Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 6, 7, 8 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 12, 2009 12:04 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794 года.
Дом в районе Ситэ.
Бывший кюре Собора Нотр-Дам.

Раньше бывший кюре Собора Нотр-Дам старался ложиться спать пораньше. В былые времена все было иначе. Он часто звал к себе домой прихожан и устраивал воскресные обеды с вишневым вареньем, а она приносили в дом живые цветы, улыбки и корм для канарейки. Именно прихожане стали его настоящей семьей, за которую он не уставал благодарить Бога.

Сейчас половина прихода лежала в могиле, а он зажигал свет только по ночам, зная, что одного доноса хватит, чтобы последовать за ними. *Господи, пошли же мне испытаний, сколько надо вынести во славу твою. Я готов, Господи, но спаси невинные души парижан*. Он много молился. Он всегда много молился. *Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят* Когда-то он приветствовал Революцию и даже на одном из воскресных обедов говорил о том, что принципы свободы, равенства и братства – это те же принципы, что и в Царствии Небесном, и воистину деяние Революции есть угодное Богу, но должно делаться с любовью к угнетенным в сердце, а не в ненависти к угнетателям.

Тех прихожан уже нет на свете. А потом кто-то из оставшихся донес на него Шометту. Ему помогли бежать сюда и с тех пор жизнь проходила по ночам в молитвах при свете одинокой свечи.

А потом зимой появилась она. Просто как-то раз возникла на пороге и принесла восковые свечи. *Мы ведь с Вами любим больше всего на свете одно и то же* Он спросил у нее, говорит ли она о Боге. *Нет, о Соборе Нотр-Дам*.

С тех пор она заходила часто поболтать или почитать книги и всегда приносила свечи, никогда не спрашивая о еде и отказываясь делить последние куски хлеба.

Когда он занемог в конце февраля, он подарил ей канарейку.

Иногда она приводила с собой молодого мужчину с задумчивыми глазами, который не боялся спорить о Боге и позволял себе насмешливо говорить почти обо всем, кроме того, что было важным для нее. Они часто теперь сидели и пили пустой чай в креслах, а она читала на полу.

Кюре ждал их сегодня. Вчера мужчина пришел один и попросил несколько книг, пояснив, что его спутница в плохом состоянии.

Сегодня кюре специально достал свои старые записи с проповедями об отчаянии и надежде и ждал их, поставив греться воду. Чай закончился позавчера.

Стук в окно заставил его поднять голову от тетрадей. Кюре открыл ставни и осторожно выглянул ну улицу. Тишина и никого. Закрывая ставни, он внезапно понял, что руки одеревенели и не слушаются.
А потом была жуткая боль, сдавившая шею.

Негнущимися руками он попробовал высвободиться и даже успел краем глаза заметить страшное, слепящее нечто. Глаза, чужие и холодные.

*Господи, прими душу мою. Благодарю тебя за все, что ты уготовил мне и отдаюсь в руки твои для жизни вечной*….

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 12, 2009 2:09 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794.
Дом Бьянки.
Сантьяго, Бьянка.

Сантьяго шел почти довольный, бренча в кармане остатками мелочи. У Бьянки действительно неплохие поставщики вина. И, кстати, они и правда нипричем. Разговор с Альбертиной тоже не дал результатов, кроме того, что, как он и предположил, в доме постоянно находились и она и Симона… а мимо них в крохотном домике разве что мышь проскочит.

Дело оставалось за малым – влезть в чужую квартиру, оставаясь незамеченным и дождаться владельца.

Окно Сантьяго отверг сразу – лезть среди бела дня так нагло – верный способ привлечь внимание жандармов.
Через крышу? Квартира на последнем этаже… Но нет, сложно. Кроме того, надо слишком хорошо знать парижские крыши, чтобы отважиться на подобную авантюру, зная, что убегать придется тем же путем.
Остается… дверь. Сантьяго склонился над замочной скважиной, обнаружив на ней следы свежих порезов. Да, не он один такой шустрый, как верно считает Клод Орсэ. А замок-то подкачал. Он чуть не рассмеялся в голос – вот они, осторожные шпионы и подозрительнее республиканцы. Прежде чем рубить друг другу головы, могли бы сперва научиться двери запирать.
В идеале, чтобы открыть дверь, подошла бы женская шпилька…

Сантьяго постоял секунду, размышляя, стоит ли доводить задуманное до конца, или убьют, не разобравшись, но потом сбежал вниз по лестнице и вернулся после визита в лавку галантерейщика.
Зайдя в дом, он удобно устроился в кресле открыл бутылку и стал ждать.
Сумерки. Пора бы уже…

- Когда я поеду снова во Флоренцию, привезу тебе оттуда хороший замок, - подал он голос на легкий шум, различимый только тем, кто долгие годы тренировался слышать именно его, - И я не нашел у тебя уже ни одного бокала. Что, была сцена ревности? – он отпил прямо из горлышка бутылки.

Бьянка опустилась на стул и ласково посмотрела на Сантьяго. Ну и денек! Только что ее друг наглядно продемонстрировал ей, как просто влезть в ее квартиру незамеченым. Настроение испортилось окончательно. - Сцена ревности? Не помню, - рассеянно произнесла Бьянка. - И давно ты тут, мой любимый друг и коллега? Вижу, попасть сюда не составило для тебя труда...

- А будь я женщиной – попал бы на пять минут раньше, - заметил Сантьяго, - Эту шпильку я дарить тебе не буду, не обессудь. В-первых, я ее погнул, а, во-вторых, полезная штука. Открывает замки даже на твоих дверях, представляешь? Так, ну же, а ну улыбнись собственной глупости. Ведь наверняка ты не одну сотню лет так впросак не попадала! И давай действовать, черт побери! Ты что думала – газету выпускать – это как веточки выращивать?, - Хотя, - Сантьяго изменил ход мысли, - Да, система та же, что с цветочками. Что посеешь – то пожнешь. Но, в общем, ядовитые веточки вышли. Так что – будем продолжать сеять, поливать или найдем гада-садовника?

- Найдем гада, - засмеялась Бьянка. - Кажется, без Марата я делаю ошибку за ошибкой. Пока я была Жаном Клери, я считала, что главное - говорить правду и делать яркие материалы. И что теперь? Моя газеты еще месяца не провыходила, а вокруг нее - сплошные враги. И все хотят крови. - Она говорила полушутя, но и расстройства не скрывала. - Кто-то хотел отравить Альбертину, свалив все на меня. А еще кто-то, обманув моего печатника, запустил от моего имени статью, к которой я не имею никакого отношения. А еще один из членов Комитета... ой, извини, не буду пугать тебя лишними названиями.. В общем, один влиятельный человек, рассказывает всем и каждому, что мою газету издает Жорж Дантон. Тьфу, ты же не знаешь, кто это. В общем, у меня все плохо. - Выдав тираду, Бьянка подмигнула ему. - Но я не падаю духом.

Сантьяго изумленно уставился на нее:
- А ты что всерьез думаешь, что пока была с Маратом не сделала НИ ОДНОЙ ОШИБКИ? Вот это самомнение, милая синьора, - он подмигнул в ответ, - А теперь давай по порядку. Итак, сперва травят Альбертину, через день выходит статья от твоего имени, а на следующий день во всем винят Дантона? Может, хотят подставить не тебя, а его? Или он – вообще случайность и все-таки дело в личных врагах Жана Клери? Ты можешь падать духом, ронять его и снова поднимать. Но закрывать «Друг Народа», чтобы открыть его когда-нибудь в третий раз – это дешевый фарс. Мой долг – помочь этому фарсу не состояться, - торжественно объявил Сантьяго и, поставив бутылку вина, заходил по комнате.

- Ты с ума сошел? Ты правда мог подумать, что я откажусь от газеты? - подскочила Бьянка. - Да пусть они хоть что угодно сделают! Я не из тех, кого можно запугать. Правда, у меня есть несколько слабых мест. Ты... Альбертина... Теперь - Огюстен. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня с вами что-то случилось. И это - по большому счету - единственное, что меня пугает. Что касается твоего предположения, то я уверена - дело тут не в Дантоне. Исходя из сложившейся политической ситуации, кивать на него - просто грамотный ход. Кого-то просто бесит моя газета!

- Значит, это - я, - расхохотался Сантьяго, - меня бесит, что она - по-французски, а не по-итальянски. А если это не я - кого так может раздражать Жан Клери?


- Тех, кто ожидал от нового "Друга народа" чего-то другого. Ее планировала выпускать одна политическая фракция, а Альбертина отдала материалы мне. И благословила на издание тоже меня, а не их. Потом я первым делом выступила против этой фракции, точнее, против одного из его членов.... А я вижу, тебя заинтересовало расследование? Хочешь попробовать свои силы, сыщик? - Бьянка подкинула монетку и, поймав ее, спрятала в кулаке. - Найдем мерзавца? Не найдем?

- А если на ребро упала?, - в тон ей ответил Сантьяго и чуть смущенно добавил, - Ну должен же я хоть что-то сделать для старушки Альбертины, правда? А ты снова в своем репертуаре. Вот интересно, когда ты видишь петлю – ты тоже в нее голову засовываешь? И тебя никто никогда не просил просто остановится? Впрочем, - он улыбнулся, - Не завидую тем несчастным, которые попали под гнев моей милой синьоры.

- Мы беспокоимся об одном и том же человеке, - серьезно сказала Бьянка и, взяв за руки Сантьяго, заглянула ему в глаза. - Не скрою, я пересмотрела мысли и Альбертины, и моего обманутого печатника, но не нашла в них ничего примечательного. Санкюлота, явившегося якобы от моего имени, я внешне не знаю. Более того, я уверена, что это был, конечно, никакой не санкюлот, а чей-то шпион. Что касается Альбертины, то она в тот вечер не стояла у окна, как обычно, а ненадолго отбегала за хлебом. Корзинку захватила по дороге. Теперь переживает, что была так глупа и забыла о предупреждениях Жан Поля... Я устала быть сильной, Сантьяго, хотя и сама загнала себя в эту ловушку. Но ты однажды видел мои слезы, поэтому я не постесняюсь признаться, что мне требуется помощь. Я не знаю, с чего начать.

- Ну тогда, - продолжил Сантьяго, - Не понимаю чего это мы здесь сидим. Пошли навещать мерзавца, против которого ты выступила? Для начала?

- Поздно, Сантьяго. - лукаво сказала Бьянка. - Он арестован.

- Твоя работа?, - поднял бровь Сантьяго, - Ну что ж… докопаться до истины мы можем и в Консьержери, навестив его там… Я знаю этот ваш способ. А если не желаешь его даже видеть теперь… то давай взглянем еще раз на статью. В конце концов, в Париже не так много осталось журналистов – может, стиль знаком. А если не поможет и это – то идее к той самой клике – или ее арестовали целиком? Будем просто слушать и пытаться найти концы в воде.

- Сантьяго, их так много! Для этого нам придется переслушать мысли всего Клуба кордельеров! - всплеснула руками Бьянка. - Я предлагаю разделиться. Я напишу тебе несколько фамилий - это те, кого я упоминала в своих статьях. Ты проверишь их. А я встречусь с одним человеком и отправлюсь к редакции - постараюсь переслушать мысли всех, кто будет бродить поблизости... К тому же, мне надо написать кучу листовок и развесить их по Парижу. Я даже придумала, как примерно они будут звучать. "Я не принадлежу ни к одной фракции, и мой девиз - правда, и только правда. Однако, моя правда не всем нравится. Поэтому некто посчитал нужным обманом, используя мое имя, втереться в доверие к моему печатнику и выпустить статью "Заткнет ли Демулен рот Робеспьеру". Камиль Демулен - один из самых уважаемых мною журналистов Парижа. Я открыто выражаю восхищение его талантом. Но статья была написана не мной. В ближайшем номере "Друга народа" я изложу свое мнение о борьбе фракций. Жан Клери".

- Пиши списки, как говорит твой бывший друг Сен-Жюст, - заметил Сантьяго.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 12, 2009 2:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта, 1794

Париж, дом Дантона.

Демулен, Дантон.

Перевернутый стол, тело, бледное, словно восковая свеча, в скрюченных от подагры пальцах – листки, исписанные корявым почерком. Проповедь. Слова, которым было суждено лишь остаться словами на бумаге. Никто больше не услышит его проникновенного голоса и не увидит его темно-синих глаз, в которых, несмотря на возраст и лишения, сохранилось какое-то детское, неземное умиротворение. Сегодня вечером, увидев это мертвое тело, Камиль Демулен с ужасом подумал, что даже никогда не знал имени этого чудесного человека – бывшего кюре Собора Нотр-Дам. Эжени познакомила их этой зимой. Привела, усадила в промозглой комнате и шепнула: «Послушай, это то, чего я не могу выразить тебе словами». С тех пор они иногда захаживали к этому старику. Иногда он казался мудрецом, иногда смешил своим идеалистическим подходом к жизни. Он так и не понял, что происходит вокруг и мечтал о том, как Всевышний расставит все по своим местам. В такие моменты они ожесточенно спорили, а Эжени, сидя на полу, листала старинные книги и вставляла свои реплики. Тихие вечера почти превратились в традицию. Пока кто-то не решил отнять жизнь у человека, который умел делать только добро. Камиль Демулен никогда бы не подумал, что кто-то мог убить кюре. Но он увидел записку. Записка была точной копией той, что они с Эжени обнарижали возле повешенной мадам Симон. "Журналисты тоже платят по счетам. Если угадаешь первое и последнее звено цепи - промежуточных будет меньше." Снова загадка, у которой нет ответа. Или… Эбертисты решили применить против него такой странный метод? Зачем?

Первым делом Демулен забежал к Эжени, но не нашел ее дома. Оставил записку с просьбой не ходить сегодня к кюре. И направился к Дантону. Делать этого очень не хотелось, но после вчерашнего он был обязан предупредить Жоржа о том, что его игра окончена.

Дантон с наслаждением потягивал горячее вино и встретил его весьма радушно.

- Боюсь, после того, что я расскажу тебе, ты выбросишь меня из этого дома, Жорж, улыбнулся Демулен. – После вчерашнего со мной отказались сотрудничать несколько авторов. Мой печатник удрал. А Люсиль сегодня утром едва убежала от озверевших женщин, выкрикивающих ругательства. Травля началась. И я пришел, чтобы попросить тебя об одном. Хочу, чтобы ты заявил во всеуслышанье, что не поддерживаешь моих методов. Что ты против выхода «Кордельера». Я зашел слишком далеко, Жорж. И должен остаться один.

- Ты с ума сошел, Камиль, - ответил Дантон, с тревогой глядя на осунувшееся лицо соратника. - Если я и сделаю заявление, то не об этом. А ты... Вот скажи мне, ты что, не знал, чем это все закончится? Ты думал, что сможешь все время упражняться в остроумии, а он будет все это терпеть? Знаешь, я не хочу повторять тебе все то, что уже говорил. И не стану пытаться донести до тебя прописные истины - все равно это впустую. Так что лучше сядь и выпей вина.

- Кто-то убивает знакомых Эжени и оставляет мне записки, чтобы я заткнулся, - неожиданно выпалил Демулен и залпом выпил предложенное вино.

- Чтооо? - протянул Дантон, пытаясь вспомнить о какой Эжени речь. Потом вспомнил. - Камиль, тебе все включая меня говорят, чтобы ты заткнулся, вот уже два месяца. Ты только сейчас прислушался? Поздравляю, лучше поздно, чем никогда. Понятия не имею, кто это может делать... Эберу сейчас не до тебя, а Робеспьер... Не думаю, что это в его стиле.

- Эти люди вообще не имели отношения к политике... Жорж, подумай, ты всегда был циничнее и лучше понимал этих шакалов... Кто мог это сделать... Боже мой, как это низко...

- Не знаю... - Дантон задумался. - Запустить все это вполне мог и Эбер. На Робеспьера непохоже - этот наказывает неугодных с помощью бритвы и не станет специально искать ваших общих знакомых. А по большому счету... Это мог сделать кто угодно. Подумай, кто мог обидеться на твои статьи? Список внушительный... Да, кстати. Я бы советовал тебе самому быть осторожнее. Морреля вашего сегодня убили. А так как ты тоже влип в это дело по самое нехочу... Кстати, не хочешь уехать из Парижа?

- Морреля убили? - Демулен вскочил, затем снова сел и схватился за голову. - Он был лучшим из нас... Это из-за заговора... Нет, Жорж, я никуда не уеду, ты же знаешь, зачем ты спрашиваешь? Моррель... Он приехал, мечтая заниматься политикой, а им воспользовались, как неодушевленным предметом.. О люди, как же вы отвратительны..

- Из-за заговора его бы отправили на эшафот, Камиль, - покачал головой Дантон. - Тебе лучше знать, во что влез твой приятель. Убили его на старой почтовой станции под Парижем и хотели обставить все дело так, будто он хотел бежать из города, но попал на отъявленных негодяев. Про негодяев кто-то, возможно, и поверит, там сейчас собирается всякий сброд... Но этот сброд сам боится, так что облегчить карманы тебе там могут, побить тоже, но убивать - вряд ли.

- Я выпущу следующего "Кордельера", - сказал Демулен, думая о своем. - Я все равно выпущу газету. Пусть даже мне придется самому ее набирать. Я не остановлюсь... Жорж! Ты ведь хотел жить в Арси, хотел все бросить! Уезжай! Это я заставил тебя вернуться, считая, что ты сможешь что-то изменить! Кстати... Сегодня арестовали Эбера. И еще нескольких.

- Я знаю, - ответил Дантон. - Ты ожидал чего-то другого? Послушай, Камиль! Не глупи, я тебя умоляю! Я хотел идти на переговоры с Робеспьером... не знаю, что из этого выйдет и удастся ли это осуществить, но не усугубляй ситуацию!

- Я не могу. Проще застрелиться. Я не могу. Но если ты пойдешь на переговоры с ним, я не скажу ни слова. У каждого из нас своя дорога. Свою жизнь я проиграл, но ты еще можешь остаться. Ты даже должен!

Дантон только махнул рукой и наполнил кружки горячим вином.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 12, 2009 2:43 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794.
Париж, Комитет Общественного Спасения.
Колло дЭрбуа, Бийо-Варенн\Барер, Линдэ

Бийо-Варенн отхлебнул мерзкий кофе, который подавали в Тюильри и снова попробовал пережить этот день. Черт возьми, в один день подписаны приказы об аресте Эбера и Дантона, Неподкупный шипел как кошка, которой подпалили усы, а Барер больше не желал разговаривать с ним сегодня, сделав вид, что нырнул в свои очередные отчеты с головой. Впрочем, Карно прошипел сквозь зубы, что он кровопийца, хотя правильно этому хвост прищемил, таким образом выразив свое полное одобрение произошедшему утром. Робеспьер ушел из здания Комитета сразу после заседания. А вот поведение Колло дЭрбуа в очередной раз вызвало вопросы и сомнения… пожалуй даже вовсе было странным. Он ведь который день почти всегда молчит, что само по себе странно – Колло за словом в карман не лез. Кстати… вот и он.
- Колло, - окликнул его Бийо-Варенн, - Что так рано? Домой что ли собрался – ил так, за компанию, кофе выпить?

Настроение было отвратительным. Сегодня раздражало все, даже обычная рутинная работа с бумагами. Все эти прошения, петиции, отчеты... Интересно, сколько бумаг в среднем проходит через Комитет за один день? От подсчетов его отвлек Бийо. Колло скривился. Для полного счастья ему недоставало только соратника. О чем, спрашивается, можно говорить? Обсуждать дела в Комитете за стенами кабинета? Колло почувствовал, что ему плохо. Жаль, что нет никакого повода, чтобы уйти отсюда... - Кофе выпить, - неохотно ответил он. - Хотел бы домой... да отечество не забудет отлынивающих.

- Вот и я, - уныло согласился Бийо-Варенн, - все равно сегодня территорию оккупировали не только Бертран и Карно – ну этих до темноты никогда не выгонишь, но и чертов Линдэ, который связан с умеренными не меньше, чем наш бывший товарищ Эро де Сешель. А ты меня удивил сегодня, - заметил он, пытаясь не подавиться мерзким кофе, - Не ожидал, что ты так скоро сдашь Эбера. А как же террор, Колло? Теперь гильотина – в руках нашего Неподкупного, который только и ждал, чтобы захватить это право себе. Как и право помилования. Санкюлоты, наша опора во власти, наша сила, как и террор, наше общее оружие теперь - в руках Робеспьера. Наши головы тоже, как говорит Бертран. Точнее, намекает. И если Робеспьер договорится с Дантоном… Наступит это чертова республика милосердия. А что идет за республикой милосердия? Правильно, гильотина для тех, кто был с ней несогласен. Тьфу, пропасть.

- А мне ты это зачем говоришь? - прищурился Колло. - Не терпится высказаться? Или пожаловаться на Неподкупного? Или ты хотел мне сказать, что я, гад такой, сдал Эбера и теперь мне нет прощения?

- Потому что ты меня удивил, Колло, пожал плечами Бийо-Варенн, - Я всегда считал тебя соратником гм… экспрессивным, но последовательным, даже в смене пристрастий. Если даже ты теперь гарцуешь под дудку триумвиров – думаю, может правда погорячился и еще не поздно кинуться Робеспьеру в ноги просить прощения.

- Возможно я и экспрессивный, но мне еще не надоело жить. Ты слышал, что сейчас все отвернулись от Демулена? Говорят, что вчера вокруг него образовалось пустое пространство шагов в двадцать. Так вот, я не хочу, чтобы так было и со мной. За этим последует исключение из Клуба и все... здравствуй, Сансон, - Колло усмехнулся. - Ты, если тянет на подвиги, можешь хамить Неподкупному сколько влезет, но меня на это не подбивай, я не хочу быть героем дня

- Забудь о Демулене… о Дантоне, впрочем, тоже скоро забудем. Они почти трупы, - скривился Бийо-Варенн, - и черт возьми, голова Дантона стоила того, чтобы менять на нее голову Эбера, да еще и свою жизнь заложить. Я вообще собираюсь теперь посидеть тише воды ниже травы. Приказ в кармане Неподкупного теперь живет своей жизнью. Если Максимильян не собирается использовать бумагу, он просто рвет ее на мелкие клочки. А убедить его пустить ее в ход поскорее можно и без скандалов в комитете. Я надеюсь, что тут поможет «Старый Кордильер», а Дантон тоже поможет – умеренные застряли где-то между 89 и 91, Колло. Я понял тебя, и не подбиваю хамить Неподкупному ли, Дантону ли… Тебя все устраивает и ты любишь жизнь ровно такой, какая она есть. Хорошее жизнелюбие!

Колло пожал плечами. - Считай, как знаешь. Только я бы на твоем месте рассчитывал на Демулена. А вдруг у него хватило ума заткнуться? Звучит невероятно, но чем черт не шутит...

- Тогда мы продолжим этот разговор после смерти Дантона, Колло, - резко прервал его Бийо-Варенн, - Я понимаю, что Бертран, видимо, был прав, намекая, что если убьют Эбера – рухнет все. Но пусть даже вслед за Дантоном в опасности окажутся наши головы, чем умеренные высмеют все, что мы сделали из необходимости и чем клика этого громогласного урода восторжествует, - он кивнул соратнику на прощание и направился к выходу.

***
Барер сидел над бумагами, хотя… нет, мысли были, но все не о том.
Странно, когда он подписывал приказ об аресте Бриссо этого ощущения глухой тоски не было.

Интересно, оно возникло после подписи под приказом об Эбере или о Дантоне?
Нет, не сожаление. Просто легкая волчья тоска.
Вот она, вершина, бурный поток Революции. А на гребне – всегда он, Бертран, человек, который всегда угадывает и всегда на вершине.

Сколько ее еще осталось, этой вершины? И что потом? Упадок? Забвение? Или холодный нож гильотины?
Тоска.

Захотелось выпить. Барер поднял голову от незаконченного отчета, подумав, что Карно с его желчью, пожалуй, сегодня не та компания, в которой он хотел бы напиться. Можно взять бутылку и пойти к Софи… Но к чему это? Выглядеть жалко и плакаться на счастливую звезду любимой женщине? Чушь.
Линдэ тоже сгорбился за дальним столом.
Барер поднялся и подошел к нему.
- Вот смотрю я на тебя, Линдэ, одного не понимаю, что ты здесь делаешь, - вполголоса заметил он.

Линдэ глянул на Барера злобно и почти с отчаянием.
- Тебе какое дело, Барер, - прошептал он, - Или и меня за излишнюю умеренность на гильотину отправишь вместе с Жоржем?

- Будут обстоятельства, отправишься, - неопределенно заметил Барер, - Но я другого не понимаю. Твоему другу грозит арест, а ты тут сидишь и перечитываешь, - Он склонился над бумагой, - Результат ревизии продовольственных запасов Парижа. О, как кстати. Линдэ, я включу этот доклад в свой отчет – как раз надо выступать в Конвенте по этой теме. Не возражаешь, если я заберу у тебя часть работы?, - Он выхватил листок бумаги из-под носа Линдэ.

Тот посмотрел на него ошарашено, потом кивнул и бросился к выходу.
- Отчет нашелся, - почти весело заметил Барер, проходя мимо Карно, который что-то пробормотал, не отрываясь от бумаг.

Да, доклад, который он только что сам придумал.
А потом – напиться. Хоть бы и у Софи. Она поймет. Сегодня было не так как с Бриссо. Сегодня было предано что-то, во что Барер действительно когда-то верил, а что-то теперь было безнадежно проиграно.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 12, 2009 7:34 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794 года

Бьянка, Огюстен

Огюстена Робеспьера Бьянка увидела издали. Судя по выразительному взгляду на часы, он сидел в кафе уже давно. Марат, безусловно, выработал в ней уважение к пунктуальности. Но сейчас был другой случай - решался вопрос о газете. А Бьянка решила, что будет стоять намертво. Она радовалась, что рядом оказался такой великолепный друг, как Сантьяго, и раздумывала, насколько можно быть откровенной с Огюстеном, когда тот заметил ее и помахал рукой. - Прости, Огюстен, мне пришлось задержаться, - виновато улыбнулась Бьянка и присела за столик. - Вижу, сегодня все только и говорят об аресте Эбера... А ты как? Злорадствуешь или тебе его жаль?

- Мне его не жаль, но и от злорадства я далек, - Огюстен поморщился, вспоминая события сегодняшнего дня. Некоторые злорадствовали, некоторые кричали о том, что Эбер с соратниками создавали дефицит товаров и должны быть наказаны, находились и такие, которые были убеждены, что Эбер будет освобожден без суда. - Событие удивило многих, что здесь говорить...

- Часть обвинений было сфабриковано, верно? - тихо спросила Бьянка.

Огюстен только пожал плечами, не желая распространяться на эту тему. Ответить, что нет - это было бы  ложью, ответить, что да... невозможно. - Я не буду отвечать, Жюльетт, извини, - он накрыл ее руку своей. - Расскажи лучше, что у тебя стряслось. Или ты нервничаешь из-за последних событий?

- У меня такой выразительный вид? - она нахмурилась. - Да, стряслось. И я весь день решаю вопрос, рассказать ли тебе свой секрет. Никогда не отличалась откровенностью, но в последнее время все так сильно переменилось... Мне нужно помочь одному человеку, который попал в переделку, но еще не догадывается, насколько все серьезно. Его зовут Жан Клери. Думаю, ты слышал это имя.

- Последняя статья в "Друг Народа" была... довольно талантливой. Хотя я не удивляюсь, слышал, что Жан Клери дружен с Демуленом. Да и Марат водил с ним компанию. Почему бы не оказать поддержку коллеге? - Огюстен жестко усмехнулся. - Но ты говоришь в переделку?  Расскажешь мне, что случилось?

- Эту статью написал не Клери. - Бьянка опустила глаза и машинально принялась набрасывать в блокноте человеческое лицо. - Он был дружен с Маратом, а Демулена всегда уважал как журналиста. Он бы не написал такой статьи. Не потому, что боится. А потому что у него принцип - не давать оценок. Если ты обратишь внимание на заметки Клери, в них изложены факты и отсутствуют личные оценки. Это его стиль, который не смог повторить ни один парижский журналист. Статья о Демулене и Робеспьере - одна сплошная оценка. Написанная талантливо, но грубо. И это - лишь часть. Еще существуют подкинутые фальшивки, напечатав котоыре Клери выставил бы себя клеветником и запачкал свое честное имя. И много чего еще.

- Подкинутые фальшивки... - Огюстен закурил, обдумывая услышанное. -  У Клери должна быть своя голова на плечах. Если он умудрился дожить до сегодняшнего дня, то он человек довольно искушенный во всякого рода пакостях. Не спрашиваю, почему именно ты должна помогать ему, так как вижу, что ты для себя все решила. Хорошо. Допустим, ты права и статью написал не Клери. Тогда возникает закономерный вопрос: кто? Эбера можно отбросить сразу же, он никогда бы не стал публиковать что-то в защиту Демулена даже под трижды чужим именем. А вот фальшивки - вполне в его стиле, но Эберу сейчас не до этого. Дантон? Он способен и на то, и на другое, но ему незачем топить Клери, даже с учетом слухов, что газету финансирует он сам. Идем дальше... А что за фальшивки?

- Информация. Рассказ очевидца о финансовых операциях гражданина Эбера. - Бьянка помахала листком, с которого смотрел бывший прокурор Коммуны. - Похож? Похож. Меня волнует не сколько Клери, сколько сестра Жан Поля Марата Альбертина. На нее было совершено покушение. Незадолго до этого она передала все, что у нее осталось от брата, журналисту Клери. Думаю, кого-то это взбесило...

- Финансовые операции? - переспросил Огюстен. -  Странно. То есть, ничего странного в этом нет, но сама информация необычна. В большинстве случаев люди не афишируют свои финансовые дела, какими бы они ни были. Значит, опубликовав фальшивку они надеялись пустить в дело и оригинал. Забавно. Нужно в первую очередь искать среди тех, кто теоретически имел доступ к финансовым делам - заметь, не кого-нибудь, а Эбера. То есть это мог быть либо кто-то из Коммуны, либо из Комитета общественной безопасности, либо... - Огюстен поперхнулся, подумав о том, что некогда и Комитет общественного спасения требовал отчеты о финансах. Но высказывать это в голос не стал. -  Даже не стану тебя обнадеживать фразой, что спрошу у Максимильяна - он все равно ничего не скажет до тех пор, пока не узнает, зачем мне все это нужно. Теперь к вопросу кого это могло взбесить. Ответ напрашивается сам по себе: того, кто хотел эту газету издавать. Кордельеров. Или же кто-то хочет, чтобы именно так и подумали... Черт, я сам запутался.

