Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 24, 25, 26 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Апр 30, 2010 5:24 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Париж

Сен-Жюст, Огюстен

Сен-Жюст аккуратно сложил в папку мелко исписанные страницы. Ну вот и все. Завтра эта папка будет помещена под замок в тайник, где он хранил самые ценные из своих бумаг. Возможно, все это не понадобится. Но надо быть готовым ко всему. Если Ришар вдруг захочет использовать имеющуюся у него информацию против Робеспьера, им будет что ответить. А каким способом он получил нужные показания – дело десятое… Сен-Жюст подошел к окну и распахнул его, впуская в квартиру свежий воздух и отголоски вечернего Парижа. От напряженной работы мысли разболелась голова. Отвык. Избаловался. Стыдно. Зато сразу – интересная задачка… Он лег на кровать, наслаждаясь покоем. Пожалуй, в армии ему не хватало двух вещей – возможности остаться в тишине и возможности элементарно выпить в одиночестве.

... «Я напишу все, что вы мне скажете…»

Жанна де Шалабр… Безучастный взгляд ее темных глаз не шел из памяти. Она держалась почти целый час. Пила с ним кофе и разговаривала, как со старинным приятелем. Он пришел к ней сразу после разговора с Робеспьером. И чуть не поддался искушению отложить разговор, потому что видел, что она не готова. Жанна де Шалабр. Проклятье Максимильяна Робеспьера, которого угораздило связаться с самым неподходящим для него существом… Сен-Жюст закрыл глаза, прогоняя от себя образ маркизы. Но она не уходила – продолжала смотреть своим рассеянным и потухшим взглядом. «Я напишу все, что вы мне скажете…».

***

Он не был разок с ней. Он и сам удивлялся своей сдержанности и корректности. Лишь злился, что она увиливает и выкручивается. Она хотела сохранить эту тайну. Даже в тот момент, когда он открытым текстом сказал ей, что разыскивает Уильяма Сомерсета. И тогда ему пришлось применить свой метод. Обвинение, брошенное в лицо. И испепеляющий взгляд, который он отточил, стоя на трибуне Конвента. Он рассказал ей о том, как следил за ней в Ванве и как благодаря переписке, которую она вела с де Бацем, вышел на барона. О том, как использовал ее предательство, чтобы сделать из нее приманку. Ее хватило на несколько минут его рассказа. Она побледнела и отшатнулась от него, словно увидела самого дьявола. И произнесла ту самую фразу…

План Сен-Жюста был прост. Он возглавлял Бюро общей полиции, и всем было известно, что он посвящает много времени расследованию личности барона де Баца. В свое время он умолчал о роли маркизы в его расследовании, и теперь решил использовать этот козырь, перекроив историю в нужном ключе.

«Пишите, маркиза. Я диктую…»

Он диктовал около часа. В конце концов получился стройный рассказ его авторства, оформленный под ее отчет. Итак, все началось в день, когда к маркизе де Шалабр во время ее заключения в Консьержери подошло доверенное лицо барона с предупреждением, что ей готовы оказать услугу и вытащить ее на свободу за определенную плату. Она согласилась. Но поставила в известность Сен-Жюста и Робеспьера. Она последовала за де Бацем и следила за ним, затем, вернувшись в Париж, написала отчет для Бюро тайной полиции, описав все, что с ней произошло. Она знала, что рискует, но таким образом искупала свою вину перед согражданами, выраженную в происхождении и длительном пребывании при королевском дворе. В Ванве она отправилась вместе с Робеспьером с одной-единственной целью – привлечь внимание де Баца и его сторонников. Она сама назначила встречу графу Сомерсету – обещала помочь. Сама подсказала ему идею с похищением, чтобы он не догадался, что происходящее – часть хорошо спланированной игры. Ведь Бюро общей полиции не нужен был один Сомерсет. Им нужен барон де Бац. А Сомерсет рано или поздно должен был привести к нему…

Маркиза ни разу не подняла глаз. Затем поставила свою подпись и отдала листок Сен-Жюсту. Пробежав глазами написанное, он сложил листок и убрал в папку. Дальше эта история обрастет его личными отчетами, из которых будет следовать, что за Сомерсетом была установлена слежка. Правда, для этого нужно его сначала действительно выследить. Но он, Сен-Жюст, справится. У него просто нет выбора. И тогда все встанет на свои места…

Она больше не сказала ни слова – лишь смотрела перед собой. Сен-Жюст хотел сказать ей на прощанье что-то ободряющее, но передумал и вышел, закрыв за собой дверь.

***

Теперь он боролся с сомнениями, что был с ней излишне жесток. Хотя с другой стороны, чего она хотела, выбирая себе в любовники главного якобинца страны? Что будет легко и красиво? Что она будет растить с ним цветы и говорить о музыке? Она получила то, чего заслужила. И хватит об этом. Надо прогуляться. Сен-Жюст взял шляпу и вышел из квартиры, не забыв запереть дверь.

Огюстен не особенно торопился домой, зная, что Жюльетт где-то задержится. Она снова говорила о статьях и у него были все основания подозревать, что история с комиссарами так просто не закончится. Получив поддержку в Клубе, Жан Клери так или иначе должен был отреагировать. А вот что из этого выйдет он не представлял, куда бы не заводили даже самые страшные предположения. Но так или иначе, он медленно, но верно, приближался к дому, так как попросту не знал, куда деть свободное время, которого оказалось неожиданно много. Выбор его пал на кофейню неподалеку - там можно и выпить сравнительно неплохой кофе, а заодно и послушать свежие сплетни, что иногда бывает очень полезно. Вспомнив, что истратил на обед почти все бывшие у него деньги, Огюстен принялся шарить в карманах прямо на ходу, размышляя, хватит ли на чашку кофе коньяк или все же придется идти домой? Погруженный в сложные арифметические расчеты, он не заметил, как толкнул высокого худощавого гражданина, какого-то черта решившего лезть под ноги. - Эй... - Огюстен схватил его за плечо, но тут же убрал руку, узнав этого случайного встречного. - Сен-Жюст! Вот это встреча. А я и не знал, что ты вернулся. Какими судьбами в этих краях? - Последний вопрос был задан не просто ради проформы, он предполагал, что Сен-Жюст, возможно, собирался навестить Жюльетт. Впрочем, его это мало беспокоило - отнюдь не являясб образцом верности, он довольно философски относился к тому, что к Жюльетт могут зайти ее старые друзья. Тем более что с Сен-Жюстом она была знакома еще тогда, когда он сам и не подозревал о ее существовании. Таким образом, следующий вопрос был задан действительно из вежливости. - Зайдем в кафе? Или ты торопишься?

- Я не тороплюсь. Все, что возможно, я сегодня сделал, - задумчиво сказал Сен-Жюст. Правда, уже выйдя из дома он вспомнил еще об одном незаконченном деле. Помимо того, что гражданка маркиза написала все, что от нее требовалось, она еще и рассказала массу полезных вещей. Хотя, безусловно, свидетелем она была отвратительным. Не запоминала ни лиц, ни деталей разговора. Лишь мелочи. Она не смогла описать лицо Сомерсета, но хорошо запомнила, что у него есть манера изредка барабанить по столу и подкидывать в руке разные мелкие предметы. Однако, особое внимание Сен-Жюста привлекло описание кальяна, за которым роялист не смог вернуться в дом Жюли, где снимал комнату. Довольно редкая вещь, и дорогая. Говорят, что те, кто увлекается зельями, тратят на это огромные деньги. Нужно понять, чем именно он пользуется. И как это действует. Сен-Жюст добежал до знакомой книжной лавки и, отдав часть накопленных денег, которые собирался отправить в Блеранкур, закупил несколько книжек, в которых предстояло разобраться. – А ты один? Без Жюльетт Флери? Где ты ее потерял?

- У нее дела, статьи, сбор сплетен и прочее, - зевая ответил Огюстен. - А я только что вырвался из Тюильри. Если в ближайшие несколько часов не найду себе занятие, то, скорее всего, отправлюсь спать.

- Ты как обычно зеваешь, - усмехнулся Сен-Жюст. - Слышал, ты переехал к ней. Поздравляю. Я ищу себе компанию, чтобы выпить. Если не знаешь, чем заняться, могу пригласить. Признаюсь, уже месяц мечтаю надраться и заснуть, не боясь подать кому-то нехороший пример.

- Ну у тебя информаторы, - усмехнулся Огюстен. - Впрочем, чему я удивляюсь? Составлю тебе компанию, но много пить не стану, должен же кто-то потом вести тебя домой. Тоже, между прочим, занятие. А вот о выпивке... сочувствую. Мы в таких случаях старались нагрянуть к коллегам по миссии, вот и получалось, что напиваемся вовсе не мы, а они. Но это такие мелочи, признаться честно.

- Я себе такого не позволяю, - серьезно сказал Сен-Жюст. - Но сейчас я во временном отпуске. Так что правила не действуют. Ну что, кафе "Отто"? Там хорошо кормят. А я, кажется, готов съесть три ужина подряд.

- Там шумно, - скривился Огюстен. - Здесь неподалеку есть довольно тихое место, где неплохо кормят. Выпивка тоже неплохая. Пойдем.

***

Сен-Жюст пил вино и слушал неспешный рассказ Огюстена о последних событиях. Большую часть важных новостей он уже знал от Клери и Робеспьера. Но некоторые детали обсуждений, которые велись в Конвенте в последнюю неделю, были безусловно, интересны. Наблюдая за Огюстеном, Сен-Жюст с интересом думал, сказала или не сказала ему Клери о том, что собиралась? И если не сказала, то почему? Но не задавать же вопросов напрямую. Параллельно очень хотелось полистать купленные книги, но это было бы невежливым. Хотя.... - Скажи, Огюстен, помнишь ли ты гражданина Левантье, который был отозван из миссии в Бордо в марте 93-го? Поговаривали, что он здорово разбирался в разных зельях, из-за чего, собственно, и проворовался...

- Извини, не понял... Какие зелья? - вопрос был настолько неожиданным, что Огюстен не сразу сообразил, к чему он. - О Левантье я слышал, но лично с ним не встречался. Лучше расскажи в двух словах, что тебе нужно.

- Существуют разные препараты, стимулирующие работу мозга, - со знанием дела начал Сен-Жюст. - Их добавляют в курительные смеси. От них, как мне рассказывали, случаются галлюцинации. А еще говорят, что люди, употребляющие подобные вещи, к ним привыкают. Извини, не могу дать тебе полной справки - никогда этим вопросом не интересовался. Кажется, гражданин Эбер был замешан в спекуляциях подобными зельями. Это очень дорогое удовольствие. А мне нужно понять, правда ли, что в Париже оно становится все более популярным. И найти поставщиков.

- Тьфу! Понял о чем ты... - Огюстен задумчиво принялся набивать трубку. - У нас в основном опий в ходу и еще гашиш, но его курят совсем опустившиеся граждане. Точнее, когда начинают курить, то становятся как... В общем, это уже не люди. В Сен-Жерменском предместье и на Монмартре есть несколько таких местечек, к которым и днем подходить страшно. Разве что с десятком жандармов за спиной.

- Так-так, - глаза Сен-Жюста загорелись. - Вот это другой разговор. А то я уж подумал, что ты совсем отстал от жизни. Значит, Сен-Жерменское предместье и Монмартр? Спасибо, Огюстен. Весьма ценная информация. Кстати, ты ведь и сам одно время был любителем разных злачных мест, верно?

- Я и сейчас любитель. Но не до такой степени, я еще не сошел с ума. Послушай, а почему тебя это интересует? Собираешься толкнуть декрет по ограничению потребления этой отравы? Брось, Антуан, это и так не совсем я бы сказал законно. Только те, у кого есть деньги, умудряются сохранять вполне приличный вид, несмотря на свое пристрастие, а те, которые рано или поздно оказываются в предместье... им только могила светит. И убить тебя могут за два су, мы насмотрелись, когда объезжали заставы. Не суйся туда один, послушай дружеского совета.

- Пойдешь со мной? - улыбнулся Сен-Жюст. - И Клери с собой возьмем? - Дерзкая идея пришла в голову спонтанно. Он не сомневался, что Клери от такого предложения пришла бы в восторг, и жалел, что ее тут нет. Интересно, слушается ли она Огюстена? Ведь он не знает о ее способностях и наверняка запретил бы ей соваться в настолько опасные места.

- Ты что, с ума сошел? - изумленно уставился не него Огюстен. - Ей-то что там делать? Я тебе составлю компанию, но и думать забудь о том, чтобы брать ее с собой.

- Я пошутил, - как ни в чем ни бывало ответил Сен-Жюст и отодвинул пустой бокал. - Тогда пойдем? А тащить меня домой, раз уж обещал, будешь в другой раз.

- Послушай, почему бы тебе не сказать, что там забыл ты? Возможно, найдется способ решить этот твой вопрос менее болезненно. Я не преувеличиваю, когда говорю, что там опасно ходить даже днем и быть убитым где-то в канаве мне не очень нравится. Нужен план действий. Чтобы хотя бы знать, куда идти.

- Мог бы - сказал, - ответил Сен-Жюст, доставая деньги, чтобы расплатиться. Он продолжал думать о злачных местах, о которых рассказал Огюстен. Действительно, не стоит тащить туда человека. Он справится самостоятельно - только что в голову пришел план, простой и выполнимый. - Забудь о моем предложении. Лучше скажи, сталкивался ли и ты когда-нибудь в притонах, которые посещал, с людьми, которые курят кальяны?

- Сталкивался, - удивленно сказал Огюстен. - Только не в притонах, так как кальян - вещь, я бы сказал, экзотическая.. Я видел такое в Тулоне, в доме одного любителя редкостей, только он не использовал его по назначению, и в салоне Сент-Амарант. Ходил к ней тип, который разбрасывал деньги налево и направо. Сомер… Как-то так его звали.

Сен-Жюст не поднял глаз, уткнувшись в бумажник. Казалось, он задумался о чем-то своем. Но сердце забилось в два раза чаще. Такое попадание – и практически с первого раза! Хотя пора бы уже перестать удивляться – случайные встречи редко бывают случайными. - А ты знаком с этим Сомером? Когда-нибудь с ним разговаривал?

- Нет, - равнодушно пожал плечами Огюстен. – Зачем? Тем более, что он всегда… - Огюстен помахал рукой, чтобы показать, что названный человек почти всегда витал в облаках. - Не стану спрашивать, на кой черт тебе сдался Сомер, уточню только, что я давно его не видел, так как в последнее время не хожу к Сент-Амарант. Если он тебя интересует, спроси у тех, кто у нее бывает.

- Не настолько, чтобы бывать у Сент-Амарант, - поморщился Сен-Жюст. - Пойдем. Раз напиться не получилось, хотя бы пройдусь с тобой за компанию в сторону дома. Если, конечно, Клери не сменила квартиру. Когда-то она была моей соседкой... - Он произносил слова, думая о том, как завтра же утром лично отберет пару сыщиков, кот можно будет направить к Сент-Амарант, снабдив легендой о розыске опасного серийного убийцы. Такое дело действительно существовало. Несколько месяцев подряд в Париже находили изуродованные тела мужчин с вывороченными наружу внутренностями. Сейчас этот маньяк затих, но никто не мешает воспользоваться его историей в своих целях. Пусть его расследование будет связана с серийным убийцей. И, предположим, у него появилась «зацепка» - извести о том, что подозреваемый курит кальян. К счастью, о кальяне, найденном у Сомерсета, Ришар не знает, поэтому он не должен ничего заподозрить. Сен-Жюст так увлекся мыслями о Сомерсете, что потерял нить разговора. - Прости, Огюстен, я не слышал твоей последней фразы. Ну, передавай от меня Клери заверения в верной дружбе и преданности. А мне пора.

- До встречи, - махнул рукой на прощанье Огюстен. - Обращайся, если что-нибудь понадобится.

Дождавшись, когда за Огюстеном закроется дверь, Сен-Жюст быстрым шагом направился в сторону Тюильри. Нужно как можно скорее добраться до Бюро общей полиции. Там обычно всегда кто-то засиживается за полночь. Организовать полицейскую облаву в Сен-Жерменском предместье и в районе Монмартра. Он лично выпишет приказ, как руководитель Бюро.

***

Через час Сен-Жюст, скрестив руки на груди, прохаживался перед десятком жандармов.
- Итак, граждане. У меня появились сведения, что сегодня ночью человек, которого уже не первый месяц разыскивают за серию жестоких убийств на улицах Парижа, будет находиться в районе Монмартра. или Сен-Жерменского предместья. Вот его описание. Блондин, рост – средний, на вид – около тридцати лет…. (Тут Сен-Жюст дал волю фантазии). Дело серьезное, граждане. Вы должны задержать всех, кто попадает под описание, и доставлять сюда. Утром я также допрошу подозрительных. Идите.

Когда жандармы ушли, Сен-Жюст подумал о том, что выспаться ему сегодня уже не удастся. Конечно, никакого Сомерсета жандармы не поймают, тем более, что тот, скорее всего, все еще не оправился от раны. Но люди, подпадающие под подозрение, и доставляемые в жандармерию, как правило, готовы на все. Он допросит каждого и заставит их работать на себя. Они выведут его на поставщиков всех возможных снадобий, которые может употреблять Сомерсет. И тогда - держись, английский гражданин. Улыбнувшись своим и мыслям, Сен-Жюст открыл приобретенные книги от травах и их воздействии на человека, и углубился в чтение.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Май 01, 2010 12:50 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Париж.

Сомерсет, де Бац.

Барон де Бац аккуратно привязал лошадь и прошел во внутренний дворик. В отличие от парижских больниц здесь было тихо и даже довольно уютно, только весь вид портила бадья с нечистотами и ворох прелой соломы в углу. Да и запах разных лекарств говорил о том, что здесь все-таки больница, а не место для отдыха. Уже хорошо то, что Сомерсета здесь приняли, пообещав осмотреть рану и принять необходимые меры, вот только чем он будет расплачиваться за эту любезность, барон не знал.

Банк, который указал граф, был действительно одним из самых надежных в Париже, иметь там небольшой вклад - и можно жить спокойно, если не опасаться инфляции. Однако ни письма, ни поручительство ему сегодня не пригодились. Уже в банке, барон обратил внимание на отчаянно ругавшегося гражданина, который требовал, чтобы ему немедленно выдали нужную сумму. Управляющий только разводил руками и пожимал плечами, но упрямо твердил одно: "Извините, гражданин, мы не можем выдать вам деньги". Инцидент был довольно интересным, так как сумма, которую требовал гражданин не была очень большой. А банк, если поразмыслить, не может отказать в требовании...

Де Бац продолжил наблюдать и через четверть часа стал свидетелем другой, не менее любопытной сцены: к гражданину, покинувшему здание банка и так и не получившего свои деньги, тихо подошли двое в штатском и, взяв под руки, предложили пройти с ними. Так и не рискнув требовать деньги, барон отправился назад в Монастырь, намереваясь попросить у Сомерсета поручительство к другому банку.

***

Его друг лежал в довольно уютной келье, сейчас переоборудованной во вполне приличную комнату. Небогато, но чисто. И выглядел он немного лучше, чем еще день назад. По крайней мере, лицо уже не было пугающего синюшно-зеленого оттенка, а просто бледным.

- Как ты, Уильям? - спросил де Бац, присаживаясь на колченогий табурет возле кровати. Приметив на прикроватном столике букет цветов, он хмыкнул: - Уже успел завести себе даму сердца?

- Ты об этом? - Сомерсет кивнул на цветы и улыбнулся. - Не поверишь, я не знаю, откуда они взялись. Целые сутки проспал, как убитый. Впервые - без кошмарных явлений в виде разных французских политиков. Наверное, я понравился какой-нибудь местной служащей. Надеюсь, она красивая и молодая. - Он с удовольствием потянулся. Казалось, сама атмосфера этого уютного места действовала на организм положительно. - Здравствуй, Жан. Как видишь, я уже почти что превратился из ноющей развалины в обычного человека.

- Я рад, что тебе лучше, - безо всякого выражения ответил барон. - Иначе не стал бы сообщать тебе откровенно плохие новости. - Он кратко рассказал о своих приключениях в банке и в заключение добавил: - Не нравится мне все это. Может быть, я зря волновался, но на всякий случай хочу перестраховаться и попросить у тебя поручительство в другой банк. А можно и в несколько. Береженого, как известно, Бог бережет.

- Я напишу тебе сколько хочешь поручительств, - беспечно ответил Сомерсет. - Но ты же не думаешь, что наш неподкупный тиран решил отслеживать всех, кто ходит в банки и ловить их? Не думаешь? Я предпочту умереть в канаве известию, что тебя схватили.

- А при чем здесь тиран? - прищурился де Бац. - Почему ты сразу же о нем вспомнил? Знаешь, что мне больше всего не понравилось в этой банковской истории? То, что гражданин которого задержали - твой, так сказать, однофамилец. - Барон еще больше понизил голос, наклонившись к самому уху графа: - Ты же, если мне не изменяет память, где-то числишься, как гражданин Кабье? Разница только в том, что его звали Морис, а ты у нас Жак... Во что ты впутался, Уильям?

- Вот как? - Сомерсету стало неприятно. Значит, все верно, и за ним началась охота. Правда, чтобы узнать его, как Жака Кабье, нужно было знать, от чего отталкиваться. Неужели им известно и их настоящее имя? Рассказывать о том, как он вырвался из Ванве, прикрываясь маркизой, не хотелось. Сомерсет вовремя вспомнил о своей предыдущей встрече с Робеспьером. - Я говорю о тиране, потому что он видел меня в Тюильри и запомнил. А потом видел меня в Ванве. Кто-то предал нас и сообщил мое имя. Все плохо, друг мой барон, все плохо. - Он сосредоточенно задумался. - Боюсь, что мне придется ускорить свой план с покушениями на тирана. Что ты об этом думаешь? Сесиль Рено полностью мне подчиняется.

- Послушай, скажу тебе откровенно, - де Бац начал злиться. - Я ни на секунду не верю, что этот твой план с покушением сработает. Она не убьет его, шума будет много, а толку никакого. Я имею в виду для нас в нынешней ситуации. Без денег, друг мой, что ты собираешься делать? Эти любезные люди, которые выхаживают тебя, тут же позовут жандармов, как только ты откажешься им платить за ух заботу. Еще я смотрю, что твой сюртук забрали из комнаты... Наверное, почистить. На какое имя у тебя были документы на этот раз? И еще. Как у тебя с твоим зельем? Запас есть? Не хочешь мне ничего рассказывать - твое дело. Только не забывай, что ты сейчас не можешь быстро бегать, а жандармы - вполне.

- У меня есть запасы. Но их немного. - Сомерсет помрачнел. - Я благодарен тебе, что ты заговорил об этом. Я знаю, что ты не переносишь во мне этого пристрастия, но сейчас такое время, что я не смогу держаться без гашиша. Обещаю, что как только я полностью выздоровлю, я больше никогда к нему не притронусь. А сейчас... Я как раз хотел попросить тебя связаться с моим поставщиком. Его зовут Артур Бертолли, он живет на улице Кордельеров. Вполне мирный человек. Часовщик. Я напишу ему записку. Он выдает мне в кредит, так что с деньгами проблем не будет. Что касается Сесиль... Жан, ты серьезно думаешь, что я рассчитываю на то, что она убьет его? Убивать надо не Неподкупного. Убивать надо общественное, черт побери, мнение. Это выражение я подцепил у своих бывших коллег по Ванве - отпетых республиканцев. Мои связи в Комитете общей безопасности позволяют устроить из покушения такой массовый скандал, что Неподкупный не отмоется... Мне продолжать?

- Не стану спорить, - успокаивающе поднял руку барон. Спорить действительно не хотелось, доказывать как свою правоту, так и невероятную глупость затеи – тоже. Тем более что его сейчас волновали совершенно другие вещи. – Послушай меня, Уильям. Послушай внимательно. На моей совести немало как грехов, так и не очень честных поступков, ты знаешь, что я не особенно брезгливый человек. Но у меня есть одно правило – я не связываюсь с теми, кто продает дурман, так как имел несчастье столкнуться с этим явлением в Англии. Один единственный раз я нарушу данное самому себе слово и схожу к тому человеку, которого ты назвал. Но этот раз будет последним. Ради тебя я совершал и совершу еще не одну глупость, но наступать на горло самому себе не стану, извини. Еще мне очень жаль, что ты так легкомысленно относишься к моему рассказу о случившемся в банке. Представь, что мне придется покинуть Париж или затаиться? Что тогда произойдет? И последнее. Меня откровенно злит происходящее, так как они взялись именно за тебя, а я даже не знаю, как искать выход из ситуации. Подумай о том, что бы тебе хотелось мне. Не сейчас, позже. Если сочтешь нужным.

- Не стану спорить, - успокаивающе поднял руку барон. Спорить действительно не хотелось, доказывать как свою правоту, так и невероятную глупость затеи – тоже. Тем более что его сейчас волновали совершенно другие вещи. – Послушай меня, Уильям. Послушай внимательно. На моей совести немало как грехов, так и не очень честных поступков, ты знаешь, что я не особенно брезгливый человек. Но у меня есть одно правило – я не связываюсь с теми, кто продает дурман, так как имел несчастье столкнуться с этим явлением в Англии. Один единственный раз я нарушу данное самому себе слово и схожу к тому человеку, которого ты назвал. Но этот раз будет последним. Ради тебя я совершал и совершу еще не одну глупость, но наступать на горло самому себе не стану, извини. Еще мне очень жаль, что ты так легкомысленно относишься к моему рассказу о случившемся в банке. Представь, что мне придется покинуть Париж или затаиться? Что тогда произойдет? И последнее. Меня откровенно злит происходящее, так как они взялись именно за тебя, а я даже не знаю, как искать выход из ситуации. Подумай о том, что бы тебе хотелось сказать мне. Не сейчас, позже. Если сочтешь нужным.

- Я рассказал тебе все, что мог, - уверенно сказал Сомерсет. - Что касается охоты на меня... Не считай, что я не слушал тебя. Просто я действительно не знаю, что предпринять. Будь я здоров, я бы выкрутился. Но сейчас мне остается только молиться всем чертям и ангелам, чтобы тебя не поймали. И еще... Забудь о моей просьбе. Я перебьюсь. Этот дурман не стоит того, чтобы ты рисковал. А для меня - повод бросить. Я же давно обещал тебе... Лучше я напишу тебе письмо для своих банкиров.

- Напиши, - тяжело вздохнул барон. В глубине души он понимал, что придется ему идти к этому часовщику и придется просить чертов дурман в кредит. В доках, где трудились наемные иностранные рабочие, он видел, во что превращает людей это пристрастие. И не хотел, что его друг превратился в невменяемое животное, когда в любой момент может понадобиться ясная голова. Вздохнув еще раз, де Бац придвинул к графу стопку сшитых листов и карандаш. Бумага была не очень качественная, расползалась прямо в руках, да и карандаш не внушал доверия, но других письменных принадлежностей в комнате не было. - Пиши свои письма, Уильям.

Некоторое время Сомерсет старательно выводил буквы на бумаге. Если он выйдет отсюда, он возьмет тирана за горло. Общественное мнение не простит ему подобных выходок ради любовницы-аристократки. Только бы выздороветь, только бы встать на ноги. Машинально он протянул руку в поисках своего кальяна, но, поймав взгляд друга, взялся за бокал с водой. - Жан, если я могу как-то помочь и что-то сделать... Вижу, тебе не очень нравится моя идея взбудоражить Париж покушением... Или я ошибаюсь?

- Не ошибаешься, - кивнул барон. - Однако вижу, что тебя не переупрямить. Поэтому поступай, как знаешь. Тебе ни к чему мои веские доводы и пространные рассуждения, все равно каждый останется при своем. Ну взбудоражит происшествие город и что? Поговорят о ней. Если захотят, то раздуют эту историю в свою пользу, ничего больше. Но не буду тебя утомлять разговорами, - де Бац аккуратно свернул листы и положил их во внутренний карман сюртука.

- Постой, Жан! - Сомерсет заворочался, пытаясь сесть поудобнее в кровати. Отчего-то возникло плохое предчувствие. А еще желание достать одну из коричневых пластинок, что хранились у него под подушкой. Просто, чтобы увидеть, что все будет хорошо, и помечтать о том, как он выйдет отсюда, живой и невредимый. - Я давно хотел тебе признаться... Все хуже, чем я говорю. Кажется, ты был прав. Я не мыслю себя без этой отравы, черт бы ее побрал. Каждое утро я даю себе зарок покончить с этим, но ничего не получается. Скажи, ты же все за всех знаешь.. Есть ли выход?

- Пока что выздоравливай, - отвел глаза де Бац. Что будет дальше, он не знал и не пытался пересказывать. Пока у них были деньги, можно было покупать и эту дрянь, не испытывая затруднений. А сейчас... Смешно, какая-то злая ирония в самой ситуации: иметь довольно приличные средства на беззаботное существование и не иметь возможности взять из сбережений хотя бы один ливр. А еще было страшно думать о том, что Уильям станет похож на тех, кого он видел в доках. С безумным взглядом и капающей изо рта слюной, готовых убить кого угодно, лишь бы получить возможность еще раз набить трубку отравой. Барон затряс головой, прогоняя видение, стоявшее перед глазами. - Выздоравливай, - повторил он.

- Тогда помоги мне зажечь кальян и уходи, - тихо сказал Сомерсет. - Я все понял. Не надо слов. Я постараюсь это изменить, если получится. И будь осторожен.

Барон молча выполнил его просьбу и удалился, тихо прикрыв за собой дверь.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Май 01, 2010 3:08 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Париж

Оперный театр

Маркиза де Шалабр

Звуки скрипки – чистые и прозрачные. Вивальди, «Времена года». Маркиза сидела в ложе, не замечая ничего вокруг себя. Раствориться в звуках и перестать думать о страшных открытиях сегодняшнего дня. О том разговоре, после которого захотелось спрятаться и исчезнуть навсегда. Сколько лет Сен-Жюсту? Двадцать пять? Двадцать шесть? Откуда эта жестокость и этот взгляд? И почему после его слов чувствуешь себя униженной и втоптанной в грязь? Когда-то она уже сталкивалась с подобным.. Кажется, это был октябрь 92-го… Салон бывшей баронессы де Растиньяк. Среди ее подруг баронесса считалась самой смелой и яркой…

***

Октябрь 1792-го. Уютно обставленная комната, изящная и полная остатков былой роскоши. Они – бывшие аристократки, добровольно принявшие правила новой игры – собираются тут по пятницам. О своей дружбе с Максимильяном Робеспьером маркиза предпочитает молчать, дабы не вызывать расспросов. Здесь все сводится к сплетням, а Максимильян не заслужил того, чтобы о нем рассказывали на всех углах то, чего на самом деле нет. Карточные игры, беседы за бокалом вина, кофе и намеки между строк – все, как обычно. С одной лишь разницей, что теперь в моде имена якобинцев, а не графов и герцогов.
- Вы не видели этого новенького политика, он хорош, как Апполон! А вы, Эро, не смотрите не меня так… Помяните мое слово, этот Сен-Жюст – жаль, не помню его имени – станет вашим соперником в женских сердцах! – Баронесса Полина де Растиньяк кокетливо ударяет веером по пальцам самого популярного тут члена Конвента Эро де Сешеля. – Эро, пообещайте мне, что приведете его сюда в следующий раз! Ну пожалуйста!

Маркиза прячет улыбку. Ее влюбчивая подруга, кажется, нашла себе очередную жертву… Бедняжка этот молодой политик – Полина не терпит отказов и, кажется, коллекционирует сердца всех мужчин, которые привлекают ее внимание…

Через два дня баронесса уже щебечет с новым гостем. Кажется, он застенчив. Бывшие аристократки отпускают замечания по поводу его сюртука и манеры держаться, но баронесса уже почувствовала интерес к своей жертве. Среди подруг бродят разговоры, что она пообещала: ровно через две недели этот Сен-Жюст забудет о политике и будет приходить сюда ежедневно ради того, чтобы добиться расположения Полины. Никто не сомневается в ее успехе. Однако, проходят дни, а баронесса становится все печальнее.

В конце года она уехала. Маркиза была единственной, кто говорил с ней перед отъездом.

«Он – порождение дьявола, Жанна, не дай тебе бог к нему приблизиться…» - глаза подруги полны слез. – «Он беспощаден, фанатичен и у него совсем нет сердца. Будь проклят тот день, когда я с ним связалась…»

***

Почему-то тот разговор с подругой встал сейчас перед глазами очень отчетливо. Тогда маркиза не приняла его всерьез, списав на излишнюю впечатлительность баронессы. Но сейчас… Как забыть его остановившийся взгляд, проникающий в самое сердце? Он говорил с ней, как с преступницей. Неумолимый, мрачный, жестокий обвинитель с лицом античного героя и душой темной и безжалостной. Он бросил ей в лицо слова, перевернувшие ее мир. О ее переписке с бароном было известно. А ее просто использовали. Вот почему Максимильян приезжал к ней тогда с просьбой выдать сведения о бароне. Вот почему он говорил о выборе… Все было известно, все было спланировано с его юным другом, продавшем душу революции… Как все это страшно и нелепо… Воспоминания о разговоре, от которого невозможно отмыться, вернулись. Она вздрогнула, когда почувствовала, как кто-то легко дотронулся до ее плеча и подняла полные слез глаза. Перед ней стоял человек, которого она никогда прежде не видела.

- Простите, вам плохо? – У него был низкий и теплый голос.

- Все в порядке. Простите… Я не знала, что не одна. Это все сила музыки. Со мной все в порядке. – маркиза покраснела, сожалея о том, что показала свои чувства на людях. Хотя, ведь вряд ли этот человек с приятным голосом может догадываться, что творится в ее душе?

- Я вижу вас тут не первый день. Ваши слезы вызваны потерей близкого человека? Ради бога простите мои вопросы, просто тяжело видеть, как вы мучаетесь.

- Это Вивальди… Просто музыка… - маркиза закрыла лицо руками. Наверное, этот человек – священник. У него была удивительная манера говорить – располагающая и притягательная.

- Музыка способна сказать больше, чем можно себе представить, - задумчиво произнес ее собеседник. – Я прихожу сюда каждый вечер. Многолетняя привычка, позволяющая оставаться человеком среди творящегося хаоса.

- Не говорите так, это опасно! – испугалась маркиза.

Горький смех.

-Для меня не существует опасностей. Я – человек вне политики и времени.

-Вы священник?

- В своем роде… Я – отверженный. Если хотите, я провожу вас. Сейчас вступит второй скрипач. Он все испортит. Но вы, должно быть, и сами это знаете…

Маркиза послушно поднялась. Этот человек тонко чувствовал музыку - именно на этом моменте она всегда уходила, чтобы не испортить впечатления от произведения Вивальди.

***

Они медленно брели в сторону Нового моста. Маркиза была благодарна своему молчаливому спутнику за молчание. С ним было спокойно и мрачные мысли отступали.

- Эй, гражданочка, смотри, смерть себе не накликай!

Маркиза обернулась, пытаясь разглядеть, кому принадлежал голос. Нищенка под мостом. Рядом с ней – маленькая фигурка, скорее всего, ребенок. Словно услышав ее мысли, маленькое существо бросилось им под ноги и затанцевало.

- Палач Сансон, где твой топор?
Бери его – и марш во двор
Скорее головы руби,
И к Дьяволу их уноси!

Хриплый простуженный детский голосок выкрикивал ругательства. Ее спутник лишь вздохнул и остановился – маленький чертенок продолжал вертеться под ногами.

- Вы.. палач? – голос маркизы дрогнул. О палаче Сансоне ходили легенды. Поговаривали, что его тень иногда видят на крыше Собора Нотр-Дам, что он водит дружбу с нечистой силой, и что разговор с ним несет несчастье.

- Простите. Наверное, я должен был предупредить. – тихо произнес ее спутник. – Я знаю, что говорить со мной считается дурной приметой, но я не смог не подойти к вам. Не верьте приметам. И не верьте, что, покинув этот мир, вы обретете покой и найдете ответы на свои вопросы. Они – в вас. И в окружающем мире.

- Как вы узнали? – прошептала маркиза. – Я хотела уйти.. Сегодня днем.. Но мне не хватило духа… Как вы узнали?

- Я вижу больше, чем другие люди. Прошу вас, не доверяйте первым впечатлениям. Они бывают обманчивы. Поверив в них, можно оступиться и совершить непоправимое. Гораздо проще приглядеться к тому, что вас окружает и разглядеть светлые пятна в темной палитре безысходности. Выход всегда есть. Достаточно взглянуть на свою жизнь под другим углом. У вас есть ваша душа. И, если вы все еще не потеряли способности слышать музыку и плакать, она жива. Загляните в нее и, поверьте, вам станет легче.

- Но вы же…

Он покачал головой. – Не нужно слов. Просто подумайте о том, что я вам сказал. Вам станет легче.

