Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 5, 6, 7 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 03, 2009 1:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года.
Париж, кафе «Флер»\Дом Дантона\Бульвары
Эжени, Моррель, Дантон.

День прошел беспокойно. Эжени снова начала видеть кошмары, в которых Сен-Жюст смеялся над ней и обнимал цыганку, называя ее своей единственной. Всплывало почти забытое лицо Робеспьера, который зачем-то просил Элени спасти его, а Элени фыркала и цеплялась за рукав Армана, который отталкивал ее. Наконец, иногда кошмар отступал, когда в сон врывался образ Камиля с пером в руке, что-то рьяно доказывающего той самой неизвестной блондинке из мира бессмертных, которая была с Маратом до самой его смерти. Блондинка спорила и смеялась, превращаясь в Селесту, а Камиль бросал перо, крича, что теперь тоже увидел призрака, а сама Эжени тщетно пыталась схватить его за руку, потому что стала прозрачной и невидимой.

Проснувшись вечером, она попыталась привести себя в порядок, подумав, что, увидь ее Дантон растрепанной и прочти он в ее глазах болезненное безумие – сразу уйдет, а потом еще и выскажет Камилю, что мог найти и получше. Если Камиль жив. Да, это - главное. Стараясь подавить нервную дрожь. Она зашла в кафе «Флер».

- Здравствуйте, гражданин Моррель, спасибо большое, что пришли. Вот видите – вы уже исправляете свои ошибки, и нечего грустить и оплакивать свою участь, - улыбнулась она ему.

- Здравствуйте, гражданка Леме, - улыбнулся в ответ Моррель. День прошел ужасно. Сегодня весь Конвент лихорадло: кто-то нашел на стене надпись, извещавшую, что Максимильян в опасности. Никто не знал, верить этому или нет, но точно было известно только одно: Робеспьер не появился на заседании. Вот так. Почему-то было страшно, но признаваться в этом своей новой знакомой он не хотел. Она и так хорошего о нем мнения, думает, что он совсем уж отъявленный трус. - Мы вовремя встретились с вами, я чувствую себя гораздо лучше, по сравнению со вчерашним и готов идти к Дантону, хотя и признаюсь вам, что немного теряюсь. Но сначала выпьем кофе, хорошо?

Эжени прочла в мыслях смертного страх, неуверенность в себе и… легкое восхищение всем происходящим, чистое провинциальное восхищение Парижем и бьющей ключом – подумать только – вокруг него – жизнью. Она присела за столик и дождалась, пока он закажет кофе.
- Моррель, я пойду дальше, я признаюсь Вам, что совсем боюсь. Дантон – наша единственная надежда. А вообще Вы – молодец. Я – жуткая трусиха, если честно, Камиль мог бы подтвердить, если бы был здесь. Я боюсь страшных снов, обхожу черных кошек по другой стороне дороги и могу свести Вас с ума, рассказывая страшные сказки, которыми наполнен этот город. Хотя и светлых я тоже знаю немало. Так что Ваше смущение – это еще что, поверьте.

Моррель рассмеялся. С ней было хорошо и легко. - Пойдемте к Дантону. Я действительно хочу исправить свою ошибку. Клянусь, что сделаю все, что в моих силах.

По мере того, как они приближались к дому Дантона, уверенность почти покинула его. Сам дом поражал роскошью, он и не думал, что так можно жить в то время, когда остальные едят хлеб пополам с глиной и получают фунт мяса в декаду на человека. И то денег на соль уже не хватает... Может быть, правы те, кто говорит, что Дантон - умеренный? Глядя на его жилище именно так и думается. А еще думается о том, скольких казнили за то, что их подозревали в умеренности. От этих мыслей стало совсем паршиво. Но им нужно поговорить с Дантоном. И точка. Моррель потянулся к дверному молотку и постучал. Некоторое время в доме было тихо, а потом на пороге появился... слуга. Вот так.

*Хоть кому-то стало проще жить сегодня ночью*, - подумала Эжени и последовала за Моррелем.
- О, Вы и правда новичок в Париже, - улыбнулась она, - знаете, держать кухарку – обычная практика для революционера. И потом ведь внешность не главное. Если Камиль говорит, что Дантон – один из лучших на всем свете, значит это так.
- Гражданин, - обратилась она к слуге, - Вчера вечером я передала записку Дантону с просьбой о встрече. Если он не против, то мы тут и просим нас принять. Это правда важно.

- Дантон вас примет, - сказал слуга. - Проходите, подождите здесь, пожалуйста. - Прежде, чем удалиться, он взял у гостей верхнюю одежду.

Моррель опустился в кресло, разглядывая роскошную обстановку. Такого ему еще не приходилось видеть. Значит, врут, когда призывают народ ходить в деревянных башмаках и довольствоваться жидкой похлебкой? Значит врут, когда говорят, что любой богач - это враг? Теперь он не знал, кому верить. Вся вера в идеалы куда-то исчезла...

- Не смущайтесь, Моррель, верьте своему сердцу, а не тому, что видят глаза, - тихо проговорила Эжени, чувствуя себя неуютно в слишком большом помещении, - Он должен понять. И он правда спас Республику. Мне кажется, что он просто устал. Одна Революция – этого достаточно для одной жизни. Даже слишком много. А Франции осталось взять еще много Бастилий, уж поверьте.

Дантон ожидал этого визита, хотя текст записки показался ему странным. Камиль исчез. Да, он не появлялся. Но почему тогда он ни черта не знает об этом, а неизвестной женщине, видимо, сообщили о возможной интриге. И кто она? Кто на самом деле? Агент? Вот одна из причин, почему он отказался встречаться в кафе. Дома можно хотя бы надеяться на то, что их разговор тут же не станет достоянием общественности. В кабинет зашли мужчина и женщина. Она - тонкая и изящная и, пожалуй, немного бледная. Он - судя по всему провинциал. Дантон поднапряг память. Где-то он видел эту физиономию... Да, так и есть. Тот самый, который обвинял Огюстена Робеспьера. Интересно... Тут же вспомнилась и его фамилия - Моррель. А вот женщину он видел впервые. - Добрый вечер, граждане, - Дантон указал им на кресла. - Рад, что вы согласились изменить место встречи и пришли сюда. Однако не будем терять времени. Расскажите мне все, что вам известно.

- Гражданин Дантон, - начала Эжени, сильно смущаясь, - Меня зовут Эжени, Эжени Леме. Я пишу пьесы для Театра Вампиров. Мы давно знакомы с Камилем. Он пропал бесследно. Я пошла искать его к Тюильри и наткнулась на этого гражданина. Он очень хороший и добрый, он сделал ошибку, но хочет помочь ее исправить. А я увязалась за ним… потому что – Она быстро взглянула на Морреля, - Потому что я боюсь, что Вы захотите сделать ему что-то плохое, хотя Вы тоже хороший и добрый… И Камиль в большой беде, а ему нужны друзья… И вот он тут Вам хочет рассказать… надеюсь, еще не поздно все исправить… я очень беспокоюсь, - Она начала путаться в словах и посмотрела на собеседников.

Дантон не верил своим ушам. Хороший? Добрый? Да где гражданка таких слов набралась? Странно, что она еще на свободе. Приди она с такой сказкой к Робеспьеру или Сен-Жюсту... - Рассказывайте, гражданин, - обратился он к Моррелю. - И постарайтесь ничего не скрывать, сделаете хуже себе в первую очередь. Только не воспринимайте это, ради Бога, как угрозу. Это - констатация факта, так как от вашей искренности многое зависит.

Моррель рассказал все, запинаясь и путаясь в словах, но все же рассказал. - Боюсь, что я сыграл в этом деле роль...

- Идиот!!! - взорвался Дантон. - Какого черта ты лезешь в политику, если ни хрена в ней не смыслишь? Будешь бегать от одних к другим, пока тебя не прихлопнут, как назойливую муху?

- Но я думал... - пробормотал Моррель.

- Ты не думал! - рявкнул Дантон. - Если бы думал, не пришел бы сюда лично!

- Это я его попросила, гражданин Дантон, - вступилась за Морреля Эжени, - Вы – моя единственная надежда сейчас. Мне кажется, что если кто и может разобраться в ситуации – то это Вы и спасти Камиля, пока не поздно. Кроме того… исправлять ошибки ведь надо лично, правильно? И кто из нас не метался, запутавшись? И Вы же не причините ему вред? Пожалуйста, не ругайтесь так громко, а то мне хочется спрятаться или убежать, а этого делать нельзя ни в коем случае, потому что в опасности… ну вот он, - Эжени отошла к окну и села на подоконник, по старой привычке.

- Хорошо, гражданка Леме, - кивнул Дантон. - Я понимаю ваше беспокойство. Только сейчас не могу дать вам определенного ответа, на все нужно время. Сейчас я собираюсь уйти. Если хотите - подождите меня в гостиной, если хотите - зайдите часа через четыре. За это время я соберу интересующие вас сведения.

- Я не могу сидеть и ждать, - тихо заметила Эжени, - Не могу. Я ждала его уже долго. Пожалуйста, скажите, что я могу еще сделать. Я хочу идти куда угодно – только навстречу ему. И если Вы поверили и не задали лишних вопросов – значит и правда стряслась большая беда. Я даже сожалею, что втянула Вас всех в это дело, но я не могу обшаривать весь Париж и окрестности дом за домом, верно?

- Я тоже не могу обшаривать весь Париж, гражданка! - рявкнул Дантон, теряя терпение. - Если вам нечем заняться, ступайте и послушайте, о чем говорят в Париже. Или пусть вам расскажет гражданин Моррель, он умеет чесать языком. А мне не мешайте, сделайте одолжение. Ждите, или приходите часа через четыре.

- Знаете, вот того, чтобы Вы на меня кричали, я не заслужила, - заметила Эжени, - Если я только Вам мешаю, я ухожу. И я бы никогда-никогда бы не пришла больше, если бы это не было связано с тем, кого я так люблю. Поэтому я приду через четыре часа и пусть Вы хоть снова на меня накричите, выслушаю все, что Вы скажете, - Она развернулась и вышла, обратвшись к Моррелю уже только на улице, - Так где Вы встречались с человеком с тихим голосом? Таверна? Дом? Нам надо найти его. А Дантон правда хороший.

- Один раз дома, другой раз в таверне, - ответил Моррель. - Но давайте подождем, что скажет Дантон.

- В какой таверне, - упрямо возразила Эжени, - Как он нашел Вас? Черт побери, хотите – сидите и ждите. В принципе есть еще один человек, который может напасть на след… Но он враг Дантона… Или я путаюсь… Это Сен-Жюст. Он тоже друг Камиля.

- Сен-Жюст?! - заорал Моррель так, что прохожий шарахнулся от него, как от прокаженного. - Ну уж нет, гражданка! С меня хватит неприятностей. Я уже рассказал вам все, что знал. И вы не имеете права втравливать меня в свои интриги, я уже втравился и без вас. Он сам нашел меня в таверне "Два гуся" и я не собраюсь торчать там, тем более, что больше я туда не приходил никогда.

- Интриги? – переспросила Эжени, - Нет, это не интриги. Это любовь. Хорошо, ради Вас я не буду советоваться с Сен-Жюстом. А Вы… когда-нибудь просто поверьте, что на свете есть место и добру, и честности. Вы сейчас очень обидели меня, Моррель, причем незаслуженно. Если я Вас обидела первой – извините. Вы сделали все, что могли, втягивать Вас никто ни во что не собирается. Я хотела быть Вам другом. Я увидела в Вас то, чего не видели другие - чистую душу на улицах Парижа. Наивность и благородство. Робость и храбрость. Но Вам, наверное, друзья не нужны.

- Нужны, - вздохнул Моррель. - Простите, если я вас обидел. А пока что... давайте прислушаемся к совету Дантона и послушаем, что говорят в городе.

- Хорошо, - ответила Эжени, - Начнем с таверны «Два гуся». Вы можете оставаться на улице, я поговорю с трактирщиком. Она быстро забежала в таверну и написала несколько строк, попросив трактирщика отправить в Тюильри, после чего поговорила с трактирщиком с глазу на глаз. Несколько строк предназначались Сен-Жюсту и гласили «Сен-Жюст, призраки вошли в нашу жизнь. Камиль пропал, это не случайность. Его увезли за город по распоряжению человека в маске, который уговорил одного наивного юношу стать орудием в его руках. Вы ведь поймете, что делать дальше? Они встречались в таверне «Два гуся». Эжени»

- С сегодняшнего вечера эта таверна будет переименована в «Благодетеля в маске», - деловито заметила она Моррелю, А теперь скажите – Вы быстро пишете? Я хочу расклеить афиши о том, что «благодетель в маске» разыскивается по обвинению в… растрате, и любой, то даст сведения о его местонахождении получит награду. Обращаться за наградой надо в одноименную таверну. Вот так. Пойдемте же, будет чем заняться четыре часа.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 03, 2009 1:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, бульвар Мадлен\дом Альбертины Марат.
Сантьяго, Элени, Альбертина Марат.

Раздражение стало второй натурой Сантьяго. С тех пор, как заварилась история с Клодом Орсе, он окончательно потерял остатки спокойного и отстраненного отношения к миру, которое обрел за время путешествий и считал основой своего мировосприятия. Париж – хороший город, но абсолютно сумасшедший. Впрочем, сейчас он шел встретиться с единственным человеком, которого считал нормальным в этой жизни. Ну и что, что это не совсем человек.
- Элени, - окликнул он свою бессмертную знакомую, по привычке слегка опоздавшую, - Я жду Вас посреди бульвара Мадлен уже почти час. Я понимаю, что у Вас впереди вечность, но, черт возьми, я уж испугался, что Вы умерли, или что я умру, дожидаясь Вас. Трагичный исход. Не правда ли?

- Весьма трагичный, особенно, если учесть, что с моим уходом рухнет карьера целого театра, - засмеялась Элени, машинально протягивая ему руку для поцелуя. - Простите, мой дорогой друг, дела задержали меня в Театре. А я настолько не избалована вашим вниманием в последнее время, что долго решала, уж не привиделась ли мне ваша записка! - Элени перевела дух. На самом деле она находилась в довольно мрачном настроении. Эстель не выходила у нее из головы. Маленькая мерзавка явно задумала ее изничтожить. Да, у Элени, безусловно, были сильные позиции - и талант, и положение в Театре, и уважение большей части членов Собрания... Но маленькая подлая женщина способна разрушить крепость. Это Элени знала не понаслышке.

Сантьяго галантно поцеловал ей руку.
- Элени, мне кажется или Театр снова поглотил Вас без остатка? Кстати, со мной сейчас тоже происходит нечто подобное – но мы же не проведем вечер, услаждая слух друг друга рассказами о собственных маниях? А выглядите Вы ничего, - одобрил он, - Наконец-то перестали звенеть побрякушками как рождественская елка. Ну же, Элени, Вы не в Театре, перестаньте делать такое смешное лицо. А то я испугаюсь, и мое неприличное предложение вылетит у меня из головы.

- Неприличное предложение? - заинтересовалась Элени. - Ради такого я готова сделать любое лицо. Какое предпочитаете? Трагедия? Комедия?

- Нет, Элени, предлагаю ужас. Чудовищную историю, от которой кровь стынет в жилах, - объявил Сантьяго, - Помните, я обещал Вам больше рассказать о себе? И заодно познакомить Вас ближе с миром людей? Так вот, торжественно приглашаю заглянуть в гости к одной моей знакомой. Когда-то я обещал на ней жениться, но не сложилось. И Вам будет интересно, и ей развлечение.

- Боже мой, никогда не знаешь, чего от вас ждать! - произнесла Элени, пряча улыбку. - Я помню ваше обещание, но я тогда говорила несерьезно, и не надеясь получить от вас таких интригующих подробностей. Но я сгораю от любопытства. Когда вы представите мне вашу знакомую?

- Сейчас? – подмигнул Сантьяго, - Или Вы думали у нас – свидание? – Он рассмеялся, но по-доброму.

- Свидание? С вами? Я лучше вображу себе свидание с африканским крокодилом! - весело рассмеялась Элени и взяла его под руку. - Ведите, Сантьяго!

- Дорогая Элени, в нашей паре крокодил – все-таки Вы. Такой грациозный зубастый крокодил, - в тон ей ответил Сантьяго, - Я по сравнению с Вами в лучшем случае бегемот, - Он продолжил болтать и повел Элени к дому Альбертины Марат, которую всегда навещал раз в неделю вечером в среду.

Альбертина Марат деловито разложила перед собой несколько газет и задумалась, обмакнув перо в чернильницу. Сейчас ей предстояло написать открытое письмо. Она честно предупредила об этом Клери, которая занесла ей продукты. С Клери они не встречались с тех пор, как она передала ей архивы Марата, но продукты продолжали поступать регулярно. Удивительное существо эта Клери - такая красивая, еще и явно аристократка, а статьи пишет правильные, честные, и ничего не боится. При мысли о Клери Альбертину всегда преисполняла гордость - она не сомневалась, что именно ее выдающийся брат сделал эту вертихвостку вполне пристойной особой. После выхода "Друга народа" АЛьбертина специально дожидалась ее прихода, чтобы выразить свое желание высказаться на страницах газеты. Клери закивала и обещала запланировать заметку в номер. Теперь Альбертине предстояло написать первое в жизни письмо для опубликования. Тема была серьезной. О трусости современных писак. которые смеют именовать себя журналистами. В последнее время все чаще в прессе проскакивали анонимные статьи. И это было необходимо пресечь. Стук в дверь вывел Альбертину из задумчивости и она прошаркала к входу. - Кого черти принесли? - рявкнула она, прекрасно зная, кого увидит на пороге. Встречи с Сантьяго Люциани стали для нее доброй традицией, и она всегда ожидала его по средам, заготовив бутылочку вина и пирог.

- Альбертина, уже не узнаешь, дорогая? – Сантьяго расплылся в улыбке и потянул за собой Элени через порог, - Ты не против, если я тебя кое с кем познакомлю? У меня ведь ближе тебя никого нет, сама знаешь, - Не бойся ее, - прошептал он Элени, - Она как и ты, только с виду неприступная и боевая… Но не крокодил.

- Добрый вечер, - с достоинством произнесла Элени, оглядывая страшилище на пороге. Если бы она хотела написать сказку про ведьму, главная героиня выглядела бы именно так. Женщина, больше похожая на мужчину, с горящими черными глазищами, крючковатым носом и огромным хищным ртом. Бррр.

Альбертина смерила гостью не менее высокомерным взглядом. Он нее разило всей династией Людовиков вместе взятых, и их прадедов в десятом колене. Затем повернулась к Сантьяго, насупив брови. - Ты кого приволок сюда, ирод?

- Это Элени Дюваль, Элени – позволь представить тебе Альбертину Марат, - Сантьяго наслаждался впечатлением, которое женщины произвели друг на друга, - Альбертина, я не Ирод, ирод умер много сотен лет назад, ты что-то путаешь. Элени, прошу тебя, познакомься с моей любимой женщиной, которой я восхищаюсь уже целый год, а она только-только перестала вышвыривать меня прочь с порога. Альбертина, так как ты – мое самое обожаемое создание, то Элени уж точно самое ненавистное. Как только я скажу, что любимое она потеряет ко мне интерес. Элени много работает, как и ты, и я решил, что две работающие женщин найдут о чем поговорить, - Сантьяго благоразумно решил не проговаривать вслух, что сам является образцом бездельника.

- Ну знаешь, захлебнулась негодованием Альбертина, но потом подумала, что лучше выскажет ему все потом, когда рядом не будет этой вульгарной красотки. - Проходите. Есть нечего.

Элени быстро оценила ситуацию. Они находились в доме сестры знаменитого публициста Жана Поля Марата, погибшего в прошлом году при трагических обстоятельствах. Арман одно время собирался даже поставит пьесу "На смерть Марата", только Эжени и Франсуа категоричеси отказались работать над этим сюжетом, каждый - по своим соображениям. Старая дева, да еще и невоспитанная. ЧТо может быть хуже? Но против хамства у Элени была своя тактика. - О, какая чудесная уютная комнатка! - воскликнула она, всплеснув руками. - Всегда мечтала о таком гнездышке для себя! Правда, тут совсем нет цветов. Скажите, уважаемая гражданка, вам ты не хотелось сделать ваше очаровательное жилье еще более уютным? Я могла бы посоветовать вам восхитительные цветы, которые не вянут, даже если их редко поливать!

- Обойдусь без ваших гребаных советов, - отрезала Альбертина и насупилась. Если эта красотка скажет еще слово, она оденет ей на голову кастрюлю и спихнет с лестницы. И не с такими справлялась.

- А я все принес – провозгласил Сантьяго и достал из дорожной сумки круассаны, сыр и бутылку вина, - Элени не пьет, Альбертина, но не всем же быть совершенством, верно? Элени… - изумился он Ты что – не загубила мои фиалки? Я тронут…
Элени слегка покраснела и, чтобы скрыть досаду, принялась расставлять на столе принесенные Санттьяго продукты.

- Осторожнее! - рявкнула Альбертина. - Смотри, куда ставишь! Тут вещи мои лежат, вы что, ослепли, гражданка?

- Альбертина, ты что – ревнуешь? – изумился Сантьяго, - Значится, так. Раз стол занят, будем пить на полу, - Он подмигнул Элени и разлил вино по двум бокалам. Твое здоровье, Альбертина, любовь моя.

- Желаю вам здоровья и счастья в будущей семейно жизни, - просияла Элени. - Вы ведь невеста Сантьяго, правда?

- В гробу я видала такого жениха, - более миролюбиво гаркнула Альбертина. - Не буду я пить на полу. Не девочка уже. - Она величественно уселась в кресло.

- Нет, в гробу меня видала Элени, - рассмеялся Сантьяго, - Альбертина, представляешь, я тебе забыл рассказать, я же роль получил. В Театре Вампиров. Играл труп. По-моему мне удалось, хотя цветы, как всегда, прислали Элени.

- Сантьяго был великолепен! - кивнула Элени. - А вы, Альбертина, любите театр? С удовольствием пригласила бы вас на спектакль!

- Черт меня упаси от вашей дьявольской забегаловки, - сверкнула глазами Альбертина и повернулась к Сантьяго. - Не ожидала от тебя.

- Я от себя тоже, - весело ответил Сантьяго, - Ну что, Альбертина, мою бутылку мы допили – неси свою.

Дождавшись, пока Альбертина разольет вино по бокалам, он первым сделал глоток и почувствовал что-то неладное. А еще – ощущение дежа вю, которое так любят французы, - Стой, - Он выбил бокал из рук Альбертины, - Вино отравлено. Я знаю вкус этого яда. Хороший выдержанный мышьяк.

Альбертина и Элени вскочили одновременно. И также одновременно бросились к Сантьяго. - Тебе нужно сделать промывание желудка, - всполошилась Альбертина. - У меня есть другой способ, но для этого нам нужно... в общем, здесь я ничего сделать не смогу... - умоляюще смотрела Элени.

- Спокойно, - отрезал Сантьяго, - Это был маленький глоток, обойдусь кружкой молока. Но срочно. Что - не знаете что ли – молоко неплохое противоядие? Ты ведь этого не знаешь, да? – Он посмотрел на Альбертину, - Вино предназначалось тебе.

- Кому-то была выгодна ваша смерть, Альбертина. Кто передал вам эту бутылку? - серьезно сказала Элени.

- К...Клери.. - пробормотала Альбертина, рухнув в кресло от неожиданности. Затем, взяв себя в руки, бросилась за молоком.

- Кто это - Клери? Ты знаешь, о ком речь? - деловито спросила Элени, когда они с Сантьяго остались одни.

- Знаю, - ответил Сантьяго, - Я у нее спрошу. Хочешь - вместе.

- Это женщина? Женщина передает ей вино? - изумилась Элени.

- Сейчас сама все узнаешь, - улыбнулся Сантьяго, только давай дождемся Альбертину, чтобы успокоить ее и дать понять, что скоро вернемся, ладно?

- Вот, выпей, - Альбертина вбежала, запыхавшись. Ее лицо вновь выражало решительность. - И я хочу сделать заявление. Клери не .... - она, нахмурившись, посмотрела на Элени. - Я потом тебе скажу, Сантьяго. Но я уверена. Это - заговор. Они хотят заткнуть рот "Другу народа". Вот, что я думаю.

- Согласен, - задумчиво проговорил Сантьяго, - Ты не возражаешь ведь, если я поговорю с Клери? Не волнуйся, мы с ней давно знакомы.

- С того ужина, верно? - мрачно сказала Альбертина. - Иди. Передай Клери, что нам надо встретиться. И будь осторожен. - Кивнув на прощанье Элени, Альбертина удалилась.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 03, 2009 2:33 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Предместье Парижа, потом - Тюильри

Робеспьер, Бьянка, // Сен-Жюст

Не самое приятное ощущение – очнуться в каком-то заброшенном доме, будучи не в состоянии вспомнить, как здесь оказался. Последнее, что он помнил отчетливо – это перекошенное лицо Каррье и его слова о преисподней. Если это – преисподняя, то очень холодная. И мокрая – крыша в доме прохудилась, капанье воды  ужасно действовало на нервы. Сил же хватило только на то, чтобы кое-как перевязать рану, оказавшуюся, к счастью, не смертельной, хоть и выглядела она устрашающе. В  деревянной балье нашлась дождевая вода  - как раз достаточно для того, чтобы  утолить жажду, умыться и привести себя в порядок настолько, насколько это возможно. О том, чтобы идти куда-то не могло быть и речи.  Все время  разделилось на полусон, полубред и на редкие проблески сознания, во время которых он несколько раз поднимался, чтобы попить.
Только к вечеру стало немного лучше. Услышав рядом тихий шорох, Робеспьер приподнялся на локте.
- Кто здесь?

- Ваш ночной кошмар, гражданин Робеспьер. - Бьянка порадовалась, что успела привести себя в порядок, прежде чем отправиться сюда. Она проснулась час назад. Пришлось посетить дом вдовы какого-то деревенского деятеля и убедить несчастную старушку, что она - ангел, явившийся к ней для опущения грехов. Наградой за выслушанную тираду - исповедь о легких флиртах с другими мужчинами во времена замужества и мелких пакостях соседям, а еще - об украденной и съеденной в дни отчаянного голода соседской кошке, Бьянка получила награду - возможность спокойно провести полчаса у зеркала. Вытряхнув из волос землю, умывшись и убедившись в своей привлекательности, она направилась к дому, где спрятала Робеспьера. Воспоминания о вчерашнем вечере доставляли ей удовольствие. Лишь мысль о Камиле Демулене заставляла немного хмуриться - неизвестно, как он добрался, и, ко всему прочему, с него станется заявить во всеуслышанье о том, что он убил Робеспьера. Но у нее не было выбора - не тащить же обоих в укрытие! А вопрос с Камилем в любом случае решится, ведь сегодня вечером они прибудут в Париж! Мысли о Сен-Жюсте и Огюстене Бьянка прогоняла, успокаивая себя тем, что их беспокойство будет вознаграждено, как только она доставит им Неподкупного в целости и сохранности.

- Ночной кошмар... да. Мне кажется, что именно благодаря вам я до сих пор жив, - Робеспьер с трудом поднялся, пробуя свои силы. Шатает. Но он и не теряет сознание, что не может не радовать. Видимо, сон пошел на пользу. - Нам нужно в Париж. Как вы думаете, сколько времени нам понадобится, чтобы дойти туда пешком?

- Забудьте про "пешком". Пока мы будем идти пешком, в Париже произойдет переворот. Если уже не произошел. Я думаю, ваши враги еще живы. Нужно воспользоваться вашим влиянием и забрать лошадей. Здесь они есть. Я проверила.

- Если есть - это другой разговор, - ответил Робеспьер. - Судя по этому дому я предположил, что мы находимся на краю света. Не будем терять времени.

***

Здание городской коммуны находилось, как и следовало ожидать, в центре этого небольшого городка. Внутри, несмотря на позднее время, горел свет, но зайти туда оказалось не так-то просто: дорогу преградили два вооруженных жандарма. Робеспьер молча протянул одному из них карточку из якобинского клуба, хорошо, что заговорщки оставили ему документы, позарившись только на часы и деньги. Судя по тому, как жандарм хмурился и шевелил губами, он просто не умел читать. Но печать все же внушала уважение и повертев документ в руках, для приличия, человек все же отступил.

Внутри на них никто не обратил внимания: все собрались в небольшом зале, где проходило нечто среднее между совещанием и заседанием. Робеспьер прислушался к дискуссии. -... сегодня нам говорят одно, а завтра - другое, - вещал оратор. - Сколько же это может продолжаться, граждане? Мы растеряны, мы не знаем, что делать. То нас призывают к гуманности, то говорят, что милосердие является преступлением и влечет за собой обвинение в модерантизме...

- И что ты предлагаешь? - насмешливо выкрикнул кто-то из зала. - Послать к ним петицию? Так и ее тоже обговорят!

- В зале раздались смешки. Скорее всего, это имело отношение к внутренним делам этого общества.

- Судя по всему, они настроены против правительства, - шепнула Бьянка на ухо Робеспьеру. - Уйдем сразу? Честно говоря, теперь я сомневаюсь в том, что нам стоит сообщать, кто вы такой.

- Мне казалось, что мы пришли сюда, чтобы раздобыть лошадей, - тоже шепотом ответил Робеспьер. Как назло, в помещении было очень душно, а может быть сказалось переохлаждение организма - его начал душить кашель. - Вы что-то хотели сказать, гражданин? - рассмеялся человек, стоявший рядом с ними. - Скажите, не стесняйтесь!

- Если вы настаиваете, - прошипел Робеспьер, откашлявшись.
- Граждане, - начал он, поднявшись на трибуну. - Предыдущий оратор был прав в том,  что не может быть двух форм патриотизма. Какие бы меры вы не принимали, они будут опасны, если будут исполнятся частично. Только открытые действия и открытое объявление ваших принципов будут говорить в вашу пользу. Нашим врагам удается одерживать победы только путем измены и предательства, а у вас, истинных патриотов, слишком много легковерия, которое губит вас.

В зале повисла тревожная тишина. Потом кто-то подбросил вверх шляпу.

- Да здравствует нация!

Лозунг тут же подхватили, раздались и другие выкрики как: "Да здравствует Республика!" и... " Да здравствует Робеспьер". Сам же Робеспьер перевел дыхание. Теперь можно надеяться раздобыть лошадей.

- Браво, гражданин Робеспьер, - искренне произнесла Бьянка, когда он в зале успокоились и продолжили обсуждение. - Вы талантливый оратор. Понимаю, странно стышать подобный комплимент - вы их слышите ежедневно десятками. Но они - от соратников, а не от строннего наблюдателя.

- Благодарю вас, - ответил Робеспьер. - Приятно слышать похвалу именно от стороннего наблюдателя. Подождем, пока они немного успокоятся. Он присел на свободную скамейку в первом ряду. Перед глазами плясали темные пятна, снова начало лихорадить. Это порядком злило. Почему именно сейчас, когда нужно торопиться? Отдохнуть, даже так, не дали.

- Гражданин Робеспьер... Я - Пьер Картье, председатель Коммуны. Не стану спрашивать, как вы здесь оказались, но хочу спросить, могу ли я быть чем-то полезен...

- Можете, - сказал Робеспьер, поднявшись. -  Вы окажете большую услугу, если сейчас предоставите мне бумагу, перо и чернила. Об остальном мы поговорим немного позже.
- Да, прошу вас. И вас, гражданка, - ответил Картье.

