Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 16, 17, 18 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Фев 07, 2010 4:41 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Дрезден

Мариус, Бьянка

Последний мазок, чтобы показать игру света и тени. Мариус отложил в сторону кисть и отступил на шаг, любуясь законченной работой. Смог ли он в достаточной степени передать всю красоту - судить не ему и очень жаль, что смертные здесь не судьи. Для них эта работа будет казаться великолепной в любом случае. Стало даже жаль, что единственное существо, которое могло бы высказать свое мнение, и мнением этим он дорожил, так же, как и ее восхищением, уже которую ночь ограничивалось лишь краткими фразами... Мариус вздохнул. Как же она не ценит того подарка, что он сделал, вырвав ее из мира смертных, который затягивал это хрупоке содание! Он успел вовремя... Сделал это, ибо не мог видеть, как гибнет его дитя, ограниченное глупыми условностями и теми узами, что связало себя с людьми, лишенными морали и принципов! Что же, он вытерпит и ее холодность и обиду, лишь бы не позволить ей погибнуть от того разочарования, что неизменно постигает, если вести такой образ жизни, какой вела Бьянка отчасти и по его вине, но главным образои из-за своей наивности. Но вот и она.

- Здравствуй, дитя мое. Я только что закончил рисовать твой портрет и хочу знать, нравишься ли ты себе... - ответа не последовало, но все же он выдержал паузу. - Снова думаешь о своих жалких смертных? Как долго я могу доказывать тебе, что подобные отбросы общества и убийцы, разрушившие вековые обычаи, не заслуживают твоего внимания? Как долго ты будешь заниматься самообманом, дитя, не видя, что происходит вокруг?

Бьянка насмешливо взглянула на своего создателя. Она уже долгое время ждала. когда же он приоткроет свое истинное лицо. Предположить, что этот могущественный бессмертный хотя бы на секунду перестанет быть предвзятым эгоистом и попытается ее понять, было совершенно немыслимо. Однако, первое время Мариус хотя бы делал попытки создания видимости понимания. И вот, наконец, те самые слова произнесены. В дискуссию втягиваться не хотелось. Но слова вырвались прежде, чем она подумала, что, скорее всего, это было очередным средством для того, чтобы вызвать ее на разговор. - Отбросы общества и убийцы? Скажи мне, Мариус, что позволило тебе бросаться подобными обвинениями? Ты знаешь этих людей? Ты знаешь, что сподвигло их на подобные действия? И кого конкретно ты называешь убийцами? Ты, поставивший убийство во главе нашего культа, ты, принимающий решения, без суда, ты, убивающий тех, кто, по твоему мнению, засоряет этот мир?

- Я читаю газеты, дитя, - обронил Мариус. - И слышу рассказы тех, кому удалось вырваться из того ада, в который превратилась эта несчастная страна. Во что превратили ее, некогда богатую и достойную подражания во многом, те, к которым ты стремишься? Я вижу ты непреклонна в своем решении. Но позволь спросить, что они дали тебе, эти ничтожества? Тебе, у ног которой весь мир? Тебе, для которой готов сделать все, что угодно я.

- Ты? Ради меня? Что именно? - глаза Бьянки превратились в сверкающие огненные точки. - Осыпать меня комплиментами и подарить кусочек счастья на год? Два? Хотя вряд ли тебя на столько хватит. Ты творческая натура, тебе постоянно требуются новые впечатления. Да и я уже не та. Черт побери, Мариус, сотри немедленно с лица вот это выражение доброго понимания! Как мне доказать тебе, что я выросла? И как объяснить, что они дали мне свободу и уверенность в том, что я - личность, а не живое украшение для дворца моего создателя?

- Я никогда не считал тебя живым украшением, не осыпай меня незаслуженными упреками! - вспыхнул Мариус. - Но ты избегаешь ответа на мой вопрос, потому что считаешь, что права, в то время как я вижу, что ты ошибаешься. Скажешь, что ты нашла счастье в том, чтобы считаться любовницей человека, стоящего гораздо ниже тебя хотя бы на социальной лестнице? Я не говорю уже о том, что люди смертны. Более того, эти люди в конечном итоге уничтожат сами себя, так как одержимы. Я же хочу уберечь тебя от разочарований, лучше сейчас, чем ожидать, когда будет поздно! Жаль, что ты отказываешься понять меня и не желаешь слушать. Твоя наивность доказывает, что ты все еще ребенок, как бы тебе не хотелось казаться умудренной жизнью. Или может быть, ты находишь удовлетворение в том, что тебя обожествляют, ставят на пьедестал? Брось, в мире много мест, где ты достойна быть королевой среди королев, а не довольствоваться выдуманным во имя собственного спокойствия благополучием!

Бьянка сжала кулаки в бессильной ярости. - Меня никто не обожествляет! И мне плевать на социальную лестницу, как ты говоришь! Я не подпускала к себе никого из смертных, почти никого! О боже, ты настолько далек от меня и моей жизни, что у меня даже не находится слов, чтобы возражать тебе! Каждое твое слово - обращение к заблудшему ребенку! Ты совсем, ни капельки не хочешь меня понять, о чем вообще можно говорить? Я знаю, что они смертны. Они слабы, подвержены болезням и человеческм слабостям. Но они живые! Со всеми своими недостатками! Они не умеют читать мыслей, они страдают и радуются, они проигрывают, встают, и идут дальше, они напиваются и просыпаются, проклиная белый свет с больной головой, они тратят последние деньги на цветы, они совершают поступки, рискуя жизнью! Они живые, Мариус! А ты погряз в своем самолюбовании, в своей высокой социальной лестнице, в своей гордыне! Ты - самый красивый мужчина из всех, кого я встречала, у тебя волшебный дом и знания, которые недоступны ни для одного из смертных. Но ты - просто красивая оболочка. У тебя все красиво и правильно! Вот и сейчас ты краем глаза смотришься в зеркало - вижу!

- И ты играешь с ними, хочешь, чтобы тобой любовались и восхищались, вводишь их в заблуждение и считаешь, что поступаешь правильно? Ты говоришь о самолюбовании и гордыне! Мне! Но ты сама, делаешь ли это не для того, что тебе льстит внимание политиков, которые заставили говорить о себе весь мир, совершив преступлений больше, чем все короли Франции вместе взятые? Это может быть понятно. Но сам факт! Ты хочешь вернуться к ним, потому что упиваешься своим положением, не так ли? - Мариус устало провел рукой по лбу. - Брось, дитя. Если хочешь, мы с тобой можем вернуться в Венецию, где все сердца будут принадлежать тебе, а мы же начнем заново нашу историю. С чистого листа. Оставь глупых смертных, предоставь их самих себе и увидишь, что с твоим участием или без него, они погубят себя. А значит, недостойны твоего внимания.

Бьянка подошла к Мариусу и взглянула на него умоляюще. - Мы не слышим друг друга. Давай остановимся. Я больше не могу ни слышать твоих речей, ни здесь сидеть. К тому же, я голодна. Объявляю перемирие. Ты согласен?

- Хочешь, я пойду с тобой? Впрочем нет, ступай сама, мне нужно подумать и принять решение.

Бьянка кивнула и выскользнула на улицу. В Дрездене было прохладно этой весной. И спокойно. Бьянка бродила по улицам, пытаясь сосредоточиться, но мысли возвращались в Париж. Здесь было тихо и буднично, здесь люди не голодали так, как парижане. На секунду мелькнула безумная мысль бросить все и отправиться в Париж. Но нет. Нельзя. Мариус никогда не простит, и невозможно предположить, на что он способен в гневе. Она до сих пор помнила, как он держал Огюстена, грозя переломать ему все кости одним неловким движением... Что творится в Париже с Огюстеном, Бьянка даже не могла себе представить. Он, человек далекий от мистики, наверное, просто терялся в догадках о том, что же произошло на самом деле. Если он вообще выжил в Аррасе. А Сен-Жюст... Ее главная тайна от Мариуса. Вот чего он действительно никогда не простит ей и посчитает предательством. Мариус и не представляет, говоря ей свои правильные речи, что один из этих смертных через некоторое времыя станет таким же, как и они. Она обещала Сен-Жюсту, что заберет его, как только он будет готов. И рано или поздно это произойдет. Тогда и рухнет последняя ниточка, связывающая ее с Мариусом, потому что рядом с ней будет бессмертный, который... Бьянка остановилась перед какой-то таверной. На нее поглядывали с интересом. Она и забыла, замечтавшись, что гуляет здесь, по чужим улицам, и что вокруг - не Париж. Нужно выбирать себе жертву и возвращаться. И пытаться достучаться до Мариуса.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just


Последний раз редактировалось: Eleni (Пн Фев 08, 2010 1:10 am), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Фев 07, 2010 8:55 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Кафе "У Флориана"

Эжени Леме, Робеспьер.

Эжени сидела в еще полупустом кафе, глядя на бурлящую улицу, которая после заката только начинала жить. Интересно, когда они спят, если ночью в Париже теперь светлее, чем днем? Еще более странно то, что ей еще что-то остается интересным.
Ее жизнь, и она сама как будто разделились на две неравные части. Одна оставалась где-то у Нотр-Дам, в пустой квартире или на кладбище Эрранси, знающая, что надо только дождаться – и все снова будет хорошо. Ведь правда, есть сказки про влюбленных, одного из которых забирает подземный мир, а другого – солнечный, но через века им разрешают видеться раз в десять или сто лет, потому что они очень это просят и ждут. Поэтому надо просто бродить там, где еще проходит граница между миром живых и их миром и ждать. Однажды все сбудется.
А второй мир бурлил за окном, все еще пробуждая интерес и тревожа ощущением неслучившихся, но грядущих событий, пугая и иногда восхищая. И именно потому что он не потерял еще умения завораживать, так хотелось не терять с ним связи.
И даже против ее воли все новые фигуры занимали место на ее доске, становясь частью ее жизни, даже если жизнь стала совсем другой.
Например, скрипач Жак. Удивительно, что он не слепой. Ведь он почти слеп ко всему окружающему миру, не заботясь о том, какое место он в нем занимает и по-детски нуждаясь только в звуке восхищенных аплодисментов и даже спиной чувствуя восхищенные взгляды публики. А смотрит он внутрь себя, блуждая по каким-то неведомым никому глубинам, а успех заставляет его уходить только дальше и глубже, потому что успех он считает одобрением в выбранном им пути. Но при этом Жак реальный-реальный. Это не призрачный рыцарь Сен-Жюст, несущийся во главе Дикой Охоты, не призрак, смотрящий в щель разбитого старинного зеркала, отполированного до блеска – Робеспьер. И не сказочный художник и поэт Демулен, рассыпающийся тысячей прозрачных лучей, которые, отражаясь о сверкающую поверхность луж и хрустальных осколков дождя и бокалов становятся десятками тысяч мелких радуг.
Нет, он реален, и его блуждания – это блуждания земной души, которая ищет покой на земле, с которой он смотрит на луну. И чем больше она слушает Жака, тем больше хочется вырваться наружу, на улицу, побродить по Монмартру, смешаться с толпой и искать что-то ускользающее в ней.
А вот Мерлен реален еще больше. Пожалуй, он тоже помогает ей поддерживать интерес к жизни, сам того не зная. Он сейчас – единственное окно в мир людей. И однажды он правда станет хорошим другом, особенно когда перестанет ругаться, как только что-то идет не по его желанию. Его трогательные комплименты перестали действовать Эжени на нервы, тем более, что она никогда не умела их слушать. В конце концов… Ну да, приятно, когда кто-то считает тебя красивой. И почему нельзя считать красивой друга? Можно. И так и будет.
И будет снова скучно, и ночи будут тянуться долго-долго, пока однажды не выйдет срок. Как осколки разбитого зеркала, которые просто кажутся разными, а отображают одинаковое. И сказочного поэта больше нет, и вожака Дикой Охоты.
А вот призрак, который глядит из треснувшего зеркала, есть.
В кафе зашел Робеспьер.
Эжени кивнула ему, вспоминая, как когда-то дрожала от одного его взгляда.
А он выглядит еще хуже, чем в апреле. Призрак, который болен.

- Вам нравится музыка, которая здесь играет, гражданин Робеспьер? Не беспокойтесь, обвинения и проклятия на ужин здесь не полагаются. Просто кофе и скрипка.

Обвинения и проклятия. Хоть что-то, отличающееся от лести, которую он слышит каждый день и которую уже привык игнорировать, как нечто надоедливое, но само собой разумеющееся. Робеспьер медленно повернулся, хотя и так, по голосу узнал женщину, которой этой голос принадлежал. Актриса из театра, написавшая контрреволюционную, по сути, пьесу, вдохновлявшая Демулена на глупости и приведшая его к гибели, теперь - хозяйка этого кафе. И все это - если не считать ее подлинной сущности, которая, в принципе, являлась только последним штрихом к портрету женщины не от мира сего. Он уже сожалел о том, что зашел сюда, тем более, что о кафе ходили дурные слухи... Но оно было единственным, что открыто в такое время.

- Мне нравится музыка, гражданка Леме, - ответил он. - Если она без фальши.

- Я именно поэтому полюбила музыку, - улыбнулась Эжени, - В ней меньше фальши, чем в жизни. И я бы предложила Вам закусить кофе пирогом, но Вы тоже воспримете это как фальшивую и льстивую заботу, а может заподозрите, что я Вас хочу отравить. Это было бы повторением истории про проклятие тамплиеров… Жак де Моле, сожженный на костре в 1314 году, проклял короля, папу и следователя, и например следователя отравили. Но я вас травить не буду, потому что Вам тоже тяжело. И герань Вы больше не поливаете, наверное. Так что давайте лучше Вы назовет Ваше любимое произведение, а мой скрипач его исполнит. Я знаю, что Камиль, как бы ни проклинал Вас, не хотел бы видеть Вас таким. Честно.

- Мне все равно. Но благодарю вас за заботу, - безразлично пожал плечами Робеспьер. На самом деле это только слова, он не испытывал ничего похожего на благодарность. Впрочем, привычного раздражения и злости при упоминании о бывшем и теперь уже мертвом друге тоже не было. Только пустота, без эмоций и без участия. - Что вы хотите от меня, гражданка Леме? Я - не тот человек, который согласен говорить о прошлом в какой бы то ни было форме.

- Я ничего от Вас не хочу, - ответила Эжени, - Когда-то он сказал мне, что хочет разбить стену моего одиночества. Но это не те слова, которые потом говорят другим. Вы мне просто нравитесь. В смысле, как человек, а не как… ну Вы поняли. В вас есть что-то такое, что нельзя перенести на бумагу. Я должна Вас ненавидеть, но не чувствую ненависти. Я правда рада Вас видеть, и мне правда не все равно про герань. А почему Вы не любите говорить о прошлом?

- Потому что не хочу вызывать бесполезные воспоминания, - ответил Робеспьер. - Тем более говорить о прошлом с вами, когда являюсь практически виновником постигшего вас несчастья. Все это - мертвый груз.

- Но мы с Вами теперь тоже – мертвые, - заметила Эжени, - Что касается виновников… Было бы слишком просто мне обвинить Вас, Вам – меня… Да, это я дала денег на последний номер. Просто потому что не могла видеть, как он мучается. Мы все сделали только то, что сделали. Я решила, что любящие разделяют судьбы тех, кого любят, он – что любовь сильнее страха смерти, Вы – что закон суров, но это закон. Мы все здесь виновные и все – жертвы. Я вижу, что мое общество Вас тяготит. Вы отвыкли говорить с людьми, потому что они чужды Вашим понятиям. И Вы отвечаете мне, а сами делаете жест, будто подзываете собаку. С ним Вы разговариваете. И только Вам решать, мало это или много.

- Возможно, - так же равнодушно сказал Робеспьер. Она была права, эта печальная, странная женщина. Не так сложно ошибаться, если умеешь узнавать намерения людей, проникать в их мысли. При таком положении вещей все, что она скажет в конечном итоге, окажется верным с какой-то точки зрения. - Допустим, вы правы. И что дальше? Ваша правота ничего не изменит и вряд ли на что-либо повлияет.

- Да ничего дальше, - с горечью сказала Эжени, - Пустота. Слушайте, так нельзя…
Их разговор прервал жуткий грохот. Дверь кафе с шумом распахнулась, на середину выступил высокий человек, - Излишки, граждане? – гаркнул он, - А как же декреты гражданина Робеспьера? От имени парижских секций требую помощи неимущим согласно распоряжению, выданному от 1 флореаля второго года свободы секции Кордельеров. Секция постановила: - он начал зачитывать текст, - Распространить закон о максимуме на все категории товаров, не ограничиваясь указанными Конвентом. У вас – превышение. Излишки – в секцию. До завтрашнего вечера.

Робеспьер сделал в уме отметку вернуться к этому вопросу. Механически, как машина. И к вопросу о секциях тоже предстоит вернуться. Эта битва будет долгой... Секции предстояло уничтожить все, а не частично и хорошо, если битва окажется бескровной. С максимумом тоже нужно что-то делать, так как это не может тянуться бесконечно, неизбежно приведет к катастрофе. Раньше он умудрялся работать двадцать четыре часа в сутки, сейчас часто ловил себя на том, что не в состоянии написать ни строчки. А что касается гражданина... Все эти вопросы решаются не здесь... Хотя он пришел только затем, чтобы сделать объявление. Пусть объявляет.

- Так, - резко сказала Эжени, - Поздравляю. Теперь я в жизни свою квартиру не выкуплю. А Вам как? Вашим именем прикрываются? А Вы где блуждаете? Черт возьми, год назад я трепетала от одного Вашего взора. Хотелось прятаться в шкаф - знаете? А сейчас... Да Вы даже не смотрите ни на кого. Вы не живете, не умираете, не радуетесь, не грустите. С кордльрами я сама разберусь, а Вы... может, надеть очки? Давайте попробуем. Может это они выразительность придадут?

- Вам никто не давал права разговаривать со мной так, гражданка Леме, - ледяным тоном сказал Робеспьер. - Здесь не место для того, чтобы решать подобные вопросы, тем более что этот человек - просто исполнитель. Мое бездействие и нежелание кричать о вопиющей несправедливости вам в угоду, вовсе не означает, что я не принял к сведению это сообщение. И сделайте одолжение, оставьте политику другим.

- Да я не про политику, - расстроилась Эжени, - Я про Вас. Просто правда год назад я хотела спрятаться под Ваш стол. А сейчас мы другие. Извините, я Вас раздражаю теперь?
- Я только констатирую, что ваш тон недопустим, - так же холодно повторил Робеспьер. - Меня совершенно не интересуют ваши стремления год назад, тем более что все мы, как вы заметили, изменились.

- А Вы мне все равно нравитесь, - виновато ответила Эжени, - Но если мое общество Вас раздражат теперь, можете откланяться. Привет герани.

- Возможно, я когда-нибудь зайду сюда, - сказал Робеспьер. Признаться, он немного опешил от неожиданного перехода к почти виноватому тону от резкого. Поведение женщины могло показаться фальшивым, если бы не знание, что эти существа в большинстве своем искренни, так или иначе. - Я не сказал, что ваше общество меня раздражает, не приписывайте мне поступки, в которых я не повинен.

- Я не приписываю, - сказала Эжени, - Ладно, всего доброго, и возьмите на прощание, - Она взяла со столика горшок с фиалками, - Их надо поливать, но они все равно умирают.

- У меня они умрут еще скорее, гражданка Леме, - покачал головой Робеспьер. Положив на столешницу деньги за кофе, он поднялся. - Прощайте.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Фев 08, 2010 12:32 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Париж, кафе "У Флориана"

Кристоф Мерлен, Эжени

Кристоф Мерлен спрыгнул с лошади и похлопал по шее верного друга.
- Сахаром сегодня не разжился. Прости, приятель. Вот тебе сухарь. Да не крути мордой, времена такие… Знаю, что понимаешь… Ну, давай, жди. Я на пару часов.
Он взлохматил Талисману гриву и привязал у кафе. Опасно, конечно, оставлять коня вот так, у всех на виду. Но он привык наблюдать за ним из окна. Если кто покусится – пристрелит. А как иначе?. И правда времена такие…

В кафе «У Флориана» Мерлен приходил во вторникам и четвергам. Два раза в неделю – чаще не получалось. Остальные вечера были заполнены политикой, картами и женщинами. Эжени Леме он совсем не понимал. Она находилась за гранью человеческого сознания со всеми своими беседами про дружбу, порывистыми движениями, манерой быстро-быстро говорить, сменяющейся полной апатией и всем прочим. При этом он считал ее красавицей. И самое необычной женщиной в своей жизни. Что говорить, иногда он обижался за то, что она неизменно подчеркивала, что между ними ничего не может быть. Однажды он даже проследил за ней – думал, хотя бы увидит ее мужика. Но нет, жила она одна, с какой-то бабкой. Странная женщина. Незабываемая и далекая. Так, того гляди, поэтом станешь….

Мерлен вошел в кафе вовремя. Эжени, распахнув глаза, смотрела, как двое солдат избивают друг друга и бьют посуду. Народ подпрыгивал и подначивал обоих. Мерлен сориентировался быстро и, расшвыряв толпу, бросился к драчунам. Одного из них он двинул в челюсть, второго схватил за шкирку и приложил к стене.

- О…..ли???????? – заорал он, бросая на пол вырубившегося участника драки. Затем повернулся к зрителям. – А вы чего пялитесь? Кто-то еще хочет попробовать? Он сделал шаг к толпе. Пробовать, судя по всему, никто не хотел. Через минуту служанки засуетились, убирая осколки, а он, наконец, шагнул к Эжени, широко улыбаясь.

- А ты тоже хороша, красавица. Кто же заводит кафе без охраны? Они тебе бы все перебили, к чертовой матери.

Эжени очнулась от произошедшего разговора только после грозного  окрика.Снова этот человек, который  врывается всюду, будто его ждали. Мерлен, невысокий, слишком веселый, слишком громкий, слишком… У него все слишком. Все сверх меры. Он не понимает, не слышит, не чувствует.  Арлекин – но не чудовищный Арлекин, предводитель войска ада, а Арлекин бродячего театра, лишь иногда вспоминающий о том, что он – падший языческий бог.

Не вполне осознавая, что она  делает,  Эжени кинулась к нему на шею.
- Это ничего не значит, ничего. Только что отсюда ушел человек… Мы с ним были как мертвые. Я не хочу стать как он и смотреть на людей из зеркала. Хочу быть живой. Помоги мне, спаси меня.  Иначе однажды ты придешь и увидишь меня вместо отражения, а я уйду по ту сторону. И там мы уже никогда с ним не встретимся.

- Да, да, конечно, пойдем, - ошарашенно сказал Мерлен, машинально прижав ее к себе. Она казалась испуганной и совсем не такой, как обычно. - Ты особенная. Я даже не знаю, куда тебя отвести из этого твоего... мира отражений и мертвых. Покажи мне свой Париж, Эжени? У тебя в сердце что-то сидит, какая-то дрянная опухоль, которой нужно прорваться наружу. Расскажи мне, почему тебе так больно? Я - не человек твоей мечты, но я постараюсь понять. Знаешь, иногда это помогает. Люди годами ищут возможность выговориться и не находят. Поговори со мной. Или оттолкни. Но так, чтобы я больше не приходил. Вот, я и говорить толком правильные слова не умею.

- Ты… просто ты не поймешь, -  продолжала быстро говорить Эжени, не слушая собеседника, - здесь был человек… И это я, я во всем виновата. Камиля убили, а я дала денег на газету, а мы жертвы обстоятельств. И я хочу быть с ним, а никогда не буду больше. И только воспоминания, но они не лечат, как говорит Сен-Жюст, они  уводят тебя далеко. И я не дождусь того, когда боги разрешат увидеться. Не понимаешь, да?

Мерлен посмотрел на нее внимательно. Затем взял за руку и вывел на улицу. Кафе подождет. Все ясно. Она - та самая женщина, о которой говорили. Значит, все правда. И Демулен действительно изменял Люсиль. Не было никакой сказки о Камиле и Люсиль. Но Люсиль больше нет. А Эжени осталась. - Где ты познакомилась с Демуленом? - быстро спросил Мерлен, не отпуская ее руки.

- У Нотр-Дам, - ответила Эжени, - Я была тогда очень плохой актрисой и тенью своей подруги, а он просто подошел ко мне, не зная, что я влюбилась. А потом началась сказка, год счастья, безумного и волшебного.  И теперь я с ним  в мире мертвых. Но если я выберу  тот мир, то никогда его не увижу. И мне стыдно, что я не иду за ним, но я хочу жить, понимаешь?  Увидеть цветущие деревья, и когда звезды падают. И познакомиться с одним человеком, про которого он все хотел написать, но его не было в Париже. И… ну не знаю. А в последнем письме  я обещала уйти в темноту… ой, не важно.

- Что ты сказала ему при первой встерче, Эжени? Ты подошла к нему первой? Говори. Здесь, у собора. В том месте, где все началось. Мы можем встать у того самого места, где вы встретились в первый раз. Можем отойди туда, к парапету, оттуда видно те самые звезды, ради которых ты хочешь жить. Я могу отвезти тебя в лес. Я знаю, ты ничего не боишься, ведь ты уже попрощалась с этой жизнью и бродишь в ней, как тень. Я проходил через это. Один раз. Мне хватило, чтобы понять. Говори, говори, не останавливаясь. О том, что чувствовала, о том, как встерчалась с ним, о том, как он делился с тобой планами, и как не делился. И пока мы не дойдем до самого конца, я тебя не отпущу. Да, до конца. До того дня, как ты узнала, что он мертв. И завтра все продолжится. Я готов говорить с тобой о нем столько, сколько ты захочешь. Это все глупости, что свое горе нужно хоронить в себе. Дай ему выйти наружу. Иначе ты умрешь.

- Не надо в лес. Лучше на мельницу. Des Moulins, - прошептала Эжени, - С ней связано одно мо дорогое воспоминание, - Она всегда скрипит жерновами. День и ночь. И ничего нет. И он даже во сне не приходит. А приходит другой человек.


***

- ... А потом мы оба стали мертвыми. и каждую ночь я зову его. а приходит не он. Приходит другой человек. Он тревожит меня. У него темные волосы чуть выше плеч,  нос с горбинкой, сверкающие эполеты и очень большие  глаза. Я боюсь его.

Они сидели у мельницы. Перед глазами Мерлена разворачивалась вся история последнего года жизни Камиля Демулена. Неизвестная никому, трагическая и яркая история. Вот ведь как бывает - познакомиться с девушкой-легендой, о которой предпочитали просто не говорить. Скорее всего, причина была в Люсиль, которую все любили. Однако, теперь Эжени говорила о военном. И тут все становилось снова непонятным. - Этот человек с большими глазами говорит с тобой? - осторожно спросил Мерлен.

Эжени кивнула, - говорит. Что он не боится смерти, но не хочет умереть предателем. Это глупо. Я хову Камиля, а приходит он. Ну такой с характерны жестом, у него прядь на лоб падает, а он ее не рукой отводит, а вскидывает голову.

- Черт, никогда не обращал внимания на такие мелочи, - рассмеялся Мерлен. - Ну, а звание у него какое? Возраст? Где он воевал? Я хорошо знаю военных, может, и назову тебе имя твоего ... - на этом месте он задумался. Все, что она говорила, совершенно не вязалось с реальностью. Но она говорила так убедительно, что он не мог себе позволить просто отмахнуться. - ...твоего ... гостя?

- Да не знаю, - сказала Эжени, - Ему лет двадцать пять - тридцать. Он генерал, потому что у него перевязь. Остальные приметы я тебе сказала

- Я постараюсь понять, о ком ты говоришь. И если такой генерал существует, мы его найдем. - уверенно сказал Мерлен. - Тебе легче?

- Нет, - сказала Эжени, - Не легче. И поэтому мне нужен ты. Спаси меня от тех, кто приходит во сне.

- Я сделаю все, что в моих силах. Завтра же. А сегодня - вечер Демулена. Хочешь, я расскажу тебе о нем то, что знаю я? Я был в Париже в тот день, когда он призвал всех к оружию. Случайно оказался рядом. И эта встреча изменила мою жизнь.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Фев 08, 2010 1:36 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Дом Дюпле.

Робеспьер, Фуше.

Робеспьер перечитал доклад, вычеркнул последние строчки и задумался над более подходящей формулировкой. В голову лезла какая угодно ерунда, не имеющая отношения к делу. Возможно, во всем виновата бессонница и усталость, те краткие часы отдыха под утро можно назвать скорее забытьем, чем полноценным словом "сон". И теперь, еще до полудня, он чувствовал себя совершенно разбитым. Заседание в Комитете прошло еще довольно успешно, на Конвент сил уже не хватило, поэтому решение поработать дома казалось самым разумным. Не так удачно, впрочем, как рассчитывал. Может быть, стоит немного отдохнуть, это поможет собраться с мыслями. Шум на улице отвлек, но не до такой степени, чтобы интересоваться причиной - во дворе никогда не было особенно тихо. Однако неожиданностью стал стук в дверь: он никого не ждал. Робеспьер медленно повернулся, чтобы увидеть человека, с которым желал общаться меньше всего. Жозеф Фуше.

Фуше вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Перед этим он провел некоторое время внизу, с Элеонорой, за светской беседой. Сейчас, когда фактически все нужно начинать заново и заново строить свою карьеру, нельзя гнушаться ничем. Он готов был носить корм для паршивого кролика Кутона, лишь бы не наблюдать этих подозрительных взглядов. Ему было страшно, потому что разговора о Нанте так и не состоялось. Колло в результате проскочил в Комитет, а о нем, Жозефе Фуше, просто на некоторое время забыли. Необходимость расставить все по своим местам выгнала его сегодня из дому и направила в сторону дома Робеспьера. Нужно хотя бы понять расстановку сил. Может быть, он вообще зря нервничает и еще есть возможность присоединиться к партии победителей? В противном случае.. Нет, для начала нужно все узнать.

- Добрый день, гражданин Робеспьер, - улыбнулся Фуше. - Шел мимо и решил заглянуть по старой памяти. Как в старые добрые.

Робеспьер молча смотрел на посетителя. Впрочем, смотрел так, как смотрят на пустое место. Бывший священник, бывший жених его сестры, бывший жирондист (да и был ли он жирондистом, это перебежчик, если в первую же минуту предал их?), этот отвратительный по всем статьям человек предал не только своих соратников, свои убеждения, какое-то подобие дружбы, но и своего бога. Мало было людей, которых он так ненавидел и так презирал. Презрение это постепенно переходило в какую-то гадливость, поэтому он долгое время просто брезговал, не в силах побороть отвращение, а потому и не убрал с дороги это... недоразумение в человеческом облике. Фуше даже не заслуживал того, чтобы бороться с ним всерьез. И сейчас он пришел сюда. Робеспьер почувствовал, что еще немного и его просто передернет от омерзения. - Зачем вы пришли, Фуше? - резко спросил он, когда пауза стала слишком долгой.


- Зачем? Разве для того, чтобы встретиться со старыми друзьями нужны специальные причины? - Фуше изобразил удивление. - Честно говоря, Максимильян, я зашел просто так. Проведать вас и побеседовать о жизни. На улицах нынче неспокойно... Народные общества, кажется, пытаются представить деятельность политиков не в лучшем свете. Думаю, что пора поднять в Конвенте этот вопрос.


- Это будет сделано вне зхависимости от вашего участия, - отчеканил Робеспьер. Потом отвернулся к окну и принялся обрывать сухие листья с герани на подоконнике так, словно к комнате больше никого не было.


- Вы говорите со мной так, словно я снова сделал что-то не то, - произнес Фуше. - Что именно не так? Вы все не можете забыть мне той истории с Лионом?

Робеспьер промолчал, продолжая заниматься тем, чем занимался. Может быть, хотя бы так до гражданина Фуше дойдет, что его визит более чем нежелателен. Он не желал разговаривать с этим человеком, которого нельзя было назвать иначе, чем пресмыкающимся. Впрочем, это было бы оскорблением для всех пресмыкающихся вцелом.

Фуше подошел. Больше всего хотелось взять за грудки этого зарвавшегося политика и встряхнуть его хорошенько. В глазах на секунду мелькнула ненависть. Ярость. Все, что он чувствовал по отношению к тирану, поглотившему страну и подмявшему под себя все правительство. Но нельзя показать себя. Нельзя дать ему понять, что чувствуешь. Пусть считает за насекомое. За ничтожество, перед которым можно себе позволить подобное поведение.

