Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 15, 16, 17 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Янв 28, 2010 12:50 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель 1794 года

Париж, дом Дюпле

Элеонора, Мари-Франсуаз, Виктуар Дюпле и Сен-Жюст

…Элеонора сложила вчетверо аккуратным почерком заполненный бланк поручительства – отец заседал в Трибунале, и нужная бумага кстати нашлась в ящике его стола. Подпись Аннет есть, ее подпись есть… Но этого мало… Ах, почему Максимильену пришлось уехать именно сейчас! Она не может больше ждать… Пять дней прошло… Если бы бумагу подписал еще Сен-Жюст… Он хотел сегодня зайти. Просто предложить – пойти на такой шаг, ни с кем не посоветовавшись, она не может…Пришлось отвлечься – нужно было готовить обед, и девушка на какое-то время забыла о случившейся беде, а потому сперва даже не обрадовалась, когда Виктуар сообщила, что пришел Сен-Жюст. К ним обедать! Не забывает про них, какой верный друг Максимильяна! Поблагодарив сестру, Элеонора прошла в прихожую – поприветствовать Антуана.

Сен-Жюст кивнул служанке, аккуратно приспособил шляпу при входе и шагнул навстречу Элеоноре. За последние дни известий от Максимильяна не поступало. Но и история с заговорщиком, братом подруги Элеоноры, пока не выплывала наружу. - Добрый день, Элеонора, - поздоровался он со старшей дочерью Дюпле. - Крайне смущен тем. что приходится злоупотреблять вашим гостеприимством, но я обещал Максимильяну, что присмотрю за вами. - Сен-Жюст улыбнулся ей, и, улучив момент, подмигнул Виктуар, которая сидела в гостиной. Тот момент, что он выбрал для визита обеденное время, Сен-Жюст решил опустить. Время сейчас такое, а у Дюпле всегда хорошо кормят, и с этим ничего ен поделаешь. Приходится совмещать приятное с полезным.

- Вы ничуть не злоупотребляете им, Антуан. Боюсь… что мне придется злоупотребить сегодня вашим временем. Вам удобнее побеседовать со мною сейчас или же после обеда? – Элеонора надеялась, что голос не выдает ее волнения.

Сен-Жюст уловил в ее взгляде особое выражение. Элеонора Дюпле была самой сдержанной из сестер. Фактически, именно из-за ее умения прекрасно владеть собой и из-за ее завидного здравомыслия Сен-Жюст в глубине души считал Элеонору идеальной парой для Максимильяна. Однако, его соратник никогда не говорил ни о свадьбе. ни о помолвке. А Сен-Жюст не спрашивал. - Сейчас, - серьезно сказал Сен-Жюст. - А у вас обед? - последнююю фразу он добавил из вежливости. Нехорошо, если тут будут считать, что он специально выбрал это время для визита.

- Обед, и вам не будет позволено отказаться от него, - полушутливо ответила Элеонора. – Пройдемте в малую гостиную, Антуан… Ах, минуту, я только возьму одну бумагу… - оставив Сен-Жюста в обществе Виктуар, Элеонора ушла в девичью – взять из шкатулки с ее скромным набором украшений спасительный бланк.

- Виктуар, ты умница, что сохранила секрет. Я работаю над ним, - успел шепнуть Сен-Жюст. Через минуту появилась Элеонора, и позвала его за собой.

***

…- Садитесь, Антуан, - начала Элеонора, и после этого предложения положила перед Сен-Жюстом бланк. - Мне нужно выручить из беды одного человека. Пожалуйста, скажите, это поручительство поможет? Здесь подпись его сестры и моя, но этого мало… Она собиралась с духом для того, чтобы сказать всю правду – об обвинении и Консьержери. Но сперва желала увидеть, как соратник Максимильяна отреагирует хотя бы на эту часть известий…

Сен-Жюст побледнел. Вот оно. Началось. И мягко взглянул на Элеонору. Не стоит давить на нее, но и оставить ее просьбу без ответа тоже нельзя. Остается одно. Тянуть время. - Элеонора, кто все эти люди? Поручительство - это весьма серьезный документ. Надеюсь вы понимаете степень ответственности, когда ставите свою подпись?

- Я… верю им, но, конечно же, не могу быть уверена совершенно, - ответила единственное, что могла, Элеонора. – Никто никогда не знает всей правды, Антуан! Но это хорошие люди. Я говорила о них Максимильяну.

Сен-Жюст помолчал, раздумывая, как бы свернуть разговор тактичнее. - Элеонора... Вы не против, если я заберу ваше прошение и подумаю над ним до завтра? Хотелось бы уточнить некоторые мелочи.

Как она могла быть против? Антуан и Огюстен – вот те люди, кому она могла довериться, кроме Максима. Огюстена нет рядом… а Антуан есть. Он уж точно не замыслит ничего дурного…- Доверяюсь вам, как самой себе, - искренне ответила Элеонора, отдавая бумагу. – Но лишь до завтра, Антуан, - нам нужно что-то решить. Обещайте, что придете завтра, прошу вас.

- Да, обещаю. - Сен-Жюст сложил бумагу, сохраняя невозмутимый вид. Сегодня он выиграл время. ЧТо сказать завтра, он придумает. Но допустить Элеонору до беготни по инстанциям с делом, которое, скорее всего, связано с заговорщиками, он не может. - С делами покончили. Обед? - он вновь широко улыбнулся.

***

…Через четверть часа Дюпле и Сен-Жюст уже обедали. Мари-Франсуаз сочувственно поглядывала на молодого депутата и то и дело подкладывала что-то вкусненькое. Но гость молчал, а она ожидала беседы и потому в конце концов спросила:- Гражданин Сен-Жюст, насколько же уехал Робеспьер? Совсем ничего не сказал нам!

- Думаю, ему понадобится еще несколько дней, - осторожно ответил Сен-Жюст и промокнул губы салфеткой. Он уже давно отметил, какие тревожные взгляды кидают на него все женщины из семейства Дюпле, но просто не имел права сказать им ни слова. Неприятная ситуация. Тем более, что они сам толком не знал, что сейчас творится в Аррасе.

- Несколько дней? –спросила теперь уже Элеонора. – Антуан, с ним все в порядке?

- Да... В порядке, - на всякий случай улыбнулся Сен-Жюст. - Откуда сомнения? Надеюсь, во время этой поездки он поправит свое здоровье. А можно еще печенья? Кажется, это то самое печенье, которым угощала меня недавно Элизабет. Кто из вас придумал этот рецепт?

- Быть может, ему не понравилось что-то во время нашей последней поездки в Шуази? – предположила Элеонора, пропустив вопрос о печенье. – Погода была хорошей, и в саду он сидел спокойно, как любит…

- Да что вы, Элеонора, о вашей поездке в Шуази Максимильян отзывался в весьма лестных выражениях, - воскликнул Сен-Жюст. Тема снова свелась к Робеспьеру, чего нельзя было допускать. Но уходить посреди обеда было невежливо и подозрительно. - Кстати, хотел посоветоваться в одном вопросе. Не удивляйтесь, гражданки. Что за необычный куст появился в вашем саду? Даже я обратил на него внимание.

- Это шиповник, Антуан, - вежливо ответила Элеонора. – Он пока еще не цветет… Поэтому вы его не узнали.

- Одна моя знакомая очень увлеклась садом, - подхватил тему Сен-Жюст. Через пять-семь минут можно будет спокойно уйти. Держаться на разговорах о цветах и печеньях осталось не так долго. Только сейчас Сен-Жюст понял, что не обсудил подробно с Максимильяном, что именно тот сказал Дюпле. Поэтому любое лишнее слово может идти вразрез с тем, что говорил соратник о своем отъезде. - А где вы достаете рассаду? - на этот раз он повернулся к Мари-Франсуаз.

Элеонора опустила голову, поняв маневр Антуана. Но что она могла сделать? Не настаивать же…- Ах, оттуда же, откуда эту чудесную курицу, гражданин! Мой брат, дай ему Бог здоровья, выручает нас. В последних раз мы привезли чудесные саженцы.

- Да? А можно взглянуть? - спросил Сен-Жюст и чуть не поперхнулся кофе, сообразив, какую глупость сморозил. - Я имел в виду не саженцы, конечно, - поспешил он исправить ошибку. - Я имел в виду цветы и растения, которые из них вырастут. Думаю о подарке для своей знакомой.

- Никак, решили жениться? – всплеснула руками добрейшая женщина. – Похвальное желание! И на ком же, откройте нам секрет!

- Нет, что вы, - Сен-Жюст опустил глаза. - Я еще не оправился от своей предыдущей помолвки. Вы же, наверное, знаете. что Анриетта решила, что не готова к браку. Это просто знакомая, которая живет за городом.

Мари-Франсуаз кивнула, нисколько не поверив ответу. Все юноши так говорят, будь это даже Сен-Жюст. И налила гостю еще кофе. Виктуар же, опередив Элеонору, положила ему еще пирога.

- О, нет, благодарю вас, мне уже пора уходить! - запротестовал Сен-Жюст. - Через полчаса я должен быть в важном месте, куда не имею права опаздывать. - Он допил кофе и поднялся. - Благодарю вас за потрясающий обед. Я навещу вас завтра. И сообщу, как только у меня появятся какие-нибудь новости о Максимильяне.

Элеонора подняла голову.- Вас ждать в это же время, Антуан?

Виктуар же проворно поднялась из-за стола.- Возьмите с собой… - Взяв с полки маленькую корзинку, она положила в нее салфетку и следом – порцию пирога, после чего водрузила наверх плетеную крышку.

- Да, в это же время, - кивнул Сен-Жюст и бросил благодарный взгляд на Виктуар. - Еще раз благодарю. До завтра.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Янв 28, 2010 1:44 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель 1794

Париж, дом Барера.

Элени, Барер, Бийо-Варенн, Колло дЭрбуа, Кутон

Барер отложил в сторону очередное письмо. Черт возьми, эти негодяи чуть вдребезги не разнесли его дом.

Брат написал довольно сухо, зная, что подробнее описания только усугубят общую картину. Сам Жан был даже не в Тарбе и узнал обо всем от их родных сестер. Черт побери. Барер представил себе ворота дома родителей. Все их преступление состояло в том, что они были украшены звездами, сердцами и цветами. И если звезды и сердца и потомки и современники могут простить, то вот лилии… У кого-то хватило ума объявить его особняк роялистским притоном и потребовать придать огню. А когда толпа ворвалась внутрь, она обнаружила неопровержимые доказательства своего праведного гнева… Конечно, два полотна из его собственного, старого, кабинета, самых любимых. Генрих Четвертый, герой Наварры, символ Гаскони, самый его славный земляк. И портрет польского короля – подарок посланника, с которым Барер познакомился еще во времена Генеральных Штатов. Его брат написал, что перепуганные сестры сами бросили картины в огонь, чтобы погасить гнев черни. Его земляки обезумели… И ведь теперь сами наверняка терзаются угрызениями совести… У гасконцев горячие головы, к сожалению, а «бешеные» еще сильны в провинциях. И от страха, что их собственное жилище уничтожат следующим, они уничтожат твое, а чтобы не донесли на тебя, донесут на соседа… Черт побери.

Барер сложил письмо в ящик. Картин было до невероятия жаль, тем более, что со вторым подарком – памятной медалью от польского посланника – тоже пришлось расстаться. Слишком опасная вещь по нынешним временам.

В дверь постучали.
- Между прочим, скоро здесь будут гости, которых пригласил ты, мой друг, - послышался из-за двери негромкий голос его друга и владельца дома, у которого он бессменно жил в Париже, гражданина Савалетта, на самом деле носившего имя де Савалетт де Ланж, о чем сейчас старался позабыть.

Барер через силу улыбнулся и легко сбежал вниз по лестнице.
- Сен-Жюста не будет, - он усилием воли заставил себя переключиться на любезно-веселый тон, - Как и Робеспьера… Впрочем, последний все равно бы отказался. Как и шампанского, которого тоже не будет. Зато будет неплохое гасконское вино – брат прислал ящик, в чем я вижу руку Провидения.

- А еще будет та загадочная дама, актриса, кажется, - прищурился его собеседник.

- О, если она не передумала, - улыбнулся Барер. Вот теперь плохое настроение и правда отступило. Элени Дюваль обладает удивительной способностью пробуждать самые прекрасные воспоминания. Действительно, гениальная актриса, которая даже вне сцены кажется прекрасным видением, и которая даже вне сцены может заставить любого позабыть все печали. Конечно, Дюваль – псевдоним. Сама Элени так же похожа на простолюдинку, как он – на покойного Луи Капета. Впрочем, пусть хранит свои тайны. Пожалуй, раскрасить этот вечер и правда сможет только она.

Выходя из дома, Барер размышлял, не передумает ли она сейчас – Элени Дюваль явно была не самой светской актрисой, и его приглашение поразило ее и даже смутило. Если передумала – придется ему в который раз развлекать хмурых коллег, выдерживая ехидные замечания Бийо-Варенна, занудство Кутона, хамство Колло дЭрбуа и прямоту Карно, которая часто переходила в то же хамство. Бедняга Савалетт. Надо будет вернуться как можно скорее, пока он не сошел с ума в обществе его коллег.

Спектакль как раз заканчивался. Барер снова прошел за кулисы, чтобы дождаться выхода актрисы.
- И снова я вторгаюсь в Ваши владения, - улыбнулся он, - Но я ведь обещал за Вами заехать. На улице дождь. И если Вы передумали и отказываетесь оживлять этот вечер, я просто отвезу Вас домой.

***
Изысканно обставленная комната, стол, накрытый на пять персон, прекрасное вино и разнообразие закусок… Элени поймала взгляд Бертрана Барера и улыбнулась ему. Кажется, она ему нравится. За прошедшее столетие она наблюдала подле себя сотни поклонников, но, кажется, впервые могла признаться себе, что чувство симпатии – взаимно. Обстанока за ужином поначалу была довольно напряженной, но сейчас, когда гости съели закуски и хорошенько их запили, они потихоньку начали разговаривать. Роль хозяйки вечера Элени представляла себе не очень хорошо – никогда не думала, что окажется среди главных политиков страны. Это было даже забавно, ведь она ненавидела всех их, исключая хозяина дома. Жаль, что Сен-Жюст не смог прийти. Она бы искренне посмеялась, наблюдая его перепуганное лицо.

Каждый из присутствующих напоминал книжного персонажа. Они были настолько отвратительны, что, погрузившись в размышления, Элени обнаружила, что придумывает сюжет для романа. Роман-расследование. Действующих лиц даже придумывать не нужно – вот они, бери, и описывай каждого.

Колло дЭрбуа. Несостоявшийся актер, стареющий ловелас, который любит приложиться к бутылке и в глубине души завидует молодым красавцам типа Сен-Жюста. Глуповат и безвреден. Такими легко крутить – он пойдет за тем, кто лучше сыграет на его больном самолюбии.

Бийо-Варенн. Темная лошадка. Мало кто знает, что в глубине души он поддерживал политику Дантона и ненавидел Эбера. Точнее, этого никто не знает. А сам Бийо старается об этом забыть. Он хитер и намного более безжалостнее своего нынешнего приятеля Колло. А еще он обижен на весь женский род за то, что ему не везет в личной жизни. Женщин он привык получать силой, и это его злит. А еще он не может забыть Робеспьеру уничижительного высказывания в свой адрес, произнесенного прилюдно.

Кутон. Вот где собрались все ужасы этого мира. Кажется, этот человек ненавидел весь мир за то, что стал инвалидом. У него была своя, извращенная логика больного человека. Единственным, кого он по-настоящему любил, был Робеспьер. За остальными же он наблюдал, регулярно прогоняя в больном воображении варианты их измены Республики. Тиран в Комитете и дважды тиран в семье. Трудно сказать, где больше он был опасен. Но нет, она ошиблась. Помимо Робеспьера, он был искренне привязан к своему кролику, который сейчас сидел у него на коленях.

Итак, завязка ее романа. На дружеском ужине происходит убийство. Под подозрение попадает слуга…

- … в репертуаре вашего театра?

Кажется, кто-то задал ей вопрос? Элени поднесла к губам бокал вина и повернулась к Кутону.

- К сожалению, наш руководитель никогда не делится с нами планами, - скромно ответила Элени. – Мы ведь простые артисты. И не всегда имеем право на собственное мнение. Решения должен принимать тот, кто владеет всей информацией и руководит процессом. А простым артистам остается лишь внимать.

- Элени, Вы сейчас сами принижаете свою профессию, причем зазря, - рассмеялся Барер, - Если бы великие актеры не давали собственного прочтения каждой пьесе, которую они играют, их можно было бы заменить марионетками, а конкуренция утратила бы всякий смысл.

- И Комеди Франсэз не выдержал бы такого наплыва посетителей каждый вечер, после чего его пришлось бы перенести на Марсово Поле, - резюмировал Бийо-Варенн, допивая вино.

- Ну, и на Марсовом Поле, бывает, дают представления уличные балаганы. И опять же, Бийо, взгляни на одну и ту же пьесу на улице среди толпы, и в театре, под светом рампы, в исполнении уличных актеров и прим Бульваров - ты едва опознаешь произведение, - ответил Барер, - Нет, нет, Элени, Вы положительно преуменьшаете собственную роль. Хотя мы, как видите, и рады убедить Вас в обратном.

Колло дЭрбуа едва нашел в себе силы оторвать взгляд о созерцания стакана. Настроения не было, он очень устал, поссорился с Приером и теперь проклинал себя за то, что дал обещание прийти. Но не появиться означало вызвать гору расспросов, а то и подозрений. Ну и ладно, зато теперь все могут полюбоваться на его кислую физиономию и никто не в обиде. Заставить себя поддерживать беседу он физически не мог, что случалось нечасто, но если случалось, то иногда перестало в черную депрессию. И даже разговор о театре не привлекал, хотя говорить на эту тему под настроение он мог часами.
- Бертан, извини, я с тобой не согласен, - заметил Колло. - Только не спрашивай почему.

- Пьесы - это зеркало существующего общества, - заметила Элени. - Мы играем то, что хочет увидеть публика.

- Кстати, о публике, актерах и времени, - любезно поддержал тему Барер, - Мы знаем примеры пьес, которые принимались по-разному, будучи сыграны в разных театрах и в разные времена. Но свести решение этой загадки только к изменениям в составе публики было бы слишком просто...

- Она права, Барер, - прервал его Бийо-Варенн, - И ты сам, и я, и Колло, и весь Комитет - живые тому свидетельства. Вот, например, сейчас мы заседаем, лишившись примы, отбывшей на гастроли по своим делам и практически не видя вторую приму, нырнувшую с головой в дела жандармерии. Но ничего не изменилось - мы играем то, что хочет увидеть публика, да еще и гарцуя на цыпочках, чтобы прима, когда вернется, не слишком ругалась на второй состав. И никого к черту не волнует разница внутреннего восприятия. Пьесы те же, исполнение то же, хотя и другими актерами. Тьфу, пропасть.

Начало перебранки прервало появление слуги Кутона, извинившегося за беспокойство и передавшего последнему записку. Тот прочел ее внимательно, после чего принес все подобающие извинения и покинул обед при помощи все того же слуги.

- Политика и театр - разные вещи, Бийо, - примирительно заметил Барер, вернувшись после того, как проводил Кутона до дверей, - Не будем же спорить и лучше выпьем...

- Выпить можно и под хороший спор, - упрямо ответил Бийо-Варенн, - Политика в наше время действительно не театр, а куда слабее. Актеры хотя бы импровизировать не разучились.

Колло дЭрбуа только хмыкнул, но на свою беду сделал это, пытаясь одновременно отпить из бокала, поэтому звук получился весьма похожим на хрюканье. - Простите, граждане, - извинился он без тени улыбки. - Мне очень понравились рассуждения Бийо.

- Чем же?, - поднял брови Барер, автоматически поддерживая беседу, мысленно досадуя на то, то разговор свернул к политике. Черт побери, Элени явно начинает чувствовать себя не в своей тарелке.

- Да ты сам знаешь чем, Барер, - желчно ответил Бийо-Варенн за коллегу, - В кои веки мы можем действовать сами. Робеспьер погряз в неведомых личных проблемах, просто исчезнув черт знает куда и бросив страну по первому свистку личных неприятностей. Сен-Жюст отдался во власть своей мании. В кои веки над нами не нависают их угрозы, их интриги, в кои веки можно проводить свою политику. Да черт возьми, Бертран, - взорвался он, - Ведь, опасаясь усиления твоего собственного влияния, Сен-Жюст и Робеспьер продавили решение о том, что теперь ты не читаешь военные доклады с трибун, заменив их монотонным зачитыванием коротких депеш генералов с места, а ты, видимо и доволен? Доволен?

- Но, начиная с отъезда Робеспьера, я вернулся к практике составления военных докладов, - улыбнулся Барер, - Ведь никакого окончательного решения по поводу того, кто именно читает депеши от генералов, не было, - Барер подавил раздражение, возникавшее у него при одном упоминании этой истории. Кутон позволил разыграть себя как идиота, взяв на себя функцию чтеца донесений генералов, и так обладавших минимальной силой воздействия на трибуну... Да какую трибуну - Кутон читал их монотонно и с места, так, что после этого ни у кого в Конвенте не возникало желания обсудить военные дела, представавшие теперь перед депутатами самой рутинной и незначительной из задач, стоявших перед ними, - Я договорился с Жоржем, что все-таки мы будем читать их с трибуны. Ну а после зачитывания депеш, я выступаю с речью по записи у председателя все по тому же, моему ведомству. Да почитай "Монитер", там все печатают.

- Перехитрил, лисица, - проворчал Бийо-Варенн, -И от ответа, как всегда, уклонился. Что, гражданка Дюваль, находите нас жалкими?

- Вас? Жалкими? - искренне удивилась Элени. На самом деле, слушая их политическую грызню, она именно так и считала, так что Бийо попал в точку. Неужели у нее такое выразительное лицо? Раньше она всегда прекрасно скрывала свои чувства. - О чем вы говорите, гражданин Бийо-Варенн? Я впервые в подобное обществе, и, уж простите, не очень владею темой. Вероятно, это отражается на моем лице? - Элени очаровательно улыбнулась. Главное, чтобы они перестали обращать на нее внимание и продолжили свой маленький спектакль. Уж очень они забавны.

- Все, граждане, довольно, - Колло бросил на стол салфетку. - Не будем превращать это место в политический салон. Видит бог, я с этой дамой и просыпаюсь и засыпаю. Иногда она мне снится в кошмарах. Я имею в виду политику. Поговорите о чем-нибудь другом, а? А я вам с удовольствием покиваю, так как кроме последних выпусков "Монитера" у меня в голове все равно ничего не держится.

- И правда, давайте о другом,- миролюбиво согласился Барер, - Давай так, Бийо, скажи сейчас прямо того, что т хочешь от нас добиться, м соглашаемся или отказываемся, и больше ни слова о политике за весь вечер.

- Заседание Комитета Общественного Спасения. Завтра же. На котором будут рассмотрены наши предложения. Наши, а не Сен-Жюста и Робеспьера, - четко произнес Бийо-Варенн.
Барер вопросительно посмотрел на Колло дЭрбуа, прикидывая, успел ли Бийо договориться с Карно, двумя Приерами и Сент-Андрэ, который на днях вернулся в Париж.

- Какие именно предложения, нам скажут завтра? - спросил Колло. - Тогда завтра и поговорим. А так... я не против, граждане.

- А ты подготовь свои, я - свои, Барер - свои, - поднял брови Бийо-Варенн, - вот и разберем, - Карно вон уже пишет вместе с Сент-Андре, - добавил он.

Значит, Приеры тоже, - подумал Барер. Конечно же, Бийо-Варенн не дурак и пришел к тяжеловесам Комитета в последнюю очередь, уже заручившись поддержкой остальных.
Он задумчиво посмотрел на Бийо, кивнул и перевел взгляд на Элени.
- Ну а теперь давайте продолжим про театр, - снова искренне улыбнулся он.

- Чудесное предложение! - рассмеялась Элени. - Как говорил великий Мольер, "тот, кто хочет обвинять, не вправе торопиться". Я рада, что вы пришли к единому мнению, граждане. Так вот, продолжая тему о Театре, мне бы хотелось услышать ваше мнение о последней постановке в Камеди Франсез. Ее весьма расхваливали в "Монитер", который, судя по сегодняшнему вечеру, весьма уважаем и читаем в этом обществе. И, кстати, не хотите ли, чтобы я распорядилась по поводу вина? Вы не против, гражданин Барер?

- Я - только за все Ваши предложения, Элени, - улыбнулся Барер, - Итак, коллеги? - обратился он к гостям, - Продолжаем вечер, но о политике больше ни полслова. Что касается постановки, - он начал излагать собственное мнение, наслаждаясь тем, как беседа на глазах снова обретает непринужденный характер. А свои предложения он успеет подготовить после полуночи, когда разойдутся гости.

Заседание Комитета без Робеспьера обещало быть очень интересным.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Янв 28, 2010 2:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель, 1794

Аррас.

Лебон, Робеспьер, Либорель, Огюстен и другие.

Робеспьер молча выслушал доклад, хотя сдержать эмоции и стоило некоторых усилий. Возможно, только внутренне, внешне лицо оставалось спокойным, это стало уже второй натурой. В Якобинском клубе сегодня собрались все. Все служащие и чиновники, которые были в городе. Неявка автоматически ставила отсутствующего вне закона и только столь серьезные причины, как болезнь, удостоверенная свидетелями, или же невозможность оставить пост, опять же задокументированная, могла служить оправданием. Доклады поступали один за другим, самые разные, но суть их была одна: задержана группа заговорщиков, целью которых являлось… список будет зачитан. Места отсутствующих чиновников занимали новые люди. Почти все – из Бетюна, лишь немногим из тех, кто занимал высокие должности еще несколько часов назад, посчастливилось остаться на своей должности. Кремье, поставленный во главе жандармов и по этому поводу сияющий, как новая монета, доложил, что заговорщики отконвоированы в тюрьму. Мэру города, гражданину Лебону не чинили препятствий, так как удостоверено, что в тот момент он был в деревне, собирал списки неимущих и подошел к месту событий, скорее всего, заметив нечто, вызвавшее подозрения.
Робеспьер кивнул.

- Благодарю, гражданин.

Он поискал взглядом Огюстена. Тот о чем-то переговаривался с Бюиссаром, лицо его было серым от усталости. Именно ему пришлось провести бессонную ночь, отбирая людей и заниматься подготовкой. Сутки на все. Сутки неимоверного напряжения. А еще он беспокоится о Рикоре, но всему свое время. Сейчас все замерли, никто не хотел высказаться, все обратились в слух, ожидая очередного доклада.

В тишине, только изредка прерываемой шиканьем, было отчетливо слышно, как хлопнула входная дверь. На пороге появился Лебон в сопровождении Либореля. Именно последнему было поручено отправиться в Коммуну, чтобы подождать там гражданина мэра.

- Говори, Лебон! – выкрикнул кто-то, не в силах больше сдерживать напряжение.

- Говори! Говори! – подхватили несколько голосов.

Внутренний голос кричал, что дело проиграно. Несмотря на то, что он единственный, по воле случая, до сих пор остается на свободе, тогда как все его соратники арестованы и будут казнены. Верный Либорель притих и готовился отразить удары. "Либорель - лучший юрист Арраса, он был в курсе всех дел Коммуны. В крайнем случае, можно будет многое свалить на него". А это уже - не внутренний голос. Это - чувство самосохранения. За время правления Лебон отложил столько денег, что при желании на них можно было безбедно существовать до конца жизни. И ведь, черт побери, не хватило всего-то ничего до момента триумфа. А еще господин барон не знает... А господин барон, говорят, шутить не любит... Раздираемый противоречивыми чувствами. Лебон поднялся на трибуну.

- Граждане! Моя речь сегодня будет краткой. Арестованы заговорщики. Люди, которые хотели утопить Республику в крови. Люди, предавшие национальную идею. Самое страшное, что все они - наши соседи. Мы долгие годы знали их и доверяли им. Но, как выяснилось, зря. Но несмотря ни на что мне хочется сказать: "Ура". Ура Аррасу! И ура гражданину Робеспьеру, нашему великому соотечественнику, который спас нас всех от позора! Ибо нет ничего страшнее, чем оказаться жителем города-заговорщика. Да здравствует революция!

- Вас неверно информировали, гражданин Лебон. Поимка заговорщиков - всецело заслуга гражданина Лино и гражданина Кремье. Патриотам следует чествовать их, - холодно сказал Робеспьер, когда шум стих. Как странно. Услышь он подобные овации еще четыре года назад и, наверное, был бы счастливейшим из смертных. Сейчас это раздражало. Наверное, потому, что осознал: если с тобой не спорят оппоненты - готовься к удару, если звучат овации - ты рискуешь начать плыть по течению. - Слова и слова... Однако я надеюсь, что от слов вы перейдете к действию, гражданин Лебон. Заговорщики должны быть наказаны. В составе здешнего революционного трибунала, правда, произошли некоторые изменения в течение последних часов, но это не помешает патриотам справедливый приговор. И очень надеюсь на то, что вы поможете новым коллегам уладить некоторые формальности.

- Конечно, помогу, - заторопился Лебон. - Мы с гражданином Либорелем готовы оказать посильную помощь.

- Прекрасно, - подытожил Робеспьер. - С новыми назначениями вы разберетесь позже. Теперь я бы хотел спросить о судьбе комиссара, гражданина Рикора. Это правда, что он был обвинен во взяточничестве?

- Клевета это! - вне себя от ярости выкрикнул Огюстен.

- Это правда, гражданин Лебон? Если правда, то он, разумеется, будет наказан... Однако я бы хотел убедиться в том, что обвинение справедливо, - Робеспьер смерил Лебона пристальным взглядом и жестом попросил Огюстена помолчать, отметив, что он собирается добавить еще несколько эпитетов адрес Лебона.

Лебон мысленно произнес молитву своему ангелу-хранителю. Надо же, как все поворачивается! Еще сегодня утром он в ярости метался по кабинету, проклиная Ришара, когда судья Арраса положил ему на стол конверт. Чертов парижанин обманул его! Он отбыл в Париж, оставив судье подробное письмо, в котором изложил свое мнение об аресте Рикора. Письмо было подробным, не содержало никаких личных выпадов и выводов. Только факты. Жак Ришар излагал, как в течение нескольких дней совместной работы Франсуа Рикор проявил себя профессиональным комиссаром, как тот выявил массу нарушений и затем приводил свои подробно запротоколированные беседы с гражданами Арраса, обвинившими Рикора в получении взятки. Допрашивать Ришар, видимо, умел, потому что граждане в его отчете выглядели полными идиотами и путались в показаниях. В конце концов, оба заявили, что не будут ничего говорить без присутствия в комнате его, Лебона, и замолчали. На отчете фигурировали их подписи. ИДИОТЫ! Утром Лебон строил планы мести. Теперь это письмо могло спасти его.

- Гражданин Робеспьер, понимаете ли, боюсь, что все не так просто с гражданином Рикором. Боюсь, как бы не стал он жертвой интриги. Посмотрите, какое письмо мы получили сегодня с гражданином судьей от второго проверяющего - гражданина Ришара? - Лебон протянул Робеспьеру конверт.

Робеспьер внимательно прочел бумаги, теперь уже всерьез стараясь сдержать злость. Ришар, какие бы ни были твои прегрешения в прошлом, возможно, ты искупил их сейчас...

- Тогда почему, - очень тихо спросил он, глядя в упор на Лебона, - почему обвинители не только лгали, давая показания, но и настаивали на том, чтобы говорить в вашем присутствии? Они ожидали от вас помощи? Или же сами хотели обвинить вас, уже не знаю в чем? Клевета, гражданин Лебон, является преступлением, я полагаю, вы слышали об этом. Разумеется, Рикор был несправедливо обвинен только потому, что позволил себе сунуть нос в те документы, которые не предназначались для просмотра? Я верно понимаю?

- Да что вы, гражданин Робеспьер! Помилуйте! Откуда мне знать, чего они хотели от меня, эти люди? Я - лицо публичное. Думаю, меня хотели обвинить и оклеветать! Если эти люди оклеветали ни в чем не повинного комиссара, почему бы им не сделать то же самое с мэром? - воскликнул Лебон

- Позовите этих людей, - бросил Робеспьер. - Гражданин Лимье и гражданин Гродуа, вот их имена. Я могу проверить, что скажут эти люди сейчас, гражданин Лебон, в присутствии ваших коллег. Или у кого-то есть мнение на это счет, граждане?

- Думаю, ничего умного не скажут, - высокомерно процедил Либорель. - Они заслуживают эшафота, а не бесед в Якобинском клубе. Или вы думаете, что они подтвердят свою вину прилюдно?

- Профессия адвоката вам подходит гораздо больше, чем профессия обвинителя, гражданин Либорель, - ровно сказал Робеспьер. - Но согласитесь, что мы рассматриваем немаловажный вопрос. Вы обвиняете комиссара, чьи полномочия подтверждены Комитетом... Так же, как и ваши, гражданин Лебон.