Он распрощался и ушел, когда они добрались до ее квартиры на Сент-Оноре.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Май 02, 2010 3:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, Тюильри
Карно, Барер

Лазар Карно вошел в свой кабинет в наимрачнешем расположении духа. Переговоры были сорваны. Сорваны человеком по фамилии Страффорд, который когда-то имел отношение к Робеспьеру и не отрицал своей дружбы с Сен-Жюстом. Это означало одно – сорванные переговоры просто меркнут в сравнении с тем, что может произойти в скором времени, если Страффорд заговорит. Он боролся до последнего. Погоня, направленная вслед за Страффордом, ничего не дала – этот человек испарился. Как испарились и документы, отобранные у Сен-Жюста в тот момент, когда его захватили его люди. Чертовщина? Он в это не верил. Скорее, грамотно спланированная операция, которую он так и не смог разгадать. В сравнении с этим даже исчезновение барона де Баца беспокоило его куда меньше, чем могло бы. Что произошло в Ванве? Почему все пошло не так? Вопросы, вопросы, вопросы. И ни одного ответа. Карно сел за стол и задумался, глядя перед собой остановившимся взглядом.

Барер влетел в Тюильри, понимая, что на заседание Конвента он безнадежно опоздал. Просители... В последние дни от них нет покоя ни днем, ни ночью. И уж конечно, они почему-то осаждают не дом на Сент-Оноре, не квартиру Коло дЭрбуа, а его собственную. Каждое утро он теперь начинал и заанчивал одной и той же фразой, за которую еще чуть-чуть, и сам был бы готов себя придушить: *Я постараюсь*... Только не давать конкретных обещаний и ложных надежд. И уж тем более не говорить всей правды - *Не только у вас, граждане, арестованы друзья, мужья, жены, отцы и братья. У меня самого под следствием находятся многие дорогие мне люди. И все, что я могу делать - это спасать их, потому что, как и вы все, в первую очередь, я забочусь о своих близких. А в остальное время, граждане, я работаю на усиление и укрепление того самого правительства, которое арестовывает моих же собственных друзей...* Нет уж, избавь Провидение от таких принародных исповедей. Может быть, когда-нибудь потом... Однажды он объяснит им, что все было правильно. И сам тогда же это поймет.
Итак, сегодня... список дел на сегодня прост. Разобрать бумаги морского ведомства, так как Сен-Андре снова носит неизвестно где. Потом - дурная и немыслимая тайная переписка с Тайной Канцелярией российского государства. Королева Екатерина - между прочим, урожденная немка и дальняя родственница Марии-Антуанетты - и слышать не хочет ничего о делах с французскими якобинцами и будет помогать бороться против них как может. Но, ка кэто часто бывает, министры предусмотрительнее королей - тот же Неккер... Вот и приходится поддерживать тайные отношения с Россией. Министры не связаны родственными узами с Бурбонами, и они понимают, что режим во Франции сменился раз и навсегда... Да... письмо в Россию...
Барер замедлил шаг, сразу прикидывая основные тезисы, с сожалением бросив взгляд на запертую на время отъезда Карно дверь. Третье дело на сегодня. Карно отсутствует, а сведения, которые ему рассказал его друг, гражданин дИрсон, которого чуом удалось извлечь из тюрьмы, были... мягко говря, чудовищными. Причем к Робеспьеру с ними не пойдешь - Барер поморщился, вспоминая о последнем разговоре. В лучшем случае, Неподкупный прикажет в превентивном порядке гильотинировать всю тюрьму, в худшем - и самого Барера вместе со всеми - так как откуда гражданин Барер знает такие вещи? И не слишком ли много у него подорительных друзей для благонадежного гражданина? Барер снова страдальчески взглянул на дверь кабинета Карно, и не поверил своим глазам. Она была приоткрыта.
- С возвращением, Лазар! - радостно провозгласил Барер, любезно застыв на пороге кабинета. Он не испытывал к этому человеку ни симпатии, ни особого расположения. Но, в отличие от Неподкупного, но еще не потерял способности вести диалог, а не нравоучительным тоном отдавать приказания.

.... Двадцать пять линейных кораблей... Брестский порт... Контр-адмирал Вилларе Жуаез предупрежден и ждет нападения... Флагманский корабль «Монтань» должен быть затоплен - так он обещал посланнику от Соединенных штатов... Все пропало. Только что Карно доложили, что Сен-Жюст вернулся вчера утром. Значит, его либо уже считают изменником, либо Страффорд придержал информацию до нужного случая. На какой стороне, черт возьми, он играет? Карно поднял тяжелый взгляд на вошедшего, и лишь через несколько секунд понял, что перед ним - Барер. Однажды этот человек уже помог ему. Сейчас он смотрит доброжелательно. Значит, если Сен-Жюст и рассказал обо всем Робеспьеру, то до остальных членов Комитета это не дошло. - Здравствуй, Бертран. Прости, задумался. Пожалуйста, располагайся, - Карно кивнул в сторону кресла. - Я некоторое время отсутствовал и был бы признателен тебе, если бы расскажешь о том, что происходило в Комитете в этот период. Кстати, твой протеже больше не приходит на работу. Знать бы, чем это вызвано.


Барер кивнул и сел в кресло, закинув ногу на ногу и расеянно барабаня пальцами по трости.
- Дела в Комитете... Я боюсь, что тебе будет проще посмотреть все отчеты - например, сообщить тебе какие-то результаты работы по той же внутренней полиции я не могу - сам знаешь, что мы занимаемся каждым своим делом... ну и немного делами отсутствующих. Твой переписки я практически не касался, так как в армию отбыл Сен-Жюст, да и ты не думаю, что выпустил ситуацию из-под контроля. По морскому ведомству - реквизиции поволят нам дать немного денег флоту. По делам внутренним - секции неспокойны, а мы... Скоро подвергнем всех цензуре, - Барер усмехнулся, чтобы Карно не мог потом рассказать, что Барер был реким противником закона о цензуре, - Робеспьер вернулся из Ванве. Кстати, близ Ванве и остался мой протеже. Виноват я, так как подписал ему краткосрочный отпуск, в результате которого он лежит раненый в какой-то глухой деревне. Насколько я понял из письма, на карету с арестованными по пути в Париж напали роялисты, замаскированные под разбойников, а он случайно вмешался в заварушку, - Барер снова улыбнулся, - И это - только часть новостей, Лазар.


- Столько новостей за всего неделю моего отсутствия? - Карно поднял брови. - Вижу, вам не скучно, граждане коллеги. А что с твоим протеже? Сильно ранен? Почему бы нам не перевезти его в Париж? Уверен, тут его поставят на ноги гораздо быстрее. - Мысль тем временем заработала быстрее. Робеспьер вернулся из Ванве. 99 процентов из ста, что он столкнуся там с бароном. Знать бы, чем все это закончилось... Сам он не имел отношения к лагерю роялистов, обосновавшихся в Ванве, но прекрасно знал, как там обстоят дела. Карета с арестованными... Черт побери, кажется, у них настала черная полоса...

- Насколько я понимаю, было задето легкое, - хмуро ответил Барер, - К сожалению, не могу рассказать тебе подробности, так как видимо Демервилль боялся, что письмо попадет не в те руки. Насколько я понял, его арестовали в Ванве, так как там намечалась облава на аристократов, а потом половина главных подорительных бежала. С обеих сторон куча трупов, - он вкратце изложил Карно события, произосшедшие с Демервиллем по дороге в Париж, которые почерпнул из письма друга, - Но это еще не все, Лазар, - Барер сбился с мысли, видя, как взгляд Карно метнулся с предемта на предмет. Черт побери, знать бы, что именно его заинтересовало в рассказе... - Лазар, тебя что-то встревожило? - осведомился Барер, зная, что скоро Карно встревожится еще больше. И это будет третьей новостью.

- Меня встревожило то, что Ванве считался одним из самых мирных городков среди пригородов Парижа, - быстро отреагировал Карно. - Твой протеже вел себя, как герой. Даже удивительно для простого секретаря. Его надо перевезти в Париж и поместить в больницу. Мне жаль, что подозрительность наших колег заходит настолкьо далеко, то они арестовывают своих же... - Он обратил внимание на вежливую улыбку Барера. Значит, есть что-то еще. - Ты хочешь рассказать мне о чем-то еще, Бартран?

- К сожалению, да, - сказал Барер на редкость нетипичную для себя фразу, так как обычно радовался возомжности поделиться новостями, - Понимаете, Карно, - зашел он издалека, - Я ни в коем случае не недоверяю отчетам Бюро внутренней полиции и с восхищением наблюдаю за деятельностью коллег. То, что мне сказали - простая случайность... У меня много земляков в Париже, а мы, гасконцы, увы, чрезмерно любопытны. Человек, который рассказал мне эту новость, был оправдан по закону, - добавил он, - Но, похоже, в Люксембургской тюрьме назревает бунт. Насколько я понимаю, это провокация Фукье, - осторжно заметил он, - Слишком много разговоров, что казнят невинных овечек.

- Бунт в Люксембургской тюрьме? - переспросил Карно. - Буду благодарен, если сообщишь подробности, Бертран. - Этого еще не хватало. В Люксембургской тюрьме в данный момент находился генерал Гош. Его надежда на будущее, талантливый молодой генерал, которого он намеренно упрятал в тюрьму, чтобы дать ему возможность дожить до момента, когда правительство Робеспьера будет уничтожено и свободная от диктатора Франция сможет начать войну за свои позиции по имя порядка, а не во имя сумасшедшего фанатика по прозвищу Неподкупный.

- Насколько я понимаю, среди заключенных появились люди, призывающие к неповиновению, - рассказал Барер, - По моей информации, к ним не просто прислушиваются, но даже готвы действовать. Людям, которые попали туда, нечего терять, Лазар. Меня эта новость, которая в принципе касается лишь Бюро общей полиции, касается лишь одной стороной. И именно поэтому я поколебался, давать ли ей ход - хотя это мой долг, в любом случае. Мы выступили в защиту одного из узников, который явно не останется в стороне. Или этому никто не поверит, - усмехнулся Барер, - будет жаль, если мы помогли спастись настоящему заговорщику.

- Назовите имя этого узника, - тихо сказал Карно.

- Лазар Гош, - тихо ответил Барер, - Никто не поверит, что он там нипричем, и не будет он нипричем. Я знаю людей. Так что - напишешь на меня донос за промедление с сообщением о заговоре?


- Нет. Встав на его защиту, ты действовал, как настоящий патриот, - устало произнес Карно. Пора снять маску. Пока не поздно. - Бертран, как ты мог заметить, я принимаю живое участие в судьбе этого человека. Лазар Гош - один из самых талантливых генералов в истории Франции. Потерять его - преступление. А я уверен в том, что он - не заговорщик. Помоги мне его вытащить. Буду твоим должником.

- Вытащить? - устало спросил Барер, подумав, что опий снова закончился. Значит, предстоит еще ночь без сна, - Это невозможно, Лазар. Ему надо уйти в забвение, если он хочет выжить. Ты хочешь, чтобы процесс пошел снова, и я доказал, что он невиновен? Не смогу. Кроме того, представь себе последствия. Свершилось чудо. Фукье заболел белой горячкой и вынес оправдательный приговор. Что делает твой Гош? Отвечу. Пишет кучу писем тебе. Ты не отвечаешь. Он берет коня и едет разбираться в армию лично, так как у них был там какой-то конфликт с Пишегрю... - он сделал неопределенный жест рукой, - Я не возьмусь за его защиту на таком процессе, Лазар. Тем более, что я проиграю.

- Я понял. Спасибо, что предупредил. - Карно пожал ему руку, что делал нечасто. - Спасибо, Бертран.

Барер прикрыл глаза, снова подумав о предстоящей бессонной ночи, - А твоего протеже хорошо знают в Париже в лицо? - спросил он, борясь с жуткой накатившей головной болью, - И у нас может быть какой-то способ его контролировать? Кажется, я придумал.

- Либо он будет слушаться, либо я убью его лично, - зло сказал Карно. Красивых слов не осталось. Он впервые за много времени сказал то, что думает.

- Ему лет двадцать пять-двадцать шесть, - задумчиво проговорил Барер, - особых примет не имеет... Карно, Вы понимаете, чт мы не можем вытащить его официально - а если попадемся на том, что вытащили неофициально - нас убьют?

- Что вы имеете в виду? - осторожно спросил Карно. В данный момент он отдавал себе отчет, что занят составлением заговора с коллегой по Комитету. Если он откажется от его помощи. то потеряет его. Если не откажется, то, возможно, если ничего не получитс, потеряет Гоша. В этот момент Карно принял решение, что в случае неудачи пожертвует молодым генералом.

- Как я уже сказал тебе, я сам не возьмусь за его защиту, - осторожно заметил Барер, - Но будь я на твоем месте, я бы понял следующее. Официально ты выпустить его не можешь. . Если твоего подопечного не знают в лицо в Париже, это - шанс. При этом, тебе понадобится совсем не мое согласие прикрыть тебя, если что.Есть глава Бюро общей полиции, Ришар. Я слышал, что он предан Робеспьеру. Будь я на твоем месте, я бы поискал на него материалы. Все, что я о нем знаю - это две вещи. Он страстно предан работе и не мыслит себя без нее. И при этом он очень болен, настолько, что не может исполнять свои обязанности. Разве что зацепиться за это... или искать его тайну. У них много людей, которе умеют менять свою внешность и могут обеспечить алиби кому угодно. Это не совет, это - предостережение, - закончил Барер, - Это очень опасная и хитрая игра. Я помогу чем смогу, но если что - он развел руками

- Это слишком сложно, Бертран. Но я благодарен тебе за предупреждение. Остальное я сделаю сам. - Карно снова улыбнулся. - Как ты смотришь на то, чтобы сегодя пообедать вместе после заседания? Вместе с Бийо и Приером?

- Может быть, еще позовем Колло дЭрбуа? - оживился Барер, - но я буду в любом случае.

- Да. И Колло дЭбруа, - кивнул Карно. - До встречи, Бертран.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Май 02, 2010 11:02 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

кафе "Отто" // улицы Парижа.

Бьянка, Фуше, Колло, Робеспьер // Бьянка, Робеспьер.

Жозеф Фуше помешивал уже давно остывший кофе, хотя в нем и не было сахара. Нечасто в последнее время он позволял себе рассиживаться вот так, но сегодняшний день можно было назвать удачным и его стоило отпраздновать. В конечном итоге все не так плохо, как казалось с самого начала - в Клубе якобинцев его слушают. Правда выступает он редко, очень редко и позволяет себе высказываться весьма скупо, так как не мастер говорить, но все же его не освистывают, а иногда даже аплодируют. Правда, это случалось в отсутствие Робеспьера, но все же теперь он твердо знал, что вполне реально склонить на свою сторону если не Конвент, то общественное мнение. Почувствовав на себе чей-то взгляд, Фуше обернулся. У входной двери стояла миловидная гражданочка и во все глаза смотрела на него. Политик слегка кивнул, хотя и был несколько удивлен, а потом пришло узнавание. Ее звали Жюльетт Флери. Сестра ненавистного журналиста и любовница Робеспьера-младшего. Снова уставившись в чашку с кофе, Фуше снова вернулся к мыслям о Клубе и о том, как скоро ему удастся выполнить задуманное и удастся ли.

Бьянка прошла в кафе и заняла соседний столик. Рано или поздно сюда придет Огюстен, и они отправятся домой, как у них было заведено и раньше. А пока... Она сделала заказ и устроилась поудобнее, устремив взгляд в спину Жозефа Фуше. Почему-то этот человек вызывал ее особое презрение. Он был так жалок - тощее, зеленоликое существо, полное неуверенности в себе, зависти и злобы. Он завидовал Робеспьеру, но вынужден был довольствоваться жалкими комплиментами в якобинском клубе. И строить далеко идущие планы о том, как когда-нибудь он выйдет вперед, и народ рухнет на колени, сраженный силой его слова. Жалкий и убогий человек. Таких нужно опасаться, потому что именно они всегда бьют в спину - закон жизни, который внушил ей Марат, разбиравшийся в людях лучше, чем кто-либо. Что бы предпринять? Показать ему вновь страшную картинку о том, как его закидывают тухлыми помидорами? Нет, надо придумать что-то поизящнее... К примеру, суд. Да, да, суд по факту его деятельности в Лионе. Присяжные выносят вердикт: виновен в попустительстве и в злоупотреблении своим положением. Бьянка опустила глаза и принялась складывать цветок из салфетки, очень кстати оказавшейся на столе.

Фуше вздрогнул, как от удара, даже опрокинул чашку кофе. Что за наваждение? Только что он думал о Клубе и тут в голову пришла совершенно другая сцена, которая могла привидеться разве что в кошмарном сне. Нет, нет, скорее всего, это просто усталость. Зябко передернув плечами, он покосился на столик, за которым уселась гражданка. Надо же, как распустилась молодежь. В его время молодая девушка и помыслить не могла о том, чтобы так просто сидеть в кафе, без провожатого. Так вели себя только девицы легкого поведения. Но кто знает, может, она такая и есть.

Бьянка отложила цветок. Гражданин Фуше заволновался. Какой он нервный, этот тощий гражданин с нечистой совестью! Очень хотелось произвести с ним нечто, что она однажды уже проделала с Карье, но, поразмыслив, она подумала, что он того не заслуживает. Надо бы с ним познакомиться поближе. А пока - пусть любуется ее фантазиями. Следующая картинка - его голова с закрытыми глазами. Каменный бюст. И подпись: "Гражданин Фуше - несостоявшийся комиссар Конвента".

Колло дЭрбуа положил на стойку измятую ассигнацию и жестом указал на кофейник и початую бутылку коньяка. Кофе с коньяком и сахаром - чудодейственное средство, которое помогало взбодриться. Жаль только, что когда к нему слишком привыкаешь, напиток перестает действовать так эффективно, вот и приходится только иногда позволять себе эту роскошь. Кивая знакомым, а заодно и незнакомым людям, он пробрался вглубь зала, разыскивая свободное место. Оно нашлось вместе с действительно знакомыми лицами в количестве двух штук. Жозеф Фуше, с которым Колло сейчас хотел говорить меньше всего и Жюльетт Флери, к которой он был настроен более благожелательно, несмотря на то, что временами очень хотелось свернуть шею ее брату. Шарахаться в сторону было уже поздно, поэтому кивнув в ответ бывшему коллеге по миссии, дЭрбуа присел за его столик. А вот беседы нужно избежать... как нибудь. Идея пришла в голову мгновенно. --- - Гражданка Флери! Присядете с нами?

Бьянка улыбнулась, придав лицу максимально приветливое выражение. - Гражданин дЭбруа! Какая честь! С удовольствием только я уже заняла место за столиком. Но если у вас есть желание со мной побеседовать, готова направить вам ответное приглашение. Посмотрите, тут несколько стульев. Хватит для вас и для вашего друга, с которым я, к сожалению, не знакома.

- Не принять приглашение дамы... - широко улыбнулся Колло. - Не смею отказать, гражданка. Это, - он указал на сохранявшего каменное выражение лица бывшего коллегу, - Жозеф Фуше, познакомьтесь. ------ - Очень приятно, - пробормотал Фуше, хотя вовсе не был рад знакомству и отметил попытку дЭрбуа ловко избежать его общества. Однако сейчас лучше принять это нелепое приглашение, здесь слишком много глаз и ушей. Значит, завтра найдутся те, кто в десять раз преувеличит все произошедшее и расскажет... на свой лад.

- Жозеф Фуше? Мой брат много рассказывал мне о вас! - Бьянка невинно улыбнулась. - Вы легендарная личность. И чудесный оратор. Ваша последняя речь в якобинском клубе в защиту народного общества в секции Театра - выше всяких похвал. Столько слов, ни одного факта, и какой результат! Я была восхищена. Жаль, что в ваш клуб не пускают женщин и мне пришлось слушать, стоя у дверей с другими гражданками. - Она повернулась с Колло. - Гражданин дЭбруа, рада, что про приняли мое приглашение. Во-первых, вы произвели на меня большое впечатление при нашем первом знакомстве. А во-вторых, у вас потрясающий шейный платок. Приятно видеть мужчину, который находит время не только на политику, но и на собственную внешность.

- Вижу, вы столь же остры на язык, как и ваш брат, - немного грубовато отпарировал Фуше. Такое поведение было ему не свойственно, но слишком сильно выбил из колеи тот бред, что лез в голову последние четверть часа. - Однако я рад, что моя речь вам все же запомнилась. ----- - Бааа, Фуше! Говорить о политике! - скривился дЭрбуа. - Да еще и учитывая то, что гражданка сама была там! Благодарю за комплимент моему платку, - повернулся он к молодой женщине. - В ответ могу сказать, что вам идет это платье. Оно очень подходит для свидания.

- Я? - Бьянка распахнула глаза. - Что вы, до брата мне далеко. Никогда не осмелилась бы вытаскивать на поверхность то, что скрыто под пеленой красивых слов. Да и кто слушать женщину в наше нелегкое время. Они нужны для того, чтобы на них любоваться, правда, гражданин дЭрбуа? - она повернулась к Колло. - Вы совершенно правы - разговоры о политике должны вестись в соответствующем месте. И в строго оговоренные часы. А здесь - кафе. Место для легких бесед и комплиментов. Кстати, где ваш темно-синий сюртук? Мне нравилось, как вы в нем выглядите, но вы о нем, кажется, забыли. Помяните мое слово, вы в нем неотразимы.

- Надо же, вы, оказывается, помните мой сюртук! - воскликнул чрезвычайно польщенный Колло. - Тогда я не останусь в долгу и скажу, что к вам, на мой взгляд, очень идут светлые тона в одежде. Будь я Давидом, то сказал бы пастельные... - Видимо, к их разговору прислушивались, так как у него за спиной кто-то тихонько хмыкнул. дЭрбуа не обратил на это никакого внимания. ---- Фуше решил, что будет лучше сохранять молчание, а не упражняться в остроумии, разговаривая со смазливой гражданочкой. Тем более что она как раз нашла себе собеседника по уму. По правде говоря, Фуше кривил душой, награждая дЭрбуа подобной характеристикой, но сам тон беседы и ощущение того, что над ним издеваются, очень сильно раздражало.

Бьянка уловила ход мыслей Фуше. Осторожный и хитрый. Такой далеко пойдет. Однако, их слушают. Интересно, что завтра напишет Мишель Ландри, который притаился в уголочке и строчит пером, как одержимый? Кажется, ему не дают покоя лавры покойного Эбера - непременно хочется стать самым скандальным журналистом Парижа. - Думаете, у меня есть шанс получить аудиенцию у Давида? - спросила Бьянка у Колло, не забывая наблюдать за входящими. - А ваш портрет он уже писал? Если соберетесь заказать картину для потомков, непременно позируйте в вашем театральном имидже. У вас романтическая внешность, для картины прекрасно подойдет. - Бьянка повернулась к Фуше. Ее взгляд стал колючим и холодным, - Гражданин Фуше, вы сегодня молчаливы. Надеюсь, не мое присутствие способствует вашему молчанию. Вы упомянули моего брата. Было бы интересно узнать ваше мнение о статьях Жана КЛери. Расскажете?

- Если бы Давид только видел вас, то обязательно измучил бы просьбами позировать, - весьма галантно сказал Колло, однако мысли приняли довольно забавное направление. - Мой портрет писать не так интересно, Давид же, как и все мы в большей или меньшей степени, ценитель прекрасного...----- Фуше выдержал взгляд гражданки, ставший вдруг холодным и колючим и приложил некоторые усилия, чтобы ответить ей тем же, хотя и стремился открыто демонстрировать неприязнь. Подождав, когда дЭрбуа закончит свой монолог о прекрасном, ответил: - Ваш брат, безусловно, талантлив. Не в моих правилах критиковать талантливых людей, гражданка. Впрочем, я воздерживаюсь и от того, чтобы восхвалять их.

- Браво, гражданин Фуше! Вы блистательны в своем умении отвечать, не давая прямых ответов! Отличительная черта великих политиков. Вот вам цветок, - Бьянка, вернув лицу прежнее невинное выражение, протянула ему свое творение из бумаги. Она повернулась к Колло, чтобы ответить на его комплимент, но заметила, как напряглось его лицо. Обернувшись, она немного растерялась, не зная, как себя повести. В кафе входил Максимильян Робеспьер. И его брата рядом с ним не было.

Робеспьер заказал кофе, но не прошел вглубь зала, вряд ли сейчас, после заседания, здесь можно найти свободное место. Жаль. Он хотел поговорить с Буонаротти и надеялся застать его здесь. Но нет, так нет. Вместо Филиппа, правда, здесь нашлась гражданка Флери в компании дЭрбуа и... Фуше. Значит ли это, что в скором времени нужно ожидать новую статью в "Друге Народа"? Время покажет. Однако с цензурой шутки плохи и если в статье будет затронут Фуше, а дЭрбуа вспомнит, что присутствовал при разговоре. При мысли о том, что он рассматривает последствия от даже еще вряд ли планирующейся статьи, стало не по себе. Паранойя зашла слишком далеко, вот что. Слегка кивнув коллеге по Комитету и Жюльетт Флери, он совершенно спокойно проигнорировал Фуше, так, будто того здесь не было.



- Гражданин Фуше, возьмите цветок, не стесняйтесь, - повторила Бьянка, не спуская глаз с побледневшего от злости политика. И почему он вызывает желание доводить его до белого каления? - Вас отвлек от разговора гражданин Робеспьер? Но он же пока что к вам даже не обратился! - Она не знала, как отреагирует Робеспьер на эту сценку, поэтому избрала единственный выход - продолжить игру, словно ничего не произошло. Бьянка лишь на секунду посмотрела на него озорным взглядом, затем повернулась к Колло. - Значит, вы думаете, у меня есть шансы стать моделью гражданина Давида? Знаете, гражданин дЭбруа, а я ведь еще немного - и попрошу вас меня ему представить.

- Да, конечно, - рассеянно пробормотал Колло, просто чтобы ответить. Вот какого дьявола его угораздило сесть вместе с Фуше и вести непринужденную беседу? И какого черта именно в этот момент сюда принесло Робеспьера? Притворяться слепым не имеет смысла, а вот газетчики мигом подхватят сплетню, что в Комитете не все в порядке, если он так поступит. Кого-то это явно воодушевит на подвиги, мало нам было всех разговоров... Мысленно ругаясь на чем свет стоит, дЭрбуа махнул рукой, лихорадочно думая, как поступить. ------ Робеспьер направился к их столику, без особого на то желания. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, о чем думает гражданин коллега, тем более что он только что покосился на увлеченно скрипящего пером журналиста за столиком в углу. Свежей порции сплетен хотелось избежать. Как и очередного обсуждения очередной газеты. - Добрый вечер, граждане, - он придвинул к себе стул, но не торопился садиться.

- Интересно, что пишет вот тот гражданин? - звонко спросила Бьянка, указывая глазами на скрипящего пером журналиста. - С удовольствием прочту. Кажется, это будет что-то про вас, гражданин дЭбруа. Как вы думаете?

- Мы узнаем, когда прочтем, - ответил Колло. Тема для пустопорожней болтовни не приходила в голову, все мысли вертелись исключительно вокруг политики, что было и нежелательно и опасно. Молчать дальше тоже нельзя, так как это было бы смешно. - Мы обсуждали Давида, - радостно сообщил он, едва взглянув на сидящую рядом гражданку, вспомнил и последнюю тему разговора. - На нем сейчас все мероприятия, но может быть, он выкроит немного времени, чтобы нарисовать вот эту гражданку? ---- - Оставь в покое гражданку, Колло, - ответил Робеспьер. - Хотя, разумеется, Давид захотел бы нарисовать ее. ---- - Если бы не был занят проектами костюма, - хмыкнул дЭрбуа. - И заодно проектом защиты секционного общества, не помню, какого именно, так как там, по его словам, собираются талантливые художники. ---- - Легальные общества нуждаются в защите, - подал голос Фуше, поддерживая разговор. - И если о сочувствии к незаконным не может быть и речи, то те, в которых собираются истинные патриоты... Заслуживают ли они того, чтобы быть уничтоженными? ---- - Давид покровительствует талантливым людям, - ответил Робеспьер. - И, признаться, умеет находить их.

- Секционное общество "14 июля", оно располагается в секции Театра, - тихо заметила Бьянка, обращаясь к Колло. Затем взглянула на Фуше. - Осторожнее, гражданин, кажется, на вас сейчас опрокинут вино, и вам попадет от супруги за грязный сюртук. - Она, не поворачиваясь, поймала мысли человека, который шел с только что приобретенной бутылкой вина к своему столику. Секунда, и тот споткнулся. Вино выплеснулось на Фуше и расплылось по сюртуку грязно-красным пятном. Человек бросился извиняться, а Бьянка извлекла из блокнота еще один листок и принялась, как ни в чем ни бывало, складывать еще один цветок.

- Какая неловкость, - холодно прокомментировал Робеспьер, допивая кофе. --- - Пожалуй, мне пора, - зло бросил Фуше, поднявшись. Отчистить сюртук не представлялось возможным и, что самое досадное, попытка прояснить обстановку с треском провалилась. Не сидеть же здесь, благоухая вином, черт бы побрал того незадачливого пьяницу. ---- - Мне, пожалуй, тоже пора, - мгновенно сориентировался дЭрбуа, обрадовавшись возможности избавиться от компрометирующей компании. Нет, в следующий раз он пойдет пить с Бийо, чтобы не было лишних инцидентов. - Меня Бийо ждет, - объяснил он свою спешку. - Гражданка, с удовольствием провел бы вас, если бы не догадывался, что у вас здесь назначена встреча. Передавайте привет своему брату и не забудьте сказать, что я внимательно слежу за всеми публикациями.

Когда они удалились, Бьянка принялась мешать кофе, заранее настроившись на отповедь. Хотя лучше все-таки оправдаться первой. - Мне показалось, что он тут лишний. Поэтому я устроила этот трюк с вином. Вы сердитесь на меня?

- Гражданин просто был неловок, - ровно сказал Робеспьер, так как не знал, насколько острый слух у сидевшего в углу журналиста. Не следует давать ему пищу для размышлений, лучше уйти отсюда. - Вы кого-то ждали здесь?

"Я ждала Огюстена, а в глубине души - вас", - усмехнулась про себя Бьянка. Вслух она произнесла: - Я ждала вашего брата. Но я рада, что встретилась с вами, потому что хотела обсудить ряд вопросов, связанных с цензурой.

- Возможно, Огюстен ждет вас возле Тюильри, - сказал Робеспьер. - Я сейчас направляюсь туда и, если хотите, могу провести вас. Что же касается вопросов о цензуре... полагаю, что ваш брат знаком с новым декретом и с обсуждением в "Монитере". Однако могу дать пояснения, если вопрос касается статей декрета. Вы не возражаете, если мы обсудим это по дороге?

- После своего выступления в Якобинском клубе мой брат не встает с постели. - Бьянка быстро отреагировала на намек Робеспьера. Она так обрадовалась этой встрече, что совершенно забыла, что они находятся в общественном месте и позади - журналист! Какая глупость! - Он изложил мне несколько вопросов, которые его волнуют... И я, встретившись с вами, решила воспользоваться... - она смутилась, злясь на себя за совершенную ошибку.

Несколько секунд Робеспьер не знал, что ответить, так как из сказанной Жюльетт Флери фразы можно было сделать вполне логичный вывод: он не только прочитывает "Друг народа", но и придает верное направление печатающимся там статьям, раз журналист считает возможным для себя обсуждать постановление. Впрочем, ответ пришел быстро. - Декрет касается всех без исключения, гражданка Флери. Но боюсь, что некоторые его пункты могут быть сложны для понимания, это обсуждалось в Конвенте. Поэтому мне будет полезно послушать те вопросы, которые возникли у вас.

- У меня? Мне просто интересно, во что выльется это грозное понятие цензуры. Я пересмотрела прессу за последнюю неделю. Там нет ни одного острого материала.... - Бьянка поняла, что совершенно растерялась. Марат научил ее писать яркие и злободневные статьи, но она так и продолжала пасовать перед зверем по имени "общественное мнение". Возможно, все, что она говорит, лишь усугубляет ситуацию. - Гражданин Робеспьер, я ничего в этом не понимаю, пожалуйста, проводите меня к вашему брату, если вы еще не передумали! - в отчаянии воскликнула она.

- В таком случае оставьте грозное понятие цензуры и суждение о нем для вашего брата, - спокойно сказал Робеспьер. - Помогая ему, вы вовсе не обязаны следить за всеми событиями, которые, к тому же, меняются. Я бы посоветовал внимательнее изучить тот номер "Монитера" и два последующих... Позвольте, я поведу вас к Тюильри сейчас, я не много тороплюсь. *** Пока они находились на оживленных улицах, Робеспьер молчал, не желая привлекать внимание оживленным обсуждением, но свернув на менее оживленную улицу, заговорил: - С интересом буду читать завтрашние газеты. Что за журналист сидел у нас за спиной? Вы его знаете?

- Бернар Делье, приехал из Лилля две недели назад, не так давно закончил университет, мечтает о славе, горячий поклонник Камиля Демулена, но тщательно это скрывает, женат, двое детей, 24 года, устроился стажером к Мишелю Ландри в "Саппер Санкюлот", - скороговоркой выпалила Бьянка. Она выглядела совершенно несчастной. - Я все испортила, как обычно? Мне нельзя появляться в обществе... Я совершенно не так представляла нашу встречу... Точнее, если нужно, я сделаю так, чтобы этот журналист не написал ни строчки, но это неправильно, да? Скажите, что мне надо сделать. Наверное, так будет лучше всего.

- Вы не сказали ничего страшного, незачем по этому поводу волноваться и тем более изолировать себя от общества, - сказал Робеспьер. - Нет необходимости делать так, чтобы журналист не написал ни слова, так как те, кто был свидетелями нашего разговора будут немало удивлены этим фактом. Пусть пишет. Посмотрим, во что выльется эта статья. Скажите, что понадобилось от вас Колло? Жан Клери нажил себе опасного недоброжелателя в его лице и он будет цепляться за любую возможность уничтожить "Друг Народа", неважно, будет ли проступок касаться нарушения закона или же суд общественного мнения.

- Это была ни к чему не обязывающая беседа, - улыбнулась Бьянка. - Я кокетничала с ним, и злила вашего недруга Фуше. Вот такое времяпрепровождение в отсутствие вашего брата... - Бьянка подумала, что теряет все умение вести беседу в присутствии этого человека. Сен-Жюст был, как всегда прав. Нужно было признаваться Огюстену с самого начала.... "Признайся, Клери, ты ведь сейчас злишься, что договорилась с ним о встрече? Злишься, потому что все так удачно сложилось, что твой кумир тут, рядом.. А Огюстен может и подождать..," - вкрадчивый голос Сен-Жюста в голове - традиция.

- Если он каким-то образом узнает, что вы повинны в шутке с вином, вам следует опасаться удара в спину. Этот человек никогда не действует открыто, в отличие от Колло, который принимает решения, оповещает о них всех, кто его окружает. Не будем о них. Однако я вижу, что вы взволнованы. Думаете, как выпускать газету в новых условиях? Ваша фраза о грозном понятии цензуры была сказана от души.

- Он об этом никогда не узнает. А если узнает - сойдет с ума. Я постараюсь. - Бьянка показала ему одну из картинок, которыми потчевала Фуше в течение вечера. - Я не знаю, как быть с газетой. Честное слово, не знаю. Но я все равно не отступлюсь. Спасибо вам за все. Мне пора. Огюстен... - Бьянка не договорила и опустила глаза. Все законы, которые она построила для себя за последние дни, рухнули. С этим человеком она была готова в течение всех отпущенных ей часов. А остальная жизнь меркла. Хорошо еще, что он об этом не знает - наверное, удивился бы.

От картины, которая всплыла в мозгу помимо воли и не являлась отражением его собственных мыслей, Робеспьер отшатнулся, едва не угодив под проезжавший мимо экипаж. Извозчик выругался, на что, собственно, имел полное право. Сложно привыкнуть к таким вещам, но он и не стремился привыкать к ним, просто воспринимал все как факт. Захотелось сжать виски, чтобы освободиться от чужих образов, но он этого не сделал. - Просто пишите то, что считаете нужным, - продолжил Робеспьер разговор. - Только старайтесь избегать резких выпадов и обвинений, которые невозможно доказать. У вас неплохо получалось в последнее время. До встречи.

- Вы обиделись за эту картинку? - Бьянка замерла на месте. - Я не хотела вас напугать.

- Нет. Почему вы решили, что я обиделся? - удивленно спросил Робеспьер. - Скорее второе. Это было очень неожиданно. И непривычно.

- Наверное, я рассчитала свои силы. И еще... Я рада, что вы поправились. До встречи... Не пугайтесь, я уйду быстрее, чем простой человек. - Бьянка кивнула ему и постаралась исчезнуть как можно скорее.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Май 03, 2010 1:50 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Дом Мишеля Ландри

Бернар Делье, Мишель Ландри

Бернар Делье ворвался в комнату своего коллеги, даже не постучавшись, о чем вспомнил только потом, поймав удивленный взгляд Мишеля Ландри. Если бы у него была в тот момент женщина, могло бы получиться очень неудобно. Впрочем, молодой журналист думал не о возможных гостях, а о том потрясающем материале, который можно сделать из его заметок. Это была его первая попытка следить за беседами именно в кафе – и надо же, чтобы она оказалась настолько результатитвной! До этого Бернар весьма резонно опасался делать заметки в кафе, но сегодня… Было в этом что-то захватывающее, интригующее и опасное – написать о сильных мира сего, когда стал свидетелем их разговора. А еще и Жюльетт Флери, эта история только подогреет интерес парижан, как к газете, так и к журналисту.
- Вот! – Бернар положил перед коллегой блокнот, в котором делал свои заметки. – Прочти, Мишель. Сегодня я по твоему совету зашел в “Отто” и вот результат! Из этого можно сделать нечто потрясающее, статью, о которой будут говорить все! Что скажешь?
В ожидании, пока Мишель ознакомится с заметками, Бернар расхаживал в комнате, даже не пытаясь скрывать охвативший его азарт.

