Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 17, 18, 19 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Фев 17, 2010 9:32 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Кафе "Магнолия"

Граф Сомерсет, барон де Бац

Граф Сомерсет нервничал. Этому способствовали немного насмешливые взгляды барона де Баца, который вел с ним неспешную беседу, с удовольствием отпивая вино маленькими глотками. Граф уже жалел, что рассказал об аристократке, с которой познакомился при таких странных обстоятельствах, и пообещал барону представить ее. Они оба сходились в мысли, что красивая женщина способна добиться в некоторых вопросах большего, чем смелый мужчина, и не стеснялись просить о небольших услугах аристократок, проживающих в Париже под видом буржуазных гражданок. Элеонора Сольдерини подходила для этого идеально. К этому, правда, также примешивалась и личная симпатия – вовлечь ее в игру означало привязать к себе. Именно поэтому граф Сомерсет не поленился дать ей весьма лестные отзывы и предложить барону это знакомство.

… С бароном Жаном де Бацем он познакомился, будучи студентом. Ему было 19 лет, за год до этого он покинул берега своей страны, чтобы получить образование во Франции. Таким было желание его матери. Она обожала французский двор и мечтала, чтобы ее сын женился на француженке. Наверное, ее страсть передалась и ему, потому что, закончив университет, он остался здесь навсегда и слился с этой праздничной, беззаботной толпой разряженных прожигателей жизни. С бароном они подружились на почве шахмат. Граф был заядлым шахматистом, и часто устраивал в кафе игры-пари на деньги. Единственный человек, сумевший его обыграть, назвался Жаном де Бацем. С этого все и началось. Правда, тогда они на некоторое время разошлись.

Через несколько лет стало понятно - Сомерсет не выдержал парижской жизни. Пресытившись женщинами, крепкими напитками, картами и версальскими сплетнями, он открыл для себя гашиш. Волшебные галлюцинации дарили забвение и свокойствие, и он, воображая себя историком и летописцем, сутками шатался по Парижу, записывая свои впечатления и наблюдения и облекая их в «Заметки англичанина», которые не суждено было кому-либо прочесть. Накануне революции барон де Бац вытащил его со дна парижских трущоб и заставил посмотреть вокруг. Жизнь менялась. И пусть, она теперь была лишена прежнего блеска, в ней было место для событий и риска…

… Граф взглянул на часы. Она так и не пришла. И это будило в нем чувство… тревоги? Граф снова и снова прокручивал в памяти их короткий и яркий разговор. Она и правда столкнулась с ним случайно – совершенно невозможно все так тщательно спранировать! Она и правда выглядела испуганной и беззащитной. Фарфоровая статуэтка. Женщина-загадка. Что-то не вязалось с образом, который она для него нарисовала. Возможно, то, что женщины с такой внешностью не бывают беззащитными, и он видел десятки доказательств этому утверждению? Конечно, синьора могла оказаться исключением из правил. Но за годы, прожитые во Франции, Сомерсет уверовал в то, что исключений из правил не бывает. И ее отсутствие сегодня вечером подтверждало его худшие догадки.

- Не пришла? - участливо спросил де Бац, на самом деле едва сдерживаясь, чтобы не заскрежетать зубами от злости. Черт возьми, ну как можно быть таким недальновидным! Или же проклятое зелье отбило последние мозги? Что было более чем обидно, ведь граф был кем угодно, но не дураком! Барон едва не застонал от разочарования. - А ты хотя бы на секунду допускаешь мысль о том, что твоя пассия - вовсе не та, за кого себя выдает? Чем дальше я думаю, тем больше мне не нравятся пробелы в твоем рассказе. Припомни-ка, пожалуйста, обстоятельства ваших двух встреч?

Граф машинально пригубил вино, хотя этот напиток уже давно перестал на него действовать. - Больше, чем я рассказывал, я не вспомню, - мрачно произнес он. - Сначала бордель у Сент-Амарант, куда таскается Робеспьер-младший и еще несколько видных деятелей Конвента. Я сам подошел к ней, она не пыталась завести со мной знакомство. Потом - встреча на улице Лантерн. Жан, я тоже подозрителен, и тоже вспоминал каждую минуту того разговора. Но не могла же она прийти туда, узнав мой адрес, и силой заставить пьяного санкюлота напасть на нее в моем присутствии?

- А ты хорошо знаешь того санкюлота? - задумчиво спросил барон. - Настолько хорошо, что можешь поручиться за него и легко заявить что он - не агент? И что все заренее не подстроено? Послушай, мне не нравится уже то, что сначала вы знакомитесь у Сент - Амарант где публика, как ты понимаешь, избранная. Туда не ходит кто попало... И мадам Сент-Амарант о своих посетителях не болтает, иначе бы об истинном облике твоей гражданочки было бы все известно заранее, тем более, что она была там на правах особы, ищущей развлечений. Смею предположить, что она была хорошо одета...А на следующий день ты встречаешь ту же особу в облике, способном вызвать жалость даже у собиравшегося ее избить санкюлота! Вот чем ты, умный человек, объяснишь подобные метаморфозы?

- Она мне понравилась. Ты это хотел услышать? - глухо сказал Сомерсет. - Я и сам вижу, что все это странно. Поэтому хотел вас познакомить, чтобы узнать твое беспристрастное мнение.

- Нет, не это, - поморщился барон. - Мне нет дела до твоих увлечений, так как здесь каждый решает для себя сам. Но вот чего я резонно опасаюсь, так это того, что гражданочка твоя - шпионка. Тем более что они в последнее время зачастили в салон. Я туда не скоро смогу попасть, а вот ты вспоминай, что успел сказать ей за все это время и при каких обстоятельствах она исчезла.

- Ничего я ей не сказал! - разозлился граф. - Ничего! Назвался придумнном именем и обещал ... - он замолчал и нахмурился. - Пожалуй, если она шпионка, то ее заинтересует, каким образом и от кого я получил информацию. Я назвал ее Элеонорой Сольдерини. И это действительно ее имя.

- Вот, - улыбнулся барон. - Наконец-то мы докопались до истины и ты начинаешь мыслить. С чем и поздравляю. Элеонора Сольдерини... Нужно будет ее проверить по сврим каналам, хотя мне почему-то кажется, что немного о ней удастся разузнать.

- Ты прав. Немного. - граф помолчал, обдумывая разговор. - Считаешь, что мне нужно уехать из Парижа?

- Куда? - мягко спросил де Бац. - Нет, ты погубишь себя со своим дурманом. Если бы Париж было так легко покинуть, тратил бы я силы на все эти операции, как ты думаешь? Просветить тебя? Так слушай: сейчас, чтобы выбраться из Парижа нужно разрешение на выезд от твоей секции и рекомендация двух благонадежных граждан о том, что ты, в свою очередь, являешься благонадежным гражданином. Не говоря уже о паспорте. Которого у меня, кстати, до сих пор нет. Я не рискую им обзаводиться, не смотря на все мои якобы связи. Во избежание утечки информации.

Сомерсет разозлился. – Послушай, почему ты теперь постоянно переводишь разговор на мою привычку? Я живу так много лет. И мне никогда это не мешало. Что касается возможности покинуть Париж, то у меня их на данный момент больше, чем у тебя. Человек, который возглавляет мою секцию, кое чем мне обязан. И благонадежные граждане у меня есть. Да и документы в порядке. Но мы говорим не о том. Если она шпионка, ее нужно найти и обезвредить.

- Нужно, - кивнул барон. - А для этого нужно побегать по комитетам и собрать побольше информации. Как много удалось собрать тебе? С кем она общается? Где живет? Ее связи? Ее увлечения? Есть ли на нее досье и фигурировала ли она в каких-либо делах? Все это вопросы требуют ответа, так как обезвредить ее нужно грамотно. Сдается мне, что у гражданочки есть неплохой покровитель, если она до сих пор не в Консьержери.

- Мне рассказал о ней некто Дюпен. Он занимает хороший пост в Комитете общественной безопасности и очень любит деньги. Она жила в доме неподалеку от Парижа, но через некоторое время исчезла. - Сомерсет вновь преисполнился сомнений. - Послушай, почему ты так уверен, что она шпионка? Мало ли, что могло задержать ее? Ты позволял себе и более опасные связи. Или скажешь, что не поддерживаешь по сей день переписку с маркизой де Шалабр?

- Я не утверждаю, что она шпионка, а опасаюсь этого, - сказал де Бац. - Слишком много странностей. И вопрос: зачем женщине, которая может себе позволить провести вечер у Сент-Амарант изображать из себя нищую? Люди, которых не в чем заподозрить так себя не ведут. Можешь думать что хочешь, но свое мнение я не изменю.

- Хватит о ней, - вспылил Сомерсет. - Мне уже всерьез начинает казаться, что ужинающие тут люди поглядывают на нас как-то по-особому. А это уже паранойя, мой друг. Мы хотели обсудить завтрашний день и еще раз все спланировать по шагам. Давай оставим синьору Сольдерини в покое ненадолго и займемся более важными делами?

- Здесь нечего обсуждать, - пожал плечами барон. - И это было бы глупо делать в месте, где люди, как ты заметил, начинают поглядывать на нас по-особому.

- Тогда предлагаю сыграть в шахматы, - улыбнулся Сомерсет. - И подождем, что будет дальше.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Фев 17, 2010 11:42 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Париж, Тюильри.
Бертран Барер, Доминик Демервилль.

В принципе, человеческое сознание – все-таки великая вещь. Барер сам удивился, что сумел отойти от последних потрясений относительно быстро. Возможно, потому что задумываться и быть наедине с собой было просто некогда. Утром – Конвент, вечером – Комитет, днем бесконечные просители…

Волей-неволей пришлось быстро переключиться от мыслей о странном полуромантическом приключении на повседневную нервотрепку, а заодно и на вещи менее повседневные.

Во-первых, он еще не решил, что делать с бумагами по секциям, свидетельствовавшими о том, что кто-то намеренно усиливает террор именем Робеспьера. Вручить Неподкупному ради поддержания шаткого равновесия в правительстве? Как ни крути, но они даже ненавидя друг друга слишком сильно связаны общими победами и преступлениями, весь Комитет. Нет священных коров, нет невинных агнцев, но и виновники происходящего – они все. Вместе с тем, рассчитывать на благодарность Неподкупного – о нет, не приходится. Скорее тот проведет дознание, каким именно образом Барер собрал сведения, а потом, возможно, приложит все усилия, чтобы лишить его источники любого влияния просто потому что желает сохранить почти единоличное управление внутренней политикой, и любой чужой шаг на этом поле расценит как вмешательство в свои личные дела и игру на его личном поле.

Умолчать и повторить то, что он уже сказал Бийо-Варенну в присутствии Колло дЭрбуа и Карно? Эта троица быстро сориентируется, откуда ветер дует, и своего шанса не упустит. Восстание в секциях подавят именем Робеспьера с собой жестокостью. Лучше – так?

А если они за этим и стоят? Кроме того, Барер не был заинтересован в падении Робеспьера. Сен-Жюст, пожалуй, был ему более симпатичен, но именно личность Робеспьера была единственной, кто может удержать этого юношу от быстрого прихода к власти, причем единоличной. Идея проконсулов пришлась Сен-Жюсту слишком по вкусу, чтобы он с его умом не задумался о распространении этой системы в федеральном масштабе. Его Республика полетела в пропасть после казни дантонистов, а Сен-Жюст, к его сожалению и счастью из тех, кто предпочтет решительным движением вытянуть самого себя из ледяной проруби за волосы, а заодно резким движением вывернуть штурвал тонущего корабля Республики, выведя ее силой собственной воли на верный курс за секунду до крушения. Но единоличной волей… Нельзя спасти Республику, прибегая к диктатуре… Впрочем, эта мысль слишком философски звучит для сегодняшних событий.

Барер еще раз взвесил папку с отчетами своих знакомых по секциям. Пожалуй, надо сделать вот как…

Дверь снова хлопнула характерно громко.
- Я рад тебя видеть, Демервилль, - вот этого человека Барер был действительно рад видеть. Несмотря на почти десятилетнюю разницу в возрасте, этот его молодой земляк был, пожалуй, единственным, на кого можно было положиться. В свое время, собирая чемодан, чтобы отбыть в Париж на Ассамблею Генеральных Штатов, Барер в последний момент сжалился над небогатым молодым человеком, служившим секретарем суда в департаменте Тарба, что явно не отвечало его способностям, и прихватил его с собой в качестве секретаря. В одной стороны, Париж представлялся тогда молодому адвокату полным неожиданностей и счастливых случайностей, с другой – и опасностей, и подводных камней, и присутствие преданного ему человека, к тому же родом из родной Гаскони было бы весьма нелишним, с другой… Делайте добрые дела, и они еще вернутся к вам. Поэтому, следуя за своей счастливой звездой (впрочем, сейчас он уже не был так уверен, была ли она счастливой), Барер не забывал о своем молодом друге, сперва устроив его редактором в свою газету «Заря», а потом секретарем в Комитет Общественной Безопасности, что сейчас оказалось как нельзя полезнее в некоторых щекотливых делах.

- Бертран, - молодой человек был взволнован, и гасконский акцент, как это всегда случалось с южанами в моменты сильного волнения, усилился, впрочем, Демервилль почти сразу перешел на родное наречие, которое едва ли с ходу могли понять даже самые чуткие уши, - Бертран, я все проверил. Но это какой-то бред. Или ты опять увлекся историей?

- Какой историей? – спокойно переспросил Барер, тоже перейдя с парижского выговора на гасконский, - У меня сейчас нет времени на научные опыты. Но объяснись…

- Я по поводу твоей просьбы относительно Театра Вампиров!- вскричал Демервилль, - Читай. Они все – давно мертвы.
Барер помрачнел. Он старался выбросить эти мысли из головы и до последнего надеялся, что Демервилль зашел по поводу любой другой его просьбы. Кивнув молодому человеку на кресло, он взял из его рук бумаги и прошелся по комнате, бегло просматривая их.
Все было даже несколько хуже, чем он представлял – хотя нельзя было не отдать должное полицейскому таланту Демервилля.

Арман Лафонтен, однофамилец великого баснописца… У того действительно существовал правнук по мужской линии, которого звали именно так. Лафонтены не были потомственными дворянами, и все было бы абсолютно прозрачно и даже изящно, если бы этот правнук не умер в возрасте пятнадцати лет около… шестидесяти лет назад…

Лоран Дюбуа… Парижанин, старший отпрыск семьи Дюбуа… Пропал без вести в… 1694 году… ровно сто лет назад… Демервилль хорошо поработал с архивами… Больше ни одной семьи с подобной фамилией не значилось, детей мужского полу в ней не рождалось…

Эстель Дежарден, двадцати двух лет от роду, уроженка Булони. Наследница хорошего состояния, дочь солидной буржуазной семьи, и поныне обитающей в городе… Пропала без вести в 1740 году, предположительно утопилась… Неутешные родители усыновили дальнего родственника-сироту…

Эжени Леме… уроженка Бургундии… пропала без вести в Париже около тридцати лет назад.

Феликс Витри… родился недалеко от Парижа близ Монтрея… Повесился в возрасте… четырнадцати лет?!? Около шестидесяти лет назад…

Селеста Корнель… девятнадцати лет от роду, родилась в Нанте, у довольно известной городской актрисы. Пропала без вести в 1770 году.

Барер подумал, что сходит с ума. Но чтобы убедиться в этом, стоит дочитать до конца.

Оставалось еще одно имя.

Элени Дюваль. Город рождения – Бордо. Вышла замуж в возрасте двадцати пяти лет в 1698 году, переехала в Париж…

Прочитав следующую фразу, Барер подумал, что еще чуть-чуть и у него зашевелятся волосы на голове.

Девушку нашли мертвой в 1699 году, по предположению медиков – примерно через полгода после смерти. Ее тело было спрятано под тяжелыми каменными плитами, близ развалин старого особняка некоей семьи Клермон, когда потомки продали землю другим владельцам, и те пожелали снести остатки каменного строения. Полуразложившийся труп хотели сбросить в братскую могилу для неопознанных тел, но родственники опознали ее по редкой цепочке с серебряным медальоном, который не тронули воры. Причиной смерти, по предположению следствия, стал удар сзади, повлекший за собой перелом шейных позвонков, после чего череп, фактически, оказался повернут на сто восемьдесят градусов, что свидетельствовало о силе нападавшего. Также на шейной кости обнаружены следы когтей, объяснений чему комиссар полиции не нашел, предположив, что причиной таких странных повреждений костей могла быть наследственная аномалия. Проверить данную гипотезу явно любознательному комиссару (Барер, несмотря на ужас ситуации, не мог машинально не похвалить давно почившего гражданина за усердие, эрудицию и въедливость) воспрепятствовали родственники, воспротивившись эксгумации останков других своих родственников и забрав тело Элени Дюваль для погребения. Место захоронения они пожелали оставить неизвестным, что было удовлетворено к большому неудовольствию комиссара, написавшего отчет, который почти сто лет спустя нарыл не менее любознательный и въедливый Демервилль.

- Бред, - повторил Барер, даже не пытаясь подвергнуть сомнению подлинность или достоверность источников, скрупулезно перечисленных Демервиллем в конце документа со всеми ссылками и номерами страниц.

- Бертран, так все-таки, зачем? – ответил вопросом на замечание патрона его младший друг.

- Я уже и сам не знаю, - себе под нос пробормотал Барер и захлопнул папку, - Видишь ли, похоже документами этих умерших людей решили воспользоваться живущие и сейчас граждане. Непонятен принцип выбора – все уроженцы разных мест, разного социального достатка, положения и даже возраста. Но не могу не отдать должное мрачной и изящной иронии тех, кто воспользовался ей. Зачем придумывать новые имена и биографии, если можно воспользоваться историями умерших?

- Я понял тебя, Бертран, - мрачно сказал Демервилль, - Ты расстроен к тому же?

- Ничуть, - улыбнулся Барер, - скорее думаю. Итак…
*Итак, возможно, я случайно напал на след группы аристократов, живущей по фальшивым документам. Возможно, это шайка мошенников, которая преследует цели корысти и наживы. А возможно – и это скорее всего –это заговор. И сейчас я покрываю заговорщиков, которые хотят свергнуть революционное правительство, членом которого являюсь я сам.*

… Итак…. – продолжил он вслух все на том же гасконском наречии, - Никаких совпадений, никакой связи судеб, кроме того, что все эти люди умерли в Париже… Но в разных кварталах. Трое пропали без вести, двое покончили жизнь самоубийством, одна насильственная смерть, и одна – от лихорадки.

- А ты случайно наткнулся на эту группу в ходе очередной проверки по поиску бывших аристократов? – догадался Демервилль.

- Да. Интересная коллизия судьбы, - улыбнулся Барер, - Ты догадлив, друг мой. И ты догадываешься, что я попрошу тебя пока не давать делу ход. Возможно, мы с тобой просто раскроем дело изготовителей фальшивых документов, которые удачно попались на такой мелочи. Но если здесь нечто большее…

- Надеюсь, не личное, - вопросительно посмотрел на него Демервилль.

- Нет, уже ничего личного, - ответил Барер, перебирая бумаги, - Твое романтическое воображение играет с тобой шутку. Ничего личного. Просто в любом случае стоит выяснить намерения людей, живущих под фальшивыми именами в Париже. Если они просто такие же жертвы обстоятельств, как и некоторые наши с тобой старые знакомые, то мы с тобой все-таки не звери, и нам достаточно будет пресечь изготовление поддельных документов. Но если тут присутствует заговор аристократов, то я первым скажу тебе дать делу ход. Ты со мной, или считаешь, что я зарываюсь, играя в одиночку?

- Ничуть, - почти восторженно ответил Демервилль, - По-моему напротив – это способ избежать лишних смертей. Видит бог, Бертран, эти несчастные аристократы давно достаточно пострадали, чтобы быть оставленными в покое. До тех пор, пока они не умышляют против правительства, конечно.
Барер кивнул головой.

- А теперь, мой друг, мы разделимся. Ты проверишь, кто именно и когда выдал паспорта вот на эти имена, а я… А я тоже займусь поисками. Конечно, глупо искать современников тех, кто исчез без вести столетие назад. Но вот те, кто исчез относительно недавно могут еще иметь живых родственников. Возможно, те прольют новый свет на это дело.

- Аминь, - заключил Демервилль, - Кстати, Памела пишет?
Барер рассмеялся.

- Упаси бог ее писать мне, а мне получать от нее письма. Но не проходит ни дня, чтобы я не вспоминал об этом прелестном полуребенке…

Они погрузились в беглое обсуждение дальнейшей участи Памелы Брюлар де Сюлери, незаконнорожденной дочери герцога Орлеанского и приемной дочери старой приятельницы Барера, ныне эмигрантки, мадам Жанлис. В то время Барер был частым гостем салона последней и познакомился с ее приемной дочерью. И когда Филипп Орлеанский выделил той небольшое состояние, и ей предложили выбрать законного опекуна, Памела, не долго думая, выбрала Барера, ставшего тогда предметом зависти, а сейчас - мишенью для злобных обвинений по данному эпизоду в сочувствии аристократам и близости к особе гильотинированного Филиппа Эгалите – что, кстати, было неправдой. Однажды вечером он повел Памелу в театр, а она подарила ему свой портрет, с которым он никогда не расставался с тех. Вот и вся история, вроде бы мимолетная, но особенно дорогая сейчас двум друзьям, как воспоминание о гораздо лучших временах, когда противник был явным, звезды – счастливыми, а будущее содержало в себе хоть какую-то еще надежду кроме как остаться в живых и одновременно выполнить свой долг – так, как каждый из них его понимал и любить свою страну так, как каждый из них уж ее любил.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Фев 18, 2010 5:15 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Кофейня возле Тюильри.

Кристоф Мерлен, Жозеф Фуше.

Кристоф Мерлен захлопнул книгу. Наконец-то. Гражданин Фуше идет сюда – своей неспешной кошачьей походкой. Он сидел в кофейне уже целый час, ожидая своего нового знакомого. Утром в Конвенте Мерлен выступил с короткой речью о секциях, и поднял вопрос решения продовольственной проблемы. Речь имела успех. Он готовил ее тщательно, и послужила тому его находка. Дело в том, что хозяйка квартиры, которую снимал Мерлен, обожала хранить всякое барахло, включая старые газеты. Проглядев их, Мерлен нашел несколько интересных публикаций начала года с цитатами из Сен-Жюста, который говорил о необходимости декретов, позже названных «вантозскими». Речи Сен-Жюста о том, что вместо того, чтобы болтать о глобальных переменах, стоит посмотреть вокруг и отобрать у казненных заговорщиков и подозрительных их имущество для раздачи бедным, были остры, интересны, содержали хорошую фактуру. Этой схемой и воспользовался Мерлен, переработав мысли Сен-Жюста на свой лад. И не придерешься ведь! Даже с учетом того, что конечный результат содержал несколько увесистых шпилек в сторону властей, Кутон, Барер и остальные комитетчики не нашлись, что ответить. А Робеспьер вновь одарил его взглядом. Тиран и диктатор! Как бы хотелось видеть твою голову на гильотине!

Но сейчас – Фуше. После недавнего ужина у Тальенов Мерлен жаждал обсудить с ним план действий. У него в ушах до сих пор стояли фразы, брошенные этим немногословным человеком: «Ты, Мерлен, никому ничего не докажешь, если будешь действовать так, как говоришь сейчас - не думая…» «Не забывайте, что государственный аппарат довольно сложен... никто из нас не знает всего…» Он помахал Фуше и протянул ему руку, приветствуя.

- Жду вас, - прямодушно заявил Мерлен, когда тот присел за его столик. – Хотел узнать ваше мнение о моем сегодняшнем выступлении. Ну, и вообще. Поговорить.

- Сама речь была хороша, - кивнул Фуше. - Но не понимаю, зачем вам дразнить тигров? Вас, должно быть, очень радует сейчас тот факт, что они не нашлись, что ответить... Но они это запомнили, не сомневайтесь. И Робеспьер понял, откуда взяты ваши некоторые пассажи. Если будете вести себя так, как ведете сейчас, через две декады я лично не дам за вашу голову и медного гроша со срезанными краями.

- Знаете, Фуше, я готов отдать свою голову через две декады даже самому дьяволу, если при этом за два дня до этого увижу смерть тирана. Я патриот. Я действительно люблю и эту чертову страну, и этот чертов город, и этих чертовых грязных людей. И не могу смотреть, как этот нахохлившийся индюк постепенно уничтожает все, что я только что перечислил. Он умер для меня, когда убил Дантона. До этого я хоть как-то в него верил.

- Я устал с вами разговаривать, Мерлен, - вздохнул Фуше. - Очень сильно устал. Сложно говорить, когда говоришь впустую и очень горько видеть, что все, что было сказано - сказано зря. Поверьте, я желаю вам всяческих успехов и искренне желаю, чтобы вы достигли большего, но... Я уже не знаю, что должен сказать. Если вы так любите все то, о чем говорили, то почему хотите умереть? Что вы докажете своей гибелью? То, что вы патриот? Увы, найдутся те, кто очернит вашу память, если она вообще останется. Даже те слова, которые вы только что сказали, могут стоить головы и вам и мне, если нас сейчас слушают. Простите, но я не хочу идти на эшафот с вами за компанию и если все же попаду туда, то будет приятно сознавать, что взошел на него по своей глупости, а не из-за вашей.

Мерлен побледнел. Что-то в словах этого человека его задело. Он был прав. И подтверждением его правоты была вся жизнь Мерлена, которая предстала сейчас перед ним, как на ладони. Начиная с учебы в семинарии его буйный нрав и правдолюбие никогда не помогали достигнуть цели. Выигрывали те, кто похитрее. А он отбывал наказания за всех. Так же было в армии. Он гордился тем, что в свое время высмеял публично Огюстена Робеспьера. И что? Огюстен Робеспьер вернулся из Тулона героем, а его, Мерлена, попросту убрали. И пойди докажи, кто на самом деле чего стоит. - Подождите, Фуше. Вы правы. Моя смерть действительно не поможет делу, - хмуро заговорил Мерлен. - Я ведь для того и пришел, чтобы посоветоваться. Я хочу принести пользу делу. Вижу, что вы человек, с которым нам по пути. Но вы опытнее. Поэтому я готов вас слушать. Как видите, кое-что у меня получается.

- Какая польза от того, что я опытнее? - спросил Фуше, не стараясь скрыть разочарование в голосе. - Вы хотя бы знаете, с кем связались? Знаете, что на самом деле означает его молчание? Не знаете... Вот и попытайтесь узнать и не лишиться при этом головы. А я устал говорить что-либо человеку, который меня не слушает и бахвалится мальчишескими выпадами.

- Хватит! - резко сказал Мерлен. - Я уже понял, не надо сто раз повторять! Вы что, предлагаете мне пойти к нему в кабинет и спросить его мнения на мой счет?

- Почему бы и нет? - пожал плечами Фуше. - Если вам повезет выйти оттуда без сопровождения из жандармов, значит, вы можете быть сдержаннее и на вас можно рассчитывать. Я не заставляю вас втираться к нему в доверие, вы все равно не сумеете, но мнение спросить вполне можете... И не нужно на меня кричать, я не глухой.

- Вы что.. серьезно? - изумился Мерлен.

- Серьезно, - спокойно подтвердил Фуше. - Хотя нет, лучше не надо. Я не хочу потом до конца дней мучиться угрызениями совести и думать, что отправил вас на верную гибель.

- У нас в армии подобные вещи назывались "брать на слабо", - усмехнулся Мерлен. - Но коли зашел об этом разговор, я попытаюсь. Заранее отпускаю вам грехи. Не мучайтесь совестью. Одним больше, одним меньше. А я хотя бы развлекусь.

- Без разницы, как это называлось, - отмахнулся Фуше. - Главное, чтобы вы поняли, с кем имеете дело. Так что благословляю вас, сын мой, на подвиги и надеюсь, что мы еще увидимся в этом кафе.

- Увидимся, не сомневайтесь, - буркнул Мерлен и поднялся. - До встречи, Фуше. Если не вернусь, благословляю и вас. Сделайте то, что задумали.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Фев 19, 2010 3:44 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Самбро-Маасская армия

Маэл, Сен-Жюст

Маэл привязал лодку у старого причала, как и в прошлый раз. На острове, если поверхностные наблюдения не ошибочны, было довольно тревожно - в лагере горели огни, которые можно было заметить и с берега. Сколько человек там осталось? Прибыл кто-то еще? Это предстояло выяснить, тем более что здесь происходило нечто очень любопытное. В маленьком сундуке, который они прихватили с собой, не обнаружилось на первый взгляд ничего интересного: только безделушки и наспех нацарапаный план какого-то здания. Небольшой нюанс - несколько предметов были старинными. Следовательно, мародеры занимаются не только тем, что обирают обозы, скорее всего это просто способ поддерживать существование на время... На время чего? Чем, черт возьми они там занимаются?  Все, пошел по кругу. Маэл повернулся к Сен-Жюсту. - Возможно, мне показалось, но я видел лодку на воде. И двигалась она сюда с противоположного берега. 

- Вам редко что-то кажется, - тихо сказал Сен-Жюст, вглядываясь вдаль. Сверхъестественным зрением он не обладал, однако, уловил в воздухе какие-то звуки, сравнимые с плеском воды. Этот день прошел в обычных повседневных заботах. Отряды готовились к форсированию Самбры, назначенному на завтрашний вечер. Разведка донесла, что автрийцев стало больше, а случайно захваченный вражеский разведчик вел себя так высокомерно, что оставалось только догадываться, что их ждет на том берегу реки. На фоне всех этих нерадостных известий ночное приключение с визитом к банде мародеров померкло. И всплыло лишь к вечеру, когда Сен-Жюст заметил неподалеку от своей палатки знакомую высокую фигуру Страффорда. Что ж, возможно, так даже лучше. Неизвестно, что бы было, если поднять шум и направить туда людей. Да и не стоит сейчас отвлекать их от подготовки к выступлению. Сен-Жюст поймал себя на мысли, что себя чувствует абсолютно защищенным в присутствии своего могущественного знакомого. Не стоит подвергать людей ненужной опасности. А с ним ничего не случится. К тому же, фраза, брошенная Страффордом: "Мы вдвоем стоим десятка, жаль, что вам это неизвестно" грела душу.

- Лодка шла с противоположного берега, - хмуро заметил Маэл. - Факты как-то не складываются в одно целое. Сначала эти люди казались мне мародерами, они действительно не дураки поживиться в обозах и за счет реквизиций, потом продают излишки своим же или меняют на что-то более полезное. С другой стороны у них эти старинные вещи... Допускаю, что могут быть любители старины, которые от нечего делать коллекционируют подобные.  Проблема в том, что во Франции вряд ли сейчас найдется человек, который мог бы заплатить за бесполезные по сути игрушки.

- Вы ошибаетесь, Страффорд, - Сен-Жюст отвел глаза, проверяя, заряжены ли пистолеты. - Я знаю по меньшей мере одного такого человека. Это барон де Бац, богатый настолько, что может позволить себе перекупить немаленькое количество патриотов. И сколько их таких еще бродит, я не знаю.

- Де Бац? Он не производит впечатления человека, который станет заниматься сбором вещей для коллекции, он попросту не сможет найти им применения.

- Он просто способен это оплатить, если... - Сен-Жюст замолчал, сосредоточенно глядя перед собой. - Послушайте, Страффорд! Вы правы. В наше время коллекции никому не нужны. Но я хорошо представляю себе два типа людей, которые могли бы настолкьо заинтересоваться каким-то старьем, что наняли бы целую банду, которая исполняла бы их желание. Первый тип - это такие же, как вы. Второй тип - треклятый английский Орден, в котором работают обычне люди, но с такими же способностями, как у вас. Орден, который готов на все ради того, чтобы покопаться в чужих тайнах. В старинных тайнах. Вы знаете. о ком я говорю?

- Такие, как я... Нет, не думаю. Нас не интересуют старые вещи. А если и интересуют, то не настолько, чтобы нанимать ораву головорезов. По крайней мере если бы меня интересовала какая-то вещь, то я бы или постарался выкупить ее уже из чьей-то коллекции или добыл самостоятельно, но не шел на подобные сложности. А вот Орден... Вполне возможно. Только полагаю, что они поступили бы так же, как и я. Вы поймите... Это самые обычные вещи, только старинные. В них нет никакого смысла, это не амулеты, которые якобы наделены магической силой, это не рукописи, это... просто вещи. Старый арбалет, костяные браслеты, кинжал... - Под ногой хрустнула ветка, Маэл ругнулся сквозь зубы, ругая себя за неосторожность. - Мы почти у лагеря. Знаете что? А давайте попробуем обойти его со стороны берега? В прошлый раз я заметил там какое-то строение, но не смог понять, что это. Может быть, там мы и найдем разгадку?

***

Маэл не стал вслушиваться в мысли смертных, сейчас предстояло подойти к лагерю и по возможности остаться незамеченными. Пустырь за строением неизвестного предназначения производил довольно странное впечатление: иногда приходилось практически продираться сквозь заросли, а иногда попадались проплешины, будто кто-то специально уничтожил всю растительность. Не доходя до строения Маэл остановился, услышав голоса. Услышал их и Сен-Жюст, так как отступил в сторону в поисках укрытия. - Не сюда... - начал было вампир, но замолчал на получлове, так как не увидел комиссара на том месте, где он предположительно должен был находиться. Приглушенный стон откуда-то снизу помог разрешить загадку - революционер свалился в довольно глубокую яму, ранее не замеченную ими. Практически не раздумывая, Маэл спрыгнул туда и сам - люди шли в их сторону, а лучшего места для укрытия пока что не находилось.

Сен-Жюст тихо ругался сам с собой, потирая ушибленную ногу. Главное, чтобы не было переломов. Скорее всего, он случайно провалился в какую-нибудь из ловушек, не разглядев ее в темноте. Рядом неслышно приземлился Страффорд. шаги приближались. Сен-Жюст замер, стараясь не пропустить ни одного слова из разговора. Беседа, между тем, вплотную касалась завтрашнего сражения. Один из говорящих - австриец, неплохо говорящий по-французски, задавал вопрсоы. Второй - француз - сообщал о расположении частей, называл некоторых бригадных командиров, давая им довольно верные характеристики. Сен-Жюст сжал кулаки. Похоже, шпион был из людей, приближенных к штабу. Надо запомнить перечисленные имена. Они - точно не предатели. Дальше можно будет расследовать методом исключения. Провести допросы и установить всех, кто не имеет алиби на это время. Составить список и расстрелять. Сен-Жюст взглянул на Маэла потемневшими от гнева глазами. Пусть Страффорд и не патриот, но он - не из тех, кто любит предателей и, скорее всего, понимает сейчас его чувства.