- Я? Я никого не обвиняю, - ответил Либорель. Похоже, положение Лебона висит на волоске. Еще немного, и он потянет за собой всех, кого еще не успел утопить. Судя по всему, придется идти на поклон к Робеспьеру.

- Тогда почему же против того, чтобы они говорили здесь? - спросил Робеспьер. В этот момент из толпы вытолкнули довольно молодого, прилично одетого гражданина. Он затравленно вокруг озирался в поисках поддержки, но не находил ее и, судя по всему, готов был признать все, что угодно, кроме собственной вины. Очевидно, сердобольные соотечественники уже объяснили ему суть дела, так как едва избавившись от своих провожатых он рухнул на колени и закричал, простирая руки к окружавшим его людям: - Я не виновен! Я не виновен, меня заставили это сделать!

- Сделать что? - спросил Робеспьер. В этот момент мелькнула мысль, что он зашел слишком далеко и не может контролировать ситуацию. Лебон не должен быть обвинен, а вот подозревать его могут в чем угодно... Любопытно, понял ли он, что с этого момента ему не позволят сделать ни одного шага, и каждое его действие будет сопровождаться подробными отчетами? Видимо, еще не осознал...

- Заставили сунуть деньги тому гражданину! Он даже не видел!!!! Пожалейте! Это все он, он, он! - молодой человек в истерике указывал пальцем на Лебона.

- О, ну вот видите, как я и думал, - усмехнулся Лебон.

- Граждане, мне кажется, что жертвой чудовищной интриги стал не только гражданин Рикор, - тихо заговорил Робеспьер. - Проверка, произведенная здесь, показала, что долгое время вас обманывали, по-своему трактуя законы, убирая неугодных, используя свое положение и данную власть для наживы и в личных целях. Поэтому я предлагаю, кроме всего прочего, в ближайшее время составить декларации о доходах тех, кто сейчас находится под арестом, равно как и тех, кто занимает руководящие должности. Подумайте о том, граждане, что долгое время вы слепо подчинялись, вынужденные молча смотреть на те преступления, которые были совершены здесь. Пусть приведут сюда тех, кто не так давно напал на Огюстена. Пусть приведут и я не сомневаюсь, что они ответят так же, как ответил этот гражданин, что стоит сейчас перед вами на коленях.

Эти граждане, которые напали на безоружного, не были наказаны. Они оставались на свободе и до недавнего времени наслаждались своей безнаказанностью. Мне была предъявлена бумага. Приказ, который якобы исходил от Комитета общественного спасения и был подписан мной лично. Сейчас я готов перед всеми заявить о том, что это ложь. Те, кто на самом деле осведомлен о работе Комитета знает, что один человек не принимает подобные решения, приказы всегда подписаны и другими членами Комитета. Почему же на этом листе только моя подпись и весьма скверно подделанная, предстоит спросить у тех, кто позволил допустить мнимое правосудие, приведя приказ в исполнение... - гул голосов заглушил слова, Робеспьер выжидал, пока люди успокоятся.

- Теперь, когда комиссар решил пролить свет на творящиеся здесь нарушения, его просто обвинили во взяточничестве. Что можно ожидать от людей без понятия о совести и справедливости, от тех, кем движет исключительно алчность? К счастью, сегодняшний день принес нам радостные вести - заговорщики арестованы. Дальше зависит только от вас, насколько вы будете бдительны, насколько честно будете исполнять взятые на себя обязательства. Надеюсь, мне нет нужды говорить о том, что считаю гражданина Рикора невиновным, так как кроме всего, довольно давно знаю его как истинного патриота, ни разу не позволившего усомниться в своей честности, если у кого-то из вас есть возражения, я охотно выслушаю их... Мне больше нечего сказать. Благодарю всех за внимание.

Лебон рассеянно следил за развитием событий, думая о своем. Итак, план барона де Баца полностью провалился. Теперь уже не может быть и речи о том, чтобы восстановить против Парижа департаменты. Все участники заговора арестованы, за ними последуют аресты сочувствующих. А Рикор вернется героем. Непонятно, почему он, Лебон, по сей день на свободе. Хотя, возможно, это и есть те самые обещанные меры предосторожности, предпринятые бароном, о которых говорил де Монблан? Де Монблан, кстати, тоже был арестован. И это станет последней каплей, которая переполнит терпение барона. У Лебона, правда, есть один выход. Он может пойти на соглашение с Робеспьером и сдать ему барона де Баца, рассказав все, что знает. Правда, сказав это, он фактически официально подпишет себе приговор. А что если сделать иначе? Подождать и узнать, как будут развиваться события. Если его оставят в покое, молчать. А если он будет арестован, предложить информацию о бароне в обмен на собственную свободу. Он - мелкая сошка в этой истории, барон им нужен куда больше. Успокаивая себя этими мыслями, Лебон отдал распоряжение жандармам о том, чтобы они привели комиссара Рикора. Пусть забирают его и выметаются из города к чертовой матери.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Янв 29, 2010 2:18 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель, 1794

Тюильри.

Элеонора Дюпле, Ален Сулье, Жак Дюмье и другие.

...На следующий день Сен-Жюст пришел, как и обещал. Нет, выяснить ничего не удалось, сказал он. Да, ей, Элеоноре, стоит вести себя осмотрительнее. И она кивнула, соглашаясь. Все было так разумно… И правильно – потому что именно это одобрил бы Максимильян. Но после ухода Антуана, чуть менее поспешного, чем накануне, пришла Аннет. Поспешно проведя ее во двор, Элеонора вскоре осознала свою ошибку. Худшей идеи, чем обсуждать ту проблему, что занимала их, у поленницы, и быть не могло. Спрятаться в самой отдаленной комнате… При мысли об этом Элеоноре стало неловко. Неужели это происходит с ней? И после ее обещания, данного Максимильяну… Но разве она не советовалась с ним? И более того, не советовалась с Антуаном? «Не сказав всей правды», - шепнул внутренний голос. Аннет меж тем плакала, и плакала все горше, обвиняя ее во всех смертных грехах, а более всего – в гордыне. Не желает помочь, живя с в одном доме Робеспьером! Да кто она такая? Что возомнила о себе?

Когда гостью все-таки удалось уговорить уйти, Элеонора была опустошена, будто это ее брат сидел в тюрьме. В самой страшной тюрьме Парижа. Говорят, оттуда сейчас выходят лишь на эшафот… Нет, это не место для Николя! Это несправедливо. А если это несправедливо, то и Максимильян не одобрит этого. Просто он уехал… И у него совсем нет времени разобраться… Ждать же более невозможно.

Самым сложным было принять решение, дальнейшее же происходило быстро и словно во сне. Сменив домашнюю юбку и жакет на темно-коричневое платье, Элеонора быстро повязала платок, набросила накидку и поспешила в Комитет по надзору. За корсажем у нее находилась бумага, что могла спасти роялиста поневоле.

***

Ален Сулье печально вздохнул, уставившись на заваленный бумагами стол. Каждый день одно и то же, просто жизни нет от этой однообразной рутины. Да, у него в руках была некоторая власть, это правда, но и похвастаться своими успехами не перед кем. Рядом – такие же чиновники, как и он сам, а видит только бесконечных просителей и бумаги. В работе, правда, была своя система, но все равно слишком уж она однообразна. Правда, иногда с ходатайствами приходили и довольно симпатичные гражданочки, но очень скоро интерес к ним пропал. Все как одна: плачут, умоляют, готовы сделать все, что угодно… Много толку от такой победы? Когда-то он этим пользовался, что греха таить, а потом надоело. Осталось только вертеть свое привычное колесо, как мул на привязи. И так беспросветно.

Вот, еще одна… Он практически не слушал, что она говорила, текст из просьб Ален уже выучил наизусть и мог в любой момент составить на эту тему хоть целую монографию. Только механически протянул руку за бумагой. Дальше просто нужно взять на себя труд прочесть и решить, что с этим делать. Если дело мелкое, вроде драки на улице, это решалось на месте, штраф или погнать виновного на сбор селитры. Если что серьезнее, например, человек уличен в том, что собирает вокруг себя группы граждан, но натворить ничего не успел, то тут тоже можно отпустить под наблюдение. И так далее. Для каждого своя система есть.

Сулье отпил остывший чай и едва не поперхнулся, вчитываясь в бумагу. Потом с неподдельным интересом уставился на гражданку, даже не дочитав документ до конца. Интересно, она хоть соображает, что делает? На вид вроде не набитая дура… А вот жизнь ее ничему не учила, видимо. Ну какой человек в здравом уме будет подавать ходатайство за человека, обвиненном в связях с роялистами?
Да как же ты еще на свободе ходишь, деточка? Таких, как она, обычно проверяли в первую очередь, так как они автоматически заносились в особый список и становились “подозрительными”. Обычно такие бумаги в комитет по надзору не попадали, а шли выше по инстанциям.

- Гражданка, вы понимаете, что ходатайствуете за человека, обвиненном в одном из самых тяжких преступлений? – спросил он.

- Я бы никогда не поступила так, будучи уверена в этом преступлении, гражданин. Сейчас… много подобного, и вероятность ошибки повышается… - Элеонора почувствовала, что говорит что-то не то, но слова уже были произнесены.

- Значит, вы не уверены в том, что этот человек совершил преступление, - неприятно улыбнулся Сулье. Он совсем не жандарм, не умеет допрашивать, а по-хорошему, лично бы он, провел гражданочку именно в жандармерию. Подозрительная. Иначе не скажешь. Что же, будем придерживаться инструкции, заведем на нее досье, или запросим существующее... - Почему вы так уверены? Разумеется, мы сделаем запрос, если вы настаиваете, но на вашем месте... - тут он поймал себя на мысли, что неожиданно пожалел глупую, - на вашем месте, гражданка, я бы этого не делал. Не лишитесь головы и вы сами.

Элеонора вдруг испугалась – но в минуты критические ей было свойственно собираться с духом, словно наперекор всему, и голос ее прозвучал неожиданно твердо:

- Что за слова вы говорите, гражданин? В чем я нарушаю закон? Разве эта бумага не имеет силы? Быть может, вы обвините тех, в чем ведомстве она была создана, в контрреволюционных нравах? Если же нет, в чем моя вина? Пусть я заблуждаюсь… но вы и должны разобраться во всем. Это запрос, гражданин, а не фальшивые документы, коих вы могли бы опасаться.

Несколько секунд он смотрел на гражданку не мигая, так как такого отпора не ожидал. Но отповедь все же возымела свое действие: Сулье разозлился. Не столько на нее, сколько на самого себя за то, что пожалел ее, такую отставшую от жизни.

- Пока что я вижу только бланк, на котором написано прошение, - вкрадчиво сказал чиновник. - Но такую бумагу можно и купить... Я не вижу здесь подписи чиновника, которым она выдана, а следовательно, является просто бумагой. Назовите свое имя, гражданка, постоянный адрес... мы выясним, действительно ли этот бланк был вам выдан.


- Гражданин, я облегчу вам задачу. Мне не выдавали этот бланк, я нашла его.

- И использовали его по назначению, - хмыкнул Сулье. - Это понятно... А почему вы отказываетесь называть свое имя, тогда как обязаны сделать это по уже высказанной просьбе? Назовите себя, гражданка, или я буду вынужден арестовать вас, посчитав "подозрительной"!

- Я всего лишь не хотела злоупотреблять им… Я здесь сама по себе, гражданин. Я проживаю в доме номер триста шестьдесят шесть по улице Сент-Оноре, мое имя – Элеонора Дюпле. С Аннет Сартин я познакомилась на курсах у Жана-Батиста Реньо. Если вы прочтете документ до конца – вы увидите мою подпись. И право, вам следовало сделать это прежде, чем обвинять меня. Я не могла отдать вам документ без подписи.

Сулье собрался с силами и дочитал документ до конца. Да, действительно так. Ах вот почему мы такие смелые... Мориса Дюпле, проживающего на Сент-Оноре по указанному номеру не знал только ленивый. И уж только глухой не слышал об их квартиранте. Сама же ситуация казалась бредовой настолько, что он еще раз перевел взгляд с бумаги на гражданку. И как прикажете поступить? Об этом в своде правил сказано не было... Отправить ее восвояси? Забрать прошение? К окончательному решению Сулье так и не пришел, зато мелькнула спасительная мысль: отправить ее дальше по инстанциям. Пусть начальство думает, как лучше.

- Подождите здесь, гражданка. Я сейчас вернусь.

Разговор с председателем Бюро занял не так много времени, как думалось вначале. Некоторое время он слушал довольно бестолковые пояснения, потом дважды перечитал бумагу, сверился с какими-то бумагами и... приказал ждать. Через четверть часа был получен приказ проводить Дюпле в кабинет Годинье, который заведовал канцелярией всего Комитета по надзору.

…Элеонора встала с лавки, стараясь держаться спокойно.

- Благодарю вас, гражданин.

Они вышли вместе – согласно распоряжению; Элеонора шла чуть поодаль. Почему ей не могут ответить сейчас? Не хорошо это – чем больше инстанций, тем больше шума… А ей совсем не нужны слухи…

***

Жак Годинье сначала молча смотрел на гражданку, знакомство с которой вполне могло разрушить его карьеру. Ну его к черту, связываться с верхами, живо вынут из тебя потроха, не успеешь оглянуться. И не поверил бы, никогда в жизни не поверил, что девице Дюпле придет в голову ходить по инстанциям, если бы сначала не увидел бумагу, а потом ее саму. На всякий случай, если будет совсем плохо, он уже подготовил себе путь к отступлению... Голова дороже, что бы там не говорили.

- Садитесь, гражданка Дюпле, - вежливо сказал он. - Я ознакомился с вашим ходатайством и, признаться, несколько удивлен. Разве вы не знаете, что ходатайствуя за преступника, вы тем самым ставите под подозрение и себя? Зачем вам это нужно? Дело Сартина рассмотрят и без вас, если виновен - осудят, если не виновен... тогда другое дело, - на этом этапе он едва не откусил себе язык. Вот что прикажете делать, если самосохранение кричит ему просто отослать гражданочку подальше... но вдруг расскажет, как он отослал ее, не разобравшись? Есть кому рассказать, не сомневайтесь...

- Я воспользовалась той возможностью, что Республика предоставляет каждому честному гражданину, - сидеть на стуле перед новым чиновником ей, сколь серьезной, столь и стеснительной, было неуютно, но что оставалось делать? Только объяснять все вдумчиво, как ребенку.

- Стало быть, вы настаиваете на том, чтобы я рассмотрел ваше ходатайство? - Похоже, гражданка намекает на то, что он плохо выполняет свои обязанности... Ох, и скажется это на его послужном списке... - Хорошо. Вот вам перо и бумага, напишите, пожалуйста, заявление. Такой порядок.

Отказаться? Немыслимо. Но согласиться? О, Максимильян! Оставить тут заявление… Невозможно. И Элеонора решила рискнуть.

- Но вы же понимаете… Если это похитят и решат использовать против гражданина Робеспьера? Вы знаете, на его жизнь покушались.

- Похитят? - искренне удивился Годинье. - Поверьте, оно никому не нужно до такой степени, чтобы взламывать несгораемый шкаф. Послушайте, гражданка, вы не имеете права, по большому счету, говорить мне такие вещи. А я не имею права их слушать! Или пишите заявление, если хотите, чтобы я взял вашу петицию, или уходите, - он понимал, что говорит грубо, но расточать любезности на рабочем не привык. Главное - соблюдать формальности, а потом отправить ее дальше по инстанциям. Пусть у других голова болит.

- Хорошо, гражданин, - уступила Элеонора, беря перо, - скажите только, после этого вы будете заниматься делом Сартина?

- Я сделаю все, что от меня зависит, - уклончиво ответил Годинье. - Напишите заявление и ждите здесь. Как вы понимаете, я не могу решать такие вопросы самостоятельно.

Уточнив по ходу пару вопросов – где и как что писать, Элеонора сочинила заявление. Так лучше… Честному человеку нечего бояться. Иначе вести себя нельзя.

- Возьмите, гражданин.

- Прекрасно, - проворчал Годинье, забирая документ. Он до последней минуты надеялся, что гражданка уйдет, но надежды оказались тщетными. Теперь не избежать визита в Комитет безопасности, черт бы побрал их всех. Ну что сегодня за день такой?

***

Жак Дюмье, секретарь Комитета общей безопасности, внимательно прочел петицию и ободряюще улыбнулся гражданке.

– Прошу вас, гражданка, присаживайтесь. Я понимаю, что вас измучили эти походы по инстанциям, но, к сожалению, дело идет о государственном преступлении, не все имеют полномочия заниматься этим. Сейчас я сниму копию с вашего заявления и с этой петиции, вы же просто подпишете их… О дальнейшем позвольте позаботиться мне, - он снова улыбнулся, вполне искренне. Надо же, сначала он не верил слухам, а в кои-то веки сплетни оказались правдивы…

- Хочу, чтобы вы знали… Меня отговаривали… Я действительно делаю ошибку? Разве это не в порядке вещей?

- Действительно немного необычно то, что вы решились защищать заговорщика, - мягко сказал Дюмье. - Но раз вы действуете по собственной инициативе, мы не можем отказать в просьбе. Вот, пожалуйста, прочтите эти документы, удостоверьтесь, что верно переписано и скрепите их своей подписью. Мы всегда делаем копии на случай если документ затеряется. Встречаются, к сожалению и недобросовестные чиновники...

Скрепя сердце, Элеонора прочитала бумаги.

- Все верно, - ответила она в конце концов после того, как подписала их, - я знаю Аннет как добропорядочную гражданку, а Николя Сартин – патриот и человек искусства. И меня действительно беспокоит возможность ошибки. Что мне делать теперь? – спросила девушка, передавая листы.

- Теперь пойдемте со мной, гражданка. Не волнуйтесь, прошу вас, то место, куда мы сейчас идем - последняя инстанция. Вам всего лишь нужно будет изложить свою точку зрения там. - Он тщательно запер подписанные документы в шкаф и вышел, предварительно позволив пройти гражданке Дюпле. Через несколько минут они оказались в приемной Комитета общественного спасения - святая святых.

- Сейчас они совещаются, вам нужно будет немного подождать, - снова ободряюще улыбнулся Дюмьен. - Практически ничего по сравнению с тем, сколько вы уже ожидали... Теперь прошу извинить, меня ждет работа. - Он вышел и быстро зашагал по коридору. За свалившуюся прямо на голову удачу следовало выпить немедленно! Теперь не составит труда доказать, что Комитет общественного спасения с Робеспьером во главе, занимается спасением роялистов, привлекая к этому третьих лиц!

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Янв 30, 2010 3:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель 1794 года

Заседание Комитета общественного спасения

Сен-Жюст // Барер, Бийо, Колло, Карно, Приер, Кутон, и т.д. (часть первая)

Полусон-полубред. Иногда сны кажутся реальностью, и вырваться из них невозможно. Все эти люди – умерли? Или он все еще там, в 92-м? Таверна. Звон бокалов. Он, молодой депутат из Блеранкура, Антуан Сен-Жюст, молча пьет вино в окружении веселых коллег. Ему не смешно. Его речь в Конвенте о решении продовольственной задачи в Париже не услышали. Не захотели услышать. Это было обидно – он не привык проигрывать.

- Антуан, да что ты в самом деле, неужели тебя правда так задело это дурацкое выступление? Не сегодня, так завтра. Ты же знаешь, что тебя еще услышат!

Камиль Демулен. Один из немногих людей, которых он может назвать друзьями. Он всегда находит верные слова. Только сегодня они не действуют.

- Настанет день, когда меня услышит весь Конвент. Они будут трепетать, потому что я не обойдусь пустыми словами, а назову имена.

- Придет, придет, - смеется Камиль и подносит свой бокал.

- Да мы все уже трепещем, Сен-Жюст! – слышится громовой голос Дантона. – Ей, хозяин, шампанского гражданину Сен-Жюсту! Я угощаю!

Сен-Жюст поднимает голову и мрачно смотрит на смеющегося Дантона. – Откуда у тебя столько денег, гражданин Дантон?

- Снял с твоего банковского счета, гражданин Сен-Жюст, - беззлобно отшучивается Дантон.

- Антуан, пойдем домой, давай я тебя отведу. – Это уже Леба. Еще один друг. Но откуда этот стук? Он становится все более явным. Кто-то зовет его. Сен-Жюст стискивает раскалывающуюся голову руками. – Нет, Филипп. Я один. Мне пора.

…- Гражданин Сен-Жюст… гражданин Сен-Жюст… откройте, гражданин Сен-Жюст…

***

Сен-Жюст открыл глаза. Он продолжал сжимать руками голову. В окно били солнечные лучи. На столе образовалась некрасивая восковая лужица – все, что осталось от свечи. Слишком жарко сегодня. А он, кажется, снова заснул за столом в своем кабинете в жандармерии. Который сейчас час, и сколько времени ему удалось поспать? Он помнил, как вчера, вернувшись от Дюпле, устроился в своем кабинете с бутылкой вина, пирогом, любезно подложенном ему Виктуар и папкой с документами по подозрительным, арестованным за последний месяц. Сегодня он собирался выступить на заседании Комитета и поднять вопрос о вступлении в силу новой поправки к декрету. Однако, в дверь продолжали стучать. По мере того, как сознание прояснялось, Сен-Жюст вспомнил, что вчера отправил записку своему осведомителю Гринье с приказом явиться к нему в Бюро жандармерии ровно к восьми утра. Сейчас часы показывали половину девятого. Черт побери, через полчаса начнется заседание!

Сен-Жюст распахнул дверь и пригласил Гринье войти. Десять минут ушло на то, чтобы дать ему подробные инструкции относительно гостиницы «Муза и Парнас». Еще десять – на то, чтобы привести себя в порядок, насколько это было возможно. Еще через десять минут он входил в Тюильри. Сегодня ему предстоит вновь председательствовать в Комитете. Сен-Жюст не был суеварным человеком, но в последнее время каждый раз, когда он видел во сне Демулена, с ним происходило нечто, выбивающее его из колеи. Чушь. На этот раз все будет иначе.

Барер побарабанил пальцами по столу. Обычно подобная тишина в Комитете была только по выходным, когда он приходил поработать в одиночестве. Стоило появиться коллегам, начиналось одно и то же, в несколько различных вариациях и с одинаковым финалом: склока.
Сейчас же, хотя в комитете уже возник Приер, Кутон пришел еще раньше него, да и Карно уже заглянул пару раз, но сбежал по каким-то своим делам, здесь царила странная тишина.
Барер вспомнил, казалось бы несвязанный с этим эпизод из начала своей адвокатской практики. Его второе дело. Девушка из Тарба, соблазненная рыцарем Мальтийского Ордена и бежавшая с ним в Бельгию из родительского дома, где они обвенчались. Без письменного согласия родителей такой брак не считался во Франции действительным. Именно этим и решил воспользоваться похититель, решив поддаться на уговор родственников и потребовать развода, чтоб сохранить их благоволение и наследство. Барер защищал пострадавшую сторону, зная, что дело практически безнадежно – по закону они не были законными супругами. В итоге он пошел на почти сомнительное дело, опубликовав переписку молодой пары с согласия девушки в виде памфлета, который имел успех даже в Париже. Незадачливый муж столкнулся с таким общественным порицанием, что едва мог ходить спокойно по улицам, а судьи даже не колебались, признавать ли брак действительным и состоявшимся: письма молодого человека говорили за него. К сожалению, развод был получен, но часть наследства отошла в компенсацию жертве, которая к тому же стала весьма популярна, как ожившая героиня романа, среди романтически настроенных молодых жителей Тарба.

Господи, да к чему сейчас эти лишние воспоминания? Что его память пытается подсказать ему? Что иногда добрая или злая слава идет впереди закона и даже поступка? И что тогда? Слава Робеспьера бежит впереди него, от его имени уже можно творить любые злодеяния. Да и ситуация в Комитете была небезызвестна даже Элени. Их считают марионетками Робеспьера, и любое их действие будет приписано ему…
Барер неожиданно прикусил кончик пера. А ведь он не один в Комитете такой умный. И вот в этом-то и разгадка. Если он не ошибся, то Бийо, Колло, Приер и почему-то примкнувший к ним Карно, не разделявший их взгляды, но искренне ненавидевший триумвиров, будут голосовать за усиление террора.

Барер кивнул сам себе и продолжил вертеть перо в руках… Они правы, конечно, как и Робеспьер, как и мертвые дантонисты и эбертисты. Но ошибаются в главном. Можно использовать свою репутацию марионеток. Но театр обычно прикрывают со всеми актерами… И вот именно этому подводному камню и было посвящено его предложение, бывшее, что интересно, одинаково и выгодно всем конфликтующим сторонам. Вместе с тем, в чем-то Сен-Жюст и Робеспьер на секунду показались ему даже симпатичней, чем те, кто уже пересел за общий стол… Но… сила обстоятельств уже подхватила всех фигурантов… Все, назад дороги нет.
Барер пересел за стол на свое обычное место по центру, между Карно и Бийо-Варенном, которых он обычно утихомиривал, но сегодня это явно будет бесполезно.

- Начинаем, граждане, - Бийо-Варенн обвел глазами присутствующих. Большинство есть, прекрасно, - Итак, ввиду отсутствия гражданина Робеспьера, предлагаю временно уступить право ведения заседания Бареру.


- У нас все равны, Бийо. Свобода, равенство и братство, - улыбнулся Барер, - Кстати, временный председатель есть, и это не я, а Сен-Жюст. Итак, какая у нас повестка дня? У кого какие предложения на рассмотрение?


- Ну что ж, я и не знал, что у нас обязанности председателя передаются без ведома остальных, - резко ответил Бийо-Варенн, - Ну что же, гражданин Сен-Жюст, прошу Вас, начинайте заседание. Насколько я знаю, у нас накопилось порядочно дел и предложений для обсуждения.


Сен-Жюст занял непривычное ему место во главе стола. То, что Робеспьер назначил его замещать себя на время своего отсутствия, не понравилось никому, даже Кутону. Сен-Жюст и сам считал, что подобный шаг мог разозлить всех присутствующих, готов был даже предложить занять кресло временного председателя Комитета Бареру, чтобы контролировать ситуацию со своих позиций. Но Максимильян решил иначе.

- Граждане, - начал Сен-Жюст, стараясь не обращать внимания на неприязненные взгляды. – На сегодняшний день перед нами стоит несколько задач. Первая из них касается положения об исполнении вантозских декретов. Я получил информацию о том, что за неделю вопрос со списками так и не был решен. В народе зреют волнения. Мне регулярно докладывают о том, что люди поговаривают о том, что вантозские декреты были лишь отсрочкой. Мы знаем, что это не так, и обязаны принять меры.
Второй вопрос касается положения Северной армии. До меня дошли сведения о том, что дух патриотов слабеет. Возможно, придется поставить вопрос о назначении комиссаров. Также хотелось бы рассмотреть тревожные донесения, которые приходят из департаментов. Они касаются как жалоб на недобросоветное исполнение обязанностей как народных представителей, так и комиссаров. И последнее. В ближайшие дни истекает время отсрочки, данное аристократам для того, чтобы покинуть Париж и окрестности, а также портовые города. Я предлагаю составить план действий по вопросу исполнения поправки к декрету. У меня все.

- Согласен с мнением, что комиссары в армии могут потребоваться, - сказал Приер. - Я не так давно прибыл из миссии и вынужден признать, что третье замечание тоже довольно справедливо. Однако мы не можем повторно отправлять людей для проверки действий первых, это стоит немалых денег. По самым скромным подсчетам один комиссар обходится нам около 2000 ливров в месяц, поэтому предлагаю ограничиться армией.

- Что вы, гражданин Приер, Антуан Сен-Жюст знает об армии все. – усмехнулся Карно. - Изучил, как говорится, досконально. Наверное, он сейчас предложит нам выход из положения? Он-то ведь, наверное, знает, что государственная казна пустует? Или, может быть, у него есть при себе парочка добровольцев, которые готовы отправиться в миссию на собственные средства?

- Я просто констатирую факт, - пожал плечами Приер.

- Добровольцы найдутся, - заявил Бийо-Варенн, - Это обсуждали в Конвенте позавчера, - он глянул на Сен-Жюста, который подозрительно рано покидал заседания в последнее время, - А сегодня Коммуна прислала свой список. Вот он, - он протянул бумагу Карно.


- Кстати о Конвенте, коллеги, - задумчиво произнес Барер, - Когда завершите обсуждение вопроса по комиссарам, я хотел бы высказать одно предложение. Но только после того, конечно, как по текущему вопросу выскажется Карно, ведь тема и правда животрепещущая.


- Я не имею привычки высказываться по животрепещущим вопросам, не изучив досконально дела и фамилий, - Карно бросил на Сен-Жюста недобрый взгляд. На самом деле Сен-Жюст поднимал важный вопрос. Да, безусловно, Северная армия нуждалась в подкреплении. Генерал Пишегрью терпел поражения, и, по мнению Карно, не по своей вине. Он знал, что сейчас Сен-Жюст поднимет вопрос о переброске генерала Журдана. И тоже будет прав. Но всему свое время. Карно поймал всеобщее настроение. Похоже, хитрый Барер не просто так собирал членов Комитета у себя дома. Они о чем-то договорились. Договорились не в пользу Сен-Жюста и Робеспьера. И Кутон это понял – сидит, строчит что-то в своем блокноте, чтобы зачитать Неподкупному. Пиши-пиши, пока есть, кому это прочесть. А он, Карно, поддержит неизвестный ему пока что план Барера. Хотя бы для того, чтобы увидеть, как самовлюбленного мальчишку разотрут в порошок люди более взрослые и опытные, которых он ни во что не ставит. – Говорите свое предложение, гражданин Барер.

- Я рад, что первым вопросом на сегодняшней повестке дня стал именно вопрос об армии, - неторопливо начал Барер, - Депутаты Конвента выразили свое недоумение по поводу замен докладов и аналитических записок Конвента простым чтением депеш генералов по утрам. Но мне кажется, что просто возобновить военные отчеты означает не просто поступить в пику уважаемым коллегам, - он вежливо кивнул Сен-Жюсту, - Но и просто поступить не вполне верно. Даже нет, скорее недостаточно – а ведь недостаточность не менее вредна, чем избыточность. Я бы предложил ввести в практику полный ежедневный отчет Комитета Общественного Спасения, включая новости из театра военных действий, перед Конвентом, в который будут входит не только цифры и факты, но и собственная позиция Комитета. В последнее время мы только и заняты попытками предсказания того, позиция какого именно из ораторов Комитета считается за официальную. Мне кажется эта практика порочной. Следует прекратить склоки путем введения официальной позиции от имени и по поручению Комитета. Включая военную и внутреннюю политику, - завершил он, - Впрочем, если коллеги считают, что такой необходимости нет, я готов снять свое предложение ради предотвращения споров.


- Поддерживаю Барера, - сказал Колло. - Надеюсь, что это учтется при голосовании. Гражданам из Конвета иногда бывает полезно узнать позицию граждан из Комитета и я за официальную позицию. Вопросы об армии предоставим гражданину Карно, я в них не очень разбираюсь, а вот внутренняя политика - это уже и часть моей епархии.

Сен-Жюст в недоумении взглянул сначала на Колло, потом на Барера. – Не понимаю, что мы выиграем от исполнения вашего предложения. И к чему вы именно сейчас заговорили о форме отчетов в Конвенте? Мы сидим тут не для того, чтобы обсуждать, как улучшить степень информирования депутатов. Безусловно, это важная тема, но в тот момент, когда в стране порядок, а не бардак, как сейчас. Я принес документы – всего лишь несколько примеров деятельности бывших аристократов, которые продолжают вести разрушительную работу как в провинции, так и тут, в Париже. У нас не решена проблема продовольсвтвия, рабочие, несмотря на запрет, объединяются и громко обсуждают вопрос о введенном максимуме на заработную плату. А мы будем обсуждать информирование Конвента?

- Аристократы! - презрительно сказал Приер. - Простите, но у нас уже вошло в традицию винить во всех бедах либо аристократов, либо контрреволюционеров. Согласен, они причиняют массу неудобств, но это еще не повод обсуждать их вместо того, чтобы решать действительно важные вопросы. К чему нам примеры их деятельности, если мы и так знаем, что они действуют? Проблемой продовольствия у нас занимается Линдэ, не стану высказываться об этом, но полагаю, что лучше уделить внимание вопросам армии и общей безопасности. Поверьте, гражданин Сен-Жюст, от сказок о бароне де Баце уже все устали. Между тем, я слышал, что Бюро занимается исключительно им.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Янв 30, 2010 4:04 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель 1794 года

Заседание Комитета общественного спасения

Сен-Жюст // Барер, Бийо, Колло, Карно, Приер, Кутон, и т.д. (часть вторая)


- Да, про аристократов, - ехидно согласился Бийо-Варенн, - Враги Республики, про которых мы и позабыли в процессе погони за мифическим бароном. Вообще до чего мы докатились? Что делает внутренняя полиция? Гоняется за неведомым внешним врагом. Между тем еще не далее как марте гражданин Сен-Жюст клялся покончить с мятежными фракциями, но, очевидно, наследовал принципы милосердия своего друга Демулена – или недруга? Если недруга и врага революции – то почему оставшиеся дантонисты еще заседают в Конвенте? Или враги перед носом у нас теперь имеют меньшее значение, чем страшные сказки про барона де Баца с его миллионами? А может просто внутренней полиции выгоднее гоняться черт знает за кем, чем решать реальные задачи? Одним словом, арестовать оставшихся дантонистов. Завтра же.