Мишель Ландри кивнул и углубился в чтение. Уже через секунду его глаза заблестели. Так-так-таааак. Значит Жюльетт Флери ходит к Неподкупному обсуждать заметки своего брата? Жан Клери - агент Робеспьера? И все, что делается им, делается с его разрешения? А не значит ли это, что история о комиссарах была спровоцирована Робеспьером в своих целях? Думай, Ландри, думай! Раскручивай интересную новость! Предложение о цензуре внес Колло дЭбруа... По слухам он во времена своей бытности комиссаром натворил много нехороших дел. А это значит, что он имел все основания бояться Жана Клери. Если пустить в народ слух о том, что Жан Клери совещается обо всем с Неподкупным, его не смогут обвинить в клевете. При этом он привлечет на свою сторону некоторых довольно сильных политиков, вроде того же дЭбруа.... Мишель отложил листки и провел рукой по вспотевшему лбу. - Бернар... Что я могу сказать... Блестяще.

- Как ты думаешь, до завтра успеем? - спросил Бернар, польщенный похвалой. - Черт возьми, ты был тысячу раз прав, когда говорил, что лучше один раз засесть в кафе вроде "Отто", чем двадцать раз обойти улицы! Хотя последнее тоже важно. Жан Клери давно уже всем как кость в горле с тех пор, как умер Марат. Тогда еще газету можно было назвать газетой, а сейчас... - он махнул рукой. - Как ты думаешь, напишем все это с именами или как-нибудь завуалируем, никого конкретно не называя? Робеспьера трогать опасно хотя бы потому, что те, кто не пропускает ни одного заседания в Клубе якобинцев вполне могут разнести редакцию по кирпичику. С другой стороны, чего бояться, если все законно?

- Все законно, - улыбнулся Ландри. Он подумал о том, что если действовать осторожно, то лично его это никак не затронет. Журналистика - профессия опасная, а Бернар - мальчишка с амбициями, и толковый. Либо сделает карьеру, либо попадет на гильотину. Но он же идет на это с открытыми глазами! - Просто надо описать факты. Мой совет - построй статью на том, что вводимая цензура - не так плохо. Своеобразный отчет журналиста перед журналистами. Отличная новость: оказывается, всегда можно посоветоваться с Неподкупным о том, что написать в заметке, и все будет хорошо. Не бойся показаться глупым. В данном случае это тебя спасет. А кто нужно, те прочтут между строк... - Ландри с удовольствием закурил.

- Отлично! - радостно потер руки Бернар. - Я сейчас же  напишу статью, не думаю, что это займет много времени, а ты потом проверишь. Если все пойдет хорошо, мы сможем напечатать это в следующем номере и пожинать плоды, какими бы они ни были. - Даже не ожидая ответа на свой пассаж, журналист уселся за стол, рассеянно отдвинув с сторону лежащие там вырезки и принялся за работу, время от времени поглядывая в блокнот.

- На что ты готов пойти ради славы? - с интересом спросил Ландри, наблюдая за тем, с какой поспешностью его молодой коллега взялся за дело. - Кстати, ты говоришь, что Жюльетт Флери беседовала с Робеспьером так, словно они хорошо знакомы? Сделай себе пометку. Стоит понаблюдать за этой парой. Робеспьер однажды уже вытаскивал эту гражданку из неприятностей. Тогда все шептались о том, что все это - из-за того, что она спит с его братом.... Но нет, лучше пока не трогать Робеспьера. Просто взять на заметку.

- Наверное, на все, - немного рассеянно ответил Бернард, с трудом оторвавшись от заметки. - Должен же кто-то писать правду? Да, они беседовали так, будто хорошо знакомы, она просила  Робеспьера отвести ее к Тюильри, к  его брату. А суть разговора сводилась к тому, что Жана Клери волнует этот декрет о цензуре, у него были какие-то вопросы и сестра решила воспользоваться.... - он бросил быстрый взгляд в блокнот, - да, она так и сказала: "...и я, встретившись с вами, решила воспользоваться...". На это Робеспьер ответил, что декрет касается всех, но некоторые его статьи сложны для понимания и он готов ответить на вопросы. Думаешь, что это можно использовать как-то иначе?

- Воспользоваться... Знаешь, друг мой, я, как коренной парижанин, испорчен столичными нравами. На ум приходит не очень приличные ассациации, - Ландри хмыкнул. - А тебе?

Прикинув кое-что в уме, Делье рассмеялся. - Интересно, бывает ли вред от сплетен? Ведь сплетни, по сути, нельзя назвать политической акцией, не так ли?

- Это опасный путь, - прищурился Ландри. - Это прочтут все, кому не лень. И совершенно точно будут обсуждать на всех углах. Но последствия могут быть неприятные. Чисто физически. Ты видел когда-нибудь Огюстена Робеспьера? Я видел. Громила.

- Нет не видел, - быстро ответил Делье, немного приуныв. - А ты не преувеличиваешь? По его брату не скажешь, что он способен нанести телесные повреждения. И, между прочим, побить журналиста - это тоже... от этого могут быть последствия.

- А если побить журналиста в присутствии журналистов? - Ландри потер руки в предвкушении. Затем быстро взглянул на молодого коллегу. - Ты что, Бернар, серьезно готов подставить морду под удар? Огюстен Робеспьер выше брата на две головы и в два раза мощнее. Это я так, в порядке дополнительной информации...

- Ну... - задумчиво протянул Бернар, - я тоже могу за себя постоять, если понадобится, ты не смотри, что я худее. А что касается удара, то во-первых это будет взаимно, а во-вторых у нас будет материал и для второй статьи. Если только этот молодчик не носит с собой нож. Тогда статью придется писать тебе.

Ландри радостно засмеялся и похлопал Бернара по плечу. - Знаешь, я в тебе не ошибся. Пиши. Мы напечатаем это в ближайшем номере.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Май 03, 2010 5:07 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Тюильри.

Сен-Жюст, Робеспьер.

Робеспьер отложил в сторону "Саппер санкюлот" и потер виски - голова разболелась еще сильнее, несмотря на выпитый кофе. Грязная статейка, критиковать которую не было никакого желания, хорошего настроения не прибавляла. Вчерашний журналист превзошел сам себя, составив из вчерашних наблюдений довольно острую статью, выдержанную в самых радостных и восторженных тонах. Оказывается, что все вопросы по цензуре - это к Неподкупному, так как к нему можно подойти прямо в кафе и обсудить все возникшие вопросы, как это делает сестра Жана Клери. В общем, ничего особенного, если бы не тонкий и довольно циничный намек на форму их общения. Браво, парижанам давно не хватало свежих сплетен. Интересно, много ли найдется смельчаков, решивших, что им все дозволено? Если так, то он найдет что ответить, однако тратить время на эти глупости... Бред. Горячий поклонник Камиля Демулена мог бы поучиться у своего коллеги, как писать действительно сильные статьи. И заодно вспомнить о том, что Камиль не смог вовремя остановиться. Голова заболела еще сильнее, стук открывшейся двери, довольно тихий, отозвался как удар молота по наковальне. Сен-Жюст. Единственный, кто мог себе позволить заходить в кабинет без стука.

Сен-Жюст молча положил "Саппер Санкюлот" на стол Робеспьера. И увидел, что опоздал. - Ты уже видел? - Ответа можно было не дожидаться. Как, однако, смело действует журналист. И ведь не боится... Хотя, формально, он никого не оскорбил - в свое время Эбер писал и не такое. А вот Клери могла бы быть умнее. Она тоже журналист и знает эти методы...

- Видел, - Робеспьер потянулся к кофейнику, хотя от скверного напитка уже тошнило. - Ничего ужасного, хотя некоторое беспокойство и неизбежно. Ты хочешь обсудить эту статью или же перейдем к расследованию? У меня есть кое-какие новости.


- Обсудить? А тут есть что обсуждать? - поднял брови Сен-Жюст, присаживаясь в кресле. - На мой взгляд, автор должен быть наказан. Потому что если давать возможность каждому выскочке играть с членами правительства в словесные игры, то можно дойти до черт знает чего. Что касается намеков, то, думаю, это дело Огюстена - разобраться с языкастым журналистом. Если, конечно, намеки не имеют под собой почвы. Меня тут давно не было. Раньше вы едва говорили с Жюльетт Флери. Что-то изменилось, что люди начинают писать об этом в газетах? - Последний вопрос Сен-Жюст задал из любопытства. Ему было самому интересно, как оценивает Робеспьер причины, побуждающие Клери наведываться к нему в таких количествах.

- Ты прав, здесь нечего обсуждать. На моей памяти писали вещи и похуже, чем эта. Что касается наказания автора... мне некогда этим заниматься. Однако уверен, что эта выходка не останется без последствий. Что касается твоего вопроса, то он не имеет смысла. В любом случае, я не мог проигнорировать обращение ко мне. В результате все вылилось в статью. В последнее время со мной постоянно случаются досадные происшествия, ты, наверное, заметил, - Робеспьер отпил кофе, уже в который раз задаваясь философским вопросом: из какой дряни готовят это пойло. - Расскажешь мне о твоем расследовании? Есть какие-либо результаты?

- Досадные происшествия... - задумчиво повторил Сен-Жюст. - *И все, связанные с женщинами*, - мысленно закончил он свою мысль. - Прежде чем провести к расследованию, мне бы хотелось рассказать тебе о проведенной работе. Сегодня утром я закончил составлять отчеты. Теперь дело Уильяма Сомерсета занимает особое место в моих секретных бумагах. В случае чего, оно будет извлечено оттуда и обнародовано. Пока что же это не имеет смысла. Поэтому, покажу его только тебе. - Сен-Жюст, не скрывая гордости, выложил на стол папку, в которую были подшиты отчеты со сфабрикованными им датами. Особое место здесь уделялось истории Жанны Шалабр. Ее рассказ, написанный собственноручно, несколько ее отчетов о том времени, что она провела "в гостях" у барона де Баца, ее свидетельские показания по делу Сомерсета... Все ее слова подкреплялись отчетами Сен-Жюста, датированными разными месяцами, и отчетами сотрудников Бюро, которых Сен-Жюст привлекал к расследованию дела барона де Баца. - Читай.

- Очень хорошо, Антуан. Блестяще проделанная работа, - сказал Робеспьер, закончив чтение. - Единственный мелкий недостаток заключается в том, что если кому-нибудь придет в голову устроить перекрестный допрос Жанне и одному из возможных подозреваемых, протоколы которых лежат у Ришара, может получиться большая неприятность с подтасованными фактами. Но будем надеяться, что до этого дело не дойдет. В остальном - отличный ход. Мне тоже есть чем похвастаться. За последние два дня было произведено несколько попыток снять деньги в различных банках Парижа. Четверо арестованы, двое - для установления личности, двое - как подозрительные. Они находятся в здании ратуши, к допросу никто не приступал. Пока что... Также у меня есть отчет одного из агентов Пейана о довольно любопытном пациенте, не так давно занявшего место в бывшем монастыре, - Робеспьер взял из ящика тонкую папку и протянул ее соратнику. - Ознакомься, если считаешь нужным.

- Жанна не будет ни с кем говорить, - твердо сказал Сен-Жюст, машинально подхватывая манеру соратника называть эту женщину по имени. Для того, чтобы устроить ей перекрестный допрос, должно быть расследуемое дело. А она вряд ли попадет в подозреваемые. Мы этого не допустим. Ведь так? - он едва заметно улыбнулся, затем внимательно проглядел предоставленные бумаги. - Максимильян, меня кое-что смущает. Все слишком хорошо идет. Так не бывает. Понять бы, откуда ждать удара. А в целом все прекрасно. Мне лишь остается добавить, что я случайно узнал, где именно проводил время Сомерсет. Туда направлены верные мне люди. И еще я ищу поставщиков опия и гашиша. Судя по описанию, данному тобой и марк.... прости, Жанной, у этого человека есть некоторая зависимость от препаратов. Я поговорил со знающими людьми. С этим не шутят. Возможно, Сомерсет - больной человек, неспособный прожить без своего кальяна и той дряни, что он курит.

- Да, очень может быть, что он зависим от зелья, - кивнул Робеспьер. - Я слышал, что люди теряют разум, если им приходится долго обходиться без дурмана. Постой... Полагаю, что они вряд ли отправили в банк случайных людей. Склоняюсь к мысли, что те, кто сидит сейчас под арестом уже и раньше выполняли мелкие поручения. Что если допросить их? Можно и с пристрастием, нам нужна информация. И, да, согласен с тобой, что все идет слишком хорошо, следует ожидать подвоха.

- Я займусь допросом. Лично, - коротко ответил Сен-Жюст. Получалось, что он теперь целыми днями только и делает, что ловит друга барона де Баца. Это было, безусловно, нужным делом. Вот только внимание притуплялось, и он был уверен - многое из того, что нужно фиксировать и запоминать, не фиксируется. Повод поработать над собой. - Сен-Жюст поднялся. - Через десять минут начнется заседание Комитета. Мне бы хотелось прийти пораньше, чтобы занять свое место.

- Хорошо, ступай, - слегка улыбнулся Робеспьер, зная о холодной войне между Карно и Сен-Жюстом, сводящейся даже к тому, кто займет место у окна. - Я скоро тоже подойду.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Май 04, 2010 2:06 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, Тюильри
Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон, Барер, Бийо-Варенн, Колло дЭрбуа, Приер, Кутон и все остальные.

Барер поднял голову от бумаг. Коллеги уже собрались за столом в центре комнаты. Кажется, все, кто мог, вернулись. За столом недостает только его, Линдэ и Карно, любимое место у окна которого сегодня занял Сен-Жюст, поэтому Карно хмуро расположился за соседним столом, также уткнувшись в карту.
Говорить первым явно никому не хотелось. В конце концов, что они не скажут - получат серию нотаций от Робеспьера. Если возникнет важное дело - ео передадут в ведомство внутренней полиции, которое находится в ведении Робеспьера и Сен-Жюста. Еще Кутон. Он тоже занимается делами внутренней полиции, а также - всеми делами Неподкупного, именно поэтому никто не может предугадать, чме именно и что нового он готовит. Из-под пера Кутона выходили самые чудовищные обвинительные доклады, но и лучшие аналитические записки, в которых этот удивительный ум ухитрялся уместить все факты и цифры обо всей Франции - и всего на двух страницах. Барер на секунду попытался представить себе, о чем и как думает этот человек. Воображение нарисовало ему картину самоо себя в инвалидном кресле. Барер тряжнул головой, прогоняя наваждение - настолько жутким ему показалось сознание человека, обреченного на подобные страдания. Кутона считают человеколюбом, депутатом мягким и тихим. Но только те, кто не помнит его обвинительный акт по жирондистам или не видели жутковатый блеск в его глазах, когда он ставит подпись на приказах об аресте. Жуткий лихорадочный блеск мечтателя, который не рубит головы, а косит сорную траву в бескрайних полях пшеничных колосьев, которые тянутся к солнцу... Или что ты там рисуешь себе, Кутон... *А поэтом гильотины называют меня* - хмуро подумал Барер и подошел к окну, распахнув его.
- Душно, коллеги, - дружелюбно пояснил он, прервав продолжительную тишину, - Итак, граждане, повестка дня?

- На повестке дня по-прежнему остается открытым вопрос о секционных обществах, - ровно сказал Робеспьер. Вопрос этот обсуждался где угодно и когда угодно, но никто так и не пришел к единому мнению, решение не было принято, что делало пресловутое обсуждение уже притчей во языцех. Депутаты попросту жевали это обсуждение как жвачку, которую и жевать надоело и выплюнуть неудобно. И вряд ли можно упрекнуть дЭрбуа в том, что его, судя по всему, уже разбирает истерический смех, хотя он и держится. - Далее остался нерешенным вопрос о введении цензуры, что целиком на вашей совести, гражданин дЭрбуа. Гражданин Кутон хотел говорить о новом законопроекте, который касается реорганизации революционного трибунала. И последнее. В Конвент поступила петиция из Лиона, которая передана на обсуждение в Комитет. Это - основные вопросы, помимо которых обсуждению подлежат и те, которые возникают в процессе работы.

- Вопрос о секциях все еще открыт? - удивился Сен-Жюст. - От чего уехал, к тому и вернулся. Граждане коллеги, вам самим-то не надоело еще обсуждать одно и то же?

- Вы что же, Сен-Жюст, упрекаете нас в бездеятельности? - резко ответил Бийо-Варенн, - говорите прямо.

- Не ссорьтесь, граждане, - повторил Барер свою обычную фразу для начала заседания Комитета, - Вопрос о секциях был разделен на две части, и мы получаем промежуточные результаты по каждой. Так одна часть - это подготовка декрета о секционных обществах с запретом нелегальных и назначением ответственных за состояние обществ внутри каждой секции. Проект декрета готов. Но вот вторая часть касается уже внутренней полиции и расследования причин их стихийного бунта. Нам будет сложно представить декрет в Конвент, не подкрепив его доказательствами.

- А глава Бюро Общей полиции отсутствовал последнюю неделю, - заметил Бийо-Варенн, - так кто виноват в задержке?

- А по-моему нет никакой задержки, - возразил Барер, - есть вопрос, который надо решить. И расследование, которое не терпит спешки. Учитывая, что, очевидно, оно весьма объемно и требует времени, мы можем представить проект декрета в Конвент, пометив срок его действия "до особого распоряжения Комитета Общественного Спасения", представив его как временный, что не потребует от нас такой доказательной базы и что мы можем мотивировать как раз идущей проверкой и сведениями, которые Комитет готовит для того, чтобы представить общественности, тем самым, подготовив общественное мнение к появлению доклада по расследованию бунта и продлению действия документа уже на постоянном основе.

- Когда будет готово расследование? - снова встрял Бийо-Варенн.
- Да хоть через месяц, - тускло протянул Барер, моментально устав.

- Согласен с Барером, - отозвался Робеспьер, взвесив все "за" и "против". - Хотя от нас и не требуется подробного отчета о мотивах, лучше иметь возможность подготовить общественное мнение к предстоящим действиям. Полагаю, что проект следует зачитать в Клубе, так мы сможем судить о реакции на предстоящие постановления.

- Да сколько можно тянуть эту лямку, Робеспьер? - взвился Колло дЭрбуа. - Согласен с Бийо. И к чертям отчет о мотивах, вы еще предоставьте на суд общественного мнения, мнение о том, нет ли в задержке постановления личных мотивов. Это же смешно!

- Не будем принимать поспешных решений, граждане, - резко сказал Робеспьер. - Париж остается центром политической жизни страны, нельзя допустить резкого недовольства, иначе нам придется усмирять не один бунт. Благо, у нас в этом уже есть опыт.

- Ты намерен вспоминать мне всякий раз, когда мое мнение отличается от твоего, так, Робеспьер? - прошипел Колло, вскочив.

- Я  говорил в общих чертах, - холодно сказал робеспьер.

- Граждане, граждане, хладнокровие, - нервно улыбнулся Барер, демонстративно отодвинув в сторону бумаги и дружелюбно глядя на собеседников, в которых сейчас хотелось запустить чем-нибудь тяжелым, - Слова Бийо необходимо учесть в работе. Я правильно понимаю, что вы, коллеги Бийо и Колло дЭрбуа, желаете точно знать сроки предоставления результатов расследования Бюро общей полиции? Мне кажется это логичным. Но зачитать проект декрета в Якобинском Клубе или Конвенте - тогда как временную меру, чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки и избежать упреков в бездеятельности это не мешает. Итак, подводим итог. Сроки предоставления результатов расследования - ответственный, полагаю, должен заниматься внутренней политикой. И сроки чтения декрета в якобинском клубе - или, кстати, все же в Конвенте? И докладчик? Ваши предложения, граждане? - снова улыбнулся Барер, жалея, что под рукой нет кляпа, чтобы коллеги потеряли способность спорить между собой по любому поводу и просто голосовали.

Сен-Жюст молча наблюдал за происходящей перепалкой. Нет, ничего не изменилось. Только стало еще хуже. Комитет разобщен, разобщен настолько, что даже простейший вопрос вызывает желание спорить и бросать друг надруга испепеляющие взгляды. Даже немного жаль беднягу Барера - человек из кожи вон лезет, чтобы загасить скандал. Кажется, за этот месяц у него прибавилось седых волос... Сен-Жюст взирал на коллег с возрастающим разочарованием. Нервные, злые, издерганные. Может ли такая компания людей руководить страной, если не может разобраться в личных антипатиях? Но все же надо ответить. Он заговорил. Тихо, обращаясь к Бийо. - Я отвечу на поставленный мне вопрос. Упрекаю ли я вас, коллеги, в бездействии? Безусловно. То, что было устроено с секциями, я считаю, преступной халатностью, граждане. Месяц назад вы разворошили пчелиный улей, начав обсуждать эту тему во всеуслышанье. Слухи о том, что Комитет желает изничтожить народные общества, поползли по Парижу, затрагивая как виновных, так и невиновных. Я проанализировал списки казненных - половина из них обвинялась в эбертизме и призывах к массовым выступлениям в защиту пресловутых народных обществ. Такими темпами мы дойдем до абсурда. Нельзя угрожать, а потом замолкать. Если решили - действуйте. Или молчите. Не производя никаких действий, не давая людям информации, мы лишь разжигаем их злобу, их недоверие, их желание кричать и с пеной у рта доказывать то, что в доказательствах далеко не всегда нуждается. Я не был в Париже почти месяц, и то, что я услышал на улицах, мне не понравилось. А еще больше мне не понравились отчеты осведомителей о разговорах в секциях. Неугодны народные общества? Так запретите их официально!

- Гражданин Сен-Жюст как всегда наготове учить других, - прошипел Бийо-Варенн, вскочив с места, - Но задержка с результатом расследования, без которого мы не можем представиьт декрет связана совсем не с нашим ведомством. Или вопросами внутренней политики и координацией действий с Бюро Полиции занимается не Сен-Жюст? Или не Робеспьер? Спрашивайте с себя.

- Сен-Жюст, как я уже сказал в самом начале, мы и собираемся запретить нелегальные народные общества декретом, - улыбнулся Барер, с интересом наблюдая за разворачивающейся сваткой. Спор был ему противен. Вместе с тем, кажется, Комитет перестает быть однополярным. И вот это было неплохо... если бы полюса не пытались вцепиться друг другу в глотку.

- Да зачем ему слушать, что говорят другие, - съязвил Бийо-Варенн, - Робеспьер - святой Революции, Сен-Жюст - его первосвященник. Они у нас безгрешны, а отчитываются напрямую Верховному Существу. Придумали праздник, - усмехнулся Бийо-Варенн, - Скоро пойдем коллективно молиться, а Робеспьер, наш апостол, впереди нас. Или он метит выше - на место самого Верховного Существа?

- Дурак, - мгновенно отреагировал Робеспьер. - Не так давно вы кричали, что на внешней политике не очень хорошо сказывается факт, где нас упрекают в атеизме. Согласитесь, что после Культа Разума мало что можно сделать, чтобы сохранить прежние позиции и окончательно не распугать тех, кто сохраняет нейтралитет. Любопытно, что Верховное Существо спокойно жило на бумаге пять лет в тексте Декларации,  а теперь граждану Бийо что-то не понравилось и он решил высказаться. Или только что заметил.

- Переходим к личным оскорблениям? - прошипел Бийо-Варенн, шокированный самим подобным обращением из уст Робеспьера, кажется, окончательно потерявшего голову от безграничной власти и собственных безумных прожектов.

- Вы забываетесь, Бийо, - сузил глаза Сен-Жюст. Теперь он окончательно растерялся. Они обсуждали культ Верховного существа, о котором Сен-Жюст ничего не знал. Он совсем не понимал, о чем говорит Бийо, и что отвечает ему Робеспьер. Но ставки сделаны. Значит, нужно действовать вслепую. - Не вы ли первый начали кричать тут, брызжа слюной, об апостолах и первосвященниках? О празднике Верхового существа, которому мы все пойдем молиться? И это - вместо того, чтобы обсуждать повестку дня? Уймитесь. Это сделает вам честь. Кажется, на повестке дня были и другие вопросы? - Сен-Жюст оглядел присутствующих. - Вопрос о цензуре? Он все еще актуален, гражданин дЭбруа? Или потерял актуальность в тот момент, когда гражданин Клери перестал писать свои мысли о комиссарах Конвента?

- Сен-Жюст, Вы что, не в курсе? - бросил презрительно Бийо-Варенн, - О первосвященниках говорит весь Париж. Ваш друг и соратник, гражданин Робеспьер, славно потрудился в этом месяце, организовав большое торжество в честь Верховного Существа, которое будет способствовать учреждению новой религии официально. И он действительно собирается играть на церемонии роль первосвященника с колосьями пшеницы и еще какими-то вещами в руках, - Бийо не удержался и фыркнул, - Давид помогает в организации праздника, а мы все - вынужденные участники предстоящего торжественного и величественного зрелища, - откровенно издевательски закончил он.

Барер понял, что слова коллег превращаются в какой-то несмолкаемый гул в ушах. Взглядом он отыскал спасительный в нынешнем бардаке предмет - небольшой колокольчик, которым обычно пользовался Робеспьер, и про который он сегодян напорчь забыл.
Прозвонив, Барер передал предмет обратно председателю и мягко обратился к присутствующим.
- Граждане, мы все устали. Был долгий день. Но мне кажется, что наши личные религиозные предпочтения или личные симпатии не являются предметом повестки дня. Это частности и обычные моменты в работе. Давайте просто проголосуем по декрету об обществах. Итак, мы читаем его в Якобинском Клубе, а через неделю и ни днем позже Бюро Полиции предоставит нам результаты расследования, чтобы мы могли прочесть декрет в Конвенте и обнародовать его. Кто - за, коллеги?

- Верховное существо, - тихо прошипел Бийо-Варенн, но, получив легкий удар ногой под столом, прошипел, - Согласен. Не будем тянуть кота за хвост. Голосуем - и переходим к цензуре.

- Проект декрета о цензуре готов, - развел руками Колло, не обращая внимания на попытку Барера примирить их. - Только мне придется ждать второго пришествия прежде, чем зачитать его, так как мы, как всегда, избегаем решительных действий. Что касается комиссаров Конвента, гражданин Сен-Жюст, то да, это было бы весьма актуальной темой, если бы на проступки некоторых не закрывали глаза. Что, скажите, плохого в том, что комиссар  безнаказанно ворует, если никто не скажет и слова поперек... - Колло понимал, что перегибает палку, но ничего не мог с собой поделать. Последний намек Робеспьера о восстаниях окончательно вывел его из себя и теперь... а почему бы и не ответить?

- Кого же вы упрекаете в воровстве, гражданин дЭрбуа? - холодно осведомился Робеспьер. - Назовите имена и я, пожалуй, прибавлю к ним еще несколько, так как это становится делом общественности.

- Это попытка запугать меня?! - зорал Колло в лучших традициях
Дантона. Он сам не заметил, как вскочил со стула и не отдавал себе отчет в том, что сжал руки в кулаки.

- Это констатация факта, - спокойно ответил Робеспьер, тоже поднявшись. - Вернемся к  повестке, граждане. - И в твое понятие о констатации факта входят и оскорбления коллег? У нас все начинает сводиться к понятию, кто не с нами, тот против нас, так?

- Сядьте, гражданин, - так же ровно сказал Робеспьер. - Довольно сотрясать воздух.

Дальнейшее произошло так быстро, что Колло и сам не сообразить, как же именно все случилось. Очнулся только тогда, когда понял, что его держать за руки коллеги, отметил их перекошенные лица и то, что довольно тяжело поднялся с пола Робеспьер, а  Приер потирает ушибленные костяшки пальцев.  - Дурак, - спокойно повторил Клод Приер фразу, которую перед этим сказал Робеспьер.

Сен-Жюст на секунду похолодел, но быстро взял себя в руки. - То, что произошло, нельзя назвать заседанием правительственного комитета. Ставлю вопрос о заключении гражданина дЭбруа под стражу за нападение на члена Комитета общественного спасения.

Барер поднял глаза на Сен-Жюста, искоса умоляюще взглянув на Карно, Приера, Линде, которые, кажется, еще не потеряли голову окончательно в этом сумасшедшем доме.
- Гражданин Сен-Жюст, - тихо сказал он с обреченным дружелюбием, надеясь, что какой угодно бог, верховное существо, святой или ангел поможет ему, - Вы понимаете, что произойдет, если наутро Париж узнает, что в результате заседания Комитета Общественного Спасения арестован один член Комитета Общественного Спасения за попытку нападения на другого члена Комитета Общественного Спасения? Подобное выяснение отношений недопустимо. Но пострадаем мы все, престиж правительства, его репутация, которую ты создавал в армии, к примеру. Представь себе реакцию солдат, которые узнат эту новость. Комитет - это правительство сейчас. Они захотят защитить такое правительство? Кроме того, - он заставил себя улыбнуться, испытывая самое горячее желание врезать как минимум половине коллег, и желательно побольнее, - Мы все устали, граждане. То, что произошло, должно быть пресечено. Но здесь, в этом кабинете. Давайте просто проголосуем по повестке дня и лишим слова гражданина дЭрбуа на... неделю. Предлагаю голосовать сразу по всем пунктам повестки для экономии времени. Не надо ссориться, граждане, - вожесточенно-примирительно заметил он, - давайте проголосуем.

- По-моему, в этом вертепе остался один трезвомыслящий человек, - впервые за это время подал голос Карно. - Гражданин Барер, я полностью поддерживаю ваше мнение. ДЭбруа должен быть наказан. А гражданин Сен-Жюст со своими диктаторскими замашками может отправляться обратно в армию. Кажется, он забыл, что такое политика, а что такое театр военных действий.

- Ты смеешь бросать мне в лицо обвинения? - размерянно проговорил Сен-Жюст. Голос Карно вывел его из оцепенения. - Если я задамся целью....

- Граждане, прекратите, прекратите, прекратите немедленно! - Кутон несколько раз постучал кулаком по столу. - Кто-то тут высказывался о культе Верховного существа? Посмотрите во что вы превратились? Вспомните о душе и о том, что вы все - цивилизованные люди! Антуан... Пожалуйста, сядь!

- Довольно, граждане, - резко сказал Робеспьер. - Не следует выносить инцидент на обозрение общественности. В том, что гражданин дЭрбуа считает кулаки более весомым аргументом, нежели слова, мы имели возможность убедиться и раньше. Довольно. Первый из вопросов на повестке дня был, если вы еще помните, вопрос о секционных обществах. Было высказано предложение прочесть доклад в Клубе, чтобы иметь представление о реакции общественности и после отчета Бюро зачитать декрет в Конвенте. Я поддерживаю мнение Барера, ставим вопрос на голосование, - Робеспьер поднял руку, отметив, что этот раз проголосовали единогласно. Неужели для этого нужна была драка? - О цензуре, я полагаю, вопрос решен и без голосования. Ничто не мешает гражданину дЭрбуа проект декрета в Конвенте хоть сегодня. Доклад гражданина Кутона о реорганизации трибунала в голосовании не нуждается, так как еще не зачитан, а что касается лионских петиционеров... - Робеспьер выдержал короткую паузу, - Их депеша нуждается в проверке, но ознакомиться с ней вы можете когда угодно,

- он передал Сен-Жюсту плотный конверт.


- Я ознакомлюсь. Чуть позже. Думаю, факты нуждаются в проверке, и будут тщательно изучены в Бюро общей полиции, - хищно произнес Сен-Жюст, глядя сквозь Колло дЭрбуа, убирая конверт в папку. Я подготовлю доклад по полученной депеше к следующему заседанию.


- Ну вот и отлично, граждане, - подытожил Барер, - Согласен с предложением Робеспьера, что никаких санкций против Колло дЭрбуа применять не надо. Голосование по этому вопросу излишне. Заседание, как мне кажется, можно объявлять закрытым, - откровенно радостно закончил он.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Май 04, 2010 2:16 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Дом Бьянки

Огюстен, Бьянка

Огюстен  чувствовал, что устал от взглядов в спину, иногда сочувствующих, иногда заинтересованных, иногда откровенно издевательских. Но все объединяло одно: взгляды были еще и заинтересованными. Все ожидали его реакции и, решив разочаровать жаждущих зрелищ, он в конечном итоге принял единственное верное решение: пошел домой. Максимильян, казалось, совсем не обратил внимания на статейку, равнодушно обронив, что писали вещи и похуже, чем эта, нечего вести себя, как ребенок. Последнее было сказано, разумеется, не прямо, а следовало из контекста  - к казуистическим вывертам брата он давно привык, правда, от этого становилось не легче. Жюльетт была дома - что-то увлеченно строчила, даже не прервавшись, только помахала рукой.
- Здравствуй, Жюльетт, - взъерошил ей волосы Огюстен. - Ознакомилась с прессой и теперь пишешь достойный ответ? Брось. Незачем раздувать скандал, нам их достаточно.

- Ты не поверишь, Огюстен, но я пишу вполне невинную заметку о новой труппе Камеди Франсез. Знаешь, я тут как-то видела, как они исполняют серьезные драмы, и была неприятно поражена. Я, конечно, видела и постановки похуже, но тем не менее, считаю своим долгом заклеймить их силой газетного слова. А то все молчат и пишут только о политике... Но жизнь-то продолжается! - Она подняла глаза и лучезарно улыбнулась. - Я решила немного отдохнуть от политики. Всего один день для души. Вот сейчас закончу и приглашу тебя в театр. В оперу. Очень захотелось послушать. Но ты говоришь о скандале? Я что-то пропустила? - Бьянка говорила чистую правду. В этот день она действительно решила "удалиться от дел".

- Мелочь, но неприятно, - Огюстен положил на стол газету. - Особенно если думать о том, что сплетни на пустом месте не возникают. Впрочем, ничего ужасного и не произошло. Прочти, пожалуйста. Я хочу услышать твое мнение.

Бьянка пробежала глазами статью. - О, мне практически приписали роман с твоим братом! Какая прелесть, Огюстен! Чего обо мне только не писали, но это что-то новенькое.. Хотя... Ход довольно стандартный - бросить необычную сплетню, за которую невозможно привлечь к ответственности. потому что поставишь себя в глупое положение. И наблюдать, как твою газету раскупают... Это же "Саппер Санкюлот", верно? Лавры Эбера явно не дают Мишелю Ландри покоя. - Бьянка тем временем обмакнула перо в чернильницу и быстро набросала на раскрытой газете два портрета - свой и Робеспьера. - Вот. Теперь газета проиллюстрарована! - рассмеялась она, подталкивая листок к Огюстену. - А ты что скажешь?

- Похоже, - рассмеялся Огюстен. - Ты что, действительно спрашивала у него совета по поводу декрета о цензуре? Жюльетт, если это так, то ты, наверное, сошла с ума. Разве ты не знаешь, что если как следует распостраниться слух о том, что мой брат просматривает "Друг Народа", то впечатление будет... очень негативное? Впрочем, слух уже распространился и можно сказать, что нам очень повезло с тем, что автор решил добать сюда и пикантную сплетню. Которая, я надеюсь, все же именно сплетня, а не слух.

- Если это и слух, то я впервые об этом слышу, - пожала плечами Бьянка. - Ты прав, я совершила глупость. Я забыла тебе вчера об этом рассказать, прости. Честно говоря, постаралась забыть, как стараюсь забыть все свои досадные ошибки, изменить которые я не в силах. Да, я спрашивала его об этом. Я произнесла буквально две фразы, он, конечно, дал мне понять, что мне лучше помолчать, но было поздно. А статья глупая. Я даже не собираюсь на нее отвечать. Вот сейчас закончу критиковать культурную жизнь столицы, и возьмусь за комиссаров. Скажу откровенно, я выбрала мишенью эту труппу, потому что знаю, как ее не любит гражданин дЭбруа. Он больше всего был настроен против моей газеты. Думаю, подобная статья ему понравится.

- Ходит один довольно неприятный слух о том, что нелюбимая труппа гражданина дЭрбуа едва уцелела. Актеры избежали эшафота, уже буквально стоя на нем, - задумчиво сказал Огюстен. - Не имея возможности добраться до Жана Клери, он добереться до них, не сомневайся. Уверена, что это - именно то, чего ты хочешь?

- Не уверена. - Бьянка медленно разорвала два исписанных листка и положила на стол, накрыв своей рукой. - Ну что ж, тогда я напишу статью о цензуре. Обзор мнений, которые ходят в народе. Плюс - анализ цензуры в древних государствах. - Она улыбнулась. - так лучше?

- Так лучше, - улыбнулся Огюстен. - Но чтобы о культурной жизни Париже все же было сказано, предлагаю сходить в оперу. А потом ты напишешь отзыв. Идет?

Бьянка кивнула и, сложив письменные принадлежности, исчезла за дверью шкафа с платьями.

