Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Окт 20, 2009 1:14 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, Новый Мост.
Элени, Эжени, Камиль Демулен

- Никого мы не найдем, - упрямо пробормотала Эжени, приноравливаясь к быстрым шагам своих рациональных спутников. На самом деле ее трясло от страха. Хотелось бежать домой и попытаться скормить канарейке Готье старые пироги, которыми ее угощала мадам Симон, а Эжени прятала в шкафу, чтобы не обижать старушку. Или пройти другим путем Собору Нотр-Дам, где даже призраки уже знакомые и родные и беседовать с Демуленом о чем угодно, хоть почти бессвязно, но снова легко, без этой дурноты или безумия. Или взять Элени и зайти с ней вместе в гости в Театр, где угрожать раздать ее драгоценности бедным, чтобы она начала смеяться, потому что Элени смеется красиво – как, впрочем, все, что она делает. Но спорить со спутниками она не стала. В конце концов, они ввязались в эту историю только от беспокойства за нее, чтобы доказать, что сверхъестественного не существует, а весна нестрашная, а просто слишком холодная в этом году. Сами они при этом друг друга едва выносят – это видно. При этом оба смущаются, когда начинают говорить хором да еще и одно и то же.
Вот и Новый Мост. Эжени остановилась на секунду.
- Я боюсь, - окликнула она своих спутников, - А если там собираются не бродяги, а призраки на свой бал? Я знаю эту историю, про чудовищный призрачный карнавал, который несется по небу под предводительством Арлекина. В холоднее ясные ночи они спускаются низко и забирают случайных путников с собой. Слышите, как ветер шумит? Как будто чьи-то стоны. Я боюсь привидений. Если мы разозлим их – кто будет кормить мою канарейку? – привела она единственный логический довод возвращения домой, понимая всю нелепость ситуации, так как сама являлась в общем, действительно существом не из мира живых.

Демулен, который вел Эжени за руку, прижал ее к себе, пряча улыбку. - Эжени, ну что с тобой происходит в последнее время? Обещаю тебе, я буду кормить твою канарейку, если тебя заберут привидения. Но им придется иметь дело со мной. Я прогоню их, читая свои стихи. Они не вытерпят и двух куплетов.

- Вы, Камиль, прекрасный утешитель, - заметила Элени. - Может быть, вы останетесь тут и подождете, пока мы с Эжени разберемся с ее цыганкой? Вы же все равно ни во что не верите... Кроме Революции и власти санкюлотов, верно?

- А вы, Элени, очень остры на язык, и, видимо, этим гордитесь. Но я не привык вступать в перепалки с подругами дамы своего сердца, - миролюбиво ответил Демулен.

- Многих подруг Эжени знаете, Камиль? - улыбнулась Элени.

- Так, - мрачно заметила Эжени, - Главное - не надо про политику. Сегодня вы – в моем мире, помните? Когда оставите меня, можете обсудить всю Революцию, начиная с 89, а хотите - хоть с Древнего Рима. И знаете – лучше терять рассудок так, как это происходит со мной сейчас, чем вернуться к моему же беспокойству в феврале, когда чувствуешь, как твой собственный век пришел в движение и как время внезапно оживает и скалится ножом гильотины... Так что хватит. А сейчас у нас – привидения, в которые вы не верите, - Она направилась на мост, вцепившись в руку Демулена и умоляюще глядя на Элени.

- Привидений не существует, - улыбнулась Элени. - Скажите, Камиль, а вы верите в сверхъестественное? Вампиры, призраки, ведьмы, которых сжигали на кострах? - Элени сделала страшные глаза.

- Верю. Вы, к примеру, Элени, сверхъестественно красивы. Теперь я понимаю, почему люди ходят смотреть на вас в Театр. Так больше шансов не ослепнуть. - широко улыбнулся ей Демулен.

- О, какой галантный спутник у тебя, Эжени, - развеселилась Элени. - Даже Сантьяго не говорил мне таких ослепительных комплиментов!

Эжени пожала плечами.
- Это не комплимент, Элени, это – констатация факта. Ты правда нечеловечески красива. Я еще люблю повторять тебе, что ты умна и рассудительна. И мы с тобой дружим именно потому что я не пытаюсь затмить тебя, это глупости. Надо творить свой мир, а не пытаться быть королем в чужом. Я знаю много историй про то, как люди теряли собственные души – иногда по доброй воле, а потом искали их по разным мирам. Но воссоединялись с душой только тогда, когда снова обретали себя и возвращались на то самое место, откуда начался путь. А душа – это все, что сейчас остается Парижу. Слушайте, давайте постоим – слышите какой ветер. Ты спросила про сверхъественное. Вот слышать в ветре слова это сверхъествественно? Мне кажется, я слышу тысячи снов, которые он несет Парижу. Прощание, задумчивость, безумие и… любовь и смерть. Понимаешь, Элени, ты можешь сейчас снова сказать, что я забываю о реальности и пропускаю момент, когда мой спутник обратил внимание на красоту подруги – но пусть так и будет. А в моем мире со мной рядом два дорогих мне существа, и я буду смотреть на вас именно такими глазами… Непонятно объясняю, да?

- У тебя неповторимая фантазия, Эжени, - улыбнулась Элени. - Можно услышать тысячи слов в чем угодно, я тоже иногда играю в то, что слышу как разговаривают опавшие листья. Но это - фантазии, а не реальность. А реальность - это город, который умирает на глазах, потому что те, кто живет в нем, забывают о том, что они - люди, а не охотники за жизнями.

- Красота бывает разной, Эжени, - Демулен поцеловал ее и пригладил выбившиеся из-под капюшона темные пряди. - Мы чувствуем благоговение, глядя на старинные картины тех, кто давным-давно покинул этот мир, но до них не хочется дотронуться, потому что они мертвы также, как и их создатели.

- Так, мы встретили мою цыганку примерно на этом месте, - Эжени остановилась. Что еще тут делать и как ее искать – ума не приложу. А у вас какой был план? И хватит пререкаться… черт побери! – Она осеклась, - О господи, - продолжила Эжени, - вон она. Я боюсь с ней заговаривать, боюсь.

- На этот раз поговорю я. - Демулен нехотя отпустил руку Эжени и приблизился. Старая женщина смотрела насмешливо, ее волосы - свалявшиеся, словно пакля, развевались на ветру. - Передумал? - спросила она, прищурившись.

- Послушайте, гражданка, - заговорил Демулен. - Что вы привязались к ней? Чего вам не хватает? Денег? Развлечений? Прекратите свои художества, прошу вас. Вам. наверное, одиноко, и это заставляет вас бродить по мосту, пугая женщин?

- Бессмертие и смерть. - Цыганка уставилась на Эжени. - Неплохо, дорогая, правда? Неразрешимая задачка, над которой ты ломаешь голову. Кому из вас достанется бессмертие, а кто умрет, когда узнает то, что ему предначертано? - Она засмеялась, оскалившись. - Попробуй угадать, дорогая. Разгадаешь загадку - получишь возможность что-то изменить. Не разгадаешь - умрешь... от любопытства!

- У твоей задачи нет решения, - сказала Эжени – я думала над ней. И я не хуже тебя знаю, что будет. Бессмертие достанется ему, вместе с Революцией и этим проклятым веком - она снова взяла Демулена за руку, - Значит мне достается смерть, - *Точнее же досталась*, - мысленно закончила она. А любовь того стоит. А теперь ответь, кто ты?

- Мне? Можно! - цыганка прыгнула к ней, протягивая руки - Отдай мне свою душу! - и разразилась смехом.

- Ну, это уже слишком, - возмутился Демулен и достал пистолет. - Никогда не наводил оружия на женщин, но всему есть предел. Убирайтесь.

- Стой, - Эжени бросилась вперед, - Подожди. Может, у нее есть родственники? Может за нее в этот час кто-то волнуется? – Она решила попробовать то, что уже работало неоднократно и быстро заговорила зная, что на обычных смертных это действует, - Подожди, женщина. Успокойся. Мы не враги тебе, посмотри на нас… Ты приняла нас за кого-то то тебе нужен? Ты что-то ищешь? Отвлекись от своей злобы, скажи нам, что мы можем для тебя сделать, мы поможем, - Она пристально посмотрела на старуху и успокаивающе дотронулась до ее плеча.

- Ты все узнаешь. В свое время. Слушай ветер. Он подскажет. - Старуха подняла палец и стала медленно удаляться. Камиль Демулен хотел крикнуть ей в ответ, но, на секунду обернувшись, замер, пораженный выражением лица Элени. Ее глаза стали круглыми от ужаса, и на этот раз она не играла.

- Не получилось, - пробормотала вслух Эжени, - Я не чувствую ее. Элени, - окликнула она подругу, - Что с тобой?

Элени попятилась. - С кем.. ты.. говорила, Эжени? - она не спускала полного ужаса взгляда с подруги.

- Ты же видела эту женщину, - ответила Эжени, - Это была моя цыганка, она все повторила и снова сбежала. От нее веет холодом, она просила душу, и… и…ты слышала, что она сказала, да?

- Но там никого не было! - прошептала Элени. - Ты говорила сама с собой.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Окт 20, 2009 1:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Марата

Бьянка, Альбертина Марат

«Альбертина совсем плоха».
Эту фразу сказал ей Сантьяго на прощанье. Они встретились в таверне, перекинуться партией в кости и весело проболтали весь вечер, как в старые добрые времена. Лишь когда она поднялась, он произнес свою сакраментальную фразу. И посмотрел – задумчиво и серьезно. Через минуту перед ней был снова прежний Сантьяго…

После возвращения Сен-Жюста Бьянка, как обычно, приняла решение что-то поменять. Антуан всегда действовал на нее отрезвляюще, сам того не зная. А потом знакомство с Огюстеном и ее робкие попытки сдержаться и не говорить о политике. Неужели не пора признаться самой себе, что ее держит в этом городе не только Антуан Сен-Жюст, но и нечто большее? Политика и журналистика – две страсти, которые позволили ей измениться. Так зачем же ломать себя, заставляя забивать голову развлечениями? Пусть она аристократка, пусть никогда не сможет отказаться от роскоши и драгоценностей, но в этом городе она еще может быть полезной. Хотя бы потому, что одна из немногих имеет возможности говорить правду, не боясь, что за ней придут.

Так размышляла Бьянка, перетаптываясь у дверей знакомого дома на улице Кордельеров. Дом Марата, где осталась жить его семья. Бьянка регулярно навещала Альбертину, стараясь облегчить ей нищенское существование. Каждый раз она мечтала постучаться и войти, но, поставив корзинку, убегала в ночной Париж, так и не решаясь предстать перед грозной гражданкой Марат. Но сегодня все было иначе. Она постучала.

Знакомые шаркающие шаги. Знакомая громадная фигура на пороге. Бьянка вздрогнула. На нее смотрели горящие черные глаза – такие ни с чем не спутаешь. Боже мой, как же она постарела! Седые волосы под чепцом, неправильной формы огромный нос, тонкие губы, сжатые в презрительной ухмылке, сросшиеся брови и волевой подбородок – она была необыкновенно страшной и в то же время прекрасной в своей скорби. Ее лицо приобрело хищное выражение – Бьянка сжалась под ее изучающим взглядом.

- Так вот ты какая… Клери… Ну что ж, проходи, раз пришла. Симона спит. Можешь выпить со мной. – Альбертина зашаркала впереди, освещая дорогу. – Ты же вроде любительница была, раз под мужика «работала»?

Бьянка тихо села на стул и кивнула, когда Альбертина поставила перед ней бокал. Придется заставить Альбертину удалиться, чтобы успеть выплеснуть его содержимое – нехорошо ее обижать. Альбертина етм временем изучала ее, не спуская тяжелого взгляда.

- Мой брат был не дурак по бабам, - заключила она и налила себе вина. – Ты действительно красива, а Симона рядом с тобой выглядит косорылой дурой.

- Нет! – воскликнула Бьянка, которой на секунду стало даже обидно за Симону. Альбертина сделала решительный жест рукой.

- Не спорь. Будешь выглядеть дурой, если начнешь отрицать, что вертишься перед зеркалом, любуясь на свою смазливую мордашку. Но я рада, что ты такая. Хоть и рожа у тебя аристократки. Плевать. Ты тоже его любила, а он только о тебе и говорил перед смертью. Так что сиди и не зли меня скромностью. И вообще, чего пришла? На меня посмотреть? Убедиться, что жива? Жива, как видишь. – Альбертина помолчала и нехотя буркнула: - Спасибо, что не забываешь.

- По городу ходят слухи о том, что кордельеры хотят возродить «Друг народа», - аккуратно начала Бьянка.

- Негодяи! – гаркнула Альбертина и, вскочив, заходила по комнате. – Знаешь, что они предложили? Выпускать газету Жан-Поля, воспользваться его названием, чтобы кропать в них.. анонимные статьи! Эдакая свалка для непризнанных гениев, котоыре готовы наложить себе в штаны при мысли о том, что кто-то узнает, что они марают бумагу! Я была в Клубе и сказала им все, что думаю. Пока я жива, такому не бывать!

- Я хочу вернуть «Друга Народа». И сделать это своими силами, - тихо, но уверенно сказала Бьянка.

- Ты? Клери? Да ты соображаешь, что ты несешь? – заорала Альбертина. – И как ты это собираешься сделать, интересно мне знать? – добавила она почти миролюбиво.

- Я знаю, что у Марата осталось множество записей, - заговорила Бьянка. – Он много работал, пока болел, а газета тогда не выходила. Этих записей хватит на много номеров. А я … Мне есть что сказать. Я буду писать, как и раньше, пользуясь своим псевдонимом.

- Что ты будешь писать, Клери? – не глядя на Бьянку спросила Альбертина.

- Правду. – коротко ответила она. – Альбертина, я пришла к вам, чтобы получить разрешение. Без вашего слова я не сделаю ни шага. Тем более, что записи Жан-Поля принадлежат вам.

Альбертина встала и прошаркала в другую комнату. Вернулась она с пачкой бумаги, перевязанной лентой, и грохнула ее на стол.

- Сделай это, Клери. Заткни им вонючие глотки, черт бы их всех побрал. Удачи. И спасибо. – Альбертина отвернулась, пряча задрожавшие губы.

- Вы… не пожалеете, - прошептала Бьянка и тихо вышла, прижимая к себе свое сокровище.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Окт 20, 2009 1:42 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж, кафе "Отто".

Бьянка, Огюстен Робеспьер.

- Но ты же писал отчет! – не мог успокоиться Рикор, заказывая вторую чашку кофе, при том, что забыл выпить первую. – Я готов подтвердить твои слова!

- Сейчас шум из-за того, что пропал не отчет, а донос, - устало сказал Огюстен уже в тысячный раз.

- Скверно, - в тысяча первый раз согласился Рикор. – Кому это нужно?

- Не знаю. Послушай… Это не самое лучшее место для таких разговоров. Если хочешь, завтра я зайду к тебе на старую квартиру после заседания, там и поговорим. Сейчас извини, но сюда должна прийти одна гражданка…

- Понял, исчезаю, - Рикор бросил на стол несколько монет и поспешно ушел, оставив нетронутой и вторую чашку кофе.

Огюстен проводил его взглядом. Обсуждать произошедшее не хотелось. И так картина ясна – единственный человек, которому было выгодно украсть донос – это он сам. Даже вытянувшаяся физиономия Бернарда не стоила тех унижений, через которые пришлось сегодня пройти. Мелкие чиновники, одни и те же вопросы, какие-то необоснованные обвинения… Но главное даже не это, а… действительно, кому это может быть выгодно? Бернарду? Нет, достаточно было видеть его лицо, когда Дюпен сообщил, что донос исчез.
Дюпен? Зачем мелкому чиновнику чужой донос, тем более что он должен был дать делу ход. Вовсе не в его интересах терять подобные бумаги. Придется готовить еще один доклад в Конвент, ничего не поделаешь… Хотя герой дня сейчас Эбер, все равно лучше подготовится. Появление Жюльетт отвлекло от невеселых мыслей. Что же, это хорошо, так как разговор с Максимильяном радостного настроения не прибавит – дело заходит слишком далеко.

Бьянка вбежала в таверну, искрясь отличным настроением. По дороге она купила несколько газет и несла их, прижимая к себе, как драгоценность. Сегодня нужно многое прочесть до рассвета. Ее новый смертный друг, кажется, был невесел. Нет, в этот вечер все должны разделить ее радость.

- Добрый вечер, Огюстен. Умеете строить крепости из бумаги? Давайте сразимся? В детстве у меня неплохо получалось. - На глазах у кучки депутатов, которые примолкли при ее появлении, прикидывая, любовница ли они Робеспьера-младшего, или дело зашло не так далеко, Бьянка невозмутимо принялась отрывать полоски от "Папаши Дюшена".

- Добрый вечер, Жюльетт, - улыбнулся Огюстен. - Крепости из бумаги я строить не умею, к сожалению. Но учиться никогда не поздно, верно? Научите? - Он рассеянно забрал из рук Жюльетт газету и принялся читать.

- Здесь ничего нет про то, как они завесили Декларацию, Огюстен, - мягко произнесла Бьянка. - Папаша проглотил язык и затаился. Печатает теперь только нападки на священников. Их же проще всего обидеть - они не умеют защищаться. Смотрите. - Она начала ловко скручивать полоски бумаги.

- Я в этом и не сомневаюсь. Не такой он глупец, чтобы написать подобное. А читать газету, как только она попадает ко мне в руки - привычка. - Он рассеянно повторил ее действие, стараясь выбросить из головы все тяжелые мысли. получалось плохо. Несчастные несколько часов, когда можно не дергаться и все равно нет покоя. Хотя, чего он ожидал?

- Вам придется рассказать, что вас тревожит, - Бьянка пытливо заглянула ему в глаза. - Знаю, человеку, которого видишь третий раз в жизни не принято задавтаь таких вопросов. Но я, если вы заметили, живу по другим правилам, и иногда нарушаю существующие.

- Зачем вам политика? - пожал плечами Огюстен. - Хотя сплетни расходятся по городу быстрее, чем можно предположить и вы все равно узнаете новости. Не исключено, что в извращенном варианте. Думаю, что новость о том, что я уничтожил донос Бернарда уже распространилась... Все это очень скверно, но лучше об этом не думать.

- Донос Бернарда? - нахмурилась Бьянка. - Простите за глупый вопрос, а кто такой этот Бернард?

- Вот видите, теперь мне придется углубляться в совершенно ненужные подробности. Бернард из Сента - один из депутатов Конвента и он фактически является моим оппонентом на данный момент, так как в мисии между нами возник ряд довольно серьезных разногласий. Он и является автором знаменитого доноса, который исчез или уничтожен.

- Черт, - выругалась Бьянка и прикусила язык. - Простите.

- В чем дело? - нахмурился Огюстен. - Вы его знаете? Не понимаю, почему вы так реагируете.

- Нет. Я его не знаю. Но эта история мне не нравится. Бывает такое, правда? - Бьянка скомкала газету, лихорадочно соображая, что натворила. Веселое развлечение с Дюпеном обернулось неприятностями для человека, который ничего плохого не сделал. Можно сказать, для одного из немногих честных политиков из тех, кого она знала. И вот теперь он сидит и не знает, как выкручиваться из сложившейся ситуации.. И вель донос-то не вернешь. Еще недавно она веселилась, представляя себе, как Маленький человек Дюпен будет есть донос. А ведь наверняка сожрал, уж очень она его напугала. - Огюстен, теперь и я, кажется, расстроилась. - честно сказала Бьянка. - Что будем делать?

- Будем? - рассмеялся Огюстен. - Не забивайте голову ерундой, Жюльетт и не расстраивайтесь зря. Но вопрос о том, что мы будем делать остается открытым. Здесь не слишком уютно, если будет возможность, я покажу вам другое место, более приятное. В театре мы были, а новых премьер, к сожалению, не намечается... Что вы предлагаете? Поддержу любую или почти любую вашу идею.

- А это смотря какое у нас свидание, - рассмеялась Бьянка. - Если романтическое - то Люксембургский сад. Мне он нравится даже зимой. Одна проблема - я не очень романтична, но всему, как вы правильно заметили, можно научиться. Если свидание не романтическое - можно отправиться на поиски приключений. В Клуб кордельеров, например, или на Монмартр. Можно прогуляться по местам боевой славы и послушать, о чем говорят патриоты в тавернах. Можно сходить... познакомиться с твоим знаменитым братом. Шучу. На такое я пока не готова.

- В таком случае мы можем совместить. Сначала отправиться в Люксембургский сад, там хорошо просто гулять. Если мы никого не встретим, эту прогулку можно будет считать романтической, а если встретим - это уже приключение. А потом можно будет найти место поприличнее, послушать о чем говорят патриоты и заодно поесть или выпить кофе. Прогулку в Клуб кордельеров я отметаю, так как пока что не хочу умирать смертью храбрых, ачто касается моего брата, то он сейчас болен вряд ли настроен на прием гостей.

- Отлично! - Бьянка захлопала в ладоши. - Тогда быстрее, пока любопытные не прожгли меня глазами, споря, откуда я взялась. Женщины, с которыми разговаривают Депутаты Конвента, все учтены и посчитаны. Я не вхожу в их число.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Окт 20, 2009 10:55 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794, Париж
Возле Театра Вампиров.
Сантьяго, Клод Орсе.

Бесцельные прогулки по городу стали в последнее время любимым занятием Сантьяго. Встреча с Альбертиной произвела на него более гнетущее впечатление чем он даже сам мог себе представить. Впрочем, если отдавать себе отчет во всем, что произошло в последнее время, то это пришло раньше. Та которая раньше называла себя Клери, стала другой – живая бессмертная с мальчишескими повадками ушла в прошлое. У нее остался прежний острый язык, а вот чего-то, что приличные люди зовут душой, стало ни на грош. Казалось, что она упорно пытается заинтересовать себя окружающим миром, пытаясь играть с ним по старым правилам. Только правила Клери тоже успела забыть. Сам Сантьяго, впрочем, никогда их не помнил.

Хотелось снова достать Клери из пыльного сундука. Впрочем, - Сантьяго пожал плечами и усмехнулся, - На это он неспособен. А вот Альбертина – вполне. Если эти двое помогут друг другу – он сможет даже записать себе в актив одно неплохое дело. Если судьба однажды выставит счет, конечно.

Кстати, о судьбе. Это было совсем смешно, но единственной, кто мог бы сейчас привести его в хорошее расположение духа была Элени Дюваль. И никакой романтики. Если уж на то пошло, то влюбиться стоило как раз в Клери. К сожалению, как раз влюбляться Сантьяго и не умел. С Клери было легко, с Элени – сложно. У Клери светлые волосы и светлые глаза, а Элени – ледяная черноглазая королева. Вместе с тем, с Клери можно разделить даже мрачные минуты и секунды грусти, а вот стычки с Элени заражали Сантьяго жизнелюбием.

Надвинув шляпу на глаза, Сантьяго направился к Театру Вампиров.
У черного входа сегодня обычной толпы поклонников не наблюдалось – ах, ну да, спектакль же только завтра.

Но вот эту одинокую фигуру Сантьяго не перепутает с другой. Этого человека он в свое время недооценил, не опасался и сейчас. Но вместе с тем именно тот, к кому Сантьяго относился с легким личностным презрением, и мог записать себе в актив немыслимое: когда-то ему удалось заставить плясать под свою дудку как раз того самого Сантьяго, на которого не отказались бы найти управу почти все его знакомые включая друзей.

Не долго думая, и делая привычный выбор между «Связываться - не связываться», Сантьяго подошел сзади и хлопнул высокого худого человека по плечу.
- Опять палку проглотил, Клод?, - весело, хотя и довольно злобно спросил он.

Клод Орсе, действительный агент Ордена Таламаска, развернулся всем корпусом.
- Я знал, что ты сам меня найдешь, чтобы вылезти, как черт из табакерки, - удовлетворенно заметил он.

- Ничего не имею против предсказуемости, Клод, - вальяжно заметил Сантьяго, - А ты что же, не боишься стоять ночью, один в таком месте? Театр не любит наблюдателей, знаешь ли.

- Конечно, - своим резким и чуть надломленным голосом заметил Клод Орсе, - Только тебя все любят, верно, Сантьяго? Ты у нас любимчик судьбы, избалованный вниманием, не проработавший честно ни дня, проболтавшийся по миру, не нажив ни денег, ни славы, ни даже близких.

- Судьба мне изменила, - рассмеялся Сантьяго, - не бегает на свидания и даже не отвечает на пламенные письма. А носиться по миру не так уж плохо, Клод. Впрочем, после Италии насколько я знаю, ты никуда не выезжал, сидел себе и ловил призраков в родной Оверни. Иногда, впрочем не забывая заехать в Лондон поцеловать землю под ногами Реджинальда Лайтнера.

- Не забывайся, Сантьяго, - не меняя тона заметил Клод Орсе и, поежившись, плотнее закутался в плащ, - Лучше бы ты иногда не забывал, что раскланиваться стоит не только на сцене – даже если т всю жизнь себя именно там и воображаешь.

- Не поверишь, я даже роль недавно получил, - похвастал Сантьяго, - Я понял, Клод. Тебя прислал Реджинальд, велев заодно с наблюдением за Театром отловить еще и меня. Верно? Отличное задание, требующее немало опыта и сноровки, да и простого везения, - он раскланялся, - Так почему тогда прислали тебя, Клод? - искренне изумился Сантьяго новой мысли.

- Шут, паяц, - Прошипел Клод Орсе, - Берегись, Сантьяго. Шутки кончились.

- О, это самая модная фраза в Париже сейчас, Клод. Неплохо учишься, - беспечно заметил Сантьяго.

- Жаль, что я и правда редко покидаю Францию и не смогу быть на вскрытии твоей черепной коробки, - пробормотал Клод Орсе, - Я повторяю тебе свое предупреждение. Беги и берегись.

- Значит, война, - Сантьяго отступил на шаг и отсалютовал шляпой, - Ну ладно, Клод… посмотрим, кто побежит первым! – Он развернулся на каблуках и зашагал прочь, придумав себе новый маршрут для вечерних похождений.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Окт 21, 2009 2:14 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794
Париж.
Эжени, Сен-Жюст

- Книжная лавка на углу улицы Кордельеров, - пробормотала себе под нос Эжени, возвращаясь домой. Сегодня она обещала уделить немного внимания старой мадам Симон, которая тоже заметила что с Эжени в последние недели творилось что-то не то. Впрочем, в последние ночи темнота немного отступила. Странно, но осознав, что ее преследует существо из другого мира, а не прорицатель из плоти и крови, Эжени заметно успокоилась. Как и всегда в ее жизни за последний год, перемена снова была связана с Камилем Демуленом. Смертный, по иронии судьбы проведший не один вечер в компании сразу двух представительниц вампиров, по-прежнему не верил в мистику, хотя не отрицал, что произосшедшее повлияло на них. Предсказание они не обсуждали, но какая-то зимняя стена отчуждения исчезла, как будто ее и не было. А может и не было никакой стены, а просто страх перед будущим стал заслонять настоящее?

Все началось в тот вечер, когда Камиль пришел к ней и внезапно заговорил сам, впервые за долгое время, больше не пытаясь уберечь ее от своего собственного мира – в ором ему самому уже места почти не оставалось. А потом был Новый Мост и страшная ведьма из дневных снов Эжени. Ее мир тоже едва устоял тогда. Но оставалось в любо случае больше. Доверие, радость – почти как от первой встречи. Понимание и какая-то новая нежность и близость.
Мечтательно улыбаясь Эжени зашла в дом.
- Мадам Симон, - окликнула она свою квартирную хозяйку, - Мадам, Вы где? Вы от меня прячетесь за то, что я скормила полпирога канарейке?

Мадам обнаружилась на диване, бледная и решительная.
- Девочка, тебе надо уехать, - произнесла она слабым голосом, - Еще старая мадам Бланшетт три дня назад предупреждала меня, что они еще возьмутся за Театры. Актеры во все времена были подозрительны правительству… а книги еще недавно сжигали на кострах вместе с авторами, между прочим!

- Да кто за меня возьмется, мадам? – удивилась Эжени, - Мадам Симон, что случилось? Вы сами на себя непохожи.

- Читай, - мадам Симон сделала рукой слабый жест в сторону стола, на котором валялся клочок бумаги, - Могильный Фонарь осветил наш дом своим тусклым светом и удалился, оставив для тебя послание. А его послания еще никого до добра не довели. Все знают, с чего все начинается.

Ничего не понимая, Эжени взяла записку.
«Надо поговорить. Если ты не против, пожалуйста, приходи на угол улицы Святой Анны в 22:00. Сен-Жюст».
Эжени рассеянно сложила записку сперва на четыре части, а потом на восемь. Она не видела Сен-Жюста последние полгода, а последнюю их встречу было трудно назвать дружелюбной. Впрочем, и опасности в ней не было.
- Не волнуйтесь, мадам Симон, - решила она придумать на ходу, - Он брал у меня книжку почитать и забыл вернуть. Я быстро, - она подошла к женщине и заглянула ей в глаза, - Если придет Камиль… скажите, что я пошла в книжную лавку и скоро буду, пожалуйста. Это правда, мадам – взмолилась она.

Мадам Симон мигом ожила и теперь смотрела на Эжени очень неодобрительно.
- Так, милая изволь объясниться. С каких это пор тебе назначают по вечерам встречи граждане, о которых не следует знать Камилю? Он, конечно, легкомысленный молодой человек, но обмана он не заслужил. А я ему еще клюкой грозила, - искренне расстроилась мадам.

- Он будет волноваться, Вы же знаете. Там..все сложно и это может касаться его. Я правда просто передам книжку и все, - еще более растерянно ответила Эжени, так и не привыкшая к постоянному воспитанию со стороны квартирной хозяйки, - Мадам, да Вы не то снова подумали! Это не свидание! И я просто не хочу, чтобы тот, кого я люблю больше этого города и даже жизни, волновался за то, какой свет на меня и какую тень бросит Могильный Фонарь. Верите? Ну же?

- Хорошо, - проворчала старуха, - Но мне потом подробно
расскажешь. Может, правда, лучше бы и намекнуть гражданину Демулену, что стоит ему перестать к тебе ходить – так одна не останешься, вон, архангелы террора в очереди стоять будут. А то что-то давно ты без цветов живешь. Уж поверь, на старика Симона это безотказно действовало, - старуха замолчала, погрузившись в воспоминания юности, а Эжени вышла за дверь.