Барер хотел вздохнуть, но просто промолчал, зачем-то глянув на Сен-Жюста. Так надо. План Бийо теперь ясен – аресты спишут на Робеспьера. Депутаты не вернут ему былой популярности, а народ от страха перейдет к ужасу. Так начинается падение титанов. Общественное мнение – великая сила. Вот к чему вспомнилась история пятнадцатилетней давности А вот Сен-Жюста было почти… жаль?

- Вопрос стоял о членах фракций, финансируемых из-за границы, - холодно произнес Сен-Жюст. - Виновные наказаны. А барон де Бац - не сказка, а реальная угроза. Впрочем, стоит ли об этом? Я говорю об аристократах не просто так. События последних дней показывают, что именно бывшие аристократы, как правило, являлись пособниками заговоров в дапертаментах. Не далее, как вчера я получил донесение о деятельности некого графа де Монблана в департаменте Па де Кале. В департаменте был практически подготовлен мятеж. И, уверен, казненный де Монблан был одним из тысячи. Да, дантонисты остались, но они молчат, тогда как роялисты, руководимые своими лидерами, тревожат рассудок мирных жителей в провинции.

- Впечатляет, - неохотно признал Приер. - Бийо, частично согласен с вами, полагаю, что Бюро общей полиции неплохо бы предоставить отчет о своей деятельности, иначе складывается впечатление... довольно тягостное, что несмотря на слова, вы все же занимаетесь не тем, чем нужно. Это мое личное мнение, граждане. Но пока что я не намерен его менять.

Колло едва сдержался, чтобы не пнуть Бийо. Черт бы его побрал! Недоставало, чтобы дорогие коллеги сечас вспомнили, что он сам обязан своим положением фракциям. И о его деятельности тоже вспомнят, черти. - Мне безразлично за кем они гоняются, важно, что шайку все равно обезвредили, - сказал он, так как маневр не остался незамеченным. - Но не мешайте патриотов с предателями, черт побери! Подозреваете - ведите

- Молчат? - ехидно переспросил Бийо-Варенн, - Я согласен с Приером, у Бюро странные сведения. Они каждый день выступают с трибуны в Конвенте, - сам он был тоже обязан своим положением фракции Эбера, но ведь эбертистов больше и нет? - Эбертисты уничтожены, но дантонисты явно все-таки пробудили в правительстве милосердие к врагам отечества. Пощады им - говорят они. Остановить кровь, остановить погоню за врагами Отечества... и вот, последние дни погоня и правда стоит. В марте м арестовывали и за меньшее. Но сейчас что-то изменилось, не так ли, гражданин Сен-Жюст?

- О чем вы, Бийо? - вскинул голову Сен-Жюст. - Объяснитесь. Вы в чем-то упрекаете меня? Работу жандармерии? Не совсем понимаю смысл ваших намеков.

- Да понятнее некуда, Сен-Жюст, - лениво произнес Карно. - Всем уже известно, что вы, человек, фактически поставленный во главе государства - а ведь именно вас гражданин Робеспьер уполномочил возглавить КОмитет в его отсутствие - проводите сутики напролет в жандармерии. Понимаю. Возраст. И новая игрушка. Плюс легенда о бароне де Баце. Как это романтично, не находите, граждане? А тем временем, пока вы пишете поэмы о роялистах и аристократах, реальные враги плетут заговоры против Республики. Да, гражданин Сен-Жюст, фракция дантонистов, открою вам секрет, не состояла лишь из Дантона, Филиппо, Демулена и еще нескольких казненных. Их было много. И они - живы. Они глубоко обижены на власть. И жаждут мести. Но вместо того, чтобы преследовать врагов, мы бросаем лучшие силы на поиски врага, являющегося плодом вашей фантазии. Таково мнени большинства, Сен-Жюст. И если я неправ, пусть члены Комитета первые скажут мне это. Я предлагаю усилить террор и арестовать всех, кто сочувствовал дантонистам. Только тогда Республика сможет вздохнуть свободно.

- Гражданин Карно прав,- продолжил Бийо-Варенн, - Мы почти месяц потакаем всем, кому ни попадя, думая, что их напугала смерть Дантона. Но никого ничто не напугало. Пора дать врагам Революции еще один урок.

Барер молчал, оглядывая всех присутствующих и кивнул в конце реплики Бийо-Варенна. Внутренний голос замолчал.

- Вам недостаточно крови, Бийо? - тихо спросил Сен-Жюст. В этот момент он поймал взгляд Барера. В нем читалось.. Сочувствие? Боже мой, как он мог не догадаться с самого начала? Это незапланированное заседание... Это напряженное молчание и заинтересованные взгляды... Кажется, эти шакалы о чем-то договорились. И в этом договоре нет места ни для него, ни для Робеспьера. Главное не сорваться. Спокойно дождаться Максимильяна. Глупо биться вдвоем против большинства.

- А Вы, Сен-Жюст, цитируете Демулена, - усмехнулся Бийо и обвел взглядом повисшую при его словах тишину.

- Сформулируйте ваше предложение, - произнес Сен-Жюст, глядя сквозь Бийо. - Что значит, голосовать "по дантонистам"?

- Формулирую, - раздельно произнес Бийл-Варенн, достаая из кармана бумагу, - подписать арест пятнадцати депутатов, начиная с Дюффурни и далее, - он передал бумагу Бареру, которй, не читая, кивнул и передал дальше.

- Неплохая мысль, граждане. Только я дополнил бы список. - Карно склонился над списком и дописал еще семь фамилий. - Гражданин дЭбруа? Вы подписываете этот документ?

- Подписываю, - прошипел Колло. Черт, ну почему сразу он? Обязательно спросить об этом в голос? Тогда можно еще и пальцем указать. Не очень прилично, но зато чтобы все поняли. Подписав, он отправил путешествовать по столу злосчастную бумагу и следом за ней и чернильницу, едва не перевернув ее на Приера. Если последний и собирался что-то ответить, то не успел, так как в дверь постучали. - Прошу прощения, граждане, депеша на имя гражданина Клода Приера, - сообщил секретарь с таким видом, будто только что рассказал государственную тайну. - Курьер ожидает внизу. ---- - Граждане, с вашего позволения... - Приер бегло прочел лист и поставив подпись вышел.

Барер кивнул головой и подписал.

Бийо-Варенн последовал его примеру, после своей подписи, добавив вполголоса - Кстати, раз уж разбираться с врагами - то со всеми сразу, а то мы в сонных мух превратились. Гражданини Кутон, не Вы ли обещали в конце апреля выступить с докладом по арестованным откупщикам? - последние слова Бийо-Варенн произнес тихо, зная, что среди арестованных есть и изестнй ученый Лавуазье

- Да. Я давно собираюсь поднять этот вопрос, граждане, - сказал Кутон, обводя взглядом присутствующих. - Я часто слышу жалобы на недостаток мест в тюрьмах. Но позвольте? Сколько можно содержать за государственный счет преступников? Я прежде всего говорю об откупщиках, которые вот уже который месяц сидят в ожидании своей участи. Все они приговорены. Все они нанесли достаточный вред стране, чтобы быть казненными. Доколе же они будут питаться за государственный счет? Раз сегодня подписываются подобные приказы, то я предлагаю назначить дату казни откупщиков. Хватит тянуть. Максимум через неделю все они должны быть казнены. Вот мое предложение.

- Согласен,- поднял моментально руку Бийо-Варенн. Барер поднял руку одноременно со всеми, голосующими "за",

Сен-Жюст наблюдал, как листок переходит из одних рук в другие. Они все голосовали за смертную казнь. Вот и все. Перед глазами промелькнул короткий отрывков его жизни, связанный с Антуаном Лавуазье. Реймс. Арест и первая дуэль не на жизнь, а на смерть со Страффордом. Ученый был простой пешкой в этой интриге. Уже тогда Сен-Жюст знал, что все разговоры об откупе и участии Лавуазье в аферах - пусты и нелепы. Все деньги, заработанные на откупах, он тратил на науку. Он был ученым, а не политиком, человеком несовременным, идеалистом и мечтателем. Он так и не понял, что, явившись сдаваться в жандармерию, он фактически подписал себе смертный приговор. Он не воспользовался ни одним предложением о побеге. Он искренне считал, что Франция в лице правительства не станет избавляться от одного из величайших ученых эпохи... Все кончено. Перед Сен-Жюстом лежал приказ, подписанный всеми членами Комитета. Борьба бесполезна. Все было зря. Не глядя на приказ, Сен-Жюст отодвинул его на середину стола.

- Я доведу решение Комитета до гражданина Фукье-Тенвиля. На этом заседание Комитета можно считать закрытым. За работу, граждане, - произнес Сен-Жюст. И покинул кабинет первым.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Янв 31, 2010 4:38 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель, 1794

Тюильри.

Элеонора Дюпле, Клод Приер.

Элеонора замялась, все же собираясь уйти. Комитет! Из Комитета можно верить лишь Сен-Жюсту и Кутону. Как же все так получилось?.. Закусив губу, она расправила платок на плечах и пошла к лестнице.

Клод Приер торопливо поднялся по лестнице, едва сдерживая нетерпение. Эта депеша должна была прийти еще несколько дней назад, даже по самым скромным подсчетам, но теперь придется менять свои планы, обсуждая с Карно и Сен-Жюстом ряд вопросов, касающихся военного снабжения. По правде говоря, эта вечная вражда коллег, ставшая уже почти традицией, сильно утомляла, с его точки зрения все можно было решить гораздо быстрее, если бы не упрямство обоих. С другой стороны, если попытаться взять на себя роль посредника, это будет не только утомительно, но и может оказаться пустой тратой времени.
Он опасался, что задержавшись с курьером, не успеет застать тех, кто был нужен, обнадеживало только то, что и Карно и Сен-Жюст часто оставались и после окончательного окончания дебатов.
Поднимаясь по лестнице, Приер нечаянно едва не столкнулся с женщиной, чему был немало удивлен. Обычно просителей сюда не допускали.

- Гражданка, постойте! – окликнул ее Приер. – Что вы здесь делаете? Вам нельзя здесь находиться. – Лицо ее показалось знакомым, не потребовалось много времени, чтобы вспомнить дочь Мориса Дюпле.

- Я уже ухожу, гражданин, - Приера Элеонора в лицо не помнила. Первым побуждением было ответить, что ее отвели сюда, но девушка вовремя сообразила, что делать этого не следует.

- Постойте, - Приер преградил ей дорогу. Если правда то, о чем шептались мелкие чиновники в канцелярии, то причина, которая привела гражданку Дюпле сюда, была не только важной… Но и опасной. Слухи распространяются быстро и если верно то, что она пришла сюда с ходатайством, факт может быть истолкован как угодно. И, скорее всего, во вред Комитету, раз в конечном итоге она оказалась здесь. – Прошу вас пройти со мной, гражданка Дюпле. Не думаю, что будет хорошо, если вас здесь увидят.

Элеонора засомневалась. Спорить она не решалась, но ей даже не представились…

- Хорошо, гражданин… Простите, не помню вашего имени…
- Клод Приер из Комитета общественного спасения, - хмуро представился он. На то, чтобы найти свободный кабинет, потребовалось некоторое время, но к счастью, в коридорах было не так много людей. По крайней мере, в этой части Тюильри. Когда поиски, наконец, увенчались успехом, Приер тщательно запер дверь и указал гражданке на обшарпанный стул. Не имея привычки ходить вокруг да около, он сразу же перешел к делу: - Гражданка Дюпле, это правда, что вы пришли сюда с ходатайством о помиловании?
- Нет, гражданин, я пришла сюда с ходатайством о выяснении всех обстоятельств ареста, - Элеонора сложила руки на коленях. – Арестованный – брат моей сокурсницы, - повторила она ставшую уже привычной фразу. – Он не был никогда замечен в чем-то контрреволюционном, более того, он решил оставить службу.
- Покажите мне документ, будьте любезны, - попросил Приер. – Если этот человек ни в чем не виновен, ему нечего опасаться. Однако мне кажется странным, что… Впрочем, это не столь важно. Покажите бумагу.
Элеонора почувствовала, что устала. Возражать больше не было никаких сил, и она молча протянула комитетчику порядком измятый лист.

Обвиняется в сочувствии роялистам? – удивленно поднял брови Приер, закончив читать бумагу. – Гражданка Дюпле, вы не сочтете за дерзость, если я позволю себе дать вам совет? Чем скорее вы забудете об этом – тем лучше.

Слабо кивнув, Элеонора проговорила:

- Не вы первый советуете мне это. Возможно… - Она вдруг почувствовала, что дрожит, но лишь села прямее. Все было бессмысленно… С таким отношением разве сделают что-то? Ни капли надежды… Но неужто спасения нет – вернее, оно лишь в том, что организовать ей не под силу: в бегстве? Испугавшись своих мыслей, Элеонора тихонько вздохнула.

- Говорите, гражданка, - холодно сказал Приер. На документе стояли визы чиновников. Опасения оказались не напрасны, это не сулило ничего хорошего в основном со стороны их известных недоброжелателей – Комитета безопасности, если он сам верно понимает ситуацию. Вот теперь и будет повод поговорить о том, как втайне защищают роялистов… Будь это личным делом кого-либо из коллег, он бы не считал, что вправе вмешиваться, но если под удар может быть поставлен весь их Комитет… - Тот, кто заставил вас совершить этот безрассудный поступок – ваш недруг, гражданка. Неужели вы не давали себе труд задуматься о том, какие могут быть последствия вашего поступка? Впрочем, не мое дело читать вам н6равоучения…

- Задумывалась, - ответила Элеонора. – Но мне казалось, что ничего дурного я не делаю… Я ведь лишь просила отнестись к этому случаю со вниманием!..

Всем, кому нужно, помочь она не может… И Максимильян не может. А если это не в его силах, то… Значит, остается лишь терпеть? Но как хотелось изменить хотя бы эту судьбу…

- Вы правы, гражданин, - измученно добавила девушка.

- Вам казалось! – Приер с трудом сдержал злость. - Вы не вчера родились, тогда почему же совершаете поступки, которые… Уже то, что вы пришли сюда называется использование положения в личных целях. Права, гражданка, у всех равные, мы не можем делать исключений ни для кого.! А тут являетесь вы и решаете, что все сразу же бросятся на помощь человеку обвиненному в тяжком преступлении, только потому, что того требует ваше понятие о справедливости? Вы подумали об отце? Он ведь присяжный трибунала? Что скажут, когда узнают о том, что его дочь защищает роялиста, которого он, как честный патриот, должен осудить?! И не нужно так смотреть, того, что говорю вам я, не скажет никто, потому что либо боятся, либо не хотят ранить вашу чувствительную натуру.

Элеонора не ответила, опасаясь вновь сказать что-то лишнее. Это было невежливо… Но слова просто не находились. Использование положения в личных целях! Но разве не должно использовать то благо, которым мы обладаем, особенно если это произошло волею случая? Подавленная, она посмотрела в сторону, не решаясь спросить, что ей делать дальше. Позволят ли ей теперь уйти?

Взглянув на нее, Приер подумал, что, возможно, сказал лишнее. Но и извиняться не был намерен.
- Ваше ходатайство я оставлю у себя. И позвольте проводить вас, во избежание дальнейших походов по кабинетам.

Элеонора встала со стула.

- Как вы считаете нужным, гражданин.

Напрашивались грубые слова – пусть он арестует ее, ежели говорит подобное! Но в глубине души она понимала, что сердится не на Клода Приера и даже не на себя, а на собственное бессилие.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Янв 31, 2010 5:07 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель 1794 года

Париж. Гостиница "Муза и Парнас"

Барон де Бац, Сен-Жюст

Барон де Бац метался по комнате, с трудом сдерживая ярость. Иногда, доходя до крайней точки, он не выдерживал и срывал злость на первом попавшемся под руку предмете. Плевать даже на конспирацию, когда в комнату сунул нос хозяин гостиницы и поинтересовался, что происходит, а потом, более робко, кто заплатит ему за мебель. Барон, не долго думая, швырнул ему в лицо пачку ассигнатов и велел закрыть дверь с той стороны. Пусть потом рассказывает, что получил их от бедного художника, именно это амплуа он предпочитал, являясь в гостиницу "Муза и Парнас". Рассудок твердил, что он не может себе позволить быть до такой степени неосторожным, но эта мысли билась где-то на задворках сознания. Де Меринкур, де Буа, де Корриньо, ле Гуэ... мертвы! Все мертвы, гильотинированы по приказу революционного трибунала! Будь проклят Лебон, будь проклят Робеспьер, будь проклят тот день, когда он послушал Карно и будь проклят он сам! Де Бац опустился на пол, среди обломков мебели и застонал: в памяти всплывали лица друзей, которых он считай своими руками отправил на гибель. И ничего с этим не поделаешь...
Теперь он не в силах избавиться от их призраков, как и не может уйти отсюда, в ожидании важных известий, в зависимости от которых придется действовать.

Сен-Жюст мчался к гостинице «Муза и Парнас», забыв даже о том, что час назад у него было отвратительное настроение. Конечно, с одной стороны, донесения из Арраса не могли не радовать. Час назад ему доложили о том, что там был разоблачен крупный антиправительственный заговор, имеющий целью поднять восстание во всем департаменте. Не зря, не зря барон так рьяно встал на защиту Лебона! Надо будет найти способ расспросить Лебона и вытрясти из него информацию о том, каким образом с ним связался барон и кто являлся его доверенными лицами. В том, что Лебон остался жив, Сен-Жюст не сомневался — Максимильян ясно дал понять, что не тронет заговорщика. Беспокоило то, что от Робеспьера до сих пор не было известий. Уехал он не в лучшем состоянии, и что могло случиться с ним по дороге, оставалось лишь догадываться. Последнее заседание в Комитете показало, что без Робеспьера ему не справиться со сплоченной ордой шакалов. Это и злило.

Полчаса назад Сен-Жюст получил донесение от своего осведомителя Гринье. Этого человека он решил частично посвятить в свое расследование. На свой страх и риск. А что оставалось делать? Он не мог бросить все свои дела и круглосуточно торчать в гостинице, ожидая барона. Но и упустить свой шанс не мог. Гринье он сказал, что выслеживает важного фигуранта по делу, которым занимается лично. Назвал имя — Шарль Дюбуа. В задачу Гринье входило войти в доверие к владельцу гостиницы, выполняя за мизерную плату его получения, и отслеживать этого Дюбуа круглосуточно. Сен-Жюст не был уверен точно, что под именем Шарль Дюбуа скрывается лично барон де Бац. Но именно это имя было указано на конверте, предназначенном для отправки барону, который он обнаружил в доме маркизы. Единственная ниточка. Будем надеяться, все труды — не напрасны.

Некоторое время ушло на то, чтобы внятно изложить владельцу гостиницы легенду о том, что неподалеку было совершено преступление и он, как представитель Бюро общей полиции, обязан допросить всех мужчин в возрасте от 30 до 45 лет, остановившихся в гостинице за последние два дня. Хозяин впечатлился, и вскоре перед Сен-Жюстом лежал журнал, в котором были записаны все постояльцы. Вот и Шарль Дюбуа. Комната номер тридцать два.
- Благодарю вас за содействие, гражданин. Продолжайте работать. Я начну с комнат второго этажа, - бросил Сен-Жюст и взлетел по лестнице, сжимая в руке пистолет, спрятанный под плащом.

- Да, - вяло отозвался барон на стук в дверь. Скорее всего, пришел посыльный с долгожданным известием. Хотелось в это верить, очень хотелось. А вот думать о том, что он будет делать без верного де Монблана... Нет, так он рискует сойти с ума. Он повернулся к вошедшему, узнавание произошло в доли секунды. Первой была даже не мысль о том, что его выследили, а о том, что как было бы хорошо убить этого молодого человека, являвшегося правой рукой Робеспьера и хотя бы этим отплатить за кровь своих друзей. Осознал, что совсем не контролирует себя барон только тогда, когда палец почти нажал на курок. Убить его здесь, сейчас, немыслимо! В последний момент, совладав с собой, он отвел оружие, пуля оцарапала политику щеку и ушла в противоположную стену. Де Бац положил перед собой бесполезное оружие и в упор смотрел на Сен-Жюста. У того тоже был пистолет. Только заряженный. А он сам сделал глупость неимоверную, но теперь что говорить? Осталось только констатировать факт. - Все-таки выследили.

- Да. Очень хотелось посмотреть, как выглядит мой враг без маски, - усмехнулся Сен-Жюст, вытирая кровь с расцарапанной щеки. - Вижу, вы расстроены, барон. Вы всегда стреляете в тех, кто входит в вашу комнату?
- Случается. Если заходят без приглашения, - ответил де Бац и снова сел на пол, скрестив ноги по-турецки. Все равно единственный стул превратился в щепки.

- Переживаете из-за Арраса? - сочувственно произнес Сен-Жюст.

- Стараюсь верить в то, что наступит и мой день, - тихо сказал де Бац. - И приложу все усилия для того, чтобы он наступил как можно скорее. Поверьте, это не пустые слова.

- Да вы, я вижу, оптимист, - рассмеялся Сен-Жюст. - Вы рассуждаете о "своем дне", сидя безоружным перед человеком, который пришел вас арестовать? Ошибаетесь, барон. У вас много денег, и много людей, которых вы на эти деньги покупаете. Но деньги - не бесконечны. А это, насколько я понял, ваш основной инструмент воздействия.

- А вы наивны, - улыбнулся де Бац. - Явились сюда один и полагаете, что я легко сдамся? Не обманывайтесь, так не бывает.

- Вы прячете под кроватью верных солдат-роялистов? - насмешливо произнес Сен-Жюст.

- Зачем? - искренне удивился барон. - Я в состоянии о себе позаботиться. Это вы не можете сделать и шага без солдат и перевозной гильотины наготове.

- Как видите, я один, - Сен-Жюст шутливо поднял руки. - Но, довольно слов. Пойдемте.

Барон искренне рассмеялся. - Ну что же, если вы настаиваете... Ваше преимущество, юноша, сейчас состоит в том, что у вас есть пистолет, а я глупо истратил пулю, о чем теперь раскаиваюсь. - Он поднялся и первым направился к двери. Теперь главное - восстановить в памяти эту дыру. Узкая лестница, скрипящие ступеньки. Нужно просто считать их и не вертеть головой по сторонам. Первая, вторая... Как в детской считалочке. Насчитав восемь, де Бац резко остановился и бросился всем телом на нарисованную на стене беседку, творение неизвестного художника. Вот и запасной выход. Тонкие доски не выдержали, сам он вывалился в образовавшийся проем и почти безболезненно приземлился на плотный полотняный тент. Мало кто помнил, что здесь когда-то была лестница, когда дом еще не переоборудовали под гостиницу. Лестницу убрали из соображений безопасности, но бывшую дверь тоже нужно было чем-то замаскировать... Хорошо, что он когда-то вложил заведение часть денег!

Сен-Жюст выругался и бросился вслед за бароном. Даже глупо было ругать себя за неосмотрительность - предположить, что в этой захудалой гостинице есть подобные "запасные выходы", было невозможно даже в самых бредовых фантазиях. Вскоре он понял, что плутает по лабиринту. Похоже, барону удалось скрыться, а он, не зная о витиеватых подземных переходах, потерял кучу времени. Сен-Жюст замер, прислушиваясь. Тишина. Лишь где-то вдали капает вода. Сен-Жюст побрел на звук, и вскоре увидел вдалеке свет. Нет смысла продолжать поиски. Единственное, что остается - это осмотреть комнату барона и снарядить жандармов прочесывать все близлежащие улицы, приказав им задерживать и доставлять в комнату для допросов всех мужчин, подходящих под описание барона. Сен-Жюст вскарабкался обратно в комнату. Несколько изломанных стульев, порванные газеты и измятые счета, несколько купюр. Он медленно собрал все, что нашел и сложил в аккуратную стопку. В глаза бросился измятый клочок бумаги на котором была написана всего одна фамилия: Пишегрью. Сен-Жюста бросило в жар. Легендарный генерал, сейчас он командовал Северной армией и считался одним из лучших. То, что упоминание о нем было найдено среди бумаг барона, свидетельствовало либо о том, что генерал заодно с де Бацем, либо о том, что де Бац выбрал его в качестве новой мишени для оделывания своих делишек. Значит, Северная армия. Что ж, он уже давно собирался в миссию в том направлении. Пора вспомнить о своем боевом прошлом комиссара Рейнской армии. А поможет ему в этом верный Филипп Леба. С этой мыслью Сен-Жюст покинул гостиницу и направился на поиски жандармов.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Фев 01, 2010 2:05 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель, 1794

Тюильри.

Лазар Карно, Жак Ришар.

Генерал Лазар Карно с интересом наблюдал из окна за руганью двух неряшливо одетых товарок. Их голоса становились все более громкими, а стиль ругательств все менее изящным. Какие необычные конструкции ругательств рождаются, оказывается в симпатичных женских головках! Не каждый солдат исхитрится сравнить своего оппонента с филейной частью бешеной коровы... Карно подавил улыбку и захлопнул окно. Пора возвращаться к делам насущным.

Итак, Аррас для них закрыт. Еще один срыв в планах. Барон де Бац, похоже, совсем потерял голову от злости, хотя и его можно понять — Робеспьер лишил де Баца верных людей. Скоро Неподкупный вернется и поднимет шум. Начнет копаться. Подключит Сен-Жюста. И главное — будет подозревать всех и каждого. Конечно, на него подозрение падет в последнюю очередь, но, с другой стороны, ведь именно он выдвинул для поездки в Аррас кандидатуру Ришара, человека, ненавидящего Робеспьера и совершенно необученного работе комиссара! Кстати, о Ришаре. С минуту на минуту он будет здесь...

Любопытная он личность, этот Ришар! Человек, который, приехав в Париж, пошел работать на низшую должность в жандармерию, наплевав на образование, просто ради того, чтобы иметь возможность наводить порядок в городе. Затем — блистательный взлет: следователь, руководитель отдела по расследованиям убийств, и, наконец — национальный агент. Впрочем, на этой должности, благодаря стараниям Максимильяна Робеспьера, бедняга недолго продержался. Кажется, он перебежал дорожку Робеспьеру-младшему? Неважно. Важно то, что люди с такими принципами на дороге не валяются. К этой мысли Карно пришел, листая подробный отчет о поездке в Аррас. Если дать ход этому отчету, Лебон пойдет под суд и будет казнен, как человек, злоупотреблявший своим положением. А так ли нужен им Лебон? Теперь, когда он остался один, окруженный людьми Робеспьера? Продажный чиновник и человек, готовый за деньги выполнить все, что угодно! Он сдаст барона, как только его прижмут к стенке, да еще и останется в выигрыше...

В дверь постучали.
- Войдите, - крикнул Карно и, придвинув кресло, занял свое обычное место за столом.

До назначенного времени оставалось еще пятнадцать минут. Жак Ришар неторопливо потягивал мерзкий кофе, раздумывая, как будут развиваться события через час. Либо его отправят в Консьержери, либо позволят уехать, третьего не дано. Было немного жаль думать о том, что, возможно, не увидит больше те места, к которым привык, но это сожаление быстро проходило, уступая место разочарованию. Наивный, он полагал, что сможет восстановить справедливость, бороться за правду… Какие громкие слова. Неужели исключения из якобинского клуба, когда даже старые друзья захлопнули перед ним двери, а вчерашние коллеги плевали вслед, было недостаточно? Неужели еще тогда он не убедился в том, что справедливости нет и будет, а все это место пропитано какой-то разновидностью проказы, которой заражается всякий, пытающийся начать карьеру? Нет, понадобилась эта миссия, где он должен был сыграть четко отводившуюся роль. Никто, разумеется, не думал о том, что и него могут быть свои принципы.

Зачем? Но если решил идти до конца – значит иди. Поэтому он и написал правдивый отчет о Лебоне, о его преступлениях, о его несправедливости, о нарушениях всех законов и божеских и человеческих. Написал, ничего не утаив и ничего не приукрасив. И отправил отчет в Комитет. Вместе с прошением об отставке. Впрочем, отставку он в любом случае получит, вопрос только в каком виде. Время истекло. Ришар расплатился и направился вверх по лестнице на встречу с неизбежным. Час назад он получил извещение, что его желают видеть в Комитете. Видимо, ждут разъяснений, либо потребуют переписать отчет, если бы хотели арестовать – сразу же прислали жандармов. С теми, кто подобно ему разочаровался во всем особенно не церемонятся.
Ришар постучался и, получив приглашение войти, прошел в кабинет.
- Гражданин Карно, я – Жак Ришар, явился по вашему распоряжению.


- Садитесь, гражданин Ришар, - кивнул Карно. Некоторое время он рассматривал этого чудо-человека, осмелившегося в одиночку противостоять Робеспьеру. Смотрит настороженно. Видимо, готов к худшему. - Я ознакомился с вашим отчетом...

- И пришли к выводу, что вас что-то не устраивает, раз решили вызвать меня сюда, - сказал ришар.

Карно прищурился. - С чего вы взяли, гражданин? Вы написали в своем отчете неправду? Исковеркали факты? Использовали свою миссию для сведения личных счетов?

- Ни в коем случае, - покачал головой Ришар. - Отчет правдивый. Но все же вы хотите что-то обсудить со мной, раз вызываете. Если бы понадобились дополнительные сведения, вы бы прислали извещение, а так - хотите говорить лично. Я внимательно слушаю вас.

- Я написал прошение на имя Робеспьера, как предсетателя Комитета общественного спасения, в котором выражаю свое намерение ускорить расследование по факту выявленных комиссарами злоупотреблений гражданина Лебона. Документ составлен с ваших слов, но выполнен в краткой форме. Мне бы хотелось, чтобы вы ознакомились с ним и, если я не упустил чего-то важного, поставили свою подпись. Также мне бы хотелось получить от вас расписку, что вы готовы выступить свидетелем на суде, если таковой состоится. - Карно протянул листок.

Сказать, что он был удивлен - ничего не сказать. Но все же взял отчет и внимательно прочел его. - Да, здесь все верно, - сказал Ришар, оторвав взгляд от бумаги. Все это, конечно хорошо и звучит обнадеживающе, но почему-то он ожидал подвоха. Возможно потому, что еще десять минут назад, почти видел себя в тюрьме? - Я выступлю в суде, если потребуется и напишу расписку.

- Пишите, - Карно придвинул к Ришару чернильницу. Когда с этим было покончено, он убрал документы в папку и закрыл ее. - Мне бы хотелось также обсудить ваше прошение об отставке. Кем вы сейчас работаете? И чем вывано ваше прошение?

- Я сейчас не работаю, так как лишен билета в якобинский клуб, - усмехнулся Ришар. - Вы должны были знать об этом, когда отсылали меня в миссию. Я подал прошение об отставке, так как не нахожу для себя занятия в Париже.

- Я задаю вопрос, потому что хочу услышать ваш ответ, - жестко сказал Карно. - И вашу позицию. Вы проявили себя прекрасным специалистом, и я намерен ходатайствовать о вашем возвращении к работе. В Париже сейчас неспокойно. Я говорю о преступниках, которые вершат свое черное правосудие, пользуясь тем, что люди оголодали и потеряли последние мозги. Понимаю ваше состояние. Вас унизили. Но иногда стоит пренебречь личными обидами во имя страны. Вы согласны со мной?

- Но я уже ответил вам, - Ришар был немного сбит с толку. - Я не могу найти работу в Париже, даже если бы захотел. Тот, кто не является якобинцем, является неблагонадежным. И все, что он может ожидать - это поскрипционные списки и эшафот. Эта миссия заставила меня думать, что я, возможно, где-то числюсь по недосмотру чиновников, потому я и написал прошение...

- Я берусь это уладить, - серьезно сказал Карно. - Сегодня же поговорю с Сен-Жюстом о возвращении вас на работу в Бюро тайной полиции. Мне нужно знать, согласны ли вы вернуться.

- Согласен, - кивнул Ришар, понимая, что если он откажется, то может действительно распрощаться с головой.

- Вот и прекрасно, - без тени улыбки сказал Карно. - В ближайшее время вас вызовут для того, чтобы уточнить некоторые детали вашего отчета. Не уезжайте из города. И благодарю вас за прекрасную работу. - Карно пожал руку Ришара, что означало: разговр окончен. Когда за Ришаром закрылась дверь, он переставил кресло к окну и продолжил наблюдение за товарками. Теперь их было уже четверо, и ругались они совершенно по другому поводу. Сегодня же он поднимет в Комитете вопрос о возвращении Ришара на службу. И пусть Робеспьер только посмеет, прочитав такой отчет, попробовать лепетать что-то о неблагонадежности. Когда они с бароном скинут триумвиров, в Париже будут просто необходимы такие люди, как Ришар. Честные и по-настоящему неподкупные. Именно им предстоит наводить порядок в стране. Что касается Лебона... Нужно постараться, чтобы он расстался с головой как можно скорее. Этот мерзавец и так засиделся на свободе.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Фев 01, 2010 3:05 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель, 1794.

