Театру. Виновата – я, я одна. Я просто… спасая смертных и бессмертных заблудилась. Что касается истории с налогами, - вежливо продолжила она, - у нас возникла идея, как ее уладить раз и навсегда и, если глава Собрания, к которому я больше не принадлежу, окажет нам всем честь, я бы с удовольствием услышала Ваше мнение о плане, который может спасти всех и заставить все забыть. Если после этого у Вас останутся претензии – я к Вашим услугам. Долги надо платить, не так ли? Как и налоги. Простите, если не оказала Вам уважения своим тоном. Безусловно, Вы его заслужили.

- Замолчи, Эжени, - бросил на нее взгляд Арман. И повернулся к Маэлу. - Эта история невыгодна нам также, как и вам. Какое право вы имеете врываться в мой Театр и пугать тех, кто тут находится, своими угрозами?

- Меня не интересуют ни ваши планы, ни ваши интриги, - Маэл смерил вампирку злым взглядом. - Тем более, что в прошлый мой визит я разговаривал не с вами. Впрочем, есть кое-что, что вы можете сделать. Вы оставите Робеспьера в покое. Что касается вас... месье, - он повернулся к Главе Собрания. - Я достаточно ясно изложил свою точку зрения в прошлый раз и не намерен повторяться. Вы были обязаны лучше следить за своим Собранием или хотя бы попытаться помешать тому, что уже произошло. Ваша "не игра" в политику может плохо закончиться, если вы и дальше позволите себе не выполнять условия договора.

- Что значит "плохо закончиться"? - отчеканил Арман. Он почувствовал приближение Элени. Зря он ее позвал. Не стоит подвергать ее жизнь риску.

- Арман… я благодарна тебе за все, но это – моя вина. Моя ответственность. Ты не сможешь всю жизнь бегать между тенями и доставать меня оттуда, - горько заметила Эжени, - Хотя ты – лучший Глава Собрания, который у меня был. По справедливости – и единственный. Месье, я не из этого Собрания, они ни при чем. Я пришла предложить им выход, от Вас и Армана зависит что бессмертные будут делать. А претензии – ко мне. Я заварила всю эту кашу, чтобы спасти одного смертного. Я знаю, как это мелко с точки зрения Древнейших. Я не знала, в какую игру ввязываюсь. Но я хочу все исправить. Ваше мнение мне кажется будет ценно для всех.

*Ты все это устроила из-за смертного журналиста?* - Элени, которая подошла и встала за спиной у Армана, смотрела на Эжени с ненавистью.

*Нет. Именно данную историю - из-за автора пьесы. *

*Так это из-за тебя его арестовали????*

- То и значит, - ответил Маэл. - Я даю вам сутки на то, чтобы все исправить. Робеспьер не должен больше интересоваться старой историей и вы поможете ему, притом без попыток использовать какое-либо внушение или влияние. Как вы это сделаете, меня не интересует.

- Значится так. Давайте вслух. Все это было устроено ради того чтобы вытащить из тюрьмы одного смертного. Его арестовали из-за меня. Из-за моей неосторожности, - Если за сутки мы доберемся до Оверни и обратно – ничего не случится, - Эжени пожала плечами, - Только, пожалуйста, не копайте глубже того, чем оно стоит.

- Вы защищаете Робеспьера? - Выслушав Эжени, Элени повернулась к Маэлу. - И почему такие сроки? Вы уничтожите наше собрание, если мы не уложимся за сутки?

- Собрание здесь ни при чем, - повторила Эжени.

- Отвечу по порядку. В первую очередь я защищаю тех, чьи имена вы использовали, не говорите, что вы об этом забыли. Робеспьер имеет ко всему этому весьма далекое отношение, поэтому не будем углубляться в подробности. Важно, чтобы вы оставили в покое и его тоже, раз он оказался невольным свидетелем этой трагедии. Сутки - вот все, что я могу вам позволить, так как намерен сделать все, чтобы избежать лишних слухов и ненужных подозрений. Да, я уничтожу Собрание, ваш Глава об этом знал.

Арман с вызовом взглянул на него. - Уходите. У нас мало времени.

- Я уйду. Но предупреждаю, что не допущу никаких трюков в отношении упомянутых мной смертных. Вы оставите их в покое и я оставлю в покое вас. Прощайте.

- Месье, послушайте. – Эжени было уже все равно – пусть только не трогают одного смертного, - она повернулась к Маэлу, - Прошу Вас. Вы же тоже заинтересованы в том, чтобы найти идеальный выход. В нашем плане есть слабые места – если их вижу я – то уж Робеспьер и подавно найдет. Прошу Вас… помогите найти слабые места… И – кто поскачет до Оверни в одну ночь?, - Она впервые за вечер улыбнулась.