По дороге, впрочем, она успела забежать в лавку на улице Кордельеров и купить то, что ей было необходимо. Одну книжку – про старинные легенды Парижа, которые Эжени коллекционировала в памяти, втайне надеясь что там найдется хоть какой-то намек на цыганку с Нового Моста а в вторую – про сверхъествественные силы, мистику, магию и все то, что Элени даже после последнего происшествия именовала чепухой. Книга называлась «Молот Ведьм» и, по горделивым словам торговца, ее наличие стоило жизни нескольким обладательницам в страшную эпоху инквизиции.

Подойдя в условленное место, Эжени сразу заметила знакомую высокую фигуру.
- Добрый вечер, месье Сен-Жюст. Моя квартирная хозяйка в обмороке. Я сказала, что Вы брали у меня почитать книжку, - она протянула Сен-Жюсту небольшой томик, - И я принесла Вам Апокалипсис. И не смотрите на меня так, я не специально, просто она была верхней на полке. Там очень красивые картинки с гравюр немецкого художника Дюрера. Концовка может показаться чуть предсказуемой, но сюжет очень интересный! Вернете через посыльного, - виновато добавила она, - А Вы изменились, хотя так наверняка все говорят. Платок у Вас красивый.

- А мы на "вы"? - Сен-Жюст улыбнулся. - Давно мы с вами говорили в последний раз, уже не помню таких формальностей. Ну здравствуйте, Эжени, - он церемонно поклонился. - Не знаю, в какую сторону изменился я, но вы - определенно в лучшую. Выглядите, как живая и занимаетесь своим делом. Хвалю и восхищаюсь. Ваша квартирная хозяйка была немного шокирована моим визитом. Но мне нужно было поговорить, поэтому я нашел вашу квартиру и оставил записку. Не через Камиля же ее передавать, верно?

- Хорошо, давай на ты, - улыбнулась Эжени, - А шокирована – даже не то слово. Я поэтому и придумала про книжку, что мой домашний прокурор дал мне на выбор варианты, иду я с тобой на свидание, или к тебе же на допрос, - она рассмеялась, - А ты, по-моему, стал выше ростом, или мне кажется?

- Кажется, - буркнул Сен-Жюст. - А мне кажется, или ты и правда избавилась от жуткой привычки втягивать голову в плечи? Это комплимент. Хорошо выглядишь.

- Кажется, - Эжени перехватила книги поудобнее, пытаясь не растерять их по всему Парижу в течение всей прогулки, - Просто я берегу эту привычку для особых случаев. Если хочешь, сегодня вытащу ее из глубин памяти! Я больше не боюсь быть смешной. Это было самое трудное, правда. Что, сейчас скажешь, что разочарован, и что я так и не повзрослела? Я на само деле хотела сказать, что ты тоже хорошо выглядишь! Честно-честно, только глаза у тебя как всегда голодные. Если станет совсем плохо - приходи к моей квартирной хозяйке, она пироги готовит, а я кормлю ими Готье. Конечно, тайком, а то она страшно обидится.

- Не разочарован. Потому что ты повзрослела. А к твоей хозяйке мне являться не стоит, вижу, ты ее любишь, - миролюбиво заключил Сен-Жюст. Затем взгляд его посерьезнел. - Я назначил тебе встречу, чтобы поговорить о Камиле. Думаю, ты это поняла. Он должен исчезнуть из Парижа. Однажды я уже говорил подобное... одному человеку... Теперь говорю тебе. Я знаю про ваши способности. Забирай его и уезжайте, пока не поздно. Говорить с ним я не могу - он не слышит ничего кроме своего ослиного упрямства. И видеть, как он лично роет себе могилу твоей трескотней в "Кордельере" тоже не могу.

- Могилу, - пробормотала Эжени, - Конечно, я поняла. Но ведь и ты все понимаешь. Ох, с чего начать. Во-первых, с наших способностей. Ты сейчас можешь разозлиться на меня, но я не могу это сделать. И не потому что не люблю его, а именно потому что люблю. Дело даже не в том, что он не простит мне вмешательства в его судьбу. И не в том, что любящие могут только разделять участь тех, кого любят – не больше. Я… правда не могу. И это не упрямство. Нельзя подчинять себе волю любимого существа. Иначе это не любовь. Мне продолжить, или уже непонятно?

- Продолжай.

- Во-вторых, если он и уедет – то с Люсиль, - Эжени отвернулась, сжимая книги, - Он до сих пор ничего не понял только потому что любит меня. Я не ем, не появляюсь днем, не боюсь нападения… я многое могу, но многое и не могу... Мы многое теряем, переходя грань мира мертвых. Я могу только забрать его в свой мир окончательно. Но это будет для него предательством всего, что он любит и ценит. Всего, во что он верит. Это даже не жизнь изгоя, это жизнь посторонних без всякой возможности вернуться назад. Если бы я придумывала себе сказку, я бы загадала хоть на один день стать живой. Понимаешь? Не выглядеть как живая, а быть живой. Но это возможно только во сне и только если ночью достаточно звезд… Ну что… осталось в-третьих? Или скажешь, что самому живому из смертных место – в мире мертвых?

- Мы желаем себе того, чего не имеем. Я не знаю, как вы переходите эту грань, но если бы мог влиять на это, боюсь, не смог бы устоять перед искушением. Потому что однажды я видел краски вашего мира. И они лучше, чем то, что я вижу сейчас. Но об этом лучше не говорить, это в прошлом. Я - здесь, а ты - там, в мире мертвых. Когда-то мы провели черту, но этой черты больше нет. Один мудрый человек научил меня этому и, как видишь, я больше не бросаюсь оскорблениями, принимая тебя и твой мир такими, какие вы есть. Если ты так говоришь о нем, значит ты в нем не уверена. А может быть, просто не пробовала достучаться. Но если и есть человек, которому не место в нашем мире, так это Камиль. Решать тебе.

- Мы не переходим грань, - медленно проговорила Эжени, - просто нам нет дороги назад. И нет того… кроме, разве что, Элени… - Кто не жалел бы о потерянной человечности каждую ночь. Ты не знаешь сейчас о чем говоришь. Он живет внешним миром – пусть своим, но не миром мертвых. Он чувствует жизнь – и именно поэтому ему место на колесе истории, а мне – где-то вне этого колеса. Вечность со мной не заменит ему солнечный свет и безумные мечты о лучшем мире, о людях, в сердцах которых можно что-то изменить... А в мире мертвых он не получит ничего, кроме меня. А я и так давно-давно принадлежу ему. Наконец, о Люсиль. Я предложу ему. Но я знаю ответ. Наконец, в-третьих. Я была бы бездушной дрянью, если бы не умоляла остановиться и уехать – пусть без меня, пусть прочь от меня. Но он все решил. Он знает, что попал под колесо истории, и что развязка близка. Но он не может изменить себе. Я попрошу еще раз. Но поверь теперь и мне – все, что я могу – это дарить минуты забвения, дарить наш с им собственный мир, в который чужие даже заглянуть не могут. Дать радость настоящего и сил выдержать следующий шаг. Ты меня не понял, да? Считаешь, что я просто не пытаюсь ничего изменить?

- Мне просто надо было это услышать. В последний раз. Смешно звучит, но ты была моей последней надеждой. Мне остается лишь умыть руки. - Сен-Жюст протянул ей книгу. - Спасибо. У меня есть несколько изданий этого шедевра. Я увлекаюсь подобным чтивом. Но все равно спасибо. Я пойду.

- Я предложу бессмертие и попрошу уехать, - повторила тихо Эжени, - Я обещаю. Я знаю, что смерть близко. Она ходит по Парижу и хочет поселиться здесь. Она считает, что победила. Но мир не принадлежит ей и никогда не будет. Потому что любовь не похоронить. Недавно на Новом Мосту мы видели цыганку… а Элени не видела. Она предсказала, что один из нас умрет, когда поймет, что ему предначертано, а один – станет бессмертным. Но бессмертные – настоящие бессмертные – это вы. Мое сердце опустят в могилу… а любовь останется. Чтобы победить смерть. Оставь книгу себе на память. А у меня нет надежды. Только сны.

- Призрак Нового моста? - заинтересовался Сен-Жюст. - Я слышал о ней. Два года назад просидел там всю ночь. Не пришла. Зараза.

- Она бродит под моей дверью, - безразлично пояснила Эжени, - Она не дает мне покоя, врываясь в мои сны. И она приносит смерть. Она загадала мне загадку. Я видела ее четыре раза. И Камиль ее видел. А Элени нет. Я не буду ждать ее. Ей тоже нужен покой. Интересно, призраки видят сны?

- Она и правда приносит смерть, - кивнул Сен-Жюст. - Правда в это, похоже, верю только я. Но факт остается фактом - те, кто ее видел, погибали. Морально или физически. Это старинная парижская легенда, которую рассказала мне одна знакомая проститутка. Я выразил желание повидать призрака, она пришла в ужас, но у меня не было другого выхода, кроме как отправиться на Новый мост. Однако, я все равно ее не встретил. А что за загадку она тебе загадала?

- Она принесла мне смерть когда-то, - прошептала Эжени, - И велела не покидать Париж в марте. Она загадала нам загадку на двоих, - Эжени запнулась, припоминая, - Что одного ждет смерть, а другого - бессмертие. И что если я пойму, которого ждет что – я что-то смогу изменить. И сказала слушать ветер.

- Тебя нельзя убить, значит, смерть ждет Камиля. Это первый вариант, который приходит в голову. Но загадки не решаются так просто. Значит, надо думать над вторым вариантом. А ветер... Ветер приносит голоса мертвых тем, кто умеет их слышать. Существует легенда о двух монахах, которые однажды ночью, спасаясь от холода, подожгли доски в заброшенной церкви неподалеку от Авиньонского моста. Они были уверены, что с ними ничего не случится, но в тот миг, когда огонь поднялся вверх, раздуваемый ветром, деревянные двери захлопнулись, словно кто-то удерживал их своей сильной рукой. Всю ночь люди слышали крики, а на рассвете, когда стайка нищих забрела к заброшенному зданию, решившись посмотреть, что случилось, они не обнаружили ничего. Даже пепла. Лишь ветер завывал среди почерневших стен. С тех пор ветер иногда приносит эти голоса. - Сен-Жюст замолчал, погрузившись в свои мысли, и вздрогнул, когда Эжени дотронулась до его рукава. - Прости. Задумался.

- Ты знаешь, я не хотела тебе говорить, но однажды я видела среди призраков тебя, - ответила Эжени, - Не волнуйся, во сне. Есть одна такая старая легенда… Если ты знаешь, что такое комедия дель арте… Ты сейчас будешь злиться, я знаю, - Эжени в свою очередь задумалась, вспоминая один из последних снов.

- Меня? - заинтересовался Сен-Жюст. - И что я делал, будучи призраком? С кем я был? От чего я умер?

- Слушай, как раз ветер, - И голоса доносятся. Я это слышу всегда, просто с тех пор, как смерть стала бродить по Парижу – еще лучше, - Эжени посмотрела сквозь Сен-Жюста, - Есть такая легенда. О призрачном карнавале, который несется по небу через века и столетия, ниоткуда и никуда. В холодные зимние ночи они спускаются ниже и забирают неосторожных путешественников – особенно когда вьюга и на перекрестках. У них нет цели, нет конца пути, только – скача. А вереницу призраков возглавляет Арлекин, да, тот самый Арлекин. На самом деле наши старые французские легенды говорят, что это никакой не комедиант, а падший ангел. И ты был Арлекином. Ну вот, теперь и ты расстроен, да? Я не нарочно, извини. Весной женщины становятся болтливыми.

- Арлекин - не худший из вариантов, Эжени, - улыбнулся Сен-Жюст. - И я бы с большим удовольствием гонялся за неосторожными путешественниками, чем гнил в могиле. Я принимаю твой сон. А теперь мне правда пора идти. Я полистаю свои книги, и если найду что-то, что сможет помочь решить твою загадку, дам знать. А ты не теряй времени. Кто знает, когда Арлекин явится, чтобы забрать твоего путешественника.

- Это явление еще называется Дикой Охотой. Но я не охотник, Сен-Жюст, - произнесла Эжени, - Я люблю светлые легенды. И я знаю, что правильный ответ - смерть для меня и бессмертие для Камиля. Ты прослушал меня. Вы, те, кто творит историю настоящие бессмертные. А бессмертие вы получаете после смерти… А мы – просто призраки, которые иногда приносят вам удачу, а иногда – несчастье. Но и мы живые и можем жить и умирать с теми, кого любим… на этом месте я путаюсь и снова забываю правильный ответ. Я хочу успокоить ее. Может, она потеряла кого-то и теперь злится на весь мир? Или просто никто никогда не относился к ней по-доброму? – Эжени удивленно посмотрела на собеседника, - А это мысль. Спасибо, Сен-Жюст. А теперь мне пора в тепло и в счастье. Пусть такое, какое есть. Я выполню свое обещание. Честно.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Окт 21, 2009 2:15 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Кабинет Робеспьера

Робеспьер, Сен-Жюст

Самочувствие было отвратительным, прав Субербьель насчет здоровья, но нельзя позволить себе болеть, когда пошли такие события. Даже удивительно, что за утро удалось так много всего сделать: разобрать бумаги, выслушать несколько докладов, касающихся пропавшего доноса, составить приблизительный план действий, рассмотреть несколько докладов по комитету и начать набрасывать черновик будущей речи. Робеспьер налил себе кофе и бросил взгляд на часы. Скоро должен зайти Сен-Жюст, предстоит многое обсудить, а еще больше - сделать. Но вот и Антуан. Пунктуален, как всегда, но выглядит уставшим. - Здравствуй, - он подвинул кофейник к центру стола. - Присаживайся и рассказывай. У меня много сведений, но все они разные.
 
 - Эбер перешел к открытым нападкам. Мы больше не можем тянуть с арестом, Максимильян. Они ведут себя настолько нагло, что я уверен - что-то затевается. И в этом замешаны огромные силы. Доброе утро, Максимильян. - Сен-Жюст потянулся к кофейнику.
 
- Я знаю. Посмотрим, что скажут в якобинском клубе.  Думаю, что все же нужно отправить к кордельерам делегацию. Во главе с Колло, так как у  него больше шансов, чем у нас всех вместе взятых. Не скрою, что меня беспокоит Ронсен. Читая последние доносы, я делаю вывод, что он не предпринимает ровным счетом ничего. Это настораживает. Далее. Сегодня утром я получил довольно  любопытное сообщение. Один из агентов докладывает, что  после заседания в Клубе Кордельеров имела место встреча, на которой присутствовали Моморо, Эбер и некий гражданин, личность которого не удалось установить. О чем они говорили – неизвестно. Сам разговор длился примерно три четверти часа.

- Личность не удалось установить? Он что, был в маске? - недобро усмехнулся Сен-Жюст.

- Прочти, - Робеспьер протянул соратнику лист.

- В маске. Значит, дело совсем плохо, - кивнул Сен-Жюст, пробежав листок глазами. - Лицо стал бы прятать кто-то из тех, кого невозможно заподозрить в связях с эбертистами. Я подумаю, кто бы это мог быть. А пока хочу рассказать тебе свои соображения по незакрытым вопросам. И первый из них - листовки с карикатурами на членов Комитета, которые появляются в городе с завидной регилурностью с конца февраля. Большинство считает, что они принадлежат перу Папаши Дюшена...

- А Эбер доказывает, что это не так, - Робеспьер порылся в бумагах и положил на край стола несколько карикатур. - Возможно, еще несколько месяцев назад я и поверил ему, но не сейчас. В любом случае, это довольно сильно подрывает авторитет Комитета и радует нашу оппозицию. В том числе и Дантона.

- Эти карикатуры рисует не Эбер. - медленно проговорил Сен-Жюст. - Сегодня я получил этому подтверждение. Смотри. - он выложил несколько свежих листков, изображающих Демулена, Сен-Жюста и Колло д Эбруа. - Эти карикатуры появились сегодня. Как видишь, нарисованы они по мотивам вчерашнего заседания в Конвенте. Темы узнаваемы: тут прослеживается новая статья в "Кордельере", тут - моя речь о том, что Коммуны затягивают составление списков нуждающихся, тут - позиция Колло относительно завешенной Декларации. Вчера я на свой страх и риск приставил к Эберу одного из лучших жандармов, корый неоднократно выполнял для меня поручения и приказал не спускать с него глаз. Он так и сделал. Вот его отчет. После заседания Эбер ни на минуту не оставался один. Единственный промежуток времени, когда он попытался уединиться - вечер, с 18.30 до 19.21. В это время к нему в дом был отправлен один из шпионов, который явился под видом санкюлота. Эбера он застал за чтением "Старого Кордельера" в компании супруги и отвлекал его вплоть до того момента, когда Эбер не отправился в Клуб Кордельеров. Оттуда он вернулся около двух часов ночи и пошел спать. А в 9 утра листовки были на своих местах. Ты понимаешь, к чему я веду?

- Разумеется. Кто-то довольно талантливо подделал стиль "Пер Дюшен" и явно стремится утопить Эбера еще глубже. Необходимо принять меры для того, чтобы разыскать этого художника. В тайной жандармерии должна быть информация. Следует просмотреть тех, кто из людей имеющих отношение к искусству находился под арестом или следствием в последние два года. Как правило, на такие поступки идет те, кому нечего терять. Или те, кто находится в определенной зависимости...

- ... или те, чья задница слишком хорошо прикрыта, чтобы о чем-то беспокоиться, - продолжил Сен-Жюст. - Вот, что я думаю, Максимильян. Не первый раз мне режет ухо это выражение про "это делает тот, кто хочет утопить Эбера". Кто может хотеть его утопить? Дантон? Это первое, что приходит на ум. Но Дантон никогда не станет действовать подобными методами. И это слишком просто. А тот, кто затеял эту игру - неглуп. Ведь я до сих пор не могу выйти на организаторов того нападения на карету, во время которого тебя ранили. Именно тогда мы впервые заговорили об Эбере, как возможном заказчике - ведь он очень к месту оказался дома и помог нам. Не нравится мне это совпадение. Не нравится потому, что я по сей день уверен - та история с каретой была организована для того, чтобы тебя отвлечь. Именно отвлечь, а не убить. Потому что недавно мы сами видели, как действуют убийцы.

- Те, кто хорошо прикрыт станут действовать другими методами. Я говорю о том, что заказчик и исполнитель - разные лица. Тот, кто организовал все это может пока не беспокоиться, а вот непосредственный исполнитель может испугаться, ведь его покровитель может не давать никаких гарантий... Но пока что все это - домыслы, поэтому не нужно на них отвлекаться.

- В последнее время я все чаще слышу об иностранных заговорах. На мой взгляд, слухи преувеличены. Сейчас принято прикрывать понятием "иностранный заговор" все, что нужно хорошенько спрятать. Да, Максимильян, я пришел к этому неутешительному выводу и, признаюсь, сам два раза за последнее время использовал этот ход, несмотря на то, что пришло время бояться не иностранцев, а тех, кто сидит с тобой в одном зале заседаний. К чему я это говорю? Недавно Филипп Леба, вернувшись из миссии, рассказал мне о подслушанном разговоре. Якобы подстрелили английского шпиона, при котором нашли письмо с описанием этой истории с карикатурами. А что если наш неведомый противник играет не против Эбера, а за него? Сейчас мы обвиняем Эбера во всех смертных грехах. А что если в самый ответственный момент будет доказано, что мы сделали это намерянно? Что если будут представлены доказательства того, что Эбер непричастен к тому, в чем его обвиняют? Это скандал и подрыв нашей репутации, а Эберу - лишнее очко. Я верно рассуждаю?

- В чем бы не обвиняли Эбера остальные, мы будем обвинять его только в том, в чем уверены, - подытожил Робеспьер.

- Или сыграем по их правилам, - хитро улыбнулся Сен-Жюст. - Я как раз раздумывал над обвинительной речью в отношении гражданина Эбера. Упрекнуть его можно во многом, но у нас лишь косвенные доказательства. Что если мы дадим возможность раскрутить мысль о карикатурах и иностранном заговоре, а потом просто воспользуемся ими для обвинения Эбера? Эбер и иностранцы. Круг замкнется. Ведь ты не будешь отрицать, что этот человек опасен, что его поддерживает огромное количество парижан, и у него не должно остаться ни малейшего шанса вернуть свою репутацию?

- У него и так не останется ни малейшего шанса восстановить свою репутацию, - спокойно сказал Робеспьер. - У меня есть одна мысль, но я поделюсь ею, когда придет время. Пока что поступай так, как считаешь нужным, но я умоляю тебя не торопиться. Мы не можем себе позволить сделать неверный шаг. На твоем месте я бы пока что забыл о карикатурах. Пусть появляются. Навредить больше, чем они навредили, рисунки уже не могут. Мы же используем это когда будет выгодно. Теперь вот что. Ты собираешься присутствовать на сегодняшнем заседании в Клубе якобинцев? 

- Странный вопрос. - поднял брови Сен-Жюст. - Я могу себе позволить не присутствовать?

- Я вижу, что ты не отдохнул как следует. Мне не нужно, чтобы ты спал во время заседания. Поэтому можешь пойти отоспаться до завтра, если это так необходимо. Я просто хотел, чтобы ты заменил меня, если я буду вынужден вернуться домой.

Сен-Жюст помрачнел. Этой ночью он позволил себе бессовестно напиться в гостях у Клери, отмечая ее переезд в дом по соседству. Они говорили о политике, Эбере, Дантоне и санкюлотах. Казалось, она наверстывала упущенное за полгода, жадно расспрашивая о каждой мелочи. Несколько часов о политике и - ни слова о переменах. Она ни разу не упомянула о своем знакомстве с братом Робеспьера, несмотря на то, что о Жюльетт Флери, которой регулярно назначает свидания Огюстен, говорило уже много народу. Он не произнес ни слова об Анриетте. Клери была потрясающе дружелюбной и напоминала себя-прежнюю... И вот теперь - результат, даже Робеспьер заметил, что с ним что-то не так. - Я заменю тебя, Максимильян. Я действительно немногоен выспался, но через час буду в полном порядке.

- Я не настаиваю, Антуан, - Робеспьер бросил на соратника быстрый взгляд. - Я буду здесь до вечера, накопилось много дел. Но в Конвент не пойду, из меня сейчас плохой оратор, а говорят там об одном и том же. Теперь ступай отдохни, иначе ты утратишь способность думать еще до обеда.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Окт 21, 2009 9:29 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.

Париж.

Тюильри, потом - Якобинский клуб.

Сен-Жюст, Максимильян Робеспьер, Жак Моррель // те же, Огюстен Робеспьер, Моморо, Филипп Леба, Каррье, Бернард и другие.

Жак Моррель со всех ног бежал по коридору. Как же можно опоздать на первое заседание в Клубе якобинцев! Зря, зря он заходил домой, чтобы переодеться. Но по его одежде сразу определяли дремучего провинциала, это было так неприятно… Все равно он очень гордился собой. Второй день в Париже и ему уже дали ответственное поручение! Всегда знал, что безупречная служба во благо Республики – и его заметят. Ну и что, что он молод? Сен-Жюсту было столько же лет, сколько и ему сейчас, когда тот начал выступать с трибуны Конвента. Еще немного и он тоже станет знаменитым, о нем заговорят, обязательно заговорят! Что с того, что он пока что всего лишь мелкий чиновник? Всему свое время. Он уже представлял, как ему рукоплещут (а что, его речи в родном городе пользовались успехом!), как замечтавшись, сильно толкнул невысокого худого человека, остановившегося как раз у двери. Мужчина пошатнулся и выронил что-то похожее то ли на блокнот, то ли на очки. Тут же к нему шагнул высокий молодой человек, Моррель успел заметить, что в простом движении – шаг навстречу, было что-то необычное, но не стал обращать на это внимания.

– Простите, гражданин! Простите, но я опаздываю! – прокричал он, снова переходя почти на бег.

- Стойте, молодой человек, - приказал Сен-Жюст. - Тот резко остановился и обернулся. - Вы понимаете, где находитесь?

- Да, понимаю, - быстро ответил Моррель, немного смутившись - слишком уверенно говорил остановивший его гражданин, но тут же отругал себя за оправдания и перешел в наступление: - Но я попросил прощения, гражданин. А тот человек стоял прямо возле двери. Теперь прошу простить меня еще раз, я очень тороплюсь.

- Двести лет назад я вызвал бы вас на дуэль, гражданин, - сурово произнес Сен-Жюст. - А сейчас просто попрошу вести себя, как политик, а не как человек, который час назад приехал в Париж и считает, что еще через час покорит этот город своим красноречием.

- Я признал свою вину и извинился, - вспыхнул Моррель. - Или вы считаете, что этого недостаточно?

- Ос... - Робеспьер справился с приступом кашля. - Оставь его, Антуан. Гражданин извинился, этого достаточно.

Сен-Жюст пожал плечами.
- Достаточно. Удачи, гражданин... ? - он выжидающе уставился на новоприбывшего.

- Моррель, - представился Жак, протянув руку. Он был рад, что недоразумение разрешилось, но очень беспокоился из-за того, что опаздывает. - А вы, гражданин...?

- Сен-Жюст. - он пожал протянутую руку и мрачно добавил. - Добро пожаловать в Париж, гражданин Моррель.

Жак Моррель отступил на шаг. Несмотря на крепкое, почти дружеское рукопожатие, холодный взгляд собеседника, казалось, лишал возможности двигаться все живое, а тон, несмотря на слова примирения был отнюдь не дружеским. Жак неуверенно улыбнулся второму гражданину, тому, которого едва не сбил с ног, но не увидел и тени ответной улыбки на холодном, безо всякого выражения, высокомерном лице.

- Пойдем, Антуан. Нас ждут. – С этими словами он вышел, уводя с собой Сен-Жюста и оставив Морреля стоять в коридоре.

***

Колло почувствовал нечто среднее между неловкостью и паническим ужасом, когда заметил, что все головы повернулись к нему. Он хотел было занять свое место, но приглашающий жест председателя и пауза после традиционного «Слово предоставляется…» подсказали непонятливому, сто этого самого слова ждут именно от него. Пришлось поднялся на трибуну, медленно и неуклюже, ноги были словно налиты свинцом. Но – время.

- Граждане! Ни для кого не секрет, что угрожающая нам всем опасность не является больше химерой, она реальна. И я требую, чтобы вы обратили на это внимание и отреагировали, так как ситуация в столице становится все более серьезной. Особенно, если обратить внимание на то, что некоторые члены Комитета общественного спасения отсутствовали долгое время. Теперь группа людей завесила Декларацию прав и призывает народ к восстанию. Восстание потому, что двое людей страдали из-за того, что врач не вылечил их, когда они болели! Анафема тем, кто требует восстания! Но все же я полагаю, что члены клуба Кордельеров оказались введены в заблуждение, как это уже случалось в прошлом. Я предлагаю…

Немедленно поднялся Моморо.

- Граждане! Хочу обратить ваше внимание на то, что гражданин оратор ошибается. Да, ошибается! Так как Декларация прав была завешена, я этого не отрицаю, но это произошло еще месяц назад, когда и сами якобинцы боролись против…

- Но борьба давно закончилась, - перебил Колло, когда, наконец, обрел способность говорить. Сначала он просто онемел от подобной наглости. – Сейчас Конвент раздирают только личные разногласия. И, по данным некоторых газет, Декларация была завешена не месяц, а несколько дней назад.

- Я отвергаю эти обвинения, так как они направлены против кордельеров, - сказал Моморо.

- Никто не обвиняет Кордельеров, - парировал Колло. - Я обвиняю секции, которые призывают народ к восстанию, пострекая их организовать поход на Конвент.

- Если они хотят восстания, пусть покажут себя! – закричал один из якобинцев. Тут же его поддержали несколько человек: - Мы еще увидим, кто победит! Пусть попробуют выступить!

Колло сошел с трибуны и начал пробираться к своему месту. Сказать больше нечего, он и так выжал из себя все, что мог. По привычке бросив взгляд наверх, где имели обыкновение заседать лидеры Горы и члены Комитета, он споткнулся и едва не упал, увидев Робеспьера собственной персоной. Он был очень бледен и прижимал к губам скомканый платок. Рядом сидел Сен-Жюст, устремив холодный взгляд на Моморо. Температура в помещении упала на несколько градусов. Колло счел за благо отвернуться и сел на первое попавшееся место. На трибуну, между тем, поднялся Каррье. Казалось, что можно не беспокоиться, но он все равно волновался: слишком тесно он связан с некоторыми кордельерами…

- Граждане! – заговорил Каррье. - Я считаю нужным объяснить, что произошло на том заседании, которое вызвало столько дискуссий. Я уверяю вас, я готов поклясться своей головой, что ни о каком походе на Конвент не было и речи! Мы только упоминали о восстании, но лишь на тот случай, если так сложатся обстоятельства! Сама угроза восстания была направлена против умеренных. Журналисты извратили некоторые факты так же, как извратили и произносившиеся на том заседании речи! Я прошу вас обратить на это внимание, граждане.

- Какие конкретно речи извратили журналисты? – Сен-Жюст поднялся, устремив взгляд на Каррье. – Вижу, лидеры кордельеров сильно взволновало произошедшее, если они пришли к нам в таком составе. Зачем, гражданин Каррье? Оправдаться? Сказать, что вас не так поняли? «Восстание — вот что должны вы противопоставить злодеям». Не ваши слова, гражданин Каррье? Вы хотите сказать, что под злодеями вы подразумевали умеренных? Кого конкретно, если не секрет?

- Граждане! В последнее время я много говорил с санкюлотами. Они цитируют «Пер Дюшен» и винят правительство во всех своих бедах. Я готов поклясться, что разговоры о назревающем восстании не преувеличены, и все намного хуже, чем кажется. А чем занят Комитет? Вместо того, чтобы бросить все силы на борьбу с контрреволюционерами, иностранными заговорщиками и экономическим кризисом, Комитет вынужден тратить время на обсуждение выходок кордельеров. Это ли не попытка отвлечь правительство от реально существующих проблем? Эти листовки… Гражданин Эбер кричит на всех углах, что он не причастен к распространению карикатур, но, граждане, за все это время он не представил ни одного доказательства! А листовки появляются, отражая в извращенном свете работу депутатов Конвента. У нас вообще входит в моду открещиваться от своих слов и поступков. На заседании Клуба кордельеров гражданин Эбер недвусмысленно высказался о том, что Максимильян Робеспьер введен в заблуждение умеренными. А теперь он идет на попятный. Мне кажется, пришло время объясниться, граждане. Вас, гражданин Моморо, ведь для этого сюда прислали?