Дом Дюпле.

Элеонора Дюпле, Робеспьер, Сен-Жюст // Робеспьер, Сен-Жюст.

…Два дня прошло с визита Элеоноры в Комитет по надзору – два дня тревоги и опасений. И еще сожаления и сомнений, которые было некому разрешить. Сен-Жюст не приходил, а она боялась показываться ему на глаза, не зная, как вести себя. Знает ли он что-то? И когда же приедет Максимильян?.. Она накрывала на стол к завтраку, уже почти привыкнув к отсутствию Неподкупного, - и от осознания этого становилось лишь еще горше. Ей ничего не рассказали – а теперь у и нее тайна…

Робеспьер прошел во двор, сначала немало удивившись непривычной тишине, только потом вспомнил, что сегодня предпоследний день декады и рабочие приходят во второй половине дня, своего рода компенсация за девять рабочих дней. У него же расклад был предельно прост: привести себя в порядок, разобрать корреспонденцию, накопившуюся за это время, выпить кофе, если успеет, и идти в Тюльри. Притом желательно не опоздать на заседание. С этими мыслями он перешагнул порог гостиной, где Элеонора накрывала на стол. Показалось, или она действительно чем-то огорчена?

- Добрый день, Элеонора. Как непривычно обнаружить такую тишину, сначала я подумал, что в доме никого нет... - этому начавшемуся было обмену любезностями помешал пес, который бросился приветствовать хозяина. Поглаживая собаку, он снова обратил внимание на неестественную для Элеоноры настороженность. - Что-то произошло?

- Максимильян, вы приехали! – поспешно поставив на стол очередную тарелку, Элеонора подошла к нему. – Браун, тихо… Хоть у тебя и чистые лапы, но ты все равно можешь испачкать хозяина…

- Он радуется... - немного рассеянно сказал Робеспьер. Нет, все-таки не показалось. Дальнейшие расспросы он считал не совсем этичными, но с другой стороны, Дюпле нельзя было назвать чужими людьми, поэтому после недолгих раздумий была предпринята вторая попытка: - Мне показалось, что вы встревожены. Дома... все в порядке?

Дома и в самом деле было все в порядке, а говорить об ином ей не хватило сил.

- Все в порядке, Максимильян. Я очень рада вас видеть… Как ваша… поездка? Или если же вы не можете рассказывать… не рассказывайте.
Теперь она так явственно могла его!

- Поездка прошла неплохо, в конечном итоге ее результат даже превзошел некоторые ожидания, я обязательно расскажу об этом. Возможно, за ужином. Сейчас же я хочу привести себя в порядок и рассмотреть письма, - от этого недолгого разговора остался неприятный осадок, который всегда возникает от недосказанности, но расспрашивать больше не хотелось. - Пойдем, Браун. - Однако пес не торопился слушаться, напротив, замер у двери, навострив уши. Возможно, кто-то идет.

- Я принесу вам воды в комнату… - начала Элеонора и осеклась. – Браун, что там?

***

Сен-Жюст мчался к дому Дюпле, попутно внушая себе, что кричать на Элеонору - глупо, и все такое. Утром к нему подошел Клод Приер и положил на стол несколько листков. Сен-Жюст пробежал их глазами и обомлел. Элеонора не послушалась! Она отправилась по инстанциям защищать роялиста! Сама! Даже не посоветовавшись! Ну что ж за месяц такой - сплошные неудачи? В последнее время Сен-Жюсту казалось, что его жизнью управляет какой-то всесильный неведомый враг. Начиная с истории с Анриеттой, когда он был вынужден замолчать по велению де Баца, спасая честь своей невесты, а заодно - близко связанных с ней людей, все начинания катились под откос. Вчера, упустив барона, он думал, что хуже быть уже не может. Оказалось, что может. Еще одна невинная женщина, только связанная, на этот раз, не с ним, а с Робеспьером, оказывается втянутой в интриги роялистов... Сен-Жюст, постучавшись, вошел, и радостно вскрикнул, увидев в гостиной Максимильяна.

- Хоть одна хорошая новость за неделю! Ты вернулся! Я очень рад тебя видеть, - Сен-Жюст искренне обнял соратника, и только тут заметил в дверях Элеонору с чашкой в руках. - Добрый день, Элеонора. Я пришел, чтобы... - Он перевел взгляд на Робеспьера и замолчал, раздумывая, вываливать ли известия прямо сейчас или дать ему спокойно позавтракать.

- …чтобы?.. – Элеонора вопросительно посмотрела на него. Как бы она не боялась сейчас спрашивать, совесть не позволяла ей «не услышать» слова Сен-Жюста. – Максимильян только что приехал, Антуан. Доброе утро.

- Антуан, может быть, ты расскажешь, что произошло? - спросил Робеспьер, с трудом сдержавшись, чтобы не задать тот же вопрос более резко. Сен-Жюст шел сюда, еще не зная о его приезде. Это значит... что-то произошло. - Элеонора, я полагаю, что Антуан хотел поговорить с вами? Тогда будьте любезны, сядьте, иначе мы будем вынуждены вести разговор стоя.

Сен-Жюст сел. Напротив него села Элеонора, бледная и испуганная. Сен-Жюст подумал, что сейчас они вдвоем больше всего напоминают двух нашкодивших подростков, которых вызвали в кабинет директора школы. Сказать о прошении сейчас? Наверное, так и нужно сделать. Хотя бы будет время принять решение о том, как поступить дальше. Сен-Жюст вздохнул и начал.

- Я хотел поговорить с Элеонорой о прошении по делу Сартина. - Он метнул на Элеонору выразительный взгляд. Будет лучше, если она сама все расскажет, честно и не стараясь ничего скрыть.

- Пока вас не было, Максимильян, - начала Элеонора, поняв безмолвный призыв Сен-Жюста и согласившись с ним, - я подумала, что будет возможным хотя бы подать прошение о более тщательном рассмотрении того дела, о котором я вам говорила. С… рекомендацией Сартина как гражданина честного и не запятнавшего себя участием в противозаконных делах. – Она не стала упоминать о разговоре с Сен-Жюстом, подумав, что уместно сейчас говорить лишь о себе.

- Кто сказал вам сделать это? - спросил Робеспьер. - Мне кажется, я говорил вам о том, что его досье рассмотрят... Почему же вы решили действовать самостоятельно? Куда вы подали ваше ходатайство? Вы сами написали его?

- Я ждала, но вас все не было и не было… Мы могли опоздать. – Слова были такими правильными! Откуда же ощущение, что она совершила ошибку? – Я подала его в Комитет по надзору, Максимильян. И написала сама… Мне не хотелось кого-то тревожить или отвлекать… - «Снова отвлекать, как Антуана» - подумалось ей, но Элеонора не произнесла этого. Что он хочет, пусть то и скажет. Невольно она ощутила обиду на юношу, понимая сейчас, что он и не думал всерьез помогать ей… однако что он мог сделать? Вновь вспомнился разговор с Приером. Конечно же, тот все рассказал Антуану… Но хорошо, что именно ему.

- В Комитет по надзору? - переспросил Робеспьер. - Это не очень хорошо, но могло быть и намного хуже. Я надеюсь, что мы сумеем исправить ситуацию, изъяв ее и отправив в другое ведомство. Все-таки вы поступили слишком неосторожно, Элеонора, я бы хотел предостеречь вас от необдуманных поступков.

Только сейчас Элеонора смогла перевести дыхание. Она осознала к своему удивлению, что на Сен-Жюста боится взглянуть гораздо больше, нежели на Робеспьера, и решила смотреть на Брауна, как ни в чем не бывало виляющего хвостом.

- Максимильян… Скоро сюда придут… Если вы хотите сказать мне еще что-то, прошу вас, пройдемте в ваш кабинет? Простите… я не хотела осложнений.

- У меня очень нехорошее ощущение, что вы говорите не все, граждане, - медленно сказал Робеспьер. - Пусть будет так. Я не стану вас принуждать и задавать вопросы, так как это просто беседа, а не допрос. Однако ваше желание умалчивать подробности вынуждает меня навести некоторые справки в дальнейшем. Сейчас прошу простить меня, я хочу подняться наверх.

- Но что вы еще хотите услышать? – тревожно спросила Элеонора. Нет, невежливо прозвучало… Она поспешно поправилась: - Что мне еще сказать вам?

- Вернуться к началу этой истории и сообщить, что именно побудило вас отправиться в Комитет, не дожидаясь ни меня, ни Максимильяна, - неожиданно жестко сказал Сен-Жюст.

- Вы ничего не сделали, Антуан… А если бы, пока я ждала, уже случилось бы непоправимое? – растерянно спросила Элеонора. – Вы спешили уйти от нас... Все это заметили. Я не могла просить вас больше.

- Вы ошибаетесь, Элеонора, - сузил глаза Сен-Жюст. - Я потратил полдня, изучая дело Сартина и пришел к печальным выводам. Я просил вас подождать, а поспешность, с которой я ушел, не имеет никакого отношения к делу. Но мой вопрос был не в этом. Вы - благоразумная девушка, и мне трудно поверить, что ваш поход по инстанциям не был ничем спровоцирован. Я ошибаюсь?

- Аннет очень беспокоилась… Она вновь говорила со мной. Но причем тут это, Антуан? Я пошла сама. – Тон Сен-Жюста Элеоноре не нравился, но она была не в том положении, чтобы кого-то упрекать…

- Позвольте мне догадаться, как именно происходил разговор? - Сен-Жюст понимал, что перегибает палку, но остановиться уже не мог. - Ваша подруга устроила вам истерику? Попрекнула тем, что вы, живя в непосредственной близости от влиятельного политика, не желаете ей помочь? Она говорила о вашем положении? О том, что вы должны пользоваться вашими связями? Я прав? - Он смотрел на Элеонору, не отрываясь.

- Я воспользовалась им первый раз, Антуан, - твердо ответила Элеонора. – И последний. Арестуйте меня, если хотите… Под другим именем – чтобы не было слухов, - забывшись, она совсем не подумала о присутствии Робеспьера.

- Вы не желаете меня слышать! - окончательно разозлился Сен-Жюст. - Причем тут арест и другое имя! Что сделано, то сделано! Я задал вопрос, кто спровоцировал вас на этот безрассудный поступок. Имя.

- Меня не провоцировали, - настойчиво возразила Элеонора. – Сестра Николя, Аннет Сартин, приходила ко мне.

- Сестра роялиста, - поджал губы Сен-Жюст. - Что ты молчишь, Максимильян?

- Слушаю вашу занимательную беседу, - отозвался Робеспьер. В голове настойчиво вертелась мысль, что Антуан бы не пришел и не разговаривал бы в таком тоне, если бы дело касалось только Комитета по надзору. - Комитеты? - вопрос был лишним, но все же он хотел слышать ответ.

- Это прошение мне передал сегодня Приер. - сдержанно произнес Сен-Жюст.

- Бумага при тебе? - спросил Робеспьер.

Сен-Жюст молча положил документ на стол.

Робеспьер внимательно изучил визы чиновников. Подписи и резолюции не говорили ровным счетом ничего, но зато можно было судить о том, какие инстанции успел пройти этот документ.

- Элеонора, вы позволяли снимать копии с документа? Сами подписывали какие-то бумаги?

- В Комитете по надзору… заявление и в Комитете общей безопасности снимали копии… Я подписала их, было переписано все верно, - сейчас Элеонора испугалась по-настоящему – и уже за Робеспьера. – Почему вы спрашиваете?..

- Вы даже не представляете себе, насколько безрассудный поступок совершили! - Робеспьер резко ударил ладонью по столу, не сдержавшись. - Почему вы не пожелали слушать ни меня, ни Антуана?! Также вы не пожелали думать о возможных последствиях, предпочитая действовать самостоятельно, лишь бы утешить сестру почти ни в чем не повинного гражданина, не так ли? Теперь выходит, что мы все прилагаем неимоверные усилия для того, чтобы выручить из беды человека, который виновен в предательстве. И так как его дело предано огласке, вместе с другими неприятными фактами, то гражданина Сартина ждет эшафот, а нам придется немало потрудиться, чтобы исправить этот пробел в глазах общественности.

«Так в его виновности нет сомнений?» - хотела спросить Элеонора, но не спросила. Максимильян рассержен и расстроен… и сейчас это казалось самым ужасным. Взволнован из-за нее. И вскоре после той доверительной беседы! Она промолчала, совершенно смешавшись.

- Я допрошу Аннетт Сартин, - коротко сказал Сен-Жюст. - Что касается копий... Максимильян, почему бы нам не подняться в твой кабинет и не продолжить беседу там? - В глубине души Сен-Жюсту стало жалко старшую дочь Дюпле. Можно было представить себе, что она сейчас чувствует. Да и Робеспьеру не мешало бы успокоиться.

- Да, пожалуй, так и поступим, - кивнул Робеспьер, передавая соратнику оставленные на столе бумаги. Теперь, когда злость прошла, он чувствовал досаду, что позволил себе так сорваться в присутствии Антуана. - Элеонора, мы вынуждены оставить вас, - он немного выждал, позволив Сен-Жюсту подняться вверх по лестнице, потом обратился к девушке: - Признаю, что не должен был говорить с вами подобным тоном и вряд ли стану искать себе оправдание. Постарайтесь не принимать это близко.

Таких слов Элеонора не ожидала, и они поразили ее едва ли не больше, чем новая возможная резкость.

- Вы так добры… - прошептала она. – Я не заслуживаю… Простите меня, Максим… - Не посмев коснуться его, она лишь подняла взгляд.

- Я очень надеюсь, что впредь вы будете благоразумнее и что никто не узнает о подробностях этого разговора, - тихо сказал Робеспьер. - Если гражданка Сартин станет настаивать на ответе, скажете, что сделали все, что в ваших силах, но дальнейшее вам не известно.

Элеонора слабо кивнула. Что ей еще оставалось? Он попросил ее именно о том, о чем она и сама думала…

- Хорошо, Максимильян. Вы… голодны? Будете есть? Или же приготовить вам ванну?

Она опасалась, что услышит отказ, но не спросить не могла. Уставший… и сразу к делам. Как тяжело ему…

- Немного позже я выпью кофе, благодарю вас, - Робеспьер кивнул, давая понять, что на этом разговор закончен и поднялся по лестнице вслед за соратником.


***

- Все это не сулит ничего хорошего... - подытожил Робеспьер, выслушав рассказ соратника. По правде говоря, хуже и быть не могло. Почему, черт побери, Элеонора именно сейчас решила заняться восстановлением справедливости, помогая ближним своим? Не спросив совета... Точнее, не послушав советов. Судя по визам на ходатайстве, она сумела пройти несколько кабинетов, прежде чем попалась на глаза Приеру... - Больше всего меня настораживает комитет безопасности. Давид не так давно обмолвился, что большинство до сих пор настроено весьма негативно из-за Бюро общей полиции и из-за того, что вынуждены подчиняться нам. Разумеется, наш Комитет будут всячески пытаться очернить. Самое скверное, что я не вижу способа изъять у них бумаги, если из этого случая сподобились сделать небольшой доклад в Конвент... Черт! Сартин теперь должен быть казнен.

- Казнив Сартина сейчас, мы так и не узнаем точно, как было дело. Сартин может быть простым и наивным гражданином, которого хитростью заставили носить письма роялистам. Но точно также Сартин может быть одним из заговорщиков, который потянет за собой и остальных. Что если сделать наоборот? Отпустить его? Я рассмотрел его дело, против него - лишь косвенные улики. Мы может отпустить его и посмотреть, что он будет делать. Возможно, это позволит нам приблизиться к заговорщикам.

- И что нам это даст? - нахмурился Робеспьер. - Если даже допустить, что Сартин не виновен, вряд ли кто-нибудь из заговорщиков пойдет на контакт с ним, роялисты не настолько глупы, чтобы попасть на такой дешевый трюк. Неужели ты не понимаешь, что отпустив его, мы сейчас же вызовем массу неудовольствия и наши недоброжелатели найдут прекрасный повод поставить нам это в вину. Сейчас постановка вопроса такова: виновен он или нет, в деле ясно фигурирует факт, что Сартин носил послания, содержание которых нам не известно. Факт остается фактом, ты не можешь этого отрицать. С какой же стати мы должны освобождать того, кто виновен, пусть даже косвенно? Тем более что это может привести к неприятным последствиям... Ты не нравишься мне, Антуан.

- Я должен уехать, - не комментируя отповедь Робеспьера, сказал Сен-Жюст тихо, но твердо. - В Северную армию. Комиссаром.

Робеспьер отметил про себя этот переход к другой теме, но ничего не сказал. Впрочем, всегда, когда тема становилась слишком сложной или затрагивала личные интересы соратника, он говорил о том, что уедет в армию.

- Я подготовлю необходимые бумаги завтра или, в крайнем случае, послезавтра, - сухо ответил он. - Я слышал о ситуации в Северной армии, тебе же виднее, как поступить.

И снова этот холодный тон. Сен-Жюст ненавидел, когда соратник с ним так разговаривает. Хотя, можно ли ожидать другой реакции? Оставшись в Париже, он провалил все, что только было можно...

- Ты расскажешь о поездке?

Робеспьер кратко рассказал о событиях, опустив только несколько деталей.

- Я знаю, тебя интересует Лебон в первую очередь, - с заключение сказал он. - Гражданин мэр остался цел и невредим, однако он не сможет действовать с прежней энергией, так как окружен враждебно настроенными к нему людьми. Ты понимаешь, о чем я. Можешь считать, что ты выполнил свое обещание... Скажи, Сартин тоже входил в условия твоего договора?

- Нет. Не входил. Клянусь. - Сен-Жюст отвел глаза. Как ему хотелось сейчас выложить всю эту историю, сводящую его с ума последнее время! Об Анриетте, о бароне, о том, что он почти уверен, что именно барон втянул дантонистов в интригу с ост-индской компанией, и о том, что он чуть не поймал его. Но слова застряли в горле.

- Это радует, - устало сказал Робеспьер. - Не могу отделаться от ощущения, что нас водят, как ослов за морковью. Не очень лестное сравнение, но другого придумать не могу. Ты можешь сказать мне, почему хочешь добиться освобождения Сартина? Неужели в очень скором времени мы закончим тем, что станем отправлять на эшафот исключительно подозрительных, давая возможность действовать настоящим заговорщикам? Не обращай внимания, вопрос скорее риторический, он не имеет к тебе отношения. Есть новости, которые ты хотел рассказать мне? Или причиной визита являлось только заблуждение Элеоноры? Знать бы, кто толкнул ее на этот шаг...

- Ты прав, я сказал глупость, - медленно проговорил Сен-Жюст. И замолчал. В Комитете над ним тоже смеялись. Никто не верил в де Баца, ни один человек! Может быть, все не так страшно, как кажется? И нет никакого заговора? А аррасский мэр - лишь случайное звено? Но почему же тогда внутренний голос кричит, что он прав? Лебона защищал лично де Бац. Значит, восстание в Аррасе - тоже его рук дело... - А сейчас скажу еще одну глупость. Я уверен, что восстание в Аррасе готовил барон де Бац. Я перечитал массу материалов, и готов представить отчет. Лично для тебя - меня все равно никто не слушает. Этот человек - не миф и не плод моего воображения. Он - реальная угроза. И угроза куда более серьезная, чем подозрительные, которых мы отправляем на эшафот десятками. - Сен-Жюст резко замолчал, ругая себя за порыв.


- Допустим, - терпеливо сказал Робеспьер. - Допустим ты прав. Но пойми, что я не могу тратить силы на погоню за призраком, так в существование де Баца верят очень немногие. Пойми так же и то, что если меня поставят перед выбором, единственное, что я смогу сделать - это опровергнуть его существование. Если ты хочешь вести частное расследование - твое дело. Но Антуан... Я надеюсь, ты понимаешь, что у нас могут потребовать отчет о деятельности Бюро общей полиции. Ты знаешь насколько это важно и знаешь о трениях с Комитетом безопасности. И я бы очень не хотел услышать, что люди под твоим началом занимались все это время... не тем, чем нужно. Я могу надеяться, что отчет оправдает мои ожидания?

- Я предвидел этот вопрос, - тихо сказал Сен-Жюст. - Де Бац - мое личное расследование. Лишь раз я обратился за помощью к осведомителю. Но и он не знал, кого именно я ищу. Барона называют мифом, потому что он - повсюду. И все считают, что это не возможно. Но это - возможно. У него огромные возможности. Ему подчиняется больше народу, чем мы думаем. Он богат, образован, хитер и умен. А еще он фанатично предан своей идее вернуть монархию.

- Ты уже решил, кто заменит тебя в Бюро общей полиции? - спросил Робеспьер. - Перед отъездом я хочу, чтобы ты ввел в курс дела этого человека, а также меня или Кутона во избежание непредвиденных ситуаций.

- Я все продумал. Вычистил Бюро от подозрительных. Сегодня я подготовлю человека.

- Дальше... Комитет. Есть новости, которые я должен знать сейчас?

Сен-Жюст мрачно усмехнулся.

- Они сплотились, Максимильян. - Он коротко пересказал ход последнего заседания. - Аресты оставшихся дантонистов будут списаны на нас. Но ничего не мог сделать. И откупщики. Правда, откупщики не были популярны в народе. Просто мне жаль, что Лавуазье будет казнен. Он этого не заслуживает.

Робеспьер промолчал. По правде говоря, он сам открыто обвинял некоторых оставшихся дантонистов, взять хотя бы Дюфурни. Но сейчас не сомневался в том, что предстоящие аресты не что иное, как амальгама, когда к уже существующим преступникам присоединяли тех, кто имел лишь косвенное отношение к делу. Что касается откупщиков... Исход процесса был решен даже не на этом заседании, он был решен еще в прошлом году, когда подняли вопрос об аресте.

- Мне тоже жаль, - ответил Робеспьер. - Но кто знает, возможно, он поступает правильно... Не идет против своей совести. Мне кажется, что я понимаю причины, которые побудили его отказаться от возможности побега. Не в наших силах что-либо изменить здесь... Аминь. Что касается Комитета, мне придется полагаться только на твой рассказ. Иногда сожалею о том, что мы не ведем протокол заседания... Нам просто следует побудить уважаемых коллег заниматься каждый своим делом. Произошедшее было вполне предсказуемо, я имею в виду затронутые вопросы, но, в общем, это не смертельно.

- Отрадно слышать, - грустно ответил Сен-Жюст. Неожиданно ему захотелось выложить все, что мучало его последнее время. Подробности расследования деятельности барона, историю с Анриеттой, предательство маркизы, листок с фамилией генерала Пишегрю в бумагах барона... Но внутренний голос, как обычно, приказал заткнуться. - Я выпью с тобой кофе и мы пойдем в Комитет вместе, если ты не возражаешь.

- Да, хорошо, - кивнул Робеспьер, думая о своем. - Только мне потребуется немного времени, чтобы привести себя в порядок.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Фев 02, 2010 1:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель, 1794

Тюильри.

Жак Ришар, Робеспьер.

Жак Ришар переминался с ноги на ногу у кабинета Робеспьера. Несколько дней мучительных ожиданий, в результате которых ему стало казаться, что разговор с Карно - плод его больной фантазии. Но главное - настроиться. А он был готов ко всему, кроме смерти. Да, пожалуй, единственное, чего он опасался - была казнь по ложному доносу или сфабрикованным обвинениям. Его семья этого не переживет, да и он им нужен. В остальном - путь делают, что хотят. Все эти дни он просидел дома, покидая его исключительно для того, чтобы приобрести продукты. В один из дней заглянул Франсуа Рикор. Удивительно, но Ришар был вынужден признать, что ошибся в этом человеке, посчитав его легкомысленным и недалеким. Рикор оказался профессионалом, причем человеком честным и бескорыстным. А его дружба с Огюстеном Робеспьером... Что ж, может быть, и у таких недоумков, как Робеспьер-младший, бывают приличные друзья? Они с Рикором распили бутылку вина и разошлись, пожав друг другу руки. Его письмо, отправленное судье Арраса перед отъездом из коррумпированного города, сыграло свою роль, чем Ришар был вполне доволен. Сейчас ему предстояла встреча с Робеспьером-старшим. Человеком с темной совестью и избирательным понятием о справедливости. Ришар пришел на десять минут раньше назначенного срока и стоял у окна, разглядывая просыпающийся Париж.

Робеспьер поднялся по лестнице, не обращая внимания на расступающихся чиновников. У каждого из них, разумеется, есть неотложное дело, которое требует немедленного рассмотрения, но в процессе оказывается, что весть шум из-за личного интереса… Сейчас в похожей ситуации был он сам. Не личным ли интересом он руководствуется, желая подробнее рассмотреть дело Сартина? Если бы волею случая в это не вмешалась Элеонора, он вряд ли бы заинтересовался сам, предоставив действовать Фукье. Впрочем, вчерашний разговор имел и свои последствия, так как не в силах выбросить из головы эту историю, он не выдержал и сделал запрос Герону. Из доклада следовала одна весьма любопытная деталь: Сартин, безработный художник, довольно часто появлялся в одной гостинице, где жалуясь товарищам по несчастью на безденежье… выпивал.

А по недавним сводкам эта гостиница, «Муза и Парнас», стала считаться местом с не очень хорошей репутацией – там искали роялистов. Значит, был повод? Что послужило поводом, Робеспьер не знал, а ход мыслей был прерван одновременно двумя событиями: он дошел до кабинета и заметил ожидавшего у двери человека. Жак Ришар. Приходится признать, что он достойно повел себя в Аррасе, не став покрывать преступника. Благодаря его отчету с Рикора были окончательно сняты все подозрения и вполне логично, что раз отчет принят во внимание, то бывший национальный агент должен быть восстановлен если не в должности, то в якобинском клубе. Факт просто пришлось принять во внимание и согласиться. Так же как и с тем, что Ришар должен перейти на работу в Бюро общей полиции…

- Добрый день, гражданин Ришар, - сухо поздоровался Робеспьер. Немного провозившись с замком, он распахнул дверь: - Проходите. И располагайтесь.

Ришар вошел в кабинет и огляделся. В глаза бросился портрет, на котором был изображен сам Неподкупный, парочка небольших бюстов, также изображавших владельца кабинета. Стол, заваленный бумагами, на окнах - цветы. Ничего, что давало бы возможность понять, что за личность просиживает штаны за этим столом. Интересно, он сам придумал украшать рабочее место своими изображениями, или их носят ему посетители, в надежде растопить его сердце? Поздоровавшись, Ришар присел в кресло, на которое ему указал Неподкупный и выжидающе посмотрел на человека, который меньше месяца назад несколькими произнесенными вслух словами разрушил его карьеру и жизнь.

- Гражданин Ришар, на вчерашнем заседании Комитета общественного спасения был рассмотрен вопрос по поводу восстановления вас в должности и я уполномочен коллегами сообщить вам решение, - Робеспьер извлек из ящика стола тонкую папку, где хранились бумаги Ришара. - Решением комитета, вам вернут карточку Клуба из которого вас исключили, но вы не сможете занять должность, которую занимали прежде. Вместо этого вам предложено занять место в Бюро общей полиции. Тем самым, вы будете работать под началом гражданина Сен-Жюста, но во время его отсутствия Бюро подчиняется либо мне, либо гражданину Кутону. Теперь я хочу услышать ваше мнение по поводу подобной перспективы.

Ришар чувствовал глухие удары собственного сердца. Наверное, любой другой на его месте кинулся бы благодарить человека, сообщившего ему эту новость и клясться ему в вечной верности. Но этого не будет. От него хотят хорошей работы, и они ее получат. Но никто не заставит его с уважением относиться к человеку, который не дал довести до конца расследование убийства, в котором была замешана подружка его младшего брата. - Я несказанно рад этому решению, - сдержанно произнес Ришар. - Надеюсь, что Комитет общественного спасения не будет разочарован в этом решении. Когда я могу приступить к работе?

- Сегодня. Гражданин Сен-Жюст введет вас в курс дела. Позже вы ознакомитесь также и со списком некоторых агентов, с которыми вам придется сотрудничать, - Робеспьер не мог скрыть насмешливые нотки, хотя и пытался. Остается надеяться, что у Ришара исчезнет желание гоняться за Жюльетт Флери, пользуясь своим положением. - Во избежание недопонимания и бессмысленных арестов. В эти подробности вас тоже посвятит гражданин Сен-Жюст. Запомните, что вы не имеете права передавать отчеты и какие-либо бумаги в другие инстанции без разрешения на то Комитета. Если у вас есть вопросы, вы можете задать их, пока я подпишу назначение.

Ришар не спускал с него глаз. Все-таки интересно, с чем было связано это решение? Спросить - значит нарваться и показаться неблагодарным. Но работать, зная, что от тебя чего-то, возможно, ждут? Быть кому-то обязанным? Нет, начинать строить все заново, имея невыясненные вопросы - неверно и бесчестно.

- У меня лишь один вопрос. Что послужило поводом для такого кардинального решения моей участи? Вы лично предложили исключить меня из Якобинского клуба, теперь же вы сообщаете мне о моем восстановлении...

- Ваш отчет о деятельности Лебона был принят во внимание Комитетом, - неохотно ответил Робеспьер. - Но слово человека, изгнанного из Клуба не значит ровным счетом ничего в виду его неблагонадежности. Это побудило нас пересмотреть решение. Также в вашу пользу говорил благоприятный отзыв со стороны гражданина Рикора и мнение третьих лиц, не имеющих отношения к вашей поездке.

- Что ж, я рад, - Ришар слегка склонил голову. - Благодарю за разъяснения. У вас будут какие-нибудь пожелания прежде чем я приступлю к работе?

- Да, пожалуй, - задумчиво сказал Робеспьер. - Я бы хотел, чтобы вы присмотрелись к гостинице "Муза и Парнас". Только предельно аккуратно. В данный момент всех посетителей спугнули жандармы, ваша задача - выяснить, в какое место перешли те, кто раньше там собирался.

- Я могу узнать, с каким дело связана ваша просьба? - глаза Ришара блеснули. Время, проведенное в бездействии, его убивало, а теперь появлялось реальное расследование... - Убийство? Политика? Крупное мошенничество?

- Можете. Поступили сведения, что именно там собирались роялисты, следовательно, дело может касаться чего угодно. У меня есть основания полагать, что эта гостиница - всего лишь звено в цепочке коррумпированых структур, поэтому я хочу, чтобы также вы обратили внимание на тех, с кем контактировали работавшие там люди.

- Я понял задачу, - улыбнулся Ришар. - Борьбу с роялистами я считаю одной из первостепенной. И рад что здесь наши с вами пути пересекаются. Сейчас я найду гражданина Сен-Жюста и попрошу его ввести меня в курс дела. Я могу идти?

- Здесь, - Робеспьер протянул Ришару тонкую папку, - ваше назначение, свидетельство и билет Клуба якобинцев. О ходе вашего расследования докладывайте непосредственно либо гражданину Сен-Жюсту, либо мне или гражданину Кутону. Теперь можете идти, гражданин Ришар.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Фев 02, 2010 3:32 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Апрель 1794 года

Париж

Сен-Жюст

Сен-Жюст запер шкаф и положил ключ в карман. Вот и все. Послезавтра все закончится. Он покинет свою квартиру. Утро проведет в Тюильри, днем пообедает где-нибудь неподалеку, вечером отправится с Бюро жандармерии и пробудет там допоздна. А потом покинет Париж вместе с Филлипом Леба и займется тем, что у него получается лучше всего. Тем более, что помимо проверки на благонадежность генерала Пишегрю, дел в армии - предостаточно.

Северная армия. Тревожные донесения говорят о надвигающейся битве у крепости Ландресси. Безусловно, противник сейчас не может похвастаться ни одной значимой победой, а Питт, стремясь уберечь коалицию от развала, щедро субсидирует союзников. Все это так. Но есть и обратная сторона медали. Реквизиции продовольсвтия в пользу армии проходят все труднее – крестьяне почти потеряли терпение. Боевой дух солдат падает. А генералы, кажется, парят на лаврах предыдущих побед и совсем потеряли бдительность. А тут еще новость о генерале Кобурге, который перебрасывает войска в район между Шельдой и Самброй…

Сегодня Сен-Жюст признался себе, что почти возненавидел Париж. Наверное, все-таки что-то умерло в нем в тот день, когда казнили Демулена. Мог ли человек, погибший на гильотине, забрать с собой его интерес к жизни? Глупость. И мистика. Раньше у него была Клери, с которой можно было это обсудить. Но Клери ушла из его жизни. Теперь она - симпатичная спутница Огюстена. Часть давно забытой мечты. В последний раз он говорил с ней на одном языке спустя несколько дней после казни дантонистов. С тех пор – вежливые приветствия и пропасть. Молчаливые откровения наедине со свечой и бутылкой. И тень погибшего друга, преследующая его повсюду…

И все-таки, возвращаясь к жандармерии... Нужно распределить все дела и посвятить Ришара в ту часть истории гостиницы «Муза и Парнас», которая будет полезна для его расследования. К тому же, стоит передать ему еще одно дело. В последнее время в Париже участились случаи загадочных убийств. Пропадают мужчины, преимущественно – санкюлоты. Через несколько дней обнаруживаются их изувеченные трупы. Судя по всему, орудует какой-то маньяк, и вряд ли это связано с политикой. Ришару это дело должно понравиться… Затем – отъезд.