Выслушав их просьбу, касающуюся лошадей, председатель вышел. Когда за ним закрылась дверь, Робеспьер сел за стол и быстро написал короткое письмо. - Послушайте, Жюльетт... Будем смотреть правде в глаза - всадник из меня сейчас никудышний... Я приложу все усилия, чтобы добраться до Парижа сегодня же, но если со мной что-нибудь случится по дороге, не теряйте времени. Вы должны найти Сен-Жюста и отдать ему это письмо.  Пропуск я сейчас выпишу. И еще... Я знаю, что Страффорд умел узнавать намерения людей... Вы тоже так можете? Не нравится мне, что все так гладко прошло. Хотя, возможно, у меня паранойя.

- Откровенность за откровенность, гражданин Робеспьер. - Бьянка вскинула на него глаза. - Да, я могу это делать. Иначе вы бы сейчас были мертвы. И именно поэтому я буду сопровождать вас до Парижа. Мне было бы неприятно узнать, что все мои старания сгорели вместе с тем домом, где вас удерживали. Не бойтесь быть мне обязанным. Однажды я уже сказала вам, что мне ничего от вас не нужно. В отличие от Страффорда, который, если я правильно составила мнение о том, что происходило между вами, готов был на многое ради спасения своего смертного друга Лавуазье. Вы знаете имя того человека, который мне дорог. И наши мнения относитлеьно него совпадают.

- Смертного друга? - Робеспьер удивленно поднял брови. Он был уверен, что не ослышался. Впрочем, какая разница? - В таком случае я рад, что наши мнения относительно дорогого вам человека совпадают. Мне бы не хотелось становиться вашим врагом. Буду вам благодарен, если вы сможете узнать намерения председателя относительно нас.

Бьянка чуть не покраснела, отругав себя за такую глупую оговорку. - Конечно, смертного. Я называю так всех, кто больше трех раз избегал гильотины. Хотите воспользоваться моими способностями? Я знаю, что вам это здорово удается со всеми, кто вас окружает. Но мне нравится ваша откровенность. Поэтому я скажу вам, что намеряния председателя чисты и невинны - он хочет вам помочь и является вашим боьшим почитателем. Чего не скажешь о его помощнике, который стоит рядом с ним и собирается отправиться дать распоряжение о карете.

- Возможно, мне это удается, - кивнул Робеспьер. - Но далеко не всегда. Я хочу как можно скорее оказаться в Париже, так как любое промедление может стоить слишком дорого не только мне. Можете считать, что я воспользовался вашими способностями. Однако мне не нравится, что помощник хочет дать распоряжение о карете. Зачем? Каретой не сможете править ни вы, ни я. Да и дорога плохая. Сейчас убедим их дать нам просто лошадей.

Помощник председателя тем временем вышел, что-то тихо обсудив с двумя людьми, охранявшими помещение.

- Убеждайте, пока не поздно, - шепнула Робеспьеру Бьянка.

Робеспьер направился к выходу, ругая себя за то, что вынужден часто останавливаться. Но выйти на улицу они не успели - дорогу преградили  двое жандармов.

- Позвольте пройти, граждане. Или же пусть один из вас позовет сюда помощника председателя, он кажется мне человеком более надежным, чем сам гражданин председатель.

Жандармы переглянулись.

- Здесь имеет место заговор, граждане, - продолжил Робеспьер, пользуясь моментом. - Поэтому в ближайшее время одно из должностных лиц будет лишено своих теперешних полномочий. Ступайте, доложите об этом гражданину помощнику.

Один из жандармов вышел. Да, сообразительности ему не занимать. Зато служебное рвение присутствует, что не может не радовать. Второй жандарм не чинил  препятствий, они спокойно вышли на улицу.

- Он же испугается! - заметила Бьянка. - Этот помощник дорожит своим местом, пусть и является поклонником идей гражданина Эбера.

- Вы не внимательно слушали, - ответил Робеспьер. - Я не сказал, кого подозреваю в заговоре. Гражданина председателя мы попросим сопровождать нас, он сможет остановить своих людей, если они вздумают напасть. По крайней мере, мне хочется на это надеяться.

- На воре всегда шапка горит, - усмехнулась Бьянка. - А идея получить такого достойного сопровождающего мне нравится. Так мы сможем его контролировать.

- Значит, так и сделаем, - Робеспьер подошел к собравшимся у кареты людям. - Граждане, нет нужды снаряжать экипаж, нас устроят верховые лошади. Дорогу размыло, а нам важно как можно скорее оказаться в Париже. Вы, гражданин, будете сопровождать нас. Это все. Приготовьте, пожалуйста, лошадей.

Бьянка уловила бурное негодование в мыслях их будущего сопровождающего. "Отлично, этот ход разрушен, что же вы предпримите дальше?" - подумала она, не сводя взгляда с этого человека.


***

Но он ничего не предпринял. Всю дорогу они скакали, периодически останавливаясь, чтобы дать передохнуть Робеспьеру. Как человек, не привыкший к подобным переездам, он к концу пути был похож на мертвеца, но изо всех сил старался держаться. В момент, когда они достигли Тюильри, Бьянка подумала, что он сейчас упадет в обморок. - Наше путешествие закончилось. Интересно, что сейчас происходит в Тюильри? Посмотрите на окна - кажется, тут собрался весь Конвент, - Бьянка сверкнула глазами в сторону освещенного здания.

- Сначала... мне нужно домой, - с трудом проговорил Робеспьер. - Взять бумаги. Я живу здесь неподалеку.

- Но они же сходят с ума, они считают вас мертвым! - возмутилась Бьянка. - Вспомните себя у трупа человека, которого вы считали Сен-Жюстом!

- Я помню, - сверкнул глазами Робеспьер. - Но мы не знаем ситуацию в Конвенте. Вдруг переворот уже состоялся? Пять минут ничего не изменят, а я буду готов, если гражданин Эбер решит высказаться.

- Давайте я хотя бы попытаюсь вызвать их! - всплеснула руками Бьянка. Ее начинало лихорадить от неприятного предчувствия. Что это может быть, она понять не могла.

- Что-то заставляет меня прислушаться к вам, - медленно произнес Робеспьер. Флери волновалась, это было заметно. А такие, как она умеют чувтвовать эмоции гораздо лучше, чем это делают... смертные. - Пойдемте.

Бьянка подошла к одному из жандармов, которые стояли у входа в Тюильри. - Пожалуйста, вызовите срочно гражданина Сен-Жюста, - размеренно произнесла она, параллельно впиваясь в его мозг. - Срочно. Прямо сейчас. Дело не терпит отлагательств.

Жандарм закивал и скрылся за дверью. Через несколько минут в дверях появился Сен-Жюст. Выглядел он кошмарно: казалось, за прошедшие сутки он прожил несколько лет. *Обойди здание*. Четкая мысль. Неужели... Сен-Жюст стал медленно отходить от выхода. Робеспьер стоял среди деревьев. - Черт возьми, ты жив! - Сен-Жюст обнял соратника, все еще не веря, что это не сон.

- Что... Что в Конвенте? - Робеспьер вцепился в соратника, опасаясь, что сейчас упадет.

- Мы держимся, - тихо заговорил Сен-Жюст. - Мы с Огюстеном разослали письма в армии. Леба и Рикор должны завтра вернуться и доложить обстановку. Эбер и Моморо в Конвенте ведут себя, как победители. Каррье, правда, не появляется - говорят, у него нервный срыв и он уехал из Парижа. Огюстену сегодня не дали высказаться. Как мне удалось договорить свою речь до конца, до сих пор остается для меня загадкой. Это была не та речь, как ты понимаешь. Намного более нейтральная. Я говорил просто ради того, чтобы говорить, чтобы хоть как-то протянуть время. Эбертисты лезли, как стая взбесившихся крыс. Меня почти никто не поддерживал. Дантон молчал, Барер увещевал эбертистов прекратить базар, Колло вставлял бессмысленные комментарии. Кутона я еще утром отправил из Парижа. Максимильян, у меня нет слов.

- У нас есть время до завтра, - сказал Робеспьер. - Если я не успею подготовить речь до завтра, воспользуюсь старой, она до сих пор остается актуальной, но я опасаюсь, что этим мы только взбесим крыс. Хотя, в этом может быть и свой плюс, запаниковав, они выложат все, что у них имеется в запасе. Поэтому к прямым обвинениям мы перейдем послезавтра или через два дня. Эта отсрочка даст тебе возможность прочитать свой доклад. - Робеспьер оперся о стену. - Где Огюстен? Скажешь, что со мной все в порядке. Но только ему, не говори даже Кутону, я опасаюсь необдуманных поступков с его стороны. И еще. Думаю, что Жюльетт Флери захочет поговорить с тобой.

Сен-Жюст медленно обернулся и увидел ее. Как всегда ослепительная Клери. Посланница Дьявола. Она всегда была одинаково хороша, лишь иногда умела выглядеть еще лучше. Сен-Жюст подавил в себе все возможные эмоции. - Пойдем, я провожу тебя, Максимильян. Мы с Жюльетт проводим. У нас еще будет время поговорить.


***

Когда за Робеспьером закрылась дверь, Сен-Жюст повернулся к Бьянке. - Я должен поблагодарить тебя, Клери, от лица всей Франции. Ведь если бы не ты, его бы здесь не было, верно? Ты отправилась с ним, чтобы посмотреть, что за заговор затевается? Затем просто воздействовала на их мозги? А ублюдка Каррье свела с ума? Так?

- Ты знаешь ответы. Мог бы не спрашивать, - осторожно ответила Бьянка. Что-то в его голосе заставляло насторожиться.

Сен-Жюст дал ей затрещину. Она пошатнулась, и впервые в ее глазах промелькнул настоящий испуг. - Я чуть не сгорел в этом доме. Из-за тебя. И чуть не сошел с ума, представляя себе, как ты горишь в этом доме. А Огюстен чуть не сошел с ума, потому что до сих пор винит в твоей смерти себя. Ты нашла способ разобраться с эбертистами, но не подумала о тех, кто тебя любит. Для тебя люди - мусор, Клери. Ты эгоистичная и непрошибаемая. И играешь нами в свое удовольствие, когда у тебя есть настроение. А когда нет - занимаешься своими делами. Даже в Страффорде было что-то от человека. А ты - мертвая королева смерти. Холодная и безжалостная. Я не хочу тебя больше видеть. - Сен-Жюст резко повернулся и быстро направился в сторону Конвента.


Последний раз редактировалось: Eleni (Ср Ноя 04, 2009 2:31 am), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 03, 2009 3:38 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж.
Дом Бьянки\Монмартр
Сантьяго, Бьянка

Сантьяго легко взбежал по ступенькам лестницы к дому Бьянки. Жаль, Элени отказалась идти с ним наотрез. Ужасно, наверное, но чудовищная история с Альбертиной его даже обрадовала. Ему снова было двадцать пять лет, а смерть снова была рядом. Чтобы сделать свой ход. Клод Орсе пошел к черту, нет времени на него пока. Случайности гораздо интереснее, чем игра с запланированными обстоятельствами. А Элени, к его удивлению, осталась с Альбертиной, чтобы расспросить ее подробнее обо всех посетителях дома, лавах и прочей женской дребедени. Сантьяго надеялся только, что женщины к его возвращению не разнесут дом, и что от Альбертины не останется обглоданный труп, а Элени просто не оторвут голову – сил у Альбертины хватит.
- Синьора, открывай, - Он застучал в дверь.

Дверь распахнулась. Бьянка держала ее открытой, на случай, если Сен-Жюст решит вернуться, чтобы попросить прощения. Но он не возвращался. В глубине души она была уверена, что он не вернется, но надежда умирает последней. Самым неприятным было то, что она не считала, что он неправ. Она и правда не подумала о том, что стоит предупредить заранее и поискать возможности с ним связатсья. И не вспомнила о том, как потрясла в свое время Сен-Жюста смерть Страффорда в сгоревшем доме на границе Франции...
- Входи, Сантьяго. Я рада тебя видеть.

- Альбертину пытались отравить, - с порога заявил Сантьяго слегка более восторженно, чем стоило, - А яд достался мне. Здорово, правда? Эй, Бьянка, что с тобой?

- Отравить? Альбертину? - На секунду она даже забыла о мрачном настроении. - Сантьяго, расскажи, что произошло? Ты выпил яд? Я не знаю, может ли моя кровь служить противоядием... - она достала серебряный кинжал, который всегда носила с собой.

Сантьяго махнул рукой в сторону кинжала.
- Не надо, все прекрасно. Это был маленький глоток, это Альбертина обычно пьет сразу по полстакана, - добродушно заметил он, - А дело было так. Я привел в гости к Альбертине Элени Дюваль, мы выпили, а потом Альбертина достала бутылку, которую ей принесла ты. Вино было отравлено. Две любящие друг друга женщины были готовы разорвать друг друга на части над моим трупом, поэтому мне пришлось ожить. И вот я здесь. Альбертина считает, что это заговор против тебя и свободной прессы, а Элени сейчас помогает ей провести ревизию вина в серванте.

- Элени? Та самая, что ты называешь своей судьбой? Поздравляю, Сантьяго, не ожидала, что вы подружитесь. Мне она казалась весьма вздорной особой, но я могу ошибаться. Как ты понимаешь, я не подсыпала отравы в вино Альбертины. Но ты же и не думал, что это сделала я? Какая отвратительная погода в Париже в этом году! - Бьянка, устроившись в кресле с ногами, отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы.

- Слушай, да на тебя не думает даже Альбертина. А Элени замечательная, правда, - Сантьяго нахмурился, - Да что с тобой? Тебя даже тайна не увлекает. Свободную прессу ты защищать не бежишь по первому зову? Что стряслось?

- Все как обычно. Я снова отброшена назад и во всем виню себя, - устало ответила Бьянка. - Я собираюсь покинуть Париж. Газету не брошу. Газета - это единственное, что у меня есть. Но мне надо исчезнуть и привести в порядок свои мысли. В очередной раз понять, зачем я здесь, и чего хочу от жизни.

- Бьянка, а давай я убью тех, кто отбросил тебя назад? – серьезно предложил Сантьяго, - И кроме газеты у тебя есть я. А здесь ты – потому что будь ты хоть трижды итальянкой, ты – часть этого безумного города, в котором я навсегда останусь чужим. Мне кажется, тебе надо просто вспомнить, с чего для тебя началась та Революция. Для меня – с генерала Лафайета, - похвастался Сантьяго в очередной раз своим знанием новейшей истории.

Впервые за много лет Бьянка расплакалась, забыв о том, как некрасиво смотрятся кровавые слезы на бледном лице. - Я больше так не могу, Сантьяго, я совершенно потерялась в этом городе! С тех пор, как погиб Марат, я только и делаю, что гоняюсь за собственной тенью. Раз в неделю я складываю вещи, чтобы уехать, потом что-то происходит, и я понимаю: "Вот оно! Настоящее!" И остаюсь. Я люблю этот город, этих смертных, они стали частью меня. Но я - из другого мира. И я никогда больше не стану слабой женщиной, которую нужно защищать, которая имеет право на ошибки. Я - известный журналист, моего пера боятся ведущие политики города, я способна переубивать их всех по одному, придумывая для каждого свой, изощренный план. Я могу стать ночным кошмаром для любого человека, даже самого страшного мерзавца. Я умею стрелять в темноте, не глядя попадаю в человека. Я могу переломать руки и ноги самому огромному мужчине, а могу, если захочу, влюбить в себя практически любого смертного. Потому что, если я ему не понравлюсь, я способна покопаться в его мозгах и заставить ползать передо мной на коленях. И что? Я стала от этого хоть чуточку счастливее? Нет, нет, и тысячу раз нет! Я никогда не ценю того, что имею, рвусь к чему-то, ввязываюсь в авантюры, по ходу дела теряю все, чем могла бы жить. Я больше так не могу!

- Вот что. Так дело не пойдет, - Сантьяго встряхнул Бьянку за плечо, - Одевайся и пошли, - Он очти выволок ее на улицу, - И не кричи про погоду. Тебе-то все равно, это я потом буду пить горячее вино, - Он тащил ее в сторону площади Согласия, -Вот, теперь Париж. Насколько я понимаю, начинается здесь. Черт тебя возьми, ты игрок или нет? Ты наблюдаешь исторический момент и не пытаешься даже выбрать одну из сторон или просто играть, меняя лагеря как дамские перчатки. А где для тебя началась Революция? Идем туда, немедленно, пока я не замерз.

- На Монмартре, - прошептала Бьянка, размазывая по лицу слезы. - Ты даже не дал мне взять платок!

- Держи мой, - Сантьяго протянул ей собственный платок тонкого батиста, - Можешь не благодарить и не возвращать, - Все. Идем на Монмартр. Там ты вспомнишь, на какой стороны ты играла когда-то и выберешь заново. А потом идешь отпаивать меня вином и рассказывать, что именно выбрала. Хорошо?

****
- Все началось возле того дома, куда я привела тебя, - заговорила Бьянка. - Когда-то там жила семья. Сейчас они все уже умерли от голода и болезней, но тогда их было пятеро. Я увидела мальчика, который умирал от туберкулеза и впервые за свою никчемную жизнь задумалась о том, что есть что-то помимо развлечений, игры и убийств. Ведь я действительно когда-то была наемной убийцей, продавшей душу за возможность купаться в роскоши... И тогда я впервые решила, что нашла свое призвание. Стала работать с Маратом. Я восхищалась им и любила, как никого никогда не любила, потому что он не был ни красивым, ни знатным, ни ослепительным... - Бьянка говорила долго. О Марате, о Сен-Жюсте, о том, как несколько раз сбегала и возвращалась, о том, как приехала в Париж, чтобы найти себя. Затем она резко замолчала. - Не могу больше. Наверное, я разучилась разговаривать. Я никогда никому о себе не рассказывала.

- А знаешь, – Сантьяго несколько присмирел, наслаждаясь вином и привычным гомоном вокруг, - Я все-таки и правда в тебя влюбился. Любить тебя так, как любил Марат, я не смогу, а как любит твой новый поклонник – Огюстен что ли? – не буду. Не умею. Я слишком люблю игру, я слишком люблю разноцветную жизнь, чтобы настолько раствориться в ком-то другом. Но ты одна такая, кого я знаю и кому могу сказать такие слова. Не уезжай, прошу тебя. Ты пропустишь и историю, и несколько наших смертных судеб. И ты не сказала главного: так какую сторону ты выберешь теперь? Это ведь была вторая часть твоего задания.

Бьянка уставилась на Сантьяго, широко распахнув глаза. - Я никогда не думала... Ты.. Ты говоришь серьезно? А знаешь, я, кажется, растерялась. Оказывается, я на это еще способна. Вечер сюрпризов, не иначе. - Бьянка улыбнулась, плакать больше не хотелось. - Кажется, ты нашел волшебные слова. Я останусь. Я буду играть на своей стороне. Вот ответ на твой вопрос.

- Ну и договорились, - примирительно заметил Сантьяго, - А теперь, когда мы покончили с сантиментами, я требую еще вина. Партию в карты – и обратно на Монмартр? Скупим все газеты и выберем твою собственную сторону вслепую? Против Бога, черта, Робеспьера, Эбера и… ну кто там еще у них есть, - взмолился он, - А, Лафайет! Играем?

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 03, 2009 5:58 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.
Тюильри // улица // дом Эжени Леме.

Сен-Жюст, Огюстен Робеспьер, Эбер // Сен-Жюст, Дантон // Сен-Жюст, Дантон, Демулен.


Сен-Жюст вернулся в здание Тюильри, не оглядываясь назад. Хотя он твердо был уверен, что Клери так и осталась стоять, будучи уверенной, что он вернется. Ситуация была странной, и он, безусловно, был не прав, сорвав на ней все плохое, накопившееся за это время. Если бы она не оказалась в том доме, они бы убили Робеспьера. А без Робеспьера все бы рухнуло. Сегодняшний день показал, что долго они бы не продержались - продажные политики бежали, как крысы с тонущего корабля. Оставалось только смотреть и записывать, кто из прежних соратников оказался предателем. Сен-Жюст приблизился к Огюстену и отвел его в самый дальний угол. Он прошептал на фоне оглушительной речи Эбера.

- Максимильян жив. Но никому не слова.

- Откуда ты знаешь?! - Огюстен почувствовал, что сейчас ему станет плохо с сердцем, несмотря на то, что никогда на подобное не жаловался. Слишком много потрясений за сегодняшний день. - Антуан, откуда этот слух?!

- Я только что говорил с ним. Он спасся. Выглядит отвратительно, но живой. Я проводил его до дома. Он будет готовиться к завтрашнему выступлению. Держись, Огюстен, все не так плохо. Но мы должны молчать. Крысы завтра увидят привидение, - Сен-Жюст мрачно оглядел зал.

Огюстен сел, вытирая выступившую на лбу испарину.

- Не стану тебя спрашивать, как тебе удалось говорить с ним, если еще час назад ты сам был уверен в том, что он мертв. Несмотря на то, что больше всего мне сейчас хочется домой, я останусь и дослушаю то, что хочет нам сказать гражданин Эбер. Черт! Сестра уехала, в доме никого нет. Служанку я отпустил, а то у нее глаза были на мокром месте все время. Тут самому выть хочется...

- Когда Эбер закончит, мы вместе пойдем к Максимильяну. - тихо сказал Сен-Жюст. - Все в порядке, Огюстен. Мы выиграем эту битву. Обязательно выиграем.

- Итак, подведем итоги деятельности Комитета общественного спасения, - продолжал тем временем говорить Эбер. - Часть Комитета посвящает все свое время решению насущных проблем Республики. Благодаря гражданину Бареру были достигнуты соглашения с разными странами, которые не могут не радовать истинных патриотов. Гражданин Карно фактически взял на себя управление армиями, и у него это прекрасно получается. С внешней политикой все прекрасно. Но что происходит на внутреннем фронте? А происходит, граждане, такое, что вежливых эпитетов у меня не находится. Спросите сейчас любого прохожего - что хорошего он получил за время правления Робеспьера? Он задрожит и удерет в ближайшую подворотню. Просто побоится. Почему? А я отвечу. И вы, думаю, тоже знаете ответ. У гражданина Робеспьера есть верные соратники, которые научились составлять речи так, что оглашенные в них люди сразу попадают на гильотину. Посмотрите, что творится вокруг? Смерть, смерть, смерть! Она повсюду! Люди мрут, как мухи. Либо у них отсекают башку, либо они дохнут от голода. Между прочим, гражданин Сен-Жюст и сейчас стоит себе в углу и делает пометочки. Так что, граждане, вы поосторожнее, кто знает, что он там напишет?

- Мразь, - прошептал Сен-Жюст и сжал кулак так, что кости захрустели.

- Пусть наговорится, - зло процедил Огюстен. - Завтра он запоет по-другому.

- Его слушают, Огюстен. Слушают. И слушают внимательно. - Сен-Жюст на секунду закрыл глаза, переводя дыханье.

- Я и не сомневаюсь. И будут слушать. Он всегда был одним из признанных лидеров.

- Я хочу есть и спать. Но мы будем стоять тут еще долго, пока крысы не наговорятся. Посмотри, а Колло-то как распереживался. Не знает теперь, как поступить и к какому хозяину подольститься.

- Крысы могут наговориться не скоро, они празднуют победу. Но это не значит, что им не нужно есть и спать. Думаю, что скоро они разойдутся. Да, у Колло сейчас случится сердечный приступ. Говорит Эбер и кажется, на его стороне большинство. Вот Эбер и вспомнит ему клуб Кордельеров. Что касается Дантона, то... Кстати, ты заметил, что Дантон никак не отреагировал на исчезновение Демулена? Я слышал, как Гитон Морво спросил его, но Дантон никак не отреагировал. А между тем, нехорошие слухи уже ходят...

- Нехорошие слухи о причастности к этому делу Камиля? Я получил сегодня письмо. Один.. человек сообщил мне дополнительную информацию по этому делу. Я должен ее обдумать. Но, судя по всему, все было спланировано не только на уровне исчезнувших экипажей. Камиля довели до свинского состояния и привезли туда умышленно. Судя по всему, он и должен был стать убийцей. Я не видел его сегодня, завтра поговорю с ним. Хотя, вряд ли он что-то вспомнит.

- Не хочу о нем даже говорить, - упрямо мотнул головой Огюстен. - Сначала эта мразь пачкает бумагу, потом покушается на Максимильяна. Боюсь, что дальше будет хуже, так что ему лучше не попадаться мне на глаза. Для его же блага.

Тем временем дебаты подходили к концу. Сен-Жюст с непроницаемым видом поглядывал на депутатов, которые кидали на него взгляды: кто-то - опасливые, кто-то - недоверчивые, кто-то - торжествующие. Радуйтесь, твари. До завтрашнего утра у вас есть время. Огюстен тем временем засобирался домой.

- Я постараюсь заглянуть к вам позже, - сказал ему Сен-Жюст. - Мне надо пройтись и проветриться.

- Да, конечно, - кивнул Огюстен. - Я пойду домой, притом как можно скорее. Заходи к нам, если будут новости и если их не будет, нам нужно многое обсудить. Идеальным вариантом было бы, если бы ты согласился остаться у нас на ночь, утром голова лучше варит. По крайней мере у меня.

- Да, так я и сделаю. - улыбнулся Сен-Жюст. - Я буду у вас через час. - Кивнув Огюстену, он вышел на улицу и направился в сторону Нового моста. Ссора с Клери не шла из головы. Он сорвался и повел себя с ней, не как с женщиной, а как черт знает с кем. И, видимо, теперь их отношения будут безвозвратно разрушены.


***

Жорж Дантон почти не чувствовал усталости, несмотря на то, что за последние несколько часов умудрился поставить на ноги если не весь Париж, то добрую его половину. Черт возьми, Камиль действительно исчез! Во что он влип, черт возьми? Его похитили? Он что-то натворил и скрылся? Или его просто... убрали. И труп в Сену. Идиот, господи, какой дурак! Он едва с ума не сошел, когда час назад получил подробный доклад. Да, сидел и напивался с этим Моррелем, потом Моррель посадил его в карету, но сам в нее, нужно отметить, не сел, а ушел пешком. Камиль же исчез в неизвестном направлении. А разговоры! Разговоры чего стоили! Этот провинциальный болван во всеуслышание называл Роебспьера тираном и критиковал его политику. Такое никому не проходит даром. И надо же, чтобы в это влип именно Камиль! Несмотря на холод, Дантон почувствовал, что ему стало жарко. Задумавшись, он слишком поздно сообразил, что идет навстречу человеку, которого сейчас хотел видеть меньше всего. И человеком этим был Сен-Жюст. Ну одно к одному!

-- Добрый вечер, Сен-Жюст, - поздоровался Дантон, понимая, что Сен-Жюст его заметил и притвориться камешком на дороге не получится.

- Добрый вечер, Дантон, - усмехнулся Сен-Жюст. Бывший лидер Горы выглядел осунувшимся. Надо же, и Дантон иногда нервничает и забывает поужинать! - Какая встреча! Могу поспорить, что угадаю, о чем ты думаешь.

- Да что ты говоришь, - прищурился Дантон. - Если угадаешь, я пришлю тебе бутылку бургундского, договорились?

- По рукам, - слабо улыбнулся Сен-Жюст. - Ищешь Камиля? Рассуждаешь, грохнули его уже за участие в заговоре или он мирно пьет в какой-нибудь тайной забегаловке?

- Угадал, - развел руками Дантон. - Так и знал, что вы ему помогли пропасть, а я об этом ничего не знаю. Послушай, что за чушь ты несешь?! Какой заговор? Или заговором уже называются цитирование "Старого Кордельера"?

- Интересно, ты сейчас строишь из себя илиота или твои агенты настолько распустились, что не докладывают теюе обстановку? А может быть, у тебя их просто нет? - ехидно спросил Сен-Жюст.

- Приходится строить из себя идиота, так как мои агенты распустились, - ответил Дантон только для того, чтобы что-то ответить. Невозможно собрать всю информацию за такой короткий отрезок времени, черт возьми! И лучше выглядеть идиотом, чем обсуждать с потенциальным противником то, во что умудрился влезть Камиль. Знать бы еще, во что он умудрился влезть! И жив ли? - Они, представь себе, докладывают странные вещи. Что Эбер начал слишком смело рассуждать, что Максимильян не появился в Конвенте, где-то витают слухи о грядущем перевороте. Или о восстании, что в нашем случае одно и то же. Но мне ничего не известно о том, что Камиль записан в заговорщики. Поэтому и ищу его. Ясно?

- Ясно, - злобно ответил Сен-Жюст. - Удачи, Дантон. - Он повернулся, чтобы уйти, но что-то в облике громогласного трибуна заставило его остановиться. Дантон напоминал сейчас побитую собаку - огромную, страшную, но лишенную клыков. - Жив твой Демулен. - глухо сказал он. - Хоть и по уши в дерьме. Я видел его. И лучше б ему не появляться в обществе в ближайшие дни.

- Подожди, Сен-Жюст, - тихо сказал Дантон.Что-то в голосе монтаньяра ему не нравилось, хоть тресни. - Мне действительно не все известно. Что произошло?

Сен-Жюст внимательно посмотрел на Дантона. - Пойдем. Думаю, я знаю, где Демулен.

Дантон молча пошел за ним, не задавая вопросов. Не нравилось ему все это.

***

Сен-Жюст обогнул дом, где жила Эжени и некоторое время стоял, считая окна. Он был уверен, что Камиль отправился именно сюда. По возвращению в Париж они с Огбстеном отпустили его, и он уехал, кивнув на прощанье. Молча. То, что он не пошел к Люсиль, было очевидным - иначе Дантон уже давно переговорил с ним. Оставалась Эжени. Скорее всего, они были там вместе. Вот ведь, Демулен, тюфяк-тюфяком, а умудрился так построить свои отношения с сцществом из мира мертвых, что она кому угодно за него глотку перегрызет. Мысли снова плавно перетекли к Клери и горящему дому. Нет, он все сделал верно. Нужно выбросить ее из головы и жить настоящим. Тем более, что в этом мире у него достаточно проблем и без этой избалованной блондинки. Высчитав окно, Сен-Жюст начал кидать в него мелкие камешки. Через минуту в окне появилось бледное лицо.

- Получай своего Демулена, Дантон. - сквозь зубы произнес Сен-Жюст, отступая в тень.

Оказавшись в квартире, Дантон забыл, что его привел сюда Сен-Жюст, забыл, что как безумный барабанил в дверь, выкрикивая проклятия, забыл, что находится в чужом доме и должно быть перебудил всех соседей. Важно было одно: соратник жив, с ним ничего не случилось. От переизбытка эмоций он вцепился в него и даже не замечал, что орет, повторяя одну и ту же фразу:

- Черт бы тебя побрал! Жив! - Немного успокоившись, он присел диван и уже тише спросил: - Во что ты влип, Камиль? Скажи мне, в какое дерьмо ты умудрился влипнуть?

- Разве Сен-Жюст пришел не для того, чтобы арестовать меня? - безучастно произнес Демулен. - Или архангелу смерты не чуждо что-то человеческое, ведь он тоже когода-то был человеком. Ты привел Дантона попрощаться со мной? Спасибо, Антуан.

- Какой же ты дурак, - искренне выдохнул Сен-Жюст и отвернулся.

- Похоже, что вы оба знаете больше, чем знаю я, - нахмурился Дантон. - Тебя обвиняют в заговоре, Камиль. Я хочу, чтобы рассказал мне все, раз это все известно Сен-Жюсту. Не заставляй меня делать поспешные или неправильные выводы. Просто расскажи, что произошло.

- Да никто этого идиота не обвиняет! - зло сказал Сен-Жюст. - Обвиняли бы, разговаривали бы мы сейчас в другом месте.

- Вчера вечером я убил Робеспьера. Странно, что Сен-Жюст до сих пор об этом молчит, - тихо сказал Демулен.