- Я действительно пришел сюда, чтобы сказать о том, что наши действия были превратно истолкованы журналистами, - сказал Моморо. - Мне больше нечего добавить, кроме того, что в клубе никогда не выступали ни против правительства, ни против гражданина Робеспьера. Имелась в виду ситуация, при которой патриоты окажутся угнетены фракцией, только и всего. Только тогда восстание будет действительно необходимо.

- Вот как говорят смелые кордельеры, оказавшись не на своей территории, - усмехнулся Сен-Жюст. - На вашем месте я бы, кстати, не бросался словом "никогда".

Моморо только развел руками. Сен-Жюст действительно прав, они не на своей территории. Слово взял председатель клуба.

- Граждане, выношу на голосование вопрос о необходимости послать делегацию в Клуб Кордельеров.

В зале поднялся шум, но особых разногласий не возникло. Решение послать делегацию было принято большинством голосов. Моморо перевел дыхание. Хорошо. Значит, еще не все потеряно. Значит, у них еще есть время.
Каррье, между тем, покосился на Колло, упорно делающего вид, что ничего не происходит. А ведь именно его выбрали идти во главе делегации, почти единогласно. И что теперь ожидать от бывшего соратника, а ныне - врага и предателя?

***

Жак Моррель поднялся на трибуну. Признаться честно, он немного боялся и нещадно ругал себя за эту слабость. Не место страхам и колебаниям, если хочешь сделать политическую карьеру. Он бы многое сказал, но сначала нужно оправдать оказанное ему доверие и прочесть с листа ту короткую речь, которую должен.

- Граждане! – твердым голосом начал он. – Я должен вынести на обсуждение вопрос о департаментах. Давно наболевший вопрос, поэтому я сейчас к вам обращаюсь и хочу обратить ваше внимание на то, что контрреволюция поднимает голову, как это ни печально. Предатели, мнящие себя патриотами, намерены добиться от Конвента издания декрета, который притеснит патриотов истинных. К сожалению, приобретает силу система, благодаря которой люди, заслуживающие доверия этого доверия лишены и несправедливо оклеветаны. Те же, кто является лжепатриотами полагают, что единственное средство поддержать свою репутацию – это с неуважением относиться к законам

Моррель перевел дыхание. Никогда еще не приходилось ему так долго говорить, сейчас, пользуясь короткой паузой, он обвел взглядом зал и отметил, что слушают его невнимательно. Кто-то переговаривается с соседом, никто не записывает и не рукоплещет, председатель сидит со скучающим видом.

– Неужели эти вопросы не заслуживают вашего внимания?! – вскричал Моррель, до глубины души возмущенный таким равнодушием. – Неужели вас совсем не волнует, что произошло в департаменте Верхней Саоны, когда комиссары, действующие якобы от лица Конвента и Комитета, к которому мы должны испытывать доверие, творили произвол, освобождая из-под стражи осужденных преступников? – Вот сейчас в зале повисла звенящая тишина. Казалось, что слышно биение его сердца. Вот! Ему, наконец-то, удалось завладеть их вниманием! Нужно продолжать в том же духе и импровизировать, если придется. Только так возможно донести хоть что-то до этих людей, обеспокоенных лишь частными проблемами в своем большинстве.
– Я прибавлю еще, что те, кто отсылает комиссаров, наделенных полномочиями, нарушающими закон и общественное благополучие такие же преступники, как и те, кто выполняет их приказания! У меня все, граждане. – Ответом ему были не аплодисменты, а гробовое молчание. Спустя секунду Моррель услышал, как кто-то тихонько ахнул.

"Браво, Моррель", - тихо произнес Сен-Жюст, повернувшись к Робеспьеру. Тот поднял глаза от блокнота и сверлил взглядом выступавшего. - Кто он, Максимильян? Одинокий несмышленыш, которого можно раздавить одним пальцем? Или посланник наших "друзей"?

- Не знаю, - шепотом ответил Робеспьер. - Я его впервые вижу. Но удар был сильный, мне остается только принять вызов. Знал бы ты, как это не вовремя, хотя, возможно, именно это выступление и входило в планы наших "доброжелателей".

- Я могу раздавить его. Только скажи, - едва слышно произнес Сен-Жюст, наблюдая за тем, как Моррель бледнеет от смущения - все взгляды были устремлены на него. Шпион или просто провинциальный дурак? Любой вариант может оказаться верным...

- Если ты раздавишь его сейчас, мы никогда не узнаем, шпион он или же провинциальный дурак, - ответил Робеспьер. Его ощутимо трясло. Необходимо успокоиться. - Но подожди. Кажется, Огюстен хочет что-то сказать...

Моррель видел, как со своего места поднялся высокий молодой человек с резкими чертами лица, может быть, немногим старше, чем он сам. Оппонент? Прекрасно! Он смерил своего противника взглядом, давая понять, что не отступит ни на полшага. Только наступление, в этом залог его успеха и в этом залог победы.

- Граждане! Если вы считаете нужным оповестить Францию о том нелепом доносе, сделанном на меня, я готов предстать перед судом общественного мнения, - Огюстен говорил негромко, но в наступившей тишине каждое слово было отчетливо слышно. - Мои взгляды определили мораль и справедливость, руководящие политикой республиканцев. Я буду ждать выражения ваших сомнений, граждане, для того, чтобы отвести направленные на меня удары, нанесенные людьми слишком слабыми, чтобы поставить под сомнение мой республиканизм и мою нравственность. Действительно, когда я прибыл в департамент, я застал всех жителей, занятых частным делом, вместо дел общественных. Между тем, это частное дело казалось каждому из них бедствием. Все общества, клубы и коммуны были встревожены, все заняты исключительно одним, все высказывались в пользу задержанных. В данном случае присутствие представителя народа считаю необходимым. Когда вопрос был обсужден по пунктам, мой коллега поступил так, как требовала справедливость и как того требовала политика. Это все.

Гражданин Моррель, - заговорил Филипп Леба, стараясь погасить растущее возмущение. – Вы только что фактически обвинили комиссаров Конвента в некомпетентности. По какому праву? Основываясь на том, что вы не согласны с освобождением задержанных граждан? Вашу речь я считаю оскорбительной для патриотов. Вы демонстрируете полное незнание политической обстановки и бросаетесь обвинениями в отношении честных граждан. Вы считаете, что гражданин Робеспьер-младший поступил, не как патриот? Так докажите это. Вы или гражданин Бернард, который уже не первую неделю распускает слухи, не сказали ни одного конкретного слова об освобожденных. В чем их обвиняли? Что послужило причиной недоверия к действиям одного и комиссаров Конвента?

С улицы донеслись крики: «Робеспьера под трибунал!» - похоже, у здания Клуба сегодня собралась толпа любопытных.

- Я требую суда над... - Моррель осекся. Робеспьер??? Он не ослышался? Действительно прозвучала эта фамилия? Он почувствовал, что близок к обмороку. Но отступать было некуда. - Я требую суда над теми, кто вершил произвол.

На трибуну, между тем, взошел сухощавый человек с хищным взглядом. Одет неброско, но добротно, это все, что смог заметить Моррель, перед тем, как отступить на шаг под его пронизывающим взглядом, не предвещавшим ничего доброго.

- Граждане! - начал Бернард. - Вопрос об аресте 22х подозрительных, который так волнует всех нас, действительно имел место. Решение выносилось не только мной, оно обсуждалось как с моими заместителями, так и с администрацией департамента. Я был достаточно осведомлен об этом деле, чтобы поручить расследовать его человеку, верному идеалам республики. Должен также добавить, что события, предшествовавшие аресту этих лиц, были связаны с тем, что закон о максимуме во вверенном мне департаменте встречал некоторые затруднения. Я подчинюсь решению моих сограждан и готов предоставить необходимый отчет о моих действиях, но будет справедливым потребовать обнародования такого же отчета со стороны моего противника. Также я сообщаю о том, что прошение о подробном рассмотрении этого дела было передано мной в комитет общественной безопасности, откуда бесследно исчезло несколько дней назад.

- Ваша последняя ремарка наводит на мысль о том, что вы хотите поделиться своими подозрениями с соратниками, - произнес Сен-Жюст. - Закончите свою мысль.

- Мне больше нечего добавить, - холодно ответил Бернард. - Я только довожу до общего сведения положение вещей.

Сен-Жюст кивнул, и продолжил, не глядя на Бернарда и обращаясь к собравшимся.

- Граждане и соратники. Поднятый здесь вопрос затрагивает честь военных комиссаров, а значит, и правительства. Как человек, представляющий здесь Комитет общественного спасения, я предлагаю расследовать это дело с особой тщательностью. Я не первый год знаю Огюстена Робеспьера. Знаю его патриотизм, его верность идеалам республики, его добропорядочность и кристальную честность. Поэтому я не боюсь сказать вслух: уверен, что Робеспьера-младшего хотят подставить. С этим я связываю исчезновение прошения гражданина Бернарда, которое могло пролить свет на эту историю. Но вы, гражданин Бернард, ведь можете восстановить его по памяти, не так ли? События, которые произошли в департаменте Верхней Саоны, должны быть изучены и рассмотрены перед лицом якобинцев. Я сам займусь этим, потому что не верю в виновность Огюстена Робеспьера. Кто готов оказать мне посильную помощь? Может быть, вы, гражданин Моррель?

- Я не откажусь от своих слов, граждане, - ответил Моррель. Выходит, что оказывая помощь в защите обвиняемого, он ставит под удар своего благодетеля, без которого его бы здесь и вовсе не было. - Я не откажусь от того, что требовал и требую суда над теми, кто вершил произвол. Я обвинял комиссара, посланного в Верхнюю Соану, не зная его имени, но даже это знание не заставит меня взять обратно мои слова, так как произвол все же имел место. И я повторю то, что сказал ранее: те, кто творил этот произвол виновны так же, как и те, кто отсылал комиссаров, действующий незаконно. Нарoднoе правительствo пo свoему характеру дoлжнo верить в нарoд и быть стрoгим к себе. - Закончив свою короткую речь цитатой, он не мог понять, почему в зале раздались приглушенные смешки.

- Я вижу, вы неплохо знакомы с трудами Максимильяна Робеспьера, - холодно улыбнулся Сен-Жюст, не сводя взгляда с выступавшего. - А меня, я вижу, вы слушали невнимательно. Дело о миссии Огюстена Робеспьера будет рассмотрено и вынесено на всеобщее обсуждение.

- Ну да, именно этого я и говорил, - Моррель растерялся. Он не понимал, куда ведет этот политик.

- Значит, у нас с вами одинаковые задачи, - кивнул Сен-Жюст. - Я предложил вам, как человеку, приехавшему в Париж, чтобы выдвинут свое требование о суде, оказать посильную помощь в сборе информации по этому вопросу и не услышал вашего ответа. Так как, гражданин Моррель?

- Но я... - совершенно растерялся Моррель. Красноречие куда-то исчезло, теперь он терялся и мямлил, как ребенок. Он чувствовал, что попал в ловушку, хотя и не мог понять в какую. - Сбор информации... Да, конечно... Но, может быть, гражданин Бернард... Он предоставит вам всю информацию...

- Я призывал к разбирательству, но не призывал к суду, - ответил Бернард, даже не удостоив его взглядом. - Вы, если я правильно понял, горели желанием судить всех без разбора.

- Я?! - вскричал Моррель. В зале раздались уже более громкие смешки и даже нечто, похожее на аплодисменты. Только не таких оваций он ждал, когда шел сюда. Между тем, к трибуне подошел тот самый человек в очках, которого он едва не сбил по дороге. Ища поддержки, Моррель шагнул было к нему, но остановился, пораженный холодной ненавистью во взгляде якобинца.

- Граждане, - сказал Робеспьер. - Вопрос, ставший повесткой дня действительно заслуживает внимания, так как возвращает нас к двум проблемам одновременно, о которых уже упоминалось на предыдущих заседаниях. Это долгая дискуссия о тех, кто хочет расколоть как Конвент, так и Республику, не имеет смысла ее пересказывать и вторая, к которой мы возвращались недавно - это клевета. Вы требовали трибунала? Превосходно. Но перед тем как дело будет передано в трибунал, оно будет передано на рассмотрение в Комитет общественной безопасности, куда был направлен доклад гражданина Бернарда. И, как следствие, этот же вопрос будет рассматриваться и в Комитете Общественного Спасения, так как затрагивает комиссаров. Дело будет рассматриваться... Каким бы ни был его исход, я требую суда и над клеветниками также. У меня все.

***

После речи Робеспьера заседание в Клубе закончилось, и якобинцы потянулись к выходу. Обернувшись, Сен-Жюст увидел Морреля - героя сегодняшнего вечера, который заварил всю эту кашу. На вид ему было не больше 25. А выглядел он растерянным. На секунду оказавшись в центре внимания, он был выброшен из обсуждений, и, скорее всего, понимал, что стал участником событий, в которых ни черта не понимал. А может быть, он просто был хорошим актером и умело строил из себя глупого провинциала? В любом случае, поставить его в условия, при которых он будет постоянно находиться в поле зрения, было правильным решением. Сен-Жюст подошел к нему.

- Вижу, вы действительно не очень просвещены в политиках и политике, гражданин Моррель. Последним на сегодняшнем заседании выступил Максимильян Робеспьер. Старший брат человека, которого вы обвинили. Как я сказал, у нас с вами одинаковые задачи. Поэтому мы сейчас отправимся, несмотря на позднее время, в Тюильри, и побеседуем о событиях в вашем департаменте.

- Но это... Он требовал... - забормотал Моррель, не в силах справиться с ужасом. - Он так смотрел на меня... Он говорил о клеветниках, а это значит... значит, что меня отдадут под суд? - Ситуацию более глупую невозможно себе представить, не бросится же он к своему покровителю, если даже не знает, как он выглядит? И вот теперь вынужден бормотать нелепицу перед человеком, которого в народе называли не иначе как "Архангел смерти".

- А вы клеветали? - вопросом на вопрос ответил Сен-Жюст. - Или говорили то, в чем были уверены и что вас просили сказать?


- Я был уверен в том, что говорю, я не клеветал!

Сен-Жюст устало вздохнул. А потом положил руку ему на плечо.

– Пойдемте, Моррель. Вы вляпались в дерьмо. Но мне кажется, что вы честный человек.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Окт 22, 2009 12:12 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Театр вампиров

Элени, Арман

Элени медленно расчесывала волосы перед зеркалом. Это всегда помогало ей успокоиться. Нервничала она редко, но сегодняшний вечер вывел ее из себя. Мерзавка Эстель! Надо же было придумать такую пакость! Эта дрянь с лицом ангела и манерами дорогой проститутки посмела бросить ей неприкрытый вызов. Но она, Элени, не собирается играть с ней в глупые игры. Все конечно, дорогая. О твоих художествах будет немедленно рассказано Арману.

А начиналось все с простой прогулки. Вечером, не дождавшись Эжени, Элени отправилась по своему секретному маршруту. Она давно не навещала две семьи, которые изучала последние полгода. За ними она наблюдала в развитии, записывая некотоыре мысли в секретном дневнике, о котором никто не знал. В одной из семей делами управляла парализованная бабушка, способная двигать лишь левой рукой. Зрелище было довольно страшное и завораживающее одновременно. Семья была из обеспеченных. Элени было забавно наблюдать, как четверо, в сущности, обычных людей мечтают о смерти своей мучительницы, и втайне делят ее имущество. Вторая семья была из бедных. Муж, жена, пятеро голодных детей. Супруг истязал свою вторую половину, вымещая на ней все зло от зря прожитой жизни, она терпела и тайно копила деньги, чтобы нанять соседа для убийства. Сама она пыталась два раза насыпать супругу мышьяка, и оба раза у нее сдавали нервы… Две семьи. Две истории. Навестив своих «подопечных», Элени повернула к дому, но услышала, как из одной таверны доносится ее имя. Любопытно. Она вошла, поморщившись от дурного запаха. Несколько нетрезвых мужчин обсуждали женские прелести… Элени Дюваль.
- Да ладно тебе, Матье, она спит со всеми, кто ей подмигнет, - уверенно говорил один. – Я подмигнул – и она пошла со мной, и завалилась со мной, как надо. Такое творила, что я потом полдня в себя прийти не мог.
- А вы видели, какие она носит чулки? – вторил ему приятель? – Когда в последний раз она во время танца сорвала с себя юбку, я просто чуть не упал. Вечером жену отделал, вспоминая эту красотку. Подружка ее, Эжени, тоже ничего. Только не такая горячая штучка.

Элени захлопала глазами, слушая весь этот бред. Она была так шокирована, что даже не сразу догадалась прочесть их мысли. А между тем, это нужно было сделать с самого начала. Она легко вытащила нужные образы – Эстель и Селеста. Вот, значит, как. В последнее время они и правда подружились и всегда ходили вместе. Оказывается, ходили они не только на охоту, но и устраивать оргии. Причем, представляясь Элени Дюваль и Эжени Леме, и, тем самым, позоря их честные имена!

***

К Арману Элени вошла решительным шагом. Тот, казалось, не обратил на нее внимание. Последнее время он часами простаивал перед мольбертом. Рисование стало его новым увлечением – вся комната была завалена красками, холстами и пачками картин, выстроенных стройными рядами. Смотреть на картины Арман никому не позволял, но однажды Элени видела, как он рисовал огромный шар, под которым горел огонь. Шар парил под звездами. Но сейчас на рисунке Армана был не шар, а какой-то удивительный город на воде. Элени разглядела узкие каналы с причудливыми лодками и изящные ряды домов, непохожих на те, что она видела в Париже.
- Арман? Надо поговорить. – неуверенно произнесла Элени.

- Я тебя слушаю. Элени, - ответил Арман, не отрывая глаз от мольберта. – Говори.

- Это касается новых членов нашего Собрания, - начала Элени, собравшись с мыслями. – Эстель и Селесты. Я ничего не имею против них, но сегодня я узнала, что они придумали себе странное развлечение, которое позорит наш Театр.

- Театр или тебя, Элени? – прищурился Арман, на секунду отложив кисть. – Говори точнее, раз пришла ко мне жаловаться на тех, с кем не можешь справитсья.

- Меня… И Эжени… А заодно и театр, - пролепетала сбитая с толку его тоном Элени.

- Вряд ли репутации Театра повредят слухи о том, что его ведущая актриса по ночам устраивает непотребные оргии, - заметил Арман. – Испокон веков люди были не лучшего мнения о моральных качествах актерской братии. Эстель это делает довольно давно, но, как ты могла заметить, на наши спектакли приходит не меньше зрителей. Да и тебе хлопают все также восторженно.

- Но…

- А ты настолько увлечена своими делами, что только сейчас заметила, что все идет как-то не так. А ведь ты – моя правая рука, помнишь? Или забыла?

- Помню, - сказала Элени и замолчала. Сказать было нечего.

- Элени, ты одна из самых старых членов Собрания. – неожиданно жестко скзаал Арман. – Пора бы тебе научиться решать свои пробелмы самостоятельно, не находишь? Или ты хочешь, чтобы я отволок Эстель в подвал и запер ее там на месяц без возможности охотиться? Это в прошлом, Элени. Мы – цивилизованные вампиры, и мы больше не действуем варварскими методами. Если это все, что ты хотела обсудить…

- Да, это все, - Элени гордо вскинула подбородок. – Я поняла тебя, Арман. Подобных просьб с моей стороны больше не повторится.

- Вот и прекрасно, - Арман улыбнулся и поманил ее к себе. – Этот город называется Венеция. Много лет назад я был там счастлив. Пожалуй, это были самые счастливые месяцы в моей жизни. Несколько месяцев против целой вечности. Неравноценный обмен. Но так уж сложилось… А теперь иди. У тебя все получится.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Окт 22, 2009 3:06 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Площадь у здания Клуба Якобинцев

Максимильян и Огюстен Робеспьеры, Бьянка, и многие другие

Разговаривать не хотелось. Да и что можно сказать, если вокруг столько невольных слушателей? Больше всего Огюстена интересовал вопрос, кто такой этот выскочка, который сначала нагромоздил кучу обвинений, а потом сам в них запутался. Но Морреля нигде не было. Он исчез, как только заседание закончилось. А может быть и раньше.  Однако какое стечение обстоятельств и какая великолепная интрига... Пропал его доклад, пропал донос Бернарда, а теперь и эта речь. Самое худшее, что доказательств у него нет. Максимильян остановился, снова борясь с приступом сухого кашля.  В такие минуты Огюстен чувствовал, что ему страшно - их мать, которую он почти не помнил, умерла от чахотки, а говорят, что эта болезнь передается по наследству...
- Максимильян, тебе нужно домой.

- Мне нужно в Тюильри, - глухо ответил его брат. - Здесь не далеко, но все равно я буду очень рад, если ты найдешь экипаж.

- Да, хорошо, - согласился Огюстен. Спорить было бесполезно. - Кажется, я вижу карету. Пойдем.

Они обошли стороной женщин, которые несли свою вахту возле Клуба, как Огюстен увидел в толпе знакомое лицо. По правде говоря, эта маленькая женщина так выделяллась из толпы вязальщиц, что не заметить ее было трудно. И он знал ее. И не мог не окликнуть. - Добрый вечер, Жюльетт, - тихо поздоровался Огюстен, когда оказался совсем рядом. - Что ты здесь делаешь?

- Я просто проходила мимо... - начала Бьянка, но потом махнула рукой и улыбнулась. - Не поверил? Правильно. На самом деле я слушала заседание Клуба. Внутрь войти не решилась, пристроилась с женщинами. Последнее слово Бьянка произнесла с презрением - вязальщиц она не переносила на дух. Максимильян Робеспьер тем временем смотрел на нее, как на привидение. Испугался. Он помнил их последнюю встречу и ее последнее признание. Бьянка не думала, что они еще когда-нибудь пересекутся, но раз так вышло, пусть все идет, как идет. Она повернулась к нему. - Добрый вечер, гражданин Робеспьер.

- Добрый вечер, - отозвался Робеспьер.

- Я не представил вас, - спохватился Огюстен. - Максимильян, это Жюльетт Флери о которой я  рассказывал тебе и Шарлотте. Жюльетт, рад представить тебе моего брата Максимильяна.

- Рад познакомиться с вами, гражданка Флери. Огюстен много рассказывал о вас. - Странная встреча. Странная, не случайная, опасная... какая еще? Похоже, что призрак Страффорда будет преследовать его до конца жизни. Хотя... какая теперь разница? Да и мысли сечас были о другом. А вот ситуация неловкая. На самом деле он хотел поговорить с Огюстеном, но теперь, разумеется, об этом можно забыть. Тоже случайность?

- Вы наверное, хотели поговорить с Огюстеном? - невинно спросила Бьянка.

- Не думаю, что сейчас подходящий момент, гражданка, - ответил Робеспьер.

- Огюстен, я буду ждать вон в том кафе. Приходи, как освободишься, - ответила Бьянка, лукаво взглянув на обоих Робеспьеров.

Огюстен остановился в нерешительности. Разговор предстоял действительно важный, хотя предпринять какие-лиюо решительные действия и не представлялось возможным в данный момент. С другой стороны, заставлять ждать ее в том кафе, когда на улицах беспорядки... Да и вообще бессовестно.

Проблему выбора решил Максимильян. - Ступай, Огюстен. На улицах небезопасно, особенно для молодой женщины. Я буду в Тюильри до полуночи, потом поеду домой.

- Я провожу Жюльетт и вернусь в Тюильри, - сказал Огюстен. Так, пожалуй, лучше всего. Свидание - это отлично, но не следует мешать политику и личную жизнь. Да и почему Максимильян должен решать его проблемы?

- До свидания, гражданин Робеспьер, - Бьянка скромно опустила глаза и, не удержавшись, показала ему на прощанье ту же картинку, что и в прошлый раз. Гильотина и голова Эбера. Вот и пуст думает, что все это значит.

- Огюстен, я слышала, что произошло в Клубе, - без предисловий начала Бьянка. - Что ты собираешься делать?

- К завтрашнему дню составлю доклад в свою защиту, это единственное, что можно сделать в данный момент. По крайней мере, так мои шансы оправдаться увеличатся, хоть и не намного.

- Если бы донос не пропал, шансов было бы больше? - аккуратно спросила Бьянка.

- Если бы донос не пропал, было бы проще, - хмуро ответил Огюстен. - Ведь единственный, кому выгодно уничтожить донос - это либо я, либо Максимильян. Хотя Максимильян болел, когда донос украли, но ведь сказать можно все, что угодно... Не думай об этом, Жюльетт. Тебя это не должно беспокоить.

- А что, как ты думаешь, меня должно беспокоить? - Бьянка склонила голову набок и взглянула ему в глаза. - Угадаешь?

- Нет, - улыбнулся Огюстен. - Ты не поверишь, не могу перестать думать о произошедшем и о том, что мне жаль оставлять тебя.

- В таком случае, совместим приятное с полезным, - хитро улыбнулась Бьянка. - Гражданин Моморо сегодня смотрелся в вашем клубе инородным гостем. Что если нам проследить за ним ради любопытства? Он - правая рука Эбера... Кто знает, куда он сейчас направится, чтобы доложить последние новости?

- К сожалению, не могу решиться на эту авантюру. Меня ждет Максимильян, но... Думаю, что нам нужно вернуться к клубу. Не увидим Моморо, так по крайней мере  я смогу сделать копию протокола с сегодняшнего заседания, это небольшой, но шанс найти слабое место в их обвинениях и лучше продумать защиту.

- Ты собираешься украсть протокол? - поинтересовалась Бьянка, слегка разочарованная из-за Моморо. Этот человек был долгое время незаслуженно обделен ее вниманием, несмотря на то, что, похоже, он и правда был главной опорой Эбера. С тех пор, как Бьянка поклялась Марату отомстить пронырливому папаше Дюшену, она кропотливо собирала на него досье. И сейчас очередь дошла до Моморо.

- Зачем красть? Я хочу... Постой, Жюльетт. А почему тебя так интересует Эбер и Моморо? О них разговора не было. - Огюстен нахмурился.  - Значит, ты знакома политикой больше, чем я думал. Что же, я буду иметь это в виду.

Бьянка замолчала и стала смотреть по сторонам. - Ну что, Огюстен, мне нечего сказать в свое оправдание. Да, я знакома с политикой. Знакома очень хорошо. Если бы я была мужчиной, я бы имела возможность ею заниматься. Но я женщина, и мне остается лишь наблюдать и делать выводы. Разочарован?

- Нет. Глупо разочаровываться только потому, что ты хочешь быть в курсе событий, - немного холодно ответил Огюстен. - Значит, Моморо? Я помогу тебе проследить за ним, а  потом отведу  домой, как и обещал.

- Да не нужен мне этот Моморо! - обиделась Бьянка. - Я не шпионка. Я предложила это просто так, Огюстен. Проводи меня домой, это будет лучше всего.

- Я не сказал ни слова о том, что подозреваю тебя в шпионаже. Если бы это было так, мы бы сейчас не разговаривали. Мне неприятно думать о том, что наше знакомство - всего лишь повод держать себя в курсе событий политической жизни, но придется к этому привыкнуть, так как я пока что дорожу твоим обществом.

- Ты с ума сошел! - возмутилась Бьянка. - Я даже не знала, кто ты такой! Думаешь, я встречаюсь с тобой, потому что ты младший брат Максимильяна Робеспьера?

- Именно это я и подумал, когда узнал, что ты интересуешься политикой. Я ненавижу смешивать ее и личную жизнь.

*В гробу я видала твоего Максимильяна*, - подумала Бьянка. - Это не так, - мягко озвучила она свою мысль. - Я действительно не знала, что ты его брат. А речи, если на то пошло, мне больше нравятся у Сен-Жюста. Что касается Эбера... Я его очень не люблю. И мне кажется, что человек он безнравтвенный, подлый и нечестный. Как и его ближайшие соратники. Отсюда интерес. А ты не мечтал в детстве раскрыть какой-нибудь заговор или поймать за руку вора? Считай, что мое детство еще не закончилось. - Бьянка улыбнулась. - Мы помирились?

- Стой! Тихо… - прошептал Огюстен, сжав ее ладонь. – Как ты думаешь, зачем тем людям стоять здесь в такой холод? – Он прищурился, вглядываясь в силуэты людей, стоявших у входа в кофейню практически в двух шагах от клуба. Не говоря больше ни слова, он свернул в узкий двор и миновав его они оказались практически за спиной у говоривших, скрытые навесом той же самой кофейни.

- Нужно, чтобы он не смог присутствовать на завтрашнем заседании. Делайте что хотите, но убивать я запрещаю. – Огюстен с удивлением узнал голос Моморо, хоть и приглушенный. Гм. На ловца и зверь бежит?

- Откуда я знаю, где он сейчас? Все видели, что он ушел с какой-то пигалицей, а Неподкупный уехал, - проворчал другой, незнакомый.

- Это не моя забота, - зло огрызнулся Моморо.

- А что тогда твоя забота? – хмыкнул третий.

- А моя забота, чтобы все узнали, что он испугался обвинений. Открою вам небольшой секрет, друзья. Сегодня  ночью некий депутат будет избит группой неизвестных. Одного нападавшего задержат и станет известно, что на Бернарда напал не кто иной, как наш комиссар.

- Вот это…

- Какого черта вы здесь делаете, ворюги! – дверь за их спиной распахнулась. Огюстен вынужден был отпрыгнуть в сторону, чтобы избежать удара чем-то увесистым и успеть оттолкнуть свою спутницу. Но  благодаря этому маневру он оказался лицом к лицу с Моморо. Соратник Эбера побледнел, уставившись на него остекленевшим взглядом, но его спутники сориентировались гораздо быстрее, решив напасть. Схватка не была  долгой, но ее осложняло то, что нападавшие решили действовать одновременно. Ощутимый удар под ребра, резкая боль и снова удар, но уже другого рода. Нож. Огюстен успел сбить одного противника с ног прежде, чем его самого сбили с ног и перед тем, как потерять сознание пожалеть о том, что в якобинский клуб запрещено приносить оружие.