- Или из Комитета общественного спасения? Ты это хотел сказать, Огюстен? - мягко спросила Бьянка. Ей нравилось, как рассуждает Огюстен. Конечно, Сен-Жюст в расследованиях имел намного больше опыта и наверняка предложил бы ей сейчас несколько вариантов развития событий, но об этом человеке вспоминать больше не хотелось. - Не надо беспокоить Максимильяна. Но если ты хочешь мне помочь, ты можешь составить мне компанию в этом расследовании.

- Знать бы еще, как к этому подойти. Слишком большой круг людей, которых нужно проверить. И ты вряд ли сможешь мне в этом помочь... - задумчиво сказал Огюстен. - В Коммуну сейчас сунется только безумный, но она-то нам и нужна... Впрочем, материал собирались публиковать и я не думаю, чтобы его уничтожили. Комитеты. У меня есть доступ только в один, это Комитет безопасности, но здесь круг поисков еще шире, чем в Коммуне, финансовые отчеты мог собирать кто угодно, но я наведу справки. О втором Комитете даже  не заикаюсь... пока что. С другой стороны, если Клери... Послушай, а Жан Клери состоял в якобинском клубе? Мне кажется, что он выступал в день суда над Маратом и один раз я видел его непосредственно в клубе?

- Нет, что ты! - чуть не рассмеялась Бьянка, представив себе лицо Марата, если бы она об этом заикнулась. - Он иногда приходил туда с Маратом, чтобы быть в курсе дела.

- Жаль, - покачал головой Огюстен. - Иначе можно было бы сделать публичное заявление о том, что недоброжелатели воспользовались честным именем Жана Клери и так далее. Держу пари, что в Клубе найдется хотя бы один человек, который что-то об этом слышал. И если грамотно построить речь, он так или иначе выдаст себя, что значительно сузит круг подозреваемых в подобном безобразии. Марат часто пользовался этим приемом и надо признать небезуспешно.

- Если бы я могла... - Бьянка стиснула руку в кулак. - Но я бессильна. Никто никогда не воспримет всерьез женщину. А появляться на людях он не может. Он... тяжело болен. А ты мыслишь, как опытный политик. Я восхищена, Огюстен. Правда.

- Ты действительно не можешь говорить с трибуны и, потом, это ведь касается Жана Клери? Значит он и должен говорить. В его положении я бы не искал кого-то, кто может сказать речь за него, даже если отбросить твои опасения насчет того, что тебя не выслушают. Возможно, кто-то и рассчитывал, что Клери не сможет выступить. Тогда он уже проиграл, даже если мы и найдем того, кто это задумал. Люди говорят, что под именем Клери пишут разные авторы...

- Это неправда, - медленно проговорила Бьянка. Несколько минут она сидела молча, уткнувшись в блокнот и неистово черкая пером по бумаге. Затем решительно подняла голову и посмотрела в глаза Огюстену. - Жан Клери - это я, Огюстен.

Некоторое время Огюстен молчал, ошарашенный подобным известием. Что ни говори, удар был неожиданный. Потом вспомнил худощавого подростка, который говорил на суде в защиту Марата. Он хорошо его запомнил, так как Жан Клери выступил как раз перед тем, как должен был выступать он сам, но после речи журналиста его речь уже не понадобилась. Сейчас, вспоминая ту сцену и глядя на лицо сидящей перед ним женщины он не сомневался, что все сказанное - правда. - Тем не менее, тебе удалось выступить на суде... Боишься разоблачения? Я бы тоже боялся, слишком многие помнят статью Эбера... Можно сделать ставку на скверное освещение, но все равно слишком большой риск. А ведь знаешь, теперь я даже не знаю, что тебе посоветовать...

- Зато теперь тебе многое становится понятно, правда? - усмехнулась Бьянка. - Представляешь, с кем ты связался? Та статья... Она была ужасна. И она меня задела. Эбер никогда не догадывался, но попал в точку, сам того не зная. Если они загонят меня в угол, я выступлю. Но перед этим хочу проиграть все возможные варианты.

- А вариантов у нас миллион. Завтра я наведу некоторые справки в Комитете безопасности и узнаю, кто мог интересоваться финансами Эбера. Возможно, мне удасться забросить удочку и на Коммуну, но я не очень рассчитываю на такое везение. С Комитетом общественного спасения дело совсем плохо. И Сен-Жюст в отъезде... Но безвыходных ситуаций не бывает. Если Коммуна и  первый комитет никуда не приведут, я расспрошу Максимильяна.

- Он помог мне советом. Он знает. Сен-Жюст тоже знает, но мне бы не хотелось обращаться к нему за помощью. Мы близко общались некоторое время, но теперь это в прошлом. Спасибо тебе за все, Огюстен. Мне жаль, что я испортила наше свидание. Но ты уловил мое беспокойство. А я не захотела врать.

- Знает?! А сегодня, оказывается, вечер сюрпризов, ты продолжаешь меня удивлять. Мы обязательно что-нибудь придумаем. А теперь, гражданка Флери, позвольте пригласить вас на романтическую прогулку? В сторону Коммуны. Послушаем, о чем там говорят. Погода сегодня именно к таким прогулкам и располагает.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 13, 2009 12:36 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794 года.
Париж.
Эжени, Феликс.

Он смотрел, как Эжени на секунду замерла, затем порывисто уткнулась в шею бродяги и также резко отпустила его. Несчастный был жив, и, глядя перед собой остекленелым взором, медленно продолжил свой путь. А она, знакомым движением поправив волосы, осталась стоять, провожая его и безмолвно прощаясь. Неземное существо, брошенное в ад волею судьбы. Его Эжени. Единственная женщина, ради которой он был готов на все что угодно.

Феликс следил за ней почти каждую ночь. Она не догадывалась, она ведь не могла его услышать. Эжени была его творением, единственным и неповторимым. Он полюбил ее с первого взгляда, когда увидел — босую, изможденную, с глазами, поднятыми к вершине Собора Нотр Дам. За свою короткую смертную жизнь она не видела ничего хорошего от людей, но любила их всем сердцем. В отличие от самого Феликса, который не мог забыть травли, устроенной на него его родными и соседями. Он так и не простил им. А она прощала. Она простила ему даже ту ночь, когда он забрал ее в свой мир — безжалостно решив, что ей в нем будет лучше. Он и сам тогда не знал, на что обрекает любимое существо. А она безропотно молчала и сносила все — издевки Армана, давление великолепной Элени и яростные нападки Лорана. «Ты не виноват, Феликс», - говорила она, когда он умолял ее о прощении. Потом она сломалась.

Он видел, как погасли ее лучистые глаза, как она подчинилась правилам и замолчала, навсегда скрывшись в тени своей блистательной подруги. Между ними выросла стена отчуждения, проломить которую он был не способен. Они все также спали днем в одном укрытии, все также считались счастливой парой, но никто не догадывался, что душа Эжени умерла. Так считал Феликс, пока однажды не увидел ее со смертным журналистом. В тот миг, увидев ее лицо, он понял, что потерял ее навсегда.

Эжени тем временем неожиданно повернула в его сторону и пошла, задумчиво глядя перед собой. Он окликнул ее, даже не надеясь, что она захочет с ним говорить.

Эжени почти рассеянно выпустила жертву и пошла вдоль набережной.
Ей многое предстояло сделать сегодня.
Издателя Камиля, которого она сама же изгнала из города... он не мог скрыться далеко, скорее всего сидит в своем загородном доме, боясь каждой ночи. Ему предстоит увидеть хороший сон, в котором кошмары отступают и возвращается мужество и долг.

А потом... Смешно - с чего для нее началась Революция, тем она и закончится. Предстояло найти смертного, которому она передаст деньги на выпуск нового номера "Кордильера". Ведь Камиль сказал, что едва ли Дантон профинансирует следующий номер, который, скорее всего, будет последним.
Она многого не понимала. Все это время она вообще слабо понимала своего смертного спутника. Когда-то он сказал ей, что его жизнь - это газета... И ведь так оно и оказалось. Только понятно это стало слишком поздно - в узкой галерее Тюильри.
А значит надо просто разделить его выбор, если он выбирает такое бессмертие. А потом... Потом тоже она все решила.

История рассудит политиков, и даст бессмертие тем, кто его так хотел. Робеспьер и его сторонники еще ответят за то, что они сделали с Францией и с ее городом. И ведь достаточно просто верить в это? А она... она тоже может сделать свой выбор и не уйдет первой только потому что это причинило бы ему боль.

Эжени подумала, что ее игра в смертную была полной глупостью. Мечтой и сказкой, которая не сбывается.
Оклик Феликса был неожиданностью, хотя не приносил в ее настроение ничгео нового и не пытался ничего у нее отнять.
- Здравствууй Феликс, - спокойно произнесла Эжени и улыбнулась, - Ты искал меня или эта встреча случайна? У меня много дел и времени совсем мало.

- Как ты? - тихо спросил Феликс. В ее присутствии он всегда становился косноязычным и сам себя ругал за то, что выглядит просто влюбленным идиотом.

- Я - как?, - переспросила Эжени и снова задумалась, - Прости, у меня все хорошо. Как никогда лучше. Мой затянувшийся сон закончился, мой наивный бред отступил и я снова вижу все очертания ясно, как никогда. В моем будущем нет места ни тревоге, ни опасениям, мое прошлое навсегда оставило меня, а мое настоящее - это все, что у меня есть, и я бы не променяла на него даже королевскую корону. Я прожила целую жизнь за этот год, Феликс, и она была прекрасна. Если что-то не получилось, или если из-за меня стало больше мертвых, то мне некого винить. Все правда хорошо.

Она вновь говорила на своем языке. Том, к которому он привык. Языке из ее прошлой жизни. Что с ней сделала эта пресловутая свобода... Феликс сделал шаг вперед. - Эжени... Я хотел сказать тебе... Попросить... Возвращайся ко мне, Эжени. Тот, кого ты любишь - он... он причинит тебе боль. Он смертный, Эжени, он не такой, как мы. А я не могу без тебя жить, как ни пытаюсь.

- Это шутка, Феликс? - переспросила Эжени, - Мой смертный дает мне то счастье, которого никогда не сможешь дать ты. Я почти погубила его, но это тоже не твоя история. А я не боюсь даже уйти в огонь за ним, чтобы, как говорили нам в парижских катакомбах, гореть в отдельном кольце ада до Судного Дня. А потом Спаситель спустится за нами и простит наши грехи. И я увижу его снова в День Суда. Это стоит чего угодно, стоит всего, что есть во всех мирах. Ты не знаешь, что такое променять вечность на взгляд, и никогда не понимал таких слов. Для тебя мельница - это просто мельница, ты не слышишь, как шуршат судьбы по лопасти. И глаза для тебя только глаза, красивые или безобразные. Но даже если бы это было не так и даже если бы мой смертный оказался не таким, какой он есть - самым невозможным, самым непредсказуемым и вспыльчивым, но и самым нежным, честным и обаятельным - даже тогда. И он понимает, когда я говорю, что лучше знать свободу и страдание, чем сидеть взаперти, таясь от внешнего мира.

- Я так и думал. - Феликс смиренно склонил голову. - Я был уверен, что ты так ответишь. Но надежда... Даже бессмертные имеют право надеяться и верить. Пусть и в придуманную ими самими сказку. Ты права, я никогда не понимал тебя. Глядя на мельницу, я вижу мельницу. Создание человеческих рук, помогающее им бороться с тяготами физического труда. Изобретение, как любит говорить Арман. И совсем не вижу человеческих душ. Я ведь видел их в детстве. А потом все оборвалось. Вот и все. На самом деле я хотел сказать тебе не совсем это. Если ты когда-нибудь решишь... Если вдруг так случится - неважно когда, но случится. Я буду ждать тебя. Пусть это безумие. Все равно буду ждать. Пить кровь своих бессмертных спутниц и думать о тебе. Вот так. Ну... Я пойду? Ты ведь, наверное, не хочешь, чтобы я проводил тебя?

Эжени смягчилась и почти ласково покачала головой.
- Лучше давай ты будешь надеяться, что я тебе просто приснилась, Феликс. Не будет никакого потом. Я все решила. Я хочу поддержать моего любимого смертного в том, что он задумал – а спасти его от большой беды даже моих способностей хватит. И потом снова. А если – или когда у меня не получится, я уйду в огонь, чтобы потом гореть каждую минуту в аду в ожидании Суда и Спасителя. А если он забудет меня за тысячелетия – я просто смогу увидеть его и не стану тревожить его покой. Но пережить его хоть на минуту я не смогу. Да и меня там заждались те, кого погубил мой наивный бред. Видишь, он и тебя сделал несчастным, заворожив. Некоторых я так же завораживала, но я приношу несчастье. Это и до смерти так было, до первой смерти. Они ждут меня там, выстроившись в ряд и неодобрительно смотрят. А я все равно смею быть счастливой, сколько бы ни осталось – минута, час или год. И отдала б все свое бессмертие за сутки смертной жизни. Но я не упрекаю тебя. Если бы ты не обратил меня тридцать лет назад, мы бы с ним не встретились. Или он счел бы меня нищей безумной старухой. За это я благодарна тебе. Пусть мельница для тебя – лишь мельница, ты тоже однажды повернул ее жернова – и не жалей о том, что и твоя судьба перемолота.

Феликс покачал головой и, ссутулившись, пошел прочь. Все дело в этом смертном. Если бы он знал, что все так далеко зайдет... Эжени не понимает, кто на самом деле испортил ей жизнь... Не понимает и не поймет, она слишком любит его.. людей.. весь мир... Но он не отступится. Рано или поздно смертный умрет, а она останется одна. И тогда все будет по-прежнему. Ведь даже бессмертные имеют право на надежду...

Эжени проводила Феликса взглядом и отправилась искать экипаж. Ей надо было добраться до предместья Сен-Антуан, чтобы снова зайти через окно к одному человеку. Поль Барнель. Еще один несчастный, который напрасно пытался сбежать от смерти - *Потому что я и правда твоя смерть*. Человек спал беспокойным сном, растянувшись поперек широкой кровати. Он метался и что-то бормотал.

Эжени села рядом и провела рукой по его лицу.
- Тише, тише, Поль Барнель. Тебя напугали злыми сказками, которые не сбудутся. А ты, как ребенок, взял и поверил. Нет больше ночных кошмаров, нет лязга гильотины. Есть Париж, который ты полюбил, едва ступив в него, когда приехал из далекой Нормандии. Есть тепло друзей и веселая речь в таверне. И есть долг, которому мы с тобой помогли уснуть, запугав смертью. Я не стану внушать тебе мужество или верность, или благородство. Т уснешь без сновидений, а утром проснешься с чистой и ясной головой, потому что принятое решение ты уже сам для себя будешь знать. А кошмаров не было и не будет. Только спокойные тихие ночи, которые дают забвение и силы. Прощай.

Она вернулась в Париж ближе к полуночи и прошла домой через набережную. Вблизи Нового Моста, как всегда, спали бродяги.
На сей раз Эжени предпочла разбудить смертного и посмотреть ем в глаза – несчастный оборванец, доведенный почти до отчаяния. Его жена умирает сейчас от голода в какой-то лачуге в предместье, а он берется за самую черную работу и не может даже платить себе за жилье, чтобы купить ей хлеба.

Эжени подняла его лицо за подбородок и проговорила, зная, что ослабевшее сознание не будет сопротивляться даже ей:
- Меня нет. Ты видишь перед собой мужчину среднего возраста, невысокого и ничем не примечательного. Вот деньги, здесь две тысячи ливров. Ты передашь их Камилю Демулену, сказав, что это пожертвование, которое можно потратить на издание одного номера газеты, если на то будет его воля. В противном случае деньги следует бросить в воду. Потом ты покинешь Париж и вернешься к жене уже под утро – дойдешь. И утром ты обнаружишь в кармане вот этот кошелек, - она подкрепила слова жестом, - Этого хватит на небольшой дом с садом, как она всегда хотела, а потом еще на год спокойной жизни. Дальше сами справитесь.

Отпустив мужчину, она пошла прямо домой, зная, что скоро ее спутник сам придет к ней расскажет о внезапной удаче. И он наконец-то снова будет радостным и прежним. Без газеты, лишенный пера, он погибнет еще быстрее. И потом… он ведь действительно прав в том, как видит свой долг. И помешать ему исполнить его – это предать его забвению и недоуменным взглядам тех, кто придет после. Лишить бессмертия, что для него хуже, чем уйти в могилу. Впрочем… нет, дело не в бессмертии. Даже наоборот. Он слишком хочет жить, оставаясь просто самим собой и не теряя себя, как бы ни шумел ветер над Парижем этой весной и в чьих бы руках не лежало серде этого большого города.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 13, 2009 12:56 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

14 марта 1794.
На пути в Саверн.
Сен-Жюст, Анриетта Леба.

Дорожная карета мчалась в сторону Саверна. Сен-Жюст обнял свою маленькую спутницу, с улыбкой наблюдая за тем, как она следит из окна за мелькающими пейзажами. Донесение, полученное из Страсбурга, заставило Сен-Жюста сорваться с места и лететь к месту событий, не щадя лошадей. Правда, Максимильян уговорил его отправиться в карете. Тогда-то и пришла в голову шальная идея захватить с собой Анриетту. С тех пор, как они объявили о помолвке, ее брат больше не мог чинить препятствий к их общению. А Сен-Жюст ловил себя на мысли, что до сих пор так и не изучил, чем живет его избранница… Клятвенно заверив Филиппа, что оставит Анриетту у родственников Леба в Саверне, и не потащит ее дальше за собой, Сен-Жюст теперь получал удовольствие от этой неожиданной компании, которую сам для себя придумал. Анриетта не была похожа ни на кого из испорченных и циничных женщин, которые окружали его все эти годы. Можно ли еще о чем-то мечтать?
- О чем ты думаешь, Анриетта? – тихо спросил Сен-Жюст, целуя ее в висок.

- Думаю о том, что все так быстро развивается, - она чуть развернулась к нему, - несколько месяцев назад я и представить себе не могла, что ты возьмешь меня с собой куда-то. Да и просто, что будешь со мной разговаривать, обсуждать со мной что-то.
Анриетта замолчала. Ей нравилось ощущение близости и не хотелось нарушать его словами. Девушка склонила голову Сен-Жюсту на плечо.

- Любую мечту можно сделать реальностью, стоит только захотеть, - улыбнулся ей Сен-Жюст. - Мои мечты всегда сбываются. Потому что они меня боятся. Я верю в судьбу, но также верю и в то, что при большом желании ее можно изменить. А во что веришь ты, Анриетта?

- Я верю в силу обстоятельств. А еще - в доброту людей, - она улыбнулась, - твои мечты тебя боятся? и поэтому стараются исполниться побыстрее?
"А я даже и не помню, когда в последний раз мечтала... о чем-то действительно недоступном".

- В силу обстоятельств? - Сен-Жюст весело рассмеялся, любуясь своей спутницей. - В этом мы с тобой похожи. Продолжишь мысль о силе обстоятельств? Ты с ними сталкивалась? Расскажи, Анриетта!

- Силой обстоятельств можно назвать все, что угодно. Плохую погоду, сломавшееся колесо... в общем, все, что мешает осуществить задуманное. Как правило, - она задумчиво взглянула в окно, вспоминая, - говоря про силу обстоятельст, я даже не имела ввиду себя, я не помню ничего такого, что можно было бы так назвать. Ну, разве что, когда я была маленькая, на чердаке захлопнулась дверь и я долго не могла оттуда выйти. В результате опоздала к ужину.

- Так обычно и бывает, - кивнул Сен-Жюст. - Из этого все складывается. Ты не представляешь, сколько обстоятельств сыграло на руку нашей поездке. Зато у нас будет вечер. И ночь. И утро. Без политики, только мы. Я буду рассказывать тебе страшные сказки, если захочешь, или отведу тебя прогуляться по городу и буду отбивать от молодых людей, которые пожелают с тобой познакомиться. Все, что пожелаешь. Потому что утром ты останешься ждать меня, а я уеду туда, откуда не все возвращаются. Но я вернусь. Помнишь, я подарил тебе медальон? Я тогда уезжал в армию, и по дороге попал в серьезную переделку. Мне тогда в очередной раз повезло. Повезет и теперь. Потому что я уверен, что ты принесешь мне удачу.

- Хочу, конечно! и сказки, и гулять с тобой по городу... И я буду ждать твоего возвращения, надеяться и переживать.
Анриетта вытащила медальон и раскрыла его. Перевела взгляд на Сен-Жюста.
- А все таки в реальности ты лучше, чем на картинке... стой, а в какую переделку ты попал? - с беспокойством спросила она.

Сен-Жюст махнул рукой.
- Их было слишком много, и все это связано с делом, ради которого я покинул Блеранкур. А это - политика. Лучше сказки, Анриетта, поверь мне. Твой брат хочет оградить тебя от грязи, которая покрывает этот мир, а я просто хочу видеть тебя такой, как сейчас. Пусть в твоих глазах не будет тревоги и волнений. Только счастье. - Карета остановилась, и Сен-Жюст, выпрыгнув первым, подал ей руку. - Пойдем. Ты устала, и на сегодня достаточно путешествий.

- Одно только слово "политика" способно заставить меня больше ни о чем не спрашивать, - пробормотала девушка, выбираясь из кареты, оперевшись на предложенную руку.
- Мы же будем ужинать? ты же, наверное, голодный, да и я не отказалась бы. И мне интересно, чем представлено место отдыха...

- Остановимся в гостинице, - беспечно махнул рукой Сен-Жюст. - Пойдем, я знаю одну, вполне приличную. Там мы сможем и поужинать. Сколько нам понадобится комнат? Одна? Две?

- А можно я во время ужина ответ придумаю? - отозвалась Анриетта, - веди, Антуан. Полагаюсь на твой выбор.
"Можно подумать, я тут могу что-то решить... я же этот город впервые вижу".

- Можно! - серьезно отозвался Сен-Жюст, и, подхватив ее под руку, повел в сторону центра. Однако, вынужден был остановиться и резко обернуться. Их догонял всадник. Его лицо было смутно знакомым. Рука машинально легла на рукоятку пистолета.

- Гражданин Сен-Жюст! - всадник запыхался. Очевидно, он проделал путь, практически не отдыхая. - Гражданин Сен-Жюст! Срочное послание! Он гражданина Робеспьера.. Дело не терпит отлагательств! - Он спешился и протянул запечатанное письмо. Сен-Жюст вытащил листок и прочитал его с непроницаемым лицом. Затем поднял глаза на посланника из Парижа. - Благодарю вас. - Тот поспешил распрощаться и уехать.
Сен-Жюст повернулся к Анриетте и заговорил, не скрывая разочарования.

- Максимильян призывает меня в Париж. Это срочно. Сказки отменяются. У нас есть несколько минут, чтобы найти дорожную карету. - Сен-Жюст сделал шаг вперед, но, взглянув на расстроенное лицо Анриетты, остановился и прижал ее к себе. - Никогда не говори о силе обстоятельсв, Анриетта. Они слышат нас и не всегда приходят тогда, когда их ждут. Не расстраивайся. У нас будет еще много и вечеров, и поездок. Пойдем. - Он взял ее за руку и решительно направился в сторону почтовой станции.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 13, 2009 1:05 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта.

Париж, дом Робеспьера.

Максимильян и Огюстен Робеспьеры.

- Ты все-таки решил переехать? – снова спросил Огюстен, наблюдая за сборами.

- Да, - ответил Максимильян, положив поверх книг папку с документами. – Так будет лучше. Я буду чувствовать себя в относительной безопасности, а ты, хотя бы временно, перестанешь пропадать неизвестно где до утра и спать на заседаниях.

- Когда это я… - начал Огюстен, но потом прикусил язык. Сном это назвать было сложно, но глаза действительно закрывались и если бы не пинки Рикора… Впрочем, Рикор потом имел наглость заявлять, что он храпел на весь зал. – Максимильян, я не виноват, что речи Колло действуют на меня как сонные капли.

Робеспьер только скептически хмыкнул в ответ на столь замечательное оправдание.

- Вот признайся, - не унимался Огюстен. – Ты ведь специально сказал это, чтобы я чувствовал себя виноватым?

- Рад, что ты сознаешь то, что спать на заседаниях не очень прилично. Пусть даже под речи Колло, - Робеспьер собрал разложенные на столе бумаги и отправил их следом за папкой. – Дело не в тебе, Огюстен.

Он и сам не знал, что заставило его так внимательно отнестись к словам гражданки Дюпле. Она пришла сегодня утром, обеспокоенная слухами о заговоре, приумножившимися после ареста Эбера. Сначала он подумал, что речь пойдет о Морисе Дюпле, ведь как бы там ни было, он отдал приказ об аресте ее мужа… Но речь шла не об этом, а о том, что ему необходимо вернуться. Неторопливый разговор и аргументы, аргументы, аргументы… В квартиру, где всего-навсего два человека легче забраться злоумышленникам. У него слабое здоровье. Здесь невозможно не только обеспечить охрану, но и позвать на помощь, если понадобится. А если болезнь начнет прогрессировать? И так далее в том же духе. Прежде он бы отмахнулся от этих доводов, но недавние события и последние покушения, тщательно продуманные, заставили его не относиться скептически к словам хозяйки дома, который стал ему почти родным. Неловкость вызывал арест Мориса, но и это было сглажено словами о том, что подозревали всех, ведь корзинка с едой была доставлена из их дома.

- Послушай, Максимильян, а кто в комитете может заниматься финансами отдельных граждан? – спросил Огюстен, думая о разговоре с Жюльетт.

- Этим занимаются в комитетах по надзору, - ответил Робеспьер. – Но исходя из твоего вопроса, я делаю вывод, что тебя интересует отдельный комитет. Какой? Почему ты спрашиваешь?

- Насколько я знаю, Эбера обвиняют в разбазаривании… - уклончиво ответил Огюстен.

- И что? Хочешь проверить так ли это? – удивленно поднял брови Максимильян.

- Нет, я знаю то, что все об этом говорят. Ходят слухи о том, что Эбер может выйти на свободу без суда, так как подобное обвинение сфальсифицировано.

- Этого не произойдет, - спокойно ответил Робеспьер, пропустив мимо ушей замечание о фальсификации.

- Максимильян, почему бы тебе не ответить прямо? – встретив испытывающий взгляд брата Огюстен решил, что без боя не сдастся. – Мне интересно, кому может быть выгодно обнародовать заведомо ложную информацию, касающуюся финансов некоторых…

- Касающуюся финансов Эбера, - уточнил Максимильян. – Я тоже об этом думал, но пока что не могу сказать тебе ничего определенного. Если у меня будут новости, я найду способ сообщить либо тебе, либо Жюльетт Флери.

- Спасибо, Максимильян, - развел руками Огюстен. Никудышний из него конспиратор, оказывается.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 13, 2009 1:48 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта

Тюильри

Сен-Жюст, Робеспьер

Ровно в девять утра Сен-Жюст вошел в кабинет Максимильяна, старательно пытаясь побороть раздражение. Уже второй раз в этом месяце он уезжал и возвращался. Конечно, приятно было сознавать, что без него не решаются государственные дела, но армия требовала его присутствия, и он уже давно раздражался от того, что обо многом приходится делать выводы только со слов Карно. И вот, снова. Он даже не успел доехать до Страсбурга! Максимильян казался бледнее обычного. Снова не спал. - Доброе утро, Максимильян. Я прибыл сразу, как только получил твою записку. Что произошло? - начал Сен-Жюст, усаживаясь в любимое кресло.

- Доброе утро, Антуан. Рад, что ты вернулся, - Робеспьер привычным жестом придвинул к соратнику кофейник. Антуан, похоже, не на шутку разозлился. И разозлится еще больше, если узнает причину по которой его отозвали. Но что делать... Приходится признавать, что без него все еще хуже, чем обычно. Лучше сейчас выслушать все упреки, чтобы потом к ним не возвращаться. - Я отозвал тебя, потому что мне не нравится ситуация в Комитете. Сейчас они требуют Дантона, притом требуют его срочно. Я считаю, что это поспешно и глупо, нельзя позволить им объединить силы, это может привести к настоящему восстанию. Вопрос об аресте Дантона даже не выносился на обсуждение, некоторые считают это само собой разумеющимся... И в результате у меня лежит приказ об его аресте. Вопрос решается исключительно большинством голосом. Раз так, то я предпочитаю, чтобы это большинство было на моей стороне. Хотя бы сейчас, пока мы не покончили с фракциями.

- Ты знаешь мое отношение к Дантону, - медленно проговорил Сен-Жюст, глядя перед собой. - Ты вызвал меня для того, чтобы я противостоял большинству?

- Я вызвал тебя затем, чтобы ты был здесь до тех пор, пока все не закончится, - жестко ответил Робеспьер. - Если тебя так беспокоит ситуация в Страстбурге, туда поедет другой комиссар. Можешь назначить его сам.

- Хорошо. Ты прекрасно знаешь, что это будет Филипп Леба, я доверяю ему, как себе. И при этом ты также знаешь, что без меня ему будет трудно справиться с некоторыми обстоятельствами, которые могут возникнуть. - Сен-Жюст едва сдерживал негодование. - Пока все не закончится? Что ты имеешь в виду, Максимильян? Говори конкретнее, пожалуйста.

- Когда решится вопрос о Дантоне, - ответил Робеспьер. - Умеренные могут использовать арест Эбера для новой контратаки. Амар доложил, что арестованы те, кто замешан в скандале с индской компанией. Нам необходимо внести поправки в доклад и заявить, что были коррумпированы только отдельные личности, но не весь Конвент в целом. Но я забегаю вперед. В Клубе кордельеров сейчас берут показания относительно восстания. Мы должны как можно скорее передать Фукье приказ о предании заговорщиков суду, так как уже идет слух о том, что суда не будет. А на приказе мне нужны подписи, Антуан.