- Послушай, Жюльетт... - Огюстен подошел к буфету и плеснул себе щедрую порцию коньяка. - Помнишь, я однажды видел тебя в салоне Сент-Амарант? Ты разговаривала с этим... как его... черт, не помню имени, но он курил кальян?  Как много ты о нем знаешь? Спрашиваю с тем, чтобы знать, к чему готовиться: этого гражданина разыскмвает Бюро. А делом занимается лично Сен-Жюст.

- Да? - только и смогла сказать Бьянка. Мысль лихорадочно заработала. Умница Сен-Жюст, и без ее помощи вышел на след этого англичанина и ищет его. Хотелось бы сказать Антуану, что он не верном пути, но она же в очередной раз обещала не лезть в расследования.... - К сожалению, я ничего о нем не знаю. Кроме того, что он представляется не своим именем. Я заинтересовалась этим человеком, но мне было сказано, чтобы я не лезла, потому что это опасно. Вот и все. А что, кому-то нужна моя помощь? Я бы могла нарисовать его или рассказать, где его однажды видела.

- Хм, - Огюстен задумался. - Знаешь, поразмыслив над этим, я пришел к выводу, что Сен-Жюст интересуется им не просто так. И не просто так прискакал из армии... Прибавив к этому события в Ванве, подозреваю, что могло послужить этому причиной. Однако если ты вспомнишь об этом, то я окажусь в незавидной ситуации - не так давно мы говорили с Сен-Жюстом и я  умолчал о том, чему был свидетелем.

- Если это действительно важно, я найду способ сообщить об этом Антуану. - мягко сказала Бьянка. - Ну, пойдем? Или ты хотел обсудить со мной что-то еще, связанное с расследованиями и политическими сплетнями? Огюстен, я только-только начала исправляться, а ты вызываешь во мне обычное желание все бросить и посвятить вечер работе и обсуждениям подобного плана. Если хочешь, мы можем навестить Антуана... Или Ландри... Как скажешь, так и будет

- А зачем нам Ландри? - удивился Огюстен. - Не собираюсь я пачкать о него руки, хотя и стоило бы исправить погрешности на физиономии этого молодчика. Что касается Сен-Жюста, ты сама только что сказала, чтобы я не совался, куда не просят. Пойдем в оперу. Только перед этим я хотел бы поужинать, не хочу служать музыку под аккомпанемент урчания в желудке.

- Я не хотела тебя обидеть, и мне жаль, что моя фраза прозвучала так грубо! - расстроилась Бьянка. - Я совсем не это имела в виду!

- Брось, - отмахнулся Огюстен. - Лучше говорить то, что думаешь, чем обходиться недомолвками. Пойдем.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Май 04, 2010 7:34 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Тюильри

Сен-Жюст, Робеспьер.

Из комнаты заседаний Комитета Сен-Жюст вышел вместе с Робеспьером. Кутон хотел что-то обсудить с Максимильяном, но тот дал ему понять, что разговор состоится чуть позже. Колло и Бийо что-то шипели в углу, вращая глазами об бешенства, Барер что-то тихо обсуждал с Карно и Линде. Приер, кажется, единственный сохранял спокойствие и невозмутимость. Отчего-то вспомнилось заседание Конвента, на котором эбертисты пытались восстановить свое положение и огрызались по каждому поводу в грубых выражениях. Вот мы и пришли к тому же… Демократический Комитет. Комитет, в составе которого представлены осколки всех фракций. Хамоватые Коло и Бийо вещают в лучших традициях Эбера. Линде помалкивает, но видно по глазам – затаил злобу за Дантона. Карно – военный гений и человек без лица, об убеждениях которого можно лишь догадываться. И Барер, о котором говорят, что он всегда выбирает тех, кто увереннее стоит на ногах. «Надо было пригласить в Комитет кого-нибудь из жирондистов», - зло подумал Сен-Жюст. Робеспьер тем временем занял свое место за столом. Взгляд из-под очков и папка бумаг в руках. Словно ничего не произошло! Не нужно хорошо знать Неподкупного, чтобы понять – в данный момент он желает остаться в одиночестве. Нет. Этого не будет.

- Максимильян, я хотел.. – начал Сен-Жюст и осекся, когда вспомнил, что соратник десять минут назад рухнул на пол, получив удар от дЭбруа. – Как ты?

- Что ты хотел, Антуан? - негромко спросил Робеспьер, перебирая лежавшие в папке бумаги. Неплохо бы рассортировать их на те, которые требуют немедленного и тщательного изучения и на те, с которыми можно повременить, так как предстоит еще много дел. - Располагайся и говори.

Сен-Жюст отметил его нежелание отвечать на вопрос. Робеспьер всегда игнорировал вопросы, если не хотел о чем-то говорить. Ну что ж - его право. Ничего не изменилось. И тень Камиля Демулена прочно заняла место в этом кабинете.

- Верховное существо, - выдохнул Сен-Жюст. - Я не понял ни слова, но поддержал тебя. Теперь я хочу узнать, о чем кричал Бийо, и что за разговоры об апостолах и первосвященниках.

- Бийо просто нужно было о чем-то кричать, - сказал Робеспьер. - Верховное Существо... Ну что же, изволь. Пока тебя не было, у нас обсуждался довольно скользкий вопрос, касающийся внешней политики. Благодаря дехристианизации о нас сложилось довольно негативное мнение с точки зрения глубоко религиозных союзников, что может стать серьезной помехой... взять хотя бы торговые связи. Было решено принять религию, которая могла бы считаться государственной, но не возвращала нас к католицизму, так как после Культа Разума это будет просто смешно. На данный момент это не мешает собственно католикам, но мешает коалиции кричать об атеизме, только и всего. Очевидно, Давид рассказывал кому-то о своих проектах, которые иногда... несколько переходят разумные границы, что вызвало у Бийо приступ злословия.

- Принять религию? - переспросил Сен-Жюст. - Заменить Иисуса, который был вычеркнут из разряда уважаемых и почитаемых граждан на Верховное существо? И это всерьез обсуждается в Конвенте? Это - замена имени? Понятий? Нечто большее?

- Иисус был вычеркнут из разряда почитаемых граждан еще во время Культа Разума. Я не один раз говорил об атеизме и о вреде, который он может принести, но это ни к чему не привело. На данный момент имеем то, что имеем. Нельзя забывать, что большая часть французов придерживается католических догматов, даже если те же самые французы выступают против священников, как ни абстрактно это звучит. Зато все слышат о том, сколько храмов было разграблено и так далее в том же духе, что производит очень негативное впечатление. Рано или поздно мы можем добиться раскола в народных обществах и что тогда? Ждать гражданской войны? Но вернусь к твоим вопросам. Возможно, это является заменой имени, так как грубо говоря, под понятием Верховное Существо ты можешь подразумевать все, что угодно и уже исходя из этого происходит формирование твоих личных понятий. Кроме того необходима простая формулировка, которая будет более или менее понятна всем слоям общества. Мы не открываем ничего нового, так как о схожих понятиях говорили еще пять лет назад. И, да, этот вопрос обсуждался в Конвенте и был декретирован.

- Это название придумал ты? - тихо спросил Сен-Жюст. - Это был твой декрет? - слова, которые говорил соратник, привели его в ужас. Робеспьер, мудрейший среди политиков, логик, человек, который способен в одиночку написать свод законов, замахнулся на религию? Сейчас, когда стране требуется жесткая рука, когда уже непонятно, где заговорщики, а где просто растерянные люди, когда улицы залиты кровью, а народ встречает телеги с осужденными тихим рокотом, когда голод и отчаяние затмевают в людях красивые и правильные мысли о царстве добродетели и республики, этот человек декретирует новую религию, и переименовывает самого Бога? Отсюда недалеко до вопроса "кем ты себя возомнил". Пока что эти слова бросает Бийо-Варенн. Но вряд ли эта мысль приходит в голову ему одному. - Максимильян, тебе не кажется, что ты замахнулся на нечто, что нам неподвластно? Ты считаешь, что голодных и озлобленных людей можно заткнуть новым понятием? Словом? Именем?

- Декрет был мой, но название придумал не я. Незачем изобретать то, что уже придумано до нас. Хорошо, Антуан. Я приму твою точку зрения, какой бы она ни была, если ты подскажешь мне, что делать с донесениями из пока что дружественных стран? С тех пор, как вопросами внешней политики стал заниматься Комитет, это - всецело наша забота. И они недовольны, я повторяю, недовольны атеистическими воззрениями в нашем обществе. Пока этот вопрос предстоит решить, мы только можем говорить о проекте создания лиги нейтральных государств. Из уважения, я подчеркиваю, к Швеции и Дании мы полностью отказались от революционной пропаганды и дождались этой, на первый взгляд мелкой загвоздки, которая может свести на нет все усилия вообще. Если ты сможешь дать мне дельный совет, как ослабить негативную реакцию на наш атеизм, я с удовольствием выслушаю тебя.

- Признать свою ошибку, Максимильян. Ты никогда не думал об этом? Это было бы честнее. И, уверен, возымело бы большее действие, нежели игры в слова и понятия.

- Следуя твоим понятиям, люди станут меньше голодать, а количество заговорщиков уменьшиться, если мы перестанем играть в слова? - поинтересовался Робеспьер. - Я не вижу здесь особого зла по сравнению с тем, что уже было и не вижу особой разницы, если к праздникам в честь ознаменования побед, распашки полей, добычи селитры и мучеников за свободу прибавится еще один.

- Искусственно навязанный? - Сен-Жюст начинал злиться. Прежде всего на себя - за то, что он слушал, но не слышал. И раньше бывали моменты, когда он не соглашался с соратником. Но он пытался. Что произошло теперь? Почему все это вызывает исключительно раздражение и несогласие?

- Искусственно созданный - возможно. Но не навязанный. Это слишком громкое определение, Антуан. Нельзя навязать то, что мы раньше сами же и декретировали. Тебе не кажется, что подобные выпады не совсем логичны?

- Возможно, - коротко ответил Сен-Жюст и отошел к окну. - И что дальше? Будет праздник? Прости, но скажу словами Карно: сейчас, когда армии так нужны средства для поддержания жизни, когда от солдат зависит, будет ли существовать Республика, или же падет, сломленная силами прекрасно экипированного противника, мы будем выбрасывать деньги на праздники и развлечения парижан? Если я неверно истолковал слова Бийо, поясни мне. И заранее извини за то, что забегаю вперед.

- Прости, Антуан, но та сумма, которая будет истрачена на праздник, не измеряется в тысячах ливров, которые необходимы для армии. Ты сравниваешь вещи, которые не сравниваются. Что касается парижан, то у меня сложилось четкое мнение, что они сами развлекаются, когда хотят этого. Особенно в последнее время. Мне кажется, что ты слишком буквально воспринял слова Бийо, только и всего. Хотя я сам еще не знаю, что задумал Давид. И признаюсь, что избегаю разговора с ним, так как некоторые его проекты меня.... несколько настораживают.

- Я вижу, ты все решил, Максимильян. - медленно проговорил Сен-Жюст, опустив глаза. - В таком случае, обсуждать нечего. Я поддержал тебя в Комитете. И поддержу при любых обстоятельствах. Я дал распоряжение установить слежку за монастырем. И возвращаюсь в Бюро. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать.

- В скором времени я должен буду принять несколько отчетов от наших агентов, - сказал Робеспьер, возвращаясь к разложенным на столе бумагам. - Если они будут заслуживать внимания, я найду способ известить тебя.

Сен-Жюст вышел, унося с собой чувство недосказанности. Отчего-то захотелось вернуться в армию. Знал ли он когда-нибудь, что с ним произойдет подобное? Нужно взять себя в руки. Пусть Максимильян играет в новую религию. А он займется бароном де Бацем и продолжит наводить порядок в Бюро. А вечером купит вина и займется письмами. Нужно написать матери и сестрам, ответить на накопившиеся сообщения друзей и подумать.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Ср Май 05, 2010 1:24 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, сперва - нехорошие кварталы, потом - Кладбище Невинных Мучеников, потом - дом, где аходятся квартиры Эжени и Демервилля.

Эжени, Мерлен\\Эжени и многие другие\\Эжени и Демервилль

*В Авиньоне на мосту, все актеры тут как тут*, - напевала Эжени под нос, переходя Мост Инвалидов в обход Тюильри. Пока от Демервилля нет никаких известия, можно пожить еще одной жизнью, той самой, из смертного прошлого. Двор Чудес… Парижская легенда и парижский ужас получше Театра Вампиров. Странно, будто бы и не прошло тридцать лет – те же гильдии нищих, проституток, бандитов, наемных убийц, те же ранги, те же жесты. *Еще чуть-чуть, и я захочу наведаться на Нельскую ярмарку смотреть на балаган, будто не видела ничего лучше*, - подумала Эжени. Парижское дно поглотило ее своими страстями и красками. Далеко позади остался Гош… Демервилль… Анри… Сен-Жюст… Они оживут через час, нет, через полчаса уже. Когда она придет в свою просторную квартиру и зажжет восковые свечи. Сегодня надо разобрать ноты нового композитора, которые подпольно продаются в революицонном Париже. Он играет сейчас в имперской Вене, совсем молодой. Людвиг ван Бетховен. Говорят, что он не знает правил, и считает рояль оркестром… Но пока – снова перемигивания, полушепот, кошельки верных парижан и тайны нищих и бродяг. В конце концов, главное она уже узнала вчера – за особую удачу в сборе «пожерствований» и за умение обмануть любую полицейскую ищейку, на что хватало и простого мысленного внушения, ее допустили присутствовать при выходе к подданным самого Короля Двора Чудес(парижских нищих революция не затронула). И вот – в его мыслях она поймала то самое имя. Вожак парижских убийц. Андре Тьерри. Гильдия встречается по вторникам, после двенадцати, на кладбище Невинных Мучеников, - пропела она под нос, сделав еще несколько шагов по инерции,глядя на человека, двигавшегося навстречу.Жаль, что вокруг были люди – иначе стоило бы воспользоваться способностями. Что сейчас напеть ему в уши она не могла представить. Тысяча чертей, ведь Тюильри – в другой стороне.
- Привет, Кристоф, - улыбнулась Эжени, как ни в чем не бывало – мало ли, подумает, что ей просто изменил вкус в одежде и прическе.

Мерлен остановился, хмуро разглядывая свою знакомую. Он был трезв и зол. Последнее - потому что дал обещание чертовому Гошу найти то, не знаю что. Квартира, чей адрес был написан на бумаге, оказалась опечатанной, и соседи поговаривали, что там произошло убийство. Что жил там интеллигентный мальчик - переписчик, в которого стреляли в упор. "Даже лица не осталось!" - всхлипывала одна из соседок. Именно этот факт заставил Мерлена задуматься. Странное убийство. Такое впечатление, что кто-то хотел замести следы. Ну кто, скажите, стреляет в лицо, если приходит убивать? Уж точно не воры. Глупость какая-то. Но обещание - есть обещание. Только без Эжени тут никак не разобраться. А, как сказал Гош, она пытается сама разобраться в этой истории. Сама. Поэтому Мерлен методично обходил места, где могли собираться потенциальные убийцы и преступники. Рано или поздно он ее найдет и расспросит, и защитит, если понадобится. Увидев ее, Мерлен даже не поверил сначала глазам. И протер их. - Эжени? Ты? Тут? Жить надоело, прекрасная гражданка?


- Провожу. Если перестанешь врать, - жестко ответил Мерлен. - Никогда не поверю, что женщина может в здравом уме нарядиться в такое платье. Прости за прямоту
- Я просто стараюсь не выделяться, - обиженно протянула Эжени, - У меня есть красивые платья, но дома. А на улице лучше просто не привлекать к себе внимание, правильно? А ты сегодня злой какой-то, - выдохнула она, пытаясь понять, насколько этот человек здесь случайно оказался… нет… Неслучайно… Только пока он больше злится на нее, чем думает о своей цели.
- Злой. Верно, - буркнул Мерлен. - Значит, не будешь говорить? ЧТо ж, сам все узнаю. Пойдем, провожу и разбежимся. Можно взять тебя под руку?


-Только осторожно.ю у меня руки грязные, - Эжени вытерла руку о платье и уныло подала Мерлену, представляя, какое зрелище они сейчас являют, - Я тебе все сказала, - упрямо повторила она. - А ты мне не говоришь ни-че-го.

- Да что я могу сказать, черт побери? - взорвался Мерлен. - Твой друг, заключенный под стражу, считает, что ты вляпалась и пытается помочь тебе, сидя за решеткой. А я - единственный, к кому он может обратиться. Вот и все. А теперь быстро говори, какого черта связалась с роялистом и зачем тут бродишь?


- Он считает, что я связалась с роялистами? - взвилась Эжени, - Какой мерзавец. Правильно, что я его бросила, то есть он меня, то есть неважно. Ни во что я не вляпалась. Того беднягу роялиста убили, кстати. Так что ваши опасения напрасны. А какого черта ты выслеживаешь меня именно здесь? - прошипела Эжени.


- Догадался, - прищурился Мерлен. - И если не хочешь, чтобы я начал тут у всех наводить о тебе справки, то пойдем к тебе и ты мне все расскажешь. От начала и до конца.


- Обо мне тебе тут ничего не скажут, - усмехнулась Эжени, - Я здесь своя, ты - чужак, к тому же бывший военный. Догадаться ты не мог, кстати. Или ты теперь служишь в полиции? Полицейским на дне не место, дорогой мой

- Да нигде я не служу, - буркнул Мерлен. Эта история с расследованием ему не нравилась с самого начала. Не хотелось иметь дела с Гошем, да и вообще, из него плохой сыщик, так как он просто не знает, что от него требуется. А Эжени молчит. Не насильно же тянуть из нее информацию. - Слушай, красавица, я вижу, что говорить ты не хочешь. Твое право. Отведу тебя домой, и буду считать свою миссию оконченной.


- Хорошо, - примирительно заметила Эжени, - Веди меня домой. Обещаю запереть дверь на засов и не открывать незнакомым людям. Тебя это устроит?

- Устроит. Только почему-то мне кажется, что ты говоришь это, чтобы от меня отделаться. - Мерлен с сомнением взглянул на нее. - Знаешь, ты очень похорошела в последнее время. Наверное, это любовь. Не знаю, правда, как можно крутить ее с человеком, который одной ногой в могиле. Но - дело вкуса. Мы пришли? Запирай дверь и я пойду.


- Все мы одной ногой в могиле. А Сен-Жюст говорит, что именно там должны отдыхать настоящие революционеры, - мрачно заметила Эжени, - А за комплимент спасибо. К сожалению, за запертую дверь я тебя с собой не возьму. Ну... до встречи?

Мерлен поцеловал ее в лоб и, улыбнувшись, махнул рукой. Кажется, его миссия выполнена. Все, что мог - узнал. Изложет письменно, отдаст Гошу, раз обещал, и пусть генерал сам дальше разбирается.

***

Едва шаги Мерлена за дверью утихли, Эжени тихо выбралась обратно и почти бегом понеслась в сторону кладбища Невинных Мучеников - была почти полночь.

Проходя Новый мост, она по старой привычке замедлила шаг.
*На новом мосту всегда встретишь ты нищего, священника и всадника* - пробормотала она, окунувшись в то прошлое, которое то усколзало от нее под взглядом Гоша, то при снова смотрело ей в спину и разворачивало к себе.

Подул пронизывающий ветер, который ощутила даже она. *А может, это призраки? Только я их больше не вижу, потому что Эжени Леме сама стала призраком? Тогда кто такая я? Изабель Мерсье, которая может до бесконечности играть вариации на фортепиано? Безымяная нищенка с парижского дна? Забытая бессмертная, затерявшаяся среди людей, как и многие ей подобные? Ну кто-нибудь, дай мне подсказку. Вот, например, если я сейчас брошу в воду камешек, и вода пойдет кругами, то я... То я сейчас пойду на кладбище Невинных Мучеников искать убийцу, причем не ради торжества правды, а из любви к тайнам и загадкам - я ведь знаю, что тут точно скрыто что-то мрачное. А если вода пойдет квадратами - то пойду обратно и буду целую нось разговаривать сама с собой о смысле жизни*.

Дождавшись результата, Эжени обратилась к самой себе.
*Ну надо же. Вода идет кругами. Значит, судьба. Сперва - притон, потом - фортепиано, а под утро убежище в Булонском лесу.*

Она продолжила путь к кладбищу, не оборачиваясь.
Уже подойдя к нему, Эжени задумалась. Ее зрения хватало, чтобы различить блеклые серые тени, скользящие вдоль могил, поднимающиеся с них - как будто мертвые шагали навстречу неосторожным парижанам. Но это были не мертвые, а живые. Наемные убийцы, скрывающие под серыми куртками изукрашенные пояса и острые кинжалы.

Только как подойти и услышать их?

*Кстати, а вот что я буду делать, если меня заметят? Скажу, что я из гильдии попрошаек и ошиблась адресом? Глупость... Так, надо что-то делать, пока не заметили...*

Эжени сделала еще пару шагов, неожиданно наткнувшись на что-то мягкое.

Тишину разорвал истошный вопль.

Эжени впервые за последний год обрадовалась своим сверхъестественным способностям, позволившим ей в несколько прыжков оказаться как можно дальше от места происшествия, куда уже бежали несколько мужчин с ножами за поясом.
Обыскав все окрестные кусты и укртия возле камней, они недоуменно застыли у могилы.
- Ребята, тревога ложная, - наконец подал голос один из них, - Это всего лишь кошка. Видимо, ее напугала ветка, упавшая с дерева, или чертовщина какая-то.

- Веришь в мертвяков, Никола? - рассмеялся второй.

- Говорят, раньше в Париже жили мертвые, - вполголоса проговорил третий, - Они собирались тут же, на кладбище Невинных мучеников и служили мессу Сатане, а под утро утаскивали людей в ад вместе с собой, чтобы терзать их до заката солнца, пока жертва не плюнет на распятие и не отречется от Господа, продав душу Дьяволу. Но они ушли.

- Их прогнал Черный Ги, - захихикал второй, - Хватит детских сказок. Нас ждут дела, - тени скользнули обратно в темноту.

Готовая кусать локти от досады за собственную глупость, Эжени с ветки высокого дерева наблюдала за ними чуть поодаль. Бродяги, несмотря на то, что вопль издала обычная парижская серая кошка, решили быть особо бдительными сегодня.

И все-таки их постепенно становилось все меньше и меньше - серые лохмотья будто растворялись в ночи.

*И ведь с кладбища никто не выходил*, - подумала Эжени, - *А в катакомбы вход совсем в другом его конце...*
- А все ты виновата,- тихо зашипела она кошке, удобно устроившейся на могильной плите, - Ты, по-моему, тайная аристократка, прикинувшаяся простой санкюлоткой.

Кошка зевнула в ответ и, спрыгну с плиты...
- Ты куда это исчезла? - поразилась Эжени,- Так, от меня так просто не уходят, - спрыгнув с дерева и уже не боясь привлечь к себе внимание, она последовала за животным, уже не боясь привлечь к себе внимание, так как кладбище опустело.

За высокой могилой чернел небольшой лаз, скрывавший кромешную тьму.

Недолго думая, Эжени спргынлула туда, размышляя, что самое большее, чем рискует - застрять в тесном подземелье до рассвета, но так как солнце все равно туда не проникает под низкий свод сети небольших пещерок, то это далеко не худшее, что можт случиться.

*Оказывается, катакомбы гораздо больше, чем я думала. Интересно, Арман знал? Или он специально держал нас в небольшой и отгороженной ото всех части, чтобы мы не нашли потайные выходы в большой мир?*

Даже зрения бессмертной не хватало, чтобы что-то увидеть в потемках, но бессмертное чутье, а также примерное знание принципа строения парижских катакомб помогали пробираться в темноте.
*Я должна найти кошку. Если она хорошо знает вход, то знает и выход. Кроме того, она пойдет на свет и тепло, а эти убийцы ведь жгут свечи. Только что им понадобилось в катакомбах?*

Эжени показалось, что она заблудилась, когда впереди мелькнул крошечный огонек.

Почти все туннели в катакомбах дублировались, причем один проходил выше, другой ниже, сообщаясь между собой бесконечными поперечными галереями. Выбрав верхний туннель, Эжени приблизилась к пещере, где сидели люди, прижав ухо к тонкой стенке и стараясь не шевелиться.

- Тридцать, сорок, - сорок ливров за Франсуа Дегре, - звон монет.

- Сто ливров в общую казну за старого еврея Регедера, - снова монеты стучат.

- Недостает двухсот ливров от Никола Верне. Исчез, бедняга, если его не сцапали полицейские. Жаль, знатный был заказ.

- За то и платили, что убийца сильно рисковал попасть в лапы полиции, - вмешивается в стук монет новый голос, более повелительный и низкий, чем у остальных, - Никола выполнил работу и дал деру. Дом оцепила полиция уже через десят минут - кто-то стал свидетелем. А может, и сейчас сидит в подземельях Ришара и ждет гильотины.

- Хочешь выяснить, господин?

*Вот уж не знала, где услышу старые обращения*, - не в такт словам подумала Эжени, превратившись в слух.

- Нет. Слишком опасно. Никола выполнил работу. Если он захотел уйти из гильдии - его право. Но тогда назад в Париж ему дороги нет, и если вы встретите его на улице, вы знаете, что делать и куда вести его на суд.

- Двести ливров, - ворчит кто-то, - Хорошие были бы денежки.
- И снова будут, - прерывает властный голос, - Завтра тот из вас, кто готов взять заказ из тех же рук, получит его от заказчика в таверне "Три всадника" в два часа полуночи. Кто? Ты, Пьер?
Видимо, человек кивнул.

- На этом порешим. Не забудьте свечи,- голоса и шаги стихли.
Эжени подождала еще немного и перебралась в тот самый грот, где общались разбойники.

*Значит, они тут собираются и сокровища хранят. Как в книжках все верно написано ведь...* - Не без усилий, Эжени извлекла из ниши в углу грота деревянный ящик с металлическими скобами, мешающими ему рассохнуться.

- Ах, они тут деньги хранят, - разочаровано протянула Эжени, взглянув на содержимое.

Иногда среди монет попадалось что-то поинтереснее - кинжал с богато украшенной рукояткой, кольца с рубинами и изумрудами, даже старинные броши, серьги и медальоны, один из которых привлек особое внимание Эжени. Удивительно изящно сработанная камея, на черном камне в обрамлении мелких жемчужин. Белоснежный, вырезанный неизвестным древним мастером тонкий профиль женщины резко выделялся на чернильно-черном фоне.
Женщина не грустила и, как будто, хотела улыбнуться, хотя не улыбалась и спокойно смотрела куда-то вдаль.

- Если бы у тебя была оправа из сапфиров, я бы тебя не взяла, - зачарованно прошептала Эжени, - Ты была бы слишком заметной и опасной. А так - в тебе есть тайна, но не угроза. И я заберу тебя с собой обратно в мир под звездами. Мне кажется, мой генерал бы одобрил такую спутницу. Может, мне стоит стать похожей на тебя?

***

Выбравшись из подземелья, Эжени вернуласьв свою новую квартиру.
Увидев свет в окнах второго этажа, она вприпрыжку поднялась к себе и быстро переоделась в нормальное платье. Повертевшись перед зеркалом, она выскочила на лестницу и забарабанила в дверь квартиры этажом ниже.

- Доминик, ты вернулся, - она бросилась Демервиллю на шею и расцеловала в обе щеки.

- Стой, - Демервилль скривился от боли, - Осторожно, Изабель. Я едва добрался до Парижа, и не чтобы умереть в объятиях красивой женщины, а чтобы успеть хоть что-то рассказать.

- Что с тобой? Ты ранен? Как съездил? - ошарашенно отскочила Эжени.

- Поездка, прямо скажем, удалась, - мрачно ответил Демервилль, - Я напоролся на облаву, которую организовал Робеспьер, потом - на засаду роялистов, а потом - на аристократа, едва не отправившего меня к моим достойным предкам. После чего размышлял о смысле жизни на гнилом соломенном тюфяке в хижине доброго крестьянина, подобравшего меня и выходившего. И вот - я здесь, привет, родной Париж.

- Это хотя бы - все? - изумленно переспросила Эжени.

- Нет, - еще более мрачно ответил Демервилль, - Я нашел родственников Анри. Я узнал его брата и убил. Он был одним из заговорщиков, напавших в лесу на республикансикх солдат, чтобы освободить своих.

- А я нашла заказчика убийства самого Анри, - ответила Эжени, - По-моему, мы оба хороши.

- Но хорошего понемножку, - серьезно ответил Демервилль, - Рассказывай, а потом я скажу тебе, что мы обязаны сделать. И не спорь, пожалуйста. Мы и так подставляем наши головы под гильотину, пряча Анри.

- Я никогда не рассказывала тебе о моем прошлом, до этой квартиры и до имени Изабель Мерсье, - осторожно начала Эжени, - Но когда-то, ты может не поверишь, я вращалась в кругах парижского дна. И я совершила маленькое путешествие в прошлое, - она изложила Демервиллю сильно отредактированную версию событий, из которой следовало, что она подслушала разговор на кладбище, спрятавшись за могилами, - Завтра убийца по имени Пьер встретится с нашим заказчиком, - закончила она, - Идем туда?

- Нет, - жестко сказал Демервилль, - Мы сделали все, что могли и зашли гораздо дальше, чем должны были заходить, Изабель. И теперь пора мне сделать то, что я в общем должен был сделать гораздо раньше. Сдать убийцу полиции. А скрыть нашу с тобой чрезмерную роль в этом поможет Барер. Он тоже иногда увлекается и переходит грань.

- А Анри? - перепугалась Эжени, - Про него тоже расскажем?

- Ни в коем случае, - обреченно вздохнул Демервилль, - Тут уже я перешел все границы, сохранив ему жизнь. И самое ужасное, что не жалею об этом. Пусть выздоравливает и идет на все четыре стороны.

- Согласна, - захлопала в ладоши Эжени, - Ты не обманул моих ожиданий, Доминик. Тебе он тоже симпатичен, ну скажи же. Ты не сошел пока с ума на почве ваших идей и еще можешь сперва оценить человека, а уже потом поинтересовать его документами.

- Именно. Этот опрометчивый подход еще дорого мне обойдется однажды, - слегка улыбнулся Демервилль, - Ну что, Изабель, а что будешь делать ты? Вернешься в прошлое?

- Останусь в этом доме и в квартире наверху, - тихо сказала Эжени, дотронувшись до камеи на шее, - Я рассказывала тебе, что мне прислали новые ноты? Людвиг ван Бетховен. Он нарушает все каноны и нанизывает ноты так, как не делал никто до него. В нем есть какая-то буря, которая рвется наружу. Идем, я сыграю для тебя. Ты ведь пойдешь к Карно только завтра? Значит, будем болтать, есть яблоки и пить вино.

- Яблоки закончились, - грустно вздохнул Демервилль.

- Ну, значит, будем воображать, что едим их, - звонко рассмеялась Эжени и энергично потянула Демервилля к выходу. В конце концов, все вернулись домой - и это уже само по себе было прекрасно.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Май 05, 2010 3:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Больница при монастыре

Граф Сомерсет, барон де Бац

Жутковатые кошачьи глаза смотрят из-под очков. Тиран поднимает трость и бьет наотмашь по раненой ноге. За ним – несколько жандармов. «Убейте его», - шепчет тиран, не сводя с него остывшего взгляда. Все тонет в предсмертном крике. Серая дымка и темнота. «Ты заплатишь за каждую минуту той встречи в Ванве». Далекий голос и смех. Тиран приближается и кладет ледяную руку ему на лоб… Не рука. Полотенце. Он хочет придушить его во сне… Сомерсет проснулся в холодном поту и резко скинул холодное полотенце с лица. Пожилая сиделка мигом вскочила с табуретки и бросилась к нему. «О, вы проснулись… Вам снилось что-то неприятное? Мне так показалось?» Сомерсет приложил все силы, чтобы придать лицу веселое выражение. Эта мадам появлялась тут чаще других и всеми силами старалась ему услужить. «Все в порядке, Мадлен… Дайте мне воды… Благодарю вас…»

В последние дни его не покидало чувство тревоги. Иногда казалось, что за ним следят, иногда приходили жуткие видения, вроде сегодняшнего. И почти каждый раз в них был Робеспьер в разных видах и ипостасях. Просто помешательство какое-то. Нужно срочно принять лекарство. И почитать что-нибуд приятное. Де Бац оставил ему несколько весьма неплохих романов. Когда он, кстати приходил? Вчера? Позавчера? Может быть, его уже давно схватили в одном из банков при попытке снять деньги на его лечение, а он, Сомерсет, так и лежит тут, вкушая остатки гашиша и разглядывая причудливые пессимистичные видения. Кажется, за окном послышался стук копыт. Де Бац? Жандармы? Или это вообще не по его душу? Скоро узнаем.

Барон де Бац зашел в келью, отметив, что Сомерсет хоть и стал поправляться, выглядит далеко не лучшим образом. Может ли быть, что ему не хватает этого чертова зелья? А ведь ему предстояло сообщить далеко не приятные новости. И что теперь делать с этим? Дождавшись, пока старуха выйдет и плотно прикроет за собой дверь, барон сел на табурет у изголовья кровати и, наклонившись к больному, тихо заговорил: - Плохие новости, Уильям. Я принес деньги, но для этого мне пришлось продать несколько побрякушек, очень сильно рискуя. Им ничего не стоит проследить их путь. Затея с банками провалилась. Сначала я попросил случайного человека снять для меня деньги, в остальные отправил Сапожника и Дрозда, - де Бац умышленно назвал не имена, а клички агентов. - Стоит ли говорить о том, что моего случайного человечка арестовали? Арестовали также и наших, проводив одного до явочной квартиры, а второго - до дома. Что касается твоего поставщика-часовщика, то у него ничего нет, он клялся и божился, что в в тех краях все так и кишит жандармами. Как ты думаешь, что они ищут?

- Господи, - Сомерсет стиснул зубы. Робеспьер мстит. Мстит лично ему. И он не остановится, пока не получит сатисфакцию за свой проигрыш в Ванве. Неожиданно захотелось рассказать обо всем, что произошло в Ванве. Просто, чтобы облегчить душу. Но что-то мешало. - Похоже, что на нас объявлена охота. Точнее, на меня. А с помощью меня, как они считают, они смогут поймать и тебя. Жан, обещай мне, что если со мной что-то случится, ты не будешь делать попыток меня вытащить. Я конченый человек. Пора это признать. Не стоит за меня бороться и рисковать собой. Обещай.

- Прекрати, Уильям, - покачал головой барон. - Не хочу больше от тебя этого слышать, понятно? На тебя просто кто-то заявил, вот и все. А мы бывали и не в таких переделках. Выберемся, не впервые. Я хочу, чтобы ты подумал, где можно раздобыть денег. И нужно убираться отсюда, так как они могут узнать об этом месте и тогда...

Сомерсет засмеялся, не дослушав. - Полоумная Сесиль Рено... Побег с рыцарем Ланселотом навстречу новой жизни... Жан, ты не поверишь... Наверное, я и правда женюсь на ней... Это был истерический смех с слезами на глазах, который прекратился также резко, как начался. Сомерсет откинулся на подушку и заговорил потухшим голосом. - Жан, ты не поверишь, но, кажется, я знаю, где достать деньги. Эта полоумная Сесиль мечтала сбежать со мной и складывала в какую-то тряпку все свои сбережения. Однажды она принесла мне это похватстаться. Это было так убого, что я даже умилился. И с тех пор совал ей туда крупные купюры. Эта дура даже не понимала, что у нее скопилось целое состояние. А я развлекался, глядя, как она складывает с одинаковым выражением лица тысячные купюры и жалкие монетки. Там должно было накопиться на так мало. - Он поискал глазами кальян и перешел на шепот. - Жан, прошу тебя, достань мне то, что я тебя просил. Я схожу с ума. Мне плохо. У меня заканчиваются запасы, и я оттягиваю момент, когда ничего не останется... Я прошу тебя, достань мне что-нибудь. Мне все равно, что... Может быть, какие-нибудь лекарства... Я буду бороться с этой привычкой, но не сейчас. Сейчас я не могу расслабляться. Я обещаю, что брошу, как только мы выберемся. - Сомерсет и сам понимал, что повторяет эту фразу в сотый раз. Но в те моменты, когда он говорил об этом, он свято верил, что так и будет.

- Я едва нашел деньги на то, чтобы оплатить твое пребывание здесь,- хмуро сказал де Бац.  - До конца декады. Сам понимаешь, что никто сейчас не дает за драгоценности их истинную стоимость, тем более, что продавать их пришлось буквально из кармана в подворотне. Нам еще понадобятся те твои тысячные купюры. Но не в том дело. В том, что у твоего поставщика ничего нет, повторяю тебе. А там, где берет это он сам, все кишит жандармами. Я даже не представляю, кого мне искать и к кому обращаться и... - де Бац замолчал, перехватив горящий взгляд друга. Потом только махнул рукой. - Хорошо, я попробую. И навещу твою Сесиль. Только будь готов, друг мой, к тому, что очень скоро наше везение может закончится и тебе придется обходиться без твоего чертова зелья. И вот еще...

Де Бац не договорил, так как в дверь в келью распахнулась и в комнату шагнули двое жандармов. Слова застряли у барона в горле, он замер, не в силах побороть оцепенение.

- Заносите сюда! - крикнул один из них.