- Чтооооо? - Дантон застонал, обхватив голову руками. - Зачем, черт возьми? Ты понимаешь, что развязал руки Эберу? Ты понимаешь, что за этим последует? Да любому ясно, что это будет гражданская война. Я не стану скрывать это, так как всем ясно, что Эбер на достигнутом не остановится и будет абсолютно все возникающие вопросы решать с помощью бритвы... Какая глупость... Только не понимаю, почему ты молчишь, Сен-Жюст.

- Я молчу, потому что знаю, что Камиль невиновен. И хочу понять, каким образом он оказался в доме, где все произошло. - Сен-Жюст отошел к окну. Только сейчас он подумал, что беседа происходит в чужой квартире. Хорошо, что тут - всего одни уши. Раз все так вышло, нужно позаботиться, чтобы старая гражданка, проживающая тут, никуда не выходила до момента возвращения Робеспьера. - Ты был в невменяемом состоянии. Ты напился, как мальчишка. Даже сейчас ты выглядишь невменяемым. С кем ты пил втот вечер, черт тебя побери?

- Я не помню его имени, - сказал Демулен и отвернулся. Он не мог отделаться от странного равнодушия, охватившего его несколько часов назад.

- Это все, что ты можешь сказать?! - заорал Дантон так, что задрожали стекла.- Нашел себе собутыльника?! Думал, что нашел правдолюба, такого же идиота как и ты сам?! Некому было выговорится?! Так прокричи все, что думаешь с трибуны, будет хотя бы не так обидно, черт бы тебя побрал!!! Чтобы я больше не видел тебя пьяным, потому что если увижу, разобью бутылку о твою дурную голову!!!

- Не ори, Жорж, тут люди живут, - поморщился Демулен. Сен-Жюст тем временем сбежал по ступенькам, услышав, как обитательница этого дома зашаркала по комнате. Не хватало еще, чтобы она разнесла новости по всему Парижу. Черт, не подумал он про голос Дантона. Теперь придется старухе сидеть под домашним арестом...

- Ну? - прошипел Дантон, пользуясь тем, что Сен-Жюст вышел. - Что теперь будешь делать, герой? Сегодня ко мне приходила твоя любовница, Леме, просить за тебя. Можешь представить, какие слухи сечас ходят. А приходила она в компании того самого Морреля, твоего собутыльника. Послушай... Если ты еще раз вмешаешь бабу в политику, не поставив в известность меня, то я не знаю, что с тобой сделаю! Мне предстоит разобраться, с чего вдруг она защищает заговорщика. Я имею в виду Морреля. Так что прими к сведению и хорошенько запомни мои слова.

- Эжени? Господи... - Демулен сжал виски руками. В этом положении и нашел его Сен-Жюст. - Значит так, Камиль, - тихо заговорил он, бросив быстрый взгляд на Дантона. - Не стоит тебе тут сидеть. Во-первых, ты подставляешь свою любовницу, потому что если тебя начнут искать, то может оказаться, что не только я такой догадливый. (*а если в ее квартиру вломятся среди бела дня, не факт, что от нее не останется горстка пепла. Черт ее знает, хватает ли у нее мозгов прятаться куда-нибудь на день*). Во-вторых, если я мыслю правильно, то тебя хотят подставить. И сделать козлом отпущения. Мне бы этого не хотелось. Сейчас мы поедем ко мне. Ты поклянешься, что никуда не выйдешь и будешь ждать моего сигнала. Если хочешь, я приведу к тебе Эжени. Если смогу ее найти. В мой дом никто не посмеет вломиться. Пока не посмеет.

- Раздавать команды - твой конек, не так ли, Сен-Жюст? Да иди ты к черту! Мы с тобой давно перестали быть друзьями. Мои проблемы - это мои проблемы, и я обойдусь без твоего мнимного благородства! - взвился Демулен.

- Я буду внизу. 5 минут. Потом уйду. - Сен-Жюст выразительно взглянул на Дантона и вышел прочь.

- Идиот!!! - рявкнул Дантон. - Все должны из шкуры выпрыгивать и рисковать своей головой, чтобы спасти твою задницу, а он будет строить из себя обиженного? Хватит уже! Допрыгался! - Не выдержав, Дантон поднялся и изо всех сил заехал соратнику в челюсть. Не ожидавший удара Камиль рухнул на пол, а Дантон, не долго думая, поднял его и понес на крыльцо, где ожидал Сен-Жюст. - Вот так, - проворчал Дантон в ответ на вопросительный взгляд Сен-Жюста. - Пусть пока отдохнет. Знаю я одно хорошее место, где очень спокойно и тихо. И ничто не мешает думать.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 04, 2009 2:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Робеспьера, потом - заседание Конвента

Робеспьер, Сен-Жюст, Огюстен, Барер, Бийо-Варенн, Эбер, Моморо

В доме было тихо, несмотря на довольно позднее время. Сквозь сон он слышал, что где-то рядом говорили Сен-Жюст и Огюстен, но на то, что бы заставить себя проснуться  и понять о чем они говорят не хватило сил. Только помнил, что мелькало имя Камиля Демулена. Или это был бред? Жар еще не прошел, время от времени сильно лихорадило и состояние было такое, что впору пойти и повесится. Но не для того он выдержал вчерашнюю дорогу, хотя и задавался вопросом как это возможно. Пройдя в гостиную и став свидетелем истерики служанки Робеспьер все же успокоил ее и добился согласия сварить кофе и приготовить завтрак. Пока Тереза возилась на кухне, он взял со стола несколько писем. Первые два были адресованы Огюстену, а третье, лежавшее немного в стороне, ему.

"Гражданин Робеспьер!
Вы спрашивали о том, можете ли вы что-то сделать для меня, и я ответила Вам отказом. Я передумала. И хочу обратиться к Вам с просьбой. Около года назад гражданин Эбер на страницах своей газеты опорочил честное имя журналиста Жана Клери. Мне бы хотелось исправить эту несправедливость и увидеть опровержение той статьи с публично принесенными извинениями. Надеюсь, я не очень расстроила Ваши планы своей просьбой.
С наилучшими пожеланиями,
Жюльетт Флери"

Робесптер медленно положил письмо в конверт. Как оно сюда попало - это вопрос, хотя может быть, его принес Сен-Жюст. Второй вопрос был гораздо более симпатичным: как выполнить эту просьбу.  Заставить Эбера опровергнуть клевету в печати - немыслимо, он не сделает этого даже стоя одной ногой на эшафоте. Остается попытаться заставить его сделать это устно. И он будет знать, что на это ответить. Странная просьба, может вызвать серьезные последствия если подойти к ней небрежно. Размышления его прервал появившийся на пороге Сен-Жюст.

- Проснулся? Мне сегодня тоже удалось урвать пару часов, - улыбнулся Сен-Жюст. - Максимильян, пока мы не отправились в Конвент, я хочу расспросить тебя о том, что произошло в том доме. Это необходимо. Что за письмо ты читаешь с утра? Кто-то узнал о твоем возвращении?

- Нет, я надеюсь, что никто не узнал, - Робеспьер положил письмо на место, потом устроился в кресле у камина. - Нас обвиняли в роялистском заговоре, Антуан. В том, что мы стремились восстановить монархию, пытаясь освободить из-под стражи вдову Капет. А поводом к таким обвинениям послужил побег из Консьержери графа Сен-Жермена при твоем, насколько я помню, непосредственном участии. Вот и вышло, что Антуан де Сен-Жюст и Максимильян де Робеспьер ловко обводят всех вокруг пальца притворяясь патриотами. Эбер хотел, чтобы я написал обвинение, где подтвердил бы этот факт. Я отказался, после чего Каррье сделал попытку, к счастью неудачную, убить меня. - Робеспьер взял со спинки стула изорванный камзол и вытащил из кармана почерневший от крови блокнот, который положил на стол. - Вот и все.

- Значит, Каррье, - подытожил Сен-Жюст, не реагируя на имя графа Сен-Жермена. - А я дополню твой рассказ. Перед этим к Камилю Демулену был подослан человек, который напоил его до бесчувствия и приволок в тот дом. Судя по всему, Камиля усадили рядом с твоим телом и вручили нож. Из чего он сделал выводы, что убил тебя. О чем и сообщил нам с Огюстеном после того, как мы встретили его на дороге. Про наши старые письма, котоыре они где-то раскопали, Огюстен, наверное, тебе уже рассказал. Он с Флери случайно обнаружил их в экипаже, куда они заглянули из любопытства, увидев его у дома Эбера.

- Я ничего не знал ни о письмах, ни о Демулене, - Робеспьер нахмурился. - Мне хочется верить, что Камиль действовал несознательно, хотя... в каком бы состоянии человек ни был, он не способен дойти до того, чтобы перестать соображать! Его счастье, что я отлично помню, кто на меня напал. Но и в его непричастность тоже не верю. Сейчас оставим этот разговор.

- Действительно оставим, - кивнул Сен-Жюст. - И перейдем к заседанию, на котором мы либо одержим победу, либо... На котором мы одержим победу. Я хочу спланировать наши действия, Максимильян.

- Я думаю произнести речь сегодня в Конвенте, где потребую разбирательства. Как это вопримет Конвент предсказать, к сожалению, не могу. Неплохо было бы, чтобы несколько человек высказались перед тем, как выскажусь я, но этими людьми должны быть не ты и не Огюстен. Я хочу узнать о чем будут говорить остальные. Если так не получится - не беда, мне придется выступить в открытую, без возможности сымпровизировать. Дальше все будет зависеть от реакции в Конвенте, было бы смешно планировать дальше в данный момент.

- Мы будем говорить о том, что произошло? - спросил Сен-Жюст.

- Нет, - резко ответил Робеспьер. - Так мы еще больше все запутаем и тем самым предоставим Эберу  лишний ход. Все зависит от ситуации, так как сам факт покушения на жизнь я скрывать не стану.

- А его и не скроешь... - задумчиво проговорил Сен-Жюст. - Тебе надо позавтракать. И пойдем потихоньку. Хочу прибыть в Конвент в числе первых.

***

Прибыть в Конвент в числе первых ему, увы, не удалось - завтрак затянулся, потом он потратил время на то, чтобы немного поправить речь, да и по дороге приходилось слишком часто останавливаться, чтобы справиться с головокружением. Когда они с Огюстеном зашли в зал, Фуркруа как раз произносил речь, но резко замолчал, когда увидел их. Глаза ученого расширились, он явно не мог решить сойти с трибуны или же остаться на месте, но в любом случае ему было не до прерванной речи. Постепенно все внимание сосредоточилось только на них. Робеспьер остановился у узкой лестницы, в упор глядя на Эбера. Несколько секунд безмолвной битвы. Потом он начал подниматься к своему месту.

Эбер сделал шаг назад. Все пропало. Моморо, казалось, тоже потерял дар речи. Значит, Каррье ошибся? Кого же он тогда прирезал? Камиля Демулена? Журналист пропал после пожара, и, честно говоря, Эбер в душе надеялся, что он сгорел к чертям собачьим. Но Демулен Демуоеном, а на него смотрел Робеспьер. Живой и невредимый. И исполненный жаждой мщения. ЧТо ж, это будет битва насмерть. И посмотрим, кто победит.

- Что это значит, Жак? - Моморо вцепился в перила так, что кисть свело судорогой. Все пропало. Теперь осталось только огрызаться, ведь лучшая защита - это нападение. Но почему Робеспьер молчит? Почему он, черт возьми, занял свое привычное место, а не пошел к трибуне?! Эта тактика пугала и Моморо вынужден был признать, что близок к панике. - Почему он пошел на свое место? Как он вообще здесь оказался?!

- Ты прав, - пошептал Эбер побелевшими губами. - Только огрызаться. И нападать. Большая часть Конвента - на нашей стороне. Важно, как поведут себя те, кто вчера молчал и те, кто боялся пойти против большинства. Мы должны задавить их. Любой ценой, Антуан. Любой ценой.

- Но он молчит! - в голосе Моморо слышались нотки истерики.

- Успокойся. Он заговорит. Иначе не пришел бы. - Эбер окинул зал торжествующим взглядом. Пусть никто не думает, что он испугался.

***

Колло чувствовал, что его трясет, как в лихорадке. Вчера все говорили о том, что Робеспьера в Конвенте больше не увидят. И что? Вот он. Жив и здоров. Так что же черт возьми это было? Провокация? Хорошо, что вчера у него хватило ума молчать и не высказываться напрямую, иначе любое высказывание могло бы стоить ему жизни сейчас. Но нервы не выдержали. Он понимал, что Эбер расправится с ним рано или поздно из-за делегации в клуб кордельеров. Или Жака заставят с ним расправится, так как не раз приходилось слышать мнение, что Колло дЭрбуа - предатель. Он попросил слова, толком не понимая, что хочет донести до слушателей. Но потом быстро определился.
- Граждане! Я хочу поставить на повестку дня вопрос о клевете и лживых слухах, которые сеют затем, чтобы внести смуту и привести к расколу не только в народе, но и в Конвенте. Подозреваю, что все мы стали жертвами чудовищной интриги, направленной на то, чтобы разделить патриотов. Я прошу вас отнестись с надлежащим вниманием к моим словам, так как беспокойства, возникшие вчера из-за нелепых выдумок могли повлечь за собой последствия более серьезные, чем вы думаете. У меня все.

*Все кончено* Барер поднялся на трибуну, перебирая в голове заготовки речи. Не годилось. Эбер уже стоит с остриженными волосами в повозке, а следующая ждет Дантона. Кого ждет повозка за углом? Не остановить. Он откашлялся, пытаясь выиграть время.- Граждане, - уверенным голосом начал он, - Действительно, события последних дней показали. Что Отечество снова в опасности, и на сей раз – из-за врагов не внешних, а внутренних. Вместе с тем, ознакомившись с бумагами, поступившими в адрес Комитета Общественного Спасения, я могу уверенно утверждать, что расследование дела, о котором говорит наш товарищ дЭрбуа, не закончено. Я прошу передать дело до окончания расследования в ведение Комитета Общественного Спасения.

***

- Когда успели поступить какие-то бумаги? - прошипел Робеспьер обращаясь к Сен-Жюсту.

- Думаю, он блефует, - тихо ответил Сен-Жюст. - Таких бумаг не было и быть не могло. А Барер, судя по всему, принял нашу сторону.

- Хоть это радует. Но я не могу перестать думать о том, что кто-то в комитете позаботился об исчезновении отчета Огюстена.

- Давай разберемся сначала с эбертистами, - Сен-Жюст кивнул в сторону Эбера, который поднимался на трибуну.

***

- Граждане депутаты Конвента! – пламенно начал Эбер. – Горячо поддерживаю гражданина д Эбруа и гражданина Барера! В наши ряды пытаются внести раскол! И что придумали! Я уже не говорю о газете «Друг народа», которая, прикрываясь светлым именем великого Марата, распространяет грязную клевету. Между прочим я, как прокурор Коммуны, так и не смог установить, из какого источника финансируется газета. А пишет она вранье! Меня обвиняют в скупке продуктов! Бросаются намеки на то, что дело Огюстена Робеспьера, которое мы разбирали не так давно, было подстроено моими соратниками! Абсурд! Но это еще не все. Не далее, как вчера я узнал, что по городу ползут слухи о том, что эбертисты похитили самого Неподкупного и собирались его убить! Такого бреда я не слышал со времен Мирабо! Вот он – Неподкупный! Лицезрейте, те, кто распускает слухи! У меня нет слов, граждане. С вашего позволения, удаляюсь на свое место.

Робеспьер поднялся и медленно пошел к трибуне. - Я прошу слова, гражданин председатель.

Слово, разумеется, было тут же дано.

- Граждане! Позвольте мне вернуться к вопросу, касающегося нашей внутренней политики. Вынужден признать, что в последнее время представители французского народа были слишком увлечены движением противоположных клик, которые, в свою очередь, показали определенный характер и свои цели. Настало время, граждане, определиться, к какой цели хотим прийти мы.

Мы хотим иметь такой порядок, при котором народ был бы подчинен справедливости. Но это не является возможным до тех пор, пока враги внутри страны являются сторонниками врагов внешних. Убийцы, разрывающие родину изнутри, интриганы, покупающие совесть тех, у кого она не чиста, пасквилянты, бесчестящие дело народа. Они разжигают пламя гражданских раздоров, они готовят политическую контрреволюцию путем котрреволюции моральной.

Вы хладнокровно слушаете рассказы об ужасах, совершенных против защитников свободы, об умиравших в ужасных мучениях патриотах, об изувеченных женах, об убитых детях, но называете бойней наказание нескольких предателей. Подумайте о том, что наказать врагов – это милосердие, простить их – это варварство.

Смешивая неизбежные ошибки гражданской доблести с преднамеренными ошибками предателей и заговорщиков вы оставляете на свободе опасных интриганов и преследуете мирных граждан. Нужно ли сделать выводы? Нужно ли отказаться от строгости по отношению к контрреволюционерам? Дерзость наших врагов говорит только о слабости, с которой их преследовали. В значительной степени наши враги должны быть очень обязаны последним доктринам и призывам к милосердию.Внутренние враги французского народа стремятся к одной и той же цели – дезорганизации правительства и гибели Конвента. Не мы ли слышали призывы к восстанию?

Не мы ли были свидетелями того, как права человека попираются настолько, что виновными оказались не только люди, но и бумага, на которой эти права человека написаны? Второстепеннные граждане не знают, кому верить, не знают, к кому примкнуть и не понимают, что одна из этих двух партий готова превратить свободу в вакханку, другая – в проститутку. Хотите проверить? Попросите их вместо громовых речей и клятв оказать реальные услуги и вы увидите, что если нужно действовать, они будут бездействовать, если вопрос нуждается в рассмотрении и доработке, они будут кричать о восстании.
Здесь были сказаны слова о клевете. Да, она действительно имела место. Вы упрекаете Клери в том, что он распускает слухи, между тем как известно, что известие о скупке – правда. Значит правда и все остальное? Если окажется, что это так, вы принесете публичные извинения. Но сейчас не об этом.
Мне досадно, что люди, заслуги которых перед республикой , казалось бы, никто не может отрицать, оказались преступниками. Зная, что Конвент близок к расколу они пытались поднять мятеж и поднимут его, если вы не будете бдительны. Зная, что две партии борются между собой, они то намеренно отступают, играя в фаьшивое примирение, то наносят удар в спину, тем самым ужесточая борьбу. Зная, что народ легковерен, они пострекали граждан к беспорядкам, пытаясь убедить их, что права гражданина никогда не были соблюдены. Опасаясь, что против них будут приняты меры, они выступили с ложным обвинением, пытаясь переключить внимание на другой объект. Опасаясь, что их разоблачат, они решили замарать руки убийством. Я требую, чтобы вы приняли меры. У меня все.

Бийо-Варенн бросил взгляд на Колло дЭрбуа, потом – на Барера, потом – на Робеспьера.Он поднялся на трибуну.- Слова, слова. Действительно давайте вернемся к теме патриотизма, к теме защиты прав и свобод. А заодно и к теме газет. Вы, гражданин Эбер, считаете, что источник финансирования лже-«Друга Народа» неизвестен? Отнюдь. Я знаю лишь одного человека в Париже, который потянет сейчас издательство новой газеты. И неспроста первый же номер начинает травлю Эбера. Я думаю, что завтра мы увидим новый номер и продолжением разоблачений злодеяний этого гражданина. А после суда над гражданином Эбером в дело вступят мораль и нравственность. Финансируемые из того же источника. Я говорю о «Старом Кордельере». Тоже газете Дантона, который как всегда умеет угадать момент и теперь имеет двух цепных собак, одна – предвосхищающая след добычи, другая – несущая ее хозяину к ногам.

- Однако из полученных сведений следует, что "Друг Народа" никогда не являлся изданием, к которому имел доступ гражданин Дантон, - сказал Робеспьер. - Напротив, до недавних пор газету стремились издавать кордельеры. То, что сейчас там напечатаны разоблачающие статьи, говорит только о том, что легко ошибиться в своих суждениях, будучи введенным в заблуждение хитростью и интригами. Неужели вы стремитесь погубить лучших патриотов? Будьте осторожны, выдвигая несправедливые обвинения, ибо опрометчиво сказанные слова могут быть превратно истолкованы.

- Доказательства, гражданин Робеспьер, - отрезал Бийо-Варенн, - Это своевременность публикаций, которые заняли сейчас свое место в интриге, о которой сказал гражданин Колло дЭрбуа. Клери, мальчишка, ученик Марата. Когда-то он начал травлю Лавуазье, когда это было выгодно некоторым гражданам, - он метнул взгляд на Робеспьера, - среди которых был и Дантон. Кому выгодно обвинить Эбера и сторонников террора в заговоре? Дантону. У кого есть деньги? У Дантона. Или Вы, гражданин Робеспьер, скажете, что у Дантона нет денег?

- Позвольте вклиниться в вашу беседу, гражданин Бийо-Варенн? – поднялся Сен-Жюст. Короткого взгляда на Робеспьера хватило для того, чтобы принять решение. Ссора с Бийо в Конвенте может стоить им позиций. Если сейчас все перерастет в открытую грызню, никому лучше не будет.
– На сегодняшнем заседании были подняты вопросы внутренней политики, и в кои-то веки мы перестали выступать, переходя на личности. Однако, я не могу не вмешаться, слыша, как обсуждение плавно перетекает в диалог двух уважаемых мною людей. И о чем? О состоянии гражданина Дантона! И это – после того, как гражданин Барер поднял вопрос о сплетнях и домыслах? Простите, но я считаю, что «Друг народа» - это частный вопрос, не требующий обсуждения в Конвенте в присутствии нескольких сотен человек. Я лично готов поднять его на заседании Комитета общественного спасения. А сейчас, граждане, предлагаю вернуться к вопросу о влиянии на умы честных граждан контрреволюционеров и мошенников. Предлагаю перейти от слов к делу и проверить, как исполняются принятые нами декреты. Как сказал гражданин Робеспьер, громовых речей и клятв мало для того, чтобы принятые решения претворялись в жизнь. Не так давно был принят декрет об имуществе подозрительных граждан, который мог позволить решить часть продовольственных проблем. Было принято решение о составлении списков нуждающихся. Не первую неделю я жду от Коммуны этих списков, но слышу лишь отговорки. У меня простой вопрос. Когда?

Моморо оглянулся на Эбера и понял, что отвечать, скорее всего, придется ему. Чертов щенок! Ловко он... лает по приказу своего хозяина. Самое противное, что ему нечего сказать в свое оправдание. Да, списки составлялись. Но потом из забросили, так как считали, что это может подождать. - Мы занимаемся составлением списка нуждающихся, - сказал Моморо. - Но так как декрет был принят не так давно, а нуждающихся довольно много, так как люди доведены до отчаяния, что ни для кого не секрет, задача перед нами стоит нелегкая. Готов признать, что списки могли быть составлены и быстрее, но мы лишь стремимся в первую очередь оказать поддержку тем, кто нуждается больше других. Согласитесь, что есть разница... Есть разница в том, чтобы помочь семье, состоящей из одиннадцати человек, где трудоспособны пятеро и оказать помощь вдове, которая не может себя обеспечить. Списки будут готовы в ближайшее время.

- Хотелось бы верить, гражданин Моморо. - поднялся Сен-Жюст. - В то, что списки будут составлены. И в то, что в дальнейшем никакие сплетни о возможной гибели кого-либо из Комитета общественного спасения не повлияют на скорость их составления. Я ведь проанализировал ситуацию в Коммуне и проверил все досконально. Списки составлялись. Но два дня назад работа встала. Что послужило причиной. Уж не лживые ли домыслы, о которых говорил гражданин Эбер?

- Возможно, работа и была приостановлена именно из-за лживых слухов, о которых говорил гражданин Эбер, - согласился Моморо. - Опасаясь врагов внутренних, мы посчитали нужным предотвратить последствия этой ужасной дезинформации, жертвами которой мы стали. Опасаясь, что сведения о неимущих могут быть неверны, мы вынуждены были проверить нескольких граждан, состоящих в списках, благонадежность которых показалась нам сомнительной. - Моморо чувствовал, что сам запутался. Но нужно было говорить, ради того, чтобы говорить. Ради того, чтобы... выигарть немного времени. - Необходимый отчет о действиях я предоставлю вам завтра.

- Уточните, пожалуйста, гражданин Моморо, какое отношение имеет дезинформация к спискам неимущих? - спросил Робеспьер. - Эти два факта зависят друг от друга? Или вы считаете, что неимущие хотели таким улучшить свое благосостояние и согласились пойти на подбный поступок? Что же, ни для кого не секрет, что народ доведен до отчаяния, в то время как скупщики действуют более нагло, чем когда-либо. Я настаиваю, чтобы списки были изъяты и проверены, так как с жаждой наживы рука об руку идет и преступление.

- Я предоставлю отчет завтра! - рявкнул Моморо, теряя самообладание.

- И снова прошу слова, - Барер поднялся на трибуну, вскинув голову, - Все верно, работа встала. Именно поэтому я считаю лишними сейчас любые схватки и распри. Граждане, народ ждет! Дайте Комитету вернуться к работе. Ставлю на голосование два вопроса. Вопрос первый – о поручении Комитету Общественного Спасения работы над списками – причем в кратчайшие сроки. Второе- о передаче рассмотрения дела, затронутого Колло дЭрбуа, в Комитет Общественного Спасения! Сразу же по истечении расследования Комитет отчитается перед Конвентом и заново поставит вопрос о доверии его членам.

Зал одобрительно зашумел.

***

- Это победа, - прошептал Сен-Жюст на ухо Робеспьеру, наблюдая за лицами эбертистов.

Робеспьер сел, чувствуя страшную слабость. В то же время он отметил, что нужно прилагать усилия, чтобы держать под контролем эмоции - слишком долгой была эта борьба. - Спасибо, Антуан, - тоже шепотом ответил он соратнику. - Все было бы зря, если бы ты не сумел повернуть дискуссию в нужное русло.

"Заседание объявляется закрытым" - донесся голос председателя. Депутаты зашевелились. Сен-Жюст поймал взгляд Огюстена и улыбнулся ему. - Крысы почуяли неладное и разбегаются по своим норкам, Огюстен. Все хорошо. Завтра мы услышим их предсмертный писк.

- Не говори так, пока не захлопнул крысоловку, - ответил Огюстен, но не выдержал и тоже улыбнулся. - Не следует забывать, что крысы еще могут кусаться. Но в любом случае позравляю вас, гражданин Сен-Жюст и вас, гражданин Максимильян Робеспьер, с победой.

- Спасибо, Огюстен. Но нам предстоит еще борьба в Комитете.

- Но для начала я просто высплюсь, - сказал Сен-Жюст, провожая глазами выходящих из здания Эбера и Моморо. - Чего и вам советую. Кстати, Огюстен. Я забыл сообщить тебе вчера и вторую новость. Жюльетт Флери не погибла. И, думаю, она будет рада тебя видеть.


Последний раз редактировалось: Eleni (Ср Ноя 04, 2009 11:51 am), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 04, 2009 3:33 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

МАрт 1794.
Париж, дом Дантона.
Эжени, Дантон

Мадам Симон была в очень плохом состоянии. Возможно, стоило вызвать врача, но мадам отказалась наотрез. Судя по ее бессвязным репликам, квартира на последнем этаже – единственная, впрочем, сдаваемая внаем, была вечером посещена сразу Дантоном, Сен-Жюстом и… Камилем. Дальше, по словам мадам, была драка и крики.
*Все, жив*
Теперь мадам утешала ее.

Дантона через четыре часа она, конечно, дома не застала, а найти никаких следов не получилось. С Моррелем они распрощались в районе набережной Турнель. Точнее, он с ней распрощался, так как сразу после этого захотел спать. Эжени усадила его в экипаж и довезла до заставы Сен-Жермен, где оставила в неприметном домике, который сняла несколько дней назад. Желая иметь убежище, скрытое от глаз смертных. Он проснется не раньше завтра вечера. А снится ему пусть… да что хочет. Этот смертный вызывал в ней участие, но волновал ее только Демулен. Что ему сейас снится? И где он?

Она добрела до бульвара Мадлен и машинально нашла знакомый дом.
- Если гражданин Дантон дома и ему угодно принять меня, прошу уделить мне пятнадцать минут времени, - сказала она слуге.
Едва услышав, что гражданка Леме снова просит встречи с ним, Дантон попытался взять себя в руки и скрыть беспокойство. Впрочем, он ожидал визита, так как сам же обещал ей поделиться информацией. Раз обещал, так обещал, но почему-то не очень - то тянуло делиться информацией с женщиной, которая привела к нему в дом... заговорщика. В том, что Моррель - заговорщик Дантон не сомневался. Именно он напоил Демулена, именно он посадил его в карету. И не просто в карету, а в нужную карету, которая и доставила его соратника куда нужно. Вот так и разлчаруешься в людях. -- Добрый вечер, гражданка Леме, - поздоровался Дантон. - Сожалею, что не смог встретиться с вами вчера. Рад сообщить вам, что с Камилем все в порядке, он жив и здоров, сейчас ему ничего не угрожает.

Эжени без труда читала раздражение в мыслях Дантона. Недоверие. Что-то похожее на презрение.
- Добрый вечер, гражданин Дантон, - тихо начала она, - Я уже поняла, почему не дождалась Вас вчера, и не хочу иметь отношения ни к каким интригам и политике. В моей квартире сломан единственный стул, моя канарейка отказывается есть, а квартирная хозяйка лежит с сердечным приступом. Пожалуйста, верните мне Камиля. Больше мне ничего не надо. Если, конечно, он сам еще хочет меня видеть.

- Ваш Камиль, гражданка Леме, пробудет там, где он находится столько, сколько потребуется, - резко сказал Дантон. - И делается это для его же блага. Я сообщил вам, что с ним все в порядке, так как знаю, что он считает вас близким человеком. Но это все, что я могу для вас сделать. Думаю, что он сам вас найдет, когда сочтет нужным. А вы, если желаете ему добра, поговорите с ним и посоветуете быть меньшим идиотом в меньшей степени, чем сейчас, так как дело пахнет эшафотом.

- Знаете, гражданин Дантон, - неожиданно резко ответила Эжени, читая мысли человека, который не давал себе труда их скрывать даже от таких же смертных, - Вот Вы сейчас можете триста раз еще посмотреть на меня как на… ну… не очень порядочную женщину, мне безразлично. Но вы подозреваете меня в худших намерениях. Я привела Вам Морреля только потому, что моим словам вы бы не поверили. Я случайно встретила его у Тюильри. Он показался мне одиноким и несчастным, и было бы немилосердно оставить его там, где он есть. Я надеялась, что Вы – человек ума и сердца, как говорит Камиль, что Вы правда добрый. Я надеялась, что Вы поможете и этому несчастному, и тому, кто мне так дорог. Я ошиблась. Вам, как и всем, проще увидеть во всех заговорщиков. Можете приказать теперь мне идти вон и наговорить про меня Камилю черт знает чего. Ваше право. Я просто его люблю и просто беспокоилась – и понимаю, что не зря. Я просто хочу быть с ним где бы он ни был и что бы ему ни грозило. Вы отказываете мне даже в этом. Я сказала.

- Да какое мне дело до того, как вы оцениваете свою порядочность, - искренне удивился Дантон. - Вы и в самом деле считаете, что человек, который спаивает другого человека и усаживает его в нужный экипаж не достоин ни порицания, не является подозрительным и его следует за это наградить пониманием и участием? Тогда мне действительно жаль вас. Я же вижу в этом заговор, так как любимый вами гражданин, благодаря драгоценному Моррелю, обвиняется в тяжком преступлении. Вам решать, кого вы хотите защищать.