- Черт побери, мы изначально собирались докладывать об отдельных личностях! - злобно сказал Сен-Жюст. - Неужели за два дня кто-то пустил слух о том, что их будет больше, чем надо? У кого-то из влиятельных лиц слишкм вырос язык, Максимильян. Кто-то слишком много болтает. И болтает не в нашу пользу. Если перепугать депутатов, неизвестно, чем все это закончится. От меня и так уже шарахаются на улицах. Что касается Эбера, я не думал, что моя подпись на приказе что-то решит. Позволь поинтересоваться, что воспротивился желанию большинства?

- Нас было семеро на последнем заседании, - прошипел Робеспьер. - Все зависело от одного голоса, Антуан. И то будем благодарить провидение за то, что Колло - трус, а Кутон слишком благоразумен, чтобы принимать необдуманные решения. Об остальном я предоставлю судить тебе на сегодняшнем заседании. Если ты считаешь, что я преувеличиваю серьезность ситуации - я принесу свои извинения и ты поедешь куда захочешь.

- Так мы и поступим, - сказал Сен-Жюст и поднялся. - А теперь я навещу Кутона. Хочу собрать полную информацию, прежде чем встречусь с ними лицом к лицу. Хорошие у нас соратники, верно? До встречи, Максимильян.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 13, 2009 9:50 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта 1794.

Париж, Тюильри.

Заседание Комитета Общественного Спасения.

Сен-Жюст, Кутон, Робеспьер, Бийо-Варенн, Барер, Карно, Колло дЭрбуа и другие.

Робеспьер занял свое место за столом, бросив беглый взгляд на соратников. Сегодня их было девять. Сегодня должен быть подписан приказ.

- Граждане, - начал он. - Заговорщки, находящиеся сейчас под стражей должны быть преданы суду. Здесь, казалось бы, не может быть разных мнений, однако в Париже ходят слухи о том, что суда, возможно, не будет. Также имеют место различные провокации, ставящие своей целью призвать народ к бунту, но к счастью они очень немногочисленны. Однако в целом можно считать, что общественность приняла обвинение, теперь же дело за самим документом, который впоследствии будет передан на рассмотрение Комитету безопасности и, позже, Фукье.


Пауза затягивалась. Они так колеблются, что только ждут команды голосовать. Впрочем, Барер подумал, что и сам колеблется и тоже рад бы уже подписать что-то и просто зачитать решение Конвенту. А там пусть шумят - Комитет пока всесилен.

- Что ж, граждане, - осторожно начал он, - Мне кажется, что дело Эбера теперь в ведении судейстких. ЕСли Фукье затягивает начало процесса, стоит спросить с него.

- За это время от Фукье было получено два доклада, - сказал Робеспьер. - Первый о том, что все заговрщики арестованы согласно приказу и второй, он был получен сегодня утром, о том, что голландский банкир де Кок заключен в Консьержери. Сейчас проводится опрос свидетелей в Клубе Кордельеров и сбор информации с комитетов по надзору. Фукье также просит предоставить ему больше агентов.

- Мне бы хотелось уточнить список обвиняемых, - Карно обвел присутствующих тяжелым взглядом. - Альбер Мазюэль. Бывший сапожник и генерал-адъютант Революционной армии. Ставленник Ронсена и Венсана. Человек, не имеющий никакого представления о дисциплине. Наш коллега Колло уже неоднократно высказывался о том, что Мазюэль подрывает репутаци. Своих собственных войск в глазах санкюлотов. Он дерзок, необразован в военном деле и позволяет себе слишком много. К примеру, высказываться вслух о том, что вы, гражданин Робеспьер, умрете, как и все остальные. Достойная цитата для того, чтобы лишиться головы? - он окинул Робеспьера презрительным и насмешливым взглядом.

- Список обвиняемых находится у Кутона, вы можете ознакомится с ним, - Робеспьер спокойно выдержал взгляд Карно и после паузы продолжил ледяным тоном: - Я могу привести в пример другую, гражданин Карно, действительно достойную. Мазюэль говорил о том, что все, что делает Конвент создает впечатление заговора. Не думаю, чтобы это пошло кому-либо на пользу после слухов о восстании и этой выходки с завешиванием декларации.

- Мазюэля нет в списке обвиняемых, - подал голос Кутон, вопросительно взглянув на Робеспьера.

- Так внесите же, - бросил сквозь зубы Карно. - Или вы что-то имеете против, гражданин Робеспьер?

- Если угроза повести кавалерию на Париж действительно была высказана, меня тоже удивляет, почему Мазюэля нет в списках, - ответил Робеспьер. Углубляться в подробности не хотелось, так как было неизвестно играл ли Мазюэль какую-либо роль в Обществе, более важную чем та, которую ему сейчас предписывали. Были и другие... Если сейчас они будут обсуждать каждого, то им грозить умереть от старости, когда заседание закончится.

- А Арман Леклерк? - продолжал откровенно издеваться Карно - Он тоже ненавидит монтаньяров, и даже высказывается об этом вслух. У меня есть свидетель. Леклерк служит в Военном ведомстве и дружен с Венсаном. Неплохая кандидатура, не находите, граждане соратники? Гражданин Кутон, Леклерк есть в списке?

- Вы прекрасно знаете, что есть. К чему этот фарс, Карно? - спокойно заметил Сен-Жюст.

- Гражданин Карно, предлагаю вам составить списки подозреваемых, а мы передадим их в Комитет общественной безопасности на рассмотрение, - предложил Робеспьер. - И тем самым потеряем время.

Барер пристально посмотрел на Карно, кивая ему, чтобы тот успокоился. Черт возьми, теперь своя игра и у этого.

- Граждане, - переспросил он, - я правильно понимаю, что процесс тормозят только неточности в списках обвиняемых? В чем разногласия?

- А есть разногласия? - поднял броси Сен-Жюст.

- Ну вот и я их не вижу, - примирительно заметил Барер, не сводя взгляда с Карно, - Вместе с тем полностью согласен с Карно - списки должны быть полными и точными, раз уж мы взялись за это. Вместе с тем, у Карно сейчас много дел в армии... А, как я уже сказал, - и Барер повторил то, чгео на самом деле не говорил, надеясь, что Бийо-Варенн поймет идею, - Как я уже сказал, отсутствие полных списков обвиняемых существенно суложнит и затормозит процесс.

Бийо-Варенн с начала заседания молчал, изредка кидая сумрачные взгляды то на Сен-Жюста, то на Барера. Перед началом заседания Бертран подошел к нему и тихо заметил: *Вы затеяли неизбежное дело, Бийо. Но просто еще не время." Да, еще не время. А то, что начато слишком рано, рискует стоить головы всем участникам. Да и что начато? Дело Дантона? Да оно начато было сразу по его возвращении из Арси. Или Бертран имеет в виду стычку с Робеспьером? Тогда к чему он подпевает Сен-Жюсту? Черт возьми. Бийо-Варенн выругался про себя, но среагироал на последнюю фразу коллеги и поднялся,

- Согласен. Не стоит отвлекать гражданина Карно от столь полезного отечеству дела целиком и полностью. Я готов помочь ему со списками. Вдвоем мы справимся быстрее.

- А пока списки будут дополняться, - подытожил Робеспьер, - мы будем работать с уже существующими. Теми, которые сейчас находятся у гражданина Кутона. Наша задача сейчас подписать приказ для ведомства Фукье. Гражданин Бийо-Варенн и желающие к нему присоединиться займутся дополнениями, которые, в свою очередь, тоже будут отданы в Комитет безопасности и Фукье соответственно.

Сен-Жюст, наблюдая, как часть Комитета переглядывается друг с другом, играя в свою личную игру, протянул руку за актом и поднялся. - Не будем тянуть времени, граждане. Предлагаю немедленно покончить с актом и перейти к другим вопросам, которых накопилось немало. Я ставлю свою подпись. Гражданин Линдэ?

- Ставлю, - коротко ответил Линдэ.

- Гражданин Кутон?

Кутон молча расписался. Аналогично поступили Барер и Карно, последний лишь скривился и скрипнул зубами. - Гражданин д Эбруа?

Колло сбился на двадцать втором эпитете, которыми мысленно награждал этих шакалов и молча придвинув к себе лист, поставил закорючку. Все равно бы выжали из него эту подпись. Людоеды.

Следующим свою подпись поставил Приер из Кот дОр. Оставался Бийо-Варенн. Сен-Жюст намерянно оставил его предпоследним. Этот крикливый болван не осмелится не подписать, увидев, как отреагировало большинство. Так и есть. Выдержав паузу и испепелив лист взглядом, тот подписал акт и чуть ли не отшвырнул его от себя.

- Здесь не хватает лишь вашей подписи, гражданин Робеспьер, - произнес Сен-Жюст, подавив улыбку и протянул ему акт.

Робеспьер подписал, потом передал документ Сен-Жюсту.

- Этот документ сегодня же будет передан в Комитет безопасности. Теперь перейдем к остальным вопросам, большинство из которых, я заметил, касается секций.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 15, 2009 10:25 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Тюильри

Эжени, Огюстен

Эжени закуталась в плащ, чтобы скорее миновать галерею Тюильри неузнанной. Хорошо, что прошли времена, когда она привлекала к себе излишнее внимание парижан. Кроме того после смерти кюре она дала сама себе слово больше не общаться со смертными кроме своего единственного смертного, которой сегодня задержится в редакции.
Оставалось всего одно незаконченное дело. После этого можно будет вернуться на Ситэ, выходя из дома только к Нотр-Дам и ждать беды, которая придет к ее спутнику, чтобы отвести ее. И ждать его самого.

Сен-Жюст. Он не пришел на Новый Мост, как договорились. И, во-первых, это могло значит что угодно, а во-вторых, Эжени собиралась именно ему задать один важный вопрос.

Моррель. Милый юноша, который почему-то привлек ее к себе - возможно тем, что имен он оказался единственной чистой душой в Париже, который так мечтал о любви и славе, что это не может не трогать. Она задала вчера вопрос о нем Камилю, но тот промолчал,
заметив, что все в итоге вернется на свои места, а потом рассказал ей о кюре. Остаток ночи они провели в молчании. *Мой милый спутник, понимаешь ли ты, что я приношу всем несчастье, а тебе пора звать на помощь и кричать об этом? – Не говори глупостей, ты – мое счастье, и приносишь только радость в этот несовершенный мир. Просто от него мы в последнее время видим только горе. Но только когда я не вместе с тобой*.

Все равно. Не говорить больше с людьми, не давать им смотреть на себя. Просто попробовать найти Морреля, пожелать счастья и надеяться, что у этого наивного молдоого человека все еще сложится. Наверное, если бы ей предложили завести младшего брата, она бы выбрала именно такого.

Эжени смешалась с толпой женщин и мужчин, снова ожесточенно чего-то требовавших и внимательно всмотрелась в прохожих – Моррель говорил, что Тюильри ему понравился. Значит, если у него все в порядке, он мелькнет здесь.

Огюстен Робеспьер быстро шел по коридорам, раздумывая о том, что еще предстояло сделать сегодня. Заседание якобинского клуба будет завтра, но это значит, что уже сегодня нужно будет подготовить доклад на случай, если зайдет речь об участниках заговора. Он все таки надеялся, что не зайдет и доклад останется в столе, не нужно, чтобы к обвинениям добавили и то покушение на Максимильяна. А вот как грамотно сказать о том, что "я все знаю, но не хочу вам говорить" предстояло подумать. Также нужно было просмотреть бумаги из Комитета безопасности, которые ему всеми правдами и неправдами удалось раздобыть... А еще хотелось успеть на свидание с Жюльетт. Дел много, а времени мало. Как всегда. Задумавшись, он едва не налетел на женщину в темном плаще. Ее лицо показалось знакомым. Пришлось принапрячь память и он вспомнил, что видел ее рядом с Демуленом во время той безобразной сцены после заседания. Вспоминать о Демулене было тошно, а вот женщина... Как она сюда зашла, интересно?
- Гражданка, - мягко обратился к ней Огюстен. - Как вы сюда попали? Вам нельзя здесь находиться. Пойдемте, я отведу вас к галереям.

- Нет-нет, мне ничего не нужно, я… по ошибке, я ухожу, - Эжени подумала, что выходить за пределы Ситэ все-таки не стоило, - Пожалуйста, не провожайте меня. Я приходила уточнить… сведения об одном знакомом и собиралась идти. И не разговаривайте со мной, пожалуйста, - взмолилась она, - младший брат Робеспьера был последним человеком, которого ей стоило встречать здесь.

Поведение женщины казалось странным. Пришла уточнить сведения по ошибке и сейчас, когда ее заметили, уже больше ничего не нужно? Да еще и не разговаривать... "Нет, милая, разговаривать все-таки придется. И лучше со мной, чем с жандармами." - мысленно прибавил Огюстен. - Гражданка, если вас здесь увидят, вы будете задержаны. Не думаю, что вам скажут спасибо, если из-за вас поднимется шум. Пойдемте, ничего я вам не сделаю.

- Пойдемте, - хмуро ответила Эжени, - Но мне нечего добавить. Я искала одного своего знакомого, чтобы уточнить у него один вопрос. Если я заблудилась - это не преступление. И мне правда надо домой, я обещала не выходть за пределы Ситэ, и... я боюсь разговаривать с людьми, потому что слишком много всего случилось в последнее время.

- Если вы скажете мне, кого искали, я отведу вас к человеку, который сможет дать вам информацию, - сказал Огюстен. Терять время не хотелось, но лучше так, чем она вернется и снова начнет бродить по Тюильри. Кто знает, что у нее на уме...

- Я искала одного своего знакомого. Я ждала его сегодня, как договорились. Но он не пришел. В последнее время с теми, кто меня окружает, происходят несчастья. Я волновалась за него и хотела получить сведения о другом своем знакомом, который тоже бесследно пропал. Вы – младший брат Робеспьера. У него черты лица более правильные, но у Вас лоб более открытый. Нам с Вами нельзя говорить, и никому нельзя меня видеть. Пожалуйста, я сейчас уйду, новости в Париже однажды находят адресатов. Не говорите со мной, пожалуйста, это приносит несчастье, - Эжени рассматривала человека. Младший брат Неподкупного. Наверное, это тяжело – жить в такой тени. Хотя выглядит довольным, а уставшими выглядят они все.

- Не беспокойтесь, я не суеверен, - ответил Огюстен. - И ваше предостережение немного запоздало - мы уже разговариваем. Знаете, что мне не нравится в вашем варианте изложения? Вы пытаетесь изворачиваться, а это не внушает доверия. Искать Камиля Демулена следует не здесь, его не было на заседании. А кто тот, о котором вы хотите получить сведения так и остается для меня загадкой. Впочем, не хотите - не отвечайте, ведь вы не на допросе в самом деле. Пока что...

- Я знаю, что Камиля не было на заседании, - Эжени смутилась, - Послушайте, молодой человек. Вы же видите, что с нами сделала эта весна. Мы стали бояться собственных теней, а наши самые страшные призраки и видения бродят по Парижу. Вы сейчас назовете меня безумной, но я боялась смерти с самой зимы. И она пришла, и те, кого я знала, начали умирать. Я искала Сен-Жюста. Он тоже говорил, что я сумасшедшая и говорю бред, который опасен для тех, кто прислушается, наивный и завораживающий. Но он правильно поймет и не будет считать меня заговорщицей за невинный вопрос. Он обещал помочь мне раскрыть одну маленькую тайну, очень частную. А я хотела спросить его об одном человеке, который бесследно исчез. Его фамилия Моррель. Ваш брат подтвердил, что он - невинная жертва. И я волновалась за него, я поставила его под угрозу, а он послушал меня и доверился мне.

- Моррель, - Огюстен нахмурился, вспоминая своего оппонента. Уже бывшего. В свое время он был зол на этого идиота, но такой смерти ему не желал... "Зато ничего не имел против эшафота для него же," - ехидно прокомментировал внутренний голос. - Моррель убит, гражданка. Его нашли на старой почтовой станции под Парижем, на развилке дороги в Версаль. Кто это сделал - неизвестно.

- О Господи, - Эжени подумала, что никакого удивления она не испытывает, - Это снова я виновата. Это то же самое, как если бы я убила его своими руками. Он ведь хотел уехать, а я заставила его поверить, что ошибки можно исправить. Я поступила честно, но необдуманно. И мое место не здесь, а на острове Ситэ. Там живут и другие призраки, которые приносят несчастья – но Вы несуеверны… Я снова говорю бред. Простите, он просто был таким… светлым. Он ведь так искренне во все верил. И в людей он верил… Где его похоронили? И что это у вас за толпа на улице? Здесь есть другой выход? Нельзя, чтобы меня видели.

- Я не знаю, где он похоронен, - ответил Огюстен. - Сожалею, но придется воспользоваться этим выходом. Если не хотите, чтобы вами заинтересовались жандармы. Когда вы шли сюда, то должны были подготовиться к тому, что кто-то вас все же увидит, так что теперь не расстраивайтесь. Что касается толпы, то она здесь всегда после заседания. Придется потерпеть.

- А Вы на него чем-то похожи, Вы совсем другим мне представлялись, - заметила Эжени, накидывая капюшон, - Ведь не всегда же Вы были таким…решительным, правда? Это очень плохая и несправедливая история. Сказки про юношей, которые мечтали о славе и погонах должны не так заканчиваться. Он должен был в итоге стать генералом армии и умереть за пять минут до вершин, познав все разочарования и надежды, а не покоиться в безымянной могиле. Не волнуйтесь, я проберусь сквозь толпу. Я просто известная трусиха. Это нестрашно. Безымянные могилы хуже, а я же оказалась храброй, чтобы столкнуть туда человека, верно?

- Я похож на Морреля? - Огюстен хмыкнул. - Не знаю, почему вы сделали такой вывод, хотя вам, возможно, виднее. А чтобы сказки заканчивались так, как вы говорите, нужно хотя бы знать, чего хочешь. Жизнь вообще довольно несправедливая штука, но сейчас не место и не время говорить об этом.

- Вот что, передайте Сен-Жюсту, - здесь нет чернил, поэтому на словах. Скажите, что приходить туда, куда мы договорились, не надо. И что он был прав – мой бред завораживает, но приносит беду. Пусть считает это добрым напутствием на прощание и знает, что я не обижена на то, что у него есть и более важные дела. Он был прав год назад, это я упиралась. Это как раз хорошо. А мне пора. К моему важному делу. Самому важному, какое бывает, - Эжени кивнула Огюстену на прощание.
- Нет, но это уже слишком, - Огюстен рассмеялся. - Поверьте, гражданка, у меня есть и более важные дела, чем разыскивать Сен-Жюста и передавать ему послание, которое я не считаю нужным запоминать. Но когда я увижу его, то могу сказать, что вы его искали.

- А я и не просила специально разскивать его, - заметила Эжени, - Если увидитесь и если запомните - передайте, если нет - Вы не обязаны, я просто попросила, думая что Вы видитесь часто. Если я ошиблась - простите.

- Если увидимся, - пожал плечами Огюстен. - Но мы пришли. Прощайте, гражданка.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 16, 2009 2:58 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта 1794
Париж, у дома Бьянки.
Бьянка, Эстель.

Она оказалась красивой. Можно сравнить с Элени Дюваль и еще неизвестно в чью пользу.Вообще-то Эстель ожидала, что за этой остроумной историей будет стоять бесмертный мужчина, а не хрупкая женщина, едва ли на полголовы выше нее. Да, если бы она носила шелка и бархат - смертные сходили бы с ума и добровольно шли бы на смерть в ее альков ради того, чтобы только оказатсья с ней наедине хоьт на минуту. Странно - почему она так плохо одевается? Парижская мода сегодня просто ужасна, а эта бессмертная выглядит даже не как зажиточная горожанка а... да просто как обычный человек, парижанка из толпы. Просто по-неземному красивая. И что ее держит в этом городе? Да в стране, не сошедшей с ума от революции е ебы короновали. Странная она. А значит опасная. Очень опасная. И старая. Старше, красивее, опаснее, тоньше Элени. Значит, надо веси себя еще осторожнее и не раскрывать мысли ни на секунду.
С этими мыслями Эстель простояла около часа на улице перед домом Бьянки, дожидаясь, пока та не выйдет из дома. Увидев ее, выходящую за порог, Эстель негромко окликнула ее...

Присутствие неподалеку от дома незнакомой бессмертной Бьянка почувствовала уже давно. Поэтому намерянно затягивала время выхода из дома. Если эта вампирка пришла, чтобы поговорить с ней, пусть ждет. Эту манеру Бьянка подсмотрела у Сен-Жюста - иногда он пользовался своим правом заставлять людей ждать, если дело не касалось государственных вопросов. Сегодня вечером Бьянка наметила переговорить с Альбертиной, встретиться с Сантьяго, пробежаться по кордельерам, которых не успел посетить ее смертный итальянский друг, а потом найти Огюстена и, возможно, сходить вместе с ним к его брату. Не мешало бы еще дописать две статьи для нового номера "Друга народа", побывать у печатника, чтобы успокоить его и убедить, что никто не винит его в этой ошибке. А главное - ненадолго превратиться в Жана Клери и прогуляться у клуба якобинцев. Вдруг кто решит задать вопрос и она сможет что-то добавить в свое оправдание? В общем, вечер, плавно перетекающий в ночь, как обычно обещал быть насыщенным. А тут еще какая-то бессмертная. Интересно, что ей надо?

Выйдя на улицу, Бьянка, состроив деловой вид, направилась в сторону Тюильри, когда услышала тихий и звонкий голос своей гостьи. Наконец-то можно позволить себе обернуться и расмотреть ее повнимательнее! О, да она симпатичная! Почти такая же, как Элени Дюваль, даже, может быть, чуть получше. Элени Бьянке не нравилась - слишком безжизненной и надменной она казалась. И пустой. Странно, что Сантьяго питает к ней такие дружеские чувства. Черноглазая миниатюрная вампирка выглядела поживее. Посмотрим, что она скажет. Бьянка подошла к ней и приветливо улыбнулась. Париж теперь и ее территория, не стоит с самого начала ссориться с теми, кто проживает там же, где и она.

- Госпожа, -Эстель смущенно улыбнулась и слегка поклонилась, - Простите, что беспокою Вас..., - Она потупила взор и не менее смущенно продолжила, - Но может быть, Вы будете добры также, как прекрасны и сжалитесь надо мной...


- Давно не слышала подобных речей, - рассмеялась Бьянка, с изумлением разглядывая гостью. - Сразу видно, что вы практически не выходите в реальный мир. За "госпожу" теперь модно гильотинировать. И даже если нас это не страшит, стоит соблюдать правила. Но для начала познакомимся, если вы не против? Меня зовут Жюльетт Флери. А вас?

- Меня зовут Эстель, простите, я и правда мало выхожу на улицу и живу в Париже всего ничего, - Эстель улыбнулась в ответ, - Мне никто никогда не объяснял правила, которые надо знать, чтобы выжить, спасибо за урок. Так Вы будете так добры, что позвлите мне обратитсья к Вам с просьбой?


- Обращайтесь, - кивнула Бьянка, подсознательно чувствуя подвох. Подобная чрезмерная вежливость была подозрительной. - И предлагаю перейти на более простую форму общения. Прошу вас, Эстель, мне очень трудно перестроиться. В этом десятилетии я отбросила все аристократические условности.


- Простите, - губы Эстель задрожали, - Я... я правда редко бываю на улице, я не знаю, как принято общаться... Я бы никогда-никогда не отважилась самой подойти к незнакомой бессмертной, но просто... поймите, он - все, что у меня есть!


- Кто? - Бьянка округлила глаза.

- Простите... - пролепетала Эстель, - Ему так плохо, а я так его люблю. Я говорю о том несчастном смертном, которого вы утаскиваете на высоту каждую ночь. Простите, простите еще раз. Но он доведен до отчаяния. Если бы я так сильно не любила его, я бы не обртилась к Вам. Я видела ВАс вчера ночью, когад Вы пришли к нему в очередной раз. И решила попросить Вас не разрушать нашу любовь, умоляю!

Бьянка слегка нахмурилась. - Так вот о ком вы... - задумчиво протянула она. - Даже не знаю, что сказать вам, Эстель. Вы просто поставили меня в тупик. Этот смертный вызвал неудовольствие моего смертного друга. И боюсь, в этой истории решать ему, а не мне. Хотя, поверьте, я уважаю ваши чувства.

На лице Эстель отразился ужас.
- О боже. Знчит, все безнадежно. Теперь я понимаю... Вас точно также использовали, как и Вашего друга. Понимаете - в Театре сейчас все так плохо стало, - она опустила голову, - Элени Дюваль ненавидит меня и поклялась выжить любой ценой. Я понимаю, она хотела нанести мне удар в самое сердце. И даже Вы теперь не поможете, моя последняя надежда.

- Стоп, стоп, стоп, - замахала руками Бьянка. - Причем тут Элени Дюваль? Причем тут театр? Кто кого использовал? - Бьянка подумала, что общение с революционерами начисто отбило у нее желание общаться с себеподобными. А упоминание о Театре ее насторожило. Пусть Амадео, или, как его теперь принято называть, Арман, и не пожелал с ней общаться в Париже, хотя и знал, что она тут, очень не хотелось бы узнать, что у него неприятности.

- Так Вы ничего не знаете, - прошептала Эстель, - Но это такая грустная история... Понимаете, около года назад Арман хотел расширить Театр. Так появились мы с Селестой... Ролей стало не хватать. И вот Элени Дюваль сказала, что пойдет на все, чтобы выжить из Театра меян, так как посчитала соперницей. А Клод - мой единственный друг в Париже, кто меня понимет, жалеет и любит. Я просто обязана помочь ему - но теперь ведь это невозможно?

- Меня не касаются эти подробности, Эстель, - мягко сказала Бьянка. - Мы с театром существуем на совершенно разных этажах, если образно выражаться. Мы соседи и не мешаемся в дела друг друга. Что же касается вашего друга Клода... Буду с вами откровенной. Организация, к которой принадлежит Клод, мне отвратительна. Отвратительно все, что они делают. Возможно, это частично послужило причиной тому, что я с радостью согласилась принять сторону Сантьяго.

- Я пытаюсь объяснить ему это, - умоляющим тоном сказала Эстель, - И он обещал мне покинуть эту организацию. Неужели он не заслужил шанса? Пожалуйста, Вы же такая красивая, Вы так вежливо разговариваете. Неужели Вы сможете растоптать нашу любовь? Мой спутник на грани безумия, он достаточно наказан, пожалуйста!

- Эстель, не унижайтесь, - мягко сказала Бьянка, дотронувшись до ее руки. - Ведь я уже отказала вам и объяснила причины. Я никогда не предаю друзей, а если вы продолжите умолять, это лишь даст вам повод ненавидеть меня за отказ. А мне бы этого не хотелось. Вы красивая и смелая, вы умеете смотреть по сторонам, в отличие от вашей соперницы. Уверена, вы одержите победу своими силами. И искренне желаю вам удачи. Единственное, что я могу обещать вам - я не буду трогать Клода, основываясь на личных антипатиях. И если Сантьяго захочет прекратить игру, то и меня в жизни Клода не будет, хотя, видит бог, я ненавижу все, что связано с Орденом. Вы же должны мне пообещать то же самое в отношении Сантьяго.


- Подождите, - нахмурилась Эстель, - А может быть сделаем так? Сантьяго вдеь тоже дорог Вам, а Вы знаете, на что способны нам подобные. Я ведь могла бы уже давно убить его, поверьте, но я уважаю Ваши чувства. Может быть, мы просто обещаем друг другу не трогать этих людей? Я уверена, Вы с Вашей красотой и умом объясните Сантьяго, что он может играть с Клодом и дальше -это их дело. Но не вмешивая нас. Уговор?

- Поздно, Эстель, - улыбнулась Бьянка. - Если бы вы пришли ко мне раньше, мы бы догвоорились. Но не теперь. Обещание дано, и ставки сделаны. Уговорите Клода уехать - и мы не последуем за ним. Если он останется, то я ничего не могу обещать кроме того, что уже обещала. Что касается вашей угрозы, то вы же понимаете, что я сильнее и опытнее. Если с Сантьяго что-то случится, я вас уничтожу. А мне бы этого не хотелось. Ведь вы не менее красивы и умны, чем я. И можете достигнуть большего. Давайте не будем перебегать друг другу дорогу? Вы мне нравитесь. Особенно когда разговариваете, не стараясь казаться глупее, чем вы есть.

- Вы мне тоже нравитесь, - улыбнулась Эстель, - Что ж.... тогда следующей ночью, чтобы сыграть на стороне Сантьяго, Вам придется штурмовать Театр Вампиров. Я хотела решить дело миром, Жюльетт... поверьте, так было бы лучше для всех. Но что ж... так даже интереснее, - Она вежливо кивнула без лишнего подобострастия и пошла вверх по улице.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 16, 2009 3:44 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта, 1794.

Париж.

Заседание Якобинского Клуба.

Бьянка, Камиль Демулен, Максимильян Робеспьер, Сен-Жюст, Огюстен Робеспьер, Рикор, Дантон и другие.


Огюстен пробрался к своему месту, стараясь производить как можно меньше шума. К счастью, выступал Фуркруа, его даже слушали, поэтому обошлось всего-навсего парой ругательств и парой просьб расступиться, отдавленные ноги не в счет.

- Ты опоздал, - прошипел Рикор, когда он занял место рядом с ним.

- Меня задержали, - ответил Огюстен. – Что обсуждают?

- Фукркуа начал врагами народа, а закончил реформами образования, - хмыкнул Рикор. – Полезное обсуждение, не спорю, но перед ним выступал какой-то чудак, не знаю его имени, он говорил о том, что сейчас невозможно верить прессе. И все с ним согласились.

- А что у нас с прессой? – Огюстен нашарил в кармане небольшую фляжку, наполненную крепким кофе пополам с коньяком, но пить не торопился.
- Ты что, с Луны свалился? – Рикор протянул руку за флягой. – Все только и говорят, что о листовках Жана Клери.

- Что я, по-твоему, мог слышать, просидев весь день в Конвенте? – огрызнулся Огюстен. – Листовки я, конечно, видел…

- Говорят разное. Одни верят Клери, другие говорят, что это ловкий политический ход, а на самом деле газету все-таки финансирует Дантон. Третьи говорят, что Клери намеренно дезинформирует народ.