- Извините, граждане, придется вас потеснить, раз уж вы устроились с комфортом.

Сомерсет похолодел. Рука нащупала под матрасом пистолет. Одна пуля - на всякий случай. Он повернулся, разглядывая мужчину, которого внесли жандармы. Кто-то из им подобных. ВО всяком случае, одет также. И морда такая же наглая. Действительно раненый? Или шпион? Сомерсет широко улыбнулся. - Какой комфорт, подыхаю тут со скуки, гражадне. Как зовут соседа? Что с ним?

- Много будешь знать - не дадут состариться, гражданин, - угрюмо ответил жандарм, наблюдая, как стонущего товарища уложили на соломенный тюфяк. Потом, поверувшись, рявкнул, высунувшись в коридор. - И врача сюда пришлите, черт бы вас побрал! Скажите, что под карету человек попал, ему, должно быть, все потроха отбило!

- Пойдем, - второй хотел сплюнуть на пол, но передумал. - Легче ему не станет от того, что ты тут орешь.

Второй, не сказав ни слова, повиновался. Как только за ними закрылась дверь, де Бац осторожно опустился на корточки рядом с раненым. Тот тяжело дышал и похоже, что несколько ребер у него были сломаны.

- Он без сознания? Бедняга, вот не повезло! - осторожно произнес Сомерсет. Затем дотянулся до блокнота и карандаша и быстро написал: "Жан, таких совпадений не бывает. Это либо шпион, либо мой шанс выбраться отсюда, воспользовавшись документами этого человека. Сегодня утром я уже несколько раз прошелся по комнате. Больно, но жизнь дороже". Затем показал листок барону, убедившись в том, что его сосед на него не смотрит.

Кивнув, де Бац быстро обшарил карманы лежавшего без сознания человека. Потом отрицательно покачал головой. - Не повезло... - сказал он в голос, а потом написал: - "У него нет документов. В карманах нет вообще ничего." 

"Шпион - ?" - написал Сомерсет.

"Могли забрать коллеги. Не один ты додумался воровать документы. Но может быть и шпион"  написал де Бац. Потом, подумав, дописал: "Подозреваю, что его друзья..." - дальше ему пришлось перевернуть лист и еще не начав писать, барон поднес блокнот к окну. Спустя минуту он швырнул его на пол и принялся топтать ногами, как ядовитую змею, стараясь растереть клочки бумаги по полу.

Сомерсет рассмеялся. - Ну-ну, дружище, не стоит так убиваться по Жаклин. Ее письмо ничего не значит, поверь мне. Она еще вернется, вот увидишь. Пару раз откажет, потом вернется. Она всегда так делает, пора бы и привыкнуть. Говоря эти слова, он переводил взгляд с барона на дверь, понимая, что барон увидел что-то, чего не видит он сам.

Де Бац занял свое место на табурете, тараясь сохранять спокойствие. Восемьдесят из ста, что этот человк в форме жандарма был шпионом. Допустим, так оно и есть. И что теперь? Уйти отсюда сейчас слишком рисковано. Еще более рисковано никуда не уходить, пустив все на самотек. Размышляя так, он продолжал сидеть, сохраняя внешнее спокойствие, только раскачивался взад-вперед, как китайский болванчик. Погрузившись в невеселые мысли, барон едва не подпрышнул, когда дверь снова распахнулась и в комнату зашли те же жандармы в сопровождении очень толстого гражданина в очках. Пыхтя и отдуваясь, гражданин осмотрел раненого, потом приказал отнести его в операционную. Вполне дружелюбно пожелав Уильяму скорейшего выздоровления, келью покинули и жандармы, перебрасываясь на ходу плоскими и малопонятными шуточками. Убедившись, что за ними не подглядывают и не подслушивают, барон снова наклонился к другу и зашептал: - Эти сволочи подсунули тебе блокнот с мягкой бумагой. Догадываешься, для чего она нужна? На втором листе прекрасно отпечатывается то, что пишешь твердым карандашом на первом, друг мой. А блокнот тебе заменили. Я сам помню, как ты вырвал страницы, когда писал банковские письма.

- Значит, надо уходить. Прямо сейчас. Пока нас не взяли тут на пару. Черт возьми, Жан, будь проклят этот Ванве, прошипел Сомерсет, пытаясь подняться.

- При чем здесь Ванве? - хищно спросил де Бац. - Не в первый раз ты это вспоминаешь... И лежи, не дергайся. Наши друзья-жандармы только и ждут нас на выходе. Как ты считаешь, подозрительно или не очень, если я стану тащить на своем горбу прыгающего на одной ноге человека, а следом за нами будут бежать потенциальные доносчики, желая рассказать, что граждане слишком поспешно собрали свои вещи, заплатив перед этим немаленькую сумму? Так при чем здесь Ванве, Уильям? Я привык знать, за что и почему рискую.

- Я виделся с ним в Ванве... Я все расскажу тебе.. Чуть позже. - Сомерсет только сейчас понял, что его бьет мелкая дрожь. Он не трогал свой кальян уже почти сутки, стараясь продержаться изо всех сил и выпрашивая для себя все возможные успокаивающие лекарства. Теперь безумие возвращалось. Голову сковала страшная боль, в глазах потемнело. - Жан, прошу тебя, достань для меня что-нибудь. Я обещаю, что расскажу.

- Как, черт возьми?! - взвыл де Бац, схватившись за голову. - Говори, куда я должен пойти и что должен сделать?

- Салон Сент-Амарант, - прошептал Сомерсет.

- Хорошо, - пробормотал барон. - Поднявшись, де Бац направился к двери и вышел, даже не попрощавшись, хотя что-то подсказывало, что Уильяма он увидит не скоро.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Май 06, 2010 10:37 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Салон Сент-Амарант // улицы Парижа

Сен-Жюст, барон де Бац.

- Благодарю вас, гггражданин…
Белокурая девица с раскрасневшимся лицом, приняла из рук Сен-Жюста бокал вина. Она смотрела с надеждой. Возможно даже, готова была оказать ему услугу бесплатно – последние полчаса она буквально поедала его глазами. На всякий случай Сен-Жюст улыбнулся ей, но поспешно отвернулся. Не терять бдительности и не засматриваться на женщин. Уж не говоря о том, что и сегодня нельзя позволить себе лишнего в выпивке. Он не уставал удивляться тому, что время, казалось, совсем не затронуло этого дома. Этот салон был первым в Париже, куда он, тогда еще неопытный провинциальный юноша, забрел в поисках удовольствий, оказавшись впервые в столице. В тот день он проиграл тут кучу денег – фактически, половину всего, что имел… Второй раз он оказался тут спустя несколько лет – в компании Демулена. Камиль много пил, балагурил и засматривался на девушек. Зная о том, что его жена должна вот-вот родить, Сен-Жюст отпускал по его поводу шутки и не уставал удивляться в глубине души его беззаботности в столь ответственный момент. Теперь, разглядывая немного поизносившиеся с годами лица прежних девушек и хорошенькие мордашки новых приобретений госпожи Сент-Амарант, он предавался воспоминаниям и немного грустил, сознавая, что никогда в жизни уже не сможет воспринимать жизнь такой, какой воспринимал ее тогда.

После разговора с Огюстеном злосчастный салон не давал ему покоя. Двое шпионов, направленных сюда, как он и ожидал, не принесли никакой информации кроме той, которая подтверждала слова Огюстена. Да, человек по фамилии Сомер бывал тут, сорил деньгами, и постоянно курил кальян, доводя себя до состояния совершенно бессознательного. Ничего нового. Тупик. Но что-то гнало его сюда – хотелось увидеть собственными глазами место, где так любил проводить время скрывающийся враг. Хотя его уже и скрывающимся назвать было нельзя. Люди из Бюро общей полиции выследили Сомерсета и указали его местонахождение. С этим сообщением Сен-Жюст прибежал к Робеспьеру сегодня прямо с утра. Но был несказанно удивлен, когда, Максимильян, увидев составленный Сен-Жюстом приказ об аресте, произнес свое любимое: «Не время». Чего хотел Робеспьер? Понаблюдать за Сомерсетом в ожидании, когда к нему придет барон де Бац? Или его план состоял в чем-то большем? Сомерсет унизил его. А такого Робеспьер не прощает. Что он приготовил для англичанина-роялиста, не мог себе представить даже сам Сен-Жюст. Чтобы отвлечься от раздумий, он принял приглашение поиграть в карты. Игравших было трое. Сен-Жюст порадовался, что за эти годы неплохо освоился в азартных играх, постепенно увлекся и сделал довольно большую ставку. В этот момент он обратил внимание на мужчину, только что вошедшего в салон. Это лицо он помнил слишком хорошо, чтобы не обмануться ни ободранным видом этого человека, ни косматыми волосами, которые торчали из-под шляпы. Парик. Качественный парик. Однако, это был он. Барон де Бац собственной персоной.
- Я удваиваю ставку, - произнес Сен-Жюст ровным голосом, и выложил деньги на стол. Сейчас или никогда.

Барон де Бац обессилено оперся о стену, даже не пытаясь бежать. Все. Сен-Жюст здесь. Выследил, проклятая ищейка. Девяносто из ста, что его уже поджидают снаружи... Невезение к невезению, одним словом. Хотя можно будет и попытаться уйти, попросив помощи у той же Сент-Амарант, а можно попробовать ускользнуть просто пробежавшись по улице в известном только ему направлении. Катакомбы Парижа не раз служили надежным убежищем для тех, кому необходимо скрыться, не станет исключением и он. Однако все рискованные и не очень планы разбивались об одно-единственное препятствие: ему было позарез необходимо это чертово зелье. Обхватив за талию замешкавшуюся девицу, де Бац протянул ей аккуратно сложенную купюру из неприкосновенного запаса и попросил кофе с коньяком. Хихикнув, небесное создание упорхнуло, а барон со скучающим видом опустился в кресло и принялся набивать трубку.

Сен-Жюст видел, как его противник на секунду замешкался. Значит, заметил. Что делает тут барон де Бац? Вчера он видел жандармов в монастыре, и вряд ли считает это простым совпадением. Он и ушел оттуда незаметно, сыщики не смогли проследить его пути... Заявиться к Сент-Амарант в сложившейся ситуации для де Баца - непростительная глупость. А глупостей и необдуманных поступков этот человек не совершает никогда - в этом Сен-Жюст уже имел возможность убедиться. Он широко улыбнулся и помахал барону рукой. - Гражданин Ларош! Рад вас видеть! Присаживайтесь - сыграем в карты!

Барон улыбнулся, хотя больше всего хотелось выругаться. Даже не потому, что Сен-Жюст так живо отреагировал на его появление, а потому, что слишком многое им известно. Приходится признать, что в их комитетах сидят не только набитые болваны. Или же они пока что не успели гильотинировать тех, кто умеет как-то работать. Можно снять шляпу. - Знали бы вы, как я не рад вас видеть, вряд ли бы предложили мне игру, - лениво сказал де Бац, опустившись на стул рядом. - Но раз вы настаиваете, то почему бы и не сыграть... напоследок.

- Мне надо закончить эту партию, - оживился Сен-Жюст. - Я сделал слишком большую ставку, и, надеюсь, вы принесете мне удачу. Хотите выпить? Мне только что принесли бутылку вина, и я готов разделить ее с вами... Напоследок.

- Благодарю вас, - де Бац налил в бокал немного вина, но пить не стал. - Я заказал коньяк, но то прелестное создание, которое обещало мне его принести куда-то исчезло. Пока что не буду мешать вам играть, гражданин. Но вернусь, чтобы составить обещанную партию.

Что-то в словах барона убедило Сен-Жюста в том, что он действительно вернется. Значит, его и правда привело сюда какое-то дело. А если он ошибается, и барон в очередной раз уйдет от него? Сен-Жюст бросил беглый взгляд на двух сыщиков, мирно беседующих с девушками на диване, расположенном у двери. Те все поняли правильно. Они не сводили глаз с барона. - Вы вернетесь? Хотелось бы верить, - усмехнулся Сен-Жюст. - Может быть, оставите мне что-то от себя? На удачу?

- У меня ничего нет из того, что могло бы приносить удачу, - развел руками барон. - А если бы было, то вряд ли я пожертвовал счастливым талисманом в вашу пользу. ---- Немного походив по заведению, попивая коньяк и стараясь совать нос везде, где только можно, барон убедился, что за ним следят. Два шпика с совершенно невинными физиономиями. Один из них строит из себя подвыпившего отца семейства, но если присмотреться, то можно заметить, что взгляд у этого буржуа острый, проницательный, а за голенищем сапога тщательно спрятан тяжелый армейский нож. Страшное оружие, если уметь им пользоваться. Барон был уверен, что этот умеет. Второй шпик щупал худосочную красотку, и, казалось, не обращал ни на кого внимания. Да, не обращал. Его задача была сидеть физиономией к залу и обозревать все, что движется. Сент-Амарант нигде не было. Вполне возможно, что сидит бедная хозяйка взаперти. В своем собственном заведении. Посоветоваться насчет зелья не с кем. Не теряя надежду на более благоприятный исход, де Бац вернулся за столик, где Сен-Жюст как раз закончил партию.

Сен-Жюст с удовлетворением отметил, что де Бац все-таки вернулся. Хорошо, что тут оказались люди Ришара из Бюро общей полиции. Видимо, барон сделал правильные выводы. - Ваши слова о том, что вы не пожертвовали бы для меня счастливым талисманом, возымели действие, гражданин. Я проигрался в ваше отсутствие. Мой единственный шанс - выиграть партию у вас. А то не смогу заснуть ночью - не люблю проигрывать. А вы? - Сен-Жюст занял место за свободным столиком и кивнул на кресло напротив себя.

- Иногда проще проиграть, зато потом оказаться в выигрыше, - ответил де Бац. Сейчас он пребывал в спокойном, почти безмятежном состоянии духа, которое обычно предшествовало бурной деятельности. Такой своеобразный отдых перед тем, как совершить очередной подвиг. Или очередную глупость. Впрочем, последнее он уже совершил, отправившись сюда. Нечего теперь казнить себя, этим займутся другие... если фортуна сегодня не на его стороне.

- Да вы философ, - усмехнулся Сен-Жюст. - Ну что ж, сдавайте карты. Готов поддержать любое ваше предложение по игре. Вы кого-то ждете? Может быть, нам поменяться местами?

- Нет, я пришел сюда по старой памяти. Вот только не вижу очаровательную хозяйку этого заведения.

- Она отвечает сейчас на вопросы гражданина Ришара в Бюро общей полиции, - Сен-Жюст раскинул карты. - Я научу вас в простую игру, популярную среди парижских санкюлотов. Возьмите карты. Посчитайте, сколько очков у вас на руках. Вам нужно набрать 21 очко. Сбросьте ненужную карту и возьмите новую... - Рассказывая правила, Сен-Жюст наблюдал за бесстрастным лицом барона. Значит, он пришел к владелице салона. Зачем? Занять у нее денег для Сомерсета? Забрать переданную от посредников информацию?

- Какая досадная неприятность, - небрежно бросил де Бац. На самом деле известие его встревожило. Если Сент-Амарант на самом деле арестована... Черт возьми! Сейчас нужно думать, как уносить отсюда ноги. Де Бац проклял тот час, когда поддался на уговоры Сомерсета и согласился принести ему зелье. Тоже, нашелся ангел-хранитель! Уже не один раз Уильям обещал покончить с пагубным пристрастием и был хороший повод сделать это. А он... он глупо попался, зная, что за ними слежка. Бывает и так. - Эта игра не кажется сложной и может быстро наскучить. Однако я не знаю других подходящих. Другое дело шахматы...

- Я не против, - пожал плечами Сен-Жюст. Кажется, барон занервничал, получив известие о Сент-Амарант. Эту фразу Сен-Жюст сказал просто так - женщину никто не арестовывал. Пока. Но нужно будет ею заняться, раз так. - Как поживает ваш английский друг? - продолжил издеваться Сен-Жюст. - Ему уже лучше? На его месте я бы постарался покинуть Францию как можно скорее.

- У вас отличные осведомители, - улыбнулся де Бац. - Размышляя об этом, я удивлялся, как это вы умудрились не отправить на эшафот этих толковых людей. Впрочем, на данный момент это не столь важно. Скажите, а почему вас так интересует мой английский друг? Столько времени он никому не был нужен, а сейчас вокруг него собрался весь цвет вашей агентуры. Нехорошо так травить человека.

- А вы поинтересуйтесь у вашего друга, - отпарировал Сен-Жюст. - Сегодня я играю черными. Начинайте, барон. Точнее, простите, гражданин Ларош.

- Обязательно спрошу, - де Бац сделал традиционный ход пешкой. – Хотя мне было бы интересно услышать это от вас. Видимо, не судьба. Однако я не в обиде.




С момента начала игры прошло полчаса. Барон пил небольшими глотками коньяк и молчал, обдумывая ходы. Сен-Жюст тоже играл молча, не переставая разглядывать посетителей салона. Он отлучился лишь один раз. Поставив обоих сыщиков наблюдать за де Бацем, Сен-Жюст разыскал владелицу салона. Раз он обманул барона, и тот поверил, не нужно, чтобы он видел, что женщину никто не уводил и не задерживал. "Гражданка, я получил информацию о том, что вас хотят убить. Не волнуйтесь. К счастью, тут находятся мои верные люди. Они держат ситуацию под контролем. Ваша задача - сидеть тихо в вашей комнате. Мне будет спокойнее, если я запру вас. Дайте ключ". Поймав ее изумленный взгляд, Сен-Жюст пояснил. "Я делаю это в память о нашей прежней дружбе. Вы помогли мне в свое время освоиться в Париже. А я хорошего не забываю...." Вот и все. На ее лице была написана вселенская благодарность. Она поверила, и гораздо больше расскажет ему сегодня вечером в ходе дружеской беседы, нежели в кабинете у Ришара. Вернувшись на свое место, Сен-Жюст обнаружил барона в том же положении, с ладьей в руке. - Вы не заснули, барон? - поинтересовался Сен-Жюст, присаживаясь на свое место. - Вы сегодня молчаливы... Знаете, в последнее время я изучал, что за болезнь у вашего английского друга. Прочел массу интересной литературы про разные зелья... Вы часом не балуетесь этим?

Продумать план побега становилось труднее, чем казалось на первый взгляд. Соглядатаи никуда не делись, а справиться в общей сложности с тремя здоровыми людьми ему было не под силу. Это если не считать возможной подмоги из могущих оказаться радом жандармов и прочих мелких прихвостней. Черт с ним, с зельем, не потерять бы голову... Избитая метафора превращалась в реальность с каждой минутой. Однако вопрос требовал ответа. Как же скверно то, что о зависимости Уильяма известно! Что им стоит арестовать раненного и подвергать унижениям, зная об этом пагубном пристрастии? Как же, черт возьми... Ход мысли сбился, так как при мысли о друге барон почувствовал внезапную злость. Более того, он сделал очень глупый ход ладьей и теперь рисковал потерять коня. - Я задумался, только и всего. Мой английский друг, надо полагать, уже арестован? Что-то слишком много вопросов вы о нем задаете. Не иначе, как печетесь о благоустройстве.

- Ваш английский друг - в надежных руках, - ответил Сен-Жюст, давая оппоненту возможность понимать его слова, как угодно. - И мечтает о встрече с вами. - Последнюю фразу Сен-Жюст произнес для красного словца. - Но вы не ответили. Вы сами пробовали то, чем он так увлекся? Увлечение это дорогое, но вы можете себе позволить все, что угодно? Ваш конь убит. - Сен-Жюст картинно ударил по шахматной фигурке. В шахматы он играл гораздо хуже барона, и то, что барон позволил ему так далеко продвинуться, означало лишь то, что тот нервничает или слишком задумался.

- Нет, не пробовал, - покачал головой де Бац. Немного подумав над ходом, он сдвинул пешку, предоставляя противнику возможность угодить в ловушку. Если Сен-Жюст обратит внимание на его маневр, конечно. А если нет, то потеряет офицера, что несколько изменит всю картину. - Зато видел последствия такого увлечения. Мне хватило. Почему вы спрашиваете?

- Просто из любопытства, - честно признался Сен-Жюст. - Никогда с подобным не сталкивался. Хотя слышал, что люди, которые слишком увлекаются разными зельями, заканчивают в психиатрических лечебницах.

Барон кивнул. Сейчас он был слишком поглощен игрой, чтобы отвечать. Да и нужно ли это? По каким-то своим соображениям, Сен-Жюст не стал трогать пешку, что дало ему возможность сделать ход ладьей. Теперь он либо уберет с доски вражеского ферзя либо... шах. Противник повел себя довольно неожиданно, пытаясь спасти положение. Но было поздно. Эту игру хотелось закончить как можно скорее, поэтому де Бац решил не искать сложных путей. - Шах, гражданин.
Сен-Жюст мельком взглянул на шахматную доску. Обидная ошибка, несмотря на то, что его противник сильнее в этой игре. Все произошло от невнимательности, и это - непростительно. - Вижу, у меня нет шансов, - улыбнулся Сен-Жюст. - Вы выиграли. Ну что... Пойдемте, барон?

- Позвольте поинтересоваться, в какую именно тюрьму вы намерены увести меня? - спросил барон. Теперь к нему вернулся настоящий азарт, так как следовало поразмыслить, когда и где предстоит предпринять попытку к позорному бегству, столь презираемому средневековыми авторами.

- А это будет сюрприз. Вам понравится. - Сен-Жюст едва заметно кивнул своим сопровождающим, и те поднялись.

Знание окрестных подворотен не помогло, нечего и думать ускользнуть, свернув в ближайшую. Подобный прием неплох, если нужно избавиться от шпиона, но никак не от троих компанейских людей, которые идут рука об руку. Почти старые друзья, черт бы их побрал. Хорошо хоть под руки не держат. Однако на попытку споткнуться оба отреагировали незамедлительно, что делало честь выучке этих... с точным определением барон затруднялся. Постепенно их маршрут стал более менее ясен. Консьержери. Либо Люксембургская тюрьма, но она находится дальше. В любом случае, они вышли к набережной и де Бац порадовался сравнительно оживленной улице и ярким огням. Он начал заметно нервничать, ожидая подходящего момента, который, словно в ответ на его молитвы, не замедлил наступить. Все, что нужно для попытки бегства - это экипаж, желательно едущий не с очень большой скоростью. Пропустив один, который ехал слишком уж медленно, барон вжался в стену, как и все остальные, когда мимо прогрохотал второй. Шарахнувшись, де Бац подался в сторону, заставив одного из соглядатаев придержать его за локоть. А потом, воспользовавшись тем, что добровольный помощник пошатнулся, резко толкнул его. Догнать карету не так сложно, как кажется, только для этого нужно очень быстро бегать. Так, как за эти тридцать секунд или сколько там прошло времени, де Бац не бегал никогда в жизни. Обожгло плечо, а затем и ребра, должно быть, в него стреляли. Руки едва выскочили из суставов, когда он умудрился оказаться на запятках, оставив преследователей позади хотя бы на несколько минут. Когда экипаж поравнялся с мостом, барон спрыгнул, намереваясь затеряться в толпе.

Барон ранен. Движется довольно медленно, но уверенно. Сен-Жюст следовал за ним по пятам, стараясь оставаться незамеченным. Весь путь от салона Сент-Амарант он интуитивно чувствовал подвох - барон выглядел слишком безмятежным. Лишь короткий взгляд, брошенный им на показавшийся экипаж, навел его на мысль о том, что барон планирует пути к отступлению. Когда тот вскочил на запятки, Сен-Жюст понял, что не простит себе, если упустит его второй раз. Еще один экипаж. Не упуская из виду барона, он прыгнул в него, как только тот отвернулся, чтобы получше зацепиться. Сейчас он шел за ним по мосту, моля всех святых о том, чтобы толпа народу не давала барону возможности заметить слежку.


Барон чувствовал, что его шатает. То ли от усталости, то ли от потери крови, сейчас уже не имеет значения. Да он и не стремился докопаться до причины, просто шел как в тумане, молясь всем святым, чтобы не упасть. Когда широкие улицы, наконец, сменились подворотнями, де Бац начал считать шаги, пытаясь хотя бы так оставаться в сознании. Вынужденный остановиться, наскоро осмотрел раны. Так и есть, пуля задела бок, чудом не попав спину, когда карету качнуло. И плечо. Здесь дело обстояло серьезнее, но барон был уверен, что сумеет самостоятельно и обработать и, если понадобится, зашить раны. Поход в больницу означал верную гибель, а он намеревался еще пожить. Первый поворот, сорок три шага. Второй поворот. Целых шестьдесят восемь. Третий. Всего двадцать два. Вот он и дома. Вечно пьяная привратница пробормотала что-то невразумительное, но де Бац не стал вслушиваться. Еще восемь ступенек и вечно скрипящая дверь в убогую конуру, называемую квартирой только по недоразумению. Даже не запирая дверь, он напился воды из ведра в углу и упал на кровать, тут же потеряв интерес ко всему происходящему.


Сен-Жюст проверил пистолет. Заряжен. Все в порядке. Он поймал себя на мысли, что начинает относиться к барону почти, как к нечистой силе. Хитрый и умный противник. В его жизни был лишь один такой - Маэл Страффорд... Но в отличие от Страффорда, де Бац был простым смертным, без каких либо особых способностей. Сен-Жюст улыбнулся нетрезвой женщине, сидящей у ворот. Издали он видел, что барон вошел в этот дом. Барон шел так медленно, что было понятно, что он почти без сил. И он не ожидал, что за ним следят. Осталось немного. Сен-Жюст вошел и оценил обстановку. 10 квартир. В какой-то из них лежит раненый человек... Обойти каждую, но тихо. В первой ему никто не ответил, во второй ему открыл мужчина в халате, из-за плеча которого выглядывала испуганная супруга. Одна из дверей квартир на втором этаже оказалась открытой. Сен-Жюст вошел и перевел дух. Барон де Бац лежал на кровати, бледный, с закрытыми глазами. - Вам нужен врач, барон. Я отвезу вас. В Консьержери работают прекрасные специалисты. - Сен-Жюст запер дверь и встал возле нее, скрестив руки на груди.

Зрение сфокусировалось далеко не сразу, также потребовалось некоторое время на то, чтобы смысл слов дошел до сознания. Выследил. Все-таки выследил. Сам виноват, нужно было не считать шаги, а... А был ли шанс уйти, если он едва держался на ногах? Даже не задумываясь, де Бац твердо знал, что был. Нужно было попробовать все возможные варианты, но не пускать все на самотек. Так глупо. Только из стремления бороться до конца, барон попробовал вскочить и броситься на противника, но силы совсем оставили - он смог только рывком подняться с кровати и уже в прыжке потерять сознание. Когда пришел в себя, ничего не изменилось. Та же комната, тот же человек напротив. Даже не привел с собой жандармов, надо же. Цепляясь за все, что можно уцепиться, де Бац поднялся и еще немного попил, что придало сил. - Ведите, - сказал он, взяв с табурета шляпу.

Сен-Жюст не мог не восхититься этим стремлением бороться до конца. Сейчас он был победителем. А победитель имеет право на благородство. - Может быть, вы перевяжете рану? Вижу, она вас беспокоит. Кровь до сих пор идет. Перевяжите. Я подожду. - Он присел в обшарпанное кресло, размышляя о том, на какие лишения готов идти этот аристократ ради своей идеи. И главное - в чем идея? Восстановить монархию? Барон де Бац мог прекрасно устроиться при любом дворе за границей... - Зачем это вам? Ради чего? - не сдержался Сен-Жюст.

- Вам... не понять, - барон облизнул успевшие опять пересохнуть губы. - Пойдемте. Вам должно быть стыдно, что я вынужден руководить собственным арестом. - С этими словами де Бац направился к двери, останавливаясь на каждом шагу.

- Возможно, мне и не понять. Но мне бы хотелось понять. В отличие от вас, которому ничего уже не интересно, - ответил Сен-Жюст. - Пойдемте. Обещаю доставить вас в целости и сохранности. - Он распахнул дверь и проследовал за бароном.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Май 07, 2010 2:36 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Анри Адмираль, Робеспьер, Огюстен Робеспьер

Он ждал. Капли дождя стекали по лицу, попадали за воротник, обжигали, нервировали. Его лихорадило. Он не спал двое суток. Кажется, он заболел на нервной почве. Но он продолжал стоять у здания Тюильри, несмотря на то, что ноги не держали. Именно тут собирались сильные мира сего. Именно тут они заседали, совещались и принимали свои уродливые решения. Анри Адмираль не был уверен, что ему тут помогут. Но надежда умирает последней. Ведь кто-то арестовал позавчера его единственного сына. Вина его мальчика заключалась только в том, что он отправился навестить его – Адмираля - пациента…

…Адмираль не мог забыть несчастного жильца из дома Рено с жуткой раной в колене. Тот держался, как герой. Жуткая, гонящаяся рана с застрявшей пулей. Адмираль никогда в жизни не делал таких операций. Но уступил. Разрезал плоть и ковырялся чертовым ножом, принесенным девицей Рено, пока свинцовый смертоносный кусочек не вывалился. Этот Сомер не проронил ни звука, лишь шептал что-то на непонятном языке, да сжимал в руке свое кольцо. Потрясающая воля к жизни. От напряжения Адмираль даже заболел. Поэтому, собственно, и послал сына проведать пациента. Как выяснилось, послал на смерть. Жандармы, как рассказывали ему очевидцы, забрали парня прямо возле дома, расспросив предварительно, куда он идет… А Чертова девка Рено смотрела в окошко и махала ему рукой.. Так тоже сказали соседи…

Капли дождя. Кажется, он усиливается. В народе говорят про Верховное Существо и новый культ. В этом что-то есть. Дободетель и вера в лучшее. Добро побеждает зло, а добродетель – высшая сила на земле, которая сокрушает несправедливость. Эту идею исповедует Максимильян Робеспьер. Он-то ему и нужен. Он поймет. И поможет. Человек, говорящий о добродетели, не может не помочь. Вот он. Окруженный учениками, словно Христос. Выходит с заседания. Сейчас или никогда. Анри Адмираль шагнул вперед.

- Гражданин Робеспьер! Уделите мне несколько минут… Прошу вас…


Робеспьер остановился, настороженно глядя на просителя. Этот человек был либо болен, либо сумасшедший - бледный, с горящими глазами, он говорил, словно бредил. Кто он? На этот вопрос ответа не было, странный проситель мог оказаться кем угодно - как агентом, так и простым петиционером. Отвечать он не торопился, а Огюстен, по-своему расценив это молчание, занял позицию сбоку, шагнув вперед. Боится нападения? Значит, от него тоже не укрылась нервозность человека. - Что вы хотите, гражданин? - спросил Робеспьер.

- Справедливости, - выдохнул Адмираль. - Справедливости! - Он понимал, что выглядит сумасшедшим. И даже по-своему принимал реакцию этого громилы рядом с гражданином Робеспьером. Но сил на хорошие манеры не осталось. Его сын. Его гордость. Андрэ Адмираль. Поздний ребенок. Они с женой и не мечтали уже о потомстве, когда она забеременела. Андрэ было всего пятнадцать. Ребенок, выросший в любви. Адмираль хотел что-то сказать, но почувствовал, что весь дрожит. Только не Андрэ. Он помнит каждый его шажок. Каждый день его жизни. Это глупость - забрать его вот так, ни за что. Но ведь человек, который говорит о Верховном Существе, должен понять. Лишь бы найти слова... - Гражданин Робеспьер... Вы должны понять. - Слова замерли в горле.

- Говорите, гражданин, - поторопил его Робеспьер. Во взгляде человека было нечто такое, что могло бы заставить содрогнуться... но он, наверное, утратил эту способность, поэтому продолжал настороженно наблюдать. Шум за спиной, какие-то прощания и приветствия, все отошло на второй план, остался только этот проситель, он сам и еще Огюстен, решивший заняться состоянием собственных манжетов. Для постороннего наблюдателся, разумеется, так как знал о привычке брата носить оружие, несмотря на запреты. - У меня не так много времени, гражданин...

- Пойдем, - не выдержал напряжения Огюстен. - Он сумасшедший.

- Я не сумасшедший... Я верю во все, что вы говорите, гражданин Робеспьер! В добродетель и Высшие силы, которые управляют нашим разумом! Уверен, вы не знаете, что творится у вас за спиной. Уверен, вы способны все изменить! Я - простой человек, всю жизнь работавший. Позавчера жандармы арестовали моего ребенка. Ему всего пятнадцать. Он никогда ни в чем таком не участвовал... Я готов заменить его, если нужны жертвы.. Возьмите меня вместо него... - Адмираль бросился на колени и заговорил еще более сбивчиво и хрипло. - Мы не перенесем этого.. Мы так молились, чтобы Бог послал нам его... Вы же великий борец за справедливость.. Вы не допустите.. Умоляю...

- Прекратите, гражданин! Немедленно поднимитесь! - Робеспьер отступил на шаг, предоставив Огюстену поднять на ноги полностью утратившего контроль над собой гражданина. - Что сделал ваш сын? - резко спросил он, и, когда смысл вопроса не дошел до просителя, повторил: - В чем его обвиняют? У вас есть какая-нибудь бумага, где это изложено?

- Бумага? Какая бумага? Его просто забрали... - Адмираль с ужасом взглянул на громилу, который подошел к нему и стал поднимать на ноги. - Он навещал одного человека... Раненого, нуждающегося в помощи.. Его просто забрали... Гражданин, прошу вас.. не прогоняйте... - Его волосы слиплись от дождя. Глаза покраснели от напряжения. Как страшно просить. Он никогда в жизни не думал, что будет стоять на коленях перед человеком, пусть и очень уважаемых. Но жизнь сына важнее. Только бы Робеспьер услышал. Только бы поверил.

- В чем обвиняли твоего сына? - рявкнул Огюстен, не в состоянии больше наблюдать эту сцену. Подобные он видел не один раз, находясь в миссии и был уверен, что решил бы этот вопрос гораздо быстрее, если бы не присутствие Максимильяна. - Жандармы должны были оставить тебе бумагу, по которой ты можешь навещать его в тюрьме. Есть у тебя такая? - Так как гражданин с трудом воспринимал слова, Огюстен слегка тряхнул его, чтобы привести в чувство. - Или вспоминай обвинение.

- Его просто забрали...Просто забрали... Его словно ждали у этого дома... Он просто шел навестить раненого... Господи, господи, - Адмираль зашептал молитву.

- Как твое имя? - спросил Огюстен, намереваясь вытащить хотя бы что-то.

- Где находится дом? - в свою очередь спросил Робеспьер, уже успевший составить из обрывков фраз вероятную картину случившегося. - Кто был ранен?

- Его фамилия Сомер, - едва слышно проговорил Адмираль. - Прошу вас, гражданин Робеспьер... Вы же справедливый... Самый справедливый из всех.. - Он закрыл лицо руками, сгорая от стыда из-за унижения и боли.

- Значит, твой сын обвинен в связях с заговорщиками, - констатировал факт Робеспьер. Мальчишку арестовали при попытке навестить раненого... Собирал ли он корреспонденцию? Выполнял поручения? Это предстояло выяснить. А потом... кто знает, виновен ли он. Покажет допрос. Однако эти рассуждения незачем знать тем, кто пытается подслушать разговор, находясь в непосредственной близости от них. - Дело будет рассмотрено в Бюро. Вряд ли здесь можно сделать что-то еще, - бросил Робеспьер. - Позвольте нам пройти, гражданин.

Холодный голос. Хуже, чем пощечина. Робеспьер удалялся, за ним следовал его громила с грубыми манерами. Вот и все. Дело будет рассмотрено в Бюро. Оттуда никто не возвращается живым.

Кто-то дотронулся до его плеча.
- Гражданин, не унижайтесь. Он ведь совсем не такой, каким был раньше. Он не слышит вас. Идите с Богом домой...

Тихий голос. Женщина. У нее такие же покрасневшие глаза и волосы, мокрые от дождя. - Он забирает наших детей. У меня вчера тоже казнили сына. А неделю назад я, также как и вы, стояла перед ним на коленях. Возвращайтесь домой и смиритесь. Вы встретитесь на небесах. Когда-нибудь...

***

Анри Адмираль вошел в свой дом, ставший пустым и холодным. Не смотреть в глаза жены. Она ждет известий. А известий не будет. Он подошел к шкафу и выдвинул один из ящиков. Пистолет. Армейский друг. Он сохранил его на память о старых временах. Он бросил службу, когда узнал, что у него будет сын. Просто потому, что хотел быть со своей семьей каждый день своей жизни. Андрэ был смыслом его существования. Но его забрали те, кто стоит у власти. И сына той несчастной, что подошла утешить его, тоже забрали.