- ... Но плата за информацию... - теперь фразы доносились обрывками, люди отошли и подслушивать их стало довольно сложно. --- - Вам заплатят, - отрывисто сказал австриец, даже если слушать слова и не слушать мысли, было легко понять, что человек врет. Маэл усмехнулся. - Тем более, что вы сможете продать найденные здесь вещи... ----- -... не нашли! - долетело до слуха возмущенное восклицание француза. ---- - И сидите здесь до сих пор? - вежливо спросил австриец. -----

- Они хотели продать часть найденного, - шепотом пояснил Маэл. - Вероятно думали, что здесь зарыты ценности... Ну, кое-что они нашли. И надеются найти еще, поэтому и выкопали эту яму. - Вампир взрыхлил землю, ладонь легла на каой-то округлый предмет, который он извлек. Череп. - Они разрыли кладбище. Судя по всему старое. Вот вам и происхождение оружия.

Кладбище. Они - внутри могил. На секунду перед глазами Сен-Жюста промелькнул длинный земляной лабиринт, по которому он метался, задыхаясь от собственного бессилия и вытирая глаза от осыпающейся земли. Подарок от Элени Дюваль. Незабываемое впечатление всей его жизни. Он взял череп и некоторое время завороженно взгялывался в пустые глазницы. Тем временем сверху доносились голоса.

- Где гарантии ваших слов? --- - В могилах, о существовании которых вы не знали. Это - часть оплаты. Остальное будет передано после того, как армия будет разбита. ----- - Тут была еще одна могила! - донесся третий голос.

Сен-Жюст почувствовал, как сверху посыпалась земля - человек втыкал лопату. Он лег на землю, прикрывшись плащом - единственный способ остаться незамеченным. Послышался возглас и яма осветилась фонарем сверху. - Похоже, вот она! Тут мы еще не были!

Маэл тихо выругался. В яме было тесно и без мародеров, которые, судя по всему, серьезно намерились прыгать вниз. Ему самому было, собственно, все равно, но вот Сен-Жюсту могли переломать кости. Не долго думая, он швырнул единственный оказавшийся под рукой предмет - это был череп, в ту сторону, где по его мнению находился мародер.

Послышался крик. Кто-то начал молиться. Сен-Жюст слышал, что сверху людей стало больше. Он мысленно продумал, сколько человек можно уложить одновременно, если они будут защищаться вместе со Страффордом, но стоило признать, что их позиция, мягко говоря, не выгодна. И если его спутника не убить даже десятком выстрелов, то ему будет достаточно трех-четырех. Его мысли были прерваны новой партией земли. Только на этот раз земля сыпалась и сыпалась. Теперь, похоже, у могилы собрались все, кто были в лагере. Они говорили шепотом. "... и не нужно никаких драгоценностей..."..."нечистая сила..."..."Катитесь к черту со своими предложениями...." "... я лучше пулую в лоб себе пущу, чем туда полезу... " "закапывай быстрее, чет тебя побери". Только сейчас до Сен-Жюста начал доходить смысл сказанного. Перепуганные насмерть люди, стараясь изо всех сил, закапывали могилу. ".... Я слышал, что против мертвецов помогает огонь... мешок с горящей соломой.... поджигай, чего медлишь???!!!"

- Мне это перестает нравиться, - сквозь зубы сказал Маэл. - С одной стороны, вас могут пристрелить, а с другой, мне не очень хочется, чтобы они продолжали закапывать. Предпочитаете подождать меня здесь или хотите выбраться наверх, Сен-Жюст?

- Я с вами, - коротко сказал Сен-Жюст.

- Сами напросились, - Маэл одним прыжком оказался на ногах и схватив Сен-Жюста за плечо одним прыжком оказался наверху, запоздало подумав, что вполне мог не рассчитать силы и вывихнуть, если не сломать смертному руку. Ну почему в последнее время у него выработалась тенденция сначала делать, а потом - думать? От размышлений философского характера его отвлек истошный ор, от которого заложило уши. Нет, человек не может так кричать... Или может? Недолго думая, вампир наотмашь ударил смертного и крик стих, сменившись хрипом. Кто-то попытался защититься, размахивая лопатой, но был отправлен в яму. Прогремел выстрел. Маэл почувствовал, как пуля вошла в тело немного выше сердца, но не обратил на это внимания, сейчас гораздо большую опасность представляли те, что держали факелы.

- Стойте! - Сен-Жюст поднял руку. Он снова был на трибуне Конвента. Смотреть им в глаза. Каждому. Не отпускать ни на секунду. Дать отвлечься, и они сожрут тебя с потрохами. Он медленно поднял пистолет. - Стойте. Уберите оружие и поднимите факелы. Посмотрите, что вы наделали. Зло, которое охраняло эту землю тысячелетиями, вернулось, чтобы забрать с собой тех, кто потревожил его. Горе тому, кто дотронется до мертвого человека, восставшего из оскверненной могилы. Посмотрите, глупцы! Его невозможно убить. Дайте мне свой пистолет, - Сен-Жюст обратился к одному из стоявших. - Быстро! - человек протянул ему оружие, не сводя взгляда с лица Маэла, которое действительно сейчас казалось жутким из-за матовой бледности и жутких шрамов.
*Простите, Страффорд* - послал мысль Сен-Жюст.
Затем отошел на несколько щагов и выстрелил. Пуля прошла через плечо. На лице Маэла не отразилось никаких эмоций. - Сен-Жюст бросил на землю пистолет. - У вас есть несколько секунд, чтобы уйти. Те, кто останутся, уйдут вместе с нами туда, откуда мы только что вышли. - Он скрестил руки на груди и опустил голову. Люди попятились и начали медленно отходить.

*Сен-Жюст, я когда-нибудь сверну вам шею* - пообещал Маэл, злясь на комиссара за любовь к эффектам. Желая, чтобы люди поскорей убрались, он подстегнул их волю, заставляя бежать без оглядки. - Знаете, я очень не люблю, когда в меня стреляют, даже если вам хочется, чтобы с вашим именем ассоциировалась еще пара-тройка легенд. Но зато можно сказать с уверенностью, что они покинут остров не теряя ни секунды, даже вплавь. Это радует. Теперь пойдемте, я хочу воспользоваться моментом и осмотреть строение, а заодно и вытащить пули.

- Каюсь, идея была безумной. Но ведь сработало? - улыбнулся Сен-Жюст. - Я бы предложил вам выстрелить в меня в ответ, но боюсь, это будет не так эффектно. Пойдемте, Страффорд. И спасибо за компанию. Ваш выход из могилы был незабываем.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Фев 19, 2010 8:57 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Дом Дюпле.

Максимильян Робеспьер, Огюстен Робеспьер.

Робеспьер вскрыл очередное письмо, бегло прочел его и отложил в сторону. Еще одно, подобное тому, которое не так давно было зачитано в Комитете — комиссар сообщает, что приказал арестовать людей, которые отмечали церковные праздники. Глупость. Об этом говорил Огюстен, еще во время миссии в Верхнюю Саону, не в первый раз приходилось читать и гневные письма, в которых докладывали о вооруженных крестьянах, желавших восстановления католической церкви «без якобинцев». Последние дискуссии в Конвенте не могли пройти незамеченными и как следствие появились несколько делегаций, люди жаловались на то, что декрет о свободе вероисповедания беспрестанно нарушается. Не прошли незамеченными выступления Пейана и Амара, но даже если было иначе, все равно становилось ясно, что борьба с религией только усилит недовольство, а, следовательно, контрреволюцию. Приходилось вернуться к старой теме, которую он не пожелал обсуждать с Кутоном в свое время, чем немало обидел соратника.

Несмотря на все эти пространные рассуждения, главный вопрос: «Что делать?» оставался открытым. Пойти на уступки католицизму? Невозможно, слишком уж рьяно проводилась антирелигиозная пропаганда. Которую сам он решительно осуждал, несмотря на то, что являлся кем угодно, но не примером добросовестного католика. Возможно, не так уже неправы те, кто говорит, что необходимо нечто, что может сплотить всех. А если наш вопрос упирается в религию, то остается только вспомнить Вольтера: "Если бы бога не было, его следовало бы выдумать". И не так уже не прав Кутон, который гораздо раньше понял весь масштаб тогда еще не столь горячо обсуждаемых вопросов. Сразу же вспомнился и Руссо: "Для государства весьма важно, чтобы каждый гражданин имел религию, которая заставила бы его любить свои обязанности..."

- Здравствуй Максимильян, – дверь отворилась и на пороге возник не кто иной, как Огюстен. – С тобой все в порядке?

- Да, - немного удивленно ответил Робеспьер. – Должно быть иначе?

- Нет, что ты. Просто я уже минуты три спрашиваю разрешения зайти и обдираю кулаки о дверь.

- Я задумался, извини. Ты просто так или по делу?

- Просто так, - пожал плечами Огюстен, лохматя шерсть на загривке подбежавшей к нему собаки. – Я получил письмо из италийской армии… Буонапарте пишет, что там не все благополучно и неплохо бы обсудить кое-какие планы… Одним словом, я хочу поехать туда.

- Если Карно и Приер сочтут нужным отправлять туда комиссара, - сказал Робеспьер тоном, не терпящим возражений. – Ты прекрасно знаешь, что я не занимаюсь армией.

- Достаточно одного твоего слова… - Огюстен осекся, встретив не предвещающий ничего хорошего взгляд брата. – Я хотел сказать, что, возможно, ты поддержишь меня, если я сдам отчет и выдвину свою кандидатуру.

- Напишешь отчет? Хорошо. На основании каких официальных бумаг ты это сделаешь?

- Из италийской армии отослали депешу, - неохотно ответил Огюстен. Температура в комнате, казалось, существенно понизилась и приближалась к заморозкам. Ну кто, спрашивается, тянул его за язык? Мог бы держать скромное мнение и призраках диктатуры, которые уже и не призраки вовсе при себе… - Когда она придет, этот вопрос будет обсуждаться.

- Когда придет – обсудим, - сказал Робеспьер, не желая продолжать дискуссию.

- Я слышал, что многие горожане были арестованы сегодня, - перевел разговор на другую тему Огюстен. – Их обвиняют в том, что устраивали сборища, но в большинстве похватали тех, кто просто выпил лишнего по поводу конца декады. По сути, любой ужин, которые сейчас так любят устраивать – уже сборище..

- Почему вдруг ты об этом говоришь? – резко спросил Робеспьер.

- Потому что арестовали моего соседа и теперь некого отсылать в лавку за вином, - язвительно ответил Огюстен, хотя на самом деле язвить вовсе не хотел. Да что такое с ним происходит? Впрочем, он знал что. Но только как это все объяснить? Сказать, что эти аресты – бессмысленны? Сказать, что людям уже безразлична их жизнь? Многие ведь намеренно шли на преступления, зная, что завтра могут быть арестованы… Сказать и получить в лоб обвинение в модерантизме. Вот куда он приехал в конечном итоге. – Извини, я не хотел.
Можно хотя бы полюбопытствовать, над чем ты сейчас работаешь?

- Прочти, если любопытно, - Робеспьер протянул ему несколько листов.
Огюстен налил себе чай и устроился в кресле, намереваясь почитать с наибольшим комфортом. Углубившись в бумаги и вникнув в смысл изложенного, он едва не выронил чашку. Горячий чай плеснул на пальцы и тем самым немного привел в чувство.

- Максимильян, но это же… религиозная реформа? А как же свобода совести и вероисповедания?

- Подобная реформа, как ты ее называешь, необходима сейчас, - неожиданно спокойно ответил Максимиляьн. - Ты прекрасно знаешь, что религия является частью государственной политики. И не мне тебе объяснять, что мы не можем выступать в поддержку католической религии, так как не можем отбросить последствия процесса дехристианизации. И не можем допустить распространение такого неприятного явления, как атеизм…

- Каждый волен верить или не верить в то, что он хочет, - пробормотал Огюстен, совершенно сбитый с толку.

- … потому что атеизм в первую очередь безнравственен, - закончил Робеспьер. – Подводя итог, должен быть символ веры, некое благодетельное и заботливое божество, в которое каждый волен верить или не верить, вот тебе и ответ на вопрос о свободе вероисповедания.

- Ты хочешь сказать, гражданский символ веры? – спросил Огюстен.

- Именно, - кивнул Робеспьер.

- Возможно, в этом что-то есть… Возможно… Но скажи, разве гражданский символ веры не подразумевает собой государственную религию?

- По существу, он ею и является.

- Тогда мы подходим к тому, что тот, кто не исповедует государственную религию… Какой кош… Максимильян, а ты уверен, что будет правильно изгнать всех… несогласных?

- Несогласных? – Робеспьер нахмурился. – Ты о чем? Кто тебе сказал подобную глупость? Это может быть написано где угодно, кто станет применять принцип на практике и запугивать толпу?

Огюстен промолчал, не желая спорить и доказывать, что желающие всегда найдутся. Вместо этого был задан простой, но требующий ответа вопрос:
- И что ты намерен делать?

- Составить доклад и зачитать его в Конвенте, - как само собой разумеющееся сказал Робеспьер. – Если все пройдет успешно, остальное поручим Давиду. Я имею в виду организационные вопросы.

- Орг… - Огюстен перевел дыхание, так как все вместе с трудом укладывалось в голове. Ну допустим, дано существовала формула, включенная в Декларация прав человека, притом как в старый, так и в новый варианты, но принимать декларацию? Это требовало более серьезного обдумывания. Поэтому он довольно легко позволил себе переключится на тему, которая была проще и подразумевала обсуждение практических вопросов. – Максимильян, но это же кошмар!

- Ты в самом деле так считаешь? – холодно осведомился Робеспьер. – Объяснись, будь любезен.

- Нет, я очень уважаю Давида, но… - «участвовать в чем-то, что он организовывает решительно отказываюсь», - едва не сказал Огюстен, но в последний момент передумал, решив перейти к сразу к доказательствам: - Ты видел его постановки? Давид талантливый живописец, это правда, но я бы его и на пушечный выстрел не подпускал к театру. А проект костюма?

- Проект чего? – спросил Робеспьер.

- Костюма, - Огюстен рассмеялся, так как живо представил себе веселую картину: мероприятие, организованное полностью по проектам художника с обязательным ношением придуманной им одежды… – Я… лучше к Сансону… если нас… заставят это… одевать…

- Я слышал, что Конвент принял этот проект, но не видел в исполнении, - неуверенно сказал Робеспьер.

- Это нужно видеть… - покачал головой Огюстен, вытирая выступившие от смеха слезы. – Мне было достаточно увидеть эскизы, чтобы понять, что свой старый сюртук я не променяю ни на что! Да что говорить, пойдем в кофейню, где собираются его ученики, вот и увидишь. И Брауна прихватим.

- Ну, если зрелище настолько впечатляющее, как ты говоришь… - развел руками Робеспьер.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Фев 20, 2010 3:32 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Париж

Бьянка

- …Вот такое окончание моей дурацкой истории, - закончила Бьянка свой рассказ и с нежностью взглянула на Альбертину, не спускавшей с нее внимательных черных глаз. Конечно, ее рассказ о похищении Мариусом был сильно приближен к жизни смертных. Но в сущности, все так и было. Мариус предстал в ней бывшим любовником, влиятельным и богатым, с которым она прожила несколько лет. В принципе, все было верно – он и правда являлся богатым аристократом, художником, вытащившим ее в свое время из затруднительной ситуации и воспользовавшийся ее отношением в своих целях. Альбертина слушала внимательно и не перебивала. Потом они долго обсуждали произошедшее, затем плавно перешли к разговору о газете… Бьянка рассказала о планах на ближайшие выпуски и сделала поправки в соответствии с пожеланиями Альбертины. Она не покидала Парижа все эти дни. Ей лучше знать.
«Мы волновались о тебе, Клери. И я, и твой комиссар»
Бьянка кивнула и перевела разговор на другую тему. За прошедшие два дня они с Огюстеном делали две попытки провести вечер, как раньше. Обе заканчивались пустыми фразами. Потом они расходились, каждый – ссылаясь на неотложные дела. Вот и все, комиссар. В его мыслях Бьянка прочла отчетливое разочарование тем фактом, что он повстречал ее в борделе Сент-Амарант. Вот ведь как ловко устроена мужская психология – то, что он за это время переспал с несколькими девицами разного социального статуса и поведения, не имело значения, а то, что она позволила себе сунуть нос… Бьянка решила, что не будет ничего объяснять. Там, у Мариуса, она четко осознала для себя, что приняла решение: ближайшие десятилетия она проведет в Париже. А если Огюстен все понял превратно… На этой мысли она окончательно расстроилась.
Распрощавшись с Альбертиной, Бьянка отправилась бродить по Парижу. Что бы там ни было, жизнь продолжается. Сегодня нужно сесть за новый выпуск газеты. А для этого – собрать новостей и составить собственное мнение о происходящем в городе.
***
- Гражданка, туда лучше не ходите! – Симпатичный санкюлот вежливо подхватил ее под руку и подмигнул. – Там дерутся. Не стоит на это смотреть.
Бьянка с изумлением воззрилась на молодого человека. Он же, учтиво поклонившись, весело отсалютовал ей грязной перчаткой и пошел, высоко подняв голову, в сторону темного переулка, за которым слышался оживленный гул. Бьянка улыбнулась про себя. Он такой же санкюлот, как и она. Совсем молоденький – ему лет восемнадцать максимум. Видимо, поэтому и остановил ее – не хватило цинизма, чтобы позволить женщине пройти туда, где она может пострадать по вине его коллег. Значит, все верно. План, о котором думал граф Сомерсет, воплощается в действие. Хотелось бы верить, что Робеспьер не посчитал ее слова бездумным бредом и принял их во внимание. Бьянка вскрикнула и чуть не упала, поскользнувшись на чем-то, лежавшем на мостовой. При ближайшем рассмотрении это оказалось растерзанным кошачьим трупом.
- Гражданка, осторожнее! Ну как же так можно! Сегодня это несчастное существо убили дикие люди, во имя чего – не знаю! А вы на ней топчетесь! Вы похожи на ангела, не будьте же тираном, и не доставляйте мук несчастному существу, которое уже никогда не сможет увидеть этот мир, лишь загробный – темный. Сумрачный, горький!

Бьянка обернулась. Перед ней стояла девушка лет семнадцати. Длинные прямые темные волосы разложены по плечам. Худенькое простоватое личико и большие блестящие глаза.
- Во имя отца и сына и святого духа, аминь! Да свершится правосудие.. Да свершится правосудие… - девушка преклонила колени и опустила глаза.
Бьянка подошла и присела рядом. В этой девушке было что-то необычное. Эти глаза с расширенными зрачками, быстрая сбивчивая речь и вереница мыслей, путающихся и коротких… Старинное воспоминание. Это было в Венеции. Много-много лет назад, когда она была смертной и убивала, повинуясь приказам своего могущественного покровителя.

...

… Дворец Дожей. Всего лишь взгляд в окно из окна. Невысокие коричневые дома. Гондолы, снующие туда-сюда в ожидании припозднившихся путников. Полумрак и забвение. На полу – разбитый бокал. «Ты слишком много пьешь, моя красавица. Очень скоро ты перестанешь быть полезной, и тогда…» Бесконечные угрозы от человека, который купил ее совесть. Вот она, плата за богатство и роскошь, получай, синьора, за свою неудавшуюся жизнь. Через десять лет ты потеряешь свою привлекательность, и утонешь в своем вечном одиночестве. А за дверью тем временем – крики и ругань. Как здесь шумно, и почему нельзя прекратить это навсегда? Так больше не может продолжаться. «Ты убиваешь тех, на кого тебе указывают, но у тебя нет сил убить себя». Внутренний голос. Тихий, въедливый, жестокий. И шум. Она распахивает дверь. «Во имя всего святого, прекратите шуметь… Займитесь делом… Через несколько часов начнется прием, мне нужно подготовиться». Она прислоняется к двери и зажимает уши руками. И чувствует холодную ладонь на плече. И взгляд круглых блестящих глаз.
«Синьора, вы не волнуйтесь, это из-за меня шумели, я случайно испортила драпировку, я тут недавно, я гостья, в Риме сейчас солнце, а у вас пасмурно, а на небесах всегда светло, я видела, как Иисус плакал, а вы не плачьте, у вас все будет хорошо, только вам нужно убить тирана, я знаю, вы несчастны, страшно несчастны, но вы похожи на ангела, и поэтому вы будете свободны, я видела это во сне, и я вам обещаю…»
- Франческа, отойди от синьоры!
Кухарка падает на колени.
- Синьора Сольдерини, не вините ее, не обращайте внимания, я вас заклинаю, она сумасшедшая, моя несчастная племянница Франческа, она всегда говорит глупости, не сочтите за оскорбление…
- Все в порядке, Лючия. Пожалуйста, не шумите. – Она захлопывает дверь. Еще один бокал вина, и все будет в порядке. Убить тирана. Не об этом ли ей снятся сны каждую ночь? Но принесет ли это покой? Сегодня придет Мариус… Она сделает свое черное дело и, убедившись, что яд, подсыпанный в бокал одного из гостей, принят, попросит его увезти себя отсюда. Туда, откуда не видно страшного Дворца. Туда, где тихо и светят звезды...

....

… - Вы знаете, что такое убийство во имя любви? – темноволосая девушка, судя по всему, все это время говорила о своем.
- Знаю. Но не советую пробовать. – Бьянка улыбнулась ей, прогоняя старинное воспоминание. Ненормальная. Сумасшедшая. Существо, живущее в своем мире. – Я заблудилась. Ты не подскажешь мне, что это за улица?

- Улица Лантерн, - просияла девушка, радуясь, что может быть полезной. – Сегодня тут дерутся и убивают, и много жандармов. Я испугалась и убежала. Мне нельзя попадаться в неприятные истории, моя миссия – в убийстве во имя любви. Я обещала.

Бьянка поднялась и протянула ей руку. Бедняжка одержима навязчивой идеей. Но подобные существа, как правило, безвредны. – Пойдем, я провожу тебя домой. Я сильнее, чем ты думаешь. Не бойся.
Девушка послушно вложила холодную ладошку в ее руку, и повела за собой. У дверей одного из домов она остановилась. – Я тут живу. Спасибо тебе, мой ангел. Я боялась переступить через несчастное растерзанное существо, а ты помогла мне преодолеть мою слабость. Я должна быть сильнее, и я буду работать над собой, я обещала.
- Тебе пора спать, - Бьянка погладила ее по голове и отпустила руку. – Как тебя зовут?
Девушка задумчиво улыбнулась.
- Сесиль Рено.
Затем быстро распахнула дверь и скрылась в доме.

На соседней улице раздались выстрелы. Бьянка сделала несколько шагов в ту сторону, но быстро взяла себя в руки. Нет. Она обещала. Пора возвращаться домой, пока она не влипла в очередную историю. Подхватив юбку, она бросилась бегом в сторону своей улицы.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Фев 21, 2010 12:48 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Париж.

Огюстен Робеспьер, Максимильян Робеспьер и другие.

На улицах царило оживление, люди собирались в группы, будто в ожидании какого-то события, которое непременно должно произойти. Не такое уж и странное явление для Парижа, особенно сейчас, когда снова вошли в моду так называемые братские обеды или ужины. Правда, для обеда было уже поздно, а для ужина рано, но сути это не меняло.

Свернув в узкий проулок, они увидели еще одно сборище. Робеспьер замедлил шаг, намереваясь послушать, о чем говорят. Да и не он один, так как немного в стороне скромно приютился человечек и темном сюртуке и шляпе с высокой тульей. Тому было все равно, заметят его или нет, осведомитель просто выполнял свою работу и, судя по скучающему выражению на лице, ничего интересного здесь не говорили. А ведь и правда, не говорили. Казалось, что все занимаются своим делом: женщины перебирали зелень, кто-то читал в голос "Саппер санкюлот", несколько мужчин помогали таскать воду - судя по всему, шла подготовка именно к ужину, на посторонних никто не обращал внимания.

- А я слышал, что скоро все общества и клубы закроют! - выкрикнул какой-то гражданин в сильно потертой шляпе, когда тот, кто читал, отложил газету.

Огюстен бросил быстрый взгляд на брата. Похоже, тут что-то затевается. Интересно, узнал ли Максимильяна человек, бросивший явно провокационную фразу, или сказал это просто так? Похоже, что прогулка к ученикам Давида получится сегодня веселее, нежели он думал, и нужно держать ухо востро. Тем временем народ забурлил, обсуждая секции и клубы. Вперед вылез еще один мужчина неприметной внешности, совсем непохожий на санкюлота, но пытающийся вести себя, как они.

- В Конвенте снова громили секции! Ходят слухи, что и нашего Жана Батье скоро арестуют за длинный язык! А в секции Марата слышали, что было?

- Граждане, граждане, зачем же о политике? - выкрикнул только принесший ведро с водой мужчина. - Не нужно нам неприятностей!

Дискуссия между тем, постепенно набирала обороты, притом так, что даже осведомитель проснулся и начал делать какие заметки на клочке бумаги.

- Обрати внимание на того, кто убеждает не говорить о политике, - негромко заметил Робеспьер, повернувшись к Огюстену. - Он и есть провокатор. Тот, кто больше всех шумит просто пешка.

Огюстен молча кивнул, продолжая наблюдать за обстановкой. К осведомителю тем временем подскочил один из санкюлотов.

- Эй ты, образина, чего тут строчишь - доносы на нас? Или ты, может быть, писатель, а? А, может, журналист? - он повысил голос: - А, может, все-таки, доносчик?
Люди мгновенно окружили его. Кто-то сбил с него шляпу. Назревала расправа. Огюстен вопросительно взглянул на брата.

Робеспьер пожал плечами. - Отойдем. Я не сторонник потасовок, не так сложно предсказать, что сейчас будет.

Огюстен обратил внимание, что его брат спокойнее, чем мог бы быть в подобной ситуации. Они прошли мимо кричащих людей. Краем глаза Огюстен заметил, что к месту событий приближаются жандармы. Обычно в такое время жандармов найти не так просто, но эти оказались тут по случайности и как раз вовремя.

- Вижу, ты привык к подобным сценам? - озвучил свои мысли Огюстен, когда они завернули в соседний квартал.

- Не совсем. Хотя бы потому, что редко наблюдаю подобные сцены. По-твоему, было лучше не сходя с места удариться в панику? Если учесть появление жандармов, паника там сейчас начнется и без нас. Однако быстро они появились. Когда действительно нужно, требуется гораздо больше времени, чтобы дождаться хотя бы одного.

- Да, бедняге повезло, - кивнул Огюстен. - Что слышно от Сен-Жюста? Ходят слухи, что в Северной армии дела обстоят не лучшим образом. Недавно узнал, что генерал Журдан до сих пор ждет в Париже приказа двигаться в сторону Пишегрю. Что там творится у вас в Комитете, черт побери? Эй, поосторожнее! - Огюстен вовремя увернулся от летящего прямо на них экипажа. В нем сидела целая компания пьяных людей в красных колпаках - они смеялись, пели "Карманьолу" и размахивали полупустыми бутылками. - Черт знает что такое творится сегодня, - пробурчал он, провожая их взглядом.

- Все претензии - к Карно. Знаешь, что он обычно отвечает, когда кто-либо пытается сунуться в его епархию? Единственный, кому позволяется время от времени высказывать свое ценное мнение - это Приер. Впрочем, этот вопрос будет обсуждаться как только мы получим депешу с отчетом, но сильно сомневаюсь, что наш организатор побед станет слушать кого-либо кроме себя.

- А тебе самому-то нравится такая постановка вопроса? - усмехнулся Огюстен. - Иногда ты крушишь людей налево-направо, а иногда позволяешь полный произвол. Ведь ты знаешь, что ваш организатор побед болтает про тебя и Сен-Жюста. Он даже не скрывает своего отношения, и просто смеется в лицо. Мне иногда кажется, он проверяет твое терпение. В последнее время ты вообще.... - Огюстен не закончил. Откуда-то потянуло гарью, а вскоре увидел людей, которые с криками : "Пожар, пожар!" прыгали вокруг полуразрушенного старого здания. - Посмотри, похоже, их это радует, - удивился Огюстен.

- Огюстен, я могу предоставить тебе возможность высказать ему все, что думаешь, - резче, чем следовало, сказал Робеспьер. - Заодно обсудишь ваши планы с Буонапарте и избавишь меня от необходимости пересказывать по десятому разу содержание вашей переписки. Заметь, я не делаю замечаний насчет того, чем в последнее время занимаешься ты... Да, действительно пожар. Что касается Карно, ты вполне можешь найти его после заседания, потом зайдешь ко мне и обсудим результаты ваших переговоров, раз уж ты решил употребить свою энергию на дело, а не на развлечения.

Огюстен про себя выругался. Крыть тут было нечем. Максимильяну уже, наверное, сто раз доложили о его похождениях последних двух недель. Времяпрепровождение, о котором он уже почти пожалел, потому что обычного безмятежного состояния духа оно так и не принесло. К тому же, тут же вспоминался бордель у Сент-Амарант, куда он регулярно наведывался в последние дни, и Жюльетт, которую он увидел там при весьма странных обстоятельствах. Он так и не смог принять для себя ее объяснений о том, что она там делала. А она сама, похоже, не спешила объясняться. В результате между ними повисло отчуждение, и оба замкнулись в своих недосказанных вопросах. - Не размахивай так горящей палкой, сейчас еще что-нибудь вспыхнет, - зло сказал Огюстен мальчишке, который носился, как ненормальный с самодельным факелом и повизгивал от восторга. ----- Да пошел ты, гражданин! - тот высунул язык и нырнул в подворотню. Оттуда раздался крик и брань. Огюстен повернулся к брату. - Похоже, тут скоро тоже потребуется присутствие жандармов.

- Мне кажется, что к Давиду мы сегодня не попадем, - Робеспьер придержал Брауна за ошейник. Обычно пес не бросался, но кто знает, как поведет себя животное сейчас, когда вокруг слишком шумно и много пьяных. – В таком случае нам лучше вернуться назад и пойти домой.

Однако этому простому плану не суждено было сбыться так скоро, несколько санкюлотов решили затеять драку прямо на дороге, а пройти вперед не представлялось возможным из-за пожара. Как назло, подул ветер, разнося искры и теперь присутствующим стало не до веселья, так как огонь грозил перекинуться на другие здания. Кто-то закричал, кто-то побежал внутрь соседнего дома, в надежде спасти пожитки от предстоящего бедствия. И, разумеется, появились жандармы. Тоже очень вовремя.

- Не двигаться, всем оставаться на месте! – раздался приказ, который никто, казалось, не слышал. А зря, так как через минуту узкая улица оказалась оцеплена. Некоторых хватали при попытке скрыться, некоторых, казалось, просто так. Около них тоже выросли два стража порядка. – А вам, граждане, нужно особое приглашение?

- Вы нас в чем-то обвиняете? – негромко спросил Робеспьер.

- Черт побери, гражданин, здесь подожгли дом! Все подозрительные будут арестованы до выяснения обстоятельств!

- По какому принципу вы тут определяете подозрительных, гражданин? - зло поинтересовался Огюстен. Он не спешил доставать документы, желая посмотреть, как будут действовать жандармы. - вы обвиняете нас в поджоге? - Тем временем нескольких особо резвых санкюлотов уже вели к колонне, подгоняя дубинками. Что удивительно, никто так и не задумался о том, чтобы потушить пожар.

- Много разговариваете, гражданин, - отрезал жандарм. - Не рассуждайте, в комитете разберемся! - Желая заставить упертых граждан быть менее упертыми, он замахнулся дубинкой, но отступил на шаг, обратив внимания на не маленькие клыки собаки.

- В комитете разберемся, - очень тихо повторил Робеспьер. - Но вы так и не ответили на вопрос, в чем нас обвиняют.

- Вас пока ни в чем не обвиняют! - менее уверенно произнес жандарм. - Я же сказал, разбираться будут в Комитете. Посмотрите, что тут творится! Кто-то поджег дом! Вряд ли это честные патриоты сделали, так ведь? А ну идите, не болтайте! Эй, Бандье, у меня тут еще двое! Забирай их! ---- Огюстен недобро прищурился. - И часто вы вот так забираете всех подряд? Здесь ловят преступника? Роялиста? Заговорщика? Чем обусловлены подобные меры?

- Сам не справишься? ... - Бандье продолжил реплику взрывом затейливой ругани. - А оружие тебе на что? Мух хлопать?
Не желая терпеть насмешки от своих же коллег, тем более что сержант начал уже неодобрительно поглядывать на эту идиотскую возню, жандарм положил руку на пояс, но хватать пистолет все же не решался. Черт, с детства боялся собак, но не выставлять же себя на посмешище!

- Граждане, если, черт побери, вы сейчас же не пойдете куда приказано, вас поволокут силой... - от глупой ситуации (подумать только, не может арестовать двоих, тогда как арестованных набралось уже больше дюжины!) злость разобрала окончательно. К счастью, на помощь подошли коллеги, ухмыляясь и перебрасываясь шуточками.

- Нам не остается ничего другого, только пройти с ними, - задумчиво сказал Робеспьер, глядя на подоспевшую подмогу. Жаль, что с такого расстояния он не мог видеть арестованных, однако некоторые возмущенные выкрики свидетельствовали о том, что людей хватали не случайно...

- Не трогайте нас. Мы пойдем с вами, - кивнул Огюстен, в котором заговорило любопытство. - Все трое. С собакой. - Он нарочито обратился к Брауну. - Пойдем, Браун, проверим тебя на благонадежность! - Огюстен хотел продолжить, но поймал на себе суровый взгляд Максимильяна. Иногда он бывал таким занудой! Оба проследовали вслед за жандармами. Вдали раздавались возмущенные крики - похоже, аресты продолжались.

***

Оказывается, они и те люди, вместе с которыми их привели были далеко не единственными арестованными, что наводило на очень неприятные мысли о том, что беспорядки, а следовательно и аресты, проводились по всему городу. Тут же в памяти всплыло предостережение Жюльетт Флери. Значит, сегодня... Робеспьер оставил Брауна у входа в караульную, опасаясь, что если животному наступят на лапу или проявят агрессию, то без травм не обойдется. К счастью, пес повиновался команде и послушно лег возле какой-то лавки. В караульной было полно людей, некоторые простые граждане и частично не совсем простые - в них легко угадывались официально состоящие на службе осведомители. Что же, черт возьми, происходит? В помещении было душно и очень накурено, поэтому он сделал попытку пройти к зарешеченному окну. Впрочем, пройти удалось два с половиной шага, не больше. Где-то в углу истерично кричала какая-то женщина.

- Максимильян, кажется, пора с этим кончать, - сказал Огюстен, с недоверием оглядывая происходящее. - Хватит. Пора разобраться, что тут происходит.

- Я тебе потом расскажу, что здесь происходит, - тихо сказал Робеспьер. - Мне нужно увидеть их непосредственное начальство. Послушай, ты обратил внимание на форму жандармов? Возможно, у меня разыгралось воображение, но мне кажется, что у некоторых нашивки наоборот, включая кокарды. Если я прав, то... Черт, мне необходимо быть в Бюро.