- Ход в какой-то мере политический, - фыркнул Огюстен, забирая флягу. – И что…

Договорить ему не дал шум у входной двери. Те, кто сидел ближе, повскакивали с мест, теперь уже нельзя было рассмотреть, что там происходит. Со своего места он видел только, что Максимильян, а следом и Сен-Жюст тоже поднялись. Рикор взобрался на скамью, чтобы лучше видеть.

- А вот и Клери, - прокомментировал он, - Легок на помине.
Огюстен поперхнулся.

***

Максимильян Робеспьер поднялся, вцепившись в блокнот так, что побелели пальцы. А ведь начало заседания прошло довольно спокойно… Сейчас картина изменилась. Несколько человек сопровождали не кого иного, как Жана Клери. Шум поднялся такой, что все старания председателя призвать находящихся в клубе людей к порядку не увенчались успехом – его никто не слушал.

- Говори, Клери! – слышались призывы.

- Ты хотел рассказать о борьбе фракций? Мы предоставим тебе шанс!

- Но правила клуба… - в какой-то момент президенту все же удалось перекричать всех, но его голос быстро потонул в возгласах:

- Мы сделаем исключение!

- Пусть скажет сейчас, а не морочит людям головы! Пусть скажет о дезинформации!

- Пусть скажет, на какие деньги издается газета!

Робеспьер отстранено подумал, что это может быть началом конца. Если сейчас в ней распознают женщину, все закончится быстрее, чем можно себе представить…

Бьянка была в панике и ругала себя последними словами за авантюру, в которую ввязалась. Ну зачем она вернула Жана Клери? Ее никто не заставлял тащиться к Якобинскому клубу в этом шутовском наряде и нарываться на неприятности. Что, приключений не хватает? Скучно стало? Да. Конечно, кто мог знать, что заседание перенесут, и у Клуба окажется столько народу? Кто мог знать, что ее потащат в это здание и будут подталкивать к трибуне? Десятки глаз. Часть из них смотрят с участием, часть – с жаждой крови и зрелищ. Плюс завистники. В своих статьях Клери позволял и позволяет себе многое из того, что другие думают, но предпочитают помалкивать. И вот теперь она – один на один с толпой. Бьянка вспомнила, как поднималась на трибуну в здании суда. Тогда ее речь произвела такое впечатление, что она стала последней из выступавших. И сейчас. Так нужно. Иначе – полный провал. И ей останется только бежать из этого города с позором. «Марат, помоги мне», - неслышно прошептала она, взбираясь на трибуну. Поискала глазами Огюстена, но взгляд уперся в Сен-Жюста. Сидя рядом с Робеспьером, он взирал на нее с неприкрытым любопытством. Да уж, от этого точно не дождешься никакой поддержки… Бьянка обвела людей мрачным взглядом и сжала руки в кулаки, чтобы придать себе уверенности.

- Граждане якобинцы! Не скрою, не ожидал, что моя скромная персона вызовет такой интерес, что мне дадут высказаться с трибуны этого клуба. Как я написал в своей листовке, я не принадлежу ни к одной из фракций. Но, как вы могли заметить, я всегда в курсе событий и имею свое мнение. Меня упрекают в том, что я морочу кому-то голову? Черт возьми, мне казалось, что прошли те времена, когда мне приходилось доказывать правдивость своих статей и фактов, в них изложенных. Но – давайте по порядку. Я морочу голову честным патриотам? Отлично! Я хочу знать, что кричавший вкладывал в это понятие. Пусть он выйдет и повторит свое обвинение лично. Я отвечу, глядя ему в глаза. А потом, если интерес к моей персоне не иссякнет, я также отвечу на любые другие вопросы.

Робеспьер сел, стараясь ничего не видеть и желательно не слышать. Почему-то вспомнился Марат. Да, он бы повел себя именно так. Но то, что прощалось Марату, могли не стерпеть от Клери, вот в чем беда. Доктор предпочитал нападать, а не защищаться, Жану Клери лучше было бы попробовать перейти к нападению после защиты - он все-таки оставался чужим для тех, кто успел позабыть его статьи. Толпа может не понять и воспринять все как выпад, тогда... да поможет ей провидение или тот, кто свыше.
Между тем, поднялся один из якобинцев:

- Я кричал, гражданин Клери. Да, вы морочите голову патриотам, иначе как объяснить, что вы пишете, а потом себе же и противоречите? Сначала вы не поддерживаете существующий порядок, а потом позволяете себе критиковать правительство. Чем вы это объясните? Я не хочу относиться к вам предвзято, сейчас мы хотим обсудить не чужие статьи о вас, но ваши статьи о других. -- В зале зааплодировали.

*Но то, что прощалось Марату, могли не стерпеть от Клери, вот в чем беда*. Четкая мысль, которую Бьянка прочла среди прочих у Робеспьера. Этот человек мыслил трезво и четко, видимо, ее единственный шанс - вести себя так, как ему будет казаться правильным. Сравнение с Маратом придало ей сил и уверенности в себе.

- В чем вы нашли противоречия, гражданин Вернье? - обратилась она к выступившему вперед якобинцу более мягко. - Я - ученик Жана Поля Марата, величайшего из публицистов Франции и его последователь. Когда я не поддерживал существующий порядок, позвольте спросить? Мои статьи чаще, чем статьи других журналистов, касались конкретных людей - это правда. Но идти против Комитетов или Конвента? Чушь и бред! Или вы говорите о последнем номере "Друга народа"? Пошлите кого-нибудь за печатником, который издает эту газету. И он скажет, как ему принесли этот материал, ссылаясь на мою просьбу. Да, он совершил ошибку, пропустив в печать непроверенный материал, поверив незнакомому человеку, представившемуся моим посыльным. И он готов подтвердить под присягой, что так все и было. - В зале зашумели, и Бьянка подняла руку, призывая к тишине. - Да, да, уважаемые граждане якобинцы, знаю, что вы хотите сказать. Конечно, я мог подослать этого человека, чтобы потом иметь возможность кричать на всех углах, что меня хотели подставить? Да. Верно, мог бы. Вопрос в том, зачем мне это делать? Чтобы потом весь вечер бегать по Парижу, оклеивая листовками стены? Бумага нынче - дорогое удовольствие, в особенности для подобных низкопробных шуток. Статья, направленная против Максимильяна Робеспьера - не моих рук дело. Точка. И я открыто заявляю об этом. Также открыто заявляю, что готов подписаться под каждым словом, напечатанным в этой газете и представить доказательства своей правоты, если необходимо.

- У меня больше нет вопросов! - махнул рукой Вернье, садясь на свое место.

- А на какие средства издается ваша газета, гражданин Клери? - раздался другой голос. - Известно, что Марат не оставил после себя ничего, так показала опись его имущества...

- Хороший вопрос, гражданин Бинош! - просияла Бьянка. - Я знаю, что на одном из заседаний Конвента было высказано предположение, что "Друг народа" издается на деньги гражданина Дантона. Прискорбно, граждане. Гражданин Дантон финансирует "Старого Кордельера", а также "Республику". Точнее, финансировал ее до определенного момента. При этом он не так давно приобрел дополнительный участок в Арси, на котором строится еще одно здание, - там, говорят, будет конюшня, верно, гражданин Дантон? - а еще он перечислил довольно крупную сумму на нужды армии. Но его финансы не безграничны. Если вы посмотрите сейчас на лицо гражданина Дантона, то увидите, что он вряд ли испытывает ко мне добрые чувства, скорее, недоверие и удивление, откуда я так хорошо знаю его дела. Люди болтливы, гражданин Дантон, - вот вам и ответ на ваш вопрос. А кому, как не нам, журналистам, совать нос в чужие дела и узнавать то, что скрыто и о чем людям интересно посудачить? Но мы отвлеклись. "Друг народа" издается на пожертвования граждан. Множество французов считает, что Жан Поль Марат - выдающийся деятель революции. Их тысячи! Десятки тысяч! После смерти Марата некий гражданин, пожелавший остаться неизвестным, открыл небольшой счет на мое имя и перечислил на него деньги. Сто су. Смешная сумма для издания газеты, верно? Письмо с известием об этом пожертвовании я ношу с собой по сей день - это мой талисман. В тот день я понял, что дело Марата может быть продолжено. И точно! Через некоторое время информация о счете распространилась. Люди - бедные голодающие санкюлоты, которых так любил Марат, за которых он отдал свою жизнь - не забыли своего Друга. Деньги стали приходить регулярно. Это продолжалось полгода. Спросите, почему на мое имя, а не на имя, к примеру, Альбертины Марат или уважаемой мною Симоны Эврар? Обе женщины открыто выступили против какой-либо материальной поддержки. Они - гордые и честные патриотки. Я бы тоже не взял денег. Но я мечтал продолжить дело Марата. И я его продолжил. Альбертина Марат передала мне его черновики. И я надеюсь, что, читая новые выпуски "Друга народа" вы слышите голос великого Жана Поля Марата, который и сейчас среди нас, несмотря на то, что стал жертвой вероломной приспешницы жирондистов!

- А что вы скажете о разговорах, которые ведутся сейчас? Говорят, что если бы Марат был бы жив сейчас, то, возможно, он был бы арестован. Ведь ни для кого не секрет, что он являлся сторонником и даже создателем Клуба Кордельеров. И всегда поддерживал тех, кто сейчас арестован как заговорщики.

Робеспьер повернулся, стараясь рассмотреть того, кто это сказал. Вопрос был задан не просто так, это была провокация. Даже хуже - ловушка. Он почувствовал, что становится все труднее сохранять внешнее спокойствие. А в зале воцарилась гробовая тишина.

- Антуан, - Робеспьер повернулся к Сен-Жюсту. - Это западня.

- Вижу. - Сен-Жюст побледнел, услышав последний вопрос. От веселого настроения, с которым он разглядывал Клери, злорадствуя и пытаясь угадать, что она сейчас чувствует, не осталось и следа. - Ввязаться в дискуссию? Предоставить ей расплачиваться самой?

- Расплачиваться? Скажешь, что... - Робеспьер сделал паузу, - ...Клери говорил что-то, что можно было бы двояко трактовать? Я бы сам не знал, что сейчас ответить, так как почти все будет не в нашу пользу. Сколько ты сможешь продержаться на трибуне прежде, чем мы выйдем отсюда в смоле и в перьях? Если они вспомнили Эбера, то вспомнят и его статью... Или не вспомнят, иначе Клери на трибуне уже не было бы.

- А что, нынче арестовывают всех кордельеров, гражданин Годэ? Вот это новость! В таком случае, вам тоже стоит позаботиться о том, чтобы найти себе хороших поручителей. Ведь ни для кого не секрет, что вы два года назад работали с гражданином Моморо и помогали ему в некоторых несущественных вопросах вроде сбора информации о людях, выступающих против Коммуны и против лидеров Кордельеров в частности? Секрет? Но ведь это не преступление, верно? Сегодня ты жив, завтра мертв, и два года - хороший срок, чтобы забыть обо всем. Разговоры о том, что Марат был бы арестован? Впервые слышу. И догадываюсь, кто их распускает! Враги Республики! В последней речи гражданин Сен-Жюст говорил как раз о таких элементах. О заговорщиках, которые, прикрываясь красивыми словами о любви к Отечеству, втираются в доверие к гражданам и впускают в их головы крамольные мысли и слухи, чтобы опорочить добродетельных граждан и перевернуть все с ног на голову. Вчера были арестованы заговорщики. Враги народа. Предатели, которые предпочли дорого продать свою совесть ради материальных благ. Марат был таким же? Покажите мне на тех, кто распускает подобные слухи, и я первый плюну им в лицо!


Робеспьер поднялся, ожидая пока в зале стихнет шум и редкие, неуверенные аплодисменты. Потом взял слово.

- Следуя из вышесказанного, граждане, я делаю вывод, что некоторые из вас хотят свалить всю вину за недавний заговор на тех, кого давно уже с нами нет. Превосходно. Вам недостаточно, что наши враги мечтают увидеть раскол в Конвенте? Вы хотите допустить разногласия еще и здесь? Ведь гражданин Марат не может вам ответить на эту провокацию, гражданин Годэ. Те же, кто здесь присутствуют, поймут, что на поставленный вопрос сложно ответить однозначно, тем не менее, я возьму на себя смелость утверждать, что Друг Народа поддержал бы не заговорщиков, а патриотов. Вы же вправе решать самостоятельно, к какой категории себя причислять.

- Раз сегодняшнее заседание в Клубе якобинцев - это диалог с гражданином Клери, то и я позволю себе задать вопрос, - раздался голос Камиля Демулена. - Ты, Клери, говоришь, что невыгодно пачкать бумагу, печатая опровержения? Невыгодно - согласен. Но ведь собственная жизнь в любом случае перевешивает эту цену, не правда ли? Молодой человек высказал свое мнение, а, проснувшись наутро в холодном поту, понял вдруг, что натворил. Выступил против власти! Да так открыто, что все цитируют! Нехорошо, нехорошо. За это можно и по шее получить! А когда тебе всего семнадцать или восемнадцать, лишиться головы, будучи обвиненным в заговоре, совсем не хочется! Уж лучше обклеить листовками город, наплевав на свои принципы. Облизать со всех сторон власть - сейчас это модно! Процитировать гражданина Сен-Жюста при случае - все лучше, чем мешать свое имя с каким-то там Демуленом, которого не сегодня-завтра арестуют? Я разгадал тебя, Клери?

- Идиот! - прошипел Дантон, но в наступившей тишине его очень хорошо расслышали. Он закашлялся, стараясь не то чтобы сгладить неловкость, а скорее, отвлечься. Одно дело - говорить Камилю что он идиот в частной беседе, но совсем другое - заявить об этом на заседании. - А действительно, здесь заседание или беседа с гражданином Клери? - сказал он уже громче. - Впрочем, если вы хотите обсуждать "Друг Народа", я ничего не имею против...

- Нет, не разгадал, гражданин Демулен, - Бьянка постаралась скрыть грусть. - Ты запутался в своих подозрениях. Жаль. Если ко мне нет вопросов, с вашего позволения, я предоставлю трибуну якобинцам. И так слишком много времени на меня потратили.

- Я буду ждать тебя на улице. Там и поговорим, - кивнул Демулен и вышел из зала заседаний.

Огюстен наблюдал за Демуленом и ловил себя на том, что ему все больше не нравится физиономия журналиста. Что, что, а возможно предстоящую потасовку он чувствовал, как только в воздухе начинала витать сама идея... Подойти к Клери? Черт, его слишком хорошо знают здесь, а после речи Демулена и впрямь заподозрят бедную Жюльетт в том, что она заискивает перед теми, кто стоит у власти, пусть даже и ступенька эта десятая снизу. Эх, жизнь...

- Послушай, Рикор, у тебя совесть есть? - обратился он к соратнику. - Ты выпил весь мой кофе и клянусь чем угодно, что не чувствуешь по этому поводу ни малейшего раскаяния.

- Я... - начал Рикор.

- Заслушался, - подсказал Огюстен. - Тогда иди к Клери и задай ему частный вопрос, когда выйдет его статья о борьбе фракций. Можешь даже сказать, что я интересовался.

- А почему ты сам не подойдешь? - удивился Рикор.

- Не пошел тебе на пользу мой кофе, ты перестал думать, - улыбнулся Огюстен. - Ты слышал этого морального... вобщем, Демулена. В беднягу Клери сейчас все камни полетят, если я к нему подойду. А говорю я это к тому, что сейчас начнется избиение младенцев. Ты рожу Камиля видел?

Рикор угрюмо кивнул и не задавая больше вопросов начал проталкиваться к тому месту, где видел Клери.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 16, 2009 7:37 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта (продолжение)

Демулен стоял чуть поодаль. Бьянка была потрясена переменам, произошедшим с журналистом за последние пару месяцев. В последний раз она видела его в ночь похищения Робеспьера, но тогда многое списала на его невменяемое состояние. Она помнила этого обаятельного и живого человека с горящим взглядом, готовым до утра спорить об исторических событиях и политике. Сейчас перед ней стоял старик. Он был все также красив, и дело было даже не в осунувшемся лице. В нем что-то сломалось. И это было страшнее всего.
- Я здесь, Камиль. Будешь бить морду? Бей.

Демулен бросил быстрый взгляд по сторонам.
- Успею. Когда зрители соберутся.

- Как это? - удивилась Бьянка.

Камиль смотрел на нее без тени враждебности. Только грусть и внутренняя опустошенность.
- Ты всерьез считаешь, что я устроил этот спектакль искренне? Что я считаю тебя продажным? Тебя, единственного человека в Париже, который посмел во всеуслышанье бросить вызов Робеспьеру?

- Я не понимаю... - тихо сказала Бьянка, мысленно пытаясь найти подвох в его словах.

- Ты самый талантливый из нас, Клери. Никто из нас с тобой не сравнится. Марату было почти пятьдесят, когда он достиг своей вершины и стал настоящим мастером. Мне — тридцать пять. А сколько тебе? Семнадцать? Восемнадцать? Ты выглядишь, как ребенок, а мыслишь, как умудренный опытом человек. Ты не тратишь свой талант на удовлетворение личных амбиций, а делаешь то, что должен делать настоящий журналист: даешь людям возможность узнать правду и факты. Откуда в тебе эта мудрость. Клери? Я, человек, который в два раза тебя старше, протратил последние месяцы жизни на то, чтобы удовлетворять свое честолюбие. Унижать Эбера, внутренне восхищаясь силой своего слога! Я говорю это тебе. И только тебе. Как коллеге, перед которым снимаю шляпу. И я рад, что ты взял свои слова обратно. Потому что ты должен жить.

- Ты говоришь о себе так, словно собрался умирать, - прошептала Бьянка, не сводя с него глаз.

- Я смертник, Клери. Я приговорен. Глупо это отрицать. Хоть ты, мой юный правдолюб, не говори того, чего не думаешь. Я никого не слушал и теперь вижу плоды своих трудов. Я утопил всех, кого люблю. А сейчас, наблюдая, как над нами собираются тучи, я барахтаюсь, отчаянно пытаясь сделать что-то, чтобы их спасти. Но ты не должен погибнуть из-за того, что связался со смертником. Ты должен выжить. Выжить, чтобы рассказать этому миру правду о нас, когда все закончится. Ведь ты сделаешь это, Клери? Я знаю, что ты сможешь. Пожалуйста, береги себя. И свой талант. Когда-нибудь мир должен услышать рассказ очевидцев о кучке молодых идиотов, которые перегрызли друг другу глотки просто потому, что не умели друг друга слушать. А теперь я сделаю то, что должен сделать.

Заметив приближающихся людей, Демулен схватил Бьянку за воротник и заорал.

- Ты — продажная тварь, Клери, такая же продажная, как Эбер! Ты готов вылизывать подметки сильнейшим. Но ты просчитался, распуская слухи о том, что тебя финансирует Дантон! Потому что гражданин Дантон в немилости у Неподкупного, и никто тебя не поддержит! Беги, пожалуйся на меня Робеспьеру! Ведь ты теперь — его карманная болонка, разве нет?

Огюстену хватило и двух секунд, чтобы оценить обстановку и осознать, что Демулен, к сожалению, сошел с ума окончательно. Ну к чему устраивать публичное выступление? С трибуны высказался и, казалось бы, уже достаточно... Нет же. Нужно играть на публику. А еще он испугался за Жюльетт. И к чертям собачьим все предосторожности и всю дипломатию с конспирацией, которые нужно было бы выдержать после выступления Клери. И почему остальные молчат? Ах да, никто не захочет лезть в ссору... С другой стороны, это ведь далеко не честная дуэль, а банальное избиение - Клери в два раза меньше Демулена и значительно слабее, даже если отбросить тот факт, что на самом деле она - женщина. Огюстен шагнул вперед.
- Браво, гражданин Демулен! В погоне за правдой начали избивать детей? Или вам мало словесных упражнений и вы решили помахать кулаками? Не устраивайте здесь представление, на такое выяснение отношений смотреть противно.

- О, а вот и гражданин комиссар Конвента тут как тут! - живо отреагировал Демулен. - Что, Огюстен, боишься пальцы переломаю вашему писаке? Думаю, Клери и левой рукой научится писать вашему семейству хвалебные оды.

- Да что ты, Демулен! Оды у нас пишешь исключительно ты, особенно в последнее время. Жаль признавать это публично, но до тебя Клери еще расти и расти, - отозвался Огюстен.

- Прекратите, хватит! - Бьянка злилась, что не может себя выдать и совершенно не знала, как себя вести. Слова Демулена совершенно выбили ее из колеи. Но не поддержать его игру значило плюнуть ему в душу. - Гражданин Робеспьер, мы с Камилем поспорили из-за чертовых денег. Он считает, что я распускаю слухи о том, что мою газету финансирует Дантон. И я не ребенок.

- Все равно это не повод выяснять отношения таким образом. Давайте вести себя, как цивилизованные люди. Гражданин Демулен, отпустите гражданина Клери и идите... куда шли.

Демулен оттолкнул Бьянку и побрел прочь.

Бьянка искоса взглянула на Огюстена. - Я должен быть вам благодарен за вмешательство?

В этот момент к ним быстрым шагом приблизился Сен-Жюст. - Огюстен, где Камиль? - резко спросил он.

- Это не обязательно, - ответил Огюстен Клери и тут же повернулся к Сен-Жюсту: - Демулен в шагах тридцати отсюда на другой стороне улицы. Я надеюсь.

Сен-Жюст, не глядя на Бьянку, проследовал в указанном направлении. Камиль снова полез на рожон... ну сколько можно его вытаскивать... Нужно прекратить эту агонию...

- Раз меня уже причислили к друзьям вашей семьи, нет повода не выпить, - сказала тем временем Бьянка и кивнула в сторону кафе. - Составите компанию, гражданин Робеспьер?

Ситуация была неловкой, но Огюстен медленно кивнул, отыскав взглядом Рикора. - Не откажусь выпить кофе. Гражданин Рикор, вы с нами?

- Да, с удовольствием, - отозвался Рикор, с усилием отлепив себя от стены - все-таки во фляге было больше коньяка, чем кофе. - Хотя от кофе мне уже плохо, - сказал он немного позже, почти у двери кофейни.

- Иди выспись, - хмыкнул Огюстен.

- До завтра, - махнул рукой Рикор. - Удачи вам, Клери. Заходите к нам иногда, с вами веселее.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 16, 2009 11:12 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта 1794
Париж, Театр Вампиров.
Селеста, Феликс\Селеста, Эстель, Клод Орсе

Сегодня спектакля не было, поэтому Феликс не боялся опоздать на репетицию и все-таки позволил себе побродить немного по городу. *Жаль, что для меня дома всегда были просто домами, а ветер – просто ветром*, - с неожиданной досадой подумал он, пытаясь найти в очертаниях Собора Нотр-Дам что-то такое… что-то кроме знакомых линий и силуэта. То, что он мог искать во все глаза, но замечать смутно-смутно только в одном человеке, который, правда, всегда ускользал от него. В остальном мир Феликса был прост и разумен. Смерть была просто смертью, без всякого «дымного и ладанного запаха тления того, что только что говорило», линия на бумаге – линией на бумаге, а не «странной тенью, которая движется при свете луны, как отзвук того что еще не родилось». Он никогда не понимал того, что она говорила. Просто слушал и просто следовал за ее голосом и фантазиями туда, куда они заводили.

Встряхнув головой, Феликс открыл дверь своей комнаты. На секунду все-таки привычным мир дрогнул. Ему показалось, что она вернулась, что она сейчас заплачет и попросит защиты от внешнего мира, а уж он побеспокоится, чтобы больше она не покидала пределов Театра, и никакое зло не коснулось ее больше. Ей и правда нельзя заговаривать ни с кем из людей, а им – смотреть на нее. Феликс рванулся к женщине, стоявшей спиной, как вдруг остановился. Нет, все четко. Никаких миражей. Просто игра.

- Селеста… - чуть разочарованно выдохнул он, обращаясь к своей новой возлюбленной.

Она резко развернулась:
- Не меня ожидал увидеть? на что ты надеешься? она не вернется!
Видеть и слышать разочарование - этого она не переносила.
- Я всего лишь замена для нее, да? я похожа на нее, слишком похожа. Но, возможно, не такая свободолюбивая. Мне нечего искать за пределами Театра, - Селеста говорила то, что думала.
Ей надоело притворяться, что она не видит, что все, что говорит Феликс на самом деле он хотел бы сказать не ей.

Феликс внимательно посмотрел на нее, изучая, как в первый раз. Селеста была не просто привлекательной. Пожалуй, по красоте она могла сравниться с самой Элени, а уж актрисой и вовсе была лучшей во всем Театре. Высокая, темноволосая с миндалевидными немного узкими глазами изумительного разреза, с прекрасными тонкими руками, точеной фигурой, одетая как всегда несколько вычурно, но прекрасно.

- Ты очень красива, - констатировал он привычный факт. Да, красива. Почти совершенна, никак не сравнить с той, другой. Совершенство, лишенное тайны, договоренное и взвешенное. Они прекрасно дополняли друг друга и отлично понимали. Верный товарищ, красивая спутница, - А еще ты умна, преданна, ты отличный товарищ, на тебя можно положиться. Ты в здравом рассудке, и не впадаешь в беспокойство из-за фантазий. Нет, ты не она. Ты – Селеста.

- Перестань, Феликс, - отмахнулась она, - ты говоришь это каждый день. Придумай что-то новое. Что же с того, что я - Селеста? я прекрасно это знаю, - она отвернулась.
"В здравом рассудке? никто из нас не может в нем быть..."

Селеста опустила глаза, изучая узор на ковре. Огонь ревности почти мгновенно угас, оставляя почерневшую пустоту и холод. Она с самого начала знала, что она нужна Феликсу всего лишь, как замена. И даже зная это, она все равно заставляла саму себя верить. И играть свою роль так же безупречно, как и на сцене, постепенно вживаясь и начиная верить. Растворяться во лжи, украшенной букетами и запахом грима.

- То, что ты говоришь, ожиданно для меня, - улыбнулся Феликс грустно, - Я ждал этот разговор. Ты прекрасна, Селеста… но ты не удивляешь. Твой мир на сцене, он удивительно красив, как и ты сама. Но ты не предложишь мне попытаться оседлать ветер или гоняться за весной чтобы найти те самые ворота, через которые она войдет в Париж. Ты понятна мне и близка. Просто ты не ловишь облака в окнах, потому что знаешь, что они состоят просто из испаренной с земли воды... - он поцеловал Селесте руку.

"Повторяешь фразы, услышанные от нее... да, они красиво звучат. Как полузабытая волшебная история".
- Так что же? ты и сам прост и понятен. И точно так же хорошо знаешь про облака, - она мягко забрала руку.
"Ты никогда и не хотел быть удивленным. Ты великолепен на сцене, перевоплощаясь в твоих героев, но снимая костюм ты снова становишься самим собой. А я - всего лишь меняю маску".
- Я - актриса. Мои роли - они только для сцены. Вне сцены - я предпочту знать, что ветер лишь принесет холод, и на нем нельзя прокатиться. Я мечтаю и сочиняю сказки - но только для самой себя, чтобы спеть их в тишине и сладко уснуть. О чем ты грустишь, друг мой? о том, что ее фантазии - не для тебя? - печально спросила она.

- Я вообще мало знаю про облака, - раздраженно заметил Феликс, - В пятнадцать лет я пытался повеситься, на своей мельнице, но меня забрал Арман. Я рос во тьме катакомб, чтобы быть обращенным в расцвете сил. Я все знаю от него о Боге, Дьяволе и видениях. О том, что их нет. А потом Арман нашел себе другую игрушку, и, против его воли, я стал искать себе спутницу. Так появилась она. Многие годы во тьме ее фантазии были только моими, понимаешь? Больше никто не давал труда ее слушать, считая сумасшедшей. Мне нравилось, что она одна, что ее легко можно запереть и удержать эти фантазии и этот восторг. Что ей можно таскать не ожерелья с трупов, а живые цветы, за которые она платила любовью и восхищением. А потом пришел светловолосый демон, Лестат. Он вытащил нас из катакомб. Мне понравилось это, сцена была создана для меня и Элени. Она же была плохой актрисой и боялась незнакомев. И я забылся, забыл, что она теперь может идти куда угодно, переоценив ее страхи и недооценив ее фантазии. Она не видит меня, как никто не видит своего создателя. И я смеялся над ее наивными восторгами по поводу Революции и одного революционера. Я был уверен, что он посмеется над ней и вернет ее мне навсегда с безумными сказками о несбывшемся. Мне надо было убить его в ту ночь, когда он заговорил с ней, но я не смог причинить ей боль. Я думал, что ее сказка сама закончится, что тот, другой, не увидит в ней то, что я глубоко спрятал. Когда она пришла и прогнала меня, я понял, что она уже не вернется. Я тогда отправился к его дому, и не смог убить его второй раз, потому что теперь это значило убить ее. А она привела мне тебя. Ее подарок, который пробудил во мне восторг и надежду. Но я смотрю на тебя и не нахожу удивления в сердце. Твои глаза прекраснее, руки изящнее, но в них не отражается непонятный мне мир, а жесты просты и прямы. Ты говоришь красиво и правильно, но слишком верно и предсказуемо. Ты думаешь о последствиях и презираешь глупость и наивность, не позволяя себе увлекаться тем, что внезапно покоряет твое воображение. Я бы хотел любить тебя, но в тебе нет какой-то важной тайны, над которой я всегда смеялся и которая была создана только для меня.

- Я тоже могла бы любить тебя, если бы знала, что твои чувства предназначены лишь мне, - отозвалась Селеста, - если бы ты любил страстно и не думая о каждом шаге.
"Но ты уже отдал весь огонь и для меня не разожжешь его никогда. Я берегу свои тайны и никому не позволю смеяться над ними. Я не хочу быть куклой в этом мире за сценой. А ты наверняка не всегда видел все простым и лишенным второго смысла..."
- Почему ты хотел умереть? - спросила она, наконец посмотрев ему в глаза.
"Сейчас я хочу узнать о тебе хоть что-то... только сейчас я вижу, что никогда, в общем-то и не интересовалась твоей жизнью по-настоящему. И пусть сейчас будет уже слишком поздно, но все равно хочу услышать. А потом... у меня есть одна сказка... пусть она станет либо последним дыханием старой жизни, либо первой каплей крови новой".