Все произошло так быстро! Бьянка лихорадочно соображала, как поступить, но решение не приходило. Убить этих людей? Но тут могут быть свидетели. Убежать, сделав вид, что испугалась? Глупо. Хотя ее, к счастью, не заметили… Чувство вины за то, что она невольно помогла в грандиозной интриге, затеянной против Огюстена Робеспьера, не давала ей покоя. А теперь еще становилось понятно, что в этом как-то замешаны эбертисты. Хотя, от них и не того можно ожидать. Бьянка на секунду закрыла глаза. Сен-Жюст любил раскладывать все по пунктам. Она сделает также. Рана Огюстена не смертельна – его не хотели убивать. Значит, он может подождать. А вот нападение на депутата Бернарда – другое дело. В мыслях удаляющегося Моморо Бьянка прочла место и время засады. Она успеет. А этот пресловутый Бернард даже не узнает, какому риску подвергалась его драгоценная шкура. Это первое. Второе – вернуть к жизни Огюстена. А прежде всего, позаботиться о том, чтобы он не простудился. Бьянка подошла к трактирщику. *Помоги мне перенести его в одну из твоих комнат. Ты отвечаешь за него головой. Гостям скажешь – пьяный товарищ. Будешь сидеть у его постели, не шелохнувшись, и отгонять любопытных. Если ты так не сделаешь – умрешь*. Удостоверившись, что трактирщик понял ее правильно, Бьянка бросилась бежать по направлению к дому депутата Бернарда.
Трое мужчин ждали своего часа. «Вот и поохочусь», - хищно подумала Бьянка, выходя к ним навстерчу. – Простите.. я заблудилась.. Как пройти на бульвар дю Тэмпль?

***

Через час Бьянка входила в трактир, где оставила Огюстена. Трактирщик не подвел – он продолжал сидеть у его постели в той же позе, в какой она его оставила. Удалив его из комнаты, Бьянка быстро надрезала запястье. Ножевая рана – это самое простое, что только может быть… Даже много крови не понадобится… Через минуту Огюстен открыл глаза. Интересно, он что-нибудь помнит из подслушанного разговора?
- Наконец-то ты пришел в себя! – улыбнулась Бьянка.

- Вот и встретились с тем о ком говорили, - усмехнулся Огюстен. - Ты... Вижу, что с тобой все в порядке. Счастье, что они на тебя не набросились. - Он сделал попытку подняться, но когда она не увенчалась успехом из-за головокружения и резкой боли в подреберье из-за ушиба, решил повременить. Лучше подождать, пока закончится бешеная пляска перед глазами. - Жюльетт, попроси трактирщика найти экипаж. Пожалуйста.

- Встретились... Не знала, что у меня такие способности... вызывать тех, о ком подумаю... Бегу! - Бьянка выскользнула из комнаты. Похоже, все шло отлично. Огюстен пришел в себя и скоро убедится, что его рана - просто царапина. Завтра заговорщики будут уверены, что не увидят его на заседании и страшно обидно, что утром она не сможет увидеть, как вытянутся их морды! А когда в Конвенте появится целый и невредимый депутат Бернард... - Экипаж ждет нас.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Окт 22, 2009 7:34 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, дом Бьянки.
Сантьяго, Бьянка.

Сантьяго постукивал тростью в ритм шагам. *Значит, война на вылет*. Хорошее настроение возвращалось. Пожалуй, стоит только перестать делать свою любимую ошибку, недооценивая соперника. Да, Клод определенно слабее его личностно, но последние номера парижских газет, которые Сантьяго пришлось проглядеть, готовя статью для Эбера, навели его на знакомую мысль, что часто выигрывают как раз слабейшие. И именно поэтому Сантьяго не намеревался повторять старых ошибок. Помимо всего, Таламаску стоит проучить раз и навсегда, отбив охоту посылать в Париж новых агентов, выслеживающих бессмертных.
А еще стоило вернуть Клери чуть ближе к той, которой она была год назад или убедиться, что это уже необратимо. Сантьяго не любил понятий необратимости и предопределенности, хотя свято в них верил. Например, Клод Орсэ возник снова именно тогда, когда Сантьяго уже подумал что Париж необратимо изменился, и стоит распрощаться с этим городом, чтоб еще пометаться по свету. И как назло – именно теперь он уехать и не может, потому что за язык его, как обычно, никто не тянул, но он снова подстроил себе западню именно сам. Сантьяго по привыче усмехнулся собственным мыслям, думая о том, что существуй на свете клуб самоубийц – он бы отправился требовать председательства. Просто, как справедливо заметил тот же Клод Орсэ, помимо иных черт, которые Сантьяго в себе ценил, он обладал хронической и немыслимой удачей. Если нормальные люди считают шанс пятьдесят на пятьдесят как «выше среднего», то для Сантьяго даже шансы семьдесят на тридцать были откровенным невезением, причем, конечно семьдесят на тридцать не обусловленные ничем кроме самого игрока, небрежно развалившегося за столом. Однажды, конечно, случится тот самый один из тридцати – но до тех пор можно еще успеть натворить многое.
*Например, задуманное сегодня*, - Сантьяго снова усмехнулся и постучал в дверь неприметного домика на улице святой Анны.

- Сантьяго? Проходи и располагайся! - раздался из кухни звонкий голос Бьянки. Затем что-то посыпалось и раздался звон разбившегося стекла. Она появилась через минуту, одетая в простенькое серое платье, растрепанная и светящаяся от удовольствия. - Я только что разбила три бокала. Случайно. Это судьба. Ты ведь, наверное, понял, что Клуба трех больше не существует?

- Хоть один остался? – в тон ей заметил Сантьяго, - Конечно, понял. Значит, вы с Альбертиной помогли друг другу… Клери?
Бьянка мгновенно переместилась на кухню и, вернувшись, поставила перед ним бокал. - Осталось два. Для тебя и Сен-Жюста. Он пьянствовал тут вчера всю ночь, а сегодня блистал в Клубе якобинцев. Ты тоже задержишься до утра? Я буду рада. И даже сделаю вид, что пью вместе с тобой.... коллега.

Сантьяго довольно хмыкнул, располагаясь в кресле:
- Ну что – вижу, ты ознакомилась с моей публикацией в газете «Пер Дюшен». Не понимаю, чего ему сдался этот «Кордельер» - оба хороши по-моему хотя и скучноваты. Зато вижу также что ты вернулась к своему призванию. Тебе снова интересно что-то во внешнем мире, включая тебя саму. Поэтому и Клуб не нужен все яснее ясного. Вот что – Сантьяго развеселился, - Вытяни карту, - Он привычно раскрыл колоду веером.

- Нет, нет, не нужно - испугалась Бьянка. - Я тяну карты, когда сомневаюсь. А сейчас мне кажется, что моя история не закончена, и это прекрасно. Ты все верно сказал про Клуб. Он был моим защитным щитом перед этим миром. Я использовала вас. Думаю, вы и сами это довольно быстро поняли. Но если бы не Клуб, я бы до сих пор сидела в своем особняке в парижском пригороде и безучастно смотрела в окно, стараясь понять, кто я такая и зачем я здесь. Теперь все это в прошлом. Ты принял участие в моем возвращении... - Бьянка подошла и щелкнула по его бокалу. - Спасибо, Сантьяго.

- А ты все так же торопишься, то мне в тебе так нравилось когда-то, - беспечно произнес Сантьяго, - Я же не сказал, что предлагаю вытянуть тебе карту для себя. Я тоже хочу тебя использовать. Вытяни карту – а я объясню потом, для кого ты ее вытащила, и что это значит. Я тоже корыстолюбец, Клери, за что люблю нас с тобой обоих так сильно.

- А, ну так это другое дело! - обрадовалась Бьянка и вытащила карту. - Валет. Бубновый. Объясняй теперь, что это значит.

- Умница, у него и правда светлые волосы. Ну так вот, - рассудительно начал Сантьяго, загадочно улыбаясь, - Насколько я не любитель копаться в чужих душах и прошлом – от собственного никуда не деться. Я всегда шел в ногу со временем. Сейчас вот в Париже все только и делают, что ищут себе врагов, а я уже нашел. Я рассказывал тебе, как попал в Таламаску? Я ведь прекрасно жил в Италии, пока один маленький человечек не обвинил меня в шулерстве, а дальше не прибегнул к банальному шантажу. Никогда не замечал маленьких людей… не в этом суть. Этот маленький и довольно жалкий субъект сделал меня адептом их Ордена на годы вперед, пока я не исчез в Париже – не без твоего участия конечно. И вот он снова здесь и снова следит за бессмертными а также ищет меня, чтобы отсутствовать при вскрытии моего черепа Реджинальдом Лайтнером –это глава Ордена. Видишь ли, не любит этот человечек вида чужой крови, боится до ужаса, поэтому крошит черепа чужими руками. Мне не вполне понравилась эта затея, о чем я ему сообщил в самых вежливых выражениях. И вот теперь у нас с ним своя игра. Но я повзрослел и слегка поумнел. Мне нужен союзник, Клери – а веселую шутку я уже задумал.

- Маленькие человечки - это по моей части, - задумчиво сказала Бьянка. - Недавно я играла в эту игру. Правда, теперь не знаю, как расхлебывать то, что натворила. Но это - другое, сейчас мы говорим о тебе. - Она резко посерьезнела. - Я к твоим услугам, Сантьяго. В особенности в вопросах Ордена. К агентам Ордена у меня особый счет.

- Бедный Клод он так любит порядок, что я удивляюсь, как он верит в сверхъествественное, - отметил Сантьяго, рассматривая комнату сквозь бокал, - В этом городе из нас с ним в итоге останется один, Клери. И проигравший, конечно, может аппелировать, жаловаться или стенать на судьбу – но это буду не я. Я хочу преподать Клоду урок, что мистика – это не только ровные строчки в сухих отчетах. Можно ведь такие жуткие вещи увидеть – век не забудешь, и даже взрослый человек испугается. Не присоединишься к моей просветительской миссии?, - Он улыбнулся, изображая полную наивность и допил вино резким жестом, после чего налил себе новый бокал, - Так ты согласна? Выпьешь со мной за образование и просвещение заблудших? В конце концов, именно благодаря таким испытаниям и познается сила истинной любви – а наша с тобой любовь с первого взгляда не могла не возродиться вместе с настоящим Клери…. А если ты примешь мои слова всерьез – значит, Клери не возродился, - по-доброму заметил Сантьяго и продолжил - Ничто так не сближает как совместное преступление… или совместная шутка, верно?

Бьянка поднесла к свече карту, которую только что вытянула. Валет вспыхнул, и она отдернула руку. Глядя на то, как картинка корчится в агонии, чернея на каменном столике, Бьянка подняла на Сантьяго заблестевние особым светом глаза. - Я знаю, что у тебя в рукаве еще один такой же, поэтому жгу без зазрения совести. Я согласна, Сантьяго. Когда начинаем?

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Окт 23, 2009 1:37 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Тюильри, кабинет Сен-Жюста.

Сен-Жюст, Жак Моррель.

Уже двадцать минут Сен-Жюст сосредоточенно писал в своем блокноте, изредка поглядывая на Морреля. Конечно, можно было записать свои впечатления от посещения Клуба якобинцев и завтра. Но, глядя на ерзающего на стуле молодого человека, Сен-Жюст утверждался в мысли, что выбрал правильный путь. Измотать его и довести до предела. Это запутает его, развяжет язык и заставит быть откровеннее. Сегодня ночью предстояло выяснить, что из себя представляет этот Моррель и при возможности заручиться его доверием. Чем доверчивее «пациент», тем больше из него можно вытянуть информации – он и сам не будет подозревать, что болтает лишнее. Наконец, Сен-Жюст поднял глаза.

- Итак, Моррель, расскажите о себе. Откуда вы приехали? Что послужило причиной вашего визита в Париж? Уверен, в своем городе вы блистали красноречием? На трибуне вы не выглядели новичком.

- Я из департамента Верхней Саоны, родился в пригороде, неподалеку от Везуля... Я говорю "неподалеку", но на самом деле это довольно далеко даже от Везуля... Я приехал в Париж, потому что... - Моррель заходил по комнате. - Вы не представляете, вы не можете себе представить, какая там скука, серость, безысходность. Утром вы просыпаетесь и знаете, что это утро в точности повторяет предыдущее, а завтра будет такое же... Новости до нас доходят с очень большим опозданием и то, что мы считали событием, на самом деле событием уже и не является, так как произошло давно... Вы меня понимаете? Сначала я был выбран депутатом в Везуль от моего города, но служить чем-то вроде клерка - это та же тоска. Разумеется, я не смог отказаться, когда представилась возможность поехать в Париж...

- Понимаю. Очень хорошо понимаю. Я прошел тот же путь, - улыбнулся Сен-Жюст. - А как представилась такая возможность? У вас тут друзья?

- У меня здесь никого нет. А возможность представилась очень просто - отвезти отчет о реквизициях для армии, так как одно время мы были вынуждены, в свою очередь, проводить реквизиции для себя в другом департаменте в связи с нехваткой продуктов. Но почему вы меня обо всем этом спрашиваете? Какое это имеет значение?

- Вы в Париже, друг мой. Здесь все имеет значение, - деловито сказал Сен-Жюст. - Так вас просто попросили отвезти отчет? Кто и кому?

- Гражданин Морис Ришер поручил доставить пакет в Комитет общественного спасения гражданину Карно. Но когда я заходил, то не застал его на месте и отдал бумаги секретарю. Мне не было сказано передать лично в руки, важно, чтобы бумаги были доставлены, - Моррель чувствовал, что валится с ног от усталости. Хотелось, чтобы этот бесполезный разговор закончился как можно скорее. - Послушайте, гражданин. Меня в чем-то обвиняют? Я преступил закон? Почему вы допрашиваете меня уже второй час? Если меня в чем-то обвиняют, если я совершил что-то незаконное - скажите мне. И разойдемся по домам.

- Допрашивают? Вас? Вы не знаете, что значит допрос, гражданин Моррель, - рассмеялся Сен-Жюст. - И, надеюсь, не узнаете. Вас никто ни в чем не обвиняет. Но вы ведь приехали, чтобы сделать политическую карьер, верно? И не хотите возвращаться домой? Я могу ошибаться, но на меня Париж в свое время произвел неизгладимое впечатление. Я приехал из Блеранкура, где прогнивал от тоски... Но это не имеет отношения к делу. Вы выдвинули интересное предположение о комиссарах. Я сам комиссар, к тому же, член Комитета общественного спасения. И считаю своим долгом разобраться в деятельности гражданина Робеспьера-младшего, коль она вызвала столько нареканий. Вы, кажется, вызвались мне помочь? Вот и помогайте. И не нойте о том, что устали. Если хотите, налью вам вина или кофе, и продолжим. Я хочу услышать ваш рассказ о том, что побудило вас выдвинуть обвинения и потребовать суда. Это была ваша инициатива, или вы говорили от лица сразу нескольких недовольных граждан?

- Я слышал разговоры в Везуле об этом, многие были недовольны тем, что обвиняемые были отпущены на свободу, - Моррель чувствовал, что он в западне, из которой невозможно выбраться. Он не говорил, что станет помогать! Да и помогать в чем? Доказывать невиновность того, кого сам же обвинил? Правда, если бы ему сказали, кого он обвиняет, он бы, может быть, отказался, но сейчас ведь уже все равно не ничего не поделаешь. - Вы хотите знать, что побудило меня требовать суда? То, что ареста этих граждан имелись основания, ведь так? Но приехал комиссар и, пользуясь своим именем, освободил всех. Думаете, это хорошо? Теперь все остальные будут поступать так же и чувствовать свою безнаказанность. Это, надеюсь, все?

- Вы не ответили, будете пить кофе или вино, - спокойно сказал Сен-Жюст.

- Я ничего не буду пить, благодарю, - ответил измученный Моррель. - Просто позвольте мне уйти, раз против меня не выдвигается никаких обвинений.

- Вам пора отдохнуть, Моррель? - участливо спросил Сен-Жюст. В глубине души этот молодой идиот его страшно раздражал. - Конечно, идите, поспите. Медики говорят, что организму для нормального функционирования нужно как минимум 8 часов сна. А лучше - 9. Спать нужно на жестком матрасе. И ни в коем случае не позволять себе излишеств в еде и напитках. От этого притупляется мозг. Вы приехали в Париж передать бумажки и отоспаться? Я вас больше не задерживаю. Спокойной ночи.

Моррель поднялся, собираясь уйти, но замер в нерешительности. Что-то было не так. Дружеский тон собеседника не вязался с жестоким, злым взглядом. Значит, это все же был допрос, ловко замаскированный под дружескую беседу. Его охватила злость.

- Перед тем, как уйти, я могу изложить на бумаге свою точку зрения? - сквозь зубы спросил Моррель. Теперь уже было не важно то, что он действительно произнес обвинительную речь в адрес человека, которого не знал. И не важно, что брата этого человека он уважал, как никого другого. До этого дня. Пока не услышал спокойную, размеренную речь обвиненного комиссара - знал ведь, что с такими связями ему ничего не будет, даже если и творил произвол. Пока не увидел Робеспьера, оказавшегося на самом деле высокомерным, заносчивым и злобным. Пока не раскрыл только что, что на самом деле эта дружеская беседа была допросом. Итак, везде ложь и обман. И эти люди пекутся о благе народа? И не считают за людей представителей этого самого народа?

Сен-Жюст, пожав плечами, положил на стол лист бумаги и придвинул к Моррелю чернильницу.

- Пишите, Моррель. - Затем он сел к окну и, придвинув к себе свечу, раскрыл книгу с парижскими легендами. Он обещал Эжени поискать информацию о призраках. Уж лучше потратить на это время, чем пытаться воздействовать на мозги этого дурня.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Пт Окт 23, 2009 1:41 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года.

Булонский лес.

Сен-Жюст, Анриетта Леба.

Филипп Леба тер глаза, в изумлении глядя на Сен-Жюста. Часы показывали половину седьмого утра.
- Антуан, что случилось?

- Все отлично, Филипп, много спать вредно, - Сен-Жюст деловито прошел в гостиную и скинул плащ. – Буди сестру. Тебя не порадовало наше ночное общение, поэтому я решил изменить традиции. Хочу забрать у тебя Анриетту на пару часов.

Филипп хмыкнул и, зевая, стал подниматься на второй этаж.

Анриетту разбудил стук в дверь и голос брата:
- Сестричка, просыпайся, к тебе пришли... и поторопись.
Девушка моментально вскочила с кровати.
"Неужели Антуан? в такую рань? но кроме него - некому, а значит, действительно, нужно собираться побыстрее..."
Быстро сполоснула лицо водой, восхитительно холодной и бодрящей, надела платье, расчесала волосы и одобряюще посмотрела на свое отражение. Бросила взгляд на почти законченную картину - собор Нотр-Дам был словно настоящий. А у его подножия - две фигурки. Она и сама не знала, для чего их нарисовала и кто они. Но, проводя линии наброска она вспомнила о той девушке, с которой они прошли до театра... "Пусть это будет посвящение Парижу и ей - моей ночной знакомой", - решила тогда для себя Анриетта.
Подхватила со стула накидку, открыла дверь и сбежала вниз по лестнице.
- Доброе утро, Антуан! - радостно воскликнула Анриетта, - действительно, доброе!

Сен-Жюст проследил за тем, как Филипп копается в гостиной и заговорил только когда тот вышел, прикрыв за собой дверь. - Доброе утро, Анриетта. Сегодня прохладно, но погода располагает к чему-нибудь... полезному. Ты умеешь стрелять?

- Стрелять? - изумилась Анриетта, - конечно, нет. Но с удовольствием научусь, - и лукаво улыбнулась.

- Сестра героя должна уметь стрелять в наше неспокойно время, - удовлетворенно кивнул Сен-Жюст. - Нам предстоит поездка в Булонский лес. Лошади ждут. Одевайся. У нас не так много времени, как мне бы хотелось - в десять я должен быть в Конвенте.

Девушка забралась в экипаж и он сразу же тронулся. Стук копыт разносился по улице. Она выглянула в окно - серые дома практически слились в одну полосу.
"Сестра героя... так он меня называет уже второй раз, констатируя факт. Интересно, назовет ли когда-нибудь так, как мне бы хотелось?"
Достаточно скоро экипаж остановился. В легкой дымке стоял лес, и становилось холоднее - вставало солнце.
Анриетта подошла было к лошадям, но испуганно отскочила, когда одна из них тряхнула головой и чуть подалась вперед.

- Ты боишься? - повернулся к ней Сен-Жюст. - Не бойся. Лошади никогда не сделают тебе ничего плохого. В отличие от людей. Дай руку. И дотронься до его шеи. Чувствуешь, как он дышит? На войне они спасают нас, не требуя ничего взамен.

Она погладила бархатистую шею лошади, осмелев, запустила пальцы в гриву.
- Ты прав, насчет людей, - тихо сказала она, - хотя я видела не так много, как ты, Антуан.

- А что ты видела? Расскажи. - заинтересовался Сен-Жюст.

- Видела жестокость на улицах. Видела, как нападают впятером на одного, на одну, так точнее сказать. Видела площадь после казней. Видела, а самое главное - чувствовала, как понимается волна гнева и возмущения - никому не пожелаю оказаться посреди такой толпы, - девушка зябко повела плечами, - повозки, увозящие тела... Это страшно. Разделение народа на лагеря, каждый пытается уничтожить другого. Возможно, тебе кажется, что я не могу заметить, но это не так. И самый яркий пример - это покушение на твою жизнь.

- В покушении на мою жизнь нет ничего странного, Анриетта. - задумчиво произнес Сен-Жюст. - Время сейчас такое. Люди голодают и теряют рассудок. Ты хорошо себе представляешь, каково это - жить в крошечной комнате всемером, видеть, как твои дети пухнут от голода, а жена превращается в уродливую старуху от болезней и вечных недомоганий? Для таких людей человек в одежде, вроде моей вполне может сойти за зажравшегося врага, который заседает в теплом Конвенте. Но это плохая тема. Пойдем. - Сен-Жюст достал кинжал и нарисовал круг на одном из деревьев. Будем стрелять с десяти шагов для начала. Все просто. Смотришь сюда, целишься, нажимаешь на курок. Пистолет дернется, но к этому привыкаешь. И запах - на любителя. Давай. Стреляй.

- Да, это плохая тема... я не подумала о тех людях...
Пистолет оказался неожиданно тяжелым, но Анриетта уверенно прицелилась и выстрелила. Попала чуть ниже линии, проведенной Сен-Жюстом.
- Для первого раза - не так уж плохо, - прокомментировала она, - а запах мне нравится...

- Перезаряжай пистолет. Сама. Вот так, как я показываю на своем. Отступай на шаг. Попробуй еще, - увлеченно руководил Сен-Жюст.

Перезарядить, еще один выстрел, но на этот раз уже ближе к центру импровизированной мишени. Снова перезарядить и отступить на шаг.
Анриетта тоже увлеклась процессом и теперь ей хотелось только одного - попасть в центр.
Спустя несколько выстрелов у нее немного задрожали руки. Но уверенности в жестах не убавилось.
- Как будто только и делаю, что стреляю, - весело сказала девушка.

- Следующим этапом будем учиться стрелять в человека, - беспечно сказал Сен-Жюст.

Анриетта удивленно посмотрела на него.
- Антуан. Во-первых, нас здесь только двое. Во-вторых, ты же не предполагаешь, что я... в состоянии прицелиться в человека и выстрелить? просто так?

- Нет. Не предполагаю. Я пошутил, - улыбнулся Сен-Жюст. - Но умение пользоваться оружием тебе пригодится. Время сейчас неспокойное. А теперь я доставлю тебя домой. Следующий ход за тобой, Анриетта. Ты ведь придумаешь, как устроить мне свидание, которое меня удивит?

- Спасибо, Антуан, - Анриетта улыбнулась, - только лучше мне пистолет не давать... мне понравилось ощущение оружия в руке, - она чуть пожала плечами, - домой? так быстро прошло время? жалко... да, разумеется, я придумаю. Когда у нас следующая встреча?

- Это зависит от тебя, Анриетта. Но мое время - раннее утро и поздняя ночь. Я же говорил, что со мной непросто. - Он обнял Анриетту и повел ее к экипажу.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Окт 24, 2009 2:33 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Тюильри

Эта сцена - продолжение после допроса Морреля. Она предшествовала поездке Сен-Жюста с Анриеттой в Булонский лес.

Максимильян и Огюстен Робеспьеры, Бьянка, Сен-Жюст

***

Огонь в камине погас, в комнате стало прохладно, но подбрасывать дрова не было смысла – он уже собрался уходить. Вся спешка зря – отчета Огюстена о событиях в Верхней Саоне не оказалось на месте. Не было его ни среди бумаг, которые до поры до времени положили «в стол», ни среди других документов, поступивших в Комитет за последние полгода. По крайней мере, депеша не значилась в журнале, куда вносили поступающие доклады. Но вот любопытно – в записях секретаря нашлась заметка о том, что в Везуль была отправлена ответная депеша, с сообщением о том, что рапорт получен. Вывод напрашивался один, притом самый безрадостный – отчет украли. А так написан он был не вчера и не неделю назад, отыскать что-либо по горячим следам не представляется возможным. Что теперь? Написать другой отчет? Это исключено, так как нет никакой гарантии, что первый уничтожен. Недоставало, чтобы их обвинили в подтасовке фактов…
Максимильян Робеспьер зажег все свечи в канделябре, взял перо и принялся составлять защиту, основываясь на тех обвинениях, которые были высказаны в якобинском клубе. Первые попытки оказались неудачными: фразы не строились, все звучало как оправдание. Нет, так нельзя.

Шум в коридоре отвлек его. Кто еще может быть здесь, когда все разошлись по домам после заседания в Клубе? Должен был прийти Огюстен, это верно, но время уже перевалило за полночь. Набросив плащ – то ли стало действительно холодно, то ли его знобит, Робеспьер вышел в коридор. Как раз вовремя, чтобы увидеть своего брата, на ходу спорящего с жандармом, в обязанности которого входило нести вахту внизу.

- Мы можем впустить вас, но не гражданку! – решительно говорил жандарм. – Сейчас позднее время, мы не имеем права нарушать приказ и впускать лиц, которые… Даже тех, за которых вы поручились.

- Все в порядке, гражданин Лонге, впустите и гражданку тоже, - сказал Робеспьер, увидев рядом с братом Флери. Ничего хорошего это появление не предвещало, раз его спутница не дома, а сам Огюстен бледен, как смерть.

Убедившись, что у Лонге больше нет возражений и он вернулся на свой пост, Робеспьер распахнул дверь в кабинет, приглашая их войти.

- Присаживайтесь и рассказывайте, что у вас случилось.

Огюстен кратко изложил все, что произошло, умолчав только о том, что Жюльетт подала идею проследить за Моморо.

- Гражданка Флери могла видеть то, чего не успел заметить я, - закончил он рассказ. - Поэтому мы сразу же поехали сюда.

Робеспьер не ответил, задумавшись. Они могли бы арестовать Моморо прямо сейчас, но это было бы поспешным решением: так от наказания уйдут остальные, да и сам заговорщик не был пойман за руку на месте преступления. Это может вызвать ненужные осложнения с кордельерами. Нет, нужно запастись терпением и арестовывать всех.

- Что вы заметили, гражданка Флери? Вы можете что-то добавить к тому, что сказал Огюстен? - спросил он, глядя в окно.

- Я запомнила лица нападавших, - скромно сказала Бьянка. - Могу их нарисовать, если хотите. Я неплохо набрасываю на бумаге лица людей, это мое увлечение. Еще я обратила внимание, что один из нападавших бил гражданина... Робеспьера не так, как остальные - куда попало, а иначе. Но судя по лицу Огюстена, именно его удары стали решающими. И у него был кинжал - серебряный, старинной работы, с рисунком, на рисунке - лилия, пронзенная стрелой. На нем были высокие сапоги. И плащ с заплаткой с левой стороны, внизу.

- Иначе - что вы хотите этим сказать? - спросил Робеспьер. - И нож. Как вы его запомнили? Он обронил оружие? Вы его подобрали?

- Я сказала то, что сказала, - пожала плечами Бьянка. - Он бил прицельно, как будто разбирается в том, куда надо бить. Остальные делали это бессистемно. А его нож мне просто понравился. Да, он бросил его на секунду, когда ударил, потом поднял. Этого было достаточно, чтобы я запомнила рисунок.

- Нарисуйте их, будьте добры, - Робеспьер указал на место за своим столом. - Сколько времени вам потребуется?

Бьянка устремила на него холодный взгляд. - Минута.

- Приступайте.

Огюстен окончательно обрел дар речи только тогда, когда рисунки были готовы. Впрочем, все равно он рассказал все, а теперь осталось только наблюдать, как Жюльетт рисует. Но, черт возьми, как она могла запомнить не только лица нападавших, но и оружие, если должна была находиться в шагах двадцати от того места, где произошла драка? С другой стороны, все произошло слишком быстро, он почти сразу же потерял сознание. Выходит, что она рисковала собой... Это было уже действительно плохо.

- Ты их знаешь, Огюстен? - спросил брат, протянув ему рисунки.

- У первого слишком заурядная физиономия, она не кажется мне знакомой, хотя теперь я узнаю его, если увижу. Второй мелькал где-то... - Огюстен нахмурился, восстанавливая в памяти все события последних дней. - Мне кажется, что я видел его в Комитете общественной безопасности, почему-то при виде рисунка мне вспомнился именно чиновник. Я, разумеется, могу и ошибаться.

- Спустись вниз, пожалуйста, и узнай, уходил ли Сен-Жюст, попросил Робеспьер. - Потом возвращайся.

- Хорошо, - кивнул Огюстен. - Я немного задержусь, чтобы одолжить у кого-то пару поленьев, - он указал на погасший камин. - Холодно у тебя...

Когда за Огюстеном закрылась дверь, Бьянка, устроившись поудобнее в кресле, устремила на Робеспьера непроницаемый взгляд.

- Нравятся мои рисунки?

- Да, они довольно талантливы. Остается только проверить этих людей, но это уже не ваша забота. - Он спокойно выдержал ее взгляд. Действительно, они очень похожи со Страффордом. Дело не столько в чертах, немного застывших, что наводило на мысль о сходстве со статуей, но в глазах. Но об этом - не сейчас. - Благодарю вас за помощь.

В комнате повисло молчание. Вот ведь удивительное стечение обстоятельств - единственный интересующий ее мужчина в Париже являлся правой рукой этого ужасного человека, а новый знакомый, с которым она с удовольствием проводит время - его родной брат. Бьянка с интересом разглядывала человека, который в прошлом году так ловко вертел судьбами всех политиков Парижа. За последний месяц он сильно сдал. Выглядел больным и нервным. Во взгляде проскальзывали оттенки той беспомощности, которую она впервые увидела в нем, когда они столкнулись у гроба "Сен-Жюста". На его столе Бьянка приметила газету "Пер Дюшен". И не сдержалась: - Вы читаете эту низкопробную литературу, гражданин Робеспьер?