- Что все это значит, Максимильян?- тихо спросил Огюстен, разглядываю толпу. - Да, черт возьми, я обратил внимание, что тут какие-то странности, да и жандармы слишком резвые. Давай предоставим документы - и дело с концом! - Он начинал заводиться.

- Я не могу сейчас объяснить тебе, что все это значит, - медленно сказал Робеспьер. - Боюсь только, что мы здесь закрыты надолго, их не докричишься. - О том, что если и непосредственное начальство окажется "неправильным" он предпочитал не думать, так как это могло обернуться осложнениями в виде более длительного задержания.

- Ну уж нет, - взвился Огюстен и, протиснувшись вперед, забарабанил по решетке. - Эй, откройте немедленно! Что вы себе позволяете?!

- Не выпустят нас, кричите сколько хотите, - равнодушно заметил какой-то гражданин в сильно потертой шляпе с трехцветной лентой.

- А вы закричите, что пожар, - посоветовал Робеспьер.

- И что будет? - так же меланхолично поинтересовался собеседник. - Думаете, это отсрочит дорогу на эшафот? Сейчас отправляют без суда...
Робеспьер собрался ответить, но на идею, даже на первый взгляд глупую, тут же откликнулись.

- Пожаааар! - заорал кто-то за спиной во всю силу легких так, что стоявшие рядом шарахнулись, оттоптав ноги своим товарищам по несчастью. Некоторое время помещение сотрясалось от криков, притом некоторые вполне серьезно поверили в то, что здание горит.

- Заткнитесь, - гаркнул Огюстен, когда крики стали слишком громкими. - Тут нет никого! - Пнув с досады решетку, он направился к брату, который продолжал стоять в углу, не реагируя на происходящее. - Кажется, тут никого нет. Макмимильян, я вижу, ты знаешь, что происходит. Тебе не кажется, что пора посвятить меня в это?

- Есть, - спокойно ответил Робеспьер. - Они не могли оставить без присмотра такое количество людей. Кто- то появится хотя бы для того, чтобы прекратить шум. А что происходит... В городе беспорядки, как видишь. Притом заводилами выступают, скорее всего, граждане, которых никто и близко не видел в этих секциях. Далее следуют аресты, в принципе, нормальная санкция... Здесь не нормально только то, что большей частью арестовывают тех, кто находится на гражданской службе, посмотри внимательно на одежду. Осведомители, агенты, возможные мелкие чиновники и так далее, поэтому и мы попали сюда, так как выделялись из толпы. А командуют всем этим те, кто одет не по форме, нужно же им как-то различать своих. Теперь догадайся, кого отправят на эшафот как подозрительных и виновных в беспорядках? Так или иначе, это удар по государственному аппарату...

- Правду говоришь, - невесело усмехнулся меланхоличный гражданин. - Я сам служащий канцелярии, зашел с коллегами выпить и вот...

- Вот одна из причин, почему я не хотел обсуждать это здесь, - ледяным тоном закончил Робеспьер.

- Я тоже служащий канцелярии! Служу при КОмитете общественной безопасности. - заговорил еще один задержанный. - Простите ради бога, не могу не сказать - вы страшно похожи на гражданина Робеспьера. Но вы, наверное, и сами это знаете. Будем знакомы. Морис Лилль, - он протянул руку.

Робеспьер не успел ответить на рукопожатие и что-либо сказать вообще, так как в коридоре послышался лязг открываемой решетки. Все, как по команде притихли. - Что у вас здесь происходит?! Какой, к дьяволу пожар, вы, чертовы заговорщики! - рявкнул жандарм, судя по всему, главный. - Зачинщиков - в Консьержери, без разговоров! Быстро!

Лязгнул второй засов, несколько вооруженных людей остановились в проеме, еще четверо, в руках которых были дубинки, выхватили из толпы нескольких граждан, которые показались им наиболее воинственно настроенными. Судя по крикам, кого-то успели угостить ударами.

- Он зачинщик!!! - истерично закричал первый собеседник, указывая то ли на Лилля, то ли на него самого. При упоминании о Консьержери началась самая настоящая паника, массовая истерия... Не избежать давки. Жандармы, впрочем, не растерялись, мгновенно отреагировав на крик. Робеспьер отступил в сторону, пытаясь уклониться от удара, хотя отступать было, собственно некуда. К счастью, теснота сыграла свою роль, жандарм не смог как следует размахнуться и дубинка скользнула по плечу вместо того, чтобы сломать ключицу, как планировалось.

И его, и Мориса Лилля без лишних разговоров проводили к выходу, где ожидали остальные жандармы и несколько одетых в штатское людей. Робеспьер с облегчением отметил, что Огюстен тоже был в числе зачинщиков, а следовательно, подлежал переезду в Консьержери. Значит, проверка документов будет иметь место здесь, бюрократические процедуры еще никто не отменял.

Огюстен не понимал, почему его брат медлит. Уже скоро будет поздно. Если в самом начале достаточно было извлечь документы, чтобы все разрешилось само собой, то еще немного - и этим людям будет проще убить Максимильяна Робеспьера - просто из страха, что, отпустив его, они сами окажутся на эшафоте за самоуправство. Его раздумья были прерваны сначала визгом, затем - яростным лаем Брауна. Один из жандармов, не долго думая, огрел собаку сапогом в живот, второй направил на него пистолет, когда ошалевший от творящегося произвола и толкотни пес попытался защититься. В два прыжка Огюстен преодолел расстояние и изо всех сил двинул жандарму в челюсть.

- Озверели совсем?!!! Отвяжитесь от собаки! - Далее последовала большая порция ругани.

Робеспьер покачал головой. Такое ощущение, что все сошли с ума, включая действительно озверевших жандармов и Огюстена, на которого уже набросились двое. А ведь они могут пристрелить его... Просто пока что не додумались до этого, радуясь возможности снять напряжение и поработать кулаками.
- Прекратите это, капитан, - обратился Робеспьер к жандарму. - Уймите своих людей, пока не поздно.

Капитан молча наблюдал за бесчинством, но ровно до тех пор, пока до него не дошел смысл сказанного.
- Да кто ты такой? Какое имеешь право...

Робеспьер жестом прервал его, предъявив свидетельство о благонадежности. Рано или поздно они бы все равно потребовали документы и в любом случае это лучше, чем попытка к бегству, когда жандармы вполне могли открыть огонь. Он подозвал к себе собаку и погладил животное, стараясь успокоить.

- Прекратите!!! - рявкнул жандарм, желая хоть так обрести контроль над ситуацией.

Огюстен вытер кровь с разбитой губы и зло взглянул на капитана, стараясь взять себя в руки и не устраивать разбор ситуации на месте. На всякий случай он подошел поближе к Максимильяну. Черт знает этих деятелей, что они предпримут?
- Вы не хотите также проверить и остальных задержанных, а, граждане? - спросил Огюстен. - Может быть, среди них не все так неблагонадежны, как вам показалось?

Капитан молча вертел в руках свидетельство, не зная, как поступить. Сейчас вместо недавно обещанного повышения по службе, впереди маячила одна единственная перспектива - эшафот. А если отпустить их, то должен будет не только докладывать вышестоящему начальству, но и что-то говорить подчиненным!

- Мы были обязаны принять арестованных, раз они обвинялись в нарушении общественного спокойствия, - сказал он, возвращая свидетельство. - Разумеется, остальные задержанные будут проверены... А вы... можете быть свободны... - уже совсем вымученно добавил жандарм, прекрасно сознавая, что только что нарушил неприкосновенность депутатов.

Робеспьер покинул помещение, не желая тратить время на разговоры. Предстояло еще многое сделать. К примеру, найти Ришара и поручить ему руководить отрядом жандармов, деятельность которых будет направлена на выслеживание и обезвреживание уже созданных отрядов. Дальше - заставы. Второй отряд, командование которым может взять Огюстен, займется заставами. Можно не сомневаться, что именно сегодня они либо будут плохо охраняться, что значительно облегчит бегство. Это - главное, с остальным можно будет разобраться завтра.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Фев 21, 2010 9:42 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Барон де Бац, Карно

Барон де Бац допил содержимое бокала и попытался подняться, чтобы дотянуться до бутылки. Не удалось, так как ноги почти не держали. Зато в голове не мутилось, мысли не прыгали, наоборот, были четкими и ясными, как никогда. Вот уже второй час он находится на грани сумасшествия, понимая, что все пропало. Он проклинал то, что вынужден находиться здесь, в почти полной изоляции и лишен возможности получать сообщения регулярно, хотя бы каждые полчаса... Оставалось только пить и проклинать все на свете. Давая выход злости и отчаянию, он искромсал ножом остатки карты Парижа, уже и без того истерзанной. В дверь постучали. Де Бац встрепенулся, едва подавив желание открыть самостоятельно - ведь это мог быть кто-то, кто принес известия, но лучше сдержать безумный порыв. Хотя бы потому, что вовсе не хотелось принимать посетителя, кто бы он ни был, растянувшись на полу. Кто бы он ни был... Барон проверил заряжены ли пистолеты и пригласил посетителя зайти.

Лазар Карно рисковал. Но произошедшее сегодня настолько не вписывалось ни в какие рамки, что нужно было выяснить все сейчас. Вывезти нужных людей за пределы Парижа, спланировал народные беспорядки. Простой и элементарный в исполнении план, который они с бароном спланировали детально. В нем не могло быть сбоев. И чем все закончилось? Приказом Робеспьера закрыть все заставы и полной проверкой задействованных в деле жандармов? Ришар был вызван в Бюро ночью. И тревога была поднята такая, что не оставалось сомнений: Максимильян Робеспьер на этот раз в курсе событий. Генерал в тот вечер, как и было запланировано, допоздна засиделся в Тюильри. Но новости, которые он услышал, сильно отличались от запланированных. Когда все было кончено, и надежда рухнула, Карно отправился в секцию Бон Нувель, где по договоренности, снимал сейчас квартиру барон. Картина, открывшаяся ему, была безрадостной. Барон напивался в одиночку. Значит, все верно. Их предали. Карно плотно закрыл за собой дверь.
- Барон, я требую объяснений, - коротко сказал он и сел напротив.

- Вы... требуете? - переспросил де Бац. - Вы требуете?! Нас предали, вот что! А я даже не могу предположить кто, сидя в этой чертовой дыре без возможности высунуть нос на улицу! Они сменили жандармов и арестовали тех, кто был с нами, они сменили людей на заставах и последнее известие, что я получил... В домах, которые кажутся им подозрительными по той или иной причине проводят обыски и не приведи Господи, если увидят собранные вещи! Они арестовывают всех! Им помогают те обозленные чиновники из комитетов, которые попали под арест и были выпущены... Что я еще могу сказать, кроме того, что все пропало?!

- Успокойтесь, барон, ваша истерика сейчас делу не поможет, - ровно сказал Карно. - Да. Все обстоит именно так, как вы говорили. Но если сидеть и напиваться, делу это не поможет. Первый вопрос на повестке дня - как вывезти оставшихся вне подозрений. Второй вопрос - узнать, кто - предатель. Со вторым вопросом мы сейчас не разберемся. С первым можем попытаться. Придите в чувство, барон! Нужны адреса и имена тех, кто должен был сегодня уехать. С разграничением, кто из них более ценен, кто менее. Мне придется использовать своих людей. Я смогу спасти пару десятков человек. А если бы вы доверяли мне больше, все могло бы быть проще.

- Я не знаю, кто из них арестован на данный момент, а кто нет, - тихо сказал де Бац. - Я не могу рисковать теми, кто остался, так как следует проверять по месту жительства тех, кому, возможно, удалось спастись. Я думал о том, что, возможно, удастся использовать коррупцию в наших целях, да и среди тюремщиков у меня осталось немало связей... Иначе никак... Чувствую, что эти псы набросятся на любого, кто хотя бы как-то находится под подозрением. Нужно затаиться, выждать... Нескольких человек можно спасти, подменив их другими по дороге на эшафот, иногда это срабатывало, если казнят большое количество человек в один день... Но я не знаю, кому удалось спастись... - де Бац мотнул головой, понимая, что пошел по второму кругу.

- Ваш друг-англичанин, - полуутвердительно-полувопросительно сказал Карно. - Где он? Я уже говорил вам, что его поведение и привычки могут повредить делу. - В этот момент раздался стук в дверь и вошел молодой военный. Он протянул список и вышел, отдав честь. Карно пробежал глазами бумагу и положил ее на стол перед бароном. - Списки арестованных, помещенных в Люксембургскую тюрьму.

- Слишком много... - прошептал де Бац, изучив список. - Те, чьи имена мне знакомы - всего лишь пешки, но наше положение и так слишком шаткое, мы не можем позволить себе разбрасываться людьми... Есть среди них и стоящие люди... И я даже не знаю, сколько их на самом деле, так как не знаю имен всех агентов! А что касается моего друга, - уже тише прибавил он, - я предупреждал его о возможных последствиях, но заслужил только упреки в свой адрес. Если я увижу его... мне очень хочется верить в то, что увижу... - де Бац сжал руки в кулаки, так как подумал о том, что будет, если воспользоваться пороком Сомерсета как слабостью, -... то поговорю с ним. Серьезно поговорю.

- Собирайтесь, барон, - тихо сказал Карно. - Мы отправимся вместе к тем, кто хоть немного знаком с нашими планами и попытаемся их выручить. Мне придется рискнуть. Но другого выхода я не вижу.

- Вы с ума сошли?! - де Бац попытался вскочить, но тут же снова сел. - Вы не можете так рисковать, появляясь в компании со мной на улицах! Мало ли кто может меня узнать? На вас донесут и что тогда? Нет, знаете ли, на такие жертвы я не готов. Достаточно с меня... жертв.

- Черт побери, не спорьте, - сквозь зубы сказал Карно. - Я не намерян сидеть сегодня всю ночь и оплакивать людей. Если вы не со мной, дайте адреса самых ценных агентов. Быстро.

- Хорошо, пойдемте вместе, - де Бац поднялся и прошел по комнате. Немного шатало, но в целом терпимо. Да и предстоящая опасность быстро выветривала остатки хмельного, заставляя кровь бежать быстрее. - Не будем терять времени.

***

На улицах было светло от факелов. Карно отдавал короткие приказания своим верным людям, которые следовали за ним по пятам. Барон де Бац, поначалу взиравший на все скептически, кажется, постепенно заразился его уверенностью и немного успокоился. Первый адрес – Сент-Оноре, 13. Здесь проживал маркиз де Булиньяк, один из тех, кто руководил коррупционной сетью в Комитетах. Карно сам неоднократно передавал ему поручения и давал наводки через барона. Маркиз всегда был готов выполнить любое поручение, даже самое рискованное. Он должен быть спасен и вытащен из Парижа. Тем более что он слишком много знает.

У дома дежурили жандармы. Карно приказал остановить карету и кивнул двум военным, сопровождавшим его и барона. – Действовать спокойно. Уверенно. Я появлюсь через несколько минут. – Они кивнули и удалились.

- Я планирую вывезти их в своем экипаже, барон, – сказал Карно, когда они остались вдвоем. – Люди, выпущенные сейчас на улицы по указке Робеспьера, сами не знают, кого ищут. Мы не должны сомневаться. Тогда все будет в порядке.

- Я с вами не согласен, - вполголоса проворчал барон. Это была чистейшая правда, но Карно, похоже, не желал ничего слушать. Да что говорить, интуиция тоже просто вопила о том, что не следует так поступать и эта интуиция никогда его не подводила, но что теперь докажешь и зачем махать кулаками после драки? - Но отговаривать не стану. Потом не говорите, что я не предупреждал.

- Прекратите это, де Бац, - прошипел Карно. – С таким отношением и правда ничего не выйдет.

В этот момент из дверей дома показались двое военных, которые буквально тащили за собой человека в полубессознательном состоянии. Жандармы, окружавшие дом, направились к ним.
- Оказал сопротивление при аресте, - деловито произнес один из доверенных лиц Карно. – Пришлось немного его успокоить. Расступитесь. Гражданин задержан по подозрению в дезертирстве. – Они поволокли своего пленника к экипажу. Дверь захлопнулась.

- Добро пожаловать, маркиз де Булиньяк, - тихо сказал Карно, когда экипаж отъехал. – Через два квартала мы сменим экипаж. Вот адрес. Пусть маркиз переоденется в форму и ждет вместе с вами. Туда же будут доставлены другие. Через заставу поедете утром. Вот бумага – приказ, подписанный моей рукой.

Де Бац молчал, не желая верить, что подобная глупость возможна. Влияние влиянием, но будь он проклят, если бумагу не проверят на заставе. Такую подпись запомнят, а заодно и экипаж и, если понадобится, кучера. Черт побери, он любил риск и можно сказать, что жил им, но так по-глупому рисковать людьми и вообще рисковать попасться с потрохами... Согнувшись в три погибели на сиденье, он в данный момент желал только одного - как бы содержимое желудка не пошло обратно. Надо же столько выпить...

- Что вас снова не устраивает, барон? - насмешливо спросил Карно, когда таким же образом был извлечен и препровожден в безопасное место еще один аристократ. - Думаете о том, что я глупо рискую? Перестаньте переживать за мою репутацию. Заставу, через которую их повезут, охраняют мои люди. Моя подпись - залог того, что наши пленники смогут выехать бесшумно. Затем приказ будет уничтожен. Я не оставляю следов.

Де Бац пробормотал нечто мало вразумительное, но тут же отругал себя за малодушие и пообещал участвовать в этой авантюре до конца. Впрочем, молчать было выше его сил. - Я переживаю вовсе не за вас. Если вы твердо знаете, что никто, абсолютно никто из тех жандармов или из тех людей, что видели вас и еще увидят, не проболтаются... Знаете ли, существуют еще и допросы и хотя пытки у нас не применяются, существует множество способов убеждать. Или вы намерены убрать два десятка людей, толком не зная, кто они? Что же, Бог в помощь. Все равно возвращаться назад поздно.

- Еще одно слово, и я высажу вас, - медленно сказал Карно. Он начинал не на шутку злиться. - Вы всегда бросаете своих на произвол судьбы, если есть шанс помочь? Видимо, мы с вами мало изучили друг друга.

- Ни в коем случае, - вспылил де Бац. - Просто я против самоубийства, против глупого риска и против ненужных жертв.

Карно замолчал и отвернулся. Он и сам понимал, что рискует. Но он слишком глубоко увяз в этом заговоре, и являлся публичным лицом. А он привык использовать все шансы без остатка.

***

Их миссия подходила к концу. Из десятка намеченных кандидатур удалось вытащить шестерых. Четверо к моменту прибытия Карно были арестованы. Результат, превышающий 50% - это хороший результат. Главное, что среди спасенных был граф де Ламбер, который, как свои пять пальцев, знал военное ведомство и вместе с Карно составлял планы по замене слишком ретивых военных чиновников на более покладистых. Собственное, частично из-за него и была заварена вся эта каша. Карно был осторожен и не привык оставлять следов. Граф де Ламбер знал слишком много. Одно то, что он был причастен к аресту генерала Гоша, развившего бурную деятельность на юге и плохо исполнявшего приказы Карно, могло вылиться в неприятный скандал… Экипаж неожиданно встряхнуло. Раздалась ругань извозчика и душераздирающие крики.

- Сумасшедший дом, - зло сказал Карно и выпрыгнул из экипажа, чтобы посмотреть, в чем дело. - Что здесь происходит? Ему навстречу уже бежал санкюлот с перекошенным от ужаса лицом.

- Да что вы творите, черт вас побрал?! – заорал он срывающимся голосом. – Летите, как черти! Из-за вас перевернулся экипаж! Сейчас я позову жандармов! Вас сразу гильотинируют, просто сразу!

Санкюлота трясло от ужаса. Карно быстро представил себе картину происшедшего. Два экипажа столкнулись, лошади, судя по всему, вырвались и сбежали, один из экипажей перевернулся. В данный момент Карно наблюдал, как из него тщетно пытается выбраться какой-то человек в светлом парике. Санкюлот же продолжал что-то кричать о жандармах. Карно властно приказал ему заткнуться и направился к таинственному пострадавшему, из-за которого было столько воплей. Еще не хватало, чтобы сюда нагрянули жандармы.

- Эй, гражданин, давайте руку. Мой экипаж сбил вас. Готов отвести вас туда, куда вы так торопились, - начал он и осекся. Перед ним был Максимильян Робеспьер.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Фев 21, 2010 9:53 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Робеспьер, Карно, барон де Бац, и др (продолжение)

Могло быть и хуже. С помощью Карно, чье появление было довольно неожиданным, Робеспьер выбрался из кареты и осмотрелся. Кажется, все отделались легким испугом и обошлось без серьезных травм. Кучер сильно расшибся, ударившись о мостовую, у стоявшего на запятках жандарма была сломана нога, но все живы. Сам он ушиб плечо и повредил сустав, но в целом жить можно. Отдав указания подоспевшим жандармам, которые сочли за благо подхватить раненых и поскорей ретироваться, он, наконец, повернулся к коллеге.
- Я ехал в Тюильри, Карно. Вы же, судя по всему, торопились в обратную сторону.

- Верно, - ответил Карно. Робеспьер, судя по всему, еще не оправился от шока, потому что он послушно шел к его экипажу, как и было предложено. Кажется, барон все-таки навлек на свою голову приключения, как того и хотел. И ведь никогда не знаешь, откуда ожидать удара! Философски размышляя, Карно быстрыми шагами добрался до экипажа первым и распахнул дверцу. - Проходите, Робеспьер. Я собирался с Тюильри чуть позже. Значит, поеду туда сейчас. - Надо отдать должное барону, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он вежливо кивнул Неподкупному и продолжил смотреть в окно. - Мне доложили, что в городе беспорядки, - сказал Карно, усаживаясь вслед за Робеспьером. Поймав его настороженный взгляд, обращенный на барона, он продолжил. - Это один из моих людей. Не представляю. То, что он находится здесь - гарантия того, что я ему доверяю.

- Да, в городе беспорядки, - подтвердил Робеспьер, не желая опровергать очевидное. Сам он возвращался из Люксембургской тюрьмы, где Ришар уже приступил к допросу одного из подозреваемых, арестованных сегодня же. Этот человек числился и в списке Жюльетт Флери, но Карно об этом знать вовсе не обязательно. Что же касается человека, сопровождавшего коллегу, тот его нисколько не интересовал, хотя лицо его и показалось смутно знакомым. Впрочем, при таком освещении, когда дорожная лампа почти прогорела, легко и ошибиться. - Потребуется некоторое время, чтобы восстановить спокойствие.

- А что вы думаете по поводу происходящего? Сдается мне, что это не просто беспорядки. Один из моих осведомителей сказал, что нескольких его коллег схватили и препроводили в тюрьму. Хочу в этом разобраться, - бесстрастно произнес Карно. Проникнуть в мысли Робеспьера он, к сожалению, не мог. А выяснить, что подняло его среди ночи, стоило.

- Возможно, - ровно ответил Робеспьер. Не исключено, что он бы и поговорил с Лазаром об арестах агентов, не упоминая роялистов, но не сейчас, не в присутствии третьего лица. - Я не хочу делать поспешных выводов, Карно. Довольно часто на осведомителей нападают и просто так, без повода, они знают об этом, когда соглашаются выполнять подобную работу. И, к сожалению, иногда они и сами провоцируют столкновения, попросту отвечая ударом на удар.

Стук приблиближающихся копыт и крик: «Остановитесь, прошу вас!» прервал их вялотекущую беседу. Экипаж остановился и Карно выглянул в окно. Молодой человек в штатском спешился.

- Простите, гражданин Карно, меня направил гражданин Ришар. Я из бюро Общей полиции. Это срочно. Я повсюду ищу вас.

- Что случилось? – поморщился Карно.

- Один из арестованных сообщил важную информацию, которая может иметь важное значение. Гражданин Ришар считает, что члены Комитета общественной безопасности должны знать об этом немедленно. Но гражданина Робеспьера я нигде не нашел, а гражданин Сен-Жюст в отъезде. Вы были третьим, кого он назвал.

- Да говорите же, - прошипел Карно, распахивая дверцу.

Молодой человек вскочил на подножку и замер, заметив в глубине экипажа Робеспьера.

- Добрый вечер, гражданин Робеспьер… Гражданин Ришар… Допрос… Один из арестованных… Один из арестованных сообщил, что сегодняшние беспорядки были спровоцированы бароном Жаном де Бацем, чтобы вывезти из Парижа аристократов, - выпалил он, переводя глаза с одного комитетчика на другого.

Робеспьер кивнул, принимая информацию. - Отправляйтесь снова к Ришару, - приказал он. - Усилить охрану на заставах, тщательно проверить всех, кто назначается на пост. Никто не может покинуть пост без распоряжения Комитета или Бюро, что будет подверждаться специальным приказом и прилагающимся к нему адресом. Сопроводительные бумаги обязательно изымать. Через определенные промежутки времени будут проводиться проверки на всех заставах. Никто не имеет права покинуть город, не рискуя быть объявленным вне закона. 

Посыльный кивал, быстро записывая под эту своеобразную диктовку, потом протянул политику карандаш и порядком потрепанный блокнот. Робеспьер перечитал запись, потом расписался и вернул блокнот посыльному: - Пусть Ришар проследит за выполнением, потом немедленно пришлите его ко мне.

Барон заерзал на сиденье, проклиная чертово стечение обстоятельств и все на свете. Шесть человек! Они спасли шесть человек из всех арестованых, а сейчас мимо заставы не проскочит и мышь! И, черт возьми, он не может даже  уйти, так как его могли узнать, не следует навлекать беду на Карно... Поэтому и предпочитал молчать, как немой, только один раз позволив себе бросить быстрый взгляд на  союзника.

Карно нахмурился. План летел к черту. Столько трудов насмарку? Нет, этого не будет. Он привык бороться до последнего и не сдавать позиций. Знать бы, какая скотина предала их. Остается надеяться, что о нем никто ничего не знает. А он еще сомневался, нужна ли его затея с маской! Ясно одно. Этого посыльного нужно остановить. Карно взглянул на барона, который, кажется, протрезвел окончательно за эти несколько минут. Пусть слушает. У этого человека голова начинает работать в тысячу раз лучше, когда он сталкивается с опасностью нос к носу.

- Барон де Бац... - задумчивл произнес Карно. Сен-Жюст бы сейчас был счастлив. Он в него верил. А вы, Робеспьер? - Карно набросал в блокноте несколько слов и протянул листок барону. В данном случае единственный выход - играть внаглую. В открытую. Только так можно удалить барона, не вызывая подозрений. Он повернулся к де Бацу. - Мне придется задержаться в Тюильри. Встретимся через час. Если вас остановят, сошлитесь на меня.

- Такой человек существует, - уклончиво ответил Робеспьер. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. А еще будто из ниоткуда появилось чувство тревоги. Что за таинственные распоряжения отдал Карно своему не менее таинственному спутнику, который всю дорогу молчал и, казалось, стремился остаться в тени? Он бы многое отдал, чтобы узнать это, но если не судьба, то придется срочно менять план действий. Не глобально, но так, чтобы соответствующие распоряжения были выполнены как можно скорее. Ришар может включиться в работу и позже, а руководство Бюро придется взять на себя - Кутон, скорее всего, уже видит десятый сон.  Он повернулся к посыльному, который переминался с ноги на ногу, желая что-то спросить. - Перед тем, как ехать к Ришару, гражданин, зайдешь в Комитет по надзору этой секции и найдешь там гражданина Рикора. Пришлешь его ко мне.

- Мне будет позволено взять лошадь? - нерешительно спросил посыльный.

- Да, будет позволено. Оставите расписку на месте. Ступайте.

Де Бац вертел головой по сторонам, понимая, что сейчас нужно удалить Робеспьера из Тюильри под любым предлогом. Тогда руководство Бюро вполне мог взять на себя другой коллега по Комитету. Например, Карно. Если он правильно понял работу этой части бюрократической машины, конечно... Черт возьми, а еще говорят, что у диктатора слабое здоровье. Точно врут, здоровье нужно иметь железное, чтобы всю ночь мотаться по городу, невзирая на перевернувшийся экипаж и прочие мелочи. Впрочем, тираном пусть займется Карно, а вот он сам займется посыльным. Было бы неплохо ликвидировать на время Рикора, но это будет слишком опасно, придется соотносить возможности и желания.

Оставшись наедине с Робеспьером, Карно недобро прищурился. - Мне бы хотелось знать, что вы задумали, Робеспьер. Если поступающие донесения правдивы, Комитет должен выработать план действий. Комитет. Но не вы. Вы председатель Комитета, но не стратег. Велите немедленно послать за остальными.

- Но пока что здесь находимся только вы, я и Колло, - холодно сказал Робеспьер. - Подождем, пока не подойдут остальные, тогда ваши стратегические планы будут выслушаны и приняты во внимание, здесь никто не обсуждает ваше первенство. До тех пор я буду у себя.

- Мы еще не доехали, - усмехнулся Карно. Сегодня удивительный вечер. Вечер неожиданностей, как плохих, так и хороших. В плане, который они составляли с де Бацем, дворец Тюильри стоял особняком. Массовое побоище было назначено на два часа ночи. Сейчас часы показывали без четверти два.

- Но вы правы. Мы разумеется подождем остальных. Жаль, что здесь нет Сен-Жюста. Он бы, наверное, мог бы немало рассказать нам о бароне де Баце. Думаю, в сложившихся обстоятельствах он должен быть отозван из миссии, не находите? - последнюю фразу Карно произнес не только из вредности. Сен-Жюст, по его мнению, позволял себе слишком много и воображал генералом, не имея ни опыта, ни нужных знаний. В своих письмах генерал Пишегрю не уставал жаловатсья на ретивого комиссара, сующего нос во все военные планы.

Вдалеке послышались выстрелы. К экипажу бежала толпа людей. Впереди – женщина в изорванном грязном платье. Белокурые волосы перепачканные в грязи, болтались, как плети. Она завизжала, протягивая руки вперед и бросилась к экипажу с криками «помогите!»

- Бейте аристократку! Бейте! Голову на пику! – ревела толпа.

Еще раз закричав, потеряв разум от ужаса, она бросилась под колеса экипажа.

Карета дернулась и резко остановилась.

Робеспьер замер, не в силах пошевелиться - бросившаяся под колеса женщина чем-то напомнила Жюльетт Флери. Потребовалось приложить усилия, чтобы отвести взгляд от окна и сосредоточиться на более глобальных вопросах. Возница попытался ехать,  карета тронулась, экипаж немного качнуло - колеса проехали по чему-то мягкому. Робеспьера передернуло, но хотя бы как-то повлиять на начинающийся кошмар можно было только одним способом - оказаться в Тюильри. Они находились почти у площади Революции, буквально в двух шагах расположены казармы... и будет больше пользы, если начать действовать сейчас, но... Карно сейчас был именно тем человеком, который мешал, был мертвым грузом, который тянет на дно, лишая возможности двигаться. Никогда он еще не ненавидел коллегу и стечение обстоятельств так, как сейчас.

- Оставьте в покое Сен-Жюста, генерал. Его присутствие ничего не изменит, так же, как и ваше.

- Слышу знакомые нотки в вашем голосе. - усмехнулся Карно. - Видимо, вы сами знаете, как со всем этим разобраться. Вы давно ходили по Парижу, Робеспьер? Думаете, что, что произошло сегодня - исключение из правил? Как удобно командовать, забравшись в свой уютный кабинет! Остановите экипаж! - последний властный крик предназначался вознице. Тот повиновался. Карно толкнул дверь и подпихнул Робеспьера к выходу. - Считаете, что способны все держать под контролем? Усмирите этих людей, Робеспьер!

К ним навстречу тем временем бежало еще несколько женщин.

- Бейте аристократов! Бейте! Они едят наш хлеб! Они продают души наших детей иностранцам! Они продолжают жить тогда как мы вынуждены умереть! Бейте этих тварей! Аристократок! Чтобы они никогда уже не могли нарожать себе подобных! - Одна из женщин, с выпученными от ужаса глазами. бросилась к двери открытого экипажа и вцепилась в ногу Робеспьера. - Гражданин.. умоляю.. Вы ведь имеете отношение к Конвенту... Помогите, не дайте нам умереть... Мы такие же патриоты, как и они, мы не виноваты...

- Эй, вот она! - один из санкюлотов схватил ее за волосы и полоснул по шее ножом. Захрипев, женщина разжала пальцы и рухнула на землю.

Робеспьер молча пошел вперед, направляясь к казармам. Бойня. Настоящая бойня. Все это напоминало сентябрь, только в тот раз он не был на улицах, а сейчас приходилось идти среди трупов. Иногда в толпе мелькали и люди в форме, но сложно было сказать, пытаются ли они навести порядок или наоборот, помогают расправе. Нет, здесь нужен кто-то с очень мощной глоткой и, желательно, пользующийся авторитетом, но метаться по улице равносильно самоубийству. Попробуем рассудить так, как рассуждают заговрщики и действовать наоборот. Он готов был держать пари, что основные подстрекатели где угодно, но не здесь, они не являются самоубийцами, не готовы попасть под нож. Скорее всего, их не больше дюжины в общей сложности и, доведя людей до нужной кондиции здесь, они просто переместились в другие кварталы.

- Что вы здесь делаете?! - послышался изумленный возглас. Повернувшись, Робеспьер узнал капитана внутренней жандармерии, обычно они несли охрану Тюильри, а сейчас, в виду чрезвычайнной ситуации были переброшены сюда...

- Я здесь нахожусь, - ответил Робеспьер. - Вы сами что делаете для того, чтобы помешать тому, что происходит?

Жандарм только развел руками, но ответа от него и не требовалось.

- Найдите мне кого-то из санкюлотов, кто способен командовать, - продолжил Робеспьер. - Можно даже нескольких.

- Но это же... - он поперхнулся, не желая позориться и говорить, что это опасно. Вместо этого повернулся, чтобы выполнить совершенно безумный приказ.

- Хотите найти командиров среди этих безумцев? - Карно вырос за спиной Робеспьера. - Я отправил гонца с приказом членам Комитета срочно явиться в Тюильри. Что вы намеряны делать? - Карно с удовольствием отметил, что их план работает даже лучше, чем они предполагали. Аристократы в этой части Парижа были защищены лучше остальных, потому что перед ними стояла задача "засветиться" среди санкюлотов, продемонстрировать свою благонадежность, но не убегать. По словам барона, эти кварталы контролировал пресловутый англичанин Сомерсет. Судя по всему, он хорошо поработал.

- Найти хотя бы одного патриота среди этих безумцев, - ответил Робеспьер, глядя на стоящего перед ним санкоюлота, которого привел жандарм. Еще не старый мужчина, одетый в видавшую виды карманьолку, лицо перепачкано сажей, волосы растрепаны... В руке держит факел. Но его руки! Будь он проклят, если этот человек выполнял тяжелую физическую работу. Клерк? Служащие так не одевались.