- Я бы искал идеальный выход, если бы заварил эту кашу, мадмуазель. Выход предстоит искать вам и чем быстрее, тем лучше. До Оверни вовсе не обязательно скакать, если есть возможность быстро передвигаться.


- Довольно, Эжени! - грозно сказал Арман. - Эти вопросы мы решим самостоятельно. До завстра, месье.

- Вас она тоже коснулась, - тихо заметила Эжени, - я не знаю никого из тех кто тут, кто мог б быстро передвигаться, а Главе Собрания не подобает это делать. Послушайте, послушайте, неужели Вам сложнее дать совет, чем потом, пусть спалив всех дотла, пытаться связать концы с концами для Робеспьера?

- Не подобает? - Маэл улыбнулся. - Вы неверно меня поняли, мадмуазель. Ему придется быстро передвигаться. И я не собираюсь связывать концы с концами для Робеспьера, так как не обязан ему отчитываться хотя бы потому, что не имею к Театру никакого отношения.

- До завтра. - с этими словами Маэл вышел, оставив их обсуждать планы.

Когда Древнейший скрылся, Арман обвел присутствующих тяжелым взглядом. - У нас не так много времени. А у Эжени есть неплохой план. Предлагаю оставить за кулисами все наши внутренние проблемы и попытаться решить сложившуюся ситуацию. А искать виноватых будем позже.

Эжени вышла из Театра и направилась к Собору.

- Стой! - Элени догнала ее и встала рядом. - Ты уходишь? Вот так. не попрощавшись? Удивительно, в кого ты превратилась. Ты устраиваешь арест нашего автора, затем, судя по всему, вмешиваешься, не разобравшись, в дела Робеспьера, и когда сюда является Древнейший, чьи интересы затронуты, просто берешь и уходишь?

- Нет, не просто, - добавила Эжени, - в Овернь поскачу не я, - И… история с налогом все равно всплыла бы. Я вернусь завтра ночью. Не волнуйся. Я многое поняла. И я подброшу бумаги. Вас оставят в покое. Театр уцелеет – а тебе ведь этого мира достаточно. Да?

- Ты всегда была сумасшедшей, - проговорила Элени и направилась обратно в Театр.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Авг 18, 2009 5:53 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1793 года

Париж, дом Маэла

В доме было тихо и темно. Маэл чиркнул спичкой, зажигая свечи. Вот и все. Теперь остается только надеяться на то, что вся та история будет действительно забыта. Но оставят ли в покое Робеспьера? Этого он не мог предсказать. Жаль, если  из-за упрямства одного бессмертного пострадают остальные, но выбора не оставалось ни у него, ни тем более у них. По большому счету, это Собрание ничего не сделало лично ему, уничтожать их не было необходимости. Но, с другой стороны, сколько таких было? Сейчас уже не вспомнить и не сосчитать. Да и нужно ли? Сен-Жюст спал в кресле, на полу стояла пустая бутылка из-под вина, а на столе - недопитый бокал. Вампир перевел взгляд на часы. Почти час ночи. Он слышал, что заседания в Комитете общественного спасения затягиваются иногда и до двух... Стоит ли отправлять Сен-Жюста к Робеспьеру, чтобы убедиться в его безопасности? Это он сам решит. - Проснитесь, Сен-Жюст, - позвал Маэл. и потряс монтаньяра за плечо.

Сен-Жюст открыл глаза и моментально вскочил на ноги. - Простите, Страффорд, использовал данное мне время для отдыха. Чтобы не было искушения побродить по вашему дому... - Сен-Жюст машинально допил вино, чтобы проснуться. Ему снился гадкий сон про Эжени. "Ты просишь, чтобы мы не лезли в ваш мир, а сам пытаешься проникнуть в наш". Похоже, он сходит с ума на этих существах. Нужно брать себя в руки и жить дальше. Пока не поздно. - Все в порядке с театром?

- Все в порядке, я надеюсь. У них сутки, чтобы все исправить и больше не показываться на глаза Робеспьеру.

- Это хорошо... Осталось найти еще одного участника этой истории. - задумчиво проговорил Сен-Жюст. - Она упрямее и не признает правил. Но, видимо, это моя личная проблема. Моя и моего друга.

- Вы говорите о женщине? Не думаю, что она станет рисковать.