- Да, - после долгой паузы вопрос прозвучал довольно неожиданно. - Я предпочитаю знать, о чем пишут. Особенно, если издания так популярны. Но вас... - теперь он не отрываясь смотрел на Флери. Она, иначе и быть не может. Иначе не объяснить навязчивое видение, которое посещало его дважды и всегда - во время таких коротких встреч. Судя по всему, подобными талантами обладал и Страффорд, если судить по прошлогодним событиям в Консьержери. - Вам, я вижу, не нравится "Пер Дюшен", раз вы назвали газету низкопробной литературой. Но не могу отрицать того, что ее автор - довольно талантлив, несмотря на то, что вынужден бороться с возводимой на него клеветой. - Он взял со стола газету, потом снова перевел взгляд на молодую женщину. - К примеру, его обвиняют в скупке. Глупость какая, не правда ли?

- В скупке? И он до сих пор на свободе? - широко раскрыв глаза воскликнула Бьянка.

- Но его вина не доказана. Низко обвинять человека в том, чего он не совершал, вы не находите?

- За чем же дело стало? - тихо спросила Бьянка, опустив ресницы.

- Только тем, что ответственность нужно нести за поступки, - Робеспьер подчеркнул последнее слово. Интересно, какие поступки совершит эта женщина, когда поймет, что получила практически свободу действий? Он медленно смял газету, которую держал в руках и бросил ее в камин. - За уже совершенные поступки.

- Скупка - отвратительное преступление, особенно в наше нелегкое время, - заметила Бьянка, не сводя взгляда с горящей газеты. - Но, не пойман за руку, значит не вор, верно? Видимо, гражданин Эбер не только талантлив, но и удачлив. А удача - штука изменчивая... - Бьянка повернулась на звук открывающейся двери. На пороге стояли Огюстен и Сен-Жюст.

Сен-Жюст замер, и на секунду его глаза потемнели от злости. Дежа вю. Его худшие воспоминания. Страффорд, Эжени - он столько сделал для того, чтобы оградить Робеспьера от общения с потусторонним миром! Но Страффорд имел личную заинтересованность в Максимильяне, и не стал бы делать ему ничего плохого. А Эжени, кажется, даже питала к нему симпатию. Теперь тут сидела Клери собственной персоной. Непредсказуемая, опасная и хитрая Клери, которая к тому же не скрывала своего плохого отношения к Робеспьеру. Сен-Жюст едва сдержался, чтобы не устроить ей разборку прямо сейчас. Какого черта она тут делала?

- Вижу, у тебя посетители, Максимильян, - сквозь зубы проговорил Сен-Жюст, не сводя с нее яростного взгляда.

- Да, - ответил Робеспьер, немного сбитый с толку тоном соратника. - Огюстен и гражданка Флери стали участниками одного происшествия... Впрочем, Огюстен, наверное, рассказал тебе обо всем? - последний вопрос он задал, повернувшись к брату.

- Да, - кивнул Огюстен. - За исключением некоторых подробностей и портретов. - Он подошел к камину и принялся возиться с дровами и растопкой. Все равно сидеть здесь еще долго.

- Вот портреты нападавших, - Робеспьер накрыл ладонью листы. - Один из них может быть связан с комитетом общественной безопасности, но это не проверенная информация. О втором пока что нет сведений.

Сен-Жюст молча взял рисунки и долго изучал их, периодически прикрывая глаза.

- Этого человека зовут Мишель Барье, - наконец произнес он, положив рисунки на стол. - Он брат Антуана Барье, бывшего эбертиста и члена Комитета общественной безопасности. Недавно вернулся из армии. Лицо второго я видел. Он живет неподалеку от мебельщика Леви. При желании я найду его. Это они сами нарисовали такие чудесные портреты?

- Их нарисовала я, Антуан, - спокойно произнесла Бьянка. После ее встречи с Максимильяном Робеспьером в ночь, когда все хоронили мнимого Сен-Жюста скрывать факт их знакомства было глупо.

- Не знал и об этом вашем таланте, - произнес Сен-Жюст, отвернувшись. - Максимильян, я допросил Морреля. Мы будем обсуждать это вчетвером?

- Нет, - покачал головой Робеспьер. - Гражданка Флери... Уже поздно, было бы непростительно с моей стороны вас задерживать. Огюстен, думаю, что все-таки тебе лучше отправиться домой, после того, как проведешь до дома свою спутницу. И очень надеюсь на то, что до моего возвращения ты составишь черновик защитной речи. Она понадобится нам завтра утром.

- Но... - начал было Огюстен, но брат перебил его.

- И заодно предупредишь Шарлотту. Она, наверное, уже волнуется.

- Пойдем, Жюльетт, - сказал Огюстен, поняв, что спорить с братом сейчас бесполезно.

***

Когда за Клери и Огюстеном закрылась дверь, Сен-Жюст сел в кресло, передвинув его к камину. Промозгло и холодно. Или это от бешенства? Максимильян смотрел на него непонимающе, или же делал вид, что более вероятно.
- Она – твой новый осведомитель, Максимильян? – ровным голосом спросил Сен-Жюст.

- Странно, что ты задаешь мне этот вопрос, - ответил Робеспьер. - Мне сложно ответить на него однозначно, но я попытаюсь. Сначала гражданка Флери утверждала, что является твоей родственницей, позже - что родственницуй Страффорда, на мой взгляд второе - более вероятно. Исходя из последних событий я делаю вывод, что к гражданке неравнодушен мой брат, но это - его дело. А исходя их некоторых наблюдений я делаю и второй вывод, который может оказаться и не совсем верным: именно она является твоим осведомителем о деятельности Эбера.

Сен-Жюст слегка побледнел и вскинул подбородок: - Тебе мало истории со Страффордом, Максимильян? Полгода назад ты не знал, куда деваться от него. Теперь ты допускаешь в свой кабинет женщину, которая, как ты правильно заметил, тебе его напоминает.

- Ты советуешь мне ее прогнать? - немного резче, чем следовало бы, ответил Робеспьер. - Мне не нравится твой тон, Антуан. Этому есть причина?

- Есть, - Сен-Жюст пронзительно посмотрел на соратника. - Она опасна. Она прекрасный союзник, она может принести массу пользы, но она - не тот человек, которого мне хотелось бы видет рядом с человеком, в руках которых - судьба моей страны.

- В таком случае, она действительно принесла пользу, запомнив тех, кто напал на Огюстена.

- Ты собираешься сотрудничать с ней и дальше? - мрачно уточнил Сен-Жюст.

- Нет. В этом нет необходимости, так как с ней уже сотрудничаешь ты.

Сен-Жюст поднялся. - Я принес тебе объяснение, которое заставил написать Морреля. Почитай. В нем есть любопытные моменты. А я пойду. Хочу подготовиться к завтрашнему дню.

- Ступай. Я еще немного поработаю и тоже пойду. Увидимся завтра в Комитете безопасности, сначала все будет слушаться там.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Окт 24, 2009 8:53 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794

Париж.

Тюильри, кабинет Робеспьера.

Сен-Жюст, Робеспьер.

Расставшись с Анриеттой, Сен-Жюст направился в Конвент. Прогулка по Булонскому лесу немного успокоила нервы и подняла настроение, однако выходка Клери не шла из головы. Вчера ночью он зашел к ней, но не застал. Очевидно, она дипломатично решила, что им пока лучше не встречаться, представляя себе его реакцию. Что ж, Клери, не сегодня, так завтра... Больше всего Сен-Жюста злило, что она, видимо, всерьез взялась за Робеспьера-младшего. Бедный молодой человек смотрел на нее так, что сомнений в его безусловном интересе не оставалось. А она лицемерно и беззастенчиво флиртовала. Причина была ясна - при помощи Огюстена проще всего подобраться поближе к Максимильяну. И дьявол ее разберет, зачем ей это нужно! Максимильян был уже на месте - сидел в той же позе, что и вчера ночью, когда Сен-Жюст его оставил. - Ты что, не уходил домой? - спросил Сен-Жюст, присаживаясь в кресло у камина и попутно заглядывая в пустой кофейник.

Только стук двери вывел из состояния полудремы, в которой он, судя по часам, пребывал вот уже сорок минут. Тело требовало отдыха, а мозг просто отключался в последние несколько часов, но зато вполне можно собой гордиться - за ночь удалось много всего сделать, пусть даже для этого пришлось пожертвовать сном. Главное - продержаться этот день. - Нет, не уходил, - смысл вопроса дошел только сейчас. Срочно кофе, так можно упустить не одну важную мелочь. - И до сочинения Морреля еще добрался, займусь этим, когда выпью кофе. Кстати, кофе закончился, придется спуститься в галерею, ничего не поделаешь.

- Максимильян, тебе нужно проснуться. Срочно. И прочитать рукопись Морреля, которую я тебе принес. Нам нужно обсудить план действий! - сказал Сен-Жюст, отмечая весьма помятый вид соратника. - Я схожу за кофе. Мне повезло сегодня больше - я не только поспал три с половиной часа, но и провел чудесное утро в Булонском лесу.

- Если ты сходишь за кофе, я немедленно займусь рукописью, - сказал Робеспьер, отыскав среди черновиков нужные листы. Спать хотелось немилосердно, но Антуан прав - нужно проснуться. И сосредоточиться. Прочитав, он ненадолго задумался: - Знаешь, что здесь бросается в глаза? В первую очередь, разница между той речью, что Моррель произнес в клубе и этой писаниной.

- Да. Вижу. Тут гораздо больше фактов, чем он пытался показать. И налицо интересный момент. Этот гражданин Жоли, который обвинил себя в трусости. Не кажется ли тебе, что кто-то помог ему прийти к этому решению?

- Огюстен писал мне об этих событиях. На самом деле в трусости себя обвинил не Жоли, а Бернард. Он же произнес в Безансоне речь, в которой обвинял Огюстена в контрреволюционной деятельности и в модерантизме, но по приезду в округ Огюстен выступил с речью, в его поддержку высказались еще несколько граждан и комиссаров. Таким образом, дело, казалось бы, положили в стол.

- А потом кто-то его из стола извлек, - подытожил Сен-Жюст. - Я думаю, что нам надо послать своего человека в Верхнюю Саону. Я бы предложил отправиться туда самому, но, боюсь, здесь я нужнее. Назревают серьезные события. Что будем делать на заседании Комитета? Может быть, мне выступить против Огюстена и потребовать расследования? Хотя, кого этим обманешь... Твои предложения, Максимильян?

- Я уже отослал людей в Верхнюю Саону, еще вчера вечером. Двое выехали в паре сегодня в три часа ночи, третий - независимо от первых двоих должен выехать сегодня в десять утра. На заседании Комитета тебе лучше не защищать Огюстена, пусть оправдывается самостоятельно. У меня уже готов доклад и небольшая речь, если понадобится. Главное - не допустить, чтобы дело дошло до Комитета Общественного спасения, Антуан. Все должно ограничиться Комитетом безопасности. Отчет Огюстена исчез именно в нашем комитете и тот, кто его украл, может позаботиться о том, чтобы дело передали в трибунал.

- Мне молчать? Обвинять? Наблюдать? - коротко спросил Сен-Жюст.

- В зависимости от обстоятельств, Антуан. К сожалению, я не могу предсказать ход событий. Но ты не первый год в политике и я уверен, что сумеешь сориентироваться. Теперь скажи, что ты думаешь об этом Морреле? Ты беседовал с ним и у тебя сложилось мнение. Мне же пока что ясно только одно: вчерашнюю обвинительную речь написал не он.

- Моррель разозлил меня, - заговорил Сен-Жюст. - Он показался мне простаком. Молодым человеком, который решил прославиться на поприще политики. Он рассказывал о том, как ему было плохо в провинции, и я склонен ему верить. Когда-то я был таким же. Только он идиот, а я - нет. В этом разница. Я уверен, что Моррель - пешка в этой истории.

- Иными словами, ты думаешь, что некто просто привел наивного провинциала в якобинский клуб, вручил ему речь и сказал прочесть то, что написано? - Робеспьер внимательно взглянул на соратника поверх очков. - Антуан, но тогда выходит, что этот человек либо самоубийца, раз пошел на такой шаг, как сговор и заведомая ложь, либо... либо совсем без мозгов.

- Думаю, здесь второй вариант. Правда, я не уверен, что кто-то написал его речь. Возможно, он действительно произнес ее, и, таким образом, стал избранным для поездки в Париж. Ведь он сказал, что читал свою речь в своей провинции.

- Я имел в виду его рукопись и вчерашнюю речь. Он по-разному излагает. Но сейчас не об этом. Ты обязал его присутствовать на сегодняшнем слушании?

- Да, Максимильян. - кивнул Сен-Жюст и поднялся. - Мне нужно просмотреть корреспонденцию. И принести тебе кофе.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Окт 25, 2009 12:30 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Заседание Комитета общественной безопасности

Дюпен чувствовал, что  все равно волнуется, несмотря на выпитый для храбрости коньяк. Надо же, именно его попросили председательствовать на сегодняшнем слушании в Комитете Безопасности в связи с внезапной болезнью настоящего председателя. Это  может оказаться повышением, но все равно ему было немного страшно. Ведь обвиняемый – не обычный человек, а брат Максимильяна Робеспьера. С другой стороны – ведь все по закону и кто он такой, чтобы этому закону противиться? Ему сказали  заменить председателя и он заменяет, вот и все. Но все равно было страшно. Зал постепенно заполнялся людьми и зрителями, и участниками и теми, кто был заинтересован в деле. Вот сам Огюстен Робеспьер, немного бледен, но держится спокойно. Он бы, наверное, тоже держался спокойно, обладай его брат такими полномочиями. Так можно и плевать на всех и толкать прохожих в грязь… Вот Бернард, он кажется немного утомленным, но взгляд – жесткий и цепкий.

А этот кто? Дюпен даже опешил, увидев совсем молодого человека, который  зевал во весь рот, но все же сохранял на лице выражение вежливого интереса.  Вот в зал зашел Моморо и не вступая ни с кем в разговоры, занял кресло в углу. А вот и Робеспьер-старший с Сен-Жюстом. Эти заняли места почти в конце зала и о чем-то тихо переговаривались. Но вот и те, кто будет выполнять роль присяжных. Теперь можно начинать. Дюпен взял со стола запечатанный конверт, вскрыл его, призвал граждан к порядку и начал:
- Граждане! Сегодня проходит слушание  в связи с обвинением, выдвинутым против гражданина Огюстена Робеспьера. Депутат Бернард, вам предоставляется слово.

Бернард поднялся и уверенно прошел к трибуне. Зачем, интересно, понадобился весь этот фарс? Да, он планировал подпортить жизнь своему противнику, но не с таким размахом. Открытое слушание! Если Робеспьера оправдают, то эшафот плачет по нему, не зря же старший требовал суда над клеветниками… Бернард не сдержался и бросил злой взгляд на Морреля. Идиот! Чертов простофиля! Он требовал суда! Справедливости захотел, молокосос… Если удастся выйти из этой истории живым, то он постарается устроить так, чтобы мальчик вернулся домой. А там, в лучшем случае, простоит связанным на эшафоте. Несколько суток. Чтобы неповадно было.
 
- Граждане! – сказал Бернард. – Между мной  и гражданином Огюстеном Робеспьером действительно возникли некоторые разногласия, касательно ареста 22х человек, обвиненных в умеренности. Каждый из нас поступил так, как требовал того и гражданский долг и понятие о  республиканской чести и морали.

Я не считаю решение гражданина Огюстена Робеспьера единственно верным, но я и не мог вступать в ожесточенный спор с представителем Конвента и принял его точку зрения, в чем в последствии и  раскаялся.  Да, я объяснил мое поведение трусостью, в чем и признался на заседании в Безансоне. Вам покажется странным, что несмотря на все, я написал донос и дал делу ход. Да, я это сделал, чтобы избежать обвинений в модерантизме, доказать, что мои поступки и намерения -  это поступки и намерения патриота. Да, я настаивал на разбирательстве, но вовсе не намерен доводить до суда моего коллегу только из-за того, что мы по-разному понимаем  значение слова «патриотизм». У меня все, граждане.
Бернард  кивком поблагодарил за редкие аплодисменты и покинул трибуну.

- Как интересно вы заговорили, гражданин Бернард! - поднялся Эбер. - Значит, вы уже не уверены в виновности гражданина Робеспьера-младшего? Вот, граждане! Этого я и боялся! Докатились. Приехали. Какие речи произносились о коррупции в органах власти! Какие красивые слова! Любой гражданин должен быть наказан, если он замечен в контрреволюционной деятельности! Люьой человек, запятнавший свою репутации, достоен трибунала и суда! Но о чем мы? Это касается лишь простых граждан, разве можно упрекнуть в нарушениях родного брата главного якобинца страны? Нет, конечно! Он неподкупен, как и его брат Максимильян! Он непорочен и честен! Он не совершает ошибок! А я, скромный журналист, готов наговорить всякой ереси, которая стала мне известна, и буду наказан. Но как честный патриот, я все-таки скажу свое слово. Огюстен Робеспьер освободил человека, который спустя два дня был уличен в связях с иностранными шпионами! Доказательства? Пожалуйста! Вот одно из писем, которое было доставлено мне верными патриотами. Читайте, граждане! И делайте выводы! - Эбер метнул недобрый взгляд на Огюстена и сел.

Максимильян Робеспьер почувствовал, что ему тяжело дышать, но сдержался, не позволил эмоциям взять верх над холодным рассудком, хотя сохранять спокойное и непроницаемое выражение лица было очень сложно. - Об этом были какие-то сведения, Антуан? Хотя, можешь не отвечать. Эбер опередил нас.

- Это заговор, - прошептал Сен-Жюст, - не глядя на Эбера. - Заговор... Тщательно спланированный. Максимильян, мы просчитались, но что-то еще можно исправить.

- Они раздобыли доказательства, что тот человек уличен в связях с иностранными шпионами. У нас нет ничего, чтобы доказать обратное, - Робеспьер сжал подлокотники кресла. - Но пусть Эбер говорит... Пусть говорит...

Огюстен Робеспьер поднялся на трибуну, спокойно выдержав взгляд Эбера. Сейчас не время вступать в спор, он только этого и ждет. Самым подходящим вариантом было вести себя так, как будто не было этого обвинения. Незачем поддаваться на провокацию. И лучше говорить сейчас, пока Бернард не вскочил и не началась свара, тогда точно никто никого не станет слушать. Итак - по сути.

- Граждане. По прибытии в Везуль мой долг обязал меня ознакомиться с мотивами  взятия под стражу ранее уволенных граждан, - сказал Огюстен. – Одновременно я узнал, что постановление, на основании которого они подверглись аресту, не было подписано и не сопровождалось каким-либо другим актом.
Узнавая подробности, я видел, что с первых минут Революции эти люди принимали  меры, посредством, коих можно расстроить замыслы роялистов и других врагов свободы и вытеснить их с видных постов, которые должны были обеспечить перевес одной партии над другой. Повторю, что в ходе дискуссии было принято решение освободить заключенных, хотя мой коллега и объясняет свой поступок трусостью.
Я узнал затем, что сторонники Бернара, во главе которых стоит брат Воблана, депутата Учредительного собрания, добились сожжения протокола этого заседания, — поступок, который достаточно свидетельствует обо всем, что вам важно выяснить и относительно меня и относительно общего дела. Я вернул свободу людям, дети которых находятся на границах, людям, которые были задержаны за их религиозные взгляды.

Добавлю, что мой образ действий всегда согласовался с характером и принципами, которые вам известны. Больше мне нечего сказать, кроме того, что я требую представить доказательства виновности освобожденного мной человека, основанные на фактах, а не на письме, которое может оказаться подложным.

- Значит, письмо, свидетельствующее о связях с роялистами, теперь - не аргумент и не доказательство? - хитро улыбнулся Эбер. - Позвольте, гражданин Робеспьер! А как же десятки приговоренных к гильотине? Вчера, к примеру, было казнено 14 человек. Вам зачитать доказательства их вины? Двое - по доносам. Еще двое - по найденным у них письмах, уличающих в связях с родственниками казненных жирондистов. Продолжить список? Или моя мысль ясна? В нашем обществе принято верить письмам и доказательствам. Каких доказательств требуете вы, Огюстен Робеспьер? Чтобы этот человек лично явился сюда и публично признался в любви к Капету или его вдове? Или чтобы он бросил кинжал в кого-нибудь из членов Комитета? Вы были комиссаром? Прекрасно. В таком случае, вы можете представить свои отчеты, в которых ясно показаны ваши дейтсвия. Вы можете это сделать, а?

- Доказательств, что это письмо действительно было найдено у этого человека, а не написано полуграмотным переписчиком в соседнем квартале, - ответил Огюстен. - Только в этом случае я признаю себя виновным и приму решение Комитета, каким бы оно ни было.

- Позвольте, гражданин Робеспьер, но для вас не должно быть исключений, - поднялся с места Моморо. - Или у нас закон не один для всех? Я требую передать дело Огюстена Робеспьера в революционный трибунал и мы сможем убедиться, так ли справедливы судьи, как об этом принято говорить. Я требую, чтобы Огюстен Робеспьер был арестован сейчас же, как поступали на нашей памяти с другими депутатами, если вы помните. Граждане? - он повернулся к тем, кто исполнял роль присяжных на этом заседании. - Кто  еще не побоится считать человека, преступление которого доказано, виновным?


- Граждане, - поднялся Филипп Леба, - Я вчера вернулся из очередной миссии. Сегодня здесь слушается не просто дело офицера Национальной Гвардии. Не просто дело зарвавшегося столяра. Не просто дело раззолоченной актрисы. Слушается дело посланника Комитета Общественного Спасения, посланника самой Революции! И если в приказе об особождении есть его вина – это наша вина, потому что Огюстен Робеспьер, став комиссаром армии, есть не только личность, но прежде всего – представитель интересов Республики. Я был одним из тех, кто поставил свою подпись под его назначением. Я поставлю ее еще раз без единой задней мысли. И если Комитет осудит его – судите меня вместе с ним. У меня все, граждане.

- Нет... - едва слышно прошептал Робеспьер, не замечая, что вцепился в рукав Сен-Жюста. - Он погубит всех нас...

- Филипп, мы собрались тут как раз для того, чтобы разобраться, - Сен-Жюст поднялся, сжигая его взглядом.

- Говорите-говорите, гражданин Леба. Вижу, вас хотят заткнуть. - выкрикнул Эбер. - Да здравствует, совбода слова!

- Сядь, Антуан. Уже поздно что либо говорить, - тихо сказал Робеспьер.

- Разберусь без Вашей помощи, гражданин Эбер, - крикнул с места Леба, - Пусть дело разберет Комитет Общественного Спасения. Но если Огюстен будет осужден – я готов также быть осужденным. Я – тоже комиссар. Я знаю, о чем говрю и знаю, о чем говрит Огюстен.

- Гражданин Леба все верно говорит, друзья! - воскликнул Моморо, радуясь такому повороту событий. - Слушается дело посланника Комитета Общественного спасения! И послушайте, граждане, в чем обвиняют этого посланника! В том, что он освободил людей, повинных в заговоре против Республики! А кто руководит этим комитетом? Те, кто введены в заблуждение или те, кто вводит в заблуждение остальных? Вот в чем мы должны разобраться. И если потребуется, то мы рассмотрим деятельность всех комиссаров, которых отсылал Конвент, наделяя их неограниченными полномочиями!

- Кто будет разбираться, гражданин Моморо? Вы? - Сен-Жюст поднялся. - Граждане! Я хочу сообщить вам об очередном заговоре, который имеет место в Париже. Вчера вечером на Огюстена Робеспьера было подготовлено покушение. Неизвестные лица, - Сен-Жюст метнул острый взгляд на Моморо, - напали на него и ранили. У меня имеется свидетель, который слышал, как заговорщики обсуждали, что нужно сделать все, чтобы Робеспьер-младший не присутствовал на сегодняшнем заседании. А также в планах было нападение на гражданина Бернарда. С целью объявить виновником этого Огюстена Робеспьера. Мой авторитет, надеюсь, позволяет не сомневаться в том, что я говорю правду. Свидетель существует, его показания записаны. также составлены портреты тех, кто участсовал в нападении. О чем это говорит? О том, что кому-то на руку обвинить Робеспьера-младшего любыми достуными способами. О том, что кому-то выгодно бросить тень на комиссаров армии и, как следствие. на весь Комитет общественного спасения. Я хочу видеть руки тех, кто считает, что Огюстен Робеспьер должен быть отдан под военный трибунал. Смелее, граждане. Не стесняйтесь. Я записываю.

Моморо оглянулся по сторонам, но поднятых рук не увидел. Этого и следовало ожидать. - Мы выслушаем вашего свидетеля, если это понадобится, гражданин Сен-Жюст, - решил вступиться за соратника Каррье. - А пока что слушается дело Огюстена Робеспьера. На депутатов нападают не впервые. А почему? Да потому, что народ доведен до отчаяния! Помимо слушания дела, я требую в дальнейшем поставить на повестку дня вопрос о компетентности отсылаемых Конвентом комиссаров. И это, как вы все слышали, даже не столько мое требование, а требование гражданина Леба, который желает разделить обвинение с гражданином Огюстеном Робеспьером. Мы не можем отказать ему в этом, поэтому я предлагаю также расследовать деятельность его и гражданина Сен-Жюста. А также, гражданина Рикора.

Зал ответил очень редкими и не уверенными, но все же аплодисментами. Робеспьер почувствовал, что спина стала липкой от пота. Его бил озноб. - Что же ты наделал, Филипп, - пробормотал он, ни к кому не обращаясь.


- А пусть приведет свидетеля, пусть! - заорал Эбер, - метнув взгляд на потускневшего Робеспьера. - Давайте, гражданин Сен-Жюст! Вы горазды бросаться обвинениями, не подкрепленными ничем, кроме бумажных писулек. А вот живого человека привести? Мы подождем! Правда, граждане?

Зал одобрительно зашумел.

- Гражданин Эбер, - Робеспьер поднялся с места. - Но вы сами сказали, что в нашем обществе принято верить письмам и доказательствам. Письменные доказательства будут вам предоставлены немного позже, но человек, который может пролить свет на некоторые события, возможно, находится в этом зале. Я призываю к ответу гражданина Барье!

Антуан Барье поднялся с места. - К ответу? По какому поводу, гражданин Робеспьер? Рассказать о том, какой беспредел творят комиссары Комитета в армии? Мой брат Мишель не так давно вернулся из армии и рассказао о том, о чем принято умалчивать. Как комиссары конфисковывают продукты и присваивают их. Как комиссары расстреливают без суда и следствия истинных патриотов, которые осмеливаются с ними спорить! Об этом мне рассказать? Я расскажу!

- Ответьте только на один вопрос, гражданин Барье. Вы были вчера на заседании в Клубе якобинцев?

- Да. Был. А это имеет отношение к делу? - прищурился Барье.

- Благодарю вас, - Робеспьер оставил вопрос без ответа и сел на свое место.


- Гражданин Робеспьер, хотите перевести тему на личную жизнь Барье? Не выйдет! - выкрикнул Эбер. - Мы требуем расследования и военного трибунала! Мы требуем, чтобы Огюстена Робеспьера судили, как простого гражданина, а не как брата великого якобинца! Мы требуем, чтобы Комитет общественного спасения ответил за деятельность своих наемников!

Сен-Жюст снова поднялся. - Граждане! вы сами-то понимаете. что сейчас тут произошло? Исходя из непроверенных данных сфабриковано обвинение, которое влечет за собой серьезные последствия. Именно сейчас, когда иностранные державы делают все для того, чтобы сломать сопротивление наших войск, когда иностранные державы покупают отдельных членов существующих фракций, когда эти отдельные члены, возомнив себя заранее вождями Республики, погружаются в мечты о том, как набьют карманы и сундуки, а попутно топят истинных патриотов, забывая о добродетели, забывая о принципах морали, вы становитесь участниками драматических событий. Только что гражданин Моморо, вывернув наизнанку слова Филиппа Леба потребовал расследования деятельности комиссаров. В частности меня. Вам не кажется это абсурдным предложением? прибытие меня и Филиппа Леба в Рейнскую армию было ознаменовано несколькими победами. Я могу представить десятки отчетов о нашей миссии и о том, сколько нарушений было найдено, сколько заговоров было раскрыто. Мне кажется, что тут все с ума посходили! Вместо того, чтобы решать вопрос о предотвращении готовящегося восстании, мы будем обсуждать часами поведение Огюстена Леба? К чему мы катимся?

- Вывернув наизнанку? - вскочил Моморо. - Нет, вы послешайте, граждане, в чем меня обвиняют! Вы все можете прочесть в протоколе слова гражданина Леба и проследить, так ли я их извратил, как говорит гражданин Сен-Жюст. Да, я требую расследования деятельности комиссаров, исходя из слов гражданина Леба. Но действительно, к чему мы катимся? Сейчас рассматривается вопрос, предстанет ли перед судом гражданин Огюстен Робеспьер. А деятельность комиссаров мы рассмотрим позже.

В зале одобрительно зашумели. На этот раз одобрительных выкриков было гораздо больше.

Дюпен с ужасом наблюдал, как поднимаются с места народные представители. - Виновен.

- Виновен.

- Воздерживаюсь, его вина еще доказана.

- Виновен.

- Вина не доказана.

- Не виновен....

Голоса слились в сплошной гул. Дюпен зажмурился. Одно дело - обвинить одного из сотен, а другое... Но вот последний. Субербьель. А потом... Неужели ему придется вынести приговор? И что потом с ним сделают? Убьют в подворотне? Он слышал о таинственных нападениях на депутатов, даже Сен-Жюст не избежал опасности... А теперь? Теперь ему предстоит разделить их участь? Или участь тех, кто пропал без вести? Правда, пропавшими без вести были не депутаты, а как раз скромные чиновники... Но от этого было не легче.

- Не виновен. Но у нас равное количество голосов, - раздался голос, практически лишенный эмоций. только очень, очень прислушавшись, можно было различить в нем нотки негодования. Открыв глаза, Дюпен увидел, что говорит Субербьель. Доктор, а по совместительству и присяжный трибунала, продолжил:
- Я вижу, что исполняющий обязанности председателя гражданин колеблется. В таком случае, позвольте мне огласить решение. Слушание  Огюстена Робеспьера переносится в Комитет Общественного спасения, где гражданин Робеспьер предоставит отчеты или же с ним поступят по решению Комитета. Слушание назначается через сорок восемь часов.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Окт 26, 2009 1:00 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, Театр Вампиров.
Эстель, Элени и другие.