- На вашем месте, гражданин, я бы нашел более достойное применение своим талантам, - сказал Робеспьер.

- Я не на вашем месте, - удивленно ответил санкюлот.

- Вот поэтому и занимаетесь бессмысленной резней, - равнодушно бросил Робеспьер. Этот человек такой же санкюлот, как Лежандр - балерина. Санкюлот бы ответил обращаясь на "ты". Он повернулся к Карно: - Лазар, я не могу понять, какого черта вы хотите? Сначала останавливаете экипаж и требуете, чтобы я усмирил толпу, а теперь меняете решение и вспоминаете о Комитете? Сначала определитесь, что вам нравится больше, а сейчас ступайте к такой матери и не лезьте куда вас не просят. Если я совершу ошибку, я отвечу за нее без вашего благословения.

От подобной отповеди Карно на секунду оторопел и потерял дар речи. Подобных слов от Неподкупного он не слышал никогда.

- Успокойтесь, Максимильян, - сказал он неожиданно миролюбиво. - Мы все занимаемся одним и тем же делом. Я также, как и вы заинтерсован в том, чтобы сегодня вечером мы не пришли к ситуации, сложившейся в сентябре 92-го. - Он повернулся к человеку в костюме санкюлота, в котором также узнал человека барона де Баца. - Бегите в квартал, гражданин. Соберите информацию. Доложите мне, что происходит. - Тот повиновался и бросился назад. - Я вовсе не призываю вас бродить тут, раздавая указания, - продолжил он, уже обращаясь к Робеспьеру. - Это глупо и опасно. Я просто хотел показать вам, что происходит. А вы поняли мои слова слишком буквально. Здесь достаточно людей, которые обучены усмирять толпу. Пойдемте. Члены Комитета будут на месте с минуты на минуту.

- Что же делали способные люди до этого момента? - резко спросил Робеспьер. - Дожидались вашего появления? Вижу, что так, обычно людям свойственно задавать вопросы. Я прекрасно вижу, что здесь происходит и делаю соответствующие выводы, Карно. Тот санкюлот, который на первый взгляд вряд ли умеет читать, отлично понял вашу довольно сложную фразу и побежал исполнять довольно туманные указания. Так? Я уже сказал вам, куда вы можете пойти. Я буду на заседании, можете не переживать.

- Поведение, достойное тирана, - холодно сказал Карно. - Удачи.
Он развернулся и направился в сторону Тюильри. Возможно, так даже лучше. Тянуть время, оставаясь тут под разными предлогами, нет смысла. А Робеспьер совершил ошибку, открыв огонь первым. Теперь у него развязаны руки, и он сам может не стесняться в выражениях. Сегодня на заседании Комитета он поднимет вопрос о том, что некомпетентные лица лезут в то, в чем ничего не поинмают. Его поддержат, а Робеспьер окажется в меньшинстве и будет выставлен дураком со своими попытками действовать в одиночку. Тут же можно будет вспомнить и историю с Аррасом, во время которой ведущий политик страны, бросив все дела, отправился расследовать заговор и выводить на чистую воду помощников Лебона. А ближе к утру он навестит барона. План можно изменить. И на этот раз главным действующим лицом в нем станет Робеспьер. Если изменить общественное мнение... Улыбаясь своим мыслям, Карно вошел в здание Тюильри.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Фев 22, 2010 3:43 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Тюильри.

Жак Ришар, Робеспьер.

Жак Ришар устало потянулся к кофейнику, но там было пусто. Очень непростая ночь. Но он был счастлив, потому что снова ощущал свою полезность и необходимость. Поручение Робеспьера, который на данном этапе, в отсутствие Сен-Жюста, являлся его непосредственным начальником, он выполнял с полной отдачей. Тем более, что уже на втором допросе стало ясно – здесь имеет место заговор. Человек по имени Мишель Браваль, плотник, проживающий на Монмартре, сразу показался ему подозрительным. Эта манера вести беседу, эта неумелая попытка грубить и нервная, сбивчивая речь с обилием ненужных деталей … Все это говорило о том, что он – не тот, за кого себя выдает. Ришар с такими сталкивался неоднократно. А так как этот Браваль нервничал, то он применил свой метод, который никогда не давал сбоев. Кнут и пряник. Шантаж, угроза, а затем – обещание легко и быстро решить ситуацию. «Ваши друзья сообщили о заговоре, имеющем целью помочь некоторым гражданам покинуть город…» …. «Чистосердечное признание зачтется вам на суде…» Браваль мялся и психовал. Ришар продолжал давить на его психику. В конце концов, тот раскололся и забормотал что-то о заговоре барона де Баца, который пообещал ему помощь в выезде из Парижа. Ришар посчитал нужным сообщить об этом немедленно, и отправил одного из своих людей к Робеспьеру, предупредив, что в случае чего, нужно спросить Лазара Карно. Его человек так и не вернулся. Бог с ним. Работы и так достаточно.

Завершив дела, Ришар мысленно отругал Робеспьера и других комитетчиков за невнимание к важной информации. Дело идет о заговоре государственной важности. А с ним до сих пор никто так и не связался. Отдав распоряжения об арестах, Ришар направился в Тюильри. Черт знает что такое!

Робеспьер мерил шагами комнату в ожидании очередного доклада. Заседание так и не началось - многие коллеги то ли не смогли добраться до Тюильри, о чем сообщали через посыльных, то ли застряли еще по дороге, пытаясь взять на себя командование отдельными частями жандармерии по устранению беспорядков. Устранение беспорядков. Сейчас все силы были брошены на это. Известий от Огюстена не было - он проверял заставы, Рикор так и не появился, посыльный от Ришара не вернулся с ответным докладом... Очередной доклад. Слишком медленно работает бюрократическая машина, но кое-что делается уже сейчас. Внутренняя полиция разбита на отдельные отряды, задача которых - обезвреживать самых воинственно настроенных санкюлотов. В городе объявили нечто вроде комендантского часа, всем горожанам было приказано расходиться по домам, нарушивших указание задерживали и изымали свидетельства. Потом они будут возвращаться за документами в Комитеты по надзору, где и подлежат проверке. Не все идеально, за это время настоящие заговорщики могли скрыться, но над такими уже работала тайная жандармерия, по возможности отслеживая подозрительных.
В дверь постучали и жандарм из внутренней охраны доложил, что прибыл Ришар. - Немедленно пришлите его ко мне, - отрывисто бросил Робеспьер.

- Гражданин Робеспьер, - Ришар кивнул и прошел в кабинет. - Я прибыл, так и не дождавшись реакции на свое послание. Возможно, моему посыльному так и не удалось найти вас...

- Удалось, - ответил Робеспьер. - Но ответной депеши я не получил.

- Видимо, беспорядки не позволили ему вернуться вовремя, - с досадой произнес Ришар. - Я подготовил протоколы допросов. Взгляните. На мой взгляд, дело не терпит отлагательств. Я считаю необходимым произвести массовые аресты. И в течение суток, проверив подозрительных, принять решение.

- Через посыльного я передал распоряжение, касающееся застав. Необходимо, чтобы вы отобрали надежных людей среди вашей агентуры и отправили их туда. Пусть отслеживают всех тех, кто пытается сменить на постах уже заступивших на вахту людей, может быть использован любой предлог... Также пусть они повторно соберут списки уже заступивших на вахту и сменяющих их людей. Никто не должен покинуть город. Остальных агентов рассредоточить по городу. Они должны обращать особое внимание на военных, одетых не по форме, а также провести работу по установлению лиц, ранее не числившихся в той или иной секции. Вполне возможно, что зачинщики прибегают к переодеванию... Если нет оснований для ареста - просто изымайте бумаги, это будет рассматриваться как полицейская санкция. Это - для тех людей, которых отберете лично вы, Ришар, пусть их и немного. Остальных бросьте на то, чтобы помимо основной работы остановить беспорядки.

- Хорошо. Я распоряжусь. Что вы скажете по поводу барона де Баца? Мне удалось получит его описание, но, честно говоря, оно не впечатляет, - расстроено произнес Ришар. - Людей, подходящих под подобное описание - тысячи.

Стук в дверь прервал их беседу. На пороге стоял один из чиновников, работающих на КОмитет общественного спасения.

- Гражданин Робеспьер, простите, что отрываю вас от разговора. Гражданин Карно просил передать вам, что Комитет собрался и ожидает.

- Благодарю, - кивнул Робеспьер. - Передайте гражданину Карно, что я буду, как только освобожусь. И закройте дверь с той стороны, сделайте одолжение.

Когда чиновник ушел, Робеспьер повернулся к Ришару: - Барон де Бац... Многие очень любят списывать на него все прегрешения, но в этот раз вполне возможно, что именно он причастен к нынешним беспорядкам. О нем может кое-что знать один человек, можете попытаться поговорить... - Робеспьер написал на обрывке бумаги имя Жюльетт Флери, потом, убедившись, что Ришар принял к сведению, поднес записку к свече и проследил, чтобы она сгорела. Подобная предосторожность была вызвана тем, что дверь оказалась прикрыта не плотно, он кивком указал на нее Ришару.

Ришар кивнул. Встречаться лишний раз с Жюльетт Флери не хотелось, но раз это нужно для раскрытия заговора... - И еще. Я прошу вас дать мне полномочия лично проследить за охраной некоторых арестованных. Я очень боюсь, что наши свидетели могут не дожить до утра.

Робеспьер быстро написал требуемый документ и протянул бумагу Ришару. - После заседания я буду здесь, докладывайте о любых новостях или изменениях. В мое отсутствие или в отсутствие Кутона за работой Бюро будете следить вы. Если кто-нибудь попытается навязать вам решение - немедленно докладывайте мне. У вас потребуют отчеты о проделанной работе, будьте к этому готовы... И будьте осторожны. В данной ситуации лучше, чтобы вы превратились в параноика, все же лучше, чем упрекать себя в том, что потеряли бдительность.

Ришар положил в папку приказ. Похоже, все еще хуже, чем он думал, раз Робеспьер выполняет все его просьбы и говорит с ним о бдительности. - Не волнуйтесь. Все будет выполнено. Я проконтролирую лично.


Робеспьер кивнул, взял со стола папку с документами и направился к выходу. Предстояло заседание Комитета.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Фев 22, 2010 12:00 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Бьянка, Огюстен, Ришар

Бьянка бродила по комнате, бубня себе по нос. Заголовок на первую полосу! В нем была вся загвоздка. Весь номер очередного выпуска газеты был написан. Собранных материалов хватило, чтобы поднять несколько острых тем, вроде скандалов, связанных с арестами в секциях. Пришлось потрудиться, чтобы вытащить всю подноготную про арестованных предводителей, про распускаемые ими контрреволюционные сплетни и злоупотребления полномочиями. Еще одна большая статья касалась положению солдат в армии. «Друг народа» все еще распространялся среди военных. Если Сен-Жюст получит эту газету, ему, возможно, будет приятно, что она возобновила… Бессмысленная мысль, но она помогала составлять статью. С позволения Альбертины Бьянка расширила «Друг народа» и печатала там также впечатления о спектаклях, афиши театров и короткий обзор вышедшей прессы. Просто ради разнообразия – все парижские газеты теперь были просто набором официальных сведений, а почитать в них было ровным счетом нечего.

Изредка Бьянка слышала на улице крики, но принципиально не подходила к окну. Обещания надо выполнять. Если она понадобится – ее позовут. А пока она будет заниматься своим делом. Стук в дверь вывел ее из задумчивости. Вот будет интересно, если ее пришли арестовывать! В таком случае придется защищаться. Она распахнула дверь и увидела Огюстена. Почему-то его появление ее удивило.

- Огюстен? Проходи. Я думала, ты помогаешь бороться с беспорядками.

- Да, помогаю, - Огюстен обнял ее и некоторое время не отпускал, не веря до конца, что Жюльетт жива и даже невредима. - Я боялся, что тебя... - "убили" выговорить не удалось, просто не повернулся язык, поэтому он почти вымученно добавил:  -... что тебя не будет дома.

- Думал, что меня убили? - Бьянка подняла на него глаза. - Огюстен, все в порядке. Со мной ничего не случится. Как видишь, я дома. Занимаюсь газетой. Если хочешь, покажу, что мне удалось собрать сегодня. Я слышала выстрелы и крики. И ушла, чтобы не попасть в какую-нибудь историю. Я молодец, правда?

- Конечно покажи. Только признаюсь честно, что почти не в состоянии воспринимать информацию - ее слишком много. Через полтора часа я должен быть на заставе, - Огюстен взял протянутые Жюльетт листы и углубился в чтение. - Послушай, как тебе удается собирать информацию, которую знает не всякий сверхтайный агент? Вопрос риторический, можешь не отвечать, но на твоем месте я бы переписал эту статью об арестованных заговорщиках. Совсем.

- Почему, Огюстен? - Бьянка попыталась скрыть недобрый огонек в глазах. - Хочешь чаю? Я сегодня заходила к Альбертине, заодно купила в дом кучу продуктов. Не знаю, куда их теперь девать. - Бьянка метнулась к бумажному свертку, который стоял, не разобранным. Ей не давала покою их странная ссора с Огюстеном, которая выразилась в молчании и недомолвках, и она не знала, как себя вести. - У меня есть коньяк. Для тебя. Хочешь? - Бьянка извлекла бутылку, не дожидаясь его ответа. В этот момент раздался стук в дверь.

- Слишком она хорошая, - шепотом  ответил Огюстен. - Потом объясню. Ты кого-то ждешь?

- Никого я не жду! - нервно ответила Бьянка. Ее рука нащупала пистолет. С некоторых пор она всегда держала его спрятанным в ящике стола. Так делал Марат. Наилучший способ почувствовать себя защищенной в присутствии смертных. Она подошла к двери и распахнула ее. На пороге стоял Жак Ришар. Он тяжело дышал.

- Простите, гражданка Флери. Я заглянул к вам на несколько секунд, рад, что вы не спите. Прошу вас, подготовьте отчет по барону де Бацу. Все, что вам известно. К утру. Вы можете оставить бумаги в Бюро. Запечатайте и напиши мое имя. А теперь мне пора. Простите за вторжение. Спокойной ночи. - Бьянка закрыла дверь, переваривая услышанное.

- Стойте! - крикнул Огюстен, которому тут же нарисовалась довольно безрадостная и, что самое главное, страшная картина. Оставив Жюльетт в полном недоумении, он выбежал на лесницу и догнал Ришара уже у выхода. - Она сделает это сейчас и не станет никуда ходить. Вам объяснить почему? Тогда я сделаю это в квартире. Вернитесь, Ришар, четверть часа - это не так уж и много.

Ришар нахмурился. Он не знал, что в квартире присутствует посторонний. Работа в Бюро научила его не доверять никому, кроме тех, в ком он был уверен лично. То, что перед ним сейчас стоял младший брат Робеспьера, ничего не меняло. Но он говорил уверенно. Значит, он был в курсе ее роли в этой истории. - Она агент, гражданин Робеспьер, - удивленно сказал Ришар. - Думаю, она найдет способ передать документ. А я не могу ждать. Слишком много от этого зависит.

- И вы так спокойно говорите об этом здесь, на лестнице?! - прошипел Огюстен. - Ваша самодеятельность может стоить многих жизней, черт бы вас побрал! Немедленно зайдите в квартиру!

- Я говорю тихо, не надо учить меня жизни, - спокойно сказал Ришар и вошел.

- Огюстен, перестань хлопать дверью, - донесся голос Бьянки.

- Ее заметят в Бюро, Ришар, - устало сказал Огюстен. - Заметят и попытаются убрать. И я слишком хорошо знаю работу бумажных контор, чтобы не попытаться предположить исчезновение отчета. Вы ведь не можете находиться на месте двадцать четыре часа в сутки. Не исключено, что за шумом, который поднимется так или иначе, последует чистка и неизвестно, кто под нее попадет. Оно вам нужно? Пусть Жюльетт расскажет вам сведения, вы их запомните или сделаете заметки в блокноте. Если понадобится, она отчитается перед моим братом. Так будет лучше и менее рисковано для всех.

- Проходите, Ришар, - это не займет много времени, - устало сказала Бьянка. В голове мелькнула мысль, что Огюстену ее знания не понравятся, но теперь уже не был смысла что-то скрывать. Он и так все слышал. - Хотя я вряд ли обладаю большим количеством информации. Одно из доверенных лиц барона де Баца - некий граф Сомерсет, который живет в секции Лепельтье. Красивый длинноволосый брюнет. У него темные глаза, узкое лицо и весбма бледный цвет лица. Одевается неброско, но дорого, если присмотреться. Одно из мест, где они встерчаются - кафе "Магнолия". Граф Сомерсет был одним из посвященных в план, реализованный сегодня. И, скорее всего, принимал какое-то участие. Все это планировалось с бароном де Бацем. Что касается самого барона, то, как ни странно, я не могу дать ни его описания, ни даже - имени, под которым он живет. Знаю только, что в данный момент он находится в Париже.

Ришар записывал, не уставая поражаться. С такими сведениями не живут. И откуда она все это знает? Наверное, стоит признать, что Робеспьер-младший прав, и ей не стоит лишний раз мелькать.

- Откуда у вас эти сведения, гражданка Флери? - спросил Ришар. - И почему вы молчали?

- Я не молчала, - Бьянка отвернулась и начала разбирать сверток с едой. - Те, кто нужно, были в курсе.

- Они ударили неожиданно, в тот момент, когда проверялась информация, - глядя перед собой сказал Огюстен. Вот значит, какова была цель ее появления в салоне Сент-Амарант. Знакомство с Сомерсетом и сбор информации, не зря Жюльетт сразу же пошла говорить с Максимильяном, притом в обстановке строгой секретности... От этих мыслей было тошно. Выходит, Максимильян практически принес ее в жертву сейчас, использовав умение Жана Клери добывать информацию. - Впрочем, что сделано, то сделано.

- В данный момент я удалена из списка агентов. Боюсь, мне нечем вам больше помочь, - Бьянка спокойно взглянула на Ришара, - Если я вспомню что-то еще, я с вами свяжусь.

Ришар понял, что разговор окончен, и, распрощавшись, вышел.

- Ты тоже сейчас уйдешь, Огюстен? - Бьянка искоса взглянула на него и улыбнулась. - Не стоит ничего домысливать. Я умею добывать информацию, но, как ты слышал, твой брат запретил мне лезть в роялистские заговоры. Я вернулась к выпуску газеты. Что мне тебе еще рассказать?

- Я зря плохо думал о тебе, Жюльетт. Как бы там ни было, ты очень сильно рисковала, появившись у Сент-Амарант. Да, мне пора уходить, я должен вернуться к проверке застав, мое время истекает. - его взгляд упал на заметки. - О статье... Я сказал так, потому что она слишком хороша. Есть те, кто просто читает, а есть те, кто читает между строк. Они поймут, что ты являешься источником информации, в той или иной мере. Последствия придумай сама. Я не хочу, чтобы тебя убили из-за слишком интересной статьи. При любом раскладе слишком опасно публиковать такие данные... Мне так кажется.

- О, ты вновь признаешь, что неправ? - Бьянка подошла к Огюстену и положила руки ему на плечи. - Пожалуйста, не пытайся этого понять. В этой истории никто не виноват. Все живы, и это - самое главное. Будь осторожен. И приходи завтра, как обычно. Я буду ждать. Здесь. Ровно в десять вечера.

- Я постараюсь прийти завтра, как только освобожусь, - Огюстен поцеловал ее на прощание. - Не выходи никуда. И будь умницей.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Фев 22, 2010 10:41 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Тюильри.

Кристоф Мерлен, Робеспьер.

С утра Кристоф Мерлен неоднократно ловил на себе взгляды Фуше. Тот словно проверял его на прочность. Словно спрашивал: «Ну что, Кристоф, не решился подойди к Неподкупному?» Это действовало на нервы и подстегивало желание рискнуть. Пусть и идея казалась Мерлену глупой. Этот напыщенный тиран вряд ли снизойдет до него. Но раз обещал…

Всю вчерашнюю ночь Мерлен провел на улицах, помогая вместе со всеми подавлять беспорядки и увещевая взбесившихся людей. Ему из было жалко. Но порядок есть порядок. Среди знакомых военных ходили слухи, что беспорядки эти были вроде как не просто так. Что их кто-то организовал. Зачем – вопрос. Может, сам тиран и организовал, чтобы потом выставить жандармов и повсюду кричать о том, как он ловко защитил город от очередного «2 сентября». Черт их разберет, но, похоже, так и есть. Робеспьер сегодня утром в Конвенте все помалкивал, да прикладывал платок к губам. Перетрудился, черт его побрал. Мерлен тоже помалкивал. Когда был объявлен перерыв, он смело направился к Робеспьеру.

- Гражданин Робеспьер, уделите несколько минут патриоту? Или заняты?

- Говорите, гражданин Мерлен, - кивнул Робеспьер. Этот депутат слишком часто попадался на глаза в последнее время. Его речи могли бы дать ход многим противоречивым дискуссиям, если бы их не воспринимали буквально и если бы кто-нибудь взял на себя труд прислушаться. Интересно, что ему нужно, раз хочет обратить на себя внимание еще и так? Впрочем, любопытству было не суждено обрести форму вопроса по многим причинам, одной из которых было возвращение старой болезни - кашель почти не прекращался. Да и весь сегодняшний день казался продолжением вчерашнего, только с той разницей, что беспорядки удалось почти усмирить. Но "почти" - это еще не полная победа. Не забыть принять отчет у Ришара. Робеспьер повернулся к Мерлену, гадая, долго ли тот намерен молчать.

- Я не так давно прибыл из армии, - начал Мерлен, тщательно подбирая слова. - Сейчас вынужден проводить время в Париже из-за ранения. Хочу приносить пользу Отечеству здесь, раз так сложилось. Несколько раз я выступал в Конвенте, поднимая темы, которые считаю значимыми. Хочу посоветоваться с вами, как с одним из ведущих ораторов среди якобинцев. Узнать ваше мнение о моих речах. Если это возможно.

- Только мое мнение ничего не изменит, гражданин, - довольно холодно ответил Робеспьер. Весьма своеобразный ход, начинать делать карьеру таким способом, ничего не скажешь... Зато следующая речь вполне может быть сказана под негласным заголовком "Мы посоветовались и я решил..." Нет, не бывать этому. - Вы бываете на заседаниях и в состоянии делать выводы самостоятельно, а оценку вашим усилиям более верно дадут те, кто вас слушает, пусть даже в ходе дискуссии.

- Не изменит, верно, - улыбнулся Мерлен, разглядывая своего собеседника. Удивительно, но он никогда не видел его вблизи. Оказывается, у него зеленоватый цвет лица, а глаза и правда напоминают пушечные жерла. Нежелание тирана вести беседу его не смутило, он был к этому готов. - Но ведь я могу просто узнать ваше мнение? Понимаю, моя просьба может показаться нелепой. Тут в Конвенте все депутаты такие опытные, годами тут сидят. А я человек неопытный и хочу научиться.

- У вас достаточно времени, чтобы научиться, - ответил Робеспьер. Нет, этот молодой человек все же сделает карьеру, где не возьмет речами - компенсирует наглостью. Никто на его памяти не поступал подобным образом, но не в этом дело. Чутье подсказывало, что слова могут быть истолкованы по-разному, некоторые высказывания Кристофа Мерлена - яркий тому пример, взять хотя бы вывернутый наизнанку декрет Сен-Жюста. - Однако я бы советовал вам избегать толкования чужих идей на свой манер, вас могут неправильно понять.

- До сих пор злюсь на себя за эту досадную идею, - с чувством сказал Мерлен. - А что, это так бросалось в глаза? Но ведь то, что я сказал, было верным? Или нет? - Мерлен видел, что Неподкупный желает закончить беседу, не отпускал его. А что если ему и правда нужна была бы помощь? Неужели, тиран настолько зарвался, что отталкивает от себя любого, кто обращается за советом?

- Что вы хотите, молодой человек? - спросил Робеспьер. - Когда вы пришли сюда, у вас уже было свое четко сформировавшееся мнение, теперь же вы задаете мне вопрос, по сути бессмысленный, так как ваша речь уже была сказана и не повлекла за собой обсуждений. Я посоветовал избегать подобных приемов, следовать совету или нет - решать вам. Мнение о вашей, - он намеренно подчеркнул это слово, - речи у меня самое неоднозначное, так как я согласен с Сен-Жюстом, который и является автором столь ловко перевернутого вами материала.
- И все-таки я бы хотел попросить вас уделить мне время и помочь составить хорошую речь, - выдохнул Мерлен. - Я хочу высказаться о секциях. Так, чтобы меня услышали и запомнили. Пможете?

- Это не в моих силах, я не могу составлять за вас речь. Или вы хотите записать ее под диктовку? - Робеспьер не смог скрыть насмешливые нотки. - Но вы можете зайти завтра вечером до восьми часов, и обсудить вопросы, которые кажутся вам спорными.

- Отлично, гражданин Робеспьер, по рукам! - сверкнул глазами Мерлен. - Именно об этом я и хотел просить вас. Зря говорят, что вы не подпускаете к себе молодых политиков. Теперь я вижу, что и вам не чуждо понятие помощи ближнему, - он широко улыбнулся. - Ну, до завтра.

Робеспьер задумчиво посмотрел вслед Кристофу Мерлену. Наглый и самонадеянный, так ли он не способен написать более или менее связную речь? Это легко узнать, когда он принесет свои черновики. И далее последует выступление в Конвенте, это тоже о многом скажет. Почему-то вспомнился рассказ Огюстена об этом человеке. Мерлен неплохо проявил себя в Тулоне, но не смог не вступить в конфликт с самим Огюстеном, притом так, что все неприятности высыпались на голову несостоявшегося борца за чужие интересы. Были еще мелкие отчеты агентов, в которых иногда мелькало имя Мерлена из Тионвиля, притом он всегда критиковал как Комитет, так и правительство. Следовательно, Мерлен ведет какую-то игру и время покажет какую.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Фев 22, 2010 11:53 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, Театр Вампиров
Элени, Эстель

«Соль-ре – поворот, финальный аккорд – реверанс, застыть и замереть на полуповороте» - Эстель повторяла последние па для новой пьесы. Все почти сбылось, Арман жалует ее доверием, Феликс ушел из театра, что немного подкосило Селесту, и вот – пожалуйста, еще реверанс, - она уже вторая прима. Снова вторая… И сейчас стать единственной легче, чем когда бы то ни было. Элени репетирует дни и ночи напролет, но очевидно, что она цепляется за театр из последних сил.

Пожалуй, в последние дни она превратилась из просто хорошей актрисы в великую – тут даже Эстель не могла не отдать сопернице дань уважения. Наемные поклонники больше не помогли бы – каждый вечер зал аплодирует Элени стоя и со слезами на глазах. Великая трагическая актриса конца восемнадцатого столетия Элени Дюваль… А ведь еще так недавно она, казалось, полностью охладела к театру, - размышляла Эстель… Все ждали холодной реплики о том, что она переросла эти игры со дня на день, как вдруг – королева вернулась в полном величии и блеске, репетирует ночи напролет и живет только сценой и ради сцены.
Лоран вне себя от радости, - усмехнулась Эстель своим мыслям, быстро подавив улыбку… Лоран как ни крути не женщина, а за жгучим интересом Элени к театру скрывается какое-то глубокое отчаяние. Она цепляется за него как за единственное, что у нее осталось и из последних сил. Пожелай она сейчас – и Элени отпустит театр так же легко, как сейчас страстно держится за него, каждый вечер выражая на сцене что-то… Что-то, что неизвестно никому, кто не может читать ее мысли. И стоит только надавить на нее – это «что-то» вырвется наружу, окончательно лишив ее интереса ко всему, что она любила. Эстель была наблюдательна еще в смертной жизни и знала, что так и происходит всегда. Ее собственный план почти удался…

Только почему-то осуществлять его больше не хотелось.

Она ведь действительно всего лишь номер второй, причем на сей раз – честно и окончательно. Просто потому что у нее нет «чего-то», от чего зрители рыдают. И теперь война между двумя хорошими актрисами лишена смысла, потому что между великой актрисой и просто хорошей не может быть никаких дуэлей.

Вот так – прыжок, плие, реверанс. Эстель поклонилась воображаемым зрителям, представив на секунду, что она стала первой примой. И эта мысль больше не приносила ей радости. Очарование таланта? Пожалуй… Ведь под обаяние личности Дюваль она никогда не попадала.
А теперь еще плие, плие… Вот черт. Эстель остановилась, наморщив лоб. Они же договорились поменять порядок движений в концовке… только вот на что договорились?

Самым неприятным было то, что она прекрасно знала, кого можно спросить. Вот уж кто только и делает ночи напролет, что повторяет движения…
Да, возвращаясь к Дюваль. Они не выносят друг друга, но ради театра обе готовы на все. И даже подсказать другой правильную новую концовку первого акта.

С другой стороны, если честно, теперь Дюваль спокойно может и вовсе не быть да нее дела. Ведь война закончена, если победа уже не нужна ни одной из сторон?
Эстель вышла из своей комнате, чтобы постучать в дверь через галерею.
- Элени? Не повторишь со мной концовку первого акта? – негромко и по-деловому спросила Эстель. Не дождавшись ответа, она зашла в комнату старой соперницы.

Та сидела, не шевелясь – жуткое создание Ночи, сейчас ничем не напоминающее человека. Слишком бледная, слишком неподвижная. И она что… плачет?
- Элени, что с тобой? – от изумления голос Эстель прозвучал мягче, чем обычно.


Элени вздрогнула и наспех вытерла слезы. Так только хуже – на мраморно-белом лице остались розовые отметины. Перед ней стояла Эстель – насмешка над тем, что осталось от Театра, который когда-то был ее маленьким миром, ее государством, ее родным пристанищем, дававшем ей все, что было нужно для жизни. Когда-то появление Эстель вызвало в ней бурю чувств. Маленькая хрупкая темноволосая красавица с переливчатым смехом и наивным взглядом лукавых глаз вошла в их мир неожиданно и попыталась перевернуть все с ног на голову. Она интриговала, портила им жизнь, пытаясь занять свое место и не понимая всю бесполезность своих попыток. Хотя Феликса ей все же удалось подчинить своей воле… Где ты сейчас, золотоволосый паж, влюбленный в Эжени и так и не принявший ее свободы?

Теперь Эстель поутихла и у них сформировалось даже какое-то подобие сотрудничества, хотя Элени продолжала относиться к ней свысока. До определенного момента. Теперь ей было все равно. Каждый вечер она репетировала, в свободные минуты – составляла письма и прошения, сняла с Армана все бумажные заботы. Но заполнять зияющую пустоту, образовавшуюся в ее душе, помогала только сцена. Каждый вечер она жила и умирала вместе со своими героинями. А когда наставал звездный час, и зал поднимался, рукоплеща и бросая на сцену цветы, она смотрела сквозь восторженные лица, в глубине души надеясь, что среди них мелькнут смуглое лицо, обрамленное черными волнистыми волосами. Политик, приехавший из Гаскони, чтобы завоевать Париж. Блистательный дипломат, с легкостью крутящий судьбами нескольких стран одновременно. Мужчина, который смог вызвать на ее губах искреннюю улыбку и пробудить желание раскрыться. Убийца, отправляющий росчерком пера на гильотину десятки парижан… Нет. Человек. Просто человек со своими слабостями и недостатками. Человек, который навсегда останется лишь воспоминанием.

- Что случилось, Эстель? У тебя что-то не получается? – тихо спросила Элени, досадуя за собственную слабость.

- Элени... Элени.... - изумленно повторила Эстель... - Возьми платок. Что случилось? - задала она вопрос, продиктованный равно и любопытством и... чем-то еще. Вот тебе и ледяная королева. Сейчас Элени смотрится в своей царственной ипостаси как нельзя лучше - но раньше прима театра точно не плакала. И поэтому теперь она почему-то все меньше раздражала Эстель. А может, просто Элени - тоже Театр? Пусть нелюбимая его часть, но - часть?

Элени вскинула голову. Глаза - глубокие, черные, холодные - на секунду сверкнули обычным высокомерием. Выгнать. Убрать с глаз. Никто не смеет видеть ее слез. Но что-то ее остановило. На лице Эстель больше не играла хищная полуневинная улыбка, которую хотелось стереть и уничтожить. Она казалась даже немного ... испуганной? Нет, не то слово. Скорее, она была ошарашена. Нет, она не заслужила пощечины. Она никого не предавала, в отличие от Элени... - Прости. Это роль. Я иногда слишком близко к сердцу принимаю эти пьесы, -Элени улыбнулась.


- Ты раньше не была такой, - задумчиво сказала Эстель, - Ты все-таки стала великой актрисой. Расскажешь - как такими становятся? - она ехидно улыбнулась, - Ведь мы сможем продолжить наше соперничество только тогда.

- Соперничество умерло, Эстель. - грустно сказала Элени. - В погоне за моей тенью ты почти стала актрисой. У тебя прекрасное будущее, и ты справишься со всем сама. Тебе нужно время. И чуть-чуть любопытства. Взгляни на этот мир глазами смертных - просто попробуй. Вспомни себя живой. Той, что кружилась среди белоснежных и фиолетовых цветов среди полей солнечного Бордо, мечтая о славе. Пройти свой путь, забыв о том, что ты красавица, перестань играть героинь и загляни в душу старух и уродцев. Постигнув их, для тебя не останется загадок и ты станешь настоящей актрисой, - Элени сама удивилась своей пылкой речи. Странно. Раньше с ней подобного не происходило.

- Значит все совсем плохо, - заметила Эстель, - Так что... Расскажешь, что произошло? Мне правда любопытно, как просто актрисы становятся великими. Не волнуйся, я не брошусь очертя голову повторять твой путь. Знаешь, я подумала - Театру нужны разные актеры. И мы с тобой обе теперь часть Театра, как нам обеим это не неприятно.

- С каждым из нас иногда случается подобное, - уклончиво ответила Элени. - Мы бессмертны, и легко движемся, смеясь над всей сущностью бытия, изобретая для себя роли и пьесы. Но нельзя подчинить себе весь мир. Иногда он подкидывает свои загадки и своих героев, не подвластных твоей воле.

- И кто стал твоим героем, Элени? - осторожно спросила Эстель, - Не волнуйся, я правда никому не скажу. Но ведь так нельзя. Даже бессмертные могут устать от бесконечных репетиций.

- А кто тебе сказал о герое? - Элени встряхнула волосами и, бросив на себя беглый взгляд в зеркало, достала грим и кисточки. - Эстель, сегодня у меня необычная дата. Первый день второго столетия. Я вспоминаю все, что сделала и прожила. Тебе это еще предстоит. Однако, я действительно хотела бы помочь тебе обрести свое имя среди парижских актрис. Возможно, я скоро перестану играть ведущие роли. Ты - единственная, кто мог бы меня заменить.