- Я просто вижу, как Вы на меня смотрите, - смутилась Эжени, - Что до Морреля – его использовали. И он пытался исправиться. Камиль считает Вас почти всесильным, и я думала, Вы сможете помочь и ему тоже. Он же пошел со мной, хотя боялся, что Вы ему кости переломаете. Подождите… в каком преступлении?

- Я не собираюсь помогать заговорщикам, - отрезал Дантон. - А что касается обвинения... оно не выдвигалось официально, так что не спрашивайте и мне не придется врать. Ступайте, гражданка Леме. И ради всего святого, не злите меня, пытаясь защищать Морреля. Демулен скоро покинет то место, где находится, вы сможете увидеть его быстрее, чем думаете. И если вы действительно его друг, то убедите его не отвечать хамством, когда ему хотят помочь. Это, знаете ли, не только злит, но отбивает у людей всякую охоту помогать.

- А записку передадите? – мрачно спросила Эжени, -Только не читайте. Что до убедить… Вам ли не знать, как сложно убедить Камиля. А любящие могут только разделить судьбу тех, кого любят. Вы мне не верите, Вы мне не доверяете, Вы говорите мне снова ждать. И терять драгоценные мгновения, которые нам остались – а осталось немного, Вы сами понимаете. Я живу без него второй день. Два дня которые у нас украдены. Передайте ему записку, - Она придвинула к себе чернильницу со стола и написала неразборчиво несколько строчек, - Знаете, мне кажется, Вы способны любить. И поэтому мне еще больнее то, что Вы ничего не поняли, - Она поднялась и вышла.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 04, 2009 3:35 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж.
Дом Эжени\Предместья Парижа
Эжени, Сен-Жюст

- Вы можете идти, - устало сказал Сен-Жюст, отпуская жандармов. Он повернулся к мадам Симон. – Вы свободны. Извините за причиненные неудобства. Это не ваша вина. – Старуха в ужасе отступила к стене. Сейчас креститься начнет. Надоело. Сен-Жюст вошел в дом Эжени, не обращая внимания на взгляды старухи. Да черт с ней, что она подумает. Лишь бы добраться до места и сесть. И дождаться. Эжени поймет. У них, этих мертвых существ, другие правила.

Сен-Жюст вздрогнул, услышав неожиданную птичью трель. Канарейка? Здесь? Абсурд, бред. Надо же, в прошлый раз он был настолько взвинчен, что даже ее не заметил. На столе лежала незаконченная рукопись, и Сен-Жюст аккуратно поставил бутылку рядом, чтобы не запачкать листов. Как правило, эти существа появляются около десяти вечера. Вот и пусть приходит. Будет сюрприз.

В момент, когда послышались ее шаги, Сен-Жюст увлеченно читал уже двенадцатую страницу.
- Новая пьеса о призраках? Забавно. Дашь почитать прежде чем понесешь к Давиду на согласование? Хочу видеть не переписанный вариант, - произнес Сен-Жюст, не поднимая головы.

- Пьесу про тамплиеров не поняли. Что прокляты все трое, - Машинально ответила Эжени, вымотанная после разговора с Дантоном, - Эту я пишу в стол. Там еще будет про душу. Смертную душу. Я хочу иметь такую. Но хочешь – я подарю тебе мои черновики, если они согреют или рассмешат.
Она подошла к окну, заставив Сен-Жюста посторониться и посмотрела в глаза канарейке.
- Тебя напугали? ТЫ снова не хочешь есть? Я запасла трехдневный пирог, попробуй. Когда он вернется, мы с тобой должны улыбаться, а не умирать от тоски, помнишь, как договорились?

- Почему ты не устраиваешь мне истерику, что я копаюсь в твоих вещах? Тебе все равно? - спросил Сен-Жюст, наблюдая за идиллией.

- Потому что тебе не нужны истерики, правда. Послушай, ты можешь хоть перевернуть здесь все вверх дном. Недавно я думала, я гордилась тем, как устроилась здесь. Но без Камиля ничего не имеет значения. Я могла проследить за Дантоном, могла внушить ему что-то, - не отрывая взгляда от канарейки проговорила Эжени, - Он почти выгнал меня. Но мне показалось это подлым. И я здесь, чтобы бессильно сидеть на подоконнике и ловить облака за рукава. А ты здесь… зачем?

- Насладиться тем, как ты умеешь ждать. - мрачно сказал Сен-Жюст. - Я любил ваш мир больше своего. Он казался мне честным. Жизнь, смерть и вечность - что может быть проще? Ваш мир казался мне идеальным в своей простоте, и я любовался им, как шедевром. Но у меня больше никого не осталось. Никого из тех, взглянув на кого я мог убедить в том, что ваш мир существует, что я его не придумал. Только ты. Поэтому я здесь. Принимай со всеми потрохами. Я же знаю, что не выгонишь, сколько я на тебе не топтался. Ведь не выгонишь?

- Вечность – очень нечестная штука. Ты не знаешь, что значит – терять навсегда, и отпускать навсегда. Когда он уйдет, мы больше никогда не встретимся, даже если я уйду в огонь. Но тебе не надо про это знать. Тебе плохо, - Эжени перекинула ноги через подоконник, - Присоединяйся, давай вместе ловить облака за хвост. Ты не топтался на мне. Ты правильно все говорил. Пей же свое вино и помогай ловить облака. Что у тебя случилось, что ты пришел ко мне?

- Меня выбросили из вашего мира. Просто выбросили, как ненужную игрушку, указав мне на мое место. Я бы принял это от кого угодно. Но и у меня есть свои слабые места. - Сен-Жюст прихватил свою бутылку и присел рядом с Эжени на подоконнике. - Но я пришел не для того, чтобы рассказывать о существе, которое никогда больше не увижу. Просто поговорить. Послушать тот невинный и завораживающий бред, который умеешь говорить только ты. Не обижайся. Считай, что это комплимент. Я ведь до сих пор помню, как мы говорили с тобой о вещах и их душах. Твоя наивность тогда настораживала, но только с течением времени я понял, что это - не наигранное. Ты настоящая и ни с кем не играешь.

- Я забыла поблагодарить за записку. Я пыталась поговорить с ней. Мне кажется, ей самой страшно и грустно. Но она никому не верит. Вот что. Эта квартира не для встреч меня и тебя. Пошли. Я нахожу нужные сны и картинки. Тебе понравится… мой невинный и завораживающий бред, - Эжени спрыгнула с подоконника и протянула Сен-Жюсту листки, - Забери, мне правда не надо. А ты мне напоминаешь одного персонажа… его описал один драматург, умерший двести лет назад. Автора звали Шекспир, а персонажа – Гамлет. Пошли же. Нам надо за город, не медли. Бери бутылку, я вижу, что тебе надо. И ты не игрушка в руках обстоятельств. Но такие вещи должны говорить близкие. Те, кого ты сейчас так избегаешь. А нам пора к тому. Что я хочу тебе показать, французский Гамлет – не мой, ни разу.

***

- Смотри, мы за городом. Я не умею ездить верхом, поэтому прости, что тебе пришлось дожидаться. Это берег Сены. Слышишь скрип? Это не призраки. Это просто мельница. Просто перемолотые судьбы. Тебя не вышвырнули из нашего мира. Просто… тебе дали время подумать и выбрать свою участь. И ты не поверишь мне, что нет того смертного, с кем бы я не отказалась поменяться местами, - Эжени указала рукой на мельницу на другом берегу Сены.

- Несколько десятилетий назад на этой мельнице был обнаружен повешенный. - тихо заговорил Сен-Жюст. - Ему было пятнадцать. Тогда Париж был меньше, а тут находилась старая деревня. Этот мальчик считался умалишенным, потому что никогда не разговаривал. Только рисовал. Он рисовал картинки, от которых всех бросало в трепет. Несколько четких линий - и перед тобой очертание человека. Узнаваемое и четкое. У каждого рисунка была своя судьба. Те, кто видели эти рисунки, говорили, что это просто линии, а в душе понимали, что на них смотрит кто-то, страшно похожий на них. Но из другого, мертвого мира. А потом художник умер. Повесился. Люди говорили, что он сделал это сам. А те, кто посмелее, выдвигали предположение, что ему помогли уйти. Те, кто боялись. Эта мельница до сих пор живет, хотя подходить к ней рискуют только те, кто не верит во всю эту глупость. Пойдем со мной, если не боишься - там еще сохранились рисунки.

- Эта мельница разговаривает со мной. Я знала того мальчика. Он хотел сам уйти. Теперь ты можешь видеть его в Театре Вампиров. Его зовут Феликс. Ему дали вырасти в катакомбах, а потом обратили. Пойдем. Но ты потом однажды придешь со мной на Новый мост, хорошо? Там сидит страшно одинокая женщина. Ей нужны друзья и те. Кто разгадает ее тайну. А рисунки… Там есть многое. И Гамлет там тоже есть. Я была его спутницей. От отчаяния. Это не то, то с Камилем.
Они обошли мельницу и сели на прогнивших мостках.
- Доставай свою бутылку, Сен-Жюст, - Заметила Эжени – Вот видишь – мельница все скрипит жерновами в ночи. Судьбы перемалываются. И говори наконец. А то я думаю, что ты зря меня нашел.

- Феликс - это тот седой ребенок, которому рубят голову? - переспросил Сен-Жюст. - Он был твоим спутником? И что значит "обратили2?

- Нет, Феликс - золотоволосый паж, светлый романтический герой всех пьес. дьявольски прекрасный и обращенный не за рисунки а за красоту. Он играл Моцарта. Обратили – это значит… то самое. Когда мы становимся такими.

- Значит, вот что имелось в виду под "заберу тебя с собой". - прошептал Сен-Жюст и вновь приложился к бутылке. - Впрочем, это неважно. Это - в прошлом. А надо жить настоящим. Ты нашла его?

- Вот что, Сен-Жюст, - Эжени подошла к ожидающему экипажу достала бутылку вина, - Ты не пил такого вина в жизни, это подарок, выпей лучше его. Нет, не нашла. Дантон выгнал меня. Я могла проследить за ним… но это было бы низко… Слушай… можно я тебе скажу? То, что говорю только себе? Хотя если он забыл меня за несколько дней – лучше для него, правда.

- Говори. А потом мы отправимся на Новый мост. - Сен-Жюст достал кинжал и принялся вскрывать переданную ему бутылку.

- Так вот, пойми. Его убьют. Мы это оба уже знаем. Но он не знает главного. Как только он умрет – мы больше никогда не встретимся. Понимаешь – вечность. Никогда как никогда. Вот тебе мой наивный бред. Вот тебе мельница, которая меня успокаивает. Дантон меня прогнал, а способности я не использую – да они слабы. А он… он забудет меня в вечности. Я знаю, - Эжени закрыла лицо руками, чтобы не плакать, - И он считает до сих пор, что я - обычная смертная.

- Он тебя недостоин, - серьезно сказал Сен-Жюст. - Когда-то я считал иначе. А теперь говорю так, несмотря на то, что считаю его своим другом, несмотря ни на что. Другом, которого скоро отправлю на смерть, потому что не вижу другого выхода. Ты будешь ненавидеть меня, но пока мы можем говорить, как люди. Поговори с ним. Я не знаю, что значит "обратить", но, может быть, ты сделаешь это с ним? Это спасет все положение. Ведь ему не нужна эта Революция, он проиграл в тот день, когда разочаровался, а его разочарование я читаю в его глазах всякий раз, когда его вижу.

- Нет, Сен-Жюст, мы не отправимся на Новый Мост. Я поняла, запоздало. Я - последняя к кому обращаются. Когда больше не к кому. Прости, сегодня я была плохой моральной поддержкой. Хватит. Я готова сделать для тебя еще одно дело… Не наивный бред. Я могу попробовать примирить тебя с кем-то из мира бессмертных кто для тебя и правда важен. Я не заменю того. Это нормально. Но и быть на правах последней подмены я не заслуживаю, - Эжени опустила голову и по старой привычке сжалась, - Я обещала тебе, что предложу ему, а он откажется. Это я недостойна, это я уйду в другую вечность. Я уже ничего не прошу. Я просила быть с ним. Меня выгнали. Вы, люди, жестоки. Так с кем тебя примирить? Я помогу, а потом… будьте счастливы хоть вы. А я хочу быть человеком.

- Она не нужна мне! - резко сказал Сен-Жюст. - И ты опять неправильно понимаешь мои слова. Я пришел к тебе просто потому что хотел с тобой поговорить. И ты не подмена. Ты лучше чем она, и мне больно это понимать. Сегодня в твоем доме я завидовал Камилю, потому что то, что между вами происходит, заслуживает вечности. Это не пустой роман, который можно растоптать и выбросить. А Дантон - просто человек. Какого черта тебя расстраивает, как он с тобой поговорил? Тебе-то что с этого, Эжени? Я приведу к тебе твоего Камиля, хочешь? Да что я говорю, я уверен, что он сейчас уже мечется по твоей комнате, пока мы тут сидим!

- Нужна. Потому что ты говоришь таким тоном. Я честно предложила помощь. И то что с тобой нельзя растоптать. Ты обречен на это. Ты точно не хочешь помощи? Нам, проклятым, это проще.

- Нет. Не хочу. Зато я хочу увидеть улыбку на твоем лице. Как тогда, у Нотр-Дам, когда я чуть не растерзал тебя от бешенства. Только теперь этого прошу я. А откажешься - отдам мельнице твой подарок. Ту самую минуту перед вечностью.

- Я просто тебе улыбнусь. А свою минуту еще найди возможность подарить не назло, а ради себя.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Ср Ноя 04, 2009 2:30 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 04, 2009 4:04 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794.

Париж.

Бьянка, Огюстен Робеспьер.

Огюстен сидел в той же кофейне, что и несколько дней назад. Ощущение дежа вю, Флери еще не пришла, но все-таки с трудом верилось, что за последние два дня столько всего произошло. Вспоминалось, как кошмарный сон и события и то отчаяние, которое он почувствовал, когда осознал, что в один день потерял двух самых близких людей. Узнав о том, что Максимильян жив, он не стал спрашивать Сен-Жюста о Жюльетт Флери, так как больше всего боялся услышать в ответ нечто вроде "извини, но..." Гораздо легче было думать, что Жюльетт не погибла ужасной смертью, а раздумывать над доводами он себе запрещал. Как известно, жизнь штука сложная и по два подарка подряд не подбрасывает. Воспоминания о трагедии были еще настолько живы в памяти, что он с трудом поверил в то, что фигурка возле подъезда - реальна. Пока не оказался рядом.

- Жюльетт! - произнеслось почему-то шепотом, но она услышала. А потом он просто обнял ее и не отпускал. Слова даже и не понадобились, жаль тратить на них время.

- О боже, Огюстен! Я не сообщила.. Я не знала, как сообщить... Прости меня, пожалуйста! - сбивчиво заговорила Бьянка, слушая, как бьется его сердце. Еще одна жертва, еще один человек, которому она, видит бог, не желала зла. Но больше - никаких обманов. Он не заслужил. А она зашла слишком далеко, играя в свои жестокие игры. Бьянка схватила его за руку и повела за собой.

- Пойдем, не будем стоять здесь, нам о многом надо поговорить!

В ее комнате царил беспорядок - она не возвращалась сюда со вчерашней ночи, когда Сантьяго вытащил ее из дома и спас от самой себя. Бьянка зажгла свечи и устроилась рядом с Огюстеном.

- Я испугалась, Огюстен. Поэтому не пришла и не сообщила. Посмотри, я собиралась уехать, здесь до сих пор разбросаны мои вещи. Мои платья, которые приехали со мной из прошлой жизни, когда я не знала вас и не была такой, как сейчас. Я не хочу больше никого обманывать, тем более тебя. Я итальянская аристократка, этот дом забит драгоценностями, а я уже трети год живу жизнью, которой раньше не знала. Если бы мы чаще разговаривали, ты бы понял мою игру раньше, и, возможно, разочаровался во мне. Но еще не поздно узнать все сейчас. Теперь - никаких тайн.

- Я не настаиваю на том, чтобы ты доверяла мне свои тайны, - мягко сказал Огюстен. - Возможно, ты потом будешь сама жалеть о том, что сказала слишком многое, а я не хочу, чтобы ты чувствовала себя скованно в моем присутствии. Скажешь, когда будешь точно уверена в том, что хочешь высказаться, а сейчас... сейчас ты просто взволнована тем, что произошло, подобное, к счастью, не случается каждый день. А тебе, возможно, пришлось поступиться своими принципами. Мне не нужны твои тайны, Жюльетт, пойми. Мне нужна ты. Вместе с твоими тайнами, о которых можешь не говорить.

- Ты убиваешь меня своим благородством, - Бьянка чуть на расплакалась, но вовремя поймала себя на мысли, что перед ней - простой смертный, не погруженный в самые мрачные тайны ее существования. - Хорошо. Я просто скажу тебе, что до сих пор стараюсь забыть человека, которого любила. Он трагически погиб. Я была в нескольких минутах от его спасения, но опоздала. И с тех пор не нахожу себе места в этом городе. Я встречалась с тобой, чтобы забыться. В надежде, что ты сможешь отвлечь меня от воспоминаний. Но я хочу продолжать жить, и если я буду нужна тебе, несмотря на мое признание, я буду стараться забыть. Видишь, я говорю с тобой честно, Огюстен. А мои тайны выползут наружу все равно, потому что я больше не могу и не хочу обманывать.

- Бедная моя. Никогда ничего не забывай. Если тебе будет от этого легче, думай о том, что те, кто ушли все равно рядом с тобой. Мне пришлось пережить подобное, жестокий опыт, поэтому я начинаю философствовать несмотря на то, что это - явно не моя тема.

- Значит, тебя это не отталкивает? Я нужна тебе, несмотря на то, что я тебе сказала? Со всеми своими тайнами, от которых ты так благородно отказался? Ты не будешь спрашивать меня, где я бываю днем и почему прихожу к тебе только ночью? Не задашь вопросов о том, что связывало меня с Сен-Жюстом и почему я ненавижу Эбера? - Бьянка серьезно посмотрела на Огюстена. - Так не бывает.

- Что, по твоему, меня должно отталкивать? Давай расставим все точки над "и", чтобы потом не возникало недоразумений. Когда ты поймешь, что понравилась мне не из-за твоих тайн, я узнал о них после того, как мы познакомились и они интересуют меня не настолько, чтобы считать себя вправе лезть к тебе в душу. Твой распорядок дня... Я бы и не задумывался об этом, если бы ты не сказала, так как сам занят целыми днями. С Сен-Жюстом ты хорошо знакома, это верно, но ты живешь не на необитаемом острове, а среди людей. Что касается Эбера, то его ненавидишь не только ты. А что касается утраты близкого тебе тебе человека... это потрясение, на то, чтобы оправиться от него нужно только время. Теперь я ответил на все твои вопросы?

- Да! - просияла Бьянка. - Больше - никаких вопросов. Даже о нашем чудесном спасении, верно? Твой брат сам расскажет, если захочет. А мы будем считать, что просто легко отделались.

- Да, кстати о моем брате. Он сказал, что хочет поговорить с тобой и что дело касается Жана Клери. А еще сожалеет, что для разговора тебе, видимо, придется прийти к нам, так как его беспокоит рана и во избежание того, что разговор будет подслушан.

- Хорошо, я приду, - легко согласилась Бьянка. - А еще.. - она достала из ящика стола несколько рисунков и, показав Огюстену, - поднесла к свече. - Твой брат торжественно изгнан из моей галереи. Я серьезно. Только перехвати листок - я очень боюсь огня.

- Мне было бы действительно интересно узнать, что послужило причиной такой перемены, - сказал Огюстен, перехватывая листы. - Помню, на меня произвело довольно сильное впечатление то событие.

- Наша поездка в тот дом, - коротко ответила Бьянка. - И знакомство с тобой.

- Последнее радует, - Огюстен бросил на железное блюдо догорающие листы и притянул ее к себе.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 05, 2009 8:17 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Эбера

Моморо, Жак Эбер, Маргарита Эбер

- Как это могло случиться? - в сотый раз спрашивал Моморо, меряя шагами комнату. - Черт возьми, у меня возникает нехорошее подозрение, что Каррье попросту пригрозил ему ножом, всего лишь напугав до потери сознания! В любом случае, этот чертов... отсиживается  в провинции, мы отдуваемся за всех, а Неподкупный занимается тем, что постепенно растирает нас в порошок. Его речь в Конвенте - это еще цветочки, есть у меня такое дурное предчувствие. А нам... Нам ничего не остается делать, только заметать следы и отрицать все, пока это, черт возьми, имеет хоть какой-то смысл! - глотнув немного вина, чтобы успокоить нервы, Моморо протянул бутылку Эберу и продолжил: - Что теперь делать с нашим протоколом заседания? Когда они опомнятся, то держу пари, что потребуют его.

- Что делать? Написать от балды - вот что делать. - Эбер спокойно налил себе вина, выпил и поморщился. - У нас, Антуан, больше нет выбора. Мы смертники, поинмаешь? И правила больше не действуют. Правило одно: спасай свою шкуру. Они хотят протокол? Они его получат. И пусть размышляют, издеваемся мы или нет. Все отрицать, твою мать, вообще все. Неподкупного не трогали, весь вечер сидели в Клубе кордельеров, потом трахали баб, потом - спали. Все. Кто докажет, что мы там были? Пусть ткнет пальцем. Эта девка тоже жива. Флери. Она спит с Робеспьером-младшим. И шпионит на старшего. Почему-то она тоже молчит, видимо, на семейном совете они придумали общий план действий. Если заговорит - застрелить. По большом счету я б и Неподкупного подстрелил. Пойми, Антуан, нам терять нечего.

- Если она заговорит, то уже будет без разницы, стрелять в нее или подождать, - зло сказал Моморо. - А что касается Неподкупного то я очень надеюсь, что ему эти покушения надоели больше, чем мне. У нас провалилась попытка с отравлением, попытка подловить его у дома Дюпле, и, наконец, эта попытка! Ты представляешь, что будет, если они найдут свидетелей и... Свидетелей! Первые две попытки мог предпринять, допустим, кто угодно, а вот последняя... Мальчишка, который напоил Демулена! Он мог запомнить нашего извозчика, и если его прижмут к стенке, то нам вспомнят и те беспорядки, когда Неподкупного чуть не разорвала толпа. Улавливаешь?

- Улавливаю. - меланхолично произнес Эбер. - Убьем его? Хочешь, прямо сейчас его найдем. И Флери за компанию. Кстати, по городу поползли слухи о человеке в маске, и я уверен, что язык распустил Моррель. А наш таинственный благодетель больше не желает выходить на связь. Поджал хвост - и в песок.

- Что за кровожадность, Жак? - скривился Моморо. - Хотя, ты прав - если не убьем мы, то убьют нас. Только вот беда - на Неподкупного сейчас опасно замахиваться, от убийства Флери тоже толку будет мало - нам ни к чему лишний шум, а вот Моррель... Да, это нужно убрать. Притом осторожно. Возможно, наш таинственный благодетель и показался бы нам грешным, если бы этот сопляк не трепался всем подряд. Кому следующему он решит пожаловаться на жизнь? Неподкупному?

- Боюсь, что да. Знать бы, как его найти, этого Морреля. Хотя, скорее всего, он остановился в гостинице "Соединенные штаты". Если денег хватило. Ты внешне его хорошо помнишь?

- Если увижу - узнаю. Не думаю, что он остановился в "Штатах", кстати. То есть стопроцентной уверенности у меня нет, но можно проверить на всякий случай. А найти его... - Моморо снова заходил по комнате. - Он выступал в якобинском клубе? Выступал. А для этого должен был получить билет. Думаю, что у них записаны его координаты. Сложно, но выполнимо.

- Дорогая, что у нас на обед? - крикнул внезапно Эбер. На кухне послышались тихие шаги. - В последнее время я постоянно хочу есть, - извиняющимся голосом пробурчал Эбер. Я ведь ненавижу убийства, Антуан. Я до недавнего времени трупов-то старался не видеть. Но это так, к слову. Так сказать, откровение на краю могилы. Сейчас покушаем и пойдем. Найдем адресок, пристрелим Морреля, потом займемся Флери... Ах да, Флери мы пока не трогаем. Ну и ладненько. Я ж почему к ней привязался? Не тебе она солонину втюхала, а потом растиражировала эту новость. Ох, не тебе...

- Мне просто повезло, - хихикнул Моморо. На самом деле ничего смешного в этом не было, но у него сдали нервы. - Послушай, а что если и ей подбросить похожую посылку?

- А давай! - заржал Эбер. Вошедшая в комнату Маргарита едва не выронила поднос. - О, дорогая, ты так быстро все принесла! - веселился Эбер. - Ну-ка, что у нас сегодня на обед? Солонинка? Отличненько! В последнее время я полюбил ее нежной любовью. А еще? Супчик? Луковый? Чудесно, дорогая, ты знаешь, чем меня порадовать. - Он чмокнул супругу в руку и похлопал ее по спине, с гордостью взглянув на Моморо. - Мое сокровище, моя любимая жена, вот, кто лучше всех на свете!

- Я тебе искренне завидую, друг мой, - ответил Моморо, принюхиваясь к аппетитным запахам. В желудке, как назло, заурчало. - Маргарита - отличная хозяйка.

Маргарита Эбер улыбнулась мужчинам и молча вышла из комнаты.

- И ведь - заметь - всегда молчит моя Марго! Вот ты слышал, чтоб она когда-нибудь с бабским вопросом полезла? Чтоб перебила? Чтоб отвлекала от мужского разговора? Не слышал. И я не слышал. Она мало говорит, моя Марго. А если уж говорит - то по делу и умное. Как она Колло припечатала, помнишь? Ты кушай, кушай, друг, мало ли, может, и в последний раз кушаем, - весело говорил Эбер, усердно работая ложкой.

- Такое не забывается. Жаль только, что нам это все припомнят. У Колло память хорошая, а у Неподкупного - еще лучше.

- Да х... с ними со всеми! - заржал Эбер, откидываясь на спинку кресла. - У меня вот тоже хорошая память. И я даже готов пожертвовать пирогом своей Марго, чтобы отправиться на поиски Морреля. Пойдем, друг?

- Зачем жертвовать? Прихвати с собой и пойдем, - ответил Моморо.

Маргарита Эбер молча смотрела, как ее муж и Антуан Моморо удалялись от дома. Ее переполняла тоска и боль. Он решился на убийство. Эти твари загнали его в угол. Бедный Жак. Если ее план сработает, она позаботится о том, чтобы он никогда больше не думал об убийствах. Ведь они мечтали о собственном поместье, и даже купили землю и дом. Они уедут. Уедут, как только все закончится. Маргарита вздохнула и отправилась мыть посуду.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 06, 2009 1:10 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

дом Робеспьера.

Сен-Жюст, Робеспьер.

- Я приму вас тогда, когда мне это будет удобно, гражадин Дюпен, - рявкнул Сен-Жюст, и, оставив чиновника хлопать ртом, размышляя, посадят ли его теперь за то, что он невовремя обратился к тому, кто выше по званию, или не посадят и стоит ли зайти позже, вышел из Тюильри. Максимильян сегодня остался работать дома - рана, пусть и пустяковая, но все же беспокоила его довольно сильно. Добежать до дома Робеспьера, потом - вернуться в Конвент, пока не закончился перерыв. Плюс вечером - заседание Комитета. Значит, разговор предстоит короткий.

- Максимильян, я буквально на полчаса, - сказал Сен-Жюст, входя в его комнату. - Я узнал, кто напоил Демулена и помог доставить его к заговорщикам. Ты удивишься. И даже, возможно, мне не поверишь. Его фамилия. - Моррель. И это тот самый Моррель.

- Вот как? - Робеспьер некоторое время раздумывал над словами соратника, взвешивая все "за" и "против". Выходит, что молодой человек не кто иной, как заговорщик. Именно заговорщик, а не слепое орудие, как он считал раньше. - Нужно собрать все, что о нем известно в самое короткое время. Мы изучим досье и, думаю, передадим его Фукье.

- Я уже начал собирать информацию, - кивнул Сен-Жюст. - Все, что он рассказывал о себе, сходится. Но вот интересный факт. В день исчезновения Камиля его видели в обществе какой-то женщины. Ее описание я получил, но по нему трудно о чем-то судить. А потом он на всех углах рассказывал о человеке в маске. Человек в маске появляется на нашем пути не в первый раз.

- Поручишь ее кому-нибудь из наших агентов. Не исключено, что женщина тоже замешана в заговоре. Что касается человека в маске... Он появляется не в первый раз, это правда, но пока что я не вижу никакой возможности выйти на его след. Им до сих пор не занимались, но то, что мне приходилось читать - пустое. Очень может быть, что наш таинственный незнакомец на самом деле - несколько отдельных лиц, действующих в общих интересах по принципу "двое не знают третьего, а третий - первого". Но это опять-таки домыслы. Сейчас меня интересует Моррель. Перед тем, как отдать его Фукье, молодого человека необходимо допросить. Желательно тайно.

- Я сделаю это, - кивнул Сен-Жюст. - Без свидетелей. Я выяснил, где он остановился. Это дешевая гостиница с многообещающим названием "Жемчужина Парижа". Я пошлю за Моррелем прямо сейчас, и, надеюсь, к вечеру смогу лицезреть его наглую физиономию.

- Хорошо, - кивнул Робеспьер. - Мне кажется, что пропажа отчета Огюстена и последние события - дело одних и тех же лиц. У Морреля необходимо потребовать подробный отчет о его действиях с момента прибытия в Париж. И горе ему, он вздумает лгать.

- Потребую. - сверкнул глазами Сен-Жюст. - Максимильян, ты помнишь, что завтра я собираюсь представить Конвенту свой доклад? Он готов. И мне бы хотелось обсудить некоторые тезисы. Я немного видоизменил доклад с момента последних событий. Думаю, что каждый день промедления может нам дорого обойтись. Поэтому я хочу затронуть обе фракции. Не называя имен. Имена будут следовать из текста доклада.

- Да, я помню. Завтра я буду в Конвенте. Ты хочешь, чтобы я просмотрел рукопись или же предпочитаешь обсудить все устно? Затронуть обе фракции... - Робеспьер поднялся и подошел к окну. - В принципе, правильное решение. Мне нечего возразить, но все я бы хотел, чтобы ты был осторожнее.

- Я решил построить свой доклад на заговоре, составленном англичанами, - заговорил Сен-Жюст. - Английское правительство приняло двойное решение - делать вид, что готовится к войне, а тем временем разжигать страсти честолюбивых, алчных и развращенных людей. И есть лишь один способ пресечь это зло - совершить революцию в гражданском сознании. Принести в жертву всех, кто взывает о снисходительности и всех, кто нападает на существующий порядок. Ибо и то и другое призвано подорвать авторитет правительства и, тем самым деморилизовать патриотов. Иностранные державы призваны восстановить одну часть Парижа против другой. И борьба некоторых фракций, имеющих прямо противоположные цели и задачи - наглядный пример деятельности западных держав. Заговорщикам свойственно притворство. Если выйти на улицу и заявить во всеуслышанье: "Да здравствует король", это не кончится ничем хорошим. Почему бы не скрыть замыслы? Не прикрыться патриотическими речами? Не замаскироваться, провозглясив себя вождем определенного направления? Можно проследить, следствия губительной снисходительности, о которой я говорил не так давно. По городу распространились слухи о том, что откроют тюрьмы, на рынках разбрасывают листовки, требующие короля. Одна из фракций попыталась направить силу, которую Конвент дал правосудию, против самого правосудия. Если проанализировать ситуацию, нетрудно заметить, что фракция, взывающая к снисходительности и мнимому милосердию, взывающая спасать преступников, подобно волне, сливается с другой фракцией, которая кричит громче всех, ибо боится разоблачения. И как все просто задумано! Сделать вид, что они враждуют друг с другомЮ дабы общественное мнение разделилось между ними, а затем вновь сойтись, чтобы выступить против свободы. Преступна любая фракция, ибо она стремится разобщить граждан. Суверинитет народа должен быть един. И поэтому любая фракция - это покушение на суверинетет.