- Вы не желаете со мной говорить, Максимильян? Но хотя бы скажите мне об этом! - расползся Фуше в лицемерной улыбке.


Сухие листья были смяты и отправлены за каминную решетку. Мусор потом можно будет убрать вместе с золой. Гораздо труднее убрать из комнаты Фуше, присутствие которого действовало на нервы. Чтобы не сорваться, он продолжил заниматься рядом совершенно необходимых дел: наполнил чернильницу, убрал в стол несколько перьев, которые нужно было очинить, собрал в стопку бумаги, не требующие внимания. Браун покинул свое любимое место и неожиданно проявил интерес к гостю, порываясь обнюхать его ботинки, но Робеспьер перехватил пса за ошейник. - Сядь, Браун. На место.

- Какая у вас послушная собака! - умилился Фуше. - Верный друг человека... Когда-то я тоже планировал завести собаку. Но государственные дела и разъезды... - он вздохнул и присел.

- Вы забываетесь! - холодно сказал Робеспьер, забыв, что собирался игнорировать Фуше столько, сколько это возможно. Верх наглости - развалиться на стуле в его комнате, когда хозяин этой самой комнаты не сидит и более того, не приглашал сесть нежданного посетителя.

- Простите, я только хотел обратить на себя ваше внимание, - смиренно ответил Фуше.


- Убирайтесь, - процедил Робеспьер.


Фуше поднялся и вежливо кивнул. - Удачного вам дня, гражданин Робеспьер. Здоровья и бодрости духа. До встречи в Конвенте.


Робеспьер захлопнул за ним дверь, но еще долгое время не мог избавиться от ощущения, когда хочется вымыть руки. Желательно разведенной со спиртом водой, чтобы избежать заражения. Теперь, какая-то часть сознания, не затуманенная эмоциями, говорила, что неплохо было бы узнать, что хотел Фуше, но эта мысли и осталась где-то в глубине сознания: преодолеть презрение и отвращение он не мог.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Фев 08, 2010 4:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Лагерь Самбро-Маасской армии

Сен-Жюст, Маэл

Утро в лагере началось с дождя и сонного оцепенения. Часовые докладывали, что ничего за ночь не произошло. Народ с вопросами и жалобами повалил уже с семи утра. Чусть позже, перекусив остатками ужина, Сен-Жюст, вместе с Леба и еще несколькими офицерами засели над картами, анализируя ошибки и пытаясь разобраться, что было сделано не так. Тем временем по лагерю поползли слухи о том, что в лесу кто-то из командования встречался с тайными агентами противника, а кто-то из часовых выстрелил в них, а «человека из командования» не разглядел. Сен-Жюст в глубине души поблагодарил своего вчерашнего ангела-хранителя за то, что тот подкинул хорошую мысль. Так и есть, из ночного приключения, которое, к счастью, сорвалось, хотели выжать по максимуму. Пустить сплетни, найти трупы, потом свести концы с концами и легко вычислить, кто вчера уходил в лес после того, как все легли спать. Но трупов не будет. И пусть теперь автрийцы решают задачку, что делают на их берегу два окоченевших тела во французских мундирах.

Два раза, оторвавшись от дел, Сен-Жюст бродил по лагерю в поисках своего вчерашнего собеседника. Бонве? Блаве? Удивительно, но он так и не смог запомнить его фамилию. Такого с ним раньше никогда не случалось. Хотя, что говорить, он с первого взгляда окрестил его Страффордом. Главное, не назвать этого человека так в глаза. Не поймет.

Стемнело. И снова военный совет. Теперь Сен-Жюст вызывал по одному. В данный момент он хмуро смотрел на офицера Дежардена. Все, что тот говорил, было верным. Да, в неудачном форсировании Самбры была частично виновата разведка, которая не доложила вовремя об изменениях в численности противника. Точнее, «не доложила» - неверное слово. Эта информация попросту прошла мимо. Да, причиной полного провала было также то, что отряды Самбро-Маасской армии были вооружены значительно хуже автрийцев. Не хватило снарядов. Не хватило патронов, не хватило…. Ничего не хватило. И все же, сделано было не все.

- Почему правый фланг опоздал?
- Эти пять минут вряд ли решили бы исход дела, а мы попытались перейти…
- Выражайтесь короче.
- Мы искали мелкий брод. У половины солдат нет сапог.
- Да вы с ума сошли! И вы говорите мне об этом сейчас? Вы не знали, что готовится переход реки? Да вас расстрелять мало!
- До вас не добраться, комиссар. Вы окружены плотным кольцом людей. Я пытался. Потом вы ушли.

Сен-Жюст промолчал. Надо взять на заметку. Часть людей отправлять к Леба, оставить за собой все, что связано с военными вопросами.

- Сейчас мы с вами вместе пройдемся по лагерю и составим списки. Позовите людей в помощь. У нас должна быть четкая картина к утру, чтобы я мог составить письмо-запрос. На будущее. Ваша обязанность, как командующего частями, быть в курсе всех проблем. И докладывать мне о них незамедлительно. Как угодно. Хоть ночью. Разбудить и доложить. Все ясно?


***

Маэл вышел на улицу и закурил, пытаясь чем-то перебить тошнотворный запах крови, уже казалось, намертво въевшийся в одежду. В ушах до сих пор стоял истошный крик человека, раны которого залили кипящим маслом во избежание заражения. Вампир швырнул тонкий пинцет с зазубренными наподобие штопора краями в корыто с крепким раствором винного уксуса и присел возле поленницы, пользуясь передышкой. Но на сегодня вроде все. Гангрена началась у пяти, неизвестно, кто из них доживет до завтрашнего дня - от заражения умирали гораздо чаще, чем от самих болезненных операций. Не самая завидная у него служба, но в конце концов кто-то должен делать и эту работу - людей не хватало. Хирурга вполне устраивали его познания, а самого Маэла вполне устраивал хирург, который и являлся теперь чем-то вроде его начальства. По крайней мере, он не задавал лишних вопросов. Внимание его привлекли несколько офицеров, среди которых был и Сен-Жюст. Попадаться на глаза последнему не очень-то хотелось, поэтому вампир поспешно выбил трубку о валявшееся на земле полено и направился обратно в палатку. Впрочем, решение было принято поздно: его позвали.

Обход подходил к концу. Сен-Жюст смертельно устал, но был рад, что лично принял в этом участие. Как оказалось, часть солдат просто не знали, что можно обратиться с просьбой и предпочитали молчать, часть была запугана (спасибо предыдущим командирам), что также провоцировало молчанье. До каких пор в армии будет твориться этот бардак, не знал никто. Почти пять часов обхода. Длинный список вскрывшихся несоответствий, проблем, и всего подобного. Сен-Жюста беспокоило, что он нигде не видел "Страффорда". Неужели дезертир? Или, может быть, плод его воображения? Было бы интересно узнать про себя, что полночи беседовал сам с собой, воображая, что перед ним - француз, как две капли воды похожий на погибшего англичанина... Но нет, он ошибся. Этого человека Сен-Жюст приметил у палатки, где расположилась импровизированная "больница". Он окликнул его. Затем подумал, что, скорее всего, неверно помнит имя. И подошел.
- Вы, оказывается, врач. Я искал вас. Я уже заканчиваю обход. Надо поговорить. - Фразы получались короткими и рублеными. Но ни на что не было сил.

- Я не врач. Просто немного разбираюсь в этом, - сказал Маэл, не желая присваивать себе умения, которыми не обладает. Да и его собственное мнение шла вразрез с наукой, что поделать... И кто он такой, спрашивается, чтобы спорить? - Где вы хотите говорить? Сейчас я не занят, но никто не знает, когда могу снова понадобиться.

- Да. Верно. Никто не знает. - Сен-Жюст махнул рукой Дежардену и крикнуть продолжать обход без него, он догонит. Перед глазами вновь поплыли огненные точки. Верный признак, что организм доходит до предела. Отлично. Лучше будет спать. - Пойдемте. - Он прошел несколько шагов и остановился у деревьев. Отсюда - наилучший обзор территории. Желающие подставить уши не смогут пройти незамеченными. Закурил. И лишь тогда взглянул на Маэла. - Кто вы такой, Бонве? Вы шли сюда, как простой рядовой. С первых же дней стали правой рукой вашего командира. Вы помогаете нашим хирургам. Вы спокойны и прекрасно выглядите, тогда как весь лагерь валится с ног от усталости и полуголодного существования. Вы легко угадываете маневры заговорщиков, спасли меня вчера от покушения, предсказали все, что будет говориться в лагере на следующий день. Вы незаменимы. И ничего не требуете взамен. Люди с вашими умениями метят в командиры.

- Просто я видел в этой жизни немного больше, чем вы, гражданин, - жестко ответил Маэл. - Мой опыт и мои знания иногда становятся полезны.

- Вижу, что больше, - спокойно ответил Сен-Жюст. - Поэтому я хотел бы перевести вас в свой штаб. Вы незаменимый человек. Такими не разбрасываются. Это вряд ли даст вам преимущества в продовольствии или обмундировании, а работы станет больше. Согласны?

- Не думаю, что смогу приносить там пользу, - покачал головой Маэл. Подобный поворот разговора ему не нравился. - У вас достаточно людей и без меня, мне же ни к чему зависть и наушничество. Вдруг в один прекрасный момент окажется, что из меня плохой патриот или что-то в этом роде? Подобную репутацию могут обеспечить быстро... И сделают виновным также и вас. Вчерашняя история ничему не научила, не так ли?

- Вы отказываетесь? - вскинул брови Сен-Жюст.

- Как вам сказать... Если за отказ меня ожидает трибунал, то разумеется, я согласен. Если вы предоставляете мне возможность решать самостоятельно - то отказываюсь.

- Мне не хочется угрожать вам трибуналом. - устало сказал Сен-Жюст. - Но придется. Это приказ. С завтрашнего дня. - Мрачное настроение возвращалось. И хватит цепляться за прошлое. Мало ли кто на кого похож? Призраки не возвращаются. Никогда. - Доброй ночи, сержант, - тихо сказал Сен-Жюст и, развернувшись, медленно пошел по направлению к лагерю. Завершить обход. Составить письмо с требованием о срочном направлении дополнительной обуви. Отправить Леба в ближайшие города. Написать Пишегрю. Добраться до кровати. До нового сражения оставалось три дня.

- Постойте! - окликнул его Маэл. Такого поворота событий он не ожидал и теперь был вне себя от злости. Предстояло расставить все точки над "и" прежде, чем его не бросились искать утром. Не для того он ввязался во все это, чтобы быть вынужденным бежать с поля боя в буквальном смысле, через несколько дней! - Постойте. Раз так, я вынужден поставить вас перед фактом, понимайте это как знаете... Я не могу появляться днем, так это - особенность моего организма. Конечно, вы можете попробовать расстрелять меня за это, посчитав вражеским лазутчиком или кем-нибудь в этом роде, доказательств, что я им не являюсь у меня нет. Поступайте, как знаете, на то вы и проконсул, гражданин Сен-Жюст.

Сен-Жюст остановился. Накатившую усталость, как рукой сдуло. Особенность организма. Где-то он уже это слышал. Если это и не Страффорд, то один из них? Он подошел к нему почти вплотную. Затем быстро чиркнул спичкой, не спуская глаз с собеседника. Всего одна секунда. С Клери было также. - Вы не такой, как мы, верно? - спросил Сен-Жюст. - Вижу, я случайно поставил вас в ситуацию, при которой приходится раскрывать часть правды.

- Рад, что вы это поняли, - насмешливо сказал Маэл. Этот человек не переставал его удивлять: сколько времени общаться с бессмертными и не научиться распознавать их... Хотя, кто же заставляет держать в памяти подобную ерунду? - Принимая во внимание эту особенность и ваш приказ, я явлюсь завтра вечером. А теперь - доброй ночи.

- Нет уж, теперь я задам вам вопрос, - остановил его Сен-Жюст. - На моем пути встречались несколько созданий, подобных вам. У каждого из них был свой интерес присутствовать среди нас. Что привело вас сюда?

- Вижу, что вам до всего есть дело... - недобро прищурился Маэл. Подобное внимане начинало действовать ему на нервы, хотя спроси кто-нибудь почему именно, не смог бы объяснить толком. - Это - способ прийти в себя после ряда событий. И попытка понять, за что на самом деле умирают эти люди.

- В наше время они часто умирают ни за что, - резко ответил Сен-Жюст. - Странно, что вы, явно живущий на этом свете не первое столетие, до сих пор этого не поняли. Но вы нашли прекрасное место для того, чтобы прийти в себя после ряда событий. Развлекайтесь, гражданин. И добро пожаловать во Францию. Только развлечения ваши предлагаю производить не на линии фронта. Здесь не место, где залечивают раны. Я должен завтра же получить о вас всю информацию. Дальше меня это не пойдет. Слово офицера. Но, не получив ее, я не смогу оставить вас в лагере. Решать вам. До завтра.

Маэл тихо рассмеялся, проводив взглядом комиссара. Какая наивность! Юноша, я могу заморочить тебе голову так, что ты до конца дней не вспомнишь собственное имя, не то что мой рассказ... Мог бы. Но только до сих пор почему-то этого не делал. Пребывая в твердой уверенности, что в штабе он долго не задержится, он направился к госпитальной палатке. Предстояла еще масса дел, притом более полезных с любой точки зрения, в отличие от той трепотни, заниматься которой он будет вынужден с завтрашнего вечера.

***

Добравшись до потели, Сен-Жюст долго не мог заснуть. Рядом сопел Леба, его лицо казалось одухотворенным и спокойным. Удивительный он все-таки. А ведь теперь все эти люди находятся под угрозой. В лагере поселился бессмертный. Незнакомец без имени и истории. Явившийся непонятно откуда и непонятно зачем. Клери в свое время явилась в Париж выходить из своих проблем и занялась газетой, в чем преуспела. В какую область кинет этого бессмертного - загадка. Сегодня он лечит больных. Завтра о на кого-то из них обидится и запросто перейдет на сторону врага. Ради развлечения. Ведь они - вне законов. Вне стран. Вне времеи. Какая разница, на чьей стороне развлекаться? Ему хватит способностей посмеяться и над одними, и над другими. Маленькая Клери крутила генералом Дюмурье и заставляла его писать записки про жирондистов просто ради того, чтобы понравиться своему учителю или любовнику - черт ее знает, что у нее было с Маратом. Чего захочет этот? Перекроить историю? В любом случае, бессмертным не место среди них. Это он уже усвоил. А еще усвоил, как с ними бороться. Огонь. Взрыв. И проблема решена. Никто не будет копаться в мыслях солдат. Недаром ему сегодня весь день мерещится Страффорд. Маэл Страффорд погиб по случайности, защищая друга, он этого не заслужил. Так пусть же его двойник убирается в преисподнюю вслед за ним.

С этими мыслями Сен-Жюст заснул. Завтра... Все завтра...

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Фев 08, 2010 11:49 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, дом Барера.
Барер, Бийо-Варенн.

Барер задумчиво крутил в руках перо. Пока отчет не закончен – о сне можно забыть. Итак... Таркуэн… В депеше генерал Моро сравнивает местность с половинкой грецкого ореха. Битва в скорлупе, - Барер улыбнулся мысли, решив не заносить ее на бумагу – хотя соблазн был большой, но потянет на контрреволюцию. Так или иначе, даже если Таркуэн не будет взят, англичане безвозвратно упустили свой шанс вступит в игру. Даже если бы они и предприняли сейчас попытку высадки, они уже не объединятся с прусскими войсками. А высаживаться в Пруссии они не станут. Не надо быть Карно, чтобы знать, что англичане – не любители сухопутных маршей.

- Интересную манеру ты завел, Барер, - раздался над ухом привычный ехидный голос, - Работаешь дома? У Эро де Сешеля научился?

Барер улыбнулся, встав навстречу незваному гостю – к сожалению, никто из членов Комитета Общественного Спасения не отличался лишней церемонностью с коллегами, кроме разве что Сен-Жюста, да Кутона – но последний по сугубо техническим причинам. И, к сожалению, всем было прекрасно известно, что Барер рад видеть любого из коллег практически в любое время, а даже если не рад, то сделает вид, что рад.

- Добрый вечер, Бийо. Ты немного ошибаешься – мои претензии к Эро де Сешелю сводились к его манере брать с собой домой секретные дипломатические документы, которые он к тому же регулярно терял, - любезно ответил он, - А я просто занимаюсь литературной правкой самого себя.

- Не пытайся заморочить мне голову своими сладкими речами, Барер, - резко ответил Бийо-Варенн, - Ты сам не свой. Ты был главным проповедником разделения работы и жизни за порогом, поэтому за порог Комитета выходишь не так часто, как даже хочешь. А теперь тебя не то, что по выходным не видно ты уходишь вместе со всеми, даже забывая пошептаться с Карно или лишний раз переброситься парой слов с Приером – твоей плеядой известных полуночников. Какая муха укусила тебя в последнее время?

- Не муха, Бийо, - вежливо улыбнулся Барер, внутренне слегка досадуя, потому что последний был прав, - Просто я всего лишь человек, а в Комитете стало слишком шумно в последнее время.

- Именно, - подхватил Бийо-Варенн, не меняя тона, - Потому что наш миротворец совершенно охладел к Комитету. А когда появляется – лучше бы охладел совсем. Очнись, Барер. Еще пару недель назад тебе прекрасно удавалось мирить всех, ты обвел вокруг пальца Сен-Жюста, умудрившись никого не посвятить в свой план и при этом сделать так, что все поддержали тебя, не чувствуя себя обманутыми. А теперь стоит тебе сказать слово – и начинается свара. А знаешь, почему?

- Почему же? – снова улыбнулся Барер, окончательно вернув себе любимый искренне-непроницаемый тон, - Возможно, на последнем заседании Конвента вышло не вполне удачно…

- А до того еще на одном заседании! – крикнул Бийо-Варенн, -И знаешь, почему? Потому что ты был не в курсе дел Конвента. Ты! Ты понимаешь, что это значит? Ты ведь обычно чуешь любой ветерок даже когда остальные наслаждаются штилем, а тут?!?

- А тут я просто немного отвлекся, - быстро ответил Барер. Самое смешное было, что он говорил чистую правду. Впервые за последние лет пять… Да, да, с созыва Генеральных Штатов. Впервые за последние годы он заметил, как наступила весна. Черноглазая актриса, с которой он случайно познакомился, намереваясь просто приятно побеседовать с красивой женщиной неожиданно заняла в его жизни и голове несколько больше места, чем того требовали обстоятельства. Действительно, только познакомившись с ней, он ощутил подобие усталости от политики, каждодневной роли примирителя всех и вся… Хотелось просто иногда немного побыть собой, рассказывать ей про Пиренеи, слушать истории из жизни парижского театра… Что и говорить, он стал успевать несколько меньше, чем обычно. А несколько меньше ввиду обычного темпа жизни Барера, к сожалению, закончилось крупными упущениями.

- Вот именно, отвлекся, - заорал Бийо-Варенн, - Ты, единственный, кто умудрялся хоть что-то противопоставить Робеспьеру. Единственный из Комитета, кто не вызывает в Конвенте нервную дрожь – ты – отвлекся. Что, красивая женщина, эта актриса? И как она? Стоит того, что ты упустил?

Барер переложил бумаги из одной папки в другую и быстро собрался с мыслями. В целом, раз он сказал одно правдивое предложение, дальше можно было и слукавить, - Я удивлен, Бийо, - вежливо улыбнулся он, - Неужели ты думаешь, что я поставлю под удар все, чем живу последние годы ради женщины? Они – приятная часть нашего существования. Но есть и Франция. А Франция начинается с Парижа. Эта женщина оказала нам ценную услугу, Бийо. Вот здесь, - он похлопал рукой по папке, рассыпающейся от количества бумаг, - У меня лежит очень интересная информация, касающаяся как раз тех самых секций, о которых шла речь на заседании Конвента. И эта актриса сильно помогла нам – я говорил, что она живет в секции Тампля, которая особенно активна? Именно наблюдение за ней помогло мне выявить интересную закономерность. Смотри, Бийо, - Барер импровизировал, но только частично. Закономерность он заметил давно, но проверить ее, конечно же, помогла не Элени, а несколько его знакомых, один из которых был родом из По – небольшого городка по соседству с родным Бареру Тарбом, второй когда-то служил конюшим у герцога Орлеанского и теперь был готов на все, чтобы это не выплыло наружу, а брату третьего он некогда оказал незначительную, но важную услугу финансового характера – проще говоря, одолжил денег, забыв попросить вернуть долг. В конце концов Барер любил поговаривать, что благодеяния нужно разбрасывать направо и налево, потому что однажды сделанное доброе дело обязательно сыграет свою роль и вернется к тебе обратно, - Итак, Бийо, - повторил он, - в последний месяц, пока мы развлекались внутренними дрязгами, - с подачи секций началась настоящая охота на граждан, имевших несчастье в последние годы прошлого режима присоединить к своей фамилии частицу «де» - нет, - предостерегающе поднял руку он, - Я говор не об аристократах…

- Не надо, Барер де Вьезак, твои симпатии к аристократам давно известны, - проворчал Бийо-Варенн для проформы.

- Я не испытываю жалости к тиранам и угнетателям, - заметил Барер миролюбиво, - Но я говор не об аристократах, а лишь о разбогатевших лавочниках. Аноблирование, простая юридическая формальность, позволяющая присоединить к фамилии гордое «де», при этом не добавлящая ни капли голубой крови. Ну так вот, эти люди сейчас подвергаются самым жестоким гонениям. Им везет, что их гильотинируют, а не вешают на фонарях – были подобные выступления. Их лавки, конечно же, подвергаются разграблению…

- Я всегда выступал за реквизирование имущества в пользу беднейших граждан, - усмехнулся Бийо-Варенн, - Свобода и равенство…

- И братство, друг мой, - как ни в чем ни бывало продолжил Барер, - Так вот, разграбленные лавки пустеют. Продовольствие более не поступает в них, а новые не открываются – не на что. Секция Тампля уже на грани голода. А также секция Арсенала, секция Инвалидов, секция Монтрей… и некоторые другие, общим числом пятнадцать из срока восьми существующих.

- Какая глупость, - сквозь зубы проговорил Бийо-Варенн, - А ведь обвинят нас. Террор на повестке дня. И никто не вспомнит, что секции и выступают против правительства. Мало было печали…

- Секции решили оседлать народный гнев, умело его спровоцировав, - кивнул Барер, - Если это диверсия – то мастерски спланированная.

- Диверсия, - сквозь зубы проговорил Бийо-Варенн, - Против Комитета?

- Или лично против Робеспьера, - задумчиво проговорил Барер, - Причем заметь. Если Робеспьер раскроет заговор – полетят только новые головы. Те, кто творит казни и вызывает голод его именем добьются новых казней уже действительно его именем. Красивая безвыходная ситуация.

- Интересно, что бы по этому поводу предрекла Ленорман, - хмуро заметил Бийо-Варенн.
Барер с грохотом захлопнул папку, уже не радуясь, что так легко выкрутился, а тревожась все больше.

- Так Вы продолжаете ходить к Ленорман? – слегка удивленно спросил он, Не ожидал от вас… Я имею в виду тебя и Колло дЭрбуа, конечно.

- Кстати, на последнее заседание Конвента она тоже советовала не ходить, - буркнул Бийо-Варенн.

- А потом она расскажет вам о семейных сокровищах Колло дЭрбуа, которые вам надо срочно мчаться искать, - иронично заметил Барер, - Что за детская страсть к приключениям? И это после твоих упреков, что я – якобы – поддался влиянию женщины. Да эта Ленорман вертит вами, как хочет.

- Но ее предсказания сбываются. – попробовал возразить Бийо-Варенн, только сейчас осознав, что они с Колло и правда занимаются полной глупостью. Увлеклись, бывает, - Да это просто забавная игра, Бертран…

- Игры, когда дело касается политики, неуместны, как ты сам любишь говорить, - любезно улыбнулся Барер, - А эта женщина, я вижу, вертит теперь политикой, как хочет – у нее пол-Конвента – родные люди.

- А у тебя – пол-Парижа, - снова мрачно возразил Бийо-Варенн.

- Я тебя умоляю, - рассмеялся Барер, - моих земляков в Париже не так уж много, а родственники – дальние, разумеется, в том числе по линии жены – и вовсе не в каждой секции, - Он добродушно развел руками.

- Итак? – задал вопрос Бийо-Варенн, решив не продолжать невыгодную для себя дискуссию.

- Итак, - утвердительно повторил Барер, - Я сто лет не видел Карно, да и остальных тоже. Предлагаю превратить еженедельные ужины в добрую традицию Комитета…

- Добрую? Комитета? Ну ты загнул, - криво усмехнулся Бийо-Варенн, - Кстати, раз уж мы о гостях… Со мной искал встречи тот самый депутат, который так «отличился» в Лионе вместе с нашим лбезным Колло… Ну, ты помнишь? Фуше.

- Бывший жених девицы Робеспьер, - подмигнул Барер, - конечно, помню. Что ж… позови и его… Но пусть не рассчитывает на теплый прием. В конце концов, в январе мы внятно дали ему все понять, и не можем поменять наше решение даже если захотим. Обстоятельства… С другой стороны я не без уважения отношусь к тем. Кто умеет учиться на собственных ошибках.

- Потому что они дают тебе возможность учиться на чужих, - отрывисто закончил Бийо-Варенн, - Да, лучше Фуше будет случайным гостем открытого обеда, чем будет пытаться переговорить с нами тайно.

- Тайны – вообще опасная вещь, - резюмировал Барер и взялся за перо, все видом показывая, что ему надо поработать.

Дождавшись, пока на лестнице стихнут шаги гостя и отсчитав по часам десять минут, он накинул сюртук и плащ, взял пистолет, чем в последнее время не пренебрегал и вышел на улицу.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Фев 09, 2010 12:46 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, салон Ленорман.
Барер, Ленорман.

Еще час до начала вечернего приема. Девица Ленорман недобро усмехнулась и зажгла свечи. Скоро, скоро явится ее любимый демон, и она снова ощутит это прекрасное чувство. Власть. Власть над умами и душами тех, кто приходит сюда. Это даже интереснее, чем гадать по кругам на воде. Впрочем, водой она для прорицания будущего в последнее время не пользовалась. Слишком сложно и недостаточно зрелищно. К тому же демон оценил ее новое изобретение – карточную колоду Ленорман, где обычные игральные карты были дополнены непонятными символами, в которых и было зашифровано будущее людей, а толкование зависело не столько он конкретного изображения, но от их сочетания. Он рассыпала карты веером по столу, наслаждаясь их шуршанием. Колода Сивиллы Ленорман. Ее знаки останутся в веках, и тщетно потом последователи будут пытаться узнать ее секрет, ведь избрана именно она. Ленорман усмехнулась, проведя по картам рукой. Гладкая поверхность новой колоды была шелковистой и приятной на ощупь.
Движение в коридоре отвлекло ее внимание. На пороге показалась служанка с испуганным лицом.
- Я еще не принимаю, - сказала она величественно, увидев за спиной у служанки посетителя, -Зайдите позже, - она указала рукой на коридор, ведущий к двери из салона.

- Между тем, думаю, меня Вы примете, - любезно ответил посетитель, закутанный в плащ и расположился в кресле напротив, - А сейчас мы с Вами побеседуем, благо, как Вы сами верно заметили, время не приемное.

Ленорман была ошеломлена сочетанием наглости и светской любезности посетителя. Не похож на просителя.

Между тем ее собеседник снял плащ, аккуратно повесив его на спинку кресла, и слегка откинулся назад.

Свечи разгорелись, освещая его лицо.
- Гражданин… Барер? – изумилась Ленорман. Ей стало не по себе. Этот человек иногда появлялся в ее салоне – так, один из этих политиков, готовый бежать по ее слову куда угодно. Так она думала вначале. Но он никогда не просил погадать, и не участвовал в общих сеансах спиритизма. Просто наблюдал и обменивался любезностями со знакомыми.

- Я рад, что Вам известно мое имя, - любезно ответил Барер, - Ну что ж, гражданка, время отвечать на вопросы. Мне известно все, - Барер по обыкновению лукавил, на самом деле не зная практически ничего и надеясь только, что догадки и верно сказанные слова окажутся полезнее чем пистолет и верно сказанные слова, - Я знаю, что и зачем Вы делаете. Я знаю Вашу цель. И пришел предложить Вам мои услуги как неплохого пророка.

- Вы? Мне? Услуги пророка? – Ленорман недоверчиво смерила его взглядом.

- Да-да, - кивнул Барер, улыбнувшись, - Я вижу Ваше будущее не хуже демонов, - он отметил, что при последних словах предсказательница напряглась, - Итак. Я вижу, что перед Вами открыты две дороги. Одна из них ведет в Консьержери по обвинению в государственной измене, подстрекательстве к бунту и попытке манипуляции мнением ведущих политиков в конрреволюционных целях. Вы слишком часто стали советовать им пропускать заседания, - мягко пояснил он, - а Ваши предсказания стали выстраиваться в слишком явную цепочку. Ваши демоны слишком пристрастны, гражданка.

- Демоны беспристрастны! Они выбрали меня стать носителем их воли! – испуганно завопила Ленорман.

- Тише, гражданка, - снова улыбнулся Барер, - я вед еще не закончил. Несмотря на то, что у сил тьмы явно ест свои интересы, причем интересы скорее роялистские, я готов пойти им навстречу и сохранить для них их любимую сивиллу. Но сивилла должна рассказать, кто именно диктует ей картины будущего ведущих политиков Франции. Только и всего. Обмен – и даже не на душу, - пошутил он.

- Ты…ты, - зашипела Ленорман, - Да как ты смеешь… - Ее взгляд лихорадочно метался по столу, - Ты оскорбил силы тьмы, мерзавец, - снова сорвалась на крик она и, схватив со стола неболшой ритуальный нож, замахнулась на представителя Комитета Общественного Спасения.

Барер порадовался собственной предусмотрительности, увернувшись от безумной женщины.
- Значит, действуем по второму варианту, - вполголоса заметил он, достав пистолет, - Тихо, гражданка. Возвращаемся на исходные позиции и продолжим разговор. Итак, кто именно дал Вам указания делать то, что Вы творите? – Барер подумал, что оказался в подобной ситуации почти впервые в жизни, обычно умудряясь решать дело миром еще до вспышки оппонента. Действительно, Бийо прав, он утратил чутье. Но этого не повторится.

- Я не могу, - Ленорман опустила руку и разрыдалась от страха. Величественная и грозная предсказательница исчезла. Оставалась обычная женщина, причем насмерть перепуганная.

Радуясь возможности решить дело миром, Барер убрал пистолет и шагнул к Ленорман, мягко положив ей руку на плечо.

- Чего Вы боитесь? – спросил он, - Хуже не будет, но я готов дать Вам шанс. Если Вы поможете мне все исправить – но вот с предсказаниями придется расстаться. Хотя бы до лучших времен. Черт возьми, да мне и правда проще было бы отдать Вас под суд. Вы еще не понимаете, как я к Вам расположен.

- Они убьют меня, - прошептала Ленорман, - Демоны не простят.

- Не волнуйтесь, на этот счет я тоже знаю средство, - рассмеялся Барер, - Поверьте, я спрячу Вас в надежное место. Вы останетесь живы, а демонам придется выпустит добычу из когтей. Ну так что? – он обаятельно улыбнулся.

- Демон приходит в полночь и носит маску, - пробормотала Ленорман, измотанная собственной истерикой и страхами.

- Приходит и стоит в толпе? – уточнил Барер, - Как он выглядит?

- Это она.. – тихо сказала Ленорман, - Демон принимает облик невысокой черноволосой женщины, которая носит маску. Она ходит в черном, и у нее огромнее черные глаза. Она выглядит как герцогиня.

- Хорошо, - тихо сказал Барер, - Ничего не бойтесь и проведите последний вечер с толком. И верьте мне, я оставлю Вас в живых, - снова улыбнувшись, он вышел пройтись перед возвращением в салон. Очевидно, бедная прорицательница просто тронулась умом. Кто-то из роялистских шпионок виртуозно задурил ей голову, выдавая себя за потустороннее существо. История знала немало подобных примеров – тот же герцог Бекингем, придя в Лувр на свидание к королеве Анне Австрийской выдавал себя за призрак Белой Дамы, которая появляется перед значительными событиями. Осталось выяснить личность шпионки, а дальше… Дальше расследованием будет заниматься уже не он, а внутренняя полиция. Депутаты придут в себя, мистический флер развеется… Проза жизни – но увы, теперь остается точно только она.

