Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 27, 28, 29 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Июн 13, 2010 3:38 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Тюильри.

Жанна де Шалабр, Сен-Жюст, Робеспьер.


Маркиза де Шалабр спустилась с подножки экипажа. Она направлялась в Тюильри. Следит ли за ней молодой человек, потребовавший с нее деньги, она не знала, но надеялась, что он слишком занят расчетами своей будущей прибыли. В сердце больше не было привычной жалости. Она и сама удивлялась, как быстро приняла решение, на которое раньше у нее ушло бы несколько дней. Обнаружив толпу просителей, маркиза скромно присоединилась к ним, чтобы войти, не привлекая внимания. Вот и кабинет Робеспьера. Она заняла очередь у входа. Только сейчас маркиза поняла, что не захватила с собой книгу. Придется просидеть несколько часов, слушая чужие разговоры и сплетни. В ожидании прошло около получаса, когда разговоры вдруг затихли. Среди людей прокатился шепот: «Вон он, это тот самый Сен-Жюст!» Маркиза покрутила головой, чтобы разглядеть соратника Максимильяна, и, возможно, дать ему знак, но лишь услышала, как открылась и закрылась дверь. Оставалось надеяться, что Антуан ее заметил и понял, что она бы никогда не явилась без необходимости в Тюильри в такой час.

Сен-Жюст пребывал в веселом расположении духа. Вчера он провел прекрасный вечер в обществе Страффорда, а утром, заглянув в Бюро, обнаружил отчет Ришара в том виде, как и требовалось по плану. Вечером нужно будет переговорить с Клери, чтобы составить себе четкую картину происходящего. Страффорд назвал ее Бьянкой. Странное имя, непривычное и чужое, из другой страны и эпохи. Вряд ли он когда-нибудь сможет назвать ее так…Размышляя, Сен-Жюст прошел сквозь группу посетителей, которые, как обычно, толпились у кабинета Робеспьера. Но что это? Маркиза? Еще этого тут не хватало. Войдя к Неподкупному, Сен-Жюст положил на его стол отчет и произнес:

- Маркиза де Шалабр ожидает тебя у дверей. Ты знаешь об этом?

- Погоди, Антуан... Лучше присядь... - Робеспьер махнул рукой в сторону кресла и снова углубился в письмо, на которое предстояло ответить. Он бился над ним уже более получаса, силясь разобрать почерк. Складывалось ощущение, что писавший его человек решил, что ему все надоело и нацарапал последние строчки кое-как, из-за чего понять суть просьбы не было возможным. Только спустя минуту смысл слов соратника дошел до него, и письмо было отложено в сторону. - Что? Жанна? Нет, не знал.

- У нее хватило такта не входить сюда без очереди, - сказал Сен-Жюст. - Однако, она здесь. Сидит и не спускает глаз с твоей двери.

- Я не считаю, что у Жанны есть преимущество перед теми, кто пришел раньше, - сказал Робеспьер. - У тебя что-то не терпящее отлагательств или ты просто принес отчет? Признаться, ты меня озадачил... Жанна никогда не приходила сюда. Значит, что-то случилось.

- Я могу забрать ее с собой и расспросить, - пожал плечами Сен-Жюст. - Или ты против? Возможно, наш английский друг вышел с ней на связь? Он все еще на свободе, об этом не стоит забывать. Да, я просто занес отчет. Но это может и подождать.

- Я тоже подумал о нашем английском друге, - задумчиво сказал Робеспьер. - Но хотел бы поговорить с ней сам. Наверное, поступим так... отведи ее в тот кабинет, который собрались выделить под архив, он сейчас пустует. Я подойду туда, как только перепоручу прием бумаг Рикору. Те же, кто хочет говорить лично, немного подождут. Если известия касаются нашего англичанина, то не исключено, что меры нужно принять немедленно.

Сен-Жюст кивнул и вышел. Сразу подходить к маркизе было рискованно - это повлекло бы за собой ненужные разговоры. Поэтому он зашел еще в пару кабинетов под разными предлогами, затем, вновь оказавшись возле просителей, подошел к ней и сказал, чтобы она следовала за ним. Когда они добрались до нужной комнаты, он просто усадил ее за стол и уселся напротив, раскрыв газету. Он продолжал читать до момента появления Робеспьера.

- Здравствуй, Жанна, - Робеспьер прикрыл за собой дверь и отошел к окну, так как свободных стульев не было. Не тратя время на лишние разговоры, он решил сразу перейти к делу: - Что произошло?

Маркиза взглянула на Сен-Жюста, но весь его вид выразительно давал понять, что он не собирается уходить, если Максимильян его об этом не попросит. Она вздохнула и заговорила.

- Сегодня я случайно столкнулась с человеком, который, видимо, знал меня раньше. Он знает о моем происхождении и намерян рассказать о нем всем, если я не заплачу ему деньги. Я пришла посоветоваться, как мне поступить.

Сен-Жюст с интересом посмотрел на нее, но промолчал. Затем поднялся, кивнув на свое кресло.

- Садись, Максимильян. Если ты не против, я поприсутствую при вашем разговоре.

- Кто этот человек? Считаешь ли ты, что он серьезно намерен выполнить свою угрозу? - спросил Робеспьер, сделав несколько шагов к креслу. Что ответить Антуану он не знал, так как присутствие соратника стесняло его, тем более что разговор мог коснуться сугубо личных дел. Впрочем, не время высказывать недовольство, так как это самое время жестко лимитировано.

- Я буду у себя, - сказал Сен-Жюст, и направился к двери. То, что Робеспьер не ответил на вопрос, означало, что он не хочет его обидеть. - Всего доброго, гражданка Шалабр.

- Останься, - ровно сказал Робеспьер. Возможно, он мог бы быть благодарен Антуану за стремление уйти, если бы не знал, что за этим последует глубочайшая обида и упреки на протяжении, по меньшей мере, недели. И отъезд в армию. - Жанна, к сожалению, у меня очень мало времени.

Сен-Жюст остановился. Неужели соратник считает его настолько обидчивым, что ему проще попросить его остаться? Какая жертва. На секунду ему даже стало неудобно. Он улыбнулся.

- Максимильян, я просто хотел убедиться, что дело не касается англичанина. Мне действительно нужно идти. Но я в полном твоем распоряжении - сегодня у меня дел меньше, чем обычно.

Когда Сен-Жюст вышел, маркиза вздохнула свободно. Она боялась его, несмотря ни на что. Было что-то необъяснимо жуткое в красивом и утонченном молодом человеке, который так легко распоряжался человеческими жизнями. Что-то потустороннее.

- Я очень рада, что он не остался, - вырвалось у маркизы. Затем она перешла к делу. - Максимильян, я пришла сразу же, как только смогла. Этого человека я не знаю. Он - журналист. Пишет статьи в газету Мишеля Ландри. Поначалу, когда он назвал меня маркизой де Шалабр, я промолчала. Но он продолжал настаивать. Мишелю не удалось уговорить его замолчать. Тогда я приняла решение усыпить его бдительность. Я сказала ему, что согласна на его условия и выслушала их. Он попросил сто ливров. Я должна отдать их сегодня вечером. Он пригрозил, что если я сообщу жандармам о вымогательстве, он расскажет обо мне все. Не только жандармам, но и "чиновнику, который у меня бывает". Думаю, в попытке уговорить его, Мишель сказал нечто подобное, но не называл имен. Больше всего на свете я беспокоюсь о твоей репутации. И, конечно, не хочу, чтобы меня судили. Я готова уехать прямо сейчас, если это понадобится.

Робеспьер кивнул, принимая информацию. Глупый поступок. Какую пользу можно из этого извлечь, помимо пустого ареста желающего легко нажиться молодого человека? Можно надолго отбить у Ландри желание снабжать парижан сплетнями, это да. Но тогда придется забыть о статье с подозрениями в адрес Клери, которая была бы кстати.

- Не беспокойся о нем и ступай домой. Если будет спрашивать, скажи, что деньги сегодня вечером занесет сам чиновник. Разумеется, нет нужды уезжать из города.

- Ты хочешь пойти к нему... сам? - ахнула маркиза. - Но как.. Ведь он - журналист... Любое слово, пущенное в толпу... - она дотронулась до его руки и заглянула в глаза. - Максимильян, я все сделала правильно? Или вновь что-то не так?

- Ты поступила правильно, Жанна, - слегка улыбнулся Робеспьер. - Нельзя допускать шантаж, иначе это может зайти слишком далеко. Он очень пожалеет о том, что решил прибегнуть к подобным методам, а если решится заговорить, то пожалеет вдвойне. Журналист - профессия довольно опасная... Я приду сегодня вечером, постарайся успокоить своего вымогателя. Да, еще. Ты уверена, что он не следил за тобой? Я бы на его месте опасался любых чиновников, а ты пошла в Тюильри.

- Когда я выходила, он был так горд собой... И жаждал обсудить произошедшее со своим коллегой. - Маркиза вздохнула. - Он показался мне очень молодым и неопытным. Он был настолько потрясен своим открытием, что просто не думал, что делает и что говорит. Раньше мне бы было его жаль. Но человек, который идет на шантаж, не достоин жалости.

- Совершенно верно. Более того, вытребовав сто ливров он не остановится, в следующий раз попросит двести. Ничего не делая для того, чтобы эти деньги заработать. Впрочем, на философию у меня не остается времени. Прости, я должен вернуться к своим делам. Если ты боишься, я могу зайти в обеденное время, но скорее всего мне удастся прийти только вечером.

- Единственное, чего я боюсь - это совершить ошибку, - грустно улыбнулась маркиза. - Порой за них приходится платить слишком большую цену. Не беспокойся обо мне, Максимильян. Я буду ждать вечером. А сейчас не буду отрывать от работы.

- Тогда увидимся вечером, - кивнул на прощание Робеспьер.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Июн 14, 2010 1:50 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Дом Сен-Жюста

Сен-Жюст, Бьянка

Спичка, свеча, и комната озарилась призрачным светом. Сен-Жюст положил шляпу на комод и только сейчас различил застывшую фигурку за столом. Она что-то писала в темноте. И как он мог когда-то считать ее обычной женщиной? Она была гораздо более нереальной, чем Эжени, и даже чем Элени Дюваль. Наверное, сбивал с толку ее невинный взгляд и светлые волосы. Но ведь если приглядеться…

- А я знаю, как тебя зовут по-настоящему, - сказал Сен-Жюст вместо приветствия. Похоже, выспаться не удастся.

- Да? Страффорд поведал? Если он так разговорчив, то он, наверное, рассказал и много чего еще. Да, Антуан?

- Да нет, только имя, - почему-то смутился Сен-Жюст. – Ну, и еще то, что твой прежний спутник был полным…. – дальше последовало грубое выражение.

Бьянка рассмеялась. – Твой Страффорд прав. Пожалуйста, сядь рядом. И смени гнев на милость. У меня нет настроения парировать твои выпады. Просто поговори со мной. Ты удивишься, но мне иногда это нужно. Но если тема, которую я предложу тебе, покажется неприятной для твоего самолюбия, я готова обсудить с тобой свои достижения в области расследования. Я собрала нужную тебе информацию. Прошлась по всем, кто мог знать Декувьера. Даже переговорила с лионской делегацией, чтобы восстановить портрет человека, который подал бедняге Мерешалю идею выступить в Якобинском клубе с речью против Фуше и Колло. И даже- на всякий случай – прочла мысли последних на предмет этого убийства. И теперь знаю точно, что ни один, ни второй не причастны. Выбирай, что тебе интереснее.

Сен-Жюст сел рядом придвинув кресло и взял свою гостью за руку. Она была ледяной. Нечеловеческой. – Сегодня никаких разговоров о расследовании, Клери. Ты сегодня не такая, как обычно. Словно решила вернуться в ваш мир. Рассказывай. Не будет ни выпадов, ни упреков.

Бьянка медленно высвободила ладонь. – Не беспокойся, Антуан. Я прекрасно себя чувствую. Просто я потеряла интерес к еде, оттого и выгляжу так странно. Мне очень трудно. И с каждым днем все становится только хуже. Знаю, что ты считаешь это чувство глупостью и моим капризом. Если бы я могла что-то сделать с собой, я бы давно это сделала. Хочешь я расскажу тебе, почему я перестала себе мыслить свое существование в Париже без этого человека? Он умел слушать так, как никто другой. Когда я рядом с ним, мне спокойно и хорошо. Я видела, что и ему важны эти беседы со мной, потому что когда я приходила, он ненадолго становился просто человеком. Но потом все исчезло. Это расследование все изменило. Я больше не чувствую, что могу говорить с ним, как раньше. Я отчитываюсь о проделанной работе и ухожу. Наверное, так лучше для всех. Только мне от этого не легче.

Сен-Жюст поднялся, чтобы найти что-нибудь выпить. Не хотелось смотреть ей в глаза. Его план полностью удался – он вовлек ее в расследование и разрушил эти зарождающиеся теплые отношения, переведя их общение в нечто деловое и построенное на фактах и отчетах. Удивительно, что бессмертное существо может так переживать и думать о человеке, которого она даже не знает толком!
- Чего ты хочешь от него, Клери? – резко спросил Сен-Жюст. – Стать его любовницей? Правой рукой? Сделать его таким же, как ты сама? Пойми, для него ты – невеста его брата, которого он любит больше всех на свете! Черт возьми, прости за эти слова, знаю, ты ждала от меня не этого. Но я не могу понять.

- Таким же, как я сама? – Бьянка изумленно распахнула глаза. – Что ты, нет! Я могу передать свой дар лишь одному человеку. Все последующие окажутся гораздо слабее и, возможно, не выживут в нашем мире. Этот человек – ты. И, если ты не передумаешь сам, я заберу тебя, как и обещала. Ты спрашиваешь, чего я от него хочу? Наверное, хочу быть рядом. Помогать, если понадобится, рассказывать обо всем, что со мной происходит, слушать его, видеть одобрение в его глазах, знать, что он восхищается мной. Стать частью его жизни, незаменимой частью, стоять особняком, быть той, к кому он придет в первую очередь, если захочет побыть человеком. Но я опоздала. Такая женщина в его жизни уже существует. А я – лишь глупый ребенок со сверхъестественными способностями!

В ее голосе прозвучала такая тоска, что Сен-Жюст не нашелся сразу, что ответить. Он подошел и обнял ее за плечи. – Клери, в этой истории я тебе – не союзник. По ряду причин. Одна из них – то, что речь идет о главном политике страны, от которого зависит дело, за которое мы боролись. Не представляю себе, как на него может повлиять эта ситуация. К тому же, я не верю в то, что ты сможешь до него достучаться. Женщина, к которой ты ревнуешь, значит для него не так много, как ты думаешь. И, поверь мне, я бы не пожелал для тебя ее положения. Не обижайся. Я говорю то, что думаю.

На несколько секунд в воздухе повисла пауза.

- Да, ты прав, Антуан. Я бы была разочарована, услышав что-то другое. – Бьянка встряхнула головой. – Мне уже легче. Я посижу у тебя, если ты не возражаешь. Я разучилась быть одна. С момента отъезда Огюстена наша комната опустела, и я не нахожу себе места.

Сен-Жюст перевел дух. Тяжелый разговор закончился.
- Готов развлекать тебя до рассвета. Садись. Я расскажу тебе о том, как впервые встретился с Робеспьером, хочешь?

Он заговорил. Глядя, как ее лицо приобретает обычное умиротворенное выражение а глаза снова наполняются обычным для нее любопытством, Сен-Жюст подумал о том, что делает все правильно. Чем быстрее она выбросит эти глупости из головы, тем лучше для всех. А он позаботится о том, чтобы она не страдала от одиночества.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Июн 14, 2010 2:08 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Дом Мишеля Ландри.

Жанна де Шалабр, Робеспьер, Мишель Ландри, Бернар Делье.

Мишель Ландри отметил, что у него трясутся руки только при мысли о том, что Жанна Шалабр (а мысленно он называл ее именно так, без всяких там "де"), уже успела сообщить о них... кому хотела. Именно этим он объяснял причину, по которой ему даже не позволили проехать городскую заставу, мотивируя отказ тем, что у него нет распоряжения секции на выезд. Точнее, оно есть, но дата на нем четырехмесячной давности, а в связи с последним постановлением, Комитет по надзору обязан выдавать свидетельства благонадежным гражданам... И так далее. Где-то в глубине души у него теплилась надежда, что все дело действительно в просроченной бумаге, иначе его бы арестовали, но веры в эту жалкую попытку убедить себя не было. Вот так. Ну почему он стоял, как баран и не сделал попытки убедить Делье молчать, даже с помощью угроз или кулаков? Захотелось получить дармовой кофе? Ландри невесело рассмеялся. А теперь лишится головы. Он попытался работать, но в голову не шло абсолютно ничего. Так и сидел, уставившись в черновик, пока где-то в доме не хлопнула дверь - от этого звука журналист подпрыгнул, как от выстрела и едва поборол желание забиться в угол.

Бернар Делье вбежал в комнату, сияющий и возбужденный.

- Мишель! - начал он без приветствия. - Во-первых, у меня сложился план следующей заметки. Послушай, почему Клери можно, а нам нельзя? Давай поднимать злободневные темы! О тех же аристократах? Вот Клери поднял тему о комиссарах - посмотри, какой резонанс! А мы напишем об аристократах, которые живут под видом честных патриотов среди нас! Это безусловно тема! Что скажешь? Кстати, твоя соседка дома. Как думаешь, зайти к ней или она сама деньги принесет?

- Угу... - уныло согласился Ландри, даже не особенно думая над тем, а что, собственно "угу". Глядя на сияющего как новая монета коллегу, он не выдержал и ударил кулаком по столу из всей силы, так, что отшиб себе руку и зашипел от боли. - Ты понимаешь, во что ты нас втравил?! - воспоминание о сегодняшнем позорном бегстве никак не давало покоя, добавляя осознание того, что это... финал. Некрасивый и гадкий. Было мучительно обидно. - Зачем тебе, черт возьми, понадобился этот шантаж?! Она и без тебя спокойно жила с ведома всех комитетов и комитетчиков, а расставаться с жизнью из-за того, что тебе захотелось кофе с сахаром я не хочу! Понимаешь, не хочу!

- Да почему расставаться? - Бернар в который раз поймал себя на мысли, что нервозность коллеги начинает действовать на нервы. - Что я такого сказал то? Припугнул ее маленько. Ну и что? Она же согласилась платить. Значит, боится. А почему она должна жить, как принцесса, когда народ дохнет с голоду? Пусть хоть мы откусим кусочек ее благосостояния. Да я много и не прошу. Сто ливров - это же ерунда для аристократки! У нее там, наверное, тысячи закопаны!

- Все, довольно... - Ландри заходил по комнате, стараясь не обращать внимания на коллегу. Говорить с ним бессмысленно, это уже и так ясно. Кажется, в дверь постучали еще раз, он болезненно вслушивался в каждый шорох, но услышал только едва уловимый скрип половиц и легкие шаги, скорее всего, Жанны. Конечно, он мог и ошибаться, но сердце буквально зашлось от плохого предчувствия.

- Ну вот и все, - обреченно пробормотал он, ни к кому не обращаясь.

***

Дверь открыла Жанна. В свете лампы ее лицо казалось немного бледнее обычного и в движениях чувствовалась та скованность, которой обычно стараются замаскировать нервозность. Робеспьер придержал Брауна за ошейник, но пес и не высказывал желания немедленно укрыться где-нибудь в месте попрохладней, жара одинаково плохо действовала как на людей, так и на животных.

- Добрый вечер, Жанна. Я пришел, как и обещал, но со мной Браун. Если я буду заводить его, меня могут задержать... Но ты взволнована. Что-то случилось?

- Нет, нет, что ты, я совсем не волнуюсь, проходи, пожалуйста, - скороговоркой проговорила маркиза и, поймав руку своего гостя, провела его в свою комнату. - Браун измучен не меньше людей этой жарой, но у меня не менее душно, чем на улице. Налить ему воды? - Он, конечно, не мог не уловить ее беспокойства. Только вряд ли знал его истинную причину. Сегодня, возвращаясь из Тюильри, маркиза заглянула в лавку, чтобы купить муки. Впервые за много месяцев она услышала, что народ говорит о Робеспьере. Это было ужасно. Кажется, что кто-то намерянно пускает о нем гадкие слухи. О том, что он поставил себе задачу уничтожить патриотов. О том, что он - тиран. О его жестокости и о том, насколько он оторван от народа. Чуть позже она поняла, что речи исходят от одного человека. Провокатор. Но его слушали. Она попыталась возразить, не сдержавшись. И услышала о себе такое, что поспешила уйти. Глупо думать, что возможно было выбросить этого человека из головы. Просто невозможно. - Что может случиться со мной, Максимсильян? Я беспокоюсь о тебе, ничего больше, - вырвалось у маркизы.


- Обо мне нечего беспокоиться, - Робеспьер сел в кресло у окна, Браун улегся рядом, часто дыша и высунув язык. - Мне жаль тебя утруждать, Жанна, но я был бы благодарен, если бы принесла нам немного воды... - Робеспьер протянул руку, погладив животное. - Слишком жарко. А потом мы поговорим обо всем более вдумчиво.

- Да, конечно, - маркиза отправилась за водой, думая о том, что не стоит беспокоить Максимильяна рассказами о глупых разговорах в очереди. Он вновь пришел, что само по себе было прекрасно. Нужно жить сегодняшним днем, а сегодня она счастлива лишь оттого, что он уделяет ей внимание. Оставалась нерешенная проблема с шантажистом, что притаился за стеной. Но он обязательно что-то придумает. - Вот. - она поставила перед гостем графин и на пол - миску для собаки.

- Благодарю. Теперь расскажи мне, что случилось. Этот человек снова дал о себе знать, поэтому ты переживаешь? Брось, Жанна, все трудности в данном случае решаются по мере поступления. К сожалению, я не знаю этого человека и не могу предсказать его действия, иначе нашел бы, что сказать... - Робеспьер резко замолчал, услышав шаги в коридоре. Браун глухо заворчал, словно чувствуя, что сюда идут с недобрыми намерениями.

- Мне кажется, у нас сейчас будут визитеры, - спокойно сказал он.

Бернар Делье распахнул дверь и вошел, полный сознания того, что делает все верно. Аристократка должна расплачиваться за свое прошлое. Какого черта ее слуги измывались над простыми гражданами? Почему она должна жить, спокойно приспособившись? - Девять часов! - возвестил Делье, переступив порог ее комнаты.

- Без двух минут, - холодно бросил Робеспьер, бросив взгляд на часы. Лицо молодого человека показалось ему знакомым, потребовалось немного времени, чтобы в памяти всплыла их предыдущая встреча: кафе "Отто", разговор с гражданкой Флери и, как итог - невероятно гадкая статья, которая, к счастью, была воспринята именно как сплетня. Почесывая собаку за ухом, он ждал дальнейших действий со стороны вымогателя, надо признать, не без интереса.

- Гражданин Робеспьер? - опешил Делье. И даже отступил на шаг. Вот это новости. Чиновник, посещающий аристократку по ночам - Неподкупный?! Есть о чем подумать на досуге... - Не ожидал вас тут увидеть.. Здравствуйте!

- Зачем вы пришли? - задал вопрос Робеспьер, не сводя взгляда с журналиста. - Должно быть, у вас есть веская причина для этого визита. Уже довольно поздно.

- По-соседски поговорить с этой гражданкой, - быстро нашелся Делье. - Но я зайду позже. Вижу, она занята.

- Еще позже? - удивленно поднял брови Робеспьер. Потом резко прибавил: - Стойте! Возможно, вы пришли сюда за тем, чтобы сказать, что нуждаетесь в деньгах? Или напротив, не нуждаетесь?

Бернар Делье понял, что во фразе известного политика заключается намек. Вроде как "Ты меня видел, так что теперь ты понял, что стоит оставить мою любовницу в покое?" Но чувство противоречие не дало возможности молчать. Делье склонил голову, глядя на парочку.

- А вы можете назвать людей, кто сейчас в них не нуждается? Кроме, конечно, аристократок, которые в свое время изрядно повеселились за счет простого народа. Сейчас они предпочитают жить скромно, в тайной надежде, что их прошлое никому не известно...

- И вы решились на такую подлость, как шантаж, - больше утвердительно, чем вопросительно сказал Робеспьер. - Знаете, гражданин Делье, все это можно было бы назвать частным делом... В таком случае вы можете говорить абсолютно все, что вам взбредет в голову, к тому, что вы распространяете сплетни самые грязные и не всегда правдивые, парижане давно привыкли и не относятся к вашим выпадам серьезно. Скорее, снисходительно. До некоторых пор я тоже относился к этому снисходительно, но теперь не могу, так как в этом деле замешана политика.

- Стойте, гражданин Робеспьер! - воскликнул Делье отчаянно. На своего собеседника он решил не смотреть. Какой смысл смотреть в глаза смерти? Говорят, он казнит всех, кого захочет... А тут дело касается его любовницы. - Я знаю, что вы меня сейчас арестуете. Точнее, не вы, а ваши сотрудники. Но, тем не менее, пока я не обвиняет в государственной измене, я могу задать вопрос. Вас называют Неподкупным. Однако, вы, обрушиваясь на аристократов, сами ходите к аристократке. И ходите явно не в рабочих целях. Она богата. Вижу по ее платью, что не бедствует. Но у нее - свои преимущества. Она же - ваша ... подруга. Не так ли? Что касается сплетен, то это вы зря. Если вы говорите о моей статье, предполагающей ваши особые отношения с Жюльетт Флери, которая, как известно, вечно сопровождает вашего брата, то, простите, не вижу, что такого я сказал в своей статье. Я умолчал о том, что есть человек, который видел, как она бродила у вашего дома. С чего бы это? - он прищурился.

- Да как вы можете говорить то, чего не знаете! - не сдержалась маркиза. - Что вы знаете о моем благосостоянии? То, что я родилась аристократкой - еще не повод для обвинений! Я пожертвовала все свое состояние на благо Республики! Ваши выпады спровоцированы пакетиком с кофе, который вы увидели у меня? Боже мой, ну это смешно! - маркиза замолчала, взяв себя в руки. Она так расстроилась из-за беспочвенных обвинений, что едва сдерживалась от того, чтобы высказаться дальше. Слова о Жюльетт Флери ее покоробили, но об этом она предпочла не думать.

- Арестовать? Вас? Возможно, в этом есть смысл, - кивнул Робеспьер. - Простые логические рассуждения приводят меня к мысли, что дело здесь не столько в гражданке Шалабр, столько именно в аристократах. Что касается гражданки Флери, то если бы ваш человек умел использовать мозги, а не ту часть тела, которой он, видимо, думает, то уверяю вас, его выводы были бы совершенно иными. Ваши слова звучат как обвинение, однако, я не намерен оправдываться перед человеком, который вовлечен в заговор. Если вы решите немного покричать на улицах, полагая, что это вам поможет или же очистит вашу совесть - пожалуйста, кричите. Разумеется, будет крупный скандал, однако ваши происки не идут ни в какое сравнение ни с сотней ливров, которые, вы, кстати, не получите, ни с благосостоянием гражданки Шалабр.

- Я ничего не понял из ваших слов, - оторопел Делье. - Вы обвиняете меня в заговоре?

- Именно, - кивнул Робеспьер. - Я изложу вам события, о ходе которых у меня уже не остается ни малейших сомнений, хотя считаю это лишней тратой времени. Итак, некоторое время назад, после разговора с посетителем, который хотел опубликовать статью, ваш коллега, Ландри, был арестован. И справедливо обвинен в связях с англичанами, так как тот человек находится под наблюдением. Ландри клялся, что ничего не знал об этом, но мы с недоверием отнеслись к его словам... ровно до тех пор, пока в газете не была напечатана эта статья. Под вашим чутким руководством, так как ваш коллега находился в тюрьме. Ни один честный патриот не осмелился бы печатать подобное, так как в тексте, записанного со слов заговорщика, содержались определенные инструкции. Вы же печатаете это, рассчитывая, что Ландри не станет вам препятствовать и здесь расчет верен. Вам удалось замаскировать интерес к рассказу различными солеными сплетнями, однако в ваши планы не входило возвращение Ландри. Тогда, чтобы обезопасить себя от нежелательных последствий, вы решаете шантажировать гражданку Шалабр и, возможно, желая свалить на нее ответственность за этот визит...

- О господи... К чему вы клоните?! - перепугался Делье. - Да что вы такое говорите?! Да причем тут.... Ну, конечно, вывернуть можно все что угодно... И этот человек приходил не ко мне... Наверное, я позову Мишеля... - Делье попятился к двери. Вот, значит, как. Теперь все вставало на свои места. Заговор эбертистов и десятки казненных вместе с Папашей Дюшеном. Кое-кто позволял себе сомневаться в их виновности. Но на суде обвинения звучали так стройно и грамотно, что никто не усомнился. Также, как сейчас. Этот человек, стоя перед ним и глядя в глаза, демонстрировал, как легко он отправит его на гильотину, представив обществу врагом республики и заговорщиком. - Я знал, что она пойдет к вам! И написал письмо! И спрятал его! Ее тайна все равно будет раскрыта, даже если вы обвините меня в том, чего я не делал! - нервно выкрикнул Делье.

- Вы лжете, - Робеспьер брезгливо передернул плечами, не сдержавшись. - Избавьте меня от своего присутствия, Делье.

Делье выскочил за дверь. Да, Робеспьер был прав - такого письма он не подготовил. Но у него еще есть время... Немного времени... Если, конечно, за дверью не дежурят жандармы.

***

- Что с ним теперь будет? - тихо спросила маркиза. Она была готова к любому ответу. И чувствовала лишь усталость.

- Не знаю, - пожал плечами Робеспьер. - Все зависит от того, как много он успеет сказать и как это будет воспринято. Дурак! Он не понимает, что на подобное заявление могу посмотреть сквозь пальцы даже я, но не посмотрят комитеты, которые он косвенно обвинит в бездействии и в том, что они проспали если не заговор, то нечто близкое к нему. Им эта сплетня нужна еще меньше. И еще меньше нужен гражданин Делье.

- Я могу как-то помочь? Написать что-то для Комитета? Сделать признание? Я готова, Максимильян, только скажи. - Маркиза подумала о том, как едва не покончила с собой после беседы с Сен-Жюстом. Как она была глупа и нелепа в тот момент. Наверное, тот вечер все изменил и позволил переоценить все, что она имела. Если нужно будет отправиться в КОнсьержери, она это сделает. К чему скрываться и обманывать? Она - часть эпохи, но ее история не идет в ногу со временем. - Я больше не боюсь, - сказала она вслух.

- Какое признание? Ты о чем? - Робеспьер поправил очки, глядя на Жанну почти в уверенности, что она находится в состоянии нервного потрясения.

- Он ушел испуганным и будет бороться, - она пожала плечами. - Я могу оборвать ему возможность шантажировать тебя и меня, сообщив, куда следует, первой о своем происхождении и о чем угодно. Ведь если заявлять в жандармерию о шантаже, нужно рассказать и о первопричинах, не так ли?

- Жанна, если ты считаешь, что твое происхождение - загадка для жандармерии, то ты очень глубоко заблуждаешься, - ровно сказал Робеспьер. - Они только то и делают, что старательно тебя игнорируют. И будут игнорировать, так как начав кричать об аристократах, они поставят себя в такое положение, хуже которого сложно придумать. Ведь выходит, что все это время они занимались неизвестно чем, а потом вдруг проснулись. Они не могут не понимать, что это повлечет за собой санкции... Как только молодой человек откроет рот, я лично не дам за его жизнь и фальшивой ассигнации.

- Значит, все останется, как есть. Просто я хотела сказать тебе, что ты можешь рассчитывать на любой шаг с моей стороны, что бы не потребовалось, - мягко сказала маркиза. - Спасибо, что пришел поговорить с ним. Скажи, что я должна делать.

- Попытаться успокоиться и выбросить из головы те идеи, которые ты только что высказала, - сказал Робеспьер.

***

Мишель Ландри находился в том состоянии, когда выпивка окончательно ударила в голову и все переживания казались какими-то мелкими и суетными. Его даже перестала трясти мелкая дрожь и журналист подумывал о том, что раз уж Бернар так вцепился в эти сто ливров и намерен вытребовать их любой ценой, то неплохо бы послать его за дополнительной порцией горячительного. И не такой бурды, а чего-то более достойного. Будто в подтверждение его мыслей в комнату ворвался Делье, настолько стремительно, что опрокинул попавшийся под ноги низкий табурет. Сев за стол, журналист сбросил все разложенные по порядку заметки, нашел чистый лист бумаги и принялся строчить. - Что Бернар, составляешь список вещей, которые можно купить на сто ливров? - усмехнулся Ландри, допивая остатки вина.

- Нет. Пишу донос на твою соседку, - зло бросил Делье. - Я не упрекаю тебя в том, что ты не сказал мне, что ее любовник - сам Робеспьер. Сейчас все заботятся лишь о своей шкуре. Но свою я хочу продать дорого. Сейчас допишу и отнесу куда следует. Пусть разбираются.

- Ты что... с ума сошел? - от неожиданности Ландри даже протрезвел. - Ты с ума сошел, да? А газета? А... Да твоей смерти никто и не заметит, дурак! Тебе это нужно?! Какого черта ты хочешь погубить нас всех?! Сам хочешь сдохнуть - Сена рядом, иди топись, а я еще хочу жить, ты понял?!

- А что мне делать?! - заорал Делье. Он уже проклинал ту минуту, когда узнал эту чертову аристократку. Но повернуть время было нельзя.

- Молчать, дурак!!! Молчать!!! Зашить себе пасть и ходить в таком виде по городу, только так ты сможешь сохранить свою вонючую шкуру!!! - заорал в ответ Ландри. - Да тебя повесят на ближайшем фонаре, как только ты отнесешь им этот свой донос! И меня за компанию! И скажут, что сам повесился! Кому она нужна, твоя правда?! Шалабр бегала на заседания Клуба, когда ты еще по слогам читал! Я уже проклинаю тот час, когда связался с таким идиотом, тупоумком и паразитом, как ты!
Бернар обхватил голову руками и раскачивался, словно не слыша коллегу. - Я не хочу на эшафот... Не хочу.. Почему ты не предупредил меня... Я только хотел немного пожить, как человек...

- Я не предупредил?! - совершенно ополоумев заорал Ландри. - Я тебе говорил, что ты - покойник, друг мой и как видишь, мое пророчество сбывается! Я не говорил, что тебе не следует связываться с неким гражданином, который навещает ее? Я не говорил, чтобы ты оставил эту дохлую затею с шантажом? Теперь получил сто ливров, гад, Иуда, предатель? Получил?!

- Я убью ее, - тихо проговорил Делье. Все стало просто и легко. Женщина, из-за которой его высекли в детстве, богатая аристократка, торгующая своими принципами, мразь и сволочь. - Я убью ее, - повторил он, глядя перед собой.

- А... - Ландри начал тихо отступать к двери, даже не найдя что сказать. С сумасшедшими спорить нельзя. Но нужно предупредить, что этот безумец хочет поубивать здесь всех. Он пятился, пока не уперся в стену и, остановившись, начал шарить по стене в поисках гвоздя, на который всегда вешал ключ от комнаты.

- Беги, спасай свою шкуру, - хрипло рассмеялся Делье. - Ты с ней заодно.

***

Бернар Делье вошел в комнату, из которой четверть часа назад выбежал, оплеванный и раздавленный. Единственный друг предал. Помощи ждать неоткуда. Хорошо, что он помнил, где Мишель хранит свой охотничий кинжал. За его жизнь никто не даст теперь ломаного гроша. Уничтожить эту женщину, из-за которой все так вышло и разрушилось в одночасье. Он шагнул вперед и распахнул дверь. - Все кончено, маркиза де Шалабр. Молитесь, черт вас возьми. И будьте вы прокляты. - Однако, маркизы в комнате не было.

Робеспьер медленно повернулся к молодому человеку, едва услышав его голос. От взгляда не укрылся кинжал в руке журналиста и в памяти тут же всплыло перекошенное лицо Каррье, размахивающего похожим оружием. Хорошо, что Жанна вышла на кухню за чаем, в комнате ее не было. Бесконечные вопли, доносившиеся из комнат еще полчаса назад, стихли и они гадали, что могло быть причиной такого затишья. Вот почему затишье. Безумец принял решение. Наверное, иначе и быть не могло, но как же он устал от бесконечно повторяющейся ситуации! - Вы думаете, что убийство облегчит вашу совесть или поможет уйти от наказания? - зло бросил Робеспьер. - Одумайтесь. И не делайте глупостей больше, чем вы уже сделали.

- Уйдите, вы же приняли решение относительно меня! - недобро пробормотал Делье. Перед глазами поплыли воспоминания о сегодняшнем дне и о том, что он прожил его счастливым. - Я не собираюсь вас трогать. Вы были моим кумиром. Вы дали людям свободу и надежду.

- Вы полагаете, что я уйду, предоставив вам совершить задуманное? - спросил Робеспьер. - Что заставляет вас так думать? И решение, молодой человек, принял не я, а вы, когда пошли на шантаж и вымогательство. Если бы вы занимались чем-либо полезным, у вас не возникало бы тяги к таким поступкам. Почему, скажите, вы, молодой и здоровый, занимаетесь тем, что собираете грязные сплетни и выливаете их на парижан? У настоящих журналистов был талант, у вас его нет. В армии или на общественных работах вы принесли гораздо больше пользы, однако, видимо, брезгуете работой, которую считаете грязной. Сейчас вы хотите убить человека, которого считаете повинным в собственной глупости и считаете, что совершаете подвиг... - Робеспьер перевел дыхание и закашлялся. Справившись с приступом, отвернулся к окну, поглаживая Брауна.

- Я делал то, что умею. И я люблю свою работу, - неожиданно спокойно сказал Делье и сел, все еще сжимая кинжал. - Что вы называете сплетнями? Я пишу то, что слышу, и не перевираю слова. Не скрою, меня поразило то, что Жюльетт Флери говорит с вами о цензуре, тогда как другие журналисты, не имеющие таких связей, как ее брат, вынуждены отчитываться перед Комитетом за каждую строчку. Народ должен знать правду. Не вы ли к этому призывали в своих речах?

- Жан Клери тоже будет отчитывается перед Комитетом за каждую строчку, - сказал Робеспьер. - Более того, он держал ответ перед Клубом за свои слова. Не ставьте себя в положение другого, так как вы в такой ситуации не оказывались. Ваша статья имеет точно такое же отношение к цензуре, как и статья о театрах, где в основном пересказывались сплетни, касающиеся гражданина дЭрбуа. Пользуясь случаем, могу вам сказать, что он этого не забыл и вряд ли простил. Если бы ваша писанина была хотя бы остроумной, это был бы другой разговор. А сейчас не ищите себе оправданий.

- Вы все равно меня арестуете, - Делье опустил глаза. - Но скажите хотя бы... Что связывает вас с аристократкой? Вы боретесь с ними, отправляете их на эшафот! Чем эта мадам лучше других?

- Вы утомили меня, Делье. Вы не судья и не исповедник, чтобы я отчитывался перед вами, - холодно сказал Робеспьер.