- Она была там? - быстро отреагировал Сен-Жюст.

- Да. Но какое это имеет значение?

- Наверное, никакого. Просто они вносят путаницу в нашу жизнь. И делают нас другими. Я давно хотел спросить вас, Страффорд. Почему вы, с вашими возможностями, не раздавили всех нас по одиночке? Вы взрослый и мудрый человек и непохожи на романтика, который любит все, что видит вокруг. Вам близки идеи революции и вы не хотите ничего портить? От такого предположения самому смешно...

- Это глупо. На ваше место пришли бы другие, быть может с другими идеями, но в целом  мир бы от этого не изменился, так как люди не могут стать лучше или хуже. Они просто есть.

- Вы останетесь здесь до тех пор, пока Антуану Лавуазье будет грозит опасность? У вас впереди целая вечность, и годы не имеют значения? Я спрашиваю это не из прздного любопытства.

- Я не знаю, как долго я здесь останусь. Но вы правы, Антуан Лавуазье - это одна из причин, которая удерживает меня в городе. Годы не имеют значения для меня, здесь вы тоже правы. Почему вы спрашиваете?

- Я многое понял за последние две недели. Вы вынуждены смотреть, как уходят ваши друзья, и ничем не можете им помочь. Это хуже, чем просто наблюдать смерть близких, это что-то другое. Антуан Лавуазье - один из немногих, кто пострадал незаслуженно, попав в целую серию обстоятельств. связанных в революцией. Я хочу сказать вам, что вы можете рассчитываь на меня, если потребуется.

- Странно слышать это от вас. Мне казалось, что вы ненавидите таких, как Лаувазье. Просто за то, что они есть. Но дело не в этом. Антуан Лавуазье совершит еще массу ошибок и я вряд ли смогу его остановить, как не смогу остановить адскую машину того, что вы сейчас называете правосудием. Не сможете остановить ее и вы. Вам придется только стараться не попасть под нож самим.

- Да, я ненавижу таких, как Лавуазье. Но во-первых, он - не только откупщик, но и ученый. Во-вторых, я никогда прежде не видел, чтобы на голову одного человека сваливалось сразу столько печальных обстоятельств, при том, что у него - могущественный защитник. Он - удивительный пример того, что может произойти из-за одной маленькой ошибки. Но об этом я уже говорил вам на суде... Значит, вы отказываетесь от моей помощи?

- Я этого не говорил, - покачал головой Маэл. - Никто не застрахован от случайностей, сейчас я не знаю, понадобится ли мне ваша помощь завтра, через год или не понадобится никогда. Да вы и сами знаете, так как еще несколько месяцев назад предпочли бы застрелиться, чем прийти сюда.

- Верно. И это меня пугает. - Сен-Жюст погрузился в привычную в последнее время мрачность. - Видимо, я уже злоупотребляю вашим гостеприимством. Я пойду. Где меня искать в случае чего, вы знаете. Спасибо, СТраффорд.

- За эти сутки многое может произойти, - задумчиво сказал Маэл. - Если попадете в безвыходное положение, вы знаете как меня позвать.

- Вот и договорились. Почту за честь пожать вашу руку.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Авг 19, 2009 1:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1793.

Париж.

Марат, Робеспьер.

- Не садитесь на стул, он поломан, - проворчал Марат, не глядя на Робеспьера. – Возьмите лучше табурет.

- Марат, Марат, - укоризненно покачал головой Робеспьер. – Ну посмотри на себя! Да, я знаю, ты нездоров, но это еще не повод доводить себя до такого состояния! Раньше, несмотря на недомогание, из тебя энергия била ключом и заражала всех вокруг. А сейчас? На кого ты стал похож?

- Раньше. Раньше на мои речи обращали внимание, а сейчас я действительно болен. Вы пришли высказать соболезнования, гражданин Робеспьер? Или посочувствовать? - едко осведомился Марат.

- Так ты из-за речей? – удивленно воскликнул Робеспьер. - Невозможный ты человек, Марат. Сейчас буду отчитывать и ругать, на чем свет стоит.
Марат только неопределенно хмыкнул, уставившись в кружку с молоком.

- Значит, ты позволил себе впасть в депрессию из-за того, что твои речи якобы не слушают? Я…

- Последнее заседание в Конвенте это доказало как нельзя лучше, - перебил Марат, сверкнув глазами. Ходили слухи, правда, смутные, что это и подстроил сам Робеспьер. Но это были только слухи, которым он старался не верить. И все-таки было интересно, что сейчас скажет Максимильян.