Сделав небольшой круг, Барер вернулся к салону, который был уже полон народа. Не привлекая к себе внимания, он прошел внутрь. Предсказательница была бледна как смерть, но еще не начинала свое мистическое воркование, словно ожидая чего-то. Вдруг ее глаза широко распахнулись и она заметно дрогнула, некрасиво дернув одним плечом, которое у нее было выше другого.

Барер проследил за ее взглядом.

На пороге среди других посетителей стояла невысокая черноволосая женщина в маске. Никаких подозрений в толпе это вызвать не могло – мало ли, порядочная гражданка тайком от мужа бегает по свиданиям, да тратит последние гроши на бабьи сказки.

Это она. "Демон" Ленорман. Он знал, что не ошибся. Более того, если бы он мог ошибиться – в этот раз он сделал бы это с радостью.

*Элени Дюваль*, - прошептал Барер и быстро вышел, не оглядываясь.

Много позже, сидя в кабинете у себя дома и выпив несколько бокалов вина, он окончательно пришел в себя.

Элени Дюваль останется его личной мечтой, которой, впрочем, придется обрести реальность. Черт возьми, она водила его за нос, как идиота, сама же рассказывая ему свою задумку. А он-то сам хорош. Весна, Гасконь, вишня в цвету…

Но в конце концов, - невесело усмехнулся Барер, - Как он сам любит говорить, окончательные выводы делать рано. Придется узнать, кто такая на самом деле Элени Дюваль. Если она – переодетая аристократка – все сойдется. Если нет – то, возможно, все проще, и это просто больная фантазия Ленорман сыграла с ней злую шутку.

Кстати, о Ленорман… - Барер написал несколько строчек и подписался с сильным нажимом. Он выполнит обещание, данное предсказательнице, а заодно не даст ей ускользнуть. Люксембургская тюрьма – надежное место, куда даже демону пробраться не просто. Но он будет честен и спасет ей жизнь. Ее арестуют по обвинению в мелком мошенничестве. У Фукье и без того много работы – подобные мелкие дела теперь рассматриваются в последнюю очередь, которая судя по всему наступит годы спустя – слишком много арестованных по политическим обвинениям в контрреволюционных заговорах. На других просто не было времени.

А пока Париж отдохнет от пророчеств Ленорман, он выяснит все, что можно выяснить об Элени Дюваль.

И вот тут Барер был честен с самим собой.

Потому что даже если Элени Дюваль – роялистский агент…

Не будет разоблачения заговора. И о шпионке никто и никогда не узнает.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Фев 09, 2010 3:12 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Лагерь Самбро-Маасской армии

Сен-Жюст, Маэл

Часы показывали половину третьего ночи. Сен-Жюст отложил перо и потянулся за трубкой. Нужно выйти на свежий воздух и покурить. Главное, не разбудить спящего Леба.

Филипп словно чувствовал сегодня весь день, что творится что-то не то, хотя Сен-Жюст всеми силами изображал, что с ним – полный порядок. Да и изображать не нужно было – он впервые чувствовал себя не собственной тенью, а вполне живым человеком. Мягко отклонив все попытки Филиппа поговорить по душам, Сен-Жюст весь день одержимо заканчивал дела. Все необходимые письма – в Комитет, генералу Пишегрю, и еще нескольким важным лицам, были отправлены. Несколько часов потрачено на четкое планирование с Дежарденом следующего выступления. Они проговаривали его детально, по шагам, стараясь учесть все нюансы. Лучше так. Во всяком случае, можно будет умереть с чистой совестью, - думал Сен-Жюст. В том, что сегодня он вряд ли вернется живым, он не сомневался.

Итак, Лже-Страффорд. Самая серьезная опасность на сегодняшний день. Удивительно, но еще вчера утром Сен-Жюст испытывал к этому человеку огромную симпатию и готов был приблизить его к себе. До того момента, пока не узнал, что перед ним – мертвый бессмертный демон. Сен-Жюст сам себе удивлялся, как он не распознал его с самого начала. Вероятно, помешала эта невозможная, сводящая с ума, зеркальная похожесть на Маэла Страффорда. Двух Страффордов не бывает. А вот и нет. Еще как бывает! Только тот, настоящий, сгорел в доме на окраине Булони, а этот разгуливает себе на свободе, причем в лагере, где готовится выступление против австрийцев. Если бы все это произошло в Париже, можно было бы попытаться разобраться, кто он и зачем пришел. Но это – война. И здесь нельзя допустить ни грамма риска. Незнакомец, обладающий сверъестественными способностями, должен быть уничтожен. И третьего не дано.

Весь день Сен-Жюст вспоминал все, что ему было известно об этих существах. Они боятся солнца и огня. Больше ничто не способно их уничтожить. Так сказал граф Сен-Жермен. Это же наглядно продемонстрировал погибший Страффорд. Задержать незнакомца на солнце не представляется возможным. Значит, огонь. Взрыв. Если удастся выбраться из переделки живым – можно будет поднять бокал за проданную душу Архангела смерти. Если не удастся – что ж, это будет не худшая смерть. Во всяком случае, жертва вполне того стоит. И неважно, что об этом никто никогда не узнает.

Кстати, о прощании. Сен-Жюст долго перебирал в памяти всех, с кем хотел бы попрощаться. Их набралось немного. Но никто из них не понял бы, кроме… Да, оставалась только Клери. Клери, с которой его связывала какая-то болезненная страсть и ее обещание сделать его когда-нибудь таким же. Сен-Жюст вернулся в палатку и принялся писать. «Клери! Я тебя подвел. Обещаю попытаться стать твоим личным призраком. Не грусти. И, пожалуйста, выполни мою просьбу. У Филиппа Леба ты должна забрать мой медальон. Тот самый, что я однажды тебе показывал. Я мечтал передать его своим будущим детям. Но не сложилось. Поэтому забери себе. На память. Это все. Сен-Жюст». Вот так. Без лишней лирики. Второе письмо – для Филиппа, с просьбой разыскать в Париже через Робеспьера-младшего Жюльетт Флери и передать ей медальон. Теперь – точно все.

Сен-Жюст проверил, все ли на месте. Достаточно взрывчатки, два пистолета, патроны. Бочонок с селитрой запрятан еще днем там, куда он планирует отвезти Лже-Страффорда. Теперь о мыслях. Клери говорила, что нужно думать о чем-то конкретном, что перебивает все твои мысли. Теперь с этим нет проблем. Камиль Демулен всегда готов побеседовать – и днем и ночью. Вот и пригодится. Остается надеяться на то, что Лже-Страффорд настолько уверен в собственной силе, что ничего плохого не заподозрит. Сейчас он помогает хирургу – Сен-Жюст отпустил его на несколько часов, объяснив, что работа в штабе начнется завтра. Пора.

***

Четверть пятого. До рассвета еще долго. Сен-Жюст некоторое время наблюдал за тем, как человек, которого он задумал уничтожить, ловко передвигается среди раненых. Феноменально похож… «Хватит!» - одернул он сам себя и шагнул вперед.

- Гражданин Блаве! Возникло неотложное дело! Вы мне нужны. Немедленно.

Маэл ругнулся сквозь зубы, вытер руки относительно чистой тряпкой и влил в рот лежавшему на койке человеку полстакана армейского самогона в качестве обезболивающего. Другого все равно ничего не было... Сегодня, воскресив в памяти старые навыки, он не стал туго бинтовать рану, а просто прикрыл ее смоченным слабым раствором винного спирта корпией. Человеку хуже уже не будет, а он сам удостоверится в том, что эти их повязки, странные, пропитанные какой-то дрянью - лучший способ перейти к гангрене или заражению. - Пойдемте, гражданин, - угрюмо сказал Маэл. Хотя бы один вечер обойтись без этого навязчивого внимания... Так нет.

Сен-Жюст кивнул и пошел вперед. Некоторое время они двигались молча, пока не добрались до берега. Рекой этот кусок воды назвать было сложно. Скорее, небольшой приток. Местность тут была болотистая. Самая западная часть захваченной территории. Впереди - несколько островков. Остатки затопленного берега, на котором много лет назад располагался небольшой поселок. Сен-Жюст запрыгнул в лодку и жестом пригласил своего спутника следовать за собой. - Небольшая разведка территории. Хочу проверить все лично. - коротко пояснил он и взялся за весла. Сейчас, глядя на этого человека, он и сам не понимал, как мог не догадаться сразу о его природе. А мысль о том, что из этой схватки вряд ли удастся выйти живым, укреплялась в нем все сильнее и сильнее. Разведка. Он не так уж кривил душой. А депеше, оставленной тому же самому Леба, с пометкой "Передать в Комитет общественного спасения, лично М. Робеспьеру" Сен-Жюст написал, что отправляется в разведку, получив новые данные, которые необходимо проверить. Предупредил, что может не вернуться. И просил не считать дезертиром.

Не было необходимости читать мысли смертного, чтобы понять: что-то затевается. Слишком уж отрешенным было лицо у Сен-Жюста, такие лица бывают у обреченных на гибель. К разведке территории мероприятие имело такое же отношение, как он - к балету, в этом Маэл не сомневался. Мелкие детали и несоответствия так и бросались в глаза, он не удержался от искушения и прочел мысли человека. Ничего интересного. О погибшем друге... Только странным был этот мысленный диалог... Насторожило еще больше даже не это, а несколько мысленных ассоциаций, в которых Сен-Жюст не отдал себе отчет. Что же, посмотрим. На всякий случай Маэл приготовился к любому развитию событий, так как на самом деле не знал чего ожидать.

- Это здесь. - Сен-Жюст выпрыгнул из лодки первым и притянул ее к берегу. Сейчас мы подошли вплотную к территории врага. Здесь опасно. Мы пойдем вперед. Там есть одно подозрительное строение, которое необходимо проверить. Я буду говорить с вами мысленно. Думаю, вы сможете расслышать мои обращения, - Сен-Жюст снова отвернулся и двинулся вперед. Пока все по плану.

Маэл молча шел следом, теперь уже отлично сознавая, что идет в ловушку. Здесь не было людей уже довольно давно, иначе было бы хотя бы какое-то подобие тропинки, не говоря о других признаках жизни и отходах, которые обычно оставляют после себя смертные. Но нет, ничего, всматривайся и вслушивайся сколько угодно. Строение, ясно различимое в лунном свете, было необитаемым... Поэтому и становилось подозрительным.

"Интересно, о чем думает этот незнакомец?" На подходе к заброшенному дому именно эта мысль поглотила Сен-Жюста целиком. Сзади шелестела трава - только так и можно было догадаться, что его спутник продолжает следовать за ним. Беззвучные легкие шаги. Эти создания совершенны. Если бы только простые люди могли ими управлять... Но это невозможно. Сен-Жюст остановился и толкнул дверь. - Мы пришли. Входите.

- Разве здесь не опасно? - насмешливо спросил Маэл. Хоть убейте, в потенциально опасном месте люди не ведут себя так. Но вступать в дискуссию не хотелось. Подождем развития событий.

Бочонок с селитрой, спрятанный сегодня днем, стоял на середине комнаты, замаскированный старым тряпьем. Вот и все. Больше тянуть нельзя. Сен-Жюст выстрелил по бочонку, как только незнакомец сделал несколько шагов вперед. Затем отпрыгнул назад. Что-то сбило его с ног. Сознание уходило. "Возможно, этот человек был в сто раз лучше Страффорда и Клери. А может быть, он и правда пришел в их лагерь, чтобы биться вместе с французами против австрийцев. Теперь не имеет значения. Мертвым не место среди живых". Эта мысль была последней.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Фев 10, 2010 12:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Блеранкур, дом Сен-Жюста.
Вдова Сен-Жюст.


Вдова Сен-Жюст проснулась ни свет ни заря. Они всегда приходят ночью между тремя и четырьмя часами. Уже не первый сосед исчезает в направлении Реймса по приказу коммуны. Ей и ее дочерям нечего бояться – их дом обходят стороной и комиссары Конвента – разве чтобы засвидетельствовать свое абсолютно лишнее почтение, и старые друзья, простые жители Блеранкура – разе чтобы опять же засвидетельствовать почтение.

- Мама, разве тебе не пора спать? – на пороге возникла Виктуар, единственная из ее детей, еще жившая в родительском доме. Пожалуй, именно она должна была больше всех страдать из-за отчуждения, которое поселилось между семьей Сен-Жюст и их земляками, но именно Виктуар это и коснулось меньше всех. Она была слишком похожа на отца – очень худая, темноволосая, с никогда не закрывающимся ртом, аппетитом скаковой лошади и вечной улыбкой на лице. И ни капельки не похожа на своих сдержанных брата и сестру. Первый, впрочем, немало оттаскал младшую сестру за косы в далеком детстве – Виктуар до сих пор припоминала Антуану, что по его вине едва не осталась лысой. Антуану когда-то тоже была свойственна эта порывистость, доставшаяся от отца, но с годами он все больше стал походить на нее саму.

Хотя… Разве это не она когда-то любила бегать босиком вдоль реки, чтобы дотянуться босой ногой до илистого дна – пока было можно ходить без прически? И разве это не она когда-то нала таскать домой всех бродячих животных в округе? Когда однажды ее отец, простой буржуа, понял, что у него во дворе живут пятнадцать кошек и одиннадцать брошенных щенков, он молча вышел из дома и не появлялся несколько дней, после чего ее отправили в католический пансион. И только потом, спустя долгие годы, выйдя замуж, овдовев и воспитав троих детей, она стала такой, каким ее сын стал еще до тридцати лет.

Она гордилась им. Он сумел выучить каждый урок, который преподнесла ему жизнь и стать тем, кем сам захотел стать.
Вот только после возвращения из исправительного дома он больше никогда не делился с ней тем, что у него лежало на душе.
Антуан… Что же вы натворили там с вашей Революцией… Может быть, я правда не вырастила тебя, а сломала?

Вдова задумалась.

На улице снова раздались женские крики, просьбы не уводить мужа, и плач.

Привычная музыка последнего месяца.

Музыка, которая заменила ее сыну флейту.

Вдова поднялась к сыну в комнату и зажгла свечи.
Когда-то его детская кроватка стояла именно здесь, у этой стены. Уже потом он превратил закуток между шкафом и столом в конюшню для деревянной лошадки, а под столом расположил арсенал. Кровать он сам сдвинул к окну, несмотря на ее категорический запрет.

А стена до сих пор поцарапана старым перочинным ножиком, который ему подарил их старый сосед.

Грубые фигурки верхом на лошадях с флагами, огромный квадрат с мелкими квадратами наверху – видимо, замок. Он с детства мечтал о победах и славе. Только в детстве верил, что потом однажды вернется домой, где его будет ждать мама. После возвращения из исправительного дома, он уехал в Реймс, где его ждала им самим сделанная «комната мертвых» и поэма «Органт», в которой он жаловался на ее холодность.

Вздохнув, вдова отвернулась от рисунков и взяла в руки перо.

«Дорогой Антуан,
Ты удивишься, получив письмо не от Луизы, а от меня. Я сижу в твоей старой комнате, которая закрыта до твоего возвращения. Я знаю, что ты не вернешься сюда уже никогда, и что мой мальчик с флейтой вырос и все-таки стал рыцарем, как мечтал. Сейчас ты спрашиваешь себя, чем вызвано мое письмо. Далее ты найдешь ответ на свой вопрос и подумаешь, что я, как и всегда, выполняю свой долг. Но это не долг гражданки, это долг матери, которая терпеть не может героя поэм «шевалье Органт», но искренне любит своего маленького Антуана. Милый мой, твоим именем в Блеранкуре творят страшные вещи. Арестованы семьи Эвре, Жоли, Сюржи и многие другие. При арестах не забывают каждый раз назвать имена, твое и твоего старшего соратника. Мы с твоими сестрами делаем все, чтобы объяснить людям, что их вводят в заблуждение, но их страх слишком силен. Он становится неодолимым препятствием на пути любви к Республике. За нас не беспокойся, подумай лишь о своем добром имени. Вот и все, мой мальчик, длинных писем я писать не умею. Мне будет жаль, если ты постыдишься, что я так обращаюсь к тебе, нашему семейному герою. Пожалуй, тебе пора стать совсем взрослым и понять, что для меня ты навсегда останешься моим маленьким мальчиком, который сломал всех кукол сестер, и который с раннего детства так трогательно командовал деревянными солдатиками. Не стыдись этих воспоминаний, таков мой совет и помни, что не стоит смущаться той любви, которую к тебе испытывают близкие, пусть даже ты находишь ее слегка смешной и нелепой. Надеюсь, что ты ешь досыта и у тебя хватает денег не только на серьги, которые я все же не одобряю, но и на крепкие сапоги. Я знаю, что на войне они важнее красивых сюртуков. На этой нравоучительной ноте желаю тебе доброго вечера ил утра и возвращаюсь к вязанию, подходящему занятию старой женщины. А ты возвращайся к своим – увы – уже не игрушечным войнам и борьбе. Надеюсь, я в тебе не ошиблась, и ты учтешь мое предостережение. Никогда не поздно все исправить. Остаюсь преданная тебе, вдова Сен-Жюст и твоя мать».

Отложив перо, мать Сен-Жюста не засыпала до рассвета, чтобы отправить письмо с первым же парижским дилижансом. После этого, она вернулась домой и, как и обещала в письме, вернулась к вязанию.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Фев 10, 2010 3:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Самбро-Маасская армия.

Сен-Жюст, Маэл.

Едва перешагнув порог убогого строения, Маэл буквально спиной почувствовал напряжение и беспокойство смертного. Готов к решительному шагу. К какому? Ответ подсказала увиденная в мыслях Сен-Жюста картинка: бочонок, прикрытый тряпьем, слишком он был взволнован, чтобы в такой момент думать о своем - нет, не погибшем, а казненном друге. Какая ирония... Щелкнул затвор пистолета. Сейчас последует выстрел. А вот этого он не собирался дожидаться, достаточно и Булони. Но тогда был несчастный случай, а сейчас его просто хотят уничтожить. Зачем - вопрос глупый и в данной ситуации второстепенный. Жаль, что юноша не знал об их способности передвигаться со скоростью, за которой иногда не могут уследить глаза смертных. Еще прежде, чем вспыхнул злосчастный бочонок с каким-то горючим, Маэл оказался снаружи и отшвырнул прочь смертного. Пришло время поговорить по душам...

Сен-Жюст открыл глаза усилием воли. Горло раздирало от копоти, в ушах все еще звенел оглушительный взрыв. Прямо над собой он увидел мертвенно-бледное лицо в шрамах и глаза, ставшие почти прозрачными. Попытка не удалась. Что ж, проигрывать нужно с честью.

- Что теперь? - хрипло спросил Сен-Жюст.

- Теперь поговорим, - зло улыбнулся Маэл. - Помнится, вы спрашивали меня, что я, собственно, делаю в армии. Теперь вы получите ответ на свой вопрос в развернутой форме. Вот только не знаю, с чего начать, потому что это долгая и скучная история. Впрочем, если быть кратким... Я пришел сюда, чтобы узнать, за что воюют и умирают эти люди. За свою родину или за вашу не выдерживающую критики идею? Вопрос банальный и даже философский, но он имеет смысл, так как я вернулся сюда, чтобы наказать тех, кто стал причиной смерти моего друга. Одно дело, если Лавуазье был виновен и его деятельность в Генеральном откупе была преступной. Но совершенно другое - если вы казнили величайшего ученого этого века за то, чего он не совершал! "Республика не нуждается в ученых!" Так сказал Коффиналь, когда ему принесли петицию? Или меня неверно информировали? Впрочем, это не имеет значения. Мои наблюдения, сделанные здесь, говорят в пользу патритов, но будь я трижды проклят, если пощажу кого-нибудь из ваших псов, намеренно осудивших невиновного. Это все, гражданин Сен-Жюст. Счастливо оставаться и наслаждайтесь жизнью.... Пока есть такая возможность.

Сен-Жюст почувствовал, что его бьет озноб. Все перевернулось с ног на голову. Целый год картина смерти этого человека преследовала его в страшных снах. А он, как выяснилось, выжил. И пришел наводить порядок сейчас, когда все было закончено. Внезапная радость резко сменилась яростью.

- Стойте, Страффорд! - крикнул Сен-Жюст. - Я готов ответить на все ваши вопросы. Только скажите, какого черта вы морочили голову?

- Морочил голову? - спросил Маэл. - Что же, возможно. Я не ожидал, что столкнусь с вами и не представлял, как себя вести, если честно. Но вы не узнали меня, что значительно облегчило проблему выбора: открыться вам или не открыться. Да и как вы себе это представляете? Теперь же вы захотели уничтожить меня... Запомните на будущее - я не терплю подобных шуток и на данный момент вы являетесь единственным выжившим после подобных экспериментов.

- Я хотел убить вашего двойника, Страффорд, - резко сказал Сен-Жюст. - Незнакомца с вашим лицом и голосом, который затесался в наш лагерь и мог быть опасен. Я сутки провел в Булони, цепляясь за любую возможность поверить, что вы.... Впрочем, какая разница, черт побери. Вам ведь безразлично, что думают люди. Вы всемогущи, и даже граф Сен-Жермен не догадывался о вашем всесилии. Видели бы вы его лицо, когда мы прибыли на пожарище в тот день... У меня нет слов, Страффорд. - Сен-Жюст тяжело поднялся с травы. Кажется, он не пострадал. Завещания отменяются. - Между прочим, скоро рассвет. Хотя, вам, возможно, и рассвет не помеха?

Некоторое время Маэл молчал, читая мысли смертного, которые сейчас были как на ладони. А ведь действительно, Сен-Жюст, этот безумец, хотел убить его двойника... Вампир не знал, плакать ему или смеяться, до того абсурдной была сама ситуация. Если бы это было не так, то возможно, этот несостоявшийся охотник на вампиров был бы уже мертв.

- Помеха, - усмехнулся Маэл. - Пора перебираться ближе к лагерю. Но пока мы здесь, я бы хотел уточнить насчет ваших последних распоряжений и трибунала.

- Чего вы от меня хотите, Страффорд? - устало сказал Сен-Жюст. - Чтобы я предоставил вам все условия для приятного времяпрепровождения, в течение которого вы будете планировать свою месть? Вы ясно выразили свою позицию по отношению ко всем нам. Вы вините нас в его смерти. Нас. Всех. Не только Коффиналя. И не только Дюпена, с которого все началось. Всю систему в целом. Мне отойти в сторону и дать вам возможность спланировать все получше? Дать вам смешаться с толпой, чтобы вы могли разгружать голову от мрачных мыслей и отвлекаться? Закрыть глаза на то, что вы нас всех ненавидите? Когда-то я считал вас врагом. Потом вы стали для меня чем-то другим. Не другом. Даже не знаю, как это выразить словами. До решающего сражения осталось два дня. Я готов посвятить следующую ночь разговору с вами, чтобы расставить все точки и запятые в нужных местах. Ответить на ваши вопросы. Выслушать вашу позицию. Только после этого я смогу принять решение.

- Я уже все спланировал, Сен-Жюст, - сказал Маэл. - Еще по дороге сюда. Теперь все зависит от мелких деталей, которые я уточню уже в Париже. Теоретически мне нет нужды здесь оставаться, поэтому через два дня вы меня больше не увидите. Вы не совсем правы, когда говорите, что я виню систему, хотя определенная логика в этом все же есть...

- Я так и не понял вашего вопроса о моих распоряжениях и трибунале. - Сен-Жюст двинулся вперед, пробираясь через лес. Из-за взрыва они сейчас были отброшены от тропинки. Не страшно, главное выйти к воде. - Вы хотите, чтобы я оставил вас в покое и вернул все на прежние позиции? То есть, вы слоняетесь по лагерю, исполняя разные поручения хирурга или вышестоящих по званию, а я занимаюсь своими делами и просто о вас забываю? Выразите свою мысль точнее, Страффорд. - Сен-Жюст надеялся, что ему удается скрыть охватившее его разочарование. Страффорд, вернувшийся из преисподней, словно стоял на другом берегу разделяющей их мертвой реки. и не слышал его. Хотя с другой стороны, с чего он вообще взял, что это могущественное существо будет интересоваться чем-либо, кроме себя и своей мести. Клери была права. Она всегда смеялась над его отношением к Страффорду и над тем, как он он приписывал ему особенные качества.

- Я уже назвал вам причины, по которым не хочу появляться в штабе, но вы не стали меня слушать, - спокойно сказал Маэл. - Могу с уверенностью сказать, что не пройдет и двух дней, как моя персона обрастет всевозможными сплетнями, далеко не лестными... Людям свойственна зависть и потом у меня сложилось ощущение, что кто-то очень сильно хочет от вас избавиться. Весь шум будет не на пользу и вам и мне, зачем это нужно? Поговорить можно и так, вовсе не обязательно для этого делать из меня лицо уполномоченное... Хотя если вы придерживаетесь другой точки зрения, я выслушаю вас и даже подчинюсь этому бессмысленному на мой взгляд приказу

- Да делайте вы, что хотите, Страффорд, - взвился Сен-Жюст. - Зачем эти дурацкие вопросы? Я то вам, командир? Если я прикажу вам то или другое, вы подчинитесь? Вы можете управлять моими мыслями, если захотите. Можете заставить весь лагерь взбунтоваться и перейти на сторону врага. А можете сделать так, чтобы о вашем существовании все забыли. Делайте, как считаете нужным. Только не будьте слепы в своей мести. Я говорю о Робеспьере. Он не подписывал приказа о казни. И не сделал ничего, что бы приблизило смерть вашего друга.

- Почему вы на меня кричите, Сен-Жюст? Вам не приходит в голову, что если бы захотел сделать что-нибудь из того, что вы перечислили, то не спрашивал бы вашего мнения? А положение вещей таково, что пока я нахожусь в лагере вы и являетесь моим непосредственным начальством... Как видите, я не ищу конфликта, но и не хочу служить мишенью для вашего дурного настроения. Срывайте зло на ком-нибудь другом, у меня терпение далеко не идеальное.

- Я снимаю свое требование о вашем присутствии в штабе, Страффорд. Вы вольны поступать так, как сочтете нужным, если это не повредит солдатам французской армии. - спокойно сказал Сен-Жюст. - Также я готов дать вам исчерпывающие ответы на ваши вопросы по откупщикам. Меня интересовали те же вопросы. Поэтому в течение месяца после того, как гражданин Лавуазье сдался властям, я лично изучил дела арестованных откупщиков. Пожалуйста, помогите мне найти лодку.

- Я не собираюсь вредить солдатам, вы должны были это заметить. Но в лагере нам не позволят говорить спокойно. Лодка осталась немного правее, можете изложить, пока мы идем, так как вопросов у меня слишком много.

- Вас ведь интересуют не все откупщики, правда? Среди них были преступники. Были люди, заслуживающие смертной казни, потому что они делали свои состояния на махинациях, наживаясь на глупой и непродуманной системе налогообложения. Это были бесстыжие и подлые люди. Таких я ценил больше всего. Я объезжал их поместья и устраивал реквизиции. А им ничего не оставалось делать, кроме как подчиняться, потому что они знали, что сколотили свои состояния бесчестным путем. Именно таким я считал Антуана Лавуазье, когда однажды приехал с аналогичной миссией в его поместье неподалеку от Реймса. Тогда-то мы с вами и познакомились поближе, Страффорд. Вы знаете, а я ведь досконально изучил деятельность Лавуазье в Генеральном откупе. Через него проходили колоссальные суммы. Только все эти суммы уходили на науку. На содержание его лаборатории, на эксперименты, на оплату дорогостоющих химических элементов.... Тогда-то я и начал задумываться. И сомневаться. Таких, как Лавуазье, было еще несколько. Гражданин Мелькорин, к примеру, тратил деньги на обустройство школ для бедных. Гражданин Салье - самый старый из откупщиков - и вовсе раздал все свои деньги на благотворительные цели и последние два года жил в бедности. Однако, казнены были все. Без разбору. Просто потому, что проще казнить, чем объяснять толпе, чем один честный откупщик отличается от десятка нечестных. Однако, у Лавуазье было несколько возможностей избежать смерти. Прежде всего, вернувшись из Булони, я попросил его уехать, не дожидаясь вас. Он это сделал. Но вернулся, как толкьо узнал, что в Париже начались аресты его бывших коллег. Он явился в жандармерию сам и сдался. Но и на этом его шансы спастись не стали меньше. У него обнаружились могущественные друзья, готовые организовать ему побег. Мне известно, что одно время его регулярно уговаривали воспользоваться этой возможностью. Но он отказался. С другой стороны его поддерживали его коллеги-ученые. К тому моменту Академию разогнали, но они не теряли надежду и обивали пороги комитетов. В конце концов была составлена петиция. Лавуазье нужно было просто подписать один документ. Отречься от своей деятельности в откупе. Он отказался. Зато некоторые из его учеников не посчитали зазорным отречься от него и накатать доносы. Мне продолжать?

- Не нужно. Вы сказали достаточно. А петиция, скорее всего, не была даже прочитана... Я собирался собрать бумаги откупщиков и просмотреть их... вместе с другими бумагами. Надеюсь, гражданин Робеспьер не откажет мне в этом, - Маэла передернуло. - А потом я решу, что делать дальше.

Сен-Жюст резко остановился и взглянул Маэлу в глаза.

- Прошу вас, не трогайте Робеспьера, - тихо сказал он. - У него сейчас не лучший период. Вы не знаете, что у нас происходит. А если и знаете, вас это вряд ли тронет. Я соберу для вас все, что нужно, как только вернусь. В вашем распоряжении вечность. Пожалуйста, исполните мою просьбу и подождите. Если я не погибну, то помогу вам. Но не трогайте Робеспьера.

- Если я узнаю, что он приложил к этому руку... - начал было Маэл, но замолчал. Потом продолжил: - Не думаю, что его это спасет. Но вы утверждаете, что нет, я даже склонен верить вам на слово... - он снова замолчал, на этот раз для того, чтобы вслушаться. - Знаете, вы были правы, Сен-Жюст. Нехорошее здесь место. Пойдемте.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Фев 10, 2010 3:40 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Дрезден

Бьянка, Мариус

Ну вот и все. Бьянка помахала в руке листком и отложила его в сторону. Еще одна статья для газеты «Дрезденский публицист». Газеты, которая не увидит ни одного читателя. Комната была превращена в маленькую типографию. Бьянка потеряла счет дням, что жила у Мариуса. Да она их и не считала. Какая теперь разница, что за день календаря? У нее впереди – вечная жизнь. Это в Париже была дорога каждая минута. А тут – золотая клетка, из которой, правда, всегда можно выйти прогуляться. Чем она и пользовалась.

Очень скоро, поселившись у Мариуса, Бьянка поняла, что сходит с ума от скуки. Она так отвыкла от бездействия, что не находила себе места. Но однажды во время охоты она стала свидетельницей жуткой сцены – два пьяных мерзавца напали на священника, повалили его на землю и начали избивать, приписывая ему все мыслимые и немыслимые грехи. Ей стало жаль пожилого человека, и с нападавшими она расправилась за несколько минут. Затем прочла его мысли и ужаснулась. А они были не так уж и неправы. Он нарушил тайну исповеди, и систематически это делал за определенное вознаграждение. Заинтересовавшись, Бьянка разведала обстановку в церкви, где служил этот человек. И поняла, что должна написать об этом статью. Через несколько дней статей накопилось множество. Она писала о нравах, о культурных событиях, о самоуправстве популярных политиков и о трудной жизни среднего класса. Мариус не отказывал ей ни в чем. И вскоре в ее комнате появился небольшой печатный станок, а она стала осваивать мастерство наборщика, благо сама видела, как это делал Марат.