Сен-Жюст окинул взглядом убогую комнату. Она так и не стала для него домом. Еще месяц назад он мечтал о том, как сюда переедет его невеста… Анриетта. Он даже не попрощался с ней, когда она покидала Париж. Неужели и эта история закончится вот так? Болезненно и глупо? Сен-Жюста внезапно охватило желание немедленно ее увидеть. Два часа бешеной скачки, и он – в предместье, куда Филипп ее отправил неделю назад. Нужно хотя бы что-то делать, исходя из своих желаний, а не из чувства долга. Прямо сейчас, не откладывая. Кто знает, вернется ли он из своей миссии живым? Сен-Жюст запер дверь и направился к конюшням. До рассвета оставалось несколько часов.

***** конец третьего сезона *****

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Фев 02, 2010 3:39 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

****** часть четвертая ******

Май 1794 года

Париж

Палач Анри Сансон

«19 флореаля, II года республики. Сегодня мир лишился одного из величайших мыслителей своего времени. Антуан Лавуазье, пусть земля будет тебе пухом. Хотя… тебя же и не похоронят по-человечески…»

Анри Сансон уставился на страницу, по которой растекалось чернильное пятно. Неужели он еще не потерял способность плакать? За последний год через его руки прошло столько народу, что пора было бы научиться воспринимать их спокойно. Он и научился. С момента, как он начал вести свои записи, все они стали просто образами, которые при помощи пера и чернил занимали свои места в его кровавой летописи. Но смерть этого человека тронула его до глубины души. Потому что никогда еще правосудие не ошибалось настолько нелепо. Антуан Лавуазье. Директор Академии, положивший столько сил для ее сохранения. В прошлом году республиканцы уничтожили ее. В этом – тебя. Сансон взял чистый лист бумаги. Перо вновь заскрипело, выводя аккуратные строчки.

«С Антуаном Лавуазье я познакомился в 1784-м. Он, тогда еще – действительный член Академии наук, выдвинул революционное предложение – бесплатные воскресные лекции для парижан, интересующихся наукой. Газеты того времени разрекламировали его предложение, правда, многие журналисты отнеслись к нему скептически. «Кому в наше время нужна наука?». Но они ошиблись.

В тот день зал был полон. Я пришел пораньше, чтобы занять место в одном из первых рядов. Лавуазье должен был зачитать свой доклад «об аэростатах», представленный им незадолго до этого в Академии. Мог ли я пропустить такое событие? Тогда-то я и увидел его впервые. Он окинул взглядом аудиторию и обезоруживающе улыбнулся. «Прежде чем я начну, мне бы хотелось узнать, все ли знают, что такое аэростаты, или мне начать с краткого объяснения?» На его фразу поднялась дама средних лет, сидевшая рядом со мной. «Это безобразие, господин Лавуазье! Почему в приличное общество впускают людей, которым в нем не место!» Он слегка нахмурился и вопросительно взглянул на нее. А она указала на меня пальцем. «Этот человек – парижский палач. Он не смеет приходить в приличное общество и портить настроение честным парижанам». Ученый на ее фразу нахмурился еще больше. «Любой человек имеет право интересоваться наукой, мадам. Вне зависимости от его положения в обществе и рода деятельности. Если же вас не устраивает общество этого честного человека, вы можете покинуть аудиторию».

Лекция была удивительной. Я, человек, посвящавший к тому моменту аэростатам все свое свободное время, узнал столько нового для себя, что не смог не подойти к нему по окончании. Я не смел пожать ему руку. Просто поблагодарил и задал несколько вопросов. А он почему-то смутился и стал извиняться за ту мадам, что устроила мне публичный выговор…

С тех пор мы виделись всего несколько раз. Я был палачом. И я действительно никогда не позволял себе без надобности являться в публичные места. Но Антуан Лавуазье раз и навсегда дал понять, что двери его кабинета для меня открыты.

Народ – глупец. Они видели в нем откупщика и вора. В нем! Человеке, который отдал половину своего состояния на научные изыскания в области пороха! Пороховым делом Лавуазье управлял до 1791 года. Он жил в пороховом арсенале, там же размещалась его лаборатория, из которой вышли почти все его химические работы. Он организовывал бесплатные школы для крестьян, он не оставлял без внимания ни одно техническое изобретение, он был бескорыстен в своей любви к науке! И этого человека вы казните, как откупщика и вора? О люди! Я презираю вашу глупость и недальновидность! И пусть в Париже почти не осталось людей, которые поднимут бокал вина, чтобы выпить, не чокаясь, в память о великом человеке. Я буду одним из них.

«Я поставил себе законом всегда следовать от известного к неизвестному, не делать никаких выводов, которые не вытекали бы непосредственно из опытов и наблюдений, и сопоставлять химические факты и истины в таком порядке, который наиболее облегчает их понимание…», - сказал однажды Лавуазье. Пусть эти слова останутся в моем дневнике.

Моя рука не дрогнула, когда я направил нож гильотины на голову великого химика. Не я, так другой. Кто я такой, чтобы мечтать о справедливом мире? Парижский палач. Несостоявшийся изобретатель. Человек, который даже не сумел вырастить сыновей, готовых скрасить свою подступающую старость.

…«Обвиняется в заговоре с врагами Франции против французского народа, имевшем целью похитить у нации огромные суммы, необходимые для войны с деспотами»…

… Как трудно подобрать слова,
Чтоб ими нашу боль измерить.
Не можем в смерть твою поверить,
Ты с нами будешь навсегда…

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Фев 02, 2010 3:55 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Лондон.

Маарет, граф Сен-Жермен, Маэл.

Маэл задумчиво смотрел на пламя в камине, поймав себя на мысли, что сегодняшний лень можно считать в некотором роде знаменательным – он смотрел на огонь без внутреннего содрогания. Уже достижение, если можешь отдавать себе в этом отчет, а не инстинктивно сжиматься внутренне, так как в памяти сразу всплывает то давнее воспоминание, ставшее кошмарным сном. Горящий дом, огонь внутри и солнце снаружи. Вопрос был только в том, что способно уничтожить его скорее. Уже потом, найдя в себе силы выбежать из дома и скрыться в земле, он слышал отголоски мыслей смертных: была страшная гроза.

А потом были дни и ночи до ужаса похожие один на другой. Полусон – полузабытье, в редких перерывах, между которыми он менял место сна и охотился. Убивать помногу было опасно, да и сложно найти в тех местах людей, которые не держались бы группами. Сколько времени прошло, а до полного восстановления было далеко. Даже добравшись до Лондона и отыскав Маарет, он ограничился только тем, что упомянул о пожаре. Не стал просить и о помощи, считая это унизительным.

Они никогда не говорили о Франции, но все же он прислушивался к известиям из этой несчастной страны. Так он узнал о казни Эбера и, кто бы мог подумать, Дантона… К последнему он испытывал некоторую симпатию, но все же настолько, чтобы искренне сожалеть. Единственный смертный, известий о котором он искал – Антуан Лавуазье. Но, к сожалению, все разговоры о Франции сводились только к политике, политике и еще раз к политике… Одного этого достаточно, чтобы возненавидеть все, что с ней связано, такое ощущение, что люди не могут говорить ни о чем ином. Последними сведениями, которые совершенно случайно удалось узнать от одного эмигранта это то, что по слухам, все откупщики арестованы. Был ли среди них Лавуазье, тот человек не знал. Оставалось только надеяться, что Антуан Сен-Жюст сможет… Ничего он не сможет. Нельзя требовать слишком многого от человека, который мечтал видеть Лавуазье обезглавленным.

В такие минуты Маэл чувствовал, что его охватывает почти паника и страшное, давящее чувство безысходности. Проклятие! Еще несколько месяцев, по самым скромным подсчетам, он не сможет показаться на людях, без риска вызвать повальное бегство в том общественном месте, в котором появится. Иначе сейчас не сидел бы здесь, а был во Франции. Сколько раз он убеждал себя, что Лавуазье уехал, он не может написать, так как опасается навлечь на себя подозрения… И раньше это работало, но почему сейчас так тревожно?

Невеселые мысли были прерваны появившимся в дверях графом Сен-Жерменом. Надо же, задумавшись, он и не заметил чужого присутствия.

- Добрый вечер, граф. Надеюсь, вы простите мне природную лень как следствие того, что не приветствую вас, как подобает в приличном обществе?

- Ваша лень уже вошла в поговорку, баронет, - улыбнулся граф. – Но нахожу этот порок вполне простительным для того, у кого впереди вечность.

- Ваши слова тем более удивительны, когда я слышу их от человека, на моей памяти уже дважды умершего, - отозвался Маэл.

- Но это неизбежно, - пожал плечами Сен-Жермен. – Ты не находишь, что без этого цикл бытия кажется не полным?

- Остроумно, - рассмеялся Маэл.

- Твоя точка зрения меняется, - назидательно сказал граф, - что подтверждает мою теорию о том, что мы меняемся со временем, а не принадлежим к той эпохе, в которую родились.

- У вас были сомнения, граф? – притворно удивился Маэл.

- Разумеется, когда я думаю исключительно о себе. Но вот ты сам называешь всего лишь остроумным то, что в твое время и в тех верованиях считалось истиной, не подлежащей сомнению.

- Иногда я говорю и не такую ересь, - серьезно согласился Маэл, догадавшись, куда клонит граф. – Вы не должны воспринимать мои рассказы серьезно.

- А я всего лишь хотел спросить о том…

О чем хотел спросить Сен-Жермен осталось не сказанным, так как в комнату вошла Маарет.

Маарет улыбалась. Она любила слушать, как эти двое обмениваются любезностями на свой манер. Граф Сен-Жермен и Маэл. В этот тревожный век они были для нее, пожалуй, сами близкими и дорогими существами. Она поняла это в тот страшный миг, когда Сен-Жермен появился в ее лондонском доме, бледный, растерянный и непохожий на себя - таким она его никогда не видела.

О гибели Маэла он сообщил ей в первую же минуту - посчитал нечестным рассказывать поначалу светские новости. Невозможно описать словами, что она почувствовла в тот миг. Но она нашла в себе силы сказать: "Я не верю". В детстве ее называли ведьмой. Она оказалась права. Маэл появился спустя несколько месяцев. На него было страшно смотреть. Почерневшее, обуглившееся чудовище. Она знала, что именно ей придется умолять его принять помощь - сам бы он никогда не признал бы собственной слабости. В конце концов он согласился. Через некоторое время он стал вновь обретать человеческие черты.

Маарет ненавидела Францию. Если бы не Париж и не пресловутая революция, Маэл никогда не покинул бы ее и не занялся бы политикой. Политика его и сгубила. Тщетны были попытки графа Сен-Жермена уверить ее в том, что она ошибается. Революция заставила Маэла проводить в Париже все свое время, опекая приговоренного судьбой смертного. Революция чуть не уничтожила ее друга графа Сен-Жермена. А такого Маарет не прощала. Вчера, обнаружив утреннюю газету, Маарет порадовалась, что Маэл все еще редко выходит из дома. Газеты пестрели заголовками о новых казнях в Париже. Среди казненных значилось имя Лавуазье...

- Который вечер подряд застаю вас за спорами о бессмертии, - произнесла Маарет, наглухо закрыв мысли. - Будет ли победитель?

- Вряд ли, - сказал Маэл. - Полагаю, что я обречен остативать свою точку зрения все оставшееся время.

- Это потому, что ты не желаешь признать любую точку зрения, за исключением своей, - улыбнулся Сен-Жермен. - Если бы ты взял на себя труд задуматься, то понял бы, что я прав.

- Простите, граф, задуматься над чем именно? - поднял брови Маэл. - Над тем, что жизненный цикл по сути - цепь превращений, а путешествия души, если можно так выразиться, цепь перерождений? Чтобы понять первое, достаточно наблюдать, а второе, насколько я знаю, утверждали еще индийцы.

- Маэл, ты искажаешь саму суть вопроса! - возмутился Сен-Жермен.

- Напротив, я подвожу итог, - покачал головой Маэл.

- Сегодня я готова склониться на сторону Маэла, - рассмеялась Маарет. - Я - за итог. И за то, чтобы провести этот вечер вне душного помещения. Маэл, мне бы хотелось пригласить вас сегодня в оперу. Мне кажется, тебе пора возвращаться к жизни человека, а не отшельника. Думаю, граф меня поддержит?

- Я не поддержу вас обоих, - запротестовал Маэл. - Не с моим лицом появляться в общественных местах, я иногда смотрю на себя в зеркало. Ступайте в оперу, если вам угодно, я же развлекусь чтением.

- Маэл, так нельзя, - укоризненно заметила Маарет. - Ты не сможешь вернуть себе прежний облик, пока не начнешь выходить и охотиться столько, сколько требует твой организм. - Маарет села рядом и взяла его за руки. - Я прошу тебя, не упрямься. Мы давно обещали графу, что составим ему компанию в путешествии в Индию.

- Я не сказал, что буду выходить на... - Маэл на секунду замолчал, так как вспомнил, что в присутствии графа избегал употреблять слово "охота" в том смысле, который вкладывали в него они. - Что не буду выходить совсем. Я отправлюсь на прогулку немного позже. Но не в оперу.

- Маэл, я выкупила для нас закрытую ложу! - расстроилась Маарет. - Но раз ты не хочешь... Граф, может быть, вы угадаете, чем развлечь нашего упрямого друга? А то мне скоро будет казаться, что его интересуют лишь споры с вами и короткие вылазки по ночному Лондону.

- Граф, убедите леди, что я не могу пугать людей своим видом! - сказал Маэл. - И дело здесь не в интересах.

- Маарет, пусть Маэл проведет вечер как ему хочется, - улыбнулся Сен-Жермен, вынужденный в свою очередь стать примирителем в этом новом споре. - Мы же, в отместку, восполним все пробелы, когда сочтем, что сэр Малкольм Страффорд может осчастливить общество своим появлением.

- Стало быть, решать будете вы? - возмутился Маэл.

- Разумеется. Так как именно мы являемся пострадавшей стороной, - сказал граф.

- Ничего подобного, - запротестовал Маэл. - Вы даже не представляете себе, насколько выигрываете, будучи избавленными от возможности выслушивать мои комментарии. Пользуйтесь случаем.

Сен Жермен только развел руками.

Маарет бросила на графа благодарный взгляд. Что и говорить, если бы не он, они с Маэлом, скорее всего, уже несоклько раз поссорились бы. Он стал еще более упрямым, перестал идти на компромиссы и, кажется... Нет, не стоит об этом думать, иначе она начнет злиться.

- Что ж, граф, видимо, сегодняшний вечер мы снова проведем с вами вдвоем.

- Всем смертным головы не заморочишь, - сказал Маэл. - Иначе я бы уже давно начал появляться.

- К сожалению, Маэл прав, - примирительно сказал Сен-Жермен. - Не очень приятно, когда любой встречный оборачивается, хотя и вынужден потом вспоминать, что же он видел такого, что могло его поразить.

"Интересно, что бы ты сказал, увидев сегодняшнюю статью в газете?" - недобро подумала Маарет, сохраняя на лице приветливое выражение.

- Итак, вернемся к планам на вечер. Ваши предложения?

- У меня нет предложений, так как выбор развлечений весьма скромен, - сказал Маэл. - Но своего рода развлечением я считаю и ваш будущий рассказ об опере и о тех, кого вы увидите там.

- Иными словами идите в вашу оперу и оставьте меня в покое, - рассмеялся Сен-Жермен.

- Я этого не говорил, - заметил Маэл.

- Пойдемте, граф, - устало сказала Маарет. - Иначе нам придется рассказывать эту историю с середины.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Фев 02, 2010 11:29 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Лилль

Штаб-квартира генерала Пишегрю

Генерал Пишегрю, Сен-Жюст

Жан Шарль Пишегрю склонился над картой, но думал вовсе не о стратегии с тактикой и даже не о военных действиях. Все размышления в конечном итоге все равно сводились к присланным Конвентом комиссарам, поэтому он перестал себя заставлять после ряда неудачных попыток сосредоточиться на деле. Леба казался ему вполне безобидным, истинным патриотом и так далее, с которым можно было договориться. Полной  противоположностью соратнику был второй – имя которого стало в армии почти нарицательным. Сен-Жюст. Он совал нос во все, что только было можно. И ладно бы дело касалось обмундирования, поставок и прочего, но он выносил решения и в областях сугубо военных! Человек без опыта, не имеющий понятия о том, как вести войну… Впрочем, здесь Пишегрю вынужден был признать, что кривит душой: комиссар отдавал весьма дельные  приказы,  здесь все дело было в том, что присутствие этих самых комиссаров ему не нравилось. Нервировало.

Тем более что комиссар вполне оправдывал свое прозвище, «Архангел смерти», в его власти было расстреливать провинившихся и не оправдавших доверия. Всех, даже генералов. Поэтому он и вынужден был помалкивать, памятуя о незавидной участи некоторых своих предшественников. Но в глубине души все равно соглашался с планами Карно, действительно великого генерала! Приказы из комитета, между тем, сильно противоречили тем распоряжениям, которые отдавал Сен-Жюст и сейчас Пишегрю вынужден был признать, что находится в некотором смятении. Тем более что ситуация была сложной… Очень сложной… Теперь мысли снова вернулись к разложенной карте, но оформиться во что-то дельное не успели: доложили о появлении комиссара.

***

Прежде чем войти в гостиную штаб-квартиры генерала Пишегрю, Сен-Жюст прислонился к стене и на секунду закрыл глаза. Пусть исчезнут эти крошечные серебряные звездочки, что пляшут у него под ногами, как только он смотрит вниз. Здесь, в Северной армии, он вновь чувствовал себя на своем месте. Вновь мог работать, доводя себя до полного изнеможения, забывая спать и есть, и думая лишь о том, что идет в верном направлении. Плевать на то, что шатает от усталости. Плевать на укоризненные взгляды Филиппа Леба, повторяющего: «Антуан, тебе нужно отдохнуть». Он выспится позже. Но спокойным сном, лишенных сомнений и призраков прошлого. Он это заслужил. Но сейчас, пока еще есть силы, нужно работать и спасать страну.

…«Вот и тебя гложат сомнения, Антуан? Ты никогда не слушал старших и считал себя самым умным, но, согласись, я был прав. Ты боролся с ветряными мельницами и просто запутался».

Чертов голос. Демулен решил достать его. Пользуется, гад, что теперь от него не отмахнешься. А может быть это не Камиль? Может, внутренний голос, с которым они теперь всегда идут в разных направлениях? Но, как бы там ни было, этот голос становится все навязчивее, и все труднее придумывать аргументы в защиту своих поступков. Борьба с ветряными мельницами. Стоило уничтожить фракции, как на их место пришли другие. Неосязаемые, и куда более опасные. Барон де Бац, раскинувший свои сети во всех направлениях. Остатки фракций. Они множились и окружали, и настал момент, когда стало трудно отличить своих от чужих. Заговор в самом сердце Комитета. Стоп. Достаточно. Все это осталось в Париже. А здесь – война. И реальные враги, которых надо уничтожить.

Первые дни в миссии проходили, как обычно. Насмешливые взгляды солдат, принявших его за очередного штатского из столицы, приехавшего наводить свои порядки. Отсутствие дисциплины. Присмиревший мэр города Камбре, посмевший заикнуться о том, что бумаги о реквизициях будут собраны и предоставлены комиссарам лишь через три дня. В тот день Сен-Жюст молча достал перо и бумагу и начал составлять приказ. «Что вы делаете?» «Составляю документ, лишающий вас полномочий. Мэр, неспособный предъявить документацию по первому требованию – некомпетентен. Потрудитесь собрать вещи». Люди, валяющиеся в ногах. Слезы и слова прощения. «Только не убивайте, комиссар!» «Не велите казнить моего мужа!» «Я не виноват, виноват другой…» Филипп Леба вздыхает и отводит глаза. Одно и то же. Пройденный этап. Заслужившие смерть, умрут, а истинные патриоты продолжат действовать во благо республики…

Сейчас перед Сен-Жюстом стояла непростая задача убедить Пишегрю нарушить указания Карно. Прославленный генерал не представлял себе истинной картины, сложившейся на линии Северного фронта, и присылал свои рекомендации и приказы, исходя исключительно из собственного опыта. А времени на споры не было. И на обмен письмами с Карно времени тоже не было. Удастся ли убедить Пишегрю сделать ставку на правый фланг армии и бросить на Самбру именно этих бойцов?

Минута отдыха закончилась. Сен-Жюст шагнул в комнату, где восседал генерал Пишегрю. Он снова был спокоен и подтянут.

- Добрый день, гражданин Пишегрю. Я только что из Камбре. Мэр города лишен полномочий, гражданин Леба занимается проверкой его хозяйственной деятельности. Думаю, к вечеру сюда будут доставлены первые повозки и реквизированными товарами первой необходимости. Я хочу получить список армейских частей, нуждающихся больше остальных, чтобы перенаправить повозки в нужном направлении.

- Добрый день, гражданин Сен-Жюст, - оторвался от карты Пишегрю. Несколько секунд ушло на то, чтобы уяснить смысл слов комиссара, так как голова в этот момент была занята совершенно другим. И не последнее место в этих раздумиях занимали приказы, отданные генералом Карно. - Я предоставлю вам необходимые списки, но среди них сложно выделить тех, кто нуждается в большей или меньшей степени, так как нуждаются все. А поставки... очень часто случаются сбои. Впрочем,  вот списки, - Пишегрю предвидел такой поворот событий и ожидал, что комиссар обязательно спросит все имеющиеся в наличии бумаги. Что же... все, что было нужно - это собрать их в одну кипу. Учитывая даже те, которые имели отношение  к проворовавшимся интендантам.

Сен-Жюст вскинул брови. - Какой беспорядок в документах, генерал. Понимаю, вам некогда этим заниматься, но почему бы не посадить отдельного человека, который отвечал бы за порядок?

- Они более или менее рассортированы, - ответил Пишегрю. - Все не так страшно, как вам кажется. А позволить себе занимать человека, который, возможно, гораздо нужнее в другом месте я, увы, не могу.

- Я говорю о чиновниках, которые просиживают штаны в провинциях, бездельничая и не находя себе применения, - резко сказал Сен-Жюст. - Наша задача сейчас - свести к минимуму любую работу, отнимающую время. Но это - не самый важный вопрос на эту минуту. Мне бы хотелось обсудить с вами план действий. По дороге из Камбре я побывал в военных лагерях. Я говорил с солдатами. Они готовы выступить в любой момент. Я вижу, как задеты чувства истинных патриотов после падения крепости Ландресси. Они хотят отбросить герцога Кобургского назад. Готовы идти на Бельгию. И я считаю, что мы не должны медлить. Часть людей, находящихся под вашим командованием, должны быть переведены к солдатам правого фланга. Далее мы готовы выступить немедленно. Мы нанесем удар по Самбре правым крылом. Далее выступите вы. Наш противник не ожидает удара.

- Нужно развивать наступление по всему фронту, - ворчливо сказал Пишегрю. - Левое крыло двигается на Ипр, правое -  на Монс. В то время как центр выходит на Като, - он снова вернулся к карте, разложив ее так, чтобы было видно и комиссару. - Это обеспечит дальнейшее движение войск на Брюссель. Но главные силы врага расположены... вот, - Пишегрю обрисовал карандашом местность. - Необходимо усилить левый фланг, а правый будет действовать на Самбре. Также мы ожидаем помощи от Журдана, вам должно быть это известно...

- Все верно, - кивнул Сен-Жюст. - Видимо, весть о том, что генерал Журдан, поставленный во главе Мозельской армии, направлен к нам решением Комитета помогла вам принять решение об усилении левого фланга? Поймите, геренал, расположение войск противника на Самбре обманчиво. Мы практически ничего о нем не знаем. - Сен-Жюст осекся. Внезапно накатила такая усталость, что возникло ощущение: говорит не он, а его двойник. Возможно, Пишегрю прав, и он слишком перестраховывается? До военного совета оставалось несколько часов. Нужно выспаться, иначе он не сможет адекватно воспринимать донесения генералов. - Предлагаю вынести этот вопрос на обсуждение на сегодняшнем совете, генерал. Возможно, общими усилиями мы придем к компромиссу.

- Ну что же... На совете, так на совете, - развел руками Пишегрю. По правде говоря, он не ожидал, что отделается так легко и сейчас испытывал огромное облегчение. До совета еще есть время и можно будет привести мысли в порядок, продумать аргументы... В глубине души он понимал, что комиссар просто дает временную передышку и так просто свои позиции не сдаст, но сейчас был рад и этому. - Тогда увидимся на совете, гражданин Сен-Жюст. Если, разумеется, нет других неотложных вопросов...

- Я представлю свой отчет о поездке по военным лагерям левого фланга сегодня на Совете, - тихо сказал Сен-Жюст. Не стоит Пишегрю сейчас знать о том, что два бригадных командира отправлены в Париж для рассмотрения их личных дел Трибуналом, а ставленник генерала Карно Жерманель заменен на офицера Лампелье, показав себя настоящим профессионалом своего дела. Сен-Жюст поднялся. - До вечера, генерал.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Фев 03, 2010 1:52 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Дрезден.
Мариус, Бьянка

Молчание и треск поленьев в камине. Мариус ненавидел огонь со времени пожара в Венеции, но специально заново приучал себя к нему день ото дня. Гостиная особняка в Дрездене была убрана несколько тяжеловесно, в уже выходящем из моды стиле барокко, но с неизменным вкусом. У камина стояли глубокие кресла, в одном из которых ежевечерне располагался хозяин, развлекающий себя чтением Тацита после того, как его дела в святилище бывали завершены. После встречи с Пандорой он бессознательно сторонился общества людей. А бессмертные были слишком опасны для Тех, Кого Следует Оберегать. Впрочем, сегодня Тацит был отложен в сторону, ввиду особой гостьи, еще раз посетившей место, которое она так рвалась покинуть.

Она сидела напротив него, поджав под себя ноги и смотря исподлобья, как испуганный волчонок. Хотя нет, Бьянка не волчонок. Мариус улыбнулся, мысленно сравнивая ее с самыми разными зверями, обладавшими ее грацией и удивительной живостью в сочетании с бесконечными переменами настроения. Его женщина и его ребенок.

Она боится и злится. Даже потеряв с ней мысленную связь навеки в ночь ее рождения, он видит эти эмоции на ее лице. Бедное дитя. Сколько ошибок она натворила, пытаясь утвердиться в мире смертных, даже еще не осознав, насколько она далека от него.
Если бы дело было только в боли, которую ей предстоит испытать, возможно, он ограничился бы посещением ее дома в Париже. Он бы объяснял, просил и умолял, но признал бы за ней право попробовать пожить одной. Но теперь все было серьезнее. К несчастью, Бьянка не смогла жить ни отдельно от смертных, и потеряться среди них. Она жила, тесно общаясь с самыми видными людьми страны и постоянно оставаясь на виду, вместе с тем в случае опасности демонстрируя свои сверхчеловеческие способности, о которых становились в курсе все больше ее смертных знакомых. Интерес Таламаски был закономерен. И вот это уже становилось опасным. Однажды она, не по злой воле, но по незнанию, может проговориться, как уже сделала это относительно своих сверхспособностей. Она может дать понять Таламаске, что Мариус Римский и Хранитель Тех, Кого Следует Оберегать – одно лицо… Ему не дадут жизни. А на что пойдут смертные, чтобы получить древнюю кровь... Это нельзя было так оставить… Она всегда любила ходить по грани. Да она даже не понимает всей ценности Тех, Кого Следует Оберегать!

Мариус даже слегка стукнул кулаком по подлокотнику, чувствуя подступающую ярость, которая всегда возникала в нем при одной мысли об осквернении Святилища.

Она отреагировала, недоуменно подняв глаза.

Ярость утихла, моментально подавленная логикой и спокойной благожелательностью, которые Мариус всегда призывал себе на помощь в трудную минуту.
- Дитя мое, прости меня за это вторжение, - мягко сказал он, - Я не мог остаться равнодушен. Но теперь все будет хорошо.

Бьянка сидела на полу неподвижно. Во времена жизни с Маратом она научилась множеству ругательств. Но все они меркли в сравнении с теми эпитетами, которые ей хотелось бросить в лицо своему похитителю. Мариус! Так он не умер! Значит, она ошиблась, и таинственный Страффорд, за которым охотился Сен-Жюст, вовсе не был ее создателем! К черту Страффорда, безвременно погибшему в огне и столь оплакиваемому ее любимым смертным. Вот он, Мариус, живой, невредимый, подлый, мерзкий, отвратительный, подонок, каналья, дьявол, предатель! Вырвав ее из мира смертных, он посадил ее под замок в свой замок. Умнейший из бессмертных, он все рассчитал правильно! Он знал, что не стоит даже пытаться подойти к ней в первое время – она выцарапает ему глаза, выскажет все, что о нем думает! Он выжидал. Лишь раз, воспользовавшись ее слабостью, он вытащил ее из комнаты и перенес в подвал, где ее уже ожидал перепуганный насмерть смертный. У нее не хватило сил отказаться – это он тоже рассчитал правильно. А потом – снова дни бессильного отчаянья под замками. Он пришел нескоро. В тот момент, когда ей стало все равно. Когда пол покрылся исчерканными рисунками и письмами, в которых она изливала душу непонятно кому…
- Я слушаю тебя, Мариус.

Мариус покачал головой, продолжая смотреть на нее. Ее тонкие руки, так трогательно и непокорно сложенные на коленях. Восхитительные белокурые локоны и взгляд... Как она любит жизнь, хотя уже пережила несколько столетий. Его Бьянка, сокровище, которое он потерял так случайно... Пандора тогда снова затмила его разум, а когда он пришел в себя - его белокурый ангел был уже далеко. Он наблюдал за ней все это время, оставаясь незримым, видел ее страдания и сжимал кулаки в бессильной ярости, получая информацию от агента о том, как Жана Клери травил Эбер, потом - когда был убит ее спутник... Бедная девочка. Она сама не понимает, как далеко зашла,
- С того мига, как я потерял тебя по собственной глупости, не проходило ни дня, чтобы я не думал о тебе, - тихо ответил Мариус, - Прости меня, Бьянка. На твоем лице я вижу и страдание, и непонимание, и злость... Я заслужил твою ярость, как тебе кажется, отняв тебя у друзей, которых ты, как тебе кажется, обрела. Но я не мог оставаться в стороне, пойми. Ты сама не понимаешь опасность, которая грозит тебе, которую ты можешь навлечь на всех. Это тоже моя вина. Я должен был научить тебя, объяснить тебе все... - Мариус прервался, чтобы поворошить угли.

Бьянка изумленно посмотрела на него и инстинктивно сжалась, притянув к себе колени. Сто лет назад она бы отдала жизнь за такие речи и такой взгляд. Тогда ей казалось, что она никогда и никого не сможет полюбить так, как любила своего создателя. С первого взгляда, когда он вошел в ее палаццо - сверкающий, светловолосый, в роскошном красном плаще и изящно поцеловал ей руку. "Я счастлив познакомиться с вами, синьора..." Ночи, когда он уводил ее в ночную Венецию и дарил ей ее сны. В тот вечер, когда..
- О боже, какого черта! - Бьянка испугалась собственного голоса. Эти слова вырвались из ее мыслей, и заставили проснуться.

- Бьянка, успокойся, прошу тебя, - Мариус сделал почти неуловимый жест, подхватив упавший томик Платона с невысокого стола, который Бьянка резким движением чуть не опрокинула, - Дитя мое, этот разговор должен был состояться давным-давно. Я горжусь тобой, - прошептал Мариус, - иногда я получал известия о тебе от тех, кто был в Париже проездом. Ты великолепное создание, Бьянка... Но я не уберег тебя от многих шагов, и от ошибок, которые ты чуть не натворила на пути к взрослению. Но теперь все будет хорошо, не беспокойся. Ты здесь не в тюрьме. Это скорее я - твой пленник, как и тогда, в Венеции.

- Молчи! - крикнула Бьянка и зажала уши руками. - Я не хочу слышать твоих слов. Твоих льстивых, красивых слов, которыми ты пытаешься совратить меня, как тогда, в Венеции, как потом, когда ты, бросив меня одну, проводил ночи напролет в поисках своей возлюбленной. Не хочу тебя слышать, Мариус! Мы расстались, все кончено, я никогда больше не буду тебе принадлежать, слышишь?