- Последнее заседание в Конвенте проходило без тебя. И предпоследнее тоже, - отметил Робеспьер. - Послушай, Марат, а что предложил полезного, чтобы с тобой начинали дискутировать? Вот скажи мне, что? Какие ты внес предложения? Может быть, ты оспорил предложение, которое внес Дантон? Или пытался оспорить мнение Морво? Я что-то этого не заметил. А без конструктивных предложений дискуссий не бывает! Я думал, что ты должен это знать.
Все знают, что ты ненавидишь врагов Республики и предателей, но недостаточно только клеймить их, ты сам говорил всегда, что нужно действовать, а не болтать. И что мы видим? Марат, прости, но на последних заседаниях ты именно болтал, а не действовал. Никто не спорит, народ должен знать обо всех опасностях, которые подстерегают еще такую молодую Республику, но только этого недостаточно.

- Да ты сам проигнорировал меня, когда я пытался возразить тебе! – заорал Марат, опешив от подобной отповеди.

- А что я должен был сказать? – развел руками Робеспьер. – Заявить при всех, что гражданин Марат не прав или что я с ним не согласен? Зачем мне враг в твоем лице? Зачем вносить споры в Конвент, когда до полного единства нам еще далеко, увы?

- Но ты позволил Эберу поливать меня грязью, притом при всех! – уже не так уверенно проорал Марат.

- Ты сам когда-нибудь пробовал заставить Эбера замолчать? Нет? Ты пробовал его только перекричать, но у меня так не получается. А если ты внимательно вспомнишь то заседание, то кроме своих обид вспомнишь еще и то, что я сделал Эберу замечание.

- Нуу… - протянул Марат, окончательно растерявшись.

- Скажи все, что думаешь, Марат. Продолжай меня обвинять, делай что хочешь, но ты нужен нам. И нужен Республике. Твою газету ждут не только в Париже, но и армии. А ты что пишешь? Марат, которого я знал, так бы ответил Эберу, что тот бы месяц боялся что-либо сказать! Марат, которого я знал, шел один против всех жирондистов! А теперь? Теперь ты думаешь, что если нам удалось изгнать заговорщиков из Конвента, то и опасности больше нет и можно расслабиться? Как же ты не прав!

- Максимильян, прекрати меня заговаривать! – вспылил Марат. – Я могу отличить нежелание ввязываться со мной в спор и когда меня игнорируют!

- Нет, не можешь. Ты все вспоминаешь то злосчастное заседание? Позволь, я тоже тебе кое-что напомню. Дантон тоже внес предложение, если ты помнишь, и с ним тоже никто не вступил в дискуссию. Как ты думаешь, с ним не хотят ввязываться в спор или игнорируют? Если бы тебя действительно игнорировали, Демулен бы не высказался в твою защиту, а Эбер не стал бы нападать на тебя, вот что.
Фактически из-за тебя мне пришлось призывать всех к порядку, потому президент заслушался и забыл о том, что он президент, так все были увлечены спором, разгоревшимся вокруг Марата. Депутаты осыпают друг друга оскорблениями, остальные молчат, так как у них нет ни слов, ни желания ввязываться в свару, а Марат обижается, что ему не уделяют внимания? Прости, но я тебя не понимаю.
Подумай над моими словами. Если я прав – возвращайся в Конвент, так как ты нам нужен. Если ты считаешь, что я ошибаюсь, то можешь и дальше сидеть здесь и предаваться самоуничижению. Но в этом случае мне будет ужасно стыдно за тебя. Я все сказал.
Если ты все еще не веришь мне, то покажись на улице, произнеси речь и пойми, наконец, что ты нужен не только нам, но и народу. Пусть глупому и доверчивому, как ты неоднократно говорил, пусть не умеющему действовать… А как ему действовать, если тот, кто всегда призывал к действию, бездействует сам? Возможно, это и резкие слова, но они справедливы, ты сам это знаешь.

- Я подумаю над тем, чтобы как можно скорее поправить здоровье. Так ты действительно не возражаешь, если я отвечу Эберу?

- Нет, конечно. Разве я это сказал? Я могу спорить с тобой или не соглашаться, как тогда, когда мы говорили о необходимости террора, но я никогда не стану осуждать тебя за то, что ты скажешь Эберу все, что думаешь. А теперь мне пора. Я очень надеюсь, что увижу тебя в Конвенте и мы еще поговорим о терроре и… Марат, твою газету стало невозможно читать!

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 16, 17, 18 ... 20, 21, 22  След.
Страница 17 из 22

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group