Потом появились картины. Конечно, по сравнению с Мариусом она была ничтожной художницей. Но достаточно умело пользовалась кистью и холстом, чтобы набросать для себя любимые парижские пейзажи. Улица Кордельеров и дверь в подвальчик, где работал Марат. Старая Альбертина на кухне с ведром картошки и ножом – она так любила делать все сама! Жан Поль Марат за работой. По комнате разбросаны газеты, на полу – остатки ужина, его всклокоченная голова, повязанная красным платком, нависает над столом. Сен-Жюст. Его Бьянка изобразила спящим. Мрачная комната, у кровати – пустая бутылка вина и погасшая свеча. Его глаза закрыты, на губах – детская улыбка. Пусть хотя бы на ее картине он видит добрые сны. А вот и Огюстен. Раненый Огюстен с перевязанной рукой в доме Рикора. Держит скрипку и смычок и изображает из себя полное непонимание. Рядом – бокал шампанского. Бьянка хотела еще пририсовать себя рядом, но решила, что дуэтами займется позже. Куда торопитсья? Осталось нарисовать Максимильяна Робеспьера. Но это – очень трудная задача. Она уже несколько раз начинала и бросала. Вот, кстати, чем сейчас она и займется, раз статья закончена. Надо разнообразить свой день. А Мариус… Пусть приходит и бесится.


Мариус наблюдал за вампиркой, впервые восхваляя судьбу за то, что они не слышат друг друга: так он мог некоторое время оставаться незамеченным. А она увлеченно рисовала, то ли действительно не замечая его, то ли просто делала вид, что не замечает. Сейчас она была была похожа на чрезвычайно сосредоточенного ангела, на ту, которую он встретил в Венеции. Нет, сейчас просто необходимо сменить обстановку, это жилище может нагонять на нее неприятные воспоминания. Путешествуя, она снова увидит великолепные города Европы, вспомнит ту жизнь, которую когда-то так любила... Он сейчас же захотел сказать об этом, но сдержался, не желая нарушать эту хрупкую гармонию. Как же долго он был невнимателен к своему созданию! Не уделял ей должного внимания, что же теперь удивляется, когда обнаружил, что его дитя ступило на неверный путь? Впрочем, еще не поздно все исправить, кто же как не они заслужили право на счастье? Мариус неслышно шагнул к ней и протянул руку, коснувшись ее плеча. - Мой ангел... - начал было он, но тут его взгляд упал на картины. Картины парижской жизни... И еще незаконченный рисунок из той же серии...

Так вот чем она жила, уединяясь в своих комнатах и избегая его общества! Воспоминаниями! - Не можешь забыть их? - спросил Мариус изменившимся голосом.

- Тебя это удивляет? - Бьянка не стала поворачиваться, продолжая увлеченно водить кисточкой по холсту. - Мариус, боюсь, мне потребуется твоя помощь. Смотри. Я рисую каждого в той обстановке, в которой он мне запомнился больше всего. На память. Пока помню все мелкие детали. Но у меня возникла проблема. Понимаешь, я только сегодня поняла, почему у меня не получалось нарисовать Робеспьера. Я просто не могла подобрать для него правильный антураж! И я, наконец, придумала! Я хочу нарисовать его на трибуне в Якобинском клубе. Среди верных ему якобинцев. Но массовые сцены мне никогда не удавались. Помоги мне, пожалуйста? Ведь ты следил за мной и наверняка бывал в тех местах! Помоги изобразить этих людей? Ведь ты - Мастер. - Бьянка скроила невинное лицо, умело спрятав насмешку.

Не говоря ни слова, не делая ни одного лишнего жеста, а пользуясь только Даром, Мариус отбросил в сторону эти холсты и усилием мысли поджег их. - Если бы я мог, я бы заставил тебя забыть! - сдерживать ярость было выше его сил. Вот как она отплатила за ту доброту и участие, с которым к ней отнеслись! Неблагодарная. - Ты, бессмертное создание, готова пресмыкаться перед ними, этого я простить не могу, Бьянка! Но позволь преподать тебе один урок...

Бьянка побледнела от злости. Такого низкого поступка она не ожидала. В эти рисунки было вложено столько души, что она чуть не расплакалась. Не говори ни слова, она пулей вылетела из комнаты и бросилась в его мастерскую. Ее портрет. На нем она была похожа на себя-прежнюю, и казалась еще более хрупкой. В ярости Бьянка бросилась к холсту и разорвала его на несколько частей. Затем бросила себе под ноги и с ненавистью уставилась на появившегося Мариуса. - Ты и правда мерзавец.

- Как ты смеешь?! - вскричал Мариус, ворвавшись в мастерскую следом за ней. Что же... Он сумеет показать и доказать, как обманчивы ее иллюзии! Быстро, очень быстро, он прошел в ее комнату и распахнув шкаф бросил на пол необходимые ей вещи: расшитое серебром шелковое платье, которое так шло ей, отороченная мехом накидка, атласные туфли в тон накидке. - Одевайся, - сухо приказал он. - Я хочу, чтобы сегодня вечером ты выглядела как нельзя лучше. Чтобы ты была самой красивой. Только сегодня вечером, потом делай, что хочешь. И не забудь драгоценности. Я жду.

- Ты... мне... приказываешь? - изумилась Бьянка.

- Считай, как знаешь, - так же сухо ответил Мариус. - Выполни мою просьбу.

***

Мариус смотрел на нее, в его взгляде смешивались одобрение и восхищение, казалось, что никогда прежде это создание не было таким прекрасным и одновременно таким хрупким и беззащитным. Высокая прическа, платье, драгоценности, все это делало ее похожей на фею, на неземное создание, созерцать красоту которого не позволено простым смертным. Обняв ее, Мариус поднялся в воздух. Наслаждение полетом, наслаждение красотой ночи, наслаждение от пребывания с очаровательным и хрупким ребенком, которым была Бьянка... Мечты, мечты... которые в очередной раз оказались разбиты. Все это исчезло, когда они оказались на грязных парижских улицах, казалось, пропитанных кровью и страданием. Не обращая на нее никакого внимания и почти используя грубую силу, он вел Бьянку к тому дворцу, некогда блиставшем роскошью, а сейчас являющимся разбойничьим притоном. Тюильри. Этот дворец он видел на ее картине, здесь, насколько он знал, собираются политики... Остановившись, он призвал смертных, все еще находившихся под сводами. - Посмотри, дитя мое... И убедись, как ты ошибалась! Они разорвут тебя только за то, что ты отличаешься от них... Жестокий урок, но ты должна понять!

С этими словами Мариус оттолкнул ее, бросив под ноги столпившимся людям. Их было немного, но судя по лицам именно они стояли у власти. Жалкие ничтожества! Сейчас следовало бы уйти, исчезнуть, но он медлил. Нельзя допустить, чтобы эта толпа безумцев попробовала причинить ей вред. Подобные взгляды и лица, жаждущие крови и смерти ему уже приходилось видеть ранее. У инквизиторов.

Бьянка до конца не могла поверить в подобное вероломство. Даже когда внизу замелькали знакомые шпили соборов... Даже когда она стала различать знакомые улицы. "Нет, нет, он этого не сделает", - шептала она, холодея от ужаса. Когда они опустились на площадь у Тюильри, Бьянка дернулась в последний раз, но поняла, что все бесполезно. Мариус держал ее мертвой хваткой. Она слышала мысли людей. Сейчас они появятся. Бьянка зажмурилась, чтобы страшный сон отступил, и вновь открыла глаза. Двери Тюильри распахнулись. Он толкнул ее вперед. Теперь на нее смотрели несколько пар изумленных глаз.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Фев 11, 2010 3:16 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

У Тюильри (продолжение)

Мариус, Бьянка, Робеспьер, и др

Колло дЭрбуа поймал себя на мысли, что пора бросать пить, так как все происходящее не укладывалось в голове. Откуда, черт возьми, взялась здесь эта женщина и какой-то субъект рядом, разглядывавший всех с таким видом, будто он тут царь и бог? И какого дьявола они все выскочили глазеть на это представление? Внимательнее присмотревшись к женщине, Колло понял, что знает ее. Жюльетт Флери, которую он недавно защищал, полный лучших побуждений сделать гадость коллегам из Комитета безопасности. Только сейчас  Флери была разодета в пух и прах… и явно недовольна подобным фактом. дЭрбуа чувствовал, что находится в том самом состоянии перехода он благодушного настроения к холодной ярости. Кто бы ни затеял такую шуточку, он явно решил опорочить Комитет, зная, что ее защищали! Он оглянулся на Робеспьера, но Неподкупный, похоже, находился в полной прострации.
ДЭрбуа потянулся к пистолету за поясом, но вовремя вспомнил, что оставил оружие в кабинете. Тогда он просто указал на разодетого в бог весть что фанфарона, устроившего показательное выступление и выкрикнул:
- Роялист!

Бьянка едва не рассмеялась, услышав выкрик Колло, хотя ей было совсем не до смеха. Ошарашенные люди переглядвались, не понимая, какая сила дернула их с места и почему все, как один, выбежали на улицу. Массовое помешательство, не иначе. Нужно что-то сказать. Шокировать. Отвлечь. Перехватить внимание в первые секунды. Но верных слов на ум не приходило.
- Он не роялист, гражданин дЭбруа. Просто любитель маскарадов. Актер, художник и поэт. Считайте, что стали свидетелем спектакля - Она повернулась к Мариусу. - Благодарю вас, что проводили. Дальше я доберусь сама. Осторожнее на улицах - в таком виде в Париже вас могут не понять.

Выкрик Колло вывел из оцепенения. Робеспьер медленно шагнул вперед, хотя до сих пор отказывался верить в увиденное. Жюльетт Флери. Теперь ее обвинят в связях с роялистами. Вспомнилась Жанна Шалабр. Впрочем, интуиция подсказывала, что на этот раз они стали невольными свидетелями сцены, касающейся личной жизни, политические интриги любого сорта не проводятся так бессмысленно и глупо. Время покажет, насколько он ошибается. А вот замечание  Колло можно истолковать по-разному и чем быстрее применить к этому восклицанию верное трактование - тем лучше.
- Мы стали свидетелями довольно ловкого хода, - без всякого выражения бросил он. - Но это зачтется. Расходитесь, граждане, больше не на что смотреть. Гражданка Флери, пройдите, пожалуйста, со мной. Вы вернулись как раз вовремя, хотя и довольно впечатляющим способом.

Вне себя от гнева Мариус наблюдал за  событиями, в тысячный раз сожалея, что поддался любопытству и злясь на себя за то, что совершил этот поступок. Еще больше он злился на нее, на свое создание, которое так просто, произнеся всего несколько слов, расставалось с ним. И это после того, что было сделано для нее! Мариус практически не замечал, что дрожит от гнева и от унижения. А она! Считая, что оправдалась перед этими головорезами и бандитами спокойно стояла возле человека, которого рисовала несколько часов назад и ее взгляд был полон жизни! Вот что было хуже всего. Оказавшись рядом со свои созданием он крепко взял ее за руку. - Ты никуда не пойдешь, Бьянка.

- Ты же слышал, мне пора. - тихо, но уверенно сказала Бьянка. - Не нужно трогать мою руку. Мне больно.

- Не делай неверный выбор, Бьянка, - негромко сказал Мариус. - Иначе я буду вынужден снова применить силу, хотя это и противоречит моим первоначальным намерениям.

- Видимо это единственное, что вы умеете, - холодно сказал Робеспьер, которому надоел этот спектакль. - Отпустите ее.

Мариус в изумлении смотрел на осмелившегося заговорить смертного. Притом заговорить в таком тоне, которого он не прощал никому. Он немедленной расправы человеческое существо спасло то, что уничтожив наглеца он тем самым продемонстрирует этой жадной до развлечений толпе справедливость слов смертного.

- Мариус, не позорься, - прошипела Бьянка и рванула руку. Одновременно с этим она мысленно объяснила нескольким особенно заинтересовавшися чиновникам, что смотреть тут не на что - а вот дел накопилось немало.

Мариус отпустил ее, не в силах признать свое поражение. Никогда прежде он даже в мыслях не мог допустить, что его ангел, его создание, окажется настолько своевольным и упрямым, готовым оставить его, забыть все, что их связывало, по первому зову каких-то смертных! На несколько секунд его охватило безумно желание уничтожить их, кто посмел вмешаться и в его жизнь тоже. - Не делай того, о чем можешь пожалеть, - очень тихо прошептал он.

- Гражданка Флери, мы не можем задерживаться, - Робеспьер протянул руку, но не позволил себе коснуться ее. Вид этого роялиста, спутника Жюльетт, привлекал много внимания, да и она сама тоже, наряд был более чем экстравагантен.- Здесь может собраться толпа.

- Мариус, я предупреждала. Я пыталась тебе объяснить, но ты не слушал. Признай же хотя бы раз в жизни, что ты допустил ошибку. Отпусти меня. - Впервые в жизни Бьянка чувтсвовала к нему жалость. Великолепный Мариус, возлюбленный всей ее жизни, блистательный и утонченный эгоист, на его лице не отражалось никаких эмоций, но даже, лишенная возможности прочесть его мысли, Бьянка понимала, что творится в его душе. - Гражданин Робеспьер, я готова. - Она шагнула вперед. Еще четверо, повинуясь ее мысленному приказу, развернулись и отправились по кабинетам.

- Пойдемте, - Робеспьер повернулся к странному роялисту спиной. - Нам предстоит долгий разговор.

Бьянка медленно двинулась вслед за Робеспьером. У входа в Тюильри она обернулась. Мариус стоял неподвижно и не спускал с нее глаз. Понял ли он, что проиграл или готовил новый выпад? Она едва заметно кивнула ему на прощанье и скрылась за дверью.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Фев 11, 2010 4:45 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Тюильри.

Бьянка, Робеспьер.

В коридорах почти никого не было, несмотря на то, что, казалось, там должна была собраться толпа. Приписывать это способностям Жюльетт Флери управлять желаниями людей или же все просто разошлись, догадавшись, что зрелища отменяются, Робеспьер не знал, а поэтому только отметил факт. Тем более, что это не имеет большого значения в данный момент. Разумеется, последствия будут. И даже скорее, чем многие думают, ведь свидетелями сцены были и коллеги по комитету, не в добрый час задержавшиеся после заседания. Поэтому предстояло принять меры именно сейчас. Почти вслепую, без оценки ситуации - что сделано, то сделано, никто не мог предположить, что так случится. В голове снова мелькнули воспоминания о Жанне Шалабр. Сначала она, потом Жюльетт, слишком многое совпадает в схеме этих таинственных исчезновений и появлений. С другой стороны, эта мысль кажется не обоснованной: если Жюльетт Флери хотела причинить зло или захочет причинить, ничто ее не остановит. В кабинете было темно, свечи давно догорели. Взяв одну с подставки у двери, Робеспьер зажег ее от огарка в коридоре.

- Проходите, гражданка Флери.

Бьянка тихо вошла и села, сложив руки на коленях. Здесь, в этом кабинете, она чувствовала себя намного более на своем месте, чем в роскошном доме Мариуса. Вот только эта одежда. Она никогда не могла и помыслить, что настанет час, когда красивое дорогое платье и драгоценности будут казаться ей настолько неуместными. Хотелось поменять всю эту роскошь на привычное скромное платье, и как можно скорее содрать с себя драгоценности. Впрочем, последнее можно сделать уже сейчас. Сняв украшения, Бьянка сжала их в кулаке и посмотрела на Робеспьера, как провинившийся ребенок.

- Я не знаю, что вы обо мне сейчас думаете. И даже боюсь заглядывать в ваши мысли. И не знаю, что сказать. Все, что произошло - ужасно.

- Я и сам не знаю, что думать, - Робеспьер подошел к окну. - Но вы сейчас находитесь в очень незавидной ситуации. Вас могут обвинить в сговоре с роялистами и на этот раз у них будут все основания. Я не смогу защитить вас разговорами о заблуждениях и патриотизме, так как после сегодняшней сцены вас не оставят в покое мои коллеги из Комитета, усмотрев прямую угрозу существующему положению вещей. Вы понимаете о чем я?

- Да, - едва слышно прошептала Бьянка. - Этот ... человек, что был со мной... Он не роялист... И не француз... Он не имеет отношения ни к Франции, ни к политике... Но он - часть моей прошлой жизни. Когда-то я сбежала от него и приехала сюда, чтобы начать все с начала. Он нашел меня и решил проучить. Вот такая банальная и глупая история из жизни таких созданий, как мы. Вполне человеческая история. Мне страшно подумать, что из-за меня у вас будут неприятности. А вы можете счесть мое желание вернуться в Париж пустым капризом, экстравагантной выходкой. Мне трудно выразить словам, что я сейчас чувствую. Но, если я уеду, все будет еще хуже. Поверьте мне, я готова на все, что угодно, лишь бы все исправить.

- Для этого я вынужден подвергнуть вас опасности, иного выхода нет, - медленно сказал Робеспьер. - Постараюсь объяснить... Все, кто стал свидетелями той сцены полагают, что вы связаны с роялистами. Так как мы уже не можем отрицать этот факт, придется доказать, что вы действительно с ними связаны и являетесь нашим агентом... Это опасно. Но то, в чем вас обвинят еще опаснее, так как исход предполагается только один. Вы должны принять решение быстро, гражданка Флери. И действовать быстро, сыграв роль агента, который провалил свою миссию сегодня, немногим больше четверти часа назад, но о котором еще не знают потенциальные заговорщики. Задача непосильная для простого смертного.

- Я готова выполнить все, что угодно, - искренне воскликнула Бьянка. - Я не могу передвигаться днем. И это - единственный минус. Я готова пройти через любые допросы, лишь бы все исправить. И готова действительно стать агентом. Что я должна сделать?

- Надеюсь, что до допросов все же не дойдет. Вы должны отправиться в те места, где могут собираться роялисты. В Париже таких несколько, обычно это ничем не примечательные гостиницы или кофейни. Ваша задача собрать информацию, не больше. ни меньше. Подозреваемые, истинные заговорщики, те, кто входит с ними в контакт... Годится все, даже если информация и кажется бесполезной. Напишете несколько отчетов, один из которых должен непосредственно касаться и сегодняшнего события, это неизбежно. Потом вам придется отправиться к вашему старинному знакомому, гражданину Ришару и сдать ваши отчеты, он сейчас работает в Бюро общей полиции. Все это необходимо сделать сегодня, завтра утром архивы могут быть опечатаны.

Бьянка молча кивнула и поднялась. - Вы можете назвать мне хотя бы одно заведение, которое находится под подозрением? Сейчас половина одиннадцатого вечера. Не уверена, что гражданин Ришар будет рад моему появлению до утра. Я проникну в архивы и подложу отчеты. Обещаю, что это останется незамеченным.

- Меня не волнует, будет ли он рад, - жестко сказал Робеспьер. - Его задача - принять отчет у агента и заверить его своей подписью. Взамен он напишет для вас бумагу, в которой сказано, сколько страниц отчета и когда принял. Это нужно для того, чтобы никто впоследствии не мог упрекнуть нас в фальсификации. Вам нужно будет переодеться... Мне жаль, что я вынуждаю вас идти на этот шаг, вы еще можете отказаться и уехать.

- Нет. Я не только не хочу, но и не имею права. Я найду нужных людей. И напишу отчет. - Бьянка хотела сказать ему на прощанье что-то хорошее и доброе, но слова замерли, так и не сорвавшись. - Благодарю вас, гражданин Робеспьер, за то, что поверили мне. Прощайте.

- Постойте, - Робеспьер снял с полки тонкую папку и протянул ее Жюльетт. - Здесь копия отчета нашего агента о местах, к которым следует присмотреться. Возьмете его за образец, когда станете писать свой. После визита к Ришару найдите немного времени, чтобы зайти ко мне, я буду ждать здесь. Это все. Будьте осторожны.

- Если вы увидите Огюстена.. - Бьянка замолчала, не договорив до конца. - Нет. Ничего. Я найду его, если все будет в порядке. - Она взяла папку и неслышно выскользнула за дверь.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Фев 12, 2010 4:16 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Салон госпожи Сент-Амарант (продолжение)

Бьянка// Бьянка, граф Сомерсет

Салон госпожи Сент-Амарант… Наблюдая за обстановкой, Бьянка не переставала удивляться происходящему. Это был настоящий островок распущенности, со всеми составляющими – публичными женщинами, азартными играми, дорогими напитками и неспешными беседами в кулуарах. Салон был обставлен довольно богато, и тут явно дела шли в гору. Удивительно, как в голодном Париже могло существовать подобное заведение! Разгадка пришла довольно скоро. Госпожа Сент-Амарант была любовницей некого депутата по фамилии Фонтанель, занимавшего к тому же довольно высокий пост в Комитете общественной безопасности. Бывший банкир, умело замаскировавшийся и вовремя отправивший капиталы за границу и в ус не дул, спокойно продолжая свою депутатскую деятельность днем и становясь самим собой вечером. Надо будет взять на заметку этого ФОнтанеля. Но пока что для отчета достаточно. Часы показывали половину четвертого. И на сегодня поручение Робеспьера было выполнено.

... Получив указания Робеспьера, Бьянка начала с гостиницы с игривым названием «Веселый крестьянин». Находилась она в секции Люксембурга. Эта гостиница упоминалась в отчете неизвестного ей сыщика, который передал ей Неподкупный. Одним из служащих гостиницы являлся некий Бертран Пролинье, скромный клерк. Бьянке повезло – в этот день он заступил на ночное дежурство, и она смогла вдоволь покопаться в его мыслях. Оказалось, что бывший граф де Буатон, скрывающийся под именем Пролинье, является связующим звеном между десятком разрозненных роялистских агентов. К нему стекалась информация о сборищах, да и в самой гостинице собрания проводились довольно часто. Достоен того, чтобы включить его в отчет. И пусть гражданин Ришар ломает голову, как ей удалось это раскопать…

… Сапожник Билль из секции Пик. Бывший барон. Английский шпион. Ради того, чтобы остаться в Париже и собирать информацию он даже научился шить. Его роль проста – слушает заседания в Конвенте, собирает информацию у зевак, и «мутит воду» в собственной секции. Номер два.

… Андрэ Ламоль, личный секретарь адвоката Дюбиньи с улицы Шапель. Его задача – сбор информации об арестованных аристократах и передача ее через некую Аннетт Сартин вышестоящим лицам. Что интересно, Аннетт Сартин даже не догадывается, как ее используют. Потому что «работает» за брата, арестованного в прошлом месяце. Номер три.

За три часа Бьянка собрала информацию о семи заговорщиках. Все они занимали скромные должности и ничем не отличались от простых граждан. Быстро составив отчет в правильной форме, Бьянка отнесла его Ришару на дом, не забыв приложить покаянное письмо о том, что чуть не испортила все дело, позволив одному из роялистов отправиться за ней. Но, отдав отчет, Бьянка поняла, что забыла проверить еще одно заведение, фигурировавшее в мыслях заговорщиков.
Салон госпожи Сент-Амарант.
И вот она здесь…

***

Беседуя о вчерашнем спектакле в Камеди Франсез с одной из посетительниц салона, Бьянка ловила на себе взгляды мужчин. Ну конечно, стоит ли удивляться, что ее тут принимают за охотницу до развлечений? Приличные женщины сюда не ходят. Особенно интересно было слушать предположения о том, кто она такая. Бьянка развлекалась тем, что подкидывала то одному, то другому разные «сплетни» о себе, и вскоре среди людей, находившихся с ней в одной комнате, не осталось ни одного, кто не мог бы сказать, что где-то он ее уже видел. Но они запоминали лишь внешние атбируты. Наутро никто из них не сможет даже под дулом пистолета дать ее подробное описание. Бьянка постаралась максимально отойти от образа Жюльетт Флери – скромные платья и прически тут были неуместны.

Особенно ее заинтересовал худой темноволосый мужчина лет тридцати пяти с необычным приспособлением для курения. Раньше она никогда не видела, чтобы люди, пуская дым, вот так закрывали глаза. Его мысли разлетались, в них бушевали какие-то необычные образы, и Бьянка почти завидовала ему, и жалела, что не может попробовать подобное блюдо. У него были длинные волосы, узкое лицо с продолговытыми, слегка воспаленными от дыма, темно-карими глазами. Одет он был небрежно, но дорого. Бьянка продолжала кивать своей болтливой собеседнице, углубляясь в его мысли. Граф Сомерсет. О, да он англичанин! Это еще интереснее! Неожиданно он бросил на нее быстрый взгляд, словно что-то почувствовав, и Бьянка опустила глаза. Все, хватит разглядывать всех подряд. Надо уходить. До рассвета остается не так много времени, а ей еще нужно успеть отчитаться перед Робеспьером.

Затуманенное дурманом сознание прояснилось, поэтому он и запомнил эту женщину, с таким необычным лицом и выразительным взглядом. Похожа на ангела на старинных картинах. Или на фарфоровую статуэтку. Сжать в кулаке - и вся красота рассыпется на мелкие куски. Не чета тем женщинам, которые обычно приходят сюда, эта выделяется среди них, как... подходящее сравнение не нашлось. Ну и черт с ним. Вильям Сомерсет закрыл глаза, но образ красавицы не пожелал рассеиваться. Сколько времени спустя пришло понимание того, что он хочет обладать ею? Могла пройти и минута и час, но когда он снова открыл глаза, то увидел женщину на том же месте. Опасаясь забытья, Сомерсет подошел к ней. - Позволите?

Бьянка кивнула. Секунду в ней боролись любопытство и вежливость, но любопытство одержало верх. Она указала глазами на приспособление, которое так ее заинтересовало. - Простите мою наивность, но что это за удивительная вещь, которой вы пользовались минуту назад?

- Это? - Сомерсет даже растерялся, наверное, впервые в жизни. Да и призаться, он ожидал чего угодно, но не этого простого и наивного вопроса. - Это кальян. Для курения.

Бьянка склонила голову, разглядывая необычную вещицу. Как жаль, что она никогда не сможет этого оценить! Хотя.. Если поохотиться на людей, которые увлекаются подобными вещами также, как этот англичанин... Она слегка нахмурилась, ругая себя за лишние мысли. Это работа, а не дружеский вечер в приятной обстановке. - Я, как всегда, слишком много болтаю. Вы ведь хотели что-то спросить, не так ли?

- Вы мне понравились, - просто ответил Сомерсет. Обычно он был более красноречив, но то ли ее простое очарование, то ли это зелье, к которому он слишком пристрастился в последнее время, то ли просто интуиция заставляли отвечать именно так, а не иначе. - Вы не похожи на других. Я бы хотел узнать вас лучше, если вы, конечно, не возражаете... Но вам стоит только сказать и  больше не стану докучать... Сегодня. Однако попытаюсь разыскать вас завтра.

- Разыскать меня не так просто, - уклончиво ответила Бьянка. - В это неспокойное время приходится быть осторожной и жить не совсем той жизнью, к которой привыкла. Вы ведь тоже не оставляете своих адресов первому встречному?

- Не оставляю, - улыбнулся граф. - Но это не значит, что я не буду пытаться найти вас.

- А вдруг я - всего лишь сон? - тихо засмеялась Бьянка. Эта игра доставляла ей удовольствие. Человек, оказывающий ей сейчас недвусмысленные знаки внимания, был не так прост. Он привык получать все и сразу, и обладал достаточным количеством связей в Париже, чтобы считать себя в силах разыскать понравившуюся ему женщину. Утром он и правда не сможет четко вспомнить, был ли этот разговор. А вот о другом разговоре, который ожидается завтра днем, он не забудет. Жан де Бац. Старинный друг и коллега этого англичанина. Это имя Бьянка хорошо знала от Сен-Жюста. Антуан одно время интересовался этим человеком, но предпочитал об этом молчать. Значит, барон - действительно лицо реальное. И к графу Сомерсету стоит присмотреться поближе. К примеру, запомнить, что он снимает квартиру на улице Лантерн, неподалеку от театра Фавара, в секции Лепельтье.

- В таком случае я хочу, чтобы вы приснились мне еще раз, - рассмеялся Сомерсет. - Желательно в более уединенной обстановке, раз уж мы говорим о снах.

- Например? - Бьянка протянула полупустой бокал проходящему слуге. Значит, улица Лантерн. Он снимает жилье у торговца бумагой по фамилии Рено, и чувствует себя неуязвимым. Этого Рено, видимо, тоже следует взять на заметку.

- Например, где больше понравилось бы вам, - Сомерсет тряхнул головой. Рассудок туманился в самый неподходящий момент, заставляя вспоминать какие-то деловые подробности, не имеющие отношения к предполагаемому свиданию, но зато имеющими отношение к барону. В следующий раз нужно быть осторожнее с этим зельем, хотя он не болтал лишнего, даже будучи в почти невменяемом состоянии.

- Здесь. - уверенно сказала Бьянка и посмотрела на него, слегка прищурившись. Осторожен и опасен. Предан идее изменить мир к лучшему и уничтожить Робеспьера и "его шайку". Откуда у англичанина такой интерес к Франции, и что за всем этим стоит, Бьянка додумать не успела, почувствовав, что ее буквально прожигают взглядом. Она медленно повернула голову и похолодела от ужаса. В дверях стоял Огюстен Робеспьер. Рядом с ним пристроились две нетрезвые гражданки, да и сам он выглядел не лучшим образом. Он не сводил с нее глаз.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Фев 13, 2010 5:15 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.

улицы Парижа // Тюильри

Бьянка, Огюстен // Бьянка, Максимильян Робеспьер.

Огюстен отвел взгляд и поставив на стол бокал с вином направился к выходу. Никого это не удивило, в последнее время к резким перепадам в его настроении привыкли, да и в подобном месте обычно не склонны задавать вопросы. Пришел человек или ушел - его личное дело. Сегодня таким переменам была причина, притом довольно веская. И звали ее Жюльетт Флери. Он представлял их возможную встречу как угодно, но не в таком месте, которое по идее должно обходить десятой дорогой. Не все, правда, обходят, но не в этом факте суть. Все, граждане. Пора начать тратить деньги, которых и так осталось немного, на что-нибудь другое. И браться за ум, как говорит Максимильян во время самых памятных отповедей по поводу образа жизни и так далее. Свернув в хорошо знакомый закоулок, он вытащил из колодца во дворе ведро воды и умылся, чтобы протрезветь. Следовало ли пить перед этим - вопрос уже философский.

- Не поможет, Огюстен, - тихо произнесла Бьянка у него за спиной. Сейчас неважно, что он подумает о ее способе передвижения. Скорее всего, ничего не подумает. А если бы он увидел, с какой скоростью она переместилась от злополучного салона до этого места, то не поверил бы своим глазам, списав на то, что слишком много выпил. Увидев Огюстена, Бьянка больше всего боялась, что он сделает нечто, позволяющее предположить их знакомство. Но он просто ушел. Сейчас в Бьянке боролись два чувства. Она была рада видеть Огюстена, и при этом в глубине души не могла не думать о том, в каком месте он проводил свободное время и как быстро окружил себя гражданками в ее отсутствие.

Вздрогнув от неожиданности, Огюстен выпустил ведро, которое с грохотом полетело вниз. Еще перед тем, как свернуть во двор, он был уверен, что поблизости нет ни одной живой души. Выходит, ошибся. - Сходила бы к Альбертине, она волнуется, - посоветовал он, еще недостаточно протрезвев для того, чтобы решить, как себя вести. Злиться - бессмысленно, тем более, что он так и не вспомнил из-за чего они расстались. Главное - что с ней все в порядке.

- Вот это встреча! - обиделась Бьянка. - И это - после того, как я отсидела в ожидании вас, комиссар, целый час в этом вертепе!

- Что? - не поверил своим ушам Огюстен. Потом взорвался: - Жюльетт, да как ты могла ждать меня в этом вертепе?! Ты имеешь представление, что за личности там собираются и что теперь будут плести те, с кем ты уже успела завести знакомство?! - начисто забыв о том, что сам только что вышел из этого заведения, он продолжил: - Жюльетт, я не помню, честное слово не помню, из-за чего мы поссорились с тобой и привык думать, что вина была, как всегда моя... Но черт побери, если тебе неважна твоя репутация, а мою уже ничего не испортит, то... Впрочем, неважно. Сейчас ты скажешь, что я не имею права тебя отчитывать и обидишься.

- Не обижусь. - Бьянка подошла и прижалась к его плечу. - Я очень рада тебя видеть, Огюстен. Вот и все, что я скажу. Мое отношение к собственной репутации ты знаешь. Неважно, что произошло. Все живы, а я снова в Париже. Это самое главное.

Не говоря ни слова, Огюстен обнял ее, тут же выбросив из головы все "почему" относящиеся к той памятной ссоре в Аррасе. Все живы, она здесь, это действительно главное, а на то, чтобы поговорить обо всем еще будет время.