Делье положил на стол кинжал и вышел, опустив голову. На него обижен еще и дЭрбуа. И сам Робеспьер дал наглядно понять, что не простит. Написать письмо о Шалабр. Попрощаться с любимой женщиной. И застрелиться. Сегодня же. Иного пути нет. С этими мыслями он покинул дом Ландри и направился в свою квартиру.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Июн 15, 2010 12:40 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Аррас

Огюстен, Жозеф Лебон


Огюстен вяло помешивал кофе, пытаясь прийти в себя после невероятно тяжелой поездки. Больше всего измучила жара, а из-за того, что не было лошадей, пришлось торчать без дела на переполненной путешественниками станции, где и яблоку было негде упасть. Потом их задержали на городской заставе в Амьене - искали какого-то преступника и началась бесконечная бумажная волокита. В результате он прибыл к месту назначения только под утро, проспал четыре часа и сейчас пытался прийти в себя и сообразить, что делать. Итак. Нанести визит Бюиссару можно вечером, а сейчас... ну и как прикажете собирать сплетни? Поразмыслив, Огюстен решил пойти в архив при бывшей Коммуне, чтобы разыскать там бумаги за аренду дома, как и говорил Максимильян. А там может быть и удастся встретить кого-нибудь знакомого и поговорить о жизни. Дальше - по обстоятельствам.

Буквально через силу влив в себя кофе, он расплатился и направился в сторону ратуши, проклиная  жару. Казалось, что все здесь присыпано пылью, даже непременный атрибут всякого уважающего себя города – гильотина. Правда, в этот день, похоже, никого не казнили, на площади не наблюдалось оживления, кроме вялой болтовни торговок зеленью.
В Коммуне было также жарко и пыльно, как и на улице, разморенные жарой чиновники даже не обращали на него внимания, придерживаясь той точки зрения, что если надо человеку – он сам скажет. Так и вышло. Не зная точного расположения кабинетов, он вынужден был обратиться за информацией к грузному человеку за конторкой.
- Гражданин, скажите, как пройти в бюро, которое занимается регистрацией жилищ?

- Из какой секции? – жирным, словно патока голосом, осведомился гражданин.

- Я не знаю, какая это сейчас секция, дом находится на улице Рапортер, - ответил Огюстен.

- Предъявите свидетельство из вашей секции…

- Какое, к черту, свидетельство? – разозлился Огюстен. – Меня интересуют бумаги об аренде двухгодичной давности.

- Вот и предъявите свидетельство, зачем вам это нужно, - тупо сказал чиновник.

- Хорошо, - сквозь зубы сказал Огюстен, направляясь к  ведущей наверх лестнице.

- Эй, вы куда, гражданин? – стряхнул с себя ленность канцелярский страж. – Я сейчас жандармов позову!

- За свидетельством, гражданин, - бросил Огюстен. В голове мелькнула запоздалая мысль о том, что визиты  в родной город в последнее время  начинаются у него с неприятностей.

Жозеф Лебон наблюдал из окна за хорошенькой дочкой булочника, которая спешила в лавку за продуктами. Времена меняются – женщины нет. Несмотря на расправы и гильотину, несмотря на голодные дни и вечную угрозу со стороны иностранных держав, она будет каждое утро прихорашиваться, накладывая на себя косметику, укладывать волосы и бросать по сторонам взгляды, наблюдая за реакцией прохожих на новый фартук. Эх… Скоро тут станет жарко. Солнце сегодня припекает с раннего утра. И куда, черт возьми, запропастился Декувьер?

Мысль отправить Декувьера в Париж с письмом для таинственного гражданина в маске, сейчас казалась ему глупостью. Но выхода ведь не было! С тех пор, как господин барон перестал выходить на связь, в городе все пошло кувырком. Что говорить, сам Лебон не знал, куда податься, и как действовать дальше. Все это время он получал указания от господина барона, а потом наступило резкое молчание. Тогда-то он и вспомнил о господине в маске, которого барон де Бац называл своим заместителем. У Лебона сохранился адрес, по которому с этой таинственной «маской» можно было связаться в Париже. По этому адресу и был направлен Декувьер снабженный легендой о том, что выполняет серьезное государственное поручение. Этот Декувьер был одержим Парижем и мечтал сделать политическую карьеру. На этом-то Лебон и решил сыграть, выбирая его в свои курьеры. Декувьер будет метаться между Парижем и Аррасом, его никто не заподозрит, так как Лебон строго-настрого посоветовал ему первым делом отправиться в Париже к Робеспьеру засвидетельствовать свое почтение и все такое…

Лебон вышел на шум – чиновники отчитывали какого-то мужчину в запыленной рубашке и грязных дорожных сапогах, который рвался на второй этаж.

- Граждане, не кричите, жарко же… - начал Лебон, как вдруг встретился глазами с Робеспьером-младшим. От неожиданности он машинально растянул рот в широкой улыбке. – Гражданин Огюстен! Какими судьбами?

- Гражданин Лебон, вы вовремя, - сказал Огюстен, в глубине души уже воспринимая как должное то, что неприятности, едва начавшись, продолжаются Лебоном. При виде этого глухое раздражение начало только расти, но пришлось загнать это неприятное чувство подальше. Пообещав себе вдоволь обсудить Лебона и всех его родственников со стариной Бюиссаром, Огюстен продолжил: - Покажите мне где у вас находится бюро по регистрации и найму жилищ? У меня к ним дело.

- Пойдемте, я проведу вас, гражданин Робеспьер, - улыбка Лебона стала еще шире. - Вот, пожалуйста, направо, здесь прямо. Да, вот сюда. Решили домик прикупить? Ну и правильно, здесь прекрасные земельные угодья. Никто не жалуется на урожаи... - Лебон говорил и говорил, хотя в глубине души нервничал, и не мог понять, что принесло сюда Робеспьера-младшего. Просто так такие люди не являются - это очевидно. Наверное, вместе с братцем задумал какие-то козни. Надо быть начеку.

- Решил вытрясти кое-какие старые долги, - усмехнулся Огюстен. Он не особо хотел делиться планами с Лебоном, но это не противоречило ни легенде, ни истине: ему действительно были нужны деньги. А здесь речь шла хоть и о небольшой, но все же достаточной сумме, чтобы покрыть расходы за месяц. С учетом инфляции. - Деньги нужны, - коротко проинформировал он, так как глаза Лебона совершенно неожиданно стали большими и круглыми. Интересно, о каких долгах он подумал?

- Прекрасно. Надеюсь, вам удастся уладить ваши материальные дела. Счастливо оставаться. Если что - буду всегда рад видеть вас у себя, - Лебон вежливо кивнул и торопливо направился в свой кабинет. Секретарь - племянник жены, смышленый парнишка - выжидательно смотрел на него. - Робеспьер-младший явился. - сквозь зубы произнес Лебон. - И сразу начал угрожать! Надо бы последить за ним, как бы чего нехорошего с ним не вышло... - Они обменялись понимающими взглядами, после чего Лебон вернулся к работе. Ну и денек.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Июн 17, 2010 8:16 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Дом Дюпле // Тюильри

Робеспьер, Сен-Жюст, Бьянка

- У нас гости! – возвестила Виктуар Дюпле, распахнув дверь Робеспьеру. – Антуан… И он не один! – девушка сделала большие глаза. К Сен-Жюсту в этом доме все испытывали особую симпатию, и радовались его приходам. Сейчас вся семья собралась у стола и была занята игрой в карты. Сен-Жюст был в ударе – он находил правильные слова для каждой из сестер Дюпле, рассказывал смешные истории и не забывал бросать нежные взгляды на свою спутницу. Сидевшая рядом с ним смуглая брюнетка казалась доброжелательной и скромной – она почти не разговаривала, лишь улыбалась, когда ей выпадал выигрыш.

- Максимильян, ты вовремя, мы как раз доиграли! – кивнул ему Сен-Жюст. – Пришел, чтобы представить эту очаровательную особу, которая терпит мое общество и характер с ангельским спокойствием. Ее зовут Беатрис. Уделишь нам немного внимания?

- Добрый вечер всем, - Робеспьер улыбнулся и погладил прибежавшего его приветствовать прежде всех Брауна. Если в срочном порядке не утихомирить животное, то пес так и будет носиться по комнате, требуя внимания и срывая все церемонию знакомства вместе с обычным обменом любезностями. Визита Антуана он не ожидал, но соратник явно пришел не только для того, чтобы представить всем ангельское создание. - Гражданка, рад знакомству с вами и известию, что вы хорошо влияете на Антуана. С удовольствием уделю вам внимание.

Они поднялись на второй этаж, и Сен-Жюст посторонился, пропуская свою спутницу вперед. - Беатрис мечтает о каком-нибудь вечернем приключении, Максимильян, - продолжил Сен-Жюст, закрывая дверь. - У нее удивительная фантазия. Всюду ей мерещатся люди, подталкивающие честных граждан под кареты. Да, Беатрис? - Его спутница послушно закивала.

- В наше время это не удивительно, - сказал Робеспьер. - И что же, вы видели кого-то, кого толкнул под карету другого человека, ушел безнаказанным и впоследствии выяснилось, что никто не смог запомнить его лицо? К сожалению, это повторяется так часто, что становится закономерностью...

- Закономерностью? Особенно, когда речь идет о ценном свидетеле? - спутница Сен-Жюста сверкнула глазами. - Вы узнали меня, гражданин Робеспьер? Мы с Антуаном решили, что в таком виде я смогу спокойно вместе с ним приходить к вам домой, не будучи ни в чем заподозренной. ------ Сен-Жюст притворно нахмурился. - Ты все испортила, гражданка, мы же хотели устроить небольшой маскарад, а ты... - Он махнул рукой.

- Брось, Антуан, у гражданки Флери настолько выразительные глаза, что ее сложно с кем-то спутать, - сказал Робеспьер. - А ваш маскарад, гражданка Флери, как всегда, очень удачен. Под закономерностью я имел в виду то, что ценный свидетель угодил под колеса экипажа и никто не видел, как это произошло. Парадоксально, не правда ли?

- Посмотрите, что мне удалось выяснить, - заговорила Бьянка. Она переместилась к столу и взяла перо и бумагу. - В тот вечер народу было много, бедняга Мерешаль как раз вышел из таверны. Вот здесь, - она набросала схему и поставила точку. - А вот здесь его толкнули. Посмотрите, невозможно даже помыслить, что это произошло случайно! Пока я крутилась среди завсегдатаем таверны, я составила примерный портрет человека, который там точно был в тот вечер, потому что многим запомнился. Вот, смотрите, гражданин Робеспьер, сейчас я нарисую его таким, каким они его видели.

- Да, конечно, - Робеспьер отошел к окну, освободив место за столом. На создание портрета ушло удивительно мало времени: не прошло и четверти часа, как можно было полюбоваться талантливым творением, изображавшим судя по всему очень крупного мужчину с бульдожьим лицом. "Бульдог", впрочем, мог бы казаться добродушным, если бы не заметный шрам над бровью, делавший это лицо еще более заметным и придававший человеку угрюмый вид. - Он очень запоминающийся, этот человек. Странно, но я не припомню, чтобы его упоминали в полицейских отчетах... Хотя, возможно, отчеты поступили позже, пока они собирали все свидетельские показания.

- Может быть, стоит наведаться в Бюро и просмотреть отчеты еще раз? - подал голос Сен-Жюст. Это расследование отвлекало его от мрачной действительности, возможно, поэтому он отдавался ему с такой страстью. Возвращение в прериаль 1794 года не прошло безболезненно, а в этом расследовании существовала хотя бы какая-то возможность продлить свое путешествие в прошлое. - Мы с Клери могли бы прогуляться туда. Правда, ей придется некоторое время развлекать жандармов своей улыбкой, потому что без помощи сверхъестественных способностей ее никто не пустит в Бюро...

- Антуан, ты или я можем сходить в Бюро и просмотреть отчеты, - со вздохом сказал Робеспьер. И почему Антуан везде и всегда ищет применение этим самым сверхъестественным способностям? Спокойно можно обойтись и без этого, никого не обязывая и создавая лишних легенд на пустом месте. В голос он этого не сказал, а продолжил: - Жандармы легко впустят любого человека, который пойдет с тобой и даже не станут спрашивать у него свидетельство о благонадежности, уверяю тебя.

- И зря, - усмехнулся Сен-Жюст. - Я ведь тоже могу ошибаться. Составишь нам компанию?

- Почему же зря? Остановить кого-то, кто идет с тобой, означает усомниться в твоих способностях как руководителя Бюро. Предполагается, что ты проверил у гражданки все бумаги, которые только возможно, - сказал Робеспьер. - Впрочем, я тоже могу ошибаться в своей оценке, говоря о жандармах, поэтому составлю вам компанию.


***


Робеспьер вернулся в кабинет, даже не зная что сказать ожидавшим там Жюльетт Флери и Сен-Жюсту. Ни среди текущих дел в Бюро, ни в несгораемом шкафу, ни в примыкающем к Бюро архиве, где хранились относящиеся к текущим делам отчеты агентов, нужных бумаг не было. Впрочем, воздав хвалу Бюрократии и расторопности секретаря, Робеспьер узнал, что папка под номером А-7024, где были материалы по Мерешалю, унесена в другой архив, где хранились закрытые ведомости. Архив несколько раз перемещали, выделяя для него все новые и новые помещения попросторней и благодаря плану дворца удалось выяснить, что нужные бумаги попали в подвал. Подумав об этом, Робеспьер ужаснулся, так как поиски могли занять несколько суток. Отведенное помещение раньше предназначалось для кладовых и представляло собой несколько просторных комнат. - Граждане, у меня плохие новости, - сказал он, поднося к пламени обрывок бумаги с нужной выпиской. - Бумаги по каким-то причинам перенесены в подвальный архив.

- В архив? Бумаги по убийству, случившемуся три дня назад? - Сен-Жюст даже присвистнул. - Вам не кажется, граждане, что в этом деле становится все больше заинтересованных лиц? Слабо представляю себе, чтобы один или два человека были бы способны находиться сразу в нескольких местах, раздавая приказания и попутно уничтожая улики. ------ Может быть, попробовать поискать? - спросила Бьянка. - Я просматриваю бумаги быстрее, чем вы. У меня есть шанс найти.

- Боюсь, гражданка Флери, что вы плохо представляете себе, что такое архив, занимающий несколько комнат, размеров в два раза больше, чем эта, - сказал Робеспьер. - Если отчет положили туда бессистемно, мы не найдем его и за две декады, даже если поселимся там. Впрочем, выбора у нас нет, придется идти туда, только нужно прихватить свечи.

Они медленно начали спускаться в подвал, когда Бьянка застыла, уловив присутствие постороннего. Сен-Жюст моментально потянулся за пистолетом, но она покачала головой. Возможно, показалось? *Я пойду первой, Антуан. Не спорь*.


***

Массивная дубовая дверь, обитая железными полосами, со скрипом подалась и тут же едва не захлопнулась снова, когда Робеспьер попробовал отпустить ее, позволяя пройти и своим спутникам. Скорее всего, ее снабдили пружинным замком. Сразу же у входа обнаружился хлипкий столик, на котором стояло несколько масляных светильников, в которых не хватало масла. Позаимствовав один, Робеспьер обвел взлядом огромное помещение, стены которого терялись в бесконечных полках с бумагами. Опыта работы архивариусом у него не было абсолютно никакого, да и неизвестно, ведет ли кто-то учет этих бесконечных бумаг. Дверь с глухим стуком захлопнулась, тут же откуда-то из угла послышался шорох и едва слышное шипение. Казалось, мелькнули два горящих глаза. Машинально, Робеспьер сжал локоть соратника, потом перевел дыхание. - Это всего лишь кот... Как будем искать, граждане? У кого-то есть предположения?

- Было бы тут не так темно, я бы предложил посмотреть, на каких полках меньше пыли, - пробормотал Сен-Жюст. - С них и начать. Впрочем, выбора у нас все равно нет.Ты что скажешь, Клери?

Бьянка пожала плечами. - Разве что изучить полки на предмет беспорядка? Немного сдвинутая папка, торчащий листок - что-то такого плана.

Оба посмотрели на Робеспьера.

- Не представляю, как это можно сделать. Похоже, это была глупая затея, приходить сюда... Жаль, что мы не знаем системы, по которой располагаются записи, хотя не исключаю, что старые бумаги сложили и без соблюдения какого-то порядка. За неимением лучших идей, давайте пройдем со светильником среди рядов и осмотрим полки на предмет как пыли, так и беспорядка.

Бьянка с интересом бегло просматривала папки. Одна из них привлекла ее внимание - среди отчетов мелькнула фамилия "Страффорд". Она улыбнулась. Вот уж никогда бы не подумала, что у этого грубоватого друида может быть столько привязанностей среди смертных. Сначала Лавуазье, затем Сен-Жюст... И он не спешит покидать страну... Как и она сама. А ведь Сен-Жюст прав - эта дружба ее задевает. Хотя это, конечно, не имеет ничего общего с тем, как Антуан реагирует на ее знакомства среди смертных... Бьянка размышляла, быстро перелистывая странички, когда почувствовала приближение человека. Она неслышно переместилась к Робеспьеру и Сен-Жюсту, который стояли чуть поодаль, и молча погасила свечу. Затем подтолкнула их к одному из стеллажей. Через несколько секунд дверь распахнулась, и в полоске света нарисовалась мужская фигура.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Июн 17, 2010 8:28 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года (продолжение)

Архивы Бюро тайной полиции

Робеспьер, Сен-Жюст, Бьянка

Все произошло так быстро, что Робеспьер едва не выронил папку, которую держал в руках. Кого, черт возьми, может принести нелегкая в архивы ночью? Человек не торопился заходить внутрь, казалось, нервы ночного посетителя напряжены до предела. Почувствовал запах горящего воска? Возможно... Хотя теоретически его перебивает затхлый и пыльный запах бумаг. Только бы человек не направился в их сторону, иначе его глазам откроется весьма любопытное зрелище - их теплая компания, замершая, словно скульптурная группа. Человек, между тем, довольно уверенно прошел к полкам справа и поставив светильник на предназначенное для него возвышение, принялся рыться в папках, нетерпелтво отбрасывая ненужные. Тоже что-то ищет. Интересно... Мысль оборвалась. Робеспьер поймал себя на том, что зажал рукой рот, едва не ахнув от неожиданности. Этим человеком оказался не кто иной, как Ришар! Наверное, появление призрака Луи Капета произвело бы на него меньшее впечатление.

Первой мыслью Сен-Жюста было подойти к Ришару со спины и тихо попросить его рассказать, что он тут делает. Он почти сделал шаг вперед, но Бьянка покачала головой. Возможно, она читает его мысли или у нее есть план? Сен-Жюст с неохотой оставил свою идею и стал наблюдать за тем, как Ришар что-то перелистывает и перекладывает. Вот это новости... Завтра утром он развлечется, расспрашивая Ришара о том, как тот провел ночь. Но вот Ришар забрал какую-то папку и пошел к выходу, позвякивая ключами. Судя по всему, одна и та же мысль пришла Сен-Жюсту и его соратнику одновременно. Но было поздно. Массивная кованая дверь с лязгом захлопнулась, раздался скрежет запираемого замка и все стихло. Несколько секунд все молчали. Сен-Жюст прервал паузу первым, промто потому чтос кто-то должен был это сказат вслух.
- Похоже, нас заперли, граждане.

- Похоже на то... - не скрывая досады согласился Робеспьер. - Интересно, сколько людей и когда посещают этот архив? Впрочем, это последнее, что должно нас беспокоить...

- Ну, гражданин Ришар явно посещает, - усмехнулся Сен-Жюст.

- Я попробую что-нибудь сделать с дверью... - начала Бьянка.

-... А заодно пробить тут потолки и разнести здание. Клери, ты не всесильна, - мягко сказал Сен-Жюст. - Не уверен, что нам будет приятно стоять и смотреть, как ты бьешься о стену.

- Взламывать дверь нежелательно в любом случае, - тихо сказал Робеспьер. - Даже если бы у нас была такая возможность. Взлом архива влечет за собой служебное расследование и будет очень неприятно, если кто-то видел нас по пути сюда. Если я верно помню план... несколько комнат идут одна за другой, это были кладовые. Кто знает, возможно, отсюда есть еще какой-то выход.

- Предлагаю разойтись и поискать его, - сказал Сен-Жюст, быстро настроившись на серьезный лад. - Не стоять же нам тут втроем.

***

Обшарпанная дверь, испачканная побелкой и серой краской, могла остаться незамеченной, если бы не острое зрение Жюльетт Флери. Она не подалась, когда ее попробовали толкнуть и налечь плечом, но бесшумно отворилась, когда потянули за ручку. - Как странно... - пробормотал Робеспьер, ни к кому не обращаясь. - Эта дверь хорошо смазана, в отличие от той, через которую мы зашли. И... - он одернул руку, расцарапав ладонь о что-то острое. - И с этой стороны есть массивный крючок, а с той... нет даже ручки. Дверь рассчитана на то, чтобы кто-то мог попасть отсюда туда, но не из того, судя по всему коридора, в архив. В теории, ее должны были заколотить, когда переносили сюда бумаги, но этого не сделали. - Он нахмурился, пытаясь припомнить, что именно настораживающего в самом факте. - Граждане... А ведь этой дверцы нет на плане дворца. Я уверен, что внимательно изучил его в поисках местоположения архива и не жалуюсь на память.

- Похоже, мы напали на тайник, - уверенно сказал Сен-Жюст. - Кто-то должен остаться здесь, кто-то - пройти на разведку. Думаю, я пойду вперед, если вы не возражаете. Или есть другие предложения?

- Тайник? - переспросил Робеспьер. - Не думаю. Этим ходом часто пользуются, если о двери заботятся. Вопрос только в том - кто и зачем. Не нужно туда ходить одному, Антуан. Если там кто-то притаился, у тебя есть шансы не справится с возможным недоброжелателем, тогда как втроем у нас есть шансы.

- Смотря сколько недоброжелателей, и как они вооружены, - откликнулась Бьянка. - Из нас вооружен только Антуан. И - совершенно согласна с гражданином Робеспьером, идти туда, не зная, что там ждет, не следует простому смертному. Первой пойду я. И это - не обсуждается.

Здесь, в тесном темном коридоре, ведущим неизвестно куда, Бьянка больше, чем когда-либо была близка к своей обычной природе. Она двигалась бесшумно, вслушиваясь в тишину и периодически бросая взгляды на своих спутников. Коридор, по которому они шли, совсем не выглядел запущенным – ни пыли, ни паутины. Лишь крысы изредка сновали под ногами. Неожиданный звук заставил всех троих остановиться. Странное скрежетание и подвывание нечеловеческим голосом. Какой-то зверь? Здесь, в подземелье? Совершенно неожиданно коридор закончился и они уперлись в еще одну дверь. Бьянка легко толкнула ее, но дверь не подалась. Тогда Сен-Жюст, отстранив ее, навалился на дверь плечом. Раздался скрежет, и из темноты возникла тонкая и бледная рука. От неожиданности Бьянка отпрянула, заслонив собой Робеспьера. В следующую секунду Сен-Жюст скрылся за дверью.

***

- Что это было? - Робеспьер сделал шаг назад, скорее инстинктивно, чем обдуманно, слишком неожиданным было как это столпотворение, так и препятствие в виде очередной двери. Превосходно! Та дверь, которую они оставили позади не откроется, а если не откроется и эта? В свое время о Тюильри ходило множество страшных историй, но одна часть из них была, несомненно, правдива: во дворце, неоднократно перестраивавшемся, были довольно обширные подземелья и большинство планов за триста лет, разумеется, затерялись. - И гражданка Флери, это мы должны защищать вас, а не наоборот. Вы ставите и меня и Антуана в очень неловкое положение... Что вы видели? Я мог бы поклясться, что здесь есть кто-то еще кроме нас.

Бьянка забарабанила по закрытой двери, поначалу даже не слыша, что к ней обращаются. Она не могла прочесть мыслей того, что забрал Сен-Жюста. А это значило одно. За дверью - вампир. Такое же бессмертное существо, как и она сама. Разделаться с человеком для него - дело минуты. Если Сен-Жюсту уже свернули шею.... - В других обстоятельствах я была бы счастлива позволить защитить меня... Да вы и так защищаете меня постоянно... О господи... С ним может случиться все что угодно.... - Ее взгляд заметался по стенам. Идей, как проникнуть в соседнее помещение, не было.

- Бесполезно, если дверь заперта с другой стороны. Вопрос только в том, как заперта... - Робеспьер подошел к двери, зажег еще одну свечу помимо той, что была в канделябре и принялся изучать замок. - Здесь есть замочная скважина, но она ржавая. Скорее всего, дверь заперта изнутри или же еще хуже - на засов.

Бьянка на секунду замерла, затем склонилась над замочной скважиной. - Я не могу прочесть его мыслей, - растерянно пробормотала она. - Я очень боюсь, что он - такой же, как я.... Иначе почему я его не слышу? А Антуан жив. Но там темно, он ничего не видит. Тот, кто схватил его, гораздо сильнее... Если это такое же существо, как и я... - Бьянка в ужасе посмотрела на своего спутника. Она так привыкла, что любая проблема решается при помощи ее сверхъестественных способностей, что, сталкиваясь с неизвестным противодействием, всегда совершенно терялась.

- То не исключено, что Антуан очень скоро будет мертв. Особенно если... - цепь рассуждений он не продолжил, замерев от ужаса при мысли о том, что существо из той же породы, что и Жюльетт Флери может быть, к примеру, голодно. Но ни одной дельной мысли в голову не приходило. - Даже если бы мы могли взорвать ее, все равно это слишком опасно. Я не возьмусь рассчитать силу взрыва так, чтобы она только выбила дверь. А если Антуану придет в голову в тот момент ломать ее со своей стороны? И оружия у меня нет... В любом случае, дверь слишком массивная, чтобы ее удалось разбить ничтожным усилием.

Бьянка прислонилась спиной к злосчастной двери. Робеспьер думал совершенно о том же, что и она. А они теряют время. Но пока она слышит мысли Сен-Жюста, ничего не потеряно. Нужно понять, что нужно тому, что за дверью. И кто это такой - тоже неплохо бы понять. А для начала - успокоиться. - Вы правы. Ситуация трудная. Но мы же найдем способ достучаться то того, кто его забрал. Правда? Мне нужно лишь успокоиться и собраться с мыслями. Разве можно что-то придумать, пока нервничаешь?

- Достучаться до того, кто забрал его... - медленно повторил Робеспьер, тоже прислонившись к двери. - Вы не можете прочесть его мысли, но зато можете слышать Антуана, не так ли? У него в любом случае больше информации о природе этого существа, нежели у нас.

- "Людовик на небесах, убийцы – в преисподней" ... "Впусти их, и ты услышишь"... - Бьянка закрыла глаза, стараясь не упустить ни одного слова из долетавших до нее мыслей Сен-Жюста. Наконец, она улыбнулась. - Это - человек. Антуан говорит с ним. И он пока жив. Все будет хорошо, я уверена. Он найдет способ заставить его открыть дверь.

- И я очень надеюсь, что он сделает это в скором времени, - Робеспьер поднял канделябр, пламя свечи затрепетало. - Не исключено, что где-то над нами находятся окна и сюда может проникать дневной свет. Хотя мне кажется, что мы достаточно глубоко под землей, я могу и ошибаться.

- Уберите, пожалуйста, огонь! - вздрогнула Бьянка. - Простите... - она смутилась. - Я почти привыкла к канделябрам и свечам, но когда вы подняли свечу... Вы правы, мы глубоко под землей. Постойте! Кажется, кто-то направляется к двери.

- Простите, я не знал, что вы не выносите огонь, - Робеспьер задул свечу и отошел к стене, увлекая за собой Жюльетт Флери. Лучше, если их местонахождение обнаружат не сразу.

***

«Людовик на небесах, убийцы – в преисподней… Людовик на небесах, убийцы – в преисподней… Людовик на небесах, убийцы – в преисподней». Высокий человек с косматой седой шевелюрой уверенно перемещался по темной комнате, иногда натыкаясь на какие то предметы, и бормотал одно и то же. Сен-Жюст едва сдерживался от того, чтобы рявкнуть: «Заткнись». Но молчал. Понять бы, что это за человек… Или не человек? Он чувствовал, как там, за дверью, мечется перепуганная насмерть Клери, которая не может открыть двери и, кажется, уже почти считает его покойником. Человек тем временем остановился и посмотрел на него практически нормальным взором.

- Кто ты, подземный путник? Куда ты бредешь в такое время?

Обладатель голоса чиркнул спичкой. Сен-Жюст увидел худое и бледное лицо – буквально, череп, обтянутый кожей. Смутно знакомые черты. Ввалившиеся глаза – почти выцветшие, со странными, крошечными зрачками-точками. Рот обметан болячками. Носа практически нет. Сен-Жюст непроизвольно отвел глаза. Все ясно, какой-то больной, скорее всего, заразный, да еще и сбежавший из Шарантона.

- Я привязал тебя к столбу, гость, потому что ты должен пройти обряд очищения, - вновь заговорил странный косматый человек. – Тут нет места дьявольским делишкам – лишь чистые и непорочные существа имеют право пройти по ступеням, ведущим в рай. Людовик на небесах, убийцы – в преисподней. Будут в преисподней. А пока чистые и непорочные люди готовят смерть для убийц короля. Вот так. Ты знал Людовика? – Существо приблизилось. Его взгляд уперся в глаза Сен-Жюста. От него пахло гнилью, а дыханье вырывалось с хрипящим свистом.

- Знал, - выдавил из себя Сен-Жюст, не отводя глаз.

- Тогда вы знаете, каким он был человеком… - существо неожиданно всхлипнуло. – Он любил людей, помогал обездоленным. А теперь Людовик на небесах. А убийцы… - Он вскинул голову. – Кто там, за дверью? Зачем вы шли сюда?

- За дверью – женщина и мой старый друг, - тихо произнес Сен-Жюст. – Они шли, чтобы поприветствовать тебя. Впусти их, и ты услышишь. Прошу тебя… - Только сейчас, когда глаза привыкли к темноте, Сен-Жюст понял, кого напомнил ему незнакомец. Он был копией палача Сансона. Вспомнились и городские легенды о том, что у палача когда-то был брат – умалишенный. Этого брата звали Огюстом, и он был помешан на потусторонних явлениях. Поговаривали, что он часто бродил по кладбищам и утверждал, что умеет читать мысли людей. А еще, что он видит умерших и говорит с ними. В конце концов палач Сансон – отец нынешнего палача – отправил неудачного отпрыска в Шарантон. Ходили слухи, что Огюст смог бежать оттуда, погнув решетки на окнах и выпрыгнув с огромной высоты. Впрочем, на этом этапе легенды поражали разнообразием. – Открой им дверь и впусти их, Огюст. Они не причинят тебе вреда, - выдохнул Сен-Жюст.

Взгляд косматого существа стал мягким и даже добрым. Он провел рукой по волосам своего пленника и стал тихо отступать к двери. Через секунду лязгнул засов.

***

Они шагнули в комнату вместе, слабый огонек масляного светильника выхватил из темноты бледное, но все же довольно спокойное лицо Антуана, который казался целым и невредимым. Оглядываться по сторонам не было ни времени, ни возможности, но насколько можно судить по первым впечатлениям, они находились в просторной комнате, даже немного меблированной. Запах соломы, запах горящего масла, едва уловимый - сырости и чего-то еще говорили о том, что здесь если не живут постоянно, то по крайней мере часто приходят. Жюльетт Флери вглядывалась в что-то, скрытое от него темнотой и смотрела она не на Антуана. Молодая женщина казалась спокойной, значит, особых причин для волнения может и не быть. - Антуан, ты не ранен?! - Робеспьер бросился к соратнику, но отшатнулся, едва успев сделать шаг вперед. Из темноты, попав в круг света, выскочил человек и, взмахнув руками, снова скрылся в противоположном углу. Лицо этого человека ужасало. Особенно если увидеть его вот так, без предупреждения. Робеспьер перевел дыхание и спокойно сделал второй шаг, не без внутреннего содрогания.

- Огюст, не бойся. Мой друг не причинит тебе вреда. - спокойно сказал Сен-Жюст. - Он лишь хотел убедиться, что со мной не произошло ничего плохого и я здоров. Он убедился. А женщина, что пришла с ним, сейчас развяжет мне руки. Посмотри на нее внимательно - ты всегда мечтал увидеть подобное существо. - Сен-Жюст говорил, не переставая, потому что знал: стоит ему замолчать, как этот человек потеряет к нему интерес. Далее могло последовать все, что угодно.

Бьянка, поняв, к чему клонит Сен-Жюст, медленно подошла к столбу, к которому тот был привязан и разорвала веревки. Однако, мыслей этого существа она, как не слышала, так и не могла услышать. ВОзможно, он был из тех, кем интересовался Орден Таламаска. Сложись его судьба по-другому, он мог бы занять свое место рядом с Лайтнером.

Сумасшедший склонился в поклоне перед Бьянкой и поцеловал край ее платья. - Я всегда мечтал.. и верил... Такие жили на Кладбище Невинно убиенных, а я ходил и любовался, - забормотал он. Затем поднял взгляд на Робеспьера. И вскочил на ноги. - Убийца! Проклятый убийца!

Костлявый палец с длинным грязным ногтем указывал на Робеспьера. - Ты убил короля... Ты уничтожил свободу... тебя проклинают все, кто способен мыслить... смерть тирану... смерть найдет тебя.... смерть... смерть... - шепот превратился в визгливый крик. Мужчина бился и выкрикивал прокляться.

Робеспьер медленно отступил, глядя на сумасшедшего со смесью любопытства и отвращения одновременно. Когда первое впечатление, вызванное неожиданным появлением и взрывом брани прошло, в душе поселилось еще одно чувство, которое он очень не любил: страх. Оставалось надеяться, что гражданка Флери окажется быстрее, нежели душевнобольной, если тот задумает какую-нибудь гадость, очень желательно выйти отсюда в том же составе, в котором они и пришли сюда - втроем. Да и есть ли из этой комнаты выход, помимо того коридора, по которому они пришли? Прагматичный и холодный расчет перебил и страх и в какой-то мере инстинкт самосохранения, хотя он не любил и опасался душевнобольных. - Да, возможно, - сказал он довольно резко. - Перестаньте кричать. - К его удивлению, человек замолчал. Может быть, на него действуют звуки голоса или интонации? Задумываться над этим, впрочем, не хотелось.

- Здесь собираются друзья короля, - вновь заговорил Сен-Жюст, досадуя, что позволил сумасшедшему отвлечься. Однако, он знал Робеспьера. Знал в лицо, называл убийцей и явно связывал со смертью короля. А его, Сен-Жюста, не связывал. И не знал. Главное - не допустить ни тени фальши в голосе, иначе этот человек, не дай бог, совершит какой-нибудь неосмотрительный поступок. Больше всего Сен-Жюста беспокоил канделябр, стоявший на полу, среди вязанок с соломой. Здесь, в закрытом помещении, огню есть, куда распространиться - слишком много этой чертовой соломы повсюду. А с ними - Клери, которую одна мысль о подобном приводит в панику. - Друзья короля и свободы. Покажи мне, Огюст, где это происходит, чтобы я мог попасть туда при возможности изасвидетельствовать им свое почтение. Возможно, они заходят посмотреть на эту женщину, с лицом ангела и грацией королевы.

- Да, да, - вновь тихо заговорил сумасшедший, - они собираются в комнате, которую я покажу тебе, мой гость, - он засеменил вперед.

- Возможно, он покажет Антуану выход, - очень тихо сказал Робеспьер, обращаясь к Жюльетт Флери. - Пойдемте за ними, глупо здесь оставаться. - Шагнув вперед, он едва не потерял равновесие, наступив на что-то округлое, что оказалось под ногой. Проклиная темноту, он наклонился, проведя рукой по земле, а потом поднес похожий на бусы предмет к светильнику. Тускло блеснул металл. "Этим" оказались жемчужные четки, украшенные королевской лилией на одной конце нити и золотым распятием - на другой. - Либо наш сумасшедший каким-то непостижимым образом стащил сюда все, что удалось найти от столь дорогих его сердцу особ, либо друзья короля хранят здесь свои сбережения на черный день, - задумчиво сказал Робеспьер. - Как вы считаете, гражданка Флери?


Бьянка положила четки на руку. - Жемчуг. На "черный день" хранят иначе, как мне кажется. Думаю, что ваше первое предположение - более верное. Эти четки могли принадлежать кому-то из казненных особ, близких к королю. Вы уже решили, как поступите с этим человеком? И обратили внимание, как хорошо он вас знает?


- Я не исключаю ни одно, ни другое... Это о предположениях. А что касается этого человека... Не знаю. Пока что лучше оставить все как есть, до тех пор, пока мы не выясним, имеет здесь место заговор или же он бредит, смешав свои суждения с действительностью. А для нас сейчас очень желательно выбраться отсюда, поэтому пойдемте догоним Антуана.


Они ускорили шаг, и вскоре увидели Сен-Жюста. который стоял на пороге еще одной внешапно возникшей комнаты, скрестив руки на груди. Сен-Жюст преградил Робеспьеру путь и покачал головой. Даже Бьянка замешкалась на секунду, разглядывая представшую перед ее глазами картину. За круглым столом сидели люди. Они были обряжены в остатки дорогих платьев и сюртуков. Пол, усеянный украшениями. Кольца и диадемы, залитые кровью. У некоторых из сидящих отсутствовали головы. В центре стола покоилась изуродованная голова принцессы де Ламбаль. Конечно, простой смертный вряд ли узнал бы ее, но для Бьянки казнь несчастной принцессы стала одной из самых ярких событий этой эпохи. На столе стояли чашки и блюдца. Бьянка отвернулась и уткнулась в плечо Сен-Жюста. - Он называет эту комнату "тронным залом". Предполагаю примерно, где именно мы находимся. Сейчас он пошел за дарами для меня - он так выразился. Кажется, он мне доверяет. Думаю, мы сможем выбраться, если пойдем вперед, - нарушил молчание Сен-Жюст.

- Ужасно... Послушай, Антуан, может быть, он выведет нас... Точнее, тебя отсюда? - при взгляде на "тронный зал" Робеспьер порадовался, что не успел поужинать - зрелище было отвратительным и не исключено, что в ряд его личных кошмарных снов будет внесено и такое разнообразие. Он взял за руку Жюльетт Флери и осторожно отвел в сторону. - Не будем мешать Антуану вести беседу. И не смотрите туда, зрелище не из приятных.

Бьянка послушно дала себя увести. Пугали не мертвые тела - этого она насмотрелась в достаточных количествах. Но та аура безнадежного, сумасшедшего служения этим полуразгалагающимся телам. Рядом с одной из мертвых женщин она увидела изящный золотой гребень с изумрудами. - Он что же... причесывает их? - выдохнула она чуть слышно, стараясь не смотреть в ту сторону. Интересно, что бы сказал Мариус, окажись в подобной комнате? Дал бы научное объяснение в своей манере? Или же ему было бы также неприятно?

- Думаю, что да, - пожал плечами Робеспьер, не в силах отвести взгляд от леденящей душу картины. О пережитом можно будет думать сколько угодно потом, когда они выйдут отсюда, но сейчас он не имеет права ни на слабость, ни на страх. - И ухаживает за ними, если так можно выразиться. Он им... служит.

Из темноты словно выпрыгнул косматый хранитель "тронного зала". В руках он нес диадему с бриллиантами. Он шел прямо к Бьянке, не обращая внимания на Робеспьера. - Вот, возьми, моя королева, я хочу подарить тебе эту вещь. Когда-то она украшала голову самой красивой принцессы Франции. Сейчас принцесса милостиво позволила мне передать это тебе. На счастье. Возьми. - Бьянка машинально сжала руку Робеспьера и наклонила голову. Нельзя злить сумасшедшего. Само мертвое величие этой комнаты не позволяло устраивать сцен и скандалов.