Феликс отошел к окну.
- Я был немым. Не знаю почему, но я не начал говорить в том возрасте, в котором это делают все дети. Моя мать страшно переживала. Мой отец был мельником – а ты знаешь, какие про мельников и нечистую силу рассказывают истории. Нашу семью стали бояться. Отец бил меня, чтобы вырвать хотя бы крик. А я смотрел на отца, смотрел на тех, кто покупал у него муку и рисовал их. Они боялись моих рисунков и говорили, что этот дар - Темный. А я не понимал этого, я просто рисовал то, что видел. А потом они умирали. Только потом я узнал, что это Арман начал одну из своих дьявольских игр, посчитав меня прекрасной будущей игрушкой для Тьмы. Это он внушал мне видения и выбирал свои жертвы по моим рисункам. Я всегда любил четкий мир, я не любил, когда мельница крутится. Когда они стали умирать, мой мир задрожал, и вот он я, лишенный воли, покорный воле того, кто пришел ко мне однажды ночью и сказал, что я увижу свет, который явится ко мне в Судный день после тысячелетий тьмы.

В ту ночь я закричал. Это было мое первое слово. Я хотел сбежать от него, чтобы Арман не забрал меня и повесился. На свое несчастье, я сделал это на закате. Он нашел меня и забрал в катакомбы. Мне было пятнадцать. Говорят, что мельница до сих пор крутится по ночам, хотя уже почти сто лет она пуста. Это единственная тайна во всей этой истории. В остальном – игрушка воображения, не больше. Но повешенные до сих пор – моя слабость. Если их вынуть из петли до того, как жизнь покинет тело, их кровь удивительно приятна на вкус.

Селеста, чуть нахмурившись, выслушала рассказ.
"Печальная история... можно было бы сделать из нее пьесу."
- Феликс? хочешь мы отправимся на эту мельницу? и узнаем, прада ли, что она крутится...
"А потом у меня появится еще одна сказка. И когда-нибудь я спою ее не только себе..."
Она вспомнила его последние слова и вздрогнула:
- Неужели и правда ты... знаешь, какова на вкус такая кровь?
Селеста всегда старалась держаться как можно дальше от мертвых тел и избавляться от следов своей охоты как можно быстрее.

Феликс снова передернул плечами и чуть раздраженно заметил:
- Я получил Темный Дар семьдесят лет назад, Селеста, я успел попробовать разную кровь. Я не хочу на мельницу, для меня она не имеет значения, я не верю в колесо истории, в перемолотые на муку времени души и лопасти, которые все перемелют. Твоя жалость угнетает меня еще больше, чем твой влюбленный взгляд, на который я хотя бы мог ответить взаимностью. Но я принял решение. Пусть я сам вижу в смерти просто смерть, а в мельнице только мельницу, я хочу снова слышать рассказы о том, что это ветер играет судьбами. Прости, Селеста.

"Проще говоря, хочешь слушать сказки Эжени", - мысленно резюмировала Селеста, - "В который раз я сказала про сказки?"
- Феликс... не надо. Не уходи, - она осторожно подошла к нему, - рядом с тобой так надежно. Ты же не принадлежишь тому миру... зачем тогда стараться подражать листьям, если всецело и полностью стоишь на земле?

- Не принадлежу, но именно его мне и не хватает, его я не нахожу в тебе, - глухо повторил Феликс, - Пусти, Селеста. Я все решил. Именно сейчас.

***
Cелеста проводила Феликса взглядом. А потом в приступе бессильной ярости швырнула вазой с цветами в закрывшуюся дверь. Резкий звук ударил по ушам. Вода растеклась по полу и частично впиталась в ковер. Цветы выделялись на темном фоне.
"Как мило", - со злостью подумала Селеста, - "как это сейчас похоже на меня. Осколки. И смятые цветы. И как ему удалось меня вывести из себя настолько?"
Она вышла из комнаты и отправилась искать Эстель.
"Если я сейчас кому-нибудь не расскажу, то в театре не останется ни одной вазы... ну вот, потеряла лицо. Перед самой собой. И сейчас потеряю еще и маску".
Дверь в комнату Эстель была открыта, а сама она стояла возле окна.

- Селеста - входи, - Эстель развернулась от окна с доброжелательной улыбкой. Актриса была явно расстроена... это хорошо, те, что расстроен, легче поддаются чужому влиянию, - Что так расстроило тебя сегодня? - Эстель слушала Селесту, продолжая думать о своем. Разговор со светловолосой бессмертной ей не понравился, хотя сама она была, конечно, дьявольски красива опасна. Таких лучше иметь в друзьях... Но и этот агент Талама ски может пригодиться...Как бы все это совместить....

- Эстель! может быть, ты вернешься с небес на землю и скажешь что-то подходящее к случаю? - Селеста не была настроена рассказывать произошедшее самой себе, - вот скажи, чем я хуже Эжени?
"Опять что-то задумываешь, Эстель? ну, что ж, я выслушаю тебя... но только после того, как успокоюсь".
- Даже какой-то Феликс может со мной некрасиво поступить... а что же тогда все остальные? что же, еще хуже? - она тяжело вздохнула.

Эстель широко распахнула глаза и подхватила Селесту под руки, пользуясь минутой откровенности:

- Селеста, милая, ну наконец-то ты поняла, что здесь все – наши враги. Они замкнулись сами на себе и своих вековых дрязгах. И если ты не входишь в их узкий круг, ты для них – грязь под ногами. Ты лучше Эжени, ты красивее, талантливее, ты всегда так здорово одеваешься и так здорово говоришь, ты так добра и умна… Феликс просто заблуждается. Он тебе правда так сильно нужен? Я готова помочь тебе!

- Да не в том дело, нужен ли он мне... не нужен, я не держу то, что хочет уйти. Ты пробовала когда-нибудь удержать напуганную лошадь, нет? не пробуй, лучше отойди подальше, целее будешь. Здесь - примерно то же самое. Сейчас пострадала только ваза.
Селеста подошла к зеркалу и невольно улыбнулась - она смешно выглядела, потеряв обычную маску доброжелательности и спокойствия.
- Спасибо, Эстель, за твои добрые слова. К сожалению, все так говорят, - она чуть повернула голову и взглянула на подругу, - а это - не то, что мне нужно. Сколько раз объяснять всем - поклонникам, коллегам, и даже иногда самой себе - все это маска. И никто не хочет даже попытаться ее приподнять.

- Селеста, - вкрадчиво продолжила Эстель, - Ну подожди, нельзя так, чтобы горю было нельзя не помочь, - Она внезапно подумала, что это тоже шанс. Пока четверо…точнее, трое вампиров старого Парижского Собрания держатся вместе, попытки занять место Дюваль обречены. Нет, нужен новый Театр. И тем, кто начал его, в нем не место, - Неужели все так серьезно? Феликсу ведь Театр дороже всего на свете, а Театр – это ты, - Она говорила, лихорадочно продолжая размышлять.

- Эстель, если она позовет его, он уйдет. Я... только замена. И я больше не хочу играть эту роль. Это унизительно! - она заходила по комнате.
"Театр... это не я. Это они".

- Подожди, дорогая, - *Итак, ясно. Феликс оставит Театр ради Эжени. Значит… Попробуем*, - Эстель начала говорить взволнованно, - Так нельзя сдаваться! Ну давай я с им поговорю? Уверена - я смогу найти нужные слова!

- Но так он подумает, что я не в состоянии сама объясниться... ну, да, я уже потерпела неудачу в прошлый раз, - Селеста внимательно посмотрела на подругу, - хорошо. Что ты ему скажешь?

- Я не знаю, - Эстель посмотрела на Селесту выжидающе, - Ему надо дать понять, что ты и правда лучше, и что т в отличие от той, другой, всегда будешь рядом, - Она сделала вид, что задумалась, - Кстати, мой разговор был бы успешнее, если б она уехала. А мы о ней ведь почти ничего не знаем…

Селеста задумалась.
- У каждого есть свои мечты, так? - она подошла к креслу, села и закинула ногу на ногу, - а чужие мечты превращаются в удачные карты в руках...
Последняя зима. Контраст белого и красного. И черного. "Гражданин, а хотите я Вам погадаю?", - это она сама, в потрепанной накидке и бедном платье, в замерших руках - колода карт. Гражданин смеривает ее взглядом, странно улыбается...
Река примет их всех. А карты еще некоторое время проплывут по поверности, постепенно тяжелея, и точно так же опускаясь на дно.
- И чем же лучше? я ведь не предлагаю ничего необычного...
В памяти всплыли слова: "Она хочет снова стать смертный", - и смех Феликса, в котором больше печали, чем иронии.
"Феликс... вернись..."
- Эстель, я подарю одну из карт. Желание стать смертной. Необычно. Даже для нее.

Глаза Эстель вспыхнули:

- Селеста, да ты просто умница! А у меня вторая карта в руках. Идем, -Она увлекла Селесту за собой в подвал.

- А теперь слушай, Селеста, - хищно проговорила Эстель, - У меня есть сюрприз. Очень полезнй нам сюрприз. Не поддавайся жажде и все будет хорошо, - с этими словами она отворила дверь последней грязной каморки, откуда вышел Клод Орсе, близоруко щурясь на свет.

Та самая вампирка с серебристым смехом пришла, как обещала. А с ней рядом была еще одна… Таких он еще не видел. Настоящая королева.

- Если Вы – последнее, что я вижу, и Вы решили просто поужинать вместе, то я не зря прожил эту жизнь, - проговорил он в восхищении, - Вы похожи на наши северные портреты Мадонн, госпожа.

Эстель переливчато рассмеялась:

- Смотри-ка, он не только полезен, но и велеречив. Смешное приобретение, не правда ли, Селеста?

Селеста усмехнулась.
- Эстель, откуда такое? и в чем же сила этой карты?
Затем обратилась к смертному:
- А лучше, Вы сами расскажите мне, господин, что привело Вас сюда? как же приятно слышать нормальное обращение... благодарю Вас.

- Я….тут… мадемуазель Эстель привела, - Клод Орсе, запинаясь, нашел в кармане очки , протерев стекла, одел их. Видеие не исчезало.

- Этот смешной смертный, - донесся до него как в тумане голос Эстель, - агент древнего Ордена Таламаска, который занимается изучением нас и нам подобных не одну тысячу лет. Кстати, Элени дружит с другим таким же агентом.

- Бывшим агентом, - аккуратно поправил Клод Орсе.

- Бывшим агентом, - звонко поправилась Эстель, - Так вот, милая Селеста, мы с тобой знаем, что обратная реакция на Темный Дар невозможна – но старая подружка Феликса будет только рада обмануться.

- Невозможна, - снова аккуратно заметил Клод.

- Молчи, смертный, - улыбнулась Эстель, - Так вот, если ей дать такую надежду и рассказать об Ордене – она пойдет на край света, чтобы вернуть себе человечность. Нам она не поверит, а вот Феликсу… И – я забыла тебе сказать, - штаб-квартира Ордена находится в Англии.

- В Лондоне, - снова уточнил Клод Орсе.

- Достаточно далеко от Парижа, не так ли?, - рассмеялась Эстель, - А Феликсу важен Театр. И т останешься с ним вдвоем.

Селеста устало прислонилась к стене.
- Эстель, зачем тебе все это? Пусть все будет начистоту. Я честно скажу, что люблю Феликса. А ты мне честно скажешь, почему согласна идти даже на обман. Я не играю в карты с шулерами. Смертные, - быстрый взгляд в сторону агента, - могут себе это позволить. Бессмертные - нет.
Этот человек странно действовал на нее. Он выглядел беспомощным... а ей захотелось помочь ему.
- Глупо, наверное, получается, по-Вашему, - обратилась она к Клоду Орсе, - я стараюсь обманут любимого, чтобы удержать его. Да, Вы правы. Глупо.

Глаза Эстель обиженно блеснули.

- Я просто хотела помочь, Селеста, - прошептала она, - Если тебя не страивает моя помощь – так и скажи, но не выставляй меня интриганкой.

Клод Орсе благоразумно промолчал.

- Прости, Эстель, я хочу просто убедиться. Обидно быть обманутой, - она прикоснулась к руке Эстель.
- Итак, значит воспользуемся чужими мечтами? и новыми знаниями? - поинтересовалась она, - надеюсь, все будет не напрасно..

- Боже мой, Селеста, еще чуть-чуть и я подумала бы, что ты ревнуешь к Феликсу, - рассмеялась Эстель, - Что касается результата, он непредсказуем. Если хочешь, можем оставить все как есть…

- Нет,мы попробуем этот вариант. Но вы оба мне так и не сказали, почему у нас в подвале сидит этот господин?

- О, это умилительная история, - улыбнулась Эстель, - Этот господин умудрился сделать гадость другому господину, тоже Агенту Ордена…

- Бывшему агенту, - упрямо повторил Клод Орсе, не переставая изумленно смотреть на Селесту.

- Да, да, бывшему, к тому же настоящему другу Элени Дюваль и еще одной бессмертной, которая живет в Париже, - слегка раздраженно продолжила Эстель, - И они решили довести его до самоубийства. А я подумала, что живой агент древнего Ордена может оказаться нелишней фигурой в нашей войне с Элени и Эжени. Только, признаться, Клод забыла тебе сказать – моя попытка поговорить с этой древней бессмертной потерпела неудачу. Придется тебе умереть – хочешь сам, хочешь мы поможем.

- А мне ничего не рассказала, - обиделась Селеста.
Она внимательно взглянула Клоду Орсе в глаза. Видимо, известие о том, что ему придется умереть, его явно не обрадовало.
- Постой... необязательно убивать его. Пока что, можно оставить здесь. А потом - посмотрим.

- А ты везучий смертный, - усмехнулась Эстель, - Но идем, Селеста, у нас много дел, - Она кивнула Клоду Орсе и вышла вслед за Селестой.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 17, 2009 3:18 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

15 марта 1794 года

Дом Робеспьера

Бьянка, Морис Дюпле, Робеспьер, Элеонора Дюпле

Попав домой, Бьянка около часа провела, неподвижно застыв перед свечой и обхватив голову руками. «Когда-нибудь мир должен услышать рассказ очевидцев о кучке молодых идиотов, которые перегрызли друг другу глотки просто потому, что не умели друг друга слушать». Эти слова Демулена не давали покоя. Как страшно то, что с ними происходит! Несчастный Камиль, которого винят во всех смертных грехах, он все прекрасно понимал и шел к своей цели, похоронив себя заживо. Один против всех. И ни шагу назад. Чертова революция, ведь Камиль прав — они убивают друг друга, в сущности, мечтая об одном и том же. От этих мыслей на душе становилось хуже и хуже. Она даже не смогла сегодня толком поговорить с Огюстеном — только сидела, также глядя на свечу и отвечала невпопад. А тут еще эта просьба — срочно увидеться с его братом. «Пора тебе признать, что ты окончательно запуталась и просто не способна держать ситуацию под контролем, синьора». Внутренний голос был прав. Как же ей не хватало Марата! Бьянка достала листок и расчертила его ровными линиями. Прочь все сомнения, есть главное — ее газета. Понимание всего остального придет позже. Только не начинать метаться и хвататься за все подряд. Газета. Робеспьер. Разговор. Она подошла к зеркалу и пригладила растрепанные волосы. Придется нацепить чепец, чтобы скрыть испорченную прическу. Костюм Жана Клери в надежном месте. Немного косметики, и она снова — скромная гражданка Жюльетт Флери. Бьянка одела накидку и вышла из дома.

Дверь в доме Дюпле открыл пожилой мужчина болезненного вида. Судя по всему, отец семейства. Глядя на нее, его глаза превратились в две пронизывающие подозрительностью молнии.

- Я к гражданину Робеспьеру. Мое имя — Жюльетт Флери. Пожалуйста, сообщите ему о моем приходе. Он ждет меня.

Морис Дюпле окинул взглядом молодую женщину и убедился, что был прав в своей первоначальной оценке: она ему не понравилась. Какая это воспитанная женщина будет разгуливать по улицам в такое время? И какая воспитанная женщина будет настаивать на встрече таким вот наглым образом? Знаем, была уже Шарлотта Корде. А он не намерен подвергать опасности жизнь своего квартиранта, и так тот на тень стал похож. Он уже собирался захлопнуть дверь перед носом у нахалки, объявив, что гражданина Робеспьера нет дома, но к женщине подбежала собака. Обнюхав ее, пес завилял хвостом и коротко залаял. Морис Дюпле едва не задохнулся от возмущения, представив, что скажет его супруга на то, что пришлось пустить в дом столь бесцеремонную юную особу, но озвучить мысль не позвол звук шагов наверху. - Морис, впустите, пожалуйста, гражданку Флери, - сказал Робеспьер, остановившись на лестнице. - Ко мне, Браун.

Бьянке вдруг захотелось сказать что-нибудь гадкое старику, который так плохо о ней подмал, но она только улыбнулась ему и проскользнула по направлению к лестнице. В спину ей уперся еще один взгляд. Дочь Дюпле! Влюбленная в Робеспьера! Черт возьми, вот только к Максимильяну ее еще не ревновали! Оказавшись в его кабинете, Бьянка заняла одно из кресел у камина, не дожидаясь приглашения. - Что случилось, гражданин Робеспьер? Я рисковала, изменив свой маршрут и надеюсь, что мне удалось замести следы. А еще надеюсь, что вы пригласили меня не для того, чтобы сказать о том, что я все испортила сегодня в Клубе.

- Вы не испортили, - Робеспьер закрыл дверь и указал Жюльетт на стул. - Но говорить мы будем и о вашем сегодняшнем выступлении в Клубе тоже. Признаться, я не ожидал, что вы решите появиться там... Хотя рано или поздно это должно было произойти. Не обижайтесь, но я бы сказал, что вы допустили две серьезные ошибки, прямо высказавшись о Дантоне и о некоторых якобинцах, в частности о Годэ. Теперь вам придется готовиться к тому, что вас не оставят в покое. И прежде всего - финансирование. Счет в банке - это правда или это был блеф? Ответьте, пожалуйста.

- Правду? - Бьянка поймала его взгляд. - Это блеф, который станет правдой в течение двух дней. Но есть в нем и доля правды. Этот счет действительно существовал, и перечисления, о которых я говорила, были. Но их было мало. Я ответила на ваш вопрос?

- Да, ответили. Хорошо. В первую очередь те, кто вами заинтересуется, а вами заинтересуются, я уверен, проверят вашу версию о финансировании. Дальше... Я изьял из архивов данные о Жане Клери, будем надеяться, что им понадобится много времени, чтобы восстановить их, но тем не менее вот что... В тех отчетах, а следили за вами довольно тщательно, содержатся довольно противоречивые и я бы сказал опасные для вас сведениея. Жан Клери имел связь с аристократкой по имени Элеонора Сольдерини, он же выдавал себя за студента реймского университета, тогда как на деле его там никто не знает, на его совести смерть нескольких агентов, которые только выполняли свою работу и у Жана Клери нет никаких свидетельств, что он существовал вообще. Все вместе это может стоить вам головы, гражданка Флери. И если эту информацию собрал я, то соберут и они, это только вопрос времени.

- Кто меня тронет, отправится к тем агентам-жирондистам, - зло сказала Бьянка. Затем смягчилась. - Простите. У меня был очень трудный вечер. Я устала и злюсь, что отправилась к Клубу. Это было ошибкой.

- Не следует срывать на мне злость. Я не ставил своей целью запугать вас, просто хотел указать на пробелы в вашей легенде. С этим можно было подождать, но не сейчас, когда времени так мало. На вашем месте я бы попытался сделать свою легенду более реальной. К примеру, оставить несколько записей, ничего не значащих, но свидетельствующих о том, что Жан Клери был здесь и десять лет назад, а не свалился к нам с неба. Так недалеко и до подозрений в шпионаже. Насчет записей... Я знаю, что такие вещи удавались Страффорду, отсюда делаю вывод, что это может быть по силам и вам.

- Да, мне это по силам, - устало сказала Бьянка. Она снова была готова расплакаться от бессилия. Впервые за много времени она ощущала себя беспомощной и радовалась, что кто-то пытается разбираться с ее проблемами. Главное, чтобы этого никто не понял. - Вижу, вы очень доверяете чутью Антуана Сен-Жюста, если сами до сих пор меня ни в чем не заподозрили. С вашей-то подозрительностью!

- Не только его чутью, но и чутью Марата, - ответил Робеспьер. – Антуан редко когда ошибается в людях, да и Огюстен, мне кажется, вам доверяет. – Неожиданно навалилась усталость, накопившаяся за все это время. Нелепость, но единственный день, когда ему удалось отдохнуть – тот день в пустом доме, между сном и бредом. Благодарить за это заговорщиков? Или Жюльетт Флери? – Сейчас сюда придет Огюстен, он принесет бумаги из комитета по надзору вашей секции, касающиеся Жана Клери. Это – наиболее полная информация о вас на сегодняшний день – проходя по инстанциям, бумаги отсеиваются. Мы просмотрим их, отсеем ненужные, отредактируем факты и вернем их на место. По последним донесениям Жюльетт Флери является сестрой Жана Клери. Сестру тоже могут искать, так что если вы не хотите опровергать этот миф, значит, вам необходим однофамилец, который был вашим мужем и который погиб на войне. Это будет честный республиканец, без особых претензий… а запись о вашем бракосочетании найдется в книге гражданских учетов одной из провинциальных коммун. Этим займется Огюстен. Что касается банковских дел, я не уверен, что вы сможете обеспечить все необходимые бумаги о вкладах, так как эти вклады должны быть очень мелкими и приходить в течении… - Робеспьер сверился с блоконотом. - … в течении полугода. Насколько я знаю, сейчас довольно популярна так называемая система обеспечения, когда деньги, небольшими суммами, вносятся за аренду или в залог чего-нибудь ценного. Допустим, Жюльетт Флери в свое время располагала некоторой суммой и около трех лет назад вложила ее в фермерское хозяйство, расположенное, естественно, в провинции. Учитывая реквизиции и кризис, сосчитать ваш действительный доход будет сложно, но вы сможете материально помогать своему брату, не требуя за это расписок и прочих бумаг. Этим тоже займется Огюстен. В ближайшее время он поедет в миссию. Но если у вас будут возражения, я охотно их выслушаю.

Бьянка ошарашенно молчала. На всякий случай она перетрясла все его мысли на предмет подвоха. Все чисто. Он не врет, не интригует. Он возвращает долг за свое освобождение и еще помогает той, что оказалась связанной с его ближайшими людьми и соратниками - Сен-Жюстом и Огюстеном. - Мне нечего сказать, гражданин Робеспьер, - наконец сказала Бьянка. - Я могу лишь поблагодарить вас за преподнесенный урок. Марат научил меня многому, да и сама я обладаю неплохими знаниями, но я оказалась недальновидной. Впредь учту и буду благоразумнее. Теперь я должна, наверное, спросить, могу ли я оказать вам ответную услугу?

- Не нужно спрашивать, - покачал головой Робеспьер. - Лучше дождемся возвращения Огюстена и хотя бы выпьем кофе.


***

Элеонора Дюпле посмотрела на часы. Половина первого. В это время Максимильян, если он дома, всегда пьет свежий кофе, чтобы собраться с силами и проработать еще несколько часов. Четким движением она поставила кофейник к огню и собрала обычный поднос. - Элеонора, детка, ты устала, - заметил Морис Дюпле, - Я сам отнесу сегодня… Элеонора смерила отца взглядом. - Кухня и кофе – женская забота, дорогой отец, - отчеканила она. - Милая… у Максимильяна посетитель, - замялся Дюпле.- Посетительница? – уточнила мгновенно Элеонора.

Ее отец покраснел и смутился еще больше, что стало абсолютным доказательством ее правоты. - Дочь Дюпле должна быть выше этого, - Отрезала Элеонора, гордо поставила на поднос вторую чашку и удалилась вверх по лестнице. Любую соперницу стоило знать в лицо -  эта тактика не подводила многие годы. Как на подбор в результате все посетительница Максимильяна, если они были незамужними и миловидными особами, оказывались неблагонадежными заговорщицами, что всплывало через третьи руки и, конечно, абсолютно случайно. Подойдя к двери, Элеонора тактично постучала три раза, как всегда было заведено.

- Доброй ночи, Элеонора, - Робеспьер обернулся на звук открываемой двери. - Право, не следовало беспокоиться... - Он убрал со стола бумаги, освобождая место для подноса. - Благодарю вас.

- Доброй ночи, гражданин Робеспьер, - Элеонора стала расставлять чашки, быстро оценив посетительницу.  Катастрофа, настоящая катастрофа. Максимильяну всегда нравились такие, невысокие худые блондинки (сама Элеонора была высоковатой брюнеткой). Ничего… отец узнает ее имя, а потом как обычно. Неблагонадежность в глазах Максимильяна – худший из недостатков, - Заботиться о Вашем здоровье  - мой долг, а кофе придаст Вам силы, - Гражданка…  Элеонора вопросительно посмотрела на гостью, - Прошу Вас.

Бьянка подняла на нее глаза, затем посмотрела на Робеспьера. Тот делал вид, что ничего не произошло, но внутренне сжимался от целого созвездия разных эмоций. Эта бедняжка уже много лет ждала, что он женится на ней, а он не делал этого шага. А еще толкует с трибун о добродетели! Впрочем, возможно, у них дальше чашки кофе не заходило. Копаться в их мыслях Бьянка тактично не стала. - Благодарю, гражданка Дюпле, - она опустила глаза, изображая вежливость. - Я не извинилась перед вашим отцом за поздний визит. Некрасиво с моей стороны. - Бьянка старательно спрятала свой итальянский акцент. Одно время она перестала это делать, и от каждого второго слышала вопрос, не иностранка ли она. Теперь надо было быть осторожной. Ревнивая женщина - страшнее, чем вооруженный санкюлот.

- Не стоит благодарности, гражданка, - Элеонора Дюпле с достоинством кивнула и повернулась к выходу из комнаты, - Максимильян, я нагрела плед. Как только Вы скажете, он будет доставлен наверх, чтобы Вы не схватили случайной простуды. Мы этого не допустим.

- Элеонора, ради всего святого! - Робеспьер раздраженно хлопнул ладонью по столу, но тут же совладал с собой. - Мне кажется, что беседа частного характера сейчас очень неуместна.
 
- Как скажете, гражданин Робеспьер, - Элеонора смертельно обиделась и дала себе слово разузнать об этой "посетительнице" поподробнее, раз она привела Максимильяна в столь подвижное состояние духа, - Только позвоните в колокольчик - Мы к Вашим услугам, - Она вышла из комнаты, сохраня свою безупречную осанку.

***

Бьянка уткнулась в чашку с кофе, стараясь не рассмеяться. Ну и методы у этой гражданки! Неудивительно, что он на ней не женится, это же не женщина, а солдат в юбке! Молчание затягивалось, это становилось невежливым, но Бьянка знала, что если поднимет глаза, то не сможет скрыть, какое впечатление произвела на нее Элеонора.

Робеспьер только покачал головой, глядя на дверь. Слов, чтобы что-то сказать просто не было. Забота - это, безусловно, хорошо, но должно же быть еще и какое-то чувство такта! Впрочем, извиняться за глупость, совершенную другим человеком еще более бестактно. - Что вы теперь намерены делать с вашей обещанной статьей о борьбе фракций, Жюльетт? - спросил он. - Вы заявили, что не принадлежите ни к одной, но все же рискнете дать собственную оценку происходящему?

- Я рискну ее дать. Я же обещала. Хотите расскажу вам, по какому принципу будет построена моя статья? Я возьму по три лидера от каждой фракции. И проанализирую их цитаты - обещания. Четыре года назад. Три. Два. Один. И сегодняшний день. Также я проанализирую рост их благосостояния за прошедшие четыре года. Часть информации у меня собрано, часть предстоит собрать.

- Будьте осторожны, так как за это время многое изменилось и то, о чем свободно говорили еще три года назад, может быть неверно истолковано сейчас. Не думаю, что вам будут очень благодарны те, кого вы поймаете на слове. Вы еще не выиграли этот поединок, в который вступили, поэтому не заводите себе новых врагов. Вы можете проанализировать их обещания и цитаты, но пока что не касаясь благосостояния, иначе в самое ближайшее время этот вопрос коснется вас, а вы не готовы...

- Я не готова. Согласна. Но я буду готова. Скажу вам откровенно, гражданин Робеспьер, вопрос благосостояния в голодающей республике важнее многого. Никогда не смогу понять, каким образом некоторые люди, начинавшие революцию нищими, умудрились нажить себе состояния и не лишиться головы? И это - в стране, где каждый член Конвента кричит с трибуны о принципах, равенстве, братстве и подобном?

- Есть множество финансовых афер, - пожал плечами Робеспьер. - И коррупция.

- Только деятельность части коррупционеров становится достоянием общественности, а часть прикрывается. - Бьянка мягко улыбнулась. - Я понимаю. Это политика. И не мне о ней судить. Пусть останутся цитаты и обещания. Анализ благосостояния подождет.

- Верно, - кивнул Робеспьер. Его внимание привлекла собака. Выбравшись из-под стола, пес сел у двери. - Наверное, пришел Огюстен. Готовьтесь к напряженной работе, Жюльетт. Нужно просмотреть все бумаги на вас и желательно сделать это сегодня.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 17, 2009 3:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

16 марта 1794.
Париж.
Сен-Жюст, Анриетта Леба.