- Пойдем, - Бьянка потянула его за собой. - Твой брат был первым, кого я увидела по возвращении. Я должна кое о чем поговорить с ним. По секрету. А ты подождешь меня... А потом проводишь домой и вернешься к себе. Мы отметим мое возвращение завтра, сейчас я смертельно устала. О возвращении моем тебе, боюсь расскажут массу нелицеприятных подробностей, но я хочу, чтобы ты знал, что это ничего не значит. Завтра я отвечу на твои вопросы, обещаю. О господи, ты так ужасно выглядишь! Вот кто заслуживат того, чтобы его отчитали, так это ты, комиссар.

- Спасибо на добром слове, - пробормотал совершенно сбитый с толку массой информации Огюстен. - Лучше пойдем, а то сейчас угораздит кого-нибудь проснуться и меня заставят нырять за ведром в колодец...

- Значит, нам нужно бежать! - подмигнула ему Бьянка и, подхватив за руку, потянула за собой.


***

...Они снова спорили. Человек, лицо которого оставалось в тени, почти кричал и яростно стучал кулаком по столу, доказывая свою правоту. Он рассыпал бумаги на столе, выхватив всего лист, на котором была видна надпись: "S", если надписью можно назвать одну единственную букву. И, как последний аргумент, человек взмахнул листом... Робеспьер вздрогнул и проснулся. Прошло чуть больше четверти часа, с тех пор как он задремал прямо за столом, этого времени оказалось достаточно, чтобы увидеть старый кошмар. А вот в дверь действительно стучали. Должно быть, это Жюльетт Флери.

- Да, - пригласил он пока что неизвестного посетителя.

- Подожди меня здесь, - шепнула Бьянка Огюстену, и вошла в кабинет. Робеспьер был бледен, как смерть, на лбу выступили капельки пота. - О господи, вам плохо? - Она рванулась к кофейнику, но он был пуст. - Принести вам воды? Лекарства?

- Нет, ничего не нужно. Благодарю, - отозвался Робеспьер. Голос был хриплым и оставалось только догадываться, какой вид представляется со стороны, если даже Жюльетт решила бежать за водой. - Присаживайтесь и рассказывайте что у вас, я вижу, вы вполне довольны...

- Все прошло прекрасно, - заговорила Бьянка. - У Ришара и Бюро прибавится работы, но это того стоит. Я написала отчет о семи роялистах, которые работают в самых разных областях. С указанием их роли в цепочке заговорщиков. Ситуация в Париже непростая, но кому, как не вам этого не знать...

- О семи?! - Робеспьер сел. Похоже, Жюльетт права и вода ему действительно понадобится. - Невозможно... Но к вам, похоже, это слово неприменимо. Вы знаете, что для того, чтобы собрать более или менее полную информацию хотя бы о двух, нужен в лучшем случае, месяц работы? Ришар с ума сойдет... Впрочем, это неважно. Завтра я ознакомлюсь с вашими отчетами уже официально. Есть ли какие-то сведения, которые не попали в отчет, но которые вы считаете достойными внимания?

- Меня заинтересовал один человек, - уклончиво ответила Бьянка. - Мне кажется, он достоин того, чтобы присмотреться к нему повнимательнее. Но я позволю себе пока что умолчать о нем - нужно многое проверить. Что касается моих способностей... Находясь в другой стране, я поняла, что жизнь среди вас значит для меня даже больше, чем я думала. Вы, человек подозрительный и не прощающий предательства, поверили мне и поддержали. Я бесконечно вам благодарна. Знаю, что ваши принципы не позволяют вам обращаться за помощью к женщине, но хочу, чтобы вы знали: я в вашем распоряжении.

- Тем не менее, я не могу больше подвергать вас риску, поручая столь опасные задания, - негромко сказал Робеспьер. - Ваш отчет был необходим затем, чтобы он, если понадобится, служил вам защитой от глупого и бессмысленного обвинения. Я не сомневаюсь в том, что информация, содержащаяся в бумагах представляет немалую ценность, но все же завтра подпишу распоряжение о занесении вас в список бездействующих агентов. Вы достаточно рисковали.

Бьянка кивнула. Спорить было бесполезно. Этот человек был не из тех, кто меняет решения. - Меня ждет Огюстен. Если вы не против, я пойду к нему.

- Да, конечно, - Робеспьер поднялся, чтобы провести ее до двери. - Я не хочу, чтобы вы думали, будто проделанная работа была напрасной. Это не так. Полагаю, что вы привлекли к себе внимание... Поэтому завтра в вашем доме появится новая привратница и если рядом не будет Огюстена можете оставлять сообщения ей. Если возникнут опасения, просто напишите несколько почти ничего не значащих слов. Любопытный вряд ли поймет смысл, я же сумею прочесть так, как нужно. Теперь ступайте отдыхать.

Бьянка шагнула к двери и обернулась. - Не думайте о вашем сне. Просто примите его, как данность. Он ничего не значит. А с вами ничего не случится, пока вы сами подсознательно того не захотите.

- Возможно, вы правы, - кивнул Робеспьер. Говорить о том, что ничего не значащие сны не снятся с таким постоянством, не хотелось.

- Все в ваших руках, - тихо сказала Бьянка и вышла, махнув на прощанье.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Элеонора
Ещё человек


Зарегистрирован: 10.02.2010
Сообщения: 10

СообщениеДобавлено: Сб Фев 13, 2010 11:25 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Дом Дюпле

Элеонора Дюпле, Жак Ришар

…Элеонора вздохнула, так и не коснувшись пером бумаги – вновь задумалась. Антуан уехал, будучи так сердит на нее… И так внезапно… Нужно непременно ему написать, вот только что? И, конечно, сперва показать Максимильяну… Элеонора вновь обмакнула перо в чернила. «Дорогой Антуан! Ценю вашу дружбу с нашей семьей и не могу не отправить вам этого письма. Если мое поведение вызвало ваше осуждение – прошу простить меня с мыслью, что я по-прежнему (не сердитесь на меня за эти слова, потому что мне трудно подобрать иные) высоко ставлю ваши советы, как и советы нашего общего, дорогого и мудрого друга. Наш дом всегда открыт для вас, берегите себя ради нас всех. И помните, что мы любим вас. Э. Д.» Посыпав письмо песком, девушка легонько подула на него. Хорошо написано – ничего лишнего и в то же время так, чтобы ободрить. Оставшись довольна собою, Элеонора еще раз взглянула на письмо. Ни одной помарки, четко и ровно. Антуану понравится.

* * *
Жак Ришар купил у разносчика газету, заголовок которой кричал о новых кознях роялистов. Вряд ли статья содержит что-нибудь стоящее, но все же никогда не мешает быть в курсе дела – слухи, даже самые нелепые, редко возникают на пустом месте. Тем более что именно с роялистами была связана его сегодняшняя прогулка. Признаться, отчет Жюльетт Флери несколько изменил его мнение не только о работе агентов, но и об этой женщине в частности. Мысль о том, что она – агент, раньше не приходила в голову, тогда, возможно, он бы и не стал удивляться тому, что ее аресту воспротивились. Агентов, которые доставляют такие сведения берегут… Но это не значит, что информация не нуждается в проверке. В ее списке было имя Аннет Сартин и это имя показалось ему знакомым. Запросив архивы, Ришар несколько удивился тому, что к делу была приложена короткая записка, содержащая отметку о Комитете общественной безопасности и имена чиновников.
Как выяснилось, чиновники имели отношение не столько к роялистам, сколько к визиту Элеоноры Дюпле с ходатайством о пересмотре дела того же Сартина. Странная ситуация, особенно если учесть, что Робеспьер – кто угодно, но не роялист.
Ришар прошел во двор, но не успел и рта открыть, когда ему сообщили, что Неподкупного нет дома.
- Я – Жак Ришар из Бюро общей полиции, - на всякий случай Ришар показал удостоверение. – Мне необходимо поговорить с гражданкой Дюпле. Элеонорой Дюпле.
Его смерили крайне подозрительным взглядом, бумагу проверили на свет и едва ли не на зуб, только потом позволили пройти в гостиную и сказали подождать.

…Когда мать сообщила ей, что пришли из полиции, Элеонора испугалась. Значит, бумаги не успели забрать? Как жаль, что нет Макисмильяна! Как же ей теперь поступить?
- Добрый день, гражданин Ришар, - поздоровалась она, войдя в гостиную.

- Добрый день, гражданка Дюпле, - поднялся ей навстречу Ришар. - Простите за неожиданный визит, я бы хотел задать вам несколько вопросов, касательно Аннет Сартин. Присядьте, пожалуйста.

Элеонора села, пытаясь собраться с мыслями. Какой странный визит… Или же нет и этого следовало ожидать?
- Я слушаю вас, - внешне спокойно сказала она.

- Насколько я знаю, некоторое время назад вы приходили в Тюильри с ходатайством и пересмотре дела Николя Сартина, - вежливо начал Ришар. - Нас немного удивило то обстоятельство, что вы прекрасно знали об обвинении, но все же решились на такой шаг. Я могу спросить вас о причинах, которые побудили вас совершить столь безрассудный поступок?

- Меня уже спрашивали, гражданин. Он действительно был… безрассуден, и я сожалею о нем, - как могла вежливо ответила Элеонора, чувствуя себя вмиг уставшей, как тогда, при разговоре с Максимильяном и Сен-Жюстом…

- Но вы можете ответить? - настойчиво спросил Ришар. - Поймите, что речь идет не только о Николя Сартине, но и о вас самой, так как защищать роялиста, чья вина доказана, граничит с преступлением.

- Аннет приходила ко мне, и… мне стало стыдно, будто я с легкостью отказываюсь от помощи ей, - с усилием ответила Элеонора. – Не думаю, гражданин, что в том был ее злйо умысел, скорее лишь моя слабость. Подобные просьбы… хоть и не столь смелые, нередки, и не знаю, что произошло со мной на этот раз… Я понимаю, что это не оправдание, - Элеонора посмотрела на комиссара.

- После вашего похода по инстанциям гражданка Сартин пыталась настаивать на том, чтобы вы оказывали ей дальнейшую помощь? - спросил Ришар, отметив про себя, что Аннет Сартин была настойчива, но вместе с тем не сопровождала свою благодетельницу.

- Нет, гражданин, - пожала плечами Элеонора. – Следующее же занятие на курсах лишь завтра.

- Насколько близко вы знакомы с гражданкой Сартин? - продолжал допрос Ришар. - Является ли она вашим другом или ваше знакомство ограничивается лишь курсами живописи?

- У меня нет там подруг, - слабо улыбнулась Элеонора. – Многие, возможно, хотели бы ими стать… Ради все той же выгоды.

- Были ли вы знакомы с Николя Сартином и что можете сказать о нем? - продолжил собирать сведения Ришар. Похоже, что эта беседа не даст полезной информации, зацепиться пока что было совершенно не за что. - Как можете охарактеризовать его и Аннет Сартин? Возможно, когда-либо был повод заподозрить их в неблагонадежности?

Элеонора задумалась.
- Они оба далеки от политики, гражданин. Я бы не назвала их даже… умеренными… но если вы желаете определения… наверное, их можно назвать так. Но только потому, что я… я никогда не слышала от них ни о каких предпочтениях… С Николя я виделась, когда он как-то приходил в мастерскую мэтра Реньо. Уже давно, - пояснила она.

- Полагаю, что на этом все, гражданка Дюпле. - Ришар поднялся. - Благодарю, что уделили мне время. Если позволите, я зайду завтра ближе к вечеру, так как наш разговор еще не закончен.

- Отчего вам не спросить это сейчас? – предпочла уточнить Элеонора.

- Меня интересует поведение Аннет Сартин, - улыбнулся Ришар. - А узнать об этом можно будет только завтра, когда вы вернетесь с курсов. - В уме он сделал еще одну заметку, что неплохо бы допросить и мэтра Реньо.

- Приходите, гражданин, - вынужденно согласилась Элеонора. – Быть может, вы желаете чаю?

- Нет, нет, благодарю вас, - заторопился Ришар. - Я и так отнял у вас много времени. Всего доброго, гражданка Дюпле.

- Всего доброго, гражданин Ришар. - Элеонора поднялась с кресла, чтобы проводить важного гостя к выходу.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Фев 14, 2010 1:37 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Заседание Конвента

Мерлен, Колло дЭбруа, Барер, Робеспьер, Фуше и др.

С места, которое занял Кристоф Мерлен, было хорошо видно всех, кого надо. Фуше и Баррас, тихо переговариваясь, сидели на самых верхних скамьях. На губах Барраса играла легкая улыбка. Дипломат. Поговаривали, что его отозвали из миссии в Бордо не просто так. Вроде как проштрафился гражданин, и проштрафился здорово. Нет, он не был убийцей. Скорее, любил деньги. Но так говорили, а сплетни – дело нехорошее. Нужно будет составить собственное мнение. Рядом с ними сидел человек с потухшим взглядом и вообще весь какой-то помятый. Морда у него была знакомая. Наверное, тоже кто-то из комиссаров. В последнее время именно комиссары кучковались возле Фуше.

Странный тип этот Фуше. Свиду тихий и незаметный, а советы дает, что надо. В кавалеристском батальоне, где он служил, был один такой умник. Тоже цедил слово в пять минут. Доцедился до генерала. Только кончил плохо – казнили его, как заговорщика. Но не стоит отвлекаться.

Вчерашний вечер Мерлен провел на улице Лантерн, в секции Лепельтье. Таверна с совершенно бессмысленным названием «Шпага санкюлота». Тут пили местные патриоты, сюда же заходили председатели соседних секций. Ох, и жаркий был вечерок! Выпады Кутона против секций уже облетели весь Париж, и народ гудел. Мерлена поначалу не приняли. Начали задираться. Он усмирил самых горластых и объяснил остальным, что не враг им. Поверили. А это значило, что не такой он и плохой оратор. Теперь, когда он смирился с тем, что в армию сможет отправиться нескоро, жить стало проще. Бороться можно и с внутренним врагом. И это – еще более опасно. Потратив несколько вечеров на чтение брошюр с напечатанными речами Дантона, Марата и Робеспьера, Мерлен выявил для себя несколько особенностей каждого – сильные и слабые стороны. Отточить в себе умение говорить, присмотреться к недовольным, найти ошибки в деятельности нынешнего правительства – и можно начинать действовать. Вдруг все зашло не так далеко, и Республику еще можно сохранить, а тирана – свергнуть?

Тем временем на трибуне вещал Колло дЭбруа. Зачитывал очередной комитетский бред. Да кому, черт побери, нужна эта полуправда? Тем временем гражданин дЭбруа дошел до места в отчете, повествующем о положении Северной армии. А вот это уже хоть какое-то разнообразие. Мерлен вытянул ноги и уставился на оратора.

***

Колло незаметно скомкал окончание доклада, исключительно потому, что ему было сложно разобрать почерк Приера, который решил сделать поправки. И почему, спрашивается, он поленился переписать этот шедевр эпистолярного жанра? Хорошо, что самого Приера сегодня нет, иначе он бы неправильно понял намерения умолчать о положении вещей с поставками. -... и будет подробнее рассмотрен вопрос о поставках, - закончил Колло, весьма довольный, что выкрутился. Если надо, пусть сам Приер и читает, а у него четкое ощущение, что половина депутатов просто спят.

- Граждане! – один из депутатов поднялся, бросив быстрый взгляд на покидающего трибуну Колло дЭрбуа. – Не так давно обсуждался вопрос о наказании преступников, равно как и людей, подозреваемых в сочувствии врагам нации. Я хочу обратить ваше внимание на то, что довольно часто случается, когда обвиняемый в действительности – жертва клеветы. Не мы ли призывали бороться с наветами? Говорю это, потому что жертвами злоумышленников часто становятся и добрые патриоты. Все мы часто бывали свидетелями случаев, когда выяснялось, что оправданные уже казнены…
Речь прервали выкрики:
- Что вы предлагаете?!
- Вы можете назвать пример, когда был казнен истинный патриот?
- Гражданин, мне кажется, вы не спрашивали слова!
- Мне было позволено подняться на трибуну, - спокойно возразил оратор, бросив взгляд на места, где расположились монтаньяры. – Следовательно, у меня есть право высказаться. Возможно, мы становимся свидетелями чудовищной интриги, когда под арест попадают не такие уж и виновные, чтобы скрыть преступления гораздо большие, я имею в виду нарочито громкие аресты…


- Правда! – со смехом выкрикнул кто-то сверху. – Не так давно арестовали Ленорман, к примеру… Будьте бдительны, граждане, здесь кроется чудовищная интрига, так как больше некому предсказывать депутатам…
Шутника преравал смех и даже аплодисменты.

- Черт возьми, гражданин, - вскочил с места Колло, задетый упоминанием депутатов в связи с именем гадалки, - Неужели у нас нет других дел, других вопросов для обсуждения, кроме как выяснять роль шарлатанки в обществе? Не мы ли хвалились тем, что не верим в подобную чепуху?

- Не верите в существование заговоров, так, гражданин дЭрбуа? – побагровел от злости депутат, рассерженный, что его столь бесцеремонно прервали. – Или же проповедуете атеизм, как Эбер? Вы, пожалуйста, определитесь…

- При чем здесь атеизм? – заорал доведенный до бешенства Колло. – Если вы придаете этому бреду государственное значение, то делайте доклад, который Комитет рассмотрит… - он запнулся, так как сообразил, что городит бред и сам запутался в софизмах. Но выходить из положения нужно…


- Да при том, что многие комиссары, вместо того, чтобы разоблачать, ограничиваются тем, что арестовывают тех, кто ходил к мессе! В этом их преступление? И раньше мы слышали о подобном, к примеру в департаменте Верхней Саоны…

- Я бы на вашем месте обратил внимание на тех, кто дает повод к нарушению свободы культа, - ехидно сказал Бернард де Сент, тоже поднимаясь с места. – Вы что, ведете борьбу с самой религией или с преступниками, которые могут скрываться под любой личиной?

В зале послышались смешки. Камень, метко выпущенный Бернардом, попал в самого Колло, так как о Лионских мероприятих были наслышаны все. ДЭрбуа сел, сжигая Бернарда злым взглядом, но сумел заметить бледно зеленое лицо Фуше.

- Интересную тему затронули - роль шарлатанки в обществе! - крикнул Мерлен. - А знаете, я как-то днем, соблазнившись разговорами, я заглянул в этот пресловутый салон. Только мадам была не в настроении и нагадала мне какую-то чушь про кошелек. И тем, кто со мной пришел, тоже чего-то подобного. А недавно я узнал, что мадам арестована. Ее верные вассалки говорят, что перед этим туда заходил гражданин Барер. Вы посмотрите, граждане, как оберегает нас от шарлатанов Комитет общестенного спасения! Они с утра до ночи борятся с нежелательными элементами! Вот, шарлатанку Ленорман арестовали! Прекрасно! Вот - наглядная демонстрация того, что в Комитете люди сидят и беседуют не просто так! А о продовольствии мы можем и тут, в Конвенте поговорить. Главное - уберечь Париж от нечистой силы, которая мутит разум депутатов и простых патриотов! Да здравствует Комитет общественного спасения! - Мерлен видел, как непонимающе оглядывались друг на друга депутаты, не зная, как реагировать. Камень заброшен. Этот салон Ленорман и правда был притчей во язытцах. Неплохой повод, чтобы показать гражданам, на какую мелочевку размениваются уважаемые комитетчики.

Барер хотел устало потереть лоб рукой. Что за бред несет этот депутат? Он что не понимает, что сам позорится, привлекая внимание Конвента к подобным мелочам? Между тем, ответить придется. Он поднялся с места, махнув рукой председателю.
- Признаю, граждане, я заходил в салон Ленорман, - он рассмеялся и развел руками, - Как и большинству из вас, мне было не чуждо простое человеческое любопытство. Как и всем нам, - повторил он, - Что касается ее ареста, то этой историей занимается Комитет Общественной Безопасности, так как дело не имеет политического характера, в чем можно было усомниться изначально. Но нет, обычное мошенничество, которого, к несчастью, еще много в Париже. И я признателен Комитету Общественной Безопасности за то, что он помнит: падение гор начинается с мелких камней. Дайте волю мелким шарлатанам - и они заполонят улицы, обирая карманы наших граждан. И если для Вас благосостояние отдельного гражданина не имеет значения, гражданин, или если Вы считаете, что решение государственных задач не подразумевает помыслов о благе каждого гражданина, его благополучии - что ж, мне нечего сказать Вам. Но это не так, я уверен, - улыбнулся он, - И Вы совершенно верно указали нам на нашу же ошибку. Я думаю, что если в Конвенте возникают подобные вопросы - то лишь от недостатка информации. Информировать же вас - такой же наш долг, как и заниматься прямыми обязанностями. И если мои коллеги согласны, или у Вас нет возражений, то нам вместе пора исправить это упущение. Отчеты о деятельности обоих Комитетов могут стать неотъемлемым приложением к "Монитер", а устные доклады о положении дел надо сделать ежедневными. И я уверен, что тогда никто не сможет упрекнуть ни Комитет, ни Конвент ни в одной из преступных крайностей: недостаточное внимание к делам государственной важности, или же недостаточная повседневная работа по обращениям наших граждан.

- Я считаю, что благосостояние отдельного гражданина имеет значение, - осторожно кивнул Мерлен. - А мое выступление было продиктовано желанием высказаться о прекрасной работе Комитета общестенного спасения.

- Да зачем нам их отчеты? - крикнул Бурдон. - Барер как всегда во всей своей красе! Столько слов, гражданин Барер, и ни одной цифры! Ни одного конкретного слова! Сколько можно кормить нас пустыми обещаниями об отчетах? Отчетами народ не накормишь. А народ бурлит, между прочим. И в секциях зреет недовольство!

- Благодарю Вас, гражданин Бурдон за высказывание, - улыбнулся Барер, - Но увы, как бы мне ни хотелось - я не могу повлиять на то, что все подробные цифры удодбнее привести именно в форме отчета. Последнией отчет по работе Комитета Общественного Спасения у меня как раз с собой, и я хотел зачитать его Вам сегодня же. Мне очень приятно, что Ваше рвение опередило мою очередь на трибуну. Это - верный знак того, что все наши разногласия теперь - это лишь разногласия добрых патриотов, готовых на все, чтобы превозйти друг друга - но лишь в любви к Отечеству. Впрочем, - махнул он рукой, - и правда довольно слов. Вот здесь, - он махнул кипой листов, - У меня данные гражданина Линдэ. Продовольственный вопрос остается действительно острым, но я бы просил не амальгинировать его с вопросом о секциях, так как второй вопрос - это не просто вопрос экономический, но и политический. Впрочем, тут уже я готов предоставить трибуну тем депутатам, кто занимался проверкой по данному делу с санкции Конвента, - он поклонился залу.

Робеспьер попросил слова и поднялся на трибуну.
- Не впервые, граждане, нам приходится слышать клевету в адрес Комитета общественного спасения, - начал Робеспьер. – Что же, мы с давних пор ведем войну с клеветниками и с теми, кто плетет интриги, желая опорочить тех, кто является защитниками свободы. Или же те, кто не заслужил знаков доверия национального Конвента, согласившись нести тяжелое бремя, считают себя истинными патриотами или патриотами лучшими? – он выдержал паузу, но в этом не было нужды, в зале воцарилась звенящая тишина. – Я говорил прежде и повторю сейчас, что мы не боимся интриг и клеветы. Я повторяю, что Конвент связан с Комитетом общественного спсения, так как ваша слава зависит от трудов тех, кого вы облекли доверием нации…

Фуше едва сдержался, чтобы сохранять невозмутимое выражение лица. Мерлен, Мерлен. Глупый мальчишка. Ну сколько раз можно говорить, что твоя голова гораздо ценнее, если будет держаться на плечах? И ведь не один он понял зловещий смысл, который вкладывал в слова оратор… Тихонько вздохнув, Фуше принялся слушать.

- Нас обвиняют либо в том, что мы ничего не делаем, - говорил Робеспьер, - либо в том, что мы занимаемся мелкими, ничего не значащими делами. В подобных обстоятельствах, те, кто клевещет и пытается унизить людей, управляющих государством, являются злоумышленниками, так как Комитет исполняет множество функций, среди которых и устрашение заговорщиков.

Что касается обществ, ранее говорилось о том, чтобы ликвидировать те, которые не соответствуют тем или иным требованиям. Прошу вас задуматься о том, что если вы ликвидируете отдельные секционные общества, недоброжелатели сплотятся вокруг уже существующих, либо образуют отдельные и тогда все усилия будут сведены на нет. Все патриоты, которые есть здесь, понимают, что мы должны сплотиться, поэтому постараемся избежать ситуаций, где клевета заглушает голос разума.

- Вот именно! Вопрос в клевете, гражданин Робеспьер! – Мерлен вновь поднялся, понимая, что своим выступлением разозлил Неподкупного и нужно исправлять ситуацию, пока голова еще держится. – Я рад, что мне удалось донести настроения, которые бродят в обществе! Я неспроста заговорил о Ленорман. Дело в том, что ее арест имел серьезный резонанс среди санкюлотов. Они злятся. Обижаются. У них отняли любимую игрушку. Уж не знаю, что нагадывала мадам нашим депутатам, а санкюлоты от нее получали исключительно кошельки и другие дары. Да. Кто-то может сказать, что Ленорман – это мелочь. Абсурдная женщина, которая не несет в себе никакой угрозы. Кто-то может даже обвинить власти в том, что они размениваюстя по мелочам, гоняя вот таких вот мошенниц с их насиженных мест. Но послушайте, граждане! В обществе, где слово шарлатанки может иметь значение, все приобретает совершенно иные краски! До чего мы можем докатиться, если дать процветать подобным культам? До того, что патриоты будут ходить в салоны советоваться? А если тронуть шарлатанку, то народ встанет на ее защиту, потому что привык к красивым сказкам? Ленорман – простой пример, о котором стоит задуматься. Вот это я и хотел сказать.

- Предлагаю перейти к повестке дня, граждане, - холодно бросил Робеспьер и спустился с трибуны. Уже поднявшись наверх, он на секунду остановился и смерил Мерлена пристальным взглядом, но ничего не сказал.

- Граждане, - поднялся с места Барер - Я рад, что мнение депутатов и Комитета Общественного Спасения едино. Что касается слов шарлатанки - то рискну сказать, что значение имеет любое слово. И отчет по секциям, который мы ждем с нетерпением - уверен - подтвердит это. Однако меньше слов, больше дела, граждане. НЕ будем же мы всерьез обсуждать здесь безумную женщину, которая непременно понесет достойную кару? Нет. Вопрос продовольствия - поднял руку Барер, - который так справедливо подняли граждане депутаты - Вот что стоит на повестке дня. Секции волнуются - но что мы ответим им? Что обсуждали салон мошенницы? Нет. Нам надо дать им ответы на все вопросы - от снабжения Парижа до ситуации на фронте. И не только секциям. Уверен, подобные вопросы возникают в разных уголках страны. Нам нужны новые комиссары Конвента. Нужно информировать действующих комиссаров, чтобы они донесли информацию до мирных жителей, а военные -до солдат. Только опираясь на мнение доброго народа, только отвечая на его надежды и чаяния мы можем двигаться вперед, - заключаил он миролюбиво.

Короткая речь Барера вернула обсуждения в обычное русло. Депутаты заговорили о комиссарах, затем – о решении продовольственной проблемы. Генерал Карно, оказавшийся на заседании случайно (сборища в Конвенте он уже давно перестал считать значимыми, потому что все там делалось под диктовку Робеспьера), улучив момент, вышел на улицу. Он шел, размышляя о последнем разговоре с бароном де Бацем. Нужно разделить понятия «Робеспьер» и «Комитет общественного спасения». В этом – первостепенная задача. И тогда они смогут нанести удар. А этот Мерлен – интересная личность. Карно помнил его по военным заслугам. Он отличился во время взятия Тулона, но почему-то его кандидатуру на звание бригадного командира в последний момент заменили на другого человека. Нужно будет присмотреться к нему. И, если получится, направить в нужное русло его способности. Все равно все остальные пока что молчат.

***

Жозеф Фуше догнал Мерлена только у выхода, предварительно убедившись, что большинство монтаньяров разошлись - кто на обед, кто по кабинетам. Следует соблюдать осторожность. - Позвольте вас поздравить, гражданин Мерлен, - тихо произнес он. - Ваша вторая речь была великолепна.

- Зато первая... Кажется, я наломал дров, да? - неуверенно спросил Мерлен. Сегодня Робеспьер первый раз посмотрел в его сторону. И этот взгляд был страшнее пушечного ядра. Странное сравнение. Но в сравнениях более поэтических он был не силен.


- Вам просто очень повезло, - задумчиво сказал Фуше. - Наверное, как говорится, родились в рубашке... Однако то, что вы не растерялись делает вам честь. Полагаю, что вы привлекли внимание, а к добру это или нет - решать не мне.


- Впредь буду осторожнее, - буркнул Мерлен. - Удачного вам дня. И спасибо. - Он махнул рукой и зашагал в сторону любимой таверны. Сегодня он впервые распробовал, что такое Конвент, и каково это - быть одним из немногих, способных открыть рот в присутствии Неподкупного. И это чувство ему понравилось. Что ж, судя по всему, и в Париже может быть также жарко, как и на линии военных действий. А пока пора подкрепиться.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Фев 15, 2010 12:11 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Самбро-Маасская армия.

Сен-Жюст, Маэл.

…Комната с темно-синими гардинами.
На полу – кукла с оторванной головой и разбитая чашка. Рядом маленькая Виктуар со злыми и колючими глазами, в которых нет даже слез.
- Я тебя ненавижу, Луи-Антуан Сен-Жюст, и никогда-никогда тебе этого не прощу!
Он отворачивается и смотрит в зеркало. Ссора началась из-за пустяка. Просто мама сегодня привела в пример Луизу с ее дурацкими стишками и сказала, что ему, Антуану, придется всю жизнь сидеть в деревне и работать в поле, потому что с его отношением к учебе на большее он не способен. И что его не возьмут в университет. И что его даже бессмысленно наказывать, потому что единственный его интерес – это деревянные солдатики, соседские девочки и он сам. Луиза опустила глаза и покраснела. А Виктуар показала ему язык. За это он испортил ее куклу. Оторвал голову и бросил. Ну и что, что так не делается. Пусть ей будет обидно. Первая мысль. А потом – стыд и горечь от содеянного.
- Виктуар, прости. Пожалуйста! – Он берет сестренку за руку и заглядывает ей в глаза. – Я достану для тебя куклу, она будет еще лучше. Прости, пожалуйста.
- Только пусть она будет с черными волосами, - шмыгает носом Виктуар. Секунда – и они выбегают с громким смехом из комнаты…

Сен-Жюст проснулся и сел на кровати, ошалело поглядывая по сторонам. Он заснул? Вечером? Этого не может быть! А Филипп, то же мне друг! Взять и не разбудить! Хотя, скорее всего, верный Леба только порадовался, что он спит – он всегда печется о его недосыпании. Взгляд упал на распечатанное письмо из Блеранкура. Теперь понятно, откуда эти сны из прошлого. Мамино письмо было как всегда сухим и коротким. Даже деловым. Но между строчек проскальзывало другое. За эти годы он так и не смог простить ее за то заточение, которому она подвергла его в Париже после побега из дома. А она это чувствовала. И страдала. И хотела все вернуть. Как правило, она страдала молча. Или же сообщала ему что-то, что, по ее мнению, может показаться ценным. Но это письмо было другим. Человечным. Сен-Жюст с тревогой подумал – уж не заболела ли? Нужно почаще писать им. И почаще навещать родной дом. Единственное на сегодняшний день, где одиночество отступало. Сен-Жюст легко поднялся с кровати и умылся. Скорее всего, воду оставил Филипп. Еще один человек, к которому надо быть внимательнее…

Впервые за долгое время Сен-Жюст не думал о себе, как о человеке, которому стоит умереть побыстрее. И откуда брались все эти глупые пессимистичные мысли? История со Страффордом все расставила по местам. Этот бессмысленный поступок, когда он готов был пожертвовать собой ради того, чтобы уничтожить Страффорда, подействовал отрезвляюще. Все не так уж плохо. В конце концов, они уничтожат австрийцев, и он сможет вернуться в Париж победителем. И Робеспьер не всегда будет смотреть на него мертвыми глазами, в которых отражается отрубленная голова Демулена. Все утрясется. А пока нужно помочь Страффорду закончить его личное дело. Сен-Жюст отправил посыльного в сторону палатки хирурга с просьбой привести к нему гражданина Бонве.