Тем временем "хранитель" поспешил к Сен-Жюсту. В его руках был перстень и пузырек с какой-то жидкостью. - Вы храбрые люди, и я не могу отпустить вас без подарков. Никто из тех, кто заглядывает сюда, не смог говорить со мной вот так, на равных. Я отнял вот эту вещь. Она - смертоносна, и я знаю, что ею уже пользовались. Возьмите. А теперь мне пора. Мои гости должны отужинать вовремя. Вы сможете выйти вот тут. Я отопру дверь и выпущу. - Он закашлялся и поднес руку ко рту. Затем сплюнул кровавый сгусток и повернулся к Робеспьеру. - Что, тебе это знакомо? Я не дарю тебе подарка. Лишь слово. Твоя смерть наступит не от болезни.

- Я знаю, - быстро ответил Робеспьер. Больше всего на свете желая покинуть это место, он мог бы согласиться практически с любым утверждением. - Скажите только... вы отняли эту смертоносную вещь или нашли? - он не отрывал взгляда от пузырька в руке соратника, даже не пытаясь строить логические умозаключения, а просто пользуясь возможностью не смотреть по сторонам. Кошмарное зрелище притягивало к себе взгляд само по себе и отворачивайся не отворачивайся, картина оживала сама по себе уже в сознании.

- Я забрал эту вещь. - серьезно сказал Огюст Сансон. - Я не люблю смерть. И страшусь ее. Идите. Бог вам судья.

Бьянка вздрогнула от неожиданности, когда он поцеловал ей руку. Она уже готова была продолжить беседу, но Сен-Жюст тянул их вперед. Наверное, Антуан прав - это зрелище не для человеческого сознания. За дверью обнаружилась полуразрушенная лестница, которая круто уходила вверх. Бьянка в последний раз обернулась. Хранитель тронного зала, взяв в руки золотой гребень, с нежностью глядя на голову принцессы Ламбаль, причесывал ей волосы.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Июн 18, 2010 3:02 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Аррас.

Клер Деманш, Огюстен Робеспьер.


На кладбище было очень тихо, как и должно быть в месте вечного упокоения. Судя по солнцу, он провел здесь около двух часов, не меньше, выбирая сорняки на некогда ухоженной могиле и пересаживая те цветы, которые каким-то непостижимым образом умудрились здесь вырасти. Огюстен выпрямился и потянулся, разминая затекшие мышцы. Все это время, приводя в порядок могилу, он вел безмолвный диалог с любимой сестрой, совершенно не обращая внимания ни на жару, ни на внешние раздражители, только раз перебросившись несколькими фразами со старым кладбищенским смотрителем. Кажется, его труды принесли кое-какие результаты и теперь можно не мучиться угрызениями совести.

«Вот и все, Генриетта. Я не знаю, куда мы идем и, что самое страшное, не вижу, куда придем. Кто будет слушать рассуждения о том, что революция в уже революционной стране – это глупо? С другой стороны, где выход? Не ударишь ты, съедят тебя, здесь все на кого-то точат зубы. Знаешь, я когда-то мечтал стать великим путешественником, эта мечта сбылась только частично, я действительно путешествовал. И я видел море. Только стоя по колено в крови, но это было оправдано. А чем оправдать то, что часто убивают ни в чем не повинных? Это философия, но я начинаю раздражаться по пустякам. Возможно потому, что в личной жизни у меня полное дерьмо, хоть таких слов и не говорят при дамах…»

Мысль прервалась, он услышал, что его зовут и сначала вздрогнул от неожиданности. Повернувшись, Огюстен увидел мальчишку лет двенадцати, спешившего к нему по дорожке.

- Гражданин… Робеспьер… - выдохнул подросток, видимо, очень торопившийся сюда.

- Что стряслось? – Огюстен отряхнул руки и поднял с земли сложенный редингот. Ну что, скажите, могло понадобиться от него, притом так срочно, что его разыскали даже здесь?

- Гражданин Робеспьер… А мне сказали, что вы привезли известия из Парижа о моем дяде.

- О каком дяде? – вытаращился на него Огюстен.

- О гражданине Декувьере, Патрисе Декувьере., он брат моей матери, - не сводил с него взгляда мальчишка.

- Аааа… - задумчиво протянул Огюстен, соображая, что ответить. С одной стороны вполне нормально то, что родственники интересуются парижскими новостями, с другой – откуда, черт побери, полезли предположения, что именно он привез новости о Декувьере? Как раз о нем он о сказал ни одного слова, предпочитая заниматься финансами. – Так это твоя мать решила, что у меня есть о нем новости?

- Нет, это сказал гражданин Лебон, - с готовностью ответил мальчик. – Когда мы узнали, что вы приехали, моя мать подумала, что вы, возможно, привезли и новости о дяде, они с женой дяди пошли в Ратушу и о чем-то говорили с гражданином Лебоном. А потом гражданин Лебон сказал, что вы, вероятно, знаете все… Вот меня и отослали вас разыскать.

- Ага… Но думаю, что будет несправедливо, если новости узнаешь только ты, - сказал Огюстен. Вот значит как… Декувьером по каким-то причинам интересуется Лебон, иначе какой ему интерес говорить с дамами и более того, посылать мальчишку на разведку? Так-так… Это становится уже интересно. – Скажи своей матери, юноша, что твой дядя поставил на уши весь Клуб якобинцев в Париже…

- Поставил на уши? - недоверчиво переспросил подросток.

- Да, да, именно, - о факте гибели Патриса Декувьера он решил пока не упоминать. – Так что беги.

Мальчишка еще некоторое время стоял, видимо не решаясь спросить что-то еще, но потом убежал.

«Как видишь, Генриетта, новости здесь распространяются с немыслимой скоростью, - продолжил свой монолог Огюстен. – И почему Лебон, хитрая бестия, так интересуется Декувьером? Пойду-ка послушаю сплетни в ближайшей таверне и я, вдруг узнаю что-нибудь интересное о Лебоне, тогда мы будем с ним квиты. А сюда я приду завтра и принесу цветы.»
Набив трубку, Огюстен закурил и неторопливо направился в таверну, как и планировал.

***

Клер Деманш подняла глаза в притворном раздражении. Очередь шумела. Женщины, перебивая друг друга, спешили поделиться последними новостями. Самой себе Клер могла признаться, что в Аррасе по большому счету заняться нечем – лишь слушать, о чем толкует народ и пересказывать это подругам. Но тут вступала работа над собой. Клер было тридцать два. Высокая и темноволосая, она до сих пор считалась одной из самых видных женщин в Аррасе. Жена высокопоставленного чиновника, заведующего всеми почтовыми делами города, не может, как простая торговка, болтать без устали в очередях. Дочь видного якобинца, уважаемого нотариуса Роже Фретьера, не должна тратить времени на досужие разговоры. Наконец, бывшая любовница брата самого знаменитого политика страны… Вот на этом месте стройные рассуждения всегда давали трещину. О связи с Огюстеном, к счастью, никто не знал. Да и гордиться тут было нечем. Их роман, если можно так выразиться, начался три года назад и с тех пор вяло протекал в те моменты, когда это было всем удобно, и когда Робеспьер-младший являлся в родной дом. А делал он это крайне редко. В последний свой приезд он вообще приволок с собой женщину. Парижанку и – глупо отрицать – довольно хорошенькую парижанку.

- А знаете, что Огюстен Робеспьер приехал в Аррас?

Вопрос интеерсный. Клер кончиками пальцев поправила чепец и сделала вид, что перекладывает в корзинке овощи. Сама стрельнула глазами в сторону говорившей. Так-так, оказывается, в очереди за хлебом можно услышать что-то интересное…

…. – говорят, у него в Париже неприятности. Говорят, он за деньгами приехал!
- А не мудрено! Видели, с кем он приезжал в последний раз! Такая мелкая, а глазки загребущие! Да она его, беднягу, с потрохами, наверное, под себя подгребла, и не поморщилась!

- Да ладно, говорят, хорошая девушка…

- Как бы не так! Хорошие девушки, да будет тебе известно, дорогая, сидят дома и готовят мужьям обеды, а не разъезжают с неженатыми мужчинами!

- А ведь верно…

Клер вздохнула и продвинулась вперед. Скучно. Сейчас начнут перебирать Огюстена по косточкам. А было бы неплохо его увидеть. Во время его прошлого приезда она пролежала с простудой и даже не посмотрела, каким он стал за эти месяцы. Вот муж ее, почтовый гений Пьер Деманш, с каждым месяцев становится все толще и противнее. Хоть бы уехал куда… И вообще, жарко сегодня. Клер протянула деньги и уложила в корзину хлеб. Через десять минут она дойдет до дома, и можно будет целый час бездельничать, играя с собакой и листая свежие газеты. Или… Она остановилась и склонила голову набок. Судьба. Огюстен Робеспьер приближался к ней, глядя перед собой и ничего вокруг себя не замечая.

- Добрый день, гражданин Робеспьер, - звонко поздоровалась Клер. – Жарко сегодня, не правда ли? С возвращением вас! – она шутливо поклонилась.


- Ба, гражданка Деманш, - улыбнулся Огюстен, заметив женщину, с которой его связывали как некоторые события, так и весьма приятные воспоминания. Высокая, темноволосая и темноглазая, она казалась полной противоположностью Жюльетт Флери и ничуть не изменилась со временем. Он снял шляпу и слегка поклонился в ответ - оказывается, этикет ему вбили в голову накрепко, начав в колледже и заканчивая одной-единственной, но весьма впечатляющей лекцией, которую прочел Максимильян. Что оказалось сильнее - неизвестно, но вспомнилось именно сейчас. - Какая приятная неожиданность! И, к ответу на ваш вопрос, я жду не дождусь, когда это лето наконец-то закончится. Позволите мне проводить вас?

- Да, пожалуйста, - она с радостью протянула ему корзинку с покупками, поглядывая по сторонам. Пусть шепчутся. Если ее мужу доложат, что ей подносил покупки сам Робеспьер-младший, тот лишь порадуется. И уж точно не устроит никаких ненужных сцен. А народ тем временем поглядывал. - На нас смотрят, гражданин, предлагаю показать прохожим, что у нас все хорошо, - Клер многообещающе улыбнулась Огюстену, давая ему понять, что и правда рада встрече.

- Все действительно хорошо, лучше и быть не может, - Огюстен удобнее перехватил корзинку, из которой одуряюще вкусно пахло хлебом и протянул женщине руку, помогая преодолеть выбоину на дороге. - Куда вы направляетесь, гражданка? Могу ли я быть чем-то полезен кроме того, что попытаюсь уменьшить количество опасностей, подстерегающих вас на пути к месту назначения? По крайней мере я на это надеюсь...

Клер посмотрела вокруг и, убедившись, что ее не слышат, сказала, взглянув на Огюстена выразительно и тоном, не допускающим сомнений в ее намеряниях. - Огюстен, не знаю, зачем ты здесь и надолго ли, но мне бы хотелось, чтобы ты уделил мне часть своего времени и вытащил меня из лап моей скучной супружеской жизни хотя бы на несколько часов. Обещаю накормить тебя обедом... И вообще, обещаю все, что угодно. Любая помощь моему любимому депутату Конвента - за то, чтобы он позволил мне вновь почувствовать себя женщиной, а не супругой чиновника. Согласен?

- Примерно это я и имел в виду, когда уточнял степень полезности, - улыбнулся Огюстен. - Разумеется, я не могу позволить тебе умереть от скуки, поэтому... Так как у меня нет своего дома, а у тебя мы рискуем пасть жертвой ревности твоего супруга, предлагаю устроить пикник на природе например... в саду бывшего епископского дома. Что скажешь?

- О боги, мои молитвы услышаны, и теперь я вижу, что Париж оставил за тобой все твои достоинства и ни капельки тебя не изменил! - воскликнула Клер и кивнула. - Пойдем быстрее, пока нас никто не видит.


***

Просторная беседка в саду бывшего епископского дома не раз и раньше служила Клер и Огюстену местом для встреч по особому поводу. Владелец сада был дряхлым стариком, который почти не выходил из дома. К тому же, он почти ничего не видел. Украсть из-под носа у старика плед или подушку было своеобразной игрой. Как правило, этим занимался Огюстен, а Клер, спрятавшись за углом домика, старалась насмешить его, чтобы поставить в неудобное положение... Спустя час после вторжения в сад достопочтенного старца, Клер, лежа на коленях любовника и обмахиваясь собственным чепцом, пересказывала новости Арраса, не забывая вставлять шпильки в адрес мэра Лебона и его помощников.

Огюстен слушал не перебивая, иногда комментируя, иногда нет - сейчас он был слишком ленив для того, чтобы принимать в беседе живое участие. Теоретически интересно было бы узнать, что думают здесь о Декувьере и об отъезде Патриса в Париж, но разговор до этого не дошел, а торопить события не хотелось, так как известия были не самые радостные. - Я видел Лебона в первый же день своего приезда. Похудел. Осунулся. Очень надеюсь, что у него неприятности.

- Такие, как Лебон непотопляемы, - ответила Клер. - Даже мой муж - насколько безразличное ко всему существо - одно время имел на него зуб. Ходили слухи, что Лебона вызывали в Париж в Комитет общественного спасения. Я правильно помню - так у нас теперь называется главный правительственный орган? И что? Вернулся, как ни в чем ни бывало. Хотя, знаешь, в Аррасе многие были бы рады... В общем, ты понял, о чем я.

- Это не слухи, его действительно вызывали в Комитет, - скривился Огюстен. - И, похоже, ты права - он действительно непотопляем, хотя были люди, которые хотели внести разнообразие в эту жестокую действительность. Выкрутился. Гад. И чем же он не угодил твоему мужу, можно спросить? Неужели решил окончательно подмять под себя почтовое ведомство?

- Все началось с какого-то письма, отправленного по ошибке секретарем Лебона, - оживилась Клер. - Как рассказал мой Пьер, Лебон прибежал в тот день лично к нему и потребовал задержать на день отправку почты, потому что среди писем - бумага государственной важности. Супруг поморщился, но - что делать - отдал распоряжение. Потом два человека из его ведомства были обвинены в связях с роялистами и казнены. У нас это просто делается. - Клер закрыла глаза и потянулась. - Как хорошо, что ты приехал, Огюстен. Даже не спрашиваю тебя о молодой особе, которую видели с тобой во время твоего последнего приезда. - Спрашивай еще. Мне нравится рассказывать тебе наши маленькие истории.

- В связях с роялистами здесь не был обвинен только ленивый, - сказал Огюстен. - Но тебя, похоже, не было в городе, иначе ты бы знала, что здесь творилось черт знает что. Значит, эта история давняя. А в последнее время, Клер? Меня интересуют все последние новости, так как Бюиссар в последнее время перешел к рассказам почти официальным, что больше заинтересует Максимильяна. У меня запросы скромнее, меня устраивают и просто новости, сплетни и все, с чем жить не так сложно и веселее.

- Ты ошибаешься, случай с письмом был буквально недели три назад. - возразила Клер. - Но, раз ты просишь сплетни... Все для вас, гражданин Робеспьер, - она поднялась и присела, прислонившись к стене беседки. Затем заговорила, методично вспоминая все истории из жизни соседей. Когда дело дошло до Декувьера, Клер понизила голос. - А о Патрисе теперь говорят с исключителной серьезостью. Вроде как он отправился в Париж, чтобы стать знаменитым депутатом и якобинцем. Ты-то хоть видел его? Бедняга еще не очень раздавлен ответственностью перед земляками? Увидишь его - передай, что мы тут волнуемся и ждем! - Клер рассмеялась, представляя себе массовую встречу зануды Патриса горожанами.

Огюстен задумался, решив не выкладывать все сразу. Заговорить о письме сейчас означало подчеркнуть важность этой темы, чего на данном этапе хотелось избежать. Кто знает, какие выводы можно сделать из его интереса к переписке Лебона? Нет, лучше позже. А вот о Декувьере... О нем все равно станет известно рано или поздно. Новости имеют свойство распространяться, в чем мы убедились на опыте, а расстояние от Арраса до Парижа не такое уж и большое. Поэтому... - Патрис умер, даже не успев прославиться, - тихо сказал Огюстен. - Отравился лекарством, выпив большую дозу, чем предписал врач. Это может быть опасно. Хотя разные ходят слухи...

- О боже мой! - Клер схватилась за голову. - Умер? От лекарства? Да он сроду не болел! Мы еще над его женой посмеивались - променяла она здорового мужчину на инвалида слабосильного. Я же говорила - Патрис разошелся с супругой. Но - о чем я... Вот и его Париж до беды довел.

- Ну, для того чтобы принимать лекарства не обязательно болеть, - сказал Огюстен. - Я тоже, можно сказать, ничем не болею, но стоит один раз начаться приступу мигрени и я - не человек. Так или иначе в той комнате, которую он снимал, нашли пузырек от лекарства... ну и все. - Потянувшись к корзинке со снедью, Огюстен разлил в бокалы вино. - Держи, Клер. Жарко, нужно восполнять потерю жидкости в организме.

Некоторое время Клер крутила в руке бокал. Любопытно, что Огюстена, похоже, и правда интересуют все подробности жизни граждан Арраса. Раньше он не был замечен в такой горячей любви к своим ближним. Значило ли это, что он прибыл в Аррас по какому-то тайному поручению? Может быть да, а может, и нет. Это ничего не изменит. Огюстен уедет через несколько дней, а она вернется к обычному жизненному укладу с Пьером и собакой. В который раз Клер подумала о том, что отчаянно хотела бы родить ребенка. Наверное, это что-то изменило бы.

- А что здесь делаешь ты, Огюстен? - невинно спросила она, сделав пару глотков. - По городу ходят слухи, что твоя симпатичная парижанка тебя разорила. А ты что скажешь?

- Меня разорила не парижанка, а пожар, - сказал Огюстен. На лице Клер мелькнуло недоумение, поэтому он поспешил пояснить: - В доме случился пожар и все вещи, как ты понимаешь, сгорели. Приходится искать возможность раздобыть деньги... Теперь буду ходить в ведомство Лебона как на работу, я бы хотел вернуться к вопросу о нашей несчастной аренде дома, раз так вышло, но для этого мне нужна бумага, свидетельствующая о том, что мы в то время действительно арендовали тот дом. В общем и в целом - бумажная волокита, это не интересно.

- И правда не интересно, - улыбнулась Клер. - Как же так получилось, что твой дом сгорел? Или нет, ведь ты говорил, что живешь то у Шарлотты то у какого-то друга... А еще я хотела узнать, надолго ли ты приехал. Если ты говоришь о ведомстве Лебона, я смею надеяться, что мы сможем видеться еще как минимум неделю?

- Я уеду, как только закончу свои дела, - ответил Огюстен. - Не имею ни малейшего представления, сколько это может тянуться, - он сделал в уме отметку, что неплохо бы поговорить с мужем Клер, но как это сделать и не навлечь на них лишних подозрений и немедленной кары в лице Лебона? Впрочем, не следует сейчас высказывать столь явный интерес к переписке достопочтенного мэра, пусть подождет. - А сейчас иди ко мне. Проведем оставшееся до ужина время с пользой.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Июн 18, 2010 6:17 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Улицы Парижа.

Робеспьер, уличный музыкант.



Робеспьер остановился у кафе, раздумывая, не зайти ли туда, чтобы переждать столпотворение на улице. Снова кого-то сбили, даже отсюда было слышно, как женщины ругают извозчика, готовые вцепиться тому в горло, а мужчины занимаются подсчетами, сколько человек за последнее время было сбито именно на этой улице. Послушав немного, он сделал вывод, что не так уж и много, ведь поворачивая к набережной, экипажи едут медленнее. Однако какая-то доля истины в споре все же была: именно здесь погиб под колесами кареты Мерешаль. И личность того извозчика так и осталась загадкой, в отличие от сегодняшнего зеленщика, который вряд ли решил загнать свою клячу, стремясь сбить человека.

Воспоминания о Мерешале вернули его к мыслям о расследовании, что было неприятно, так как перед глазами все еще стояла вчерашняя картина, увиденная в подвале Тюильри. Да и бред, который лез в голову, стоило под утро забыться коротким сном можно смело отнести к вчерашним впечатлениям. Но в любом случае об этом предстоит говорить, думать, обсуждать. Кому какое дело до личных впечатлений, если встречаются вещи и пострашнее?
Приступ кашля, казалось, разорвал легкие, становясь с каждым разом все мучительнее и повторяющийся уже не только утром и вечером, как было обычно. Как назло, в голове зазвучал голос подземельного безумца: «Твоя смерть наступит не от болезни». Значит, у него есть шанс либо побороться с ней, либо смерть наступит так быстро, что это будет невольно восприниматься как легкое недомогание.

- Ты давно не приходил, гражданин, - раздался голос за спиной. – Но я рад, что тебе удалось поправить свое здоровье настолько, что ты снова можешь заниматься своим ремеслом, несмотря на болезнь.

- Что? – Робеспьер повернулся на голос. Говорившим оказался худой мужчина лет пятидесяти, сидевший на деревянном ящике как раз возле кофейни. На коленях он держал музыкальный инструмент, чем-то отдаленно напоминающий испанскую гитару, рядом стояла оловянная кружка для милостыни. Мужчина был слеп. И ослеп он, видимо, в результате несчастного случая, так как его лицо было покрыто сизыми рубцами, уже давно зажившими.

- О, прости, гражданин. Теперь я слышу, что спутал тебя с одним человеком, который чистил здесь обувь, но уже давно не приходит из-за болезни.
Робеспьер шагнул в сторону, пропуская нескольких жандармов, направляющихся к месту происшествия.

- Теперь мне досадно, что я так ошибся, - продолжил слепой. – Ты, наверное, скажешь мне, что нищенство запрещено законом? Но я не попрошайничаю. Люди сами зовут меня играть для них или же бросают деньги, если им нравятся мои песни. Я здесь уже два года и никому не мешал.

- Вы потеряли зрение, не сетуйте на ошибку, - сказал Робеспьер.

- Но у меня есть слух, - живо возразил музыкант. – И благодаря ему я могу сказать, что ты хорошо одеваешься, а значит, занимашь в обществе гораздо более высокое положение, чем чистильщик сапог. И ты моложе, чем тот, с кем я тебя спутал. Думаю, что ты – политик.

- Что же, вы отгадали, - склонил голову Робеспьер. – Только как вы узнали о моей одежде, если не видите меня?

- По твоим шагам, - довольно улыбнулся слепой. – Ты носишь не деревянные, а кожаные башмаки, значит, можешь себе это позволить. У тебя в кармане звякнула цепочка от часов, а твой редингот пошит из добротной ткани. Мои уши говорят мне о том, что не могут сказать глаза, гражданин. Я уже почти уверен, что слышал твой голос и раньше и еще ты свободно говоришь мне «вы», не боясь быть оштрафованным, что в наше время более существенно, нежели просто порицание. Ты не боишься жандармов, которые прошли здесь, тогда как простые граждане в большинстве случаев пытаются убежать. Ты, верно, смотришь на происшествие просто из развлечения и не пытаешься вмешаться, так как считаешь его ничтожным.

- Да, я смотрю на происшествие, - согласился Робеспьер. – Только сейчас никто не пострадал, а несколько дней назад здесь точно так же был убит человек.

- Ты сказал, убит? – переспросил нищий. – Да, возможно. Почему тебя это интересует?

- Потому что я хочу, чтобы убийца был наказан, - ответил Робеспьер. – Но вы вряд ли поможете мне.

- Несколько дней назад карета сбила лионца, - медленно заговорил слепой, воскрешая в памяти события. – Он был добр ко мне и часто бросал деньги просто так, ему нравились любые песни. В тот день он пришел сюда после заседания Клуба, самое оживленное время, но здесь его поджидали… Человек немного выше среднего роста, возраст от тридцати до тридцати пяти лет, голос сиплый, он крепкого телосложения, страдающий одышкой. Он одет хуже, чем вы, но и не бедно. Возможно, у него кожная болезнь, так как он часто чесал кисти рук, а говорил чисто, не на диалекте. Лионец пошел по направлению к нам, а потом я услышал брань извозчика и крики людей. Все уже произошло.

- Почему вы все это рассказываете? – спросил Робеспьер, обдумывая свалившуюся на него информацию. – И как вы можете знать о его росте и телосложении?

- Я уже говорил, что лионец был добр ко мне и мне хотелось бы, чтобы справедливость восстановилась на земле, а не на небе, - сказал слепой. – А что касается роста и телосложения… Я ведь не всегда был слеп, гражданин. Я получил неплохое образование и, хотя теперь вынужден делать выводы только на том, что слышу, я не утратил способности мыслить. И рост, и телосложение мне подсказал звук его шагов.

- Вот как… Вы сможете узнать его, если еще раз услышите его голос? – спросил Робеспьер.

- Думаю, что смогу, - ответил музыкант.

- Если он появится здесь когда-нибудь… - он задумался, отдавая себе отчет в том, что говорит с человеком с ограниченными возможностями. – Вы сможете прийти играть к кафе «Отто»?

- То место занято другим музыкантом, - сказал слепой. – Но я попробую.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Июн 18, 2010 7:51 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Тюильри

Сен-Жюст, Робеспьер

Избавиться от гадостного ощущения после посещения «тронного зала» в подземельях Тюильри, куда их забросил случай, никак не получалось. Сен-Жюст проворочался всю ночь, изгоняя видения, которые услужливо предлагала память. Стол, за которым восседают мертвые аристократы. И их служитель – сумасшедший сын потомственного палача, умирающий от целого рассадника болезней. Кажется, даже Клери была под впечатлением. Тьфу.

А тем временем сквозь темные гардины уже пробивалось солнце. Стрелка часов уверенно двинулась к семи. Бедняжка Клери, по всей видимости, должна ненавидеть лето – ее возможности пребывания среди простых людей ограничиваются несколькими часами. К четырем она уже начинает суетиться и поглядывать на часы, в половину пятого прощается и бредет на улицу с обреченными видом. Страффорд никогда так не переживает. Привык. Нужно будет навестить его и рассказать о подземельном приключении. Кстати, о приключении. Сен-Жюст вспомнил о флаконе, переданном ему сумасшедшим хранителем. Во-первых, просто так никогда ничего не случается. Надо бы проверить его на всякий случай. А во-вторых… Во-вторых, как он попал туда? Кто-то передал ему этому ненормальному? Вряд ли. Скорее всего, флакон был спрятан. А если он был спрятан, то вряд ли тот, кто его использовал, имел добрые намеряния. И еще. Сансон-младший боится света. Скорее всего, он вообще не выходит наружу. Однако, в его хранилище – довольно много забавных аристократических безделушек. Дорогих безделушек. Откуда они здесь? Сам Сансон-младший бродит по Тюильри и собирает их? Бред. К тому же, в Тюильри ничего подобного не осталось. Надо бы узнать, когда именно он покинул Шарантон. Потому что если это произошло после августовских событий, то он никак не мог получить все эти вещи. А это значило одно – в подземелье кто-то держит тайник. А умалишенный оттуда подворовывает потихоньку.

Сен-Жюст умылся и спустился на кухню, где уже вовсю крутилась его квартирная хозяйка. Все-таки нет ничего лучше, чем влюбленная вдовушка. Ее ничему не надо учить – она сама знает, что, во сколько, и в каких количествах может потребоваться здоровому мужчине. В данный момент ему требовался хороший завтрак, на который ушло около получаса. В восемь утра Сен-Жюст, как всегда изящно одетый и подтянутый, входил в здание Тюильри. Если все сложится, он успеет до заседания поговорить с Ришаром и заглянуть к Робеспьеру. Ришар оказался на выезде. А Робеспьер – на своем обычном месте. Глядя на него, было невозможно предположить, что менее 12 часов назад этот человек бродил по подземелью в компании мертвой бессмертной красотки и сумасшедшего с изъеденным болезнями телом.

- Как спалось, Максимильян? – широко улыбнулся Сен-Жюст, занимая любимое кресло.


- Лучше не спрашивай, - ответил Робеспьер, жестом указав на кофейник. -  Видимо, кто-то свыше рассудил, что мне мало моих персональных кошмаров и решил добавить еще и этот. Но от повседневных обязанностей не избавляет ни это, ни бессонная ночь. Если вдруг у тебя есть новости для обсуждения - говори, потом я расскажу свои, это немного долгая история.

- Новостей нет. Лишь планы. В погоне за Карно мы слишком увлеклись расследованием. Я это сознаю. Но хотелось бы закончить. Поэтому переходи к своей истории - я весь внимание. - Сен-Жюст придвинул кресло к столу.

- У нас появились приметы человека, который, вероятно, помог Мерешалю попасть под экипаж, - сказал Робеспьер. - Правда приметами в обычном смысле это описание назвать сложно... Слушай... - Он кратко изложил  рассказ слепого, опустив только мелкие детали вроде некоторых заключений о манере обращаться и причине, по которой музыкант обратился к нему.

- Совпадает с описанием, которая дала Клери, - нахмурился Сен-Жюст. - Знаешь, что меня смущает? Мы предположили, что за всем этим стоит Карно. Ради него пошли на определенные хитрости. Однако, дело Мерешаля все-таки пропало, точнее - перенесено в архив. Вариантов - два. Либо наши усилия пусты, и Карно видит нашу игру и опережает нас. Либо это -две разных истории. Ты понимаешь о чем я?

- Нельзя исключать оба варианта, - ответил Робеспьер, немного подумав. - Вряд ли Карно обладает способностью читать мысли или незримо присутствовать в разных местах - вспомни, при каких обстоятельствах мы обсуждали наш план. Даже если бы твоя квартирная хозяйка вдруг задалась целью пересказать кому-то детали нашего разговора, то в основном мы говорили о твоей бестактности. Разговор продолжился позже, чего не мог предвидеть никто.  Несмотря на это я бы не торопился с выводами насчет двух разных историй, так у нас есть все шансы пойти по заведомо ложному следу. Нам нужны факты и ответы на многие вопросы в том числе и на тот, что Ришар делал вчера ночью в архиве? Согласись, что никто не мог предвидеть наших действий, они не были запланированы заранее. Но он торопился. Значит, не исключено, что шел туда за нами.

- Ришар будет сегодня допрошен. И если нужно - арестован, - медленно проговорил Сен-Жюст. - Я сумею отличить ложь от правды. Либо он пояснит, что делал ночью в архиве, либо будет выкручиваться и врать. Лучше бы он выбрал первый вариант. И еще. Ты удивишься, но я склоняюсь к мысли, что мне стоит вернуться в подземелье. Все указывает на то, что там бывают не только мертвые гости. Откуда этот несчастный таскает драгоценности? О ком он говорил, кого ругал за трусость? Откуда этот флакон? Вопросы без ответов.

- Антуан... - Робеспьер замолчал, от воспоминаний его заметно передернуло, но все же он собрался с силами для того, чтобы анализировать ситуацию. - Пока что я рискну сделать предположение о драгоценностях... Диадема, которая досталась гражданке Флери, давно числится в списке похищенных драгоценностей. Часть из них была найдена, если ты помнишь, а часть исчезла.  Склоняюсь к мысли, что это безумец нашел их и постепенно обустраивает таким образом "быт" своих.... гостей. Человек в здравом уме спрятал бы драгоценности в более надежное место, а не оставлял валяться где попало. Возможно, живые гости кое-что подворовывают у мертвых, в это я как-то больше склонен верить. Не имею представления о ком он говорил и кого ругал, а что касается флакона... Он с тобой?

- Да. Вот он. - Сен-Жюст достал из кармана небоьшой предмет, завернутый в новосой платок. - Мне кажется, там есть что-то на дне. Правда, внимательно я не приглядывался - вчера не хотелось тормошить воспоминания.


 - Возможно, имеет смысл попросить кого-то из химиков сделать анализ этой жидкости, - Робеспьер повертел флакон в руках, но открывать не стал. - Гитону Морво или Ассенфранцу вполне по силам подобная задача, но здесь есть риск огласки. Впрочем... Кое-что я могу сказать тебе уже сейчас, - с этими словами он взял из ящика стола сильную лупу и принялся внимательно изучать остаток сугргучной печати на сильно притертой пробке. - Вот... Ре... Шанп...  Найдешь человека с такими инициалами, это - аптекарь, который сделал то, что там налито. Делаю вывод что это - либо лекарство либо его составляющая, он вполне законно продает эту отраву, на нелегальные  жидкости клеймо не ставят.

- Думаю, что я займусь этим сегодня же, - кивнул Сен-Жюст. - Надо успеть до того, как его убьют, как ненужного свидетеля. В этой истории слишком много мертвых. У меня назначена встреча с Вадье. Он хотел чт-то сообщить мне, как руководителю Бюро общей полиции. Догадываюсь, что разговор пойдет о де Баце и о секции, где проживала арестованная Сесиль Рено. Я зайду ближе к обеду. Надеюсь, ты составишь мне компанию.

- Хорошо, - кивнул Робеспьер. - Обязательно зайди, чтобы рассказать о результатах беседы. И будь осторожен. У стен, как известно, есть уши. Нельзя допустить, чтобы кто-то узнал о твоей заинтересованности, но ты об этом знаешь и без напоминаний.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Июн 20, 2010 8:56 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Комитет общественного спасения.

Колло, Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон, Карно, Приер, Ленде и другие.

Колло дЭрбуа раздраженно бросил перо и, не сдержавшись, затоптал лист бумаги, упавший на пол. И плевать на то, что граждане коллеги смотрят на него, как на душевнобольного! Плевать. Уже одной "повестки дня" по каким-то непонятным причинам оглашенной Кутоном хватило, чтобы его нервы были на пределе. Да, конечно, они будут трепаться о заговоре за каждым углом, о проделках Питта, о роялистах и еще черт знает о чем и... об этом чертовом убийстве этого чертового провинциала, которого черт угораздил отбросить копыта не составив ни завещания, ни покаянной записки. Цинично? Да. А вот ему сейчас не очень-то весело ловить на себе косые взгляды, как только речь заходит и о лионцах тоже. И никакая гнида не наберется смелости, чтобы сказать ему прямо в лицо: "Да, Колло, я тебя подозреваю". Чтоб их... Злость, между тем, искала выхода.

- Что уставились, граждане коллеги? Вы все безупречны, вас никогда не подозревали, у вас у всех скоро вырастут крылья за спиной. И не надо делать вид, что не понимаете о чем речь - об этом уже неделю долдонят все, кому не лень. Я - очень подходящая кандидатура, чтобы все свалить все на меня,
правда, Робеспьер?

Робеспьер поднял взгляд от бумаг. Это что-то новое. Колло и раньше славился своим сказочным характером и склонностью к склокам, но до сих пор не выражал это так открыто. Либо беспокоится из-за беспочвенных подозрений, либо таким образом сетует на то, что они возникли, эти подозрения. Как знать, как знать...

- Что именно свалить Колло? - холодно спросил он. - Уточни, в чем именно тебя подозревают, так как твои подвиги весьма разнообразны. Если ты о вчерашней попойке, то да, это богатая тема для обсуждений, не спорю. А если о Декувьере, то в твоем стиле было бы оглушить беднягу ударом кулака и выбросить из окна, предварительно вываляв в дегте и перьях...

Приер не сдержался и хмыкнул, запоздало превратив смех в кашель. Не так давно в кулуарах действительно обсуждали довольно соленую сплетню о том, что именно так Колло поступил с некстати заявившимся мужем одной из своих любовниц. А Робеспьер становится зол на язык, нужно отметить.

- С каких это пор ты стал собирать сплетни, Робеспьер? - ощетинился Колло. - Мне помнится, что ты одно время осуждал это занятие, как недостойное.

- Я никогда не собираю сплетен, Колло, - ровно ответил Робеспьер, не удосужившись даже оторваться от чтения какой-то бумаги. - Я всего лишь выслушиваю новости. И не моя вина, что одной из самых известных новостей являешься именно ты.

Колло пробормотал что-то невразумительное и старательно разгладил измятый им же лист. Вроде и не сказал ничего обидного, гад, а такое ощущение, что окатили дерьмом, куда там дегтю и перьям. Ну его к черту, раз гражданин Неподкупный сегодня настроен лаять, как собака.

- А что, Колло, с какого момента тебя стали донимать сплетни? Если это ложные слухи, ты можешь написать заявление - ходатайство о заключении обидчика под стражу. А потом подписать его у коллег. - Сен-Жюст обвел комнату, где работали сотрудники Комитета общественного спасения, холодным взглядом. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно. - Его казнят. А слухи прекратятся.

- И заодно заключить под стражу всех тех, кто это обсуждает, Сен-Жюст. Вполне достойный вас совет, согласен, - ответил Колло, по правде говоря, не желая ввязываться в спор еще и с Сен-Жюстом. Сейчас подключится Кутон и триумвират во всей красе совершенно забьет голос посмевшего высказать нечто похожее на недовольство. Чтоб их.

- Какой интересный предмет для шуток! - подключился к беседе Кутон, смерив Колло недобрым взглядом прищуренных глаз. - Казни! Смешно, правда, граждане? Гражданин Колло бродит по улицам, распугивая мирных граждан своим видом, бранясь и нарушая все законы поведения добропорядочного гражданина. Затем совращает замужних женщин и устраивает из этого театральное выступление. И что же? Он раскаивается? Нет. Он находит в себе мужество шутить на эту тему. Или не шутить? Такими темпами вы скоро оставите множество женщин вдовами, Колло. Так действовал только покойный гражданин Марат.

- Это что, я рассказываю о моих подвигах, Кутон?! - начал всерьез заводиться Колло. - Это Робеспьеру пришла в голову блестящая просветить тех, кто еще чего-то не слышал. С каких это пор ты решил стать моих духовным наставником?

- Фу, Колло, упаси меня Бог, - поморщился Кутон. - Ты и понятия не имеешь о том, что значит "духовность". - Кутон подчеркнуто-нарочито повернулся к Бареру, который, почувствовав, что назревает скандал, делал отчаянные попытки перевести разговор в рабочее русло. Умный человек этот Барер. Без него было бы нелегко.

- Граждане, мы говорили об обстановке в городе, о продовольствии, о чем угодно, но не о сплетнях! - поддержал Барера Ленде. - Гражданин Робеспьер, вы собирались изложить нам что-то важное? - К Робеспьеру Ленде всегда обращался вежливо и с подобающим уважением. Возможно, таким образом он пытался скрыть, как глубоко ненавидит этого человека? Хотя, кого теперь этим удивить...

- Все, что относилось к повестке дня, нам изложил гражданин Кутон, - ответил Робеспьер. Сегодня он старался все беседы свести к минимуму, так как стоило только вдохнуть побольше воздуха и сбиться с дыхания, как проклятый кашель не оставлял в покое иногда больше минуты. В глубине души он сожалел, что бумаги на повестку дня удалось перехватить именно Кутону - коллега все сводит к реорганизации трибунала, а эта тема только нервирует всех, так как подобных действий все боятся и для них пока что нет достаточно веских оснований. Лучше, если бы доклад читал Сен-Жюст, но что теперь изменишь? - С поставками продовольствия в армии снова перебои и вам, гражданин Ленде, предстоит обсудить этот вопрос с коллегами, после чего мы примем решение о срочных мерах. Возможно, имеет смысл продолжить закупки зерна из Генуи, однако они требуют в качестве платы полновесную монету. Следует учитывать и то, что забирая продукты первой необходимости из других департаментов, мы тем самым ставим их в затруднительное положение. Предложение Приера изымать излишки в порядке очередности тоже следует рассмотреть, хотя мне кажется, что этот план себя не оправдает.