- Эстель, надо поговорить. – Стоя на пороге комнаты Эстель, Элени думала только о том, чтобы не сорваться и не броситься на мерзавку. Хорошенькой фарфоровое личико повернулось к ней. В нагловытых карих глазах горели хитрые искорки. Сколько ей было лет, когда она получила бессмертие? Судя по всему, намного больше, чем Эстель хочет показать. У нее были манеры прожженной и опытной нахалки. Беспринципной, бессовестной, злой. Для того, чтобы стать такой, нужно прожить как минимум лет двадцать пять, а то и больше. Внешне же Эстель походила на юное создание не больше восемнадцати. Хрупкий темноволосый ангел, иначе и не скажешь. Элени прошла и села напротив. – Мне стали известны твои художества. И я хочу знать, зачем ты это делаешь.

Эстель не сменила позы, только повернув в сторону Элени голову,
- Я предана Театру, как и ты, Элени. Я ждала тебя и благодарю за то, что ты пришла, - певучим голосом проговорила она, - Готовясь к новой пьесе Вы лишили нас с Селестой возможности играть на сцене, и – вот, мы решили сыграть чужие роли в жизни.

- Это месть? - изумилась Элени.

Эстель печально улыбнулась, позаимствовав когда-то эту манеру у самого Армана и дотронулась вскользь до лица Элени.
- Милая дорогая Элени, прекраснейшее из бессмертных созданий. Никто и никогда не будет восхищаться тобой так, как я. Ты заворожила меня с первого взгляда и первого звука голоса. Нет, это не месть. Я слишком сильно хочу быть тобой, и не смогу противостоять сама себе в этом желании, - Эстель наклонила голову и притворно вздохнула, - Ты – совершенство, Элени. Но я стану еще совершеннее.

- Перестань льстить мне! - Элени содрогнулась от отвращения. - Мы - Собрание. И тут правила, по которым ты жила и выживала все эти годы, не действуют. О какой преданности Театру ты говоришь? Ты с нами всего полгода, и за все это время не сделала ни шагу, чтобы стать частью нашего мира. Позоря меня, ты позоришь и Театр. Но тебе это безразлично. Или скажешь, что это не так?

Эстель продолжила приторно улыбаться и просительно-покорно подняла глаза на Элени:
- А ты ничего так и не понимаешь, Элени? Я говорю о преданности Театру, потому что я хочу быть не с тобой, а – тобой… Теперь понимаешь? Сперва я хотела занять твое место исподволь, тихо прокравшись в твою жизнь и твой мир и заняв твое место так, чтобы ты даже не поняла, что происходит. Но так мне даже больше нравится. Так то – убьешь меня сейчас или примешь мой вызов, прекрасная Элени, мой идеал, моя богиня? Разочаруешь меня или оправдаешь мои безумные надежды?

- Какой вызов? О чем ты говоришь? - слегка нахмурилась Элени. - Ты предлагаешь мне состязаться с тобой в подлости и лицемерии? Прости, но времена, когда я жила интригами, остались в далеком смертном прошлом. В нашем Собрании это не принято. Или ты хочешь состязаться со мной в умении играть на сцене?

- Но, кажется, у нас здесь – драма? Позволишь мне сделать тебе сюрприз? Я позвала и остальных участников, зная, что ты явишься ко мне – Эстель повернулась двери, - Селеста! Эжени! – Позвала она, радуясь, что верно все угадала. Селеста привела подругу Элени и давно ждала ее зова. В их приходом Эстель преобразилась и снова сменила тон на умоляющий и подчиненный:
- Миля Элени, - Эстель лучилась скорбью и всепрощением, - Ты не захотела выслушать меня. Ты отринула мое восхищение и объявила нашу глупую шутку местью. Одной из нас и правда не место в Театре. Но моя преданность ему сильнее всех испытаний. Поэтому… - Она глянула на Элени искоса, окинув быстро взглядом всю мизансцену, - Я не хотела этого – видят Боги! Но если ты хочешь поединка – пусть будет так. Твои условия, Элени?

Элени отступила на шаг. - Поединка? О чем ты, Эстель? Заметь, я спрашиваю тебя уже во второй раз. Я пришла, чтобы задать тебе вопрос, по какому праву ты шляешься по низкопробным заведениям, пачкая мое имя соответствующим поведением? Это все, что я хотела от тебя узнать. Ты же в ответ лицемерно признаешься мне в слепом обожании и навязываешь какой-то поединок.

- Простой поединок, - Эстель проигнорировала последнюю реплику Элени, - Обе стороны делают ходы по очереди. Ставка – присутствие в Театре и Собрании. Разрешено все, кроме убийства друг друга. Я ничего не навязываю. Хочешь – отказывайся… если твои представления о ести тебе это позволят, - Она с беспомощным видом пожала плечами.

Элени смерила ее холодным взглядом. - Я не вступаю в игры с теми, кого презираю. А ты, Эстель, своими выходками и попытками интриговать в Собрании, которое дало тебе крышу над головой и возможность развивать свои посредственные способности на сцене, не вызываешь у меня ничего, кроме презрения. Я не буду с тобой состязаться. Более того, хочу предупредить тебя, как старшая в этом Собрании. Если я узнаю, что ты продолжаешь в том же духе, нанося вред Собранию и моей репутации в частности, я позабочусь о том, чтобы ты была изгнана из Собрания. Эжени, я буду у себя. - С этими словами Элени вышла из комнаты Эстель, не удостоив последнюю взглядом.

- Твой ход, заметила Эстель на прощание и повернулась к Селесте, заметив, что Эжени вышла вслед за Элени, - Значит, война?

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Окт 26, 2009 1:03 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, Театр Вампиров.
Эстель, Селеста, Франсуа.

Когда за Элени и Эжени закрылась дверь, Эстель стояла еще некоторое время посреди комнаты. Официальная публичная война была не совсем тем, что она хотела получить, предпочитая действовать из-за угла. С другой стороны, Элени Дюваль, официально же признающая свое поражение и удирающая из Театра, поджав хвост… На это стоит посмотреть!
Она перевела взгляд на Селесту.

- Они даже не захотели нас выслушать, - задумчиво проговорила она, - Видишь, они не видят никого и ничего кроме себя и собственных интересов. Но нас теперь хотя бы двое… в этой войне. Ты ведь со мной, Селеста? - жалобно спросила она.

"Так не должно было быть... я не хотела, чтобы получилась война!"
Селеста взглянула на Эстель.
"В одиночку мы не справимся. Значит, поскольку оказались мы по ту сторону баррикад вместе - то вместе и попытаемся выбраться".
- Да, Эстель.
"Хуже ничего быть не может. Новая пьеса с одной актрисой... несправедливо!" - эта мысль часто возвращалась к ней, и забивать ее другой мыслью, вроде: "на сцене должны быть лучшие", получалось все хуже.
- Но на их месте, я бы тоже не стала слушать.

- У нас теперь нет выхода, - грустно сказала Эстель, - Элени и Эжени сделают все, чтобы мы ушли из Театра. Нам теперь даже играть негде. Спасибо, что будешь со мной, Селеста, - с чувством сказала она, - Мы вернем тебе законное место на подмостках. А теперь нам надо придумать наш ход, Селеста. Итак, что бы это могло быть? У тебя есть идеи?

- Есть одна. Написать собственную пьесу и... просить Армана помочь нам. Хотя, скорее всего, он откажется - нам с тобой не стоять рядом с Элени и Эжени... Но, кто, с другой стороны, может сыграть столько образов, сколько играю я за один вечер? А ты что думаешь?
"Пытаюсь оправдаться сама перед собой? глупая... а стоил ли тот поход по тавернам такой цены? вероятно, нет. Но теперь поздно".

- У Элени и Эжени есть большое преимущество, - пробормотала Эстель, - Ни ты, ни я не умеем писать пьесы. Хотя, - она встрепенулась, - Селеста, идем! Я знаю, что делать!

Эстель взяла свою более робкую подругу под руку и решительно направилась через коридорs Театра. Одно из последних и самое любимое приобретение Армана. Франсуа. Драматург от Бога или Дьявола, соавтор пьесы про Моцарта и еще одной, которая так и не была поставлена и которая стоила Франсуа жизни и бессмертия. Он ведь, как и Селеста, видит смысл своей жизни в творчестве. Возможно, ему тоже не понравится быть отодвинутым на второй план – новую постановку Эжени написала сама. А значит… из уголька конкуренции и обиды можно раздуть пламя, в котором эти подружки просто сгорят!
Эстель опустила глаза, чтобы скрыть хитрый блеск, и постучала.
- Франсуа, мы можем зайти? Здесь я, Эстель и Селеста.

Задумавшись, Франсуа не сразу заметил, что бессмысленные узоры, выводимые им на бумаге, становятся похожи на королевские лилии. Досадливо поморщившись он сжег лист. Снова аккуратно вывел название новой пьесы. И снова углубился в рисование, стараясь держаться подальше от опасной символики.
- Скучно-то как... - протянул вампир.

Очередная пьеса, которая будет забыта через месяц. Задачи, которые больше не приносят удовольствия. Такая же работа, как открывать занавес каждый вечер или убирать сцену... В чем-то Эжени была права. Может хоть смертную игрушку завести, если Арман позволит?..
- Конечно же, - расплылся в улыбке Франсуа. - Я рад вас видеть! Как вы отнесетесь к совместной охоте сегодня? Вы ведь за этим зашли? Совсем тут заскучал сам... Эстель, тебе так подходит роль музы! - он нахально оглядел фигурку актрисы и тут же рассмеялся, взмолившись. - Ну напиши за меня пьесу!

- Здравствуй, Франсуа, - мягко улыбнулась Селеста, - и что же важнее - охота или пьеса?
Она взглянула на Эстель.
"Какая же еще потрясающая воображение идея придет тебе в голову?" - подумала она, - "хочешь заручиться его поддержкой? Что ж... верный ход".

- Франсуа, да ты стал льстецом! – рассмеялась Эстель. Внимание ей всегда было приятно, - Не поверишь, но мы пришли к тебе именно по поводу пьесы. Ты же знаешь, что сейчас в Театре будет премьера «Проклятия для короля», пьесы, которую Эжени написала сама, пренебрегая соавторством с тобой. Нами же пренебрегла Элени, потому что женская роль в пьесе всего одна. И у нас с Селестой возникла мысль поставить в одном сезоне две пьесы параллельно…конечно, если ты напишешь пьесу. А актрисы, готовые на все, ради росчерка твоего пера у тебя есть, - она подмигнула Франсуа и крепче сжала руку Селесты.

- Какой кошмар, - рассмеялся Франсуа. - Пьесу написал не я! Вообще-то одного автора для Театра маловато... А почему бы вам не попробовать доказать, что вы сыграете пьесу Эжени лучше? Но вы хотите новую пьесу... О чем же? И кто будет играть единственную женскую роль? Я?

- Нужна пьеса, в которой нам обеим достались бы роли. Разумеется, она еще и должна быть допущена до исполнения... а точных идей у меня самой пока нет. Доказать, что сыграем лучше? это каким же образом? - Селеста удивленно взглянула на Франсуа.

- Действительно, Франсуа, зачем нам новая пьеса снова с одной женской ролью? -удивилась Эстель, - Или ты будешь теперь слепо копировать Эжени? Почему бы тебе просто не написать новый шедевр в духе старых пьес Театра. Тогда там всегда были две женские роли – главную я с удовольствием уступлю Селесте, а сама довольствуюсь эпизодами или второстепенным персонажем – да кем хочешь!
- Хм, мне показалось, что это вы хотите блеснуть в таком стиле, потому и заговори о ее пьесе так настойчиво... Ты будешь второстепенным персонажем? Что ж... - Франсуа подчеркнуто повернулся к Селесте. - Итак, какую пьесу хочет главная героиня? Вторую женскую роль я уж как-нибудь допишу...

- Франсуа, - обратилась к нему Эстель, - наша Селеста будет хороша в любом обличье, ты же знаешь. Почему бы тебе не взять за основу сюжета какую-нибудь сказку? И переиграть на вампирский лад? Да хоть ту же «Спящую красавицу»?

"А идея и правда хорошая!" - радостно подумала Селеста.
- Да, может очень хорошо получится! а на роль принца возьмем... Феликса! мне кажется, что он согласится. Франсуа, будет чудесно, если ты сможешь написать такую пьесу.

- Я подумаю, - улыбнулся Франсуа. - И сообщу о вариантах.
"Будет вам пьеса, - мстительно подумал он. - Одна сыграет Синюю Бороду, а вторая всех его жен последовательно..."

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Окт 26, 2009 2:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Тюильри, кабинет Робеспьера.

Сен-Жюст, Максимильян Робеспьер, Огюстен Робеспьер, Субербьель // Сен-Жюст, Максимильян Робеспьер, Леба.

Сен-Жюст мерял шагами кабинет Робеспьера. Огюстен сидел молча, периодически поглядывая на брата.

- Ты не предупредил нас, и мы выглядели полными идиотами! Твой брат подготовил речь, которую не имел возможности прочитать! Огюстен, очнись, прекрати думать непонятно о чем! Что там, черт возьми, произошло? Что???

- Ничего. Там. Не. Произошло, - ответил Огюстен. - Или вы думаете, что я стал бы освобождать заключенных не разбираясь?! В их бумагах не было абсолютно ничего, что позволяло бы рассматривать их деятельность, как преступную. Либо это местный комитет по надзору не туда смотрит. Других объяснений у меня нет. Абсолютно все было в том проклятом отчете. И в письмах. О чем, скажите, я должен был вас предупредить?

- Ты сам-то понимаешь, кого Эбер называет роялистом? - продолжал наседать Сен-Жюст. - Огюстен, мы на грани государственного переворота! Садись и пиши подробно весь этот чертов отчет и все, что там, черт возьми, происходило!

- Задним числом?! Да нас за это съедят быстрее, чем ты думаешь!

- Он прав, Антуан, - мрачно сказал Робеспьер. - Все отчеты, поступающие в Комитет, как ты знаешь, регистрируются. Я проверил и обнаружил любопытную деталь: его отчет не числится в списке входящих. Но есть извещение о том, что в Везуль отправлена депеша о том, что этот отчет был получен.

- Да какая разница, - яростно возразил Сен-Жюст. - Вы считаете, я подозреваю Огюстена? Мне нужны факты! Каждая мелочь имеет значение! Этот малолетний идиот Моррель изложил свою точку зрения, мне нужна точка зрения Огюстена, и как можно скорее. Пиши. Сейчас. Вот перо и бумага.

- Хорошо. Мне понадобится часа два времени, может быть меньше. И абсолютная тишина. Постараюсь вспомнить все, что только возможно. Я займу свободный кабинет, если вы не возражаете. - Огюстен прихватил со стола несколько чистых листов и перо. Чернильница и так найдется. Распахнув дверь, он вышел так стремительно, что едва не сбил с ног Субербьеля.

- Извините, доктор, - он отступил, позволяя врачу зайти, потом вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

- Мне жаль, что пришлось принять такое решение, но у меня не было выбора, - сказал Субербьель.

- Не переживай, Жак, я благодарен тебе за эту отсрочку, - отозвался Робеспьер.

- Это максимум, чего мы могли достигнуть в сложившихся обстоятельствах, - заметил Сен-Жюст. - Если бы не вы, не знаю, чем бы закончилось заседание. Этот идиот - председатель... Как его фамилия - не помню? Кажется, он совсем растерялся...

- Кажется, о нем что-то говорил Кутон, - автоматически отозвался Робеспьер.

- Так это тот самый, который бегал голым вокруг особняка Сольдерини? - хмыкнул Сен-Жюст.

- Кажется, ходили такие слухи. А что, действительно бегал? - без всякого интереса спросил Робеспьер.

- Меня там не было, - помрачнел Сен-Жюст (мысли о Клери портили настроение). - Но, кажется, доктор пришел, чтобы что-то сообщить нам?

- Да, думаю, что известие вас хотя бы немного обнадежит, - сказал Субербьель. - Но ты мне не нравишься, Максимильян. - Протянув руку, доктор измерил пульс лидера Горы, но ничего не сказал, только покачал головой.

- Что у тебя, Жак? - спросил Робеспьер, не делая никаких попыток препятствовать этому беглому осмотру.

- Письмо, которое как доказательство предоставил гражданин Эбер, - скупо улыбнулся Субербьель. - Я верю в то, что Огюстен не виновен, поэтому и захватил документ вместе с протоколом. Надеюсь, что вам удастся установить, кем и где оно написано. - С этими словами он положил на стол изрядно потрепанный конверт.

- Господи, я уже не знаю, что думать, - проскрипел зубами Сен-Жюст. - Спасибо, гражданин Субербьель. В любом случае, спасибо.

- Не стоит благодарности. Максимильян... - уже у двери доктор обернулся. - Я настоятельно рекомендую тебе пойти домой и отдохнуть, хотя в свете последних событий ты не прислушаешься к моему совету. Однако не считай его пустым, хорошо.

- Спасибо за заботу, Жак, - ответил Робеспьер, наблюдая игру на стеклянном графине с водой. - Антуан... Пожалуйста, пригласи ко мне Филиппа Леба.

- Ты хочешь... Что ты хочешь ему сказать? - быстро среагировал Сен-Жюст. При взгляде на Робеспьера соратника было уже заранее жалко. Ну откуда они такие берутся? Камиль, вот теперь Филипп...

- Антуан... Ты знаешь, что я приложил массу усилий, чтобы это разбирательство ограничилось только комитетом общественной безопасности, - тихо сказал Робеспьер. - Что предложил гражданин Леба? Передать дело в Комитет Общественного Спасения, так? Более того, если подобным разбирательствам дадут ход... Мне продолжать?

- Филипп своим выступлением усугубил ситуацию, согласен. Но, прошу тебя, будь с ним помягче. Он верный патриот и ... такой же правдолюбивый дурак, как Камиль. Черт, Максимильян, дело даже не в Филиппе. Кажется, я только что сформулировал, что именно меня настораживает в этой истории. Меня не покидает ощущение, что наши оппоненты теперь всегда находятся на один шаг впереди нас. Словно знают, что мы будем предпринимать. Единственной случайностью был Филипп. Но и без его выступления все было и так плохо.

- А когда выступил - стало еще хуже, - сказал Робеспьер.

- До того, как началось разбирательство, нам надо точно знать, кто поддержит нас в Комитете помимо Кутона, - мрачно перевел тему Сен-Жюст. - Уверен, Барер и Линдэ сыграют на нашей стороне. Меня беспокоят Колло и Бийо.

- Я ни в чем не уверен, так как не знаю, кто позаботился о том, что отчет Огюстена исчез.

- Ладно. У нас есть 48 часов, чтобы это обсудить. Я приведу Филиппа. Ты хочешь, чтобы я присутствовал при разговоре?

- Думаю, что да. Возможно, ты не позволишь мне сорваться.

- Я видел, что Филипп направился домой. Ожидание займет некоторое время, - сказал Сен-Жюст и вышел из кабинета.

***

Филипп Леба ужинал и улыбался свей жене, когда в дверь раздался не предвещающий ничего хорошего в последнее время стук. Гражданин за дверью всегда стучал именно в такой манере – два раза, коротко и безоговорочно. Филипп благоговел перед ним, признавая его превосходство и лидерство во всех моментах – с цитирования классиков и до решений во время боя, когда они ездили комиссарами в Рейнскую армию. Благоговел, восхищался, почти подражал – но и боялся как боятся живое божество – увы – не лишенное недостатков. При мысли о недостатках, Филипп бросил взгляд на Анриетту, с которой давно собирался поговорить. Ладно, это ждет.

Он еще раз улыбнулся жене и вышел, плотно притворив за собой дверь.- Пойдем, - произнес Сен-Жюст, вместо приветствия. Филипп молча последовал за ним размышляя не столько о произошедшем сегодня в Комитете Общественной Безопасности, сколько о том, что этот человек с лицом бога и сердцем демона никогда не женится на его милой маленькой хрупкой Анриетте.

Максимильян Робеспьер мерял шагами кабинет не в силах отделаться от злости, возникавшей, как только он пытался анализировать события в Комитете безопасности. Он был готов ожидать любого удара от Эбера и его шайки, от дантонистов, но Дюффурни как раз не произнес ни слова, но получил удар в спину. И от кого? От того, кого считал соратником. Да сколько же можно?! Сначала Камиль, потом Филипп. Сейчас он боялся потерять Огюстена, а впереди маячила перспектива потерять и Сен-Жюста. Из-за глупой выходки. Робеспьер порылся в ящике стола, разыскивая капли. Нет, не нужно, от них хочется спать. Он подошел к окну и распахнул его - казалось, что в комнате стало душно.
Стук в дверь помог собраться с мыслями. Через секунду в кабинет зашли Сен-Жюст и Леба.

- Заходите граждане. Располагайтесь, - обронил он, снова повернувшись к окну.

- Здравствуй, Максимильян, - Филиппу Леба происходящее заведомо не нравилось. Он не был любителей ночных визитов в чужие кабинеты. Преданность, пара угроз и заряженный пистолет ему всегда были больше по сердцу, чем кинжалы и яд. А ночью в таких кабинетах обсуждают именно второе…нет, нельзя даже и думать о таком, - Филипп отбросил лишние мысли и дружелюбно улыбнулся.

- Гражданин Леба, - без предисловий начал Робеспьер. - Я хочу, чтобы вы объяснили мне, что заставило вас сегодня высказать соображения, грозящие дальнейшим разбирательством в Комитете общественного спасения? Я и гражданин Сен-Жюст приложили множество усилий, чтобы избежать этого, но видимо кто-то надоумил вас говорить вещи, которые свели на нет наши труды. Скажите, гражданин Леба, почему вы настаивали, чтобы слушание дела Огюстена было перенесено в Комитет? Разве вы не знаете, что за этим, как правило, следует трибунал? Или вы этого и добивались? Вы думали о том, что ваше ненужное бахвальство грозит дальнейшим разбирательством с остальными комиссарами Конвента?

- Максимильян, - удивленно ответил Филипп Леба, - Но ты же сам говорил, что честному человеку ни к чему бояться трибунала. Ведь трибунал никогда не осудит революционера! И я не настаивал – я лишь сказал, что решение Комитета Общественной Безопасности верное. Я – за подробное и доскональное расследование. Ты же сам учил нас так, Максимльян, - прошептал Леба, уже чувствуя гнет некоей вины, но так и не в силах понять, какой именно.

- Гражданин Леба, вы впервые слышите о заговорах? - стараясь говорить ровно, бросил Робеспьер. Тщетно. Злость все же прорывалась, не находя иного выхода, кроме как в голосе. Еще, может быть, во взгляде. Поэтому и стоял, глядя в окно и не обращая внимания на то, что в комнату метет снег. - Вы впервые слышите, что людей иногда отправляют на эшафот по ложным обвинениям и у них не всегда есть возможность эти обвинения опровергнуть? Я бы очень не хотел, чтобы у вас была возможность в этом убедится. Значит, вы - за подробное и доскональное расследование... - только теперь он заметил, что руки трясутся. Робеспьер сжал кулаки, стараясь унять дрожь. - Значит, благодаря вам Огюстен, может быть, будет отправлен на эшафот. - Он резко повернулся и в упор посмотрел на Леба. - Я вам этого никогда не прощу, запомните. Если вы не умеете думать перед тем, как что-то сказать - вам не место в политике, Леба.

- Максимильян, отойди, пожалуйста, от окна, - тихо сказал Сен-Жюст. - Не хватало еще, чтобы тебя скрутила болезнь. Сейчас только ты можешь спасти ситуацию. Филипп, мне нужно, чтобы к завтрашнему утру ты составил доклад о нашей миссии. Подробный. С цифрами. Я просмотрю его и скажу, что нужно дописать.

- Все ваши доклады в Комитет у меня, - сказал Робеспьер. - Но можно составить и более подробный отчет, он не помешает.

- Так он давно готов, - грустно улыбнулся Леба, - Ты же знаешь, Сен-Жюст, я – аккуратист, - Он достал из портфеля листы бумаги и обратился к Робеспьеру, - Максимильян, мне и правда не место в политике. Мое место – в армии, и – рядом с тобой, как с образцом патриота. Я не впервые слышу о заговорах, но я не верю, что они проникли в Комитет, которым ты руководишь. Это было бы слишком чудовищно, чтоб быть правдой.

- Если вы это сознаете, гражданин Леба, тогда какого черта высказались сегодня, когда никто вас об этом не просил! И боле того, не пожелали замолчать, когда вас прервал Сен-Жюст! - а вот голос повышать не следовало. Во-первых, и у стен могут быть уши, а во- вторых приступ кашля заставил забыть обо всем на целых несколько минут. Когда приступ прошел, он заметил на платке бурые пятна и, скомкав, бросил его в камин. - Я бы очень хотел, гражданин Леба, чтобы впредь вы были благоразумнее.
Антуан, просмотри, пожалуйста, отчет, пока гражданин Леба здесь

Сен-Жюст, кивнув, устроился за столом, перелистывая страницу за страницей.

- Это не годится, Филипп. В сложившейся ситуации не годится. Надо расширить ту часть доклада, где говорится об арестованных и гильотинированных. И убрать вообще упоминания о генералах и их ближайших соратниках, которые были заподозрены в некомпетентности и нечестности. Лишний раз говорить об этом - это только взбесить Карно, - пояснил он, глядя на Робеспьера. - А нам сейчас нужен каждый голос. Верно?

Робеспьер молча кивнул.

- Хорошо, Сен-Жюст, - примирительно кивнул Леба, - Если позволишь, я доработаю доклад ночью дома. Элизабет сходит с ума от беспокойства в эти дни – сам знаешь, в Париже неспокойно, - при мысли об Элизабет лицо Филиппа чуть посветлело, - Максимильян, я буду осторожнее, обещаю. Определенно, армия научила меня решительности, но отучила осторожности. Я к твоим услугам – как и всегда, а для спасения Огюстена – троекратно к твоим услугам!

- Я не хочу, чтобы вы прилагали какие-либо усилия для спасения Огюстена, - резко сказал Робеспьер. - Вы уже сделали все, что могли и даже больше. Теперь ступайте.

Когда за Филиппом закрылась дверь, Сен-Жюст подошел к шкафу, достал из него откупоренную бутылку вина и, налив полный бокал, выпил его залпом.

- У нас есть 48 часов, Максимильян. Приступим к составлению линии защиты?

- А ведь он так ничего и не понял... - сказал Робеспьер, глядя на дверь, за которой скрылся Леба. Потом сбросил с себя оцепенение. - Да, приступим немедленно.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Пн Окт 26, 2009 2:26 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.

Дом Филиппа Леба.

Филипп Леба, Анриетта Леба.

Филипп Леба постарался прогнать дурное настроение еще по дороге домой. Нельзя, чтобы его близкие люди переживали из-за его проблем – Элизабет и так сама не своя ходит при малейших намеках о его новых поездках в армию. Верная мужу, она ждала его в прихожей. Сняв шляпу и плащ и поцеловав жену, он прошептал ей:

- Любовь моя, мне надо поговорить с Анриеттой. Ты позволишь мне покинуть себя еще на полчаса?, - И, не дожидаясь утвердительного кивка, Филипп грозно шагнул в комнату. Анриетте сидела в гостиной, меланхолично глядя в окно.

- Добрый вечер, Анриетта, - мягко, но серьезно заметил Филипп, - Нечасто нам с тобой предоставляется возможность поговорить в последнее время. И я рад, что ты дома, а не бегаешь на свидания по ночам, - он заметил, что сестра сейчас расплачется и смягчил тон, - Анриетта, милая, это не дело. Это моя вина – я мало занимался твоим воспитанием, и ты превратилась в настоящую дикарку. Но акт больше продолжаться не может, родная, - Он улыбнулся.

- Добрый вечер, Филипп, - девушка повернулась к брату, - вообще-то, я достаточно часто бываю вечером дома, просто не сижу в гостиной, - она чуть улыбнулась.
"Он сказал "свидание"? ну, это уж слишком!"
- Филипп. Я не вижу ничего плохого в своих встречах с Антуаном. К тому же, вечер - единственное время, когда я могу с ним увидиться.
"Раннее утро - это все же не дело"
- Прости, что в последний раз я опять сбежала, но я очень за него беспокоилась... Здесь нет твоей вины.

Филипп окинул Анриетту взглядом, полным отчаяния. Его маленькая сестренка совсем потеряла голову. Взяв ее руки в свои, он продолжил уже жестче:

- Анриетта, мне ли не знать, как мало времени у революционеров. Вижу, мой авторитет в твоих глазах пошатнулся ввиду моих постоянных отлучек. Но твои ночные похождения выходят за рамки и приличия, и здравого смысла. Это первое, что нам надо обсудить сегодня. Я уже обговорил ситуацию с Элизабет. С сегодняшнего дня после ужина выход из дома для тебя закрыт, - сказал Филипп безаппеляционнно.

"А это ограничение свободы!" - Анриетта вздохнула.
- Филипп, я не хочу и не буду с тобой спорить, - спокойно ответила девушка, - и твой авторитет имеет для меня значение, - она сжала руки брата, - если вы с Элизабет так решили, я не буду против. Но тогда...
"Приглашай Антуана к ужину почаще..." - она не решилась сказать это вслух.

Леба покачал головой:

- Моя бедная глупенькая Анриетта. Я хотел отправить тебя в Прованс ради твоего же блага. Ты выросла за этот год, Анриетта, и я говорю сейчас с тобой, как со взрослой, - Он сильнее сжал ее руки и проговорил раздельно, - Он не женится на тебе, понимаешь? Сен-Жюст – это не человек, это- божество революции. А мы с тобой – простые люди, Анриетта. Пойми это. И смирись, - жестко добавил он.

- Но как же... - она растерялась, - ведь он называет тебя героем. И наша семья что-то значит для него, это понятно! он точно так же способен испытывать чувства, как мы с тобой, хотя он и не простой человек... Филипп, смягчись, я не заслужила, чтобы ты так разговаривал со мной, - попросила Анриетта.

- Ты так думаешь? - спросил Филипп прямо, - А я напротив виню себя в мягкости и попустительстве. Редкий брат будет говорить так мирно с сестрой, которая сбежала на ночь к полузнакомому мужчине и вернулась с рассветом, Анриетта. Да, больше всего я бы хотел видеть Вас вместе. Но неужели ты не понимаешь, что эта моя и твоя мечта останется всего лишь мечтой? Чего ты хочешь, Анриетта? Быть женой, матерью, стать ангелом-хранителем очага достойного человека, или потратить молодость и честь на то, чтобы бегать – да, бегать! – за лучшим революционером Франции?