- Отвяжитесь! - рявкнул Маэл на посыльного, когда тот попытался говорить под руку. Чтобы удержать извивающегося на столе человека и не покалечить его, требовалось прилагать немалые усилия, а ведь хирург только начал пилить кость... Несколько минут неимоверного напряжения, которые могли бы стать шоком, не будь он привычен к подобным зрелищам. Что поделать, где война, там неизбежно и смерть. И смерть более лютая, чем от клыков подобных ему. Эта операция - не последняя. Мало спасти человека, удалив пулю или осколок, нужно опасаться настоящего бича, имя которому гангрена. Вот так и работали, бешено огрызаясь на окружающих и на нехватку самых элементарных вещей. Посыльный попробовал подступиться еще раз, но был выгнан, едва успев изложить приказ. Когда все закончилось, Маэл быстро привел себя в порядок и отправился к Сен-Жюсту, гадая, что потребовалось тому на этот раз.

- Садитесь, Страффорд. - весело кивнул Сен-Жюст - Хотите сигару?

- Немного позже, благодарю, - ответил Маэл. Курить не хотелось, несмотря на то, что не мешало бы отвлечься на дым - в ушах до сих пор шумело от криков, он чувствовал себя почти глухим. - Вы, как всегда, оторвали меня от дел. Что случилось?

- Я размышлял о том, как вам попасть в Париж, - начал Сен-Жюст. - И о нашем последнем разговоре. Вы готовы стать моим посыльным? Отвезти письмо в Комитет общественного спасения? В этом случае вы спокойно доберетесь до Парижа и сможете попасть в Тюильри. И отомстить. Не знаю, почему, но я доверяю вам и не считаю, что вы устроите резню. Согласны?

- Вы предлагаете мне пойти и перебить ваших коллег? - удивился Маэл. - Резню в буквальном смысле я не устрою, нет, но все же это убийство, будем называть вещи своими именами.
- Нет. Не предлагаю. Но вы ведь сказали, что хотите отомстить? Отомстите вы послезавтра, или через две недели - разве это имеет значение? Вы приехали, чтобы сделать свое дело. И вас вряд ли что-то остановит. Предлагая вам помощь, я смею надеяться, что мы останемся друзьями, и мое слово хотя бы что-то будет для вас значить. Я ошибаюсь?

- Я больше привык рассчитывать на собственные силы, буду откровенен, - задумчиво сказал Маэл. - Почему вы решили, что мое отношение или дружба зависят от того, окажете ли вы мне услугу? Я, как вы верно заметили, сделаю то, что намерен сделать... Или же это попытка купить чью-то жизнь?

Сен-Жюст широко улыбнулся. - Буду откровенен. Вчера я очередной раз убедился в том, что вы - всесильны. А это значит, что если вы что-то задумали, то вы это сделаете. А я, знаете ли, не люблю мучиться сомнениями и считаю, что чему быть - того не миновать. Поэтому и хочу, чтобы вы оказались в Париже как можно скорее. И как можно скорее приняли трезвое решение о том, кому жить, а кому умереть. Это эгоистично. Но так правильнее.

- Или же хотите, чтобы я между делом передал послание. А возможно, по каким-то причинам хотите удалить меня отсюда. Впрочем, это не важно, я и так здесь задержался. Вот только скажите, что для вас изменит мое решение? Пусть даже и трезвое?

- Смотря, в чью пользу оно будет, - рассмеялся Сен-Жюст. - Если в список людей, достойных смерти, попадут мои личные враги или же люди, по которым, на мой взгляд, уже давно плачет гильотина, то я получу удовлетворение. Соответственно, наоборот. Итак, что вы решили?

- В список людей попадут те, кто осудил Лавуазье, - сказал Маэл. - И те, кто принимал в этом непосредственное участие. Если окажется так, что он был осужден справедливо - не пострадает никто, вне зависимости от того, чем они досадили лично вам... Скажите, отправляя меня в Париж, вы не боитесь за шкуру вашего драгоценного Робеспьера? Без его ведома, насколько я знаю, ничего не делается, а в свое время, насколько я помню, он давал некоторые гарантии...

- Его подписи не было на документе, который решил судьбу откупщиков, - Сен-Жюст поднял голову. - Робеспьер сделал все, что мог ради того, чтобы спасти этого человека. Но Лавуазье до последнего часа отказывался от помощи.

Маэл скептически хмыкнул, но комментировать не стал. - Что же, я отправлюсь в Париж завтра, - сказал он после паузы. - Только подыщите мне замену в госпитале, так будет, по крайней мере, справедливо.

- Уже, - коротко ответил Сен-Жюст. - Не хотите составить мне компанию в путешествии по реке? Это близко. Мне донесли, что ночью на одном из островков видели огни. Это подозрительно. Но не настолько, чтобы посылать туда людей.

- Пойдемте, - Маэл с сожалением подумал, что голоден, а в присутствии Сен-Жюста вряд ли представится шанс поохотиться. Но искушение узнать, что за огни там появились, было еще сильнее - вдруг что-нибудь полезное.

***

Лодка мягко ткнулась в прибрежный песок. Общими усилиями они привязали рыбацкую плоскодонку к чудом сохранившемуся подобию причала возле зарослей камыша, хотя Маэл мог прекрасно справиться и сам. Вряд ли, конечно, кто-то станет искать ее ночью, но перестраховаться не помешает, тем более что повстречать здесь можно кого угодно. Сам островок представлял собой почти непроходимые заросли, если не считать довольно широкой полосы у берега. Очень удобное место, чтобы скрываться. А также, если понадобится, вести наблюдение за берегом. Вампир взял это на заметку, но в голос говорить не стал - все можно обсудить и потом. Легкий ветерок донес запах дыма, Маэл обернулся к Сен-Жюсту, но смертный, похоже, ничего не почувствовал. *Здесь есть люди* - мысленно сказал он, предпочитая лишний раз не открывать рта.

Сен-Жюст кивнул и прошел вперед. Своему спутнику он сказал не все. В последнее время донесения о странных огнях в этой части реки он получал регулярно. Но дело было не только в этом. Несколько человек, отправленных на разведку, не вернулись в лагерь. Он уже давно рвался проверить это место самостоятельно, но здравый смысл останавливал его от этого рискованного шага. Отправиться сюда со Страффордом было куда менее безумным шагом. Хотя бы потому... Эту мысль Сен-Жюст не закончил. Огни. На островке происходило какое-то движение. Он бесшумно двинулся вперед и замер возле раскидистого дерева.

Маэл прислушался, потом жестом указал смертному на заросли густого кустарника. Сен-Жюст молча повиновался. Вампир же остался стоять в тени дерева, будучи уверенным, что сумеет вовремя отвести глаза тем, кто, возможно, его заметит. Все бы хорошо, но только они не учли одно обстоятельство: у скрывавшихся здесь были собаки. Разумеется, животные учуяли человека, как только он сменил местоположение... Нужно было подумать о том, что изменится и направление ветра, но каяться не было времени. Бросив мысленный приказ животным, Маэл заставил собак испуганно заскулить и повернуть обратно, но было поздно - люди всполошились.

*Не двигайтесь, - так же мысленно обратился он к Сен-Жюсту. - Они не видят нас. Пока что.*

Сен-Жюст разглядывал темные силуэты. Их было четверо. Сгорбленные спины - судя по всему, они носили что-то тяжелое. Остаться тут и узнать? Дождаться, пока они уйдет? Без Страффорда он не справится, это очевидно. Сен-Жюст вглядывался в лица людей, пытаясь понять, кто это такие. Австрийцы или кто-то из своих? Лицо одного из них показалось ему смутно знакомым. Кажется, он уже видел этого человека во время обхода. В памяти живо всплыло воспоминание: взъерошенный рыжеволосый командир со смешным веснушчатым лицом докладывает, слегка заикаясь, о положении дел и о том, что его солдаты нуждаются в новом обмундировании. Такой же, как и все - Сен-Жюст тогда не заподозрил ничего плохого. Но его нахождение здесь говорило об обратном.


Маэл был гораздо больше заинтересован тем, куда люди несут свою поклажу. Вариантов всего два: либо что-то прячут на острове, либо наоборот, увозят. И если это остров, то у них должны быть лодки… Как назло, мысли людей были о чем угодно, но не о плавсредствах. Кто думал о предстоящем ужине, кто мечтал о женщине. Впрочем, была среди них и женщина, судя по всему, маркитантка. Жаль, что он в свое время не присматривался к этому островку… В отчаянии, Маэл заставил смертного вспомнить о средствах передвижения, прием, которым он даже брезговал пользоваться прежде, в виду отсутствия азарта. Человек послушно задумался и тем самым выдал все, что требовалось. А еще он был не на шутку встревожен тем, что посчитал вмешательством. Или что-то почувствовал: сейчас в его мыслях были разные фантазии о нечистой силе и о том, что это место – плохое. Маэл неслышно подошел к Сен-Жюсту и тронул комиссара за плечо, привлекая внимание. *Пойдемте. Только тихо.*


На этот раз Сен-Жюсту пришлось полностью положиться на Маэла. Тот шел уверенно, явно точно зная направление. Прочел их мысли. Незаменимое качество, за такое можно душу продать. Что интересно, трое знакомых ему бессмертных существ любили подчеркивать, что этим своим умением они стараются не пользоваться. Неужели это так надоедает? От раздумий на тему сверхъестественных возможностей Сен-Жюста вывел вид вооруженного человека, охраняющего лодки. - Долго еще? - спросил тот, не оборачиваясь.

- Нет, - шепотом ответил Маэл и резко дернул человека в сторону. Хрустнули позвонки, вампир ругнулся: убивать смертного не входило в планы, но он не рассчитал силы. Как за такое короткое время знание того, что люди - очень хрупкие создания успело начисто выветриться из головы? Отбросив тело в сторону, Маэл спустился вниз по склону и в скором времени нашел еще один причал, более новый чем тот, которым воспользовались они. Там же были пришвартованы три лодки, одна из которых - груженая. Значит, в скором времени здесь будут люди и действовать нужно быстро. Прислушиваясь, стараясь действовать как можно осторожнее, он принялся собирать весла. Нужно будет положить их в какое-нибудь не слишком заметное место...

- Хотите лишить их лодок? - шепотом спросил Сен-Жюст. - А с охранником вы здорово расправились. Научите? - перед этим Сен-Жюст не удержался от искушения посмотреть, что случилось с человеком. Он был, как сломанная кукла. Все-таки удивительная сила у этих созданий. Ему представилась маленькая Клери, ломающая шею таким вот способом. Смешно.

- Хочу лишить их весел, лодки пригодятся и нам, - ответил Маэл. - И не присваивайте мне подвиги, которых не совершал: я не хотел убивать его. - Где-то далеко снова залаяла собака, вампир насторожился, потом, за неимением времени, просто сунул весла в заросли камыша. Не самое хорошее место, но что поделать... От топорной работы стало почти физически нехорошо: они умудрились наследить, не убрали труп, не успели спрятать весла и спрятаться сами. Впрочем, последнее легко поправимо, но для этого придется лезть в воду... Не хочется, поэтому он просто прошел к тому месту, где был убит часовой и лег на землю, скрытый чахлым кустарником. Днем это убежище не выдержало бы никакой критики, однако смертные ночью слепы... - Сюда идут, - пояснил Маэл. - Больше пяти человек, скорее всего, возвращаются за частью поклажи. Мы не знаем, сколько их всего на острове, поэтому я бы не оставлял их в живых... Возможно, только одного, которого можно допросить.

- Двух, - уточнил Сен-Жюст. - Один может оказаться принципиальным и отказаться говорить. Двоих проще заставить разговориться, играя на противоречиях. Среди них есть рыжий. Он должен остаться живым. - Тем временем пятеро людей в военной форме быстро приближались к лодкам, перебрасываясь короткими фразами. Сен-Жюст вслушивался в их речи, но не мог ничего разобрать кроме отдельных слов. Они говорили по-французски. Значит, свои. Переглянувшись с Маэлом, Сен-Жюст выстрелил в голову человека, который шел позади всех. Он тащил на себе мешок и явно был не из командиров этой маленькой шайки заговорщиков.

Одним прыжком Маэл оказался на ногах, ругать Сен-Жюста за выстрел было уже поздно... А ведь мог бы успеть перехватить оружие! Так что следует ругать и себя за непредусмотрительность - ведь знал же, что этот человек хватается за пистолет при каждом удобном случае и сначала стреляет, а потом - думает. Выстрел мог привлечь внимание остальных, о которых ничего не известно - ни сколько их, ни где они находятся. Кто-то, похоже, надумал убегать... Маэл машинально ударил ближайшего к нему человека ножом и бросился в погоню за убегавшим. С оставшимися двумя Сен-Жюст сумеет справиться и сам.

Сен-Жюст не спускал взгляда с рыжеволосого командира. Еще один человек, оставшийся вживых, лежал рядом без сознания. Страффорд исчез. Значит, ситуация под контролем. Где-то в подсознании всплыло имя этого человека. Анри Шенье. Точно. Они беседовали два дня назад, и Сен-Жюст запомнил его из-за необычной манере говорить и четкого доклада. Похоже, сейчас Анри был впечатлен происходящим и не мог найти объяснений.

- Интересно, как я тут оказался? Прочел ваши мысли, - усмехнулся Сен-Жюст и ударил его рукояткой пистолета. - То, что не прочту, придется выбить. Даже не надейся на трибунал. С отрубленными головами не поговоришь. - Сен-Жюст сменил тон и спросил почти по-дружески: - На кого работаешь, Анри?

- На себя, - мгновенно окрысился Анри. Говорить что и почему не имело смысла - все равно убьют, не свои, так чужие. Теперь уже точно убьют. А он надеялся купить домик... где-нибудь в Па-де-Кале, поближе к морю...

- Думаешь о том, что все равно умирать? Не выйдет, Анри. Я из тебя вытащу всю информацию, чего бы это мне не стоило. Интересно, что толкает людей на предательство. Жажда денег? Личные убеждения? Или страсть к острым ощущениям. - Что у вас? - крикнул Сен-Жюст бесшумно появившемуся Маэлу.

Маэл пожал плечами. Голод оказался сильнее, поэтому он не смог удержаться от искушения. Зато сейчас находился в хорошем расположении духа, когда жажда не давала о себе знать.

- Ничего, - уклончиво ответил он. - Заканчивайте с этим, нам предстоит сходить вглубь островка, там есть кое-что интереснее, чем этот предатель.

Глаза пленного, казалось, сейчас полезут на лоб, он истерично рассмеялся.

- Найдите там свою гибель, граждане, - сказал он, отсмеявшись. - Я не возражаю.

- Ты о чем? - спросил Маэл. - О тех, кто там остался? Мы вдвоем стоим десятка, жаль, что вам это неизвестно.

- Допрашивать его бесполезно, - вампир повернулся к Сен-Жюсту. - Я знаю больше, чем он может рассказать.

Пленник затрясся, потом, как и следовало ожидать, забормотал нелепицу о том, что все расскажет, о том, что невиновен, о людях, которые сбили его с пути истинного, о каких-то деньгах... Маэл брезгливо поморщился. Такого даже убивать не хотелось и, если честно, лень. Сен-Жюст был другого мнения, поэтому Маэл равнодушно наблюдал, как комиссар перезарядил пистолет и спустя несколько минут пустил горе-предателю пулю в лоб. На войне, как на войне, граждане.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Фев 15, 2010 12:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Кафе "У Флориана"
Эжени, Мерлен\\Эжени, Демулен, Делакруа, Гош\\\Эжени, Мерлен

Эжени сидела на набережной под раскидистым деревом. Ну вот и пришла весна, которую они так ждали когда-то. Или она пришла давно, а она не заметила?

Призраки отступили до утра. Их не путают с воспоминаниями.
Эжени откинула голову, задев ствол дерева, которое моментально осыпало все вокруг бело-розоватыми лепестками.
Как будто снова настала зима и все вернулось.

А разговор двух живых мертвецов, один из которых крутил в руках пенсне просто привиделся.

И выбрать жизнь означало совсем не то, что подразумевал Мерлен. Выбрать жизнь – это значит наконец понять, где находится твой собственный мир, а где - чужой.
И ее мир – это все тот же Париж и тот же Нотр-Дам, что и год назад. И только один человек. Остальные – это пыль на звездном небе, которая красит млечный путь, но не становится частью созвездий.
Или та же пыль, но на ветру, который можно слушать, но за которым не надо гнаться, потому что он пришел не к тебе и не за тобой, а просто случайно скользнул, задев тебя и снова оставив. Это судьба ветра.

А потом упадут лепестки, и все снова уляжется. И если повернуться, то обнаружив прямо за плечом знакомый взгляд, с которым она столкнулась год назад глазами и уже никогда не расставалась.
Когда Мерлен расспрашивал ее о Камиле, она не так много рассказала, кроме простой канвы событий и обстоятельств, которые привели их туда, куда они даже не думали. Просто потому что словами это не рассказывают. И не надо. Это тайна, которая бережет сама себя.

И на самом деле этот разговор ей снился, а вот Камиль рядом, и просто молчит, потому что знает, что она иногда бессознательно читает его мысли, и часто нарочно старается думать о чем-то приятном.

***
Август. Звезды падают этой ночью так часто, что почти сливаются друг с другом.
И так удивительно, что они не разбиваются о землю с громким гулом, а просто исчезают где-то в ней, потом прорастая весной. Интересно, какими цветами прорастают звезды?

- Одна, две, три, - начала считать Эжени, но запнулась и повернулась к своему спутнику.

- Дом, - удивленно переспросила она, - Ты думаешь о доме? – Камиль молчит и уже не удивляется, и не хмурится, не подозревает, что она не такая, как все.

- Это хорошая мысль, - улыбнулась Эжени, - Не останавливай ее. Небольшой дом с белыми стенами, затерянный в предгорьях. В саду растет лаванда, а если открыть окна, то слышен шум ручья… Там обязательно должен быть ручей. Я бы вышивала, а ты выучился бы играть на скрипке, и играл для меня по вечерам. И коза с колокольчиком и длинной шерстью, которую я бы расчесывала каждый день… Это добрая мечта. Будь мы немного другими, мы бы жили так…

Наверное, именно в тот день она перестала чувствовать себя в Париже гостьей, поняв, что ее личный дом – все-таки всегда здесь.
И как бы далеко она ни уходила, у нее теперь есть то, от чего не спрячешься и не уйдешь.

Дом…Красивая сказка, но не пьеса.

***
Дерево снова решило сбросить лепестки на землю, слегка вернув Эжени в май.

Она задумчиво дошла до кафе, кивнув Мерлену, который только спешился.
- Так это и есть твой друг? – спросила она, улыбнувшись лошади, - Он очень высокий.

Конь потянулся к ней мордой, ткнувшись в руку в поисках угощения.
- У меня ничего нет, - испугалась Эжени, - И у тебя слишком большой рот! Закрой его, пожалуйста.

- Прекрати, - строго сказал коню Мерлен и похлопал по морде. - Его зовут Талисман. Знакомься. Он - лучший. Он два раза спасал мне жизнь. Мы вместе уже четыре года. Немыслимо долгий срок с учетом нашего неспокойного времени. Он всегда со мной. А если кто-то попытается его обидеть - расстреляю. - Мерлен с нежностью взглянул на коня и легко стукнул его по холке. - Ну, жди, друг. Пойдем, Эжени?

Эжени испуганно сделала коню легкий реверанс.
- Извините, пожалуйста, всего доброго, - шепотом сказала она, медленно отодвигаясь подальше, - руку можете не пожимать, я понимаю Ваши затруднения. Не пойдем, - мрачно сказала она, осматривая пострадавшее платье, - Хорошо, что он не полез с поцелуями, а то бы тебе пришлось меня расстреливать. Желательно выстрелом в очень грязный лоб.

Мерлен развернул ее к себе и окинул взглядом. Затем быстро достал платок и протянул. - Не бойся, он чистый. А лоб у тебя высокий и красивый. Когда я учился в семинарии, влюбился в одну женщину, которая жила неподалеку. Я наблюдал за ней из окна и иногда бросал ей вслед маленькие камешки. У нее тоже был такой лоб - высокий и красивый.

Эжени внимательно посмотрела на него и слегка улыбнулась.

- Все, я поняла! У тебя снова взгляд здорового человека, и ты больше в меня не влюблен. Я готова занять место сразу после женщины из семинарии в воспоминаниях о высоких лбах, где-то между семинарией и миловидной продавщицей цветов. А еще мне интересны новости из армии. У меня там один друг, с которым мы поругались.

- Друг в армии? - удивился Мерлен, проигнорировав ее высказывание о влюбленностях. Он действительно потратил немало усилий, чтобы начать борьбу с этим чувством. Оно не было разрушающим и болезненным. Но, узнав ее историю, он понял, что вряд ли добьется взаимности. - Армий много, Эжени. Какая именно тебя интересует?

- Не знаю, какая, - растерянно ответила Эжени, - но одна из больших, думаю. Или та, в которой больше всего шансов встретить смерть до срока и гоняться за ней по всей линии фронта, только смерть не любит, когда за ней гоняются. Она этого боится, мне кажется, ее спокойствие не выносит беготни. Когда Сен-Жюст поймет это, она сама придет за ним. А ты точно не знаешь, в которую армию его послали?

- В Северную, - машинально ответил Мерлен. Пожалуй, Антуан Сен-Жюст был единственным из членов печально известного Комитета, к которому он относился с уважением. У него существовала своя теория о политиках и военных. Сен-Жюст был определенно талантилвым военным, а в политике исполнял чужие пожелания. Хотелось так думать. Потому что в 26 лет до такого своим умом додуматься невозможно. А это значило, что мысли в его голову вкладывает Робеспьер. – Извини, задумался. Уже не первый раз слышу от тебя упоминание про Архангела смерти. Интересно, что вас связывает. Расскажешь, если захочешь? Знаешь, а я сегодня не просто так пришел. Хочу пригласить тебя на ужин в теплой компании. Один приятель вернулся из миссии. Хочет представить нам свою женщину. Пойдешь со мной? Или посчитаешь, что я наглею, что лезу с подобными предложениями?

- А какой приятель? - переспросила Эжени, - Кто-то из друзей Дантона? Слушай, я не знаю, идти или нет. С одной стороны, мне интересно познакомиться с кем-то из живых сторонников Дантона. С другой стороны, я не уверена с моральной точки зрения. А с третьей, - она смутилась, - Понимаешь, мы с Камилем редко бывали где-то вместе, и это почти всегда плохо заканчивалось, - Она начала загибать пальцы, - Драка с Робеспьером, драка с Моморо - был такой издатель, у них там что-то когда-то произошло, а мы случайно оказались, почти драка с Маратом, ссора с Эро де Сешелем, ссора с Эрманном, ссора с Делакруа... Нет, было несколько раз, когда все заканчивалось хорошо... Она оборвала предложение, задумавшись о чем-то своем.

- Ну ты даешь! - присвистнул Мерлен. - Ты да известная личность. Ничего. Если что-то пойдет не так, это будут их проблемы. В обиду тебя не дам. А фамилия моего приятеля - Тальен. Когда казнили Дантона, его не было в Париже. Но он, как и многие сейчас, возмущен деятельностью Робеспьера и его шайки. - Мерлен усмехнулся. - Несу контрреволюционную чушь. За каждое подобное слово сейчас отправляют на эшафот. Но ты была близким человеком для Демулена, поэтому я уверен, что ты - с нами. Знать бы твое мнение, Эжени?

- Я не с вами, я там, где Камиль. Но вот как раз с не давать меня в обиду все и начиналось, - пробормотала Эжени, - Но было очень много случаев, когда все обходилось нормально. Нормально - повторила она, - Черт, не могу вспомнить и причем даже не знаю что. Помнишь, я рассказывала тебе про свой сон и про генерала, которого ты не смог узнать? Я поняла, что начала его видеть после того, как познакомилась с тобой. Только не понимаю, как это было связано. Ты ведь тогда зашел ко мне в кафе, сидел там, учил попугая плохим словами... Потом я сделала тебе замечание, попугай улетел...

- Мы с ним что, похожи? - Мерлен был традиционно сбит с толку. - Послушай, мне кажется, что ты хочешь мне что-то сказать, но не решаешься. Говори. Пожалуйста!

- Нет, нет, Вы не похожи, - возразила Эжени, - Но между вами есть что-то общее. Слушай, а повтори пожалуйста, тот свист которым мы очаровал попугая... Там тоже был свисток... Ну конечно. Боже мой, у того человека была свистулька в форме маленькой коричневой птицы. Тогда тоже был ужин. И это не призрак ходит меня навещать, а просто воспоминание... Сейчас расскажу...

***
Октябрь 1793

Сегодня - день первой репетиции ее первой настоящей пьесы. Триумфов в последнее время не так много, чтобы терять этот день. Камиль в последнее время ходил нервный и встревоженный. Казнь королевы Марии Антуанетты произвела на него большее впечатление, чем он сам даже думал. *Как в той твоей пьесе, Эжени. Ее действительно казнили. И следующим может быть любой. Гильотина хочет крови, я видел ее…*

Но пока зима еще не подступила со своими кошмарами, стояла теплая осень, и сидеть дома не хотелось, тем более что сама Эжени осень любила.

Они теперь проводят вместе еще больше времени, чем даже летом, пытаясь создать свой собственный отдельный от остального Парижа мир, в котором падающие листья имеют не меньше значения, чем пушки, пики и крики толпы, которая почти каждую ночь с факелами стремится куда-то, превращая улицу в бесконечный ручей огоньков. Они иногда спускаются из ее квартиры на улицу, чтобы разглядывать людей ближе, оставаясь незамеченными в темном переулке.

Эжени думала, что они почти потеряли способность общаться с кем-либо кроме друг друга. Когда они встречались с какими-то знакомыми Камиля, это заканчивалось почти всегда плохо, потому что ссоры вспыхивали сами собой. Все хотели обвинить друг друга в том, что произойдет завтра – что бы ни произошло. С Делакруа дошло до рукоприкладства. Сама Эжени когда-то любила вмешиваться в споры, но со временем поняла, что ей точно лучше сидеть молча, так как скандалы и без нее вспыхивают сами собой, а стоит кому-то сказать ей резкое слово – ее спутник моментально бросается ее защищать, очертя голову и не разделяя больше никого на своих и чужих.
В конце концов, они сейчас смирились с тем, что окончательно переступили черту реальности, и уже не пытались вернуться, оставаясь наблюдателями за бесконечным людским потоком. Они понимают, что и это – ненадолго, и что даже самый светлый период должен будет однажды закончиться, когда Камиля снова позовет его судьба, а про нее вспомнит мир бессмертных. Когда ветер переменится… Сейчас ветер обычно дул с Запада. Самый ласковый и порывистый ветер, который путает волосы, но в котором больше нежности, чем беспокойства. Его однажды, может даже завтра, сменит южный ветер, злой и приносящий бурю в пустыне, наводящий кошмары и уводящий путешественников далеко от дома. Но пока можно было просто жить.

Сегодня они вышли на улицу, как всегда, наблюдая людской поток с факелами. Люди возбуждены больше, чем обычно, и к обычному гулу топы примешивался новый звук…
- Набат? Так звучит набат, я знаю, - боится Эжени. Камиль тянет ее куда-то, потому что люди начали что-то кричать, и толпа могла просто растоптать случайных прохожих.

- Стойте, - окрикнул их кто-то из-за угла, - Демулен, ты сумасшедший. Коммуна бьет в набат, Париж стоит на ушах, а ты гуляешь? - Делакруа рассмеялся. Высокий человек рядом с ним не разделил веселья, - Они требуют крови жирондистов. Подлец Дюмурье не успокоится, пока не утянет за собой всех, кто был с ним знаком.

- Париж стоит на ушах ежедневно, - мрачно изрекает Демулен и притягивает к себе Эжени. В последнее время он всегда так делает, словно боится за нее и хочет защитить от всего окружающего мира. - О чем вы, гражданин? Поясните свою мысль о Дюмурье. - На этот раз Демулен обращается к незнакомцу, спутнику Делакруа

- Это все предательство Дюмурье. Он один виноват, - изрекает незнакомец, - и если Вы иного мнения, то я сильно удивлюсь. Если бы не Дюмурье, мы бы давно отшвырнули австрийцев обратно к границам. А за его ошибки платят теперь другие. Наши солдаты – на фронте, депутаты – здесь. Но, возможно, теперь военные меньше любят лишние жертвы, чем носители законодательной власти.

- Гражданин, гражданин, - примирительно замечает Делакруа, - Вы слишком горячитесь, друг мой. Поверьте, мы знаем цену жизни, не только своей. И надеюсь, что эти несчастные не пострадают за чужую измену.

Его собеседник усмехается и вскидывает голову.
- Да, я узнал вас, - сообщает он, - Вы – Демулен. 14 июля 1789 я дрался в первых рядах на штурме Бастилии. Гош, - он протягивает руку.

- Мне кажется, - заметила Эжени, - что у Вас должно отлично получаться драться. И именно в первых рядах.
Демулен молча протягивает руку и смеривает его взглядом. Затем поворачивается к Эжени. - Пойдем. У нас не так много времени.

***
- Вот так мы и познакомились, - закончила рассказывать Эжени, - Перед самым изменением ветра с западного на южный. Я потом тебе расскажу что было дальше. Я кажется теперь знаю, зачем мне его надо найти. А он сейчас воюет еще?

- Генерал Гош? Нет. Он, можно сказать, отвоевался, - мрачно сказал Мерлен. - Сидит в Консьержери. Говорят, по доносу. Слышал, у него с Сен-Жюстом были разногласия, но пока не настолько разочарован в людях, чтобы считать, что это дело рук комиссара Сен-Жюста. Скорее всего, напакостил кто-то из гражданских. Гош - не из тех, кто выбирает выражения и обычно говорит то что думает. Так говорят. Я никогда с ним не сталкивался.


- Ой, - растерянно сказала Эжени, - Но я все равно его найду, мне правда надо, - она продолжила что-то прикидывать, молча, но потом повернулась к Мерлену, - Я пойду с тобой на ужин, - примирительно сказала она, - И не надо на меня смотреть как на ненормальную. Если бы ты сидел в Консьержери, я бы тоже решила, что хочу тебя увидеть, потому что с тобой мне тоже интересно разговаривать. Но только разговаривать, и только интересно, - прибавила она.

- Ты не ненормальная. Ты просто не отсюда, - серьезно сказал Мерлен. - Иногда мне кажется, что я отвернусь, а ты исчезнешь. Или просто как-нибудь приду в твое кафе, и узнаю, что никогда не существовало Эжени Леме, а все это мне просто приснилось. Черт, лирика. - он окончательно смутился. - А про Консьержери не надо так говорить. Я пока ничего для тебя не значу, и вряд ли бы ты пошла меня искать. В общем, к делу. Ты что, хочешь поговорить с Гошем? Думаешь, долго проходишь на свободе после того, как побеседуешь с человеком, ожидающим трибунала?


- Да стала бы, - возмутилась Эжени, - Ну хотя бы ради попугая. И с Гошем я все равно поговорю. Просто или ты мне поможешь или не поможешь. У тебя есть время принять решение, пока мы будем ужинать с новой женщиной твоего друга.


- Договорились, - весело ответил Мерлен. В душе он понимал, что не сможет отказать этой девушке в ее просьбе - тут была и романтика, и риск, и все что угодно. Вопрос в том, как это сделать... - А теперь, если ты не против, я что-нибудь съем. Не ужинал сегодня. А тебе надо меня кормить. Ради попугая.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Фев 15, 2010 1:31 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Самбро-Маасская армия (продолжение)

Маэл, Сен-Жюст

Лагерь дезертиров находился в довольно странном, на первый взгляд месте: они не ушли вглубь острова, но расположились почти у берега, рядом с каким-то строением, рассмотреть которое в деталях Маэл не мог даже своим сверхъестественным зрением. Скорее всего, именно эти огни видел Сен-Жюст или его люди, сейчас уже не имеет значения. Что замечательно, место было довольно хорошо обжито, следовательно, люди находятся здесь уже довольно давно. Вампир сел на землю, решив пока что остаться незамеченным. Почерпнутые у жертвы сведения подтверждались, нужно только немного подождать, чтобы осознать то, что казалось навеянным мысленными картинами. - Здесь десять человек, из них две - женщины. У них есть то ли какие-то карты, то ли какая-то карта, которой они придают большое значение. Насколько я понял, основной промысел - присваивать то, что плохо лежит на складах и в обозах, а потом продавать. Одним словом, мародеры. Главный  находится в полотняной палатке, ему принадлежит... Нет, не так. Одна из женщин - его любовница. Пока что - у меня все.