Карно с интересом прислушивался к перепалке, которая, впрочем, довольно быстро завершилась. Он так и думал – у Колло нервы сдали в первую очередь. Видит бог, он не хотел, чтобы смерть злосчастного Декувьера бросала тень на кого-то из Комитета. Какими бы они ни были, но почти все, включая даже маразматика Кутона, имели право на существование. Все, кроме Робеспьера. И кроме Сен-Жюста, который был слишком фанатично предан тирану, чтобы о нем можно было думать, как о человеке, возможно, полезном стране. Однако, и умница Сен-Жюст с его хваленой интуицией тоже мог ошибаться. Карно ежедневно находил способ просматривать материалы дела по Декувьеру, убийство которого лежало на его совести, но видел лишь как следствие идет по ложному следу. Хотя… Слишком все выглядело гладенько. Из материалов дела следовало, что Декувьер встречался с Клери – и тому подтверждением был черновик статьи, которая так и не вышла. Но Карно знал, что в день убийства Декувьер не собирался ни с кем встречаться, и даже не упоминал ни о каком Клери…

… - Здравствуй, Лазар. Ты можешь снять маску. Я узнал тебя. Не понимаю, к чему этот маскарад.

Декувьер – на пороге его квартиры. Именно сюда он привез тайное послание Лебона. Именно тут собираются все роялисты Парижа, верные де Бацу и ожидающие его возвращения. И здесь он – не Лазар Карно. Но – человек в маске. Однако, его раскрыли. Время снять маску. Что он и делает.

– Здравствуй, Патрис. Что тебя надоумило?

- Простая булавка! – Декувьер смеется, довольный, что удивил надменного товарища по перу. – Я увидел ее у тебя на столе, когда привез письмо из Арраса, но не придал ей значения. Знаешь, бывает, что отвлечешься и забудешь. А сегодня я говорил с Робеспьером и увидел у него эту чертову булавку. И вспомнил! Вспомнил, как мы все договорились носить одинаковое скромное украшение с буквой «Р» - «Розати». Я-то свою уже давно потерял. А вы с Робеспьером, вижу, храните.

Карно с досадой смотрит на злосчастную булавку. Ну кто мог знать? Хотя нет. Это непростительно. В тот миг, когда он увидел на пороге своей тайной квартиры Декувьера, по наивности согласившегося выполнить поручение Лебона, он должен был сообразить и убрать подальше булавку общества «Розати».Но он этого не сделал. И вот он – результат. Попросить Декувьера не говорить никому, при каких обстоятельствах они встретились в Париже? Смешно. Это лишь породит в нем подозрения. Оставить все как есть? А если Декувьер проболтается?

- Храним, - Карно окидывает своего гостя непроницаемым взглядом. Он принял решение. – Для меня «Розати» - важная часть жизни, Патрис. И мне хотелось бы отметить с тобой эту встречу. Где ты остановился?

…. Карно вздрогнул, возвращаясь к действительности. Он обещал Вадье поднять вопрос о Комитете безопасности. Пора.

- Излишки должны забираться прежде всего в департаментах, удаленных от линии фронта, - сказал Карно. – Однако, я хотел поднять перед вами, коллеги, другой вопрос. Недавно я стал свидетелем неприятного разговора. Кажется, Комитет общественной безопасности, настроен весьма недобро. Гражданин Робеспьер, представляя наш Комитет, игнорирует Комитет общественной безопасности, который в свою очередь «забывает» уведомлять нас о делах, относящихся к должностным лицам. Оба Комитета выдают ордера на аресты. Не сговариваясь. Результат налицо. Освобождено несколько подозрительных. Один Комитет арестовывает, второй – освобождает. Скоро начнем латать дыры среди важных заключенных, покинувших стены Консьержери лишь потому, что главы Комитетов не могут договориться.

- Что вы предлагаете, Карно? – поднял брови Сен-Жюст.

- Определиться, Сен-Жюст. Ничего больше. И сделать это нужно будет тому, кто взялся принимать решения в стране и в нашем Комитете, - ответил Карно.

- Это касается всех, - пробормотал Колло. Комитет безопасности и тех, кто там работает он терпеть не мог по той простой причине, что они всегда умудрялись ставить палки в колеса их Комитету и даже осмелились критиковать в Конвенте и в Клубе некоторые решения. И если в чем-то он был солидарен с Робеспьером, так это в том, что Комитет нужно защищать от таких вот необоснованных нападок. А от себя лично мог бы прибавить и то, что неплохо бы насыпать им соли под хвост. Можно и с перцем. – Мы не для того столько боролись, чтобы снова позволить им совать свой нос куда нужно и куда нельзя. Так что говори, что ты предлагаешь, Карно и будем принимать решение вместе. Для меня, например, не секрет, что они настроены недобро, но и пресмыкаться перед ними не собираюсь, так как те граждане быстро сядут на голову, свесят ноги и станут погонять нас хворостиной, ясно?

- Что вы имеете в виду, гражданин Карно, когда бросаетесь такими утверждениями? - в свою очередь спросил Робеспьер, как только дЭрбуа замолчал. – В Комитете безопасности есть свой докладчик и как мы не отчитываемся за их действия, они не отчитываются за наши. Хотя, возможно, следовало бы прийти к какому-то подобию согласия. Нам известно, что вы в последнее время зачастили в тюрьму, чего раньше никогда не делали. Надо полагать, что таким образом вы помогаете латать дыры среди заключенных и выскажете действительно дельные предложения по этому вопросу.

- Выскажу. Когда наступит время, - улыбнулся Карно. - Пока что я лишь отражаю нападки граждан из Комитета безопасности, которые уверяют, что мы бездействуем и лишь тратим время на пустые переговоры. Кстати, мои визиты в тюрьмы навели меняна странные мысли. Похоже, граждане, некоторые члены нашего Комитета ведут свои личные игры, арестовывая людей втайне от остальных. В моду входит новое понятие - "неучтенные арестованные". Совершенно случайно столкнулся с этим фактом, и был удивлен, если не сказать больше.

- А что это за заключенные? - поднял голову Сен-Жюст. - Продолжайте, коли начали, Карно. И кого вы имели в виду под "некоторыми членами Комитета"?

- Этого я еще не понял, Сен-Жюст. Но обязательно пойму, - процедил Карно, и повернулся к Робеспьеру. - С удовольствием внесу свои предложения по тюрьмам и заключенным, если тебя так заинтересовало мое мнение, гражданин Робеспьер.

- Гражданин Карно говорит это как раз к тому, что одни арестовывают преступников, а другие - освобождают, - холодно сказал Робеспьер, обращаясь к Сен-Жюсту и не глядя на остальных. Потом повернулся к Карно и совершенно безразличным тоном прибавил: - Как считаете нужным. Только не вижу, как ваше личное мнение может изменить ситуацию с Комитетами, которая вам так не нравится.

Колло уныло уткнулся в свои бумаги, понимая, что если он скажет еще слово, то грянет гром, а он сам окажется в эпицентре грандиозной ссоры. Никто сейчас не станет слушать его мнение о Комитетах. К счастью, спасать ситуацию взялся Приер. Бог в помощь, только вряд ли у него получится.

- Граждане, мы всего лишь хотели обсудить ситуацию и, возможно, смягчить трения между Комитетами, которые нежелательны для всех. Не будем тратить время на ссоры....

- ...иначе не разберем повестку до ночи... - тихонько пробормотал Колло, смерив указательным и большим пальцами кипу бумаг перед ним.

- Трения между Комитетами - вопрос вечный, - заговорил Кутон. - Вадье не может простить нам Бюро общей полиции и по поводу и без поводу распространяет лживые слухи. Бог им судья. Однако, у нас есть незаконченное дело, которое никак не сдвигается с мертвой точки, несмотря на активный интерес со стороны как депутатов Конвента, так и простых санкюлотов. Некоторое время назад из миссий были отозваны проконсулы, зарекомендовавшие себя, как мстительные, кровавые изверги-тираны. В Париж уже приезжают делегации, требуя возмездия. И что мы видим? Был ли наказан хотя бы один из них? Было ли начато расследование? Нет. Они все также ходят на заседание Конвента и играют важные роли в жизни общества. Я предлагаю поставить вопрос о предании суду Фуше, Тальена и им подобных.

- Делегации! Эти ваши делегации боятся выступать! - повысил голос Колло. Защищать Фуше, публично заклейменного в Клубе он не мог, но и молчать тоже не мог, так как дело касалось и его тоже. - Мерешаль уже выступил и погиб и я знаю...

- Достаточно! - прервал его Робеспьер. Нервозность дЭбруа ощущалась просто физически, недоставало, чтобы он высказался на тему о том, кто и что знает. Следует успокоить его и направить энергию в другое русло. К примеру... на Комитет Безопасности, за который так волнуется Карно. Сложно найти более подходящую кандидатуру, которая хоть и враждебно настроена к нему самому, но будет защищать интересы их Комитета так, как защищал бы свои собственные. Глупо не использовать возможность. - Достаточно. Согласитесь, что находятся люди, которые могут ловко использовать любую клевету, пущенную в ход. Всех, кого мы вызывали из соображений общественного порядка, по какой-то нелепой закономерности превращают во врагов народа и не последнюю роль в этой клевете играет и Комитет безопасности, которым только и нужно....

- Что подложить нам свинью! - закончил дЭрбуа.

Робеспьер слегка склонил голову, ожидая продолжения, но его не последовало. - Поэтому, - продолжил он, - Будет лучше, если мы на время отложим внутренние разногласия и сосредоточим внимание на делах, требующих...

- Извини, Робеспьер, - Клод Приер поднял руку, привлекая к себе внимание. - Колло прав, делегации приезжают, но боятся говорить. Я бы взял в повестку дня расследование дела о Мерешале, так как ходят упорные слухи, что он не сам попал под колеса экипажа...

- Не такой он дурак, чтобы самому падать! - сказал дЭрбуа, обрадованный неожиданной поддержкой. - Я знаю....

- Может быть, вы позволите мне закончить, граждане? - немного повысил голос Робеспьер, за что немедленно поплатился приступом кашля. - Ставить вопрос о наказании следует только после того, как мы сможем дать ответ делегациям, - кратко подвел он итог в наиболее лаконичной форме.

- Бюро общей полиции уже занимается расследованием дела Мерешаля, - с готовностью отозвался Сен-Жюст. - Кстати, готов представить, если вам, коллеги, это интересно, отчеты по некоторым расследованиям, напрямую касающихся спокойствия в Республике. Дело Декувьера, с обсуждения которого сегодня началось обсуждение - среди них.

- Отчеты? Или выборку с фактами, которые тебе, Сен-Жюст, было бы выгодно осветить перед нами? - поинтересовался Карно.

- Выгодно? Мне? Зачем, Карно? Обвиняешь меня в том, что я веду свою игру? Брось это, - холодно ответил Сен-Жюст. - Твои предположения - нелепы.

- Оставь, Антуан, - сказал Робеспьер. - Гражданину Карно не интересно слушать о фактах, которые предлагает нашему вниманию не он сам.

- А вот и поддержка подоспела, - резко ответил Карно. - Робеспьер и Сен-Жюст. Один говорит половину слова, второй - продолжение. Мне было бы интересно послушать о многом, Робеспьер, тут ты ошибаешься. О том, к примеру, скольким солдатам были урезаны поставки продуктов в связи с проведением праздника, который был так сильно тебе нужен. О том, как ты, воспользовался этим праздником для того, чтобы заставить парижан служить культу Робеспьера. Я слышал о старухе - провидице, которая вещает про спасителя-Максимильяна, называя его чуть ли не божьим посланцем. О максимуме на продукты. О нескольких депутатах Конвента, казненных без суда и следствия. А сейчас вы, граждане-триумвиры, подбираетесь к проконсулам? Не вы ли подписывали вместе с нами указы и декреты, дающие неограниченную власть тому же Фуше? Теперь ветер подул в другую сторону, Фуше приобрел слишком большую популярность у якобинцев - пора бы посмотреть на его деятельность с другой стороны. Знаю, Робеспьер, ты как всегда найдешь массу слов, чтобы выглядеть умнее других. Но здесь все еще предлагается высказываться. Так вот, я против того, чтобы устраивать массовое судилище над проконсулами.

- Никто и не ставил вопрос о проконсулах на голосование, Карно. Было именно высказано мнение и ничего больше, - сказал Робеспьер. - Говорить можете все, что угодно. Если ни у кого из вас нет вопросов и возражений, касающихся повестки дня, предлагаю заняться текущими вопросами, касательно ваших ведомств.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Июн 21, 2010 5:58 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Робеспьер. Бьянка

Окна комнаты Робеспьера засветились около двух часов ночи. Сколько они проводят в заседаниях! Эти минуты делают их жизни короче, но ни к чему не ведут! Если бы он знал, сколько вермени потребуется на то, чтобы восстановить его здоровье… Но он не задумывается. Лишь мысли о Революции – бесполезные, заведомо проигрышные, невозможные. Марат верил в то, что делает даже больше, чем Робеспьер. Он умер, не разочаровавшись. Робеспьеру уготована более страшная участь.. Как страшно быть вечной жительницей этой вселенной и знать, что всему есть конец, как страшно любить тех, с кем ты никогда не сможешь разделить счастья вечности… Она заберет Антуана. И это – единственный человек за триста лет, который способен последовать за ней…

Но при этом есть современный мир. Сен-Жюст наглядно дал понять, что с Неподкупным можно говорить лишь о делах и расследованиях. Антуан всегда прав и нет повода, чтобы ему не верить. Но что делать с желанием, которое бросает тебя вновь и вновь к этому дому на Сент-Оноре? Сколько можно изучать его окна? Он не ляжет раньше четырех.. Будет читать и думать.. Бьянка шагнула к дому. Преодолеть эту стену – так просто. И наградой – удивленный взгляд, в котором есть и искорка радости. Он ждал этого визита. Сегодня или через месяц. Эти визиты дороги ему, пусть и не так, как ей самой.

Бьянка спрыгнула с подоконника. И сказала, сама изумляясь собственной честности.
- Я пришла не для того, чтобы поговорить с вами о расследовании. Для этого существуют отчеты. Я просто хотела вас видеть. Потому что…. Наверное, и у нас бывают ситуации, когда просто важно… - Она улыбнулась. – Я просто хотела побывать у вас. Бесцельно. Как видите,я даже не могу найти красивой уважительной причины. Прогоните? Пойму вас. Не прогоните – с удовольствием стану частью одного часа вашей жизни. Решать вам.


- Нет, не прогоню, - Робеспьер указал на плетеное кресло напротив, которое Жюльетт Флери занимала всегда, когда приходила сюда. Когда она приходила в последний раз? Он с трудом мог вспомнить, да и последние впечатления вертелись в основном около подземелий Тюильри. - Вам совсем не обязательно выдумывать причины для того, чтобы бывать здесь. Приходите, если испытываете желание побеседовать.

- Да. Просто хочу побеседовать. Не о расследовании. Хотя, могу и об этом, если вы пожелаете. Меня измучило мое отношение к человеку... Я говорила вам о нем. Знаете, кажется я действительно полюбила смертного человека так, как, думала, не смогу полюбить после того, как погиб Марат. Я ведь рассказывала вам о наших с ним отношениях? Понимаю, что отрываю вас от мыслей о Республике и от сна. Поэтому уйду, если вы скажете, что вам не до меня. - Бьянка села в кресло, затем встала и заходила по комнате, стараясь говорить как можно тише. Она не спускала глаз с этого человека, волею судеб оказавшего на нее такое влияние. Перед ней он представал, как правило, в своем обычном виде. не было этого чопорного парика и сюртука, который он одевал в любую погоду. Обычные серые волосы, обычное узкое лицо, обычный разрез глаз. Лишь сами глаза - пронизывающие, словно у бессмертного, блестящие и мудрые. Неужели в них все дело?

- И чем же я могу помочь вам? - не удержался от вопроса Робеспьер, хотя задавать его было уже само по себе дурным тоном. Сегодняшнее заседание, видимо, оставляло свои последствия, которые выражались в совершенно неоправданном в данной случае желании язвить. - Простите пожалуйста. Наверное, сегодня у всех сложный день. Однако вопрос в чем-то оправдывает себя, хоть он и груб. Боюсь, что не могу дать вам совет, в подобной ситуации вы и только вы должны принимать решения. И. возможно, раскаиваться в них. Это - ваша часть жизни, ваши мысли, ваши эмоции, никто не имеет права вмешиваться в них. И никто не знает вас лучше, нежели вы сама.

- А вот тут вы ошибаетесь. - Бьянка нервно встряхнула волосами. - Я далеко не всегда знаю себя и, тем более - как поступить. А вы догадываетесь, о ком я говорю? Хотите, я опишу этого человека? - Холод и язительность его голоса ее расстроили и подхлестнули. В конце концов, она ничего не теряет. - Итак. Этот человек старше Огюстена. Но гораздо менее опытен в вопросах отношений с женщинами. Он прекрасен в письменной речи, но не способен быть красивым в устной. Я говорю исключительно о личных отношениях, в политике все - наоборот, и он прекрасен во всем. Свою внешность он не считает одним из своих плюсов. И если бы какая-то женщина сообщила бы ему, что он - поразительно красив, он бы удивился. Он считает себя трусом, но мужественннен. Он считает, что не способен противостоять физической боли, но при определенных обстоятельствах просто забывает о том, что она существет. И ничего не боится. В те моменты, когда он в чем-то сомневается, его спасает железная логика. Он мудр. И в его словах - мудрость веков. Он знает людей, и лишь глупцы способны вступат с ним в духовные споры. Достаточно? Или продолжать? Мне бы хотелось, чтобы вы угадали, кто перебил образ Огюстена в моих глазах.

- Ваши приметы могут подходить и всем, и никому, если рассуждать логически, - покачал головой Робеспьер. - Хотя именно логикой ваш монолог мерить нельзя. Вы сердитесь на меня за язвительность? Что же, имеете на это полное право. Но если отбросить все и оставить суть вопроса, то в чем бы она выражалась? В том, что вы не знаете как поступить, что снова возвращает нас к тому вопросу, который стал причиной вашего озлобления.

- Да, вы угадали. Сержусь. - Бьянка напряженно рассмеялась. - А как вы, кстати, угадали? Вы ведь не умеете читать мыслей, а мое лицо - загадка для всех. Что касается примет, то тут вы ошибаетесь. Мало кто подходит под них, если подходить с особой строгостью. Но, вижу, у вас нет вариантов?

- Признаюсь честно, я и не пытался отгадать, так как многие характеристики мне кажутся сильно преувеличенными. Но мне было бы действительно любопытно посмотреть на человека, который ничего не боится, это стало бы исключением из всех известных мне правил. Еще меньше я настроен играть в догадки, избирая как эталон опыт человека в общении с женщинами или содержание его частных бесед.

- В таком случае, стоит ли говорить об этом человеке? - Бьянка передернула плечами и села в свое обычное кресло. - Тот, кого мы встретили в подземельях Тюильри... Фамилия человека, толкнувшего Мерешаля под колеса.. Господи, я бы могла вам рассказать все, что вы пожелаете! - выкрикнула она неожаданно и отшатнулась к окну, словно испугавшись собственной тени. Затем закрыла лицо руками. - Пожалуйста, прикажите мне никогда сюда не приходить. Все станет проще. Поверьте.

- Не кричите, пожалуйста. В доме все спят, - он попытался придать голосу успокаивающие интонации, но многолетняя привычка взяла свое - эта попытка не увенчалась успехом. - Я не могу вам приказывать. Вы ведь пришли сюда в поисках совета, а я вынужден признать, что ничем не могу помочь вам. Возможно, это черная неблагодарность с моей стороны после того, что вы сделали... Может быть, вам нужно просто выговориться? А может, смириться с разочарованием? Слишком идеальный портрет вы нарисовали. К сожалению, таких людей не бывает.

- Бывает, - недобро прошептала Бьянка, в ярости за собственный порыв. - Я дала точное описание определенного человека. У вас ни одного предположения? Могу добавить деталей. Знаете, так случилось, что я доверяю вам самые сокровенные тайны. Угадаете? Хотя, понимаю, вас волнуют другие вопросы Хотите, нарисую, кто столкнул Мерешаля? Я провела целый вечер, читая мысли.. Я могу. - Бьянка уселась за стол и стали рисовать порывистыми движениями все, что ей удалось увидеть в мыслях свидетелей.

- Возможно потому, что нам довелось через многое пройти вместе, - предположил Робеспьер. - Возможно потому, что рядом с вами нет человека, с которым вы бы могли бы говорить откровенно. Возможно потому, что имел место обмен кровью, когда-то вы говорили, что это имеет какое-то значение, хотя и не рассказывали подробностей. Я не знаю почему и не берусь судить, так как чужая душа - потемки, я ведь не наделен возможностью знать мысли, - он невольно повысил голос и сам. К подобным разговорам он не привык в виду полного отсутствия таковых, а перемены в настроении собеседницы сбивали с толку. - Я ведь уже сказал, что не считаю нужным играть в загадки и, признаться, не совсем понимаю, при чем здесь покойный Мерешаль и подземелья Тюильри! Этот... - договорить помешал проклятый кашель. Когда приступ прошел, он устало оперся о стену. - Простите. Не считаю возможным для себя продолжать беседу.

- Как все глупо, гражданин Робеспьер, - Бьянка замерла, не спуская взгляда со своего собеседника. Из ее глаз брызнули слезы. Красные и страшные. Такого кошмара она не показывала даже Сен-Жюсту. Но теперь это было неважно. Она совсем ему не близка - это очевидно. Да и как развратница, подобная ей, к тому же, любовница его брата, может вызвать в нем какие-либо мысли, кроме как презрение... удивление..... жалость... Но с этим пора заканчивать. Так будет честно. - Я думала, вы догадаетесь, гражданин Робеспьер. Я говорила о вас. И нет человека, который соответствовал бы моему описанию. Я думала, вы догадаетесь. Но вы предпочли.. Впрочем, не имеет значения. В течение времени мы, бессмертрные, выбираем себе объекты для ... я пытаюсь говорить, как мужчина... Но не могу. Простите. Но я отдала вам свое сердце, как сумасшедцая. И делайте с этим, что хотите.

- Бедная... Вам придется смириться с потерей быстрее, чем успеете оглянуться, раз по вашим меркам время течет по другому. Я не знаю, сколько мне осталось и изменить это не в силах ни вы, ни я.

- Я в силах это изменить, но не буду. - Бьянка растерла красные слезы по лицу. Теперь оно снова имело привычно-бледное выражение. - Итак, гражданин Робеспьер. Теперь, когда вы знаете правду. Когда вы знаете, что я думаю о вас. Теперь, когда я искренне признлаась вам, что готова ради вас... Нет, этого я еще не сказала. Гордость. Знаете, когда-то за право обладать мною люди убивали друг друга. Знаете, мне нелегко говорить подобное. Вам нужно решить. Теперь, когда вы все знаете... - Бьянка, наконец, полностью завладела собой. - Итак, теперь вы знаете, что можете птребовать от меня все, что угодно. Или же прогнать меня.


- Я и не просил вас что-либо менять, а говорил с тем, чтобы подготовить вас к неизбежному, - устало сказал Робеспьер. - Вы знаете, что я не могу прогнать вас, так вы не заслужили этого. Однако за право обладания вами люди отдавали жизни. Что могу дать вам я? Даже ради вас я не смогу ни изменить себя, ни изменить свою жизнь.

- Мне нужно не так много. Лишь служить вам. Кажется, это не мешает вашим принципам, гражданин Робеспьер?- Бьянка усмехнуась. Кажется, все было зря. Но даже если он не примет ее жертву, он хотя бы может принять... - Пожалуйста, не заставляйте меня просить. Для меня это - чудовищно... Но никогда ранее со мной не происходило подобного. Определите для меня место. Я займу его. Я сломлена вами. И я вижу, что никогда не займу достойного места в вашем сердце.

- Вы уже заняли определенное место, даже не сознавая того и не спрашивая согласия, - вымученно сказал Робеспьер. - Иначе этот разговор вряд ли имел бы место.

- Я все испортила. - Бьянка села на подоконник. Чтобы не видеть Робеспьера, она закрыла лицо руками. - Я сказазала то,что чувствовала. Теперь вы знаете. Разумеется, теперь я не смогу приходить к вам. Но если вы все-таки заходите поговорить со мной.. вы знаете, где меня найти. Огюстен не знает. Эту тайну я буду хранить сколько нужно, так как она не несет ничего хорошего ни для кого из нас. Я желаю вам счастья. Искренне, и от всей души.

- Я ценю вашу искренность. И мне нелегко слышать, что вы больше не хотите приходить, а я с трудом нахожу время даже для себя. Приходите, я всегда рад видеть вас и не хочу, чтобы вы думали, будто я отталкиваю вас или насмехаюсь над вашими чувствами. - он не знал, как закончить этот разговор, чтобы не обидеть свою собеседницу. Не хотелось поддаваться слабости, но тревожные симптомы болезни давали о себе знать - сказывалось пережитое за день напряжение. Однако подобная подачка физическому состоянию уже противна сама по себе. Он взял графин с водой и смочил полотенце. Хотя бы так.

- Все остается, как есть, - Бьянка не шевельнулась, сидя на подоконнике. - Я сделаю все, чтобы не обидеть Огюстена. Теперь то вы понимаете, что рассказать ему правду - это не просто признаться в чувствах к какому-то другому мужчине. А все, что я сказала вам - правда. Вами нельзя не восхищаться. В тот момент, когда вы пошли на обмен кровью с таким существом, как я, я многое поняла. Наверное, это началось именно тогда. Ради вас я уничтожу кого угодно. - Бьянка на секунду закрыла лицо, словно защищаясь. - Ненавижу себя за это признание.... И, прощайте, гражданин Робеспьер. После всего, что я вам наговорила, я не смогу приходить к вам, делая вид, что ничего не происходит. Я буду регулярно передавать для вас отчеты. Как раньше. И цветы. И иногда бродить под вашими окнами. Просто, чтобы убедиться, что у вас все в порядке.

Спрыгнув с подоконника дома Дюпле Бьянка некоторое время смотрела на восходящее солнце, пока глаза не сузились от непривычной боли. Тогда они выбрала себе первое попавшееся убежище. Теперь все равно. Она проиграла.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Июн 22, 2010 12:56 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1747.

Аррас.

Пьер и Клер Деманш, Огюстен.

Огюстен шел по направлению к дому, где жила Клер, раздумывая над тем, с какого перепуга ее мужу пришло в голову прислать ему приглашение на ужин. Даже неудобно. Однако гораздо больше его занимал Лебон, который, казалось, испугался известия о гибели Декувьера, как и следовало ожидать мгновенно распространившегося. Что самое интересное, Лебон был напуган, как иначе можно объяснить тот факт, что наигранное подобострастие резко приняло форму заискивания? Впрочем, несмотря на это, официальную проблему его пребывания здесь решить не удалось. Чиновники как сговорились друг с другом и занимались исключительно тем, что пытались объяснить ему все бюрократические тонкости их ремесла. Сначала он терялся, а потом, после визита на кладбище к могиле Генриетты, его осенило. Причина была проста до банальности - все тот же страх, все то же угодничество. Даже не понадобились дополнительные усилия, чтобы приводить в порядок могилу - еще вчера заброшенная, сегодня она являла собой образец ухоженности, починили даже крест, который какой-то особо яростный борец за дехристианизацию пытался разрушить, но так и не довел дело до конца.

Оказалось, что все это было сделано за счет городского управления, чтоб им пусто было. А сторож бормотал и бормотал о том, что никто бы не осмелился... Да, никто бы не осмелился. Вот это и послужило точкой отсчета. Несчастные конторские крысы просто боялись сказать ему, что раз дом был арендован на имя Максимильяна Робеспьера, то названный гражданин и должен написать прошение с разъяснением всей этой финансовой истории. Такое письмо у него было и удивительно, почему никто не сказал, что оно необходимо? Поприветствовав нескольких знакомых, Огюстен остановился у дома и постучал в дверь, надеясь, что не очень опоздал.

К званому ужину с самим Робеспьером, пусть и младшим, Пьер Деманш подошел с особой серьезностью. Были потрачены некоторые средства на угощение. И даже выполнено пожелание Клер в виде изящного бирюзового платья с пышным вырезом. Клер прибежала к нему в тот вечер сама не своя и, заглядывая в глаза, сообщила, что имела честь идти по улице с самим Робеспьером-младшим и даже имела честь ему понравиться! Последнее утверждение Пьер Декувьер, руководитель почтового департамента Арраса, списывал на девичье самолюбование супруги. А если нет? Если она и правда имела честь понравиться самому брату великого Робеспьера? Это же полностью меняло дело! Именно поэтому Пьер готов был выделить десять ливров на платье! Клер - дурочка, она не понимает своей выгоды! Переспать с братом известного политика – и путь в Париж обеспечен! Пусть будет красивой и соблазнительной. Он купит ей это чертово платье. Вдруг Робеспьер-младший и правда соблазнится? Хоть так попасть в Париж…

Клер Деманш досчитала до десяти, отправляясь открывать дверь. Она была уверена, что ее план сработает. Ничтожный муж, конечно, купится на ее рассказ о встрече с Огюстеном. Далее – дело техники. Убедить его пригласить Огюстена на ужин. И пустить разговор в нужное звено. Огюстена ведь заинтересовала та история с письмом… Если немного подпоить Пьера, то он выложит все, что угодно. Клер открыла дверь и быстро поцеловала Огюстена в губы, затем повесила на лицо серьезную и добродетельную гримасу.

– Проходите, гражданин Робеспьер. Мой муж ожидает вас.

- Добрый вечер, гражданка Деманш, - Огюстен снял шляпу и склонил голову, приветствуя Клер. Комедия под названием "Ужин" началась, теперь главное держать себя соответственно. Помимо соображений о том, что гражданин Деманш вполне мог бы и вздремнуть после ужина или уйти куда-то по своим делам, примешивалось и простое любопытство. Поэтому он как можно скорее прошел в гостиную, на ходу сказав хозяйке дома несколько вполне допустимых правилами приличия комплиментов, касающихся ее великолепного внешнего вида, а также умения создать уют в доме. Обычная болтовня, положенная в подобных случаях. Муж Клер поднялся навстречу, и пока они обменивались традиционными приветствиями, Огюстен отметил, что тот по каким-то неизвестным причинам взволнован. Неужели мечтает вызвать его на дуэль, узнав о Клер, но опасается последствий? Что-то непохоже... - Добрый вечер, гражданин Деманш. Не скрою, что ваше приглашение было для меня неожиданностью, но я искренне рад, что проведу эти несколько часов в приятной компании.

- Не стоит благодарности, что вы, это же такая честь! - быстро среагировал хозяин дома. - Мне передали, что вы помогли моей супруге донести вещи до дому.. и я просто не мог не пригласить вас отужинать.. Особенно, узнав о том, что Клер этого не сделала....

Клер за спиной мужа состроила скорбную гримаску, изображая его сожаление. Затем, настроившись на серьезный лад, с достоинством произнесла: - Должно быть, вы голодны, гражданин Робеспьер! Прошу вас, проходите в гостиную! Мы так ждали вас! - Она слащаво улыбнулась и незаметно подмигнула Огюстену.

- Благодарю вас, - Огюстен последовал за хозяйкой, продолжая обмен банальностями, который пока что ничуть не походил на более менее серьезную беседу. Стол уже был накрыт и к ужину, как ни странно, не ждали больше никого, что было несколько неожиданно. Он привык думать, что званые ужины устраивают обычно для круга близких друзей или сослуживцев или что-то в этом роде, но сегодня, видимо, не тот случай. Хотя о чем сожалеть? Легкие закуски заслуживали того, чтобы их попробовали, а вино было выше всяких похвал, грешно сетовать.

Пьер Деманш поглядывал, как со стола исчезают закуски, поглощаемые гостем. Нда... Ну и аппетиты у этого Робеспьера-младшего! Видимо, старший отучился кушать, потому что все деньги шли на прокорм младшего. А ведь на столе в данный момент было выставлено продуктов на кругленькую сумму, к тому же продуктов, достать которые не так просто. А он все ел и ел... Жаль, что Клер его плохо знает и не предупредила. Он бы, конечно, не велел ставить на стол столько. Все это Пьер Деманш думал. И вежливо улыбался гостю, иногда кивая Клер, чтобы та подложила ему еще чего-нибудь вкусненького.

- Ну и как оно, в Париже? - расплылся в улыбке Деманш. - Читаем все, что связано с вашим великим братом! даже думаем написать для него письмо от всех аррасовцев, сообщив, как сильно уважаем его и любим.

Клер выразительно закивала и незаметно ущипнула Огюстена за ногу под столом. Она уже давно так не развлекалась, наблюдая, как ее супруг готов проглотить собственный язык от жадности.

- В Париже? - переспросил Огюстен, будто удивившись вопросу. - Смотря, что вас интересует, гражданин Деманш. В Париже изнурительная жара, но заседания Клуба якобинцев, как впрочем, и Конвента, не прерываются. Основными темами для обсуждения являются как политика с экономикой, так и частные дела граждан, если они становятся достоянием общественности либо позволяют усомниться в патриотизме какого-либо лица. Мой брат чаще всего очень занят в Комитете и не так часто как раньше выступает в Клубе, но, безусловно, рад будет получить письмо от сограждан... - на этом пункте он запнулся, раздумывая, насколько сильно будет рад Максимильян получить письмо, к примеру, от Лебона. Он хотел прибавить еще, в что в этом году обещают хорошо цвести крокусы, что позволяет сделать прогноз о хороших будущих урожаях, но пожалел собеседника.

- Как интересно! - всплеснула руками Клер. - Гражданин Робеспьер, а расскажите, пожалуйста, что-нибудь еще? Мы с Пьером так любим слушать рассказы! - Она подлила супругу еще вина. На третьем бокале его начнет клонить в сон, на четвертом - понесет во все тяжкие. Тогда-то Огюстен и расспросит его, о чем захочет.

Огюстен продолжил рассказ, который больше всего напоминал старую детскую игру под названием "что вижу, о том и говорю", не особенно пытаясь сделать свой рассказ обстоятельным и серьезным.

-... Кроме всего прочего все почтовые ведомства приняли решение придержать расценки за пересылку писем на прежнем уровне в пределах Парижа, но повысить стоимость за дальние перевозки, так как лошади очень дорогие. Сейчас, к примеру, дилижанс на Амьен отправляется только утром и вечером через день. Не так давно ввели цензуру для всех печатных изданий, теперь журналистам приходится осторожнее относиться к тому, что они пишут.... - эпизоды столичной жизни, которые приходили в голову были самыми разнообразными, но в какой-то момент Огюстен отметил, что его слушают с интересом. Впрочем, все верно, ведь незначительные для него события являлись для слушателей эпизодами столичной жизни.

- Да что вы говорите! Продолжайте, продолжайте! - Деманш заглотнул вино и отправил в рот кусок сыра. В голове немного шумело от выпитого, но оно того стоило - завтра на работе он будет пересказывать новости парижской жизни и хвастаться, что рассказал ему их сам Робеспьер! Пусть и младший.

- А у нас в почтовом ведомстве иногда так обидно бывает, просто ужас! - заговорила Клер, бросив на мужа преданный взгляд. - Помнишь, Пьер, тебе пришлось целый день искать какое-то письмо, которое по ошибке попало к тебе! Вот скажите, гражданин Робеспьер, в Париже могло бы такое быть - чтобы какой-то очень важный человек сначала попросил отправить какое то письмо, а потом устроил скандал и пригрозил бы, что уничтожит целое ведомство, если это письмо не найдут и не вернут ему?

- Случается, что важная корреспонденция попадает не туда, куда нужно именно по ошибке, - кивнул Огюстен, ничуть не преувеличивая. - В таком случае нагоняй получает в первую очередь тот, кто ошибся. А вот если ошибка произошла именно из-за нерасторопности служащих, то можно лишиться и места службы. А можно и головы, но это больше теоретически, так как важные письма отправляют с курьерами. Но уничтожить целое ведомство? Зачем? В данном случае вина того чиновника, у которого вместо головы тыква... А что у вас произошло, гражданин Деманш, позвольте полюбопытствовать?

Деманш густо покраснел. Клер была всем хороша - и красавица, и готовила прекрасно, и гостей развлекала, когда нужно - вот только, увы, - дурочка. С глупостью супруги он уже смирился, но иногда эта глупость и недалекость вылезала в самые неподходящие моменты. Заговорить об этой истории с письмом при самом Робеспьере-младшем! Фактически вытащить грязное белье на поверхность! Фактически бросить обвинение! Причем непонятно кому - либо ему, Деманшу, либо самому Лебону.

Клер, увидев, что супруг, кажется, проглотил язык, пришла ему на помощь.

- Знаете, гражданин, история ужасная. Мой муж - видите - до сих пор как слышит о ней, так сразу переживает и не может говорить. А вот я могу! Потому что очень переживала тогда и до сих пор переживаю сейчас! Так вот, гражданин Лебон писал это письмо некому Кристофу Фабатье с улицы... Пьер, с какой улицы? Я забыла - ты говорил!

- Лантерн, - машинально проговорил Деманш и осекся. - Клер, пожалуйста, принеси кофе!

- Конечно! - Клер вспорхнула со своего места и направилась на кухню.

- Женщины, - извиняющимся голосом проговорил Пьер Деманш и развел руками.

- Ничего страшного не произошло, - быстро сказал Огюстен, несколько раз повторив про себя адрес и имя получателя. - Ваша супруга, видимо, принимает очень близко к сердцу ваши служебные неприятности. Что я могу сказать? История неприятная, согласен, но в данном случае гражданин Лебон должен был быть повнимательнее, а не сваливать с больной головы на здоровую. Хорошо, что все закончилось только скандалом. И что, надеюсь, он догадался отправить свое письмо с курьером?

- Ну да, - обиженно произнес Деманш. - Буквально на следующий день отсюда в Париж отбыл Декувьер. А перед этим, люди говорят, они заседали вдвоем у Лебона. Не понимаю, зачем курьер, неужели он не доверяет нашему ведомству?

- Потому что если бы после скандала он отправил письмо с вашим ведомством, то прослыл бы скандалистом, который сам не знает, чего хочет, - пояснил Огюстен. - Гораздо проще отправить курьера, хотя меня, признаться, удивляет, что Декувьер решил возить письма, подвергаясь опасности. Впрочем, теперь это уже не столь важно. Как и то, что далеко не факт, что они заседали вдвоем.

- А ведь и правда... - озадачился Деманш. Брат Робеспьера хоть и прожорлив, но голова у него работает...

- Кофе! - Радостно возвестила Клер, входи в комнату с подносом. Она пристроилась рядом с Огюстеном и, оживленно болтая, стала разливать напитки.

Слушая щебетание Клер, Огюстен подумал о том, что неплохо бы гражданину куда-нибудь исчезнуть на час, а то и на два. Но нельзя же требовать от человека невозможного... Имя корреспондента это, конечно, хорошо, но вряд ли Лебон действовал сам, без возможности подстраховаться и свалить вину на кого-то, чтобы в случае чего не утонуть самому. Слишком уж он стал приторный в последнее время, как патока. И постоянно маячит за спиной, когда представляется такая возможность. Одним словом приклеится - не отдерешь. Неплохо бы узнать, кто мог быть возможным сообщником Лебона, но нельзя так сильно нажимать на Деманша, он и так не скоро придет в себя подсчитывая убытки от ужина.