Внезапно перед глазами встало бледное и решительное лицо его соседки Сесиль Рено. "Уничтожить тирана... Я знаю, то, что говорят о нем - ложь. Он злой. Я видела во сне его темные мысли..." Он смеялся над несчастной сумасшедшей. А она оказалась права. Уничтожить тирана. Выстрелить в его ледяное застывшее лицо и стереть этот взгляд.
Навсегда.
Завтра.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Май 10, 2010 1:29 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794
Париж, Тюильри
Демервиль, Карно

Демервилль добрел до Тюильри, думая, что дорога от экипажа до входа в здание еще никогда не казалась ему долгой или трудной. Против обыкновения, он не вскочил в распахнутую дверь, а подождал, пока схлынет основной поток народа, чтобы пройти так, чтобы не толкнули куда-нибудь под лопатку, отдававшуюся последнюю неделю жуткой болью во всем теле.
Тот аристократ бил наверняка. Демервилля посчитали мертвым даже республиканские солдаты и, как справедливо он заметил своей соседке, если бы добросердечный крестьянин не подобрал его на дороге в лесу, там бы он и остался. Неделя на гнилой соломе, хлебе и воде также не способствовала быстро му выдоровлению. Кроме того, думая обо всей истории, Демервилль ощущал нечто похожее даже не на укол совести - скорее тень недоумения, что неплохие в целом люди вынуждены сталкиваться даже не ради идей, а во имя интересов третьих лиц, которые, прикрываясь идеями, вертят судьбами как хотят. А им остается только испытывать похмелье и все последствия на чужом пиру. Впрочем, в любом случае совесть его была как раз спокойна. Он остался на собственной однажды выбранной стороне, которая как ни крути, оставалась пусть дурной, жуткой, но Революцией. Виконт де Бриенн умер в честном бою - или они нас, или мы их. На это раз не повезло ему. И будет об этом. Пора закончить эту историю, которая черт знает какие еще опасности может принести уже не только ему.
Только бы Бертран был на месте, он поймет. И даже если запозодрит неладное, то скорее решит. что в данном случае ему будет лучше меньше знать, чтобы не потерять последний сон. Иногда за Барером при всем любопытстве и любви к копанию в мелочах Демервилль замечал сознательное неведение относительно чего-то, что шло в полном противоречии с принципами старшего друга.
К сожалению, худшие опасения Демервиля сбылись. Барер внезапно отбыл на пару дней из Парижа в связи с какими-то срочными сеемейными делами. На практике это означало, что Барер скрылся на пару дней за городом, чтобы спрятаться от горячо любимых коллег и обдумать какое-то решение - или наоборот скрыться от необходимости какое-то решение принимать.
К сожалению, тот заказчик, о котором говорила Изабель, придет на встречу уже сегодня.
Побродив по галереям, Демервилль принял решение.
- Гражданин Карно, - постучал он в дверь, - Надеюсь, Вы извините мое отсутствие. Оно было вызвано не ленью, а лишь физической невозомжностью добраться до Парижа, о чем был в курсе гражданин Барер, - Демервилль старался говорить как можно более спокойно и держаться прямо, насколько позволяла жуткая боль.

Карно поднял взгляд, на секунда оторвавшись от бумаг. Он настолько задумался, что поначалу не сразу вспомнил, что именно хотел обсудить с этим человеком. Доминик Демервиль. Молодой якобинец, навязанный ему Барером. Как правило, Карно никогда не допускал до работы в непосредственной близости от себя малознакомых людей, но этот человек был принят на работу по протекции Барера. Одного из немногих политиков, с кем можно было иметь дело, и чьим отношением Карно дорожил. Подавив раздражение, он отложил бумаги. - Да, гражданин Демервиль. Я в курсе, что вы были больны. И в курсе, что в мое отсутствие брали отпуск. Мне бы хотелось узнать причины. Признаться, я был удивлен.

- Причины я как раз и собираюсь изложить, - честно ответил Демервилль, поняв, что сесть ему Карно не предложит. На секунду он попробовал прикинуть, с чего начать, в итоге решив просто изложить историю, как она есть, - На самом деле, гражданин Карно, в этой истории Вы можете за многое упрекнуть меня, - открыто сказал он, - Наверное, в свое оправдание кроме своей молодости мне даже сказать нечего. Всем иногда хочется побыть героями, - улыбнулся Демервилль человеку, слушавшему с каменным выражением лица, - В Ванве на большую дорогу меня привела целая серия обстоятельств. Все началось с того, что я и моя соседк обнаружили в квартире первого этажа труп самоубийцы, оставившего записку своей жене. Если честно, черт знает, зачем мы влезли в эту историю, но почему-то мы решили отнести записку, так как горе лучше неизвестности, а узнать о таком от обычных людей лучше, чем от жандармов. От нее мы узнали, что ее муж в последнее время был сам не свой и вел какие-то дела с молодым человеком, живущим на набережной Орсе. Мы отправились к нему, и так получилось, что его узнал по описанию один из наших знакомых, - Демервилль честно старался врать по минимуму, но решил, что во всей этой истории только еще Гоша, арест которого Карно сам спровоцировал, приплести не хватает, - Это был молодой аристократ, и явно заговорщик. Тогда мы вернулись к нему и снова наши тело. И вот тут я сделал большую глупость, решив разобраться во всем самостоятельно, отправившись в Ванве, где, насколько нам удалось узнать, у него были родственники, с которыми он мог держать связь. Так получилось, что в это же самое время в Ванве готовилась облава на аристократов - то есть по сути мы были правы, все верно предположив. Но Ваш коллега, гражданин Робеспьер, счел мое появление подозрительным, и меня задержали. Через несколько дней я снова обрел свободу и решил вернуться в Париж. Но мне продолжило не везти: по дороге я наткнулся на стычку, так как на карету с арестованными аристократами, сопровождаемую жандармами, напали некие люди, выдававшие себя за разбойников. Я узнал в одном из нападавших видимо, старшего брата того молодого человека с набережной Орсе, - пояснил Демервилль, - Поэтому уверен, что это были не разбойники, а те же заговорщики, решившие освобобдить своих. У них не вполне это получилось, зато получилось чуть не отправить меня на тот свет. И вот - я снова в Париже. На этом рассказ о причинах и следствиях моего отпуска заканчивается, хотя сама история еще продолжилась.

- Вы действительно совершили большую глупость, - задумчиво сказал Карно. - Расследования - дело Бюро общей полиции, а не секретарей. Садитесь. гражданин Демервиль. - Он задумался. Итак, Ванве больше не является оплотом роялистских заговоров. Робеспьер не просто побывал там, но и разнес все, что было наработано бароном. Он догадывался, но не знал наверняка. Интересно, что об этих фактах нигде не сообщалось. - Вам повезло, что вы остались живы, Демервиль. Назовите фамилию заговорщика?

- Я знаю только фамилию человека, которого я убил, - развел руками Демервилль, - Это де Бриенн, граф ил виконт, черт его знает. Но история про заговоры на этом не заканчивается, гражданин Карно, - далее он изложил то, что узнал от Эжени, стараясь как можно более расплывчато обрисовать ее роль в этой истории, - Таким образом, теперь я хочу сообщить обо всем в Бюро полиции, так как эти заговорщики планируют новое убийство, но для начала взял на себя смелость обратиться за советом к Вам, чтобы не попасть вторично в список подозрительных, проявив излишнее рвение.

- Вы правильно сделали, Демервиль, - спокойно сказал Карно, несмотря на то, что сообщение секретаря его взволновало. Если тот влезет в это дело и начнет поднимать излишний шум, сотрудники Бюро рано или поздно обратят на это внимание. А там работают далеко не дураки. Ришар вцепляется мертвой хваткой. Надо бы расспросить Демервиля подробнее. ВОзможно удастся выяснить что-то о бароне? - Но не стоит обращаться в Бюро. Думаю, я сделаю это сам. Вы - мой сотрудник, и я ответственен за вас. Много ли заговорщиков сбежало? Спрашиваю, потому что вы были свидетелем происшедшего.

- Сбежало четверо, - задумчиво ответил Демервилль, отметив странный интерес Карно к событиям на дороге в Ванве, - Из восьми. Но, думаю, что списки бежавших как рза есть в Бюро - ведь четверых все-таки довезли до места назначения. Что касается нападавших, то не думаю, что мог бы узнать еще хоть кого-то из них, - продолжил он, следуя интуиции, которая кричала во весь голос об осторожности. Что-то в разговоре было не так. Знать бы, что.


- В любом случае, в этом разберется Бюро общей полиции. - подытожил Карно. Сообщения Демервиля о том, что кто-то копается в истории с роялистами, его покоробило. Слишком много ушей и мнений. С этим надо покончить.Очень хотелось узнать о судьбе барона, но если расспрашивать дальше, то Демервиль что-то заподозрит. А этого допускать нельзя. - Идите, - милостиво кивнул Карно. - И, пожалуйста, впредь без глупостей. Если вы служите под моим началом, я должын быть в курсе ваших передвижений. надеюсь, к вечеру вы разберете все бумаги, накопившиеся за неделю.

- Разберу, - кивнул Демервилль, - Гражданин Карно, но мне хотелось услышать Ваш совет, что делать с парижской историей. Точнее - с ее окончанием, - Демервилль замолчал, пытаясь снова сложить разговор в цельную картину, чего не выходило. Не понять этого Карно, абсолютно. Если в голове Барера он за годы общения более менее научился разбираться, то что в мозгу этого лежит на какой полке, он пока не понимал в принципе. Демервилль представил себе длинный ряд пыльных папок, и все - под грифом "строго секретно", после чего решил попробовать рискнуть. В принципе, пока они с Барером знали только об одном деле, которым Карно хоть как-то проявленно интересовался, - Кстати, узнать этого заговорщика нам помог Гош, - беззаботно добавил он.

Карно кивнул, сделав вид, что принял все к сведению, но не особенно этим заинтеоесовался. - Я расспрошу вас еще раз, если понадобится. А мой вам совет - оставьте эту историю. Она - всецело на Бюро общей полиции. Идите.
- Обязательно последую Вашему совету, гражданин Карно, - кивнул Демервилль и выскочил из кабинета, позабыв о том, как он себя на самом деле чувствует. Взвыв от боли, от доковылял до своего стола и стал читать бумаги, которых действительно накопилось необъятное количество.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Май 10, 2010 1:47 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

кафе "Отто".

Бьянка, Сен-Жюст, Максимильян Робеспьер, Огюстен.

Огюстен повертел головой по сторонам, выискивая Жюльетт, которая должна была ждать его вот уже… взгляд на часы показал, что до их обычного времени еще четверть часа. Да и придет ли она? Погода не слишком располагает для прогулок и самое верное решение сейчас – отправиться домой, предварительно как следует вымокнув, а потом устроиться у камина с чашкой горячего чая и бокалом хорошего коньяка. Однако для очистки совести следовало подождать эти четверть часа, а потом провести Максимильяна домой. Мало ли сумасшедших бродит вокруг… Взять хотя бы того странного человека. Нельзя сказать, чтобы разыгравшаяся десять минут назад сцена произвела на него впечатление, так как подобное происходило двадцать раз на день и большей частью приходилось на чиновников бюро обоих Комитетов, но взгляд этого человека… Было в нем нечто от умалишенного. Бррр.
- Как ты смотришь на то, чтобы выпить кофе, Максимильян? – спросил Огюстен, прикидывая, куда деть оставшееся время.

- Что? – спросил Робеспьер, отвлекшись от мыслей о предстоящем отчете, который должен был сделать Барер к завтрашнему дню.

- Кофе, - повторил Огюстен. – Как ты смотришь на то, чтобы немного согреться перед предстоящей прогулкой под дождем? С такой погодой все, кто поумнее, предпочли уехать в экипаже. И вряд ли кто-то одолжит нам зонтик.

- Дождь начался после обеда, - сказал Робеспьер. – Вряд ли кто-то захватил с собой зонтик, поэтому логично предположить, что все разъедутся в экипажах. Но ты серьезно намерен пить здешний кофе?

- Кофе здесь хуже, чем помои, - согласился Огюстен. – Но я должен подождать Жюльетт. Нехорошо, если она станет искать меня.
Робеспьер рассеянно кивнул.

- Тебя беспокоит человек? – осторожно спросил Огюстен. Горящий взгляд того безумца оказалось не так легко выбросить из головы. И опять этот Сомер… – Брось, Максимильян. Если мальчишка не виновен, его никто не станет наказывать, верно?

- Если он не передавал какую-либо информацию либо корреспонденцию, - ответил Робеспьер. – Мы не можем наказывать всякого булочника, с которым гражданину Сомеру придет в голову пообщаться.

- Что такое этот Сомер? – полюбопытствовал Огюстен, желая выяснить весь масштаб происшествий, могущих быть связанных с этим человеком. – Я видел его несколько раз в салоне у Сент-Амарант…

- В салоне у Сент-Амарант видели не только Сомера, - отозвался Робеспьер. – Сомерсет – английский шпион и заговорщик, Бюро занимается его поимкой и расследованием.

- Угу… - кивнул Огюстен, почти утратив интерес к англичанину, так как у галереи показалась знакомая фигурка Жюльетт Флери. Он помахал ей рукой и направляясь к ней навстречу, увел с собой и брата. – Жюльетт все же пришла. Теперь я полагаю, что нам нечего травиться местным кофе, мы можем выпить хороший в «Отто».

- В такой дождь? – спросил Робеспьер. – Огюстен, я… Добрый вечер, гражданка Флери.

- Здравствуй, Жюльетт, - Огюстен поцеловал ее в щеку. – Сильно промокла?

- Какая удача - встретить обоих Робеспьеров! - улыбнулась Бьянка. Попутно она бросила взгляд по сторонам, оценивая обстановку. Теперь нельзя и слова сказать без того, чтобы быть процитированной в неблаговидном свете. Во всяком случае, складывалось такое ощущение. Кажется, никто не подслушивал, и журналистов рядом не было. На всякий случай она понизила голос и произнесла почти шепотом. - Я видела Антуана. Он пьет в соседней таверне, забившись в угол. Только не могу понять, счастлив он или, наоборот, полон дурных мыслей. С ним что-то произошло? Удача? Неудача? Я даже не рискнула подойти - настолько он показался мне погруженным в себя.

- Даже не знаю, что вам ответить, гражданка Флери, - тихо сказал Робеспьер. О настроении соратника после их беседы можно было только гадать, но легко предположить, что на этот раз они не сошлись во мнениях довольно серьезно. Хотя, возможно, подобное настроение может быть связано и с расследованием.

- Мы можем пойти туда, так как намеревались выпить кофе, - сказал Огюстен. - Однако зная, что такое Антуан в дурном расположении духа... Я тоже не знаю, что тебе сказать, Жюльетт. Возможно, ему нужна если не наша компания, то поддержка?

- Возможно, - уклончиво ответил Робеспьер.

- Там могут быть лишние уши, - Бьянка опустила глаза. - Что если он выскажет свои мысли вслух? После того, как перекроили на свой лад наш с вами разговор, гражданин Робеспьер, я ничему не удивлюсь. - Она резко обернулась, почувствовав на себе взгляд того, о ком только что говорила. Через секунду Сен-Жюст уже пробирался к столику в углу, сжимая в руке бутылку вина и явно делая вид, что их не видит. Все ясно. Поход по тавернам. Значит, его что-то гложет - она слишком хорошо изучила его привычки. Страшно хотелось узнать, что произошло и почему он не желает с ней здороваться. Но и подходить, чтобы нарываться на грубость, не хотелось. - Он только что прошел к одному из столиков. Вам решать, составим ли мы ему компанию.

- Я подойду к нему. Извините, - Робеспьер направился к столику, который занял соратник, оставив брата и Жюльетт Флери решать самостоятельно, хотят ли они составить компанию. Не очень хорошо, но из двух зол обычно выбирают меньшую. Огюстен молча придвинул Жюльетт стул изо всех сил стараясь не свернуть себе шею, глядя в сторону столика в углу. - Почему-то мне кажется, что наше присутствие там не обязательно, - тихо сказал он. --- Робеспьер, между тем, занял место напротив Сен-Жюста. - Что случилось, Антуан?

Сен-Жюст поднял голову и слегка улыбнулся. Улыбка получилась недоброй.

- Два часа назад я арестовал барона де Баца. Он находится в Консьержери. Под особым наблюдением. Он бы ранен. Я позаботился о том, чтобы ему была оказана помощь. Нам не нужна его смерть от потери крови, верно? Вот. Праздную. - Он отсалютовал Робеспьеру бутылкой. - А почему ты подошел один? Твои спутники не хотят составить мне компанию?

- Мои спутники опасаются составить тебе компанию, видя твое настроение, - ответил Робеспьер. - Однако они беспокоятся о тебе и хотели бы оказать возможную поддержку. Значит, ты арестовал де Баца, которого выслеживал столько времени... Ты сожалеешь об этом? Я могу спросить, что послужило причиной такого... своеобразного празднования?

- Уильям Сомерсет ушел из монастыря, где скрывался. В данный момент он находится в ночлежке. Дешевой ночлежке на Монмартре. Отдать распоряжение о его аресте? - вопросом на вопрос ответил Сен-Жюст.

- Нет, - покачал головой Робеспьер. - Не нужно. Слишком это просто - арестовать его... За ним будут вести наблюдение, ведут и сейчас. В задачу агентов входит отслеживать его контакты и возможную переписку и не позволять делать глупости... Мне докладывали, что он слишком зависим от своего зелья...

- Может быть, я и барона зря арестовал? За ним можно было бы тоже.. понаблюдать. - Сен-Жюст поставил бутылку на стол и посмотрел на соратника в упор. - Почему-то я был уверен, что ты так ответишь. Поэтому я оставил Сомерсета в покое, приставив к нему своих людей. В данный момент этот человек представляет из себя жалкое зрелище. Но этого мало. Его голова не даст удовлетворения, если я правильно все понимаю... Максимильян, мы больше не мыслим одинаково. Я это чувствую. И это меня пугает. Ты окружил себя людьми, которые восхищаются каждым твоим шагом. А я впервые не могу похвастаться тем же. Ты все еще хочешь со мной говорить, или позовем сюда Огюстена и Клери и займемся светской беседой?

- Его голова не даст удовлетворения в любом случае, - резко ответил Робеспьер. - Что ты предлагаешь? Арестовать его? Арестовывай. Мне все равно. И мне не нужно, чтобы ты восхищался каждым моим шагом, иначе... я буду очень разочарован.

- Вот как? Приятно слышать. - Сен-Жюст наполнил бокал. - Максимильян, Комитет - на грани полного краха. Страна не может управляться горсткой людей, терзаемой разногласиями. Никто их них не способен управлять страной, но, тем не менее, каждая собака кричит о диктатуре, хотя они даже не представляют себе, что это такое. Я думаю об этом уже два дня. Нам нужна диктатура. Все зашло слишком далеко, и мнений - больше, чем нужно. Однако, эти мнения ничего не значат, ведь будет все равно по-твоему. Но лучше так, чем насмешки. Мы казним простых людей, а те, кто подрывает твой авторитет, спокойно бродят и обсуждают твои действия. Я высказал тебе мнение о празднике Верховного существа. Я его не одобряю. Но молчу. А они - не молчат. И в конечном счете, их болтовня может сыграть с тобой злую шутку. Я зря все это тебе говорю? Хотелось бы знать, о чем ты думаешь, когда смотришь мне в глаза.

- Таверна - не место для подобных бесед, Антуан. Тем более что все сказанное тобой требует осмысления, - сказал Робеспьер. - Зайди ко мне домой или после заседания, так мы сможем поговорить в более спокойной обстановке. Тем более...

Он не договорил, так как за спиной раздался голос Огюстена: - Мы решили составить вам компанию. Здравствуй, Антуан. Признаться честно, мы уже выпили кофе и первоначально намеревались идти в сторону Сент-Оноре, несмотря на дождь. Но теперь я не знаю, стоит ли менять планы и как, собственно, их менять, чтобы было удобно всем.

- Только скажи сначала, поздравить тебя, или посочувствовать, - продолжила Бьянка, не сдержав язвительного тона. - Мы с Огюстеном поспорили. Разреши наш спор. Ты так многообразен, что я рискнула предположить, что ты делаешь вид, что с нами незнаком, потому что у тебя получилось что-то важное. А Огюстен, напротив, считает, что ты мрачен. Так как?

- Просто выпить со мной. - Сен-Жюст улыбнулся и быстро взял себя в руки. Эти люди не должны страдать из-за их разногласий с Неподкупным. - Клери, с удовольствием прочел статью о том, как ты, пользуясь своим влиянием на Максимильяна, продвигаешь свои статьи в массы, обходя цензуру. Неужели гражданин Ландри пока жив? Видел его буквально полчаса назад. Веселым и беззаботным. Как такое могло случиться?

- Мне интересно, до чего может довести человеческое тщеславие, Антуан. Я любопытна, и это - мой порок. - Ее глаза недобро сверкнули. - Твое тщеславие позволило тебе составить несколько ярких докладов. Зачем же мешать человеку воплощать в жизнь свои мечты?

Огюстен быстро отставил в сторону чашку, возблагодарив провидение за то, что не успел сделать глоток.

- Антуан воплощает в жизнь свои мечты, не мешая делать то же самое другим, - Перефразировать уже сказанное было почти соломоновым решением, но нужно же как-то остановить назревающую ссору. Он начал склоняться к мысли, что в словоблудии все-таки что-то есть, но окончательно додумать ее не успел.


Сен-Жюст собрался ответить очередной колкостью, но передумал. - Стоит ли сейчас говорить о тщеславии, моя дорогая Жюльетт Флери? Скользкая тема, и ни к чему не ведущая. Мне пора. Сегодня в моем списке - ее три таверны. Граждане, очень надеюсь, что вы прекрасно проведете время. Максимильян, до завтра. - Он поднялся.

- Антуан, стой. Иначе я буду считать, что ты сбегаешь отсюда, потому что тебе не приятно наше общество! - Бьянка бросила на него умоляющий взгляд. Она видела, что Робеспьер расстроен беседой, что произошла между ними. Значит, следовало все загладить. У него и так достаточно проблем.

- Хорошо, я посижу, - буркнул Сен-Жюст, присаживаясь на свое место. - Итак, о чем мы? О журналистах, строящих предположения?

- Антуан, почему ты хочешь выбрать самую гадкую тему для разговора? - поинтересовался Огюстен, впрочем, беззлобно. - Из личного отношения к нам троим вместе взятым или к каждому по отдельности? Неприятно, согласен, но никто не собирается по этому поводу вешаться, так как писали вещи и похуже.

- Про нее? - Сен-Жюст кивнул в сторону Бьянки. - Не читал.

- Антуан, угомонись, - серьезно сказала Бьянка и подлила ему вина. - Выпей, раз ты пришел для этого. Если мы с ОГюстеном пересели к вам не вовремя - так и скажи. Но мне кажется, что у нас есть шанс исправить положение. Потому что иногда нужно отвлекаться. Предлагаю поговорить об успехах. Я начну. Сегодня я раскопала интересные факты о гражданине Фрероне и его газете, что он выпускал несколько лет назад. Это плюс. Я не написала об этом, и пока не собираюсь. - Она бросила взгляд на Робеспьера. - Это тоже несомненный плюс. Огюстен, расскажи, что произошло хорошего у тебя?

- Сегодня я... - Огюстен запнулся, так как с языка едва не слетел абсолютно правдивый ответ: "не заснул на заседании". Переключившись в более конструктивное русло, он продолжил: - Разобрал гору бумаг высотой в этот стол, из Верхней Саоны пришла петиция, куда зачем-то приплели мои распоряжения годичной давности. Приятно слышать, что они до сих пор выполняются... К сожалению, это нужно подтвердить, так как Бернард гражданин очень внимательный... к моему сожалению. Ты, Максимильян?

- Бумаги, граждане, - ответил Робеспьер. - И еще раз бумаги. Вряд ли это интересно тем, кто не занимается этим. Кто-нибудь слышал о том, что в Тюильри завелся мелкий вор, который, по слухам, берет все, что плохо лежит?

- Притом в определенных апартаментах, - кивнул Огюстен. - Слышали бы вы, граждане, что рассказывают... Ни один человек в здравом уме в это не поверит.

- А что он берет? - заинтересовалась Бьянка. - Мне даже неудобно напоминать вам, что вы сидите за одним столом с журналистом.. Точнее. с его сестрой. - Он подмигнула Огюстену.

- Мелочи, - ответил Робеспьер. - В большинстве своем вещи, которые не нужны никому, кроме их владельцев. Один из секретарей жаловался, что у него исчезло пресс-папье, еще у кого-то - ленты, которые он купил дочери и забыл в столе. И тому подобное.

- Я уже давно не могу найти свое перо. Оно год лежало у меня на столе, - подал голос Сен-Жюст. - Интересное наблюдение. Как-то не подумал об этом.

- Давно, - сказал Огюстен. - Склоняюсь к мысли, что никто не обратил бы на это внимания, если бы Давид по какой-то одной ему известной причине не принес в Тюильри кусок чистого холста, и который загадочным образом исчез...

- А, так вот почему так шумели, - без особого интереса сказа Робеспьер. - Может быть, мне стоит задуматься, куда делся из стола перочинный нож? Одно время я думал, что эту нужную вещь куда-то занес секретарь...

- Максимильян, не смейся. Ты никогда не думал о том, что могут пропадать не только мелкие вещи? - спросил Огюстен. - А, например, бумаги?

- Насколько я помню, бумаги у меня не пропадали, - ответил Робеспьер.

- Однако, даже светская болтовня может оказаться полезной, - заметил Сен-Жюст.

- Ты остался единственным, кто не поделился своими успехами сегодня, Антуан, - повернулась к нему Бьянка.

- У меня был просто удачный день. - Сен-Жюст вновь наполнил свой бокал. - В связи с чем предлагаю выпить за то, чтобы воплощение мечты всегда несло полное моральное удовлетворение. И за удачу. Она нам понадобится.

Огюстен отсалютовал бокалом коньяка. - За удачу, граждане. Только за удачу, так как эта капризная дама не терпит, если пьют не только за нее в первую очередь.

Сен-Жюст кивнул и выпил. Надо возвращаться в армию. Только почему-то его терзает мысль о том, что все остается незавершенным и непонятно, куда приведет? Праздник Верховного существа. Личная месть английскому шпиону. И черт его знает, что еще скрывается в голове Неподкупного Максимильяна... Видит ли это Огюстен? И как это оценивает Клери, которая не спускает к Робеспьера глаз, глотая каждое его слово? Дело де Бац завершено. Самое время малодушно бросить Париж, где он задыхается, и уехать обратно в армию. Хватит ли сил? Он подумает об этом завтра. А пока - светская беседа о мелких кражах, угрожающая вылиться в раследование, и взгляд Клери, который больше ему не принадлежит. Все завтра. Сегодня - триумф. Барон де Бац арестован. Остальное неважно.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Май 11, 2010 12:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Конвент

Анри Адмираль

На трибунах сегодня оживленно. Анри Адмираль потер виски. Голова болела с раннего утра. Всю ночь он планировал свое убийство. Заперся в кухне, отгородился от жены с ее немым вопросом в глазах о том, что же будет с их сыном. Все кончено. Их ребенка не вернуть. Тиран уже сожрал его с потрохами. Как и многих других, таких же невинных. Здесь, в Конвенте, заседает и сам тиран, и такие же, как он. Люди, ставшие палачами. А ведь он и по именам их почти никого не знает. Был лишь один честный человек. Жан Поль Марат. Друг народа, который боролся за них и бил по аристократам и зажравшимся торговцам. Но его больше нет. Иначе он не позволил бы превратить страну в то, во что ее превратил Робеспьер.
«... Печальны времена и периоды, когда известия о победах и славе Республики воспринимаются холодно и отсраненно. Давайте же с восторгом славиь победы солдат, чтобы укрепить их волю к победе. Стоит ей ослабнуть - и наша свобода перейдет в руки врагов...!»

Этот человек декламирует свою речь, словно поэму. Его фамилия – Барер. Ему бы на сцене выступать. Он выглядит добрым и приличным гражданином. А ведь зачитывает что-то из их чертового Комитета. Там – все зло. Его ведь не зря называют «Комитетом Робеспьера». И этот человек с приятным успокаивающим голосом тоже, наверное, подписывает приказы о казнях. А вон тот? Сидит неподалеку от тирана? Это же гражданин дЭбруа, актер! И этот в политиках. Да на каком месте высоком…

Зал взрывается аплодисментами. Все радуются. Вот, значит, как проходят заседания Конвента. Один шут выступает, остальные – радуются. Что именно говорится с этой импровизированной сцены – неважно. Главное – слова. Комедия, из которой живыми выходят только тираны и пройдохи. Человек из Комитета продолжает зачитывать свои цифры и сводки. Что-то о патриотизме.. О победах… И снова о патриотизме… Как противно видеть эти лица… А эти голоса вливаются в один общий гул… На секунду закрыть глаза.. Просто отдых… На несколько секунд…


***

…. «Эй, Адмираль, ты что стоишь, по сторонам глазеешь? Революция наступила! Бастилия пала! Бегом на площадь!»

Соседка. Ее звали, кажется, Сильви Мантьез. Машет рукой, пританцовывает, радуется. Ее казнят по обвинению в сговоре с иностранными шпионами в 93-м… Вот и остальные. Все бегут на площадь. Мимо проносятся вооруженные люди, на их шляпах красуются зеленые листья. Неужели, все правда? Революция?

«Папа, я тоже хочу посмотреть на революцию!» Андрэ выскакивает из дома, всполошенный общим весельем.

«Пойдем, сынок». Он сажает сына на плечи и срывает с дерева зеленую ветку. – «Вот, держи. Вдруг пригодится. Многие вставляют себе листья в шляпы».

«Эй, папаша, ты что, заснул?»

Кто-то трясет его за плечо. Несколько минут – на то, чтобы вернутсья к действительности. Он – на скамье в верхней галерее. Заседание окончено. Последние политики покидают зал заседаний. Адмираль вскочил, и начал тереть глаза. Господи.. Он заснул! Заснул! Он упустил тирана! А ведь все был так хорошо распланировано – как он выйдет вместе с ним, как будет идти за ним, как подойдет и скажет, что приговаривает его к смерти и, тем самым, спасает свою страну, как выстрелит… Это должно было произойти сегодня…

- Робеспьер… - прошептал Адмираль, обращаясь к самому себе.

- Что, расстроился, что речь Робеспьера проспал? Да ты что, папаша, впервые тут, что ли? Неподкупный в Конвенте выступает редко. В основном – в Клубе якобинцев. Знаешь, где он? Они как раз все туда направились…

Адмираль кивнул и выбежал, сжимая спрятанный пистолет.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Май 11, 2010 1:13 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794.

Клуб якобинцев.

Жозеф Фуше, Колло дЭрбуа, Мерлен, Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон.

Жозеф Фуше зашел в Якобинский клуб не без чувства страха. То время, которое отсутствовал его главный враг, было проведено с огромной пользой, главным образом для воплощения того небольшого плана, который может стать поворотным пунктом в этой смертельно опасной игре… Все эти недели он действовал: заводил новые знакомства, но тихо, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, старался быть полезным в Комитетах, помочь советом нуждающимся в этих самых советах. Сосредоточив все свое внимание на якобинцах, он пытался подобрать к каждому именно те слова, которые стремился услышать собеседник, не скупясь на похвалы и лесть. В конечном итоге здесь даже начали благосклонно смотреть на него, несмотря на Лион, а те редкие речи, которые он произносил скорее для проформы, слушали со вниманием.

И вот он здесь, в святая святых Революции… Жозеф Фуше отлично помнил, что значит быть изгнанным из Клуба. Публичное порицание, в скором времени списки и смерть на эшафоте. Многие исчезали после того, как были изгнаны и никто больше не вспоминал тех заклейменных, разве что для уничижительного сравнения. А сегодня… сегодня все решится.

Он поприветствовал Мерлена и Барраса, однако избегал встречаться взглядом с еще одним неизменным завсегдатаем Клуба – Колло дЭрбуа. Робеспьера не было. И про себя Фуше молился, чтобы тот не пришел на заседание вообще. Да, это малодушие и, если хотите, трусость. Но так было бы лучше… одним вовремя сказанным словом этот человек может разрушить результат всех трудов и хотя на его стороне, возможно, большинство добрых патриотов… Вздрогнув, он вспомнил Дантона, который тоже в свое время надеялся на большинство. Однако всем надеждам, что голосование пройдет без участия Робеспьера суждено было рухнуть в тот момент, когда диктатор появился в дверях, в окружении своей свиты.

Председатель зазвонил в колокольчик, требуя тишины и тем самым открывая заседание.

- Граждане, патриоты, друзья! – начал он свою речь. – Сегодня, как требует устав Клуба, я слагаю с себя полномочия, данные мне и еще раз хочу поблагодарить за оказанную мне честь, дорогие сограждане. Не сомневаюсь, что вы выберете человека достойного и заслуживающего доверия. Здесь, в этом конверте список кандидатов, который будет оглашен одним из вас. – С этими словами, председатель покинул свое место, давая знать, что занимаемое им ранее место свободно.

- Граждане! Предлагаю провести заседание по-быстрому! - крикнул с места Мерлен. - Гражданин председатель ставит вопрос о голосовании. Давайте выберем нового председателя и разойдемся! Многие из нас сегодня заседали в Конвенте, заседание затянулось, а ужинать иногда тоже надо!

В зале раздались одобрительный смешки. Мерлен в последнее время прочно занял свою нишу в Якобинском клубе. Тут почти не было людей, способных произнести мысли вслух - в особенности, если в зал входил Робеспьер со своим соратником в инвалидном кресле. А Мерлену это сходило с рук. От него этого ждали и его поддерживали, чем он с удовольствием пользовался.

- Гражданин Мерлен, кстати, есть в списке кандидатур! - весело сказал Колло, добровольно приняв на себя роль глашатая. - Номером четвертым, но если он решил подать голос... то кто за то, чтобы Мерлен занял место нашего председателя?

- Он не серьезен! - со смехом выкрикнул кто-то из якобинцев. - У гражданина глас желудка сильнее патриотизма!

В зале снова раздались смешки.

- Нельзя упрекать соотечественника за то, что он не успел поужинать, - с упреком сказал Колло. - Будем объективны, граждане!

- Если гражданин Мерлен сумеет доказать, что вместо ужина заботился о благе республики.... - сказал еще кто-то из якобинцев.

- Вашей кандидатуры в списке нет, гражданин... - Колло присмотрелся к говорившему. - Простите, не знаю вашего имени. Вопрос снят. - Ничуть не смутившись, дЭрбуа позвонил. - Граждане, граждане! Голосуем за кандидатуру Мерлена!

Подсчитав количество поднятых рук, он подытожил: - Не густо, гражданин Мерлен.

- Я просто не готовился! - развеселился Мерлен. Новость о том, что он был в списке кандидатов, была - что говорить - приятной и неожиданной. - Знал бы что я в списке, поужинал бы и помалкивал. Что ж, к следующему разу буду умнее. Граждане, спасибо всем, кто проголосовал за меня! Я - ваш должник!

- Тихо, тихо, граждане! - попытался успокоить развеселившихся якобинцев Колло. - Следующим в списке гражданин Давид...

Закончить не позволили рукоплескания, раздавшиеся со всех сторон. Художник поднялся с места, весьма польщенный оказанным ему доверием.

- Гражданин Давид весь в искусстве! - заявил кто-то из оппонентов. - Где ему думать о заседаниях, когда вокруг столько муз!

Несколько довольно сальных шуточек только усилили энтузиазм и проголосовавших за Давида было несколько больше, но все равно достаточного количества голосов он не набрал.

- Вяло, граждане, вяло! - откомментировал Колло. - Список, как видите, не бесконечный. Прежде, чем я буду зачитывать дальше, может быть, кто-то хочет назвать кажущуюся ему подходящей кандидатуру?

- Ты, Колло! - раздался выкрик из зала. - Ты самый громкий, и на муз не так отвлекаешься. Граждане, кто за гражданина дЭбруа?

- Это я не отвлекаюсь?! - успел возмутиться Колло, прежде чем понять, что сказал глупость. - Граждане, я не так давно избирался, это противоречит уставу! Давайте серьезно отнесемся к выбору председателя, так произносить здесь речи хотят все!

- Кутона - в председатели! - еще один голос с трибуны. - Бурдона! Бийо-Варенна! - В зале поднялся гул. Народ разошелся, и каждый норовил выкрикнуть что-то свое. Кто-то шутил, кто-то выдавал серьезные предложения. За 15 минут прозвучало около двух десятков фамилий.

- Граждане! - попытался перекричать шум Колло. - Во избежание того беспорядка, что твориться сейчас, я буду зачитывать фамилии по списку! Андре Антуан Бернард! - после подсчета выяснилось, что нужного количества голосов кандидат не набрал, а получив примерно столько же, сколько и Мерлен из Тионвиля. - Ровер!... Сийес!... - Фамилия - подсчет, фамилия - подсчет и еще раз фамилия - подсчет. дЭрбуа уже устал комментировать, ограничиваясь только тем, что называл фамилию кандидата и позже оглашал количество голосов. Пока что уверенно лидировали Бийо и Кутон и он уже был готов поставить их на повторное голосование, когда дошел в списке до фамилии... Фуше. Нельзя сказать, что это было для него неожиданностью, но все же...

- Жозеф Фуше! - объявил дЭрбуа изо всех сил стараясь удержаться в роли беспристрастного глашатая. На несколько секунд в зале повисла тишина. Колло мысленно перекрестился, будучи уверенным, что за такую кандидатуру его сейчас стащат с трибуны. Однако ничего подобного не произошло. Жозеф Фуше... победил большинством голосов. Однако как много он теряет, сидя с утра до ночи в Комитете... Теперь ему оставалось только сказать:

- Большинством голосов председателем Клуба избирается Жозеф Фуше. Гражданин Фуше, займите ваше место. - Даже забыв о краткой речи, Колло сошел с трибуны, благодаря провидение за то, что роль оратора не позволила голосовать ему. А Фуше под шум аплодисментов поднялся на трибуну.