- Мы всего лишь разговаривали в ту ночь. Он ко мне даже ни разу не прикоснулся, если ты за это волнуешься, - она опустила глаза, - я не знаю, чего я хочу, Филипп. Я слишком сильно увлеклась своими чувствами, чтобы что-то понимать. Единственное, что я знаю - что я хочу быть рядом с ним. Столько, сколько получится. Пожалуйста, пойми меня...
"Самое страшное - это когда исполняется заветная мечта. Именно тогда ты понимаешь, что она должна была и дальше оставаться мечтой, всего лишь недосягаемым кусочком счастья..."

- Анриетта, всему есть предел, Филипп не сдержался и чуть повысил голос, - Все-таки помни, что я – глава семьи и твой старший брат. И если ты ничего не понимаешь – то пойму я. Я буду только рад Вашей свадьбе. Но Анриетта Леба, моя сестра, лучше будет мертвой, чем опустится до рядовой интрижки. Если Сен-Жюст явится сюда с шампанским просить твоей руки – я первым дам согласие на Ваш брак. Но до тех пор – никаких полуночных свиданий, никаких «быть с ним», Анриетта. Это надо для Вашего же блага. Ты действительно дикарка. Тебе следует проводить больше времени в обществе и учиться вести себя так, чтобы не бросить тень на нашу фамилию. Я и Элизабет поможем тебе в этом.

Слова "лучше будет мертвой" напугали Анриетту, она немного отстранилась.
- Хорошо, Филипп, я больше не буду, - она жалобно взглянула на него, - больше не буду так себя вести...
"Пообещать легко, выполнять будет сложнее, как всегда..."
- Я буду держать себя в руках, правда. И постараюсь нас не опозорить..

- Я верю в твои благие намерения, Анриетта, - уже более благодушно заметил Филипп, - Но твоим воспитанием мы и правда займемся. Никаких прогулок в одиночестве. Никаких свиданий украдкой и никаких побегов из дома. Будешь общаться с нашими с Элизабет друзьями в нашем присутствии или при нашем личном согласии каждый раз. Антуану же стоит отдохнуть от твоего натиска. На этом – все. А теперь доброй ночи, мне предстоит еще поработать.


Последний раз редактировалось: Dancing Fox (Пн Окт 26, 2009 2:38 am), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Окт 26, 2009 2:31 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, у сада Люксембург.
Эжени, Люсиль Демулен.

"Люсиль. Ради Вашего мужа - прошу Вас, приходите к ограде сада Люксембург сегодня в 9 вечера. Мне надо поговорить с Вами. Прошу Вас, записку сожгите, а встреу сохраните в тайне - или не приходите. Эжени."

Люсиль бросила записку в огонь. Почему ей так страшно? Почему при одной мысли об этой женщине с глазами потрясающей красоты и глубоким голосом, льющимся, как волшебная песня, ей становится холодно, а сердце сжимается от дурного предчувуствия? Люсиль уже давно не боялась, что эта женщина отнимет у нее Камиля. У Камиля и раньше случались интрижки, и он всегда возвращался. Эжени была для него чем-то другим. Но от этого не становилось менее страшно. В ней было что-то потустороннее, словно она сошла с какой-то картины столетней давности. И еще она иногда снилась Люсиль во сне. Бледная, с распущенными волосами, мертвая. В такие моменты Люсиль просыпалась с криками и плакала на плече Камиля, стараясь прогнать яркий образ. Но Камиль оказывался рядом далеко не всегда… Люсиль завернулась в плащ и выскользнула из дома, поручив маленького Горация своей матери. Эжени она заметила издали и, отбросив подступающий ужас, смело пошла к ней, глядя ей в глаза.
- Добрый вечер, Эжени. Я пришла. О чем вы хотели со мной поговорить?

Эжени обрывала вялые листья с деревьев. *Не теряй времени, Эжени*. Призрак явился, Арлекин уже тронул поводья и несется с караваном мертвых по небу. Неважно, кому из них умирать, а кому – уйти в бессмертие, потому что в любом случае это значит только вечную разлуку. И ничего не изменить. Только идти вперед, пытаясь хватить Арлекина за стремя и заставить сменить маршрут.
Она сказала Сен-Жюсту правду. Она бессильна. Только смотреть в окно, молчать и ждать его каждый вечер. И быть чем-то странным на границе двух разных миров, заранее зная, что они были обречены с самого начала, а вот любовь обреченной быть напротив не может.
Она услышала легкие шаги смертной женщины задолго до ее появления, продолжая ощипывать чахлую сирень. Сегодея вечером она написала ей записку с просьбой о встрече. Глупая надежда – но хоть какая.
- Я больше люблю парк Монсо, - проговорила Эжени, - Но нам не следует встречаться ни в Вашем мире, ни в моем, Люсиль. Впрочем, что я говорю. Я всегда была плохой актрисой, я немею в самый важный момент. Другого не будет, Люсиль. Я хочу поговорить с Вами о… Вашем муже, - тихо произнесла она последние слова.

Слова о "ее мире" больно резанули слух. Люсиль задрожала. Возможно, виной всему снег с дождем? Никогда еще на ее памяти зима в Париже не продолжалась так долго и не казалась такой бессмысленной. Словно боги мстили за загубленные жизни и кричали о том, что надо остановиться. - Я поняла, что вы хотели говорить о Камиле, - постаралась спокойно ответить Люсиль. - Говорите, Эжени.

- Люсиль, не будем мучить ни Вас, ни меня лишние мгновения. Сейчас я говорю Вам то, что не сказала бы ни одна женщина на моем месте, - проговорила Эжени, - Нет, не говорю – умоляю. Люсиль, уговорите его уехать. Да, с Вами. Прочь от Революции, от Парижа… От смерти и бессмертия, - Она посмотрела Люсиль в глаза, - А на пути его, если он останется, ждут уже не Вы и не я, а эти две вечные соперницы. Не уступайте им – уезжайте вдвоем. Прошу Вас.

Глаза Люсиль распахнулись в изумлении. Секунду она смотрела на Эжени, затем начала смеяться. Смех сквозь слезы. Звонкий смех Люсиль эхом отдавался среди серых зданий и тонул в грязных кровавых лужах - наверное. тут недавно снова кого-то убили или ранили. - Простите, Эжени, - выговорила, наконец, Люсиль, вытирая перчаткой покрасневшие глаза. - Это нервное. Вы удивитесь, если я скажу вам, что вчера, прочитав наработки для очередного "Кордельера" - Камиль всегда показывает мне свои статьи перед тем, как опубликовать - я попросила его о том же самом? Уехать... с вами?

Эжени покачала головой и отвернулась, пытаясь подавить непрошеные слезы. Кровавые. Смешно – нашлась та, кто будет рассуждать о смерти и бегать от нее по Парижу, продолжая нести ее окружающим,
- Нет, Люсиль. С Вами. Вдвоем. Я люблю Камиля, люблю и не скрываю это. Но лучше я буду сходить с ума от любви, зная, что где-то на этой земле мы дышим одним воздухом, восхищаемся одним летом и…нет, Вам это ни к чему. Лучше так – чем однажды и мне, и Вам останется только кричать у общей могилы, никогда не зная ответа из-под земли. И не просите его – умоляйте так, как я молю сейчас Вас. Это не сказки весеннего Парижа. Это – то, что суждено.

- Я умоляла! - в сердцах топнула ногой Люсиль. - Я умоляла! Теми же самыми словами! Сейчас неважно, с кем он уедет, лишь бы он замолчал! Я предлагала ему уехать с вами, и, поверьте, мне это было непросто. Эта газета... Эта чертова газета, как я ее ненавижу! Камиль еще жив только потому, что Максимильян питает к нему дружеские чувства. Питал... Если бы я могла, я бы сожгла эту редакцию!

- Послушайте, - тихо ответила Эжени, - Уехать со мной – это значит стать изгоем, утратить все, что ему дорого и всех, кто дорог, обречь себя на вечные скитания и потерять Париж навеки. Этого не будет. А газету уже сожгли один раз, это не помогло. Но я люблю его газету, как люблю все, что с ним связано и лучше умру сама, чем причиню вред тому, что составляет смысл его жизни. Вам не надо думать об этом или понимать это. Просто просите – каждый день, каждое утро, каждую ночь. Вода тоже точит камень, Люсиль. А я… я тоже попрошу оставить меня и бежать с Вами из города, где поселилась смерть, оставив меня с моими призраками и собственной смертью далеко позади. Смотрите, сирень совсем увяла зимой. Напомните ему, что он любит сирень. Пусть он снова захочет увидеть ее в цвету.

- В цвету? Вы сами-то в это верите? - с горечью произнесла Люсиль. - Я поняла, что мы в данном случае думаем об одном и том же. Я не отступлюсь. Но это бесполезно. Он не уедет и будет стоять до конца.

- Люсиль, Вы же поняли меня, - мягко продолжила Эжени, - Давайте не мучить друг друга. Мне… пора. Мы с Вами больше не встретимся – даже на краю могилы. Нам пора, у окрестностей сада Люксембург тоже есть душа и терпение. И сейчас они просят нас покинуть их. Они хотят встретить весну в тишине – какой бы страшной ни была весна для людей, для деревьев вокруг Люксембургского сада она несет новую листву и надежду, что хоть в этот раз из зелень будет вечной. Прощайте, Люсиль.

Эжени не знала, какими словами говорят друг с другом Камиль и Люсиль. Сегодня ее слова были исчерпаны.
Зайдя в мансарду она поймала удивленную улыбку Камиля Демулена, одобрительно отмечающего, что она наконец-то научилась носить плащ, выходя на улицу. Даже улыбнуться в ответ не было сил.

- Люблю тебя, - прошептала Эжени, - Но сегодня не время для слов. Давай потратим наши мгновения сегодня просто на то, чтоб я на тебя насмотрелась, хорошо?

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Окт 26, 2009 5:40 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Эбера

Эбер, Бьянка

На полном, розовом лице известного журналиста застыло выражение абсолютного шока. Распахнув дверь, Жак Эбер готов был гаркнуть, что уже спит и прогнать припозднившуюся гостью, но, увидев ее, мгновенно передумал. В своей жизни он видел разных женщин, много женщин, даже очнеь много. Но существо в ободранном платье, стоявшее перед ним, заглядывая в глаза, являло собой восхитительный образчик того, что называется «особь женского пола». У нее были выразительные глаза серо-голубого цвета. Она была маленькой и изящной. Из-под застиранного чепца выбивались светлые локоны, которые она стыдливо пыталась запихнуть обратно. Богиня. Так бы и завалил прямо у дверей, благо супруга отправилась почивать. Жак Эбер сглотнул и проговорил немного хрипло.

- Вы ко мне, гражданка?

Она закивала и сжалась под его взглядом. Боже мой, какая трогательная женщина, она что, с неба упала что ли? Явно не парижанка, парижские бабы пялятся так, что сразу ясно – задерет юбку, только пальцем помани.

- Мой брат… Симон Дюпре из Луары… Просил передать вам посылку… - Все также смущенно улыбаясь, она подвинула к нему огромный сверток. – Тут солонина. Брат просил сказать: «С наилучшими пожеланиями».

Эбер еще раз сглотнул. В голове поплыло. Ну и красота, мать вашу, бывает же, рождаются такие девки! Кто такой этот Симон из Луары он, правда не помнил… Хотя нет, как же! Старина Симон! Из Луары! Конечно! И ведь это так логично, что он прислал этой чудесной солонины угостить! Рука Эбера тем временем машинально потянулась к гостье.
- Вы так замерзли, мне кажется, пойдемте, погреемся, а?
Эбер отругал себя за косноязычие. Куда-то делись все слова.

- Спасибо, гражданин Эбер, вы очень добры… Но я так не могу. Я очень стесняюсь.. Кто вы, а кто я!

«Вы-то, гражданка, красотка, которой еще детей рожать и мужиков ублажать. А вот я – труп», - философски подумал Эбер и сделал еще один шаг.
- Хотите выпить? На дорожку?

Гостья замотала головой.
- Что вы! Мне надо бежать! Я заглянула лишь для того, чтобы передать подарок от брата. Всего вам хорошего, гражданин Эбер! Кушайте на здоровье!

Она уже давно ушла, а Эбер смотрел в окно. Стареем… В былые годы он бы эту гражданку так просто не отпустил. Уж нашел бы слова, как оставить, напоил бы, сводил бы в редакцию на пару часиков, чтоб супругу не расстраивать… Падкие до комплиментов эти бабы, а уж он умеет найти подход. А теперь – все. Не осталось пороха. Или он или Робеспьер. Третьего не дано. Хоть посылочку принесли – и то приятно. Надо бы разбудить супругу – пусть приготовит что-нибудь. Судя по всему в посылочке – фунтов двадцать солонины, а может, и больше.

Эбер поднялся по лестнице и нежно потрепал супругу по плечу.
- Вставай, дорогая. У нас намечается поздний ужин.

***

Добежав до дома, Бьянка скинула противные тряпки, в котоыре вырядилась сегодня по случаю маскарада. Над мерзавцем Эбером даже работать особенно не пришлось – он так хотел прикарманить это мясо, что с легкостью принял ее мысленную помощь о старом друге Симоне из Луары. Осталось самое простое – написать письмо в Комитет общественной безопасности… А лучше и в революционный комитет секции Бон-Нувель. А потом с чистой совестью отправиться на встерчу с Огюстеном. Главное – не пересекаться с Сен-Жюстом, уж очень не хочется с ним ссориться, а Антуан, видимо, до сих пор злится из-за ее знакомства с его любимым Максимильяном. Зря. Пока они там совещаются, она принесет гораздо больше пользы, чем им кажется, тем более, что месть Эберу – дело профессиональной чести. Обмакнув перо в чернильницу, Бьянка начала выводить измененным почерком.

«Граждане! Я стал свидетелелем бессовестного деяния со стороны прокурора Коммуны. Пока горожане умирают от голода, он занимается скупкой продовольствия. Не далее, как вчера гражданином Эбером был получен сверток, в котором содержалось 24 фунта солонины… В связи с этим я требую тщательной проверки….»

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Окт 27, 2009 12:07 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794
Париж, Комитет Общественного Спасения.
Барер, Бийо-Варенн.

- Не грустите граждане! Отечество припомнит, - поприветствовал коллег Бертран Барер, вернувшись с вечернего заседания в Конвенте.

Коллеги в лице Карно и Бийо-Варенна что-то невнятно прошипели в ответ, изучая карту. Карно что-то упрямо доказывал вполголоса. С порогоа Бертран мог расслышать только «инженерная мысль», «война должна стать менее человечной, но более осмысленной» и что-то еще про особенности военной инженерии. Закончил же Карно, как всегда – громким спором о недостатке ассигнования армии и особенно – вложений в ее развитие и перевооружение. В глубине души Барер слега завидовал целеустремленности Карно – спору нет – всегда приносившей результат. Пусть даже ценой принципов Карно, которые в политике были для него слшком переплетены с личностными, чтобы быть идеологическими. Барер позволил себе еще немного постоять на пороге, размышляя о конкуренции мысли и идеологемы, когда Бийо-Варенн нарушил молчание.
- Мы ждали тебя, Бертран. Ты видел это, - Он махнул листом бумаги, которй держал в руке. Карно выразительно посмотрел на Бийо-Варенна и одобрительно кивнул, после чего снова утнулся в карту, на самом деле обратившись в слух.

- Дело Робеспьера-младшего все-таки передают нам, - в обычной резкой манере произнес Бийо-Варенн, - Осталось чуть более сорока часов.

- А виной всему – то ли обстоятельства, то ли Эбер, то ли вовсе посторонняя злая воля, - миролюбиво сделал три вывода Барер и сел к своему столу. Я знаю, Жан-Никола. Если ты хотел спросить меня о тезисах моей речи, отвечу тебе, что она еще не готова.

- Точнее, не готовы, - насмешливо произнес Бийо-Варенн, подчеркнув окончание, - У тебя их ведь будет две, как всегда. Одна – в защиту, одна – в обвинение, а произнесешь ту, которую потребуют обстоятельства.

Барер дружелюбно улыбнулся Бийо-Варенну.
- Ты устал, Жан. И сейчас своими злыми шутками ты уже отвлекаешь Карно и лишаешь нашу армию славных побед. Хочешь – я покажу тебе свои тезисы, которые я набросал на завтра, - пожал он плечами миролюбиво, - Заодно выпьем вина. Хлеба в ближайшей таверне нет, как и другой еды. Я проверил.

- Лучше бы был хлеб или сыр, - голодно блеснул глазами Бийо-Варенн, - Кто бы мне сказал, что однажды предпочту плохую еду неплохому вину – не поверил бы.

- То ли будет через месяц-через год, Жан-Никола, - Рассмеялся Барер, - Но пойдем, пока гражданин Карно не изъявил вслух свои громкие мысли о том, что мы и правда отвлекаем его.

***
- Так что ты на самом деле будешь делать, Бертран?, - жестко спросил Бийо-Варенн, едва они сели в углу мелкой прокуренной таверны близ здания Комитета.

- Я понял, Жан-Никола, - задумчиво проговорил Барер, - Ты хочешь сказать мне сейчас то, что ясно каждому из нас. Мы не можем осудить Огюстена, рискуя получить себе смертельного врага в виде его старшего брата, но осуждение Огюстена – это смертный приговор Эберу, верно?

- Верно, - хмуро проговорил Бийо-Варенн, - И подпись под капитуляцией перед Дантоном. Тьфу, - резко произнес он, - Республика милосердия…

- Я понял тебя, - улыбнулся Барер, - но заметь, Бийо, если даже мы с тобойдоходим до разбора первого пункта твоей речи, то под бумагой об аресте нужно минимум половина плюс одна подпись Комитета. А ты и Колло, насколько я знаю, подписать ее не готовы. В Париже сейчас лишь семь членов Комитета… Да Линдэ скоро вернется. А так – я, Сен-Жюст, Робеспьер, Кутон, Карно… ты и Колло.

- Я тебя тоже понял, - тяжело ответил Бийо-Варенн, - Я давно все сосчитал. Они вызовут Приера из Марны и Сен-Андрэ. А мне и Колло останется только подчиниться Максимильяну.

- И? – заинтересовался Барер.

- И то, - бросил Бийо-Варенн, - Клянусь, если они уничтожат бешеных, уничтожат опору террора, опору Комитета – Я готов в этом участвовать только в обмен…

- На голову Дантона, - утвердительно заметил Барер.

- Клянусь, - хищно закончил Бийо-Варенн.

- А мне ты это говоришь, поскольку знаешь, что хотя я не замечен в личной симпатии ни к Дантону, ни к Эберу…- Улыбнулся Барер, не закончив фразу.

- … Ни к кому бы то ни было, но у меня есть причины предположить, что втайне ты не желаешь гибели ни одного, ни второго. Хотя не знаю, почему, Бертран. Если чужая душа - потемки, то твоя – вдвойне.

- Все верно, Жан, - продолжил улыбаться Барер, - Все верно. И я правильно понимаю, тчо ты сейчас предложишь мне помочь Огюстену Робеспьеру пойти на дно?

- Неправильно, - Ответил Бийо-Варенн, - Огюстена спасут любыми средствами и любой ценой. Но если бы ты сказал, что попытался бы – я бы рискнул.

- Не попытался бы, - вздохнул Барер, - И не из жалости. Как ты верно заметил, Огюстена спасут любой ценой, а мстить за него будут страшно.

- Значит, Эбер. А за него мы с Колло потребуем Дантона, - устало и зло проговорил Бийо-Варенн.

- А может есть третий вариант, - заинтересованно продолжил Барер, - Эбер может бежать.

- Ты что, с ума сошел что ли?, - Бийо-Варенн повысил голос без предупреждения, - Апологет террора спасает свою шкуру, убегая за море к врагам Республики. И как после этого прикажешь продолжить политику якобинцев? Это позор, а позор хуже смерти, - один из самых яростных сторонников террора сверкнул глазами в сторону Барера.

- Значит, побег не вариант, - хладнокровно продолжил Барер, - Хорошо, Жан-Никола. Будь по твоему. Пришло время навестить Эбера еще раз и подумать, есть ли еще способы спасти его шкуру. Дело Огюстена будет разбираться только через сорок часов… вот и посмотрим. А по итогам зайдем в гости к Эберу

- А про то, что ты будешь готовить две речи с противоположными точками зрения, я все-таки угадал, - дружелюбно заключил Бийо-Варенн.

Барер улыбнулся:
- На этом, Жан, предлагаю вернуться в Комитет и продолжить работать.

- Подожди, Бертран. Мы с Колло хотели зайти на заседание Парижской Коммуны, оно начинается через полчаса. Мы вернемся около полуночи, - сказал Бийо-Варенн уже спокойно.

- Хорошо, значит через два часа ровно, - заключил Барер, - Удачи Вам на заседании Коммуны, Колло дЭрбуа – мой братский привет, а меня еще ждет работа, - Он поднялся первым. Оставшееся время стоило потратить с пользой. К тому же ему действительно предстояло обдумать и обоснование позиции за обвинение Огюстена Робеспьера, и мотивацию выступления за его оправдание.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Ср Окт 28, 2009 10:47 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Окт 27, 2009 12:10 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794, Париж.
Дом Дантона.
Дантон, Барер


Два часа свободного времени. Барер и забыл, когда у него было столько минут досуга в последний раз. До полуночной встречи с Бийо можно успеть еще поработать. Доклад на завтра от Сен-Андрэ... дела флота, которые надо продавить в Конвенте. Отчет Приера из Марны, который попросил посмотреть Робеспьер. Наконец, собственная нескончаемая переписка с иностранными державами. Каждый день - груды бумаги с одними и теми же уверениями в одной стопке, для отправки иностранным дипломатам - что Франция была и остается преданным союзником, а в друой стопке - для применения внутри страны, с прямыми обвинениями его же иностранных коллег по дипломатии в заговорах против Французской Республики.

Барер неловко переложил стопки подальше друг от друга, вызвав цепную реакцию. В мгновение ока все захлебнулось в водопаде падающих бумаг. Хрупкое равновесие было разрушено безвозвратно. Тепрь разбирать этот ужас заново. по папкам "за" и "Против", "Для внутреннего пользования", "Для внешнего пользования", "Для Конвента", "Строго для Комитета" и остальным предстоит не один час.
Барер некоторое время безучастно смотрел на разрушения, и внезапно принял решение.
- Завтра разберу, - ответил он на удивленный взгляд Карно, - Или ночью попозже. Ужинать пойду.

Не дожидаясь ответной реплики, но взял плащ, обязательный портфель и стремительно выскочил на улицу. Час сорок пять минут до встречи с Бийо. Возможно, за час сорок пять что-то изменится, и он найдет, куда вс-етаки попытаться еще раз повернуть ситуацию.

На улице Вожирар этот дом выделялся срдеи остальных, как гигант среди карликов, величественно озирая улицу с высоты трех этажей. Барер подумал о своей комнате в отеле "Соединенные Штаты" и весело рассмеялся. Ну надо же, Жорж - молодец, ничгео не скажешь. Умеешь ты жить...

Он постучал в дверь и улыбнулся слуге:
- Мое имя - Бертран Барер, я хотел бы видеть Жоржа Дантона для частной беседы. Я прошу владельца дома уделить мне около часа своего времени, -Барер прикинул, что за оставшиеся сорок пять минут он как раз успеет поужинать.

Дантон был немного удивлен неожиданным визитом, но все равно принял так сказать коллегу. Барер. И что ему понадобилось? Хитрый, изворотливый... одним словом, настоящий дипломат, которому восе не следует доверять. Дантон хмыкнул. Бесполезно спрашивать себя и строить предположения что на самом деле нужно Бареру, пока он сам не скажет. Желательно, без дипломатических вывертов, от них сразу тошнит и становится как-то тоскливо. Но даже несмотря на словесные упражнения, беседа могла быть интересной. Заодно можно и выведать кое-что... Хотя ставки на то, чтобы свалить Робеспьера он уже не делал, понял, что бесполезно, но можно попытаться отделить его от так называемых ультрареволюционеров... Тьфу, черт, модное словечко... И если это удастся, то будет небольшой, но победой. - Гражданин Барер. Располагайтесь, устраивайтесь, угощайтесь, - Дантон указал на столик, где стояли вино и закуски и подбросил в камин пару поленьев. - Собачья погода на улице... Но вы устраивайтесь и рассказывайте, зачем пришли. Не ожидал визита.

- Добрый вечер, Жорж, - Барер прошел вглубь помещения, проигнорировав приглашение присесть и пройдя к книжным полкам, - Отличная у тебя библиотека. Я вижу, что выбрал подходящую компанию, чтобы скоротать час вечернего времени за разговорами о...литературе, если ты не против, -Он достал с полки книжку наугад, - История Римской Республики, одно из первых изданий. Всегда мечтал о таком солидном томе в кожаной обложке с тиснением, когда учился в университете. Мне казалось, что такая книга сделает меня солиднее даже в собственных глазах. Как и все мы, больше всего я любил историю Цезаря и Брута, восхищаясь ее двойной моралью. Ты ведь тоже в курсе этой истории, Жорж? Хочешь - напомню, - Барер положил книгу прямо перед Дантоном на столик. налил себе вина и не удержался от голодного взгляда на закуски.

- Я ее прекрасно помню, Бертран, - закивал Дантон. - Так ты ко мне книжку почитать? Бери, мне не жаль. Только не забудь потом вернуть.

Барер по привычке решал одновременно не менее двух задач мысленно. Задачей первой было выбрать тактику разговора между литературной беседой или прямым предупреждением, которое, повернись ситуация завтра в другую сторону, будет стоить ему головы. Вторая задача была, пожалуй, не менее трудна морально и относилась к тарелке с едой. Не хотелось своим голодным видом вызвать насмешки Дантона, который как и его соратник, Демулен, не выбирал удобного и тактичного момента, чтобы посмеяться над тем, что находил смешным.

- Благодарю, Жорж, за предложение почитать книжку и любезно им воспользуюсь, - улыбнулся Барер, - Тем более, что эта история стоит того, чтобы освежить ее в памяти. Как ты помнишь, все началось с того, что очередными консулами Римской Республики были выбраны гражданин Помпей и гражданин Цезарь. Но гражданин Цезарь потом обвинил гражданина Помпея в заговоре и уничтожил, желая занять пообольше места на узком властном Олимпе, одержимый единственной целью работать на благо и процветание Рима. У него получилось почти все... Но действия гражданина Цезаря в отношении Помпея вызвали к жизни череду обстоятельств, которые все он просто не учел. И вот уже сам Цезарь лежит, пронзенный кинжалом Брута. Потом пришли и за Брутом... Грустная история, Жорж. А с кем ты сравнивал себя, зачитываясь ей?
- А я себя ни с кем не сравнивал, - широко улыбнулся Дантон. - Я ее просто читал.

- А теперь, Жорж, - устало сказал Барер, - Мне осталось только обратиться к современности, чтобы не вводить тебя более в заблуждение...или искушение историческими аллюзиями. Гражданин дьявол, видимо, все-таки выпросил у Максимильяна голву Эбера. Но эту сделку еще надо будет скрепить не менее, чем половиной плюс одной подписью Комитета Общественного Спасения. Сейчас в Париже их находится всего семь. Из этих семи минимум двое не готовы выдать голову гражданина Эбера так просто. Разве что за аналогичный подарок от Преисподней. Они поставят подписи под бумагой об аресте Эбера и отдадут его под Трибунал. Но только в обмен на подпись самого Максимильяна и всех отстальных под другой бумагой об аресте. Об аресте того, кто основал этот самый Трибунал, Жорж, - Барер повертел в руках бокал и выпил, не демонстрируя волнения, - Неплохой сорт.

- Насчет Эбера еще ничего не известно. Я слышал, что гражданин Эбер тоже кое с кем заключил сделку и получив голову Огюстена Робеспьера он в скором времени получит и голову Максимильяна Робеспьера. Но я не собираюсь принимать в этом участия, Бертран. - Дантон задумался. Нет, невозможно и помыслить о том, чтобы ударить Робеспьера сейчас. Слишком поздно: он проиграл один раз и подозревал, что лидер Горы раскусил и его теперешнюю тактику. А жаль. Хороший был план. Союз с эбертистами мог бы создать серьезную угрозу и если бы сам Эбер не стал бросаться с обвинениями, дело могло бы и выгореть. Но вот теперь он сомневался в правильности такого решешния, как союз с прокурором Коммуны, так как получив реальную власть Эбер поспешит разделаться и с бывшим соратником. - Тебе известна моя точка зрения и я не стану ее менять. Тем более, что я не доверяю Комитету, уж извини.

- Все верно, Жорж, - неожиданно зло сказал Барер, - не доверяй никому кроме себя. Ты говоришь со мной так, будто я уговариваю тебя пасть в ноги Комитету и отдаться на его добрую волю. А если ты считаешь, что я хочу спровоцировать тебя добить Эбера первым - то уж прости, Жорж, но из ума вышел или ты, или я. Я далек от того, чтобы вообще давать тебе совет, что делать. Но так уж получилось, что в наше время мы вс е- максимум в двух шагах от эшафота. Например, Комитет от эшафота отделяют действительно два шага. Точнее, две головы. Эбера и твоя. Огюстена вытащат любой ценой - абсолютно любой. Даже ценой подписей под твоим арестом на будущее. И вот после этого и за жизнь Эбера я не дам и ломаного гроша, - примирительно заметил Барер, - Если тебе от этого спокойней, - Он пожал плечами.

- Я не считаю, что ты хочешь меня спровоцировать. Но и давать тебе определенный ответ я пока не собираюсь, - прищурился Дантон. - Скажи мне прямо, чего ты хочешь и зачем говоришь все это? Скажи как есть, а дипломатию можешь засунуть себе в... ты понял куда. Для иностранных держав прибереги, пригодится. Единствееное, в чем с тобой согласен, так это в том, что если, - Дантон сделал паузу, - Огюстена вытащат, то за голову Эбера я тоже не дам и ломаного гроша.

- А Бийо-Варенн и Колло дЭрбуа после этого используют свой долгожданный шанс поменять голову Эбера на твою, - мрачно повторил Барер, - После подписания бумаги об аресте Эбера я за вас обоих гроша ломаного не дам. Возможно есть шанс в том, что скоро вернется Линдэ, а, например, Карно уедет в армию... Это был бы твой шанс. Но не советую тебе надеястья на такое невероятное везение. Пока у Максимильяна есть пять голосов из семи на любой случай. Это Сен-Жюст, сам Максимильян, Кутон, Карно и...я, - Он усмехнулся, - Я не выбираю обстоятельства, Жорж и не умею их строить сам. Только искать свой стиль их пройти... Вот тебе и ответ на вторую часть твоего вопроса. Я не буду проливать слез ни по Эберу, ни по тебе. Но после этого мы сами рискуем стать следующими - это раз, а два - за нами последуют все остальные. Я просто спасаю свою шкуру, Жорж. И - немного - Республику, которая погибнет с последним из революционеров. Сейчас мы достигли хрупкого - но равновесия. Но если Сатурн, по меткому выражению покойного Верньо, снова откроет свою глотку, чтобы проглотить собственных детей - он не остановится, пока не отправит на тот свет их всех, - Барер залпом допил вино и вопросительно взглянул на Дантона, не забывая искоса окинуть взглядом аппетитные блюда, к которым он так и не позволил себе притронуться.