Мариус отшатнулся от нее при одном упоминании о тех ночах в Венеции... Нет, не вспоминать... не помнить поиски Пандоры, Амадео, Бьянку... Смотреть на огонь и не бояться... Не думать о Том пожаре... Об Амадео... Не вспоминать ужас на лице Бьянки в их первые ночи... Он встряхнул головой и взял себя в руки, - Бьянка, милая, ты зря пытаешься меня задеть. Мне не нужна собственность, для этого у меня есть дом. и когда я относился к тебе как к собственности? Или ты думаешь, что я похитил тебя из Франции, чтобы сделать своей, и вынудить тебя разделить со мной изгнание, на которое ты когда-то согласилась добровольно? Нет, нет и нет. Это было бы оскорблением не только для тебя или меня - сама память о Великом Риме дрогнет при мысли о подобном. Я хочу лишь помочь тебе, моя бедная запутавшаяся венецианская любовь. Объяснить все так, чтобы ты поняла, помочь найти выход, а не спрятать тебя в глубокий подвал.

- Объяснить? Отняв у меня мир, который меня принял? Боже мой, Мариус, ну почему ты так и не понял, что твои создания - не игрушки, и ты не сможешь вечно управлять ими? - Бьянка всплеснула руками. - Когда я ушла от тебя в Дрездене, мне было страшно. Я металась среди смертных. Я не знала, что делать с их мыслями, которые я слышала, не знала, как управлять собственной силой. Ты был прав. Я была не готова жить одна. Несколько раз я практически готова была вернуться и предложить тебе попытаться начать все с начала. Но что-то останавливало меня. Внутренний голос, который шептал мне: "Проснись и живи своей жизнью! Ты справишься!" В конце концов я попала в Париж. Я не знала той жизни, не представляла себе, что такое революция. Я просто увидела страшного человека с черными. пронизывающими, огненными глазами, в которых была заключена такая сила, что люди смотрели в них, как завороженные. Они подчинялись его голосу, его ораторскому искусству, и его вере, брошенной к их ногам. Ему было почти пятьдесят. Он был некрасив и болен. Но сколько честности, сколько мужества я увидела в его душе! Он стал моим учителем. Он, а не ты. Он объяснил мне, где правда, а где ложь, научил смотреть на мир другими глазами. О господи, ты меня не слушаешь! - Бьянка порывисто скомкала лист бумаги с очередным посланием "в никуда" и швырнула Мариусу в лицо.

- Ты меня не слушаешь, Бьянка, - терпеливо повторил Мариус, - Это я виноват в том, что случилось, что ты оказалась одна, не зная правил, по которым живут бессмертные, но уже не играя по правилам мира смертных. Но я не собираюсь забирать тебя у них. Люди нужны нам, чтобы жить среди них. Ты не поверишь, как я был счастлив, когда до меня дошли новости об Амадео. Он нашел в себе силы покинуть катакомбы и вернуться в мир людей. И ты тоже вернешься... Но уже не навлекая на себя опасности, а заодно - и на всех нас. В твоей прелестной белокурой головке есть слишком много тайн, до которых алчные смертные только и рады бы простереть руки. И они уже начали простирать руки к тебе. Они не оставят тебя в покое, пока не узнают твои тайны. А ты, мой ангел... Ты слишком
неосторожна. Нельзя жить среди смертных, доверяя им свои тайны. Мы - не они, так будет всегда. Твою тайну знают слишком многие, чтобы ты могла жить в безопасности теперь, - грустно сказал Мариус, - Но я готов помочь тебе. Ты ведь хочешь к ним вернуться? И ты не желаешь зла бессмертным, а также смертным друзьям, которые оказались в курсе твоей тайны, и которые все теперь могут пострадать из-за твоей неосторожности. Хочешь?

- Хочу, - ошарашенно сказала Бьянка. И повторила, как прилежная ученица: - Я хочу к ним вернуться и не желаю зла бессмертным, и смертным друзьям, которые оказались в курсе мой тайны и которые могут теперь пострадать из-за моей неосторожности. Я буду осторожной, Мариус, обещаю! Отпусти меня! - Бьянка преданно взглянула ему в глаза.

- Бьянка, да я тебя не держу, - взорвался Мариус, но снова заставил себя успокоиться, - Но я не могу далее допустить, чтобы из-за твоей неосторожности под удар попали и другие бессмертные. Я создал тебя, и я несу за тебя ответственность перед этим миром. И миром смертных тоже. Ты хочешь жить в Париже? Хорошо, ты отправишься туда. Со мной.

- С тобой? Ккккак это? - испуганно пробормотала Бьянка и уставилась на него округлившимися глазами.

- Очень просто, - спокойно отетил Мариус, встретив ее взгляд, - Я не прошу тебя вернуть мне прежние чувства, но и отпустить тебя туда одну снова не могу. Слишком многое поставлено под удар. И я, как бы ты ни приписывала мне это желание, не собираюсь запирать тебя в подвал и держать в Дрездене. Мы отправимся в Париж по первому твоему слову, но я буду рядом. Тогда тебя не посмеют тронуть те, кто жаждет покопаться в твоей голове и прошлом, кого ты уже заинтересовала слишком сильно. Но главное, Бьянка, дай мне еще одно обещание. Не пытайся влиять на судьбу этой несчастной страны. Я был не единственным бессмертным римлянином. Но мы не могли и не пытались влиять на его судьбу. Это - дело людей. Они разберутся сами, без нас, а мы - будем жить каждую ночь, чем бы ни закончились их игры. Это - наша судьба, а там - их. Так ты согласна?

- Я не пытаюсь! Я ничего не делаю! Я... я просто живу среди них! У меня есть друзья! У меня есть.. спутник! Да, Мариус, у меня есть смертный спутник, который не заслужил моей измены! Я не смогу быть живой, если буду знать, что ты рядом, что ты наблюдаешь, что ты готов в любой момент грубо ворваться в мою жизнь и унести меня оттуда, как куклу! - Бьянка расплакалась.

- Бьянка, прости меня за грубое вмешательство, - ответил Мариус, - Но согласись, что приди я к тебе в гости в твой парижский дом, ты бы не стала мня слушать. Что касается измен нашим смертным спутникам... Мы не принадлежим законам смертного мира, ка кэто тебе сейчас ни больно слышать. И я не навязываюсь тебе в спутники, не претендую на твою любовь, которую я утратил, - повторно объяснил он, - Но и далеко я тебя не могу отпустить... По крайней мере пока. Ты - не просто моя потерянная любовь, моя венецианская мечта. Ты - моя ответстенность перед обоими мирами. Один из них ты можешь подвергнуть серьезной опасности, я не шучу. Для тебя это звучит кощунственно, но сохранение мира бессмертных без опасности быть перетрясенным, важнее и для интересов таких как мы, и для простых смертных... Представь себе последствия того, что тайны, хранителем которых ты являешься, попадут не в те руки, которые только и ждут этого. Ты же взрослая, Бьянка, ты теперь не просто золотоволосое дитя. Подумай и сравни масштабы такой катастрофы с переживаниями смертного спутника. И потом изменять смертному спутнику я тебя, по-моему, не заставляю... А теперь подумай, Бьянка, и посмотри на ситуацию еще раз... Другими глазами. Взрослой бессмертной.

- Ты никогда не слышал никого, кроме себя, Мариус. - прошептала Бьянка. - Конечно, что значит разбитое сердце и обманутое доверие смертного, принявшего меня со всеми моими тайнами в сравнении с вселенскими бедствиями, которые я смогу навлечь на мир, крутясь среди парижан? Это даже глупо сравнивать. Да и невозможно. Кем я представлю тебя? Своим старшим братом? Это смешно. Да и я никогда не смогу быть прежней Клери, если буду неизменно чувствовать твой взгляд в спину. А фальшь и лживость - это еще хуже, чем простое исчезновение из их жизни. - Бьянка сжала кулаки, чтобы больше не проливать глупых слез. Все кончено. Он не отпустит ее. А ведь он не знает главного. Не знает, что в Париже есть человек, которому она фактически обещала бессмертие. Сен-Жюст не знает ее природы. Но он - часть ее самой. И он, Сен-Жюст, тоже не заслужил предательства. - Мариус, то, что ты предлагаешь - невозможно. Я привыкла отдавать всю себя тем, кого люблю. С тобой этого не получится. Поэтому я остаюсь. Я буду молиться о том, чтобы ты прозрел и понял. А если не поймешь - что ж, значит, мне предназначено всю жизнь оставаться твоим ребенком, не смеющим ступить ни шага в сторону. Либо все, либо ничего. А теперь уходи. - Бьянка повернулась к нему спиной и, переместившись к полке с книгами, вытащила Тацита. Интересно будет перечитать его и понять, насколько же был прав Камиль Демулен. Больше она не проронила ни слова.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Фев 03, 2010 2:33 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Лондон

Маарет, граф Сен-Жермен // Маэл

Маарет нервничала. Статья о Лавуазье, которую она прочла несколько дней назад, не давала ей покою. Она могла промолчать. Дождаться, пока Маэл сможет, наконец, перебороть свое нежелание бороться с постигшей его трагедий ускоренными методами и выйдет из апатии. Конечно, он все узнает сам. И что тогда? Обида и разрыв на несколько десятков лет? Маарет не хотела признаваться себе, что дорожит этим бессмертным. До него у нее были другие спутники. Последним из них был Сантино – смешной юный итальянец, считавший, что способен изменить этот мир. Но все проходило, а Маэл оставался. Имела ли она право потерять его из-за такой мелочи? Конечно, он кинется в Париж. Начнет искать виновных. Порвет их на части. Это будет неправильно. Это будет противоречить всем вампирским законам. Но если она сообщит ему сама, произойдет то же самое. Маарет повернулась, приветствуя графа Сен-Жермена, вернувшегося с прогулки. Дорогой сердцу друг, который знает все ее слабости, знает лучше, чем любой из ее спутников. Рассказать ему и признаться в том, что не может принять решение? Рассуждая так, Маарет протянула ему руку, приветствуя.

- Вы как всегда точны, граф. Семь часов вечера – ваше время. А в Лондоне промозгло сегодня, верно?

- Добрый вечер, Маарет, - улыбнулся Сен-Жермен. - Погода не самая лучшая, увы. Но все познается в сравнении. Сейчас я пришел сюда и в ближайшее время вряд ли вспомню о той мерзости, что на улице, так как буду всецело поглощен беседой. Что случилось, Маарет? Я не очень хорошо читаю мысли и даже не смею надеяться, что когда-нибудь прочту твои, но зато умею наблюдать.

- О чем вы, граф? - Маарет изобразила непонимание.- Мне казалось, что века стерли всякое выражение с моего лица. ЧТо касается мыслей, то все зависит от вас. Уверена, что через лет двести вы достигнете в этом больших высот. И тогда в мире не найдется ни одной смертной, которая будет способна вам противостоять, а государственные чины будут бояться вас и делать все, что вы скажете.

- Надеюсь, что этого не произойдет, дорогая Маарет, - рассмеялся Сен-Жермен. - Тогда для меня неостанется никаких тайн, я бы этого не хотел... А секрет моей догадки предельно прост - ты всегда складываешь руки вот так, - он сцепил пальцы, повторив невольный жест вампирки, - когда чем-то обеспокоена. Это просто наблюдение, я прошу извинить меня, если не прав или же если своим упоминанием коснулся твоих личных переживаний.

- Так нечестно, - рассмеялась Маарет. - Но ты прав. Я в раздумьях. А вот - причина. - С этими словами она положила перед графом газету недельной давности со статьей о казни откупщиков в Париже. - Вы поинмаете, о чем я, граф?

Сен-Жермен внимательно прочел статью, потом некоторое время молчал, глядя перед собой. Лавуазье... Почему же он не захотел уехать? Уехать. Слово отозвалось воспоминаниями. Если бы Маэл тогда вернулся, если бы не то путешествие, если бы не та гроза... Если бы. До сих пор он не мог избавиться от чудовищного чувства вины, которое стало только сильнее. - Негодяи. Мерзавцы. Я не нахожу слов, чтобы выразить всю ту боль и все то негодование, которое чувствую, Маарет. Позвольте мне немного прийти в себя.

- Если бы не ваше появление в Париже, этого бы не произошло, не так ли? - Маарет уловила его настроение. - Это судьба, граф. Судьба, которую невозможно было изменить. Маэл сделал все, чтобы этого не произошло. Но вы же сами понимаете, что этот человек был обречен. Не сегодня, так завтра. И боль была бы не менее горькой.

- Возможно, - печально сказал Сен-Жермен. - Но также верно и то утверждение, что судьбу делаем мы сами. Я не могу судить так, как ты. Хотя бы потому, что сам в некоторой степени являюсь виновником трагедии. И от этой вины мне никогда не избавиться. Знаю, что ты хотела услышать от меня другой ответ, пройдет немного времени и я смогу поддержать тебя, сейчас же я сражен этим известием.

- Значит, мои сомнения были верными, - подытожила Маарет. - Ты ведь тоже считаешь, что я должна рассказать ему об этом?

- Да, - не задумываясь ответил граф. - Я не знал о случившемся, но сказал бы немедленно. Отчасти и потому, что считаю себя косвенно виновным.

- Тогда не будем терять времени, - грустно сказала Маарет. - Думаю, Маэл уже проснулся и зажег камин. Он всегда так делает.

***

Маарет не ошиблась. Они нашли Маэла в его обычном положении: кресло напротив камина и взгляд, устремленный в огонь. Это становилось невыносимым. Ничего не помогало. - Маэл, - тихо позвала Маарет. Он обернулся. Минуту они смотрели друг на друга. Слов не понадобилось...

Антуана Лавуазье больше нет. Больше никогда не будет вечерних прогулок к Арсеналу и тихих, неторопливых бесед с единственным смертным, к которому он был привязан. Величайший ученый своего времени... Казнен, как преступник горсткой зарвавшихся сволочей, которые идя по трупам насаждают людям лучшую жизнь. И никому из них не интересны ни научные открытия, ни твои заслуги, мой друг. Как же жестоко ты ошибся... А ведь они даже не попрощались. Память тут же воскресила ту, последнюю встречу. Нет, волею судьбы они действительно попрощались. В горле стоял ком. Подобного состояния Маэл не мог вспомнить за собой лет четыреста, а может и больше, но все когда-нибудь повторяется. И будь трижды проклят тот пожар и... Он осекся в собственных мыслях, поймав взгляд Сен-Жермена. Граф все понимал.

Маарет машинально сделала шаг в сторону графа. Она продолжала смотреть, не отрываясь. Ей было больно видеть, что творится с ее спутником. Она и сама не поняла, как вырвались слова. - Возвращайся к ним, Маэл. Я знаю, что ты не сможешь жить, если не ответишь. Мы будем ждать тебя. Здесь. Сколько понадобится.

Шагнув к своей спутнице, Маэл обнял ее и замер так. Хорошо, что у нее хватило сил принять решение и мудрости - чтобы сказать довольно простые слова, после которых оказалось, что мир, как ни странно, не развалился на части. С ее согласия или без, он бы все равно поехал во Францию, но гораздо легче было сделать это без лишних обид и недомолвок. - Пройдет не так много времени, как я вернусь, - он отпустил Маарет и отступил на шаг, обращаясь к Сен-Жермену: - Берегите Маарет, граф.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Фев 03, 2010 7:04 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Таверна около Тюильри.

Жак Ришар, Огюстен Робеспьер, Франсуа Рикор.

Франсуа Рикор разлил вино по бокалам, не обращая внимания на слабый протест Огюстена. Понятно, соратник сейчас находится в том сказочном состоянии, когда не может смотреть на спиртное, не то что пить его. Что послужило этому причиной, Рикор догадывался, но молчал. Жюльетт Флери перестала приходить, вот и весь ответ, а Огюстен ударился во все тяжкие. Его дело, конечно, но будь у него самого брат во главе правительства, то он бы относился к своей репутации более трепетно, чем это делает Огюстен. За все, знаете ли, нужно платить. Рассуждения рассуждениями, а в голос свои соображения Рикор решил пока не высказывать, зная взрывной характер Робеспьера-младшего.

- Есть будешь? - спросил Рикор, наблюдая за хозяином таверны.

- Буду, - угрюмо отозвался Огюстен, хотя есть не хотелось. Вчера он действительно перебрал, не стоило мешать вино, коньяк и шампанское, теперь же голова трещала немилосердно, грозя расколоться от любого резкого звука. Зато так есть чем заняться и о чем думать, а не пытаться вспомнить причину их ссоры с Жюльетт, которая казалась дурным сном.

Рикор сделал заказ, решив проблему выбора за Огюстена и повернулся, когда его позвали по имени. Ришар. Он помахал рукой бывшему коллеге по последней поездке, приглашая за их стол. Никогда не думал, что будет распивать вино с этим человеком, но, с другой стороны, на тот момент, когда он это думал никто не знал, что Ришар вытащит его из очень больших неприятностей. Притом не испытывая никаких симпатий или личной выгоды в том, что делает.

- Не возражаешь, против общества, Огюстен? - спросил Рикор, вовремя спохватившись.

- Нет. Не кричи, пожалуйста, - ответил Огюстен. К Ришару он начал относиться вполне терпимо и даже с некоторым уважением с тех пор, когда последний щелкнул по носу Лебона.

Ришар с трудом подавил гримасу отвращения, созерцая Робеспьера-младшего не первой свежести. И как он позволяет себе разгуливать вот так? Явно с похмелья? Можно себе представить, как проводит время этот человек! Хотя бы перед братом постыдился! Каким бы ни был Робеспьер-старший, он, во всяком случае, выглядит прилично и совершенно точно работает, а не развлекается, когда вся страна трещит от нашествия заговорщиков. Тьфу. Ладно. Его проблемы. Ришар махнул рукой Франсуа Рикору. Пришлось присесть.

- Добрый день, граждане, - сдержанно произнес Ришар. Жаль, что тут Робеспьер. С Рикором он с удовольствием выпил бы и перемыл кости гражданину Лебону.

- Добрый день, - выдавил из себя Огюстен. Разговаривать не хотелось. Думать о том, что нужно сегодня быть в Конвенте, где наверняка все будут орать -тем более. Впрочем, кофе оказывал свое действие и в голове шумело значительно менше, чем четверть часа назад. Жестом он приказал принести еще.

- Поздравляю вас с назначением, Ришар, - Рикор наполнил третий бокал. - Как работается на новом месте? Спрашиваю скорее из вежливости, так как вовсе не собираюсь выпытывать секреты, не подлежащие разглашению.

Огюстен хмыкнул. Похоже, у гражданина проконсула сегодня приступ красноречия, но от комментариев все же воздержался.

- Благодарю вас, Рикор! - с чувством ответил Ришар. - Начинаю жизнь заново, - он отругал себя за излишнюю открытость, но что сказано - то сказано. - Надеюсь, вам не придется пройти через то же самое. Хотя, должен сказать, в этом что-то есть. Всегда есть, чему поучиться, к тому же, никогда не вредно взглянуть на свою работу свежим взглядом. Судя по всему, в Париже завелся серийный убийца, который уничтожает мужчин в возрасте от 25 до 40 лет. Странно, правда? Не могу понять, как можно додуматься до такого в наше смутное время.

- Я слышал, - сказал Ришар. - Многие теперь ходят с оружием, несмотря на запрет. И нельзя их винить, так как жертвой может оказаться любой. Ходят разные слухи о причине, почему он это делает, но все эти истории одна другой невероятнее.

- И никому не приходит в голову, что он просто пациент Шарантона, - сказал Огюстен.

- Почему же, такая версия рассматривается, - откликнулся Ришар. И вежливо поинтересовался: - Как поживает ваша подруга, гражданка Флери?

- Надеюсь, что хорошо, - ответил Огюстен. - Хотите ее арестовать еще раз и нарушить идиллию?

- Нет. Дело Люмьера закрыто, - спокойно сказал Ришар. И повернулся к Рикору. - Слышно ли что-нибудь о гражданине Лебоне? Я собрал о нем любопытные факты. Если вам будет интересно, с удовольствием расскажу.


- Расскажите сейчас, - попросил Рикор. - Хотя, если честно, вспоминать об этом мерзавце не хочется. Уже теперь я думаю, что позволил себя провести, как ребенок.

- Это еще ничего, - усмехнулся Огюстен. - Тебя не было, когда Саличети соблазнился дармовым и, по слухам, роскошным ужином в то время пока остальные в поте лица составляли планы атаки...

- А откуда ты знаешь, что ужин был роскошным раз тебя там не было? - перебил Рикор.

- Бонапарте рассказывал. В красках. Он как раз ходил к Саличети за визой, - пояснил Огюстен. - Не перебивай. После ужина, который, как оказалось, был приготовлен из немного неучтенных продуктов, перед ним стала довольно серьезно морально-этическая проблема...

Рикор оглушительно расхохотался.

- Именно, - кивнул Огюстен. - Если угощение было своего рода взяткой, то бюрократически он стал как бы соучастником...

- Он мог бы вернуть ужин... - простонал Рикор.

- Но по каким-то причинам не стал, - резюмировал Огюстен, допивая вторую чашку кофе.

- Вижу, военные иногда могут фору дать чиновникам по хитрости, - произнес Ришар, пряча улыбку. - В Париже тоже достаточно мест с роскошными обедами, и, что удивительно, при всех разговорах о бедности и разрухе, находятся люди, которые могут себе это позволить! Знаете салон госпожи Сент-Амарант? Тот, что расположен в секции Лампелье? Считается игорным домом, но по сути своей - настоящий притон с публичными женщинами. Недавно был там по долгу службы. И очень заинтересовала меня местная публика. Как бедный художник с никому не известной фамилией Сартин может позволить себе спускать такие состояния на игры и женщин? Лично я не могу себе такого позволить, при всем том, что я - не самый бедный гражданин Парижа.

- Что-то я уже второй день слышу об этом Сартине... - задумчиво пробормотал Огюстен. - Не к добру...

- Да? - насторожился Ришар. - В связи с чем, позвольте спросить? - Имя Николя Сартина периодически всплывало в рассказах информаторов, привлеченных Ришаром к расследованию дела о роялистском заговоре, нити которого вели к гостинице "Муза и Парнас".

- От моего брата - раз, - начал перечислять Огюстен. - В том месте, где я был вчера - два, и сейчас от вас - три. Если принять во внимание второй пункт, то у этого Сартина водятся неплохие деньги, раз он может спокойно проигрывать суммы, услышав которые любой другой застрелился бы.

- А где вы были, если не секрет? - улыбнулся Ришар. "Ну конечно. Младший брат Робеспьера по дешевым местам не ходит... Надо же, какие они разные..."

- В том самом заведении, которое вы только упомянули, - спокойно ответил Огюстен.

- Вот как? - усмехнулся Ришар. - Забавно. У заведения этого дурная слава, гражданин.... Гражданке Флери это вряд ли понравится.

- Она вряд ли об этом узнает. И если не беспокоюсь я, то не понимаю, почему должны беспокоиться вы, - отмахнулся Огюстен. - К делу это не имеет отношения. Я расспросил о нем, так как слышал эту фамилию раньше и пришел к выводу, что там бывают довольно интересные гости, более того, у Сартина там есть друзья, которые на данный момент отсутствуют. Веду к тому, что если они вас интересуют, гражданин Ришар, то можете там поселиться. Узнаете много интересного.

- Благодарю вас за совет, - вежливо кивнул Ришар. Промокнул губы салфеткой и отодвинул тарелку. - Мне пора. Приятного дня, граждане. Покидая кафе, Ришар думал о том, что совет Робеспьера-младшего и правда не так плох. Судя по всему, придется и правда потратить некоторое время на игры в салоне этой девицы.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Фев 05, 2010 1:05 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Таверна около Тюильри.

Жозеф Фуше, Поль Баррас, Кристоф Мерлен.

Жозеф Фуше молча отодвинул от себя тарелку с давно остывшим обедом, к которому почти не притронулся и принялся за кофе. Сейчас ему было некуда идти, некуда торопиться, да и делать, собственно, тоже нечего, если под делом понимать какую-либо работу. Но зато, имея массу свободного времени, можно было подумать над положением вещей.

Еще с тех пор, как был казнен Эбер он, Жозеф Фуше, уловил, что ветер переменился. Вызван из Нанта Карье, вынужден отправиться в Париж Колло, а он? Что должен был делать он, оставаясь в разрушенном Лионе? Только пытаться сделать так, чтобы его не могли обвинить в крайностях… И как все продумано! Посмей кто-то упрекнуть его в излишней жестокости – он тут же сошлется на обвинения в модерантизме со стороны самих лионцев, посмей кто-то ставить ему в вину снисходительность, он предоставит списки казненных. Двойная игра, разные ставки, отчаянный бросок на противоположный берег в последний момент. Вот что спасло ему жизнь.

Потом – жестокий просчет. Он поставил на Дантона, решив, что вернее всего укрыться от Робеспьера, у которого, несмотря на хилый вид, железные когти, за широкой спиной громогласного трибуна. Откуда ему было знать, что Дантон ступил на эшафот, а значит, нечего надеяться и на друзей в Конвенте. И эта надежда развалилась на части, на его глазах, когда он решил выступить в Конвенте с речью в свое оправдание! Как они слушали! Подобного ужаса он не переживал никогда и вряд ли забудет. Они слушали…. Молча. И не приняли речь, переслав его в этот проклятый Комитет, которого он так старался избежать.

И что теперь? Затаиться, выждать, укрыться. Если понадобиться – унижаться и молить о пощаде. Валяться в ногах у опасного противника, намеренно держащегося с холодным высокомерием, ибо от воли этого человека зависит такая ценная штука, как жизнь. Он не боится быть отвергнутым, не боится быть избитым и униженным. Все, что угодно. Главное сейчас – не вступать в открытый поединок, не бросать вызов. А потом… время покажет.

Поль Баррас мельком взглянул на свое отражение в треснувшей витрине.
Добро пожаловать в Париж.
От этой мысли захотелось разбить витрину.
Париж, город мечты, город жизни.
Город сухой добродетели Робсепьера.
Черт побери, он уже почти полгода торчит здесь ни жив, ни мертв… ни прошлого, ни будущего.
Все высушено этой чертовой моралью этим Робеспьером, возомнившим себя новым Моисеем, который должен сорок лет вести народ сквозь пустыню к Земле Обетованной.
После Тулона и Марселя вину возложили на него. Коло дЭрбуа все сошло с рук, а он, видите ли. Неправильно понял директивы Комитета.
Нет, там не было директив. Была ярость, которой он поддался ослепляющая, творящая чудеса ненависти и гнева. И не было больше Тулона и Марселя. Город горы и Безымянный город.
И народной любви больше нет. Есть ненависть и болезненная страсть народа к Робеспьеру. Больше не осталось ничего.
Пустота.
Объятия Конвента, такие же холодные, как и гримасы Комитета.
И он в одиночестве, с большого похмелья после вина и ярости.
Революция, в целом, рухнула.
Оставались деньги. Женщины. Пара слов для истории.
Последние три мысли ободрили Барраса, и, вскинув голову, он зашел в кабак. К его легкому неудовольствию именно в этой дыре обнаружился еще один его коллега.

- Депутат Фуше, - наклонил голову Баррас, - Не ожидал Вас встретить здесь за обедом.

- Я все еще нуждаюсь в пище, как видите, - кивнул на нетронутое блюдо Фуше. - Правда не знаю, радоваться этому или огорчаться. Присаживайтесь, гражданин Баррас. Составите мне компанию.

- Благодарю, - с внутренней неохотой Баррас отодинул стул и присел, заказав вина, - Я мог бы спросить Вас о помолвке с Шарлоттой Робеспьер, но не буду,- заметил Баррас полусерьезным тоном, - Поэтому спрошу Вашего мнения об аресте новых депутатов.

- Вы правы, не нужно спрашивать о вещах, которые вас совершенно не касаются, - легко согласился Фуше. - А разговоры об арестах... Зачем? Или вы думаете, что они придают больше оптимизма?

- По крайней мере они имеют смысл, - усмехнулся Баррас и налил себе вина, - Что касается оптимизма... А что Вы считаете оптимистичным. Фуше? Победу над врагами революции?.

- По нынешним временам, гражданин, беспрепятственно заниматься тем, чем занимаешься - уже повод для оптимизма, - осторожно ответил Фуше.

- О да, занятий у нас много, - в тон ему ответил Баррас, - у Вас - после Лиона, у меня- после Марселя. Ладно, Фуше, что о грустном. Давайте выпьем за Революцию.

- Выпьем, - охотно согласился Фуше. Его внимание привлек еще один посетитель, появившийся на пороге этой убогой таверны, где даже вино отдавало уксусом... А что делать, если привлечь к себе слишком много внимания означает ускорить вынесение приговора? Впрочем, посетитель опасности не представлял, хотя и был ему знаком.

Мерлен некоторое время переминался с ноги на ногу. Настроение было скверное. Друзей арестовывали, как мух. Денег не было. Рана не заживала, и отъезд в армию откладывался. Единственная женщина, которая ему нравилась, его к себе близко не подпускала. Остальные подпускали, но надоели. Но все это мелочи. Сегодняшнее выступление Робеспьера в Конвенте чуть не довело его до нервного припадка. Он два раза порывался встать и высказаться, и два раза верные коллеги-депутаты хватали его за руки. И ни один сегодня не посмел открыть рот!

Хотелось выпить. С кем-нибудь, кто не смотрит в рот тирану. С кем-нибудь, кто тоже пострадал. Мерлен обвел глазами столики, за которыми пили и ели разные граждане. Ба, а вот и нужные люди! Депутат Фуше и депутат Баррас. Оба, говорят, наследили в миссиях. Но кто это говорит? Такие же пресмыкающиеся, как те, кто сегодня кричал “Да здравствует Робеспьер” после его безумной речи! Мерлен протиснулся к столику, за котором заседали Фуше и Баррас.

- Добрый вечер, граждане. Я не буду нарушать вашей тихой беседы, если вы не захотите. А если пригласите – составлю вам компанию.

- Разумеется, разумеется, - торопливо ответил Фуше. Признаться, появление Мерлена его немного обеспокоило, поскольку тот не то чтобы был в ближайшем окружении Робеспьера, но зато поддерживал его идеи. По крайней мере так было перед отъездом в Лион. Не следует забывать, что все меняется и соблюдать осторожность, не лишнее напоминание, даже если этот совет он дает себе в сотый раз. - только еда здесь не очень, а кофе и того хуже.

- Зато выпивка - самое то, - хмыкнул Мерлен и присел за столик. - Слышали, сегодня арестовали семнадцать депутатов Конвента. Неплохо, да?

- Что поделать, если все изменяется, а мы не всегда успеваем идти в ногу с переменами, - несколько переоформил свою мысль Фуше, чтобы высказать ее в голос.

- А что делать, граждане, - философски заметил Баррас, - или ты с ним, или молчишь. Что смотрите, я молчу. И мы с Комитетом Общественного Спасения, и за Революцию. Это Дантон мог позволить себе их различать - и где Дантон? Значит, он ошибся. С меня лично, граждане, ошибок хватит. Никогда не любил этого смутьяна, - Баррас осушил бокал до дна.

- О ком ты, гражданин? Кого назвал смутьяном? - нахмурился Мерлен.

- Разумеется, Дантона, - быстро сказал Фуше.

- Какого черта вы полощите имя истинного патриота? - взвился Мерлен.

- А кто же, по-вашему, смутьян? - прищурился Фуше.

- Эбер. Эбер был смутьяном, - честно ответил Мерлен. - За что и поплатился. Дантон - это... впрочем, к черту. Его уже нет.

- Именно, - лениво заметил Баррас, откинувшись на спинку кресла, - Дантона нет. как и Эбера. Успокойтесь, граждане. И у стен есть уши.

- Есть, - тихо заметил Фуше. - Но и эти уши бывают подвержены человеческим слабостям, вы не находите? Несмотря на это, к чему нам продолжать вспоминать тех, кого нет? Этим мы ничего не исправим в нынешней ситуации...

Мерлен налил вина и порывисто выпил залпом. - За Дантона и Демулена. Пусть уши, которые вставлены в эти стены, отсохнут. - тихо и зло сказал он и посмотрел на обоих депутатов. - Удивлены, граждане? Я ведь даже не знаю, не донесете ли вы на меня? Ошибаетесь. Знаю, что не донесете. По глазам видно.

Баррас слегка усмехнулся, снова подливая себе, - Не донесем. Но что дальше? Не мы, так другой. Ты чудом уцелел, Мерлен, радуйся, а не скандаль.

Мерлен выпил и ничего не ответил. Захотелось уйти. Но это было бы неправильным. Какого черта он влез в беседу этих граждан со своим плохим настроением?

Баррас усмехнулся, чокнулся с бокалом Мерлена и поднялся, - Ладно, граждане. Мы поняли друг друга, а болтать впустую я не желаю, - он вскинул голову, - Приятного вечера. Наш разговор еще продожится. Я слышал, депутат Тальен вернулся, - многозначительно произнес он, - Когда-то они были дружны с Колло дЭрбуа... как и я. И я хочу уточнить, цела ли еще их дружба, или Комитет постаил себя окончательно .... он хотел добавить "выше поступко и даже собстенных указаний", но передумал, резко постаил бокал на стол и вышел.

- Подобное безрассудство может стоить ему головы... - так же тихо сказал Фуше, глядя вслед уходящему Баррасу. - И вам тоже, Мерлен.