Анриетта со вздохом отложила книгу. Уже около получаса она пыталась сосредоточиться на написанном, но слова не желали складываться в предложения и обретать смысл.
Девушка до сих пор была несколько растроена из-за быстрого возвращения в Париж. Тогда, ночью, она уснула в карете, но не помнила, как оказалась на своей кровати - значит, ее кто-то отнес. Ей очень хотелось надеяться, что это был Сен-Жюст, и поэтому уточнять у домочатцев она не стала.
Анриетта поймала очередной сочувствующий взгляд - Элизабет понимала, что девушке хочется быть вместе с Сен-Жюстом, а не заставлять себя читать.
"Интересно, а как она отнесется к моей просьбе отпустить меня пообедать с ним?" - девушка задумчиво посмотрела на жену брата, мирно вышивавшую у окна.
Через некоторое время разрешение было получено, при условии, что Анриетта вернется сразу же после обеда.
"Скорее всего, ей просто не захотелось меня разубеждать и отговаривать", - подумала девушка, надевая накидку.
- Да-да, сразу же после обеда, - отзвалась она на оклик Элизабет и вышла из дома.
На мгновение зажмурилась от яркого солнца. Подняла голову к небу и улыбнулась. Свобода - голубое небо.
Быстрым шагом направилась к Тюильри, размышляя, как Сен-Жюст отнесется к такому явлению.
"А вдруг, я его отвлеку? или ему будет некогда и тогда придется возвращаться. И ведь глупо будет обижаться - сама все понимаю, отдаю себе отчет - но иду".
Входя в Тюильри, Анриетта смущенно опустила глаза - ей казалось, что взгляды находящихся там людей прикованы к ней.
- Передайте, пожалуйста, гражданину Сен-Жюсту... - ей протянули листок бумаги, перо и чернильницу.
Девушка быстро написала: "Антуан, я здесь и я хочу с тобой поговорить. Анриетта". Свернула листок пополам и передала обратно.
- Ждите здесь, - и служитель удалился.
Анриетта вздохнула и принялась разглядывать потолок.
Сен-Жюст с удивлением взглянул на человека, который передал ему записку. Странный взгляд, однако. Он развернул записку и все понял. Два года назад он ловил подобные взгляды, когда в Тюильри распространялась очередная сплетня про его связи с женами депутатов Конвента. К слову сказать, сплетни всегда были несправедливыми - такого он никогда себе не позволял, предпочитая заводить себе девушек, не связанных с политиками. Теперь все говорили о его романе с Анриеттой. Что ж, в этом нет ничего плохого. Тон записки, правда, наводил на тревожные мысли. Часы пробили три - самое время пообедать. Сен-Жюст сбежал по ступенькам и вышел из Тюильри. Анриетту он увидел сразу. Быстро поцеловал и коротко спросил:

- Что-то случилось?

"Ох, не те это были слова в записке", - со стыдом подумала она.
- Нет, Антуан, ничего не случилось. Я хотела пообедать вместе с тобой, я ведь правильно угадала время, - Анриетта заглянула ему в глаза, - не сердись, пожалуйста...
Дожидаясь Сен-Жюста, она немного постояла внутри, но потом вышла - не хотелось привлекать внимание, даже просто своим присутсвием.

- Ты меня напугала. - строго сказал Сен-Жюст. - Пожалуйста, не пиши так больше. Я испорчен, бесповоротно и навсегда. Мне видятся плохие новости в таких записках. А ты теперь - часть моей жизни. - Он обнял Анриетту и повел ее к кафе "Отто". - Но раз ты пригласила меня на обед, тебе придется променять таланты Элизы на дешевую стряпню этой зебегаловки.

- Я больше не буду, - пообещала Анриетта, - в следующий раз я просто напишу то, что хотела сказать, хорошо? - она легко поцеловала его в щеку, - знаешь, Антуан, в твоем обществе что угодно покажется прекрасным...
"Кажется, когда-то я уже так говорила, или, по крайней мере, думала".
- Вот, где, значит, обедают граждане политики, - улыбнулась она, глядя на вывеску кафе.
В стеклах отражались облака.
"Равенство - перед небом все одинаково чисты, как белые облака".

- Как себя чувствует Элиза? - спросил Сен-Жюст, с аппетитом набросившись на еду. - В последнее время она обижалась на меня, считая, что я похищаю ее любимого супруга и твоего любимого брата и гоняю в миссии. Я прощен?

- Думаю, прощен, - Анриетта отпила кофе, - она неплохо себя чувствует, только вот мы с братом ее волнуем, видимо.
Она с интересом огляделась, но достаточно быстро вернулась к созерцанию процесса поглощения еды и спрятала улыбку.
- Выяснился интересный факт... я не люблю, когда на меня смотрят много людей.

- Привыкай. - улыбнулся Сен-Жюст и поцелвоал ее руку. - Ты - невеста политика. На тебя будут смотреть и тебя будут обсуждать. Это - сопровождающие твой выбор обстоятельства.

- Привыкну. Просто сам ведь понимаешь, до этого мне не уделяли столько внимания. Тихо, не говори об обстоятельствах, - шепотом сказала она, - а то они опять услышат, - и подмигнула.
- Ты после обеда вернешься обратно в Тюильри? или же мы можем пойти куда-то вместе?

- Мое время - утро и ночь, - серьезно сказал Сен-Жюст. - Тебе что больше нравится?

- Ночь мне нравится больше. Все же утро и день лучше проводить рядом с Элизой, так мне спокойнее. А к вечеру она сама обычно становится расслабленнее.

- Значит, побег? Ночной Париж? - подмигнул Сен-Жюст.

- Почему же побег? - улыбнулась Анриетта, - ведь нам больше не запрещают видиться спокойно. Ночной Париж... красиво звучит. А ты расскажешь мне сказку? - она чуть наклонила голову и хитро взглянула на Сен-Жюста.

- Расскажу. Это будет сказка о бессмертной королеве-убийце, обреченной на вечное одиночество. Согласна?

- Согласна. А потом я это проиллюстрирую, можно?

- Отлично, моя дорогая Анриетта! Сегодня в полночь я буду у тебя. Подготовь брата, иначе он расстроится. А Элиза к этому времени будет спать. - Сен-Жюст расплатился и поднялся, протягивая ей руку. - До встречи, Анриетта!
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 17, 2009 3:31 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

16 марта 1794.
Париж, Новый Мост.
Эжени, Элени, Призрак Нового Моста, Пьер Вюзо.


«Ты умрешь, как и подобает грязной шлюхе»
Она отступила на несколько шагов и уставилась на него немигающим взглядом.
«Ты не посмеешь».
И посмотрела вниз. В реке отражались тысячи звезд. Тысячи загубленных душ, которые не нашли себе места на земле. Когда-то мама рассказывала ей эту сказку.
«Ты убила Мадлен!»
В темноте сверкнул кинжал.
«Я сказала ей правду».
«И ты подавишься своей правдой, грязная шлюха, неудачница, сумасшедшая тварь»
Только не кровь. Камни говорят правду, не так ли? Тот камень, что ты видела в старом замке в предместье Сент-Оноре.
«Прах к праху. Камни заберут тебя. Твоя душа отправится к звездам, когда та, что придет отомстить за меня, выпьет тебя до дня»
«Заткнись, мерзкая старуха, достаточно!»
Крик, разрывающий темноту. Вечный холод и вода. И звезды. Теперь ты с ними.

***

Элени бросила перо и только сейчас поняла, что ее бьет дрожь. Еще несколько страниц кошмара. Чья-то загубленная жизнь, чье-то старое проклятье. «Кто ты, зачем ты мучаешь меня и что хочешь мне сказать?» - шептали ее губы. А глаза перечитывали листки, на которывх ее ровным четким почерком были написаны слова. Слова-признания. Слова – чужая боль. В последнее время этот кошмар возвращался все чаще. Просыпаясь, она хваталась за перо и писала, выхватывая чьи-то мысли. Она слилась с жизнью неизвестной ей женщины. Предсказаньем и проклятье. Мертвая девушка и ее жених, помешавшийся на мести. Париж начала века, не загубленный революционными веяниями, прекрасный и чистый. Ее Париж, который она так хорошо знала. Шорох за спиной. Черная высокая фигура. Она? Та самая, что похитила ее сны и мысли? Элени закрыла лицо руками и внутренне сжалась. А потом закричала, когда на ее плечо легла чья-то рука.

- Тихо, это всего лишь я, - Эжени отдернула руку с плеча подруги и присела на край стола, - Я рада, что ты пишешь. Твое воображение однажды обязано было дать себе дорогу. Я пришла предложить тебе провести вечер вместе. Я не уверена, что их много осталось. Так что - дашь посмотреть – уверена, что ты превзойдешь меня и тут. Я хочу видеть это первой.

- Нет, нет, нет!!!! - крикнула Элени и лихорадочно смяла исписанные листки. Потом обняла подругу и уткнулась ей в плечо. - Я боюсь.. боюсь... Я ведь не сумасшедшая... ты не поверишь... это.. писала.. не я!

- Нет, милая Элени, нет. Это я виновата. Мои сказки увели вас всех далеко от реальности, и никто из живущих не знает, что с ними делать, - Эжени улыбнулась, - Одну сказку я убила в душе Феликса, который просил меня вернуться. Настало время прощаться и с другими. Что смутило твою душу? Пора прощаться с волнениями и тревогами. Тебе ли это не знать.

Элени молча протянула ей скомканные листки и отошла к окну.

- Это она. Новый мост. Ее убили там… так появляются призраки… это было в книжке… Она просит о помощи... тебя? А я буду твоими глазами, я поняла, - Эжени посмотрела на Элени краем глаза, - Это будет хорошее приключение, после чего она присоединится к тем, кто ждет меня на том берегу. Их много, Элени. Я сделала ошибку, уйдя из Театра. Они теперь машут мне и не понимают, почему я задержалась, а не иду им навстречу.

- Господи, о ком ты говоришь? Кто машет? О ком ты, Эжени? - Элени уже взяла себя в руки и старалась говорить спокойно. - Ты хочешь сказать, что за меня пишет твой призрак? Но это.. абсурд! Разве нет? Но, с другой стороны, я только что призналась тебе, что не я - автор этих строк. Она снится мне каждую ночь. Девушка. Мадлен. И та, что предсказала ей скорую гибель. Мадлен жила недалеко от Нового моста и готовилась к свадьбе. Она была чудесной девушкой, и ее все любили. А страшная уродливая старуха ходила за ней по пятам и что-то говорила о смерти. В конце концов, Мадлен умерла во сне накануне свадьбы. Врачи говорили, что у нее было больное сердце, а ее жених... - Элени схватилась за голову. - Ну вот, опять!

- Элени, милая Элени, я могла бы успокоить тебя, взяв в сад Люксембург, где мы до утра вспоминали бы древние легенды. Но хватит очарования. Опиши мне цыганку. Если это – моя цыганка, то она верно предсказывает. И я буду только рада тому, что смерть достается мне. Элени, - Эжени взяла ее за руку, - Я решила, - Пусть за гранью только ад для проклятых. Я не переживу его ни на минуту. А потом он просто будет ждать меня в вечности, а я не приду, потому что буду в аду. И он забудет меня. А я буду счастлива. Он выпускает последний номер. Я пришла проститься. Но цыганка не даст тебе покоя – это надо закончить.

- Ты что, решила уйти в огонь? - Элени снова была собой и говорила спокойно и деловито. - Не заставляй меня просить Армана влезть в твои мысли, дорогая подруга. Скажи честно. Решила? Если да, то я не позволю тебе совершить этот немыслимый шаг. Твоя цыганка подождет. Главное - это ты.

- Цыганка не ждет. Она не даст покоя. Пошли, Элени. Она правда верно предсказывает даже после смерти, - Эжени потянула Элени за собой.

***
Новый мост. Странно – прошло так немного времени, а столько изменилось. И Камиль не держит за руку, успокаивая, и даже Элени, казалось, пала духом.
А силуэт впереди все тот же.
- Элени, ты видишь ее?, - Эжени тронула за плечо подругу.

- Нет, нет, только не она, - расхохоталась старуха, - Твоя подружка не из тех, кто однажды увидит меня. Пусть решает головоломку, в которую даже поверить не может. Смешно, не так ли? – призрак разразился кудахтающим смехом.

- Тогда почему она? – удивилась Эжени.

- Сначала более подходящим мне показался твой спутник, - довольно ответила старуха, - Я даже не знала, кто из этих двоих выглядел более самоуверенно и кто из них более энергично возьмется за нужное мне дело. Но потом я увидела в ее глазах то, что отбросило все сомнения и предрешило мой выбор. Жажда тайны, желание вытаскивать скрытое на поверхность, пользуясь в качестве оружия только своей отточенной логикой. Это то, что мне нужно. Она не остановится ни перед чем, чтобы найти разгадку и ни за чт не поверит, что просто сошла с ума.

- Элени, расскажи ей последние слова твоего рассказа.

- Кому "ей", - нахмурилась Элени.

- Элени, ты можешь уйти, - нахмурилась Эжени, - ты не видишь ее, потому что ты не умрешь. А дл меня то, что мы умрем с ним вместе – тоже счастье. И я обещала ему принять даже любую скорбь за подарок от него. И она принесла мне счастье говоря о том, что я его не переживу. Если не веришь- уходи. Веришь – цитируй.

Элени положила руку на плечо Эжени. - Не злись. Я не вижу ее, но я процитирую. Мне кажется, эта фраза больше всего подходит. «Прах к праху. Камни заберут тебя. Твоя душа отправится к звездам, когда та, что придет отомстить за меня, выпьет тебя до дня». Так сказала моя героиня. Старуха со скрюченными пальцами. Точнее, она никакая не старуха. Ей всего 54, просто жизнь искалечила ее, и она стала старой и страшной.

- Элени, - Окликнула подругу Эжени, Она стоит почти сливаясь с тобой. Она хочет стать тобой… Или я ничего не понимаю. Пошли отсюда скорее…

- Она хочет, чтобы за нее отомстили, - глухо сказала Элени. - Мы должны найти того человека, что убил ее, и сделать с ним то же самое. Он до сих пор жив. Стар и болен. Но полон сил. Призрак не может узнавать имена. Лишь образы и мысли. Они навсегда остались с ней, в прошлом. В ту ночь, когда оборвалась ее жизнь - трудная, но полная счастья и прекрасных открытий. Лишь с его смертью к ней придет успокоение. Только с его смертью. - Элени оперлась на перила и беспомощно взглянула на Эжени.

- Смерть одного за свободу другого… Да, вот он – мир людей, - мрачно заметила Эжени, - И почему этой девушкой, умершей семьдесят лет назад была не я? Ни соединятся в итоге, а мне придется долго ждать. Тысячу лет или две. Неважно. Может быть, он тоже призывает к себе смерть, а она немилосердно обходит его?


- Он никогда не бывает на Новом мосту. Но живет неподалеку. Он одинок. Его жена умерла, но он вспоминает не ее, а Мадлен, на которой ему не суждено было жениться. По ночам он выносит стул и садится перед домом. В его квартире нет балкона, а он любит смотреть на звезды. Он помнит ту самую сказку о душах и считает, что с неба на него смотрит его рано ушедшая из этого мира невеста. А потом он идет на кухню и, свистнув собаке, усаживается у камина, скипятив себе чаю. Всегда одинаково. Из года в год. Он каждый вечер кашляет кровью, у него отказывают ноги. но смерть не забирает его, хотя он и молит о том, чтобы она пришла. Бесполезно. Смерть будет ему избавлением. Это не выход. - Элени провела рукой по глазам и устало взглянула на Эжени. - Я готова поверить в твоего призрака. Только пусть она больше не говорит от моего имени. Мне это не нравится.

- Она не будет. Она тобой довольна, - Безразлично ответила Эжени, думая о своем, - А как ты думаешь, для смертных смерть – это тюрьма или свобода, - Она подхватила Элени под руку и последовала за ней на левый берег Сены к одному из безликих многоквартирных домов, построенных прямо перед Революцией, - Интересно, что для него будет милосерднее – жить с таким грузом или умереть? Смешно, две бессмертные в роли судей между призраком и человеком. Но про тебя цыганка не ошиблась. Тебе страшно, но тайна влечет тебя.

- Она что, меня с тобой обсуждает? - скептически начала Элени, но осеклась. - Не буду, не буду. Значит, твой призрак считает, что меня влекут тайны? Наверное, в чем-то он прав. Ты идешь так уверенно, ты знаешь, куда идти? Хотя дом я, наверное, узнаю - в моей книге он написан, как живой. Что касается милосердия? Что ты называешь грузом? Смерть возлюбленной в ранней молодости? Убийство цыганки тогда же, в ранней молодости? Не смеши меня, Эжени, разве это груз? Смертные все цепляются за жизнь! - Элени говорила уверенно, словно пять минут назад не вещала совершенно противоположное.

- Как и мы… - заметила Эжени, - Все любят жизнь. Но не все жаждут бессмертия. Но мы пришли, Элени. Этот дом ты имела в виду?

***
Пьер Вюзо потер здоровой рукой иссохшее плечо. Шестьдесят лет назад на каторге ему перебили правую руку, и вот уже почти полвека она висит бесполезной плетью. А с момента его преступления минуло уже более пятидесяти лет – а все равно все как наяву. Стук сухого судейского молоточка. *Тридцать лет каторги послужат Вам уроком, юноша. Вам нужно врем для раскаяния*.

Да что он понимает, этот судья. Он не знал его милую Мадлен. Поэтому раскаяние не приходило, как и смерть. Как можно раскаиваться в том, что он стер с лица земли чудовище, которое похитило его любимую? Любимая… Мадлен, с каштановыми волосами и нежными руками, стоявшая перед ним каждую ночь, как живая, с застенчивым и всепрощающим лицом. Она ждет его и только смерть разделяет их от вечной близости. Но смерть не идет. Пьер Вюзо зябко поежился в кресле качалке, как вдруг услышал тихие шаги. Он развернулся так резко, как позволял возраст. Дверь убогой квартирки была открыта. На пороге стояли две женщины, одна – фантастически красивая с кукольным, неземным лицом, вторая – повыше ростом, болезненно худая, но с большими глазами.
- Вы кто? – попятился назад Пьер Вюзо, - Воровки? Цыганки?

- Мы - твоя судьба. И у тебя есть возможность выбора. Уродливая жизнь или красивая смерть? - Элени сделала шаг вперед. Ее движения были плавными и размерянными - словно она играла на сцене.

- Мои молитвы услышаны, - каркающее заметил старик, - Я зову смерть последние семьдесят лет. В столе пятьдесят ливров, красавица, тебе за труды. Доставай свой кинжал.

- Подожди, - Эжени пристроилась в углу, разглядывая комнатушку, - Элени, если ты убьешь его сейчас, предсказанное не сбудется. Камень. Камни, которые должны забрать его. Мы не воровки и не цыганки, - пояснила она старику, - мы пришли от призрака Нового Моста, чтобы попробовать пролить свет на давнюю историю.

Старик отшатнулся.
- Вас послала она! Вы – тоже призраки, конечно! И вы хотите убить меня, как хочет она, чтобы она забрала меня себе, и я занял ее место на Новом Мосту! Она давно этого хочет, это ее возмездие.

- Она сама вам об этом сказала? - заинтересовалась Элени. - Вы будете бродить по мосту и пугать прохожих, предсказывая им смерть? Мне жаль этих прохожих. Вы будете, наверное, очень страшным призраком.

- Я… Я вижу ее во сне! Она забирает у меня Мадлен вновь и вновь и повторяет, что я должен занять ее место и заслужить ее прощение, - в ужасе закричал старик. Его зубы выбивали отчетливую дрожь.

- Элени! Стой! Подожди, у него тоже своя правда. Камиль говорит, что иногда надо выслушать обе стороны, - Эжени подскочила к подруге, понимая, что та намеревается сделать, - Пошли. Мы берем его на Новый Мост. Там все решится.

***
- Быстро вы справились! - старая цыганка положила руку на плечо Элени, второй провела по ее волосам. - Хотела бы я быть этой красавицей, которая верит лишь в смертьи в саму себя. Моя душа и эта прекрасная внешняя облочка нашли бы друг друга...

- Эжени, я не знаю, есть тут кто-то или нет, но если есть, то надо, наверное, обсудить, что с ним дальше делать! - заговорила Элени, обращаясь к подруге. - Этот человек стар и болен, у него вот-вот от страха остановится сердце, и тогда мы уже ничего не сможем сделать. Ведь твоем призраку не труп нужен, я правильно поняла?

Эжени кивнула цыганке, наблюдая за Пьером Вюзо и Элени, - Итак, мы снова здесь. И пора правде восторжествовать. Ты насылала Элени видения, чтобы она стала твоим орудием и убила этого смертного. Причем тут камень? И неужели ты не можешь стать свободной просто сбросив путы ненависти?

Пьер Вюзо молчал, смотря остановившимся взглядом на цыганку:
- Семьдесят лет… семьдесят лет прошло. И я снова вижу мою Мадлен. Я прятался от нее все это время…а она ждала меня тут… Только тут я вижу ее четко, моего ангела с каштановыми локонами, - пробормотал он в бреду.
- Тут теперь два призрака? - вежливо поинтересовалась Элени у Эжени.

- Нет, один, - мрачно заметила Эжени, - Но для него здесь и вовсе она одна. Это не призраки, это любовь. Я против того, чтобы обрекать его на вечное заточение на Новом Мосту. Тогда он больше никогда не увидит свою Мадлен.

- Ах вот ты как заговорила? - прищурилась старуха. - Жалеешь этого человека? Пожалей лучше себя.

- А себя мне жалеть нечего, - не менее мрачно заметила Эжени, - Я все решила и мой корабль ждет меня. Но ты не ответила на вопрос: причем тут камень?

- Мне нечего скрывать, - с болью проговорил Пьер Вюзо, - Я юбил прекрасную девушку,Мадлен, а она - он указал пальем на цыганку, - отняла ее у меня. Я просто свершил возмездие, я не виноват. И это она теперь приходит каждую ночь и требует освободить ее и занять ее место. А Мадлен смотрим и все понимает, моя Мадлен, я же рассказывал. А камни тут нипричем, я честно завалил могилу, я не хотел скрываться, я просто похоронил труп!

- А как вы убили ее? - продолжала допытываться Элени. - Камнем по голове? Или, может быть, камень на шею? Она утонула? Как она умерла, Пьер?

- Нож...-говорил Пьер, глядя перед собой, - нож.... я выбросил его в Сену, я не специально. Я не пытался скрыться...

- Так, Элени, - заметила Эжени, - Может, надо просто похоронить ее по-человечески?

- Ищешь легких путей? - цыганка засмеялась и растворилась в воздухе.

- Подожди, женщина Так что же – кто-то должен занять твое место, ты обрести могилу, а смертный – смерть? Камиль теперь иногда говорит о могилах, - грустно заметила Эжени, - И говорит, что любит жизнь все больше, чем ближе он к краю пропасти. Никто из нас не знает, где найдет упокоение. Но может однажды другая женщина – не я – принесет и ему цветы и достойную землю, чтобы покоиться в ней до Суда. А я буду слишком далеко, чтобы самой оплакать его еще раз . Нет, собственной могилы заслуживают все. Мы похороним тебя по-человечески...И пусть исполнится предначертанное.

- Я готов к смерти, - взгляд Пьера Вюзо прояснился, - И готов занять ее место. Мадлен поймет, она дождется, - Он повернулся к Элени.

- Ну что ж, в таком случае ты сделал правильный выбор. Прощай. Это будет самым красивым приключением твоей жизни. - Элени подошла у нему и дотронулась до его шеи. Она не любила жестоких убийств. А этот человек за короткий промежуток времени стал ей даже симпатичен. Еще одна короткая история, из которых сплетена вечность. История с грустным концом. Или наоборот? Когда его сердце перестало биться, Элени с нежностью уложила его на мост. - А он и правда любил свою Мадлен. - пожала плечами она и улыбнулась. - Наша история закончена?

- Осталось похоронить тело на заставе Сен-Оноре, - грустно ответила Эжени, - Это были не те обстоятельства, в которых мы властны над ними. Она была права – мы всегда ищем легких путей, но они хотя бы прямые. Пошли скорее к заставе. Мы упокоим их обоих там. И камни примут его, а потом его душа станет новым призраком Нового Моста.. А Мадлен дождется и простит. Скорее, Элени, мой смертный скоро придет ко мне, а я не хочу пропустить ни одного взгляда.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Ср Ноя 18, 2009 12:26 am), всего редактировалось 2 раз(а)
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 17, 2009 7:44 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

16 марта 1794 года

Бьянка, Сантьяго, Альбертина Марат


- Понимаешь, Сантьяго, у нас абсолютная несовместимость характеров, - рассуждала Бьянка. Они уже час прогуливались по улицам, собираясь навестить Альбертину около девяти. - Сен-Жюст во-первых, очень наглый тип, во-вторых, ни о чем не думает кроме своих личных интересов, в-третьих, мне надоело быть предметом изучения. Я все поняла про него! Его интересую не я, а мои способности! Я для него — это почти что его любимый Страффорд, которого он поминает по поводу и без повода. Только я в своем роде даже лучше, потому что я женщина и на меня приятнее, видимо, смотреть.

- Я уже понял, что вы разводитесь и друг друга ненавидите так, что жить не можете по отдельности, - улыбнулся Сантьяго, - Слушай, ну вот что ты говоришь такое. Если бы ты действительно ненавидела Сен-Жюста, ты бы просто давно его убила. А вот история про Страффорда тебя действительно задела. Мне даже кажется, что с этого все и началось - как только ты заподозрила, что он поклоняетя не только тебе, и что ты - не настолько уникальное явление природы, как привыкла считать, - Он пожал плечами, - И вместо того, чтобы выяснить отношения раз и навсегда и наслаждаться жизнью, ты выбираешь жизнь на вулкане, кипение страстей и долгие мучения. Нормальный женский выбор, и такая ты мне гораздо больше нравишься.

- Я ничуть не изменилась! - вспыхныла Бьянка. - О чем ты говоришь! И Страффорд тут совершенно ни при чем. Ты не хуже меня знаешь, что вокруг Сен-Жюста всегда крутились разные бессмертные. И твоя любимая Дюваль тоже. И ее подружка из театра вампиров. Эжени, кажется. И я совершенно не уникальна. Тьфу, ты меня запутал, я забыла, что хотела сказать. - Бьянка рассмеялась. - И вообще, дурацкую тему мы выбрали. Нам пора к Альбертине.

- Изменилась и в лучшую сторону, - уперся Сантьяго, - И елси бы я стал рассказывать тебе при каждом случае, как прекрасна моя любимая Дюваль, ты бы меня быстро выгнала. Но я всегда давал тебе понять, что ты для меня была и остаешься совершенно особенной, и сравнивать тут не с чем. Дюваль тоже особенная, но это мы будем обсуждать уже с ней, - ехидно заметил Сантьяго, - Поэтому просто чеестно спроси у него какое именно место он тебе отводит и не соглашайся на рядовое подопытное животное. Ты достойна большего. Только спроси, ладно, а не додумывай?

- Хватит мне мест! - на этот раз Бьянка не скрывала, что задета. - Мое место может быть только одно. Первое. Ну, в крайнем случае, второе - если предположить, что на первом - революция.

- Место должно быть не первое или второе, а особенное, мне кажется, - заметил Сантьяго, - Все-таки батальоны считают в армии, а не в таких вопросах. А ты рассуждаешь так, будто решила начать военную карьеру и ветси активные боевые действия, - рассмеялся он, - Все, не знаю, что еще тебе сказать. Ну хочшеь, убьем его, но тебе же скучно будет. Пошли к Альбертине.


***

Альбертина долго не открывала. Наконец, послышались знакомые шаги за дверью. Через минуту на пороге показалась мрачная фигура. Альбертина впустила гостей и, захлопнув дверь, принялась навешивать замки.

- Ты что, перешла на осадное положение, - удивился Сантьяго, - Или не рада нам?

Бьянка тем временем, оценив обстановку, метнулась в комнату. Там было все перевернуто и подозрительно тихо. Не слышно было привычной возни Симоны на кухне. - Альбертина, что случилось? Где Симона? Кто тут был? - быстро спросила Бьянка.

Альбертина сверкнула черными глазами и насупилась. - Откуда мне знать, кто тут был. Контрреволюционеры были и мерзавцы. На Симону напали, нож приставили, хорошо, не зарезали. Дом перерыли - что-то искали. Потом ушли.

- А где была ты? И странно, что ее оставили живой, - пробормотал Сантьяго, - И где именно рылись?

- Симона осталась жива, потому что искали не Симону, - мрачно сказала Бьянка.

- А кого? Уж не тебя ли? - огрызнулась Альбертина. - Не знаю, что искали. Бумаги, я полагаю.

- Это вторая попытка. Нужно нанять людей, которые будут охранять этот дом! - Бьянка в отчаянии всплеснула руками.

- Плохая идея, - возразил Сантьяго, - Особенно если охотятся на тебя, - У сестры и вдовы Жан-Поля нет денег на охрану. И потом ты так уверена, чтоони вернутся, елси не нашли что искали в этом месте?


- Да что ты такое мелешь, Клери! - взорвалась Альбертина. - Сестра Жана Поля никогда не склонит головы перед подлыми трусами, которые врываются в дом, чтобы напасть на женщину! Никогда, слышишь? Лучше смерть. Пусть попытаются, пусть только попробуют! Какая охрана, к чертовой матери, Клери? Я теперь вооружилась и буду отстреливать всех, кто попытается еще раз поднять руку на меня или Симону!

- Я знаю, что это не лучшая идея. - пролепетала Бьянка. - Я просто не знаю, что делать. Кто-то мечтает любой ценой заткнуть "Друг народа". Кто-то обижен на тебя за то, что ты связалсь со мной и не дала кордельерам выпускать эту газету. Тебе надо уехать. У тебя есть родственники в провинции, я знаю, что есть! Сантьяго, убеди ее! Пожалуйста!

- Убедить Альбертину Марат, - ухмыльнулся Сантьяго, - Ты что, шутишь? А почему бы тебе не убедить своего приятеля Огюстена помочь нам? Ну и с третьей стороны... Я могу днем все время быть тут. У тебя ведь в светлое время дня другие дела, верно?

- Ну уж нет, не надо из-за меня менять своих планов, - насупилась Альбертина. - Хотя мне и приятно. Давно тут мужика нормального не было.

- Огюстена? - Бьянка захлопала в ладоши и поцеловала Сантьяго в щеку. - Ты гений! Побудь тут. Я мигом. Если все получится, мы уедем сегодня же!

Альбертина только успела открыть рот. Бьянки в доме уже не было.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Ноя 17, 2009 8:14 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

16 марта, 1794

Париж, Тюильри.

Бьянка, Огюстен и Максимильян Робеспьеры.