Эстель в который раз за вечер широко раскрыла глаза.
- Элени? Ты не можешь теперь перестать играть ведущие роли. Публика меня просто растерзает, - нервно рассмеялась она, - Да и не нужна мне теперь эта победа такой ценой, правда.

- Это не победа. И не цена. - Элени подошла к бывшей сопернице и заглянула ей в глаза. - Я устала, Эстель. И скоро наступит вечер, когда я не захочу больше выходить на сцену. Соглашайся. Я готова передать тебе то, чего тебе недостает.

Эстель ответила на взгляд Элени. Пусть уносит свои загадки... В конце концов, Театр не тюрьма, и если она хочет его оставить - значит это судьба Театра. Она, Эстель, никогда Театр не оставит.
- Идет, - ответила она, -И когда первый урок?

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Фев 23, 2010 1:16 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Дом Рено

Сесиль Рено, граф Сомерсет

Сесиль Рено тихо напевала стихи на придуманную мелодию. Она не знала, кому они принадлежат. А читать не умела. Однажды она услышала их на улице, когда пошла прогуляться к центру, и ей понравилось их звучание…

«Ах, обрету ли я уверенность былую?

Решусь ли вымолвить опять: "Тебя люблю я"?

Сдается мне, что нет. Свиданья я страшусь

Не меньше, может быть, чем на него стремлюсь»

- Сесиль, перестань мечтать, пора накрывать на стол, гражданин Сомер скоро будет ужинать.

- Да, матушка! – окрыленная этой новостью, Сесиль закружилась по комнате, подхватив небольшую соломенную куклу в черном плаще. Она называла ее Ланселотом. В честь одного великого рыцаря, про которого ей однажды рассказала старенькая мадам, у которой она в детстве ходила убираться, когда матушка болела. Этот Ланселот был самым красивым, сильным и благородным рыцарем, который жил в другой стране и защищал слабых. Сесиль всегда знала, что однажды она встретит Ланселота, потому что настоящие рыцари никуда не уходят. Просто спят. И ее мечта сбылась.

…Это произошло под Рождество. В тот день было холодно, и с неба падал снег. Сесиль все утро ловила рукой снежинки и старалась рассмотреть их поближе. Снежинки – путешественницы. В них живут сказки. Когда Волшебник спит, он выпускает их, чтобы они разлетались по миру и несли его сны тем, кто умеет их видеть. Сесиль умела видеть сны Волшебника и радовалась, когда ей удавалось разгадать, о чем он думает. В тот день мамочка отругала ее за то, что она столько времени стоит на на пороге босая, с непокрытой головой. Но она знала, что что-то произойдет. И угадала. Потому что вечером появился Он. Ее рыцарь. Он вошел – замерзший и немного усталый. На его черных волосах блестели снежинки. А глаза – черные-черные – смеялись. У него было узкое бледное лицо. Таких красивых лиц она не видела никогда в жизни.

- Вы, наверное, принц! – воскликнула Сесиль и захлопала в ладоши.

Отец побледнел, а матушка упала на колени перед незнакомцем.

- Не губите, гражданин! Прошу вас! Моя дочка – ненормальная! Она и сама не понимает, что говорит! Она вся в своих глупых сказках… Больна с детства… Она ничего не имела в виду, не губите!

Он рассмеялся, и в комнате сразу стало тепло.

- Да что вы, не берите в голову. Моя фамилия Сомер. Я пришел к гражданину Рено. Я ведь правильно попал? Мне сказали, что тут можно снять комнату. Это так? Готов заплатить за неделю вперед. Я очень замерз и проголодался. Приютите?

Позже, ночью, когда она по настоянию матушки понесла ему кружку теплого молока, он посмотрел на нее ласково и тихо сказал: «Все принцы умерли, Сесиль. Не стоит трогать мертвых».

«Я буду называть тебя Ланселот», - прошептала Сесиль, глядя на него круглыми, полными восхищения глазами.

- Ланселот? Пусть будет Ланселот, - легко согласился он и забрал из ее рук чашку молока.

… Она пришла к нему спустя несколько дней. Ночью. Он даже не удивился. С тех пор она приходила всегда, когда чувствовала, что он хочет ее видеть. Садилась у его ног и смотрела, как он выпускает ароматный серый дым из необычного приспособления. В этом дыме тоже жили сказки. О рыцарях и дамах, о добре и зле, и о Волшебнике, что отпускает снежинки летать по миру. Он рассказывал ей о разных странах. Он обещал, что когда-нибудь обязательно покажет ей, как выглядит настоящий корабль с большими парусами. Он был веселым и никогда не жаловался на жизнь. Лишь однажды он заговорил о тиране. Маленьком худощавом человеке в очках с болезненным выражением лица.

«Я убью его ради тебя, Ланселот»

«Не сейчас. Позже»

Этот разговор происходил почти каждый вечер. Но не сегодня. Сегодня ее рыцарь был печален и смотрел в окно. Наверное, он, кк и она, был расстроен страшным погромом, который творился на улице второй день подряд. Сесиль подошла и тихо присела у его ног. - Вчера вечером я видела, как возле нашего дома убили женщину. Она не были в чем-то виновата. За что они убивают? Откуда эти страшные люди?

- Эти люди... Эти люди - служители зла, самого коварного, жестокого и беспощадного, которое  существовало в мире, - начал рассказ Сомерсет. - В древние времена, которые даже наши прадеды знают лишь по сказаниям, Зло решило во что бы то ни стало завоевать весь мир, но для этой цели необходимо было завоевать самую счастливую и прекрасную страну из когда-либо существовавших. Долго длилась борьба Зла и Добра, сменилось несколько поколений, у каждой из сторон были свои рыцари и свои ученики. Помощниками Зла стали Ложь, Коварство, Злоба и многие-многие Пороки. На его службе были Голод, Болезни и Страдание, Добро же очень часто было вынуждено сражаться в одиночку... Однажды сошлись они в решающей схватке и несмотря на неравные силы Зло было побеждено одним волшебником. У него было недостаточно сил, чтобы уничтожить его без остатка, но он смог погрузить его в долгий сон. Сейчас люди вновь разбудили его. И оно вернулось, еще более беспощадное, нашло себе новых слуг, научилось вселяться в людей, начало прибегать к новым ухищрениям... Такая грустная сказка, ребенок, но я уверен, что в конце-концов Добро все же одержит победу.

- Расскажи еще раз про легенду, в которой молодая девушка убивает тирана? - попросила Сесиль. - Я так люблю, когда ты рассказываешь! Ты - сказочный рыцарь, который видел столько стран и миров, ты столько всего знаешь, а мне, твоей покорной случайной спутнице, остается лишь восхищаться твоим знаниям. Если бы я умела отличать добро и зло! Знаешь, вчера я видела на улице ангела. Мне было страшно, я стояла в подворотне и смотрела на несчастную растерзанную злыми людьми кошку. И боялась переступить через нее, потому что знаю, что если переступить через мертвое тело, можно поймать смертьи принести ее в дом на подошвах своих башмаков. Она появилась так внезапно! Представляешь, ее глаза излучали свет - прозрачные, сияющие, серые глаза! И бледная-бледная кожа, словно она уже давно умерла, и это - просто душа, которая обрела форму. Наверное, до того, как умереть, она была принцессой. У нее такие нежные руки и волосы светлые и пушистые, как шелк. В нашем квартале я никогда не видела таких. Она сказала, что заблудилась и спросила, как меня зовут. А потом протянула мне руку и отвела домой. Я так хотела с ней поговорить, но когда обернулась, она исчезла. Матушка мне не поверила. А ты веришь?

- Жил когда-то на свете человек... - Сомерсет начал рассказ, который уже надоел ему до чертиков, поэтому каждый раз он вносил в него какое-то разнообразие на свой вкус. Цель сказки была не столько поучительной, сколько полезной - эта святая наивность должна была почувствовать себя героиней легенды, а тиране, естественно, угадывался не кто иной, как Робеспьер. Оставалось только надеяться, что простой план сработает так, как ему нужно. Надеяться! Вот будет обидно, если окажется, что он зря тратил свое время на разговоры о вселенской справедливости! Сомерсет едва подавил вздох. Ну хотя бы была Сесиль в его вкусе, рассказывать сказки было бы гораздо приятней, особенно если как следует разнообразить их определенного рода отступлениями. Так нет. Иногда это обиженное Богом создание было даже жаль, однако должно же быть хоть какое-то вознаграждение за то, что приходится работать сказочником, как раб на плантациях. -.... Тиран умер, Рыцарь увез свою Принцессу на сказочный остров и жили они долго и счастливо, - закончил Сомерсет, думая о том, что не выдержит просьбу о повторении.

Сесиль Рено захлопала в ладоши. - Какая красивая сказка! И ты увезешь меня с собой, когда люди перестанут убивать друг друга, и наступит царство справедливости и покоя! Знаешь, я начала откладывать деньги для нас. Сейчас, сейчас я покажу! - Она выбежала из комнаты и вернулась с маленькой подушкой для ног. - Вот, тут, видишь, я заштопала дырку? Я положила туда несколько ассиграций. Я заработала их, помогая всю неделю одной мадам покупаь продукты. Я не рассказывала, потому что боялась, что она не заплатит. Но она заплатила, и у нас теперь есть немного денег. Я буду откладывать понемножку, и когда все закончится, стану самой счастливой принцессой на свете! Если бы мне только одним глазком увидеть, как выглядит настоящий тиран! Ведь ты рассказывал, что тираны не всегда страшные, не всегда высокие, со злыми глазами и громким голосом, да? Я хожу по улицам и смотрю вокруг, стараясь узнать его. Тирана, который мешает нашему счастью.

- Тогда я с удовольствием прибавлю кое-что в нашу общую кассу, - сказал Сомерсет. Порывшисчь в карманах, он извлек несколько ассигнатов, стараясь выбрать купюры помельче. Ему было не жаль и крупных, просто не хотелось, чтобы она слишком удивлялась, а то станет задавать вопросы... Хотя нет, эта не станет. - А что касается тирана, придет время и ты увидишь его. Он выглядит совсем не страшно, напротив, у него лицо совершенно обычно человека. И роста он не высокого, мне по плечо. Голос у него тихий, но холодный. И взгляд холодный. Потому что он никого не любит кроме себя.

- О, тебе понравилось, как я придумала! Спасибо тебе, спасибо! Я спрячу наш секрет, никто никогда не догадается! А родителям я пришлю картину с изображением кораблей, о которых ты мне рассказывал, и они будут радоваться, что я нашла свое счастье! Я найду тирана, обязательно найду! И все будет как в той красивой легенде, что ты рассказываешь мне каждый вечер. - Сесиль встала и поправила примявшуюся юбку. - Меня сейчас будут искать. Я должна идти. Я приду к тебе ночью, если услышу, что ты проходишь мимо моей двери. Как всегда. А сейчас принесу тебе чай и печенье - матушка говорила, что тебе понравилось, как она приготовила вчера. До встречи, мой рыцарь! - Сесиль улыбнулась ему и вышла из комнаты, бросив взгляд, полный немного обожания.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Фев 23, 2010 3:15 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Париж.
Эжени, Жак Молькенель.

Париж, Париж, что с тобой натворили? – Эжени по привычке разговаривала сама с собой на ходу, благо, обстановка позволяла. В последние дни улицы как взорвались. Люди мечутся, взывая к чему-то, разбрасывая прокламации, написанные с орфографическими ошибками – после того, как все лучшие перья Парижа ушли под нож, время остроумных памфлетов безвозвратно прошло.

*Дорого осужденным, дорогу осужденным*
*Хлеба*
*Секции восстали, они идут на Конвент*
*Помогите, затоптали*
*Женщине нужна помощь*
*Дорогу осужденным*

Звуки сливаются в невнятный тревожный хор. Телеги с уже не-людьми и еще не-призраками завязли в толпе. У людей обрезаны волосы и глаза безумные. Но толпа мечется не ради их освобождения, им надо хлеба, зрелищ и новых смертей.

*Они все неправы. Это не я сумасшедшая. Это город сошел с ума. Куда все бегут? Какой еще крови им надо? Каждый день – реки крови. Да весь Театр вампиров не уничтожит столько людей за год, сколько они уничтожают каждый день.* - Эжени ускорила шаг. Мысли о крови у нее вызывала не только взбудораженная толпа или несчастные сор связанными за спиной руками, оставившие свои волосы и жизнь в «прихожей смерти». Надо было поохотиться, да еще и вернуться без приключений до того как придет Мерлен. После ужина у Фуше их отношения вошли в какую-то колею. Он больше не пытался ее куда-то позвать, а она спокойно относилась к тому, что он приходит несколько раз в неделю. Наверное, это почти напоминало отношения с Феликсом. Впрочем, нет. Почти ничем, за исключением того, что как и с Феликсом они не очень хорошо понимали друг друга, но пусть лучше кто-то будет рядом, чем никто. Бессмертные гораздо больше страдают от одиночестве, чем даже смертные в одиночных камерах. Пусть приходит, она будет вышивать, а он рассказывать последние новости из жизни Гадюки-Барраса, Хамелеона-Фуше, Кобры-Терезы Кабаррюс и Ужа-Тальена. Но сперва – охота.
В районеБастилии было немноголюдно. Тюрьму разобрали еще несколько лет назад, но развалины – подходящее место для того, чтобы подкараулить какого-нибудь прохожего и, глядя в глаза, отвести его к уцелевшим каменным обломкам, заманить и выпить всю кровь.
В отличие от большинства ее сородичей, Эжени убивала не особо выбирая жертв по возрасту, полу, порокам или социальной принадлежности. Этот молодой санкюлот вполне подойдет…
Скоро жертва обмякла в руках Эжени… Осталось свернуть ему шею для вида и подбросить в темный переулок – или просто завалить камнями. Спишут на ограбление.
*Вот и все, друг мой*, - Эжени подняла голову от шеи жертвы, которая теперь не могла дать уже никому ни тепла, ни крови, ни любви ни даже ненависти.
Шорох за спиной заставил ее обернуться…
- О господи! –Эжени застыла с телом в руках, раскрыв глаза от ужаса. Сегодня в этом убежище она была не одна.

Последние дни ему особенно везло. Париж снова бурлил выплёскивая людской мусор на улицы. Благодаря этому он теперь каждую ночь мог охотиться не очень беспокоясь о сокрытии бренных остатков своих жертв. И сейчас он преследовал очередную. Это был молодой крепкий мужчина грязной военной форме. Жак следил за ним уже третий час сопровождая в его набегах на такие же грязные как и он кабаки. Но до сих пор удачного момента не подворачивалось – вокруг было слишком много людей. Наконец судя по всему просадив последние деньги солдатик отправился отдыхать от возлияний. Убедившись что на улице они одни, Жак стал его догонять. Правой рукой он сжимал в кармане нож, а в левой какую-то дурацкую листовку, которую ему сегодня пихнули на улице.
- Месье подождите! – воскликнул Жак приближаясь к нему. Секунд 5 потребовалось солдатику что бы осознать что обращаются именно к нему и остановившись повернуться к Жаку.
– Я вижу вы настоящий патриот и вы защищаете нашу родину не жалея себя! Вы обязательно должны прочитать это! – Выпалил Жак пихая листовку в руки солдату. И пока тот пытался сфокусировать глаза на бумажке резко ударил ножом в живот. Вытаскивая нож из раны он постарался провести разрез к грудине распарывая его как рыбу. Когда всё было закончено жак огляделся прикидывая куда лучше всего будет припрятать тело. Вот кажется в соседнем переулке есть несколько заброшенных домов.
Жак взял тело за ноги и поволок его туда. Но свернув в переулок он остановился. В другом его конце он увидел парочку сначала ему показалось что любовников. Казалось что женщина крепко обнимала мужчину склонив голову ему на плечо. По-видимому она услышала шум и обернулась. И тут Жак узнал её – это была Эжени. Она тоже его узнала. Она отшатнулась от мужчины. И вдруг он упал. Судя по тому как он падал и тому что остался лежать на земле он был мёртв.

- Ты следил за мной? - от страха Эжени повысила голос, - Ты - один из смертных, желающих узнать наши тайны? Из тех надоедливых, которые гоняются за нами, чтобы похоронить наши записи в своих жутких архивах? И зачем ты убил этого человека?


Жак ничего не понимал. Даже страх от того что теперь Эжени знает его тайну отступил в конце концов судя по всему она тоже охотник как и он. А вот что значит её вопрос? Она говорит смертных? Значит есть и бессмертные? Она одна из них? Что за тайны эти смертные пытаются у них раздобыть? Хотя тут всё понятно что можно красть у бессмертных кроме секрета бессмертия? Так надо отвечать быстрее. Главное не обидеть её… Чёрт как неудачно получилось. И как объяснить ей зачем он его убил? Поймёт ли она его гениальную задумку с симфонией из нот-душ людей? Оценит ли грандиозность замысла музыки апокалипсиса? Или решит что он сумасшедший? Неужели из-за этого они могут поссориться и больше не будет ничего, что вошло в его жизнь с появлением Эжени? Может лучше соврать что они поссорились из-за политики? В конце концов сейчас все ссорятся из-за политики и сотни каждый день мрут из-за неё…
- Простите что помешал вам. Я за вами не следил и никаких ваших тайн не похищал. А сюда пришёл что бы эээ… Припрятать вот это тело… А убил я его из-за политических разногласий…

- Из политических разногласий? Это каких же? - вслух переспросила Эжени. Ситуация начинала нравиться ей все меньше, а два лежащих рядом мертвых тела не нравились совсем, - Быстро отвечайте, и лучше Вам меня не обманывать, - она коснулась мыслей смертного. В них царил ад. Эжени отшатнулась. Действительно, он не охотник за чужими тайнами. Его секрет в сто раз хуже и ужаснее, чем даже ее убийства, потому что ей хотя бы нужна кровь, чтобы жить. А ему она просто нужна, чтобы питать его черную душу, которая как губка вместит сколько ни дашь, да к тому же захочет еще, - Отвечайте, - повторила Эжени жестко.

- Зачем вам это знать? Я же не спрашиваю у вас зачем вы убили вот этого человека – Жак указал на лежащее у ног Эжени тело.
- Предлагаю побыстрее убрать этих двоих отсюда, а то могут увидеть прохожие.

- Вы не поняли, - грустно заметила Эжени и посмотрела на человека, беспардонно вторгаясь в его мысли, - Я уже и так все знаю. Но вот допустить, чтобы Вы раскрыли мою тайну, я не могу, - она пристально посмотрела на человека перед ней, - Я пока не знаю, что мне делать с тобой, служитель ада, который потерял смысл жизни, и которому я сама предложила руку и помощь. Но помниьт ты эту встречу не будешь. Прости, я живу среди людей, и я не заинтересована в том, чтобы мою тайну знали другие. Ты все забудешь об этом вечере. Все забудешь.

Значит вот как подумал Жак. Бессмертные да ещё и мысли читают. И судя по всему они бессмертны за счёт чужих жизней. И она ещё его называет служителем ада! И она не шутит судя по всему по поводу того что она может заставить его забыть о сегодняшнем дне. Чёрт с их тайнами, но если она это сделает он не сможет сыграть для новой души и она на всегда будет потеряна. Этого нельзя допустить.
- Мне не нужны ваши тайны. Но не могли бы вы чуть-чуть повременить? Мне надо закончить своё дело а потом можете стирать мне память о нашей встрече? Я не буду от вас убегать…

- Нет, - сказала Эжени, - нет. Я тебе не верю, служитель мрачной бездны. Я не могу отпустить тебя теперь и позволить тебе сделать хоть шаг с моей тайной, которую твоя черная душа извратит и использует в своих целях. Ты забудешь эту сцену. Мне жаль.

- Мне тоже. – сказал Жак, и, выхватив нож прыгнул к Эжени

Эжени легко перехватила его руку, без труда вынудив его разжать кисть.
- Все забыть, - повторила она, - Все забыть. Ты сейчас уснешь, я отнесу тебя домой. ты проснешься и решишь, что рано уснул. И нападать на бессмертных - дурное занятие, больше никогда так не делай. На этом - все.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Фев 23, 2010 3:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, кафе "У Флориана"
Эжени, Мерлен\\Эжени, Гош\\Эжени, Мерлен.

Эжени сидела за вышиванием в дальней комнате кафе. Дома было бы уютнее…. В одиночестве?

С мадам они почти не разговаривают – свеча жизни старухи почти догорела, и она все больше дремлет сутки напролет в своем вечном глубоком кресле.
Там тоже есть камин, комната меньше, потолок ниже… И можно сидеть всю ночь напролет.

Но теперь она проводит вечера здесь, потому что два раза в неделю приходит Мерлен. Человек, который готов на все, чтобы развеять ее одиночество, который сделал для нее все, что мог, когда она, напуганная разговором с Робеспьером, смотревшим на нее злым призраком, бросилась ему на шею просто потому что… Просто чтобы не быть одной. Он хороший, он старается. И не его вина, что его старания только усугубляют ее одиночество. Он уже не пытается отвечать, просто рассказывает о своем, про Кукушку – Терезу Тальен, Павлина – Барраса, Дятла – Тальена и Дрозда – Фуше.
Главное не смотреть на него часто. Он почувствует эту жалость, которая будет и незаслуженной и обидной. Пусть думает, что они вроде как почти вместе, и что она однажды придет ему навстречу.

Жить все равно хотелось. Хотелось избавиться от этого жуткого чувства одиночества, которое здесь, перед камином, под рассказы про депутатов и городские сплетни только сильнее, чем дома или на кладбище Эрранси.

Но ему про это не расскажешь, никак.
Мерлен замолк. Скорее всего, он сейчас глядит на нее и ждет ответа, а она пропустила последнюю реплику.
Эжени виновато улыбнулась, тихо напевая под нос.

Едва засеребрится
Высокая луна,-
С утеса в Рейн глядится
Красавица одна.

То глянет вверх незряче,
То вновь посмотрит вниз
На парусник рыбачий...
Пловец, остерегись!

Краса ее заманит
Тебя в пучину вод,
Взгляд сладко одурманит,
Напев с ума сведет…

- Это немецкая старая песенка, гораздо древнее нас с тобой, и старше этого здания, - пояснила Эжени, не поднимая головы от вышивки, - Может быть, старше этой улицы, но моложе Парижа. Это очень грустная история про девушку, которая влюбилась в прекрасного рыцаря, и он увез ее в свой замок. Но однажды он охладел к Лорелее, и оставил ее. Ей пришлось вернуться в родную деревню. К ней сватались местные юноши, но она никому больше не верила. И ее призвал к себе местный епископ, чтобы упрекнуть в жестокосердии. Лорелея рассказала ему свою историю и сказала, что хочет удалиться в монастырь. Тот благословил ее, и вот Лорелея отправилась в путь, пролегавший мимо скал Рейна. И вот она решила бросить прощальный взгляд на родную деревню, но увидела, как на волнах качается лодка, в которой плывет ее неверный возлюбленный. Лорелея закричала и протянула к нему руки, и он вспомнил их любовь, но отвлекся, и его лодка разбилась об острые камни. Лорелея бросилась со скалы в воды Рейна. И вот они оба мертвы, но с тех пор на закате на одной из скал стали видеть ее, поющей свои песни. Песни Лорелеи очень красивы, и на ее зов стремятся рыбаки и путешественники, но все они попадают в бурный водоворот и разбиваются о подножие скалы Лорелеи. А она все сидит и поет свои песни Рейну.

Мерлен внимательно посмотрел на нее и опустил глаза. Он только что в лицах рассказал ей о последнем заседании Конвента, не забыв упомянуть о грязной выходке Кутона, заявившего, что с секциями надо кончать в весьма дерзких выражениях, и о молчаливом управлении всем этим безобразием Робеспьера. Сейчас он собирался перейти на обед у Фуше, где обсуждалось произошедшее в Конвенте. Но осекся. После того памятного ужина у Тальена Эжени стала общаться с ним чаще и даже начала приглашать в свою маленькую комнату в глубине кафе. Но что-то подсказывало, что они стали дальше друг от друга, чем в первый день знакомтсва. - Эжени, ты меня не слушала, да? Я совсем идиот, зачем я все эти бредни тебе рассказываю, - расстроенно пробубнил Мерлен.


- Нет-нет, слушала, - виновато проговорила Эжени, касаясь его мыслей, - Кутон и секции, и Робеспьер. Просто потом ты заговорил про доклад Барера по военному вопросу, и я подумала про реймскую армию, а Лорелея сидит на скале Рейна. По поводу секций я не знаю, честно. Мне кажется, что причина их восстаний не в поиске потерянной человечности, а в боли по ее утрате. Они бунтуют, потому что преследуют свои цели, а не потому что грохот телег с осужденными наконец достиг их слуха. Что касается Робеспьера, как и Сен-Жюста, то... Ты зря так к ним относишься. Они уже успели узнать, что победа достается несоразмерной ценой. И они скоро сами поймут, что такая победа лишена смысла. А тебе не понравилась баллада, да?


- Понравилась. Просто .... Разные мы с тобой, наверное, люди, Эжени. Вот я. Человек, когда-то мечтавший о военной славе, а теперь на некоторое время посвятивший себя политике. Я бросаюсь, как лев, на любую возможность принести какую-то пользу республике. И это - эгоизм в своем роде. Когда я этого не делаю, мне кажется, что все зря. А ты... Ты вся в легендах и сказках и, мне кажется, что я вижу тебя не рядом, а где-то на другой стороне острова. Я знаю, что тебе не понравились те, кто сейчас составляет мой круг общения. Но ты не гонишь меня. Почему? Уверен, за тобой пошли бы десятки мужчин. Но ты одинока.


Эжени решила не смотреть на него, повернувшись к камину.
- Не зря с тоской во взоре
Она глядит окрест...
Не верь прекрасной Лоре,
Беги от этих мест!

От песни и от взгляда
Спеши уплыть скорей,
Спастись от водопада
Златых ее кудрей.

Не одного сгубила
Русалка рыбака.
Черна в волнах могила.
Обманчива река.

Вот такая песня. Это не про сказку, а про то, что случается потом. Мне правда не нравятся Жираф, Крокодил, женщина-Страус и Шакал. Я не гоню тебя, потому что это было бы несправедливо по отношению к тебе, - пояснила она, - Ты сделал для меня слишком много. По крайней мере старался сделать. Ты получил то, что хотел – меня рядом. Не знаю, какой будет цена других твоих побед. Главное они не должны лишаться смысла. А я просто не могу быть одна. Ты - единственное, что у меня есть, пусть даже ты не понимаешь почти ни слова из того, что я говорю, а я каждый раз, как слышу про твоих друзей, придумываю для них гадкие прозвища. Но со временем мы найдем подобие общего языка. Видишь, я про армию могу разговаривать, это уже немало, да? И про секции я тебе ответила нормально по-моему. Видишь, я слушаю.

Мерлен кивнул и подошел к столику, что стоял у двери. Сегодня он принес с собой дешевый коньяк, который выиграл в карты вчера вечером. Мерлен молча отхлебнул из горлышка. - Не надо легенд. Ты права - мы друг друга не слышим. Расскажи мне о своем генерале, которого ты всегда вспоминаешь?

- Мне осталось рассказать тебе окончание истории, - задумчиво сказала Эжени, критически рассматривая бутылку, - И позволь предложить тебе воспользоваться запасами моего погреба. Я не могу видеть как люди сами сводят себя в могилу – а это пойло будет хуже яда Борджиа – были такие герцоги в Италии. Итак…

***
Декабрь 1793.

Сегодня выпал настоящий снег. Не самая частая возможность полюбоваться белыми кусающимися лепестками зимы.
Она сегодня вышла одна, что бывает нечасто, но сегодня не тот день, чтобы сидеть дома лишнюю минуту этой чудесной ночи.

Эжени собирает снег, который падает из больших белых туч прямо на мостовую. Есть такая сказка про то, что на Севере живет колдунья, у которой было зеркало, которое показывало ей весь мир, что бы она ни попросила – и дорогу к несметным сокровищам, и самых красивых юношей, и далекие жаркие страны, в которых она никогда не бывает, потому что не переносит жары. Но однажды зеркало разбилось от неосторожного обращения и рассыпалось по миру тысячей осколков, которые каждый год выпадают на землю с первым снегом. И если осколок попадет кому-то в глаз, то несчастный попадает в плен к королеве льда – ничто не радует его, ничто не веселит, еда теряет вкус, а мир меркнет. И он видит только следы полозьев саней королевы, по которым устремляется на ее зов, пока не окажется в ее заледеневшем дворце, где становится ее пленником до тех пор, пока не прольет ни одной слезинки. Туда никогда не заглядывает весеннее солнце, и только ледяные статуи оживляют хрустальные залы, похожие один на другой так, чтобы образовать бесконечный лабиринт миражей, а королева отражается в тысяче зеркал в тронном зале.

Эжени смотрит на горсть снега в руке, думая, не попал ли туда случайно осколок волшебного зеркала и отшвыривает его прочь.

- Гражданка!
Она оборачивается на строгий окрик. Высокий человек недовольно отряхивает шляпу. Она его уже видела этой осенью. А над бровью у него, оказывается, шрам, а еще он носит саблю и трехцветную перевязь.

- Простите,- виновато говорит она, - Я Вас знаю. Вы брали Бастилию.

- Бастилию брал народ, - возражает военный, - А я – другие города. Я Вас знаю, - обращается он к ней. Вы были с Демуленом.

- Я не была, я и есть, - с достоинством возражает Эжени.

- Я понял, - усмехается военный, - Давайте провожу Вас домой, гражданка. Первый снег – еще не повод, чтобы бродить поздно одной.

- Нет уж. – хмурится Эжени, - Во-первых, проводить можно только до угла, во-вторых, я хочу снежную крепость. И еще хочу вспомнить Вашу фамилию.
Военный смотрит на нее, не вполне понимая шутит она или всерьез.

- Гош, - представляется он и протягивает ей руку.

С ним интересно. Он знает Сен-Жюста, но кажется, не очень его любит. И она его отлично понимает, потому что Сен-Жюст задается. И Камиль тоже так считает. И он чертит на снегу план крепости, которую надо построить, только для нее снега мало, потому что у нормальной крепости, по его словам, должны быть высокие бастионы, а где возьмешь бастионы из первого снега?

- Простите, - улыбается он, - Вы ведь хотели игрушечную крепость. Просто у меня вокруг все слишком настоящее.

Он передергивает плечами. Видно, что мундир генерала ему не вполне привычен. Он ведет себя как человек, на которого слишком рано свалилась слишком много ответственности. В ответ на ее замечание он фыркает.

- А я думал, это мне чаще других советуют укоротить свой язык, - смеется он.

- А мне мой вполне нравится, - с достоинством возражает Эжени, - но простите, теперь мне и правда пора. Снежные крепости под луной это здорово, но у Вас армия, а у меня один человек, зато который стоит всех армий и королевств, какие бы Вы ни завоевали.

- Вы боитесь одиночества? – внезапно спрашивает он.

- Не совсем. Одна я часто, а вот одиночество это и правда плохо, совсем плохо, - лепечет Эжени.

- Я хочу для Вас что-то сделать. Если вдруг однажды останетесь одна и испугаетесь, найдите меня, - он смотрит на нее и внезапно начинает громко смеяться, - Да я не то имею в виду. В данных обстоятельствах по крайней мере. Было бы редкой глупостью начинать короткий визит в Париж с попытки переманить чужую даму сердца в свой лагерь. Но если будет совсем тяжело – найдите меня, хорошо?

- Я не одинока, - повторила Эжени.

- Я потому и предложил, что вот Вас мне одной видеть совсем не хочется, - неожиданно мрачно говорит генерал, и перья его шляпы машут ей на прощание.

***

- Вот и все. И у него была такая свистулька, глиняная, знаешь? И она изображала щебет птиц. Поэтому он и стал мне сниться после того, как я познакомилась с тобой, - закончила историю Эжени.

- Генерал Гош? - Мерлен чуть не поперхнулся коньяком. Пакостная жидкость ударила в голову. Пожалуй, стоит и правда воспользоваться ее предложением и выпить что-то поприличнее. - Он сидит в Люксембургской тюрьме. Как подозрительный. Хм...- Мерлен замолчал, переваривая информацию.


- Ну да, генерал Гош. Он тогда кстати тоже был в Рейнской армии, только я про Лорелею забыла спросить, - ответила Эжени, - Подожди, я сейчас принесу коньяк из своих запасов.
Вернувшись, она поставила бутылку на стол.

- После этого ты хотя бы проснешься утром и вспомнишь, где и с кем был. Итак, я хочу попасть в Люксембургскую тюрьму… Просто потому что, наверное, я хочу поймать этого человека на слове. А обстоятельства у меня и правда исключительные. Мне кажется, Камиль бы не стал возражать, потому что это все не любовь. Но мне правда нужно перестать чувствовать себя одинокой… хотя я навсегда останусь с ним на нашей стороне острова, – Эжени сосредоточилась на рассматривании бутылки, - Видишь, я о тебе забочусь, я тебе отвечаю. Получается?

- Ты просишь меня, твоего неудавшегося ухажера, свести тебя с Гошем? - изумился в который раз Мерлен. Повороты ее мыслей все-таки оставались для него загадкой. - Но зачем тебе я? Ты можешь прийти и навестить его, наши ребята так делали. Или я тебе нужен в качестве моральной поддержки?

- Что значит «свести»? – изумилась Эжени, - Ты что под этим имеешь в виду? И потом я сейчас здесь, с тобой. Ты много для меня пытался сделать, и я буду тебе благодарна. Я буду приносить тебе вино, слушать твои рассказы. Я научусь быть веселой и улыбаться Кошке, Крысе, Мыши и Собаке. Я научусь любить твоих друзей и забуду про комиссара Рейнской Армии, который сам забыл про меня, и про других тоже. И хотя я не могу смотреть на себя так, как ты мечтал, я не буду смотреть на других ради тебя. Я хочу чтобы ты пошел со мной именно потому что это ничего не значит. И я действительно чувствую себя одинокой.

- Эжени, Эжени... Слышала бы ты себя, - горько сказал Мерлен. - Думаешь, я стану принуждать тебя слушать мои рассказы? Поверь мне, сегодня я осознал собственную глупость и больше не буду травить тебя всей этой грязью. Что касается Гоша... Я пойду с тобой, раз тебе это важно. Хотя мое присутствие вряд ли поможет тебе почувствовать, что одиночество отступило. Когда ты хочешь его увидеть? Завтра?

- Но ты бы тоже слышал себя, - откликнулась Эжени, - Я говорю тебе больше того, что хотела и тем более немного больше того, что имею право сказать тебе. А ты только больше обижаешься. Как тебе объяснить, что если мое сердце навсегда занято одним, то я не могу ничего сделать для тебя? И потом мы же не можем видеться и молчать? Делиться – это очень важно, и мне придется научиться слушать тебя. А про Гоша… Завтра. Ну и потом вы вот военные, вы поговорите про войну, ему интересно будет.