Робеспьер молчал. Все, что говорит Сен-Жюст - верно. Возразить нечего. Даже учитывая общий характер доклада можно было надеяться одержать победу малой кровью, так как уже становилось ясно, что фракции просто не смогут сосуществовать. Он и сам высказывал подобную мысль, но несколько иными словами. Но пауза затягивалась.

- Мне нечего возразить, Антуан. Здесь все по существу и боюсь, что медлить больше нельзя. Завтра ты скажешь об этом в Конвенте, я буду там, чтобы поддержать тебя, если твой доклад решат... обсудить более подробно. Так будет, не сомневайся. Принесешь мне рукопись, когда сможешь. А пока что я выступлю твоим оппонентом. Готов?

- Конечно, - слегка побледнел Сен-Жюст. - Тебе что-то не понравилось?

- Я полагаю, что сейчас не время столь резко заявлять о том, что обе фракции действуют из одних и тех же соображений. Тем самым ты невольно толкаешь их на сближение. Попробуй сказать то же самое по сути, но больше акцентируй внимание не на том, что обе клики в сговоре между собой, но на том, что их действия, кажущиеся прямо противоположными, приведут к разобщению, расколу и другим печальным последствиям. Будь я действительно твоим оппонентом, я бы непременно поинтересовался, кого именно, гражданин, вы обвиняете в распространении тех же листовок. Довольно невинный вопрос, не правда ли? Но ответив на него прямо, ты загоняешь себя в ловушку, позволив думать, что этот удар ты готовил именно для противоположной фракции. Понимаешь о чем я?

- Понимаю. - Сен-Жюст опустил глаза. - Эти листовки были. Но ни Дантон, ни Эбер не имеют к ним отношения. Листовки распространял некий Бурье, которого выаледила и арестовала тайная жандармерия. Я имел с ним беседу. Он просто сумасшедший. И действовал от собственного имени. Но это недоказуемо, Максимильян. Этот человек может быть казнен завтра. в день прочтения моего доклада. И он оставит любые показания. Те, кто нам больше подойдут. Я хочу построить на этом человеке одну из частей обвинения. Представить доказательства его связи с Моморо. - Сен-Жюст поднял руку, когда увидел в глазах Робеспьера вопрос. - Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, это будет фальсификация. Но, еще раз повторю, это недоказуемо. Это во-первых. А во-вторых, эбертисты продолжают кусаться. И перепуганы настолько, что скоро начнут стрелять из пистолетов по членам Комитета. Я знаю, что говорю, Максимильян. Я видел их глаза. Верхушка эбертистов должна быть арестована в ближайшее время. Иначе - восстание и лишняя пролитая кровь. Головы двадцати эбертистов не стоят нескольких сотен убитых парижан. - Сен-Жюст скрестил руки на груди и отошел к окну.

- Ты не можешь знать, какие доказательства нам понадобятся завтра, - ответил Робеспьер. - Поэтому повремени. Один единственный необдуманный поступок может стоить нам слишком дорого. Я прекрасно понимаю, что главари клики должны быть арестованы в ближайшее время, но понимаю и то, что они кусаются, как ты сказал, следовательно любое неосторожно сказанное слово может обратится против тебя. О листовках я сказал только затем, чтобы привести пример того, что к словам можно придраться.

- Как скажешь, Максимильян, - Сен-Жюст резко обернулся. - Мне пора возвращаться. Сегодня вечером я занесу тебе этот доклад. И мы пройдемся по нему вместе.

- Хорошо. Я буду ждать тебя вечером.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 06, 2009 1:24 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, дом Эжени.
Эжени, Камиль Демулен, мадам Симон.

- Где тебя черти носят, - проворчала мадам Симон, тяжело опираясь на палку. Старуха была совсем плоха этой весной.
Ворчание мадам могло означать только одно. Эжени взбежала по лестнице и застыла на пороге своей комнаты.
- Живой, - прошептала она, - Живой.

Она бросилась своему спутнику на шею, на некоторое время забыв обо всем, кроме того, что он говорит ей, что любит ее уже до безумия и до крика, до чего-то совсем последнего.
Через четверть часа мир снова обрел очертания.
- Тебя все-таки искалечили, - грустно заметила Эжени, - Ну почему, почему ты так стремишься оставить меня как можно скорее?

Демулен оторвался от нее и заходил по комнате. - Я не хочу тебя оставить, Эжени! Я никого не хочу оставить! Но я должен тебе признаться. Я предал тебя в тот момент, когда не смог остановиться, прекрасно зная о последствиях. А теперь, когда эта смертельная схватка началась, я не могу остановиться тем более. Просто не имею права. Попробуй понять меня, пожалуйста. Я здесь, с тобой, и люблю тебя, наверное, больше всех на свете. Но я не смогу даже ради тебя плюнуть на все, чем жил эти годы и замолчать, чтобы спасать свою шкуру. Если бы я мог вернуть все в 89-й, я бы поступил также. Это судьба. И если мне суждено быть гильотинированным, я не буду ничего менять и останусь собой до конца.

- Знаешь, - сказала Эжени, - Мне снился сон. Мы с тобой обрели вечную жизнь и были всегда вместе, покинув мир людей. Это хороший сон? Ты бы хотел вечно жить?

- Конечно! - улыбнулся Демулен. - Это прекрасный сон. И он обязательно сбудется.. Когда-нибудь мы встретимся и будем вечно бродить на границе наших миров. Я тоже видел этот сон. Он прекрасен.

- Прекрасн только как сон? Только как то,что будет по другую сторону могилы? А если бы он сбылся?

- Почему ты говоришь об этом сейчас? Это я виноват, я доконал тебя этой историей.. Я же говорю, он обязательно сбудется. Вчера, во время своего вынужденного ареста, я думал о том, почему мы встречаемся с тобой только по ночам, почему я никогда не вижу тебя днем. И я понял: ночь - самое честное время, когда засыпает вся подлость и гордыня, накопившаяся в людях за день. И тогда появляешься ты - незримый спутник всей моей жизни последнего времени, мой талисман, мое совершенство. Уверен, наши души будут слышать друг друга и после смерти. Ночью. Я даже нашел место, где мы встретимся. Хочешь, я отведу тебя туда? Или нет, не сейчас. Зачем говорить о смерти, если до нее еще далеко?

- Незачем, - улыбнулась Эжени, - Но ты не ответил на мой вопрос. Вот ты бы хотел жить вечно? Что до места- позови меня на свидание, черт возьми. Но ответь.

- Любой человек, наверное, хотел бы жить вечно, - пожал плечами Демулен. - И если бы это было возможно, мир бы лопнул уже от перенасыщения человекообразными существами.

- И ты разделил бы со мной вечность? И изгнание?

Демулен рассмеялся. - Конечно, разделил бы!
- Значит, вечность? И никакой революции? Ты смеешься надо мной сейчас… Или правда?

-Бессмертие? - взгляд Демулена почернел. - Когда-то я задумывался о том, что было бы со мной, если бы я вдруг получил возможность остаться на этой земле навсегда. Никогда не стареть, не меняться и не иметь возможности уйти. Представлял себе, как будут светить звезды, какими будут дома и деревья, какими будут газеты, люди, вещи, мысли и мечты. У каждого человека — свой путь, Эжени. И он либо способен пройти его, либо не способен. Люди несовершенны, и они правят несовершенным миром. Их путь конечен, и так должно быть всегда. Человек уступает место другому человеку, которому, возможно, будет дано понять, что нужно сделать, чтобы все изменить. Послушай, что творится за окном? Слышишь? Они бьют в набат, они кричат, захлебываясь в собственных разочарованиях, и просят дать им покой. Души домов и деревьев, которые не могут уйти и вынуждены наблюдать этот мир сотнями лет. Что может сделать вечный человек? Изменить ход истории? Нет, и тысячу раз нет. Раз мы, живые, не можем ничего сделать, то вечность лишь добавит боли и грязи в этот и без того несовершенный мир. Я бы никогда не согласился стать бессмертным. Потому что бессмертны не мы, а наши поступки. Если мне суждено забвение, то пусть будет так. Но лучше стать частью исторических летописей, чем вечно биться о непроницаемую стену грязи и лжи, которую возводит вокруг нас человечество.

Эжени уткнулась Демулену в плечо и некоторое время стояла молча.
- Тогда, мой милый спутник, мне остается только сделать свой выбор и покориться твоему. Наверное, нам надо просто учиться с благодарностью принимать все то, что исходит от тех, кого мы любим. И даже годы боли и отчаяния станут для меня подарком, если их дашь мне ты. Я вижу сны не только о бессмертии. В других тебя уводят на эшафот, как искалеченную, но не смирившуюся гончую, которая бежала по следу, но уже никогда не достигнет своей цели. И я могла просто стоять и смотреть, а твои слова заглушала толпа, и тысячи людей разделяли нас и уносили вс едальше друг от друга. Я никогда не говорила тебе про это видение. И никогда не говорила того, что скажу сейчас. Я иногда думаю о тех днях, месяцах и годах, которые мы с тобой так и не прожили. На которые у нас не было ни малейшей надежды или шанса. Про которые я даже говорить или думать не имею права, потому что их никогда не было и не будет. А горечь от того что их не было есть. Но так уж мы выбрали.

- Никогда не думай о том, чего не было, Эжени. Эти месяцы и годы, в течение которых мы не знали друг друга... Они были даны нам для того, чтобы мы стали такими, как сейчас. "С течением времени старые бредни становятся мудростью, а старые маленькие небылицы, довольно небрежно сплетенные, порождают большие-пребольшие истины". Так сказал наш с тобой любимый Бомарше. Наша большая истина родилась в ту ночь у Нотр-Дам. Помнишь? Ты стояла, замерзшая и мрачная, а я подошел к тебе, думая о своем, просто потому что не смог пройти мимо. Я ведь тогда и лица твоего толком не разглядел. И очень не скоро увидел твои глаза. Прозрачные и чистые. Они бывают серыми, как предгрозовое небо, когда ты злишься, а иногда напоминают мне чистое летнее небо, в котором отражаются шпили Собора. Это наша жизнь. Здесь и сейчас. Я готов остаться в ней навсегда. Моя Люсиль поймет меня, если я сообщу ей об этом. Я буду с тобой каждую минуту, и не отпущу ни на секунду. И тогда сам Дьявол не разлучит нас, потому что я не верю в сказки с несчастливым концом. Ты согласна?

- Тогда наше счастье будет украденным и построенным на чужом горе. Я не имею права обрекать тебя на то изгнание, которое для тебя будет хуже смерти, - Начала Эжени и внезапно остановилась, - Подожди, что там упало?
Мадам Симон давно не шаркает по своей комнате, а она никогда не ложится спать, пока ты не уходишь. Будто что-то тяжелое упало. Так, если это - ее любимая ваза, то пошли собирать осколки, - Она сбежала по лестнице в гостиную квартирной хозяйки, - О боже...
Мадам Симон висела на крюке для люстры. У ее ног лежал запечатанный конверт, помеченный инициалами "К.Д."

Демулен побледнел и бросился к женщине. Некоторое время он боролся с веревкой, затем отнес ее на руках на диванн и склонился над безжизненным телом. - Она не дышит. - хрипло сказал он, не глядя на Эжени. - Мрак и смерть. Всюду. Не смотри на нее, ей уже не помочь. Я отвезу ее в больницу.

Эжени застыла, как вкопанная и прошептала.
- Она... она была моей семьей! У меня никогда не было такой семьи...И она сегодня была веселая. Кто-то привел к ней смерть... она пришла в мой дом... Она некоторое время бессмысленно смотрела прямо перед собой, после чего бросила взгляд вниз, - Подожди... На конверте твои инициалы, - Она подняла записку, гласившую "Журналисты тоже платят по счетам. Если угадаешь первое и последнее звено цепи - промежуточных будет меньше."

Демулен отшатнулся. - Господи... Ее убили, - прошептал он одними губами. - Убили, чтобы швырнуть мне в морду эту глупую записку. Это я принес смерть. Я. Ее убили, - повторял он вновь и вновь, не в силах поверить в жестокость сотворенной мести.

- И я... я виновата. Если бы я поселилась отдельно, она была бы жива. Я приношу несчастье, я всегда знала, - пробормотала Эжени, - А ты нипричем тут. Это чужая злая воля убиле ее, а не ты.

- Это Сен-Жюст, - потррясенно проговорил Демулен, не отрывая глаз от мертвого тела. - Он помешался. Точно, Сен-Жюст. Не зря говорят, что он разговаривает с мертвецами. Я сам слышал. Разговаривает. Он сумасшедший. Он хочет заткнуть мне рот, и выбирает для этого самый изощренный способ.

- Это не Сен-Жюст, - Ответила Эжени, - Он был здесь недавно, он не похож на сумасшедшего. Его безумие иного рода в мечтах об идеальном мире, который достается ценой большой крови. Но не такой. И Сен-Жюст никогда не станет причинять боль мне.

- Это почему? - от изумления Демулен на секунду забыл о только что произошедшей трагедии.

- Он приходил и сказал, что изменил свое отношение ко мне, и что я хорошая. Ему было тяжело, потому что он расстался с кем-то важным для него. И он не из тех, кто убивает изподтишка. Сен-Жюст -это большие злодеяния и большая смерть, как и большое величие и большая душа. Он не будте убивать исподтишка и он правда никогда не захочет сделать что-то, что бы меня расстроило.. Я это чувствую, я никогда не ошибаюсь. Если бы он хотел заткнуть тебе рот - он бы лично пришел к тебе или просто отдал приказ о твоем аресте, поверь, пожалуйста. И... в записке сказано, что буду еще звенья... если т ыне угадаешь, с чего все началось и чем закончить.

- Да плевать я хотел на их загадки! - крикнул Демулен, скомкав бумагу. - С чего все началось? Они хотят сказать, что все началось с моего воззвания? Это бред! Сейчас модно выставлять меня эдаким героем революции, но это неправда! Все началось намного раньше! В тот день, когда первый раз один человек растоптал другого, пользуясь властью. В тот день, когда кто-то из наших предков понял, что крестьян можно угнетать, что об трудяг - вытирать ноги, что можно жить, ничего не делая и пользуясь чужими достижениями! Все началось в тот день, когда первый в мире убийца остался безнаказанным, когда восторжествовала подлость, а зависть и страсть к наживе стала вторым "я" каждого третьего человека. наша революция - лишь следствие старых ошибок, прорвавшийся гнилой нарыв, и мы сейчас вынуждены цепляться за соломинки, чтобы не захлебнутся этим гноем! Чем закончить? Я говорю об этом в каждом номере своей газеты. Открыть тюрьмы. Прекратить массовые убийства. Перестать подозревать каждого во всех смертных грехах и просто взглянуть друг другу в глаза!

Эжени стиснула руку своего спутника.
- Ты прав... как всегда... и если бы сейчас ты приказал молчать сердцу и холодно стал просчитывать варианты, я бы не любила тебя так сильно, - Она подошла к мадам Симон и обняла ее, мгновенно отпрянув, - Стой... Быстро помоги мне. Она... мне кажется или она жива?

Через пять минут старуха сдавленно прошептала.
- Глаза. Это были жуткие глаза.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 06, 2009 1:46 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Робеспьера

Робеспьер, Бьянка, Сен-Жюст, Огюстен

Жан Клери. Никогда не думал, что придется защищать человека, воспоминания о котором вызывали раздражение, а временами и злость. Человека, с которым Сен- Жюст в свое время хотел сотрудничать, а он сам опасался. Человека, о котором сейчас говорил весь Париж и который сталкивал Эбера в пропасть. Не станет Эбера – кто будет следующим? Робеспьер отложил в сторону старые подшивки «Друг Народа» и несколько номеров «Революции» со статьями «странного» происхождения. Отчеты агентов жиронды он уже просмотрел, остались только донесения его людей. Он почти закончил читать их, когда в кабинет зашла Тереза и сообщила, что пришла Жюльетт Флери. Что же, как раз вовремя.

Больше всего на свете Бьянка боялась, что увидит тут Сен-Жюста. Вчера она вычеркнула этого человека из своей жизни. Он, единственный, кто знал ее по-настоящему, кто, как она считала, понимал ее без слов, сам все испортил. Ну и пусть. Хватит. Очередная вырванная из жизни страница... И вообще, теперь это не имеет значения. А разговор с Робеспьером - имеет. Потому что он сейчас может помочь ей завершить хотя бы что-то из начатого - а именно, отомстить Эберу за гадкую оскорбительную публикацию о Жане Клери, напечатанную прошлым летом. Бьянка прекрасно знала, что Робеспьер сам приложил к этому руку, подтолкнув Эбера начать травлю против Клери. Но автором мерзопакостной статейки был все-таки Эбер. Гнусное подлое существо и продажный журналист. - Добрый вечер, гражданин Робеспьер! Вижу, вам уже лучше. Но не могу не поинтересоваться вашим здоровьем, - вежливо начала Бьянка, присев в кресло.

- Добрый вечер, гражданка Флери. Благодарю вас, мне гораздо лучше,- Робеспьер подбросил в камин несколько поленьев и занял кресло напротив. Служанка тем временем расставила на столе чашки и удалилась, чтобы сварить кофе. - Мне пришлось пригласить вас сюда не предлагая никаких альтернативных вариантов для места встречи, так как хочу поговорить с вами, не рискуя быть подслушанным. Касательно вашей просьбы... Если Эбер не глупец, то думаю, что он извинится перед Жаном Клери. Сделать большее не в моих силах, так как у меня нет других методов кроме угороз обратить внимание общественности на произошедшее недоразумение.

- Вы для этого меня пригласили? Чтобы сообщить, что выполнение моей просьбы считаете невозможным? - искренне удивилась Бьянка.

- Нет. Имейте терпение. Думаю, что Жану Клери следует быть осторожнее и позаботится о том, чтобы стало известно на какие средства издается "Друг Народа". Иначе могут подумать, что он пишет в соавторстве с человеком, которого обвиняют... в довольно неприятных вещах. Я бы советовал ему не писать в соавторстве, перекликаясь с другими издателями и не принимая в печать чужие заметки. Полгаю, что с известным журналистом захотят сотрудничать. Или познакомиться, учитывая характер его статей.

- Он недоверчив, осторожен и не показывается в обществе, - улыбнулась Бьянка. Разговор начинал ей нравиться. - Каким образом потенциальные соавторы смогут на него выйти и заставить его что-либо напечатать? Чем они могут его заинтересовать? Он самодостаточен.

- Это знаете вы, но не я, - ответил Робеспьер. - И, потом, издавая газету он так или иначе общается с людьми. Что же касается самодостаточности, то это безусловно ценное качество может оказаться бесполезным если речь зайдет, к примеру, о сенсационном материале к которому можно получить доступ... И речи быть не может о шантаже или методах, подобных этому.

- Сенсационном материале, недоступном другим журналистам? К примеру, уличающим гражданина Эбера в чем-то, что может стоить ему головы? - Бьянка скромно опустила глаза, в душе обругав себя за тщеславие и недальновидность. Сегодня вечером она получила по почте весьма любопытную заметку, написанную от лица одного из старейших членов Клуба Кордельеров. В ней автор представлял точные расчеты деятельности прокурора Коммуны Жака Эбера с подробными выкладками, каким образом он распоряжался теми или иными денежными поступлениями. Бьянку такая заметка удивила, но не насторожила. Идиотка. Чуть не попасться так по-глупому!

- Значит, они так и поступили? - Робеспьер дождался, пока служанка поставит на стол кофейник и выйдет, потом продолжил: - Если Жан Клери опубликует этот материал, он, полагаю, попадет под мое собственное обвинение о клевете. Более того, тем самым покажет, что все предыдущие статьи не более, чем гнусная ложь. И, разумеется, он утратит то доверие, которое испытывают к нему парижане.

- Я передам ему ваши слова, - Бьянка взглянула в глаза Робеспьера. Умный соперник, интересный враг или неоценимый союзник? Последний вариант казался наиболее приятным, но требовал постоянного внимания и наблюдения. Потому что союзники в один день превращаются во врагов или соперников. В особенности, такие, как Максимильян Робеспьер. - Правильно ли я понимаю, что это - ваш ответ н а мою просьбу? Вы готовы защищать Жана Клери? Я слышала, что в прошлом году вы не жаловали его своим доверием.

- Если бы тот номер "Революции" вышел в печать, - Робеспьер в упор посмотрел на женщину, - мы бы с вами сейчас не разговаривали.

- Он бы вышел, если бы вы не остановили травлю, - отпарировала Бьянка, спокойно встретив его взгляд.

- Но он не вышел, этого на данный момент достаточно. Не сомневаюсь, что статья Жана Клери имела бы большой успех, он пишет так же живо, как и Камиль Демулен, сложно сказать, кого больше цитируют.

- Ему было бы приятно слышать столь высокую оценку... - заговорила Бьянка, но замолчала, услышав, как хлопнула входная дверь.
Бьянка внутренне сжалась и приготовилась отражать любые удары. Человеком, который приближался к комнате Робеспьера, был Сен-Жюст.

Сен-Жюст не подал виду, что взбешен увидеть ее в этом доме так быстро. Вот, значит, как. Неплохой ход - взять в оборот обоих Робеспьеров. Бессмертие - смертельное орудие в руках женщины. Если Страффорд использовал его исключительно для собственных целей, то эта хищница идет ва-банк и захватывает влияние с оглушительной скоростью, играя на стороне сильнейших. - Добрый вечер, граждане, - произнес Сен-Жюст и сел в кресло. - Не помешал?

- Добрый вечер, Антуан, - Робеспьер жестом указал на кофейник. - Не помешал, напротив. Думаю, тебе будет интересно узнать, что гражданин Эбер намеревается опубликовать в прессе явную дезинформацию касательно своего финансового положения. Своевременно, должен признать.

- Откуда такая информация? От Жюльетт, видимо? - быстро спросил Сен-Жюст. *Уходи отсюда немедленно, или я выброшу тебя отсюда собственными руками* - Короткая и вполне конкретная мысль для Клери.

*Рискни* - Бьянка легко подтолкнула его взглядом, ее глаза на секунду стали светло-серыми и безжалостными. - *А еще лучше выстрели. Эффект будет сногсшибательным, уверяю. Интересно будет и тебе и ему*

- Не совсем, - ответил Робеспьер, - Скорее, слова Жюльетт и умение делать выводы. К примеру, что стоит опубликовать довольно интересный даже с точки зрения простого обывателя материал, но не своими руками? Отдать его другому издателю и надеяться, что издатель не станет проверять достоверность этих сведений. Потом очень удобно обвинить издателя в клевете либо объявлять о своей невиносности, в зависимости от того, какую реакцию вызовет публикация. Последние скандалы, в которых повторялось имя известного тебе гражданина - это скупка и рассуждения о том, что отправка в армию "Дюшена" обходится в весьма значительную сумму. О скупке уже писали, значит остается предать огласке финансы и обезопасить себя от удара в эту сторону.

- А Жюльетт имеет какое-то отношение к журналистике? - поднял брови Сен-Жюст. - *Ты что ему, все выложила? Прекрасного нашла себе исповедника, браво, Клери*

- Балуюсь время от времени, - улыбнулась ему Бьянка. - *Исповедника? Бери выше, Сен-Жюст. Ты меня недооцениваешь*.

- Жюльетт имеет отношение к Жану Клери, - ответил Робеспьер.

Сен-Жюст рассмеялся. - Вот, значит, как. Сегодня день сюрпризов, однако. *Чего ты хочешь, Клери? Что ты к ним привязалась? Угробила Марата, взялась за Робеспьеров?*

- Прекрати ломать комедию, Антуан. Твой день сюрпризов случился еще в прошлом году, - вежливо произнесла Бьянка. *Говоря вашим языком, я бы сказала, что это удар ниже пояса, Сен-Жюст. Теряешь квалификацию, раньше ты действовал тоньше. А Робеспьеры нужны мне в качестве новой игрушки. Я поставила себе цель - стать председателем Комитета общественного спасения. Женщина - председатель - красиво, правда? А Робеспьеров посажу рядышком. Старшего - по правую руку, младшего - по левую*.

Сен-Жюст побледнел от злости. - Максимильян, ты не возражаешь, если я ненадолго украду у тебя Жюльетт? Верну ее через десять минут, обещаю.

- Не возражаю, - пожал плечами Робеспьер. Когда Сен-Жюст и Жюльетт вышли, он прихватил с собой кофе, пересел за стол и принялся дочитывать отчеты о Жане Клери.

***

- Какого черта? – резко спросил Сен-Жюст, когда они остались одни. Они стояли в гостиной. Единственная служанка Робеспьеров возилась на кухне.

- Не твое дело, - в тон ему ответила Бьянка. – Все? Поговорили?

- Ты говорила, что пасешься в этом городе ради меня? Я к тебе никогда в жизни больше не подойду. Теперь что тебя тут удерживает? Не пора ли поискать новую страну для проживания? Вот, в Англии, например, сейчас беспорядки. Думаю, там не менее интересно. Можно начать новую жизнь, завести себе какого-нибудь смертного, издавать газету…

- Не думала, что ты так чувствителен, Сен-Жюст. – перебила Бьянка. – Привык, что все всегда по-твоему? Нет, мой смертный друг, не всегда. Кстати, к кому, интересно, ты побежал вчера за утешением? Не сомневаюсь, размазывал сопли, прихватив с собой бутылку. Нет? Ошибаюсь?

- Не твое дело, - прошипел Сен-Жюст. – Не лезь в мою жизнь. Ты не одна такая.

- Конечно, не одна. Целый Театр вампиров еще не окучен твоим харизматичным видом. Вперед, Сен-Жюст, там полно таких, как я. Они лучше и добрее. Мы вообще добрые, это я одна такая. Моральный урод. А остальные – добрые.

- Не перевирай мои слова, Клери, - взвился Сен-Жюст. – Я говорил о Страффорде, зная, что говорю. И мне жаль, что в том доме сгорел он, а не ты.

- Страффорд давно свернул бы тебе шею, если бы воспринимал тебя всерез, Антуан, - мягко сказала Бьянка, подойдя к нему вплотную. – Ты был для него развлечением. Смешным смертным, за которым интересно наблюдать. Наблюдать за его речами, за его бахвальством, за его манией величия. Смешной маленький враг, с которым интересно.

- Не смей так…
Бьянка схватила его за руки и пригвоздила к стене. Она больше не была похожа на смертную женщину. Лицо – маска мертвеца, глаза вспыхнули нечеловеческим огнем. – Шутки кончились, Сен-Жюст, в тот момент, когда ты поднял на меня руку. Никто не смеет бить женщину. Ни при каких обстоятельствах. Не попадайся у меня на пути. Ее раз тронешь – изуродую. Но, так и быть, отвечу на твой вопрос. Я здесь, потому что издаю газету. Потому что изучила этот город вдоль и поперек и он мне понравился. А еще мне интересно увидеть, чем все это закончится. Фигуры расставлены, игроки запущены. Победит ли добродетель, пусть и купленная жестокой ценой? Или горстка трусов сможет собрать вокруг себя армию таких же трусов и перевернуть все с ног на голову? Все ясно? Или еще пояснить?

***
Огюстен Робеспьер возвращался домой в довольно скверном настроении. Черт знает что происходит. Глупо было надеяться, что борьба окончена, даже не смотря на победу. Крысы притихли, но не разбежались и скорее всего хотели начать кусаться не сообща, а по отдельности. Слухи о восстании не утихали, это внушало беспокойство, так как кроме всем известных лидеров кордельеров здесь были явно замешаны и более мелкие сошки. Более того, последние донесения были интересны хотя бы тем, что людей, арестованных за возбуждение беспорядков грозились освободить, доложив в клуб кордерльеров. В городе снова появились бунтарские афиши, но Моморо заявил, что кордельеры возмущены тем, что собираются преследовать честных патриотов. А также заявлял о причинах того, почему протоколы двух последних заседаний клуба кордельеров не были опубликованы. Эбер вовсю чернил клеветников, решительно отрицая тот факт, что клуб хотел распустить Конвент. Мысли были настолько поглощены эбертистами, что он заметил в гостиной Сен-Жюста и Жюльетт только шагнув в гостиную.
- Добрый вечер, граждане.

- Ты вовремя, Огюстен, - одновременно сказали Бьянка и Сен-Жюст. Каждый - со своим выражением. Бьянка рассмеялась - от прежней маски не осталось и следа. Она снова была живой и хрупкой Жюльетт Флери.

- Чем закончилось дело в Конвенте? - бесстрастно спросил Сен-Жюст. - Я получил записку, и мне пришлось уйти раньше.

- Жюльетт, рад тебя видеть, - улыбнулся Огюстен, потом ответил Сен-Жюсту. - Ничем. Пытаются оправдываться и доказать, что весь шум на ровном месте не стоит внимания Комитета. Максимильян у себя?

- У себя. Пойдем. Жюльетт, ты с нами? - вежливо и равнодушно спросил Сен-Жюст.

- Огюстен, если вам нужно обсудить государственные дела, я могу вернутсья домой и подождать тебя там, - проигнорировала его вопрос Бьянка.

- Мне нужно только занести бумаги, - сказал Огюстен и в следующую минуту скрылся за дверью.

***
- Проходи, Огюстен, - Робеспьер оторвался от бумаг. - Что в Конвенте?

- Ничего, - хмыкнул Огюстен, отметив, что только что уже отвечал на этот вопрос. Потом все же коротко изложил события и подытожил: - Расслабляться рано. Я принес тебе те письма, которые мы с Жюльетт взяли в карете. Думаю, что тебе сейчас нужно обсудить это с Сен-Жюстом.

- Сейчас? - Робеспьер внимательно посмотрел на брата поверх очков.

- Сейчас, - ответил Огюстен. - Утром все равно времени не будет, а информация достойна анализа хотя бы потому, что из этих писем можно извлечь немало интересного...
-
- Из этих писем, - Робеспьер быстро просмотрел даты. - Можно извлечь одну-единственную инфомацию - приставку "де" перед моей фамилией.

- Я подумал, что это все равно важно, - пожал плечами Огюстен. - Извини, если ошибся. Мне позвать Сен-Жюста, если я тебе больше не нужен?

- Зови, - ответил Максимильян, допив остывший кофе.

Бьянка и Сен-Жюст сидели в креслах, вооружившись газетами. Молча. Когда на пороге возник Огюстен, Сен-Жюст поднялся. - Ну, удачного вам вечера, граждане. - И скрылся за дверью.

- Если ты не возражаешь, Жюльетт, я бы преложил немного прогуляться, - сказал Огюстен, присев на подлокотник кресла. - Погода хорошая, как ни странно, жаль портить вечер, проводя его в четырех стенах. Что скажешь?

- С удовольствием. Пойдем. Я буду рассказывать тебе об Италии, хочешь? Ты когда-нибудь был в Венеции? - с этими словами Бьянка, подхватив накидку, подала руку Огюстену и увлекла его на улицу.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 06, 2009 7:23 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Сен-Жюст, Жак Моррель.