Происшествие с Альбертиной потрясло Бьянку до глубины души. Сколько еще будет попыток свести с ней счеты? Мерзавцы действовали нагло и теперь было понятно, что они не остановятся. Альбертина наотрез отказалась от личной охраны, обидевшись за подобное предложение. А что еще можно было ожидать от сестры Жан Поля? В разговоре Альбертина упомянула крошечное поместье в Сен-Пре, в котором проживала ее пожилая родственница. Уехать ненадолго из города — это единственное, на что удалось ее уговорить. Расставшись с Сантьяго, Бьянка размышляла о предстоящем путешествии. О том, чтобы открыть Альбертине свои способности, не могло быть и речи — достаточно с нее потрясений. Значит, этот путь нужно проделать за одну ночь. Любыми способами. А если их остановят? Не сможет же она переубивать всех, кто заинтересуется подозрительной молодой женщиной с манерами аристократки? Ехать, переодевшись в Жана Клери — тоже не выход. Черт знает что такое! И что прикажете делать? Снова бежать на поклон к Робеспьеру? Или... Огюстен! Как она могла не подумать о нем! Ее решительный и смелый друг, если бы он согласился сопровождать ее в этой поездке... Через несколько минут Бьянка уже меряла шагами галерею Тюильри, молясь о том, чтобы заседание в Конвенте сегодня не затянулось.

Огюстен Робеспьер решил на этот раз не дожидаться Рикора - дискуссия могла затянуться надолго, а перед тем, как отправиться на свидание следовало бы поесть. Мысли о высоком на голодный желудок - это было не про него и не для него, так что сейчас в качестве ужина подошло бы что угодно - даже картофель, который он ненавидел всей душой. А потом можно... А Жюльетт, оказывается, решила не дожидаться его, а прийти сама. Интересно, как скоро поползут разговоры о том, что он приводит женщин в Тюильри? Вчера он разговаривал с той актриской из театра, сегодня пришла Жюльетт. Прелесть какая. Однако по лицу молодой женщины было заметно, что она чем-то очень встревожена.

- Добрый вечер, Жюльетт, - поздоровался он, отводя ее в сторону. - Что случилось? - вопрос был задан почему-то шепотом.

- Случилось... Мне надо с тобой посоветоваться.... Ты закончил? Прости, что я нагрянула без предупреждения, но это важно, очень важно! - зашептала Бьянка, повернувшись спиной к любопытным.

- Да, я сейчас свободен, - Огюстен взял ее за руку и повел за собой. Тон Жюльетт не оставлял сомнений в том, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Кабинет для петиционеров был закрыт, но приемная не запиралась и к счастью там никого не было. Он зажег свечу и отыскал деревянную скамейку в дальнем углу. - Теперь рассказывай. Только по возможности тихо.

- Вторая попытка убийства Альбертины. - чуть слышно проговорила Бьянка. - Пострадала Симона - Альбертины в этот момент не было дома. Она - все, что осталось от Марата. Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты поймешь, что для меня значит Альбертина Марат. Я даже думать не хочу о том, что будет, если с ней что-то случится. А она - старая и слабая женщина. И гордая. Она отказалась от охраны! Я была готова нанять целую роту телохранителей для нее! Но она отказалась. Огюстен, помоги мне, пожалуйста!

- Что ты хочешь делать? Я бы посоветовал вывезти ее из Парижа, нанимать охрану сейчас - не выход, это сослужит дурную службу в первую очередь Альбертине.

- Да, да, я и хочу это сделать! И она согласна! У нее есть родственница в провинции, которая давно пишет ей, приглашая навестить. Но ты представляешь себе, как будут выглядеть две женщины, путешествующие по ночам в карете? Мне нужен какой-нибудь документ, чтобы ткнуть в морду тем, кто нас остановит. Прости за грубость. Я волнуюсь.

- Даже с документом вы далеко не уедете одни, - покачал головой Огюстен. - Так что я поеду с вами. И ты права, без бумаги вас просто так не выпустят, тем более ночью. С бумагами - это к Максимильяну, но придется рассказать ему о том, что произошло. Или ты намерена пытаться добиться успеха собственными силами? Я бы сказал, что это затея, обреченная на провал...

- Я хочу ее спасти, - тихо сказала Бьянка. - Пожалуйста, помоги мне. Я знаю, что одна я не справлюсь.

- Пойдем, - Огюстен задул свечу и снова взяв Жюльетт за руку направился к выходу из кабинета.

***

Максимильян Робеспьер выслушал довольно сбивчивый рассказ Огюстена и некоторое время молчал, обдумывая возможный план действий. - Необходимо действовать быстро, но осторожно, не следует поднимать лишний шум. И наиболее важный вопрос - ваши документы, Жюльетт. За гражданку Марат и за Огюстена я не волнуюсь, но вы сами - это другое дело.

Бьянка молча выложила из сумочки все, что у нее было. В последнее время она взяла за правила все документы носить при себе.

Робеспьер взял документы, бегло просмотрел их и поставил на свидетельстве о благонадежности свою подпись. Лучше так. Одну поездку эта несчастная бумага выдержит, несмотря на то, что написана она с грубыми орфографическими ошибками.

- Как вы намерены выехать, Огюстен? – спросил он у брата.

- Нанять экипаж до Мезона, дальше нас не отвезут ни за какие деньги, - ответил Огюстен, стараясь не думать о том, сколько это будет стоить. – В Мезоне пересесть на почтовых до Орсе, потом – в Шартр, тоже на почтовых. В Шартре, возможно, удастся нанять лошадей, а оттуда до этой деревни… как ее? Сен-Пре, кажется… до нее рукой подать.

- Вы потеряете слишком много времени и тебе придется объяснять цель поездки, - сказал Робеспьер.

- У нас нет выбора, - пожал плечами Огюстен. – Я не в миссию, карета мне не положена.

- Я понял к чему ты клонишь, Огюстен, но выдумывать миссию не стану. И, потом, мне показалось, что ты протестовал против необходимости сдавать экипаж…

- О, да! – горячо воскликнул Огюстен. – Самое неблагодарное в работе комиссара – это то, что сначала приходится долго выискивать наименее побитый экипаж, а потом доставлять эту рухлядь обратно в Париж, рискуя собственной головой. Остальное как-то не в счет. Но сейчас я бы смирился даже с этим.

- Кареты комиссаров привлекают слишком много внимания, не ты ли мне рассказывал? Если ее разберут на части добрые горожане исходя из простого желания доставить вам неприятности или же из желания задержать вас…

- Я буду должен оставаться в городе и дожидаться, пока починят это достояние нации, - вздохнул Огюстен. – Знаем, проходили. Меня больше беспокоит, как выбраться из Парижа. Карету могут осмотреть на заставе и доложить кому надо. И будешь потом доказывать, что ты едешь по поручению…

- Допустим, выбраться из Парижа можно… - задумчиво сказал Робеспьер. – Вот что. Ступай за Рикором. Разбудишь его, возьмете в конюшне лошадей и отправитесь верхом в Мезон…

- А женщины? – спросил Огюстен. – Или ты думаешь, что пожилая женщина вроде Альбертины сможет ехать верхом?

- Огюстен, не перебивай меня, пожалуйста. Вы с Рикором отправитесь в Мезон и дождетесь там меня…

- А ты почему должен ехать?! – воскликнул Огюстен.

- Потому, что мой экипаж не станут осматривать на заставе, я надеюсь, - ответил Робеспьер. – Не думаю, чтобы кто-то рискнул нарушить неприкосновенность и связаться с Комитетом. А теперь, если я удовлетворил твое любопытство, не перебивай меня. Из Мезона вы сразу же поедете в Орсе, вместе с Рикором. И, боюсь, что ты не совсем верно оцениваешь ситуацию. Гражданку Марат пытались убить, насколько я понял. И чтобы спасти свою жизнь ей придется ехать верхом до Орсе, чтобы выиграть время. В Орсе Рикор заберет лошадей и вернет их в Париж. Дальше твоя забота раздобыть средство передвижения. Необходимые бумаги у вас будут. По прибытии ты сначала устроишь гражданку Марат, а потом можешь считать себя в миссии и займешься теми делами, о которых мы говорили вчера. В том же департаменте находится сейчас один из наших комиссаров… - Робеспьер сверился с записями, - гражданин Альбер Барро. По окончании дел отзовешь его для отчета и вместе отправитесь в Париж. Теперь ступай. Я подготовлю необходимые бумаги и увидимся в Мезоне.

- Вы поедете с нами? Со мной и Альбертиной Марат? - Бьянка, наконец, вступила в разговор. Все это время она слушала, не веря своим ушам. - Вы? Максимильян Робеспьер?

- Вы прекрасно все слышали, - отозвался Робеспьер. - Теперь будьте так добры, не отвлекайте меня, пока я занимаюсь бумагами. И, Огюстен, почему ты еще здесь? --- Потому что не верю своим ушам, - сказал Огюстен и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью.

- Я совсем вас не понимаю, гражданин Робеспьер, - вежливо начала Бьянка. - Эта поездка рискованна. Мне даже неудобно перед Францией! Не хочу показаться неблагодарной и тем более, льстивой, но вы действительно нужны здесь и на данном этапе являетесь незаменимым политиком. А если, не дай бог, в дороге что-то случится? Неужели вас так беспокоит судьба сестры Марата?

- Меня больше беспокоит то, что в это приключение ввязались вы и мой брат, - ответил Робеспьер. - Когда вы пришли, что вы надеялись здесь получить? Совет или помощь? Если у вас есть варианты лучше - предлагайте, я выслушаю. Но не дам и ломаного гроша за то, что вам удастся проехать дальше заставы. Огюстену, может быть, удастся, а вот вас задержат под любым предлогом.

- Но почему вас это волнует? - не унималась Бьянка. - Вы упорно отказываетесь от моей помощи, хотя я уже почти готова просить вас об этом, потому что слишком часто обращаюсь в последнее время к вам за советом. Теперь вот эта поездка. Своим присутствием вы, безусловно, очень мне поможете, но стоит ли игра свеч?

- Я уже ответил вам. Успех вашего предприятия волнует меня потому, что в нем решил принять участие мой брат. Огюстен расположен к вам, поэтому поедет, чего бы ему это ни стоило. Я несу своего рода ответственность за него и, следовательно, за вас тоже. Не обижайтесь, но вы еще ребенок, хотя и взрослый не по годам.

- Ну спасибо, - сдалась Бьянка и отвела глаза, чтобы сохранить серьезное лицо. - Вы знаете, что я путешествую только в темное время суток? Это своеобразная особенность моего организма. Вы, наверное, обратили внимание, что гражданин Страффорд обладал такой же особенностью. Это наследственное, и я сообщаю вам об этом, чтобы избежать дальнейших расспросов. Только не обижайтесь.


- Почему я должен обижаться на откровенность? Я знаю об этой вашей особенности, но эта информация имеет ценность скорее для Огюстена, нежели для меня. Я расстанусь с вами в Мезоне и вернусь в Париж еще до рассвета.

Бьянка кивнула и поднялась. - Пожалуй, мне стоит подготовить Альбертину. Назовите, пожалуйста, место и время.

- Как можно скорее. Мне нужно около получаса, чтобы закончить с бумагами. Это значит, что через час я буду ждать вас у церкви Магдалены.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 18, 2009 3:38 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

16 марта 1794 года.
Театр Вампиров.
Феликс, Арман.

Феликс полулежал в удобном кресле, закинув ноги на пустой стол. Пора все
расставить по своим местам.

Эстель. Хороша стерва и на все пойдет ради власти. Прийти к нему играть в
живое участие и беспокойство за судьбу Эжени, искусно
манипулируя информацией, полученной от бедняжки Селесты, которая готова была
на все пойти, что вернуть его. Хотя он ей никогда и не принадлежал. Да...
Эстель. *Не все потеряно, Феликс. Есть то, ради чего она пойдет на край
света и уедет из Парижа, от своего смертного спутника. Ты же помнишь ее
безумную мечту. Есть организация, которая хранит знания о нас тысячелетиями.
Она поверит, что они могут что-то знать и уедет искать их. А ты... решай
сам*. Эстель лукаво улыбнулась тогда, оборвав фразу. Конечно, она знает, что
он поедет только вместе с Эжени, забыв про Театр и тех, кто остается и
будет держать ее возле себя, чтобы однажды она снова посмотрела в его
сторону так, как сейчас смотрит на своего журналиста. Ради такой надежды
можно пойти на все. Даже на предательство.
Феликс давно ждал именно чего-то подобного.
Изначальный план был проще. Его бывшая спутница любит обвинять себя во всех
смертных грехах, и надо было просто заставить ее поверить в то, что она
приносит этому смертному опасность, но при этом как-то сделать так, чтобы
этот самый сумасшедший журналист оказался вне опасности реальной. Пока ему
будет что-то угрожать, она никуда не уедет, даже если лично Демулен выгонит
ее прочь.
Но теперь все менялось. Идея отправиться в Таламаску и найти способ вернуть
Темный дар туда, откуда он пришел, увлечет ее. Нельзя упустить такой шанс. И
сделать все надо как можно быстрее, потому что ее любовника арестуют со дня
на день.
Как Феликс надеялся, что после сегодняшнего откртытия тот заткнется. А он
пошел сдавать номер в печать. Сумасшедший. Это не может больше продолжаться.
Он заберет Эжени и они уедут.
Придется самому поговорить с этим смертным и убедить его сделать вид, что он
отказывается от своей смертельной авантюры с новым номером газеты. Тогда
Эжени согласится на время покинуть Париж. Завтра же.
Но сначала надо уведомить о своем решении Армана. После этого можно быстро
готовиться к отъезду и идти искать Демулена.
Но сначала надо уведомить о своем решении Армана. После этого можно быстро
готовиться к отъезду и идти искать Демулена. Феликс поднялся и краем глаза удовлетворенно оенил свое отражение в зеркале. Темно-серый сюртук, шейный платок тонкого батиста, тщательно завитые и напудренные волосы. Все верно. Он набросил плащ и пошел вдоль длинного коридора до кабинета Главы Собрания.

- Арман, - Феликс вежливо постучал, - Мне надо поговориь с тобой. Я покидаю Париж.


- Ты похож на провинциала, явившегося покорять Париж, Феликс. К чему эти напудренные волосы? Этот шейный платок, совершенно неподходящий к этому сюртуку? - Арман поднял на него глаза. Холодные и безразличные.

- Это новая мода, Арман, - заметил Феликс, - И я собираюсь на вечернюю прогулку, чтобы подготовить мой отъезд послезавтра. Я пришел поблагодарить тебя за все и попрощаться. Ты ведь не будешь возражать против моего решения?

- А если буду? - во взгляде Армана сверкнула издевка.

- Возражай, - спокойно ответил Феликс, - Но что я сделал такого, чтобы вызвать подобное неудовольствие? Я буду не первым, кто делает подобный выбор.

- Я что-то говорил о неудовольствии? - Арман поднял брови. - Я просто спросил. Я могу прочесть ответ в твоих мыслях, но предпочитаю услышать его от тебя. Ты хочешь покинуть собрание навсегда или отправиться в путешествие, чтобы развеяться?

- Я пока не знаю, как сложится. Я с удовольствием вернусь в Театр и в Собрание, когда кое-что уйдет в небытие, и если моя спутница не будет возражать, - твердо ответил Феликс, - Может, уже через год, может через десять или пятьдесят лет. А возможно и правда никогда.

- Не знаю, как "кое-что", а "кое-кто" уйдет в небытие уже достаточно скоро. Думаю, раньше, чем через полгода, - жестко усмехнулся Арман. - А твоя спутница знает, что она - твоя спутница?

- Узнает еще раз, - нахмурился Феликс, - Я буду ждать и надеяться рядом с ней. Мы уезжаем, Арман. С твоего разрешения, конечно.

- Да пожалуйста, я же никого тут не задерживаю, - сказал Арман, не спуская с него глаз. - И куда вы решили ехать? В Азию? В Африку? В Америку?

- В Лондон, Арман, - горько заметил Феликс, - Увы – близко от Парижа, но туда уехать она согласится. А ты говоришь со мной сейчас не тоном учителя, а обвинителя. Ты так лишишь меня решимости довести дело до конца – но этому не бывать. Я ведь просто хочу спасти, кого люблю. Понимаешь? И уверен, что дождусь однажды награды.

- Любовь, любовь, любовь. Как все это трогательно! - рассмеялся Арман. - Чувство, ведущее к погребальному костру, не иначе. Хочешь еще раз сыграть в любовь? Удачи, Феликс. Уезжай.

- Прощай, Арман, - горько сказал Феликс, - Твои слова ранили меня, но не вызвали сожалений. Я сделаю то, что задумал. Прости и позволь тебя оставить. Мне предстоит сделать приготовления отъезду и… еще кое-что.

Арман дождался, пока за Феликсом закрылась дверь. Затем молча достал деревянную куклу в серебряном сюртуке. Однажды, увидев кукольный театр Эжени, он пришел в такой восторг, что заказал себе точно такой же набор. Деревянная фигурка смотрела на него стеклянными глазами и улыбалась. Арман долго смотрел в неживое крошечное лицо, а затем швырнул куклу в камин. "Прощай, Феликс".

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Ноя 18, 2009 9:30 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

16 марта 1794 года

Путешествие из Парижа

Максимильян Робеспьер, Бьянка, Альбертина, Огюстен Робеспьер, Рикор и другие

Через час у церкви святой Магдалены. Легче сказать, чем сделать. Говоря о том, что Альбертина готова к поездке, Бьянка покривила душой. Альбертина не собиралась так быстро сдаваться и в момент, когда Бьянка вошла, отчаянно спорила с Сантьяго на предмет личной безопасности. Переглянувшись со своим верным другом, Бьянка слегка надавила на ее мысли. Сейчас нет времени. Пусть Альбертина лучше часа через два начнет терзаться сомнениями. Но сейчас терять драгоценные минуты нельзя, в деле и так уже задействовано слишком много народу. На всякий случай Бьянка отдала Сантьяго ключи от своей квартиры. «Если не вернусь через три дня, главное, не ставь свечей за упокой. Терпеть не могу все эти религиозные штучки», - сказала она, махнув ему рукой на прощанье. Альбертина удовлетворенно хмыкнула. Отчаянная атеистка, даже удивительно! Интересно, а Робеспьеры верят или не верят?

Максимильян Робеспьер был там. В темноте поблескивали очки – он поглядывал на часы и, видимо, в глубине души уже жалел, что связался с ней.

- Кажется, мы не опоздали, - произнесла Бьянка и посмотрела на Альбертину. Та гордо вскинула голову. – Добрый вечер, гражданин Робеспьер. – И с достоинством кивнула.

- Добрый вечер, гражданка Марат, - ответил Робеспьер. Никола - в повседневной жизни санкюлот, в данный момент - извозчик, а при случае и телохранитель издал сдавленное восклицание, но от комментариев воздержался, так как его мнения никто не спрашивал. Когда женщины сели в экипаж, он только ограничился банальным вопросом: - Куда ехать, гражданин Робеспьер?

- К южной заставе. И как можно скорее. Если потребуют, на заставе остановишься, но желательно, чтобы у них не возникало желания познакомиться с пассажирами. Дальше поедем в Мезон.

К заставе ехали молча. Да и о чем говорить? Нельзя даже сказать, чего хочется больше - выехать из Парижа или же оказаться в Мезоне и убедиться, что Огюстен и Рикор добрались без приключений. Он задремал, но тут же проснулся, когда экипаж остановился и, вслушавшись, понял, что Никола говорит с гвардейцами на довольно повышенных тонах.

- У меня приказ...

- А от кого исходит ваш приказ, гражданин? У меня тоже приказ из Комитета, - огрызался Никола.

- Все вы так говорите!

- Ты читать не умеешь, болван? Так я тебе прочитаю, что здесь написано!

- У меня приказ осматривать экипажи, тоже из Комитета, - упирался гвардеец. - Сказано, что Париж могут покинуть подозрительные. Вам-то что, а мне отвечать! Позвольте документы ваших пассажиров.

- А статус неприкосновенности депутатов вам о чем-то говорит?

- А вы сначала докажите, что вы везете депутата, а не тайного роялиста!

- У тайного роялиста, милейший, на лбу не написано, что он роялист! А я везу депутата и... а ну убери оружие, мерзавец!

Бьянка искоса взглянула на Робеспьера, но тут вскочила Альбертина и распахнула дверь экипажа.

- Что происходит, граждане? Вы белены объелись? На эшафот захотели? Я - Альбертина Марат. МАРАТ! Слышали такую фамилию? - рявкнула она, испепеляя взглядом гвардейца. - Эта фамилия подозрительна тебе, щенок? А если я назову сейчас фамилию другого человека, находящегося в этом экипаже, даю палец на отсечение, ты наделаешь в штаны и пожалеешь, что не проглотил свой поганый язык в раннем детстве. Назвать? Или закончим этот разговор?

Никола зло ухмыльнулся, глядя на побледневшего гвардейца. Он бы тоже испугался такого явления, если честно - брат и сестра были удивительно похожи, а если добавить манеру говорить... Точно бедняга в штаны наложил, до сих пор от столбняка отходит.

- Усаживайтесь, гражданка, мы едем! - весело сказал он, осторожно прикрывая дверцу. - А ты, олух, не забудь постирать штаны, что-то тут дурно пахнет. - С этими словами он взобрался на свое место и подстегнул лошадей.

Выступление Альбертины Марат было незапланированным, а следовательно, неожиданным. Нужно признать, что оцепенение нашло не только на гвардейца, но и на него самого. Робеспьер фыркнул, стараясь сдержать смех, но в этом не было необходимости - смех перешел в сухой кашель.

- Боюсь, что он не скоро придет в себя, - сказал он, обретя возможность говорить.

- Сопляк и дурак, - выдала свое заключение о гвардейце Альбертина и уставилась в окно. А Бьянка искренне рассмеялась, вспоминая лица людей на заставе. - Альбертина, это было потрясающе, у меня дух захватило! Гражданин Робеспьер, много ли у нас на пути таких застав? И, кстати, что за приказ из Комитета имел в виду гвардеец? Как вы думаете?

- Не знаю. Комитет по надзору подобных распоряжений не выдает, значит остается либо Комитет безопасности, либо Комитет общественного спасения. Сама формулировка необычайно глупая - если бы существовала возможность, что из города выедут подозрительные, их бы не останавливали на заставе, фактически позволив уехать. Это свидетельствует о том, что либо приказ был отдан в спешке, либо является попыткой замести следы.

- За кем они охотятся? За Альбертиной? Это нелепо. За мной? Это тоже странно. Во-первых, никто не знает, что я - Клери. А Жюльетт Флери - всего лишь скромная особа, которую иногда видят с вашим братом. К тому же, решение об отъезде было принято быстро. Все это странно. *А я, идиотка, так впечатлилась выступлением Альбертины, что не прочла в их мыслях содержание документа и подпись под приказом*

- Жюльетт, а вы не думали о том, что нападение на гражданку Марат было совершено с целью заставить вас уехать из города? Притом срочно?

- Меня? Жюльетт Флери? Но почему? Как? Зачем? - нахмурилась Бьянка.

- Ты в зеркало себя видела? - подала голос Альбертина. - У тебя на морде написано: "иностранная шпионка". Удивляюсь, как мой брат вообще подпустил тебя к себе. Он таких как ты, за много миль чуял.

- Черт возьми, Альбертина, я видела себя в зеркало и хочу заметить, что не первый день в Париже. Хочешь сказать, что Париж, наконец, прозрел? Два года на меня никто не обращал внимания, а тут вдруг - на тебе, смотрите, какая подозрительная ходит! Наверное, шпионка! - вспылила Бьянка.

- Не притворяйся дурочкой, ты знаешь, о чем я, - миролюбиво буркнула Альбертина.

- Возможно, Жюльетт Флери, а возможно и Жана Клери, - мрачно сказал Робеспьер. - Странная картина, не находите? Гражданка Марат передает записи свего брата Клери, а из города уезжает Жюльетт Флери. Думаю, что по возвращении в Париж нам понадобится алиби.

- За алиби надо обращаться к Антуану Сен-Жюсту? - Бьянка состроила невинное лицо.

- Как хотите. Но думаю, что алиби вам сможет обеспечить и Огюстен. Вы едете дня на три если не больше, - в тон ей ответил Робеспьер.

Альбертина хмуро взглянула на Бьянку и что-то неразборчиво проворчала. Затем добавила. - Буду спать. - И закрыла глаза.

***

Путешествие прошло довольно спокойно, если не считать небольшой задержки: дорогу преградило упавшее дерево. Никола не согласился на объезд и приложил немало усилий, чтобы убрать с пути прогнивший ствол. Впрочем, задержка ничего не меняла, отправившись по объездной они бы потратили намного больше времени. В городе, между тем, было неспокойно. На центральной площади толпился народ, окана коммуны были освещены, да и в таверне, где они договорились встретиться с Огюстеном, судя по скоплению народа, происходило что-то любопытное. Многие были вооружены. Робеспьер проверил оружие и после секундного колебания протянул второй Жюльетт Флери.

- Мне кулаками себя защищать? - нахмурилась Альбертина. - Думаете, гражданин Робеспьер, эта хрупкая женщина стреляет также, как строчит на бумаге? Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Отдай-ка мне оружие, Клери. И не спорь.

Робеспьер только пожал плечами. Он почему-то не сомневался в том, что Жюльетт Флери, будучи человеком не совсем обычным, умеет обращаться с оружием. А вот в чем точно не приходилось сомневаться, так это в том, что Альбертина Марат вполне способна защищаться и кулаками. Притом ее противнику он заранее не завидовал. Возле Коммуны собралась настоящая толпа. Говорили об одном и том же, но все вместе, поэтому разобрать можно было только слово "заговорщики" и... свою собственную фамилию. Если учесть то, что их приезд был практически никем не замечен...

- Что случилось, гражданин? - обратился он к санкюлоту, лениво дымящему трубкой.

- Сначала приехал Робеспьер, потом приехали гвардейцы, - меланхолично отозвался тот. - А потом он приказал арестовать их как заговорщиков. Вот сечас решают, что с ними делать.

- Кто приказал? Максимильян Робеспьер? - уточнила Бьянка.

- Неет, - не совсем уверенно протянул санкюлот. - Не похож вроде...

- И что дальше? - нетерпеливо перебил Робеспьер.

- А что дальше? Сечас гильотину перевезут и... - он чиркнул ребром ладони по горлу.

- И выплюнут головы в корзину, - подхватил второй.

- Туда заговорщикам и дорога, - мрачно заключила Альбертина. - Пойдемте, граждане, нечего терять времени, у нас свои дела. Голов в корзинах и Париже навалом.

- Вот и обошлись без самодеятельности, - обронил Робеспьер. - Устраивать трибунал сейчас. Блестящая идея.

- Я найду Огюстена, - тихо, но решительно сказала Бьянка.

- Он в Коммуне. Скорее всего. Вы уверены, что хотите туда идти? Останьтесь лучше с гражданкой Марат. Я сам найду его.

- Я тут, гражданин Робеспьер, не для мебели, знаете ли, - гордо произнесла Альбертина. - Мы приехали вместе, значит, и ходить надо вместе. Как мы потом будем искать друг друга? Я мыслей пока что читать не умею, и Клери тоже.

***

Пробраться в здание Коммуны удалось далеко не сразу, но все же удалось. В приемной обнаружился Рикор, мирно куривший трубку, Огюстена нигде не было видно. Робеспьер не нашел ничего лучшего, чем наброситься на него, как на первого попавшегося под горячую руку.

- Что это значит, гражданин Рикор? - ледяным тоном осведомился он.

- А то и значит, - уныло ответил Рикор, закрыв за ними дверь, - Прошло не больше часа после нашего прибытия, когда к заставе приехали восемь человек в форме гвардейцев и потребовали выдать им заговорщиков, прибывших в город. Я выбил из них только то, что ожидали либо мужчину и женщину, либо двух женщин, подозревающихся а заговоре против республики и так далее по списку. Так как кроме нас прибывших не было, им решили выдать двух мирных путешественников, несмотря на то, что на женщин мы никак не тянем. Пришлось открыться и пока местный прокурор боролся с сердечным приступом, мы решили арестовать гвардейцев. Сейчас одного из них допрашивает Огюстен, но информации нет, кроме как "выполняю приказ Комитета, больше говорить не имею права". Все.

- Совсем с ума посходили, черти, - рявкнула Альбертина. - Позор! Позорище! Куда катится этот мир! Да я в жизни не поверю, что Комитет раздает такие приказания!

- Нельзя терять времени, - сказал Робеспьер. - Рикор, вам придется отвлечь Огюстена от столь увлекательного занятия, как допрос и распорядиться, чтобы эти граждане отправились не на эшафот, а под арест. Мы допросим их позже. Мне понадобятся бумаги, вы прихватите их с собой. Ступайте.

Когда Франсуа Рикор скрылся за дверью, Робеспьер повернулся к женщинам.

- Дальше вы поедете с Огюстеном. Гражданка Марат, вам придется ехать верхом, у вас нет выбора. Вы должны уехать отсюда как можно скорее. Прощайте.

Альбертина поморщилась, но промолчала. Затем выдавила из себя. - Спасибо, гражданин Робеспьер. Теперь я вижу, что все серьезно. Вопрос в том, кто развалил нравы до такой степени, что сестра патриота, убитого контрреволюционерами, сама являющаяся горячей патриоткой, превращается в преследуюмую дичь.

- Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, гражданка Марат, - сказал Робеспьер. - Не теряйте времени. Я бы хотел увидеть списки арестованных и протоколы, если они имеются. - Последняя реплика предназначалась председателю, на лице которого были написаны как страх, так и сильное желание оказаться где-нибудь далеко от собственного ведомства.

***

Пользуясь суматохой, Бьянка проскользнула к кабинету, где проводился допрос. Главное — не отвлекаться и прочесть мысли этих людей, пока они еще тут. Огюстен лютовал — несколько задержанных были крайне напуганы и, кажется, уже попрощались с жизнью. Бьянка выделила одного, наиболее интересного.
Андрэ Бервиль, 32 года. Когда-то — активный участник Клуба кордельеров и бывший эбертист. Полгода назад примкнул к якобинцам и стал ярым посетителем Клуба. Очевидно, он знал больше других. И молчал, умело уворачиваясь от вопросов Огюстена. К примеру, о своем роде деятельности он говорил весьма невнятно. Похоже, Огюстену не известно, что Бервиль — осведомитель одного из видных политиков и членов Комитета общественного спасения по фамилии Бийо — Варенн. Этот Бийо выдвинулся на первый план не так давно. Тоже, между прочим, бывший сторонник «левых». Крикливый, скандальный и злой. Значит, вот откуда ноги растут. И, что самое противное, никому не расскажешь. Это будет уже чересчур, неизвестно, что подумает Робеспьер, увидев подобную осведомленность. Значит, придется действовать самостоятельно. Сделать так, чтобы этот Бийо навсегда потерял интерес к газете. Заставить его испугаться так, чтобы Альбертина могла спокойно вернуться в Париж. Этим она займется по возвращении... В этот момент дверь распахнулась и на пороге возник Огюстен. Бьянка просияла.
- Вы закончили? Мерзкое место, хочется быстрее уехать.