Пятый бокал оказался достаточным для того, чтобы Пьера начало клонить в сон. Клер продолжала вести беседу, пока супруг не начал нервничать, что гость не уходит. Тогда она широко улыбнулась ему.

- Пьер, мне кажется, что нашего гостя стоит развлечь карточной игрой. Я готова составить ему компанию, а ты, дорогой, пока поработаешь. Ведь ты работаешь и по ночам... - Она вздохнула.

Деманш просиял.

- Прекрасная мысль! Пойду немного поработаю. Был рад встрече с вами, гражданин Робеспьер. Надеюсь, моя супруга сможет скрасить вам остаток вечера.....

Клер слушала бормотанье супруга, пока за ним не зарылась дверь. После этого она моментально обняла Огюстена и потянула за собой. - И что я делаю рядом с таким идиотом, верно, Огюстен? Но другие не предлагали мне жениться. Через десять минут он будет спать, как убитый. И нас никто не потревожит.

- Тогда предлагаю ровно десять минут посвятить именно карточной игре, - насмешливо сказал Огюстен. - Нехорошо обманывать почтенного гражданина, а так нам будет не в чем себя упрекнуть.

- Осторожность не повредит, - весело кивнула Клер и плотно закрыла дверь в гостиную.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Июн 24, 2010 1:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Париж

Робеспьер. Сен-Жюст

Сен-Жюст и сам не заметил, как оказался на Сент-Оноре. Утренняя прогулка – и он у дома соратника. Вот она – сила привычки! Впрочем, тем для обсуждения, как обычно, было больше, чем нужно. Взять хотя бы вчерашнее заседание. К чему клонит Карно? Почему выступает так уверенно и безапелляционно? Предположить, что этот честный генерал всерьез поддерживает головорезов вроде Фуше и Карье? Вряд ли. Скорее, ему это нужно, чтобы поползли слухи о том, что Карно взялся за их защиту. Зачем ему это? Вряд ли для чего-то хорошего… Плюс эти заигрывания с Комитетом безопасности и Вадье. Вадье в последнее время ходит, как напыщенный индюк и далеко не всегда здоровается. И все же, зачем он Карно? А еще тяготило расследование. Определить имя и фамилию аптекаря, изготовившего отраву, которой, предположительно, был убит Деувьер, Сен-Жюсту вчера не удалось. Может, сегодня повезет больше?

Дверь открыла Элеонора и, как обычно ее лицо озарилось приветливой улыбкой. Еще одна женщина, боготворившая Максимильяна искренне, а не из личной выгоды. И еще одна несчастная, которая, скорее всего, так и проведет жизнь в ожиданиях. Через минуту Сен-Жюст уже входил в комнату на втором этаже. К его удивлению, Робеспьер выглядел невыспавшимся и даже растрепанным.

- Максимилян, ты не заболел? Или я слишком рано? Доброе утро! – улыбнулся Сен-Жюст. – Решил составить тебе сегодня компанию на пути в Тюильри.

- Доброе утро, Антуан, - Робеспьер с трудом сдержался, чтобы не зевнуть. Впервые за очень долгое время он не мог думать ни о чем другом, кроме сна и чувствовал себя так, будто его кто-то очень сильно избил, притом ногами. Наверное, именно сейчас он начал даже где-то сочувствовать Огюстену, который довольно часто засыпал не только в Конвенте, но и где придется. На свою физиономию в зеркале он вообще старался не смотреть - бледное, почти перекошенное лицо и почти черные тени под глазами, не удивительно, что Антуан интересуется его здоровьем. - Нет, ты вовремя. Просто я плохо спал. Ты, верно, пришел о чем-то посоветоваться?

- Я же говорю, просто зашел, чтобы вместе пройтись до Тюильри, - пожал плечами Сен-Жюст. - Догадываюсь о причине твоей бессонницы. Мне тоже не понравился тон Карно на последнем заседании. Да и остальные... Черта, разделяющая нас, проступает все ярче, а мы ничего не можем с этим поделать.

- Вынужден с тобой согласиться. Но раз мы ничего не можем с этим поделать сейчас, придется подождать до того момента, когда такая возможность предоставится, - говорить о неприятностях не хотелось, что толку? Тем более что сейчас мозг категорически отказывался мыслить и предложить какое-нибудь толковое решение проблемы он все равно не мог, с ужасом думая о том, что весь день сегодня придется провести в Тюильри. Возможно, интуиция подсказывала ему совершенно правильное решение – не допускать отношений с женщинами более близких, чем выходящие за рамки банального удовлетворения физических потребностей. Допускать душеспасительные беседы в неограниченном количестве, а потом умирать от усталости еще в начале дня – означает поставить крест на политике. Но так случилось, что отказать Жюльетт Флери в этих самых беседах он не мог. Однако пора в Тюильри. – Дай мне немногим больше четверти часа, Антуан. Я окончательно приведу себя в порядок и мы сможем идти, - обратился он к соратнику. – Кофе на столе, если хочешь. И если там что-нибудь осталось.

Сен-Жюст скрыл удивленный взгляд. Если бы он считал Робеспьера обычным мужчиной, то подумал бы, что тот провел бурную ночь с любовницей. Но подумать такого о Неподкупном было невозможно. Скорее всего, его действительно сильно измучила ситуация в Комитете. - Если ты не возражаешь, я готов поделиться с тобой мыслями, пока ты собираешься, - заговорил Сен-Жюст. - Карно явно не подозревает в том, что мы, в свою очередь, подозреваем его. Однако, мне удалось узнать, что он проявлял интерес к бумагам Комитета. А это означает, что мы - на правильном пути. Я уверен, что встреча между Карно и Декувьером имела место. Но не знаю, как это доказать. Если бы Клери не боялась так вызвать твое неудовольствие, используя свои особые данные, мы бы давно уже знали об этом. Может быть, все-таки поговорить с ней? Вопрос о политике, а не о принципах.

- Для начала подождем Огюстена с известиями из Арраса. Возможно, исходя из причины его отъезда нам удастся что-нибудь выяснить. Я с трудом представляю себе, что такой человек, как Патрис Декувьер вдруг оставил давно насиженное место в Аррасе и бросился сломя голову в политику, даже не пытаясь разобраться в ситуации, которую мы имеем на данный момент. Что касается Жюльетт Флери, поговори с ней сам, если хочешь сделать это непременно сегодня. Если же разговор может подождать несколько дней, это сделаю я, - Робеспьер едва слышно ругнулся, не обнаружив на обычном месте булавку для галстука. Одну он где-то потерял, из оставшихся двух предпочитал старую из "Розати", так как золотая была слишком вычурна. Купить новую не хватало времени. В конце концов, она обнаружилась рядом с зеркалом, хоть он и не мог вспомнить, что положил ее туда.

Сен-Жюст прищурился, глядя на булавку. - Что это за знак? Никогда раньше не видел, чтобы ты носил такую. Новое веяние в моде? Можно посмотреть? - Он протянул руку и, получив булавку из "Розати" некоторое время изучал ее. - Видимо, это что-то значит, да, Максимильян? Однажды видел такую на ком-то из членов Комитета. Еще обратил внимание на странное написание буквы "Р". Откуда это у тебя? И что это значит?

- Никакое не новое, а скорее хорошо забытое старое, она в свое время приехала в Париж вместе со мной. "Р." означает "Розати", только и всего. Мы считали себя клубом, а настоящему Клубу полагается и своя эмблема. Я бы и не вспомнил о ней, если бы не потерял ту, которую носил всегда. А почему ты спрашиваешь? - Робеспьер забрал у соратника булавку и быстро покончил с церемонией повязывания галстука.
- Просто обратил внимание и спросил, - Сен-Жюст бросил взгляд в зеркало и машинально подумал, что деньги, потраченные на шейный платок, были потрачены не зря. - Пойдем? - Они вышли через несколько минут и зашагали в сторону Тюильри.

***

У поворота на Сен-Флорантен Сен-Жюст резко остановился. - Максимильян, мне не дает покоя эта ситуация с аптекарем. Не хотелось говорить тебе, но вчера я ничего не смог найти, хотя провел более четверти часа в расспросах местных жителей. Справочники показывают, что аптекарь с подобными инициалами живет в этом районе. Но тут никогда не слышали о подобном! Понимаю, глупо поднимать на уши квартал по столь непроверенному вопросу... Однако, меня это беспокоит.

- Позволь спросить, что именно ты хотел уточнить, если бы нашел аптекаря? - спросил Робеспьер, остановившись. - И начать нужно даже не с самого аптекаря, а с того, что тебе удалось узнать. Известно, где именно расположена аптека? Его полное имя? Или, может быть, домашний адрес?

- Рене Шанпетье. Это - единственное имя, которое подходит под эти инициалы. Одно время аптекарь с таким именем торговал на улице Сен-Флорантен. - пробормотал Сен-Жюст, недовольный тем, что не может предоставить полный данных на этого человека.

- В таком случае поищем аптеку, - сказал Робеспьер. Аптека обнаружилась рядом, через два здания, в старом доме, фасад которого был тщательно приведен в порядок, а вот боковые стены представляли собой довольно печальное зрелище. Низкая дверь скрипела на все голоса, пришлось приложить усилие, чтобы открыть ее, а оказавшись внутри неподготовленный человек, наверное, вполне мог лишиться сознания. Робеспьер оглянулся по сторонам, задыхаясь от тошнотворного запаха, исходившего от старинной плоской жаровни, к нему примешивался еще и запах разных трав, но последний был практически неразличим. Впрочем, к запаху еще можно было притерпеться, гораздо большее впечатление производили стены, заставленные шкафами с разнообразными склянками, бутылями и пузырьками. Казалось, что они попали не то в лавку средневекового алхимика, не то в кунсткамеру, где собраны разные редкости.

- Что желаете, граждане? – осведомились откуда-то справа. Голос, казалось, был сам по себе, человека не было видно. Только шагнув вперед, Робеспьер понял, почему – сидевший на низкой скамейке у тигля человек в коричневом сюртуке почти терялся на фоне стены и, даже поднявшись на ноги, он был едва по плечо ростом даже сравнительно с ним самим.

- Мне нужен гражданин Шанпетье, - сказал Робеспьер.

- Аптека принадлежит другим владельцам, - пожал плечами человек. – Почему вам нужен именно он?

- Мне рекомендовали его, как хорошего аптекаря, - ответил Робеспьер.

- В Париже есть много хороших аптекарей, гражданин… - затряс седой головой старик. – Да, да, много хороших… Ступайте на Сент-Оноре, там….

- Вряд ли там могут помочь мне, - Робеспьер не без удивления посмотрел на человека, который фактически выпроваживал посетителей. - Говорили, что только он берется за работу, за которую не берется больше никто.

- Возможно, возможно, гражданин…. – пробормотал аптекарь, потирая костлявые руки. – Ищешь лекарство от своей болезни?

- Откуда ты знаешь, чем я болен? - спросил Робеспьер, от неожиданности ответив вопросом на вопрос.

- Временами ты чувствуешь приступы слабости и утомляемость, иногда появляется лихорадка без видимой причины, ты легко простужаешься и думаешь, что во всем виновата погода… Твой организм еще не сдался, но временами ты не можешь остановить кровохарканье. Я угадал? Если бы ты видел столько, сколько видел я, тоже научился бы ставить диагноз лучше, чем это делают врачи.

- Угадал, - Робеспьер подошел к заставленному склянками столу и взял одну, запечатанную сургучом, с плотно притертой пробкой. – Ты, верно, много практикуешь? И не так давно продал яд? Или лекарство, которое может быть ядом?

- Любое лекарство может стать ядом, - снова потер руки старик. – Вот, мазь, она помогает при болях в суставах. В ее состав входит змеиный яд и если тебе придет в голову есть ее… Ты ведь пришел не за лекарством для себя, - неожиданно заключил он. – И если я не отвечу на твои вопросы, то моя семья будет казнена, верно?

- Не обязательно, - ответил Робеспьер. – Я хочу знать, кто купил у тебя снадобье… - Он протянул руку к Сен-Жюсту, зная, что соратник носит этот пузырек с собой. И действительно, в ладонь легла та самая склянка, которую он продемонстрировал аптекарю. – Вот это снадобье.

- Человек человеку зверь… Я не хочу умирать также, как не хочешь и ты. Тот, кто приходил сюда, угрожал мне всеми земными карами, ты хотя бы этого не делаешь. И раз провидение настигло меня в твоем лице… Что же, тот человек был ростом примерно с твоего спутника, темноволосый, крепкого сложения. Он привык командовать, возможно, ты его знаешь. Не стану сообщать приметы, но я слышал, как он говорил о розах с тем, с кем пришел сюда.

- Того, с кем он приходил, ты тоже не можешь описать? – спросил Робеспьер.

- Не стану, - покачал головой аптекарь. – Ты, полагаю, тоже на меня обидишься, если я буду всем говорить, что сюда приходили граждане Робеспьер и Сен-Жюст. Если же ко мне придут жандармы…. Что же, я знаю, как избавить себя от допроса.

- Пойдем, Антуан, - Робеспьер вышел, не прощаясь. Все, что можно было выжать, они уже узнали и выводы из этого напрашивались самые неприятные. Тот человек говорил о розах… Слишком много нитей ведет к обществу Розати. А ведь яд мог предназначаться не только Декувьеру. И ему. И Сен-Жюсту. И самое главное то, что вряд ли удастся что-либо доказать, если человек, по словам аптекаря, привык повелевать. Уйдет безнаказанным? Слишком многие так уходят в последнее время…. Но кто? Если целью было бросить тень на него самого, то теоретически этим кем-то мог быть любой, кто лаял за спиной во время праздника. Нет, помимо собирания фактов нужно принять меры… Получить возможность арестовать десятка два злопыхателей, очистить Конвент от потенциальных заговорщиков. К черту депутатскую неприкосновенность. Как временная мера – вполне может пригодиться, а после этого можно будет говорить и о прекращении террора. Впрочем, о нем еще слишком рано говорить, что и приводит нас к реформе революционного трибунала.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Июн 25, 2010 12:54 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Сен-Жюст, Робеспьер

В кофейне «Отто» было, как всегда накурено и шумно. Однако, именно тут умели готовить кофе так, что его не хотелось запить чем-нибудь, чтобы перебить мерзкий вкус. Сен-Жюст привел сюда соратника после заседания в Конвенте. Хотелось развеяться и закончить все дела перед тем, как он навестит Страффорда. Сен-Жюст положил перед Робеспьером тонкий конверт, исписанный хорошо знакомым почерком, и тихо сказал:
- Это я нашел на своем столе. Отчет от Клери. Видимо, она занялась расследованием личности убийцы Мерешаля прямо с первых минут заката. Почитай – там есть любопытные места.

- Ты хочешь, чтобы я прочел это прямо сейчас? - удивился Робеспьер. Кафе было не слишком подходящим местом для чтения отчета, да и здесь слишком шумно для того, чтобы иметь возможность сосредоточиться. Решив не спорить, он бегло прочел письмо, но мозг упорно отказывался думать. Малодушие, но сейчас ему больше всего хотелось не думать вообще ни о чем, а просто посидеть в тишине хотя бы полчаса. Впрочем, мечтать еще никто не запрещал. Невозможно даже сослаться на неважное самочувствие, иначе Антуан вполне может списать его со счетов. Глоток кофе помог сосредоточиться не только потому, что ожег горло. - Любопытно, насколько эти факты разнятся с теми, которые пишут в своих отчетах агенты. Но все равно мы так и не приблизились к разгадке - известно, что это сделали намерено, но описания этого человека могут подходить кому угодно. Сегодня я получил отчет о личности того гражданина, чей портрет у нас есть. Выяснилось, что это вполне безобидный пьяница и дебошир, его алиби могут подтвердить не сговариваясь десятка два человек. К смерти Мерешаля он не причастен.

- В этом отчете есть что-то странное. - проговорил Сен-Жюст. - Да, я тоже заметил, что он разнится с тем, что пишут агенты. Мелочи, которые могут показаться несущественными... Печально, но я не могу сформулировать, что именно меня смущает. Впрочем, неважно. Я собираюсь прогуляться в сторону этого аптекаря, Рене Шанпетье. Посмотреть на окрестные дома и людей, в них обитающих. Не приглашаю тебя составить мне компанию. Вечером там может быть опаснее, чем утром.

- Не думаю, что там можно узнать что-то новое, - сказал Робеспьер. - Но и отговаривать тоже не стану, только попрошу быть осторожнее. Сейчас, если ты уже допил кофе, давай выйдем на свежий воздух, здесь слишком душно.

- Конечно. - Сен-Жюст подставил свою чашку и поднялся первым. На самом деле он сформулировал по меньшей мере две странности в отчете Клери, о которых пока решил умолчать. Во-первых, он был довольно официален и здорово смахивал на отчеты других агентов. Создавалось впечатление, что Клери специально старалась следовать правилам написания подобных отчетов, словно работала на Бюро. Но на Бюро она не работала. А в расследовании принимала участие добровольно, можно сказать, по-дружески. Что заставило ее написать в таком стиле? Она обижена на кого-то из них? Неужели Робеспьер сказал ей что-то, что ее оттолкнуло? Во-вторых, складывалось впечатление, что Клери что-то знает, но молчит. Очевидно, что она набросилась на расследование гибели этого бедняги из Лиона с какой-то болезненной страстью. Такое обилие деталей наводило на мысль, что она перекопалась в головах всех, кто присутствовал в тот день рядом с местом происшествия. Более того, докопалась до сути. И… молчит. Нужно найти ее и поговорить с ней. Интуиция подсказывала, что с ней не все в порядке. Спросить Робеспьера? Или не стоит? Любопытство победило.
- Максимильян, ты давно не видел гражданку Флери?

- Я видел ее вчера. Она хотела сказать что-то о Мерешале, но не сказала, а я и не настаивал на немедленном ответе, - сказал Робеспьер. - Не знаю, есть ли детали, которые она хотела изложить, в отчете. Мы уже говорили об этом утром, Антуан. Если считаешь, что разговор с Жюльетт Флери должен состояться немедленно - поговори с ней сам, если его можно отложить - это сделаю я сам.

- Меня беспокоит официальность отчета, Максимильян, - Сен-Жюст аккуратно сложил письмо и убрал его к себе. - Смахивает на "завершение всех дел". Эти существа легко принимают решения и уходят. Я сам неоднократно обижал ее, но я знаю, когда нужно остановиться. Да и меня она знает слишком хорошо. В отличие от Страффорда она существо ранимое. И вообще, она лишь играет, что взрослая женщина - она видела не так много в этой жизни, как хочет показать. Я говорю это к тому, что мне бы не хотелось ее потерять. - Сен-Жюст говорил аккуратно, чтобы сберечь тайну, доверенную ему Клери. Конечно, Робеспьер не догадывается, что она влюблена в него, и как все далеко зашло. Но он-то сам знает! И помнит, как она приходила, чтобы поговорить о Робеспьере, как не находила себе места и мучилась. Любое обидное слово от него она сейчас воспримет не так, как обычно. Черт возьми, не надо было вводить ее в это расследование. Эгоизм и желание показать всем, что ты - самый умный. И вот результат.

- Думаешь, что я его обидел? - спросил Робеспьер. Сказанное в вопросительной форме не требовало подтверждения, но все же этот вопрос был задан. Несколько секунд он раздумывал, прежде чем ответить: недосыпание сделало его раздражительным, да и подобные разговоры в таких дозах он воспринимал как нечто мучительное, но неизбежное. Как приступы кашля по утрам и иногда по вечерам. - Возможно, ты прав в своих догадках и я действительно невольно обидел ее, хотя и не желал этого. Ты прав и в том, что такие, как Жюльетт Флери легко принимают решения. И я не знаю, какое решение приняла она и почему ее отчет выглядит так, будто она по меньшей мере четверть века проработала в отделении жандармерии.

- По меньшей мере четверть века. Да, именно так, - пробормотал Сен-Жюст. Они шли по направлению к Тюильри и беседовали вполголоса - привычка последнего года. - Я не знаю, как именно ты ее обидел, и можно ли что-то поправить. К тому же, к ней привязан я, а не ты, и вряд ли я могу указывать тебе, как поступить. Я постараюсь поговорить с ней и узнать, в чем дело.

- Я надеюсь, что можно, - сказал Робеспьер. - Если хочешь, можешь идти сейчас, а не провожать меня до Тюильри. Я только возьму письма из департаментов и пойду домой, хотя очень сомневаюсь, что мне удастся сегодня поработать. Скажи ей... Нет, не нужно ничего говорить. Если будут важные известия, ты сможешь найти меня дома.

Сен-Жюст на секунду уставился на соратника с изумлением. А вот это уже интересно. "Скажи ей... Нет, не говори ей..." Неужели она все-таки набралась храбрости и призналась? Это могло бы объяснить и тон ее отчета и то, что Робеспьер сегодня такой дерганый. У него и так не очень большой опыт в подобных делах, а тут - просто красивая женщина, к тому же, невеста его брата, к тому же - вообще неживое существо со сверхъестественными способностями. И все это - одновременно. Сен-Жюст подумал, что, возможно, не очень хотел бы оказаться в положении Робеспьера. Но от этого ситуация легче не становилась. - Да, безусловно, я найду тебя дома, если понадобится, - вслух сказал Сен-Жюст. - До завтра, Максимильян.

- Скажи ей, чтобы не оставляла отчеты в твоем кабинете на столе, - прищурившись сказал Робеспьер. - Нехорошо, если ее увидят в Тюильри, а еще хуже, если кому-нибудь придет в голову стащить отчет. Это в последнее время входит у нас в привычную практику. - недоставало, чтобы Антуан в своих размышлениях пришел черт знает к каким выводам и начал строить на них целую теорию. Он может. - До завтра, Антуан.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Июн 25, 2010 1:13 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Тюильри.

Карье, Робеспьер.

Жан-Батист Карье сверкнул глазами в сторону секретаря, который суетился над бумагами, словно специально хотел вывести из себя. В приемной Комитета общественного спасения было тихо – как ему сказали, все пошли на ужин. Ходить в это место Карье побаивался. Но теперь, когда повсюду только и говорили, что о комиссарах, обвиняемых негласно в превышении полномочий, нужно было думать, как прикрыть свою задницу. Хотя по большому счету, Карье не понимал, в чем именно его обвиняют и почему то, что раньше считалось нормальным, преподносится, как превышение полномочий. Там, в Нанте, все было просто и легко. Да и сам он пострадал не меньше, чем эти чертовы заговорщики. Они являлись к нему по ночам. Женщины и мужчины, привязанные друг к другу спинами. И дети с раздробленными черепами, которые поднимались, словно живые и шли, протягивая к нему руки. Карье пролежал два месяца в психиатрической больнице, но и сейчас иногда видения возвращались. И тогда начинали трястись руки и дергался глаз. И хотелось выпить.

Он резко повернулся, когда открылась дверь.
- Наконец-то. Я заждался. Так что с пропуском в архивы? – рявкнул Карье и осекся на полуслове. Перед ним стоял Робеспьер. Человек, которого он хотел видеть в последнюю очередь.

Робеспьер едва не отшатнулся, увидев человека, образ которого часто приходил к нему в кошмарных снах. Дом, некогда принадлежавший какому-то откупщику, Карье, с искаженным от злости лицом и взглядом безумца. На память о тех событиях у него остался пробитый ножом блокнот, весь почерневший от крови и багровый рубец на боку, когда лезвие, не достигнув сердца, скользнуло по ребрам. Выходит, ему нужен пропуск в архивы? С одной стороны ничего удивительного - все, кто был в миссиях, кто тайком, а кто и открыто, готовят защитные речи о своих действиях. А с другой... Какой-то факт мешал ему думать о том, что архивы нужны Карье только для того, чтобы составить защиту. Но какой? Что-то в отчетах? Воспоминания? Он подсознательно ожидал от этого человека каких-то действий? Сосредоточиться не удавалось. Привычно игнорируя того, с кем не хотел говорить, Робеспьер подошел к несгораемому шкафу.

- Добрый вечер, - выдавил из себя Карье. Все, что было связано с Робеспьером, отдавалось в памяти какими-то обрывками мыслей, причем болезненных. Тогда были живы Эбер и Моморо. Рискованный план. Какая-то женщина, взявшаяся из ниоткуда. Эбер указывал на нее и кричал, что она сделала что-то ужасное и что ее надо задержать. Затем - полный провал. Именно тогда начались его мытарства по больницам. И стали приходить видения, сводящие с ума.

Робеспьер медленно повернулся к экс-комиссару, отчасти потому, что не мог стоять спиной к человеку, который мог в любую минуту схватиться за нож. Однако в руке Карье был вовсе не нож, а платок, которым тот вытирал пот со лба. Жарко. Даже вечер не приносит прохлады. Либо жара, либо злость, либо волнение, делали лицо этого человека похожим на застывшую маску с дергающимся веком, дыхание было хриплым, как будто в комнате работали кузнечные меха. В память врезался отчет одного из агентов: "... видели темноволосого человека, возраст около тридцати пяти лет, у него был тик на лице..." и рассказ слепого музыканта: "...голос сиплый, он крепкого телосложения, страдающий одышкой...", "... он часто чесал кисти рук...". Обрывки фраз, обрывки отчетов, достаточно ясные для того, чтобы составить картину и замереть от парализующего страха. Машинально Робеспьер перевел взгляд на руки Карье. Действительно, на правой кисти можно было рассмотреть несколько шелушащихся пятен. - Зачем вам нужен пропуск в архивы, гражданин Карье? - резко спросил Робеспьер, пока еще не желая анализировать факты по-настоящему.

- Хочу изучить бумаги по Вандее, - хрипло произнес Карье. Веко задергалось, а рука потянулась к платку. Жарко. Еще немного, и он начнет задыхаться тут. А может быть, дело не в погоде а в присутствии тут этого человека? А ведь так просто подойди и свенуть ему шею. Так просто. Однажды он уже держал его на расстоянии вытянутой руки. Чувствовал, как трепещет это хлипкое тело, как капает его кровь... Карье вдруг почувствовал, что непроизвольно движется по направлению к Робеспьеру. Неведомая сила. Так просто - всего один взмах рукой...

Сдвинуться с места оказалось труднее, чем он предполагал - взгляд Карье словно обладал какой-то неведомой силой, убивая в самом начале всякую способность к сопротивлению. А еще было сознание того, что нельзя оставлять шкаф открытым. И упрямство. Не будь последнего, он бы уже бежал отсюда без оглядки, предоставив роскошный повод для сплетен. Как, интересно, его выпустили из больницы? Кутон когда-то занимался какими-то реформами, но по его личному глубокому убеждению, таких, как Карье нужно держать подальше от общества и желательно в цепях. Поборов оцепенение, он повернулся, чтобы проверить дверцу шкафа, которую, как выяснилось он запер. Взяв со стола письма, за которыми приходил, Робеспьер направился к выходу.


- Так что по поводу пропуска в архивы? - Карье сделал несколько быстрых шагов и оказался за спиной Робеспьера. - Вы ведь не просто так спросили? *Один взмах рукой и шейные позвонки захрустят в твоих пальцах... Он будет корчиться на полу, хватая губами воздух, затем посинеет и испустит дух... Там, в Нанте, через все это уже неоднократно проходилось. Один молодой священник, который рискнул спорить с депутатом Конвента... Он был таким же хлипким и у него была такая же шея. Один взмах рукой...*



- Вы, отправили секретаря с запросом на нужные бумаги? - вопросом на вопрос ответил Робеспьер. - Ожидайте. Думаю, он выпишет вам пропуск, если не найдется существенных причин для отказа. А теперь позвольте мне пройти. - На самом деле все это было слишком сильно сказано: у него подгибались колени. Однако показать страх значит дать повод этому ненормальному броситься и уже совершенно неважно где потом окажется Карье: на эшафоте или в лечебнице.


Карье сделал шаг вперед. В глазах снова потемнело. Он чувствовал, ощущал пальцами умиращую плоть. Как тогда... в Нанте... В этот момент дверь распахнулась. Секретарь Комитета вошел быстрым шагом. - Добрый вечер, гражданин Робеспьер! - затем повернулся к Карье. - Вот ваш пропуск. Но вы можете присутствовать в архиве лишь в сопровождении кого-то из сотрудников секретариата. Если хотите, я могу сопроводить вас прямо сейчас.


- В архиве нечего делать ночью, - ледяным тоном сказал Робеспьер. Несмотря на то, что от пережитого ужаса пересохло в горле, а сердце колотилось как бешеное, он не мог сознательно отправить в архив секретаря в компании душевнобольного. Завтра днем, когда в архиве будет много людей... Возможно, у Карье хватит ума не напасть. - Раз у вас уже есть пропуск, придете завтра утром. - "И лучше в сопровождении пары жандармов", - последнее он прибавил про себя.


Карье кивнул и отступил к стене. Видение рассеялось. Сильно болел затылок и чесалась правая рука.
- Да, понимаю, что поздно, - ровным голосом произнес он. - Я приду завтра. Благодарю вас. - последнюю фразу Карье проговорил совсеми тихо и вышел из кабинета первым.


Кивнув секретарю, Робеспьер вышел следом, но не пошел дальше по коридору, а остановился, опираясь о стену. Накатила слабость, письма, которые он держал в руках выпали из рассыпались по полу, только сейчас он понял, что руки сильно трясутся. Никому не расскажешь то, что сейчас произошло, да и невозможно описать словами блеск глаз безумца. А ведь Карье - яркий образчик охвостья, которое осталось от эбертистов и кто знает, безумен он или же... Или же предстоит подумать о реформе революционного трибунала. Эта мысль посетила его уже второй раз за этот долгий день, хотя по здравому рассуждению подобное решение может быть принято только из крайней необходимости. "Крайней? - насмешливо спросил внутренний голос. - А где же ее предел?" Робеспьер перевел дыхание и собрал рассыпавшиеся письма. Необходимо успокоиться и выбросить из головы абсолютно все, хотя бы на час. Иначе он сам рискует сойти с ума. Чашка хорошего кофе, покой и успокоение. Все это могла дать ему Жанна Шалабр.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre


Последний раз редактировалось: Odin (Сб Июн 26, 2010 8:43 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Июн 25, 2010 1:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Париж.

Барон де Бац.

Барон де Бац провел рукой по чему-то мягкому и холодному поняв, что очнулся. Что привело его в сознание? Где он находится? Почему вокруг так темно? Ах, да, он же в тюрьме и сейчас, наверное, ночь. Успокоившись этим объяснением, он попытался повернуться на бок, но что-то холодное сковывало движения. И справа. И слева. И даже сверху навалилось что-то мягкое и холодное. Вместе с сознанием постепенно начали возвращаться и остальные чувства: зрение, обоняние, способность мыслить. Как во сне он вспоминал тюремную больницу, а потом обрывки разговоров про какую-то эпидемию. Дальше память словно кто-то стер, было только ощущение движения. И вот теперь…

- Стаскивай этого, у него хорошие сапоги, - раздался почти над ухом чей-то пропитый голос.

Где-то рядом фыркнула лошадь, а потом послышался скрип и натужное кряхтение, судя по всему, поднимали какой-то груз. Звук чего-то падающего и чего-то волочащегося. Потом спор, в детали которого барон решил не вдаваться, так как слабый ветерок, казалось, освежил и мысли. Никакая это не тюрьма. Телега с мертвецами, вот что это такое. С теми, кто умер во время эпидемии в больнице. Такая досадная случайность… А может, и не досадная. Стараясь не подавать признаков жизни, де Бац скосил глаза. Так и есть, при свете факелов можно было рассмотреть груду земли рядом с вырытой ямой и двоих не совсем трезвых граждан. Но почему они хоронят ночью, когда все нормальные люди бояться этого занятия? Ответ пришел сам собой: чтобы снимать с мертвых вещи, а потом продавать их…

С телеги сняли еще одно тело. Оказалось, что человек еще жив. Что же… На этом этапе барон почувствовал, что его хваленая выдержка опять дала сбой: один из гробокопателей размахнулся лопатой и ударил распростертого на земле бедолагу по голове. Де Бац мог бы поклясться, что видел, как брызнули мозги, хотя у него, конечно же, разыгралось воображение.

Стоило ли приходить в сознание, чтобы умереть вот так? При мысли об этом его снова охватила апатия. Барон закрыл глаза, на этот раз от резкой слабости и накатившей тошноты. Еще одно тело и еще одно…

Работу и грабеж, между тем, прервали. Он мог слышать только голоса, но из разговора сделал вывод, что чье-то тело хотят выкупить. Спор был вялый, видимо, заниматься еще и такой торговлей гражданам приходилось и раньше.

-… не меньше!

- ….граждане…. Единственный сын…

- ….деньги!

- …. все, что у нас есть….

Разговор удалялся. Скорее всего, они куда-то отошли. А ведь это может быть шансом! И нечего здесь думать и выжидать. Если ему суждено умереть от удара грязной лопатой по голове, то он, по крайней мере, предпримет попытку к бегству. Собравшись с силами, де Бац отодвинул в сторону своего молчаливого соседа и тяжело перевалился через борт телеги. Удар о землю едва не лишил его сознания, но, превозмогая слабость он поднялся. Как раз вовремя, чтобы увидеть приближающийся свет факела и даже услышать обрывки разговора. Не думая больше ни о чем, барон снова бросился ничком на землю и отполз за деревянную ограду, даже не пытаясь понять к чему она относится. Главное, чтобы служила укрытием.

Как ни странно, старая кладбищенская ограда не подвела – его передвижения остались незамеченными. Скорчившись в своем укрытии и не имея возможности даже пошевелиться, он несколько раз терял сознание, а когда приходил в себя, то видел одну и ту же картину: двое людей раздевают неподвижное тело и бросают его в общую яму. Наверное, этому суждено стать одним из настоящих кошмарных снов. Когда они наконец-то закончили свою работу и ушли, он еще долго выжидал, а потом, пошатываясь, направился к воротам.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Июн 25, 2010 1:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Булонский лес
Сомерсет, Эжени

*…Я должна его найти… Нет, даже не должна, а точно найду. Вон тот похож… Или нет, слишком много синего цвета, и он должен быть южнее. Итак, еще раз. Лицом на север и чуть ниже, чем вон то скопление… тысяча чертей, как оно называется*, - Эжени раздраженно снова уткнулась носом в астрономический атлас лет ста а то и больше, купленный на прошлой неделе в любимой книжной лавке, - *Плеяды называется. Нет, не плеяды, потому что вон то созвездие – Большая Медведица, вон то – Малая, а Плеяды вообще должны быть на юге и никак не рядом с ними… Значит это…*, - она снова сверилась с желтоватыми страницами, - *Значит это пояс Ориона, а Марс – все, нашла!*, она вскочила на ноги с лужайки Булонского леса и захлопала сама себе в ладоши. Астрономия была последним увлечением Эжени с тех пор, как у продавца в лавке не было тридцать ливров сдачи, и кроме атласа на данную сумму предложить было особо нечего. Атлас был далеко не нов, страницы успели слегка ссохнуться от старости, хотя на титульном листе еще можно было различить полустертое имя предыдущего владельца – некий *Ре… Дек…рт*.С тех пор каждую ночь Эжени ставила себе задачу научиться различать новое созвездие или планету. По ее подсчетам, если от созвездий и планет со временем перейти к звездам, то в ближайшие лет пятьсот скучно не будет.
Арман когда-то предупреждал ее о подобном. Теперь она гораздо лучше понимала смысл обрядов, которые когда-то каждую ночь проводились на Кладбище Невинных Мучеников, каждый раз – с новыми фигурами танца. Или постоянные премьеры театра Вампиров с условием, что ни одна пьеса не идет более месяца. Скука – главная болезнь бессмертных, даже тех, кто ищет себе место среди людей. Но астрономия, как и музыка, оказались прекрасным выходом – тем более, что Демервилль где-то пропадал (точнее не где-то, а в Тюильри), попытка навестить Сен-Жюста оказалась неудачной – его квартирная хозяйка неодобрительно посмотрела на нее и холодно сообщила, что гражданин еще не вернулся из миссии. Эжени хмуро вручила ей букет, предназначавшийся владельцу с запиской *Угадай от кого? Эжени* и попросила передать, когда вернется – если букет доживет, конечно.
Остальным ее знакомым, к сожалению, также было не совсем до ее прекрасного настроения, так как они все больше были заняты собственными страхами, а веселость в Париже стала теперь даже подозрительной…

*Когда вернется Сен-Жюст прямо пойду к нему и скажу, что они сделали из Парижа нечто чудовищное. Да, вот так пойду и скажу. Мне ведь голову рубить бесполезно, в конце концов, а он этого может просто не видит. Ой, или не хочет видеть. Или все просто боятся говорить ему правду,* - подумала Эжени, одновременно всматриваясь в атлас, - *Гош бы меня одобрил, мне кажется. Черт-черт-черт, ну почему я с ним тогда не заговорила… Все, чтобы про это не думать и в наказание сегодня ищу еще одно созвездие. Вот, например*, - она зажмурилась и ткнула пальцем в атлас наугад, - *Отлично, сейчас буду искать Южный Крест. Так, от Плеяд семь звезд назад, потом – три звезды направо и налево еще две, и будет альфа созвездия, а остальные звезды приложатся*, - Эжени развернулась, чтобы начать отчет…
- О, здравствуйте, Уильям, - несколько растерянно поздоровалась она с человеком, который довольно неожиданно для смертного возник на поляне (хотя Эжени никогда не относилась к числу особо внимательных бессмертных), - А что Вы тут делаете в такое время?


- Считаю звезды. – Серьезно ответил Сомерсет. – Когда досчитаю, то обязательно придумаю что-нибудь умное. – Он опустился на траву рядом с Эжени и галантно поцеловал ей руку. – Пока что моя теория сходится. Посмотрите вон на то созвездие. Видите, там отсутствует одна звезда? Увидев это, я решил, что со мной сегодня произойдет что-то интересное. И, как видите, встретил вас, чему несказанно рад. Правда, выгляжу я, к сожалению, не лучшим образом. Но если вы призовете на помощь воображение – а оно у вас есть, я уверен, то дорисуете мне чистую рубашку с манжетами, новые короткие брюки и главное – не заметите, что я брожу без обуви, что само по себе крайне неприлично. Каюсь, свои ботинки я потерял. – Он широко улыбнулся.


Эжени прищурилась, глядя на указанное созвездие, сразу сверившись с атласом.
- Это не звезда отсутствует, - полушутливо ответила она, - Это такое созвездие, которое всегда балансирует на одной опоре. Оно называется Водолей, хотя греки называли его Виночерпием, и выше всего оно находится в январе. Говорят, под его знаком рождаются творческие, но несколько беспорядочные люди, которые всегда балансируют между полной и пустой чашами, не умея их уравновесить. Что касается рубашки с манжетами и не обуви, то, честно говоря, нарисовать их несколько сложно и... ну я просто не знаю как даже разговаривать с человеком, который позволяет себе ходить в таком виде, - с серьезным видом закончила Эжени.