- А что, молчать? - огрызнулся Мерлен. - Знаю. Знаю, что и я молчал сегодня, поджав хвост, в Конвенте. Но я хочу понять, почему так происходит. Черт, не знаю, почему распускаю язык.

- Почему бы не попытаться высказаться в поддержку? - вполголоса сказал Фуше. - В поддержку, но таким образом, чтобы донести до других свою точку зрения? Вы же умный человек, Мерлен, почему же хотите так скоро лишиться головы? Несмотря на все ваши выпады, в вас не видят бунтаря, списывая поргешности на нрав и темперамент, так почему же не использовать это преимущество?

- Что? О чем вы? - ошарашенно спросил Мерлен. Что-то в тоне собеседника настораживало и одновременно притягивало.

- Ну... - Фуше немного растерялся, будучи вынужден признать, что испуган. Может быть, что он заговорил не с тем человеком? - Я имею в виду то, что вы можете доносить свою точку зрения, будучи не столь категоричным. Замаскируйте свои резкие слова хвалебными и увидите, что к вам станут прислушиваться... Я бы и сам так сделал, но, к сожалению, я не оратор...

Мерлен с интересом уставился на Фуше. Этот маленький неприметный человек говорил дельные вещи. Надо же, а ведь и не разглядишь в нем несогласного политика. Что за чертовщина? По большому счету, Мерлен сегодня заговорил от отчаяния, потрясенный арестами старых друзей. Получается, что этот человек думает то же самое, просто выражается дипломатичнее? - Дело говорите, Фуше. Да только если вы не оратор, то я - не оппонент в Конвенте. Не умею я так. Хотя и хотел бы научиться, не скрою

- Когда-то я знал одного человека... - медленно сказал Фуше. - Он почти ничем не отличался от других, за исключением, может быть, честолюбия... Он был не очень хорошим оратором, больше демагогом. Но в конечном итоге, ценой долгой работы над собой, он стал тем, кем стал и к чьему слову прислушиваются многие... Почему бы вам не взять с него этот, вовсе не дурной пример? Работайте над собой, вот вам совет.

- Вы предлагаете мне помочь в этом, гражданин? - усмехнулся Мерлен. - Я ученик способный. Доходит до меня, правда, не так быстро. Зато остается надолго.

- Помочь? - удивился Фуше. - Возможно. Я дал вам совет, а это уже помощь. Но что же вы предлагаете? Я не могу написать за вас речь, так как это будет моя речь, а не ваша. Вы должны сделать тот шаг, который считаете нужным. Вы сами. Вот и весь секрет.

- Я понял. - Мерлен задумчиво разлил вино по бокалам. - Ваше здоровье, Фуше.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Фев 05, 2010 1:18 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Лилль

Сен-Жюст, Филипп Леба

В воздухе пахло листьями и землей. Редкое сочетание, если учесть, что всего в нескольких милях проходит линия фронта. Там все по-другому. А здесь – тишина. И звезды. И одиночество. Сен-Жюст зачерпнул горсть земли и сжал ее в кулаке. Когда он последний раз лежал вот так, на траве, один, не составляя никаких планов и речей, ни о чем не думая? Голова опустела. Все мысли были съедены усталостью и какой-то бессмысленно-тупой болью. Если это – то самое разочарование, о котором говорил Камиль, ему не стоит возвращаться в Париж. Но это будет значить – предать Робеспьера. Есть только один выход. Сыграть с судьбой в последнюю игру.
Он будет биться за Самбру вместе с остальными. В первых рядах. Если он еще нужен в этой жизни - выживет. А если исчерпал свое предназначение – что ж, пусть будет так. Во всяком случае, в глазах Максимильяна он останется героем, а не человеком, который засомневался, так ничего и не добившись. А кем он будет в глазах остальных – не имеет значения. Все равно больше никого не осталось. Только семья, которой он не принес ничего хорошего, и несчастная Анриетта, которая во время их последней встречи поклялась, что будет любить его вечно. Заснуть бы здесь, среди старинных развалин, которые так напоминают Блеранкур. Проснуться на рассвете и пойти в лагерь. Наверное, именно так чувствуют себя приговоренные к гильотине. Спокойными, уверенными, опустошенными и мертвыми… Сен-Жюст перекатился на спину и уставился в ночное небо. Чьи-то шаги? Он нащупал пистолет и продолжал лежать, не шевелясь. Пока не услышал знакомый голос. Филипп Леба. Еще один друг. Он поживет долгую жизнь и обязательно станет счастливым…

Филипп Леба слегка заскользил на песчаном склоне. На секунду захотелось по-мальчишески кубарем скатиться вниз. Он специально не ложился спать, чтобы додумать письмо к Элизабет. Как ей описать то, что он чувствует здесь? Ответственность, восторг, восхищение солдатами и ненависть к мародерам и коррупционерам? Тоску по ней? Или нечто ледяное и такое не-весеннее, что он ощущал при одном взгляде на лучшего друга? Антуан ходил сам не свой. Даже из соседней комнат было слышно через стену, как он ворочается всю ночь, а на рассвете уходит в неизвестном направлении. Это не тот веселый и преданный товарищ, которым восхищались мужчины и любили женщины. Просто издерганная... статуя... Хотелось помочь, но Филипп не понимал, как. И об Анриетте не заговаривал. Все было ясно без слов и объяснений. Черт, вот и он сам начинает тосковать по чему-то непонятному. Филипп спрыгнул с пригорка, поддавшись искушению сделать хоть что-то беззаботное, из прошлого, как вдруг увидел эту фигуру.Русые волосы завивались после прошедшего дождя, а шляпа с трехцветным султаном небрежно валялась на росистой траве. - Антуан, что с тобой? - тихо спросил Филипп Леба, - Ты не спишь которую ночь,а только отдаешь приказания. Так нельзя. Робеспьер тоже не одобрил бы подобное служение...

- Тише, Филипп, - проговорил Сен-Жюст, не поворачиваясь. - Здесь все спит. Ты когда-нибудь слышал, как спит земля весной? Ложись. Давай помолчим. Звезды говорят нам о вечности. Мне кажется, такое небо бывает раз в столетье.

- Ты пьян? - изумленно спросил Филипп, - Ой, прости, Антуан, - выдохнул он, - Я не то сказал. Но ты сам не свой. Звезды прекрасны, я бы хотел показать здешнее небо Элизабет. Но утром мы идем в наступление. Сейчас мы нужны стране. Ты же сам это твердил мне весь прошлый август, когда, следуя моим просьбам, мы взяли с собой Элизу и Анриетту. Так теперь выслушай себя же сам. Антуан, не время глядеть на звезды. Атака начнется завтра.

- Я знаю, - отозвался Сен-Жюст. - Поэтому я трезв, как никогда. Да и давно ли ты видел меня с бутылкой? Здесь мы не можем позволить себе ничего подобного. Кстати, на военном совете Пишегрю удалось убедить генералов в том, что наш правый фланг не нуждается в подкреплении и вполне способен начать выступление, питаясь надеждами о направленном в нашу сторону генерале Журдане с двадцатитысячным войском. Нам предстоят жаркие дни... - Сен-Жюст резко поднялся и сел. - Филипп, ты когда-нибудь думал о том, как именно ты умрешь?

- С мыслью об Элизе, - не задумываясь, ответил Филипп.

Сен-Жюст уставился на него во все глаза. - Филипп, да я не об этом! Я о смерти! Как ты думаешь, долго ли ты проживешь? Увидишь ли Францию свободной и богатой? Увидишь ли Республику, за которую мы боремся?

- У меня есть сын, - твердо ответил Филипп Леба, - Если не я, то он точно увидит. Антуан, пойдем. Хватит. Я редко видел тебя таким. И нельзя, чтобы кто-то еще увидел. Мы должн дохновлять солдат, мы здесь именно за этим. А если мы забудем свой долг, то и он может не дождаться. Идем, - мягко попросил Филипп.

- К черту! - резко сказал Сен-Жюст. Его взгляд вновь стал жестким и непроницаемым. - Не обращай внимания. Иди. Я вернусь в лагерь через час. Хочу подумать о завтрашнем сражении. Что касается солдат, ты прав. Поэтому завтра я буду с ними и поведу их на Самбру. Только не вздумай говорить, что сделаешь то же самое. У тебя есть сын. Говорю тебе об этом сейчас, чтобы завтра не обсуждать этого при солдатах.

Филипп Леба сжал кулаки так, что пальцы побелели - А вот это не стоит, Антуан, - тихо сказал он, - Друзья тем и отличаются от солдат, что ими не командуют. А еще тем, что могут дать совет. Если ты все обдумаешь один и поведешь солдат в бой один, Пишегрю не простит тебе этого. Вспомни историю с Гошем, друг мой. Идем в штаб вместе. Мы не генералы, мы - комиссары Конвента. Не больше, не меньше. Если ты будешь вести себя, как будто армией командуешь ты, а не Пишегрю, он достаточно самолюбив, чтобы обратить твои планы в пыль. А твой план противоречит указаниям Карно. Антуан, очнись.Ты - комиссар Конвента, ты не герой-одиночка. Пусть у тебя нет сына. Но и от тебя зависят другие. Подумай о них. И пошли в штаб. Я обещаю, когда все закончится, мы поговорим об этом. Я первый заведу разговор. Обещаю.

- Пишегрю? О боже, Филипп, как ты наивен! Пишегрю останется здесь, в Лилле! - рассмеялся Сен-Жюст. И резко замолчал. - Иди, мой друг. Не волнуйся. Со мной все в порядке, клянусь тебе. Не бери в голову. Завтра все будет так, как должно быть. Я верю, что мы победим.

- Я знаю, что ты соглал мне тогда, Антуан, - тихо сказал Леба, - так не лги сейчас, когда на карту поставлена уже не честь моей сестры, а большее. Не все в порядке. И тебе нельзя быть одному сейчас. Кругом слишком много врагов. Идем. Хочешь- запрись в своей комнате и сиди там до наступления. А я найду слоа, чтобы объяснить Пишегрю новый план. Твои приказы сейчас только взбудоражат его, а если наши подозрения, что где-то здесь что-то нечисто верны - тем хуже.

Сен-Жюст поднялся и посмотрел в глаза друга. - Не надо, Филипп. Решение принято. И принял его не Пишегрю, а военный совет. Ты прав. Пойдем. Нам надо выспаться перед завтрашним днем. - Не дожидаясь его ответа, Сен-Жюст медленно побрел в сторону лагеря.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Фев 05, 2010 9:19 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

улица // квартира Альбертины Марат.

Альбертина, Огюстен Робеспьер.

Огюстен шел по улице, не обращая особого внимания на группки людей, постоянно попадавшиеся ему по пути. По правде говоря, они его и не интересовали, даже если по здравому размышлению подобные сборища должны были насторожить. Настороение было препаскудным, а поводом к тому, чтобы уничтожить почти бутылку коньяка в компании совсем уж неожиданного собутыльника по имени Колло дЭрбуа, послужила мелочь. Просто женщина, которая показалась ему похожей на Жюльетт. Но это была не она и ждала она не его, вот вам и повод. Доводил до исступления не столько сам факт ее исчезновения, как то, что как ни старался он вспомнить причину их ссоры - не мог. Кусок жизни как будто кто-то вырезал из памяти и все, полный провал. Этот вопрос, "Что случилось тогда?" стал навязчивой идеей. А выпивка помогала забыться. Задумавшись, он не заметил, как едва не налетел на очередное сборище.

Обычное выяснение отношений последовало незамедлительно. Самое скверное то, что граждане были вовсе не прочь подраться, будучи разгоряченными то ли спиртным, то ли каким-то дебатом. Точнее, в драку полез всего один и пяти, остальные просто наблюдали ее исход, даже не желая вступиться за своего менее трезвого и менее злого приятеля. Огюстен был уверен, что окажись сбитым с ног он сам, то остальные не наблюдали бы с таким хладнокровием, а присоединились бы. Впрочем, плевать. Не он первы начал махать кулаками, а победителей, как известно не судят. А может и судят. Последняя мысль возникла при виде появившегося точно по волшебству жандарма.

Альбертина Марат спешила домой. За последний месяц она похудела и осунулась. Симона, паршивка, ухитрилась подцепить какую-то заразу, и две недели провалялась в лихорадке. Больше всего Альбертина боялась, что та помрет. Но, к счастью, обошлось. Только все сбережения пришлось грохнуть на лекарства.
"Ешь давай, не строй из себя божью матерь", - ворчала Альбертина, подсовывая выздоравливающей Симоне лучшие куски. Сама сидела на хлебе и воде с вином. Вот и результат. Как бы самой ноги не протянуть.Раньше хоть Клери помогала. А теперь пропала вертихвостка. На всякий случай Альбертина теперь ходила проверять списки приговоренных к казням - вдруг там Клери? Или как она себя там называла - Жюльетт Флери? Но нет, такое имя в списках отсутствовало. В общем, полная чертовщина. Завернув за угол, (а Альбертина как раз возвращалась домой, совершив свой ежедневный моцион за информацией о приговоренных), она чуть не получила по носу. Дрались два пьяницы. Альбертина опешила, затем разразилась сочной бранью, припомнив всех родственников пьяных раздолбаев в десятом колене.

- Езжайте в лес и машите там кулаками, козлы неотесанные, чертовы бездельники, изверги! Какого черта ставите под удар жизни честных гражданок? Валите, пока всех вас тут не раскидала к чертям собачьим! Ну? Чего уставились?

Альбертина обвела мужчин суровым взглядом и чуть не охнула вслух. В одном из них она узнала Огюстена Робеспьера. Только его дорогой сюртук был грязным, штаны порваны, а на лице красовался свежий кровоподтек. Его оппонент, правда, в ту же минуту сполз на землю.

- Какого дьявола ты тут делаешь, комиссар? - ошарашено спросила Альбертина и даже поставила на землю корзинку с картофелем.

- Выясняю отношения, - рявкнул Огюстен. Драка немного отрезвила, он не только узнал непонятно как оказавшуюся здесь Альбертину Марат, но и обратил внимание на жандарма, который по совершенно непонятной причине впал в ступор, вместо того, чтобы попытаться хотя бы разнять дерущихся. Впрочем, известная пословица, если ее перефразировать, примерно и гласит о том, что если двое деруться, то третий может идти... именно туда. А может быть, на стража порядка произвела впечатление речь гражданки Марат. В любом случае, он ограничился тем, что оглядел присутствующих и удалился, бормоча себе под нос ругательства. В другое время Огюстен бы вернул его уже из принципа, заставив внятно озвучить в чем же состоит гражданский и служебный долг жандарма, но сейчас не стал связываться. - Здравствуйте, гражданка Марат, рад вас видеть.

- Эй, гражданочка, - развязно начал один из приятелей парня, с которым сцепился Огюстен.

- Пошел к черту! - рявкнула Альбертина. - Идите своей дорогой, граждане! Совсем человеческий облик потеряли. Книги надо читать. Пойдем, Огюстен. - Альбертина ткнула в него тяжелой корзинкой и зашагала уже бодрее. - Ты что, комиссар, больной? Ты что творишь? Ты - депутат КОнвента, ты - народный представитель, черт тебя дери! Посмотри. на кого ты похож! - Альбертина тащила его в сторону своего дома.

- Стой, - остановил ее Огюстен, незаметно для себя перейдя на другое обращение.- На этот картофель смотреть больно.

Он перешел улицу и постучался в двери одной из лавок. Лавка была заперта, но это его нисколько не смутило: в доме топили камин. А значит, есть деньги на дрова. А значит, продают продукты спекулянтам, так как ни один нормальный человек не станет топить днем, даже если на улице и прохладно. Не зима же.

- Открывай, каналья, - гаркнул Огюстен, увидев появившегося в окне хозяина. Последний, видимо некоторое время сомневался, но все же появился на пороге:

- Что шумите, гражданин? Что нужно?

- Продукты, - коротко ответил Огюстен, смерив хозяина не предвещающим ничего хорошего взглядом. Его опасения подтвердились, когда хозяин заявил, что продуктов нет. - Послушай, гражданин, - мрачно начал Огюстен. - Я не шучу. Поэтому сейчас направлю к тебе комиссаров с проверкой. Если выяснится, что ты прячешь в доме товары, а потом продаешь их по спекулятивной цене, о чем свидетельствует твоя сытая рожа, то знаешь, где ты закончишь. Если это не так и ни в чем подобном ты не повинен, то бояться, как ты понимаешь, совершенно нечего. Если ты сомневаешься в моих полномочиях устроить тебе подобную проверку, я найду документы, которые предъявлю жандармам, не беспокойся...

Угроз оказалось достаточно. Через четверть часа мальчишка вынес из лавки довольно увесистую корзину со съестным. Огюстен расплатился и велел следовать за ним и за гражданкой.

- Неплохо, комиссар. - хмыкнула Альбертина. - Что, думаешь, голодаю? Сама не способна продуктов купить? Спасибо, конечно. Денег, правда, при себе нет. Дома отмою тебя и отдам, - ворчливо закончила она, увлекая его в переулок, от которого до улицы КОрдельеров было рукой подать.

- Если бы не голодала, не питалась бы картофелем, - хмыкнул Огюстен. - И оставь свои деньги при себе, пригодятся.

- Даже не думай, Огюстен. Лучше сдохну, чем буду должна, - миролюбиво сказала Альбертина. - Не обижайся. И заходи. - она повернула ключ и толкнула дверь. - Симона, это я, не вставай! - громогласно провозгласила Альбертина Марат и кивнула Огюстену на диван, из которого торчала пружина. - Садись. Смотри, не поранься. В следующем месяце новый приобретем - не умеют черти, мебель делать. - Через минуту Альбертина вернулась с водой и чистым полотенцем. - Морду тебе расквасили, - констатировала она. - Сейчас отмою и обработаю. Будешь как новенький бегать по девкам.

- Ты приготовишь из этого что-нибудь съедобное, вот и не будешь ничего должна, - отмахнулся Огюстен. - Поверь, я давно мечтал спокойно поесть в относительно мирной обстановке. Не буду спрашивать как живешь, лучше скажи, не нужна ли помощь.

- Конечно нет! - решительно провозгласила Альбертина. - Ты скажи мне лучше, комиссар, куда Клери делась? Хочу надрать ей уши. Совсем газету забросила. Неужели испугалась? Или все? Поигралась и выбросила? Ко мне на днях Ландри приходил. Интересовался, вынюхивал, скотина, про газету. Я его, конечно, с лестницы спустила.

- Я ее давно не видел, мы поссорились, - сказал Огюстен. - Но мне тоже странно слышать, что она забросила газету. Послушай, может с ней что-то случилось? Мы можем поссориться и помириться двести раз, но вот газета для нее - смысл жизни. Про Ландри, зря сделала, что спустила с лестницы, надо было сначала поинтересоваться что надо. Может быть он как раз и приходил удостовериться, что Жюльетт не вернулась.

- Он удочки забрасывал на газету нашу, - вот что он делал, - пробурчала Альбертина. - Говоришь, помочь хочешь? Ножи поточи. Симона, кляча, не умеет, а у меня руки не доходят - сама хозяйство тащу. - Она начала быстро извлекать из корзинки свертки с едой. - Клери найти надо, - поучительно заметила она между делом, - Я вон хочу списки изучаю - боюсь, арестовали девку, аристократку недобитую. Волнуюсь за нее. И скучаю. Она хоть, дурища, и лезет всегда, куда не попадя, но привыкла я к ней.

- Тогда мне нужен точильный камень и, собственно, ножи, - улыбнулся Огюстен, но тут же посерьезнел: - Не думаю, что ее арестовали, иначе об этом знал бы мой брат или же добрые люди нашептали мне лично. На всякий случай я просмотрю списки, но не думаю, что дело дошло до ареста. Документы у нее в порядке и я опасаюсь только... что она не вернулась из Арраса в Париж.

- Поискал бы ты ее лучше, чем напиваться и кулаками махать, а комиссар? - прищурилась Альбертина. - Или она тебе чего-то такого наговорила, что простить не можешь?

- Я не помню, - ответил Огюстен. - Да и не отпустят меня из Парижа, несмотря на то, что давно хочу уехать отсюда. Но в любом случае, постараюсь принять кое-какие меры... знать бы только, что с ней все в порядке.

- Молод ты еще для провалов в памяти, - укоризненно заметила Альбертина. - Ну до ладно. Вижу, затронула неприятную тему. Извини, комиссар. Пойдем на кухню, посидишь, пока готовлю. Чаю попьешь.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Фев 06, 2010 8:57 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

По дороге на Самбру

Маэл, Сен-Жюст

Обоз еще тащился, телега, груженная мешками с мукой, скрипела и подпрыгивала, приветствуя каждую кочку на дороге, так что Маэл начал серьезно опасаться за сохранность, как повозки, так и поклажи. Но пока что обходилось. Так и шли. Измученные животные, не менее измученные люди, которых гнал вперед приказ и ничего не оставалось делать, только днем и ночью месить эту жидкую грязь, в которую превратилась дорога из-за весенних дождей. Будет привал или не будет? Вот что занимало мысли смертных, да и его мысли тоже, так как события последних дней были похожи больше на бред.

Едва ступив на берег Франции, он первым делом позаботился о том, чтобы раздобыть документы, притом желательно настоящие, а не фальшивые. Несколько дней ушло на изучение обстановки, пришлось также приложить некоторые усилия, чтобы избавиться от английского акцента в речи, сейчас подобная мелочь могла дорого обойтись.

Золото на ассигнаты удалось обменять без труда, но вот когда Маэл пришел в местный комитет по надзору, у чиновников возник вполне закономерный вопрос: почему он, здоровый, не старый, нигде не работающий на данный момент мужчина – не в армии? Признаться, постановка вопроса застала Маэла врасплох, но такой поворот событий был даже на пользу, поэтому он не стал морочить смертному голову, а просто рассказал вполне правдоподобную историю… После которой ему были выданы документы на имя Эжена Блаве и приказ отправляться в Самбро-Маасскую армию. Поразмыслив над ситуацией в целом, он охотно согласился, так как во-первых это помогло бы получше изучить и понять все, что сейчас здесь происходит и не попасть впросак впоследствии.

Во-вторых, получив в меру серьезное ранение, можно на вполне законных основаниях устроить себе отставку и уже со спокойной совестью отправиться в Париж. И в третьих, если его личностью заинтересуются те, кто знал его прежде, пусть попробуют сначала что-то доказать. Все это вполне соответствовало его планам, так как известно, что месть – это блюдо, которое подают холодным.

Иногда в голову приходил простой вопрос: а зачем такие сложности? В конце концов можно было бы первым делом поехать в Париж и без лишних разговоров посворачивать шеи всем тем, кого посчитает виновным. Каждый раз задумываясь об этом, Маэл понимал, что такое решение не для него. Прежде всего, он хотел разобраться в ситуации и выяснить, а так ли невиновны были откупщики? От этой мелочи менялся и сам план действий, не убивать же тех, кто оказался виновен поневоле… так как в таких действиях было что-то от работы мясника. Да и просто убить – это слишком легко. Нужно, чтобы эти головорезы знали за что и почему они поплатятся жизнью. И вторая причина, помимо философских рассуждений, была до банального проста: он любил чувствовать жизнь вокруг себя. Поэтому предпочитал ехать в повозке или верхом, а не пользоваться Даром летать, поэтому без лишней необходимости не читал мысли и не пользовался всей той ерундой, которая обычно производит впечатление на смертных.

Единственное отступление – охота, в которой уже не было и острой необходимости: кровь Маарет была достаточно сильной, а несколько рубцов на физиономии – это такая мелочь, из-за которой не стоит серьезно переживать. Тем более что и они скоро сойдут...

По цепочке передали, что на привал нечего рассчитывать, они и так идут с большим опозданием, да и смысла нет останавливаться, раз почти у цели.

Маэл раскурил уже погасшую трубку и подстегнул лошадей. Как будет дальше – время покажет, а пока что никого не волновало, куда и зачем он исчезает днем, не без небольшого мысленного внушения, естественно… Вот и вышло, что раз не возражает командование, то с какой стати возражать другим? Важно, что мелькает ночью, несет положенную вахту, если нужно и не возражает против разведывательных вылазок. Последние были далеко не лишним, так как обоз – довольно лакомый кусок для любителей наживы, как ни верти.
Через три часа пути они должны быть на месте…

***

Сен-Жюст резко остановил лошадь и прислушался. Приглушенные голоса вдалеке. Факелы среди деревьев. Вот он, должгожданный отряд рекрутов и обоз с продовольсвтием, направленный в сторону их лагеря по приказу генерала Пишегрю после того, как Сен-Жюст послал ему срочное донесение… Ситуация в военном лагере, разбитом у Самбры была критической. Неприятности преследовали с самого начала. Осколки военных частей Арденской армии подошли не вовремя и в меньших количествах, чем было обещано. Весь путь до Самбры части Северной армии, вместе с которыми ехали Сен-Жюст и Леба, прошли под ливневыми дождями. Часть продуктов испортилась, и, что даже хуже, лихорадка свалила с ног не один десяток бойцов, тогда как на счету был каждый человек. Сен-Жюст злился, что не смог настоять на своем первоначальном плане и дал Пишегрю убедить участников военного совета в том, что правый фланг справится своими силами и не нуждается в подкреплениях. Но что теперь думать об ошибках. Он не всесилен. А форсировать реку они обязаны любой ценой. Было что-то неправильное и неестественное в том внешнем спокойствии, что, казалось, витает на левом берегу. Дежарден, поставленный во главе наступающих, неоднократно посылал своих разведчиков, котоыре приносили новости: все спокойно. Слишком спокойно – так не бывает. Но, как бы там ни было, вечером нужно накормить солдат и выступить завтра же утром. Больше откладывать нельзя.

Через минуту Сен-Жюст выехал навстречу отряду. Несколько обозов, уставшие солдаты. Всегда – одно и то же. Судя по всему, они шли без отдыха. И неизвестно, что за люди. Хорошо, если опытные, а если это кучка неотесанных крестьян, понятия не имеющих, как держать оружие? Это значило одно – остаток вечера и часть ночи нужно будет посвятить знакомству с новоприбывшими и их распределению по отрядам в зависимости от опыта. Хорошо, что он решил отправиться к ним навстерчу – частично ознакомиться с ситуацией можно будет уже сейчас.

- Комиссар Северной армии Антуан Сен-Жюст, - он решил представиться первым. Так будет быстрее, и шевелиться начнут проворнее. – Кто командует этим отрядом?

- Морис Борье командует, езжайте дальше, там начали разбивать лагерь. Там всех и найдете, - когда падаешь с ног от усталости, уже безразлично кто перед тобой: черт или непосредственное начальство. Поэтому человек просто махнул рукой в ту сторону, где по его мнению находился лагерь.

****

- Да тихо вы, черти! -  рявкнул Маэл, пытаясь понять, что именно ему хотят доложить серые от усталости люди. Для Борье успели разбить палатку, остальные  расположились кто где, а вот такие как он, самые крайние, на которых командование возложило гору ответственности, привалив ее кипой бумаг для верности, не знали за что хвататься. - Интенданту докладывайте о продуктах, мать вашу! Меня интересует... Куда вас несет, гражданин?! - он резко обернулся к желающему во что бы то ни стало проложить себе дорогу, несмотря на то, что вот уже минут пять уставшие лошади не могли сдвинуть с места увязшее в грязи орудие. Обернулся для того, чтобы встретиться взглядом с Антуаном Сен-Жюстом.

Сен-Жюст вздрогнул, встретившись взглядом с солдатом в перепачканой грязью одежде, которая когда-то, наверное, была мундиром. Это лицо забыть невозможно. Старые и болезненные воспоминания. Один из дней, приблизивших его к пропасти. Смерть Страффорда и отъезд графа Сен-Жермена навсегда закрыли дверцу, ведущую в страну необъяснимого. Когда-то он готов был продать душу ради того, чтобы открыть эти тайны. Теперь же на месте старой страсти зияла черная выжженная воронка. "Не стоит лезть в мир бессмертных, ты там никто и не сможешь ничего изменить". Смерть Камиля Демулена довершила все остальное. И вот, это лицо. Человек, как две капли воды похожий на Страффорда. Стальные глаза и длинные светлые волосы. Вот только лицо изуродовано шрамами. Наверное, так бы выглядел Страффорд, если бы был простым смертным и попал под осколки разорвавшегося снаряда. Шальная мысль. Бред. Оттуда не возвращаются. Даже такие, как Маэл Страффорд.
- Мне нужен Морис Борье, - отчеканил Сен-Жюст. - Посторонитесь, гражданин, если вы, конечно, не являетесь Борье и не готовы пояснить, какого черта тут разбивается лагерь, тогда как вас уже не первый час ждут в Туене.

- Вы что, ослепли, гражданин?! - заорал Маэл, окончательно выведенный из себя тем сумасшедшим домом, который творился сейчас вокруг и который грозил не закончиться до утра. Сейчас он чувствовал злость и усталость, доведенный до белого каления нерасторопностью невольных подчиненных, погодой, а теперь и этой никому не нужной демагогией. Он отступил, давая возможность Сен-Жюсту наблюдать взмыленных лошадей и матерившихся людей. Не лучшее приветствие и не лучший вариант встречи, но он ничего не мог с собой поделать, да и сомневался, что Антуан Сен-Жюст узнал его. Может быть, так лучше. 

- Я задал вам вопрос, - сказал Сен-Жюст тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

- Я не являюсь Борье, ищите его... где-то там, - Маэл махнул рукой в неопределенном направлении. Канцелярия бумажная и канцелярия небесная на этот раз были против него. Начал накрапывать дождь, а еще следовало отчитаться по всем статьям и спискам, черт бы побрал Борье.

Через пять минут Сен-Жюст наблюдал, как щуплый офицер, похожий больше на чиновника, чем на военного, лепечет объяснения по поводу остановки и норовит послать за каким-то гражданином Блаве, у которого должны храниться все списки рекрутов и записи о продовольствии.
- Почему же ты, гражданин, разбиваешь для себя отдельную палатку, не позаботившись о своих людях? Ведь уехать, поди, собираешься, как только доведешь их до места, верно? Отправиться за новой партией человеческого мяса, которое будет брошено на пушки врага? Так? - Сен-Жюст не скрывал бешенства. Таких он ненавидел больше всего. А чего медлить, с другой стороны? Он взвел курок пистолета.

- Я... Я не... - Борье не отрываясь смотрел на пистолет в руке комиссара. Да, ходили слухи, что Сен-Жюст расстреливает людей по поводу и без повода, но никогда не предполагал, что он сам окажется причислен к виновным. Да и слова оправдания в голову не шли, как назло. И где, черт бы его побрал, запропастился Блаве? Только сейчас он подумал, что по сути ничего не знал об этом человеке, который как-то незаметно вошел к нему в доверие.

Маэл едва удержался, чтобы не спросить у гражданина командующего какого черта его отрывают от дела, но сдержался, вспомнив о субординации. Лучше держать замечания при себе, чтобы хотя бы в ближайшие дни не попасть под трибунал. Борье дрожал под дулом пистолета, как осиновый лист. По большому счету, так ему и надо, но с другой стороны он сам должен отчитаться, так как известно, что бюрократия - страшная вещь, убивает без ножа. - Эжен Блаве, явился по вашему приказанию, - доложил  о себе Маэл.

- Вы замещаете гражданина Борье? - тихо спросил Сен-Жюст, не поворачиваясь. Он узнал этот голос - он принадлежал тому солдату, который указал в сторону палатки командира. Тот же голос, что у Страффорда. Только без английского акцента. Все это время он продолжал смотреть на Борье, не спуская с него пистолета.

- Да, - коротко ответил Маэл, хотя так и подмывало спросить что дальше.

- Кто отдал распоряжение разбить палатку для командира, а солдатам остановиться на привал?

- Я не знаю, так как занялся другими вопросами сразу по прибытии, - Маэл помахал в воздухе списками.

- Вы составляли списки? - поднял брови Сен-Жюст.

- Нет, я сдавал полковому интенданту имеющиеся у нас списки, - устало ответил Маэл. - Проверены порох и оружие, на данный момент не полученными считаются одежда и кое-что из провизии. Лошадей не имеет смысла записывать сейчас, многие падут до утра. Списки рекрутов будут проверены позже, люди будут размещены в ближайшее время.

- Вы сдавали списки.. И проверяли запасы... А что делал этот гражданин, установивший себе тем временем отдельную палатку для отдыха? - голос Сен-Жюста зазвучал еще тише. - Отдыхал? Или, может быть, был занят установкой этой самой палатки? Дождик накрапывает... Если отдыхать под открытым небом, можно и простудиться...

- Разрешите мне идти? - спросил Маэл. Отрицать очевидное не хотелось, пусть разбираются сами. Как ни странно, больше всего сейчас его занимало порученное дело, в которое он уже успел втянуться, а следовательно и почувствовать  своего рода ответственность.

- Стойте. Я хочу услышать ваш ответ, прежде чем принять решение.

- Какой ответ вы хотите услышать, гражданин? - начал злиться Маэл. -  Я могу во всех подробностях рассказать в каком порядке и что мы считали, кто принимал в этом участие и в какой последовательности подписали бумаги. И я не имею ни малейшего понятия, кто чем занимался из тех граждан, кто не находился непосредственно в поле моего зрения.