Дантон выругался. Не очень красиво, но затейливо. - Я прекрасно понимаю ситуацию, Бертран. Но прекрати, черт возьми, лить воду! Какого рожна тебе нужно? Чтобы я прямо сейчас утопился? Или повесился? Или пошел спасать Эбера? Скажи, используя при этом не больше десяти слов, очень тебя прошу.

- Мне нужно, Жорж, - в тон ему ответил Барер, чтобы ты просто запомнил, что Бийо-Варенн поклялся сегодня разменять твою голову на голову Эбера, а Колло его поддержит. Зачем я решил сказать об этом тебе, я уже пояснил, как пояснил и то, что я не становлюсь твоим союзником, а в друзья никогда не напрашивался. Только и всего, - Он взглянул на часы и поднялся, - У теперь прошу простить меня. У меня осталось всего сорок свободных минут, а хотелось еще успеть поужинать. Заодно почитаю твою книжку.

- Книжку не забудь вернуть, когда прочитаешь, - напомнил Дантон. Разговор с Барером его раздосадовал. Да не нужно быть провидцем, чтобы понять, что Робеспьер будет нападать на две партии одновременно. Правда, опасность еще не так велика, но все же она существует. Только идиот мог не понять смысл слов Неподкупного, когда он говорил о кликах. Во множественном числе. Но все же... Еще не все потеряно. Все таки в Конвенте у них большинство и нужно этим воспользоваться. Сам же он предпочитал сохранять нейтралитет. Загнанный в угол Робеспьер опасен, а в том, что он будет сражаться до последнего сомнений не было. - Да и просто так заходи, - добавил он, сообразив, что пауза затягивается. Он молча провел Барера до двери и еще долго смотрел из окна, как тот идет по улице.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Окт 27, 2009 1:38 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Бьянка, Огюстен Робеспьер // Бьянка, Огюстен Робеспьер, Сен-Жюст.


Из кафе "Отто" они ушли, как только пришла Жюльетт. Надоели эти перешептывания и взгляды - у кого сочувствующие, у кого злорадные. Работа над отчетом, которого требовал Сен-Жюст продвигалась медленнее, чем он думал, но все же и она была закончена. А чем это поможет? Этот отчет был всего лишь исповедью, попыткой вспомнить все происходившее тогда, а без оригинала все равно ничего не выйдет. И никакая речь в защиту не поможет до тех пор, пока не найдется оригинал. Вот и все. Даже жаль умирать так глупо. Огюстен остановился у таверны со сбитой вывеской. Хорошее место, только не очень подходящее для того, чтобы вести туда женщину. Он постучал в окно и когда в проеме показалась физиономия трактирщика, попросил бутылку коньяка. Глаза трактирщика стали похожими на блюдца.

- Откуда у меня коньяк, гражданин?

- Не ври, мерзавец, а то проверю, - Огюстен протянул ему деньги. Физиономия тут же скрылась, но через минуту показалась рука с пыльной бутылкой.

- Извини, Жюльетт, не очень хорошее там место для молодой девушки вроде тебя, - остановившись, он с помощью ножа открыл бутылку и сделал несколько глотков прямо из горлышка.

- Хочешь напиться на улице? - сочувствующе уточнила Бьянка. - Как все просто в этом городе! При желании можно заплатить и получить любой продукт...

- Все можно... - коньяк пробирал не хуже армейского самогона. - Нужно только места знать. И не могу я идти напиваться в таверну, - Огюстен улыбнулся, потом объяснил: - Донесут. А к прохожему никому никакого дела нет.

- Могу пригласить тебя к себе, - беспечно сказала Бьянка. - Я знаю, как это выглядит, но ты человек порядочный, как мне кажется. Пойдем? Что касается торговли "из-под полы", то пока люди имеют возможность этим заниматься, порядка в стране не будет. Хотя понимаю - вы не знаете, за что хвататься. Куда не плюнь - воры и мерзавцы.

- Нет, он легально коньяком торгует, это же трактир. Говорит, что нету, потому что погрома боится, вот и все, - сказал Огюстен. - А насчет твоего предложения... Мне оно нравится, хотя советую подумать о своей репутации. Не лишнее предостережение, если учесть то, что ты мне нравишься.

- Ты еще не понял? В этом мире есть мало вещей, которых я боюсь. И меньше всего меня интересует, что обо мне будут думать другие. А предложение у меня - дружеское. - Бьянка улыбнулась и поправилась. - Пока что, дружеское, во всяком случае. Правда, если бы оно было не дружеским, я бы выразилась точно также. Ну что, Огюстен, испортим друг другу репутацию? Правда, если у тебя есть постоянная женщина, тебе придется объясняться.

- Тогда пойдем, - Огюстен отпил еще несколько глотков, - Хотя в идеале я хотел бы прийти к тебе в гости при других обстоятельствах. И желательно трезвым.

***

Бьянка зажгла свечу и кивнула Огюстену на камин. - Ненавижу разжигать его. Кстати, одна из немногих вещей, которых я боюсь. Огонь. Однажды я видела, как огонь уничтожил одного близкого мне человека. Бокал тебе не понадобится? Я нарисовала еще несколько картинок, если тебе интересно. Вижу, ты оценил мои способности к рисованию? На самом деле я страшно бездарна, но я прожила некоторое время рядом с... - она на секунду замялась, - ... человеком, который был гениальным художником. Настолько гениальным, что рядом с ним даже ленивый не научился бы владеть элементарной техникой. - Бьянка перестала ходить по комнате и села в кресло. - Что-то я сегодня много болтаю.

- Рассказывай. Тебе это необходимо, - Огюстен откинулся на спинку кресла. Несмотря на выпитый на голодный желудок коньяк, он не чувствовал опьянения. Только усталость. - Ты очень хорошо рисуешь. Необычно. Слишком много мелких деталей. Это и завораживает и пугает. Покажи мне остальные рисунки, пожалуйста.

- Почему ты считаешь, что мне это необходимо? - заинтересовалась Бьянка. - Я произвожу впечатление человека, которому надо выговориться? Боже мой, я же не предложила тебе ничего поесть! И не предложу. У меня дома не бывает еды. Я не приспособлена к ведению хозяйства. Единственное, что есть ценного в этом доме - это мое общество, - Бьянка переместилась к столу. Свою квартиру она обставляла с душой, стараясь подбирать простую, но изящную мебель, которая бы ее не раздражала. - Рисунки? С удовольствием. Я рисую людей. Запоминаю их черты и воспроизвожу по памяти. Иногда, глядя на портрет, становится видно человеческое несовершенство и уродство. Вот, к примеру, гражданин Дюпен. Помнишь, мы встретились тогда на улице? Я нарисовала его в ту же ночь. Мелкое, завистливое, никчемное создание. Таких, как правило, не замечают, а зря. Они всегда выходят победителями, потому что враги сметают основных действующих лиц, не замечая тех, кто барахтается под ногами.

- Не выговориться. Просто рассказать, - придвинув свечу, Огюстен с интересом рассматривал рисунки. - В них действительно есть что-то пугающее, Жюльетт. Пожалуй... Они пугают своим совершенством. Я где-то читал, что есть портреты, которые могут забрать душу того, кто на них изображен, если художник вложил в работы слишком много своей собственной души. Не очень понятно, да? Наверное, я все-таки пьян. Смысл там сводился к тому, что портреты оживали со смертью изображенного человека. Наверное, ты могла бы рисовать именно такие картины. А про Дюпена ты права. Если бы он не был так труслив, я бы уже десять раз пожалел о том, что толкнул его в грязь.

- Я никогда не рисовала тех, кто мне симпатичен, - растерянно произнесла Бьянка. - Только тех, кого не люблю. (*Твоего брата, например, я рисовала многократно, жаль, что не смогу показать - вот где действительно шедевры*, - подумала Бьянка). Может быть, это подсознательное желание вытащить их души, и посмотреть на них со стороны? Души злодеев, предателей, трусов, продажных тварей, населяющих этот мир. Если бы я могла, то собрала бы их и сожгла. - Бьянка достала еще несколько своих работ, на которых были изображены некоторые члены Конвента. - Вот, смотри, этих людей я даже не знаю, но они чем-то меня заинтересовали. Наверное, там не все в порядке с душой. О, надо же, тут и гражданин Бернард! Рисунок был сделан в середине прошлого года. В тот день было жарко, он остановился у кареты, вытирая пот со лба, и на секунду посмотрел в сторону Камиля Демулена. Сколько желчи я увидела в том взгляде!

- Демулен! Не хочу говорить о нем плохо, но не могу сказать ничего хорошего, - Огюстен помрачнел. - Поэтому ограничиваюсь тем, что не читаю "Кордельер".

- Он очень талантливый журналист, и у него хороший стиль, - Бьянка поискала глазами "Кордельера", но вспомнила, что недавно заворачивала в него мусор. - А за что ты его не любишь? Он правдолюбивый и смелый. Даже слишком. Или тут вопрос политики?

- Да, он талантлив, не стану спорить. Но тут... - Огюстен поставил бутылку на пол, думая о том, что вряд ли сможет передать словами то чувство, которое возникало по прочтении статей Демулена. - Но тут вопрос политики.

Бьянка смотрела, как Огюстен, замолчав, погрузился в свои мысли. 48 часов. Потом - заседание Комитета и, возможно - трибунал. Как просто можно уничтожить невиновного человека! Кто-то украл чертов отчет, а она дополнила картину, уничтожив донос Бернарда... В ее руках найти чертов отчет - ведь не могли они рискнуть и уничтожить его - и спасти Огюстена. Или отступить в сторону, наблюдая, как Революция забирает еще одного своего верного патриота.
- Огюстен, ты считаешь, что борьба бесполезна? - тихо спросила Бьянка, прервав молчанье.

- Умеешь читать мысли? - невесело улыбнулся Огюстен. - Не забивай себе голову ерундой, Жюльетт.

- Хорошо, - Бьянка залезла в кресло и положила перед собой блокнот. Сегодня ей предстояло написать половину номера "Друга народа". Несколько дней она разбирала рукописи Марата - сокровища, которые отдала ей Альбертина, отобрала несколько подходящих к ситуации статей. Оставалось написать свою часть, и "Друг народа" сможет поспорить в актуальности с любым парижским изданием. Раз Огюстен хочет побыть наедине с собой, она займется составлением плана. Не будет же он заглядывать ей через плечо и просить показать, что она пишет.

Еще пара глотков коньяка и, как ни странно, отупение прошло. Вернулась способность мыслить, хоть и не совсем связно, но все же. 48 часов. Без отчета его ничто не спасет, а значит... что можно предпринять? Максимильян говорил, что отчет все же был, иначе в журнале не было бы пометки об отправке корреспонденции в Везуль. Как раз в то время, когда все и произошло. Но сейчас - не об этом. Депеши по военному ведомству обычно приходят либо на имя Сен-Жюста, либо на имя Карно. Сен-Жюст ничего не знает об отчете. Значит - Карно. Ну и что? У него не спросишь... Да и в Комитет незамеченным не пройдешь - они иногда работают до ночи, а перед тем как уйти опечатывают свои бумаги. Хорошо - дальше. Если бы он, будучи членом Комитета, украл чужой отчет, то где бы спрятал его? Правильно - среди других бумаг. Там, где никто не станет его искать. Нет, к черту все это. Ничего не складывается, у него нет ни малейшей зацепки, а подозревать всех... Ну хорошо, всех, за исключением двух человек... Все равно бред. Не следовало так много пить. Жюльетт что-то писала, не хотелось ее отвлекать только ради того, чтобы говорить о пустяках, отгоняя мрачные мысли.

- Скажи, зачем тебе все это? - неожиданно спросил он.

- Что "это"? - Бьянка подняла глаза.

- Политика. Когда-то ты сказала, что интересуешься ею.

- Тебе действительно интересно это знать? Разве тебя не привлекает моя таинственность? Я - человек, поступки которого не поддаются логике. Мое прошлое покрыто тайной, и можно лишь догадываться, что привело меня в эту страну. Я живу одна, брожу по улицам, не боясь быть арестованной, как подозрительная иностранка, и говорю, что думаю любому, кому интересно мое мнение. Ты хотел бы узнать обо мне больше, чем знаешь?

- Я просто спросил и не настаиваю на ответе. А что касается таинственности... Не обидишься, если я скажу, что меня больше интересуешь ты, а не истинные причины того, почему ты не боишься быть арестованной?

- Не обижусь, - мягко улыбнулась Бьянка. - Я бы не стала с тобой встречаться, если бы увидела нечто другое. Любой другой на твоем месте попытался бы узнать, кто я такая, а у тебя было лишь одно подозрение - что меня интересует твой знаменитый брат. Ошибочное подозрение.

- В этом случае, наверное, уместна поговорка, у кого что болит, тот о том и говорит, - Огюстен рассмеялся. - Я восхищаюсь моим братом, но все же не люблю, когда меня считают его младшей копией. Но довольно об этом. - Он поднялся и подошел к креслу, в котором сидела молодая женщина. Она подняла взгляд, в глазах - ни тени страха, только нечто похожее на любопытство. - Жюльетт, по правде говоря, я шел сюда не только с намерением выпить и поговорить. Ты нравишься мне, я не собираюсь это скрывать и будь у меня время, я бы сделал тебе весьма нескромное предложение... только, может быть, немного позже.

Бьянка подняла глаза и кивнула. - Я тоже думала, что это предложение поступит позже.

- Человек предполагает... И что ты ответишь? Хочешь, чтобы я ушел?

Бьянка задумалась, ругая себя за беспечность. А чего еще она ожидала, притащив к себе нормального здорового мужчину, с которым беззастенчиво флиртует столько времени? Как же поступить? Огюстен достаточно выпил, чтобы крутить его сознанием, как угодно. Усыпить, перевести мысли в другую область, или... Или вспомнить Мариуса и себя-смертную? Мариус, великий учитель, что-то сегодня я часто тебя вспоминаю, - подумала Бьянка. С Сен-Жюстом ее ничего не связывает, она сама дала ему полную свободу действий, и теперь весь Конвент шепчется о его романе с Анриеттой Леба. - Подожди. Мне надо подумать, - она улыбнулась. - Ты связался с рациональной женщиной, в которой напрочь убита страсть к романтике.

Огюстен не успел ответить, когда раздался знакомый стук в дверь.

***

Подходя к дому Клери, Сен-Жюст проговаривал, что именно ей скажет. Угрожать ей? Бессмысленно. Да и не в чем ему ее упрекнуть по большому счету. К Робеспьеру, как выяснилось, она попала в тот вечер по случайности. А ее флирт с Огюстеном его не задевал. Огюстен был хорошим патриотом, честным и верным идеалам, но он не был человеком, способным заинтересовать ее больше, чем на пару разговоров. Куда ему до сумасброда Марата, от которого никто никогда не знал, чего ждать? И куда ему до… Он мрачно усмехнулся своим мыслям. Да, Сен-Жюст, скромности тебе не занимать. Интересно, как бы все сложилось, если бы она предпочла ему Огюстена? Марат со своими соперниками расправлялся при помощи острых статей – таких случаев было несколько. А что бы сделал он сам? Размышляя об этом, Сен-Жюст поднялся на третий этаж, где находилась меблированная квартира Клери, и постучал.

- Я видел, что твои окна освещены, советую открыть, и не прятаться, - крикнул он после того, как прождал под дверью минуту.

Бьянка закусила губу. Какая идиотская ситуация! Не хватало еще начать перед кем-то оправдываться. Не глядя на Огюстена, она направилась к двери.

- Добрый вечер, Антуан! Какая неожиданность! - весело сказала Бьянка, пропуская его в дом.

- Почему ты не топишь камин, неужели тебе ни капельки не... - Сен-Жюст замер, увидев Огюстена. На полу стояла пустая бутылка. Вот, значит, как. Он постарался моментально скрыть все оттенки чувств, посетивших его в этот момент. - Огюстен? Вот это удача. Ты был следующим, кого я собирался найти.

Огюстен сел в кресло, которое занимал перед этим и потянулся за бутылкой. Принесли же черти Сен-Жюста... Очень не вовремя. В том, что он знаком с Флери и достаточно близко знаком не возникало сомнений: в кабинете Максимильяна она назвала соратника по имени. Каких либо угрызений совести или даже элементарной неловкости, кажется, полагающейся, он не испытывал: кажется, скоро все будут гулять на помолвке Анриетты Леба и Сен-Жюста. Кроме него. - Здравствуй, Антуан. Действительно удача. Я написал все, что мог и сдал гору бумаг Максимильяну. Теперь со спокойной совестью напиваюсь.

- Отлично. Я помешал? - вкрадчиво спросил Сен-Жюст, глядя на Бьянку.

Она промолчала и, присев на пол у камина, стала поджигать лежавшую рядом газету.

- Не то, чтобы очень... - тихо сказал Огюстен, приложившись к бутылке. Осталось только напиться окончательно. До зеленых чертей. Чтобы не думать о том, что будет через сорок восемь... нет, уже меньше, часов. - Но ты вовремя. Знаешь, что Максимильян нашел того, кто нацарапал Эберу письмо? Неофициально, конечно, но нашел... - Он помолчал, а потом добавил: - Мертвым.

- Знаю, - кивнул Сен-Жюст. - А ты, значит, решил провести последние часы с пользой? Правильно. Пока мы с Максимильяном составляем речь, чтобы попытаться тебя вытащить, можно развлечься.

- А Максимильян попросил не мешать ему работать, - ответил Огюстен. - Прикажешь мне торчать в Тюильри, чтобы дать всем еще один повод почесать языки?

- Нет. В Тюильри торчать бессмысленно, - сказал Сен-Жюст, злясь, что Клери продолжает сидеть к нему спиной и намерянно не ввязывается в разговор. - Я перекопал кучу бумаг и выяснил, что в тот день, когда пришел твой отчет, Карно не было в Париже. Следовательно, о нем мог узнать кто угодно в Комитете.

- Думаешь, его отчет был украден несколько месяцев назад? - спросила Бьянка, не поворачиваясь. - В таком случае, это сделал гениальный интриган, который умеет заглядывать в будущее.

- А ты, как всегда, считаешь себя умнее других? - резко спросил Сен-Жюст. - Может, ты знаешь, кто украл донос и отчет? Расскажи, Огюстен еще не в курсе твоих способностей.

- Постой. Как ты узнал, что отчет приходил? Максимильян сказал, что нигде не было записей о его существовании вообще, но была отправлена ответная депеша в Везуль, - Огюстен почувствовал, что трезвеет.

- Не было. До вчерашнего дня, - мрачно произнес Сен-Жюст.

- Значит, все это было спланировано не так давно, - снова подала голос Бьянка. - Возможно, этот отчет был изъят именно потому, что изначально его не занесли в список. Затем - подать нужную мысль Бернарду...

- Послушай, почему бы тебе не прочитать мысли всех членов Комитета и не рассказать нам, как было дело? - грубовато прервал ее Сен-Жюст.

Огюстен поперхнулся, не вовремя решив глотнуть из бутылки. - Интересно... - протянул он, откашлявшись. - А Жюльетт, между прочим, права... Но обычная процедура, насколько я понимаю, такая: депешу приносят, ее записывают, ее читают. В нашем случае ее не записали из чего я делаю вывод, что либо курьер, либо секретарь... Послушай, а как часто меняются люди при Комитете? Секретари и прочие чиновники?

- Раз в два месяца, - пожал плечами Сен-Жюст. - Примерно. Мы проводим чистку в этих рядах, когда назревает необходимость, и чиновник начинает обладать слишком большим количеством информации.

- Черт, - ругнулся Огюстен, потом спохватился: - Извини, Жюльетт.

- Ничего, она любит крепкие выражения, - не сдержался Сен-Жюст.

- Антуан, если ты хочешь вывести меня из себя сегодня вечером, у тебя ничего не получится, - Бьянка бросила на него выразительный взгляд.

- Антуан, в самом деле, что ты на нее взъелся? Мы, кажется, в гостях. Если хочешь на ком-то сорвать злость - говори со мной - мне уже все равно.

- Не обращай внимания, Огюстен, мы всегда так общаемся. - улыбнулась Бьянка, не поддаваясь на провокации. - Я оставлю вас ненадолго. Вам надо многое обсудить. А мне - подумать. - Бьянка накинула плащ.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Окт 27, 2009 11:56 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Бьянки

Огюстен Робеспьер, Сен-Жюст // Сен-Жюст, Бьянка

- Оригинальная женщина, верно? - спросил Сен-Жюст, когда за Бьянкой закрылась дверь. - Ты много знаешь гражданок, которые оставляют у себя дома малознакомых людей и уходят ночью по своим делам? - Сказать, что ситуация с Клери его взбесила, значило, ничего не сказать. Судя по всему, здесь явно велись недвусмысленные разговоры. О чем еще можно говорить с младшим братом Максимильяна? О политике? О мистике? О жизни? В этом он ни черта не смыслит. Он слишком прост, как и большинство молодых людей в его возрасте. Наверняка предложил ей стать его любовницей - у него на морде это написано. Знать бы, что ответила Клери. Его предложение в свое время успехом не увенчалось... При воспоминании об том разговоре, раздражение только увеличилось.

- Да, она не такая, как все, - ответил Огюстен, бросив быстрый взгляд на Сен-Жюста. Никогда не предполагал, что будет говорить с ним о женщинах, а не о политике. Как бы там ни было, подобных разговоров он избегал, считая, что личные дела - не политика, дискуссия ничего не изменит. Исключение - если дело касается только тебя или твоей избранницы. - И что?

- У тебя ведь раньше не было таких знакомых? - продолжал Сен-Жюст. - Тебя в ней оригинальность привлекает или внешность?

- Оригинальность, внешность, - перечислил Огюстен, цитируя Сен-Жюста. - Почему ты спрашиваешь? Или считаешь, что я должен перед тобой отчитываться?

- Отчитываться? Нет, не считаю. Считаю, что ты сделал странный выбор, и интересуюсь о причинах. Ты же знаешь, ты мне как младший брат, - недобро усмехнулся Сен-Жюст. - Кстати, с удовольствием бы выпил чего-нибудь, пока мы тут. Насколько я понял, ты собираешься ее дождаться? Я тоже не тороплюсь.

- Насколько я понял, ты хорошо знаком с ней, но не спрашиваю тебя о причинах и не говорю, что это странное знакомство, - усмехнулся Огюстен. - А насчет младшего брата... остроумно, если учесть то, что я старше годя на четыре.

- Так как насчет выпить? - проигнорировал его комментарий Сен-Жюст.

Огюстен молча протянул ему бутылку, с интересом ожидая продолжения разговора.

- Здесь почти ничего не осталось. Предлагаю прогуляться, - улыбнулся Сен-Жюст.

- Не горю желанием прогуливаться в такую погоду, но пойдем, - Огюстен поднялся, проверил оружие и взял со стула плащ и шляпу.

Сен-Жюст пропустил его вперед, чтобы извлечь ключи от квартиры Клери. Несколько дней назад она показала ему свое "секретное место", где положила второй комплект - на всякий случай. Огюстену не обязательно знать, что он взял их только что, пусть думает себе и строит предположения. - Квартиру стоит запереть, - Сен-Жюст звякнул ключами. Детская выходка, но пусть знает свое место.

***
Огюстен устроился в кресле, откупорил бутылку и повернулся к Сен-Жюсту: - Можешь принести бокалы? Не хочу шарить в чужой квартире, а ты и так знаешь, где что лежит. Или будем пить из горлышка?
Сен-Жюст молча принес бокалы и разлил первую бутылку. - Продолжим развивать мысль о том, кто выкрал твой отчет?

- Продолжим, хотя здесь большими буквами написано слово "неизвестно". Это мог быть кто угодно, а нам остается только предполагать, кому кроме тебя и Карно мог понадобиться мой отчет.

- Карно интересует только армия, - ответил Сен-Жюст, а меня - помимо армии - чтобы к власти не пришли всякие ублюдки. Такие как, к примеру, Колло и Бийо-Варенн... Кстати, Жюльетт Флери задавала тебе эти вопросы, или вы не говорите о политике?

- О политике я предпочитаю не говорить, хотя знаю, что Жюльетт ею интересуется, - Огюстен допил вино и снова наполнил бокалы. И так ясно, что разговор этот так или иначе будет сводиться к Жюльетт Флери, но это было скорее забавно, чем злило по-настоящему. - А вот тебе скажу, что не могу отделаться от одной довольно противной мысли... В трибунале при италийской армии был некий Лафон. Скользкий тип, которого мы с Рикором отправили в Париж, чтобы от него отделаться. И только недавно я узнал, что Лафон тесно связан с компаньоном и соредактором Эбера, Марке. А Марке, в свою очередь, является родственником Морреля. Теперь я уже не думаю, что его речь была так уж случайна.

- Да что ж ты молчал! - вскочил Сен-Жюст. - Давно ты это вспомнил? Собирался поделиться мыслью после заседания Комитета? Сейчас расскажешь все подробно, я еще успею что-то завтра проверить, - Сен-Жюст выдвинул ящик в столе, где, как он видел, Клери хранила бумагу и чернила. И замер, уставившись на рисунки. Их было много. Портреты, выполненные в той же странной манере, что и те, которые она нарисовала в кабинете Робеспьера. Один из портретов поразил его особенно. - А она, оказывается, не только преступников рисует, но и депутатов Конвента, - присвистнул Сен-Жюст. Тут и Максимильян есть. Похож.

- О Лафоне и Марке я сегодня узнал, Максимильян погнал меня в тайную жандармерию, чтобы я принес ему информацию обо всех, кого упоминаю в отчете. Я и принес, а позже проанализировал все и собирался сказать завтра утром, - Огюстен залпом осушил бокал, потом протянул руку за рисунком. - Покажи? - Некоторое время он внимательно изучал его, потом вернул Сен-Жюсту. - Действительно похож. Есть что-то жуткое в ее манере рисовать. Так что тебе рассказывать?

- Все. В мельчайших деталях. Я буду задавать вопросы. Про Лафона, Марке и прочих. - Сен-Жюст допил свой бокал и, вздохнув, настроил себя на деловой лад.

Закончив подробно излагать свои наблюдения и мнение о Бушоте, Лафоне и Марке, а также развивая теорию о марсельских заговорщиках, встреча с которыми была все еще очень свежа в памяти, Огюстен допил вино и поднялся. - Вот все мои умозаключения. А теперь я пойду, мне бы домой добраться, пока туда не добрался Максимильян. Извинишься за меня перед Флери.

Сен-Жюст кивнул. - Если дождусь. Как ты обратил внимание, она мне не отчитывается.

- Тогда я напишу ей записку, - Огюстен перевернул рисунок, который перед этим рассматривал и написал на обороте: "Обстоятельства вынуждают меня уйти не попрощавшись, извини. О. Робеспьер". Потом повернулся к Сен-Жюсту: - Увидимся завтра в Тюильри.

***

Сен-Жюст с удовольствием допивал вино, когда хлопнула входная дверь. Она все-таки вернулась. Отлично. После того, как он все-таки спровадил Огюстена, можно будет отлично провести время. Хотя бы просто за разговором, раз он дал обещание про эти полгода «отсрочки». Сен-Жюст планировал обсудить с ней призрака, о котором рассказывала Эжени, и немного коснуться личности Эбера. И ни слова – о Робеспьерах.
- Твой новый друг просил передать тебе письмо. Не любовное, как ни странно. – Сен-Жюст протянул ей листок.

Бьянка пробежала его глазами.
- Ты что, выгнал его?

- Нет, что ты, такого не выгонишь, - рассмеялся Сен-Жюст. – И как тебе младший Робеспьер? Судя по всему, он тебе симпатичнее, чем старший? Или ты переменила свое мнение о Максимильяне?

- Какой ты любопытный, Антуан, не дают тебе покоя Робеспьеры! – в тон ему ответила Бьянка. Неожиданно ее лицо застыло. Перевернув листок, на котором была оставлена записка, она увидела собственный рисунок. – Откуда здесь этот портрет?

- Какой? Портрет Максимильяна? Это я достал. Искал бумагу, а нашел этот шедевр. Ты, оказывается, и правда художница. Сколько в тебе еще талантов, Клери?

Но Бьянке было не до шуток. Свою речь о продажных мерзавцах, которых она любит рисовать, она помнила дословно. Она бы в жизни не показала Огюстену этого портрета после таких слов, это было просто отвратительно.
- Это отвратительно… - медленно сказала Бьянка и подняла на Сен-Жюста недобрый взгляд. – Какого черта ты обшариваешь мои вещи? Я давала тебе это право?

- Я … Ты что обозлилась? – опешил Сен-Жюст.

- Я ненавижу это, больше всего ненавижу! Может быть, ты еще что-то обыскал? Я впустила тебя в дом, доверяя тебе больше, чем кому бы то ни было, а ты… в мое отсутствие… - Бьянка задохнулась от гнева. Через секунду она стояла рядом с Сен-Жюстом, протягивая ему толстый конверт. – Это отчет Огюстена. Тот самый, что был украден. Я прочесала все бумаги в кабинетах членов Комитета. Этот конверт, как я и предполагала, был спрятан в кабинете Кутона. Забирай и уходи. – Она говорила ледяным тоном. – Уходи, Сен-Жюст!

Сен-Жюст поднялся. Говорить с ней сейчас было бессмысленно – кажется, она и правда страшно разозлилась.
- Спасибо за отчет.. Клери.

Проводив его взглядом, Бьянка задумчиво посмотрела в окно, потом – на портрет. На душе было мерзко. Подумав немного, она провела линию, отделив послание Огюстена и написала: «Я согласна». А затем, перевернув листок, приписала дату на портрете: «25 апреля 1793 года». Это было честно – портрет был и правда годичной давности. Если Огюстен посчитает, что на нее стоит обижаться за ее мнение о его брате, составленном год назад – его проблемы. А если он окажется умнее… Пусть все идет, как идет. В конце концов, она никому не обязана отчитываться.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5 ... 35, 36, 37  След.
Страница 4 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group