- Рассказывая о созвездии вы только что дали точное описание графа Уильяма Сомерсета, вашего покорного слуги. Но моя радость была недолгой. Вы не оставляете мне шансов видеть вас и беседовать с вами. Но - я понимаю ваше отвращение. Сам себя ненавижу в такие моменты. Придется убить кого-нибудь и снять с него ботинки. - Сомерсет печально вздохнул.

- А Вы не поняли? Я пошутила, - с невинным видом заявила Эжени, - Так мило, что Вы поверили и Вы так трогательно обиделись, что..., - она фыркнула, вспомнив, как вытянулось лицо ее собеседника, - Ну хотите - принесу я вам пару сапог. У моего соседа их несколько пар, и я объявлю ему, что мы теперь по средам и пятницам мы должны быть самим милосердием. Хотите?

- Я понял, - Сомерсет вздохнул еще более печально. - Но мне так хотелось поиграть с вами. А еще больше хотелось совершить убийство. Знаете, оказывается человек, загнанный в угол, способен на очень многое. Главное - не отчаиваться и ... считать звезды. А сапоги вашего соседа... - Сомерсет привычным жестом поправил спутанную и грязную шевелюру, затем напустил на себя строгий и серьезный вид. - Это зависит от качества сапог, прекрасная леди. Я ведь не всякие одену.


- Я не играю, - с достоинством ответила Эжени, поднимаясь, - Так, ну давайте принесу сапоги Вам прямо сейчас. И дареному коню, знаете ли, в зубы не смотрят, галантный Вы наш кавалер. Что до убийства - мне кажется, Вам стоит поискать другое место, если, конечно, Вы не считаете подходящей кандидатурой меня. В Булонском лесу в это время немного жертв, господин маньяк, - Эжени слегка нахмурилась к концу фразы, так как что-то в ней ее обеспокоило, - Впрочем... Я поторопилась... Слышите - как будто музыка доносится откуда-то. Это не повод нестись туда с ножом наперевес, учтите... И вообще, это странно.

- Я не маньяк, моя прекрасная леди. Я просто человек, живущий сегодняшним днем и благодарящий каждое утро Бога за возможность прожить еще 24 часа. - Он тоже поднялся. - Знаете, в этом есть своя философия и свой смысл. Если бы не моя зависимость, я бы, наверное, считал себя счастливым человеком. Вот, смотрите, я так отвык говорить с людьми, сидя в этом лесу, что не даю вам спокойно уйти. Заметьте - я не спрашиваю, что вы делаете тут в такое время одна. А музыку я слышу. Только не знал, что ее слышит кто-то кроме меня.


- Я не леди, Вы забыли. До революции Вы бы в ужас пришли, узнав, что однажды будете болтать с дочерью прачки, - улыбнулась Эжени, - Леди в такое время одни не ходят, кстати. Нет-нет, мелодию я различаю четко. И это не "Карманьола"... Флейта? Вот что здесь в такое время делает флейта? И голоса... И как будто даже всадники на лошадях, слышите? Только слов разобрать не могу.

Сомерсет прищурился. - А ведь я не зря полюбил вас с первой минуты, леди. Вы - родственная душа. И, по всей видимости, у нас с вами одинаковые галлюцинации. С чего бы это?

- С первого взгляда Вы полюбили не меня, - с достоинством ответила Эжени, - Так как в нашу с Вами первую встречу Вы едва соображали, как Вас самого зовут, а действительность воспринимали еще чуть хуже чем собственное имя. Но я хочу посмотреть на этих музыкантов. Вы со мной?

Раздвигая ветки, Эжени направилась вдоль по тропинке, пытаясь идти на звук. Между тем, музыка становилась все громче, и как будто, начиналась уже из-под земли.
Тропинка оборвалась внезапно, уперевшись в небольшую полянку, за которой начиналась роща, среди деревьев которой мелькали огни, освещавшие какие-то удлиненные силуэты... наоборот низкие...конные и пешие.
Сама поляна тоже не пустовала. Группа молодых женщин стояла у самого края, активно что-то обсуждая удивительно мелодичными голосами - у кого-то ниже, у кого-то почти как колокольчик.
Все они были ростом чуть выше среднего, и способность видеть в темноте не хуже, чем днем, позволила Эжени различить странный и нетипичный для Парижа коричнево-золотистый оттенок их кожи.
Но вот странности в их одежде мог заметить, наверное, даже Сомерсет.
Ни одна из молодых женщин не была одета даже в подобие пышной юбки или корсажа. Их волосы свободно развевались по ветру, а платья спадали свободными складками, трепеща в такт резким но грациозным движениям девушек.
*Есть у меня подозрения*, - подумала Эжени, - *О, черт*, - за спиной одной из девушек она заметила лук и стрелы и понадеялась, что ее спутник видит в ночи хуже, чем она.
- Слушайте, это все как-то совсем подозрительно,- вслух негромко сказала Эжени, обращаясь к Сомерсету, - Я почти боюсь и мне кажется, нам не надо им тут мешать- кто бы они не были.

- А мы и не мешаем. Только слушаем и любуемся. - Сомерсет склонил голову, не отрывая глаз от полянки. - И, кстати, не бойтесь. Несмотря на мои безобразно отсутствующие сапоги, я обладаю храбростью и мужеством своих знаменитых предков. Хотите, возьму вас за руку? Вы хоть и дочь прачки, но держитесь так, что не могу не спросить разрешения.

- У меня другая идея, - вполголоса задумчиво ответила Эжени, надеясь, что девушки с коричневой кожей не обратят на них внимания, - И Ваше отсутствие сапог сыграет Вам только на руку. Нам необязательно ведь ломиться через всю поляну и вваливаться вон туда с парадного входа, верно? Но смотрите, - она указала рукой на раскидистое дерево, которое росло чуть поодаль, - С него нам будет все видно, и мы никому не помешаем, - *Тем более, что у меня есть подозрения, кому, хотя я думала, что их не бывает*, - про себя закончила она.

- Зрители занимают верхние ряды! - в полном восторге отозвался Сомерсет. - В детстве несколько раз чуть не свернул себе шею, путешествуя по деревьям в нашем саду.. И, знаете, всю жизнь мечтал найти женщину, которая составит мне компанию. Может быть вы - моя судьба? - Сомерсет ухватился за ветку и начал подниматься.

- Будете так себя вести и дальше - оставлю без сапог, - весело ответила Эжени, уступая Сомерсету право забраться на дерево первым, - Вот, а теперь дайте руку, наконец. Так как Вы у нас представитель благородного и древнего рода как-то там, даже спрашиваю на это Ваше соизволение...Все, вышло, уф, - Эжени осторожно устроилась на ветке, стараясь не повредить новое платье и взглянула на поляну, ранее скрытую деревьями.

- Ой, - вырвалось у нее при первом же взгляде на это место.

Место было ярко освещено смоляными факелами, в которых, впрочем, не наблюдалось обычного пламени, а горело что-то ярко синее. На траве светлячками были выложены какие-то старые символы. На самой же траве происходили какие-то совсем невероятные вещи. Там были карлики, менее чем вполовину человеческого роста. Уже знакомые смуглые девушки в зеленых одеждах с луками и стрелами. Девушки пониже ростом в свободных хламидах, ничем не отличавшиеся от парижанок, но с кожей, отливающей синевой. Мужчины с бородами и спутанными волосами, которым сама Эжени не достала бы даже до груди, одетые в какие-то шкуры. Другие мужчины - хрупкого телосложения, пешком и на невысоких лошадках с колокольчиками, светловолосые и одетые в белоснежные камзолы, фасон которых вышел из обращения лет семьсот назад. Отдельно выделялась группа всадников в доспехах, державшихся надменно и властно - некоторые в красноватых панцирях с цепами, другие - в кирасах вороненой стали с мечами наголо, третьи - на белоснежных лошадях с синими попонами и в синих накидках на доспехи - эти держали в руках луки и стрелы. Кавалькада толпилась вокруг предводителя на огромном гнедом коне, остававшегося в тени. От ног лошади на поляне лежала огромная тень, слегка искаженная светом. Голову тени венчали оленьи рога.

- Хочу такие же рога и такого же коня. И в таком виде въеха ь в кабинет Робеспьера, - завороженно произнес Сомерсет, устраиваясь поудобнее. - И подарить ему ленту с колокольчиками. По колокольчику на каждого депутата Конвента. Хотя нет, уж лучше - стрелу между глаз. Это была бы красивая смерть тирана. Хотя о чем я? Сидеть в обществе самой очаровательной дочери прачки (заметьте, это вам нравится напоминать мне о своем происхождении, но не мне) и говорить о тиране?


- Такие же рога? - усмехнулась Эжени, - Жаль, что Вы, Гийом - простите, но я буду называть Вас французским именем, - Так вот, жаль что Вы, в колыбели в фамильном замке слушали мало страшных сказок и не знаете, почему нельзя в зимние ночи выходить на перекрестке. Если бы у Вас были такие же рога и такой же конь, Вы бы вечно были обречены мчаться по небу....Из ниоткуда вникуда за неведомой целью... Но тише, давайте слушать музыку. Смотрите, они будут танцевать. Вы узнаете кого-то из них?

На поляне действительно творилось оживление. Народу все прибавлялось. Омерзительные старухи в лохмотьях цвета болотной тины и новые всадники - эти высокие и темноволосые в доспехах, отливающих серебром, новые светловолосые девушки, пришедшие, держась за руки в одеяниях из травы и цветов. Некоторые из танцующих и вовсе имели облик мало похожий на человеческий - вместо лица какие-то чудовищные морды с пастями, полными зубов. Начались танцы. Какие-то фигуры даже напоминали карьманьолу, но единого рисунка танца не существовало, хотя и противоречия между парами и группами танцующих не возникало.

- Никогда не думала, что все это действительно существует, - пробормотала Эжени, пытаясь не производить лишнего шума, - Играют сарабанду.


- День летнего солнцестояния... Старый, как мир, праздник друидов... Нечистая сила, поверья и легенды, костры и зеленые листья. - Сомерсет оторвал несколько листков и сунул их в волосы - сначала Эжени, затем себе. - Говорят, во время подобных прадников древние кельты сжигали людей. Человека сажали с большую корзину, сплетенную из ивы... Дальше - понятно. Никогда не верил в нечистую силу. Теперь изменю свое отношение. В этом что-то есть.


Эжени внимательно посмотрела на Сомерсета и провела рукой по волосам, переставив листья ближе к мелким локонам на затылке, после чего медленно покачала головой.
- Не нам с вами носить такие украшения в волосах. Вы не кельт, а я буду странно выглядеть на улицах Парижа. Кроме того, если эти создания нас заметят, нам не поздоровится. Знаете, Гийом, я могла бы рассказать Вам историю про каждого, но не буду. Вам это не пойдет на пользу. Вы и так далековато ушли от нашего бренного мира - иначе бы Вы поняли, что я имела в виду под словами о том, что Вы удивительно легко теряете время на разговоры с женщиной не Вашего круга и интересов. Кстати, какие у Вас остались интересы? Дела? Или Вы теперь чувствуете себя неловко даже перед девушкой из народа, потому что на мне есть туфли? - Эжени хотела уже спрыгнуть, но поневоле задержалась. В музыкальную тему вступили протяжные звуки тысячи мелких рожков. На поляне начинался самый диковинный парад, который только можно было себе вообразить. Дослушав вступление, Эжени все же начала спуск вниз.

- Стойте! - Сомерсет поймал ее за руку. - Нам и правда повезло увидеть то, о чем другие могут лишь слушать в рассказах старых гувернанток. Не надо перечислять и рассказывать их истории. Я и сам многие из них слушал в детстве. А дел у меня не осталось. Я живу здесь в лесу. Один. Делаю вылазки, чтобы достать себе пищу и лекарства. Я не могу узнать, жив ли мой друг, потому что за мной следят и забирают всех, кто ко мне приближается. Когда ты балансируешь между жизнью и смертью, ты понимаешь гораздо больше, чем понимал за всю свою бесцельную жизнь. Стираются грани и различия. Но лучше я умру без сапог, чем признаю, что те, кто отнял у нас страну, были правы. Странно слышать это от англичанина, верно? Но от родной Англии у меня осталась только фамилия и вот этот перстень, который принадлежал когда-то моему знаменитому предку-неудачнику. Побудьте со мной, прошу вас. - от обычной легкой манеры изъясняться не осталось и следа. Путешествия между счастьем и отчаянием уже давно вошли в привычку.


- О, нет, - тихо рассмеялась Эжени, - Вот были бы на Вас сапоги - другое дело. Если я буду и дальше сидеть с Вами и разговаривать, Вы снова станете говорить про Ваши сны в то время, как сейчас не время их видеть. Мое общество не пойдет Вам на пользу, так как только даст Вам желание задержаться в лесу. И знаете - вот Вы делаете ту же ошибку, что и революционеры. Они тоже лучше умрут, чем будут пытаться просто жить ради собственных идеалов и искать возможность идти с ними вперед. Выбор умереть - иногда гораздо проще, чем выбор жить... Но будет об этом. Мы еще увидимся, возможно. Но только когда на Вас будут сапоги, а я уже постесняюсь подойти заговорить с Вами, - Эжени понимала, что говорит обидные вещи и постаралась смягчить тон, одновременно мягко высвободив руку, - Прощайте, Гийом. За меня правда уже могут беспокоиться мои друзья, и меня ждут хотя бы новые ноты.

***

«Не уходите, прошу вас»

Сомерсет открыл глаза. Взгляд сфокусировался на чем-то светлом. Обрывок ткани на ветвях кустарника. Кто-то был тут, пока он спал? Или же он вчера просто не увидел этот лоскуток, когда упал под этот куст, вернувшись с прогулки по Парижу. Эти прогулки были единственным, что у него осталось. Не было больше ни денег, ни сил терпеть свое вынужденное заключение, которое он сам себе придумал. Робеспьер, видимо, хочет, чтобы он повесился где-нибудь на дереве от безысходности или же пустил себе пулю в лоб. Ничего. Если раздобыть немного денег, то можно будет выкупить немного зелья и перестать глотать снотворные и таблетки, которые он регулярно ворует у аптекаря, к которому устроился мыть полы и вытирать пыль. Граф Сомерсет, профессиональный прислужник третьему сословию. Интересно, его враг получает подробные описания его падения или лишь отдает приказания арестовывать всех, к кому он приближается?

Хочется есть. И воды. И унять дрожь в пальцах. Хочется достать себе обувь. Кажется, он потерял вчера единственные ботинки, когда, наглотавшись каких-то порошков и, запив их вином, свалился в канаву неподалеку от Монмартра. Потом был долгий путь. И Булонский лес. Теперь – его единственное пристанище. Нужно найти немного денег. Искупаться, в конце концов. Что-то сделать. И.. сосчитать звезды. Вот оно – странное созвездие без звезды. Он поднялся и побрел к опушке. И остановился, протирая глаза. Это была она. Гостья из его сна. В ее руках была та самая книга. Все повторялось. Или… Или это был не сон.

«О, здравствуйте, Уильям… А что Вы тут делаете в такое время?»

- Считаю звезды. – Серьезно ответил Сомерсет. – Когда досчитаю, то обязательно придумаю что-нибудь умное. – Он опустился на траву рядом с Эжени и галантно поцеловал ей руку. – Пока что моя теория сходится. Посмотрите вон на то созвездие. Видите, там отсутствует одна звезда? Увидев это, я решил, что со мной сегодня произойдет что-то интересное. И, как видите, встретил вас, чему несказанно рад. Правда, выгляжу я, к сожалению, не лучшим образом. Но если вы призовете на помощь воображение – а оно у вас есть, я уверен, то дорисуете мне чистую рубашку с манжетами, новые короткие брюки и главное – не заметите, что я брожу без обуви, что само по себе крайне неприлично. Каюсь, свои ботинки я потерял. – Он широко улыбнулся. Теперь все будет хорошо.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Июн 26, 2010 2:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, Комитет Общественного Спасения
Карно, Барер

Ночь, Тюильри. Знакомая картина. До отвращения знакомая. Барер вздохнул, пройдя к собственному столу. В последнее время он... Нет, не сдался. Скорее-плыл по течению, тем более, что течение стало слишком мутным, чтобы разобраться в нем. Кроме того в последнее время политика как никогда смешалась с личным. Слишком много друзей арестовано. Слишком много прошений... Вот последнее, которое легло на стол. Андре Шенье. Поэт-и весьма талантливый. Находится в Консьержери. Он собирался попросить Фукье о нем сегодня-но арестовали Безе, его сокурсника по университету... На всех... Опять болит голова знакомой болью. Не думать об этом. Читать переписку. К тому же, здесь коллега. Беззаботно улыбнувшись, Барер обратился к сегодняшнему товарищу по дежурству
- что нового на фронте, Карно?

Лазар Карно поднял голову от бумаг. Мысли его сейчас были далеки от фронта и от коллег. Сегодня он получил известие о том, что барон де Бац, который числился в Консьержери под другим именем, умер в больнице. Эпидемия. Итак, барона больше нет и нужно все начинать с начала. Плюс намеки триумвиров на проверку его интереса к тюрьмам. Плюс – отсутствие хороших известий с фронта, что бросает тень на его работу. К тому же, сорванная сделка с Кобургом помешала воплотить в жизнь план с потоплением корабля с американским продовольствием, и пришлось идти на немыслимые ухищрения, чтобы корабль был все же уничтожен. Беспокоило также дело Декувьера. Казалось, расследование зашло в тупик. Робеспьер и Сен-Жюст выгораживали своего доморощенного писаку Жана Клери, Ришар усердствовал, собирая информацию. И все-таки что-то мешало успокоиться.

- На фронте? Думаю, как бы сделать так, чтобы новостей было больше. К примеру, хочу привлечь аэростаты. Смотри, - Карно сверкнул глазами. Об этой идее он мог говорить часами. Аэростаты, которые, поднимаясь вверх, изучают обстановку в лагере врага… Это должно повлиять на успех военной операции.

Барер взглянул на чертеж, заинтересовавшись. Когда-то совсем в другой жизни он интересовался достижениями техники, биологии, физики...

- Они не поднимутся выше вражеских пуль, - слегка разочарованно проговорил он минут через пять, - Ты хочешь поставить на прогресс, Карно... Ты прав, хотя иногда я думаю, что он слишком быстр. Все вообще слишком быстро развивается, - прибавил Барер больше уже для себя.

- Нет, ты не понял, подожди, - увлеченно перебил его Карно. - Аэростат способен подняться на высоту более 500 метров. Ну, или около того. Его появление ошеломит неприятеля. А наши наблюдатели смогут заглянуть далеко в глубь обороны противника. Разведанные данные можно передавать на землю в специальных коробках - вот, смотри, показываю на чертеже. Они будут спускаться по шнурку. - Об аэростатах Карно мог говорить, забывая о других проблемах.

- А ветер?, - нахмурился Барер, разглядывая чертеж, - Смотри, твоя конструкция поднимется в воздух, оставаясь почти неуправляемой после этого кроме вертикального движения. С другой стороны по моим данным разведка Питта не стоит на месте. Как ты уже знаешь, они тоже думали про аэростаты, но отказались от них при том, что Англия всегда была особенно чутка к идее механизирования. Как думаешь, почему?

- Они боятся рисковать. А мы рискнем. - мрачно заметил Карно. - Никто еще не использовал аэростатов. Да, согласен, есть вопросы. Но в худшем случае мы потеряем аэростат и нескольких разведчиков. А в лучшем - завоюем территорию, которую не можем завоевать. К примеру, вот, смотри. Флерюс. Селение в Бельгии, близ города Шарлеруа, на левом берегу реки Самбры. Если направить сюда революционную армию и отбросить австрийцев назад, мы вновь войдем в Бельгию. Черт побери. Прости, Барер. Я увлекся.

Барер покачал головой
- Я тоже много думал об этом, Карно. Дело не в страхе - не тебе недооценивать врага. Дело в том, кто будет управлять аэростатами и в том, кто из полководцев сможет грамотно использовать новые знания. Образование. Вот краеугольный камень системы. Ты смог бы правильно распорядиться информацией с воздуха. Но еще нет системы при которой ты бы мог сообщать свои приказания нескольким армиям одновременно, находясь в Париже. Впрочем, думаю, это вопрос времени. Но пока согласись, мало кто сможет грамотно и вовремя использовать то, что скажут разведчики с воздуха, так как даже система военного образования, даже школа Марса под руководством Филиппа Леба не учит этому. Жаль, что мы так мало говорим об этом на заседаниях.

- Жаль. - Карно поднял голову от чертежа. - Да и можно ли назвать это заседаниями? Я устал повторять, что устал от давления Робеспьера. Но, согласись, именно так и происходит. И глупо говорить, что в Комитете кто-то еще имеет право голоса. - Он вздохнул. - ВОт тебе и школа Марса. - Спать? Или еще кофе?

- Кофе, - бодро откликнулся Барер, мечтая сделать обратный выбор, - Что касается давления, то я бы не стал пытаться передавить Неподкупного, - дипломатично заметил он, - Робепьер - значит Комитет. Скинув его, мы лишь выроем яму сами себе. Впрочем, может быть это и правда лишь вопрос времени...

- Вот и ты туда же. Хотя... - Карно прищурился. - Так ли ты согласен с необходимостью его присутствия в Комитете, как говоришь, а, Барер? Не отвечай. Все равно правды не скажешь.

- Как я тебе сказал, мы все слишком зависим друг от друга, чтобы не быть необходимыми, - улыбнулся Барер, - И поэтому передавливать друг друга я бы не стал - чего и не делаю. Но также я не стал бы обольщаться моими словами и искать возможность скомпрометировать кого-то. Мне больше нравится компромисс.

- Компромисс? Знаю. - Карно поставил на стол кофейник, любезно принесенный ночным секретарем после того, как он подал сигнал. - В этом - твоя сила, Барер. И твоя слабость. Человек с твоими данными уже давно заставил бы этого мелкого тирана молчать. Да, пришло время мне сказать это вслух. Я презираю этого мелкого человека, возвысившегося на человеческих слабостях. Если на то пошло, даже мальчишка Сен-Жюст гораздо талантливее его и, если бы его так не давили, достиг бы большего, нежели просто быть тенью Неподкупного и гавкать по его указке. А ты знаешь, что в народе уже бродят провидицы, которые вещают, что Робеспьер - наш новый Бог? Не знаешь? Будет время, поинтересуйся у Вадье о деле Катрин Тео. Получишь массу удовольствия.

- А у меня нет задачи заставиьт кого-то молчать, - заметил Барер, - Просто у каждого человека есть ситуации, в которых неудобно разговаривать. Именно поэтому я так спокоен, что тот же Робеспьер уязвим не менее чем мы с тобой. Я ведь адвокат - помнишь? Представь соблазненную невиность жертвой распутства - и толпа побьет ее камнями. Представь блудницу жертвой общественного порока - ее возведут на пьедестал. Я вижу, что Вы замыслили и не поддержу Вас, говорю тебе честно. Но и не видеть опасности и угрозы нам всем я не могу. Я - за возвращение к Великому Комитету как он был. За равных среди равных. И если кто-то возвысился и с белоснежной скалы своей репутации открыто угрожает нам - надо просто найти способ вернуть его на землю, только и всего. Незачем бросать его в пропасть. Всегда есть ситуации, после которых человеку неудобно даже разговаривать, - повторил Барер предыдущую мысль.

- Слушай, Барер, я военный, а не адвокат, - усмехнулся Карно. - Переведи, о чем ты? Ты всерьез считаешь, что Робеспьера можно спустить на землю? Робеспьера? КОторому уже открыто поклоняются в народе? Я видел его лицо во время праздника Верховного существа. Похоже. он и правда всерьез вообразил себя этим самым существом.

- Поклонение - это тоже смешно, - улыбнулся Барер, - А тот, кто смешон - не может быть страшен. Ты же помнишь, что я - большой поклонник итальянской комедии. В ее основе лежит именно этот принцип, - Барер хитро улыбнулся и мгновенно перевел разговор на тему искусства, поясняя Карно базовые законы драматургии, лежащие в основе того или иного направления в театре.

Часы пробили половину третьего. Укладываясь на жесткий матрас, расстеленный на полу, Карно резко повернулся к коллеге, который копошился в противоположном углу комнаты. Из головы не шел этот разговор о драматургиии... И смехе... Еще будучи юным аррасским юристом Робеспьер больше всего на свете ненавидел, когда над ним смеются. - Вадье сейчас готовит доклад по делу Катрин Тео, - задумчиво сказал Карно. Ты ведь давно хотел поговорить с ним по вопросам обеспечения безопасности дипломатов? Я вас познакомлю. Ты ведь поможешь ему, если он захочет посоветоваться. К сожалению, старина Вадье не силен в докладах.

- Дипломатия - да-да, конечно, - деланно сонно отозвался Барер, - Посмотрим, друг мой... Поживем - все увидим!

Карно задул свечу. Что ж, дежурство неожиданно обернулось интересным планом. Если Барер со всем присущим ему искусством поможет Вадье составить доклад о деятельности Катрин Тео, над Робеспьером будет смеяться половина Конвента. - Спокойной ночи, коллега! - сказал вслух Карно и повернулся на правый бок.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Июн 26, 2010 8:41 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Квартира Маэла // улицы Парижа.

Сен-Жюст, Маэл // те же и Сомерсет.

Сен-Жюст медленно шел по коридорам Тюильри и слушал, как затихают разговоры разных депутатов по мере его приближения. Рядом с группой, возглавляемой Фуше, этим желтоликим змеем, Сен-Жюст замедлил шаг и приблизился. Шакалы уставились на него, не мигая. Боятся. Значит, есть что скрывать. Значит, снова строят подлые планы. Вот, кто пришел на смену Жоржу Дантону. Шакалы и гиены, подгоняемые настоящей тюремной крысой, научившейся говорить и отдавать поклоны, кому надо.

- Я хотел попросить.. спички, – зловеще произнес Сен-Жюст. И кивнул, забирая протянутую Баррасом коробку. – Благодарю, граждане. Продолжайте беседу. – Он повернулся к ним спиной. Сколько ненависти, сколько страха! Если бы иметь возможность уничтожить их одним ударом. Всех. И начать все с начала. Но возможно ли это? На смену шакалам приходят новые шакалы. И подтверждение тому – сегодняшнее заседание в Конвенте.

Сен-Жюст вдруг подумал, что страшно устал в Париже. Все чаще он думал о военной палатке и солдатах Самбро-Маасской армии. Здесь его держало расследование по делу Декувьера и … ему не хотелось этого признавать, но он беспокоился о Клери. Она больше не приходила к ним, лишь присылала свои отчеты. Сухие и профессиональные. Когда-то она присылала ему нечто подобное по Эберу. Теперь из писем, которые она оставляла у него дома, выпадали то рисунки, то просто исписанные листки. «Со мной все в порядке, Антуан, просто мне нужно отдохнуть от Жюльетт Флери». Вот и все, что она написала в качестве объяснения.
Когда Сен-Жюст остановился у дома Страффорда, он принял решение.

Маэл пригласил зайти нежданного гостя, даже не задумываясь о том, кто это может быть. Сейчас у него был один из очередных приступов лени, когда не хотелось ничего делать, поэтому все заботы сводились к чтению и покупке (а иногда и обмену) новых книг. Иногда он думал о Сен-Жюсте, но никогда не предпринимал попыток найти его - это могло оказаться слишком опасно в первую очередь для молодого политика: мало ли кто додумается поставить ему в вину общение с англичанином. Если, конечно, найдется человек, который опознает в нем англичанина. Но Париж - город большой, кормится сплетнями и кто знает, к чему в конечном итоге может привести такая беспечность. Всем глотки не заткнешь, увы. Увидев на пороге именно Сен-Жюста, Маэл улыбнулся.

- А я думал, что это квартирная хозяйка пришла требовать квартирную плату, - сказал он, указывая на кресло напротив. - Чертовски рад вас видеть, Сен-Жюст. Располагайтесь. Вино и кофе в шкафу.

- Вино, - улыбнулся Сен-Жюст. Если бы год назад ему сказали, что единственным местом, где он будет чувствовать себе в покое, куда будет приходить, чтобы оторваться от мерзкой суеты и реальности, будет дом Страффорда. а сам Страффорд станет человеком, которому он готов поверять свои секреты и рассказывать мысли, он бы, конечно, не поверил. Однако, это было так. Страффорд - спокойный, как скала, мудрый и вечный. Сидя тут с бокалом вина, можно было думать о том, что когда-нибудь мир придет к гармонии, и неважно, увидишь ты это или нет. Сен-Жюст пересказывал мелкие парижские новости, не затрагивая политику.

- ... а знаете, один из якобинцев, кажется, стоит на пороге великого открытия. Вы ведь интересовались химией, Страффорд? Как вы считаете, можно ли газ превратить в жидкость? Или даже в твердое тело? Один якобинец взялся доказать, что это возможно. А вы как считаете?

- Я не интересовался химией, - скривился Маэл. Не потому, что вопрос раздражал его, нет, просто не хотелось будить воспоминания. Он и так не знал куда деваться, когда в очередной раз ловил себя на том, что ноги несут его к зданию Арсенала. Так постепенно и тупеют от боли. От утраты. От сознания того, что ничего нельзя вернуть. От вины. Смертные - смертны, но стоил ли говорить о том, что смерть может быть разной? - Вы, наверное, удивитесь, если я признаюсь, что практически ничего в этом не понимаю.

- Да? - искренне удивился Сен-Жюст. - Мне казалось, что в химии вы также хорошо разбираетесь, как, скажем, в медицине. Ну, и близкое знакомство с... Простите, Страффорд, я нашел не лучшую тему для беседы. Просто мне казалось, вас заинтересует, над какими теориями бьются лучшие ученики вашего друга. Простите еще раз. - Сен-Жюст нахмурился и замолчал, ругая себя за бестактность.

- Медициной я начал интересоваться после того, как нам понадобился врач, чтобы извлечь пулю из Сен-Жермена, - честно признался Маэл. - Тогда меня злила собственная беспомощность и сознание того, что если бы я удосужился уделять этому внимание, то нам бы не пришлось идти на такие сложности с поисками хирурга. В химии, как я уже сказал, я полнейший бездарь. Какие-то знания у меня есть, но они безнадежно устарели... А что касается возможности превратить газ в твердое вещество или в жидкость.... над этим работал Лавуазье. Он считал, что это теоретически возможно, но насколько я знаю это так и осталось теорией.

- Как видите, нет, - улыбнулся Сен-Жюст. - Его ученик решил довести до конца его дело.... Знаете, Страффорд, а я ведь пришел к вам еще и за советом. Мне кажется, что бессмертной, которую вы однажды видели в моем доме, требуется помощь. Но я не могу ее найти. Она скрывается. Очень боюсь ее потерять, даже не поговорив. И чувствую, что она решила нас покинуть. Если бы она была обычной женщиной, я бы мог предположить, как ее искать. А так - теряюсь в догадках. И прошу вас совета.

- А... - Маэл так растерялся, когда услышал подобную просьбу, что забыл и о химиках и о химии. Не мог привыкнуть к тому, что за бессмертное существо можно беспокоиться, сам он придерживался довольно простой, но железной логики: "Если существо прожило столько, сколько ему лет, значит, оно умеет о себе позаботиться". - Боюсь, что не смогу ее найти, если не буду знать хотя бы приблизительно, где искать. В Париже слишком много людей, а она может скрывать мысли. Если у вас есть хотя бы приблизительные идеи - мы поищем ее вместе.

- Одно время она проводила по много часов на одном заброшенном кладбище, - хмуро сказал Сен-Жюст. - Я всегда находил ее там, когда она грустила. Теперь она либо не хочет со мной говорить, либо ее там нет. Есть еще парочка мест. Она как-то говорила о Монмартре. Возможно, она обидится, что я хочу разрушит ее уединение. Но я так не могу. Она слишком.... В общем, вы меня, наверное, понимаете, Страффорд.

- Вы хотите, что бы я нашел ее прямо сейчас или повременим с поисками? - с улыбкой спросил Маэл. - Мне вполне понятны те чувства, которые можно испытать, когда твое уединение нарушено, но я не знаю все тонкости ваших взаимоотношений. Скажите, а... вы получали от нее какие-то известия? Если она решила погрузиться в сон, лучше ее не тревожить.

- Она присылает мне письма. Каждый день. Они связаны с моей.. работой. - Сен-Жюст хитро посмотрел на Маэла. - Она - ваша полная противоположность. Рвется стать тем, что хотели сделать из вас, и от чего вы отказались. Давайте начнем с Монмартра? Если, конечно, у вас не было своих планов?

- Я собирался дочитать книгу, но это занятие можно и отложить, - Маэл потянулся за висевшим на спинке стула рединготом. - С удовольствием пройдусь с вами, несмотря на то, что как раз сейчас я переживаю острый приступ лени. Пойдемте на Монмартр, а по дороге вы расскажете мне все остальные новости, которые собирались.

***

Они шли по улицам, иногда обмениваясь ничего не значащими фразами, а иногда и обсуждая увиденное. Так, например, Маэла позабавил вид горького пьяницы, во все горло распевавшего сатирические куплеты, посвящавшиеся в основной старой как мир ситуации: «вернулся муж из поездки…». Они остановились послушать, так как язык песнопевца был богат довольно сочными метафорами. Маэл даже подарил пьянице ассигнацию, признавая, что тот заслужил приз за остроумие. Миновав Клуб якобинцев и Тюильри, участок, на котором пришлось помолчать, так как вокруг бродило слишком много разных ушей, они подошли к улице Сен-Флорантен, собираясь повернуть в направлении Монмартра.

- Это ужасно, Сен-Жюст, - сказал Маэл, оглянувшись в том направлении, где остался дворец. – Там все просто кишит шпионами. Доносчик пишет донос на доносчика. Такое ощущение, что люди собираются в кофейнях только затем, чтобы выпить кофе, прочесть газету и написать донос. Конечно, профессия осведомителя такая же древняя, как и профессия проститутки, но мне кажется, что в данном случае перевес наблюдается только в одну сторону…

Что хотел ответить Сен-Жюст, Маэл так и не узнал, так как их внимание привлекла ругань, доносившаяся из аптеки. Обшарпанная низкая дверь распахнулась и на улице показался до ужаса тощий и грязный человек неопределенного возраста. Пробормотав что-то невразумительное, человек осушил содержимое пузырька, который сжимал в руке и запил лекарство доброй порцией вина из уже початой бутылки. Хмыкнув, Маэл хотел пройти мимо, когда Сен-Жюст сообщил, что аптека проходит по расследованию. Согласившись с необходимостью разговора, он прислонился к стене и принялся набивать трубку, чтобы скоротать время ожидания, пока его друг будет вести свою беседу.


Сен-Жюст подошел к человеку, который только что вышел из аптеки. Выглядел он жутковато. То, что он чем-то болен, было видно издалека – голодные санкюлоты смотрелись не такими тощими, как этот. Тут дело не в голоде, а в чем-то другом. К тому же… Сен-Жюст цепко всмотрелся в незнакомца. Он был совсем не похож на санкюлота. Скорее, на опустившегося аристократа. Длинные тонкие пальцы, не привыкшие к работе, поворот головы, которому не научишься на улице. Сен-Жюст подавил нахлынувшие противоречивые чувства. Этот человек вполне может оказаться ценным свидетелем. Поэтому оставим мысли о том, что он может вывести на других аристократов.

- Гражданин, мне надо поговорить с тобой, – обратился к нему Сен-Жюст. Тот обернулся. В его глазах промелькнула целая гамма чувств – страх, любопытство, интерес, отчаяние – все, что угодно, кроме, пожалуй, уважения.

- К вашим услугам, гражданин патриот. – Граф Сомерсет подошел и уставился на Сен-Жюста, не мигая. Он узнал его. Его невозможно было не узнать. Правая рука Робеспьера. Любимый соратник. Сомерсет почти с завистью окинул глазами его наряд. Он был одет очень даже со вкусом. Лишь несколько мелочей, вроде не совсем верно завязанного шейного платка или величины манжета. Но было бы странно ожидать от деревенского выскочки большего, чем он пытается из себя изобразить.

Сен-Жюст слегка улыбнулся. Не надо поддаваться на провокации и вступать с ним в беседы. Просто выяснить все, что нужно и через некоторое время подослать сюда жандармов. Несмотря на жалкий внешний вид, этот человек не выглядит опустившимся неудачником, готовым лизать подошвы сильным мира сего. Он просто временно терпит лишения, но готов к бою.

- Ты здесь работаешь? Давно ли?

- Достаточно, чтобы поделиться с вами наблюдениями. Вам ведь это нужно, не так ли? – Сомерсет прищурился. Интересно, арестует или не арестует? Собственно, арестовывать его сейчас не за что. Хотя, может быть, они и у нищих спрашивают свидетельства о благонадежности.. С них станется…

- Это, – кивнул Сен-Жюст. Этот наглый человек его злил. Но он мог быть полезен.

- Я видел, как вы заходили к моему хозяину. И слышал, как вы говорили с ним… о розах. – Сомерсет улыбнулся. – Я – маленький человек, в отличие от метра Шанпетье, и не боюсь смертей и арестов. Но мне нужны деньги. За деньги готов поделиться информацией.

Сен-Жюст внутренне содрогнулся. Денег у него с собой не было. Арестовать этого наглого аристократа? А вдруг он отдаст концы – выглядит он полупокойником – и ничего не расскажет? Оставить тут и сходить за деньгами? Это уже просто не смешно.

- А ты уверен, что твоя информация стоит денег? - насмешливо спросил Маэл, отлепившись от стены. Разумеется, он стал невольным слушателем этой примечательной беседы и не мог спокойно смотреть на любителя выпросить деньги. Хотя человек и нуждался, это было видно, но продавцов кота в мешке он не любил. Как и наглецов. - Вдруг ты расскажешь нам то, что на самом деле нужно, как слепому - свечка? Много вас таких, все слышавших и все знающих. Докажешь, что информация ценная - обговорим сумму.

- Вас интересует темноволосый человек, который любит говорить о розах. И его спутник. Так? Если я ошибся, то простите, граждане, - Сомерсет смиренно опустил голову. На самом деле его трясло при мысли, что сделка может сорваться. Плевать, по чьему следу они идут - те люди, что их интересуют, не были аристократами. Один, судя по всему, был военным, а второй - деревенский ободранец, такой же, как все эти жалкие депутаты, приехавшие покорять Париж.

Сен-Жюст посмотрел на Маэла и четко передал ему мысль. *Пожалуйста, заплатите ему. Я буду вашим должником. За такую информацию можно отдать деньги. Он не блефует*.

- Сколько? - деловито спросил Маэл. Теоретически, можно было прочесть его мысли и так вполне могло бы случиться, если бы оборванец продолжать нахально себя вести. Но тот взял себя в руки, что уже похвально. Да и на самом деле он сам не горел желанием копаться в чужих умозаключениях. Противно. - Только учти, мы платим за информацию о нем, а не за то, что ты его видел. Уяснил, гражданин?

Сомерсет назвал сумму. Он не задумывался, много это или мало. Лишь бы достать деньги. На эту сумму он сможет закупить себе гашиш или что-нибудь подешевле, и протянуть еще неделю как минимум, не глотая порошков, от которых он уже, кажется, почти окончательно теряет рассудок и способность ощущать себя человеком. Он практически забыл о существовании Сен-Жюста. Смотрел только на Маэла. Этот человек был не из этих псевдо-патриотов. Другой. Интеллигентный человек, получивший достойное воспитание и образование, не выскочка, не бывший оборванец, дорвавшийся до власти, не убийца.