Жак Моррель долго не мог понять, каким образом оказался в незнакомом доме, но потом вспомнил, что гулял с Эжени Леме… Они пошли к Дантону, потом – в таверну «Два гуся», потом по настоянию Эжени писали афиши, что по обвинению в растрате разыскивается человек в маске и за наградой следует обращаться… в таверну «Два гуся». Моррель внутренне похолодел. И какое помрачнение рассудка на него нашло? Если раньше он мог рассчитывать на какую-то защиту от своего покровителя, то теперь на это не приходится рассчитывать. Теперь он остался совсем один… Зашевелились, оживая, воспоминания, в памяти возникали лица людей. Человек в маске, он говорит приглушенным голосом, но в этом голосе чувствуется стал, считающий его ничтожеством депутат Бернард, безжалостный Сен-Жюст, чопорный и холодный Робеспьер, громогласный Дантон, насмешливый Демулен. Они же разорвут его, одного, оставшегося без защиты. Моррель понял, что по-настоящему боиться. Понял, что эти люди не станут толковать с ним о справедливости, а просто отомстят за обиды, которые он невольно нанес им… желая добиться той же справедливости. Что теперь делать? Пойти сорвать те афиши, что они наклеили…

А когда это было? По его подсчетам он проспал весь день. Странно как… И до сих пор не мог вспомнить, почему он оказался именно в том доме. Но вот сейчас, сейчас он доберется до своих комнат, немного поест и станет думать, что делать дальше.

Перед ним в ужасе расступились. "да, гражданин Моррель у себя. недавно вернулся". Сен-Жюст быстро поднялся по ступенькам и толкнул дверь комнаты, где остановился провинциал, наделавший столько шума. Не заперто. Отлично - будет меньше шума. Моррель с видом побитой собаки сидел у окна и тут же вскочил на ноги.

- Собирайся, Моррель. Кажется, ты допрыгался.


Моррель даже не стал спрашивать о причине этого визита - и так все ясно. Он не оказывал сопротивления и покорно пошел за тем, кого называли "архангелом смерти". Немного удивился только тогда, когда понял, что они идут не в Консьержери, а в один из кабинетов и неизвестном ему учреждении. Может быть это один из комитетов... Да какая разница теперь? Ему было даже жаль, что не успел сделать ничего, чтобы его имя помнили. Ничего, что прославило бы его как политика, борющегося за справедливость. Безликая комната, изрезанный стол, шаткий стул - вот что ему досталось вместо признания, о котором он мечтал.

- Надеюсь, вы выспались? - Сен-Жюст не смог скрыть иронии. Он достал сигары. - Курите, если есть желание.

- Я не курю, - тихо ответил Моррель, потом поднял взгляд на собеседника: - Какое отношение к делу имеет ваш вопрос?

*Спокойно*, - сказал сам себе Сен-Жюст. Он начал заводиться от одного вида этого юного идиота. - Никакого. Проявляю внимание к вашему самочувствию. Потому что разговор нам предстоит длинный. О Демулене, женщинах и человеке в маске. Вы обвиняетесь в участии в заговоре. Вот такие печальные у меня для вас новости, Моррель.

- Тогда задавайте ваши вопросы, - мрачно сказал Моррель. - Потому что мне нечего сказать в свое оправдание. Я действительно произнес ту обвинительную речь, назвал Неподкупного тмраном в разговоре и расклеил те афиши по городу.

- Вы сами это придумали, или вас кто-то надоумил? - бесстрастно спросил Сен-Жюст.- И назовите имя человека, в разговоре с которым вы называли гражданина Робеспьера тираном.

- Обвинительную речь я произнес, потому что считаю, что комиссар творил беспредел, - упрямо ответил Моррель, не желая отказываться от своих взглядов. Если он сделает это, то даже враги будут презирать его. - Я считал и считаю, что он должен быть наказан, но видимо не учел того, что высокопоставленный покровитель в наше время значит гораздо больше, нежели совесть и понятие о чести. Один человек, я не знаю его имени и не смогу опознать, так как он носил маску, помог мне пройти в якобинский клуб. Это все. А человек, в разговоре с которым я назвал Робеспьера тираном вам хорошо знаком, - Моррель вздохнул, потом с горечью продолжил: - Камиль Демулен.

Сен-Жюст пропустил первую часть его эмоциональной речи. Вопрос с Огюстеном пока не настолько актуален, как деятельность человека в маске и вся эта бредовая история в целом. - Гражданин Моррель, начал он, собравшись с мыслями. - Сейчас мы с вами попоробуем вспомнить во всех подробностях тот день, когда вы познакомились с Камилем Демуленом. Это человек в маске попросил вас подойти к нему и познакомиться?

"Они знают", - бешено стучало в голове. Но тогда зачем спрашивают? Бред, абсурд, кошмарный сон. Хочется поскорее проснуться. или наоборот забыться. - Да, - он как бы со стороны слышал свой монотонный голос. - Он рассказал мне, что Камилю Демулену угрожает опасность из-за его статей, что Демулена хотят убить. А так как он не желает покидать Париж, то решено увезти его против воли, для чего и следовало посадить Камиля Демулена в поджидавший уже экипаж.

- И вы посадили, - полуутвердительно произнес Сен-Жюст.

Моррель кивнул.

- Что было дальше? Вы решили обсудить это со знакомой женщиной? - продолжил Сен-Жюст.

- Нет. То есть да. Я сидел в кафе, она подошла ко мне, мы разговорились... И об этом тоже. Она хотела познакомить меня именно с Камилем Демуленом, не подозревая, что я сним уже знаком. Она казалась его другом, поэтому я рассказал ей все. Выяснилось, что она знает о том, что Демулен уехал. Она очень волновалась... - подозревая, что его все-таки заставят назвать имя женщины, если не угрозами, то дальнейшими расспросами, Моррель добавил: - Леме. Ее звали Эжени Леме.

Сен-Жюст внутренне напрягся, но не подал виду. Эжени замешана в заговоре? Бред, абсурд, это совершенно не тот человек, который может на такое пойти. Хотя... Она могла пойти против Робеспьера не ради себя, а ради Демулена. Ситуация осложнялась. - Леме? Расскажите, что вы о ней знаете.

- Ничего не знаю, - пожал плечами Моррель. - Только то, что ее зовут Эжени Леме и она близкий друг Камиля Демулена.

- Хотите сказать, что вы с ней больше не встречались? - прищурился Сен-Жюст.

-В тот день и на следующий. Мы ходили к... К Дантону. Но Дантон ничего не сказал, только ругался. Велел прийти позже. Эжени хотела найти человека в маске, поэтому мы написали те афиши. Потом я... я очень устал, поехал домой и неизвестно как очутился в чужом доме. А потом вернулся к себе, где вы меня и арестовали...

- В чужой дом с вы тоже с гражданкой Леме ездили? - участливо спросил Сен-Жюст

- Нет. Я не видел ее с тех пор, как мы закончили писать афиши.

- Она тоже их писала? - уточнил Сен-Жюст.

- Да, - ответил Моррель.

Сен-Жюст выложил на стол перо, чернила и бумагу. ЧТо-то подсказывало ему, что Моррель говорит правду, и его просто использовали. Другое дело - участие в этой истории Эжени Леме. Сен-Жюст считал ее неспособной к интригам, но во-первых, он мог ошибаться, а во-вторых, не стоило забывать о ее личной заинтересованности в том. чтобы убрать врагов Камиля. А главную опасность для Камиля на данный момент представлял, как ни крути, Робеспьер и ... он сам.

- Пишите. Моррель. Все, что вы знаете о человеке в маске и весь ваш день, начиная с того момента, как он нашел вас и попросил об услуге для Демулена.

Подробное изложение заняло почти три часа - пришлось переписывать дважды, добавляя все новые и новые детали, так мучительно восстанавливающиеся в памяти. Человек в маске... Да ничего он не мог о нем сказать толком. Одет добротно, но скромно, тогда он читал газету и порезался бумагой, может быть, боялся насекомых, так как выплеснул вино едва ли не в лицо трактирщику, заметив в бокале мошку. Да, знал, что он нуждается, поэтому выпивку оплатил сам, у него был синий бархатный кошелек с буквой "А". За поясом - пистолет с серебряной рукояткой. Дорогой. Это все, что он мог вспомнить, но и такие детали вспоминались далеко не сразу... Три часа вот в таком духе. За эти три часа он чувствовал себя так, будто его избили ногами.

Сен-Жюст вошел, когда молодой человек почти закончил. Он пробежал глазами несколько листков, чтобы убедиться в том, что он добросовестно все описал. Затем спрятал их в стол и кивнул. - вы свободны, Моррель. Постарайтесь не покидать Париж в ближайшее время.

Моррель вышел, будучи ошарашенным настолько, что даже забыл попрощаться. Его отпустили? Надо же. А он почти подготовился к тому, что его отвезут в Консьержери... Уже на улице он вспомнил, что забыл в кабинете свою шляпу, но возвращаться за ней не стал - а вдруг триумвир передумает и все таки решит заключить его под стражу? Лучше не искушать судьбу, а насладиться еще одним днем свободы.

Сен-Жюст сел и задумался. Либо этот человек - гениальный актер, либо он говорит правду. Если он говорит правду, значит, долго он не проживет. Иногда "пустить все на самотек" - тоже тактика. Он не будет его арестовывать и посмотрит, доживет ли Моррель до завтра. Доживет - один разговор, не доживет - значит займет свое место среди призраков невинно загубленных жертв собственного честолюбия. В конце концов, показания он дал. И большего из него не выжать. Что касается Эжени, то, скорее всего, придется с ней побеседовать. И темой на этот раз станут не призраки Нового моста.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Ноя 07, 2009 3:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года.

Андрэ Ландри// Дантон, Демулен

Андрэ Ландри устало опустился на скамью и закурил. Все успел вовремя! Сегодня он работал весь день. С того момента, когда ранним утром к нему постучался посланник Жана Клери. Сам Жан заглядывал в типографию нечасто, в основном присылал свою хорошенькую старшую сестру. Точнее, Андрэ никто не сообщал, что Жюльетт – сестра Жана. Но уж очень они были похожи. Только она была чуть пониже, постарше и, разумеется, покрасивее. Андрэ горячо переживал смерть великого Марата и любил вспомнить счастливые времена, когда великий публицист влетал в подвал, где стоял печатный станок, и начинал, размахивая руками и носясь по комнате, сшибая вещи, рассказывать, что и как должно быть напечатано. Потом у Марата появился ученик. Жан Клери. Почти ребенок. С горящим взором и необикновенным талантом. Они были блистательным дуэтом. А потом Марат погиб, а Жан исчез… Каково же было счастье печатника, когда две недели назад этот мальчик вновь возник на его горизонте. Он пришел поздним вечером и сказал, что хочет возродить газету. Счастью Андрэ не было предела! «Друг Народа» возродился из пепла, его снова обсуждали на улицах! А печатник Ландри вновь чувствовал себя востребованным.

Жюльетт Флери появилась чуть позже. Пришла, показала записку от Жана (Андрэ проверил подлинность – почерк совпадал) и сказала, что Клери сильно болеет, и поручил ей передавать материалы для газеты. Жюльетт исправно приносила статьи, вышло два номера. А вчера утром внезапно появился другой посыльный. И передал конверт. С просьбой – напечатать эту статью вместо одной из статей из архивов Марата. Передал деньги вперед – за срочность. Покуривая после трудного трудового дня, Андрэ размышлял только об одном. Странно, что Клери вдруг решил нападать на Робеспьера. Странно, что Клери ни с того ни с сего встал на сторону Дантона и Демулена. Но – мальчишка всегда знал, что делает. А его, Андрэ, дело – хорошо выполнять свою работу.

***

Жорж Дантон перечитывал «Друг Народа» уже наверное в десятый раз и до сих пор не мог поверить, что это действительно напечатано. Не глядя, он протянул руку за кофейником, ожегся и выругался. Но зато удостоверился что это ему не снится. Почему, черт возьми, Жан Клери решил выстипить в защиту Камиля? Нет, разумеется, это было весьма своевременно, особенно, когда  Камиль поставил себя в такую идиотскую ситуацию, да и статься было написана недурно, но все же было во всем этот что-то, что ему совсем не нравилось. И этот вечный вопрос: «Почему?». Вот почему Клери это сделал? Из солидарности? Вряд ли, хотя не исключается и это. У мальчишки всегда были довольно странные идеи, взять хотя бы ту кашу, которую он заварил с Лавуазье. К чему, спрашивается? Хотелось бы верить, конечно, в солидарность, но не такой он человек, чтобы верить в бескорыстие да и еще и в такое трудное время. То есть, Клери преследует какую-то свою цель?

Тоже возможно. Хочет ударить Робеспьера? Скорее всего, именно так. Тоже вроде бы ничего плохого в этом нет… Но все равно все вместе это не нравилось. А особенно не нравились предположения Бийо о том, что он, Дантон, спонсирует «Друг Народа». И в этом тоже, кажется, ничего страннного не было, как и в поддержке. Но все вместе не нравилось. Похоже, словосочетание «не нравится мне все это» пора делать девизом сегодняшнего дня. Дантон вздохнул. Внизу хлопнула дверь, послышался голос слуги.  Дантон набросил сюртук и прихватив с собой газету спустился вниз.

Камиль Демулен влетел в дом Дантона, сверкая глазами. В руках он держал газету "Друг народа". - Жорж! Посмотри, что напечатал Клери! Я думал, что один в этом городе открыто высказываюсь против правительства в прессе, но Жан не подвел! Не думал, что кто-то способен в открытую выступить в мою поддержку! - Камиль принялся цитировать особенно яркие выпады статьи.

- Поздравляю, Камиль, - отозвался Дантон, рассеянно слушая соратника. Эту статью он уже выучил, теперь хотелось бы понять, к чему весь это шум... Почему... Тьфу! Опять по очередному кругу. - А тебе самому не кажется это страннным? То, что Клери вдруг начал выступать против правительства? Мне - кажется. Вот только не могу понять в чем тут загвоздка.

- Клери - настоящий журналист, - пылко ответил Демулен. - И настоящий патриот! Он всегда был смелым и решительным, никогда не боялся говорить то, что думает! Он - ученик Марата, а Марат был самым смелым из нас. Какая может быть загвоздка, Жорж? В ком, в ком, а в Жане Клери я не сомневаюсь.

- В Жане Клери я тоже не сомневаюсь, - задумчиво сказал Дантон. - Так же как и в том, что этот молодой человек способен на любые авантюры. А не нравится мне то, что я не понимаю причины его поступка. Зачем ему выступать против правительства сейчас? На эшафот захотелось? Так лучше не дожидаться, пока Фукье состряпает приговор, а сразу стать в очередь на площади. Сансон добрый, он поймет. Пойми, что за Клери никого нет, с тех пор, как не стало Марата. И смелдость здесь не причем. А еще ходят слухи, что я финансирую эту газету. Наглая ложь, но понимаешь, чем это пахнет?

Демулен нахмурился. - Слухи, интриги... Жорж, объясни мне по-человечески? Ты хочешь сказать, что Клери заодно с теми, кто распускает эти слухи? Или что эту газету издает не Клери? Я не поинмаю, что ты хочешь всем этим сказать!

- Объясняю, - Дантон заходил по комнате. - Если Клери обвинят, а его обвинят, в контрреволюционных идеях, то вместе с ним на эшафот могу пойти и я, так как я эту газету вроде финансирую. Понятно?

- Ты финансируешь "Кордельера", - пожал плечами Демулен. - До сих пор тебя никто не трогал. У нас с Максимильяном честная партия, и он не опустится до того, чтобы отрубить нам головы за то, что мы с ним не согласны.

- Это ты так думаешь, - ехидно сказал Дантон. - Что ты подразумеваешь, когда говоришь, что это честная партия? Сначала ты грубишь ему, потом высмеиваешь, а потом выясняется, что ты замешан в заговоре. Богатая коллекция мелких проступков, не находишь? До сих пор меня никто не трогал, потому что у меня хватало ума финансировать только "Кордельера" и всем ясно, что Робеспьер с тобой носится в память о старой дружбе. А вот с Жаном Клери у него, боюсь, найдется мало общего.

- Согласен, - кивнул Демулен. - Я вижу один выход. Поговорить с Клери. Знать бы, где его искать... Раньше он всегда был с Маратом, но теперь...

- Думаешь, - удовлетворенно протянул Дантон. - А еще, во избежание, нам неплохо бы доставить Неподкупному заговорщика, притащившего тебя в тот проклятый дом, где ты размахивал ножом. Моррель сам признался в том, что был участником на той вечеринке и... предпочел скрыться. Надо полагать, готовит новые подвиги.

Демулен нахмурился. - Уверен, что это недоразумение. Моррель - не тот человек, который будет ввязываться в заговоры. Ты видел его? Он - почти мальчишка, неопытный, полный иллюзий и наивных желаний изменить мир!

- Вот на таких дураках заговоры и делаются, - мягко сказал Дантон.

- Думаешь, его втянули? Похоже на то... Бедняга Моррель, в таком случае его нужно отыскать и действительно отвести к Робеспьеру, чтобы он мог во всем признаться первым. Пока кто-то не придумал этот рассказ за него.

- Даже если придумал, - флегматично отозвался Дантон. - Для Морреля это большой роли уже не играет. Трибунал у нас работает быстро... увы.

- Я сделаю все, чтобы его оправдали! - вспыхнул Демулен. - Вот о чем я и говорю, Жорж! До чего мы дошли! Ты хочешь сказать, что никто даже разбираться не будет, виновен Моррель или нет? Просто загубят очередного патриота? В том, что он патриот, я не сомневаюсь. И у него прекрасный потенциал. Он - честный и благородный. Я пойду и найду его немедленно. - Демулен поднялся.

- Если я скажу тебе не делать глупостей ты же меня не послушаешь, верно? А зря. То дерьмо, в которое вы вступили называется государственный переворот. Ходят слухи, что в Париж подтягивают войска из рейнской и италийской армий. Думаешь, на ровном месте поднимали бы такой шум? И если начнется бойня, то погибнет не один честный патриот, подумай хотя бы об этом.

- Что, черт возьми, ты предлагаешь мне, Жорж? Закрыть на все глаза? Снова закрыть на все глаза? - разозлился Демулен.

- Идиот!!! - гаркнул Дантон. - Господи, Камиль, да сколько можно быть таким ослом?! Неужели ты не понимаешь, что речь идет о перевороте? Если они подтянут войска, могут подняться санкюлоты, если у кордельеров достаточно влияния! Ты не понимаешь, что будет бойня?! Ты не понимаешь, что снова может быть гражданская война?! О чем ты тогда вообще думаешь?!

- Ну вот мы и договорились! Гражданская война из-за Морреля! - рассмеялся Демулен. - Жорж, гражданская война будет в любом случае, если Эбер не прекратит науськивать людей на правительство. А он не прекратит. Ты сидишь здесь, в своей позолоченной клетке, и не слушаешь, что творится на улицах. А люди уже давно разделились на два, а то и все три лагеря. И я не могу сказать точно, чей лагерь больше!

- Дважды идиот!!! - заорал Дантон. - Люди могу разделиться хоть на двести лагерей и все будет довольно мирно, если они найдут способ существовать вместе. Моррель здесь - пешка. И эту пешку необходимо поставить под удар, если тебе неприятно это слышать, то можешь зажать уши.

- Люди - не пешки, Жорж, - заорал в ответ Демулен. - Но если даже ты мыслишь такими категориями, то о чем тут вообще можно говорить! Я не буду стоять и смотреть, как убивают невинного человека просто потому, что он доверчив и честен! - с этими словами Демулен вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

Дантон некоторое время смотрел ему вслед, потом только развел руками.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Сб Ноя 07, 2009 4:07 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.

Дом Филиппа Леба.

Филипп и Анриетта Леба, Сен-Жюст.

Филипп Леба развалился в любимом кресле, покуривая сигару и нежно глядя на Элизабет за вышиванием. Дома было хорошо и уютно, хотя миссии в армию, как и всегда, увлекали его. Именно там, посреди театра военных действий, Филипп Леба был всегда на своем месте. Но дом нужен всем. А свой дом он считал одним из лучших в мире.

- Ну и как тебе Огюстен Робеспьер, Анриетта, - лукаво заметил Филипп, - Я ведь даже не успел спросить тебя до отъезда, понравился ли тебе этот молодой человек. Я думаю опять позвать его на ужин на неделе.
Анриетта оторвалась от эскиза и несколько устало взглянула на брата.
- Филипп... ты же знаешь, что я тебе отвечу, правда? да, приятный молодой человек. Я буду даже рада снова с ним встретиться...
"Но это не то, что мне нужно, понимаешь?" - мысленно добавила она, зная, что вслух лучше такого не высказывать.
- Пригласи, если считаешь нужным.
- Анриетта, ну что за тон, - улыбнулся Филипп, - Ты говоришь со мной как с тюремщиком, как будто я навязываю тебе общество этого приятного во всех отношениях гражданина. Мне кажется, Вам стоит лучше узнать друг друга. Ты, мне кажется, ему понравилась. Ну хорошо, хорошо, не хочешь – приглашу еще кого-нибудь. Я знаю, что недавно к Карно в Париж приехал племянник – а тебе же нравилось слушать рассказы Карно о военных баталиях. Ты делаешь после этого отличные рисунки храбрых патриотов, защищающих Франию с оружием в руках.

- Нет-нет, что ты... я же говорю, мне приятно его общество, - девушка чуть улыбнулась, - но почему ты думаешь, что я ему понравилась? мне кажется, что он любит кого-то...хм... кто ведет не столь затворнический образ жизни. А если ты заботишься о моем вдохновении, - она хихикнула, - тогда приглашай тех, кто хорошо рассказывает и способен действительно передать происходящее так, чтобы можно было это увидеть.

- Отлично, - рассмеялся Филипп, - У нас же много таких знакомых, соберем хорошее общество. Кроме Карно с племянником и Огюстена можем позвать Давида с двоюродным братом, Приера из Кот дОр… моих друзей-комиссаров. Отличная идея, Анриетта, - одобрил он.

- Давида? - задумчиво повторила Анриетта, - только не говори, чтобы я показывала ему свои рисунки, пожалуйста. Он в них найдет миллион ошибок, а я этого не хочу. Я ведь рисую для удовольствия, а значит могу это делать так, как хочется мне.
Перед мысленным взором возникла картина: все приглашенные сидят за столом, некоторые - обернувшись к открывшейся двери. На пороге... додумывать она не стала.

Сен-Жюст, остановившись у дверей, только сейчас взглянул на часы. Поздновато, черт возьми. Он, как обычно потерял счет времени. Просто в голове сидела мысль, что нужно повидаться с Анриеттой... Да. это было наилучшим решением после вчерашней беседы с Клери, оставившей на душе мерзкий осадок. Никогда больше. Никаких мертвых. Только живые.

- Филипп? Не спите? Примете позднего гостя? Решил не будить вас завтра поутру.

Филипп поднялся навстречу гостю.

- Антуан, здравствуй! Анриетта уже ложится спать, но с удовольствием выпьет с нами кофе, а потом, если хочешь – к твоим услугам бутылка вина и сигары в моей компании. Элизабет, милая, - улыбнулся он жене, которая сделала знак Анриетте выйти с ней из комнаты и помочь приготовить кофе.

- Анриетта уже ложится? - поднял брови Сен-Жюст. - Жаль. Ничего ен имею против твоей компании, но я пришел ради твоей сестры. Не возражаешь, если я заберу ее прогулятсья? - Сен-Жюст быстро оценил ситуацию, и она его рассмешила.

- Антуан, в городе неспокойно, - вежливо заметил Филипп, - Мы не разрешаем Анриетте гулять после ужина.

- Даже со мной? - продолжил развлекаться Сен-Жюст, заранее зная ответ.

- Антуан, не сердись, прошу тебя, - развел руками Филипп, - Но молодые девушки все-таки должны взрослеть хоть в каких-то рамках. Ты знаешь, я не тиран, у меня дома немного правил – но те, которые есть, соблюдаются.

- Филипп, ты не хочешь, чтобы я встречался с Анриеттой наедине? - в лоб спросил Сен-Жюст.

Филипп Леба огорчился.

- Антуан, ты зря говоришь так резко. Дело не в тебе. Дело в ней. Я против встреч моей сестры наедине не только с тобой. Я выпустил из поля зрения Анриетту несколько лет назад, посвятив всего себя делу, которое считаю святым. За это время она превратилась из милого ребенка в доверчивую и наивную молодую женщину. Она кажется уверенной в себе парижанкой, но на самом деле Анриетта – простая деревенская девушка, не знающая ни правил, ни границ. Ее порывы прекрасны, но безрассудны, и я не хочу, чтобы ее готовность ринуться за сельской мечтой оставила в ее душе только раны юности… и возможное бесчестие.

- Ты беспокоишься, что я пересплю с ней и не женюсь? - резко спросил Сен-Жюст. - Давай, Филипп, называй все своими именами.

- Антуан, ну что же ты, - мягко заговорил Леба, - Я боюсь лишь что ее надежды неоправданны. И что ее поведение регулярно выходит за рамки приличия. Поверь, если бы Элизабет не поставила условием женитьбу… да, и у меня были грехи по молодости. Но Анриетта мне дороже всех на свете, кроме моей любимой Элизабет.

Анриетта вошла, держа в руках поднос с чашками и кофейником. Поставила его на стол и поглядела на Сен-Жюста и Филиппа, которые выглядели несколько недовольными.
"Ну я же просила не ссориться из-за этого!" - подумала девушка, вздыхая.
- Антуан, Филипп, садитесь, пожалуйста. Я кое-что слышала из вашего разговора... Давайте спокойно обсудим сложившуюся ситуацию.
"Надеюсь, все это не перейдет в нравоучение".
Она разлила кофе по чашкам, подала их брату и гостю и отнесла еще одну к креслу Элизабет.

- Ну, поднимем эти чашки за наших прекрасных гражданок! - Сен-Жюст шутливо чокнулся с Филиппом. - Элизабет и Анриетта! Ваше здоровье! Как ты, кстати, себя чувтсвуешь, Элизабет? - участливо спросил он, имея в виду ее беременность. Элизабет дожна была вот-вот родить, и Филипп казалось, только об этом и думает.

- Cпасибо, Антуан, - с радостной улыбкой ответила Анриетта. Перевела взгляд на Элизабет - та была для нее, как старшая сестра и Анриетте вдруг стало стыдно. Наверняка, Элизабет тоже беспокоится, когда она позволяет себе исчезать, никого не предупредив.
Потом взглянула на Филиппа - он смотрел на свою жену с нежностью.

- Итак, Анриетта, у меня плохие новости. Меня с тобой не отпускают. - подмигнул ей Сен-Жюст.

Филипп оторвал взгляд от жены и мягко заметил:

- Антуан… Антуан, не только с тобой. После ужина – никаких прогулок. Париж на грани мятежа, - он бросил тревожный взгляд на побледневшую жену, никогда не одобрявшую его ночных отлучек в Комитет.

- Тогда, если ты не возражаешь, мы с Анриеттой поднимемся в ее комнату. - улыбнулся Сен-Жюст. - Надеюсь, вы без нас не заскучаете.

- Антуан, - мягко прервал его Филипп, - Мы же все выяснили между собой и недомолвок нет. Ради Анриетты и ее покоя прошу тебя, прекрати свои шутки, которые девушке из порядочной семьи и верной якобинке даже слышать... нельзя. Ты – мой близкий товарищ, тебя высоко ценит сестра Элизабет – Элеонора… Но комната незамужней девушки – это только ее комната, в которой не принимаю поклонников без присутствия старших.

Анриетта с трудом удержалась от смеха. Потом, мягко улыбнувшись, произнесла:
- Антуан, если ты хочешь мне что-то сказать - скажи здесь, тогда, возможно, Филипп перестанет сомневаться в нашей порядочности. Филипп, мой покой совершенно не нарушен, - ее улыбка стала немного лукавой.
"А раньше, брат мой, ты не возражал против того, чтобы кто-то был в моей комнате..."
- И вовсе не поклонник, - неожиданно обиделась она, - правда, Антуан?
Девушка с интересом оглядела присутствующих: Антуан смотрит с улыбкой, Филипп с легким неодобрением, Элизабет с каким-то недоверием смотрит то на нее, то на Сен-Жюста.

- Я пришел, чтобы сказать тебе, Филипп, что хочу объявить о нашей помолвке с Анриеттой. Она не против. - Сен-Жюст вскинул голову, наслаждаясь произведенным эффектом. - Теперь я могу подняться с ней наверх без вашей помощи?

Филипп Леба с торжеством посмотрел на Элизабет, которая не верила, что его план удастся.

- Нет, - торжественно объявил он, - Только после бокала шампанского. Я счастлив, Антуан. И желаю вам… совета и любви.

Анриетта вскочила и обняла брата.
- Спасибо, Филипп, - прошептала она.
Счастье разливалось обжигающей волной и у нее на мгновение даже закружилась голова. Она уткнулась лбом Филиппу в плечо.

- Теперь можно, - добродушно разрешил Филипп и подтолкнул Анриетту к Сен-Жюсту.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Ноя 07, 2009 4:10 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж.
Эжени, Робеспьер.

Эжени сидела возле старой женщины и размышляла о нелепости людских и бессмертных судеб. Он не хочет бессмертия, но хотел жизни с ней, которая невозможна без бессмертия… И кто-то со страшными глазами… Все запутано. И теперь все точно безнадежно.
- Мадам, Вы пропустили мой последний спектакль. Хотите я разыграю для Вас кукольный спектакль?
*Мой очередной наивный бред. Я играю в куклы. Наверное, тоже смешно и нелепо выглядит*.
Скрипучим голосом старуха ворвалась в ее мысли и велела играть спектакль. Впрочем, сегодня действие было прервано посыльным.
"Эжени, во избежание недоразумений, зайди, пожалуйста, к Робеспьеру. Постараюсь заглянуть и задать вопросы первым. Если не успею - иди одна. Это важно. Сен-Жюст."
*Вот как… интересно, это связано с его визитом? Он хотел просто поизучать меня, пробуждая фразами доверие, а я снова выставила себя недалекой дуррой? Или… Или это связано с Камилем?*
Эжени пристально посмотрела на мадам Симон, убедившись, что та спит и вышла.

***
Странно. Они не виделись с этим человеком год - а, кажется, вечность. Он сильно…постарел? Выглядит болезненным и только лишь не лишенным воли. Что-то в нем надломилось, а что-то проросло, но не как весенние листья, а соре как герань на подоконнике старых парижанок.
- Гражданин Робеспьер, Вы хотели меня видеть, - мягко сказала она.

- Добрый вечер, гражданка Леме, - Робеспьер некоторое время смотрел на нее, потом жестом указал на одно из кресел. Новости, которые рассказал Сен-Жюст были, по правде говоря, кошмарными. Моррель показал, что Леме знала об исчезновении Демулена, а значит… значит она может быть замешана в заговоре. Думать о том, что Демулен все-таки был заодно с Эбером – невыносимо. Но приходится докапываться до истины хотя бы так, несмотря на то, что он многое отдал бы за возможность как можно дольше оставаться в неведении. Леме. Она совсем не изменилась внешне, но во взгляде было нечто такое, что говорило об изменениях внутренних. Не та испуганная молодая женщина, которую он видел год назад. Да, он хорошо ее помнил. Именно поэтому предпочел говорить здесь, а не в кабинете в присутствии жандармов. – Позвольте мне перейти сразу к делу. Скажите, вам известен некто Жак Моррель? Что вы о нем знаете?