- Вы незаменимый спутник, Страффорд, - ухмыльнулся Сен-Жюст. -Две женщины - это хорошо. Люблю играть на человеческих слабостях. Арестовать десятерых не выйдет. А похитить живым их главаря было бы интересно. А заодно узнать, что за карта и что за сокровища они охраняют.

- А зачем их арестовывать? - удивился Маэл. - И при чем здесь человеческие слабости? Не понимаю, зачем делать женщину предметом торга... Выманить главаря и деликатно его расспросить, вот и все. Только умоляю вас, не нужно стрелять! С вами опасно ходить в разведку -  сразу хватаетесь за пистолет и шума от него... Не обижайтесь, но это так.

- Я не обладаю вашими способностями, - пожал плечами Сен-Жюст. - Обладал бы - действовал также. Видимо, мне ничего не остается, как предоставить вам право принимать решения. Действуйте, Страффорд.

- Забавно... - прокомментировал Маэл, не проявляя ни малейшей инициативы к действию. - Очень забавно... Значит вы хотите, чтобы я сейчас пошел туда и стал убивать этих людей, до которых мне, собственно, нет никакого дела? Разумеется, я бы поступил так, если бы в этом состоял мой долг солдата или патриота... Но вы делаете все возможное, чтобы удалить меня из армии, так как опасаетесь моего возможного дезертирства, не иначе. Вы вполне могли подумать, что подобное предательство является частью моей мести, не отрицайте. Следовательно, для меня имеют значение только те обязательства, которые я взял на себя сам. Скажите мне, Сен-Жюст, почему я должен идти туда и выполнять работу мясника? У них ведь нет шансов, бесполезно даже говорить о борьбе. Назовете мне хотя бы одну причину?

- Я не знаю, что с вами произошло, Страффорд, - тихо сказал Сен-Жюст. - Но ваше лицо красноречиво говорит о том, что пожар в том доме не прошел для вас бесследно. Вы не смогли спасти вашего друга и жаждете мести. Но вместо того, чтобы отправиться сразу в Париж, вы прибыли во французскую армию, чтобы пожить жизнью простого солдата. Это говорит о том, что вам требуется время для того, чтобы вернуться в наш мир. Чтобы вновь стать одним из нас и начать думать, как один из нас. Но вы - не из тех, кто способен спокойно сидеть на месте. Ваша жизнь - в риске и острых ощущениях. Именно поэтому вы согласились составить мне компанию в этой разведке. А не потому, что желаете мне помочь, питая ко мне дружеские чувства. У вас есть возможность размяться и почувствовать себя живым человеком. Я предоставляю вам эту возможность. Я ошибаюсь в своих рассуждениях?

- Нет, - спокойно сказал Маэл. - Не ошибаетесь. Но мне неприятна мысль о том, что вы предоставляете  право действовать, зная, что меня трудно уничтожить и я по многим данным превосхожу простых людей. И в данный момент предпочитаю подождать здесь и посмотреть, что они будут делать. Рано или поздно эти граждане обеспокоятся пропажей своих подельников и начнут действовать сами. А пока что... - Вампир повернул голову и улыбнулся. Его пророчество сбылось, не понадобилось даже заканчивать фразу. На освещенную факелами площадку возле палаток выбежал человек, почти на грани обморока. В лагере тут же поднялась тревога и хотя видимость была довольно ограниченной, иногда до слуха доносились обрывки слов: - Мертвы... Побывал... Лодки...

- Я бы на их месте или затаился или устроил облаву, - прокомментировал Маэл. - Но они не знают, что думать - дозорный ничего не заметил.

- С удовольствием повторил бы прошлый опыт с нечистой силой, - прошептал Сен-Жюст, не сводя глаз с суетящихся людей. И искоса взглянул на Маэла. - Кто они, Страффорд? Не могу поверить, что вся компания - из отряда, с которым я прибыл сюда.

- Вам лучше знать, - пожал плечами Маэл. - Я бы охарактеризовал их как мародеров и дезертиров. - Люди, между тем, спешно вооружались, слышался хриплый лай собак и через некоторое время - традиционный шум, который предвещал то ли облаву, то ли не очень хорошо организованное шествие к причалу. - Топают, как стадо, - поморщился Маэл. - Думаю, что несколько человек остануться охранять лагерь, а остальные сейчас уйдут.

Сен-Жюст несколько раз прокрутил в памяти лица всех, кого увидел в лагере. Утром он сделает обход и если кого из них увидит - вспомнит. А пока нужно проникнуть в палатку, где, судя по всему, они складывают наворованное и совещаются. Дождавшись, когда большинство людей разбрелись по острову (спасибо Страффорду, он отвадил собак) Сен-Жюст двинулся в сторону палатки. Его задело высказывание Страффорда о стрельбе. Что ж, наверное, он в чем-то прав. Сен-Жюст снял узкий шейный платок, и, намотав его на ладони, шагнул в палатку. Выпученные глаза часового. Узнал, гад. Так лучше. Секундная заминка, и Сен-Жюст сжал его шею. Они найдут своего человека мертвым, без единой капли крови. Пуст думают, что произошло. - Такой способ вам больше нравится, Страффорд? - обернулся он к Маэлу.

- Впечатляет, - кивнул Маэл. - И тихо, что самое главное. Вы быстро учитесь, Сен-Жюст. - В лагере оставалась женщина и еще один мужчина, он слышал это по их мыслям, но не пытался установить точное местонахождение. Единственным, что привлекало внимание в этой палатке - старый тюфяк, изящный сундучок, похожий на несессер в изголовье и большой деревянный сундук немного дальше. Вампир сбросил на землю прикрывавшее его тряпье, в котором можно было узнать потрепанные мундиры и недолго думая взломал замок. Содержимое оказалось более ценным, чем казалось ранее - церковная утварь, завернутая в дорогое льняное белье, вот что это было. Маэл оглянулся на Сен-Жюста и нахмурился, но тут взгляд зацепился за вещь, которая выглядела несколько странно - арбалет.

- Оружие из лагеря? - Сен-Жюст присел рядом и начал аккуратно перебирать вещи. - Что вы об этом думаете, Страффорд? Склоняюсь к мысли, что это не простая шайка.

- Такими не пользуются уже лет сто пятьдесят если не больше, - Маэл кивнул на арбалет. - А что касается этого... - он указал на золотые кресты, - Вещи, насколько я могу судить, не очень старые... Боги свидетели, я не очень хорошо отношусь к христианам, но в разграблении храмов есть что-то подлое... У меня нет идей, как все это здесь оказалось.

Сен-Жюст провел рукой по потертому временем оружию. Страффорд прав. Вещь старинная. Более того, у него отсутствует приставной железный рычаг, называвшийся в народу «козья нога», с помощью которого натягивали тетиву. Как сюда могло попасть старинное оружие, и кому оно принадлежало - вопрос хороший. Сен-Жюст вскинул голову и встретился глазами с Маэлом. - Они возвращаются?

- Да. Они напуганы, но в то же время настроены весьма воинственно. У нас есть время спокойно уйти. Или же мы можем подождать их... Но в любом случае, я бы прихватил с собой вон тот маленький сундук. Что вы решите?

- Пойдемте, - нехотя ответил Сен-Жюст. - Остаться здесь - значит снова полагаться исключительно на ваши возможности. Хорошего понемножку. Я возьму сундук. А, добравшись до лагеря, пришлю сюда солдат.

- Я бы наведался сюда еще завтра, - задумчиво сказал Маэл. - Очень здесь любопытное место, вы не находите? Все равно с острова они никуда не денутся - сейчас не лето, чтобы перебираться вплавь.

Сен-Жюст тихо засмеялся и вышел из палатки прихватив с собой таинственный трофей.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Фев 15, 2010 2:09 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Париж.
Элени, Барер.

После ареста Ленорман Элени не находила себе места. Любимая игрушка сломалась. Ленорман больше нет, и нет смысла пытаться играть с ее салоном, заставляя политиков сходить с ума и совершать глупые ошибки. Вот и все. А она только вошла во вкус! Эти мысли она считала основными, напрочь пытаясь забыть о второй части своих волнений. Они были связаны с тем самым политиком, что разбудил в ней воспоминания о смертной жизни. Бертран Барер. Гасконский романтик, неудавшийся аристократ и успешный дипломат. Он все понял раньше, чем она сделала свой ход. Он видел ее и обо всем догадался, иначе бы не перестал бы заглядывать в театр после спектаклей и приглашать ее на короткие прогулки или спокойные ужины в тихих кафе. Элени ждала несколько дней, уговаривая себя в том, что этот человек ничего для нее не значит. Но мысль о том, что их романтическая дружба оборвется вот так, без единого слова на прощанье, останется лишь странной историей, не имеющей ни начала ни продолжения, начала ее тяготить. Именно поэтому этим вечером она отправилась к Тюильри, ругая себя за почти человеческую слабость. Именно поэтому окликнула его, увидев выходящим с коллегами, среди которых были и те, что присутствовали на том памятном ужине в его доме. Именно поэтому произнесла сакраментальную фразу: «Нам нужно поговорить», не обращая внимания на любопытных взоры окружающих.


Спать не хотелось. Барер всегда выгодно отличался от коллег по Комитету, относительно легко перенося работу по четырнадцать часов подряд и довольствуясь тремя-четырьмя часами сна. Но теперь спать не хотелось вовсе, потому что когда он оставался наедине с собой, он больше не был один. Элени Дюваль. Самая странная история в его жизни. Теперь каждый раз, приходя домой и открывая бутылку вина со совм другом и квартирным хозяином, он не мог отделаться от взгляда холодных черных глаз. Несколько раз он начинал писать ей письмо, чтобы выяснить наконец все, но каждый раз бросал начатое, понимая, что даже это письмо его враги могут использовать против него при любом случае. Чего стоило одно заседание Конвента. Мерлен задел его гораздо ближе, чем даже рассчитывал. Барер только на этом заседании понял, что каждый его шаг теперь прозрачен и находится под наблюдением. Какие тут человеческие чувства? Он мог тогда в ответ на обвинения этого молодого человека рассказать о заговоре, или хотя бы о подозрениях, которые он ходил проверить. Но эта нить могла вывести на Элени. А Элени Дюваль в политические игры хотелось вмешивать в последнюю очередь. Пусть она - шпионка, пусть она втянула безумную прорицательницу в свои развлечения. Пусть делает что хочет, но на свободе. А ему надо просто немного времени и много работы, чтобы все забыть.
Ее оклик застал его почти врасплох, хотя нет... Он знал, что она не уйдет просто так. Хотя нет, уйдет, а он ее не будет удерживать. Все чуть не зашло слишком далеко. Хотя на секунду захотелось, чтобы зало гораздо дальше.
- Гражданка Дюваль, - вслух сказал он и весело улыбнулся, - Я вспоминал о Вас недавно. Простите, что задержался с выполнением обещания познакомить Вас с Давидом. Граждане, - обратился он к коллегам, - Элени Дюваль - одна из ведущих театральных актрис Парижа. Ее обращение в Комиссию по искусствам по халатности забыли рассмотреть вовремя, и именно этой случайности я обязан нашей доброй дружбе. Позволите? Обещания, данные красивым женщинам, надо выполнять, - Он легко подал Элени руку и повел прочь от Тюильри.


Все, что творилось в его душе, Элени прочла в его мыслях. Он знает, и не знает одновременно. Верно догадывается о ее роли в истории с Ленорман и не предполагает, как именно она проделывала свои фокусы. Об этом он никогда не узнает, потому что не поверит... Ах, месье Барер, если бы революция не вторглась в вашу жизнь, вы бы были гораздо счастливее... - Вас давно не видно, - тихо проговорила Элени, когда стены Тюильри остались позади. - Связано ли это с тем, что вы видели меня в салоне Ленорман в тот день, когда она рассказала вам о своем секрете успеха, я не знаю. Но я привыкла узнавать все сразу, пусть даже ответ мне не понравится. Итак?


- Итак, Элени, - улыбнулся Барер, игнорируя ее попытки вызвать его на откровенность, - Я действительно сильно виноват перед Вами. Я знаю, что пропустил последнюю премьеру, и давно не навещал Вас. Но у меня много работы, и меня никто не станет ждать, - Он сделал жест рукой. Вот и все. Спокойное, точное, вежливое объяснение. Никаких подозрений или упреков, или обвинений. А главное - все правда, пусть даже и грустная. Хотелось ответить ей прямо, но перед глазами стояло последнее заседание Конвента. Даже об этом их разговоре донесут. И стоит ему допустить даже намек на сцену - завтра же ему с трибуны бросят в лицо любые обвинения или насмешки. А Комитет... Комитет будет пользоваться авторитетом лишь до тех пор, пока пользуются авторитетом его члены.


Элени кивнула и отвела глаза. Вот и все. Этот человек не из тех, кто бросается откровенничать. Он принял решение, и его жизнь - политика. Его талант, блистательный, живой ум, его утонченное видение окружающего мира - все будет брошено под ноги революционным лозунгам и ничего не значащим обещаниям сумасшедших тиранов вроде Робеспьера. Ни шагу в сторону - донесут. И каждый взгляд, каждое движение, трактованное, как подозрительное, может иметь огромные исторические последствия. Элени грустно улыбнулась своему спутнику, понимая, что пауза затянулась. - Вы ничего не потеряли, Бертран. Спектакль получился весьма посредственным. И я была не в форме в последние дни. Понимаю, что работа важнее - вы занимаете весьма ответственный пост...


- Я рад, что Вы верно все поняли, Элени, - Барер пристально посмотрел на нее. Так будет лучше. Без упреков и выяснений отношений - в конце концов, он предпочел их не прояснять даже с собственной женой, в которой они уже не общались два года, просто перестав переписываться. И ей не надо знать о его подозрениях. Если бы ей можно было верить... Но нет, она сделала из него посмешище - причем даже не водя за нос мимо салона Ленорман, но перед Конвентом, что было куда серьезнее. По большому счету даже серьезный роялистский заговор был ему менее страшен, чем любая всплывшая на поверхность человеческая ошибка, - Будьте счастливы, Элени. Я не верю, что Ваши спектакли могут быть посредственными, - тихо добавил Барер.


Это было прощанием. Вот так, интеллигентно и вежливо. Она, не привыкшая к подобному, холодная королева и повелительница сердец, готова была сейчас закричать, заставить его заговорить, изменить этот теплый дружеский тон, вырвать из него то, что он думает на самом деле. Видит бог, она никогда не хотела сделать из него посмешище и поставить его в трудное положение. Но он прав, тысячу раз прав. Он предан своей роли, переданной ему насмешницей-судьбой, и она должна уйти. В этой жизни им не найти общего пути. - Я тоже желаю вам счастья, Бертран. А мои спектакли... Не думайте об этом. Вы спасаете свою страну, и вам нужно думать прежде всего об этом. Я не забуду вас. Прощайте. - Элени быстро взглянула на него и, махнув на прощанье рукой, быстро пошла по наплавлению к бульвару Тампль. Через час начнется спектакль. А впереди - ночь сожалений и одиночества.


Барер отвернулся, чтобы не смотреть ей вслед. Черт возьми, если бы что-то можно было изменить. И если бы можно было выбросить в огонь, не читая, еще не вскрытый пакет из Бордо, который ему должны доставить завтра утром. Но он не успокоится. пока не проверит, кто она на самом деле.
Странно. Сколько он здесь стоит, прикрыв лицо руками? Что она все-таки на самом деле для него значила? Ответ - в невскрытом пакете или у него самого где-то в душе?

Нет, пакет он вскроет только завтра вечером, если хватит времени. Сегодня можно напиться до бесчувственного состояния, чтобы просто не думать. Вот такой у него друг Элени Дюваль. Уже - был.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Фев 16, 2010 1:09 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Улицы Парижа.

Бьянка, граф Сомерсет.

Граф Сомерсет, прожигатель жизни, наследник огромного состояния, владелец недвижимости в Англии и Бельгии. Похоронил жену пять лет назад. Она была француженкой. И он привык считать себя французом. Один из близких друзей королевы Марии-Антуанетты, блистательный игрок в дипломатию при дворе увядающей королевской семьи, версальский герой. Все, что удалось раскопать об этом человеке. Не так мало, не так много. Бьянка передвинула кресло к зеркалу. Любуясь собственным отражением, приятнее думать. Итак, граф Сомерсет…

Печально, но факт: этот человек явно вознамерился ее найти. Он не бросался словами. Более того, судя по всему, он обладал колоссальными связями в комитетах. Страшно подумать, насколько глубоко пролезли щупальца заговорщиков… А когда-то она смеялась над подозрительностью Сен-Жюста… Нет, Антуан, ты был тысячу раз прав. Только все намного хуже, чем ты думаешь. Нужно увести Сомерсета с правильной дорожки. Сбить с толку. И заставить копать не в ту сторону. Пусть считает ее аристократкой, вынужденной жить среди санкюлотов. Пусть вернется пресловутая Элеонора Сольдерини – жертва расторопного чиновника из Комитета общественной безопасности. А дальше будет видно.

***

На улице Лантерн царило оживление. В последнее время люди полюбили сидеть на улицах. Есть им было нечего. С напитками было проще. А дешевое пойло на голодный желудок – не лучшее средство для общения. Внешне Бьянка сейчас ничем не выделялась из толпы. Грубые башмаки, уродливое старое платье, застиранный чепец… И руки, которые ее “выдадут”. Пусть почувствует себя сыщиком. Пусть будет гордиться своей наблюдательностью… Бьянка долго крутилась среди женщин, насаждая в их мысли свой образ – она не должна быть тут чужой. В тот момент, когда вдали показался Сомерсет, одетый, кстати, тоже весьма скромно, Бьянка аккуратно проникла в мысли нетрезвого лавочника. Мысленный приказ. Агрессия. Затем просто наступить его на ногу.

- Да ты мне чуть ногу не отдавила! – взревел мужчина и дернул ее за рукав.

Бьянка вскрикнула и отскочила, изображая испуг. Он продолжал напирать, ругаясь, как сто чертей. Наблюдая за обстановкой. Бьянка отметила, что Сомерсет заинтересовался скандалом. Итак, ваш ход, гражданин англичанин.


Граф Сомерсет шел по улице, не обращая особого внимания на попадавшихся по дороге санкюлотов. Что и говорить, при взгляде на этот сброд становилось противно: в старые добрые времена этакий скот не пустили бы и на порог в приличном доме. А сейчас они думают, что стали хозяевами жизни… Подонки. Но что бы он не думал, эмоции лучше держать при себе и думать о чем-то более приятном. Например, о той женщине, итальянской аристократке. Странное знакомство не шло из головы.

Потребовалось немало усилий, чтобы разыскать ее, но затраты оправдали все ожидания. Запрос в комитет по надзору и ключ от сокровищницы почти в кармане, если чиновник готов разбить голову о стену, только бы не всплыли некоторые грешки. Ну, и соответствующее вознаграждение в случае успеха, это само собо разумеется. Как же иначе можно купить их дешевую (а иногда и не очень) преданность? Сомерсет презрительно скривился. Ничтожество, исполняющее роль секретаря в комитете по надзору, куда стекались сведения обо всех более или менее подозрительных и не очень лицах, довольно быстро отыскало досье подходящих кандидатур. Не так и сложно, если уметь думать и действительно захотеть.

Молодая женщина, без близких родственников в столице, пожалуй, ее можно отнести к "умеренным", когда немного забывается у нее появляется легкий акцент, судя по мелодичности итальянский - этого вполне достаточно, чтобы через несколько часов получить досье подходящих кандидатур. И таких, если сложить все вместе, даже в Париже найдется немного. Ему очень повезло, когда обнаружил бумаги, относящиеся к некой Элеоноре Сольдерини, итальянской аристократке. Весьма любопытно, что за ней следили, но потом оставили в покое...

Но вот и она. Как, оказывается, тесен мир... Правда сейчас она не напоминала себя в вечер их знакомства. Тогда на ней было довольно дорогое платье, несколько вызывающее, как по нынешним временам, сейчас же несчастное создание носило вещи, на которые невозможно смотреть без содрогания.
В чем причина такой перемены? Любопытно... Хотя кто знает, возможно она одолжила платье и решила заработать на жизнь старым как мир способом? Нет, так тоже не казалось. Слишком много шлюх, и светских и уличных он перевидал на своем веку и не мог сказать, чтобы таинственная незнакомка так уж нуждалась в продолжении знакомства. Между тем, разгорался скандал, участницей которого становилось все то же забитое создание, будем называть ее так, как она хочет казаться.

- Оставь женщину в покое, дурак, - лениво бросил Сомерсет, больше заинтересованный, чем горящий желанием наблюдать развитие событий.

- Она получит по заслугам, - крикнул санкюлот и замахнулся. Женщины, стоящие рядом, завизжали. Здесь, в этом квартале, в последнее время подобные скандалы случались часто, но только сегодня зрители наблюдали, как их сосед поднял руку на девушку.

Сомерсет зевнул. Драться он не любил, хотя и умел. Но вступать в драку не хотелось, тем более с этим... которого и ненавистным словом "гражданин" назвать сложно. С детства пребывая в убеждении, что противник должен быть хотя бы достойным, на идее о возможной потасовке он поставил жирный крест. - Горазд женщину бить, герой! Лучше покажи, где здесь найти портного, мне рекомендовали. Вот и заработаешь себе на выпивку и то лучше, - обратился Сомерсет к санкюлоту.

Санкюлот резко остановился и уставился на него во все глаза. Затем заговорил. Бьянка, воспользовавшись ситуацией, тихо отползла в сторону и завернула в подворотню. Итальянская аристократка должна смутиться, что ее видят в подобном виде. И сбежать. Пусть англичанин подумает, что упустил ее.

- Держи, - Сомерсет протянул этому животному несколько ассигнатов. - Я вернусь сюда через час или два и хочу, чтобы ты нашел мне портного, который, по слухам, хорошо шьет. А пока будешь ждать, не задирай женщин, ведь если побьет кто-нибудь морду, то и примочку будет сделать некому.- Оставив санкюлота переваривать информацию, он быстро пошел вслед за исчезнувшей Сольдерини.

Почувствовав его приближение, Бьянка ускорила шаг. Однако, скоро он окликнул ее. Она медленно повернулась, и взглянула на него с вызовом. Пока лучше молчать.

- Я не думал, что мы встретимся при таких обстоятельствах, - весело сказал граф, избегая употреблять ненавистное республиканское обращение. - Но все, что ни делается, все - к лучшему. Можно я провожу тебя? Сейчас опасно ходить по улицам.

Бьянка улыбнулась в ответ. - Только до конца улицы. В прошлый раз мы говорили о том, что любим секретничать. Я остаюсь на прежних позициях и хочу сохранить свой адрес в тайне. Тем более, что я сегодня не в том виде, чтобы позволить кому-либо соповождать меня.

- Тайны и тайны, - вздохнул Сомерсет. - Что же, будь по твоему. Может быть, скажешь, как я могу называть тебя? А то неудобно обращаться к красивой женщине "Эй, ты!"

- Вы обещали, что разыщите меня? И выясните обо мне все-все? Не получилось? - Бьянка состроила невинное лицо, намерянно игнорируя его переход на "ты"

- Ну почему не получилось, гражданка Сольдерини? - вскинул брови Сомерсет. - Кое-что получилось, как видите. Немного, правда, но это вопрос времени.

Бьянка отвела глаза. - У вас действительно неплохие связи. В таком случае, мое имя вам тоже известно. Поздравляю. Эту партию вы выиграли. Но я смею предположить, что вы тоже - не из тех, кто может спокойно рассказывать всем подряд о своем прошлом? Или я ошибаюсь? И вы - бедный буржуа, преисполненный революционного рвения?

- Ну как вам сказать... - задумчиво ответил Сомерсет. - Вы почти угадали, но об этом не так сложно догадаться, учитывая обстоятельства нашей предыдущей встречи.

- Кстати, вы не представились, мой таинственный друг. Вы знаете, кто я, а я вас не знаю. Исправим это недоразумение? И, пожалуйста, уведите меня отсюда в более безопасное место. В секции, где я снимаю комнату, не такие ужасные нравы, как здесь. И как я могла отправиться сюда одна! - Бьянка всплеснула руками. Выглядела она совершенно несчастной.

- Можете называть меня Сильвен Деламбр, - улыбнулся Сомерсет. - и вы не должны ходить одна, это опасно. Как видите, люди совсем озверели и запросто бросаются на себе подобных без видимой причины. В прошлый раз, когда намечались беспорядки, правительство приняло меры, будем надеяться, что они примут меры и сейчас... Ведь вы - далеко не первый человек, который подвергся нападению.

- Беспорядки? - рассеянно спросила Бьянка. - О боже, неужели снова? - Ей стоило усилий, чтобы не прыснуть со смеху, когда симпатичный англичанин представился. Сильвен Деламбр! Ну надо же такое имя выдумать!

- Как видите, - развел руками Сомерсет. - Впрочем, очень надеюсь, что я ошибаюсь. Мне кажется, здесь довольно спокойное место... - только когда где-то пробили часы, граф вспомнил о том, что время идет и он может опоздать на весьма важную встречу. С женщиной можно пообщаться и после, это не должно быть в ущерб делу. - Теперь разрешите откланяться. Если вы не хотите, чтобы я искал вас самостоятельно, приходите завтра в кофейню "Магнолия" возле Клуба якобинцев. Придете?

- С одним условием, - Бьянка опустила глаза и поправила белокурую прядь, выбившуюся из-под чепца. - Вы прекратите наводить обо мне справки. Мне это неприятно. Вы видите меня насквозь, вы знаете, кто я, а в наше время подобные знания дают власть. Я не хочу вас бояться. Тем более, что вы не раскрываете мне своего истинного имени. Вы правы, я аристократка и иностранка. Но и вы, как мне кажется, принадлежите к весьма знатному роду. Но я не могу пойти к друзьям и узнать о вас все, что пожелаю. Потому что я вынуждена скрываться и носить на себе обноски, прислуживать в зажиточных семьях и каждую ночь трястись от страха в ожидании, когда за мной придут. Я была свидетельницей сентябрьской резни. Видела, как озверевшие люди носили на пике голову несчастной принцессы, и как те, кого я знала, умирали, захлебываюсь собственной кровью. Я не могу покинуть страну, и вынуждена ждать и прятаться, лишь изредка позволяя себе навещать места, где можно встретить тех, кто когда-то был таким же, как и я. Вот, что представляет из себя жизнь синьоры Сольдерини, ставшей пленницей этого города. Если вы человек чести, то вы оставите попытки найти меня и позволите мне самой выбирать, когда и где я буду с вами встречаться. Мы с вами не дикари, каковыми являются нынешние жители Парижа. И должны помнить о чести и достоинстве.

- Пожалуй, вы правы, - Сомерсет посмотрел на стоящую перед ним женщину с уважением. - Договорились. Я не буду больше наводить о вас справки. Не стану даже требовать от вас непременного появления. Просто знайте, что с девяти до десяти вечера я нахожусь в том кафе, о котором сказал раньше.

- Я верю вам. Спасибо! - с чувством произнесла Бьянка и протянула ему руку. - А теперь, пожалуйста, выведите меня отсюда. Я приду завтра. Обещаю.

Весь путь по переулкам занял всего несколько минут. Бьянка проследила, как граф Сомерсет удаляется в сторону бульваров. Он ни разу не обернулся. Видимо, ее слова и правда задели его за живое, и он оставил свои попытки проследить за ней хотя бы на сегодня. В его мыслях Бьянка прочитала необычный план. Массовые беспорядки, в ходе которых люди, верные Сомерсету и его другу барону де Бацу, попытаются уничтожить настоящих патриотов и вывезти за пределы Парижа оставшихся в городе заговорщиков, рискующих попасть под декрет Сен-Жюста и Робеспьера. Что ж, будет, о чем рассказать Робеспьеру. Что касается графа Сомерсета... В другой период своей жизни она с удовольствием занялась бы этим смертным и добавила его в свою коллекцию. Она любила изводить таких, как он - любимчиков фортуны, не видящих ничего, кроме своего отражения и считающих, что любая женщина готова пойти на любые шаги ради их обаятельной улыбки. "Вам надо было родиться лет на сто пораньше, граф", подумала Бьянка и улыбнулась принятому решению. Наваждение прошло. Она - в Париже. Она по уши погрязла в политике и играет на стороне монтаньяров. Остальное значение не имеет. С этими мыслями Бьянка направилась в сторону дома. Нужно привести себя в порядок и навестить Робеспьера.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Фев 16, 2010 1:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Париж, Комитет Общественного Спасения, потом - Театр Вампиров
Барер, Давид\Барер, Лоран, Арман

Работа. Бесконечная череда бумаг, которая никогда не пугала его даже в прекрасном расположении духа, а уж в плохом и подавно. Работать Барер любил всегда, но теперь хотелось нагрузить себя до предела, чтобы переломить самого себя, и по вечерам моментально засыпать, а не сидеть, вычерчивая на бумаге бессмысленными линии и размышляя о том, была ли Элени Дюваль просто приключением, случайной встречей или шпионкой. Видение исчезло так же легко, как и появилось, а на прощание не было сказано и десяти слов, из которых ни одно не било в цель. Стоп. Не думать об Элени Дюваль. Разбирать переписку по ведомству Сен-Андрэ, который уехал в миссию.

Дверь скрипнула. Барер развернулся, не вставая со стула и по привычке вертя в руках перо.
- Давид, - радостно поприветствовал он коллегу и старого приятеля, - Что у тебя? Ты как раз вовремя – я хотел назначить заседание Комитета по искусствам.

- Я именно по этому вопросу, - Давид не особо дружил с устной речью, выражая свои мысли и эмоции в картинах. На заседаниях Комитета он чувствовал себя неловко, отделываясь ничего не значащими фразами, которые к тому же звучали невпопад. Поэтому появлению в Комитете Барера он немало способствовал, опасаясь только, что тот откажется, ссылаясь на занятость в Комитете Общественного Спасения. Благо, подозрения были беспочвенны – во-первых его друг с энтузиазмом брался почти за любое дело, а во-вторых был не меньшим ценителем изящных искусств, чем сам Давид.

- Что у тебя? – продолжил улыбаться Барер, - Показывай.
Едва взглянув на документы, он едва сдержался, чтобы не нахмуриться. Речь шла не о новых спектаклях, театрах или картинах молодых художников. Проверки – по сути полицейская функция, которую решили возложить на профильное ведомство.

- Ищут аристократов, - буркнул Давид.

- Да, да, я знаю,- задумчиво проговорил Барер, знакомясь со списком театров, художественных мастерских и даже поэтов, - Взвешенное и обоснованное решение, - снова одобрил он, - Ну что, для начала займемся театрами?

- Их меньше всего, - подытожил Давид.

- Именно, а результат будет сразу, - усмехнулся Барер, - К тому же данные по Комеди Франсэз, Итальянской Комедии, Гранд Опера у нас и так есть… Многие, кстати, закрылись этой зимой, - он решительно вычеркнул несколько строчек, - Остается всего ничего. Ничего, Давид, - он похлопал друга по плечу, - вернись к твоим художникам – думаю, ты хорошо знаком с каждым из перечисленных, а с театрами я тебе помогу. Я живу недалеко от бульвара Капуцинов, большинство мелких театров находится там. По дороге домой я навещу их владельцев и попрошу дать информацию обо всех актерах, - равнодушно закончил он, в глубине души не находя себе места от радости, что Давид решил переложить проблему на чужие плечи.

Последний кивнул и вышел в великолепном настроении, что неприятную обязанность не надо будет выполнять самому.