- Гражданин, я расскажу вам все, что знаю. Готов сообщить список всех клиентов этого аптекаря Шарпенье. Если будете платить.

Сен-Жюст хотел что-то сказать, но осекся. Кажется, это жалкое создание почувствовало к Страффорду нечто вроде симпатии. Что ж, лучше в таком случае помолчать. Он отыграется на нем позже.

Маэл склонил голову, наблюдая за оборванцем. Даже не нужно читать его мысли, чтобы знать: человек не врет. Он действительно расскажет все, что знает. Другой вопрос - как много ему известно, будет обидно платить за ненужную информацию, ведь названная сумма была не маленькой. Но и не являлась непомерно большой, к слову сказать. Сама оплата являлась уже делом принципа. - Могу гарантировать половину суммы, названной тобой, остальное будет зависеть от ценности информации, которую ты предоставишь, - сказал он.

- Хорошо, легко согласился Сомерсет. - Вас интересует высокий темноволосый человек, который заходил сюда, чтобы приобрести лекарство в том самом пузырьке? Я видел его. И знаю его имя. Просто потому что однажды видел его в стенах Тюильри. - Сомерсет перевел дыханье. Принятое лекарство начинало действовать. Стремительно наваливалось оцепенение. Еще немного - и наступит долгожданный длительный сон. Если он не доползет до какого-нибудь приличного места, он снова свалится в ближайшую канаву или подворотню, и что будет дальше - никто не знает. Черт возьми, если бы он знал, что сюда явятся эти выгодные покупатели... Можно было бы не пить эту отраву, а, получив деньги, купить себе кусочек настоящей жизни... И ботинки... А потом вернуться на ту самую поляну в Булонском лесу и поискать ту удивительную незнакомку с сияющими глазами, с которой он недавно считал звезды и говорил о кельтах... А может быть, и видел их.... Это была ночь солнцестояния... Нет, нет, не проваливаться в сон, не поддаваться лекарству, иначе они не заплатят! Сомерсет рванул себя за волосы, чтобы хотя бы физическая боль позволила ненадолго прийти в себя. Не думать о празднике друидов. Думать о человеке по фамилии Карно. Ведь именно так к нему обратился в тот день Робеспьер. В тот день, когда он, Сомерсет, попался под арест... Это была комната в Тюильри. Кабинет. Робеспьер и Ришар. И темноволосый высокий мужчина, судя по всему, военный. Его назвали Карно. И именно его он видел в аптеке... Он купил лекарство... Аптекарь тогда еще сказал, что не завидует тому, что его примет...

Сен-Жюст выругался вполголоса, глядя, как их свидетель на глазах теряет человеческий облик и способность соображать. Никогда прежде он не видел подобного. Хотя... Однажды, когда давным-давно Эро де Сешель привел его и Камиля в притон гражданки Сент-Амарант, он наблюдал, за каким-то безвольным существом с мутным взглядом. Эро тогда еще посмеялся и сказал наставительно: "Будешь увлекаться курительными смесями - закончишь, как этот несчастный".

- Боюсь, что нам придется прервать путешествие. Сейчас я вызову жандармов и буду вынужден арестовать его. Он - ценный свидетель.

- Если он - ценный свидетель, то ему помогут умереть в тюрьме, - сказал Маэл, не на шутку разозлившись. Какого дьявола понадобилось играть эту комедию?! Да, человеку было действительно плохо, но это его не оправдывало. Если взялся торговать информацией - доводи дело до конца, черт бы тебя побрал, а в противном случае не вводи судьбу в искушение.- У вас есть на примете тихое место? - спросил он сквозь зубы. - Как вы думаете, что с ним?

- Кажется, я видел таких людей... в притонах... и слышал... - Сен-Жюст замолчал, прокручивая в голове информацию. Они с бароном - в салоне Сент-Амарант. Тот пришел, рискуя жизнью, чтобы достать зелье для своего английского друга. Об этой зависимости говорил и Робеспьер. Он же говорил, что не стал арестовывать Сомерсета по своим соображениям, лишь обложил со всех сторон своими людьми... Сен-Жюст тогда выслушал все, кроме описания англичанина. Могло ли получиться так, что перед ним - тот самый англичанин, дошедший до предела и вынужденный мыть полы в аптеке? Но если бы это было так. Робеспьер бы знал, что он тут работает. Потерял его из виду? Осознанно выбросил из головы? Или.. Или он все знал с самого начала? Сплошные вопросы без ответов.

- Вы правы, Блаве. Если дело связано с тем, о ком я думаю, этот человек не проживет и часа. Я должен доставить его куда-нибудь в безопасное место и расспросить. И, кстати, кажется, мы заинтересовали кое-кого и за нами следят вот те двое граждан.

- Будете бежать по улицам с этим полутрупом на плечах? - осведомился Маэл. Тон его был довольно ехидным, но он надеялся, что Сен-Жюст не обидится: это было продиктовано досадой на ситуацию и необходимостью быстро принимать решения. Точнее, одно решение. Но верное. - Да, они хотят убить... нами они тоже заинтересовались, одним словом. Но не нападут сейчас. Хотя могут позвать подмогу, - быстро заговорил он. - Сейчас нужно привести в себя это человеческое недоразумение. Решено, отступаем к аптеке, я найду способ влить в него что-нибудь, если вы скажете мне, что с ним. Четко и внятно. - С этими словами Маэл схватил за шиворот "недоразумение", тряхнул от всей души и, немного подумав, отвесил полноценную оплеуху. Должно привести в себя, хотя бы на время.

Сомерсет открыл глаза. Продолжение сна? Ему снился человек, непохожий на французского выскочку, предлагавший ему деньги за информацию. Или это было реальностью?

- Вы хотели поговорить со мной о том, что я видел, и заплатить мне деньги в случае, если информация покажется ценной? - учтиво осведомился Сомерсет. - Передайте вашему другу, чтобы он достал свое свидетельство о благонадежности и показал им. Они отвяжутся. Я готов назвать фамилию. Вам. Давайте деньги.

- Теперь ты, гражданин, так просто не отвяжешься, - процедил Маэл. Хотя искушение оставить его здесь было слишком велико... Но ценный свидетель - так ценный свидетель, ничего не поделаешь. Не тратя времени на лишнюю болтовню, он втащил безвольного человека в помещение аптеки.

- Человеку плохо, - объявил он с порога, хотя глаза аптекаря стали похожими на чайные блюдца еще до столь ценного пояснения. - Вы будете выполнять мои указания, а я оплачу вам расход препаратов.

- Я... вы.... - взгляд аптекаря останавливался то полумертвом подмастерье, то на политике, которого он, видимо, боялся уже инстинктивно.

- Мы только хотим оказать ему первую помощь, - Маэл бросил тело своего невольного пациента на лавку и повернулся к Сен-Жюсту: - Найдите в этом хаосе стакан, желательно чистый, воду, поваренную соль и масло. Вода должна быть теплой. Быстро!

Сен-Жюст повиновался. Этот аристократ бормотал что-то о свидетельстве о благонадежности, которое ему надо предъявить. Значит, за ним так и продолжали следить люди Робеспьера? Что, черт возьми, за игру ведет Максимильян? Хотя, конечно, этому ненормальному нельзя верить - мало ли что ему привидится.

Получив требуемое и обращая на застывшего аптекаря не больше внимания, чем на мебель, Маэл снял с полки довольно объемный котелок и, вылив туда воду, добавил туда щедрую порцию соли и масло.

- Мы не знаем, чем он отравился, - сказал он, объясняя свои действия.

- Ах, он отравиииился?! - голос аптекаря стал необычайно высоким.

- Не кричите, достопочтенный, - оборвал его Маэл. - Спросите с него сами, если не умрет.

Перемешав все компоненты, он зачерпнул полный стакан получившейся смеси с почти силой влил в горло своему подопечному. Тот закашлялся и, казалось, протрезвел, но сейчас этот факт мало что менял.

- Нужно влить в него все, что есть в котелке, - пояснил он Сен-Жюсту. - Если можете - займитесь, ему нужно очистить желудок от той дряни, что он выпил. Поите, пока не польется из ушей.... - он сочувствующе взглянул на аптекаря. - Да, здесь станет невероятно грязно, но ничего не поделаешь....А я пока приготовлю питье, которое поможет ему... после всех пережитых потрясений.

***

Четвертая чашка кофе. На них косились запоздалые посетители кафе. Зрелище интересное - заросший щетиной оборванец рядом с двумя одетыми с иголочки парижанами пьют кофе и мирно беседуют. В аптеке что-то произошло. Кажется, сегодня он хватил лишнего или выпил не тот препарат. А этот высокий человек, так непохожий на местного жителя, его спас. Он врач. Так объяснил его спутник. Сен-Жюст - этого ни с кем не спутать. Только можно ли было предположить, что он возьмет на себя решение его проблем? Или пытается обмануть? Впрочем, выхода все равно нет. Оба изменились, стоило ему назвать фамилию Карно.

- Мы с вами в сложном положении, - улыбнулся ему Сен-Жюст, словно читая мысли. - Я не могу гарантировать вам неприкосновенность. И при этом вы дали мне слово, что подпишите показания. За это вы получили деньги. И получите еще, если доживете до суда. Что же мне с вами делать? Как вы думаете, Страффорд? Как нам поступить с этим гражданином?

- Мне все равно, как вы поступите с этим гражданином, Сен-Жюст, - равнодушно ответил Маэл. - Информация была нужна вам, а не мне.

- А вы что думаете, гражданин свидетель? - повернулся к Сомерсету Сен-Жюст. Что-то подсказывало ему, что он выбрал верный тон. Не стоит говорить с этим типом свысока. Лучше расположить его к себе и заключить временное перемирие. А дальше видно будет.

- Думаю, что мы уже очень давно говорим, граждане, и пора отпустить меня, если не решили арестовать, - улыбнулся в ответ Сомерсет. Гражданин Сен-Жюст сменил гнев на милость. Видимо, этот Карно для него - важный враг. Вот посмеется барон, когда узнает, на чем он подцепил Сен-Жюста. Глупая случайность и стечение обстоятельств - если б не та встреча в Тюильри, он бы в жизни не знал, как выглядит этот Карно. - Найти меня просто. Ночую в Булонском лесу или в дешевых ночлежках. Место работы вам тоже известно.

- Не сбежите? - полушутя спросил Сен-Жюст.

- Нет, что вы, гражданин Сен-Жюст, как можно! - в тон ему ответил Сомерсет. - Вы же обещали мне деньги за подпись под свидетельскими показаниями. А за деньги сейчас продается все, даже время. Верно?

- Все или почти все, - сказал Маэл, протянув человеку запрошенную им сумму сполна. - Желательно еще, чтобы ты дожил до суда, гражданин.

- Он доживет, - уверенно сказал Сен-Жюст. - Если будет осторожен и переночует сегодня в людном месте. И прекратит глотать все, что попадется под руку.

Сомерсет рассмеялся, забирая деньги. - О, вот в последнем не сомневайтесь. С этим покончено. Ну, граждане, спасибо за кофе. Мне пора. Нужно раздобыть себе обувь.

Когда СОмерсет исчез за дверью кафе, Сен-Жюст задумчиво проговорил.

- Если он - тот, кто я думаю, то он узнал в вас соотечественника. Но я могу ошибаться. В ближайшее время поговорю об этом с Максимильяном. Кажется, благодаря встрече с ним я сегодня не только получил ценную информацию, но и не совершил большой ошибки. Думаю, нашей общей знакомой по имени Бьянка не понравилось бы мое вторжение. Однако, завтра я вновь проснусь с мыслью найти ее. Наваждение, Страффорд. И я, как всегда, ваш должник. Как жаль, что я никогда не могу быть ни в чем вам полезным.

- Не думайте об этом, - улыбнулся Маэл. - Вы уже полезны тем, что помогаете мне почувствовать желание жить, а не уйти под землю и спать лет сто. Если хотите, вернемся ко мне и продолжим спокойную беседу, если нет - возвращайтесь к себе и отдыхайте. Мы уже исчерпали свой запас приключений на сегодня, а я голоден... хотя могу потерпеть до завтра.

- Тогда я вернусь к вам. И подожду, как обычно. Кажется, в бутылке, брошенной мной на столе с такой поспешностью, когда мы выходили, что-то еще осталось? Когда вы утолите голод, мы продолжим говорить. Даже о химии или медицине, если хотите!

- Договорились, - кивнул Маэл, протянув Сен-Жюсту ключ от квартиры.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Июн 26, 2010 11:25 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Тюильри

Робеспьер, Сен-Жюст

Робеспьер откинулся на спинку стула, полностью сознавая факт, что не в состоянии сосредоточиться. Перед глазами стояло перекошеное лицо Карье, хотел он этого или нет, даже сон не принес облегчения, а Жанна, казалось, начала опасаться за его душевное равновесие. Однако ничегонеделание - не выход из сложившейся ситуации. Во-первых, Фуше написал письмо, адресованное якобинцам и это письмо, лежащее сейчас на столе - хороший повод вцепиться в него и уничтожить. Тепер он распознал тактику этого человека - отползти, укрыться и готовить гадости за спиной. Придется ограничить его возможности... Во-вторых, реформа трибунала, которая занимала все его мысли. То, что написал Кутон, граничило с безумием, но все же какая-то доля здравого смысла здесь была. Как иначе наказать предателей? Только с помощью закона, который будет способствовать уничтожению врагов не поодиночке, а всех вместе. Одним ударом. Возможная оппозиция могла бы до некоторых пор сохранять нужный баланс и расстановку сил, но надолго ли? Да и подобный вариант - не выход. Как и подобные мысли. И если другого выхода нет... Если другого выхода нет.... Мысли снова вернулись в нужное русло, он
принялся перечитывать проект Кутона, но поработать почти не удалось: на пороге появился Сен-Жюст. - Здравствуй, Антуан, - Робеспьер традиционно указал на кресло. - Располагайся.

- Мне передали, что ты хотел меня видеть, - сказал Сен-Жюст, присаживаясь в кресло. - Что-то случилось? После вчерашнего разговора я решил тебя не беспокоить. - Это было не совсем так. Сен-Жюст не очень хотел лезть к соратнику с расспросами о Клери, поэтому он предпочел не подходить без надобности.

- И да, и нет, - ответил Робеспьер. - Кажется, я нашел человека, на котором сходятся все приметы. Человека, который толкнул Мерешаля под карету... - тянуть дальше с рассуждениями и умозаключениями было невыносимо, поэтому он решил не тратить время на лишние объяснения: - Карье. Я столкнулся с ним вчера вечером, когда заходил за письмами.

- Карье? - изумился Сен-Жюст. - С чего ты взял? Клери теперь пишет намеками - мне, во всяком случае. А под это описание подходит кто угодно. Серьезно, Максимильян, с чего ты взял?

- Слишком много индивидуальных примет, - пояснил Робеспьер. - Их не воспринимаешь по отдельности, но видишь в целом, когда видишь человека, которому они подходят. Ты видел много людей, страдающих одновременно одышкой, нервным тиком и чесоткой? А ведь свидетельские показание приписывают все это именно тому, кто был причастен к убийству...

- Нет. Не видел. - честно ответил Сен-Жюст. - Но и против Карье мы имеем лишь косвенные улики, которые легко опровергнет любой адвокат. Думаешь, он работает на Карно? Если быть честным, меня уже давно интересует вопрос, каким образом Карье вернулся в политику. После того, что о нем говорили... Он ведь лечился, верно? И страдал тяжелой формой умственного расстройства.

- Да, так говорили, - кивнул Робеспьер. - Хотя никто толком не знает, от чего он лечился и как ему удалось покинуть лечебницу. Он.... он действительно ненормальный, Антуан. Я не знаю, на кого он работает и у меня нет желания выяснять это в частной беседе, - не сдержавшись, он передернул плечами. - Согласен с тобой, что это косвенные улики, у нас нет абсолютно никаких доказательств. Но если верить тому о чем говорят эти косвенные факты, то мы уже не гоняемся за призраком.

Сен-Жюст с интересом посмотрел на соратника. Что-то в его лице выдавало особое волнение. - Он что... напал на тебя?

- Нет. То есть да.... - путанный ответ, отговорками не отделаться. Робеспьер вздохнул и продолжил. - Напал когда-то давно, в старом доме, принадлежавшем какому-то откупщику, если ты помнишь. И едва не убил. На этот раз все обошлось, но здесь дело не столько в личных антипатиях и воспоминаниях, а сколько в том, что я не могу понять, почему он решил покончить именно с Мерешалем. Если это действительно он, разумеется.

- Дом откупщика? Ты говоришь о том доме, где вы оказалис с Клери? Когда все закончилось пожаром, а мы с Огюстеном чуть не сошли с ума, считая, что с вами что-то случилось? - Сен-Жюст с раздражением подумал, что все опять сводится к этой теме. - Что касается Мерешаля. Клери пишет, что человек, толкнувший его под лошадь, был нанят важным депутатом Конвента. Дальше уходит от темы. Вот тебе и ответ, если ты ей, конечно, веришь.

- Да, именно, - спокойно кивнул Робеспьер, отметив раздражение соратника. Не в словах, скорее во взгляде и в нетерпеливом жесте. - Если ты думаешь, что мне приятно это вспоминать, то ошибаешься. Я только отвечаю на твой вопрос. Я склонен верить в то, что пишет Жюльетт Флери, но и она может ошибаться. Возможно, этот человек действовал по чьей-то указке и не был нанят в том смысле, который вкладываем в это мы. Или же ошибаются те, кто так думает, не забывай о способе, которым гражданка Флери получает информацию.

- У меня тоже есть новости. - сказал Сен-Жюст. Удивительно, насколько близко к сердцу он воспринимает бегство из их жизни этой бессмертной. Сколько раз они ссорирись с Клери и не общались неделями. А сейчас, когда он чувствует, что из-за Робеспьера она готова покинуть Париж, не сказав ни слова, он не может больше ни о чем думать. Как глупо. Он сам себя ненавидел за эти мысли. И ведь из-за них он не может адекватно воспринимать слов Робеспьера, потому что считает его косвенно виновным в ее отчуждении. Взять себя в руки. Робеспьер ни в чем не виноват. Она ведь еще месяц назад рассказывала о своей идиотской страсти. А он вместо того, чтобы вместе с ней подумать над сложившейся ситуацией, наговорил ей гадостей, обиделся, как ребенок и вообще отказывался воспринимать ее всерьез. Сен-Жюст отвел глаза. Надо сообщить информацию и прекратить смешивать работу и личное. - Я нашел ценного свидетеля. Он прислуживает аптекарю. Оборванец, весьма нездорового вида. ОДнако, он согласился говорить со мной о том, о чем отказался говорить его хозяин. И назвал фамилию человека, который купил яд.

- Охотно выслушаю тебя, это действительно ценная информация, - сказал Робеспьер, пристально глядя на соратника. Недавнее раздражение Сен-Жюста передалось и ему, вдобавок к и без того нервной обстановке. Из-за чего и почему это происходит, он не пытался понять, полагая, что виной тому - отголоски давнего спора о празднике Верховного Существа. Однако несколько упоминаний об этом бурной дискуссии не вызвали, вопреки ожиданиям. Однако ясно одно - так больше продолжаться не может, так как очень скоро один из них может сорваться. - Но прежде чем ты перейдешь к этому, я хочу поговорить с тобой о другом. Вынужден признаться, что совершенно не понимаю некоторый твоих выпадов в мой адрес. Чем вызвано это  вечное раздражение? Раньше я по крайней мере хоть и был обречен слушать упреки, но по краней мере знал, что именно вызывает твое недовольство. Если я ошибаюсь - мы оставим этот разговор, если же нет... Так не может больше проболжаться, Антуан. Мне достаточно того, что последние события и так держат меня в состоянии постоянного напряжения. Что происходит?

Сен-Жюст нахмурился. Вот уж чего он ожидал меньше всего, так это призывов к откровенности от соратника. Робеспьер давно прочертил черту, и с момента казни Камиля Сен-Жюст больше не пытался с ним говорить откровенно. Стоит ли пытаться теперь? Да и о чем? Упрекнуть его в том, что он втерся в доверие к Клери? Бред. Робеспьер ничего для этого не сделал, ему бы и в голову не пришло смотреть, как на женщину, на невесту любимого брата. Или, может быть, рассказать ему то, о чем он говорил Страффорду? О разочаровании? О том, что уже давно он далеко не уверен в том, что они действовали верно? Что, возможно, если не установить диктатуру и не вырезать половину Конвента, не согласного с их политикой, то они потерпят поражение, а власть перейдет к шакалам, которые строят заговоры за спиной? Или о том, что надо все начать с начала? Признать ошибки? Лицо Сен-Жюста окаменело. - Все в порядке, Максимильян.

- Разумеется, - ледяным тоном сказал Робеспьер, как следует отругав себя за эту попытку не относящегося к делу разговора. Довольно. И так понятно, что соратник  пытается  что-то скрыть, но это не очень ему удается, отсюда и раздражение. Причиной этому, кстати, может быть и вынужденная необходимость  этой беседы. Что же, придется  принять и это, все равно легче не станет. - Продолжай свой рассказ о свидетеле.

- Как я уже сказал, он назвал фамилию. Карно. - Сен-Жюсту хотелось стукнуть кулаком по столу и попросить убрать этот ледяной тон и этот взгляд. - Этот человек, как я уже сказал, нездоров. Он требовал деньги. Да и выглядел так, что скоро отбросит концы. Мне показалось, что за деньги он продаст собственную мать. На всякий случай я приставил к нему парочку агентов Бюро - для охраны. Он обещал подписать свои показания, если понадобится. В общем, как только ты позволишь, я дам делу ход.

- Карно, - Робеспьер подошел к окну. - Теоретически мы можем дать делу ход даже сейчас, в эту минуту. Но практически Карно только рассмеется нам в лицо и скажет, что тот человек с кем-то его спутал. А он сам заходил в аптеку купить лекарство, что не запрещено законом. И где как минимум двое свидетелей, не заинтересованных в деле, которые могут под присягой подтвердить что тот, кто купил яд - это именно он? Чтобы взять Карно за горло нужно нечто более существенное. Любое доказательство его вины, притом совершенно не важно, к чему это будет относиться. Уже из этого можно сделать амальгамму.

*Да, в этом нам нет равных*, - подумал Сен-Жюст. Теперь история дантонистов представала перед ним в новом свете. Голова Дантона в обмен на голову Эбера. Он сам был среди тех, кто твердил о том, что следует уничтожить клику Дантона. Чтобы не мешал. Чтобы не видеть прищуренных наглых глаз Фабра дЭглантина. Чтобы заткнуть спятившего Камиля, подрывающего своими выступлениями в прессе престиж государственной власти. Чтобы убрать Дантона, который мог бы быть опасен своими речами, зажравшегося Дантона, предавшего революционные идеалы, строющего поместья, покупающего скот и лошадей... Амальгамма. Люди - фигуры в этой игре. За виновными идут те, кто просто мешает. Картина, старая, как мир. "Побеждает сильнейший, не так ли?" Насмешливый голос Демулена. Как ты вовремя, старый друг, тебя тут только не хватало... Сен-Жюст налил воды и выпил залпом. - Ты прав, Максимильян. Так мы и сделаем.

- В связи с этим мы вплотную подходим к вопросу о реорганизации революционного трибунала, - резко сказал Робеспьер. - Полагаю, что закон должен быть принят, как временная мера, эта борьба уже и так напоминает борьбу с гидрой. Конвент нуждается в чистке. Как и Комитеты. Затронув одного Карно мы не можем оставлять в стороне остальных.

- Это - полумера, Максимильян! - взорвался Сен-Жюст. - Прости.

- Что ты предлагаешь? - спросил Робеспьер, не обратив внимания на выкрик.

- Я не знаю, Максимильян. Не знаю! Но закон, который предлагает Кутон, уничтожает все, за что мы боролись! - Сен-Жюст заходил по комнате. - Ты не понимаешь этого? Реорганизация трибунала! Какие возможности! Ты уверен, что наши друзья из Комитета этим не воспользуются? Да и, черт возьми, это вообще противоречит всяком понятию о законности? Почему бы просто не объявить диктатуру? Почему бы просто не казнить к чертовой матери всех, кто замешан в заговорах? Да, знаю, Карно - человек значительный. Но Дантона судили. И приговорили к смертной казни. Почему ты считаешь, что с Карно этого не получится?

- Хорошо, - легко согласился Робеспьер. - Мы сделаем попытку обвинить Карно без всяких реформ. Посмотрим, что из этого получится. Однако почему-то я уверен, что мы еще вернемся к этому разговору о трибунале. На досуге подумай о том, что это - неплохой шанс уничтожить всю клику одним ударом. Сейчас я не буду настаивать на продолжении этой темы. И не говори мне о диктатуре, сделай одолжение. Хотя бы сейчас.

- Как скажешь. Я рад, что ты решил прислушаться. Максимильян, я вижу, что ты и сам сомневаешься. - Сен-Жюст опустил глаза. "Хватит. Пора остановиться. Ты же видишь, к чему все катится". Глупость, что мертвые не возвращаются. Они возвращаются, чтобы забрать тех, кто виновен. Главное, не слышать их и не смотреть в их мертвые глаза. Лишь Страффорд способен понять. И Клери. Она всегда понимала. Только ее больше нет. Отлично. Круг замкнулся. - Я буду готовить бумаги по делу Карно. Если понадоблюсь - я тут до позднего вечера, - сказал вслух Сен-Жюст. И покинул кабинет.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Июн 27, 2010 1:41 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Монмартр.

Бьянка, Маэл.

- Гражданка? Вы свободны сегодня? Ой, простите….

Бьянка проводила глазами молодого санкюлота, который подошел с желанием познакомиться с ней и был отправлен мысленным приказом удалиться восвояси. Сегодня она – не лучший собеседник. Будет сидеть на улице и распалять фантазии мужчин, а затем отправлять их также, как этого. А что прикажете делать? Бьянка недобро улыбнулась, подловив себя на использовании любимого выражения Огюстена. Интересно, вернулся он или нет? Надо бы написать ему записку… Ведь она делала ему признание о том, что несвободна? Вот и чудесный способ безболезненно удалиться. Пришлось вернуться к супругу. Не выдержала испытания временем. Господи, какая мерзость! Бьянка в ярости разорвала листок, который держала в руках. Очередной рисунок. Может быть, создать галерею из жизни Робеспьера? Робеспьер дома. Робеспьер в Конвенте. Робеспьер в Якобинском клубе. Робеспьер с соратниками. И вот – лучший рисунок в коллекции: Робеспьер услышал признание в любви вампирки, которую все это время считал невестой своего брата и по совместительству – помощницей Сен-Жюста по раскрытию преступлений против Республики. Все. Нужно покинуть Париж и немного попутешествовать. Привести в порядок рассудок, затем вернуться, объясниться с Огюстеном, возможно, найти для него хорошую девушку, затем дать выбор Антуану и, в случае его согласия, забрать его с собой в вечность… *Ты сама-то в это веришь?*

- Вам плохо? Хотите, я принесу вам воды?

Бьянка встрепенулась. Крошечное ободранное существо – девочка лет восьми, испуганная, с глазами, исполненными сострадания. Она и не подумала о том, что ее бледное лицо и застывшая фигура наводит на мысли о смерти. Улыбка и свет в глазах.

- Что ты, я совершенно счастлива. Беги домой. Я подарю тебе частичку своего счастья.

Она еще не забыла, что значит быть доброй феей Монмартра. Несколько красивых сказок, вложенных в головы этих измученных жезнью детей. Она привыкла и справится со своей миссией. Главное – принять решение, сообщать или не сообщать Робеспьеру и Антуану свое ужасное открытие. Они ошиблись. Человек, убивший Декувьера и человек, заставивший лионца Мерешаля подойти к Декувьеру с предложением прочесть доклад, а затем нанявший Карье, чтобы тот толкнул Мерешаля под карету – это разные люди. И имя человека, убившего Мерешаля…. Бьянка замерла, вслушиваясь в темноту. Бессмертный. Сжимать ручку кинжала бесполезно. Либо сбегать, либо защищаться. Лучше – второе. В конце концов, кто, кроме нее,имеет право назвать этот город своей территорией? Арман и его Театр? Но они – слабее…


Молоденькую вампирку Маэл почувствовал еще задолго до того, как решил прогуляться по этому кварталу. Значит, она не ушла под землю и не особенно скрывается, что уже легче. Возможно, ее удастся уговорить побеседовать с Сен-Жюстом. А может быть и не удастся. Но главное ведь - сказать о том, что о ней беспокоятся и ее ищут? Остальными заботами он займется потом, благо, их прибавилось. И теперь он очень хотел пройтись в сторону Арсенала, где по-прежднему располагались лаборатории, чтобы увидеть того самого якобинца, который решил изобрести порох... Впрочем, это можно сделать и завтра, и послезавтра и через неделю. Маленькая вампирка почувствовала его приближение и сейчас пребывала в некоторпой растерянности. Он мысленно позвал ее, позволив себя увидеть, и направился к тому месту, где она сидела.

- Добрый вечер, Бьянка. Я могу поговорить с вами?

Она прищурилась, хотела съязвить, затем передумала и быстро понялась на ноги с земли. - У меня нет выбора, гражданин.. в смысле.. Маэл? Я верно помню ваше имя? Что вам нужно здесь? Монмартр - моя территория, на которую не претендовал ни один из бессмертных.

- Да, меня зовут Маэл, - не дожидаясь приглашения, он сел рядом. - Я не претендую на вашу территорию и не очень-то стремлюсь к тому, чтобы нарушать ваше добровольное одиночество. Однако есть обстоятельство, которое заставило.... точнее, попросило меня разыскать вас, - Маэл посерьезнел. - Сен-Жюст очень беспокоится. Он не знает, где вас искать и не знает, что с вами случилось. Собственно, я хотел передать только это, а решать как поступить - вам. Только скажите, что ему передать, я не стану врать, что не нашел вас.

- Сен-Жюст был моим другом в прошлом году, но не в этом. Он считает, что я предала его, и мне нечего ответить ему в свое оправдение, - Бьянка пожала плечами и вскинула голову. - В момент, когда вы приходили ко мне, я сказала вам, что он считает вас своим врагом. Просто он перенесся в прошлый год. Теперь все иначе. Вы для него - и друг, и авторитет, и пример для подражания. Не понимаю, о чем именно он беспокоится.
Бьянка считала, что говорит жестко и гордилась собой. Не хватало показать этому бессмертному свою слабость перед смертными. Он-то легко управляется со всей этой суетой, в отилчие от нее. Сколько ему лет? Тысяча? Две? Он привык к тому, что эпохи сменяются эпохами и. наверное, уже давно не питает особых чувств к простым смертным.

- Разве вы меряете дружбу и привязанность годами? - удивился Маэл, не скрывая ни удивления, ни разочарования. - В этом году вы относитесь к нему, как к другу, а в следующем - нет? И что за глупая ревность, я вовсе не стремлюсь быть для него предметом для подражания. А беспокится он о вас, я уже сказал. Это вы в силах изменить, только если специально заставите его этого не делать. Он-то не меряет дружбу годами.

- Послушайте, уважаемый синьор, гражданин, или лорд, или как вас лучше называть? Вы ничего не знаете ни про меня, ни про наши разговоры, так зачем же цепляетесь к словам? - Бьянка не сдержала отчаяния в голосе. Что говорить, он прав, то, что она сказала вслух, выглядит именно так вот - глупо, глупо, глупо. Но не признавать же ошибок незнакомцу! - Благодарю вас за то, что вы пришли, - неожиданно она сдалась и опустила голову. - Я эгоистично не подумала о близком друге. И ревность - часть моего эгоизма. Я обязательно найду его и поговорю. На самом деле за него я убью кого угодно. Просто перед вами стараюсь казаться самостоятельнее, чем являюсь на самом деле. - Она выдохнула. Ну вот. Сначала - глупая выходка, затем - ненужная откровенность. Кажется, она совсем расклеилась.

- Сделайте это как можно скорее, - успокаивающе сказал Маэл. Маленькая вампирка была в отчаянии и ему почему-то стало жаль ее. - Если, разумеется, это возможно. Вы правы, я ничего не знаю ни о вас, ни о ваших разговорах, но знаю то, что мы в некотором роде ответственны за тех смертных, к которым привязываемся.

- Ответственны... да.. только не всегда можем что-то изменить. - Бьянка почувствовала, что готова расплакаться хотя бы потому, что этот бессмертный не испугается ее кровавых слез. - Они болеют и умирают Болеют и умирают. Господи, ну как вы с этим живете?! Или вы уводите их всех за собой? Но ведь вы не забрали по каким то причинам своего друга? Знаю, вас считали мертвым, и, видимо, вы просто не успели. Но как? Как с этим бороться? Я не смогу забрать с собой всех, кого люблю, у меня просто не хватит сил, да и он ине воспримут моего предложения! И они умрут. К этому привыкаешь? Мариус никогда не предупреждал меня об этом! Он говорил, что мы будем вместе. Всегда! Что после перехода в вечную жизнь все изменится, и смертные станут просто фоном, оттеняющим твою жизнь. Но этого не происходит! Я остаюсь такой же, как они! - Бьянка увидела, как ее собеседник смотрит на рисунок и, яростно скомкав его, порвала н амелкие кусочки.

- Я никогда никого не обращал, - покачал головой Маэл. - Да, люди болеют и умирают, мы только иногда можем немного помочь им... Выздороветь или умереть. Однако смерть бывает разной, Бьянка. Красивого в ней нет ничего, но она может быть почетной, может быть легкой, может быть избавлением... Вы не сможете ничего изменить здесь и если вы хотите для них блага, забирайте с собой только тех, кто готов к этому. Я не забрал Антуана Лавуазье. Я бы и не сделал этого ни при каких обстоятельствах. Да, я бы сделал все возможное, чтобы спасти его от эшафота, но, никогда бы не предложил стать одним из нас. Если бы не было этой позорной казни, а все шло так, как должно, я бы просто в один прекрасный момент уехал и в дальнейшем поддерживал переписку. Так было и раньше, я старался сделать все, чтобы слишком не привязывать его к себе... Иначе, ослепленный нами, он бы не сделал ни одного из своих открытий. Что касается Мариуса... Что о нем говорить? Он и помыслить не мог, что его создание научится совершать самостоятельные поступки, а не слушать его мудрые речи.

- Он хотел, чтобы я всегда была его игрушкой. Он внушал мне, что я неспособна к самостоятельной жизни... Боже мой, зачем я говорю это вам? Потому что вы его знали? Это - часть взросления? - Бьянка сдалась и больше уже не пыталась сдерживаться. Она смотрела на собеседника широко раскрытыми глазами, в которых было и отчаяние, и тоска и разочарование, и страх. - Столько вопросов. Я теряюсь среди них, я готова всех спасать, готова читать мысли всех врагов тех, кого я люблю, затем я кидаюсь в другую крайность и начинаю боятсья, что нужна им только ради моих способностей. Ненавижу себя вот такой! - Бьянка взъерошила волосы. Все. Надо успокоиться. На Робеспьере жизнь не кончается. Нужно вежливо попрощаться и пойти поговорить с Антуаном, который так беспокоится о ней, что даже сообщил об этом своему бессмертному другу.

- А вы прекрасно доказали, что способны к самостоятельной жизни, - улыбнулся Маэл. - Так что Мариус может сделать со своим убеждением... ну, не станем уточнять. Не нужно бросаться в крайности. Проявляйте свои способности только по собственному усмотрению, вот и все. Мы входим в их жизнь без их на то согласия, не нужно торопиться что-то кардинально менять только потому что вы можете больше, нежели они. Мы можем играть с ними бесконечно долго, пока не надоест, но по большому счету это никому не нужно.

- Они не игрушки. Они лучше, чем мы. Они делают то, что делают по-честному, рискуя жизнью и здоровьем. А мы ничего не боимся. - Бьянка опустила голову. Кажется, вот об этом Мариус ей рассказывал неоднократно. Ситуация, в которой проще просто уйти под землю. Кто виноват, что она выбрала себе в возлюбленные самого знаменитого политика страны, к тому же, совершенно неспособного вообще ни к каким чувствам, кроме чувства ответственности? Отдать свою кровь Антуану и уйти под землю. Вполне хороший вариант. Лет через сто она проснется и обнаружит новый Париж... - Когда вы впервые ушли под землю, Маэл?

- Я не помню, - Маэл рассмеялся, только сейчас сообразив, что действительно не помнит. - . Один из наиболее памятных мне периодов - почти двести лет назад, когда умерла королева Елизавета Английская. Это случалось и дого и после, в разные периоды и на разное время. Я действительно не помню, Бьянка. Возможно, не хочу встпоминать. Но если бы вспомнил, то сказал бы. Несложно догадаться о том, что вы хотите уйти под землю и избавить себя от ответственности за тех, кто вас любит. Ваше право. Мой собственный опыт учит, что так тяжелее. Когда вы проснетесь и узнаете о судьбах этих людей, будете еще долго терзать себя, что могли бы изменить то или это, но у вас не хватило мужества нести груз, который сами же взяли на плечи. Бегство и забвение не сотрут им память и не изменят их отношение к вам. Вы - для них то, что сами хотите показать, помните об этом.

- Да. Понимаю. Я и сам не знаю... Но ваши слова... Я подумаю... Спасибо... - Бьянка поднялась. - Вы не такой плохой, как я думала о вас. Я думала, вы - отвратительный невоспитанный мужлан, а вы не такой. Простите, Маэл. Лучше я уйду сейчас, пока окончательно не расклеилась. Таким, как мы, надо как можно чаще бывать в одиночестве. - Она улыбнулась. - Как бессмертная, постоянно проживающая в этой части Парижа, дарую вам возможность беспрепятственно охотиться на моей территоррии. Передайте, пожалуйста, Антуану, что я обязательно найду его.

- Я охочусь за городом, но все равно благодарю, - улыбнулся Маэл. - Со своей стороны даю вам ответное разрешение. Только очень прошу предупреждать о своем присутствии, если чувтвуете меня рядом - обычно я убиваю тех, кто вторгается, а так мы будем избавлены от неожиданностей. Позвольте пожелать вам удачи. - Сказав это, Маэл поднялся и не добавляя к сказанному никаких прощальных слов, пошел по направлению к центру города.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Июн 27, 2010 5:48 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Париж

Огюстен Робеспьер, Максимильян Робеспьер, Сен-Жюст, другие...

Огюстен шел по парижским улицам, сжимая в руке легкий саквояж, где поместились все его уцелевшие после пожара вещи. Визит домой, в старую квартиру Рикора, был не из легких - там он нашел только тишину, пустоту и толстый слой пыли на полу и на мебели. Сердобольная соседка сочувствующе проинформировала его о том, что здесь никто не появлялся уже несколько дней, они даже думали о том, чтобы вызвать жандармов и опечатать квартиру. Во избежание разных недоразумений вроде воров. К черту ее, с таким сочувствием. По здравому размышлению, он уже давно замечал, что Жюльетт скорее терпит его присутствие. Терпит, чтобы не обидеть. Так терпят старую собаку, которая уже не годится охранять двор и которую жалко выгнать. Вот она и ушла без объяснений. К Сен-Жюсту. К Гошу. К кому-нибудь другому. Не все ли равно? Приходится признавать то, на что закрывал глаза и во что не хотелось верить. Но и так как есть продолжаться не могло. Поэтому он написал короткую записку и положив в конверт добытые всеми правдами и неправдами в Аррасе деньги, оставил письмо в ящике стола среди письменных принадлежностей. А потом оставил и квартиру, отдав ключ соседке на случай, если Жюльетт здесь появится.