- Это еще что такое? - прошипел Кутон, недобро воззрившись на хищную фигурку Фуше. Этого человека он недолюбливал и считал опасным. - Максимильян, что происходит? С какого момента председателями Клуба у нас избираются палачи и интриганы?

- Что? - переспросил Робеспьер, так и не расслышав ответ коллеги. Удар был слишком силен, чтобы так сразу принять его - вот к чему приводит уверенность, что после публичной отповеди Фуше не решится подать голос вообще. Но он недооценил противника. Очень сильно недооценил... И теперь ему придется спрашивать разрешения у Фуше перед тем, как сказать речь, а во власти последнего будет лишить его слова?! Эмоциональный всплеск не прошел даром: сильно заломило виски и он даже знал, что за этим последует. Но не мог позволить себе показать слабость, пусть даже и независящую от собственной воли. Впрочем, это нежелание оказалось доминирующим, ему удалось сохранить бесстрастное выражение лица и не дернуться в поисках платка. - Это событие - неожиданность для меня, Жорж.

- Ты теперь будешь просить слова у Фуше? Чтобы выступить? Максимильян, для тебя это неожиданность, или ты предвидел такой поворот событий? - Сен-Жюст склонился ко второму уху Робеспьера. Весь день его разрывало между желанием немедленно уехать в армию, благо все дела были закончены, и попытаться все-таки поговорить с Робеспьером о сложившейся ситуации. Но днем не удалось вырвать ни минуты. А теперь, в связи с событиями в Клубе, Робеспьеру будет не до него. Увы.

- Нет, не предвидел, - покачал головой Робеспьер, бросив быстрый взгляд на соратника. К чему это вопрос? Неожиданно Антуан ударил по больному месту, казалось, обретя возможность читать мысли. Неожиданно вернулась способность мыслить, трезвый и холодный расчет, которые не имел ничего общего с его психологическим, да и физическим состоянием. Теперь известно, в какой манере действует противник и еще возможно превратить эту победу в поражение. Но на это нужно время... А до тех пор он будет вынужден, приходя в Клуб, зависеть... от настроения Фуше! От этой мысли стало еще хуже, чем было, хотя в голове постепенно начал возникать план действий. - Я уже сказал, что это событие - неожиданность для меня.

- Все могло бы быть иначе, - тихо произнес Сен-Жюст, но продолжать не стал. Он сделает еще одну попытку поговорить с Максимильяном, и тогда сообщит ему все свои мысли. В частности, о диктатуре. Уже существовавшей, но неофициально, и лишь наполовину.

- Безобразие. Просто безобразие. - проворчал тем временем Кутон в левое ухо.

- Довольно, друзья, - немного резче, чем следовало, сказал Робеспьер, пытаясь и слушать и побороть приступ дурноты. - Простите этот выпад, я, должно быть, немного устал.

... - граждане, я благодарю вас за доверие, которое вы мне оказали и постараюсь оправдать его! - закончил свою речь Фуше и приняв как должное причитающиеся ему аплодисменты. Триумф. Победа. Какие еще эпитеты подобрать для того, чтобы описать то чувство блаженства, которое завладело им при мысли о том, что изгнание пока что не грозит и призрак Мадам Гильотины откладывается на неопределенное время. А за это время... многое может произойти. Пожимая руки тем, кто желал поздравить его, Фуше неожиданно для себя поднял глаза, встретившись взглядом с врагом. Ни тени злости, ни тени разочарования, ни тени того, что он ожидал увидеть. Только холодный взгляд, в котором не было ничего человеческого, убивающий все живое, как взгляд Горгоны. Фуше содрогнулся, так как подобный взгляд обещал многое в самое ближайшее время. Он недооценил противника. Робеспьер никогда не сможет смириться с поражением. Повернувшись к Мерлену, он заговорил с ним, невпопад отвечая на какой-то вопрос.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Май 11, 2010 2:59 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года (продолжение)

Колло дЭбруа, Анри Адмираль

Колло ДЭрбуа чертыхнулся, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. После заседания в Клубе он банально напился, хотя и сам не знал почему. Да и нужно ли искать объяснения? Встретил старых друзей - вот и повод. А теперь... Теперь попасть бы домой. И почему эта чертовы лампы так тускло светят? Или она одна? Глубоко вздохнув, дЭрбуа постарался набраться терпения, взыая ко всем оставшимся добродетелям и прочем химерам, оказывающим покровительство... людям, находящихся в его положении. Несмотря на свое состояние, шорох на лестнице он услышал и даже обрадовался возможности получить помощь. Присмотревшись, Колло убедился, что нетрезвый рассудок не сыграл с ним злую шутку - на лестнице стоял его сосед, Адмираль. - Ааа... Ааад... Адмираль! - окликнул его дЭрбуа. - Сделайте одолжение, гражданин, помогите мне открыть эту чертову дверь, иначе я... Я не знаю, что сделаю!

Адмираль смотрел на него, не моргая. Сегодня - не его день. Проспав заседание в КОнвенте, он бросился к Якобинскому клубу, но их сборище сегодня было коротким. Он увидел лишь спину Робеспьера, который шел, окруженный толпой людей. Адмираль был вне себя от отчаяния. Он знал одно - убийство должно случиться именно сегодня. завтра все может измениться. Завтра его могут арестовать. Теперь это делается быстро. Он не пошел домой. Просто бродил по Парижу, сжимая пистолет и умолял Бога дать ему знак и подсказать, что делать дальше. Но знака не было. Поэтому Адмираль почти решился перенести свое дело на завтра. Пока не увидел ЕГо. Колло дЭбруа. Сосед, бывший актер и - как оказалось - близкое доверенное лицо Робеспбера. Иначе не беседовал бы с ним сегодня в Конвенте и не сидел бы в такой близости от него. Знак? Безусловно. Пусть не Робеспьер. Пусть дЭбруа. Уничтожить хотя бы одного из них. А потом - пусть будет что будет. Ему уже все равно. - Сейчас я помогу тебе. - тихо сказал Адмираль и щелкнул затвором пистолета.

- Ты настоящий друг, Адмираль, - пробормотал Колло. - Когда попадем в квартиру, я угощу тебя неплохим вином. Но для этого, - он назидательно поднял палец, - для этого нам нужно попасть туда, - дЭрбуа указал на дверь и протянул соседу связку ключей. Хорошо, что не потерял ее, так как здесь были и ключи от дома и ключи от железного ящика из Бюро по Надзору. Шума было бы, если бы он их потерял либо по рассеянности уронил в Сену...

- Ты - убийца. Такой же, как Робеспьер. Народ проклинает вас. Будьте вы прокляты. Все, кто подписывает приказы. Все, кто кричал о Революции, но вместо счастья принес людям казни и горе. - Адмираль сделал шаг вперед и прицелился.

- Ты что... с ума сошел, да? - на всякий случай уточнил Колло. Хмель мгновенно выветрился из головы, он напрягся, готовый к нападению. Если броситься сейчас, то этот безумец может и выстрелить. Отвлечь бы его, хотя бы на секунду... Под прицелом стало очень неуютно. - Послушай, Адмираль, о каком приказе ты толкуешь? Если что-то не нравится - подай петицию, ее рассмотрят... - похоже, эти слова были ошибкой, но что-либо менять было поздно. Он просто выжидал, готовый броситься на пол, как только Адмираль выстрелит и свалить его. Если получится.

- Петицию? О чем? - прохрипел Адмираль. Кровь бросилась в голову от гнева. Его сосед говорил словами тирана. В них не осталось ничего человеческого - ни в одном из них. - Сотни людей подают эти ваши чертовы петиции... Но это ни на что не влияет... Вы пожираете наших детей... Убийцы... - Он выстрелил. Рука дрогнула - никогда прежде ему не приходилось стрелять в человека.

Броситься на пол, как планировал, Колло не успел. Только пригнуться, защищая голову полусогнутой рукой. Однако в следующую секунду выпрямился и, вне себя от ярости, выбил из руки противника бесполезный уже пистолет. На лестницу кто-то выскочил, а еще кто-то истошно завопил, так, что у него зазвенело в ушах. Помощь, как всегда, запоздала... Уже не в силах остановиться, он схватил Адмираля за шиворот и не удержавшись на ногах упал, пересчитав все ступеньки вместе с идиотом-соседом. Однако ярость искала выхода. Снова оказавшись на ногах, он принялся наносить удары ногами, даже не особенно глядя, куда бьет. - Раздавлю... гадину... По стенке... размажу... как... муху.... Сволочь...

Сколько еще было ударов и сколько ругательств, он не считал. Пришел в себя только тогда, когда руки заломили за спину. - Отпустите! - заорал он, пытаясь вырваться.

- Кто стрелял? Кто стрелял? - как заведенный повторял маленький, лысый человечек с ночным колпаком в руке.

- Он стрелял, - Колло кивком указал на Адмираля. - Позовите жандармов.

В доме поднялась суета. Люди, разбуженные криками, выскакивали из своих квартир: кто - желая разобраться в происходящем, кто - просто из любопытства. К Колло уже спешила пожилая гражданка, которой принадлежало несколько квартир, в частности - да, что снимал сам Колло. - Гражданин дЭбруа... Господи.. Вы живы?? Врача!! - заорала она истошно, внутренне содрогаясь от ужаса. Что теперь будет? Арестуют весь дом? Ведь гражданин дЭбруа - член Комитета общественного спасения! И черт дернул Адмираля устраивать эту стрельбу здесь, в ее доме!

- Какого, к черту, врача?! - заорал Колло, впрочем, уже беззлобно. - Жандармов позовите!

Какая-то женщина, в которой он не сразу узнал жену этого незадачливого убийцы кричала и пыталась цепляться по очереди то за него, то за Адмираля. Под этот веселый аккомпанемент и появились жандармы в количестве двух штук, судя по перекошеным физиономиям - оба злые, как сто чертей. ---- - Что происходит?! - рявкнул тот, который был выше по званию. Слушая разноголосицу, страж порядка вынужден был выстрелить в воздух, чтобы добиться тишины.

- Да хватит стрельбы, черт бы вас побрал! - сказал дЭрбуа.

- Я стрелял в него и хотел убить. - раздался голос Адмираля. Он не смотрел на жену. Все кончено. - Я хотел убить Робеспьера. Но не смог его найти. Поэтому стрелял в его соратника. Арестуйте меня. И будьте прокляты те, кто все еще верит в то, что тиран по прозвищу Неподкупный, любит народ, который поставил его на пьедестал.

- Еще раз повтори то, что ты сказал и вобью зубы в глотку, - хмуро пообещал Колло. Не то, чтобы он стремился защищать Робеспьера, однако подрывать авторитет Комитета даже простым злословием он не позволит никому. Он повернулся к жандармам: - Что уставились, граждане? Я - Колло дЭрбуа от имени Комитета общественного спасения приказываю арестовать вот это отродье и доставить в Консьержери немедленно. Слышали? Выполняйте. Или показать вам удостоверение? - не дожидаясь ответа, он выхватил из внутреннего кармана первый попавшийся документ и ткнул его под нос жандарму, позволив как следует рассмотреть бумагу. - А теперь - кругом марш, граждане.

Анри Адмираль бросил последний взгляд на жену. Вот и все. Три дня назад их можно было назвать счастливым семейством. Больше ничего не осталось. Он обернулся - почувствовал, что на него кто-то смотрит. Среди толпы стояла Сесиль Рено. Волосы распущенны, босая, в руках - кукла, сшитая из лоскутков. Она замерла, не обращая внимания на суету. По щекам струились слезы. Что-то шепчет - беззвучно и с какой-то ошалелой решимостью. Они пересеклись взглядами лишь на секунду. Сесиль едва заметно кивнула и еще крепче прижала к себе куклу. "Благославляю тебя, дитя", - подумал Адмираль и, подталкиваемый жандармами, зашагал в сторону Консьержери.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Май 11, 2010 4:22 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Притон на окраине Парижа

Эжени, граф Сомерсет


*Так, сидеть на берегу. Думать про Камиля. Нет, не получается*,- Эжени раздраженно поднялась, - *Тысяча чертей. Нет, про Гоша мне думать не надо, поэтому подумаю про… Вот, например, Мерлен меня знакомил со своим питомцем. Можно подумать про его черные глаза, то есть коня, а не Мерлена. Может быть, тоже завести лошадь вместо птицы? Нет, ну чем я его кормить буду, если меня на птицу едва хватало*.

Эжени поднялась со скамейки и побрела в знакомом одной ей направлении. Проходя мимо Театра Вампиров, она помахала рукой. Кажется, или в окне мелькнул чей-то белый силуэт? Элени ли это, или просто Лоран, страдающий под ее дверью – а может, сам Арман смотрит в ночь своими всевидящими глазами? Неважно. После возвращения она так и не нашла в себе ни сил, ни желания прийти туда. А вот в еще одно место, которое так много для нее значило когда-то, она теперь часто возвращалась.

Эжени постучала в дверь.

- Мадам Симон, это снова я.

Мадам открыла, кряхтя. Старухе еще хуже. Надо достать ей дров – она мерзнет даже в такую теплую погоду.

- Где тебя вечно носит, - добродушно пробормотала мадам, обняв Эжени.

- Дела, - подмигнула Эжени, легко взбежав по лестнице и снова слегка помедлив, как всегда, прежде чем дернуть за дверную ручку.
Откуда-то всплыли голоса.

*Нас теперь всегда будет трое?...*

*Мы не виделись уже два дня, я скучал…*

*Я хочу просто напиться сегодня…*

*Это наша с тобой жизнь, Эжени, и теперь мы всегда вместе…*

*Разделим этот вечер напополам? Ты выросла…*

*Нас теперь всегда будет трое?*

Нет-нет, воспоминания. Сен-Жюсит, сидевший в этой комнате на подоконнике, смешно отбрасывающий новомодную челку со лба.
Камиль, который сидит в кресле и читает книгу.
И быстрая манера разговаривать человека, который тут никогда не был.
В этой квартире нет места троим.
Но третий был.
И его состояние явно ухудшилось.
Перелом вампирская кровь срастить не может, а. падая, Анри тогда сломал ключицу. Они не сумели вовремя очистить рану от осколков кости и правильно наложить повязку. А теперь дело только ухудшилось.

Врач поднялся Эжени навстречу и покачал головой.
- Ему стало хуже, гражданин Дьебль? – полуутвердительно спросила Эжени, досадуя, что кровь вампира не умеет сращивать сломанные кости.

- Надо оперировать, - коротко ответил врач, - Но не получится, гражданка. Он умрет, потому что не вынесет боли.

Эжени внимательно посмотрела на хирурга, а потом на молодого человека, который лежал в глубине комнаты. Сейчас в нем ничего не осталось от того обаятельного юноши, который очаровал их с Демервилем. Спутанные волосы падают на лоб в беспорядке, а сам он не приходит в сознание уже второй день, проваливаясь в одному ему ведомые кошмары. Он как будто стал еще тоньше и изящнее, только уже не как танцор, а как тень танцора.

- Так оперировать можно? – тихо спросила она.

- Нет, - жестко ответил врач, сидевший при беспокойном больном за умеренную плату неотлучно, - Он не вынесет боли, говорю же. А опий в аптеках не достать.

- Опий? – задумчиво переспросила Эжени.

- Он самый, гражданка, - сухо ответил хирург, - Я не буду делать такую операцию без анестезии. Давайте ждать кризиса, после которого будет ясно… - он сделал многозначительную паузу.

Эжени снова оглядела комнату и присутствиющих.
- Готовьтесь к операции, - бросила она, развернувшись на месте и почти сбегая по лестнице.

*Если в аптеках не продают опий, то уж я-то знаю, где его достать*, - подумала она, вместе с тем отметив, как ее захватила сама идея побывать на парижском дне хоть еще раз.
*Прошлое. Насколько оно все-таки сильнее нас…* - отмечала Эжени, быстро идя по парижским улицам и снова становясь самой собой… Нет, или кем? Бездомной из Двора Чудес? Смертной девушкой, еще до встречи с Феликсом?
Парижское дно влекло ее по-прежнему, и даже с новой силой. В конце концов, это повод отказаться от новой жизни.
*Я, конечно, несколько прилично выгляжу для посещения подобных заведений, но делать нечего,* - хмуро подумала Эжени, стукнув два раза сильнее и один совсем слабо в неприметную дверь одной из лачуг кварталов Двора Чудес.

***

Дверь отворилась. Оборванец с недоверием оглядел ее.
Эжени быстро скрестила пальца в условленном знаке, которым пользовалось отребье Парижа с незапамятных времен и зашла внутрь.
- Ты знаешь, что мне нужно, братец, - сказала она.

Оборванец кивнул ей.
- Сколько?

- Половину унции, - ответила Эжени не без тайного удовольствия оглядывая помещение. Грязные циновки, на которых лежат люди. Мерзкий дым повсюду, и все в белесой дымке. Те, кто нашел здесь пристанище уже не думают, последнее ли оно. Просто постоянно подносят ко рту трубку, набитую зельем, которым тут торгуют. Вдыхают – и безразлично откидываются на грязную солому.
Глаза у всех одинаковые. Безразличные и пустые. Впрочем… Нет, у этого еще живой. Или у этой. *Тысяча чертей, ненавижу, когда смотрят в спину*, - подумала Эжени и развернулась на каблуках.
Этот и правда не такой как все. Пожалуй, он был бы даже красив, если бы сменил рубашку и расчесал волосы. Худой с восхитительными руками, которые наверняка прельщают женщин не меньше, чем его глаза – выразительные, длинные пальцы, как будто руки музыканта.
- Играете? – поинтересовалась она.

...«Здесь покоится граф Уильям Сомерсет. Последний представитель из рода Сомерсетов, бездарно проигравший свою жизнь фортуне». Кусок земли под деревом в их родовом поместье неподалеку от Лондона. Когда-то тут гуляли его предки. Граф Роберт Карр, он же - граф Сомерсет, он же - виконт Рочестер, фаворит короля Якова I, член Тайного совета… Его влияние на короля было огромным, пока на его пути не возник некто Джордж Вильерс – хитрый интриган и прохвост, будущий герцог Бэкингем. Он уничтожил его предка, сфабриковав обвинение в убийстве… Именно так рассказывала Уильяму его бабушка – любительница семейной истории, и древних преданий. «Ты тоже был не так удачлив, как хотелось бы, любезный предок», - вслух сказал Сомерсет, обращаясь в пустоту. Лучше говорить с несуществующим призраком, чем с отбросами общества, что ползают тут с остекленевшими глазами. Хотя, что кривить душой, ты сам несильно от них отличаешься...

Сомерсет запустил руку в свалявшуюся и грязную шевелюру. Сколько дней он здесь? Ночи и дни слились в одно. Но тут никто не трогает. И есть время подумать о том, как вытащить друга из беды, в которую он направил его собственными руками. В том, что барон де Бац арестован, Сомерсет не сомневался.

Он ждал его несколько дней. Нога быстро заживала, и вскоре он уже мог самостоятельно передвигаться. В один из дней он просто вышел из монастыря и направился в сторону центральной части Парижа. Поначалу он был настроен решительно, но вскоре понял, что, раз барон не вернулся, за ними, скорее всего, установлена слежка. Любой поход к доверенным лицам – и они будут убраны с лица земли. Значит, нужно придумать что-то другое… Так он размышлял утром. А вечером, добравшись до одной из ночлежек, он понял, что если не достанет в ближайшие часы никакого зелья, то сойдет с ума. Правда, гашиш – дорогое удовольствие. Оставался опий. Средство, как ему говорили, гораздо более сильное. Он добрел до подвала, о котором слышал в салоне Сент-Амарант. Денег оставалось мало, но если сэкономить на еде, то можно растянуть удовольствие на несколько дней… И они потекли. Сколько их прошло?

Из беседы с предком Сомерсета выдернул вопрос, обращенный к нему хорошо одетой незнакомкой. Она приняла его за музыканта? Губы растянулись в улыбке. На нее было приятно посмотреть. Пристрастие к зелью пока не отразилось на ее внешности, и она оставалась женщиной, а не уродливым ее подобием. Видимо, она – из начинающих.

- Мы все немного играем. Только у каждого – свой инструмент. Присаживайтесь… Буду рад, если составите компанию.

- И в какую игру будем играть? - усмехнулась Эжени, снова сложив пальцы знаком. Он не понял, значит. не местный, - Ты не из наших, гражданин, и не пытайся за него сойти, - она продолжила разглядывать человека. Красивое кольцо на пальце... Память о былых временах? Так же, как Анри. цепляется за шкатулку с гербом?, - Кстати. на что играем?


- Я люблю шахматы. - Сомерсет подвинулся, давая ей возможность присесть рядом. - Но здесь нет таких возможностей. Правда, есть возможность мечтать. Не буду говорить вам о том, чем заканчиваются подобные путешествия в небытие. Если вы здесь - значит знаете, на что идете. - Он протянул ей трубку. - Возьмите. И не бойтесь. Я не заразный. Пока что...

Эжени поморщилась от дыма.
- Уберите это, окажите любезность. А Вы себя только что выдали - сейчас все говорят на "ты", - она подумала, что чувствует себя очень неловко, разговаривая с таким человеком в таком месте, - Я никогда не играла в шахматы, и не умею мечтать. Но знаю, что кольца в таких заведениях поворачивают камнем внутрь.

Сомерсет пригляделся к ней, слегка прищурившись. Может быть, она - его сон? Да, возможно, именно так выглядит внутренний голос. Только обычно он не имеет формы. А к нему пришел в образе девушки с интересной внешностью. Ему всегда нравилось, когда у женщины в глазах есть что-то, кроме самолюбования и глупого тщеславия. Он молча повернул кольцо. - Вы правы. Благодарю вас. Что касается обращений, то меня никто не слышит. А я не могу позволить себе "тыкать". Не так воспитан.

- Вот, Вы снова себя выдали, - зачем-то обрадовалась Эжени, - А Вам тут нравится? Выглядите Вы, если честно, просто омерзительно, - призналась она.

- Спасибо тебе, о, всевидящее провидение, за то, что позволил мне видеть собственную совесть. Она прекрасна. И чем-то напоминает баронессу де Растиньяк, до того, как она постарела и превратилась в иссохшую сварливую дуру, - едва слышно прошептал Сомерсет, откидываясь на тюк с соломой. Еще раз затянуться. Опий - грубее, но действует гораздо быстрее. - Вы совершенно правы... И если бы вы знали, как дорого я оценил бы возможность помыться, привести себя в порядок и сменить одежду... Но в этом мире приходится выбирать, что тебе дороже. Мне дороже жизнь. Поэтому я буду валяться среди испражнений своих коллег по пристрастию, пока не придумаю, каким образом мне выйти сухим из схватки с мертвым чудовищем, разгуливающим по Парижу в образе человека.

- Вот что, - с сожалением сказала Эжени, - Хотя у Вас на лбу написано, что Вы – сторонник всего, где мои враги и противник всего, где мои друзья, я с Вами сыграю. Любая игра. Если я выигрываю – предписываю Вам купание в Сене, чистую рубашку и, - Эжени помедлила, - стрижку. Наверное, на прямой пробор, чуть выше плеч, челка не пойдет, самая простая. А еще черный фрак и шляпа с круглыми полями, – Эжени не могла понять, как относится к этому человеку, но точно знала, что это не понравилось бы ни Сен-Жюсту, ни Гошу. А вот Клери бы, наверное, эта история развлекла.

- Но во что же мы сыграем с вами, мое видение? - Сомерсет тихо рассмеялся. Женщина не исчезала. Но предположить, что в этом вертепе бродит прилично одетая дама, желающая вести подобные беседы, было еще большим бредом.

- У Вас есть шахматы - Вы ведь так их назвали, - спросила Эжени у оборванца-служки, - Отлично, - сказала она, устраиваясь за доской. Итак, есть черные и белые.

- Черные всегда проигрывают, если оказываются в неумелых руках. Возьмите белые. И, пожалуйста, постарайтесь не смотреть на мои грязные ногти. Это - пережиток времени. Ходите. И постарайтесь быть честной. Видения способны читать мысли и планы... Вы ведь - порождение моей фантазии? Кстати, в следующий раз я одену вас в платье другого оттенка. Светло-фиолетовый цвет будет красиво смотреться с вашими глазами. Они похожи на звезды, и в них есть что-то потустороннее.

- Светло-фиолетовый, - задумчиво пробормотала Эжени, - Я правда буду играть белыми. Видите, так вышло, что мы играет белыми, а Вы - черными. Десять лет назад Вы бы со мной даже не заговорили, -- Эжени двигала фигуры и пешки, заранее жалея портивника, так как он, к несчастью, думал и о ходах противника, - Шах. Белые побеждают. Вам не спасти короля.

- Король мертв. Его партия была проиграна задолго до его казни, - серьезно сказал Сомерсет. Затем сгреб фигуры на пол и принялся чертить на доске герб, принадлежавший его роду. Зелье сделало свое дело. Еще несколько минут, и вернется сон - иногда приятный и тягучий, иногда - страшный. В страшном сне тиран будет смотреть на него, не отпуская. Он помахал рукой Эжени. - Мне надо идти. Меня ждет моя неизвестность. Вы ведь вернетесь? В светло-фиолетовом платье и голосом, который может растопить поселившееся здесь отчаяние и ожидание конца? Возвращайтесь. Я буду ждать вас. - Он сжал в руке фигурку королевы и провалился в сон.

- Один мой друг говорит, что надо « с саблей и хлебом мы победим всех тиранов», - сочувственно сказала Эжени, - Но, раз я выиграла, мой выигрыш – при мне.

Она вывела Сомерсета через заднюю дверь кабака, оставив на берегу Сены спящего человека, чистую рубашку и кошелек с несколькими монетами. Если он захочет – обратит их себе на пользу. Если нет – не ее вина. Но шахматы были интересны. Надо предложить Демервилю попрактиковаться.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Май 12, 2010 9:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май, 1794

Тюильри.

Сен-Жюст, Робеспьер.

Письмо от Филиппа Леба было пронизано искренним участием. Филипп подробно рассказывал об обстановке в армии, делился радостью об успешной реквизиции продуктов, с гордостью сообщал о том, что сам принял несколько важных решений, немного писал об Анриетте и Элизабет, и задавал много вопросов, которые сводились к одному: «Когда ты вернешься?». Сен-Жюст отметил, что в письме не было ни слова о Страффорде. Как они уживаются? Хотя, возможно, Филипп успокоился и оставил его в покое? Ясно было одно. Он задержался в Париже, и должен уехать. В принципе, внешне его парижская миссия выглядела законченной. Он сделал все, что возможно, чтобы помочь Робеспьеру скрыть неприятную историю с Ванве, составил мнение о текущей обстановке, проверил, как идут дела в Бюро общей полиции и даже арестовал барона де Баца. Однако, удовлетворения не было. Возможно, причина была в разговорах, которые все утро ходили по Тюильри – о сорвавшемся покушении на Коло и о том, что стрелявший в него человек выкрикивал проклятья в адрес Максимильяна. А, возможно, дело было в самом Максимильяне. Сен-Жюста не покидало ощущение, что за этот короткий период они отдалились друг от друга еще сильнее. И это беспокоило больше всего.

Он вошел в кабинет Робеспьера и плотно закрыл за собой дверь.

- Максимильян, я пришел попрощаться. Но перед этим мне бы хотелось закончить все дела. Барон де Бац – в Консьержери. Зная о том, как ловко он умеет выкручиваться и сколько у него сообщников, которых мы не знаем, я скрыл факт его ареста. Он содержится в одиночной камере под именем Кристофа Тарле. Ришар в курсе моего решения и полностью его одобряет. Я поручил ему допросы, правда, пока что они ни к чему не привели.

- Значит, ты уезжаешь, - даже не вопрос, а констатация факта. Отпускать Сен-Жюста не хотелось, но был ли выбор? Оставить его означает и дальше служить мишенью для дурного настроения, в то время как он устал отбиваться от своры за спиной, которая упустит случая воплотить в жизнь новую интригу. Во главе с Фуше, например. - Да, я приму к сведению твои слова о де Баце, Антуан. Есть еще что-то, что ты хочешь сказать мне?

Сен-Жюст отметил, что соратник не предложил ему не только кофе, как это было у них заведено, но даже не кивнул в сторону кресла. Обиделся? О характере Робеспьера говорилось много плохого, но сам он никогда прежде не испытывал его на себе. У него есть выбор. Попрощаться и уйти или попытаться что-то исправить. Он выбрал второй вариант. Налил кофе, не дожидаясь предложения, и сел в любимое кресло.

- Мы не закончили разговор, Максимильян. Мне не хотелось бы уезжать вот так, увозя с собой горький осадок. В этом скопище интриганов мы должны держаться друг за друга. Если я был резок в чем-то - прости.

- О чем ты хочешь говорить? - разговор, судя по всему, предстоял нелегкий. И как назло, говорить не хотелось ни с кем. Что было, как часто выяснялось, либо признаком крайней усталости, либо своего рода замешательством. Скорее всего и то, и другое, так как ему не давал покоя Фуше и сказывалась бессонная ночь. - Перед отъездом я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Это не займет много времени, не больше получаса.

- Сделаю. Говори. - быстро отреагировал Сен-Жюст. Значит, разговора не будет. Когда Робеспьер говорит таким деловым тоном, значит, ему ни до кого. Возможно, вчерашнее происшествие в Якобинском клубе задело его гораздо больше, чем он хотел показать.

- Не так давно у нас были петиционеры из Лиона, - сказал Робеспьер. - Они не знали, что коллективные петиции сейчас не принимают, но все же ожидают хотя бы какого-то решения со стороны Конвента. Я хочу, чтобы ты донес до них одну простую мысль: они не должны ходить в Конвент. Депешу пусть отдадут тебе.

- Хорошо. Я это сделаю. - Сен-Жюст кивнул. - Это все?

- Ты, кажется, хотел о чем-то поговорить, - напомнил Робеспьер. - Говори, я слушаю.

Сен-Жюст понял, что теряет терпение. Никогда в жизни Робеспьер так с ним не разговаривал. Отчитывал - да. Указывал на ошибки - тоже да. Но холодный вежливый тон и безучастный взгляд, словно его тут и нет.

- Максимильян, прошу тебя, не делай этого. Они только и ждут, чтобы мы все разошлись по углам. Ты понимаешь, что происходит? Я не знаю, как с тобой говорить, а слова застревают в горле, видя, какой метод ты выбрал, чтобы поставить меня на место. Я всего лишь высказал свое мнение. Я и прежде так делал. Только на этот раз я не согласен с тобой гораздо сильнее, чем раньше. Если я неправ - переубеди меня. Но не говори со мной так, как ты это делаешь сейчас.

- Извини. Наверное, я просто устал, - Робеспьер нервно провел рукой по лбу. - Я не хотел, как ты выразился, ставить тебя на место. И мне все еще важно твое мнение, несмотря на то, что во многих вопросах мы не сходимся. Другое дело то, что я не хочу служить предметом для срыва плохого настроения. Мне так показалось вчера. Но, наверное, это не существенно. Ты говоришь, что они только и ждут момента, когда мы разойдемся по углам... Кажется, уже дождались. В некоторых вещах я не согласен с Кутоном, ты не согласен со мной. Я попал в ту же ловушку, что некогда готовил мне Дантон и которую мы обратили против самого Дантона. Это называется изоляцией.

- Я понимаю, - тихо заговорил Сен-Жюст. - Тебе трудно. Знаешь, я ведь практически сбежал отсюда месяц назад. Там, в армии, я, закрывая глаза, думал о том, во что превратилось некогда сплоченное сообщество единомышленников, которым мы были. Мы уничтожили всех, кто, как нам казалось, стоял у нас на пути. И к чему мы пришли? Врагов стало больше. Только теперь они молчат. Лишь бросают взгляды, как затравленные шакалы. Я видел это. Баррас. Фуше. Бийо-Варенн. Бурдон. Вадье. Этот список можно продолжать до бесконечности. Когда-то эти люди были с нами. Но они изменились. Кого-то испортили деньги, кого-то власть, кого-то - страх. Тебя считают диктатором, а от диктатора принято держаться на расстоянии. Бояться и строить стену, чтобы спасти свою шкуру. Я ведь не просто так заговорил с тобой о диктатуре. Ты позволяешь людям слишком многое, и одновременно даешь им понять, что ничего не прощаешь. То, что Фуше получил вчера большинство голосов - начало конца. Вот, как они действуют - подло, из-за угла, так, что и не догадаешься, к чему все идет. Мое плохое настроение - результат моих мыслей. Я беспокоюсь о тебе. И беспокоюсь о республике. А республика - на данном этапе - это ты. Дай власть этим шакалам - и они растащат ее по кирпичику.

- Что же ты предлагаешь? – спросил Робеспьер. – Я не вижу иного выхода, кроме как наказать возможных заговорщиков, что заставляет меня соглашаться с Кутоном в вопросе реорганизации революционного трибунала. С одной стороны я не хочу соглашаться с ним, так как это может зайти слишком далеко, а с другой… действительно не вижу выхода из западни, в которую мы сами себя загнали. Смешно об этом говорить, когда восстания подавлены и в вопросах внешней политики ситуация несколько изменилась в лучшую сторону. Позволить себе шаг в сторону, и пойдут разговоры о том, что мы хотим гильотинировать Конвент, а отступать назад мы не можем. Не имеем на это права. Сейчас… слишком далеко все зашло. Несмотря на это, у нас еще есть силы, чтобы бороться. И пока они есть, я не хочу слышать о диктатуре. Разве это не то, от чего мы бежали, как от огня? И к чему пришли? Стоило ли делать все то, что уже было сделано? Все эти жертвы окажутся напрасны, так?

- Ты прав. - Сен-Жюст опустил голову. Он успокоился. Похоже, они с Максимильяном просто друг друга не поняли. - Но в таком случае я не вижу выхода. Лишь держаться всем вместе и пытаться не растерять тех, кому доверяем. Много ли ты знаешь таковых? Можем ли мы доверять членам Комитета? Сколько человек в Конвенте уже отравлены ядом наших врагов? Сплошные вопросы - и ни одного ответа. Но ты говоришь о реорганизации трибунала, о которой говорит Кутон. Я слышу об этом впервые. Кутон был со мной вежлив и принял меня с радостью, но не спешил делиться идеями и новостями. Расскажешь?

- К сожалению, я пока что не могу сказать ничего определенного. Жорж показывал мне только некоторые наработки с которыми я частично согласен, частично - нет. Да, революционный трибунал нуждается в реорганизации. Возможно, следует увеличить количество присяжных, учитывая требования Фукье. Возможно, кого-то заменить. Но вместе с тем предлагается и ускорить их работу. Разумеется, в некоторых случаях лишнее крючкотворство только вредит, но если упразднить все, что включает в себя понятие суда вообще, что будет с общепринятыми критериями? Выходит, что виновность определятся в зависимости от желания вынести приговор? С этим я не могу согласиться.

- И это предлагает Кутон? - изумился Сен-Жюст. - Человеческая душа - потемки... Его предложение - абсурдно. Взять на себя ответственность за подобное - и мы уже никогда не отмоемся от обвинений... Максимильян, он сошел с ума! Я очень надеюсь, что он имеет в виду что-то другое. Но... Это же просто страна и просто люди, а не армия, где подозреваемых в измене расстреливают на месте по закону военного времени!

- От этого может быть польза, как от временной меры, чтобы избавиться от тех, кто может стоять у нас на пути. Ты не можешь не согласиться с тем, что заговорщики ускользают от нас, чтобы строить свои планы в другом месте, просто меняя тактику. Однако принять это... это действительно абсурд, Антуан! У меня не было времени просмотреть новые наработки и, признаться, я оттягиваю этот момент, так как и со старыми не очень согласен.

- Хочешь, чтобы я взглянул? - быстро спросил Сен-Жюст.

- Сейчас, - Робеспьер подошел к несгораемому шкафу и взял оттуда плотную серую папку, которую протянул соратнику.

Сен-Жюст начал читать. По мере прочтения его лицо мрачнело.

- Максимильян, это безумие, - медленно проговорил он, закрыв папку. - Понимаю, что это - лишь наброски. Но если мы предложим подобный закон, это может вылиться в последствия, которых я даже не могу сейчас представить. Нужно найти другие методы борьбы с заговорами. Но ведь ты не собираешься помогать Жоржу в составлении его доклада? - он с тревогой посмотрел на Робеспьера. - Если хочешь, я останусь и попытаюсь переубедить его направить энергию в иное русло.

- Я бы не хотел задерживать тебя, так как буду первым, на ком ты сорвешь недовольство, если не удастся переубедить Жоржа, - сказал Робеспьер. - Более того, я хочу, чтобы ты знал... Я принимаю возможность воплощения в жизнь этого закона, если у меня не останется иного выбора. И я уже помогаю Жоржу в составлении этого доклада. Возможно, так ему будет спокойнее, если доклад останется в столе. Остаться или нет - решать тебе. Я хочу, чтобы ты остался, но не смею настаивать, зная, что ты нужен в армии.