- С той же мыслью ты покупала кафе для попугая? - усмехнулся Мерлен. - Мне пора. Завтра я зайду за тобой. Пожалуйста, не выходи без необходимости на улицы. Мрачно там и опасно. - Он махнул рукой на прощанье и вышел на улицу.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Фев 23, 2010 4:07 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Ванве.

Жанна де Шалабр, Робеспьер.

Ванве. Пригород Парижа. Казалось, что ничего не изменилось здесь со времени его последнего визита, но все же что-то было не так. Возможно, изменился он сам. Несмотря на то, что с беспорядками удалось справиться в довольно короткий срок, последние новости от Ришара были далеко не утешительными. Люди в ужасе разбежались по своим домам, да и от многих допрашиваемых часто можно было услышать одну и ту же фразу: "Я не знаю, что за черт меня дернул..." в различных вариациях. Разумеется, не знают. Потому, что отменно поработали провокаторы, те, кто затевал резню, подстрекая толпу... А цель - вывезти роялистов из города. Более тридцати человек в общей сложности удалось арестовать при попытке миновать заставу, четырнадцать из них носили форму жандармов. Сказочники могли бы утопиться от зависти, если бы послушали, какие легенды они рассказывали!

Но глупо было бы считать, что на этом все закончилось. Ришар всерьез предполагал, что за всем этим стоит барон де Бац и тщетно пытался найти хотя бы какие-то его приметы, хотя бы что-то... Доведенный до отчаяния, агент не раз вспоминал о Флери. Но она не знала. А другая женщина могла знать.
Жанна Шалабр. Одному Богу известно, чего стоило ему смириться с этим фактом, придя к таким выводам. Похищение Жанны из тюрьмы было дерзким, безусловно, но тайное расследование показало, что слишком глубоко причастные к этому увязли в финансовых интригах. И многие детали указывали на печально знаменитую индскую компанию, к которой и приложил руку не менее знаменитый барон. Косвенные, недоказуемые, но все же детали...

Впрочем, сейчас не об этом. Только от барона Жанна могла получить дезинформацию о предстоящем покушении, так как никто из его политических врагов не донес бы до женщины информацию, от которой лично ей ни вреда, ни пользы. Именно на барона походил по описанию человек из гостиницы "Муза и Парнас", с которым встречалась Жанна. Именно барону было под силу укрыть ее после побега не без помощи тех же коррумпированных жандармов. И так далее.

Приняв решение об этой поездке, он был готов к тому, что Жанна ничего не скажет. Значит, так и будет. В любом случае, попытаться стоило, так как слишком масштабные мероприятия устраивает в последнее время гражданин барон...


«Похвальное намерение. А чтобы вы, госпожа Журден, могли быть совершенно спокойны и с нынешнего дня перестали ревновать почтенного вашего супруга, я вам объявляю, что мы с
маркизой воспользуемся услугами того же самого нотариуса и заключим брачный союз…»

- Поставьте точку, Жюли. - Жанна де Шалабр подошла к девушке, послушно склонившейся над листком бумаги. Ее каракули были корявыми, но орфографических ошибок было теперь значительно меньше. С тех пор, как Жюли однажды прибежала к ней в слезах и, рыдая, рассказала, что ее прекрасный Пьер, с которым она познакомилась в кафе, больше к ней не приезжает, маркиза принимала в жизни этой девушки особое участие. Она немного винила себя в том, что произошло. Как знать, если бы этот молодой человек не получил увечья, работая в ее саду, он бы не исчез так внезапно? А ведь он больше не приходил именно после того случая. Не зная, чем занять свою молоденькую соседку, маркиза предложила ей заниматься литературой, а заодно немного подтянуть грамотность. Сегодня она диктовала ей отрывки из «Мещанина во дворянстве» Мольера, которого как раз перечитывала в последнее время.

- Вы умница, Жюли, вы делаете успехи, - маркиза погладила ее по голове и захлопнула книгу. – На сегодня достаточно. Вы можете немного отдохнуть, а вечером мы посидим в моем саду и я расскажу вам немного об истории нашей страны. Я нашла чудесную книгу в своей библиотеке!

Жюли радостно закивала и стала собираться. В этот момент к дому подъехала карета. Сердечно попрощавшись с соседкой, маркиза закрыла дверь и распахнула занавески. В дом ворвался свежий весенний ветер и терпкий запах сирени. В этом году весна была такой ранней и теплой, что цветы и деревья в ее саду проснулись раньше обычного. Стук в дверь. Маркиза сделала несколько робких шагов, не зная, кто мог навестить ее и ругая себя за излишние надежды. Барон писал ей несколько раз. Но то были вежливые письма, в которых сквозило участие и озабоченность ее судьбой. Ничего более личного. Конечно, он не мог приехать – с чего? Маркиза распахнула дверь и отступила назад. Ее лицо вспыхнуло – она была готова к чему угодно, кроме этого. На пороге стоял Максимильян Робеспьер.

- Максимильян? Ты? - пролепетала маркиза. – Что-то случилось?

- И да, и нет, Жанна, - ответил Робеспьер, глядя на нее так, будто увидел впервые. Она ничуть не изменилась, вот где сильный человек, способный пережить любые потрясения. - Мне нужно поговорить с тобой, это не займет много времени, но не терпит отлагательств. Сожалею, если помешал тебе.

- Нет, что ты, Максимильян, разве ты мог мне помешать! - воскликнула маркиза. - Проходи. Сейчас я принесу тебе кофе и печенье. Не поверишь, но я почти научилась готовить... Жизнь вдали от безумного центра Парижа делает нас спокойнее и даже помогает открывать в себе новые качества. У меня появилась ученица, Жюли. Она только что ушла. Садись вот тут, у окна, подыши воздухом и отдохни с дороги. Я сейчас, - маркиза удалилась из комнаты, размышляя, что могло привести сюда потерянного навсегда друга.

Кофе. Он действительно в этом нуждался, иначе рисковал заснуть прямо в кресле, несмотря на важность разговора. Жанна всегда умела создать удивительно спокойную обстановку своим присутствием, к какой-то мере барона можно понять. Мысль была неожиданно жесткой и даже циничной, но зато помогла вернуться к прежнему состоянию. Не время сейчас чувствовать себя как дома, если ты в гостях.

- Мне нужна твоя помощь, - сказал он после недолгой паузы, когда Жанна вернулась и накрыла на стол. - Это касается одного человека из твоего круга общения в прошлом. Возможно, ты знаешь его и сумеешь мне помочь. Мы подозреваем, что этот человек ответственен за вчерашнюю резню в Париже.

- О господи, значит это правда? - расстроено произнесла маркиза и села напротив, разлив кофе и пододвинув тарелку с печеньем. - Жюли рассказала мне, что в Париже произошло нечто ужасное, но я отказывалась поверить в то, что страшные события осени 92 года могут вернуться! Конечно, Максимильян, спрашивай! Я надеюсь, что смогу помочь.

- Возможно, мой вопрос тебе не понравится, Жанна, так как человека этого зовут барон де Бац, - Робеспьер внимательно следил за маркизой, тон его оставался ровным. - То, что рассказала тебе Жюли - правда.

- Барон де Бац? - маркизе пришлось собрать в кулак все свое мужество, чтобы не закричать. Она говорила ровно, не выдавая ничем нахлынувшего ужаса. Лишь сердце бешено колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди. - В моем окружении было много аристократов, но такого имени я не припомню. Кажется, о бароне де Баце в Париже ходило множество слухов? О том, как он пытался приложить руку к освобождению королевы? Припоминаю что-то подобное.

- Да, ходили подобные слухи, - кивнул Робеспьер. - Также ты могла встречать его в учредительном собрании, когда этот человек занимался ликвидацией государственного долга. Просто потрясающе, его видело множество людей, но никто не в состоянии описать внешность.

- Если я и встречала его, то он не был мне представлен, - твердо сказала маркиза. Резня в Париже... Барон писал, что у него будут важные и неотложные дела, которые позволят все решить, и ради которых многое поставлено на карту. Он организовал резню? Во имя чего? Чтобы кому-то помочь? Он, благородный спаситель аристократов, говорил ей, что помогает им избегать подозрений и выбираться из Парижа. Мог ли он устроить такое, чтобы кому-то помочь? Но какова цена? Десятки убитых, десятки арестованных по подозрению в соучастии в заговоре? Сейчас казнят без промедлений, и люди, заподозренные в организации подобного деяния, будут казнены. Не высока ли цена? Маркиза взглянула на Робеспьера, не скрывая печали. Он выглядел измученным, словно не спал несколько ночей. Таким он приехал в Ванве после смерти Камиля.

- Максимильян, мне так хотелось бы помочь тебе... Вижу, ты тащишь на себе непосильную ношу, - слова вырвались сами собой. В них была горечь и отчаяние от того, что она связана этой тайной. Она не предаст барона де Баца. Этот секрет уйдет с ней в могилу. Но, осознав это, сердце сжалось от тоски.

- Что же, я и не ожидал другого ответа, - сказал Робеспьер. - Играть в благородство, чтобы всеми силами отвести беду от человека, в такой подходящий момент спасшего вас от неминуемой гибели, верно? Не мне тебя судить, Жанна. Я рад, что тебя не было в Париже вчера, и я советую не приезжать туда в ближайшее время. Из полицейских сводок следует, что убито около сорока женщин. Единственное преступление которых состояло в том, что они хотели быть красивыми и одевались немного лучше, нежели вязальщицы, - он допил кофе и поднялся. - Больше я тебя не побеспокою, Жанна.

Его слова хлестнули, как пощечина. Маркиза провожала взглядом экипаж, до боли стиснув руки. Убито более сорока женщин. Вот она - плата за спасение таких, как она. И все это - дело рук барона? Маркиза медленно подошла к столу и стала собирать посуду. На глаза попалась отложенная папка с упражнениями, которые она давала Жюли. Листок и чернильница. На этот раз барон не сможет упрекнуть ее в предательстве. Но это не значит, что она сможет смотреть на него и видеть прежнего человека - спасителя с благородным сердцем. "Я много думала и пришла к выводу... Нам стоит прервать нашу переписку... Мне бы не хотелось вас больше видеть... Спасибо за все и прощайте...."

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Фев 24, 2010 2:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Тюильри

Кристоф Мерлен, Максимильян Робеспьер

К походу «на Робеспьера» Кристоф Мерлен подготовился с вечера. Поводом послужила газета «Друг народа» - свежий номер, появившийся весьма неожиданно. Мерлен не был в курсе, почему газета не выходила, слухи ходили самые разные, вплоть до того, что выпускает ее какая-то любовница Робеспьера-младшего. Но это его сейчас не волновало. Подпись под статьями стояла – Жан Клери. Вот от этого и будем отталкиваться.

Похоже, этот Клери был ясновидящим. Проблему он видел со всех точек зрения, плюс – полная осведомленность в том, что говорят политики, плюс – мнения народа. Не анонимные! Было одно «но» в статье. Она была проробеспьеристская до чертиков. Политкорректность в каждом слове. Эх, Марат, наверное, видел бы это – засунул бы в задницу Жану Клери. Марат никогда не гнулся ни перед кем. А этот Клери, похоже, продался. Не зря же тогда открестился от Демулена, как только его готовы были уличить в сочувствии к нему. Но это – даже на руку. Итак, посмотрим, что скажет тиран на откровенно оппозиционную речь, если увидит ее на своем столе, а не услышит в Конвенте.

Мерлен постучался и вошел. Зеленоликий гений сидел за столом, теребя очки, и сочинял что-то с видом, словно он – как минимум сам Жан-Жак Руссо.

- Здраствуйте, гражданин Робеспьер, - вежливо заговорил Мерлен. – К вам можно?

- Проходите, гражданин Мерлен, - бросил на него беглый взгляд Робеспьер. Несмотря на то, что он был совсем не настроен на беседу, любопытство играло далеко не последнюю роль в этой... комедии. - К сожалению, у меня не так много времени. Располагайтесь и говорите, что у вас.

- Ну, как мы и говорили. Речь. - Мерлен сел. - Знаете, гражданин Робеспьер, буду откровенен с вами. В последнее время создается ощущение, что в Конвенте есть лишь одно мнение. Ваше. И не только в Конвенте. Возьмем, к примеру, современную прессу. Я изучил несколько газет. И, знаете, мне бросилось в глаза, что даже самые правдивые из них, котоыре раньше всегда писали острые статьи, противоречащие в некотрых вопросах праительству, теперь тоже соревнуются в изучении предложенных вами тем. Например, взять "Друг народа". Понимаю, что Марата не вернуть. Он был гением, и трудно найти человека, способного писать также. Но "Друг народа" просто превратился в "Друга Конвента"! Посмотрите, как ловко этот журналист доказывает, что секции - это плохо, братания на улицах - пошло, и так далее. Если он будет двигатся в том же темпе, то скоро допишется до того, что пить - вредно. А это - самая талантливая на сегдняшний день газета. Вот и другие. "Саппер Санкюлот", к примеру. Тут - совершенно то же самое. Ни одной попытки высказать свое мнение. А о других газетах - и говорить не приходится. Еще в начале года можно было говорить о свободе слова. Журналисты не стеснялись высказываться. Теперь же эта прекрасная и истинно республиканская манера говорить правду вымирает. Это - первый вопрос, о котором я хочу высказаться.

" А есть еще и второй?" едва не спросил Робеспьер. Вместо этого он просто смотрел на собеседника, пытаясь решить для себя несколько отвлеченный от политики вопрос: этот человек болен или просто строит из себя шута? Такими вещами как голова не шутят, но все же... Ничего подобного он не слышал с тех пор, как гильотинировали Эбера, неужели Кристоф Мерлен хочет сравняться с "Папашей Дюшеном"? - Выскажитесь и по второму, - предложил Робеспьер.

- Это позже, - коротко сказал Мерлен. - Мы договорились, что вы скажете свое мнение. На мой взгляд, свободная пресса - это движение, без нее нет споров, нет мнений, все починяется единому и неделимому. Разве это правильно?

- Я не со всем согласен, - как можно более серьезно ответил Робеспьер. - Вы глубоко ошибаетесь, если полагаете, что я или мои коллеги специально просматриваем прессу перед тем, как номер будет сдан в печать. Журналисты сами могут присутствовать на заседаниях, следить за событиями и наблюдать за происходящим. Единственное, что подвергается жесткому контролю - это "Монитер", так как мы не можем позволить извращать сказанное. В остальном журналисты вольны доносить до народа свою точку зрения и не их вина, что она отличается от вашей. Нельзя быть судьей, если не являешься участником событий. Вы лично участвовали в братании и вам это понравилось? Не осуждайте тех, кто это порицает. Если же вы пропагандируете прекрасную республиканскую манеру говорить правду - говорите ее. С вами согласятся или не согласяться, но дальнейшее уже зависит от вашего умения вести дискуссию.

- Говорят, что за споры с вами можно лишиться головы, - честно произнес Мерлен. - Я бы написал свое мнение, да не умею. - он развел руками. - Но вы не ответили на мой вопрос. Как вы считаете, нужна ли Парижу свободная пресса, позволяющая себе иногда высказывать не те мысли, что говорятся в Конвенте?

- Мне сложно ответить, так как я не могу проследить вашу логику, - ответил Робеспьер. - Если под свободной прессой вы подразумеваете откровенно бунтарскую, ту, которую могли бы нарасхват раскупать роялисты - нет, не нужна. Думаю, вы бы и сами ей не радовались. Если только изложенное в подобных статьях мнение не совпадало вашим.

- Я против роялистов. И готов их давить всеми силами, - сверкнул глазами Мерлен. - А как вы считаете, стоит ли мне поднять предложенную тему в Конвенте? Спрашиваю вас, как опытного человека, к совету которого стоит прислушаться.

- Не хочу давать вам повод думать, что я пытаюсь навязать свое мнение. Только что вы сами прямо об этом заявили, говоря о Конвенте, - спокойно сказал Робеспьер. - Это попытка взять свои слова обратно или же попытка поймать меня на слове, гражданин Мерлен?

- Второе, - сказал Мерлен и взглянул ему в глаза.

- Вам не приходит в голову, что я могу ответить тем же? - уже просто из любопытства поинтересовался Робеспьер, спокойно выдержав взгляд неожиданного оппонента. Мерлен напоминал ему щенка, который пытается кусаться. - Но в любом случае, вы ведете себя смешно, так как если бы вы действительно хотели выступить в Конвенте, вам вовсе не нужна для этого моя виза. Если это не способ картерного роста, конечно.

- А есть такая возможность? - поинтересовался Мерлен. Эта игра его завораживала. В голове стучал голос Фуше - тихий, вкрадчивый и очень недовольный. Да, он, скорее всего, все испортил. Но остановиться было уже невозможно. Форсирование Неподкупного, поражение и шальная пуля - эшафот. А что, если нет? Смерть всегда изменяла ему с кем-нибудь другим в последний момент. А Робеспьер считает его слишком мелкой сошкой, чтобы подписать приказ об аресте просто за один разговор.

- Нет, - честно ответил Робеспьер. - Даже не мечтайте. Разумеется, вы вполне можете выступить моим оппозиционером, если вам вдруг придет в голову такая мысль, но в результате каждый останется при своем. И результат этот зависит от вас, так как я не собиряюсь убеждать вас в чем-то или навязывать свое мнение. Высказать его - вполне.

- Ну так выскажите! - весело сказал Мерлен. - Вы же все только грозитесь пока что.

- Мы ведь говорили о Конвенте, - насмешливо напомнил Робеспьер. - А свое мнение о прессе я уже высказал, ответив на ваш вопрос.

- Знаете, я все-таки попробую выступить, - спокойно сказал Мерлен. - И посмотреть, согласятся ли со мной граждане. Мой второй вопрос пусть пока останется просто идеей. Пожелаете мне удачи, гражданин Робеспьер?

- Нет, - покачал головой Робеспьер. - Так как хочу оставить за собой право вступать в дискуссию. Если таковая будет.

- Будет, - коротко сказал Мерлен. - До встречи, гражданин Робеспьер. - Покинув кабинет Неподкупного, Мерлен зашагал к кофейне. Резко проснулся аппетит. Денег в кармане было мало - либо на коньяк, либо на дешевый обед. Поразмыслив, Мерлен выбрал второе. Надо подкрепиться, прежде чем он встретится с Фуше. Ведь тому придется рассказать, и он вряд ли его похвалит. Плевать. Мерлен верил в свою счастливую звезду. И эта вера никогда не подводила.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Фев 24, 2010 2:32 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Париж, Люксембургская тюрьма.
Мерлен, Эжени, генерал Гош.

Это повторялось каждый вечер – казни перенесли на послеобеденное время. Их выводят между пятью и семью, от чего зависит точное время – он не знает.
Топот ног. Потом - молчание. Потом – всегда – женский крик. И лязг ножниц. Как падают на пол волосы – неслышно. Иногда слышно, как рвется одежда, если воротник не поддается.

Сколько их там сегодня? Пятьдесят? Сто?
Лязг прекращается. Сейчас им связывают руки, которые они заранее складывают так, как надо.

Их выводят во двор. Въезжает телега – скрип колес.

Уже не люди, еще не животные, но уже ничего общего с тем, что еще час назад могло любить или думать.

Когда начинается бой, они тоже не думали и не любили, просто делали свое дело. Но это было другое. Ничего общего с покорным измученным животным, все существо которого – страх.

Сегодня вызвали по списку маркизу д’Эгильон. Значит, свидание после вечерней прогулки отменяется.

И в тот час, когда она хотела в последние разы своей жизни обещать любить вечно… Вечно в тюрьме любить легко. Всего-то от нескольких дней до недели.

Гош прошелся от стены до стены и сел, чтобы видеть окно.

Интересно, у его камеры специально окна выходят во двор, чтобы он слышал? Чего они добивались? Думали, он видел мало смерти, причем каждый день?
Мелкие штучки.

Открываются ворота. Маркиза уезжает в вечность – хотя нет, не симпатичная женщина с вздернутым носиком и завивающимися светлыми волосами. Просто кусок человеческого тела с неровно обрезанными прядями, который дрожит, и чьи глаза безумно оглядывают внешний мир, который она видит в последний раз.

*Я забыл здесь, что значит любить. Но я не боюсь смерти. Я лишь не хочу умирать предателем.*
Он запечатал письмо, которое можно будет отправить завтра. Дьебль, его добрый друг, который тоже видит смерть каждый день, как он сейчас – слышит. Но у них там армия, пушки, война, и даже смерть совсем другая. Не кровавое месиво из голов и переломанных позвоночников. Там есть и похуже, особенно после залпа картечью. И головы не укладывают в ноги. Но никакой покорности, никаких криков страха. Там больше жизни, чем здесь, в тюрьме.

И запах крови там настоящий, а не тот, который чудится тут каждую минуту в воздухе – липкий и тошнотворный.

И если бы обвинение было не в предательстве – он бы привык даже к этой иллюзии. В конце концов, умереть на вершине славы – вполне неплохая участь. Да, можно сейчас начать метаться и бить в стены руками, умоляя дать ему смерть там, где он, кажется, родился – в армии. И к черту генеральские эполеты, пусть дадут ружье солдата, но не на деревянной постели гильотины, не животным со связанными руками, не ни за что, а за Республику.
С другой стороны, страх умереть предателем – это просто только страх, такой же неприличный для смелого человека, как и страх погибнуть под пулями неприятеля.

Поэтому стоит запастись безразличием и ждать правосудия, обещанного Сен-Жюстом.
Они невзлюбили друг друга с первого взгляда, возможно, потому что были довольно похожи.
Как ему однажды сказала случайная знакомая – «Вы выглядите как человек, у которого все случилось слишком рано».
Интересно, где она сейчас? Дантонистов казнили, а впоследствии казнили и некоторых женщин, связанных с «умеренными». Они теперь не удовлетворяются арестом только тех, кого считают подозрительными. Подозрительны становятся все. В одну ночь приходят за тобой, завтра – за родителями, следом – за женой и друзьями. Вот вам сразу и заговор. Так они сражаются на благо Республики, такое у них правосудие.
И вот этот мелкий и подлый тип правосудия разочаровывал генерала Гоша больше, чме даже их былые стычки с Сен-Жюстом.

Тогда они играли по-честному, ругались, повышали друг на друга голос и находили решения.

А потом комиссар покинул армию, чтобы увидеться уже в Париже.

Как только Гош увидел, что его отстраняют от командования и вызывают в столицу, первым делом он посетил Сен-Жюста.
*Я знаю, ты меня терпеть не можешь. За непослушание, за гордыню, за все то, что ты не выносишь в людях. Но я заслуживаю правосудия, и готов отвечать по всей строгости – но лишь по справедливости*
Сен-Жюст смотрит сквозь него – ничего общего с собранным комиссаром на линии фронта.
*Ты получишь свое правосудие*
На следующий день он был арестован.
Вот и вся армия, все войны и победы.
Все правосудие Сен-Жюста.

До позавчера у него был здесь друг. Его адъютант, почти мальчишка, которого он отличил от других солдат, приблизив к себе.

Его арестовали по какому-то мелкому делу. Оказывается, его мать была из «бывших».
Вчера его вызвали в Трибунал.

Он оставил Гошу часы, наказав никогда не расставаться с ними.

Обнялись на прощание. Двери закрылись за ними около восьми вечера.

Сегодня его тоже уже больше нет. Он остановил стрелку на часах и убрал в карман, как только телега выехала.
Остается читать книги, гулять по тюремному двору и заводить романы с женщинами, которым так хочется напоследок влюбиться, отбросив все условности. Вчера доставили новую арестантку. Жозефина Богарне, куртизанка. Непотребная, в целом, женщина, но из оставшихся сегодня узниц она была единственным хоть немного подходящим вариантом, тем более, что маркизы уже, возможно, нет. А если есть – ее не будет через полчаса.
Жозефина уже подходила к нему, и, кажется, не поняла ответ *Чуть позже*. Она еще привыкнет к тюремным порядкам. Неумна, но еще вполне хороша собой. А ее невысокие моральные нормы и привычка одаривать любезностями слишком многих осталась вне этих стен.

Гош прогнал ощущение легкой брезгливости и попробовал пригладить волосы, жалея, что тут нет зеркала. Придется использовать Жозефину и для этих целей тоже.

Дверь камеры открылась.
- Гражданин Гош, к Вам посетители. Идемте, - охрана не была многословна.
Гош нахмурился, перебирая тех, кто мог захотеть его увидеть. Впрочем, кто бы это ни был – возможно, есть новости о Пишегрю, о Журдане, о Моро… Они знают хоть что-то. Он пошел впереди охраны быстрым шагом, а конвоиры едва поспевали.

Его завели в комнату и оставили одного.

Вошли двое, мужчина и женщина. Мужчину он точно когда-то видел, но сейчас
не мог припомнить ни обстоятельств, ни его имени. Военная выправка, одет почти щегольски, но слегка небрежно. Торопился что ли? Но что ему тут надо? Гош щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя, но сразу понял бесполезность упражнений с памятью и продолжил рассматривать незнакомца, сложив руки на груди.
А вот женщину он вспомнил довольно легко.
- А я думал, Вас нет в живых, - нарушил он молчание, - Значит, наш договор в силе? Вы остались одна и пришли ко мне?


Эжени молчала, пока они с Мерленом шли к тюрьме Люксембург. Ее спутник нервничал и явно тяготился сегодня и ее обществом, и самой ситуацией.
Вчера он ушел так быстро. Он снова ничего не понял, и, кажется, уже ревнует.

Может быть, стоило соврать про то, что у него все получилось, и она правда теперь не одинока?

Он теперь выглядит потерянным и почти не хочет разговаривать.
Они слегка задержались, пытаясь пробраться сквозь толпу на площади Республики. Казнь как раз начиналась. Нет, на эшафот смотреть нельзя, иначе они никуда не пойдут, потому что она просто сбежит от него и ото всех.
Вот и здание тюрьмы посреди сада, где цветут розы. Такое красивое здание. А решетки уродуют его, перечеркивая воздушную красоту Люксембургского дворца своими черными когтями.

Мерлен поговорил с охранником. Тот сперва недоуменно пытался что-то возразить, но Эжени, не участвуя в разговоре, помогла его мыслям прийти в согласие с их просьбой.

Им отворили дверь и провели в один из залов.

Высокий человек стоял спиной к окну. Его глаза с интересом загорелись, разглядывая неожиданных посетителей.
*Какой он красивый*, - грустно подумала Эжени, - *И держится, как будто он здесь главный, а мы - подозрительные дезертиры*

Мерлен, видимо, подумал о том же. Когда генерал обратился к ней, он, казалось, был готов броситься на него, но остался стоять на месте с деланным безразличием.
- Я не одна, генерал Гош, - ответила Эжени и взяла Мерлена за руку, - Я теперь с ним.

Мерлен уныло наблюдал за происходящим. Ну и идиот он, ничего не скажешь! Привязался к девушке, она всеми силами дает ему понять, что ходит с ним из жалости. И зачем он ходит - спрашивается? Бедняжка, пришла к мужику, о котором только и говорит в последнее время, и при этом хочет сделать вид, что вовсе он ей не интересен. Даже за руку взяла, и представляет своим любовником. От этой жалости хотелось плюнуть на все и уйти. Но не показывать же легендарному генералу своего поражения! Мерлен кивнул ему. - Ну, здравствуй, генерал, рад познакомиться. Я узнавал - твое дело будет слушаться через неделю. Хотя тебе, наверное, сообщили.

Гош смерил Мерлена взглядом, не сулившим ничего хорошего, как будто он был человеком, пойманным в расположении военной части со старым паролем. Даже комиссары Конвента как миленькие задерживались в лагере до подтверждения личности, если нарушали своими действиями распорядок. Лакост тогда грозил ему всеми карами за полчаса под арестом, на что Гош возразил, что, к несчастью, комиссаров Конвента нет возможности быть представленными перед всей армией, и что допусти он один прецедент – и враг моментально узнает о подобной лазейке…

Он встряхнул головой и вернулся в реальность, пристально глядя на Мерлена.
- Какова цель Вашего визита? – спросил он безаппеляционно, - К сожалению не могу уделить Вам столько времени, сколько хотел бы. Итак... Ваше имя?

- Не надо смотреть на моего спутника, будто он самовольно оставил позицию, пожалуйста, - Эжени слегка перепугалась, наблюдая за знакомством этих двоих, - И новый пароль мы все равно не знаем, - На самом деле она удивилась словам Мерлена. Он ни словом не обмолвился ей, что дело генерала будет слушаться через неделю. Ведь это значит, что через неделю и один день его казнят.

- Цель? - удивился Мерлен. - Вот эта гражданка попросила меня проводить к вам, генерал. Что я и сделал. Так что лицо попроще можно сделать. Еще вопросы будут?

- А меня зовут Эжени, помните? – некстати вставила Эжени, испытывая легкое желание то ли свернуть Мерлену шею за бестактность, то ли еще больше ощутить свою вину за то, что он просто такой, как есть.
Гош кивнул, пытаясь снова справиться с изумлением.
- Я рад Вас видеть. У Вас все хорошо?

Эжени покачала головой.
- Иначе я бы не нашла Вас. У меня все очень плохо, генерал. Только по-моему у Вас теперь еще хуже. Я не знала, что Вас через неделю казнят, правда, мы не за этим пришли… Ой, - она прикрыла рот рукой, - Я очень, очень бы хотела для Вас что-то сделать.

От удивления Гош присел на край стола и сделал жест, чтобы прервать обоих.
- Стоп. А теперь по порядку. Вы живы, я рад этому. Не надо оправдываться. Про казни и процессы забудьте. Я уже понял, что главные войны играют теперь в Париже. Зря я посмеялся когда-то над Баррасом… - Он повернулся к Мерлену, - Теперь разберемся с Вами. Ваше имя? Я где-то Вас видел, но не помню обстоятельств. У Вас выправка военного. Италийская армия? Северная? Мозельской командовал я сам, поэтому отсюда можно Вас исключить. Откуда у Вас новости о моем процессе?

- Италийская. Когда-то. - нехотя произнес Мерлен. Я - Кристоф Мерлен. Служил в кавалерии, если это имеет значение. Навел справки. Знакомый служит у Фукье, - военная выправка взяла свое, и Мерлен давал короткие и точные ответы, несмотря на то, что сама ситуация, в которой он оказался, раздражала до чрезвычайности.

- Вы хотите сказать комиссар Мерлен, - поправил его Гош и подошел ближе, - Не люблю неточностей. Я вспомнил, откуда слышал про Вас. Италийская армия. Прекрасно. Мне интересно все. Рассказывайте. Журдан не пишет мне, а Пишегрю, - он махнул рукой, - Они далеко продвинулись? А безумная южная кампания закончена? Бельгия – вот цель. Вы меня понимаете? Вы комиссар, Вы еще можете приказывать. Пусть меня казнят как изменника, я буду изменником, если не донесу эту мысль так, чтобы меня услышали. Вам ясно? – Обращаясь к Мерлену, он разглядывал эту странную пару, - Видите, Эжени, - хмуро закончил Гош, - Вы не можете для меня ничего сделать, если только Вы случайно не семнадцатая или восемнадцатая младшая сестра Карно. Поэтому делать ничего не надо. Пока этот гражданин ответит, рассказывайте. У Вас все плохо, верно? В таком случае? – Гош указал на Мерлена, вопросительно подняв бровь.

- У меня все плохо, но я пришла не жаловаться, а потому что наоборот хотела уточнить, что у Вас все в порядке, - сбивчиво ответила Эжени, - Просто когда мне что-то снится, я верю снам. А Вы мне стали сниться с тех пор, как… ну в общем, случилась одна история с птицами, в моем кафке. Ну, я купила кафе с попугаем.

- Попугай Вам подходит, а на владелицу кафе Вы не похожи, - задумчиво сказал Гош, бесцеремонно взяв Эжени за руку, свободную от Мерлена, - Поздравляю, гражданин. А теперь расскажите про армию. Я слушаю.

Эжени высвободила руку, искоса глянув на Мерлена.

- Я был ранен, и вынужден проводить время в Париже. Вряд ли я смогу дать вам сейчас исчерпывающую информацию, генерал, - спокойно сказал Мерлен. - Уверен, ваши друзья в ходе своих визитов рассказали вам о положении армий. Добавить мне нечего. Кроме того, что Журдан вернул себе прежнее положение и направлен на помощь к Пишегрю. Эжени, прости, но мне пора. Ты сможешь оставаться тут еще полчаса. И навещать генерала через день. Счастливо оставаться. - Мерлен отсалютовал Эжени и генералу Гошу и направился к выходу. Что-что, а держать себя в роли шута он не позволит.

- Простите... Мне пора. Кажется, он обиделся, а я снова не одна, - Эжени виновато взглянула на Гоша и помчалась за Мерленом.

Оставшийся в комнате покачал головой и рассмеялся. Комиссарам снова везет, но вечер выдался все равно замечательный. Скорее удивительный. Дождавшись, пока хлопнут обе двери в тюрьму, Гош позволил отвести себя в камеру, где принялся рисовать карту театра военных действий, пытаясь догадаться, куда направил армии скотина Пишегрю.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Фев 25, 2010 1:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, Тюильри, потом - театр вампиров.
Доминик Демервилль, Барер\\Элени, Демервилль

- Ты решил убить себя работой, Бертран? – ядовито осведомился Демервилль, пытаясь скрыть легкую обеспокоенность. В последнее время титаническая работоспособность его патрона приобрела невиданный и действительно кошмарный размах. Нет-нет, его старший друг всегда работать любил, и делал это в больших количествах, но при этом пользовался репутацией человека, который успевает все одновременно, ухитряясь посещать все интересовавшие его многочисленные премьеры, выставки, навещая знакомых дам, заболевших друзей, которых у него, кажется, была целая армия, а еще умудряясь писать какие-то заметки и мелкие литературные опыты. Но в последнее время все изменилось. За последние недели не меньше десятка разной степени светскости дам Парижа осведомились у Демервилля, не заболел ли известный политик, и не надо ли его проведать.

Первые дни Демервилль отмахивался от интересовавшихся, как от назойливых мух, но потом все же решил нанести другу визит. Тщетно прождав его часа четыре и узнав от квартирного хозяина и, разумеется, хорошего друга, Барера де Савалетта, что последний приходит теперь около трех ночи, а около восьми уходит в Тюильри, Демервилль решил предпринять очередную попытку. Патрона явно что-то снедало изнутри, абсолютно незаметное для окружающих, а его коллег явно только радовавшее. Но нет, в этом было что-то не то. Работать запоями – да, но не терять интерес к окружающему миру, ведь именно любознательность была одной из наиболее характерных черт Барера. Пожалуй, да. Все было так же. Тревожила только потеря интереса к внешнему миру. И она что-то скрывала. Впрочем, пытаться вырвать признание у старшего друга не входило в намерения Демервилля. Захочет, сам расскажет хоть осколок правда. А может, и даже не осколок, а еще меньше. А скорее не расскажет ничего, прикрываясь светскими любезностями. Такой вот у него лучший друг.