- Рад, что вы уже здесь, - улыбнулся Огюстен. Он валился с ног от усталости и старался не думать, что сейчас предстоит ехать в Орсе. Верхом. - Надеюсь, вы добрались без приключений? Думаю, что сейчас поедем, только я бы хотел проглотить что-нибудь существеннее куска сыра - нас хотели арестовать непосредственно в таверне. Это не займет много времени. Максимильян здесь?

- Да. Ждет тебя. - Бьянка заглянула ему в глаза. - Мне очень жаль, что ты устал. Я бы с удовольствием предложила тебе передохнуть, но ты ведь не отпустишь меня вдвоем с Альбертиной? Поэтому и не предлагаю. Но готова составить тебе компанию за ужином.

- Неужели у меня такая перевернутая физиономия? - рассмеялся Огюстен. - Но ты права, никуда я тебя не отпущу. Пойдем, найдем Альбертину, Рикора и Максимильяна.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 19, 2009 7:59 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

17 марта, 1794

Тюильри, кабинет Робеспьера.

Сен-Жюст, Робеспьер.

Краткий и беспокойный сон не принес облегчения от смертельной усталости, приходилось восстанавливать работоспособность с помощью скверного, но зато довольно крепкого кофе. Сегодня, если все будет в порядке, Сен-Жюст должен читать речь в Конвенте, касающуюся ареста Эро де Сешеля. Но перед этим - заседание в Комитете. Его собственная речь никак не складывалась, мысли занимал вчерашний вопрос: кто из Комитета мог организовать эту травлю? Это было попыткой помешать… кому? Жюльетт Флери? Смешно. Жану Клери? Возможно. Но для того, чтобы закрыть редакцию вовсе не нужны столь изощренные методы, при желании можно устроить все и путем меньших интриг. Альбертине Марат? Нет, не складывается. Злоумышленники хотели только испугать ее. О газете «Друг Народа» говорили все понемногу, найти организатора, ориентируясь только на случайно сказанные слова – невозможно. Робеспьер поймал себя на том, что уже дважды перечитывает прошение, не вникая в смысл. Прочесть в третий раз не удалось – помешал стук в дверь. Сен-Жюст. Как раз вовремя.

- Ты вернулся, - полувопросительно-полуутвердительно сказал Сен-Жюст. В глазах мелькнула плохо скрываемая радость.

- Разве не должен был? - осторожно спросил Робеспьер. Реакция соратника показалась ему немного необычной, а следовательно и странной.

- Слухи разносятся быстро, - пожал плечами Сен-Жюст и, усевшись в кресло, начал молча перекладывать листки и делать пометки карандашом.

- В этом я не сомневался. И что случилось за те несчастные несколько часов моего отсутствия?

- Ничего. Ничего не случилось. Думаю, твой отъезд из Парижа на ночь глядя без охраны, был продиктован государственной необходимостью, иначе бы ты не стал так рисковать. На дорогах, как известно, сейчас небезопасно. Сегодня я планировал высказаться в Конвенте об Эро де Сешеле. Пришел уточнить, обязан ли я зачитывать свою речь в Комитете?

- Я ехал не один, а с Никола, - уклончиво сказал Робеспьер. - Думаю, что ты должен хотя бы сказать об этом в Комитете. Возможно, будут настаивать, чтобы ты зачитал ее. Тогда прочтешь. А заодно я бы хотел, чтобы ты помог мне выяснить один нюанс. Как ты думаешь, кто из Комитета может интриговать настолько, чтобы отправить людей в Мезон с требованием остановить заговорщиков, не выдавая им письменного приказа?

- Заговорщиков? Кого именно? - заинтересовался Сен-Жюст. - Максимильян, я не могу говорить с тобой, не зная, что происходит. Ты мне не доверяешь?

- Значит, слухи распространяются недостаточно быстро. Это радует. - Робеспьер налил себе еще кофе и кратко рассказал о вчерашнем приключении.

Сен-Жюст молчал, даже не пытаясь скрыть удивление.

- Значит, Клери... Мне надо подумать, Максимильян. Насколько я помню, из членов Комитета общественного спасения открыто высказывался против Клери только Бийо. Точнее, он выдвигал предположение о том, что ее газету финансирует Дантон. Но это ничего не значит - тот, кто хочет устранить Клери, мог и помалкивать. Могу лишь с уверенностью сказать, что это - не Кутон. Остальным я не доверяю.

- Я тоже помню его высказывание. И это действительно ничего не значит. Допрос арестованных, как ты понимаешь, оказался бесполезной тратой времени. Ни Рикору, ни Огюстену не удалось добиться ровным счетом ничего, кроме того, что приказ был отдан устно. Более того, у меня даже нет предположений, зачем и для кого организован весь этот спектакль. Поэтому я бы хотел попросить тебя быть внимательней на сегодняшнем заседании.

- А что сказала сама Клери? - не сдержался Сен-Жюст.

- На разговоры не было времени. Они уехали почти сразу, а мне пришлось беседовать с должностными лицами.

Сен-Жюст кивнул и направился к выходу. - Пойдем, нам пора. - В дверях он обернулся. - Скажи, Максимильян, почему ты ей помогаешь? Хочешь использовать ее, как Страффорда?

- Ты задаешь вопросы, на которые я не хочу отвечать. Но вижу, что придется. Она спасла мне жизнь, Антуан.

Сен-Жюст внимательно посмотрел на соратника и молча вышел, прижимая к себе листки с черновиками будущей речи.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Ноя 19, 2009 8:41 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

17 марта 1794 года

Заседание Комитета общественного спасения

Сен-Жюст, Робеспьер, Барер, Бийо-Варенн, Карно, Кутон и другие

Сен-Жюст шел по коридору быстрым шагом. Этот спокойный разговор с Максимильяном дался ему тяжело - в глубине души его трясло от ярости. Клери оказалась хитрее, чем он думал. Еще хитрее. Ей ничего не стоило тогда прыгнуть в карету заговорщиков и спасти Максимильяна. Но это знал он, Сен-Жюст. А другие считали ее настоящей героиней. Теперь Робеспьер совершает сумасшедшие поступки только из-за того, что считает ее своей спасительницей. Это логично. Но от этого не легче. И ведь от нее не избавишься. Он снова ненавидел Клери, проклиная тот час, когда с ней связался. Теперь вместо того, чтобы решать государственные дела, он будет думать о том, во что еще она втравит Робеспьера ради собственной выгоды. Его размышления прервало чье-то яростное ругательство. Он распахнул дверь в кабинет, где собирался Комитет, слишком резко. Перед ним стоял Бийо-Варенн, продолжавший отчаянно ругаться и тереть рукой лоб.

На секунду свет померк в глазах Бийо-Варенна. Придя в себя, он смерил молдого человека взглядом и прошипел, потирая лоб.
- Черт Вас побери, Сен-Жюст. Что мне теперь - в Конвенте объяснять, что у нас в Комитете драка была что ли? Так ведь поверят.

- Не стойте под дверью, Бийо, - холодно произнес Сен-Жюст и прошел в кабинет. Карно отсутствовал, значит, можно занять его любимое место у окна. Сен-Жюсту нравилось наблюдать, как бесится Карно. Было что-то странное в том, что маститый генерал обращает внимание на такие мелочи. Хотя, у всех свои странности. Барер был как всегда весел и обходителен. Иногда создавалось впечатление, что этому человеку не требуется ни еды, ни сна - он почти всегда выглядел одинаково благодушным. Умный и хитрый. Мог ли он организовать травлю на Клери и Альбертину? А черт его знает. Приера сегодня не было, Кутон опаздывал. Вошедший Робеспьер занял свое место во главе стола. Значит, начнут без Кутона. Максимильян не любит, когда опаздывают.

- Граждане, сегодня в Конвенте будет зачитана речь о предании суду нашего коллеги, гражданина Эро де Сешеля, - Робеспьер отыскал в кипе бумаг нужный лист и продолжил: -  Уже давно в присутствии этого гражданина не обсуждались важные вопросы, так как он компрометировал важные документы появлением их в печати. В свое время на него был написан донос в Конвент. В связи с этим гражданину де Сешелю было предложено либо подать в отставку, либо предоставить возможность Комитету расследовать донос. Письменного ответа мы не получили, но расследование было отложено. Не далее как вчера в квартире Эро де Сешеля был арестован человек, обвиняемый в эмиграции. Вопрос о его аресте должен быть решен сегодня. Речь, для национального Конвента уже готова, она у гражданина Сен-Жюста.

- Значит, предадим суду, - с места заметил Барер, - а в списке один Сешель? Или есть и другие?

- Разговор идет о речи, а не о списках, - заметил Сен-Жюст. - И она касается де Сешеля и гражданина Симона.

- Маловато что-то, - язвительно буркнул Карно. - Обчыно вы более щедры, гражданин Сен-Жюст.

Сен-Жюст холодно взглянул на Карно и проигнорировал его высказывание.

- Вам недостаточно крови, гражданин Карно? - сверкнул глазами Робеспьер. - Но не будем превращать заседание в дискуссию. В данный момент мы должны решить, будет ли речь зачитана здесь или же будет произнесена в Конвенте. Основные тезисы ее я изложил. Также необходимы ваши подписи на документе о передаче дела в Комитет безопасности для рассмотрения и, далее, Фукье.

- Не стоит беспокоить их раньше времени,- резко ответил Бийо-Варенн, не уточняя, кого именно он имеет в виду, - произнесите речь в Комитете.

- Беспокоить кого, гражданин Бийо-Варенн? - спросил Робеспьер. - Будьте любезны, уточните.

- Друзей гражданина де Сешеля, конечно, - спокойно ответил Бийо, - Например, гажданина Дантона и других умеренных.

- Логично, - холодно сказал Робеспьер. - Помимо вопроса, касающегося Сешеля я обязан донести до вашего сведения о депеше, присланной сегодня утром из Мезона. В документе, адресованном Комитету общественного спасения говорится о том, что вчера вечером в Мезон был послан отряд кавалеристов национальной гвардии с приказанием арестовать подозрительных. В дальнейшем выяснилось, что приказ этот не подтверждался никаким письменным документом кроме устного распоряжения, исходящего, по словам капитана Перье, от одного из членов Комитета общественного спасения. От вашего решения сейчас зависит судьба этих людей, так как они были арестованы.

- И кто же автор распоряжения? - иронично спросил Карно.

- Он не был назван, - ответил Робеспьер. - Именно поэтому я и выношу вопрос на обсуждение.

- А почему вас так заинтересовало именно это донесение? - прищурился Карно. - Не далее, как две недели назад я рассказывал о похожей ситуации. В Эльзасе орудовали люди, вооруженные усными приказами от членов Комитета. Мое сообщение было проигнорировано.

- В том случае депеша была направлена в Комитет общественной безопасности и они предпочли решать этот вопрос самостоятельно, если вы забыли, - спокойно ответил Робеспьер. - Сейчас депеша направлена к нам, так как приказ исходил из нашего Комитета. Не понимаю, почему я должен объяснять очевидное, гражданин Карно.

- Благодарю за разъяснение. Так кто прислал донесение? - продолжил расспрашивать Карно.

Робеспьер внимательно посмотрел на соратника поверх очков.
- Я могу повторить специально для вас, гражданин Карно, что он не был назван и именно поэтому вопрос выносится на обсуждение.

- Вы не поняли меня, гражданин Робеспьер. - нарочито-вежливо ответил Карно. - Я спросил, кто автор депеши из Мезона? Или он тоже не подписался?

- Гражданин Поль Гибер, прокурор Коммуны Мезона.

- Я хорошо знаком с Гибером. - кивнул Карно. - Если вы, гражданин Робеспьер, наконец, соблаговолили обратить внимание на подобный произвол, готов лично проконтролировать ход расследования. Тем более, что как раз планировал отлучиться по делам в Мезон.

- О каком расследовании может идти речь, гражданин Карно, если в вину этим людям вменяется только то, что они действовали, не имея письменного приказа, но в тоже время выполняли распоряжение Комитета? - удивился Робеспьер. - Если никто больше не хочет высказаться и пояснить, чем продиктована необходимость отсылать людей в Мезон, оставим этот вопрос на рассмотрение гражданина Гибера, который должен будет дать отчет не больше чем через два дня.

- Подождите рубить сплеча, граждане - вмешался Барер, - Я вижу тут не одну задачу, а две. Задача первая - понять, что из членов Комитета отдал распоряжение. Задача вторая - разобраться, являются ли арестованные виноватыми. Начнем с первой. Гражданин Робеспьер, Вы кого-то поодзреваете? Что касается второй, то я выражаю желание присоединиться к гражданину Карно в короткой поездке и лично разобраться в деле. Если, конечно, нет возражений.

- Я никого не подозреваю, граждане. - сказал Робеспьер. - Но хочу заметить, что отсутствие гражданина Карно и гражданина Барера в Комитете считаю недопустимым в такое время, как сечас. Вы все знаете, что мы должны сейчас принимать важные решения и для того, чтобы вся эта борьба не была безрезультатной, необходимо присутствие по крайней мере семи человек в этих стенах. Иначе в скором времени будут основания утверждать, что решения выносились без вердикта отсутствовавших на заседании. Поскольку депеша, я повторяю, направлена нам, я передаю ее тем, кто занимается тайной полицией - гражданину Сен-Жюсту и гражданину Кутону, его уведомят позже.

- И полетят головы, - философски прокомментировал Карно.

- Гражданин Карно, насколько я помню, вы в свое время упрекали меня в том, что дела передаются не по назначению. Исправим это досадное недоразумение, - парировал Робеспьер.

- Вижу, что исправим. Да и гражданин Кутон засиделся после своей лионской деятельности, подкосившей его здоровье. - ухмыльнулся Карно.

- Странный тон, гражданин Карно, - повернулся к нему Сен-Жюст. - Еще немного, и я подумаю, что автором устного приказа были вы. было бы обидно. Ваша голова - это несомненно ценное приобретение для республики.

- Чтобы закончить этот разговор, предлагаю проставить подписи на приказе, касающемся Сешеля и на приказе о передаче этого дела в ведомство граждан Сен-Жюста и Кутона. - Робеспьер подписал обе бумаги и передал их Карно.

- Подписываю с нескрываемым удовольствием, - Карно черкнул на документе и передал дальше.

- Хорошо, - легко согласился Барер, -Тогда вернемся к первой проблеме, то есь поиску того члена Комитета, который отдал подобное распоряжение. Так как внутренняя полиция едет в Мезон, снова предлагаю свои услуги по помощи в расследовании.

- Отлично, - просиял Бийо-Варенн, - А я бы с удовольствием присоединился к гражданину Бареру в этом трудном деле - вдеь я занимаюсь перепиской Комитета.

- Граждане, - Робеспьер задумчиво поправил очки. - Мне показалось, или мы только что обсуждали вопрос о том, что все члены Комитета должны находиться на своих местах в столь сложное время? Также мы обсуждали то, что дело будет передано по ведомству. Или вы, граждане Бийо-Варенн и Барер не считали нужным даже вникать в суть дискуссии с гражданином Карно? Простите, но вы либо глухи, либо небрежны. И небрежность эта граничит с преступлением, так как мы решаем здесь довольно важные вопросы. Если вы не замечали этого до сих пор, прошу обратить на это внимание сейчас.

- Подожди, Максимильян, - удивился Барер, - я ведь полностью согласился с теМ, что мое и Карно присутствие необходимо в городе. Я говорю сейчас о внутреннем расследовании и поиске члена КОС, отдавшего распоряжение. Это - дело, которым надо заниматься именно здесь, в Тюильри. И гражданин Бийо-Варенн понял меня верно. Но если есть возражения или само это дело тебе представляется бесполезным и ненужным, или хочшеь перепоручить его кому-то - да пожалуйста.

- Вы это сказали, гражданин Барер? - отрывисто спросил Робеспьер. - Вы сказали, что так как внутренняя полиция едет в Мезон, то вы готовы предоставить свои услуги по помощи в расследовании. И гражданин Бийо-Варенн с вами согласился, что наводит на мысль об определенной осведомленности. Вы не уточняли, что расследование будет внутренним, это могут подтвердить все присутствующие. Дело будет передано по ведомству, гражданин Барер, к которому вы не имеете отношения, так как занимаетесь внешней политикой.

- Если я недостаточно ясно выразился, я готов пояснить это, как и любое свое действие или реплику, - вежливо и доброжелательно отметил Барер, - Я доверяюю своим коллегам и всецело поддерживаю любое решение Комитета. Еще раз прошу прощения лично у гражданина Робеспьера, если я неясно высказал предложение. Что касается подозрений - думаю мня проверить будет проще всех. Я постоянно нахожусь в здании Комитета. Моя переписка к Вашим услугам, а уж мой обычный день и вовсе проходит у Вас перед глазами. Теперь я понятно объяснил?

Дверь распахнулась — в кабинет на своем кресле въехал Кутон. Выглядел он взволнованным.
- Простите за опоздание, граждане. По дороге сюда мой экипаж был остановлен. Секция Марата и секция Шалье готовы к выступлению. Санкюлоты вышли на улицы, требуя освободить Эбера и его сподвижников. Нужно срочно принимать меры. Суд должен состояться в течение нескольких дней. В противном случае... - Кутон многозначительно взглянул на Робеспьера.

- Суд и состоится в ближайшее время, - сказал Робеспьер. Известие о выступлении секций взволновало его гораздо больше, чем он хотел показать.
Дверь распахнулась — в кабинет на своем кресле въехал Кутон. Выглядел он взволнованным.

- Но полные списки еще не готовы! - воскликнул Бийо-Варенн и посмотрел на Карно.

- Ну, так за чем же дело стало? - поднял брови Карно. - Гражданин Сен-Жюст? Это по вашей части. Скидывайтесь идеями, граждане. Кого еще из врагов не упомянули? Пока что есть возможность.

- Немедленно прекратите устраивать балаган из заседания! - взорвался Сен-Жюст. - На что вы намекаете, Карно? На что вы уже не первый месяц намекаете? Вы упрекаете Комитет в том, что мы, пользуясь властью, казним невиновных? Пора бы расставить все акценты правильно и высказать свои подозрения вслух. Я не намерян больше этого слушать.

- Не Комитет. Вас, Сен-Жюст. Вас и гражданина Кутона, - меланхолично ответил Карно.

- Вот как? - тихо произнес Кутон. - Такими словами просто так не бросаются. Объяснитесь, Карно. Иначе вам придется объясняться не здесь.

- А где? Перед военным трибуналом? - Карно рассмеялся.

- Не ссорьтесь, граждане, - успокаивающе протянул руку Барер, - ну какие могут быть трения в Комитете, когда коммуны на грани восстания? Это погубит все дело.

- Довольно, граждане! - поднялся Робеспьер. - Довольно... Гражданин Карно, вам было предложено дополнить уже существующие списки, но вы, видимо, не нашли злоумышленников ни среди эбертистов, ни среди умеренных. Ваше дело. В таком случае предоставьте суду решать вопрос о виновности тех, кто был в эти списки внесен. Вы обвинили гражданина Сен-Жюста и гражданина Кутона в превышении полномочий, я правильно понял? В то время как сами играете практически на руку умеренным, не желая снизойти до объяснений и ораничиваясь полунамеками и полумерами? Такими заявлениями не бросаются, гражданин Карно.

- Я сказал то, что сказал. - Карно выдержал взгляд Робеспьера и говорил, глядя ему в глаза. - Я сказал то, что другие сказать боятся. Если мое мнение кому-то не по нраву, я готов прямо сейчас уехать в армию, потому что не скрываю, что военное дело мне куда ближе, чем препирательства в этом кабинете.

- В таком случае не устраивайте препирательств.

- Слушаюсь, гражданин Робеспьер, - зло сверкнул глазами Карно.

- Если мы закончили, предлагаю разойтись и заняться делами, - произнес Сен-Жюст и поднялся. - Максимильян, я буду у себя. - С этими словами он вышел, громко прикрыв за собой дверь.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Ноя 20, 2009 3:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

17 марта 1794.
Париж, Ситэ.

Феликс, Демулен.

Камиль Демулен поднял голову, вглядываясь в светлеющее небо. Сколько еще раз он увидит его? Отсчет пошел. Скоро выйдет его газета. Неизвестный покровитель подарил ему эти деньги. Кто это был? Тот, что считает «Кордельера» нужным и справедливым изданием? А, может быть, какой-нибудь роялист, мечтающий скинуть Робеспьера? Или кто-то из эбертистов. Просто для того, чтобы дать ему возможность сказать последнее «прости» своему оппоненту Жаку Эберу, встретившись с ним в очереди к палачу Сансону? Теперь это не имело значения. Глупо останавливаться.
«...Чем отличается республика от монархии? – Только одним: свободой слова и свободой печати. Именно свобода печати... привела нас к 10 августа и низвергла почти без пролития крови, пятнадцативековую монархию.
Кто не знает, что свобода печати является самым грозным орудием против всех негодяев, честолюбцев и деспотов, и что она не влечет за собой ничего опасного для спасения народа?
Если имеются недостатки, то их надо исправить, и для этого необходимо существование журнала, который вам указывает на них; если же вы добродетельны, то вам незачем бояться номеров моего журнала, направленных против несправедливости, пороков и тирании!
...В противном случае республика представляет из себя только спокойствие деспотизма и гладкую поверхность стоячего болота: я вижу в ней только равенство, основанное на страхе, сглаживание всего выдающегося; подведение под одну мерку всякого мужества и принижение благороднейших душ до уровня наиболее вульгарных…
...Что касается меня, то я не понимаю, как может существовать республика без свободы печати…»

Все катилось под откос. Эжени сегодня весь вечер просидела, положив голову ему на колени и глядя в пустоту. Он и сам не мог сказать ни слова. Он не спал двое суток и почти потерял способность соображать. Ближе к рассвету Эжени разволновалась и попросила оставить ее одну. Наверное, так даже лучше. Камиль Демулен продолжал свой путь, не задумываясь, куда направляется.

Феликс стоял, полускрытый невысоким каштаном.

Они там, наверху, вдвоем. Он наблюдает это каждую ночь, пока не гаснет свет, а журналист не выходит . Невыносимо больно. Но все кончено. Пора расставить все на свои места.

Дверь первого этажа отворилась, и смертный быстро вышел, чтобы свернуть на набережную и уйти на правый берег Сены.

Не теряя времени, Феликс шагнул из тени, окликнув его. Смерив взглядом Камиля Демулена, он отметил, что выглядит уж куда лучше. Журналист был одет в темное, был чуть не бледнее бессмертных и выглядел, будто не спал последний месяц. Боже мой, кто поймет этих женщин. Кстати, о женщинах.

- Месье Демулен, - проговорил Феликс, - Извольте уделить мне десять минут Вашего времени. Речь пойдет о важной и Вам, и мне особе, живущей на верхнем этаже этого дома, - он кивнул на окно.

- Всех месье гильотинировали четыре года назад, - устало произнес Демулен. - Я вас не знаю. Вы бы хотя бы представились, прежде чем предлагать мне беседовать о какой бы там ни было особе.

- Я слышал, номер газеты ушел в печать, - издевательски заметил Феликс, - Так как оно, месье?, - он подчеркнул запрещенное слово, - Осознанно и добровольно послать на смерть всех, кто на словах дорог, за связи с изменником? Мое имя Феликс, - резко произнес он, - Я был с ней до той ночи, когда Вы познакомились с ней. Тогда все рухнуло. И я пришел заявить свои права обратно.


- Вы? Были? С Ней? - Демулен смерил Феликса презрительным взглядом и недобро улыбнулся. - Что-то не верится. Вы путаете понятия, гражданин. Вы были с ней? Или обладали ею, не давая ей возможности заглянуть в собственную душу и понять, что такое свобода, а что - прозябание на подмостках мира, который ее недостоин?

- О, как Вы заговорили, защитник униженных и обездоленных, которые только и ждали Вашего мудрого слова. А брать Бастилию Вас тоже кто-то просил? – спросил Феликс, - Или тоже по наитию и воле судьбы? Вы понимаете хоть, что натворили? Вы влезли в нашу жизнь, никого не спрашивая и извлекли оттуда несчастное существо, неспособное выжить в одиночку и чужое внешнему миру. Существо, которое теперь бредит, мечтая об одном – не пережить Вас ни на секунду? Вы думаете мы были идиотами, что держали ее в страхе? Нет. Но детям не место на улицах.

- Вы чуть не изничтожили ее, - сквозь зубы произнес Демулен. - Я помню, какой она была. Запуганной и забитой. Она топтала саму себя, пресмыкаясь перед чванливыми созданиями, у которых нет ничего, кроме красивой оболочки. Это жизнь? Да на черта нужна такая жизнь? Дожить до старости, пугаясь собственной тени? Да я бы и врагу не пожелал такого. А она выживет. Она стала сильной и свободной. И, надеюсь, она и дальше будет обходить стороной таких, как вы. Потому что она - совершенство, а вы - ничтожества.

- Вы ведете себя как избалованный мальчишка. Вы одержимы мыслью о славе и всеобщей любви. Вы хотите быть спасителем всех и вся. А сами Вы любить не умеете, - усмехнулся Феликс, - Вам надо, чтобы Вас обожали и превозносили. Революция изменила Вам. Черт Вас побери. Я люблю ее до сих пор, хотя она живет Вами. Вы не из таких. Вернись она ко мне хоть в мыслях на минуту, Вы бы перечеркнули все, как сделали с Революцией, - продолжил издеваться он.

- Да что вы обо мне знаете? - горько сказал Демулен. - И прекратите бросаться оскорблениями, Феликс. Тем более, что вы совершенно не понимаете того, что говорите. Дайте мне пройти.

- Хорошо, Вы пройдете, - смягчился Феликс и пропустил Демулена, тихо проговорив ему в спину, - Что дальше? Что Вы сможете ей дать? Любовь? И знаете ли Вы, что дала Вам она? Нет, не только любовь, верность и жизнь. Деньги на последний номер. И она признается в этом как только Вам станут угрожать.

Демулен резко остановился. Удар был неожиданным. Эти деньги... Как радовалась Люсиль, узнав, что Дантон отказался финансировать "Кордельера". Это стало причиной их очередной ссоры. Люсиль даже не скрывала радости. А Эжени... Она с определенного момента предпочитала просто не говорить о газете. Она дала деньги. Она сделала это, зная, чем все может закончиться. Он знал, что она не хотела, чтобы он продолжал выпускать эту газету. Но она пожертвовала своими принципами. Ради него. Демулен медленно повернулся. - Откуда вы знаете?

- Вы так привязаны к источникам? – усмехнулся Феликс, - Можете не верить. Потому что иначе окажется, что Вы правда поступили просто жестоко и глупо, достав на поверхность существо, которое обречено во внешнем мире. Она хочет одного – смерти рядом с Вами. Я предлагаю другой вариант. Но все зависит от Вас.

- Она обсуждала это с вами? Она хочет признаться в финансировании последнего "Кордельера"? Безумие.. - прошептал Демулен.

- Она не знает, что хочет сделать, - заметил Феликс, - Нет, не со мной. С Элени Дюваль. А я в Вас не ошибся. Вас волнует только газета, ради которой Вы осознано и добровольно решили пожертвовать всеми, кто любит Вас. Тоже выбор, я понимаю. Но выбор не по мне.

- А вот обсуждать с вами свои грехи я не буду, - тихо сказал Демулен. - Благодарю вас за информацию. Прощайте

Феликс кивнул ему и удалился в сторону Шатле. Все правильно. Теперь этот смертный отпустит ее. А она… она почти готова сама сбежать от него, ей надо просто еще раз убедиться, что она принесет ему беду. Завтра же все получится и ночью они уедут. Со временем она все забудет. А он будет ждать рядом.

Камиль Демулен долго бродил по Парижу. Рассвет. Надо же, не заметил, что стало светло. Он побрел в сторону дома. Тихо вошел и, притворив за собой дверь, снял плащ и шляпу. Больше некуда спешить. Нужно только закончить дела. И все прекратится. Он страшно устал. Да. Закончить дела. «Кордельер» ушел в печать. Теперь он жалел об этом. Если его арестуют, он потянет за собой и Дантона. И остальных. Максимильян не простит. Демулен прошел в спальню и посмотрел на спящую Люсиль. В последнее время она всегда была мрачной, а во сне напоминала ту Люсиль, которую он полюбил несколько лет назад. Беззаботное и легкое создание, от улыбки которой всем на душе становилось светло. Она заснула с книгой в руках. Рядом стоял подсвечник с догоревшей свечой. Она всегда читала перед сном. Только раньше не забывала задуть огонь. Демулен улыбнулся, глядя на умиротворенное лицо Люсиль. Ее не тронут. Не посмеют. Максимильян не сумасшедший, он не позволит обидеть женщину и мать только за то, что она являлась супругой его бывшего школьного друга, ставшего врагом. Люсиль будет жить. А Эжени убьют. Что стоит жизнь одинокой актрисы, к тому же, еще и помогающей «умеренным». Нужно принять решение. Сейчас. Демулен тихо вышел из спальни и направился к столу. Он никогда не сможет сказать ей это в лицо. Записка. Это выход.
«Эжени, я все знаю. Ты обманула меня. Ты смотрела мне в глаза, слушала мои рассказы о тайном благодетеле, который дал деньги на мою газету, а сама так не призналась. Наши отношения зашли в тупик. Я возвращаюсь к Люсиль. И хочу, чтобы ты уехала. Я тоже уеду в ближайшее время, потому что этот город мне опротивел. Все кончено».
Негнущимися пальцами Демулен сложил записку и запечатал ее в конверт. Он отнесет его и оставит на ее столе. Ее не будет дома – она говорила, что любит уходить встречать рассвет в одиночестве. А у него есть ключ.

Когда все было сделано, Демулен вернулся домой и лег на диван в гостиной. Его не покидало ощущение, что он только что совершил одну из самых больших ошибок своей жизни. Но лучше так. Она уедет и останется жива. А потом они встретятся. Там. Когда-нибудь.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 6, 7, 8 ... 35, 36, 37  След.
Страница 7 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group