- Не можешь забыть мне того разговора в таверне? - нервно усмехнулся Сен-Жюст. Он подумал, что того разговора могло бы и не быть, если бы Робеспьер был один, а не с Клери и Огюстеном, ничего не подозревавшим о ее истинных предпочтениях. - Я был неправ. Еще раз признаю это. Не спрашиваю, что значит, не останется другого выбора. Просто надеюсь, что ты контролируешь эту ситуацию. Я планировать уехать надолго. Но обещаю, что вернусь, как только проверю, как идут дела и дам Филиппу соответствующие указания. Мне понадобятся сутки, максимум двое.

- Пытаюсь контролировать, будем называть вещи своими именами, - сказал Робеспьер. - Впервые за все это время я сомневаюсь... Но если решил уехать - не теряй времени. Я хочу верить, что чем скорее ты уедешь, тем скорее вернешься.

- Хорошо. - Сен-Жюст поднялся. У дверей он задержался и обернулся, улыбнувшись. - Я рад, что мы поговорили, Максимильян. Слышал, по городу бродят люди с пистолетами, которые воображают себя мстителями. Будь осторожен. И до скорой встречи.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Май 12, 2010 11:23 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Май 1794 года

Сент-Оноре

Сесиль Рено, Робеспьер, Николя, и др

Сесиль Рено расчесала волосы и аккуратно положила гребень возле зеркала. После ее ухода все должно блестеть. И оставаться чистым. Пусть память о девушке, которая спасла мир от тирана, будет такой. Прозрачной, как это зеркало. Как взгляд этой куклы, что она сшила из лоскутков. Она называла ее Ланселотом. В честь самого смелого рыцаря, который жил много веков назад. У нее тоже был свой возлюбленный. Но его больше нет. Так сказал тот человек, что приходил неделю назад, чтобы забрать ее сбережения. Она не знала, как его зовут. Просто запомнила, как радовался ее раненый возлюбленный, когда тот приходил навещать его.
- Его больше нет? – спросила она гостя. Тот отвел глаза. Слов не понадобилось. Она молча вынесла подушку, в которую зашивала деньги все эти месяцы. Нет больше мечты о кораблях, нет больше ее сказки, нет призрачной страны, где живут принцессы и добрые волшебники. Все ушло вместе с темноглазым гостем из ниоткуда, который умел пускать ароматный дым и говорил с ней на равных, не смеялся и не тыкал пальцем, не стеснялся ее и не называл умалишенной. Нет больше и благородного Адмираля. Его увели позавчера. Она это видела собственными глазами. Он хотел застрелить тирана, но не смог. Теперь чудовища его погубят. Как погубили множество людей в их квартале.

Сесиль аккуратно сложила одеяло и положила куклу на подушку. Пусть спит здесь, где ее возлюбленный проводил свои последние дни перед тем, как исчезнуть навсегда в свой мир, откуда он явился, принеся с собой свою белоснежную улыбку и снежинки на длинных спутанных волосах. Сесиль наклонилась и поцеловала куклу в лоб. Прощай. Я должна уйти и сделать то, ради чего родилась на свет.


***

Дом на Сент-Оноре. В последнее время она прогуливалась тут каждый день, изучая окна, где иногда мелькало лицо тирана. Дома ли он? Сейчас будет ясно. Здесь живет девушка, которая носит для него продукты и, наверное, ухаживает за ним, не зная, что он из себя представляет. У нее грустные глаза. И несчастная, заблудшая душа. Сесиль бросила взгляд на корзинку. Два маленьких ножика. Она взяла их с кухни. Матушка говорила, что они острые, и их нельзя брать в руки, потому что можно порезаться. Один ножик она воткнет в его сердце, второй – в его шею. Наверное, нужно сделать так. Тогда злые духи покинут это тело и улетят навсегда. Сесиль постучалась в дверь и замерла на пороге. Только бы тиран был дома. Только бы никто не помешал.


Браун зарычал, сначала тихо, а потом - чуть громче, но с насиженного места в ногах не сдвинулся. Робеспьер открыл глаза и провел рукой по лицу, отгоняя сон. Все-таки сказалась усталость и он задремал, сидя в кресле в ожидании ужина. - Что такое, Браун? - спросил он, но пес только вильнул хвостом, настороженно вслушиваясь в одному ему понятные звуки с улицы. Какая-то возня, приглушенные голоса... Робеспьер подошел к окну и выглянув, увидел молодую девушку с корзиной в руках. Никола стоял у двери, на его лице был написан весь скептицизм, который только можно себе представить. Очередная просительница? Мысль о том, что это может быть кто-то из знакомых, Робеспьер отверг сразу - здесь всех знали. И почему в такое время? - Пойдем, Браун, - он направился к двери, решив спуститься вниз и, если не узнать о чем говорят, то хотя бы не опоздать к ужину.

- Мне нужен гражданин Робеспьер. - голос Сесиль прозвуча звонче обычного. Она нервничала. Что если он не захочет с ней встретиться? Злодеи ведь чувствуют опасность. Вот и от Адмираля он сбежал... Девушка, что открыла ей дверь, оказалась совершенно подчиненной его влиянию. Она совсем не хотела ничего слышать, и лишь повторяла, что гражданина Робеспьера нет дома. - Но ... мне очень нужно, - пролепетала Сесиль, окончательно падая духом. Здоровенный мужчина, который ошивается у дома. Почему он смотрит на нее с таким выражением, словно догадывается о том, что она собирается совершить. - Что вы так смотрите на меня? - растерялась Сесиль и прижала к груди корзинку.

- А зачем вам так нужно видеть гражданина Робеспьера? - спросил Николя, больше от нечего делать, чем из каких-то подозрений. Хотя нервная девица не очень ему нравилась, какая-то она... нервная, одним словом. - Назовите себя, мы скажем, что к нему приходили.

- Сесиль Рено. Меня зовут Сесиль Рено. - она подняла голову и посмотрела ему в глаза. - Пожалуйста, пустите меня в дом. Я знаю, что он дома. Пожауйста! Мне очень нужно его видеть! Это... моя мечта. Для меня это самое главное сейчас... Впустите, гражданин! Объясните этой девушке, чтобы она не обманывала меня.

Николя возвел глаза к небу, словно и не слышал. Много здесь таких ходит. К Марату уже пришла, тоже очень нужно было видеть. - В 9 вечера с визитами не ходят, - глубокомысленно изрек он. - Шли бы вы отсюда, гражданочка... От греха подальше.

- Я все равно, все равно, все равно должна к нему попасть! - Сесиль покраснела, на глаза навернулись слезы. - Вы, гражданин, не знаете, что говорите! Пропустите! Сейчас же пропустите!

Судя по крикам за окном, между Николя и неизвестной гражданкой началась небольшая война. Браун вертелся рядом, то подбегал к двери, то пытаясь привлечь внимание поскуливанием. А сейчас и вовсе ткнулся носом в ладонь.
- Что тебе? - машинально спросил Робеспьер, поглаживая собаку. - Тебя, верно, нервирует шум? Поднявшись, он прошел к двери и попытался выйти на улицу, что было не так легко: Николя загораживал проход и похоже, был твердо намерен не только никого не впускать, но и никого не выпускать. - Что происходит? - поинтересовался он, когда телохранитель соизволил повернуться.

- Гражданочка с ума сходит, - флегматично пояснил Николя. - Очень хочет вас видеть. Шли бы вы внутрь, гражданин Робеспьер. Нечего здесь стоять. Простудитесь.

- Это вы... - выдохнула Сесиль. Рука потянулась к ножу, но она отдернула ее. Здесь этот мужчина. Он - тоже враг. Он будет защитать тирана, а поразить его она сможет, лишь оставшись с ним наедине. Она беспомощнь взглянула на Никола. - Пожалуйста, оставьте нас одних?

- Еще чего, - презрительно фыркнул Николя.

- Гражданин, скажите ему! - Сесиль посмотрела на Робеспьера. Какой же он страшный... Лицо - как будто стершаяся маска. Такие лица она видела у людей, которых вели на эшафот. А глаза - как у кошки. Цепкие, холодные.

- Что вам угодно, гражданка? - спросил Робеспьер, довольно холодно. Поведение молодой женщины было, мягко говоря, странным. Сумасшедшая? Все возможно. И только этого недоставало. - Изложите ваше дело.

- Впустите меня в дом! - Сесиль начинала заводиться.

- Николя, отойди, пожалуйста, - Робеспьер попытался отстранить телохранителя, но это удалось только тогда, когда тот сам решил отойти в сторону, демонстративно сжимая в руке увесистую дубинку. - Вас впустят в дом не раньше, чем вы изложите свою просьбу, - сказал Робеспьер, повернувшись к гражданке. - Вы, похоже, не в себе, раз поднимаете такой шум. Что вам нужно?

- Чтобы он ушел! - Сесиль сделала шаг вперед. не сводя взгляда с Робеспьера. И тихо зашептала молитву. Если ее не впустят, она воткнет нож прямо здесь. На пороге его дома. И Господь ей поможет.

- Он не уйдет, - резко сказал Робеспьер, отступив. Теперь не приходилось сомневаться в том, что намерения гражданки отнюдь не добрые. Очень тихо, почти неслышно, Никола переместился ближе. Несмотря на внушительное телосложение он был ловок, как кошка и безумная девица этот маневр, похоже, не заметила.

Сесиль дрогнула. Рука сама потянулась к ножу, который лежал в корзинке. Если все сделать быстро... Если Господь поможет... Глаза расширились. - Умри, тиран. - Губы продолжали шептать бессвязные слова. На запястье сомкнулась железная ладонь огромного человека. Он что-то говорил - грубо, громко.

- А ну-ка, гражданочка... - Никола быстро подобрал корзинку, которую выронила девица и убедившись, что Робеспьер зашел в дом, продолжил допрос на свой лад: - Быстро сознавайся, дрянь, кто тебя надоумил?! Хотя... --- Он прищурился, рассмотрев приближающегося напарника: - Где шатался? У нас тут происшествие... Давай-ка отведем гражданочку в Комитет, там из нее быстро вытрясут всю-всю правду.

Не задавая лишних вопросов, напарник нежно подхватил притихшую девицу под другую руку и они направились к выходу из дворика, к которому постепенно начали стягиваться любопытные. На вопросы нежное создание не отвечало, только пробормотало, что к королю можно было входить спокойно.

- Вы что, за короля? - спросил совершенно сбитый с толку Буланже, даже не поняв толком, что произошло. Ответ можно было сразу заносить в протокольные книги: девица сказала, что пролила бы за монарха свою кровь.

- Тебе предоставится такой случай, - зловеще пообещал Никола.

Сесиль обернулась в последний раз. Он смотрел в окно или ей это показалось? В отчаянии она крикнула: "Ты все равно умрешь, тиран! Я проклинаю тебя! И весь народ проклинает!" Затрещина. Уже неважно. Она програла.

***** Конец четвертого сезона *********

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Май 15, 2010 2:57 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

***** часть пятая*****

Июнь 1794 года

Анри Сансон, маркиза де Шалабр

«Тиран должен умереть»
Палач Анри Сансон мотнул головой, чтобы прогнать видение. Девушка, совсем молоденькая, с широко распахнутыми глазами. Он видел, как ее уводили жандармы. Это было вечером, он как раз возвращался домой. Особенно запомнился кусок черствого хлеба, который полетел из окна в сторону уходящих. Смешной народ. Они кричат о голоде, но готовы бросать продукты на улицу, как говорится «для красного словца». И одновременно обсуждать праздник, который готовит им Максимильян Робеспьер. Верховное существо? Кажется, примерно так. Оно призвано, чтобы заменить уничтоженную религию. Анри Сансон распахнул дверь своего дома и остановился на пороге, глядя на пыльные полки с книгами и большой эскиз воздушного шара, прикрепленный к стене. Он не прикасался к нему несколько дней, потому что руки болели от работы. Количество казненных увелчивается. Их – по несколько десятков в день. Полустершиеся лица, они уже не запоминаются. Ко всему привыкаешь. Так говорил отец. Только вряд ли он в самом страшном сне мог предположить то, что произойдет с парижанами... Стук в дверь? Гости у него бывали нечасто. Палач распахнул дверь, ожидая увидеть своего старого друга Гильотена. И замер в изумлении. На пороге стояла женщина. Та самая, с которой он познакомился в театре дней десять назад. В тот вечер он позволил себе заговорить с ней, хотя уже давно дал себе зарок не приближаться к обычным людям. А она, узнав, кто он такой, разумеется, поспешила тогда вежливо удалиться. Сейчас она стояла на пороге, виновато глядя ему в глаза и сжимая в руках книгу.

- Анри Сансон? Простите, что я наведалась к вам без приглашения… Но мне показалось… - Она замялась, подбирая слова.

- Проходите, я крайне рад вас видеть, - Сансон осторожно провел ее в дом, ругая себя за то, что отказался от услуг соседки, которая изредка убирала его дом. – Что привело вас ко мне?

Она улыбнулась. У нее была потрясающая улыбка – в ней была обезоруживающая беззащитность и тихая грусть.

- Раскаяние. Не могла простить себе собственного бегства в тот вечер. Вот, возьмите. – она протянула ему книгу. – Жизнеописание Моцарта. Редкое издание. Я приобрела его однажды… - Она замялась, подбирая слова. – Меня зовут Жанна Шалабр. Думаю, что нечестно общаться с вами, не называя своего имени.

Сансон внимательно смотрел на нее, любуясь и сочувствуя одновременно. Аристократка. Через его руки таких прошли сотни за эти годы. Понятно откуда взялась тоска, поселившаяся в ее темных глазах.

- Ваше имя ни о чем мне не говорит, - улыбнулся Сансон. – Мне бы хотелось считать, что ко мне вас привела симпатия и желание продолжить знакомство, но палачей, как правило, обходят стороной. Вы пришли за помощью? Чем я могу помочь вам, Жанна? Я в полном вашем распоряжении.

- Нет, что вы, я не нуждаюсь в помощи! Просто мне показалось, что я вас обидела. И мне захотелось сделать вам подарок. – Маркиза растерянно улыбнулась ему. Теперь она имела возможность рассмотреть этого человека, поразившего ее воображение. Немолодой, наполовину седой, грузный, сутулый, нос – длинноватый, густые брови, нависающие над глазами. А глаза – голубые и усталые. Таким бывает небо перед дождем.

- Вы смелая женщина, - задумчиво сказал Сансон. – И, судя по всему, вы не суеверны, раз пришли сюда.

- Отдай свою вещь Сансону, и следующей к нему перекочует твоя голова, - маркиза склонила голову. – Я слышала множество историй о вас. Нет, я не боюсь. Боятся те, кому есть что чего терять.

- А вам нечего терять? Не верю, - Сансон стал предельно серьезным. – Вы запутались в собственном мире? С каждым из нас иногда происходит нечто подобное. Но даже на перепутье есть выход. Достаточно взглянуть вокруг, просто выйти на улицу и вдохнуть воздух парижских улиц, отринув собственные сомнения и страхи. Просто запрокинуть голову, взглянуть на звезды и загадать желание. Когда вы в последний раз смотрели на звезды, Жанна?

Маркиза тихо рассмеялась. – Я не умею видеть звезд. Для меня они – лишь расплывчатая светящаяся дымка. Я почти не различаю предметов, которые не находятся в непосредственной близости от меня. Я и вас бы не запомнила, если бы мы не сидели за соседними креслами.

- Вы лишаете себя этого удовольствия.. из тщеславия? Простите, Жанна, если обидел вас, но я ни разу не видел вас в очках… Простите… - Сансон смутился, испугавшись собственной бестактности.

- Вы подобрали верные слова, - грустно улыбнулась маркиза. – Мое зрение уже много лет оставляет желать лучшего, но из тщеславия и желания казаться красивее и моложе, чем я есть, я не позволяю себе…

- Не продолжайте. Я вас понял, - мягко сказал Сансон. – Один мой друг просит меня никогда не рассказывать о казнях, потому что считает себя виновным в том, что люди гибнут в таких количествах. Когда-то он изобрел гильотину. А теперь не может простить себе этого и пытается скрыться от самого себя, просто игнорируя происходящее. Это – самообман. Мы сами способны строить свой мир. Вы знаете, сколько лет отмеряно вам судьбой? Мир несовершенен, и в любой момент мы можем его покинуть. Так стоит ли лишать себя того, что нам дано природой? Видеть звезды, дома, людей. Различать лица и распознавать, глядя им в глаза, добро и зло. Встречать весну и улыбаться облакам. Вы давно смотрели на облака? Просто так, запрокинув голову и оторвавшись от окружающей вас грязи и интриг?

Маркиза покачала головой.

- Приходите завтра. Если решитесь. Ровно в шесть тридцать утра я отправлюсь в Булонский лес. Я обнаружил редкую птицу, поселившуюся там, и хочу записать свои впечатления, чтобы направить письмо своему знакомому ученому, изучающему дикую природу. Вы вправе отказаться. Я не обижусь и пойму.

- В шесть тридцать? Вы верно рассчитали время. После семи птицы, как правило, встретив утро, забывают о собственной беспечности и погружаются в свои будничные дела. Я отличаю их по голосам, - тихо сказала маркиза. И добавила. – Я приду. Благодарю вас.

Они проговорили около часа, после чего она отправилась домой. По дороге маркиза заглянула к знакомому аптекарю, чтобы заказать для себя очки. Этот человек прав. Пора взглянуть на мир и перестать прятаться от реальности.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Май 15, 2010 3:06 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Вена.

Маарет, граф Сен-Жермен.

- Браво, граф, таких рассказов я не слышала уже много лет! – рассмеялась Маарет и с нежностью взглянула на старого друга, недавно вернувшегося из своей дипломатической миссии. Эта весна, которая плавно перетекла в лето, выдались на удивление теплыми и приятными. Маарет могла оценить лишь вечерние виды Вены, но и этого было достаточно, чтобы признать, что она многое теряла, не уступая просьбам Сен-Жермена посетить его любимый город. Как всегда изящно одетый и подтянутый, граф сегодня превзошел себя, рассказывая ей в лицах о том, как он случайно столкнулся с Маэлом, который поставил себе целью сорвать переговоры французского генерала Карно с герцогом Кобургским. Особенно ее позабавила его привязанность к юному смертному политику, который когда-то был его заклятым врагом. Сен-Жюста она хорошо запомнила с той самой встречи в замке, на которой присутствовал барон де Бац со своими верными слугами, и они с Сен-Жерменом. Именно там, узнав о его трогательной мечте познакомиться с легендарным графом, Маарет решила сохранить ему жизнь и дала возможность уйти и все забыть…

- Значит, вы говорите, граф, что Маэл окончательно пришел в себя и больше не такой мрачный, как в момент своего отъезда?

- Признаться, некоторые его поступки остаются для меня тайной за семью печатями, - улыбнулся Сен-Жермен. - Насколько я знаю, Маэл желал отомстить этим деятелям, но пошел служить во французскую армию. Если это - форма мести, то я, наверное, перестал понимать его логику. Но, безусловно, он пришел в себя и даже успел завести себе нескольких могущественных врагов, которые мечтаю его убить. А он с интересом ждет, когда они рискнут повторить попытку.

- Тот самый генерал, о котором вы рассказали? Лазар Карно? - поинтересовалась Маарет. - Или есть кто-то еще? Маэлу обязательно нужно с кем-то воевать, граф, нам с вами этого не понять. Ему чужды наши светские развлечения.

- Да, он самый, - кивнул Сен-Жермен. - Насколько я знаю, Карно стрелял в него и Маэл не нашел ничего лучшего, чем в следующий же вечер отослать подальше Кобурга, взять меня под весьма своеобразный арест, нанести визит Карно, окончательно расстроив переговоры и бежать, категорически отказавшись пользоваться своими способностями.

- Бедный Карно, - Маарет возвела к небу глаза. - Слышала, он не только военный, но и ученый. В недобрый час ему пришла в голову мысль выстрелить в Маэла. А что ваш юный друг Сен-Жюст? По вашим словам я делаю вывод, что у них с Маэлом - полное взаимопонимание. Надеюсь, вы с Маэлом не хотите сделать из него пророка, раскрывающего заговоры силой мысли? Если бы Маэл поделился с ним информацией, которую легко может взять из мыслей смертных, случилась бы катастрофа.

- Даже не знаю, что тебе сказать, Маарет, - развел руками Сен-Жермен. - Я пытался сказать Маэлу, что он вмешивается в историю. Он внимательно выслушал меня и сделал все по-своему. Переубедить этого упрямца не в моих силах, я с трудом убедил его не говорить Сен-Жюсту об участии Карно в переговорах и получил полуобещание...

- Переубедить его трудно... А вот немного отвлечь... - Маарет задумчиво взглянула в окно. Сквозь прозрачные занавески пробивались отблески ночных фонарей. Цокот копыт по мощеным мостовым. И тишина. - Удивительно спокойный город, произнесла вслух Маарет. Я благодарна тебе за это путешествие. Сегодня я посмотрела на календарь и поняла, что близится важная дата. Через месяц будет ровно восемьсот лет с момента нашего знакомства с Маэлом. Я думаю о том, какой преподнести ему подарок. И боюсь, что, послушав тебя, закажу для него новое обмундирование солдата французской армии. - Говоря это Маарет крутила в руке небольшой медальон с характерным значком в форме буквы "Т" на крышке.

- И его расстреляют еще раз, пытаясь выяснить, где он взял новую форму, - рассмеялся Сен-Жермен. - Думаешь, это его развеселит? К счастью, ты не видела, что представляет собой французская армия...

- Не видела, и даже видеть не хочу, - поморщилась Маарет. - Историю, которую закрутили Робеспьер, Дантон и Марат я не одобряю с самого начала. К счастью, Франция никогда не находилась в списке моих любимчиков... Но развлечь его я хочу не этим. Скажите, граф, давно ли с вами связывался господин Лайтнер из тайного ордена?

- Давно, - слегка нахмурился Сен-Жермен. - Этот... прохвост обманул меня. Больше я не буду иметь дело ни с ним, ни с его Орденом, несмотря на то, что меня все так же интересуют их архивы. Но чтобы ответить на твой вопрос скажу, что я виделся с ним немногим больше года назад.

- Как ты знаешь, мы были с Реджинальдом дружны до недавнего времени, - заговорила Маарет после непродолжительной паузы. - Однако, я вынуждена признать, что ты был прав. Я разочарована. Реджинальд не вынес бремени ответственности, которое возложил на себя, приняв должность Главы ордена. Печально, но, нарушая правила хрупкого мира, заключенного его предшественниками со мной лично, он не понимает, что творит и искренне считает, что действует в рамках договоренностей. Но это не так. Баланс пошатнулся. Реджинальд - уже не тот тихий и интеллигентный ученый, которого я знала. И мне кажется, что его миссия на земле исчерпана. - Маарет неслышно переместилась на другой конец комнаты и взяла с полки книгу в старинном переплете. - Посмотри. Я взяла на себя труд записать лишь часть ошибок, совершенных Реджинальдом за последнее время. Среди них фигурирует его обращение к несчастному Антуану Лавуазье. В тот день Лайтнер фактически бросил в лицо Маэлу перчатку... Понимаешь, к чему я веду? - Маарет загадочно улыбнулась.

- Иными словами, ты хочешь уничтожить Лайтнера руками Маэла? - спросил Сен-Жермен, хотя ответ был и так ясен, как ему казалось. - Ты знаешь, что я не сторонник таких развлечений, поэтому не знаю, что мне ответить. После того, как я очень долго рассказывал Маэлу прописные истины о чести и совести, поддержать подобный план было бы чем-то сродни предательству. Я знаю также его нелюбовь к слову "использовать", за что и поплатился Карно, в некотором роде... Причин же лично ненавидеть Лайтнера у меня нет, хоть он и обманщик...

- Ты не понял меня, - мягко сказала Маарет. - Я, как и ты, знаю, как Маэл отреагировал бы, если бы узнал, что я хочу уничтожить Лайтнера его руками. Лайтнер уничтожит себя сам. А я просто останусь зрителем в этой истории и посмотрю со стороны, не пытаясь вразумить его, как делала это раньше. Как ты знаешь, Маэл взял себе новое имя. Сотрудники Ордена об этом не знают. Вчера я получила письмо, в котором Лайтнер интересуется, известен ли мне бессмертный по имени Эжен Блаве. Этот вопрос - не случаен, потому что Реджинальд свято чтит моих друзей и никогда не подсылает к ним своих агентов. Я могу открыть секрет Маэла. А могу и промолчать. Ведь это не будет предательством? - в ее глазах промелькнул озорной огонек.

- О, разумеется, ты можешь и не знать, что Маэл взял себе новое имя, - улыбнулся Сен-Жермен и, слегка поклонившись, поцеловал ей руку. - Я имею честь говорить с гением интриги. Ты ведь знаешь, что Лайтнер клюнет на удочку, даже не пытаясь рассмотреть, что представляет собой наживка.

- А наживка окажется ему не по зубам, - развеселилась Маарет. - Граф, вы лучший смертный спутник на свете. Я знала, что вам понравится и, главное, доставит удовольствие немного понаблюдать за происходящим. Давайте напишем письмо в Орден. Прямо сейчас. А потом - в Оперу. Вы обещали мне, что в Вене покажете мне нечто, что поразит мое воображение.

- Давай напишем. - Сен-Жермен придвинул к себе бумагу и чернильницу. - Ты будешь диктовать? Отправим его как можно быстрее, чтобы покончить с делами на сегодня, а потом - в Оперу.

Маарет неслышно зашагала по комнате. "Уважаемый мистер Лайтнер! Ваше письмо оставило во мне чувство недоумения. Я впервые слышу о бессмертном с указанным Вами именем. Буду Вам признательна, если Вы найдете время оповестить меня о ходе расследования. Я подозреваю, что этим бессмертным может оказаться человек, который много лет назад имел со мной небольшой конфликт. Но это - лишь предположение. С наилучшими пожеланиями, Маарет и граф Сен-Жермен.

- Вот и все, - Сен-Жермен еще раз перечитал письмо перед тем, как запечатать его. По правде говоря, ему было немного жаль Лайтнера, который в скором времени должен был закончить свое существование. Кроме того его не покидало неприятное ощущение, что они используют Маэла в своих целях и рано или поздно бессмертный об этом или узнает или догадается. С другой стороны… С другой стороны они могут опоздать в Оперу. – Я отправлю это письмо утренней почтой, Маарет. А теперь пойдем, иначе мы опоздаем.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Май 15, 2010 3:13 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Париж

Лазар Гош, Бьянка

- Идите. Без права выезда из Парижа... Голос жандарма до сих пор отдавался эхом в голове. Свобода... Свобода ли? И нужна ли такая свобода? Возможность идти куда угодно, в пределах отмеренного предела. В тюрьме было легче. А здесь, от неизвестности и ощущения, что тебя выпустили... Низачем, и не выпустили, а вывели на длинную прогулку-только хуже. Это хуже, чем, наверное, смерть, потому что это- длинная прогулка перед неизвестным.
- С дороги! - скучный голос. Знакомый окрик.
Везут телегу на казнь.
Лазар Гош проводил взглядом осужденных. Его выпустили ночью. Тайно. Отмечаться в Комитете. Не выезжать из Парижа. "Зато на свободе", - усмехнулся жандарм. Какая к черту свобода. Он снова не стоит ничего. Снова никто. Больше нет генеральских эполет, армии, адъютантов, высоких невзятых стен.... Скрип замолкает. Скоро лязгнет гильотина. Телега проехала. Он остался. Зачем? И что дороже - жизнь или лязг гильотины после того, как на последние деньги он купит лошадь и помчится в армию, чтобы честно поговорить с Пишегрю?
- я лишний здесь. И снова никто, - вслух проговорил Гош, когда толпа отпрянула, вдавив его в парапет набережной у Тюильри. Голубое платье... Кстати, знакомое. Он развернулся, преграждая путь толпе.
- Хорошо, на ангела похожи Вы, а не я, но сегодня моя очередь сторожить Вас от толпы, хорошо?, улыбнулся Гош, любуясь Жюльетт Флери, тоже попавшей в толпу. Отпихнув пьяного гражданина, который решил познакомиться с гражданкой Флери, он подхватил ее под руку и повел в сторону, - А Вы не только красивая, но и храбрая, - проговорил он, надеясь что она услышит.

- Генерал? - Бьянка вскинула брови, искренне изумившись. Этого человека она вычеркнула из своей жизни после того, как Робеспьер дал ей понять, что ее визиты в тюрьму неуместны. Он как всегда был прав. Тогда, в мае, она наделала кучу глупостей, и чуть не погубила себя, воюя, воодушевленная генералом, с толпой беспринципных комиссаров, ринувшись в это дело, очертя голову. Сейчас она поправила свое положение, далеко спрятала Жана Клери и находилась на перепутье. Однако, незаконченность мешала ей жить. Казалось, все приняли ее решение отойти в сторону и тихо заниматься расследованиями. Но чувства удовлетворения не было. Правильно ли жить по правилам? Заставлять себя не приходить на Сент-Оноре, несмотря на то, что рвешься к этому каждый вечер? Заставлять себя не говорить об этом Огюстену? Заставлять себя считать, что Сен-Жюст со своим плохим настроением ничего для нее не значит? Эти мысли сводили с ума и гнали на улицу в поисках острых ощущений. Сейчас готовилось одно из них. Однако, этот голос помешал ее планам. - Вы на свободе? Какими судьбами?

- Сам не знаю, - ответил Гош, - и я не на свободе. Я не в тюрьме. Это разные вещи. Но, - он усмехнулся, - после того что я слышал- едва ли Ваш брат будет копаться в этой истории теперь, - он поежился и в который раз пожалел, что так жутко выглядит. Ночевал он у старого друга и, понимая, что мундир неуместен, сейчас был одет во фрак с чужого плеча, слегка широкий коротковатый. Она смотрит под ноги, значит видит, что сапоги стоптанные. Черт побери, - Вы как всегда не реагируете на комплименты,- констатировал он, - Жаль, а то я бы наговорил Вам свежих. Кстати, Вашему брату в газету не нужен работник? У меня нормальный... Нормальный почерк, - уверенно заявил он, могу отремонтировать крышу, или еще что-то сделать. В обмен на цену коня, - зло проговорил Гош, подняв голову.

Бьянка уставилась на него во все глаза, затем рассмеялась, не сдержавшись. - Генерал, после этих слов вы можете смело записывать меня в почитательницы вашего чувства юмора. Браво! А если вы считаете, что я смотрю на ваши стоптанные ботинки, то вы ошибаетесь. Я смотрю на ботинки вон того гражданина и прикидываю, насколько повышается его самомнение, когда он одевает ботинки с такими высокими каблуками. И еще думаю, что он, наверное, их заказывает специально. Что касается комплиментов, то я никогда от них не отказываюсь, что вы! Кстати, я ими не избалована. - Она доверительно понизила голос. - В этом городе многие боятся со мной заговаривать.

Гош рассмеялся вместе с ней, подумав, что он как раз говорил серьезно. Жалованья не осталось давно, сбережений он никогда не имел, ужинать сегодня надеялся у друзей... Наконец, это состояние внигде и никак его доконало уже за сутки. Пусть - гильотина. Главное - действовать. Он хотя бы напоследок узнает о роли Пишегрю в этой истории. И увидит еще чуть-чуть войны.
- Но, кажется, хотя многие боястся говорить с Вами, Вы не боитесь никого, Жюльетт, - заметил он, - Но меня огорчает, что Вы рассматриваете сапоги прохожего. Я ведь лучше, или нет? - усмехнулся он, снова отпихнув какого-то ретивого горожанина, который в порыве, видимо, братских, чувств, хотел приобнять Жюльетт Флери. Толпа гудела, видимо, проаожая в последний путь кого-то особенно важного для нее.

- Вы? Лучше. Честное слово, я рада, что вас отпустили. Однако, вы пребываете в раздумьях, так? - Бьянка позволила увлечь себя из толпы. Молодой генерал так напоминал ей прошлогоднего Сен-Жюста, что она начала фантазировать о том, каким станет Гош через год. Сен-Жюст повзрослел и прогнулся под бременем ответственности. - Итак, Лазар, вы на перепутье и готовы сбежать из Парижа в поисказ истины? Я угадала? - Тут она немного покривила душой. Это желание она прочла в его мыслях.

- Не истины, - поправил Гош, - Справедливости. А истина будет простая, то , что я сбегу из-под присмотра наших добрых друзей, якобинцев и стану казненным на гильотине генералом номер тридцать четыре из мне известных... кажется. Вмето мнея назначат какого-нибудь Жака, который будет пить с гренадерами и спать с ними у костра, не будучи в силах даже совершить обход. Зато он будет временно благонадежен, и спрячет свои зубы, чтобы показывать их только окорокам, захваченным у неприятеля. Зато он будет писать в Комитет Общественого Спасения вирши в стиле "Благословляю Вас, сыны отечества", - поянил Гош свою мысль, - Да старина Марат бы за такое с лестницы спустил! Вы ведь знали его, раз Ваш брат у него учился? Я помню, когда я в первый раз притащил ему воззвание к гвардии, он меня чуть с лестницы не спустил! Сказал, что еще хоть раз увидит лесть - и бльшена порог не пустит. И, кстати, его башмаки были еще стоптаннее моих сапог, - задиристо добавил Гош, - И ничего!

- Да, я знала Марата, - Бьянка опустила глаза. Картина, описанная Гошем, представилась, как живая. И он прав. Марат был небрежен в одежде настолько, насколько это возможно. Но лишь на людях. Она знала и другого Марата. Однажды они весь вечер просидели у камина, предаваясь воспоминаниям. Точнее, Марат рассказывал о себе в период своей работы врачом, а она слушала, затаив дыханье. Он так увлекся, что извлек из сундука пыльный фрак, в котором когда-то ходил на приеме. Они смеялись, примеряя допотопную одежду, а потом он посерьезнел и дал ей задание - написаьт короткую заметку о том, что он только что рассказал, превратившись в беспристрастного журналиста. Это была игра. Заметка от лица жирондистов. Роялистов. Якобинцев. начинающего журналиста. В конце концов он закружил ее по комнате, воскликнув: "Ты - моя лучшая ученица!" Как это было давно. Бьянка встряхнулась, отгоняя воспоминания. - Ваш план хорош, но смертельно опасен, генерал. А вы - один из немногих людей, кто вызвал во мне симпатию. Поэтому я не поддержу вас. Лучше предложу составить вам компанию в какой-нибудь таверне. Хотите?

- И пить в память о Марате? - улыбнулся Гош, - Пожалуй, нет. Я просто боюсь терять время даже на воспоминания. Кроме того, есть еще несколько причин, по которым я хочу быть трезвым, - Одна причина заключалась в беспокоившей его записке Мерлена, над которой стоило подумать, другая - в отсутствии денег, которые предстояло где-то добыть. Третья, к сожалению, заключалась в том, что пить он имел привычку только в одиночестве, - Вас устроит, если я просто провожу Вас домой? Что касается моего смертельно опасного плана, забудьте. Если решу- сделаю, если нет - не сделаю. и никаких опасностей и слышать не хочу. Так что, позволите Вас проводить или будете упираться и опукать долу Ваши прекрасные глаза?

- Знаете, а вы, как и Сен-Жюст, однозначно воспринимаете слово "таверна", - серьезно сказала Бьянка. - И к собственным желаниям относитесь похоже. Не обижайтесь. Я просто люблю наблюдать за людьми и теперь понимаю, что вы никогда в жизни не сойдетесь. Проводите меня. И будьте гостем в моем доме, если захотите. На правах друга, разумеется, - она весело подмигнула ему. - Я живу не одна, и, думаю, что мой выбор - окончательный и бесповоротный. Кстати, как поживает ваша спутница? Она, наверное, сойдет с ума от счастья, что вы вновь на свободе..

- Поняти не имею, а Вы, походе, полохо информированы, - холодлно протянул Гош и выпрямился, - Так что, идемте, - мягче проговрил он, - И не волнуйтесь. На лошадь денег у меня нет, зато есть деньги на чернила. Мне кажется, они иногда не менее ценны, чем кровь - Ваш брат знает лучше, а старик Марат знал еще лучше нас.

- Кажется, я затронула болезненную для вас тему. - Бьянка легко дотронулась до его руки. - Простите, генерал. Уверена, что вы сможете восстановить свои позиции. А чернила я вам подарю. Чернила и бумагу. У меня их в избытке... От брата. Мы пришли.

- Лучше подарите мне что-то на память, - прищурился Гош, - Черниола и сам куплю.

Бьянка на секунду задумалась, затем сняла с руки тонкий серебтяный браслет и протянула своему спутнику. - Возьмите, если не боитесь быть уличенным в измене. Больше у меня сейчас ничего нет.

Гош положил браслет в карман и на старый манер поцеловал руку Жюльетт Флери, - Пойдет в коллекцию, - заметил он, - Стойте, шучу. Мне правда захотелось иметь что-то на память о Вас и Вашем брате. Ну и надо же было ответиьт что-то на Ваше унизительное предложение подарить чернила... Но бьет три часа ночи. Вам пора домой, а мне - искать себе угол для ночлега. Счастливо, гражданка. Думаю, мы еще увидимся, - Гош пожал ей руку и снова вздернул подбородок, после чего развернулся на месте и быстро пошел вверх по улице.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 24, 25, 26 ... 35, 36, 37  След.
Страница 25 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group