Замечание Демервилля слегка вывело Барера из чувства равновесия, одной частью которого был он сам, а другой – проект декрета по ведомству Сен-Андрэ. Интересно, сколько он часов или дней сидит в этом кабинете? Может быть, он так заработался, что двое суток слились в одни, и Демервилля прислал встревоженный Савалетт? Барер улыбнулся Демервиллю, показывая, что рад ему, и прекрасно его расслышал, но не ответил, пока не закончил абзац. К сожалению, только горы написанных и ненаписанных строчек в последнее время помогали не думать об актрисе, которая подобралась к нему слишком близко, став такой важной частью жизни, а потом оказавшейся… В лучшем случае – просто беглой аристократкой, решившей поиграть с толпой, да еще и заодно посмеяться над некстати повстречавшимся ей на пути политиком, в худшем случае – заговорщицей, живущей по фальшивым документам женщины, около века назад погибшей насильственной смертью. И все же… Все же она не шла у него из головы. И на днях придут донесения из провинций, где жили исчезнувшие без вести люди, по чьим документам живут другие актеры театра. Он все равно узнает, что ей двигало и что за этим стояло. И первым сдаст ее, если окажется, что прекрасная королева была просто провокаторшей и шпионкой.
- Прости, Демервилль, - сказал Барер вслух, беспечно расписавшись под отчетом, - Если я и умру здесь, то умру, выполняя свой долг. Мечта патриота…

- И тебе поставят памятник в Тарбе, конечно, - мрачно закончил Демервилль, - Именно об этом ты и мечтал всю жизнь.

- Я мечтал о многом, - улыбнулся Барер, - В том же Тарбе я и не думал, что однажды окажусь в этом городе и в самой круговерти событий. Мечтал каждый год видеть цветущую у нас лаванду, пробовать молодое вино, найти следы истории Роланда в Пиренеях…

- Цветущая лаванда, - с непонятным выражением проговорил Демервилль, на сей раз придерживаясь, как и его друг, правильного парижского выговора, - Ты всегда про нее вспоминаешь, когда хочешь что-тозапереть от посторонних глаз.

- Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли, - усмехнулся Барер, - Ну так что, составишь мне компанию за ужином, или ты просто задержался по делам Комитета Общей Безопасности?

- Лучше, чем составлю компанию за ужином, - хитро улыбнулся Демервилль, - Я пришел украсть тебя в революции и отвести в Театр. Сегодня премьера. Билетов было не достать, но как только директор Театра услышал, что его собирается посетить такой ценитель, как ты, что пригласил нас в свою ложу. Ты же не хочешь обидеть человека, который хочет оказать тебе гостеприимство, Бертран?
На подобные аргументы Барер возражать никогда не умел, поэтому позволил себе прерваться и выйти за своим молодым другом на улицу.

***

Театр Вампиров. Барер про себя рассмеялся иронии судьбы, оценив двусмысленную и доброжелательную улыбку директора, широким жестом распахнувшего перед политиками дверь своей ложи.
Элени Дюваль была уже на сцене. Давали красивую пьесу, в которой фигурировала зима. Изначально, видимо, она была отрицательным персонажем, но в исполнении Элени ледяная королева вызывала на глазах слезы. Талантливая актриса стала гениальной. Да, гражданин Лафонтен прав, Кандей и в подметки ей не годится. Да даже если бы она была бездарна и никому неизвестна…
- Элени Дюваль, - вслух произнес Барер.

Демервилль рядом с ним подскочил, как будто его ужалила змея.
- Это она? – спросил он по-провансальски, - Это из-за нее ты начал расследование.

- А ты прекрасный следователь, друг мой, - улыбнулся Барер, - И я оставлю твой вопрос без ответа.

- Из-за нее ты теперь работаешь ночами, пытаясь одновременно принести пользу Республике и раскрыть ее тайну? – полуутвердительно заметил Демервилль, - Она играет публикой, как кот мышами, и она очень опасна. Ты рискуешь, пытаясь вытащить ее секрет на поверхность.

- Кошка, - поправил мягко Барер, - Как кошка с мышами.

- И что теперь? – спросил Демервилль, смешавшись.

- Продолжим расследование, - спокойно ответил Барер, - Сегодня вечером или завтра самое позднее я получу новые сведения. И от тебя тоже жду результата, друг мой.

- И если твои подозрения – правда, то – что? – переспросил Демервилль, - отправишь ее на эшафот собственноручно?
Барер не ответил, неопределенно передернув плечами.

- А если не отправишь, и ее тайна будет вскрыта другим, то на эшафот рискуешь угодить и ты, между прочим, - горячо ответил Демервилль на молчание друга.

Барер снова улыбнулся и покачал головой, давая понять, что на эшафот пока не собирается.
- Друг мой, ты великолепно умеешь докопаться до истины, - наконец сказал он и улыбнулся, - Но ты зря сомневаешься во мне, хотя вовремя напомнил мне о том, что меня ждут наши с тобой дела. Хочу скорее ознакомиться с вечерней почтой. Надеюсь, ты за меня скажешь положенные комплименты актерам, а мне расскажешь, чем закончился спектакль, - он кивнул Демервиллю и слегка поклонился Арману, после чего быстро покинул ложу.

***

Демервилль готов был удавиться собственным галстуком.
Чем больше признаков нормальности сейчас демонстрировал его друг, тем слабее в них верилось. А виновата в этом она. Элени Дюваль. Женщина, умершая насильственной смертью век назад и воскресшая на сцене в образе шпионки роялистов. Она нарочно все подстроила, конечно. И приглашение в театр от их директора с обязательным пожеланием видеть гражданина Барера, и места в центральной ложе… Тварь. Гадина. Змея. Нет, это нельзя так оставлять. Она, конечно, просто негодная женщина, но свое дело в отношении его друга ей придется перестать творить раньше, чем ее судьбой займется Комитет. Если она уедет, он первым поклянется никогда ее не тронуть. Бертран со временем все забудет и, наконец, перестанет мучиться выбором отправить на эшафот любимую женщину, или сходить туда с ней за компанию, тем более, что этой женщине кроме поклонения и аплодисментов ничего не нужно.

Действие шло к концу. Спектакль захватил Демервилля – талант актрисы отрицать было сложно. Но его решения это не отменяло. Поаплодировав их ложи по окончанию спектакля, он вышел из театра, чтобы обойти его с другой стороны. Вход для актеров. Осталось подождать.

Через полчаса ему, наконец, повезло. Элени Дюваль выходила последней и заперла за собой дверь. Он приблизился к ней.
- Гражданка, мое имя – Доминик Демервилль. Комитет Общей Безопасности. У меня есть к Вам разговор, - холодно произнес он.

Элени медленно повернулась. Однажды она мельком видела этого человека. Один из немногих, к кому Бертран Барер относился с симпатией. Нет, даже больше, чем с симпатией – он считал его другом. Он был значительно младше Барера и полон иллюзий, свойственных людям, не видящим дальше собственных представлений об идеальной республике. Но присутствие здесь этого человека означало… да, значит, ей не показалось, и Бертран Барер, был на спектакле. Она видела знакомое лицо в ложе Армана, но постаралась не смотреть в ту сторону, стыдясь собственной привязанности. Если бы можно было вырвать из сердца эту угнетающую страсть, если бы можно было попросить кого-то стереть мысли и начать все с чистого листа! Но это невозможно. Значит, годы кошмара и тоски. Пора признаться в том, что она влюбилась. И назвать вещи своими именами.
- Добрый вечер, гражданин Демервилль, - вежливо поздоровалась Элени. – Я к вашим услугам.

- Рад Вашей сговорчивости, гражданка, - грубо ответил Демервилль и подхватил Элени под локоть, увлекая к набережной, - А теперь поговорим. Я буду короток. По Вашей вине мой хороший друг оказался в большой беде. Вы понимаете, о ком идет речь, или пояснить?

- Не надо ничего пояснять, ради всего святого, - Элени обожгла его взглядом. - И, прошу вас, поосторожнее. Мне больно.

- Ему тоже, - бросил Демервилль, - Итак, нам известно про Вас все. Или почти все. Возможно, в эту самую минуту Бертран читает последний отчет и размышляет, что все-таки будет лучше - отправить на эшафот Вас, составить Вам компанию, или галатно помочь Вам сбежать и, в случае, если все вскроется, отправиться на эшафот самому без сопровождения дамы за то, что влез в роялистский заговор и упустил шпионку. Я решил не заставлять его решать подобную задачу и поговорить с Вами первым.

- Роялистский заговор? - изумилась Элени. - О чем вы, месье? Я практически не покидаю стен этого театра. А эшафот... Думаю, моя казнь имела бы успех, не правда ли? - Она мягко взглянула на молодого человека. - Успокойтесь. Мы не встречались с вашим другом уже давно. И вряд ли встретимся.

- Я так и думал, что успех значит для Вас все, - ответил Демервилль, - Но нам известно то, что может Вас к нему привести. Ленорман, думаю, не выдержит очной ставки. Вы живете по поддельным документам, причем женщины, умершей сто лет назад насильственной смертью. Человек, который выдал документы, вскоре исчез бесследно. Управление Театром передано Вам аристократом де Лионкуром. Отличные штрихи к портрету женщины, не покидающей Театр... без особых целей.

- Вы ошибаетесь, - улыбнулась Элени. - И если говорите об аристократе де Лионкуре, то стали жертвой обмана. Но вы - представитель власти, и вам решать, кому и зачем устраивать очные ставки. Я бывала в салоне Ленорман пару раз, и готова с ней встретиться еще раз. Вот только ради чего? К ней ходили многие... - Элени стало грустно. Оказывается, они раскопали про нее, и про Театр множество информации. Конечно, решить это досадное недоразумение будет просто - достаточно поработать немного с их памятью, а потом мысленно приказать уничтожить бумаги. Но думать о подобном решении вопросы было неприятно. Даже противно. Также, как и о том, что политик Бертран Барер остался верен себе. Не пылкий гасконец, но комитетчик, копающийся в чужих тайнах.

- Чем больше Вы запираетесь, тем меньше я буду Вас уважать, - горячо сказал Демервилль, - Я пришел не вынуждать Вас признаться во всем самой, а то Бертран, который и так прекрасно понимает, что творит, но остановиться уже не может, сам соберется составить Вам компанию в Консьержери, а потом на площади Революции. Я не хочу так рисковать. Уезжайте сами. Он не будет искать Вас, и мы сможем спокойно закрыть бумаги в столе, не дожидаясь, пока Ваша очередная безумная выходка или простая проверка вскроют и Ваши тайны, и наше расследование.

Элени остановилась и посмотрела ему в глаза. Он стоял и смотрел, кипя от праведного гнева, думая, что придумал блестящий вариант, как вернуть спокойствие своему другу. Другу и благодетелю. Человеку, который открыл ему дорогу в Париж.

… Элени увидела их – изящного темноволосого адвоката в приталенном черном фраке и белоснежной рубашке с галстуком из тонкого шелка и рядом с ним – простоватого голубоглазого мальчишку с разлохмаченными рыжеватыми волосами.
- Бертран, ты ведь напишешь мне из Парижа? Только очень подробно, пожалуйста! Мне-то вряд ли светит туда поехать. Хотя… Знаешь, я, кстати, просчитал, что если я и дальше буду продолжать работать секретарем в суде, то за семь лет смогу накопить денег на поездку в Париж на целый месяц. А знаешь, я читал, что в Париже более десятка соборов и мостов. И еще что ваша Ассамблея будет заседать в каком-то дворце. Точнее… в монастыре… Да?
Его собеседник улыбается, слушая эту наивную болтовню. Затем принимает решение.
- Собирайся, Доминик.
- Ккуда? – молодой человек округляет глаза. – Ты меня ну слушал, да?
- Нет, как раз слушал. И очень внимательно. Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Мне ведь тоже понадобится секретарь.
- О господи… Бертран… Ты серьезно! – молодой человек издает победоносный клич. – Я быстро! У меня и вещей-то нет почти! Через час я буду тут! Спасибо тебе, спасибо!

… Воспоминание. Смешное и грустное одновременно. Если бы ты знал, Доминик Демервилль, в какое сборище гадюк ты стремился из своего уютного Тарба…

- Нет, - тихо сказала Элени. – Я никуда не поеду.

Демервилль удивился перемене настроения собеседницы. Только что строила из себя оскорбленную невинность, а теперь... Да что она еще хочет сделать???
- Почему? - спросил он с сожалением.

- Я никогда не покидала Парижа. Никогда. Я выросла здесь, здесь любила и умирала на сцене. Париж - вся моя жизнь. Я знаю здесь каждый камень. Вы понимаете, о чем я? Ведь вы тоже любили ваш город, пока жажда познать что-то новое, жажда стать свидетелем исторических событий не прогнала вас из дому, не правда ли? Серый двухэтажный домик и сад. Каждое лето там зацветали вишни, и под этот опьяняющий аромат можно было часами лежать на траве с книгой, повествующей о героях и сражениях, а потом, запрокинув голову и подставив лоб ветру, представлять себя в пучине событий. Убивать врагов, спасать прекрасных дам, ловко орудовать шпагой и кинжалом. Мы часто делаем неверные шаги, и дороги, по которым мы блуждаем, не всегда приводят нас к нашим мечтам. У меня тоже есть свой путь и свои мечты. Пожалуйста, не сердитесь и не думайте, что я - капризная примадонна, гуляющая по трупам и не желающая ничего слышать. У меня тоже есть сердце. Просто оно бьется не так громко, как у других. - Элени отвела глаза, устыдившись своей пылкой речи. Боже, что с ней происходит!

Демервилль смутился. Видимо, Барер много рассказывал ей о доме, или эта актриса просто видит людей насквозь. Но здесь Париж. И ему уже никогда не будет двадцать.
- Я понимаю Вас, - мягко сказал он, - Но биение Вашего сердца мешает Вам открыть глаза на реальность. А реальность такова, что Ваши неосторожные действия или злой умысел уже вызвали последствия, стоит которым всплыть на поверхность - и погибли не Вы одна. Я толкую Вам не про высокие материи, а про ответственность за свои поступки, которая падает и на других людей. Я не увидел иного способа нивелировать ее для всех участников этой истории. Но Вы слышите только себя. По крайней мере моя совесть теперь чиста, - Он коснулся пальцами шляпы и поклонился женщине.

- Вы ничего обо мне не знаете. Ничего... - грустно сказала Элени. - Пусть все идет, как идет. Я не верю в Бога, но верю в судьбу. Прощайте. - Она неловко повернулась и медленно пошла по направлению к Театру.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Фев 25, 2010 2:51 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Заседание Комитета общественного спасения

Лазар Карно оглядел коллег. Сидят, ерзают на стульях, делают вид, что им не любопытно, что послужило причиной того, что их собрал Карно. Хлеба и зрелищ. Бийо-Варенн, этот провокатор и правая рука Барера, гавкающий по его указке, кажется, все понял верно. Его умное и подвижное лицо сегодня сосредоточено. Рот кривится в усмешке, но старательно держится на замке. А вот Барер выглядит неважно. Под глазами темные круги, осунулся. Знать бы, о чем думает этот утонченный якобинец, умело лавирующий между всеми фронтами одновременно. Приер. Человек, на которого можно положиться в вопросе военных поставок и настоящий профессионал. Был бы поумнее и подальновиднее, достиг бы большего. Но и так неплохо. Ленде уткнулся в бумаги. Бедняга, он сильно сдал после казни Дантона. Надо бы поговорить с ним и забросить крючок, такой может стать хорошим союзником. На него, видимо, с теми же мыслями поглядывает Кутон. Пушечное ядро замедленного действия. Язык заменил ему ноги. Самая желчная и низкая тварь из приспешников Робеспьера. Кстати, о Робеспьере. Кажется, он всерьез взялся за дело. Если его не заткнуть сейчас, последствия могут быть необратимы. Хотя, что говорить, Карно до сих пор не жалел о том, что рискнул ради спасения нескольких верных людей. Теперь все они были вне пределов Парижа, а барон, полный новых планов, мотался по городу, собирая по крупицам общественное мнение. О, вот и два последних члена Комитета – Робеспьер и Колло вошли практически одновременно. Когда обмен приветствиями закончился, Карно заговорил.

- Граждане коллеги! Я сразу перейду к делу, если вы не против. Мне бы хотелось поднять вопрос о разграничении полномочий. События последних дней показали, что правительство справляется со своими обязанностями плохо. Не люблю говорить об отсутствующих, но тем не менее. Гражданин Сен-Жюст, взявший на себя обязанность по руководству Бюро общей полиции, на мой взгляд, полностью завалил работу. Потому что вместо того, чтобы командовать жандармами и следить за порядком в Бюро он разъезжает по миссиям там, где его присутствие не требуется. – Карно с вызовом взглянул на Робеспьера, затем обвел глазами присутствующих.


- Бюро без руководства не останется, - ни к кому не обращаясь проворчал Колло. Он надеялся зарыться в бумаги, многие из которых давно требовали ответа, но до которых просто не доходили руки и тем самым осводить немного времени для отдыха. Обычно он не жаловался, но последние события, когда пришлось мотаться по заставам, успокаивать людей и, как говорил Приер "командовать без пользы для дела", надолго выбили его из привычной колеи. А теперь мы сядем обсуждать всем давно надоевший вопрос о том, кто чем будет заниматься. Власть не поделим, граждане? Надоело. - Какое отношение имеет отсутствие Сен-Жюста к событиям последних дней, Карно?


- Объясню, Колло, - легко согласился Карно. - Сен-Жюст выступил с предложением подчинить Бюро Комитету общественного спасения, и мы поддержали его, тем самым взяв ответственность и на себя. В течение периода, когда Бюро подчинялось Бюро общей полиции, подобных эксцессов не происходило. Вы будете спорить? Сегодня я имел беседу с гражданином Вадье. Комитет общей безопасности пускает шпильки в наш адрес. И, к сожалению, я вынужден признать, что имеет на это полное право. Кстати, вы, гражданин Колло, в связи с последними событиями, кажется, тоже забросили свои основные дела? Бегали по заставам, не так ли? Может, мне, военному генералу, тоже стоит попробовать себя в новой ипостаси? Например, поменяться с гражданином Давидом и заняться изучением современных театральных постановок? ВОпрос серьезный, граждане. Никто не хочет высказаться?


- Мы приложили слишком много усилий для того, чтобы жандармерия подчинялась непосредственно нам, - сказал Приер. - Предлагаете снова распрелить все между нашим Комитетом и Комитетом безопасности и тем самым усилить уже и без того существующую путаницу? Я против опрометчивых решений, граждане.

- Ну бегал, - мрачно сказал Колло, когда Приер замолчал. - И не только я. Не знаю, как вам, граждане коллеги, а мне сейчас не до философии. Что вы предлагаете, Карно?

- Я неясно выразился? Навести порядок и разобраться в обязанностях. И услышать мнения остальных.

- Мне кажется, - мягко сказал Барер, пытаясь быстро найти позицию, с которой бы согласились все по отдельности, не отвлекаясь от бумаг, - Что гражданин Карно совершенно прав, и меня радует согласие в нашем Комитете, которое наступает так нечасто. Действительно, переиграть все заново - утопия. Если мы обратно передадим те обязанности, которые так долго стремились получить, мы покажем свою слабость и отсутствие единства. Но навести порядок необходимо, чтобы никто не мог упрекнуть нас в том, что мы не контролируем ситуацию.

- Кстати, насчет ситуации. Необходимо еще и избежать ошибок в будущем, не так ли, граждане? Или порядок наводится иначе? - насмешливо спросил Бийо-Варенн, - Очевидно, что Карно прав. Без Сен-Жюста дела внутренней полиции ослабли, - его взгляд задержался на Кутоне, который обычно замещал Сен-Жюста по данному направлению, когда тот находился в миссиях, - Но и держать нашего коллегу безвылазно в Париже мы не сможем, не так ли?



Барер кивнул и продолжил развивать мысль.
- Бийо предлагает кому-то из Комитета взять на себя дополнительную работу, как я понимаю. Но будет несправедливо и главное непорядочно по отношению к нашим же коллегам, которые занимаются делами общей полиции сперва вынудить взять себе в помощь кого-то еще, да еще и навязать такую кандидатуру. Мне кажется, что помощника они должны выбрать сами и добровольно - конечно, если Комитет решит, что такой нужен. В любом случае нам не хватает Сен-Жюста, - в заключение поддержал он одновременно высказывание и Робеспьера и Карно, с которым и сам был смутно согласен.

- Не стоит валить на Антуана все, что произошло, - резко сказал Кутон. – Вы, гражданин Карно, сами подписывали бумагу об отправке его в миссию. И, раз уж на то пошло, что вы делаете в Париже, тогда как наши армии терпят поражения? Если следовать вашей логике, Сен-Жюст должен быть возвращен в Париж, а на его место должны отправиться вы, как человек намного более опытный. Насколько я знаю, Сен-Жюст и Леба выбрали для себя самый трудный участок фронта.

- Я бы отправился хоть завтра, - грозно нахмурился Карно, испепеляя взглядом триумвира. – Если бы знал, что в Комитете порядок. О чем можно говорить, если председатель Комитета сам бегает по улицам, разгоняя заговорщиков и рискуя быть убитым?

- Многие из вас, граждане, не смогли добраться до Тюильри по той простой причине, что были задержаны по дороге, - тихо сказал Робеспьер. - Вы останавливались и делали все, что в ваших силах для того, чтобы восстановить порядок, не так ли? А прибыв в Тюильри отдавали необходимые распоряжения жандармским частям, некоторые из вас проверяли сводки и доклады. Следовательно, гражданин Карно только что высказал свое ценное мнение не только обо мне, но и вас, граждане. Колло, Приер, Бийо, Ленде... полагаю, что пройдет совсем немного времени и граждану Карно понадобятся отчеты о наших действиях, так как только он понимал, что происходит на самом деле.


- Не перевирайте мои слова, Робеспьер, - взвился Карно.


- Ни в коем случае, - жестко сказал Робеспьер. - Я просто хочу верно расставить акценты. И спросить, что делали вы в то время, когда остальные бегали по улицам?


- Раздавал приказания военным. - Карно прищурился. - Или вы будете отрицать, что благодаря моему командованию беспорядки в центральных секциях были ликвидированы первыми?

- Граждане, граждане, не ссорьтесь! - поднял руку Барер, - Давайте вернемся к изначальным предложениям. Мне кажется, что предложение гражданина Карно вернуть гражданина Сен-Жюста оправдано. Что касается соображений по наведению порядка и усилению контроля за внутренней полицией, тут тоже сложно возражать. Кто - за возвращение Сен-Жюста? Вопросы Внутренней полиции, мне кажется, имеет смысл обсудить уже в его присутствии.

Мне кажется, что Сен-Жюст хорошо показал себя в армии и его помощь гораздо нужнее там, где он находится сейчас, - сказал Приер.

- Воздерживаюсь, - пробурчал Колло. - Согласен, что я ничего не понимаю в армии, но мы сами что, без Сен-Жюста не справимся?

- Протестую, - недовольно сказал Робеспьер. - Вопросы внутренней полиции мы можем решить самостоятельно, считаю лишним отзывать его сейчас. К нему присоединился Кутон.


Барер и Бийо проголосовали "за", как и Карно, но предложение осталось непринятым. Карно был неприятно покороблен тем, что Приер его не поддержал. Еще один человек перепуган до смерти Робеспьером. Жаль. Карно был уверен, что вопрос с Сен-Жюстом решится положительно. У них с бароном был свой план, в котором для Сен-Жюста была уготована осоая роль. Видимо, придется идти другим путем. - Значит, большинство устраивает положение дел. Что ж, я умываю руки. - Карно демонстративно уселся и посмотрел на Барера. Все-таки, зря он отказывался от ужинов в его доме. В следующий раз он обязательно примет предложение.



- Предлагаю перейти к повестке дня, - сказал Робеспьер, не обращая внимания на Карно. По правде говоря, не обращать внимания было сложно, так как слишком хорошо генерал знал, что делает - беспорядки в центральных кварталах были ликвидированы, словно по волшебству, а еще из головы никак не шел тот санкюлот-зачинщик, который бросился выполнять распоряжения Карно. Парнойя? Возможно. Но такие совпадения вовсе не случайны. Следует заняться отчетами тайной жандармерии и по возможности проверить с кем Лазар контактировал в последнее время.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Фев 25, 2010 10:54 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794

Париж, тюрьма Люксембург
Эжени, генерал Гош

- К Вам снова посетители, гражданин! – охранник подмигнул.

Гош подавил в себе оба самых больших желания. Первое – врезать зарвавшемуся солдату в ухо. Второе – горделиво поправить на боку саблю, которой он был лишен уже несколько месяцев.

К сожалению, первое было такой же глупой мечтой, как и второе. И потом сейчас мечтатьь было не время.
- Вы вошли не по форме, - вежливо заметил Гош, едва оторвавшись от книжки и высокомерно глядя на солдата, - И саблю пристегните как полагается, солдат, а потом зайдите еще раз.

- Так Вы что, не хотите увидеться с посетителем, гражданин? - солдат искренне удивился.

- Я не собираюсь видеться ни с кем в сопровождении неряшливо одетого сержанта, - насмешливо ответил Гош, - Итак, перевязь подтянуть, отвороты ботфорт поправить, парик одеть аккуратно, мундир застегнуть на все пуговицы, включая верхнюю. Дурацкий бант с шеи снять, заменить простым белым галстуком. Потом зайти еще раз, щелкнув каблуками, встать и доложить о посетителях. Выполняйте.

- Слушаюсь, - испуганно ответил сержант, также подавив в себе желание осадить зарвавшегося узника, к сожалению, сильно старше его по званию. Привычка сделала свое дело.

На третьей попытке Гош сжалился над незадачливым конвоиром и согласился пройти к посетителям.

Комнатой для посещений теперь служила малая гостиная Люксембургского дворца. Взявшись за ручку двери, Гош усмехнулся.
- Я сам сумею открыть и закрыть дверь, гражданин. Иначе не по-республикански получится.

- Что-нибудь еще, мой генерал? – пролепетал сержант.

- Да, - холодно бросил Гош, - Предупредите гражданку Богарне, что я задержусь на… Он вопросительно посмотрел на солдата.

- На полчаса! – подсказал последний, войдя во вкус шутки. Пожалуй, этот узник уже раз триста довел бы здесь всех до белого каления, если бы, во-первых, его замечания не были справедливы, во-вторых были бы лишены некоторого чувства юмора. Скоро дойдет до того, что он будет лично проверять караулы и расставлять солдат на свой вкус, чтобы ни одна мышь не сбежала.

Гош кивнул, став посерьезнее и зашел в комнату.
- Вы снова здесь? – удивленно спросил он, - Вы же сбежали.

Эжени закрыла глаза, подбирая слова.

Вчера она почти догнала Мерлена, но шагов за десять остановилась, беспомощно проводив его взглядом.
*Прости, пожалуйста. Ты снова ничего не понял*, - подумала Эжени, как всегда, нервно ощипывая ветки оказавшегося рядом дерева, - *Я приду к тебе еще *.

Наверное, это снова была неправильная мысль. Но сегодня все мысли были неправильными. И впервые ветер начал дуть… Юго-восток. Ветер войны, прощания и еще чего-то горького или сладкого. Наверное, пыльцы.

И генерал Гош про нее тоже черт знает что теперь думает, что она пришла навязаться ему или даже хуже. То, что имеет в виду Мерлен под словом «свести».

Удивительно - оказывается, достаточно увидеть человека, который уже вычеркнут из жизни, чтобы понять, что даже бессмертные не так мертвы.
И вино в бокалах людей не мутно-красное, а рубиновое, а трава, оказывается, снова не из бумаги.

*Я всегда была слишком впечатлительной, да еще и правда я странная*, - разозлилась сама на себя Эжени, отправившись гулять по Парижу. Бульвары и толпы, снова кличущие на свою голову смерть. И все-таки Париж, все равно любимый и ненавидимый, снова и снова.
И снова Собор Нотр-Дам, у которого она избегала бывать, проводя большую часть времени с попугаем или у себя дома.

*Ну привет. Я вернулась, снова. И у меня как всегда ни гроша за душой, зато я люблю именно тебя. И больше всех*.

Горгулья улыбалась немым ртом.
- И не смейся ты, - огрызнулась Эжени, - От тебя все мои несчастья. С тебя все началось, и тобой все закончится. Хотя пусть несчастья. Зато кто из людей еще влюблялся в химеры?

Проговорив таким образом до рассвета, Эжени к рассвету приняла решение все-таки извиниться перед обоими. Сначала - перед генералом Гошем, чтобы он не думал о ней неправильно, потом – перед Мерленом. Может быть, правда попробовать стать его спутницей? Одиночество пройдет, а болтать с горгульями умеет мало кто, чтобы ожидать этого от другого человека.

- Простите, пожалуйста, гражданин генерал! – четко ответила Эжени Гошу, - Я пришла извиниться за вчерашнее и объяснить. Чтобы просто Вы не думали обо мне плохо, что я пришла, чтобы сделать что-то не то.

- А я еще ничего не успел подумать, - усмехнулся Гош, - Вы очень быстро исчезли. Я только помню, что Вы верите в сны. Садитесь, - махнул он рукой в сторону дивана.

-Простите, еще раз, пожалуйста, - извинилась снова Эжени, желая, что не может провалиться сквозь землю, - Я правда не хотела Вас беспокоить…

- Просто я, видимо, остался единственным из Ваших знакомых, кто еще в живых и кого при этом Вы еще хотите побеспокоить, - улыбнулся Гош, - Но мне интересно послушать про Ваш сон. Он мне льстит, говорите сразу?

- А Вы любите лесть так же, как командовать? – с досадой спросила Эжени, ощущая, как пол начинает скрипеть и проваливаться вниз под диваном.

- А при Вас я еще не командовал, - спокойно ответил Гош, - А я вот жалею, что не вижу снов. Пожалуй, не отказался бы еще раз увидеть Париж, когда мы форсировали горы.

- Высокие? – уточнила Эжени.

- Не очень, - задумчиво ответил собеседник, - По приказу Карно мы перешли их, чтобы дать бой неприятелю на его территории. Я командовал левым флангом. Зима была холодная, и я вспоминал Париж как самое теплое место на свете. Но чтобы вернуться в Париж нужно было идти вперед…

- И каким был бы Ваш сон? – рассмеялась Эжени, представив себе большую армию, пытающуюся уместиться на маленьком снежном пике, - Надеюсь, он льстит Парижу?

- Вы бы остались довольны, - заметил Гош, - Я видел Вас два раза в жизни, и оба – в первый день приезда в столицу. Вы с этим городом похожи в чем-то. Беспорядочные, но изящные. Не улыбнетесь, не обнимете, но о Вас будешь думать больше, чем о тех, кто улыбается или обнимает.

- Ой, не надо, - Эжени едва сдержалась, чтобы не затараторить. Ее попытки найти, что ответить прервал стук в дверь.

- Сейчас – Повысил голос Гош, - пора прощаться, Эжени. Я бы попросил Вас прийти еще, но, может, теперь Вы будете обо мне не лучшего мнения, а мне слегка сложно найти Вас, чтобы извиниться. Так придете?

Эжени кивнула и собралась выйти первой.

- Стойте, - скомандовал Гош, - Кем Вам приходится этот депутат? Вы правда с ним?

Эжени снова кивнула еще более виновато.

- Ясно, - задумчиво ответил Гош, - Итак, Вы – автор пьес для театра и любовница поэтической личности… пожалуй, излишне поэтической на мой вкус, теперь Вы – владеете кафе и завели себе отставного кавалериста?

- Нет! – испуганно ответила Эжени, - У меня на самом деле только попугай. Кафе было по ошибке.

- Мне кажется, депутат у Вас тоже по ошибке, - заметил Гош, - Но я лезу не в свое дело. Кавалерия – это прекрасно. Вы придете еще, или не поверите, что я люблю этот род войск?

- Верю, - согласилась Эжени, - И… я попробую прийти, ладно? Но только если Вы не будете думать обо мне не то, что есть.

- Да я вообще могу не думать, - развеселился Гош, - Смотрите. Офицер, кругом! – отсмеявшись заявил он знакомому сержанту, - Проводить меня в камеру, и быстро!

Эжени кивнула ему, фыркнув от смеха, после чего отряхнула с платья пыль, которой был покрыт диван в бывшей малой гостиной королевы Марии Медичи и задумчиво вышла на улицу.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Фев 26, 2010 3:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Самбро-Маасская армия

Маэл, Сен-Жюст

Маэл с тоской оглянулся на палатку полкового хирурга поймав себя на мысли, что оказался не у дел. Разумеется, он попытался туда сунуться, но был немедленно выпровожен, так никто не был серьезно намерен нарушать приказ Сен-Жюста. Не то чтобы его лично привлекала перспектива кромсать несчастных смертных, но до поры до времени именно в этом состоял как его своего рода долг, так и своеобразная помощь. Не зная чем себя занять, Маэл остановил выбор на пока что практическом интересе — починке сапог, которые были готовы развалиться на ногах. Где можно раздобыть новые не приходило в голову даже ему, разве что перебраться на другую сторону и разуть попавшегося на глаза австрийца... Теоретический интерес состоял в том, что ему действительно хотелось наведаться на вражескую сторону и послушать, что там говорят. Плевать на то, что это не совсем честно, зато можно узнать много чего интересного. Мешала осуществлению этого плана элементарная лень и нежелание усугублять ситуацию спорами с Сен-Жюстом, который вполне может счесть его предателем и шума будет... Нет, лучше не надо.
Бой длился больше 8 часов. И, разумеется, они проиграли. Или, как напишут в отчетах, были вынуждены отступить. Впрочем, не такие уж и большие потери и не так уж и долго он длился, если рассудить. Или это ему кажется, что совсем недавно столкновение двух армий длилось 2 или 3 часа? От сравнительной характеристики тактики отвлек Сен-Жюст, появившись со стороны палаток командования.
Добрый вечер, комиссар. Решили отправить меня в Париж?