- О, значит все получилось, - воскликнула Эжени, - Я знала, что этому несчастному можно помочь – а он, кажется, отчаялся поверить, что правда торжествует. Гражданин Робеспьер, я так рада, что Сен-Жюст все верно понял и верно угадал, кого я назвала орудием в…не знаю чьих руках. Я нашла его у Тюильри, мертвецки пьяного и отчаявшегося, а его акцент напомнил мне края, откуда я сама родом. Он казался одиноким и заблудившимся в нашем Париже, но любящим Францию и Революцию. Я не могла пройти мимо, хотя у меня было свое беспокойство… Я подумала, что Камиль может помочь ему… А потом выяснилось… чудовищное. Этот молодой человек оказался орудием, которое судьба выбросила на дорогу. Его подговорили, что Камилю грозит опасность, и надо его увезти из города. Что этот несчастный и сделал, думая, что служит Революции. Я отвела его к Дантону, который… обещал помочь - и помог мне вскоре, сказав, что Камиль жив. А Моррель убедился, что его толкнули на неверный путь и согласился, что ошибки надо исправить. Он сказал, что его разум смутил некто в маске, в таверне «Два гуся». Мы пошли в таверну… а дальше… дальше был просто шаг обеспокоенной женщины. Я не знала, где искать Камиля. Но я самонадеянно решила, что человек в маске может сам найти Морреля и заставила бедного юношу публично бросить ему вызов. Вы ведь видели афиши… Я зря это сделала, верно? Моррелль в опасности теперь?

- Боюсь, вы неверно оцениваете ситуацию, - холодно ответил Робеспьер. - Мы подозреваем, что Моррель - один из заговорщиков, но отнюдь не орудие. Что же касается Камиля Демулена, то его причастность еще предстоит выяснить.

Эжени распахнула глаза в изумлении.
- Гражданин Робеспьер, насколько женщине не стоит вмешиваться в мужские дела, будет ли мне позволено обратить Ваше внимание на некоторые обстоятельства? Гражданин Моррель рискнул жизнью, пойдя к Дантону, который мог убить его на месте. И сейчас тоже рискует, пытаясь исправить ошибку… Разве не готовность вернуться к правде отличает заговорщиков от их невинных жертв? Что до Камиля… Гражданин, - тихо сказала она, - Вы же знакомы более двадати лет. Вы правда считаете его злоумышленником? Люди не куклы, они не менют ролей вместе с платьями… И… Я не знаю, что произошло. Я видела его. Он не изменился, он все такой же.

- Достаточно того, что он сыграл свою роль в этом деле, - устало сказал Робеспьер. Снова тупик. Почти все, что сказала Эжени Леме он уже знал от Сен-Жюста и из протокола допроса Морреля. - Вы тоже одна из подозреваемых, гражданка Леме. Мне хочется верить, что все, что вы рассказали мне - правда и до того дня вы не были знакомы с Моррелем. И еще я не верю в то, что замыслив покушение на жизнь, человек станет думать о том, чтобы исправиться.

- Гражданин Робеспьер, а знаете, Камиль много говорил о Вас. Вы ведь вместе учились в юности. У него постоянно были заскоки по поведению, а Вы регулярно его выручали, объясняя это необходимостью и давая объяснения с цитатами классиков. Вам прекрасно давалась математика. В заданиях, для выполнения которых давалось много времени, Вам не было равных, а Ваши трактаты передавались из рук в руки. Камиль предпочитал то, что можно сделать за одну ночь. У Вас неоднократно пытались купить домашние задания, но Вы и тогда были неподкупны. А еще у Вас любили животные, а еще Вы любили герань на окнах. Она ведь и сейчас здесь. А если Вы не меняетесь, то как могут измениться другие? Обвините меня в чем угодно, не верьте мне, но разве со школьных времен что-то изменилось? Вы или Камиль Демулен?… Я тоже не меняюсь. Доказательством моей правоты может послужить… смерть Морреля, - выдохнула Эжени неожиданно, - Боже… я – чудовище. Он ведь в опасности, а я обещала, что он найдет в Париже друзей… Я теперь буду предателем.

- Изменилось, гражданка Леме, - глухо ответил Робеспьер. - Слишком многое изменилось. И мы тоже изменились, сейчас не время об этом говорить. Моррель должен ответить за то, что позволил втянуть себя в заговор, не в моих силах оставить это безнаказанным. Если бы погиб только я, это, возможно, ничего и не изменило бы. Но погибли бы мои соратники и другие верные патриоты. Нет, гражданка Леме. За свои поступки нужно отвечать.

- Но ведь это был не его выбор… гражданин Робеспьер… И Вы же… Вы же всегда вступались за слабых. А еще Вы ведь однажды стояли весь день не сходя с места в знак протеста против несправедливого наказания товарища, который разбил окно случайно… Моррель ведь тоже разбил окно случайно… Или Вы обо мне говорите? Или… о нем? Кому отвечать, а кому застыть, не сходя с места? И неужели нельзя попытаться спасти человеческую душу, пока она жива?

- За слабых и за невиновных, - сверкнул глазами Робеспьер. - Но не за тех, кто замышляет заговор! Перестаньте вспоминать прошлое, особенно если оно - не ваше, этони к чему не приведет. Моя точка зрения вам достаточно ясна, я думаю. Вижу, что вы готовы на многое, чтобы помочь этим людям избежать наказания. Что же, ваше право, я не настаиваю на том, чтобы вы рассказывали мне большее, чем рассказали. Однако если вы что-то еще... вспомните, я выслушаю вас.

- Я готова на многое, чтобы торжествовала правда, и… ради одного человека – на все, - тихо ответила Эжени, - Камиль невиновен, невиновен. А вспомнить… остается только таверна «Два гуся». Если хозяина не допросили… И еще одно. Моррель провел эту ночь в чужом доме. Моем доме, который я сняла в предместье, чтобы иногда уезжать весной и смотреть, как растут листья. Он заснул вчера в экипаже, а мне было пора к Дантону. Я отвезла его туда и вернулась в Париж. Я надеялась, что там он найдет покой. Это все, гражданин Робеспьер. Вы мне верите? Или я - тоже заговорщица?

Робеспьер отвернулся к окну, стараясь избавиться от эмоций. Вот значит как... И в чем же причина такой откровенности? Неужели она не догадывается, что страшной может оказаться цена, которую, возможно, придется заплатить. Только что она подписала себе если не приговор, то ордер на арест. - Постарайтесь не покидать Париж в эти дни, гражданка Леме, - тихо сказал он. Потом, не сдержавшись, шагнул к женщине и сжал ее холодную как лед ладонь. - И передайте Демулену... нет, ничего не нужно. - Робеспьер отступил на шаг и отвернулся к окну. Невозможно просить передать Демулену, чтобы тот был меньшим идиотом, чем является на самом деле. Это ведь уже черта характера. - Благодарю вас, что уделили мне время, гражданка Леме.

- Так я заговорщица, соучастница, случайная прохожая… или кто? Я свободна или нет?

- Я бы сам хотел знать ответ на вопрос кто вы, - отозвался Робеспьер. - Разумеется, сейчас вы свободны и можете идти...

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 08, 2009 12:45 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Париж

Бьянка, Сантьяго

Бьянка проснулась в чудесном расположении духа. Мерзкий осадок, оставленный выходкой Сен-Жюста, больше ее не тревожил. Она снова купалась в любви и заботе, снова занималась любимой газетой и к тому же, у нее появился сильный сторонник в лице Максимильяна Робеспьера, который, как ни крути, был обязан ей своим чудесным спасением. Первым делом Бьянка перебрала в голове свои дела. Осталось написать пару статей для газеты, поговорить с печатником, выплатить ему недельное жалованье, прогуляться мимо Тюильри, собирая новости, уточнить, не обвинили ли, случайно, Камиля Демулена в покушении на Робеспьера, встретиться с Огюстеном, достать где-нибудь новое платье, желательно – хотя бы серого цвета, потому что последнее, коричневое, ей страшно не нравилось, проведать Альбертину, разобраться на столе, заваленном бумагами, заплатить деньги за аренду квартиры… Но сначала – Сантьяго. После того, как она устроила ему истерику из-за Сен-Жюста, а Сантьяго сделал ей свое удивительное признание, они больше не виделись. Следующий ход – ее. «Надеюсь, он тебе понравится», - думала Бьянка, отправляясь искать своего беспечного друга по тавернам.

Сантьяго она нашла в таверне в районе Ситэ – неподалеку от дома, где он жил. Сантьяго курил и читал газету.
- Так вот чем занят мой любимый друг! – воскликнула Бьянка, присаживаясь за его столик. – А где карты? Кубики? Рассерженные проигравшиеся люди, выворачивающие карманы?

- Я думаю, - ответил Сантьяго, - Да не волнуйся, не о тебе. Я пытаюсь понять, кому было выгодно испортить мне вечер среды. Я про Альбертину и отравленное вино. Здравствуй, милая, дорогая… Жюльетт? Жанетт? Тьфу, забыл, - Он в свою очередь подмигнул Бьянке.

- Тебе? Думаю, отравить хотели Альбертину. - опешила Бьянка. Сантьяго был непривычно задумчив. - Или ты пошутил?

- Женщина, не мешай мне читать «Пер Дюшен», - высокомерно ответил Сантьяго, - Отравить и правда хотели Альбертину… твоим вином. Я только поэтому и читаю – а ты что думала, газета интересная? Мне просто надо наконец понять кто есть кто. Знал я этого Эбера, все пытался всучить мне номер другой газеты. Удивительной широты души человек. Так, это был номер за прошлый четверг, осталось еще… куча, - грустно выдохнул он, - Всегда предпочитал еженедельные газеты.

- Сантьяго, я хочу предложить тебе... - Бьянка рассмеялась. - Ну вот, я так здорово все придумала, а сейчас не нахожу слов. Сейчас попробую еще раз. - Она вздохнула и выдохнула. - В общем, я хочу предложить тебе писать для моей газеты. Не политику. Расследования. Подожди, ничего не говори, я заготовила целую большую речь. Я много думала о том, кто мы с тобой в этом городе. Изгои? Гости? Или уже его незримая часть? О том, как я пришла сюда, не зная точно, чего хочу, и как нашла себя в журналистике, я тебе рассказывала. Трагические обстоятельства дали мне возможность выпускать эту газету самостоятельно. Но газета, которую пишет один человек - хуже, чем газета, которую пишут хотя бы двое - таково мое мнение. Я видела твою статью для Эбера и мне она понравилась. Серьезно! Сейчас передо мной стоит веселая задача раскопать, какая сволочь попыталась подсунуть мне липовый компромат, чтобы опорочить "Друг народа" в глазах общественности. Поясню. Недавно Робеспьер – чтоб тебе было понятнее, это – самый известный и влиятельный политик Парижа – высказался в Конвенте о том, что нужно наказывать сплетников. Моя газета публикует только правду, и люди мне доверяют. Так вот, сразу после речи Робеспьера моему печатнику пришел по почте конверт с рассказом одного человека про финансовые махинации моего врага, против которого я выступаю в «Друге народа». Я, наивная, обрадовалась и была готова рассмотреть эту публикацию, когда получила предупреждение о том, что это – фальшивка. Понимаешь, что я имею в виду? Меня хотели подставить – заставтиь напечатать компромат и потом обвинить в клевете. И это уже не политика. Это игра... - Бьянка заглянула в глаза Сантьяго. - Ты согласен?

- Идет, - Выдохнул Сантьяго весело и отложил газету, - Создавать новости интереснее, чем пытаться разобраться во вчерашних. Но для сначала давай все-таки выясним, откуда у Альбертины взялось отравленное вино, которое передала…ты. Ваши враги явно сидят в одной корзине.

- Это и будет нашим первым расследованием, - улыбнулась Бьянка.

- Бьянка, дорогая, - вкрадчиво поинтересовался Сантьяго, - так откуда у тебя отравленное вино… и много ли там еще бутылок?

- Альбертина любит вполне конкретное вино, - Бьянка перешла на деловой тон. - Я знаю, где оно продается, и покупаю его за день до того, как собираюсь ее проведать. И, конечно, не прячу. Вино отравили либо в моем доме, либо в доме Альбертины.

- А в твой дом что, так просто проникнуть?, - изумился Сантьяго, - Ну... не ожидал. У Альбертины в доме постоянно Симона. Дом маленький - ты помнишь его... Нет, там даже вор не поместится. Пошли к тебе. Заодно, наконец, разведаю твои винные запасы.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 08, 2009 12:48 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

13 марта 1794 года

Тюильри, Заседание конвента

Жак Эбер, Антуан Сен-Жюст, депутаты

Эбер промокнул лоб накрахмаленным платком. Его лицо оставалось непроинцаемым. По его мнению. Однако, судя по робким взглядам, которые кидали на него соратники и враги, лицо отражало всю гамму чувств, которые бурлили где-то внутри. «Запомни этот день, Жак», - говорил себе Эбер, не сводя покрасневших от напряжения глаз с мрачной фигуры Сен-Жюста, возвышающейся на трибуне. – «23 вантоза. В этот день в твой гроб был забит предпоследний гвоздь. Последним гвоздем станет произнесенная твоя фамилия».

… «Пусть же справедливость и честность станут в порядок дня во Французской республике! Отныне правительство не простит ни одного преступления!. Народ, не слушай больше ни голосов снисходительных, ни голосов безрассудных, суди обо всем самостоятельно, поддерживай своих защитников!»…

… «Через несколько дней вам будет представлен доклад обо всех, кто участвовал в заговоре против Отечества. Преступные фракции будут разоблачены, мы их окружаем. Интересы народа и правосудия не позволяют мне сказать больше…. Я предлагаю следующий декрет….»

Эбер закрыл глаза и отключился. Почему-то вспомнилось, как в пятилетнем возрасте отец впервые отшлепал его за непослушание. В тот день он украл у него листок бумаги и чернила, и нарисовал свою ненавистную крестную, которая любила лишать его сладного… Этот листок оказался списком клиентов отца…

… «Статья первая. Революционный трибунал продолжит сбор сведений об инициаторах и соучастниках заговора, направленного против французского народа и его свободы; он немедленно подвергнет аресту виновных и предаст их суду»…

Губы растягиваются в шутовской усмешке. Ему, Жаку Эберу, восемь. Он впервые подсмотрел за своей кузиной, когда та переодевалась. Ей было четырнадцать, и она уже была похожа на настоящую женщину. Ну, почти похожа. Потом он подробно описывал это одноклассникам. Ну, приукрасил немножко. Его зауважали.

… «Статья третья. Поскольку Национальный Конвент облечен верхвной властью волею французского народа, всякий, кто попытается захватить эту власть, кто прямо или косвенно посягнет на безопасность или на достоинство Конвента, является врагом народа и карается смертью»…

Ему – 11 лет. Кладбище. Мать рыдает, прижимая к себе младших братьев. Отцу было 74, когда он умер, а мать – еще совсем молодая женщина. А что это за мужик, который пялится на его мамочку? Надо же, никогда не думал, что их сосед умеет так выразительно смотреть! А еще приличный человек. Жак хмыкает, вызвающе выставляется на него и показывает язык. За что и получает затрещину от дяди. Дядя, как и отец – ювелир, и Жаку предстоит идти к нему в подмастерья…

… «Статья восьмая. Обвиняемые в заговоре против Республики, уклонившиеся от судебного разбирательства, объявляются вне закона»….

«Вы неправы, гражданин Эбер. Ваше мнение о Всевышнем, ваши слова и действия, все, что вы здесь пытались высказать – все это противоречит здравому смыслу и заслуживает порицания!» Мари Маргарит-Франсуаза Гупиль. Бывшая монашка, красавица и умница. Они – в популярном клебу «Братское общество патриотов обоего пола, защитников Конституции». Эбер открывает рот, чтобы поразить ее великолепием своей речи, и также закрывает его. У нее большие черные глаза, в которых, кажется, поселилась мудрость всего французского народа. «Каждый из нас имеет право иметь свое мнение, отличное от остальных. Вы можете не согласиться со мной, Марго», - бурчит Эбер и неожиданно целует ей руку.

… «Лицам, арестованным за участие в заговоре против Республики, запрещается поддерживать сношения с кем бы но ни было в устной или письменной форме; за это несут уголовную ответственность лица, приставленные к ним в качестве стражи, а также тюремная охрана; всякий, кто окажет содеймтвие или будет участвовать в такого рода сношениях, карается как сообщник!»

«У вас девочка, гражданин Эбер! Девочка!» Он вбегает в комнату и кидается обнимать свою Марго, которая лежит, прижимая к груди кричащий комочек, замотанный пеленками. «Девочка! Дочка! Марго, если бы ты знала, как я счастлив!»
…. «Внесение декрета в Бюллетень означает его обнародование…
… означает его обнародование…
…означает его обнародование…

Сен-Жюст замолкает и обводит сумрачным взглядом зал. Секунда, и депутаты поднимаются, рукоплеская Архангелу смерти. Жак Эбер открыл глаза. Это конец.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 08, 2009 3:18 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

13 марта, 1794

галереи Тюильри.

Эжени, Демулен, Робеспьер, Сен-Жюст.



Эжени бродила по галерее Тюильри уже более получаса. Где-то именно здесь два дня назад она познакомилась с Моррелем, очевидно, что на его голову. Вчера сразу же после разговора с Робеспьером она побежала искать Морреля… Хотя если этого наивного юношу еще раз увидят вместе с ней, ему точно конец. Он исчез из ее дома в предместье бесследно, а если его убьют, это будет только из-за нее. Бедный юноша, который еще месяц назад прибыл в Париж, мечтая о любви и славе, а сейчас стоит одной ногой в могиле, в которую его толкают те, кто уже занял поля и одного, и второго.
Удивительно, еще год назад политика манила ее и привлекала, казалась воплощением загадочного мира людей. Казалось, что именно там ищут свое место в мире смертных. А сейчас она вызывает только отвращение и ужас, потому что ее собственный мир давно нашелся в глазах другого человека. Именно этот человек попросил ее подождать его после заседания в галерее, заметив, что дома ее поймать нелегко… да и волновать лишний раз старую мадам Симон, которая была все еще чуть жива после странного нападения, не хотелось.

В галерее Тюильри все тот же водоворот смертных лиц, как и в сердце. Мадам Симон, Робеспьер, Моррель, Дантон… Многолосье и многоцветье. Тысячи смертных, которые закружились этой весной в Париже, уже почти бесцельно бродя между улицами и сталкиваясь между собой.
Камиль не поймет ее, если она изложит ему всю эту мерзкую историю. С другой стороны, сидеть на месте и говорить о любви в то время, как по ее вине умирает человек...

А с третьей… Кроме любви ничего не надо и ничего не остается. Слишком мало времени осталось, чтобы пропустить еще хоть один взгляд или дать возможность быть сказанным хоть еще одному слову не в ноту.
Она стала смотреть в сторону моста, отделявшего правый берег Сены от левого, на котором находилось здание Конвента.

***

Робеспьер размышлял о том, что битву в Конвенте можно считать выигранной. Осталась битва в Комитете, которая будет сложнее и тяжелее всех предыдущих. За голову Эбера они попросят голову Дантона, Сен-Жюст уже не один раз говорил об этом, но до сих пор он мог избегать этих разговоров, попросту уходя от темы. Сегодня разговор состоится. Поэтому он и ушел сразу же по окончании заседания, не дожидаясь Сен-Жюста и Огюстена. Хотелось все взвесить и только потом принять решение. Неужели не существует никакой возможности отделить Демулена и Дантона от всей остальной клики? Должен быть выход из этого замкнутого круга, непременно должен, нужно только сесть и обдумать все. В галереях было довольно шумно. Робеспьер посмотрел по сторонам, пытаясь определить наименее многолюдные места, чтобы пройти к выходу. У лестницы толпились женщины, о чем-то ожесточенно споря, какие-то люди внизу устроили нечто наподобие небольшого митинга... Или идти так, или придется возвращаться. Он сделал несколько шагов по направлению к лестнице, когда внимание привлек силуэт, показавшийся знакомым.

- Гражданка Леме? Добрый вечер. Не думал, что вы ходите на заседания.

- Добрый вечер, гражданин Робеспьер, - Эжени отметила, что, кажется, политик угасает день ото дня. Что у них там творилось сегодня? И где Камиль? – Я не хожу на Заседания. Мне это могло быть нужно когда-то, когда я только ушла из Театра… А теперь у меня есть свой мир. Мир, который построен вокруг одного человека, которого Вы знаете. У нас горит огонь, а в окна заглядывают звезды. А в Конвенте, наверное, холодно. Что мне там делать?

- Рад за вас, вам есть куда возвращаться, - ответил Робеспьер. - Вы выбрали себе не самое лучшее место для наблюдения, гражданка Леме. Сейчас будут выходить депутаты, начнется столпотворение... Однако хорошо, что вы пришли сюда, это избавит меня от необходимости писать. Известие должно вас обрадовать: для вашего друга, возможно, все закончится не так печально, как могло бы. Похоже, он действительно был орудием в чужих руках. - про себя Робеспьер добавил, что спасло его скорее то, что их показания полностью совпали,. По крайней мере, Сен-Жюст был уверен в том, что Моррель стал жертвой собственной глупости.

Эжени не смогла скрыть радость.
- Спасибо, гражданин. Я же знала, я верила, что у Вас не зря герань на окне! Не волнуйтесь, я скоро уйду отсюда. Мы встретимся и уйдем, и никому не надо следовать за нами. Наша история отделена от судеб людей. Простите, что я вторглась в Ваше прошлое. Оно и правда не мое, как и будущее. Возможно, наши с Вами судьбы и правда связаны отзвуком какой-то трагедии, которую… которую я не хотела бы видеть воочию. Трагедия, в которой обречены все, а одна смерть несет смерть остальным… Знаете… иногда так хочется остановить мельницу… и мгновение, - Эжени посмотрела в сторону от Робеспьера на мост, на котором уже появились первые депутаты Конвента, шедшие с заседания.

- Возможно... - фразу пришлось оборвать. Подобным взглядом не награждал его даже Бриссо, хотя и часто в этом упражнялся. Почему как мерило злости вспомнился именно он? Робеспьер слегка улыбнулся. И спокойно выдержал взгляд Камиля Демулена.

- Я искал тебя, Эжени, - тихо проговорил Демулен, не спуская взгляда с Робеспьера. - Прости, что задержался... Мне пришлось остаться на несколько минут, чтобы поговорить с Дюффурни... - Максимильян, что ты тут делаешь? Хочешь допросить ее еще раз?

- Странный вопрос, Камиль. Я, как видишь, возвращаюсь с заседания. Если же тебе так интересна тема нашего разговора, можешь спросить у гражданки Леме, - Робеспьер кивнул женщине, прощаясь, и повернулся, чтобы уйти.

Демулен резко развернул его.

- Ты допрашивал ее вчера! Ты вызвал ее к себе домой! Зачем? Чтобы обвинить в заговоре? Мне это смешно! Ты действительно считаешь, что Эжени Леме хотела тебя уничтожить? Ты помешался, Максимильян! Ты видишь врагов во всем, что движется! Вы только что уничтожили Эбера - тебе мало? Вы все с ума посходили - ты, Сен-Жюст, и шакалы, которыми ты себя окружил! А, может быть, тут другое? Личное? Ты уже давно положил на нее глаз, не первый год смотришь на Эжени, как безумный! Почему бы не использовать понятие "заговор", чтобы не встретиться с ней? Я угадал?

- Подожди, любовь моя, - Эжени кинулась к Демулену, - Ну хочешь, я больше не буду говорить ни с кем, кроме тебя? Это я виновата, это я заговорила с Моррелем первая, я искала тебя… И он действительно оказался не заговорщиком, а убить его могут из-за меня. Просто забери меня отсюда. Я буду сидеть дома, я никуда больше не выйду, даже к Собору, - Она бросила умоляющий взгляд в сторону Робеспьера.

- Причем тут Моррель? - взвился Демулен, сжигая Робеспьера ненавидящим взглядом. - Эжени, Моррель - лишь игрушка в их руках. Некто попросил его сыграть, вложил в его уста уверенность в том, что речь, направленная против Огюстена Робеспьера - да, да, я не так слеп, как ты думаешь, Максимильян, я это тоже прекрасно понимаю! - будет услышана! Но, Боги, кто же знал, что эта речь сослужит Моррелю такую услугу? С тех пор, как он посмел высказать свое мнение в Конвенте о произволе, творимом комиссарами, его жизнь не стоит ни гроша! Он покусился на святое! На младшего брата нашего Неподкупного тирана! Да разве смеет презренный провинциал замахиваться на такое? Далее его путь можно проследить по минутам. Человек, бросивший вызов исключительно потому, что он не парижанин и не знает местных нравов, обречен на гибель. Почему бы им не воспользоваться? Не подговорить сыграть еще одну неприятную роль, пусть и в преступном заговоре? Не впутать в интриги? Какая разница, ведь жить ему осталось немного! Он - не родственник кого-либо из высокопоставленных лиц, за него никто не заступится! Сам Максимильян Робеспьер поставил на нем свою смертельную отметину! Теперь грех не попользоваться!

- Причем здесь его речь? - резко бросил Робеспьер. - Разговор шел о последних событиях, о которых ты, Камиль, прекрасно осведомлен. Гражданин Моррель действительно оказался орудием в чужих руках, не знаю, к счастью или к несчастью. Если бы ты не витал в облаках, то заметил бы, что требования гражданина Морреля, которые он изложил в своей речи, были выполнены, а дело - рассмотрено. Не моя вина, что в последнее время ты только то и делаешь, что бредишь.

- Стой, пожалуйста, стой, любовь моя, единственная моя любовь, - Эжени смотрела Демулену в глаза, - Видишь, я не боюсь уже кричать о том, как я люблю тебя, при ком угодно. Я поняла, все поняла. Это я виновата. Это мой наивный бред виноват. Я должна найти Морреля – и ты не будешь ведь меня ревновать к нему? Он тоже стал жертвой моей наивности, моих бредней и старых сказок. Вам нельзя ссориться из-за меня. И правда… хочешь… я больше ни с кем не буду говорить, потому что в моей жизни есть только ты. Но если Морреля убьют из-за меня, мне не будет покоя. А тебе… будет без меня уже только лучше, ведь это я, я наговорила тебе этот бред, это я говорила тебе про милосердие и справедливость, про то, что надо остаться собой до конца. Не ссорьтесь. Я ухожу.

Огюстен сбежал по лестнице настолько быстро, насколько позволяла толпа. Мало того, что из зала выходили депутаты и зрители, так еще и во дворике происходило что-то очень интересное. Настолько, что даже торговцы выбрались из лавочек, чтобы быть в курсе событий. Когда он, наконец, добрался до первого ряда, не без помощи пинков, разумеется, картина перед ним предстала весьма впечатляющая. Демулен с перекошенным от злости лицом и бледный как смерть Максимильян. Возможно, он был бы и рад уйти оттуда, так как Демулен что-то говорил миловидной женщине в тот момент, но не позволяла толпа. И толпа эта была не на шутку взбудоражена.

- Говори, Камиль! - слышались голоса. - Дело говоришь!

Были и противоположные мнения:

- Что скажешь в оправдание, Демулен?

На всякий случай Огюстен стал так, чтобы быть поближе к брату. Неизвестно, что на уме у Демулена, он в последнее время точно помешался. Или последние мозги пропил.

- Эжени.. Нет.. не уходи! - Демулен схватил ее за руку. - Мы уйдем вместе. Сейчас. Но не могу же я уйти, не высказав всего, что накопилось? О, Огюстен Робеспьер собственной персоной! Ну куда же без вас! Пришли защитить своего брата? Прекрасно! Кто, как не старый школьный друг способен указать на ошибки? Раз уж на то пошло, я буду говорить все, что думаю. Вы сожгли тираж моей газеты. Новый номер "Кордельера" тоже не вышел! Кто не знает, что свобода печати является самым грозным орудием против всех негодяев, честолюбцев и деспотов, и что она не влечет за собой ничего опасного для спасения народа? Божественный Сократ, повстречавшись как-то с Алкивиадом, который был мрачен и задумчив, по-видимому, потому, что был расстроен письмом Аспазии, спросил у него: «Что с вами? Вы потеряли в битве свой щит? Или вас победили в состязании на бегах или в фехтовальном зале? может, кто-нибудь лучше вас сыграл на лире или спел во время пиршества?» — Эта черта характеризует нравы. Какие приятные республиканцы! В этом - вся горечь нашего времени! Вы убираете неугодных и развлекаетесь по-своему, наплевав на все писанные и неписаные законы! Огюстен Робеспьер, что ты смотришь на меня, как на врага народа? Хотя да, декрет, провозглашенный Сен-Жюстом уже вступил в действие! Да, я общался с Жаком Моррелем, и это значит, что я - государственный преступник и меня следует арестовать! Вы сами утонули в собственном бреде, граждане!

- При чем здесь Жак Моррель? Бедняга точно не виноват в том, что у тебя помрачнение рассудка, - усмехнулся Огюстен. - Хотя не исключаю, что ты просто пьян. Советую вам пойти и хорошо выспаться, гражданин Демулен, обдумав все на трезвую голову вы поймете, что немного ошиблись.

Такого выпада от старого друга он не ожидал. По крайней мере, не так быстро, не в такой обстановке, не в такой ситуации... Не сейчас, когда предстоит решать вопрос в Комитете. А впрочем, какая разница, раз вместо благодарности он заслужил только насмешки и язвительные замечания. Робеспьер шагнул вперед. Все стихли. Наверное, никогда еще не было такой гробовой тишины в этой галерее.

- Ты упрекаешь меня еще и в том, что твоя газета не вышла, Камиль? - тихо спросил Робеспьер. - Так? Я полагал, что ее читают контрреволюционеры и роялисты. Они же тебе и аплодируют. Любой другой на твоем месте не заслуживал бы снисхождения, но я наивно полагал, что ты всего лишь введен в заблуждение и надеялся, что ты образумишься. Издавай свою газету, Камиль. Но за каждое слово тебе придется ответить. За каждое, сказанное как устно, так и в печати. Твоя храбрость и смелость в суждениях только доказывает лишний раз, что ты, к сожалению, являешься орудием в руках преступной клики, которая пользуется твоим пером. -- Тишина. Гнетущая тишина почти не была нарушена, только кто-то тихо ахнул. Вокруг Демулена начало образовываться свободное пространство. Как быстро.

Эжени стояла, не в силах понимать, что происходит, - Эжени подошла к Огюстену Робеспьеру и попробовала, как учила ее Элени, обрушить силы на мозг смертного, - *Уходи. Сейчас*.
Она повернулась к Робеспьеру, - Гражданин Робеспьер. Дело ведь раскрыто. Надо найти Морреля. Вы все можете считать меня сколь угодно заговорщицей, но я не могу его бросить. Он был слишком несчастен. Он мечтал о славе и служении Родине в момент, когда я нашла его здесь, в галереях. И… не убивайте моего спутника. Что до тебя, любимый, милый, самый-самый дорогой мой, - Она смотрела на Демулена, - Мой бред и правда слишком дорого тебе стоил. Как и еще тем, кто со мной сталкивался. Произошедшее вчера с мадам Симон, сегодня – с тобой… Я должна найти Морреля. Я подставила его под удар. После этого я уеду. Я не шучу, любовь моя. Ты подпал под обаяние моего бреда, моих сказок… моей любви, меня, которая принадлежит тебе… Но лучше помирись с теми, кто стоит по другую сторону галереи. Я сказала тебе, что даже ужас и скорбь будут подарком от тебя. Но колесо мельницы крутится – и я уже не уверена, что просто это переживу.

Сен-Жюст, наблюдая развернувшуюся драму, уже давно принял решение. Камиль Демулен должен исчезнуть. Иначе Конвент превратится в фарс. В сцену для его упражнений в остроумии и интеллигентном сквернословии. Этот шаг будет дорого стоить им всем. Но Камиль приговорен. А несчастное любящее бессмертное существо, которое оказалось свидетелем этой драмы... Пора прекратить агонию. Так будет лучше. Всем. Сен-Жюст взглядом отогнал любопытных и приблизился к Демулену.