Барер развернулся обратно к столу, продолжая вертеть перо в руках.
Случай под пару его стремлению узнать правду об Элени Дюваль – кто она на самом деле. Барер знал, что как бы он ни падал с ног от усталости, он теперь не успокоится, пока не узнает правду. А возможно ему просто хотелось найти для нее хоть какое-то оправдание. Несмотря ни на что. Пусть лучше она окажется беглой аристократкой, чем обычной сумасбродной женщиной, решившей просто поиграть чужими судьбами ради собственного каприза и просто ради каприза заглянувшая ему прямо в душу своими необыкновенными глазами.

Решительно оборвав эту мысль, Барер вернулся к работе. Через два часа с делами морского ведомства было покончено. Взяв портфель, он вышел из Тюильри, направившись к бульвару Капуцинов. Здание Театра Вампиров сегодня не сверкало огнями – в среду спектаклей не давали.

Барер постучал в дверь.
- Я бы хотел поговорить с владельцем Театра, - любезно проговорили он, - Я представляю Комитет по искусствам и вынужден потревожить его в столь поздний час.


Лоран смерил вошедшего недобрым взглядом, потом, вспомнив о том, что этот человек представляет собой власть, сменил хмурое выражение на вежливое и подобострастное. - Вы, гражданин, хотите видеть Армана? Пожалуйста, проходите. Он сейчас отдыхает, но, думаю, что он с радостью вас примет. - Заглянув в его мысли. Лоран прочел массу каких-то политических глупостей и потерял к нему интерес. Пусть Арман разбирается.

- Да, да, - кивнул Барер, ожидая, что молодой человек назовет фамилию гражданина, но, не дождавшись, прошел за ним.
В комнате было жарко и натоплено, что для мая было, пожалуй, даже излишеством. Мебель старинная, несколько громоздкая. Директор театра сидел в кресле, спиной к нему, но, услушав шаги, встал навстречу.

Барер чуть не удивился. Гражданин так молод... Странно, что в таком возрасте он руководит театром.. Впрочем, в армиях командуют двадцатипятилетние генералы, и это никого не удивляет.
- Добрый вечер, гражданин, - улыбнулся он, - Прошу прощения за поздний визит. Я не задержу Вас надолго. Моя фамилия Барер, я состою в Комиссии по искусствам. Возможно, Вас удивит, что я наношу Вам визит лично, но я решил совместить необходимое с приятным. Я давно хотел засвидетельствовать Вам сове восхищение Вашим театром. Один из лучших в Париже.

Арман почтительно кивнул. Несколько секунд он внимательно разглядывал человека, который свел с ума его любимую актрису. Вчера Элени вернулась сама не своя, и Арман не поленился изучить всю ее историю. Он уже знал о ее развлечениях с салоном Ленорман - восхищался ее остроумием и не одобрял одновременно. Но он сам хотел, чтобы она перестала цепляться за театр. Поэтому молча наблюдал и делал вид, что ничего не происходит. Вчера ночью она пришла другой. Арман никогда не думал, что Элени, которую он считал самой равнодушной и лишенной каких-либо чувств, кроме любви к Театру и старому собранию, способна так переживать из-за какого-то политика. Политика! А ведь она сама глубоко их презирала. И вот, он здесь. Решил поиграть в сыщика и придумал благовидный предлог, чтобы прийти и поговорить. Забавный смертный. - Добрый вечер, гражданин Барер, - мягко и вкрадчиво произнес Арман, вставая с кресла, чтобы поприветствовать гостя. - Садитесь, прошу вас. Отрадно слышать, что наш театр все еще пользуется популярностью среди парижан. Но это - приятное. Вы хотели что-то со мной обсудить? Задать вопросы? Спрашивайте. А я распоряжусь, чтобы вам принесли чаю или кофе.

- Кофе, пожалуй, - вежливо улыбнулся Барер, - Но, к сожалению, мой визит носит полуофициальный характер. Я думаю, Вы знаете, что с некоторых пор театрам Парижа было предписано предоставить информацию о своих актерах и даже разнорабочих в Комитет по искусствам. От Вас такой информации Комитет до сих пор не получил, - Барер посмотрел на огонь, - Но я - последний человек в городе, который хочет неприятностей Вашему Театру. Поэтому я пришел сюда сам.

Арман улыбнулся искренне и открыто. - Вы благородный человек, гражданин Барер. Спасибо вам за заботу. Что я должен сделать? Предоставить списки как можно скорее? Они будут у вас завтра же. К сожалению, сейчас у нас не так много актеров. Театр существует исключительно благодаря известности нашей ведущей актрисы. Элени Дюваль. Вы, думаю, бывали на спектаклях с ее участием, раз так полюбили наш театр. Она - чудо, не так ли? - Арман говорил так, что никто не заподозрил бы издевки. Зачем он решил поиздеваться, он и сам не знал. Наверное, просто захотелось чуть-чуть похулиганить. Ведь ему всегда было скучно в этом мрачном доме, уже давно потерявшем для него свою актуальность.

- Конечно же бывал, - ответно улыбнулся Барер, - И я рад, что мы с Вами совпадаем в наших мнениях, что роль актера не следует принижать. Что до чудес, то я в них не верю, увы, - он развел руками, - Разве что на сцене. Но Вы сейчас несправедливы к остальным Вашим актерам, поверьте мне, как ценителю. Та же гражданка Кандей прекрасно выступает в Комеди Франсэз, но в этом сезоне ей удивительно не везет с партнерами, и - вот, многие ее поклонники уже изменили ей. Впрочем, ее Федра все равно великолепна, - Барер решил воспользоваться любым предлогом, чтобы увести разговор с опасной темы. Если этот гражданин на что-то намекает, то ситуация не может быть хуже, чем казалась. В конце концов, он уже принял мысль, что каждый его шаг известен. Цена неосторожности... Но ничего, все проходит. Пожалуй, надо и правда сходить на спектакль Кандей.

- Гражданка Кандей не стоит и мизинца Элени Дюваль! - весело сказал Арман. - Впрочем, во мне говорит руководитель театра. Для меня мои актеры - самые лучшие.

- Поэтому не рискну с Вами спорить, - Барер надеялся, что его улыбка не будет натянутой, - Я просто ценитель прекрасного, но я как раз не могу позволить себе отдавать явно предпочтение одному театру, художнику или даже писателю. Вы справедливо заметили, что Вы - не просто мой собеседник, но и директор Театра, а я - увы - не просто поклонник пьес Вашего Театра, но и представитель Комитета по искусствам, - Барер протянул ему руку, - Предлагаю заключить мир и не ломать копья даже ради прекраснейших актрис Парижа.

Арман протянул руку в ответ и позволил себе на секунду задержать взгляд на его глазах. Простые смертные никогда не узнают, что у этого человека есть душа. Что сейчас этот человек совершает должностное преступление из-за женщины, потому что знает о ее роли в интриге с салоном и намеренно о ней умалчивает. Если об это станет известно кому-нибудь вроде красавчика Сен-Жюста, этот человек умрет. Несмотря на все свои заслуги. И он знает об этом. Ах, Элени... Смертные должны благодарить судьбу за то, что ты никого к себе не подпускаешь, иначе мир стал бы немножко менее правильным. - Завтра документы будут у вас, гражданин Барер. Искренне рад был с вами познакомиться.


Барер кивнул и вышел, понимая, что заснуть сегодня не сможет. Ничего, он захватил с собой много документов, поможет скоротать время до рассвета. С одной стороны он ругал себя последними словами, что влез в это дело. Правда... Правда может оказаться даже более неприглядной, чем он догадывается, и зачем она ему так понадобилась - непонятно. С другой стороны, лучше пусть эту правду узнает он, чем честный, но излишне прямодушный Давид. И все из-за Элени Дюваль. Кто она ему, чтобы так рисковать? Воспоминание, которое хочется сохранить? Самая красивая актриса Парижа? И все-таки, выяснить правду... Потому что была и третья сторона медали - детская страсть к приключениям, которую Барер к собственному некоторому сожалению так и не изжил в себе за долгие годы.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Фев 17, 2010 12:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Тюильри

Бьянка, Робеспьер

Скинув с себя платье, которое только что помогло ей сыграть роль несчастной и покинутой всеми аристократки, скрывающейся от властей, Бьянка быстро переоделась в свой обычный костюм. Некоторое время она прокручивала в голове свой разговор с графом Сомерсетом. Похоже, она снова заигралась. Снова загнала себя в угол, путь из которого – вранье, вранье и еще раз вранье. Как можно было помыслить о том, чтобы продолжать интриговать с Сомерсетом, в то время, как их могли увидеть в любую секунду? И тогда можно было бы сколько угодно доказывать, что это была просто игра, что она вспомнила старое, что она жаждала острых ощущений и в любой момент была способна решить ситуацию в свою пользу? Бьянка на секунда представила себе, что бы сказал на это Сен-Жюст. Он, понимающий ее природу, самый нестандартный из всех ее знакомых смертных, человек со своей философией и своим представлении о «черном» и «белом», скорее всего, перестал бы с ней разговаривать. И был бы прав, тысячу раз прав. Ругая себя за беспечность, Бьянка отправилась к Робеспьеру. Мысленный приказ, и двое охранников проустили ее, не задавая вопросов. Она взлетела по лестнице и постучалась.

- Добрый вечер, гражданин Робеспьер. Я пришла, чтобы сказать вам, что ослушалась вашего приказа.

Робеспьер поднял голову, оторвавшись от бумаг. Потребовалось некоторое время, чтобы вынырнуть из омута бюрократии, петиций, докладов и понять, что от него хотят. Жюльетт Флери. Она почти всегда появляется неожиданно и почти всегда - с более или менее ошеломляющими новостями.

- Добрый вечер, гражданка Флери. Располагайтесь, - сам он поднялся и подошел к окну. - Что же, мне очень жаль. Наверное, было бы наивным с моей стороны полагать, что добрый совет будет принят. Как много вы успели натворить и что я должен сделать, чтобы предотвратить последствия?

- На этот раз последствия не будет, - уверенно сказала Бьянка. Затем виновато улыбнулась. - Надеюсь, что не будет. Я шпионила. За роялистами. Меня могли увидеть в компании одного из них, но не увидели. Я узнала кое-что из их планов. Но почему-то мне кажется, что я чуть не сделала ошибки, пытаясь скрыть это от вас.

- Боюсь, вы очень плохо представляете себе, насколько непоправимыми они могуть быть, эти последствия, - медленно сказал Робеспьер. - Стало быть, вы пришли к выводу, что не всегда хорошо предавать тех, кто каким-то образом оказал вам доверие?

- Я не предавала вас, - тихо сказала Бьянка. - Я хотела помочь. И информация, которую я получила, стоит того, чтобы рискнуть.

- Я пытаюсь сделать все возможное, чтобы верить вам. Что это за информация и от кого вы ее получили?

- Информация касается плана по переброске из Парижа оставшихся роялистов. Фамилия человека, от которого я это узнала - Сомерсет. Объясните мне, чем я заслужила ваше недоверие?

- Мне показалось странным ваше неожиданное исчезновение, а потом столь же неожиданное появление, при том, что практически сразу же вы оказались замешаны в не очень хорошую историю с роялистами, - не стал кривить душой Робеспьер, так как вся ситуация в мельчайших подробностях походила на случай с Жанной Шалабр. Он не имел права ошибиться второй раз. - Теперь вы приходите ко мне с информацией, которая не то что выходит за рамки вашего задания, но и не входила в него и первоначально и сознаетесь, что ослушались. Я не умею читать мысли, гражданка Флери, но смею надеяться, что умею анализировать факты. И то, что происходит, мне не нравится, хотя вас лично не в чем упрекнуть.

- И что теперь делать? - спросила Бьянка. Она понимала всю глупость поставленного вопроса, но он вырвался сам собой. Ответа на него у нее не было.

- Оставить все как есть, ведь моя отповедь, состоявшаяся или нет, мало изменит. Мы не можем сравниться с подобными вам, здесь бессмысленно что-либо говорить, так как пожелай вы разрушить все наши начинания, то сделали бы это. Несмотря на все, ваша партия гораздо сложней, так как вы вынуждены подчиняться правилам, которые, так или иначе, придуманы другими. Одним словом, я не имею власти над вами, я не могу вас судить.

- Все верно. Однако, мое признание вас только разозлило! - в отчаянии воскликнула Бьянка. - Что ж, я исправлю все сама. А вам предоставлю судить меня по результату. Прощайте, гражданин Робеспьер.

- Нет, не разозлило, - устало сказал Робеспьер. - Я просто ответил на ваши вопросы. Не нужно ничего исправлять, по крайней мере сейчас. Иначе вы обязательно совершите какое-нибудь безрассудство. Что вы хотите сделать сейчас? В одиночку бороться с группой заговорщиков?

Бьянка стремительно подошла к его столу и села, придвинув кресло. - Мое исчезновение было связано с моим прошлым, как я уже говорила. Мужчина, с которым я прожила много лет, попытался вернуть меня, и сделал это вот таким странным способом. Проводя время в его доме, я все для себя решила. Мой дом здесь, в Париже. Здесь я впервые поняла, что значит жить и чувствовать себя нужной и полезной. Просто жить и любить то, что меня окружает. Каждый из вас мне по-своему дорог. Вы стали для меня учителем и лучшим советчиком. В нашем мире не принято жить среди людей. Я, в своем роде, отщепенка, нарушавшая правила. Я даже научилась жить, почти не пользуясь своими способностями - в своем роде это честность и моя дань уважения людям. Пожалуйста, не злитесь на меня. Я всю жизнь совершаю глупости. Но делаю это не по злому умыслу. Я действительно хотела помочь.

- Безумие, - Робеспьер слегка улыбнулся, - совершенное с благими намерениями, вовсе не то же самое, что просто безумие? Возможно, вы правы. Вам просто некогда было задуматься о том, что может последовать за берассудством. А между тем, последствия могут оказаться самыми неприятными. В погоне за информацией вы не думали о том, что за тем роялистом, возможно, следят. Наши же агенты или агенты  комитета безопасности, это не столь важно. Важно то, что они непременно донесут на вас. Я не знаю, где и при каких обстоятельствах происходила  беседа, но не сомневаюсь, что найдется по крайней мере дюжина человек, которые вас видели. И они расскажут все, кто из страха, кто из зависти, кто просто из желания навредить, в зависимости от личных качеств. Запомните, что агент почти всегда находится в опасности, а в особенности - двойной агент. И если вас в один прекрасный момент не устранят физически, в чем я сомневаюсь, то вполне возможно устроить так, что вы не сможете показаться на улице. Стоит ли такой жертвы обретенная независимость, если вы и так являетесь отщепенкой среди подобных вам?

- Даже если это и так... - Бьянка почувствовала, что гроза миновала и снова улыбнулась, - Позвольте мне посвятить вас в то, что я узнала. Вы сами решите, как это использовать.

- Вы неисправимы, - покачал головой Робеспьер. - Сначала пообещайте мне, что оставите вашу самодеятельность. И я надеюсь, что  обещание будет искренним. Некоторое бездействие, возможно,  покажется вам наказанием, но это для вашего же блага.

- Больше никакой самодеятельности, - серьезно кивнула Бьянка и взяла листок с его стола. - А теперь я набросаю вам план.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Фев 17, 2010 2:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, дом Тальена.

Тальен, Тереза Кабаррюс, Баррас, Фуше, Мерлен, Эжени

Париж, снова Париж. При одной этой мысли Терезе Кабаррюс хотелось захлопать в ладоши и закружиться по комнате. Даже в былые дни, когда она блистала в Версале, она так любила сбегать сюда. А какие были в городе маскарады. А опера! Маленький Трианон с его искусственно созданной идиллией сельской жизни был, конечно, прелестен – но как могут какие-то козы с бубенчиками сравниться с очарованием городской суеты. Благо старый маркиз Фонтенэ смотрел на проказы супруги сквозь пальцы. Отец продал ее тогда за титул, как красивую куклу, а маркиз купил за ее деньги. Но так сложилась жизнь – и теперь стоило взять от нее все. И она брала это «все», танцуя до упаду каждую ночь, записывая себе в поклонники людей, чьи предки воевали еще с Людовиком Святым, устраивая восихитительные вечера в своем салоне, где каждая мелочь была подобрана просто идеально – от незаконченного вышивания до небрежно разбросанных нот на клавесине. И никаких тебе больше «мадемуазель» - «Ваша светлость», никак не меньше!
О большем тогда и не мечталось – тем более, что и мечтать было не о чем. Такова ее судьба, все было решено еще до ее рождения поколениями женщин до нее.
Революция все изменила. Тогда мадам де Фонтенэ одной из первых сменила нелепую высокую прическу с перьями на простые изящные локоны, скрепленные трехцветными ленточками и так удачно сочетавшиеся с трехцветным кушаком на талии. Наконец-то свобода. Это не козочки с бубенчиками, блуждающие на придуманной свободе, на самом деле тщательно огороженной изгородью с плющом, за которым не видно деревянной ограды. Нет, теперь наконец-то можно стать собой. Старый маркиз пусть бежит, куда хочет, его время ушло. А она будет жить в Париже, и в Версаль не вернется ни за что. Ни за что, так и запишите. Мадам Ролан, конечно, смеется в ответ на ее фразы, что женщин однажды наделят политическими правами. У нее тоже старый Ролан, который смотрит на все сквозь старческое пенсне, но ей этого вполне хватает. Ей достаточно быть властительницей дум в своем салоне. Тереза Кабаррюс предпочитала улицу и движение. Пусть философствуют в гостиных, так революции не делаются. Революция – это не пафосные речи, а трехцветные пояса, розетки на туфлях и Ca ira.
И гильотина… И террор. Пафосные речи оказались серьезнее, чем думала она, и поразили своих приверженцев скорее, чем думала мадам Ролан.
Гражданка Кабаррюс теперь боялась даже выйти на улицу. Они ведь оказывается совсем не желали братства или кого-то освободить. Какими они все были глупыми, что в это верили.
И какой теперь может быть Париж, в котором надо сидеть тише мыши?
В один из таких дней отец написал ей из Мадрида. Попробовать пробраться к нему… Увы – было поздно.
И если бы однажды на пороге ее дома в Бордо не возник депутат Тальен – кто знает. Может быть сейчас ее голова уже давно бы гнила в общей могиле – от ужаса при этой мысли Тереза поправила прическу, словно желая убедиться, что ее голова действительно еще сидит на плечах.
Тальен появился на ее пороге как комиссар… Невысокий, почти хрупкий, порывистый, с беспощадным безразличием во взгляде. Приказано проверить как подозрительную. Но стоило их глазам встретиться, и об этом больше не было речи.
*Интересно, как я к нему все-таки отношусь?* - подумала Тереза в тысячный, наверное, раз.
Ее сердца он не тронул. Но она была с ним не только от безысходности – в конце концов, приложи она хоть немного усилий, и он легко оформил бы ей все бумаги, чтобы она покинула страну. Вместо этого она теперь с ним, в Париже.
У него есть милые жесты. Неплохая улыбка, белые зубы. Он не урод. Но и не красавец. Он вообще скорее «не урод», «не злой», «не мрачный», «не зануда», «не жестокий»… Ну как такого любить?
Вот сейчас он позвал друзей, чтобы представить ее, потому что хочет сделать ей приятное. Наверное, к ней он относится без частицы «не» - это видно. Он знал, что она тоскует по обществу – и открыл свои двери для приема гостей. Он знал, что она ненавидит даже вид гильотины – и освободил немало аристократов. Он «не» плохой…
А вот виконт Баррас – негодяй и циник. Это видно по тому, как он рассматривает ее слегка щурясь и лишь слегка улыбаясь. Или как он комментирует взволнованные вопросы Тальена – лениво и будто нехотя, чтобы усыпить бдительность собеседника и завершить фразу одной остротой или замечанием. Тереза Кабаррюс одернула себя, подумав, что она его уж слишком рассматривает. Вот гражданин Фуше. Молчит почти с самого начала вечера и похож на священника со своим елейным голосом, которым он тихо журчит исключительно в нужные моменты.
А вот и последний в парижской троице – Мерлен. Военный, готовый пуститься с места в карьер при первой возможности, быстро вспыхивающий, быстро остывающий, моментально меняющий направление беседы, чтобы достать противника. А противник у него, видимо любой, кроме женщины, которую он привел с собой, и которая еще не сказала ни слова.
Тереза очаровательно улыбнулась, поглаживая пушистого котенка, которого подарил ей Тальен неделю назад, - Мы только недавно прибыли в Париж, но я узнаю этот город. Голова идет кругом, как и всегда.

- Узнаете? Серьезно? А я – нет. - Кристоф Мерлен отпил вино из бокала. Подруга Тальяна была ослепительной. Изящная красавица с роскошной фигурой, одетая выразительно и со вкусом, с отточенными движениями, блестящими темными волосами. Вот только в глазах – какая-то затаенная обида на весь мир и даже злость. А может быть, ему только кажется? Он никогда не разглядывал женщин подробно, деля их на два типа: «красивая» и «некрасивая». Тереза Тальен, болтающая легко и непринужденно и искрящаяся улыбками, была красивой и мертвой. А сидящая с ним молчаливая Эжени, несмотря на смертельную бледность и потусторонний взгляд серыз глаз – красивой и живой. Примерно так. Мерлен с тоской взглянул на тарелку своей спутницы – и так худая, а к еде не притрагивается. Но она была не из тех, кто любит поучения. Лучше оставить ее в покое.

– Позвольте заметить, что я знал Париж другим. Даже три месяца назад он был другим.

- И каким же? - кокетливо прищурилась Тереза Тальен, краем глаза наблюдая за другим гостем.

- Холодным и мрачным, очевидно, - слегка лениво заметил Баррас, откинувшись в глубоком кресле, - Зима вышла не из легких. Мы с Фрероном провели ее на юге, в Безымянном Городе... Когда-то его называли Марселем. Кстати, о Фрероне... Вот человек, который удивил меня. Ярый сторонник Дантона и не менее ярый - террора. Удивительное сочетание, люблю сильные страсти, - он прервал фразу, чтобы закурить.

- О боже, - Тереза Тальен побледнела, - Не то, чтобы я рискнула сказать что-то против Конвента и законной власти, но в Бордо ее стали любить куда больше после того, как... - Она кокетливо накрыла ладонью руку Тальена.

- Очевидно, после того, как Бордо оставили его название, - уточнила Эжени, впервые подав голос за вечер, - Лишая имен кого-то другого, свои имена в историю не вписывают. Что касается Фрерона... Удивительно, как может один и тот же человек совершать чудовищные поступки, которым просто нет оправдания, и при этом у него ведь такие прекрасные статьи. И он так страдал из-за несчастной любви. И... неважно, - На самом деле Фрерон был другом Демулена и сторонником Дантона, но об этом упоминать не стоило.

- Цель оправдывает средства. Иногда, - мрачно усмехнулся Мерлен. - Тереза, я говорил о настроениях в городе. Город-праздник превратился в город-могилу. И это чувствуется во всем. Люди больше не любят Париж. И теперь тут может жить кто кгодно. А когда-то, приехав сюда, я ощущал себя почти чужаком.

Жозеф Фуше откровенно скучал. Казавшийся многообещающим в плане полезных знакомств вечер, на провеку оказался самым обычным - светская болтовня и ничего больше. Не то, чтобы он не любил светскую болтовню, просто ожидал большего и теперь чувствовал себя разочарованным. Паузу, между тем, было нужно чем-то заполнить. - Здесь все меняется слишком быстро, - сказал он, только для того, чтобы поддержать беседу. - То, что казалось нам в порядке вещей еще полгода назад, сейчас считается неприемлимым, а то, о чем раньше боялись говорить - наоборот, стало обыденным. Немного сложно освоиться, но нужно просто привыкнуть к тому, что Париж является центром, как общественным, так и политическим.

- Согласен, - кивнул Баррас, - но так было всегда. При всем уважении к провинциям.... Кто владеет Парижем - тот владеет Францией, - он с интересом разглядывал Терезу Тальен. Сумасбродное создание. А вот сам Тальен все так же нерешителен. Нет, едва ли он сейчас подходит для создания оппозиции Робеспьеру. Слишком слаб, а играет в отвагу только чтобы его не считали трусом. А вот его подруга совсем из другого теста. Это ведь она заставила Тальена решиться на безумные поступки вроде освобождения аристократов. Пожалуй, при должном влиянии, она натворит еще немало бед... И Тальен пойдет за ней в огонь и в воду. Это стоило обдумать, - Любезная Тереза, не скучайте с таким изяществом, - улыбнулся он хозяйке дома, - а то мы решим, что скука Вам идет и заставим скучать еще больше.

Глаза Терезы вспыхнули, и она слишком поспешно вернулась к игре с котенком.
- Нет, нет, - сказала она, - Продолжайте о политике, в конце концов, политика - это вся наша жизнь теперь. Но в Париже сейчас даже спокойнее, чем в провинции. Никаких мятежей, к волнениям Коммуны все привыкли...

- И гильотину убрали к заставе, - закончила за нее Эжени, слегка раздражаясь разговору. Эти люди нравились ей все меньше. Она наклонилась к Мерлену и прошептала, - Я придумала сказку про этих твоих друзей. Фуше будет холодной лягушкой, Тереза Кабаррюс - болотной цаплей, Баррас - выдрой с блестящей шерстью, а Тальен - бобром с домом под плотиной.

Мерлен рассмеялся от неожиданности. Бокал вина дрогнул, и несколько капель упали на стол. - Простите, граждане. Простите. Я о своем, - проборматал Мерлен, оглядывая гостей. Сравнить Барраса с выдрой - в точку! И правда похож. Такой же лощеный и блестящий. Он повернулся к Фуше. - Не могли бы вы пояснить свою мысль? Что сейчас считается неприемлемым, и что, наоборот, превратилось в обыденность?

- Многое, друг мой, - уклончиво ответил Фуше. - Некоторые воззрения, к примеру. Ведь еще каких-нибудь пять лет назад многие из сегодняшних патриотов были убежденными монархистами, а сейчас о подобном страшно помыслить. Когда-то находились такие, кто высказывался против смертной казни, сейчас головы падают, как спелые яблоки в ветренный день. Когда-то в собрании, которое осмелилось облечь в слова волю народа видели призрак деспотизма, сейчас же не страшимся диктатуры... Все относительно, друзья, я вовсе не имею в виду кого-то конкретно.

- Относительное относительно, - вальяжно согласился Баррас, - Но главное, чтобы сказанное Вами, друг мой, не относилось лично к нашим головам. Что касается монархистов, то да, в Конвенте еще сидят те, кто голосовал за отсрочку казни короля. Они расплатились за эту ошибку головами Бриссо, Верньо и других товарищей.

- И тот ужас и мрак, который происходит вокруг Вы тоже считаете относительным? - возмутилась Эжени, - С другой стороны выдр.... гражданин Баррас прав в том, что за любые ошибки надо платить. И тоже безотносительно.

- Гражданин Фуше, - улыбнулась Тереза Тальен, - Людям свойственно меняться. Уверена, что однажды многие пожалеют о тех реках крови, которые пролили. Правда, дорогой? - обратилась она к Тальену, который нервно барабанил пальцами, не решаясь сказать ни слова.

- Ужас и мрак олицетворяют собой несколько человек, - Мерлен стукнул кулаком по столу, мгновенно вспыхнув. - Вот мы сейчас сидим и обсуждаем, как изменились нравы. Но чем больше я смотрю по сторонам, тем больше вижу - нет! Люди напуганы, но они не сошли с ума! Они строчат доносы, чтобы спасти свою шкуру! Если на то пошло, при короле такого не было. Хотя - видит бог - я не монархист и если бы мог голосовать в тот день, голосовал бы за его смертную казнь. Маленький человек подчинил себе страну, и миллионы людей боятся открыть рот!

Фуше только улыбнулся и пригубил вино. Если бы они говорили без посторонних, то можно было бы попытаться объяснить Мерлену где именно он ошибается и почему. Ох, не живут долго такие самоубийцы! Последняя фраза могла стоить Кристофу головы. Точнее, может стоить головы, если среди собравшихся есть кто-то, способный написать донос. И погибнет ведь ни за что, правдолюб несчастный. - Нельзя быть таким категоричным, Мерлен, - тихо сказал Фуше, чтобы сгладить неловкость. - Особенно если человек этот сильнее.

- Да какая разница, кто сильнее, - *гражданин Лягушка* - про себя добавила Эжени и повернулась к Мерлену, - Ты вообще неправ. Абсолютно. Ты сейчас говоришь, что причина зла - в нескольких людях. Уберите их - и Франция вздохнет свободно. Только вот именно так и думали другие, когда решили, что счастье близко - надо просто отрубить несколько голов предателей. Потом выяснилось, что нет, мешает еще несколько голов. Потом - еще. А теперь несколько голов мешает каждый день. Ты что же - просто хочешь быть на месте тех, кто убирает головы и делать как они? Ну, знаешь... - Эжени подумала, что Мерлену тоже надо придумать животное. Пусть будет болотным селезнем.

- Вместе с тем, возвращаясь к разговору о сильных, я и соглашусь и не соглашусь с гражданином Фуше, - Баррас, не отрывая взгляда от Терезы Кабаррюс, допил вино, - Пытаться бросать вызов сильным мира сего в одиночку - это значит потерпеть поражение и оказаться в безвестности. Но все относительно, как заметил он раньше. Иногда великих побеждают совсем не другие великие, а просто обстоятельства, которые умеет обратить себе на пользу умный человек. Это безотносительное замечание, тем более, что мне и правда пора... Как ни жаль покидать дом, в котром живет такое пленительное создание, - добавил он, - Берегитесь, Тальен, я буду частым Вашим гостем.

Тальен позеленел и бросил на Барраса недобрый взгляд. Однако, рука Терезы, которая легла в его ладонь, успокоила его. Пора бы привыкнуть, что он, обладая сокровищем, будет вечно видеть сладострастные взгляды, устремленные на эту женщину. Но она принадлежит ему. Она ни разу не дала повода сомневаться. Тальен допил вино. Он намерянно не вмешивался в разговор, предпочитая просто слушать. Все эти пустые слова на тему властей - сколько раз он это слышал! Мерлен - отличный парень, но что он понимает в политике? Лучше помалкивать. И ждать. Слова ничего не решат. - До встречи в Конвенте, Поль, - вежливо ответил Тальен, не спуская с него глаз. Затем повернулся к Мерлену. - Ты бы, друг, прислушался гражданина Фуше. Он ведь дело говорит. Или тебе жить надоело?

- Да не так ты меня поняла, - завелся Мерлен. - Я вообще против того, чтобы рубить головы! Поэтому и привожу в пример историю! Тогда за год не казнили столько, сколько казнят сейчас за день! А по поводу тирана... Эх, ладно, черт с ним. - он резко замолчал, налил себе вина и выпил залпом.

- До встречи, гражданин Баррас, - вежливо попрощался Фуше. - Буду рад иногда побеседовать за чашкой кофе, пусть даже в Тюильри этот напиток больше похож на помои. А ты, Мерлен, никому ничего не докажешь, если будешь действовать так, как говоришь сейчас - не думая. Я понимаю, это сложно. И в армии, и в миссиях перед нами был видимый враг, сейчас же, как верно говорят в Конвенте, перед нами множество невидимых. Не забывайте, что государственный аппарат довольно сложен... никто из нас не знает всего. Но довольно об этом, я вовсе не собираюсь ударяться в философию, тем более что могу быть неверно истолкован.

Тереза Кабаррюс вежливо улыбнулась гостям. Обстановка недомолвок и намеков начинала тяготить ее.
- Может быть, еще вина? - спросила она, - И больше ни слова о политике, граждане. Это ведь наш первый вечер в Париже, так давайте закончим его как в старые добрые времена - у каждого свои, но одинаково веселые, идет?

- Идет, - угрюмо произнес Мерлен и посмотрел на свою спутницу. Казалось, она была где-то в другом месте, и лишь отзывалась иногда, уловив отрывок разговора. Нужно будет завтра отвести ее в какое-нибудь более приятное место. Но это - вечером. А утром - не полениться и расспросить поподробнее Фуше. Он тут, кажется, и правда самый умный политик.

*Индюк - Фуше, петух - Баррас, гусь - Тальен, утка - Тереза и пестрый перепел - Мерлен*, - продолжала мысленно подбирать персонажей для участников вечера Эжени, машинально кивая фразам гостей этого странного вечера, - *А если бы дело происходило не в болоте и не в птичнике, а, например, в доме, где живут змеи...*

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 16, 17, 18 ... 35, 36, 37  След.
Страница 17 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group