Сен-Жюст усмехнулся. Зря потерянные минуты. Одного взгляда на Бовье хватило, чтобы понять, что перед ним - выслужившаяся конторская крыса. Такие командуют в тылу, навешивают на всех подряд обязанности, а потом ходят, гордо вскинув голову, представляя себя героями и рассказывая небылицы о сражениях. Раздался выстрел. Борье вскрикнул и замер на стуле. Сен-Жюст, наконец, обернулся к тому, кто, судя по всему, был тут доверенным лицом убитого им человека.
- Гражданин, я вижу, что вы честный человек, - мягко заговорил он. - Пожалуйста, соберите людей. Понимаю, что все устали. Понимаю, что все нуждаются в отдыхе и ужине. Поверьте, в лагере солдаты получат возможность передохнуть и поесть. Но нам надо добраться как можно скорее. Завтра мы выступаем. До этого момента люди должны быть распределены по отрядам. Предстоит куча работы. И каждая минута промедления может стоить завтра утром жизни людям. Я назначаю вас командиром до момента прибытия в лагерь. Дальше будет видно. Пойдемте.

Маэл задумчиво смотрел на мертвое тело. Вот так. Не в добрый час Борье вздумалось отдохнуть и одновременно заняться списками за чужой счет "чтобы все было готово". Теперь ему предстояло взять на себя командование  и заставить полумертвых людей идти вперед, найти нужные слова сделать все возможное... К черту слова. Пока что - закончить со списками, пользуясь этим кратковременным привалом, так как потом им будет не того. Кажется, он не так давно умирал от скуки. Когда это было?

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Фев 07, 2010 3:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Заседание Конвента.

Кристоф Мерлен, Барер, Бийо-Варенн, Бурдон, Кутон, Робеспьер и другие.

Робеспьер сделал в блокноте несколько заметок, касающихся выступления Лежандра и отложил карандаш, будучи вынужден признать, что теряет нить рассуждений. Виной всему экспромт оратора или же это он не в состоянии сосредоточиться? Второе было бы не желательно, именно сегодня предстоит сделать доклад о секционных обществах, которые становились попросту опасны. Уже не первый день агенты доносят о том, что на улицах собираются люди, но так как они не говорят ничего контрреволюционного, по сути, арестовать их не представляется возможным. Так как арестовать пришлось бы если не половину, то, по крайней мере, четверть парижан. Тем более что граждане расходятся, стоит только появиться жандармам. Несмотря на все, была в этих группках какая-то угроза, которая скорее ощущалась, витала в воздухе, чем была явной. Не так легко будет убедить Конвент принять соответствующий декрет, постановляющий закрыть хотя бы большинство народных обществ, а в идеале все. Нелегко, так как многие депутаты опираются и на секции в том числе, несмотря на заверения в обратном. Что же, посмотрим, насколько велико может оказаться сопротивление…


- Граждане, - Барер поднялся на трибуну, по умолчанию вернув обратно традицию ежедневных докладов о ситуации в армии, - Хорошие новости с Северного фронта. Похоже, присутствие комиссаров Конвента вернуло армии боевой дух. Позавчера наши войска двинулись на север и заняли позиции неподалеку от занятого неприятелей Туркуэна. Особо отличившимся в своем донесении комиссар Конвента Сен-Жюст отмечает командира батальона Моро, предлагая повысить данного способного военного до бригадного генерала, если у Конвента не будет возражений. Об успехах на юге мы также узнали сегодня утром из донесений Саличетти. Италийская армия во главе с Буонапарте движется вперед, медленнее, чем Север, но не менее уверенно. Таким образом мы видим, что дух нашей республики не сломлен, как говорят предатели и внешние враги. Мы не только не сдаем своих позиций, но продолжаем наступать, - под аплодисменты, Барер спустился с трибуны, слегка улыбаясь каким-то своим мыслям и заодно сторонникам.


Сообщение Барера не вызвало особых прений. А что обсуждать? Доклады комитетчиков в последнее время всегда рассказывали о победах и содержали ноль информации о внутренних проблемах страны. Так рассуждал гражданин Бурдон из Уазы, поднимаясь на трибуну.

- Граждане! Хочу поднять вопрос, о котором тут, кажется, стало не принято говорить. Вот только что гражданин Барер рассказал нам о положении дел на фронте. Все это прекрасно, граждане. Но не кажется ли вам, что мы немного увлеклись военной темой? Не спорю, наши выдающиеся граждане ежедневно рискуют жизнями, исполняя должности комиссаров при различных армиях. Но - заметьте - когда последний раз Комитет докладывал о чем-либо, не связанном с внешней политикой? Я, конечно, человек скромный, простой депутат. Но мне вот, например, интересно, что происходит в том же Париже! Сегодня я наткнулся на довольно враждебную группу людей. Они меня чуть за уши не оттаскали! И, между прочим, выкрикивали гадости про Комитет. Доколе, граждане? Что происходит? Чем вы занимаетесь в своем кабинете?

Колло д Эрбуа вскочил с места, мгновенно стряхнув с себя сонное оцепенение. Впервые за долгое время кто-то решился высказаться в адрес Комитета, частью которого был он сам и который намеревался защищать, во что бы то ни стало.

- Вам объяснить что происходит, граждане? - резко начал он. - Хорошо. Поясняю для тех, кто еще не понял. Секционные общества, вот что случилось. У них была возможность собирать под свое крыло граждан, в числе которых вполне могут скрываться не истинные и не патриоты, так как существуют, и мы все это знаем, только молчим, общества, созданные не совсем законно. Вопросы эти обсуждались, здесь, не один раз, но только почему-то все обсуждения сводились только к докладам, стало быть, все со всеми согласны? Я даже рад, что вы заговорили, гражданин, так как меры должны быть приняты. И чем скорее, чем лучше.

Барер сидел, поставив ногу на нижнюю трибуну и облокотившись локтей на подбородок. В этой не вполне удобной позе он успел прошипеть несколько слов Бийо-Варенну, который пошел к трибуне.

- Я согласен с Колло дЭрбуа, граждане, - начал он, - Секции уже однажды стали очагом мятежа этой зимой. Сейчас, очевидно, мы на грани повторения того же, - о том, что очагом мятежа был Эбер и Бийо-Варенн и Колло дЭрбуа предпочитали не вспоминать даже в страшных снах, - Я предлагаю призвать лидеров секций к ответу перед нами! Надо выяснить, кто за ними стоит.

Барер сделал жест, после чего ему предоставили слово, - Граждане, граждане, - успокаивающе начал он, постепенно воодушевляясь, - Действительно, нам нужно выяснить, кто стоит за лидерами секций. Но не стоит забывать, что сейчас в их власти - почти четверть Парижа. Нужно не осуждать, но расследовать. Предлагаю принять предложение Бийо-Варенна, но вызвать лидеров секций предстать не перед Конвентом, но перед Комитетом Общественного Спасения, который проведет расследование и представит Вам его результаты на голосование.

Робеспьер устало закрыл глаза. Они что, с ума сошли? Призвать к ответу сорок восемь народных обществ, не считая секционных, которые вряд ли признают себя виновными... И которые могут несколько пересмотреть свои законные или незаконные права, не исключено, что и с оружием в руках. Существовала вероятность, что лидерам секций не удастся договориться между собой, безуспешные попытки уже были, но, тем не менее, не следовало идти на риск. Если им хотя бы на секунду придет в голову, что Конвент представляет явную угрозу... Так недалеко и до мятежа. Интересно, Бийо и Барер делают это назло или им просто отказала способность мыслить?

- Ужасно, - прокомментировал он, повернувшись к Кутону.

- Ужасно, - кивнул Кутон, не спуская глаз с выступавших. С момента отъезда Сен-Жюста он, можно сказать, воспрял духом. Да, Антуан, безусловно, талантлив, да, он пишет, когда нужно, прекрасные речи, да, он бескомпромиссен и тверд, но он все же очень молод. И его, пусть небольшое, но влияние на Максимильяна - не совсем то, что требуется в сложившейся ситуации. И слишком много Антуан говорит не о том... Однако, судя по всему, ему надо выступить. Кутон постучал рукой по скамье, привлекая к себе внимание. - Призвать к ответу? И чего мы добьемся? Граждане, а давайте посмотрим на этот вопрос по-другому? Народные общества... Насколько они нужны парижанам? Что именно обсуждается в этих обществах их завсегдатаями? Нет, я не хочу сказать, что там зреют корни новых заговоров. Отнюдь! Но все же на ум приходят сборища, подстрекаемые Эбером и его шайкой. Вспомните, сколько зла доставили они народу! Сколько было сказано ненужных слов, порочащих Республику! Давайте задумаемся об этом, прежде чем призывать кого-то к ответу!

Кристоф Мерлен вдохнул и выдохнул. Он не оратор. Но у него громкий голос. Фуше вчера дал ему неплохой совет и рассказал историю о политике, который сделал себя сам. Кто этот политик, Мерлен догадывался. О давнем знакомстве Фуше и Робеспьера многим было известно. Итак, нужно выступить. Обратить на себя внимание. Сказать свое мнение и, чтобы твоя башка не полетела с плеч уже завтра, согласиться с Робеспьером или Кутоном. Ну что ж, правила игры приняты. Он поднялся на сцену.

- Уважаемые депутаты Конвента! Я, депутат Мерлен из Тионвиля, хочу высказаться по поднятому вопросу. Потому что постановка вопроса меня тревожит. И это - мягко сказано. Вот, значит, что получается. Депутату чуть не заехали по носу - и долой все народные общества? Всех к ответу? Разогнать к чертовой матери? А как же демократия, граждане? Сегодня мы разгоним их, а завтра они - нас? Я выражаю полное согласие с гражданином Кутоном. Нужно сначала проверить, в чем там дело, а уж потом махать кулаками. У меня все. - Спускаясь с трибуны, Мерлен быстро взглянул в сторону Фуше. Кажется, он все сделал верно.

Колло дЭрбуа снова вскочил, но потом тихо сел на свое место. Черт побери! Если он станет противоречить Мерлену, то выходит, что он не согласен с Кутоном, хотя на самом деле с Кутоном он как раз согласен. Бред собачий! Он признал, что совершенно растерян и готов выбросить белый флаг, поэтому покосился на Робеспьера и на Кутона. Нет, черта с два. Сначала выскажешься, а потом получай отповедь на заседании Комитета, снабженную довольно ехидными, а подчас и резкими комментариями, которые стал позволять себе Робеспьер.

Жозеф Фуше постарался сохранить непроницаемое выражение лица, хотя и вынужден был опустить взгляд, чтобы не выдать себя. Он был доволен, очень доволен тем, что Мерлен все правильно понял. Пусть он сам не оратор, но всегда можно так или иначе, донести свою точку зрения, нужно только немного постараться. Теперь он знал, в каком направлении действовать. И если повезет... А вот об этом думать рано, так как в любой момент может состояться непредвиденный разговор, от результатов которого зависит его жизнь. Так что лучше по возможности не загадывать на будущее. Будущее лучше планировать.

- Итак, поговорили - разошлись! - взвился Бурдон. - Только до чего мы договорились? Что делать с народными обществами? По мне, так их надо приструнить и заставить вести себя прилично! Никто не ставит вопрос об их ликвидации, это же нарушение демократии в чистом виде! Вы послушайте только! Да и я не говорил об этом! Просто привел в пример - пора поговорить о чем-то кроме внешней политики!

- Я правильно понимаю, что у нас есть только одно конструктивное предложение, с которым все согласны? - переспросил Барер, - А именно поручить Комитету провести собственное расследование, по результатам которого мы и будем обсуждать судьбу секций и обществ при них?

- А почему все снова завязывается на Комитете? - крикнул с места Мерлен. - Куда ни плюнь - сплошной Комитет! Что, граждане, разве нет? Не так говорю? - Зал одобрительно зашумел, раздались выкрики: "Молодец, Мерлен, дело говоришь!"

- Мы регулярно просим Конвент подтвердить полномочия Комитета, - с места ответил Барер, - И Конвент сам наделил Комитет властью и возложил обязанности. Критика в адрес Комитета - это критика в адрес всего Конвента.

С места раздались крики: "Кем вы себя возомнили, граждане - комитетчики?"


Робеспьер молча оглядел зал, потом подошел к председателю и попросил предоставить ему слово. Ситуация выходила из-под контроля с каждым сказанным словом и хорошо, если бы препятствия ставили только предполагаемые оппоненты...

- Граждане, никто не говорит о том, чтобы посягнуть на общества, которые были законно организованы, - начал Робеспьер. – Но полагаю, никто не сможет отрицать факт, что некоторые из них были созданы интригой и тем самым приносят больше вреда, чем пользы. Сейчас вы обеспокоены тем, что на улицах появились группы людей, пока что, к счастью, не враждебно настроенные. Возможно, вы скажете, что это не имеет отношения к обществам, я же придерживаюсь другого мнения. Посудите сами. При таком положении вещей, как сейчас, общественное мнение разделено и до тех пор, пока так будет продолжаться, общества будут навязывать свое мнение по каждому из вопросов, тем самым причиняя все большее зло. Подумайте, что будет, если предположить наличие интриганов в подобных собраниях? Как могут они трактовать все постановления и обсуждающиеся здесь вопросы?
Не один раз мы наблюдали ситуацию, когда вы сами, Национальный Конвент, оказывались практически в проигрышном положении, так как не было возможности положительно влиять на собрания. Более того, не было возможности сделать это вовремя. Подобная ситуация, если вы помните, едва не закончилась восстанием, если бы не вмешательство патриотов, которым еще тогда удалось остановить грозящее нам всем бедствие. Я предлагаю рассмотреть деятельность обществ на основании последних протоколов их заседаний. Предлагаю создать для этого комиссию, исполнителей которой изберете вы сами. Так и только так вы сможете иметь четкое представление об их деятельности, только так вы сможете оценить угрозу, предполагаемую или уже существующую. В противном случае мы рискуем повторением ситуации уже возникшей однажды в Клубе Кордельеров. У меня все.

Кристоф Мерлен наблюдал, как в зале оживленно переговаривались депутаты. Похоже, речь Робеспьера традиционно произвела на всех впечатление. Вот оно - умение добиться нужного результата, просто перетасовав слова в определенном порядке. А ведь тут есть чему поучиться. Что если попробовать себя в этом направлении? Учиться никогда не поздно. Плюс - зарядка для мозгов. А то в этом Париже становится душно и скучно. Так хоть будет, чем себя развлечь. Надо бы пробиться в эту комиссию. Пожалуй, стоит поговорить с депутатом Лендэ. Он, кажется, тоже из Комитета... Кристоф Мерлен покинул зал заседаний с чувством выполненного долга. Жизнь налаживалась.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Фев 07, 2010 3:59 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Тюильри

Кутон, Робеспьер

Жорж Кутон смотрел на Робеспьера, который нервно барабанил по подлокотнику своего кресла. Точнее, барабанил – это слишком громко сказано. Просто, как правило, Максимильян не позволял себе ни одного лишнего жеста. А сегодня… Заседание в Конвенте его разозлило. Неудивительно – слишко много было сказано глупостей. Кутон искренне считал всех оппонентов Неподкупного дураками. Устами Робеспьера всегда произносилась истина. А те, кто этого не понимал, должны были погибнуть. Нет, он не проповедовал жестокость. Просто он хотел, чтобы все было правильно. И чтобы Республика победила окончательно и бесповоротно. А возможно это было только под чутким руководством Максимильяна Робеспьера. И другого варианта не существовало.

Сегодня Кутон окончательно понял, что именно тревожило его в Антуане Сен-Жюсте. Молодой депутат был красноречив и тонко чувствовал настроения Максимильяна. Взять, к примеру, сегодняшнее заседание – наверняка Антуан бросился бы, как коршун, на защиту интересов Комитета, и, скорее всего, достиг бы того же результата, что и Робеспьер. Только в глазах общественности героем остался бы именно он, молодой депутат Сен-Жюст. Кутон не мог сдержать ярости, когда его оседомители рассказывали, какие разговоры ходят в народе. Поговаривали, что Робеспьер находится под влиянием Сен-Жюста. Абсурдная мысль сама по себе! Но раз кому-то приходило это в голову, значит, Сен-Жюста следовало устранить. К счастью, это произошло само собой. И вот результат – Неподкупный выступил, речь его была блистательной, и все встало на свои места…

- Неприятная ситуация сложилась сегодня в Конвенте, верно? – заговорил Кутон. – Но ты был великолепен. Жаль, я не обладаю твоими способностями возвращать людей к действительности при помощи такого небольшого количества слов…

- Неприятная, верно, - ответил Робеспьер. Что сегодня нашло на Барера  он не знал, но был рад, что ситуацию удалось хоть как-то исправить. Видит бог, импровизация - не его сильная сторона, скорее наоборот, хотя в минуту опасности научишься и этому. - Теперь не избежать более серьезного доклада. Я хочу, чтобы ты взял это на себя.

- Я хотел это предложить, - кивнул Кутон. - Поднятый мной вопрос остался открытым. Я, честно говоря, не понял, позицию этого молодого депутата из Тионвиля. Мерлена, кажется? Но бог с ним. Я действительно считаю, что пора поднять вопрос о закрытии этих народных обществ. Их сорок восемь! В сложившейся ситуации в городе это безумие! И мне жаль, что наши депутаты так слепы.

- Это была ловушка, Жорж, - пояснил Робеспьер. - До сих пор удивляюсь, что никто из Комитета в нее не попался. Если разобрать то, что сказал Мерлен, выходит, что он противоречит сам себе. Но это на первый взгляд, если же рассмотреть подробнее, бессмысленное обретает смысл и получается, что он добивался  противоположных результатов. Скорее всего, я тебя запутал. Но запроси протокол заседания и прочти его. Смею предположить, что Мерлен изберет именно эту тактику в дальнейшем. А это значит, что тебе придется быть осторожнее с докладом.

- Этот молодой человек не похож на ораторов, которых стоит опасаться, - заметил Кутон. - Он произвел на меня впечатление человека неглубокого и ... неумного. Не хочешь ли ты сказать, что кто-то управляет им?

- Я этого не говорил. Но посмотри, он решил заявить о себе, тогда как раньше в основном молчал. Как бы там ни было, у него есть определенная цель.

Кутон кивнул еще раз. - Что слышно от Антуана?

- Только то, что мы знаем из доклада, - ответил Робеспьер.

Кутон решился. Он давно думал об этом, но что-то мешало поднять эту тему. Сейчас час настал.
- Максимильян, - заговорил он тихо. - Сегодня был затронут важный вопрос. Что ни говори, но мы действительно уделяем много внимания внешнему врагу. Посмотри, что происходит! Не хочу сказать ничего плохого про Антуана - ты знаешь, что я питаю к нему безграничное уважение, но, посмотри, что происходит? Антуан увлекся расследованием некого барона де Баца. Нет, он не кричит об этом на всех углах, но у меня есть свои люди в бюро, и они видят, над изучением каких документов просиживает Антуан ночи напролет. Я говорил с ним, пока тебя не было. Он убежден, что прежде всего нужно покончить с внешним врагом. Но так ли это, Максимильян? Ведь если взглянуть по сторонам, если послушать, что говорят на улицах… Люди потеряли надежду. Люди ассоциируют Комитет со своими несчастьями. И люди нуждаются в чем-то светлом и хорошем. Я принес тебе книгу. Это Руссо. Вот, смотри, я специально отчеркнул один абзац.
«Существует чисто гражданское исповедание веры, статьи которого надлежит установить не в качестве догм, а в качестве правил общежития. Они должны быть просты, немногочисленны, выражены точно… Сюда относятся: существование могущественного, умного, благотворящего, предусмотрительного и заболтивого божества, будущая жизнь, стачтье справедливых, кара для злых. Святость общзественного договора и законов…»
Ты понимаешь, о чем я? Нам нужно найти нечто, способное заинтересовать всех без исключения –и бедных, и богатых, и санкюлотов, и буржуа, сплотить всю нацию! И тогда не останется мыслей о возможном расколе, не останется взаимного недовольства друг другом! – С этими словами Кутон передал Робеспьеру книгу.

По первому вопросу, касающемуся Антуана, Робеспьеру было сложно что-либо возразить. Соратник  действительно уделял слишком много времени де Бацу, поэтому первое, что он сделал - убрал подальше от чужих глаз некоторые отчеты агентов. Правда, далеко не факт, что эти отчеты никому не попадались на глаза до того, как были спрятаны. Насчет второго он и не собирался возражать, так как сам часто думал об этом и цитата Руссо пришлась как раз в точку, хотя открыто в этом признаваться и не хотелось. - Ты прав, Жорж, - согласился Робеспьер, положив книгу на стол. В чем именно прав соратник, он уточнять не собирался. - Наверное, следует этим заняться.

Кутон не скрывал разочарования. Свою речь о Руссо он готовил в течение многих дней. А в результате был проигнорирован. - Ты об Антуане? - отозвался он, чтобы молчание не затягивалось. - Думаю, что поездка в миссию отрезвит его. Антуану трудно работать на одном месте, я неоднократно это замечал. Из миссий он всегда возвращается полным новых идей и энтузиазма. Что ж, я рад, что мы поговорили. Я пойду. Нужно привести в порядок некоторые бумаги перед завтрашним заседанием КОмитета.

- Да, конечно, - рассеянно сказал Робеспьер. Только после того, как за соратником закрылась дверь, он снова взял со стола книгу и раскрыл ее на нужной странице.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Фев 07, 2010 6:09 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Линия фронта, Самбро-Маасская армия.

Сен-Жюст, Маэл.

Все кончено. Сен-Жюст лежал на траве, царапая ногтями землю. Они проиграли. Левый берег Самбры выжжен дотла. Сражение длилось четырнадцать часов. Четырнадцать часов, в течение которых солдаты совершили невозможное. Они бились, как демоны. Шли на смерть с «Марсельезой» на устах. Даже после того, как обнаружилось, что враг вдвое превосходит их по численности. Даже после того, как почти закончились патроны, а стоны раненых, казалось, звучат громче, чем разрывы снарядов. Они шли. Но они все равно проиграли.

Позже, когда верный Леба, появившийся не пойми откуда, вытащил его с поля боя, говоря что-то о чувстве долга и о том, что он нужен стране, Сен-Жюст продолжал видеть лица этих людей, отдавших свои жизни за кусок земли, который так и остался принадлежать врагу. Потом, уже в лагере, он лично беседовал с теми, кто отличился во время сражения. Писал донесение в Комитет. Поднимал боевой дух солдатам, обходя их со словами, что это была лишь первая попытка и они обязательно прорвутся. В какой-то момент среди перепачканных копотью и кровью лиц мелькнуло лицо того солдата, что он увидел вчера, среди отряда рекрутов. Мысленно Сен-Жюст окрестил его «Французский Страффорд». Слишком уж тот был похож. Но не он. Страффорд никогда не оказался бы здесь. Его просто уже почти год, как не существует.

Когда время перевалило за полночь, Сен-Жюст ушел в лес, прихватив с собой бутылку вина. Теперь уже все равно. Расслабиться и заснуть. Завтра будет разбор полетов, завтра будут наказаны те, кто струсил, завтра же он напишет все, что думает о Пишегрю с его блистательной идеей оставить за собой максимальное количество солдат. Все завтра. А сейчас – покой. И деревья вокруг. Лучшие собутыльники.

Плох тот командующий, который оставляет своих людей. Пусть даже командующий этот и называется как угодно - проконсулом, комиссаром и еще черт знает кем. Маэл выругался, не сдержав эмоции. В лагере искали Сен-Жюста. Искали среди командования, среди раненых, где угодно. Строили предположения, выдвигали версии, ходили слухи о том, что тот просто дезертировал, испугавшись неудачи. Сам он не разгибая спины помогал хурургу, но и до него, в этом аду, иначе не назовешь, дошел этот переполох, слухи и сплетни. Черт побери, и этот человек называет себя патриотом?! Где же его хваленый патриотизм, если мальчишка просто уклонился от долга по одному ему известным причинам. В последние четыреста лет Маэл полагал, что пережил почти все человеческие эмоции, но оказалось, что нет. Он оставался с этими людьми, которые были ему никем, а эта страна давно уже не его родина, оставался потому, что сам решил ввязаться в это и считал бесчестным показать им спину. На поиски Сен-Жюста были отправлены люди, смертельно уставшие, измученные. Рядовые, черт возьми. Только потому, что командованию нужно поговорить с комиссаром.

Приспичило,будь они трижды прокляты. Поэтому не в силах больше терпеть подобное издевательство, Маэл воспользовался короткой передышкой, выделенной ему для отдыха и отправился на поиски знаменитой пропажи, будучи уверенным, что найдет блудного комиссара быстрее, чем это сделают смертные. Так оно и случилось.

- Вас все ищут, гражданин Сен-Жюст, - сквозь зубы бросил Маэл, стараясь не высказать все, что думает.

Сен-Жюст резко обернулся. Тот самый человек. Он подошел неслышно. Когда-то они беседовали с графом Сен-Жерменом про переселение душ...

- Кто "все"? - спокойно спросил он, сжимая в руке бутылку, к которой так и не притронулся.

- Не знаю, кому из командования понадобилось с вами говорить среди ночи, но на ноги подняли весь лагерь, - ехидно ответил Маэл. - И все, кто в состоянии ходить заняты вашими поисками.

- Благодарю вас, - Сен-Жюст легко вскочил на ноги. - Хотите выпить? Я оставлю это здесь. - Он поставил бутылку у дерева и побежал к лагерю. Что могло случиться за это короткое время? Когда он уходил, в лагере было все спокойно... Оказалось, шум разгорелся из-за пустякового вопроса. Два бригадных командира взялись выяснять отношения, дело дошло до разговоров об отставке... Сен-Жюст знал обоих. Оба были смелыми солдатами, настоящими патриотами. Вот, что делает с людьми усталость и горечь поражения. Спор удалось разрешить в течение нескольких минут. Затем еще несколько хозяйственных вопросов. Двое часовых были отправлены отдыхать, потому что едва держались на ногах. Их заменили четверо. На всякий случай. Спустя некоторое время Сен-Жюст вернулся на прежнее место. Он был уверен, что этот человек ушел отдыхать. Но тот сидел в том же положении.

- А вы что не спите? - спросил Сен-Жюст, присаживаясь рядом.

- Не спится, - коротко ответил Маэл. - Сюда приходили какие-то люди, пока вас не было. И ушли, даже не потрудившись меня о чем-либо спросить. Как вы думаете, что им было нужно?

- Явно не вы, - усмехнулся Сен-Жюст. - Откуда вы, гражданин? Вы пришли в наш лагерь с отрядом рекрутов, но вы не похожи на новичка в военном деле. Я ошибаюсь?

- Нет, не ошибаетесь. Мне уже приходилось воевать и не один раз. А название города, откуда я родом ни о чем вам не скажет.

- Возможно, мой вопрос покажется вам странным... - Сен-Жюст обратил внимание на свою откупоренную бутылку. Этот человек так к ней и не притронулся... - У вас, случайно, не было родственников в Англии? Честное слово, не думайте, что я вас в чем-то подозреваю. Вы напомнили мне одного человека. Практически одно лицо с ним. Он был англичанином. Ваше здоровье, - Сен-Жюст отсалютовал ему бутылкой, - гражданин... Черт, я не помню вашего имени.... Бонве?

- Эжен Блаве, - ответил Маэл, скрыв улыбку. Все, теперь от внимания гражданина комиссара ему не избавиться до конца кампании. - Но это сейчас не имеет значения...

- Да. Не имеет. Ближайшее наступление - через три дня. Так что, возможно, говорим в последний раз, - улыбнулся Сен-Жюст, отхлебнул из бутылки и протянул Маэлу. - Выпейте. После сегодняшнего - лучшее снотворное.

- Я бы на вашем месте не напивался, - Маэл спокойно вытащил из-за голенища сапога нож и примерил его в руке. - Здесь есть люди. Двое - в засаде, один пытается приблизиться. Не исключено, что именно вы являетесь их целью, мной они не заинтересовались, но вернулись, как только вернулись вы. Глупая это затея - ходить в лес ночью. На линии фронта могут встречаться и вражеские лазутчики и мародеры. Кто потом докажет факт вашей гибели?

Сен-Жюст уставился на своего собеседника во все глаза. Таких совпадений не бывает. Но задавать сейчас вопросы - глупо. Он сжал в руке пистолет. Заряжен. Затем замер и прислушался. Этого гражданина - Эжена Блаве - он видел второй раз в жизни. Но его не покидало ощущение, что перед ним - старый знакомый, которому можно доверять. Пять минут ожидания. Пора. Сен-Жюст швырнул бутылку в соседнее дерево, и в тот же момент увидел легкое движение за раскидистым кустом примерно в десяти метрах от того места, где они сидели. Он выстрелил наугад и услышал странный булькающий звук. Видимо, попал в горло. Удачно. Нужно перезарядить пистолет, пока не поздно.

- Зря, - сквозь зубы сказал Маэл. - Распугали остальных.

- Ваши варианты? - тихо спросил Сен-Жюст.

Маэл некоторое время вслушивался, выжидая. Сообщники, против ожидания, решили проверить как обстоит дело с подельником, видимо, не дождавшись условленного сигнала. То, что в приятеля могли попасть, выстрелив в темноте им в голову не приходило. А зря... И, скорее всего, они хотели завершить начатое. Маэл бросил нож, как только за деревьями показался едва различимый для глаз смертных силуэт. Смертных! Черт. Он совершенно забыл, что Сен-Жюст находится рядом с ним. И что он, скорее всего умрет, если в него выстрелить. Мысли пронеслись в голове мгновенно, пока нож летел в воздухе. Убить одного из мародеров,в эту минуту пытающегося вытащить нож из глазницы и забыть его сообщника, приняв в расчет только собственные возможности защищаться мог только бессмертный. Выстрел все же громыхнул, у наемника была хорошая реакция... И к счастью, он не попал в цель.

- Вы сегодня тоже не лучший стратег, - усмехнулся Сен-Жюст. - Помогите мне поймать третьего. Он нам нужен живым. - Затем резко перекатился к соседнему дереву и замер, выжидая, пока оставшийся вживых противник совершит ошибку. Странно, что люди Кобурга действуют такими методами. Он - комиссар, но не генерал. К чему эта охота? Или... Люди барона? Ну уж нет, хватит, барон итак отравил ему весь месяц, лишив возможности спокойно работать. Пора отучаться от дурацкой привычки все валить на де Баца...

- Он уходит, - сказал Маэл, прислушиваясь. - Черт с ним, ему практически некуда бежать, только в лагерь. И я предполагаю, что в лагере в скором времени обнаружат исчезновение двух человек. Собственно, их смерть ничем не грозит, кроме одного "но". Из этого можно при желании сделать чертовски некрасивую историю, которую сложно опровергнуть. Поэтому лучше, чтобы эти трупы не нашли. А еще лучше - обеспечить этим трупам красивую и правдоподобную легенду...

- Вы читаете мысли этого человека? - усмехнулся Сен-Жюст. - Кто же послал его, и для чего он это сделал? - Он говорил на ходу. Почему-то слова нового знакомого не вызвали сомнений. Странная доверчивость, с учетом того, что его чуть не убили люди из его же лагеря. Нужно найти трупы. Он прав. Сен-Жюст обернулся. - Вы со мной?

- Откуда я знаю, кто его послал? - удивленно огрызнулся Маэл. Если честно, прочесть мысли смертного просто не пришло ему в голову. - Я помню, куда бросал нож, поэтому своего найду без труда. Вы вспоминайте, в какую сторону стреляли. А для обеспечения им красивой легенды, предлагаю не зарывать тела в лесу, а переправить их на сторону противника. Чьи бы распоряжения они не выполняли, это сильно озадачит любителей грязной расправы.

- Что бы я без вас делал, гражданин Блаве, - слегка поклонился Сен-Жюст и побрел в сторону кустов, где нашел свою смерть один из заговорщиков. Все верно. Пуля угодила в шею. Случайность, не иначе. Но случайность удачная. Странно, но за последнее время случайностей стало слишком много. И одна из загадок - этот человек, его ангел хранитель сегодняшнего вечера. Жаль, что он не верит в ангелов и прочие подобные глупости. Только в судьбу и обстоятельства. А на роль судьбы этот рослый француз совсем не тянет. Вернуться на сторону противника с двумя трупами в лодке? Сумасшедшая мысль. Но на сегодня, кажется, запас приключений иссяк. Внутренний голос впервые за много времени совпадал с его личным желанием послушаться совета этого человека. Ничего не случится. Нужно рискнуть. Сен-Жюст подтащил убитого к месту, где его ожидал его новый знакомый. Тот спокойно курил трубку. Сен-Жюст склонился над вторым убитым и обыскал его также, как обыскал свою жертву. Ничего. Оба останутся неизвестными.

- До реки здесь близко, - сказал Сен-Жюст. - Пойдемте. Я знаю, где спрятаны лодки.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 15, 16, 17 ... 35, 36, 37  След.
Страница 16 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group