Сен-Жюст молча сел рядом. Видимо, к проигрышам тоже можно привыкнуть. Еще недавно он не находил себе места, после того, как войска потерпели поражение во второй раз и вынуждены были отступить, ничего не добившись. Теперь все обстояло еще хуже. Еще одно поражение. Большие потери. Огромная работа, проведенная накануне - все зря. Весь предыдущий день Сен-Жюст носился по лагерю в поисках заговорщиков. Он хорошо запомнил одного из них, и нашел его быстро - по бегающему взгляду, который проявился, как только они встретились глазами. Еще один человек попался на собственном суеверии - увидев Сен-Жюста, он позеленел и попятился назад, как от нечистой силы. Оба были расстреляны перед солдатами. Затем пошла более глобальная проверка. Это война. Расстрелять восемь человек, подозреваемых в связях с австрийцами - вполне допустимые потери. Сен-Жюст детально помнил часть подслушанного разговора, в котором врагу рассказывалось об особенностях некоторых бригадных командиров. Поэтому их пришлось сменить. Особенно было жаль Дежардена - беднягу не в чем было упрекнуть. Но Сен-Жюст коротко пояснил: "Так нужно". И тот передал полномочия, скрепя зубами. Казалось, было сделано все, что можно. Но то ли расчеты оказались неверными, то ли австрийцы успели подтянуть дополнительные силы, но одолеть из не удалось. От отчаяния Сен-Жюст приказал выжечь перед отступлением берег противника. На этом все и закончилось.

Сейчас лагерь успокоился. Снова крики раненых, и - что хуже - отчаяние в глазах. Даже верный Леба, казалось, пал духом. Побродив по лагерю, Сен-Жюст отправился искать Страффорда. Зачем - он и сам не мог понять. Теперь они сидели рядом и курили. Порывшись в кармане, Сен-Жюст достал маленький дешевый медальон. В последнее время он редко доставал его, а сейчас вдруг накатило. Крышка распахнулась. На крошечном изображении было лицо Анриетты Леба. Ее прощальный подарок. - Это - моя бывшая невеста, - сказал Сен-Жюст. - Когда-то я думал, что у меня получится жить обычной жизнью. Не верится, правда?

- Очень мила, - сказал Маэл возвращая медальон. - У вас еще все впереди, Сен-Жюст, не падайде духом. Или вы в чем-то настолько серьезно провинились, что бедная девушка не может вас простить?

- Нам пришлось расстаться, - Сен-Жюст спрятал медальон. - Роялисты воспользовались ее неопытностью и вовлекли в свои интриги. А я был настолько недальновиден, что не считал нужным интересоваться ее жизнью. Считал себя неуязвивым. А ее - полностью защищенной. Кому придет в голову тронуть невесту Сен-Жюста! А потом я получил письмо. И пошел на их условия. Вам ведь это знакомо, правда? Я попросил ее разорвать помолвку. Не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Вот такая история.

- Возможно, в чем-то вы правы, так как шантажировали бы не только ее, но и вас, - хмыкнул Маэл. - Для вас это не выход в любом случае. Кстати, о заговорщиках. Сдается мне, что кто-то очень ловко передает информацию на тот берег, слишком уж слажено действовали наши австрийские друзья. Возможно, я ничего не понимаю в современных войнах, но все же у меня неплохой опыт в прошлом. Зря сейчас практически не используется засылка лазутчиков на вражескую территорию, иначе я бы туда прогулялся.

- Хотите получить мое согласие, Страффорд? - улыбнулся Сен-Жюст. - Вы ставите меня в трудное положение. С одной стороны, отказаться от вашей помощи глупо. А с другой мешает кодекс чести. Ведь я не смогу составить вам компанию...

- Не то, чтобы очень... - задумчиво сказал Маэл. - В данном случае меня больше занимает морально-этический вопрос, так как у противника явно нет таких преимуществ, как у меня. С другой стороны, я ведь не собираюсь воевать на их стороне и тем самым уменьшать вашу численность. В мои планы входит только прогулка по местам, где расквартирован офицерский состав.

- В одиночку? - скромно спросил Сен-Жюст.


- Вы же сами сказали, что не можете составить мне компанию, - сказал Маэл. Он примерил сапог и поднялся. - Кроме всего прочего я собираюсь немного помародерствовать, иначе рискую отправиться в Париж босиком.

- Не смогу, если не заручусь вашей поддержкой, - развеселился Сен-Жюст. - Ведь вы можете помочь им не узнать меня. Нет?

- Могу, - Маэл окинул комиссара критическим взглядом. - Нужно как следует вывалять вас в грязи, немного разукрасить физиономию, переодеть во что-нибудь менее изысканное и вас родная мать не узнает.

- Слушаюсь, гражданин Страффорд, - рассмеялся Сен-Жюст и легко вскочил на ноги. Усталость как рукой сняло. - Буду готов через четверть часа.

***

Небольшая деревня в нескольких милях от Самбры. Последний населенный пункт, отделяющий Францию от Австрии. Еще один просчет генерала Пишегрю, который прекрасно строил глобальные планы и не замечал того, что творится у него под носом. В свое время этот населенный пункт можно было занять без лишнего кровопролития. Сейчас же ее приспособили под офицерский городок. Немногочисленные жители ходили по струнке, но казались вполен довольными жизнью – сытыми и опрятными. Повсюду одуряющее пахло какой-то едой, то и дело раздавались взрывы смеха. Офицеры жгли костры и готовили ужин. Мясо. Сен-Жюст сейчас многое отдал бы за возможность поужинать – он не ел со вчерашнего вечера. А как хотелось бы глотнуть чего-нибудь покрепче! Но об этом лучше не думать.

Сен-Жюст следовал за Маэлом уверенным шагом. Они спокойно пересекли реку, и вскоре стало понятно, зачем Страффорд тащит за собой какой-то сверток. Это был автрийский мундир – личный трофей Страффорда. Лишь сапоги на нем были старые – размер ноги его жертвы оказался меньше, чем надо. Сам Сен-Жюст был одет в белую рубашку, порванную на локтях и вымазанные грязью штаны. Первоначально он задумал изображать англичанина – английский язык он неплохо помнил с университетских времен. Но, вспомнив, что рядом находится Страффорд, засмущался. Еще нехватало, чтобы англичанин смеялся над его произношением! Если что, будет французом. Тем более. Что в австрийской армии было полно бывших графов и баронов, сбежавших еще в начале революции.

Из задумчивости Сен-Жюста вывел мелодичный девичий голос – обернувшись, он увидел молодую особу лет двадцати с пухлыми щечками и нежно-розовым цветом лица. Она оживленно что-то говорила, кокетливо поглядывая на Сен-Жюста, а потом протянула ему корзинку с пирожками. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что сей шедевр кулинарного искусства – только что из печки. Сен-Жюст решил действовать старым испытанным способом – пробормотав что-то невразумительное себе под нос, он подмигнул ей и широко улыбнулся. Затем прихватил пару пирожков и быстро зашагал в сторону Страффорда.
- Что она говорила? – тихо спросил Сен-Жюст, злясь на себя, что не может полностью контролировать ситуацию.

- Вы ей понравились, - сказал Маэл. - А вот за пирожки я бы заплатил, так как любой труд достоин вознаграждения. --- Он подошел к девушке, сказал ей несколько комплиментов и мимоходом проговорился, что они ищут капитана артиллерии по очень важному вопросу, но как только уладят свои дела, то обязательно придут отдать должное пирожкам. Особа оказалась весьма бойкой и сговорчивой, поэтому через минут пять непринужденной болтовни он уже знал, что офицеры развлекаются игрой в карты  в таверне при единственном в городке отеле, а еще солдат можно найти в таверне напротив, она дешевле. Маэл поблагодарил, на словах и небольшим вознаграждением в размере двух серебряных монет, и помахав ей на прощание рукой, направился вниз по улице. - Пойдем в центр города, если по дороге увидим какую-нибудь достойную внимания забегаловку - зайдем и послушаем сплетни. Хотя фройляйн утверждала, что наш интерес собирается именно в центре.

- "Послушаем" - хорошо сказано, - пробормотал Сен-Жюст. Ну, хоть вы мне расскажете, о чем они беседуют. А может быть, я найду своих соотечетсвенников? Я похож на бывшего маркиза или графа, как вы считаете?

- Не очень, - честно ответил Маэл, но после короткой паузы прибавил: - Разве что на очень сильно заморенного житейскими невзгодами маркиза или графа. Если  спросят, я расскажу, что вы были в плену у французов и они вас довели до такого состояния...

- Надеюсь, я не пойму ни слова, - перспектива играть подобную роль Сен-Жюста не очень радовала, хотя он понимал, что Маэл прав. Они довольно быстро дошли до центра этого небольшого поселения и сразу увидели таверну. Судя по всему, этим вечером там сосредоточились все, кто был еще способен стоять на ногах. У Сен-Жюста мелькнула мысль, что именно сейчас было бы неплохо ударить по автрийцам. Но поднять на ноги солдат будет сейчас не под силу даже ему.

Они уселись за столик. Сен-Жюст нервничал - столик стоял на проходе, и у всех на виду. Один из офицеров покосился на них с подозрением, но уже через секунду уткнулся в бокал с вином, словно их и не было. Работа Страффорда, не иначе. Они заказали ужин. Сен-Жюсту стоило большого труда есть сдержанно, медленно и с достоинством. Первый бокал он осушил залпом, потянулся за вторым, но вовремя одернул руку. Он не в Париже, и он - пример для солдат. Если напьется - больше никогда не посмеет наказывать за аналогичные чрезмерные возлияния. Вскоре к ним подсел один из офицеров. Из его речи Сен-Жюст ничего не понял, кроме того, что тот приглашал их присоединиться к игре в карты. Сен-Жюст с интересом взглянул на Маэла. Как тот поступит? На заядлого игрока он не похож, а отказаться - значит обидеть.

Маэл едва не выругался в голос, так как уже заказал еду, из тех простых соображений, что  в таверне просто так не сидят. Да и Сен-Жюст, судя по всему, умирал от голода. Надо же, только начал радоваться, что все здесь заняты своим делом, их физиономии мало кого интересуют и никто не горит желанием отправлять младшего по чину (то есть его) с каким-нибудь поручением. Сейчас принесло этого... Дурной тон подходить с картами, когда люди едят. - Не сейчас, мой друг. К сожалению, тяжелые времена, - Маэл щелкнул пальцами на уровне кармана, давая понять, что проигрался и ему попросту нечем платить. Однако в мыслях смертного был не просто интерес игрока, он вспоминал о каком-то французе, смутный образ которого мелькнул в голове и исчез. Значит, надеется под игру и вино узнать о них больше. Он уже пожалел, что отказался от игры, но сказанного не вернешь. Смертный, между тем, приставал с вопросами, отвечать на которые было довольно легко, читая ответы у него же в голове. Не иначе как пытается проверить их, но не знает как... Что же может быть этому причиной?

Вампир упустил нить разговора, вслушиваясь в мысли посетителей таверны и уловил нечто, что заставило его насторожиться и сменить тактику. Француз. Француз у стойки, который узнал Сен-Жюста. *Вас узнали. Сидите, как сидели. Здесь есть человек, который думает о... Бриссо, Верньо, Гюаде... Эти имена вам о чем-то говорят?* В голос же он сказал: - Еще раз сожалею, друг. Надеюсь, что заслужу какое-то вознаграждение вот за этого пленного и тогда с меня партия.

Сен-Жюст чуть не поперхнулся. Четкое послание Страффорда не оставляла сомнений - он прочел чью-то мысль. Кто-то, кто думает о жирондистах. Кто-то из французов. Кто-то, его узнавший. С другой стороны, он сам принял решение идти сюда, а это значило, что поздно винить себя в непредусмотрительности. Интересно, поверил бы Максимильян, получив донос о том, что Сен-Жюст мотается по австрийским тавернам после очередного поражения, что он просто хотел, как лучше? Хотя, Максимильян, наверное, поверил бы, только страшно бы ругался. А вот Карно и остальные... Между тем австриец, пожелавший поиграть с ними в карты, вернулся, наконец, за свой столик. Сен-Жюст неторопливо доел кусок жареной на углях телятины. *Это жирондисты. Они были уничтожены летом прошлого года. Часть из них разбрелась по стране. По сей день то там, то тут вспыхивают мятежи. Меня узнали?*

* Узнали. Но  не страшно, так как этот человек может ничего и не вспомнить. Мне не очень нравится, что он сообщил остальным о важном пленнике, видимо, его сбил с толку мой мундир. Мне пришлось подтвердить эту версию, наш несостоявшийся картежник только сказал то же самое. Рано еще вешать нос.*Тем временем в таверну вошли несколько офицеров. Маэл поднялся из-за стола, готовясь отрапортовать, а заодно и заморочить им головы, попутно вытащив разные полезные сведения о расположении войск, возможных осведомителях, дальнейших стратегических планах и тому подобное, но осекся, встретив взгляд человека в гражданском. Этого человека он знал. И, судя по выражению лица смертного, эта встреча была для него не меньшим сюрпризом.

- Господа, разрешите обратиться, - Маэл смерил взглядом старшего по званию и, получив разрешение, доложил: - Вчера после сражения мной был захвачен в плен этот француз, шедший во главе колонны. Полагаю, что он является значительным человеком, занимающий высокую должность в армии противника…
Пока что он решил не задумываться над вопросом, что будет отвечать, если спросят почему об этом не доложили немедленно. Ранение? Нет, для раненого у Сен-Жюста отменный аппетит и он слишком резво бегает.  Был занят сам? Тогда почему не доложил вышестоящему по рангу? Потому что хотел сам получить награду, вот почему.

Стараясь усыпить бдительность военных, он постепенно  внушил эту глубокую мысль командующему, заодно убедив не заострять внимания на несостыковках. Лицо полковника разгладилось, он удовлетворенно кивнул. Но вот выражения лица того, с кем ему меньше всего хотелось сейчас встречаться было мрачнее грозовой тучи. И дешевыми фокусами его не проймешь. Граф Сен-Жермен был в гневе.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Фев 26, 2010 3:29 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Самбро-Маасская армия.

Сен-Жюст, Маэл, Сен-Жермен. (продолжение)

Сен-Жюст все больше ощущал себя не в своей тарелке. Теперь на него поглядывали, нет, не поглядывали - прожигали взглядами. А ведь какая, в сущности, красивая ловушка! Он подозревал Страффорда с первых дней, он гонялся за ним, как за шпионом, а затем поверил ему безоговорочно и принял за своего. Что он, в сущности, знал о нем? Что он - англичанин? Что он наделен сверхъестественными способностями? Что его невозможно убить? Что его единственная привязанность - Антуан Лавуазье, которого, кстати, уничтожили французы? Страффорд вернулся, чтобы отомстить. Он ни разу не сказал, что Сен-Жюст - не в списке будущих жертв. И пусть он, Антуан Сен-Жюст, не подписывал приказа о казни, но он был одним из главных политиков страны, одним из тех, кто руководил республикой на сегодняшний день. Что может быть красивее, чем завести его в самое сердце вражеской армии и просто передать по назначению? Ведь вряд ли Страффорд может считать отмщенным своего любимого друга, если просто перебьет всех виновных по одному? Сен-Жюст цеплялся за тихий внутренний голос. Уговаривал себя, что подобный план предложила его извращенная политическими интригами психика. Но факт оставался фактом. Сейчас он сидел в окружении врагов, а Страффорд, одетый в австрийский мундир, спокойно рапортовал на незнакомом ему языке, указывая на него рукой. Сен-Жюст потянулся к бутылке вина и, наполнив бокал до краев, выпил его залпом. С этого момента он не скажет ни слова.

Граф Сен-Жермен был вне себя от злости, хотя с какой-то точки зрения Маэла и можно было понять. Что могло быть проще - отыскать своего врага, пойти наемником в австрийскую армию и при первой же возможности поквитаться с ним за смерть друга. Можно понять... Но не так! Убить его - да, но не пользоваться сверхъестественными способностями для того, чтобы отомстить таким подлым образом - отдать на растерзание врагам. Нужно было что-то предпринять. Но что? Его самого подозревают со всех сторон и громкое название "дипломатическая миссия" и "военный атташе" - всего лишь красивые слова, так как коалиция не может между собой договориться, а ему приходится латать все прорехи... Но не все потеряно. Договориться всегда можно, а потом, быть может, удастся обменять Сен-Жюста на одного из пленных.

Маэл во все глаза смотрел на графа, сожалея, что может уловить только обрывки мыслей последнего. впрочем, картина была ясна и без них... Что же касается Сен-Жюста, то его мысли вообще было бы лучше не слышать. Что ли начать предавать и действовать действительно по подлому? Тогда это будет то, чего от тебя ожидают. Впрочем, сейчас главное - заставить замолчать графа.

*Не надо, граф!* Поздно.

- Генерал, возможно, вы сможете оказать мне услугу, которая, я думаю, будет очень выгодной для наших сторон, - начал Сен-Жермен с легкой улыбкой. - Я ручаюсь за...

Дальше Маэл не слушал. Граф только что закопал себя в глубокую и сырую могилу. Так как сам он собирался еще до восхода солнца быть во французском лагере вместе с Сен-Жюстом.

Сен-Жюст медленно повернулся, не веря своим ушам. Этот голос он узнает из тысячи. Граф Сен-Жермен. Здесь. Вот и встретились. Он напряжения перед глазами вновь заплясали серебряные искорки. "Страффорд просто играл с тобой... Если бы он захотел, то раздавил бы в несколько секунд...". Так однажды сказала Клери, когда он в очередной раз привел ей в пример этого бесстрашного и благородного человека - Маэла Страффорда, погибшего у него на глазах. Оплакивая его смерть, Сен-Жюст сделал из него чуть ли не кумира. Уж не говоря о графе Сен-Жермене. И вот они снова встретились. Втроем. Сен-Жюст продолжал пить вино - уже машинально, не сводя взгляда с графа. На Страффорда он даже не смотрел. Понять, что происходит. И подготовиться к смерти. Она должна быть достойной. Никто не посмеет сказать, что Сен-Жюст погиб, хоть на секунду пожелав выкупить свою свободу ценой предательства.

Сен-Жермен продолжал говорить с генералом, а Маэл - молчать, не вмешиваясь в разговор и не делая ничего, чтобы помочь графу. Только когда спустя хороших четверть часа генерал поддался убеждениям, и, возможно, легкому внушению, они вышли на улицу, Маэл заговорил:

- Вы сильно рискуете, граф.

- Да, я рискую, баронет, - холодно ответил Сен-Жермен. - Но вы не имели права поступать так, как поступили сейчас.

- Откуда вы знаете, как я поступил и каковы мои истинные намерения? - спросил Маэл.

- Месть - вот ваши истинные намерения, - тон графа не изменился.

- Вы меня плохо знаете, граф, - спокойно сказал вампир.

- Напротив, я знаю вас очень хорошо. Давайте закончим этот разговор. Месье Сен-Жюст останется здесь, раз вы того хотели, но я обещаю, что его обменяют, как только это будет возможно.

- Какое благородство, - фыркнул Маэл. - И что его ждет во Франции? Эшафот? Или сначала трибунал?

- Пользоваться своими способностями, чтобы мстить столь низко... - с гримасой отвращения заметил Сен-Жермен. - Сейчас мы пойдем на мою квартиру, там есть еще одно место...

- Это вы так думаете, - оборвал графа Маэл. - Или вы хотите остаться, Сен-Жюст?

С момента, когда Сен-Жюст понял, в какую ловушку угодил, он перестал следить за событиями и слушать разговоры. Он всегда боролся до последнего, но в данной ситуации спорить с судьбой было нелепо. Да и что тут можно сделать? Воззвать к совести Страффорда, объяснив ему, что поступать таким образом - неблагородно? Что касается графа Сен-Жермена, то на него Сен-Жюст старался не смотреть, словно его не было. Он лишь видел, что граф что-то обсуждал с австрийским генералом, слышал, что разговор шел о нем. Затем его вывели из таверны. Граф и Страффорд о чем-то ожесточенно спорили, к счастью, по-английски. Сен-Жюст шел сзади, отрешенно глядя по сторонам и прокручивая в голове весь последний год. Камилю Демулену было гораздо страшнее идти на эшафот. Его туда отправил школьный друг. А еще один друг сделал так, чтобы дантонисты не смогли себя защитить.... Так что, в сущности, то, что сделал Страффорд... От раздумий его отвлек вопрос. Оба смотрели на него.

- Что вы хотите от меня, Страффорд? - устало спросил Сен-Жюст и, сделав над собой усилие, повернулся к графу. - Добрый вечер, граф. Мне жаль, что мы встретились при подобных обстоятельствах.

- Мне тоже жаль, поверьте, - Сен-Жермен опустил взгляд. - Я сделал все, что в моих силах, чтобы...

- У меня мало времени, граф, - отрывисто бросил Маэл. Сказать, что сейчас он был зол - не сказать ничего. Ну их к чертям. Его задача состоит в том, чтобы оставить Сен-Жюста там, откуда они выехали, то есть во французский лагерь и отправиться по своим делам. И так засиделся.

- Что вы намерены делать? - Сен-Жермен оглянулся по сторонам и отметил, что они находятся почти на окраине города. Стало не по себе. Еще никогда не приходилось отстаивать свою точку зрения перед бессмертным в такой ситуации. Это не философские споры... - Намерены убить?

- Нет, - усмехнулся Маэл. - Но боюсь, что вам придется многое объяснять тем, кто нас видел. А я ведь просил вас не поступать опрометчиво. Кто вас дернул ручаться, когда вы не знаете, какого черта я здесь делаю?

- Маэл, это...

- Это не поддается логическому объяснению, как и почти все мои поступки, - закончил Маэл. - До встречи, граф. Лет через пятьдесят, когда я перестану на вас злиться.

С этими словами вампир схватил ничего не подозревающего Сен-Жюста и поднялся в воздух.

***

Когда Страффорд поднялся в воздух, Сен-Жюст окончательно понял, что сходит с ума. Вспомнились детские сказки о летающих драконах и феях, и еще куча подобной белиберды. Это длилось всего несколько секунд. Потом Сен-Жюст снова увидел французский берег. Страффорд отпустил его и быстро пошел вперед.

- Подождите, Страффорд, - резко сказал Сен-Жюст и подбежал к нему. Теперь сказывалась усталость и напряжение - он буквально валился с ног. - Подождите. Остановитесь на секунду, прошу вас. Что все это значило?

- Что - все? - не предвещающим ничего хорошего тоном спросил Маэл. - Я давал вам повод думать, что поступлю так мерзко и обманом сдам вас австрийцам? В таком случае вам должно быть противно за тебя только потому, что связались с подобным типом. И на будущее - если бы я захотел сдать вас врагам, то дождался бы, чтобы вы получили шальную пулю или контузию. Ясно? А теперь проваливайте, иначе я за себя не ручаюсь. Признаться, у меня было большое желание пустить вас в состояние свободного полета, когда мы были над землей. - Высказавшись, он отвернулся и пошел к тому месту, где спрятал свою одежду.

- Что я должен был думать, черт возьми? - тихо спросил Сен-Жюст. Затем повысил голос. - Страффорд? Что я должен был подумать, скажите? Я до сих даже не знаю, о чем вы говорили!

- Пересказать в подробностях? - прищурился Маэл. - Я сказал генералу, что вы - пленный. То же, что сказал раньше и вам. Пока не счел нужным вмешаться Сен-Жермен и взять вас под свое покровительство. Он, видите ли, подумал то же, что и вы, только наоборот. Граф полагает, что я воюю на стороне австрийцев. А думать вы могли хотя бы о том, что у меня была возможность свернуть вам шею не один раз, но только до сих пор я этого не сделал. Странно, правда? Но есть у меня такая скверная привычка - не предавать тех, кого считаю друзьями и в данный момент я думаю над тем, стоит ли ее менять.

- Вам, наверное, трудно понять меня, - Сен-Жюст опустил глаза. - Вы очень древнее существо. Вы способны читать мысли. Но я - простой человек. Я сбежал из Парижа, потому что начал задыхаться там от количества интриг и потенциальных предателей, готовых, поджав хвост, бежать от тебя просто потому что боятся. Вы - один из немногих, кого я никогда не мог бы заподозрить в чем-то вроде предательства. Возможно, потому что я слишком вас идеализировал. Поэтому мой внутренний голос отчаянно сопротивлялся рассудку, построившему эту логическую цепочку с вашим участием. Я виноват перед вами, Страффорд. Простите меня.

- На этот раз поверю, - Маэл вытряхнул из одежды прилипшие листья и землю, спрятал в освободившийся тайник узел с другим мундиром - вдруг еще пригодится и тщательно замаскировал его. - Жаль, что все это мероприятие зря, мне не удалось услышать ничего интересного, кроме того, что к ним прибыло подкрепление. А теперь вам нужно показаться в лагере, вы ведь не могли быть в двух местах одновременно, верно? Я же пойду спать. А завтра отправлюсь в Париж, как вы и мечтали.

- Страффорд, еще секунду! - Сен-Жюст заговорил медленно, тщательно подбирая слова. - Мы ведь, возможно, больше не увидимся... А мне бы хотелось знать. О чем вы говорили с графом? Это ведь как-то касалось меня? И что он там делает? Он воюет на стороне.. австрийцев?

- Мы спорили о вас. Граф поручился за вас, но надеюсь, ему не придется многое объяснять. Сен-Жермен - военный атташе, насколько я понял. Дипломат от коалиции. Да, можно сказать, что он воюет на стороне австрийцев, но по каким соображениям - не знаю. И мы еще увидимся, Сен-Жюст. Завтра отдадите мне свою депешу.

По дороге они больше не говорили - каждый думал о своем. Добравшись до палатки, Сен-Жюст рухнул на кровать и мгновенно заснул. Последнее, о чем он подумал, было воспоминание о сумасшедшем полете, о котором он никогда не сможет никому рассказать.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Фев 27, 2010 1:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794.
Париж.
Элени, Эстель

- На сцену. Все - с самого начала.
Элени щелкнула пальцами и достала веер. Новая игра ее завораживала. Она всерьез решила сделать из Эстель настоящую актрису, и теперь не давала ей покою. Иногда ей казалось, что хорошенькая вампирка уже не рада подобному союзу. Но Элени привыкла доводить дело до конца. Ей стоило больших усилий убедить Эстель прекратить цепляться за роли симпатичных молоденьких героинь второго плана, на которых она вечно пыталась выехать. Она была бесспорно красива и бесспорно хорошо смотрелась на сцене. Но этого было мало. «Пойми, ты еще успеешь наиграться в красавиц», - терпеливо объясняла Элени. Она действовала методом «кнута и пряника», причем первый, как правило, превалировал. «Ты искусственна. У тебя нет своего места на сцене! Ты на всю жизнь хочешь остаться дешевкой? С твоей внешностью и талантом ты могла бы затмить любую парижскую актрису! Но ты сама себя убиваешь!» Эстель злилась, но сносила оскорбления молча. А вчера расплакалась и закричала, что готова все бросить. В тот вечер Элени долго сидела с ней у камина, взяв за руку и рассказывая про свои первые неудачи. А сегодня ровно в восемь часов явилась к ней, как ни в чем ни бывало, и вновь погнала на сцену.

Когда Эстель, наконец, изобразила все, что требовалось, Элени вновь усадила ее рядом.
- Я хочу предложить тебе роль. Постарайся выслушать меня и не обижаться. Если ты справишься, эта роль станет твоей первой ступенькой к настоящей славе. Не справишься – обещаю – я больше не буду тебя мучить.
Помнишь трагедию Анри Леграна, в которой я играю жену казненного патриота? Трагедия глупая и фарсовая. В ней есть одна роль, которую, как правило, никто не воспринимает всерьез. У нас ее играет то Селеста, то Лоран. Это роль матери героини. Она небольшая. Но в твоих силах сделать так, чтобы зритель, забыв обо всем, начал сопереживать этой старой немощной женщине – угрюмой, уродливой и больной чахоткой. Женщине темной, озлобленной, побитой жизнью, которая любит лишь фиалку, что растет на ее окне. Она разговаривает с ней и поверяет ей свои мысли. И в такие моменты отвратительное растоптанное существо превращается в саму себя – такую, какой она была, пока жизнь не сломала ее окончательно. Это очень трудная роль. И мне очень хотелось бы, чтобы ты попробовала. Я готова показать тебе тот Париж, который тебе неведом. Просто ради того, чтобы ты прониклась этим духом и поняла, что значит жить на грани.

Эстель сдержанно кивнула, недоумевая. Ну какая такая роль старухи, Элени что, с ума сошла? Нет ни одной известной актрисы, которая прославилась ролями старух, уродливых завистниц, сумасшедших девиц и прочая. То ли дело – Офелия, Федра, Джульетта…
- Хорошо, - сквозь зубы ответила она, чуть не плача от унижения.

- Послушай, я не враг тебе, Эстель! - мягко сказала Элени. - Никто не говорит о том, чтобы ты вечно играла старух и сумасшедших. Но это - хорошая школа. Сыграв такую роль, ты сможешь сыграть любую красавицу. Обещаю, что отдам тебе Офелию, как только сочту, что ты готова. Но ты должна усвоить этот крок до конца. А еще - постигнуть мир смертных. Нельзя играь на сцене по воспоминаниям столетней давности. Ты ведь в сущности ничего о них не знаешь. Конечно, мы навсегда отделены от них. Но это не значит, что мы не можем просто смотреть. Весь мир - это театр, и лишь мы имеем возможности любоваться на спектакли, разыгрываемые для нас бесплатно.


- Мне кажется, что тебя мир смертных для тебя лишь недавно обрел интерес, - заметила Эстель, - Еще недавно теб яне интересовало ничто, кроме Театра. А если меня заинтересует что-то еще, Театр однажды мне надоест так, как она надоел тебе. Я не хочу этого. Я хочу провести свою вечность здесь. И мне неинтересны чужие спектакли, я хочу играть в своих. Не это делает тебя лучшей актрисой, - он снова вздохнула, - Ну хорошо, давай текст старухи.

Элени протянула либретто. Некоторое время она наблюдала за тем, как Эстель, слегка наморщив лобик, старательно читает сцену и даже бубнит себе под нос какие-то слова. Бесполезно. Она ничего не поняла. Элени подошла и положила руку на исписанные листки. - Нет. Так не пойдет. Кажется, ты решила заучить наизузть эти строчки? Эстель, я говорила не об этом. Я уверена, что с твоей памятью ты способна выучить десять подобных сцен за минуту. Ты должна увидеть свою героиню. Прочувствовать ее. Вселиться в нее. Стать ею. Только после этого ты найдешь верные слова, пусть даже они будут немного отличаться от либретто... А театр вокгур нас... ВОт тут ты ошибаешься. Я и сейчас отделяю себя от мира смертных. И говорю о другом. Природное любопытство и наблюдательность. Посмотри вокруг! Сможешь ли ты сыграть последнюю из своих жертв? Для тебя они - манекены. Пища. Способ проживания. Для меня в каждом живет персонаж спектакля. Моя возможная роль. Пусть маленький, но штрих. Эти наблюдения могут подарить тебе просто характерный жест или поворот головы. А может дать тебе новый образ. - Элен ипотянула ее за собой. - Пойдем. Я покажу тебе ту старуху, которую подарила тебе сегодня. Возможно, так тебе станет понятнее.


***
Дом на улице Кордельеров. Обычный район, не самый бедный и уж точно небогатый. Когда-то тут всегда было многолюдно – они приходили поклоняться Другу народа, убитого год назад. В те времена Элени регулярно навещала эту улицу – тут было удобнее охотиться, оставаясь незамеченной. Тогда она и увидела женщину, которая потрясла ее воображение.

Когда-то это была вполне добропорядочная буржуазная семья. Только однажды всех мужчин призвали в армию. Вернулся из них только один – одноногим, пьющим, озлобленным на весь мир. Он попрошайничал на улицах, и однажды не пришел - попал под колеса экипажа. Их осталось четверо. Четыре женщины. Четыре судьбы. Они уходили в иной мир по очереди, пока вживых не осталась самая старшая. Насмешка фортуны - она пережила всю семью, несмотря на то, что уже давно кашляла кровью… Взяв за руку Эстель, Элени подвела ее к окошку и мысленно приказала смотреть.

…Тот самый подоконник с фиалками. В комнате – почти пусто. Из вещей – продавленная кровать и одна тумбочка. На тумбочке – бережно завернутый в бумагу сверток. Она входит – тощее существо со впалой грудью и ввалившимися щеками. От нее остались одни глаза. Они – светло-голубые и лучистые. Она напевает себе под нос старую французскую песенку и открывает сверток. Мясные обрезки. Она купила их сегодня в лавке напротив. Из угла выползает еще одно существо. Собака непонятной породы, плешивая и очень старая. Они некоторое время преданно смотрят друг другу в глаза, а затем женщина ставит сверток на пол. Лизнув хозяйку в лицо, собака склоняется над едой. Домашняя идиллия.

- Загляни к ней в мысли, Эстель, - прошептала Элени. – Прояви любопытство раз в жизни, и ты узнаешь, что она чувствует. Она боится. Боится, что переживет свою собаку, как пережила своих дочерей и внучку. Поэтому она отдает ей всю еду, а сама пьет лишь воду, а иногда ест хлеб. Она верит в то, что узнает смерть в лицо. И тогда она подсыпет яд сначала в собачий ужин, потом - в свой. И они умрут вместе. Но это произойдет только тогда, когда смерть придет за ней. До этого момента она будет бороться, потому что любит эту жизнь, это солнце, этот цветок на окне и эту старую собаку. Запомни, как она двигается. Посмотри, как светятся ее глаза – она счастлива! Счастлива, что прожила еще один день, что сегодня ей приснилась старшая дочь, и что ей удалось достать еды для собаки. Ты понимаешь, о чем я, Эстель?

- Элени, - тихо ответила Эстель, - Я не понимаю. Прости, я подвела тебя. Но ты не всегда была такой, я помню. У тебя все получалось и не заглядывая в суть людей. Мне не надо быть гениальной актрисой. Просто - хорошей примой. Мы с тобой разные. Ты стремишься к искусству, тебе нравятся эти люди. А мой мир- это Театр, мне не надо другого. Мне достаточно хорошо исполнять роли, которые мне даются, я не хочу искать других. Прости. Может быть, тебе стоит попробовать с Селестой?


Элени грустно улыбнулась. Ничего не вышло. - Селеста не мечтает стать примой. А в своем амплуа она и так лучшая. Что ж, я не буду настаивать. Я буду тебе советовать, если потребуется. А сейчас я предлагаю просто прогуляться по улицам. Раз уж мы здесь. Я помню, как в первый раз зашла в кафе одна. Арман назначил мне встречу и специально опоздал, чтобы посмотреть, как я сориентируюсь среди смертных, как изображу из себя такую же, как они. Это кафе находится неподалеку. Составишь компанию?

- Пошли, - улыбнулась Эстель, - Так что, как мне лучше сыграть главную роль храброй санкюлотки в отвратительной постановке Давида, которую нам навязали?


- Завтра мы прорепетируем это, и я скажу тебе, что именно ты делаешь не так. А что делаешь лучше, чем я. А я сыграю ту роль, от которой ты отказалась, - Элени попыталась говорить весело, хотя получалось плохо. - Это будет моим вторым уроком.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 17, 18, 19 ... 35, 36, 37  След.
Страница 18 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group