- Пойдем, Камиль. И ты, Эжени. Достаточно всего сказано. Хватит. Давайте не будем продолжать. - Он поймал обезумевший взгляд Камиля и молча положил руку ему на плечо. Этот жест всегда действовал успокаивающе на его высокоэмоционального друга. - Камиль, здесь Эжени. Ей плохо. Пойдем.

Робеспьер направился к выходу из галереи. Спокойно, с бесстрастным лицом, с прямой спиной, размеренным шагом. Эти люди не должны видеть слабость. Толпа, как правило, сразу же набрасывается на тех, кто сломлен и не оставляет пути ни для отступления, ни для движения вперед. А на самом деле очень хотелось выть, согнувшись где-нибудь в темном углу, подальше от десятков любопытных глаз. Сен-Жюст ушел. Что же, Камилю сейчас необходима моральная поддержка, надо полагать. А Огюстен, скорее всего, либо затерялся где-то в толпе, либо пошел рассказывать новости Флери. Впрочем, какая разница, кто куда ушел. Работа до полного изнеможения отвлечет от любых мыслей, а к завтрашнему дню следует подготовить два доклада.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 08, 2009 4:10 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

13 марта 1794 года

Дом Робеспьера

Сен-Жюст, Робеспьер

Сен-Жюст молча довел Камиля и Эжени до Собора и ушел, махнув рукой. Странное окончание столь триумфального вечера. Его речь имела успех. Точнее, даже успехом это назвать было трудно. Эбертисты раздавлены. В ближайшее время он прочтет список фамилий, после которого последуют аресты. Эбер будет казнен вместе со своими соратниками. И кошмар последних дней закончится. Оставался Робеспьер. Он был раздавлен сегодняшней сценой и нуждался в поддержке. Сен-Жюст круто развернулся и пошел в сторону улице Сен-Флорентайн. Жаль, что Максимильян не пьет - ему бы сейчас не помешало выпить. Сен-Жюст вошел в дом Робеспьеров и, кивнув заспанной служанке, направился в кабинет Максимильяна. Молча сел в кресло и налил себе воды.

- Говори, Антуан, - Робеспьер сдвинул на край стола бумаги и отложил перо. Слишком болела голова для того, чтобы продолжать работать. - Ты пришел обсудить завтрашний доклад для Конвента и для Комитета? Я тебя слушаю.

- Я пришел обсудить срок моей речи о дантонистах, - сказал Сен-Жюст, решив, что не стоит ходить вокруг да около. - Я знаю, ты набрасывал свои мысли. Я хочу забрать твой блокнот, чтобы поработать над новой речью. Ты понимаешь, о чем я.

- Вы все же хотите погубить... - фразу он не закончил. Сколько же можно вот так уходить от ответа и тянуть время? Только после невыносимо долгой паузы Робеспьер продолжил: - Об этом речь пойдет после того, как с Эбером будет покончено.

- Ты... - Сен-Жюст поднялся, затем сел снова. - Тебе понравилась сегодняшняя сцена, устроенная Демуленом? До какого момента ты собираешься терпеть, Максимильян?

- Мне сложно ответить на этот вопрос.

- Придется. - Сен-Жюст посмотрел на него в упор.

- Антуан, это не допрос. Мне нужно все обдумать.

Сен-Жюст заходил по комнате. - Максимильян, это не допрос. Это реальность. После того, что сегодня обсуждалось в Конвенте, Эбер не поднимется. Я уверен. Но это не конец. Камиль Демулен дорог тебе. Он и мне дорог, Максимильян. Но он спятил. И его необходимо заткнуть. Даже ценой его собственной жизни. Такова реальность. И я знаю, что в глубине души ты это понимаешь.

Самое печальное было то, что соратник говорил правду. Возможно, иллюзии - это хорошо, но реальность не оставляет выбора. Камиль перешел все мыслимые и немыслимые границы. К чему тогда были эти годы борьбы, где один год вполне мог считаться за десять? К чему все лишения, жертвы, все то, что было сделано? Сегодняшняя безобразная сцена была подтверждением тому, что Камиль больше не вернется. А пожертвовав Камилем, разве он имел право щадить остальных? Медленно, очень медленно, Робеспьер открыл ящик стола и найдя нужные бумаги протянул Сен-Жюсту несколько сильно исчерканных и измятых листов. - Здесь все.

Сен-Жюст склонился над листками, исчерканными мелким и хорошо знакомым почерком. Некоторые цитаты были великолепны. Из этого можно было бы составить хороший доклад, особенно, если его доработать и довести до логической концепции.

..."Камиль Демулен, по причине изменчивости его воображения и по причине его тщеславия, был способен стать слепо преданным приверженцем Фабра и Дантона. Таким путем они толкнули его к преступлению; но они привязали его к себе только ложным патриотизмом, который они напустили на себя. Демулен проявил прямоту и республиканизм, пылко порицая в своей газете Мирабо, Лафайета, Барнава и Ламета в то время, когда они были могущественными и известными, и после того, как он раньше искренне хвалил их".

..."Дантон и Фабр были тесно связаны с Лафайетом и с Ламетами; Дантон был весьма обязан Мирабо: тот оплатил за Дантона его пост адвоката при совете; уверяют даже, что этот пост был дважды оплачен. Факт внесения платежа легко доказать."

... "Одна черта Дантона показывает его неблагодарную и черную душу: он открыто превозносил последние произведения Демулена. Он посмел потребовать в Якобинском клубе свободы печати для них, в то время, когда я предложил для них честь быть сожженными. Во время последнего визита, о котором я говорю, он с презрением говорил со мной о Демулене. Он приписывал отклонения Демулена частному и постыдному пороку, но совершенно чуждому революции".

... "В течение своего кратковременного министерства Дантон подарил Фабру, которого избрал своим хранителем печати и своим личным секретарем, крупные суммы из государственного казначейства. Он выдал ему самому 10 000 франков. Я слышал его признания о жульничествах и кражах Фабра, как, например, кражу обуви, принадлежавшей армии, склады которой были в ведении Фабра".

Таких отрывков было множество. Сен-Жюст положил руку на черновики и тихо произнес: -Прекрасно, Максимильян. Я доработаю это и представлю тебе окончательный вариант.

- Не нужно. Я думаю, что ты справишься самомстоятельно. Там все написано.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 08, 2009 5:31 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

13 марта 1794
Париж, Театр Вампиров.
Клод Орсе, Эстель

Страх. Липкий, морозный, бесконечный. Теперь он стал сутью Клода Орсе. Каждую ночь просыпаться, привязанным к узкому карнизу высокой парижской крыши. Дьявольский гений Сантьяго подсказывал ему каждый раз все новые районы, все новые дома. Орсе фактически слышал его издевательский голос: «Пожалуй, Клод, это станет для тебя даже познавательным. А ты засиделся ты дома, верно?».
Он уже трижды проклял час, когда бросил вызов беглому агенту. Он бежал. Он менял место жительства, но Сантьяго и его адский товарищ находили его раз за разом с каким-то веселым упорством. А еще они хохотали. И второй смех был женский.

Инструкции молчали, Реджинальд в письме пояснил известную истину, что сбежать от вампира нельзя. Наверное, это надо было читать как «Прощай, дорогой товарищ, ты славно поработал».
И снова вечер. Надо где-то провести ночь, которая снова закончится, и как все последние: кошмарным пробуждением на высоте птичьего полета.

Не спасут ни замки, ни люди вокруг. Клод уже пытался ночевать в углу грязной таверны, во Дворе Чудес, в роскошном доме… даже в борделе.
Куда сегодня?
Какая-то неприметная улочка и серое здание перед глазами.
Клод Орсе понял, что подошел к Театру Вампиров с обратной стороны.

Не соображая, что делает, он дернул за дверную ручку. Створка поддалась. В Театре его просто убьют… но это не хуже, чем страх, который ждет снаружи.
Забравшись в какую-то пыльную гримерку, он увидел ящики со старыми костюмами и, уже в каком-то механическом безумии наконец отключился, забравшись под груду старого тряпья.

- Так, так, - раздался над ухом мелодичный голос.

*Где я? Кто это? Сколько времени прошло? И… я не на крыше* - мысли путались после долгожданного отдыха. Клод Орсе поднял измученные глаза… Создание, которое застыло сейчас перед ним и заливалось веселым смехом, было ответом на все его вопросы. Он был в Театре Вампиров, а перед ним стояла настоящая бессмертная.

- Храбрый человечек, - отсмеявшись, выговорила она своим хрустальным голосом. Вампирка была маленького роста, изящная, как каменная статуэтка, с удивительно красивым лицом и черными глазами, - Что привело тебя сюда? И дела какого Ордена я читала в твоих мыслях, пока ты не скрыл их?

Орсе смотрел на нее во все глаза, пытаясь для начала просто прийти в себя и понять, где закончился его сон и началась явь.

- Кстати, я не представилась, - продолжила бессмертная, - Меня зовут Эстель.

- Эстель, - повторил Клод, и внезапно кинулся к ней в ноги, сам от себя не ожидая такого порыва, но находясь за гранью сознания, - Спасите, спасите, - бормотал он, униженно ползая перед ней на коленях. Бессмертная смотрела со смешанным любопытством, брезгливостью и презрением, не переставая мило улыбаться, - Помогите мне, умоляю, от нее нет защиты, кроме таких как она, а она на его стороне, - бессвязно бормотал Клод.

Вампирка снова переливчато рассмеялась.
- Тебя преследует вампир? И с ним – кто-то смертный? Но ты не ответил на мой вопрос про Орден. Мой интерес – единственный залог твоей жизни.

- Орден – организация, которая следит за такими как вы испокон веков… Меня прислали в Париж следить за Театром… Сантьяго…беглый агент… видел его с вашей актрисой Дюваль… он ждал ее… Мы объявили войну друг другу… Кто-то приносит меня по ночам на крышу.. боюсь высоты… Бессмертная… на его стороне, - Путаясь в словах, Клод изложил свою историю.

- Таламаска, - мелодично повторила за ним вампирка, как будто пробуя слово на вкус и только что не облизываясь, - Таламаска. Незваные наблюдатели и искатели тайн, с которыми дружит Дюваль, - снова серебристый смех, - У меня своя война, и мне как раз не хватает фигур на моей половине доски. Я помогу тебе. Но ты будешь мне должен. А теперь, смертный, иди в гостиницу и спи там. Я последую за тобой и выйду на твоих похитителей. А потом – Дюваль, - снова с удивительно плотоядной интонацией повторила Эстель и ласково взглянула на Клода Орсе.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Вс Ноя 08, 2009 8:07 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 08, 2009 7:58 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794 года.
Париж.
Комитет Общественного Спасения.
Робеспьер, Барер, Бийо-Варенн, Колло дЭрбуа и другие.

- Ну что, - дожили, - Вскочил с места Бийо-Варенн, - Вижу гражданин Робеспьер сегодня один, а гражданин Сен-Жюст спокойно уехал в армию. Это значит что списочки-то составлены. Ну что, граждане? Довольны – Он обвел взглядом Комитет, - Облапошили таки Коммуну, а главнее апологеты террора у нас нынче пойдут в заговорщики. Это победа умеренных! Она дорого им обойдется. Что, гражданин Робеспьер? Или я ошибаюсь и в списочках нет фамилии Эбера?

- Победа, которая слишком дорого обходится, уже не может считаться таковой, Бийо, - примирительно заметил Барер в пространство, сидя у окна и параллельно дописывая очередной доклад. Он тоже для себя все решил. Впрочем, нет. Решила судьба. Он попытался… - Что ж граждане, предлагаю начать заседание. Гражданин Робеспьер?

- В списках есть имя Эбера. Вы правы, возникшие противоречия ставят нас в тупик. Невозможно выполнить требования о немедленном заключении мира сейчас, так как это поставит нас под угрозу капитуляции. Я всегда был противником войны, но отступить означает отказаться от того, что было завоевано ценой крови и жертв. То же касается и внутренней политики. Действия умеренных являются действиями контрреволюционными, я не вижу иного выхода, кроме как остановить их. Но значит ли это, что мы должны губить и лучших патриотов?

- Ну что ж, списки не были ни для кого тайной, - почти светски улыбнулся Барер, - Стало быть, переходим к повестке дня? – буднично заметил он, втайне надеясь поскорее завершить это дело. Не остановить и ничего не изменить. Жаль… интересно, кто уцелеет и напишет мемуары, а кого сейчас сомнет механизм истории, который так мастерски запустил часовщик-Робеспьер…

- Подождите, подождите, - насмешливо протянул Бийо-Варенн, - для начала гражданин Робеспьер может соизволить ответить нам на два вопроса. Вопрос первый. Я понимаю верно, что в списках – имена представителей лишь одной преступной клики в то время, как в стране их минимум две? Я говорю о Дантоне и его приспешниках. Вопрос второй. И в чем же обвиняют тех, кто еще полгода назад стал острием террора, спасшего республику и удержал Коммуну от восстания, когда зимой настал голод?

- Прошу вас, оставьте подобный тон, гражданин Бийо-Варенн, - холодно сказал Робеспьер. - Я отвесу на ваши вопросы, раз они у вас возникли. Мне жаль, что вы не понимаете, невозможно покончить с обеими фракциями одновременно, так как это позволит им объединится. Что касается обвинения, эти люди обвиняются в заговоре, преследовавшем цель захватить власть в правительстве, уничтожить представителей народа, уморить Париж голодом. Также в том, что хотели поднять восстание.

- Но ведь это бред, Робеспьер, это же фальшивка - Не унимался Бийо-Варенн, заметив, что Карно тоже вскочил, будучи рад встрять в заварушку. Барер Посмотрел сперва на одного, потом на второго и успокаивающе попробовал одернуть Бийо, повернувшись при этом к Карно и примирительно кивая ему до того, как он скажет хоть слово.

- Бред то, что в Клубе Кордельеров только и говорили, что о восстании? У меня другие сведения, - Робеспьер хмуро посмотрел на Бийо поверх очков. - Или у вас есть другие предложения? Говорите, я слушаю. Отпустить обвиняемых на свободу и извиниться перед ними за доставленное беспокойство? Или же все-таки обвинить их в преступлениях, которые долгое время оставались безнаказанными?

Колло дЭрбуа молчал. Никогда прежде он не чувствовал себя так скверно. Вот ситуация... Высказаться "за" - нельзя, высказаться "против" - невозможно. Вот в чем ужас положения того, кто перебегает из лагеря в лагерь... А ведь своим нынешним положением он был обязан именно эбертистам... Как же мерзко.

- Граждане, граждане, - воскликнул Барер и тоже встал, - Хватит лишних прений. Итак… какой вопрос мы ставим на голосование?

- А что здесь решать? - пробормотал Колло. - И так все ясно. Или вы считаете, граждане, что голосование что-то решит?

Приказ об аресте эбертистов пошел по рукам. Робеспьер подписал, передав бумагу Кутону, который тоже поставил подпись, не глядя, явно куда лучше всех осведомленный о настоящем положении дел. Бийо-Варенн принял в руки лист с приказом, после чего переглянулся с Барером и вручил приказ ему.

- Нет, я не могу это подписать, - заметил Барер, ознакомившись с текстом, - Граждане, здесь не хватает запятой, перед словами «сего дня». Он достал перо, обмакнул в чернильницу, проставил недостающий знак препинания, после чего тоже расписался внизу бумаги, - Граждане, решайте, - заметил он и быстро глянул на Бийо-Варенна, - Для того, чтобы бумага была действительно, нужно, чтобы стояли подписи большинства. А нас здесь и правда всего семь сегодня. Бийо? Колло? Линдэ?

Последний мрачно глянул перед собой и, нехотя поставил подпись.

Колло обвел мрачным взглядом всех присутствующих, чтобы хотя бы запечатлеть в памяти их физиономии в столь ответственный момент. На поддержку он и не надеялся. Притом давно. Так что кто тут говорил о свободе выбора? Он потянулся за пером и расписался. Вот так. Подавитесь, граждане. Вопрос пока что только в том, кто будет следующим.

Бийо-Варенн передал бумагу Карно, упорно ее игнорируя. Тот злобно ощерился в лицо Робеспьеру и подписал.

Лицо Барера было непроницаемым, когда он в третий раз передал бумагу Бийо-Варенну. Все, сейчас Бийо не подписывает бумагу и Эбер получает новую отсрочку – хотя бы до возвращения Сен-Жюста. А там что-то придумается.

- Ну что ж, Робеспьер, - усмехнулся неожиданно Бийо-Варенн, - Ты почти выиграл, не так ли? Осталась одна подпись. На что ты готов, чтобы ее получить? Что и кого ты променяешь на победу?

- Выиграл? О чем вы, гражданин Бийо-Варенн? - Робеспьер смотрел на Бийо, а на лист в его руках. Тон собеседника граничил почти с хамским, даже Колло и Карно не позволяли себе подобного, несмотря на то, что довольно часто не сходились во мнениях и начинали переходить на личности. - Гражданин, - он намеренно подчеркнул обращение, - Я не намерен торговаться, тем более с вами. Или это не торговля, а своеобразный шантаж? Прошу вас не забываться, мы здесь затем, чтобы решить важный вопрос, но если вы не готовы принять решение - мы подождем, когда соберутся остальные и вынесем это на повторное обсуждение.

Барер прикрыл глаза, чтобы не показать изумление. Теперь все было кончено. Можно было не слушать. Он знал, что дальше скажет Бийо-Варенн. Стремление расправиться с врагом победило желание прикрыть союзника.

- Почему же, я подпишу. Но я буду последовательным и покажу в этом достойнй пример. Гражданин Кутон, у тебя красивый почерк, - обратился Бийо-Варенн к последнему, - Пиши. Приказ об аресте и передаче дела в Трибунал. Пиши фамилии. Дантон, Эро де Сешель. И Камиль Демулен. Фабр уже арестован, пусть там и встретятся… Подписывайте, граждане.

- Максимильян прав, - заметил Барер, - Нельзя дать одновременно ход двум делам, они объединятся.

- Одновременно и не будем, - усмехнулся Бийо-Варенн. Мы не проставим дату на втором приказе. Пусть лежит себе и подождет… недолго. Пока гражданин Сен-Жюст и гражданин Робеспьер, как знатоки внутренней политики не составят доказательную базу. Я верю в них. Расписывайтесь, граждане, - и он поставил размашистую подпись под приказом об аресте Эбера.

Робеспьер поднялся, не сводя взгляда с Бийо. - Второго приказа не будет, гражданин Бийо-Варенн, до тех пор, пока не будет покончено с первой фракцией. Слухи, как вы знаете, распространяются довольно быстро, а нам не нужны лишние беспорядки. Я уверен, что присутствующие здесь сознательные граждане тоже считают, что нельзя позволять им действовать сообща. Почему же вы отказываетесь понять это?

- Что ж, пожал плечами Бийо-Варенн, - Выбирай, Робеспьер, слухи, как ты сказал, распространяются быстро. Жди Сен-Жюста, чтобы подписать приказ об аресте Эбера. Твой выбор, не мой.

- Я не намерен действовать так глупо, как вы предлагаете, гражданин Бийо-Варенн, - сказал Робеспьер, сжигая соратника злым взглядом. - поэтому предлагаю перейти к повестке дня.

- А на повестке дня у нас арест Эбера, - заметил Бийо-Варенн, - Так что, Робеспьер не подписывает приказ об аресте дантонистов с открытой датой. Может, кто-то другого мнения?

- Я не подпишу, - упрямо поднялся Линдэ, - Я состою в Комитете, чтобы кормить патриотов, а не чтобы убивать их.
Карно подписал, не глядя и передал бумагу Колло дЭрбуа.

- Значит, со вторым приказом точно ждем Сен-Жюста, - нейтральным тоном заметил Барер и подписал приказ об аресте дантонистов.

- Передай ему, Максимильян, - Бийо-Варенн протянул ему подписанную бумагу, - Ты сохранишь приказ лучше меня. И подпишешь… скоро подпишешь. Головы на головы. А теперь - к повестке дня.

Робеспьер взял бумагу и не глядя положил ее в карман. - Перейдем к повестке дня, граждане.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 11, 2009 11:48 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта, 1794.

Париж.

Жак Моррель, неизвестный.

Жак Моррель сидел в дешевой таверне за кружкой пива и обдумывал принятое вчера вечером решение. Он уедет из Парижа. Домой, в Везуль. Пусть даже есть риск, что он навлечет на себя гнев соратников Бернарда. Моррель грустно улыбнулся. На политической карьере, похоже, придется поставить крест. А ведь еще недавно он мечтал… Мечты, мечты… Похоже, им не суждено сбыться. Виной всему – разочарование. Он перестал верить в те идеалы, в которые верил, вот что самое страшное. Сможет ли найти свое место в жизни теперь, когда увидел своими глазами стаю этих шакалов, стоящих у власти? Сможет ли вести себя так как прежде теперь, терзаемый сомнениями и разочарованием? Нет. Не сможет. Как не сможет спокойно думать о том, что позволил себя втянуть в заговор. Им воспользовались. Воспользовались не из-за его талантов или дарований, а потому, что он – глупый провинциал, не знающий всех подводных течений столичной жизни. На ум пришли слова давно забытой песенки: «А корабль разбился о рифы». Вот так и он. Разбился о рифы. Думая о последних событиях, он удивлялся, что до сих пор на свободе, но хоть это было приятно. Завтра он сможет уехать. Моррель мысленно пересчитал оставшиеся в наличии деньги. Хватит ли на проезд в почтовом дилижансе? Лошади – дорогое удовольствие, только комиссары Конвента могут позволить себе разъезжать в каретах, запряженных восьмеркой.

Размышляя, он не сразу понял, что к нему обращаются. Подняв взгляд, Моррель увидел рядом еще не старого, статного мужчину, одетого хорошо, но не вызывающе. Он спрашивал позволения присесть. Молодой человек только пожал плечами – таверна была почти пуста. А вот где-то внутри все замерло от плохого предчувствия. Но ведь разговора не избежать, раз этот человек подошел именно к нему…

- Все плохо, гражданин Моррель? – участливо спросил незнакомец.

- Могло быть и лучше, гражданин…?

Полувопрос полуутверждение незнакомец проигнорировал.

- Не думали о том, чтобы покинуть Париж? – снова спросил тот.

- Думал, - коротко ответил Моррель, не желая распространяться о своих денежных затруднениях.

Незнакомец продолжал расспрашивать, не обращая внимания на то, что сам Моррель едва отвечает, игнорируя большинство вопросов, хоть это было и не очень вежливо. Но все же сложно было не заметить, что собеседник хорошо осведомлен о его трудностях. Например о том, что его практически выгнали из гостиницы сегодня утром – хозяин сказал, что не может ставить под сомнение свою репутацию честного республиканца, предоставляя кров человеку, который замешан непонятно во что. Моррель хотел было возразить, что раз не знаете – не утверждайте, на что хозяин ответил, что племянник его кузины работает в Тюильри и слышал, как его имя упоминал Камиль Демулен. Хорошее объяснение, ничего не скажешь. А вот перед Камилем Демуленом он чувствовал себя виноватым. Если бы знал тогда, к чему это приведет!

- А что произошло в Тюильри? - решился спросить Моррель.

Краткий, но обстоятельный рассказ незнакомца вызвал целую бурю противоречивых эмоций. Камиль Демулен выступил в его защиту! Значит, еще не все потеряно? Значит, он еще может исправить свои ошибки? Но с другой стороны, его могут искать… Да и захочет ли сам Демулен общаться с ним? Он как никто другой убедился за это короткое время, что все говорят одно, а делают другое. А он сам? Разве исключение? Ведь обещал же помочь этой женщине, Эжени? Обещал. А вместо этого сбежал, трусливо поджав хвост.

- Нужно все исправить… - сказал он, скорее для себя, чем для собеседника.

- Я рад, что вы сознаете, что за свои поступки нужно отвечать, - слегка улыбнулся незнакомец.

- Мне нужно вернуться в гостиницу за вещами и подыскать новое жилье, - решительно сказал Моррель, поднимаясь. – Извините, не могу больше тратить время на разговоры.

- Понимаю, - закивал тот и тоже поднялся - Пойдемте.

- Куда? – удивился Моррель.

- Туда, где никому не придет в голову искать вас, - ответил незнакомец. – Вас ведь ищут?

- Ну… да, – неуверенно ответил Моррель. Стало тревожно. Но с другой стороны, был ли выбор?

Грязное вонючее помещение, бывшее когда-то почтовой станцией. Сейчас здесь никого не было, но запах въевшийся в стены без слов говорил о том, что здесь живут люди. Оглянувшись по сторонам Моррель понял, что прав – люди здесь живут. Несколько человек без возраста и пола сидели у стены, глядя перед собой остекленевшими глазами. Курильщики опиума. Этим же объяснялся и запах человеческих испражнений. Его затошнило. Лучше ночевать в подворотне, чем в таком… таком… Нужное слово не находилось. Моррель оглянулся, в поисках незнакомца, который привез его сюда, но полумрак, да и слезящиеся глаза мешали рассмотреть детали. Только силуэт у двери. Моррель шагнул к нему, но тут же отпрянул к стене и едва не упал, споткнувшись о кого-то то ли спящего, то ли пьяного. Незнакомец был в маске.

- Так это были вы?! – закричал Моррель. Незнакомец кивнул, доставая из-за пояса пистолет.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 11, 2009 11:53 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794 года

Бьянка, Робеспьер

Бьянка была в бешенстве. Вчера на рассвете она случайно увидела …. Собственную газету! Со статьей о Камиле Демуллене и дантонистах на первой полосе! Она хорошо относилась с Камилю, но использовать ее имя для какой-то интриги! А больше всего злило то, что она недосмотрела. Ведь Робеспьер предупредил ее насчет атаки врагов на Клери и «Друга народа», а она посчитала, что все под контролем… Значит, не все. Черт, черт, черт! С мыслями о предстоящем разговоре с Робеспьером Бьянка спустилась в свое дневное убежище и быстро заснула. С той же мыслью она подскочила около девяти вечера. Через полчаса Бьянка находилась на Сен-Флорентайн и стучалась в дверь дома, где проживало семейство Робеспьеров.

Жюльетт Флери. Видимо кто-то свыше решил, что вчерашнего потрясения слишком мало и решил поправить это недоразумение. Что за злой рок, пытаться протянуть руку друзьям, а оказываться среди врагов? Выходит, прав был Бийо? Номер "Друга Народа" только доказывал это - Жан Клери, казалось, довольно удачно вторил Камилю Демулену, упражняясь в изящной словесности. Тем хуже для них. Если должен быть наказан старый друг, то почему должны избежать наказания случайные знакомые? Однако Жюльетт Флери он принял. Интересно, что она хочет сказать... Раз пришлось много всего выслушать вчера, то почему бы не превратить это в традицию и не продолжить выслушивать сегодня? - Добрый вечер, гражданка Флери. У вас хорошая статья, я читал ее. Но вы, видимо ею недовольны, раз пришли сюда. Что вы хотите обсудить?

- Я пришла посоветоваться, гражданин Робеспьер, - заговорила Бьянка, с тревогой отмечая настроение своего собеседника. Вчера произошло что-то ужасное. Заглянув в его мысли, она получила подтверждение своей догадке. Сен-Жюст утопил эбертистов и взялся за Дантона. А из-за грязной ссоры, развернувшейся в галерее Тюильри, Робеспьер не нашел больше слов для того, чтобы и дальше затягивать процесс. Итак, Демулен и Дантон обречены. А тут - эта газета. Смешно... - Моей газетой воспользовались. Как и моим именем. Я не знаю, как работает правосудие в Париже и стоит ли мне обращаться в тайную жандармерию, чтобы найти преступника, покусившегося на "Друга народа"? Или это бесполезно и действовать стоит своими силами?

Интересный поворот, такого он не ожидал. Несколько минут Робеспьер молчал, пристально глядя на молодую женщину. Похоже, она говорила правду, ее именем воспользовались. Иначе Жюльетт не пришла бы сюда. Что же, если так... Нужно идти до конца. Время покажет, что будет дальше. - И что вы скажете в тайной жандармерии? - поинтересовался Робеспьер. - Заявите, что Жан Клери - это вы?
- Хороший вопрос, - грустно улыбнулась Бьянка. - Поэтому я здесь. Вы - единственный в этом городе, кому я открылась. И у меня нет другого выхода, кроме как посоветоваться.

- Забавная ситуация, вы не находите? Вы не можете написать опровержение, так как Жан Клери окажется лжецом, перебегающим из одного лагеря в другой, а я, согласно последнему декрету, не могу отменить приказ о вашем аресте.

- Кто-то сделал хороший ход. - Бьянка заходила по комнате. Этот человек не сможет ей помочь даже если захочет. Она сама виновата в том, что не продумала возможных вариантов нападения на газету. Ей и выкручиваться. Она заговорила, стараясь казатсья спокойной и уверенной в себе. - Что ж, не буду отнимать у вас больше времени. Я хотела сообщить вам о своей непричастности к этой статье. Я это сделала. Судя по всему, остальное останется моей заботой. Я сообщу вам, если мне удастся что-то выяснить.

- Постойте. Вижу, вы действительно не знаете, как работает правосудие в Париже, - спокойно сказал Робеспьер. - За вас сделали шаг, это не значит, что вам позволят сделать собственный. Пока что я вижу только один вариант, но он опасен в первую очередь для вас. Как разоблачением, так и тем, что вас захотят убрать, возможно, более радикальными методами. Хотя мне кажется, что вас больше хотят видеть на эшафоте, чем жертвой наемных убийц.

- Вы можете открыто выступить против меня. Ваше отношение к Клери всем известно, и никто не будет удивлен, - тихо заговорила Бьянка. - Пусть все считают, что я медленно, но верно приближаюсь к эшафоту. Мне нужно несколько дней, возможно - неделя, чтобы собрать доказательства своей невиновности. Затем я найду, как оправдатсья. - Бьянка искоса взглянула на Робеспьера. - Я вижу только такой выход.

- Если я открыто выступлю против вас, оправдания не помогут, - резко сказал Робеспьер. - Подобные заявления делаются публично, а люди склонны к тому, чтобы ловить оратора на слове. Послушайте... Сейчас намечается довольно интересная тенденция писать одно, а говорить другое. Вы можете ею воспользоваться и сказать о том, как этот материал попал в газету. Но сделать это не в газете, а посредством листовок. Так вы выиграете время и ни у кого не будет прямых оснований упрекнуть вас во лжи. Возможен вариант, что Жан Клери появится на людях, но это может быть слишком опасно, я вам не советую. И думаю, что вы должны как можно скорее озаботиться тем, чтобы найти объяснение тому, кто финансирует вашу газету.

-Я уже думаю об этом. И, кажется, я знаю, как это сделать. - Бьянка подошла к Робеспьеру и впервые улыбнулась ему искренне и по-человечески. - Спасибо вам. Я поняла, как мне ответить.

- Тогда позвольте пожелать вам удачи. Я оставлю своих людей у редакции, не пытайтесь от них избавиться, их задача - следить за теми, кто попытается вступить в контакт с вашими печатниками. Постарайтесь по возможности избегать новых знакомств, по крайней мере до тех пор, пока не утихнет шум. И вот еще... Два номера газеты уже вышли. Будет разумно заявить, что они издавались на пожертвования от граждан.

- Хорошо, - кивнула Бьянка. - Передайте, пожалуйста, Огюстену, что я буду ждать его сегодня около одинадцати на обычном месте. - С этими словами она покинула дом Робеспьера, размышляя о том, что меньше года назад она и помыслить себе не могла, что будет обсуждать свои проблемы с этим человеком.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 5, 6, 7 ... 35, 36, 37  След.
Страница 6 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group