Подавив желание напиться до свинского состояния, он пошел в Тюильри, в надежде найти там Максимильяна. Нужно отчитаться о своей поездке, желательно на трезвую голову, а потом - хоть потоп, как говорила известная королевская фаворитка. За подобную цитату ему бы вполне могли оторвать голову в прямом смысле, но произносить это в голос не обязательно, а из песни слов не выбросишь. В Тюильри было почти пусто, все либо сидели по кабинетам, заканчивая работу с бумажной текучкой, либо разошлись по домам - сегодня суббота. Все-таки есть много положительного в том, что разрешили отмечать воскресенье, десятидневная неделя казалась слишком долгой. К его удивлению, кабинет Максимильяна был заперт, несмотря на то, что до ужина еще оставалось достаточно времени. Немного подумав, он направился в Бюро и почти у самых дверей столкнулся с Сен-Жюстом.
- Здравствуй, Антуан. Я ищу Максимильяна, но он куда-то исчез. Правда, я еще не заходил к нему домой. Если хочешь, пойдем вместе - расскажу новости.

Сен-Жюст машинально прижал к себе папку с документами. - Огюстен? Ты давно в Париже? Ты был на своей квартире? Когда ты прибыл? - затем рассмеялся. - Прости, столько вопросов. Наверное, ты уже отвык от этого. Хорошо съездил? Выглядишь отдохнувшим. - Сен-Жюста интересовало, говорил ли Огюстен с братом. Если нет, ему предстояло выяснить подробности поездки. Плюс - история с Клери. Огюстен был в ней пострадавшим. Собирается ли она вернуться к нему или сообщит о том, что уходит? Черт, не хотелось бы решать чужие проблемы и дела.

- Ты меня слушаешь или нет? -  с интересом спросил Огюстен. - Я же говорю, что еще не заходил на Сент-Оноре, а в кабинете никого нет. Я сам ищу Максимильяна. Прибыл два часа назад, дома был. А как съездил расскажу вам вместе, чтобы не повторять дважды.

- Так. Кажется, я нуждаюсь в ужине, - смутился Сен-Жюст. Слова Огюстена привели его в чувство окончательно. В последнее время он стал слишком задумываться и уходить в себя. - Пойдем, найдем твоего брата. Кажется, я догадываюсь, где он может быть. Он собирался посидеть в архивах. Мы вытащим его и пойдем все вместе поговорить, - Сен-Жюст потащил Огюстена за собой.

- Я бы не хотел говорить в кафе, - покачал головой Огюстен. - Вы ведь не хотите, чтобы я рассказывал в общих чертах? Нам остается найти более или менее тихое место, только не представляю где. Впрочем, неважно. Пойдем.

***

Сен-Жюст сгреб со стола грязную тарелку, огарки свечи и старую газету. Постелил новую и поставил чашки. - Сейчас Полина принесет кофе, граждане. Устраивайтесь. - Оба Робеспьера заняли свои места. Максимильян сегодня выглядел еще более холодным и закрытым, но Сен-Жюсту уже надоело копаться в перипетиях его характера. Не хочет общаться - не нужно. Он просто выполняет свое дело. В конце концов, цель у них -одна и та же. А личные дела - это личные дела. - Итак, Огюстен, рассказывай. - сказал Сен-Жюст, когда Полина поставила перед ними кофейник и удалилась.

- Итак, граждане... Основной новостью можно считать то, что гражданин Лебон очень сильно нервничает и полагаю, что у него есть для этого веская причина, - начал рассказ Огюстен. - Буквально за несколько недель перед моим приездом он устроил настоящий разгром с далеко идущими последствиями в почтовом отделении, отправив по ошибке некое очень важное письмо. Мало того, что он задержал отправку почты, что в принципе оправдано, если письмо действительно важное, но и приказал гильотинировать нескольких граждан из почтового ведомства, обвинив их в связях с аристократами. Симпатичное обвинение, вам не кажется? Письмо было написано на имя... - Огюстен полистал свой блокнот. - Кристоф Фабатье, улица Лантерн, Париж. Мне лично это имя ни о чем не говорит, но это не важно. Раздобыв свое письмо, Лебон отправил в Париж Декувьера. Курьером. Известно, что между ними состоялась частная беседа, но никто не знает в чем она заключалась. Если кратко, то это все. Если у вас есть вопросы о деталях, я отвечу, если смогу.

- Какие уж тут детали. - пробормотал Сен-Жюст. - Ты, Огюстен, съездил с большим эффектом, чем я мог надеяться. Значит, Кристоф Фабатье, улица Лантерн. На этой улице жили Сесиль Рено и и Анри Амираль. Интересное совпадение, не правда ли?

Огюстен только присвистнул, глядя на брата.

- Полагаешь, что Фабатье каким-то образом связан с первыми двумя? - спросил Робеспьер, хотя  это и было первое предположение, которое приходило на ум. - Арестовывать его слишком опасно сейчас, пока нет доказательств против... основного подозреваемого. Разумеется, нужно поставить слежку. В Аррасе известно и гибели Декувьера?


- Известно, - кивнул Огюстен. - Однако Лебон начал беспокоиться еще до того, как я успел рассказать эту новость. Слишком уж дотошно он искал возможность узначть хоть что-то...

- Поясни, - попросил Робеспьер.  - Возможно, его интересовали новости в целом?

- Нет, именно Декувьер, - покачал головой Огюстен. - Я был у Генриетты, когда меня разыскал племянник Декувьера, чтобы спросить новости о дяде. А потом признался, что его послал Лебон. Антуан еще ладно, а вот ты, Максимильян, можешь себе представить Лебона, пекущего о здоровье  кого-то, кто черт знает почему уехал в Париж?

- Нет, не могу, - вынужден был признать Робеспьер.

- Я тоже, - сказал Огюстен. -  По крайней мере горожанам известно только то, что Декувьер поссорился с женой и уехал. И по меньшей мере странно  узнавать новости таким образом, не находите?

- Улица Лантерн - их гнездо, - недобро произнес Сен-Жюст. - Я не верю в совпадения. Эта сумасшедшая... Сесиль... Она ведь твердила о каком то рыцаре Ланселоте... Да и арестованный сын Амираля. Он шел в дом Рено, чтобы помочь.... - Сен-Жюст резко посмотрел на Робеспьера. - Сомерсету. Верно? Мы должны установить полный контроль за этой улицей. И проверить все письма.... Я готов прямо сейчас пойти и проверить, кто скрывается под этим именем. Огюстен, хочешь, прогуляемся?

- Разумеется, - сказал Огюстен, на всякий случай проверив нож в рукаве и пистолет за поясом.

- Будьте осторожны, граждане, - Робеспьер поднялся, понимая, что ничего нового сказано уже не будет.

***

Сен-Жюст поморщился, глядя на потасканную женщину, простарившую к нему руки. На лица, ярко раскрашенном румянами, явственно проступали болячки и ссадины. Редкие волосы, болтающиеся по плечам. И губы, обведенные дешевой помадой, скапливающейся в уголках. Сколько ей? Тридцать? Да, наверное, не больше того. Только выглядит она глубокой старухой. Целая улица. Их несколько. Женщины и девочки, совсем маленькие. Плюс нищие. Один из них – тощий седой старик на одном костыле, самозабвенно забился головой о стену, едва увидев их. Номер. Тщательно подготовленный. А вот и «прокаженный». Он буквально бросился им под ноги и взвыл дурным голосом. И начал хватать за ноги. На лице Огюстена проявилась брезгливая мина. Он не так привык сдерживать свои чувства. Сен-Жюст швырнул на землю монету. Нищий бросился к монете и отвязался. Эти картины становятся слишком навязчивыми. Ради чего? Каким был Париж десять, пятнадцать лет назад? В чем они ошиблись? Почему результат так плачевен? Или это просто разыгравшееся воображение? Они готовы отдать свои жизни за этих простых людей. Но, кажется, их даже не знают в лицо. И все также матери выставляют напоказ прелести своих малолетних детей. Все также голодные девицы…. Вот и нужный дом. Сен-Жюст остановился.

- Огюстен, попробуй ты. Меня знают лучше. И могут испугаться.

Кивнув, Огюстен поднялся по невероятно грязной лестнице, вынужденный задержать дыхание, чтобы не задохнуться от невыносимой вони испражнений, помоев, готовящейся пищи и еще бог весть чего. Где-то выше дурным голосом кричала какая-то женщина, но в коридоре не было никого. Табличек на дверях, разумеется, не имелось. Несмотря на безлюдье, он буквально спиной чувствовал на себе взгляды. Из-за приоткрытых дверей, из закопченных кухонных окон, выходивших прямо в коридор и, казалось даже из темных углов, где плесени было больше, нежели в самом грязном портовом притоне. - Ищешь кого-то, гражданин? - спросил низкий, хриплый голос. Огюстен повернулся, увидев даже довольно прилично одетую "вязальщицу", По крайней мере чепец на ней был чистый, как и застиранный передник, из чего он сделал вывод, что женщина, возможно, привратница в этом доме. - Мне нужен гражданин Фабатье, гражданка, - сказал Огюстен и по опыту зная, что такие услуги так просто не оказываются, показал гражданке сложенную пополам ассигнацию. - Где я могу его найти? ----- - Фабатье? - переспросила женщина, что-то мучительно соображая. - На третьем этаже, вторая дверь направо по коридору. Насчет имени не скажу точно, но гражданин очень приличный...

- Хорошо, - Огюстен отдал ей деньги, проклиная траты на пустом месте и продолжил подниматься. Очевидно имена здесь считались такой же роскошью, как и таблички. Разыскав нужную дверь, он остановился, изучая железный прут и колотушку, служившую дверным звонком. За дверью послышалось движение, потом шаги стихли и через несколько секунд она распахнулась. Человека он рассмотреть не  успел, так как был просто оглушен диким криком и тут же почувствовал лезвие на ребрах. То ли инстинкт,то ли опыт в потасовках заставили его шагнуть навстречу противнику, одновременно поворачиваясь в сторону и заставив нападавшего на секунду потерять равновесие. Потом изо всей силы огрел его кулаком, почувствовав одновременно боль в боку. Зацепил, скотина. И вырвался. Наскоро осмотрев рану и убедившись, что это простая царапина, Огюстен бросился бежать следом. Нападавший оказался маленьким и проворным. Прыгая через две ступеньки, он оказался внизу гораздо быстрее, где ему преградил дорогу Сен-Жюст. - Осторож...но! - закричал Огюстен, сбивая дыхание. Оказалось, что поздно. Он успел увидеть только блеснувшее в полумраке лезвие, услышать шум падающего тела и, секундой позже, быстрый стук деревянных башмаков по мостовой.

Ругая себя последними словами, он перепрыгнул оставшиеся ступеньки и опустился на колени рядом с Антуаном.

Сен-Жюст взвыл и выругался сквозь зубы. Удар был неожиданным. Кто мог знать... Хотя, теперь уже неважно... - Огюстен, беги за ним, не обращай внимания... Только позови жандармов.. если увидишь.. Беги за ним! - выкрикнул Сен-Жюст, и с ужасом посмотрел на свой сюртук, стрмительно набухающий от крови. Не хватало еще попасть в больницу от случайного ранения....

В этот момент из дома выбежала женщина. - О господи! Господи Иисусе! Опять за свое! бедняжка гражданин! Что же теперь будет?! - Она стремительно вытерла руки о фартук. - Нужно срочно наложить повязку. Я позову дочерей! О боже, какой молоденький!

Сделав вывод, что Сен-Жюста без первой помощи не оставят, Огюстен выбежал на улицу из внутреннего дворика и оглянулся по сторонам, раздумывая, в какую сторону мог побежать нападавший. Если он правильно помнил расположение подворотен, изучению которых на первых порах посвятил немало времени, то справа была тупиковая улица, заканчивающаяся небольшой площадью с колодцем. Значит, он побежал в другую сторону. Огюстен побежал, на бегу размышляя о том, как поступил бы он сам. Спрятался бы  в ближайших домах, вот что. От одного преследователя гораздо легче уходить, чем от двоих и у нападавшего было преимущество во времени. Небольшое, но достаточное для того, чтобы забежать в первый попавшийся дом. Впрочем, ему повезло гораздо больше, чем казалось с самого начала - впереди мелькнула худая фигурка в замызганном рединготе, в которой он опознал бандита. Но, словно прочитав его мысли, оборванец повернул в сторону и скрылся во внутреннем дворе такого же многоквартирного дома. Прибавив скорость, Огюстен намеревался  нурнуть туда же, как чья-то рука схватила его плечо. Надо же, а он, увлекшись погоней, даже не заметил, что за ним тоже кто-то бежит.

Раздраженно повернувшись, он увидел жандармов. Вовремя, черт бы их побрал! Теперь драгоценные минуты точно упущены.  - Куда торопишься, гражданин? - резко спросил жандарм. - Обворовал кого-то и убегаешь? ---- - Я так похож на вора? - огрызнулся Огюстен, пытаясь выровнять дыхание. - Нужно обыскать тот дом, там скрылся преступник, он напал....

- Слышали мы такие сказки! Пройдем в участок, гражданин, там будем разговаривать.

- По какому поводу меня задерживают? - зло прищурился Огюстен.

- Подозрительный ты, вот что! - объявил жандарм. - Потом проверим, где нарисовали твои документы.... - Граждане, я... - Огюстен придал голосу неуверенные нотки. Знаем мы это "потом", в лучшем случае проверки дождешься через пару суток, а там уже и приговор подпишут. Этот же трюк всегда срабатывал. - У меня есть только свидетельство из секции, я потерял... - Показывай свое свидетельство! - гаркнул жандарм. - А не то....

- Сейчас, граждане. Сейчас....-  Огюстен полез в карман за документами. Вот так. Отобрали бы у неизвестного гражданина свидетельство и все, он бесправен и можно безнаказанно вешать на него все, что угодно. Не ваш случай, граждане. Как и следовало предполагать, у граждан охранников порядков глаза полезли на лоб а лица приобрели цвета от мертвенно бледного, до сливово-синего. - А теперь,  - спокойно сказал Огюстен. - Обыщите дом. Я скажу вам приметы человека, которого нужно искать.

***

Сен-Жюст лишь пробормотал что-то невразумительное, когда над ним склонилось знакомое лицо.
- Только живи. Я буду приходить всегда, пока буду нужна тебе. Прости, Антуан, я должна была предупредить. Я постараюсь все вернуть. И... Ты был прав. Ему и правда никто не нужен, кроме его идей и близких родственников. И маркизы да Шалабр. - Привычное тепло во всем теле. - Я сделаю еще одну попытку, Антуан. Ради тебя и Огюстена.

Тьма. Утром все будет хорошо.

- Не уходи. Я искал тебя.

- Да-да. Конечно. - Врач, склонившийся над ним, положил ему на лоб повязку, смоченную водой. - Спите, гражданин Сен-Жюст. Утром все будет хорошо.

Сен-Жюст открыл глаза. Кажется, прошло еще какое-то время. Немолодая полноватая монахиня улыбнулась ободряюще. Значит, почудилось. Он в больнице. Но ведь глупо умереть вот так?

- Все будет хорошо, - он улыбнулся и закрыл глаза.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Июн 27, 2010 4:34 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июль, 1794.

Монастырская больница.

Максимильян Робеспьер, Огюстен, Карно // Максимильян Робеспьер, Маэл.

В небольшой монастырской больнице все, казалось, ходили на цыпочках, опасаясь чихнуть. Если бы кто-то рискнул это сделать, его бы строго наказали… Наверное. Огюстен сидел верхом на стуле, опираясь руками на спинку и рассказывал Максимильяну все, что произошло. Сам он чувствовал себя хорошо, а небольшая царапина – не в счет. Гораздо больше не повезло Сен-Жюсту. Врач сказал, что если бы на рану сразу не наложили повязку в виде чистого полотенца, все закончилось бы гораздо хуже… Нужно будет разыскать ту гражданочку.

- Дом обыскали, - закончил он рассказ. – Пришлось пригрозить им наказанием, но все без толку: нападавшего не нашли. Потом я узнал, что по полицейским документам он проходит, как Акробат. Маленький, гибкий, бывший циркач. Умеет за себя постоять, но до сих пор попадался только на мелких кражах, несколько раз арестовывался, потом его отпускали. Кто знает, почему он решился на убийство. Пока что все, Максимильян. Ты вызвал Субербьеля? Не доверяю я местным…

- Как ты, Огюстен? – вместо ответа спросил Робеспьер.

- Ничего. Что мне сделается? – Огюстен вымучено улыбнулся. – Я мог предупредить его, но не успел…

- Ступай домой и отдохни, - сказал Робеспьер. - Я побуду здесь, а потом пойду в Тюильри.

- Я заночую у кого-то из друзей, - сказал Огюстен. – Пока что сам не знаю, где именно. Я могу понадобиться?

- Не думаю, - ответил Робеспьер, не спрашивая его о причинах такого решения. Потом. – Ступай. Только будь завтра утром в Тюильри, хорошо? Ты ничего не изменишь, если будешь находиться здесь.

- Максимильян, я….

- Успокойся. Все будет хорошо.

***

На самом деле хорошо не было. Уже после ухода Огюстена пришлось звать как врача, так как у соратника начался бред и сильная лихорадка.

- После операции такое бывает, - объяснил местный врач, трясущимися руками пытаясь смерить пациенту пульс. – Но у него молодой организм… Я могу дать ему немного опия, это облегчит боль. И хины, это умерит лихорадку. Не давайте ему пить, даже если будет просить… повреждены внутренности…

Как лихорадящий человек может обходиться без воды, он не стал уточнять. А Робеспьер не хотел спорить. Врачу виднее. Оставалось только время от времени менять компрессы, смачивать растрескавшиеся от жара губы и быть свидетелем страшного бреда… Камиль, Дантон, Эбер… Все они были живы. И Людовик тоже. Шла борьба с Жирондой. Какую роль в этом бреду играл он сам? А какую – Антуан? Кто знает…

- Я здесь, Антуан. Я все время здесь.

Единственная фраза за несколько часов. Пребывая в каком-то оцепенении, он не сразу услышал, как скрипнула дверь.

Фабатье с улицы Лантерн. Он же – бывший дворецкий графа де Бертолли, связной и один из немногих доверенных лиц, представленных бароном де Бацем Карно. Убить его? Или остановиться и подумать? Карно привык расправляться с отжившими и ненужными элементами быстро и без сожаления. Если к Фабатье явились Сен-Жюст и Робеспьер-младший, значит, они идут по его следу. Поймают Фабатье – получат доказательство причастности Карно к заговору покойного де Баца – хитрый лис вполне может начать рассказывать про человека в маске и называть адреса. Декувьера он уничтожил и за меньшее «преступление»… Но убийств стало слишком много. И все меньше верных людей остается в Париже. А тут еще слухи про тяжелое состояние Сен-Жюста… Если Сен-Жюст умрет, Неподкупный арестует и гильотинирует половину Парижа… Узнать бы, как обстоят дела. Но ведь не пошлешь никого в больницу? Значит, идти самому. Когда Карно вошел в комнату, куда поместили Сен-Жюста, он понял, что все, видимо, еще хуже, чем он думал. У постели сидел Неподкупный с весьма выразительным видом. Черт бы его побрал.

- Значит, слухи верны? – нашелся Карно.

Некоторое время Робеспьер молча смотрел на человека, который, скорее всего, являлся организатором еще и этого преступления. И если его не очень волновала судьба Декувьера, пусть и погибшего по глупости, то совсем иначе дело обстояло с Антуаном. Как можно сравнивать? Появление Карно означало только одно: они на верном пути. Но, господи, кому от этого легче? К черту Декувьера, если за еще призрачную победу приходится платить такую цену.

- Я вижу, ты так этому рад, что решил проверить лично? - едко спросил Робеспьер. Повышать голос у постели больного не хотелось, поэтому слова слились даже не в шепот - в шипение.

- У меня такой радостный вид? - мрачно спросил Карно, тоже стараясь говорить тихо. - Я пришел удостовериться, что с ним действительно случилось несчастье. Как он? Вижу, не доверяешь местным сиделкам? - Карно почти с жалостью посмотрел на тщедушную фигурку тирана. Здорово его прижала жизнь, раз он готов видеть ночь, вытирая лоб соратнику. Будешь сидеть, раз гильотинировал всех друзей. Этот - последний. Все это хотелось сказать вслух, но Карно сдержался.

- Извини, я должен был догадаться, что тебя волнует судьба твоего вечного оппонента, которого ты сотню раз мечтал видеть мертвым, - зло бросил Робеспьер. Эмоции сами вырвались наружу, он не успеть сдержаться, вопреки обыкновению. Что же... нервы. Плохое объяснение собственной несдержанности. - Удостоверился, что все плохо? Теперь уходи.

- А все плохо? - слегка улыбнулся Карно. Тиран дергается. Злится. Что ж, возможно, если Сен-Жюст умрет... Они никогда не думали о подобном варианте, но лишь сейчас Карно вдруг представил, что стало бы с тираном, если бы его правая рука, его ученик и любимец отдал концы вот так, внезапно, в больнице, не приходя в сознание. Робеспьер и так ходит зеленого цвета от нервного перенапряжения и, говорят, стал совсем слаб здоровьем. Если он потеряет Сен-Жюста, то останется с маразматиком Кутоном и своим недалеким младшим братом, способным лишь работать его телохранителем.

- Я не знаю, какие выводы сделал ты, но только это известие заставит тебя уйти, - ответил Робеспьер, к которому вернулось самообладание. Он в упор взглянул на Карно. - Тем, кому будет интересно, можешь передать, что я не пожалею усилий для того, чтобы отыскать конечное звено этой цепи. Я сделаю это, пусть даже мне придется перевернуть весь Париж. И не делай вид, что не понимаешь.

- Подозреваешь, что на Антуана напал кто-то по наущению членов Комитета общественного спасения? - поднял брови Карно. - О твоей подозрительности разное говорят, но до такого додуматься... Наверное, это переутомление. Но идея хорошая. Спасибо. Я предупрежу. - Карно выдержал взгляд Робеспьера. Некоторое время они сверлили друг друга глазами.

- Нет, что ты. У меня и в мыслях не было подозревать, что кто-то бегает по Парижу с ножом и убивает своих коллег. Подобные предположения можешь высказывать только ты, - сказал Робеспьер.

- А вот мне так не показалось, - усмехнулся Карно. - Что ж, до завтра, Максимильян. Желаю хорошенько выспаться.

Робеспьер не стал отвечать, сосредоточив внимание на соратнике. Антуан снова начал метаться, стало не до Карно и не до рассуждений. В голове настойчиво вертелась мысль, что следует быть осторожнее, осторожнее, осторожнее. Карно понят, что его окружили и от него можно ожидать всего. Поэтому он и пришел проверить слухи. И вполне возможно, что Фабатье не доживет до утра... Сказать об этом было некому. Оставить Сен-Жюста одного он не мог. Проигрыш? Не совсем. Если оставить здесь Субербьеля в качестве сиделки, а самому принять кое-какие меры...

***

Маэл почти бежал в сторону небольшого монастыря, который служил теперь вполне приличной больничкой. Едва появившись в городе после дневного сна и охоты, он по привычке читал мысли горожан, узнавая таким образом последние сплетни. Сначала он не придал большого значения известия тому, что то ли убили, то ли тяжело ранили какого-то видного политика, так как пребывал в твердом убеждении, что давить их нужно всех. За очень редкими исключениями. Интерес несколько повысился, когда в мыслях какого-то жандарма мелькнуло имя Робеспьера. И было уже не до веселья, когда он узнал, что пострадавшим оказался Сен-Жюст. Как так случилось? Во что он умудрился сунуться? Все дело в том расследовании? Все эти вопросы пока что лучше оставить без ответа. Во внутреннем дворике монастыря он нашел врача, пытающегося трясущимися руками раскурить трубку. Приблизившись, Маэл чиркнул спичкой, помогая ему и без обиняков приступил к расспросам. Состояние? Тяжелое. Но молодой организм… Можно ли видеть? Нет, нельзя, у него сейчас посетители. Кто? Робеспьер… Маэл усмехнулся. Теперь понятно, почему врач находится в состоянии, близком к сердечному приступу. Его волнует не столько состояние пациента, сколько важная персона, находящаяся в стенах госпиталя. А может, и то, и другое, так как пострадавший тоже является… персоной. Решив судить обо всем самостоятельно, Маэл прошел в келью, служившую теперь больничной палатой. Не обращая внимания на Робеспьера, при его виде поднявшегося и замершего у стены, он отбросил тонкое одеяло и принялся осматривать рану. Ножевое ранение в брюшную полость. Разумеется, имело место внутреннее кровотечение, но ему догадались сделать операцию. Осмотр показал, что хотя состояние было действительно тяжелым, можно было надеяться на выздоровление даже без его вмешательства. Если удастся избежать заражения, что было бичом всех больниц.
Но с этим мы как-нибудь справимся.

- Как это произошло? – спросил он у Робеспьера, так как спросить было больше не у кого.

- На него напал вор по прозвищу Акробат, - ответил Робеспьер. Он не препятствовал вторжению этого существа, как и не препятствовал осмотру. Если бы Страффорд хотел причинить Сен-Жюсту вред, то причинил бы уже давно, но сейчас он кажется искренне обеспокоенным. – Почему вы спрашиваете?

- Потому что спрашиваю, - упрямо сказал Маэл. Недоставало еще вступать в пререкания с Робеспьером! Призвав на помощь все свое терпение, он продолжил задавать вопросы: - Это связано с его расследованием? Что он искал?

- Это связано с расследованием, - коротко ответил Робеспьер.

- Послушайте… - сузил глаза Маэл. – Я ведь спрашиваю не просто из любопытства. Я спрашиваю потому, что не хочу, чтобы все это было впустую. И не злите меня лаконичностью ответов, если не хотите, чтобы я как следует выпотрошил вам мозги. Это я сделаю в последнюю очередь и при крайних обстоятельствах, но хочу, чтобы вы поняли – речь идет не о простых угрозах.

- Вы приходите сюда и требуете отчет так, будто я обязан перед вами отчитываться, - холодно отчеканил Робеспьер. Мелькнула мысль, что Страффорд вполне может свернуть ему шею, отомстив таким образом за Лавуазье, но терпеть это не было никаких сил. – Если вы живете среди людей, думайте не только о том, что вы сами устанавливаете правила. Я скажу то, что вас интересует, так как вы готовите мне незавидную участь и узнаете все вне зависимости от моего желания. Сен-Жюст искал человека по имени Фабатье с улицы Лантерн. Там же и получил ранение от человека, по имени Акробат. Ни того, ни другого обнаружить не удалось. Это все, что мне известно.

- Хорошо, - Маэл кивнул, злясь на себя за то, что утратил самообладание. Противно то, что на выданную Робеспьером отповедь не так просто ответить. Гад. Последнее слово оставил за собой. Интересно, он что, забыл как бояться? Однако и от него может быть польза – это цербер не подпустит к своему соратнику никого из врагов, мнимых или явных. Маэл бросил взгляд на лицо друга. Он не пожалел бы своей крови для скорейшего выздоровления, но Сен-Жюст сейчас находится под действием опиума или другого снотворного. Неизвестно, какой это даст эффект. Хуже не будет, но все же… он бы не стал так шутить. Пусть борется. Молодой и здоровый организм должен выдержать. А он сам вернется под утро, когда пройдет действие лекарств. – Не давайте ему пить. Только утром можно будет дать немного воды.

Робеспьер кивнул. Что же, остается надеяться, что Страффорд не позволит пропасть зря тем усилиям, которые были приложены для раскрытия преступления. Из-за чего и пострадал Сен-Жюст.

- Он умрет? – вопрос вырвался сам собой, неосознанно. Наверное, только сейчас он дал волю всем терзавшим его страхам.

- Нет… - невесело улыбнулся Маэл. – Этого не случится. Я вернусь под утро. А вы не позволяйте заходить к нему тем, кому не доверяете, как себе. Даже врачу.

- Сюда придет врач. Субербьель, - ответил Робеспьер.

- Этот… Субербьель… Вы доверяете ему настолько, что готовы… - нахмурился Маэл.

- Я доверяю ему и свою жизнь, - ответил Робеспьер.

« А он, возможно, тихонько тебя травит. Не первый случай во всемирной медицинской практике», - подумал Маэл. Но в голос ничего не сказал. Нужно будет проверить этого Субербьеля на искренность намерений.

- Хорошо, - сказал Маэл в голос, понимая, что в безвыходной ситуации врач – это врач. – Я вернусь к утру.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Июн 27, 2010 5:01 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Париж

Граф Сомерсет, Маэл

Граф Сомерсет окинул себя довольным взглядом. Конечно, не это не Версаль, но все же он снова похож на человека. Несколько порций гашиша в лучшем притоне Парижа – и вернулась способность думать. Еще немного – вот и желание жить. Чудесный вчерашний вечер в обществе довольно симпатичной буржуазной дамочки. Спасибо, дорогие граждане-патриоты-якобинцы за то, что оставляете своих женщин без мужского внимания. Они ради мужчины теперь на все готовы. Привести к себе домой незнакомца, например, и предоставить ему в распоряжение весь мужний гардероб и бритвенные принадлежности. Конечно, неприятно пользоваться чужим. А что делать?

Она побежала покупать продукты. Радуется, бедняжка. Конечно, можно и остаться тут на некоторое время, но ведь ищейки Робеспьера потом порвут эту Мадлен, или как там ее зовут, на части и отрежут ей голову. Они так любят убивать женщин – им только дай возможности. Так что придется вернуться в Булонский лес и спать под кустом. В этом что-то есть. Глядя на звезды, можно грезить о прошлом и будущем и писать стихи… Сомерсет немного подумал и набросал на листке несколько витиеватых слов о любви. Пусть считает, что ее «рыцарь на одну ночь» и правда влюбился в нее без памяти. Затем поправил новый шейный платок и вышел, притворив за собой дверь. Оставался лишь вопрос – куда идти? К аптекарю – бессмысленно, его могут убить. Сам Сен-Жюст предупредил.

При воспоминании о Сен-Жюсте Сомерсета передернуло. Никогда не видел вблизи этого типа. «Самый красивый депутат Конвента». Теперь – самыц красивый. Раньше это звание принадлежало Эро де Сешелю. Единственному из якобинцев, с кем можно было разговаривать. В свое время они проводили за картами массу времени, ведя светские разговоры и философские споры. Инетерсно, де Сешеля укоротили на его красивую голову еще и из этих соображений? Черный юмор. Конечно, это все – грязная политика. А он ради того, чтобы достать денег на зелье, оказал Сен-Жюсту услугу за деньги. И стал для него, как тот выразился, важным свидетелем. Воспоминания о том вечере на самом деле стерлись – Сомерсет почти не помнил, что с ним происходило. Лишь отупляющую пустоту и желание продать душу ради возможности забыться. Кажется, с Сен-Жюстом был какой-то человек, оставивший приятное впечатление. Или это был сон? Так размышлял граф Сомерсет, бредя по улице, и поглядывая по сторонам в поисках какого-нибудь кафе. Сегодня можно позволить себе поужинать.

***

Отыскать вчерашнего бродяжку оказалось не так сложно, как думалось на первый взгляд. Аптека на Сен-Флорантен. Сюда Маэл направился в первую очередь, надеясь если не увидеть это "недоразумение", то хотя бы узнать, где он может находиться. Потом можно пойти поискать в Булонском лесу. Последнее не понадобилось. Как раз возле кафе, через дорогу от аптеки, он и нашел молодого человека, которому удалось не только купить себе башмаки, но и вернуть себе человеческий вид. Так даже лучше. Вместе с божеским видом к нему, возможно, вернулась способность мыслить. Разница между вчерашней беседой и предстоящей сегодняшней казалась разительной и потому, что сейчас, лично для него, все происходящее уже не было развлечением.

- Добрый вечер, гражданин, - Маэл неслышно приблизился и крепко взял "недоразумение" за локоть, так как человек от неожиданности дернулся и рванулся в сторону, видимо пытаясь убежать. - Есть срочный разговор и несколько вопросв, от ответов на которые зависит ваша жизнь. Пойдемте со мной.

Сомерсет с интересом посмотрел на внезапно возникшего из ниоткуда высокого человека с легким, едва слышным акцентом. Вчерашний спутник Сен-Жюста. Значит, не приснился. - Если у вас ко мне важное дело, это не повод хватать меня за локти, - слегка нахмурился Сомерсет. - Хотите поговорить - пожалуйста. Я весь внимание и открыт для дружеских и деловых бесед. Где вам удобнее беседовать? Могу пригласить вас в собственный кабинет. Он находится в Булонском лесу - всего час езды отсюда.

- Не стану просить извинения, так как вы явно намерились убежать, - сказал Маэл. Он был не в том настроении, чтобы  выслушивать как шутки, так и хамство. До последнего, к счастью, дело не дошло. - Вполне подойдет кафе. В квартале отсюда находится довольно убогое заведение, в которое редко забредают даже ищейки. Одна из которых идет... точнее, шла за вами. Хороший кофе я не гарантирую, а вот за хорошую беседу - вполне. Пойдемте.

***

Сомерсет отпил кофе и поморщился. Интересно, у якобинцев вместе с мозгом отшибает и вкус? Ну как так может получиться, что целая нация начинает готовить пищу и напитки так, что после них остается лишь прочищать себе желудок? Правда, у них с бароном было несколько прикормленных заведений, где готовили вполне сносно. Это было явно не из их числа. Сомерсет быстро оценил обстановку. Человек, сидящий перед ним, шутить не намерян. Хочет предложить стать осведомителем? Торговать информацией? В любом случае, правило номер один в данной ситуации - это честность, и еще раз честность. Игра с открытыми глазами. Он сделает первый ход. - Я готов вас выслушать. Но прежде хочу представиться. Граф Уильям Сомерсет. Личный враг Макмимильяна Робеспьера. К вашим услугам. - Он широко улыбнулся.

Маэл едва не присвистнул. Черт побери, вот это новость... Однако удивляться не время, хотя сознание того, что перед ним сидит человек, который стал личным врагом Робеспьера и не боится в этом признаться... И который до сих пор жив... Нет, просто очаровательная ситуация! Уже за одно это граф заслужил приз и его личные симпатии. Впрочем, сейчас не время. - Можете называть меня Эжен Блаве,-  сказал Маэл, улыбнувшись, но потом посерьезнел. - Меня интересует все, что связано с человеком по имени Фабатье с улицы Латерн. Знаете о таком?

- Когда-то я жил на этой улице, - уклончиво сказал Сомерсет, быстро прикидывая, к чему клонит этот человек. Конечно, он прекрасно знал Фабатье. Очень ловкий, очень хитрый тип. Бывший дворецкий несчастного графа де Бертолли, казненного в самом начале революции. Верный и преданный человек. Можно сказать, бриллиант в коллекции де Баца. Барон доверял ему настолько, что сделал его связным и именно через него передавал сообщения таинственному высокопоставленному политику из Тюильри. Однажды они даже поругались с бароном из-за этого политика и Фабатье. Сомерсет упрекнул де Баца в том, что тот не доверяет ему и скрывает имя якобинца - тайного роялиста. На что барон сказал нечто вроде "чем позже ты узнаешь это имя. тем дольше проживешь". Отшутился и переставил на шахматной доске ладью так, что Сомерсету пришлось угробить час на то, чтобы поправить ситуацию в игре.... - А зачем вам Фабатье, месье Блаве?

- Это уже мое дело, - прищурился Маэл. Он не слишком намеревался рыться в мыслях собеседника, но в них рисовался настолько четкий образ старого знакомца де Баца, что казалось, барон сейчас предстанет здесь собственной персоной. - Если не ответите вы, я могу спросить у вашего друга де Баца, но с ним церемониться не стану, так как мне позарез нужна эта информация. Из вашей постановки  вопроса следует, что вы знаете Фабатье. Не заставляйте меня думать, что вы каким-то образом причастны к сегодняшнему убийству, иначе я не дам за вашу шкуру и ломаного гроша.

- Месье Блаве, вы еще не поняли? Я не боюсь смерти, - тихо сказал Сомерсет. - И не стоит пугать меня. Как видите, я, не скрываясь, хожу по улицам и просто жду, пока гражданин Робеспьер наиграется в меня и, наконец, арестует. А пока арестовываются все, кто со мной говорит. Не боитесь? Вижу, что не боитесь. Вы чихали на гражданина Робеспьера с высоты собора Нотр Дам. Угадал? - Сомерсет снова посерьезнел. - Итак, отвечаю по пунктам. К убийству, если оно произошло вчера, я не причастен. Вчера я курил гашиш в притоне мадмуазель Фонтенбло, затем дарил радость мужского внимания одной вдове с улицы Комартен. Фабатье я знаю. Что касается де Баца, то он арестован. И за возможность помочь ему я продам душу. Только никто не берет.

- Она никому не нужна, ваша душа, - сказал Маэл. - Иначе ее бы уже давно купили и перепродали. Однако держу пари, что несмотря на отсутствие страха смерти, умирать вы все же не хотите, поэтому постараетесь приложить все усилия, чтобы прожить как можно дольше. Я вас понимаю. Кто такой Фабатье? Шпион де Баца? Рассказывайте все, что знаете, не нужно говорить о смысле жизни, тем более вашей. И не забудьте типа по  прозвищу Акробат.

Сомерсет опустил глаза. - Да, вы верно угадали, месье Блаве. Фабатье - один из тех благородных людей, кто пытается помочь отмыть страну от грязи. Это вы и так знаете, иначе не пришли бы с расспросами. Но рассказывать вам, где найти Фабатье или, тем более, помогать якобинцам ловить его, я не стану. Хотите - убивайте. Все равно после того, как закончатся ваши деньги, я вновь превращусь в грязное животное.

- Вы не поняли, граф, - зло улыбнулся Маэл. - Когда я найду его - это вопрос времени. Мне плевать на якобинцев с большой колокольни, как вы верно заметили, но из-за него постардал мой друг. Поэтому я сам выну кишки из того, кто посмеет чинить мне препятствия или тому, кто к этому причастен. Это не угроза и не метафора. Это своеобразное обещание. Поэтому хорошо взвесив все, вы скажете мне где искать Фабатье, иначе я узнаю все против вашей воли. Выбор принадлежит вам.

- Нет. - коротко ответил Сомерсет.

- Ну что же... - пожал плечами Маэл. Делать этого не хотелось, но иногда получается и так, что некоторые вещи приходится делать и вопреки желаниям. Глядя в глаза собеседнику, он вторгся в его сознание, приказывая думать о Фабатье. Мешанина образов постепенно выстроилась в довольно стройную линию, видимо, этот человек умел мыслить логически, когда не был одурманен своим адским зельем. Или наоборот, мыслил только тогда, когда находился под действием снадобья. Не важно. Свивая воспоминания в одну нить, постепенно, стараясь не расшатать психику и не сбить настрой ненужными ассоциациями, он добывал информацию. Фабатье. Невысокий улыбчивый человек, весьма приятной наружности. Агент де Баца и связной.. с кем? Не известно. Просто с важным политиком. Не исключено, что... Черт, не время для догадок. Адреса. Квартира на улице Лантерн - всего лишь явка. В остальное время там жил Акробат. С чего Акробат решился на убийство, когда нужно было сидеть и не высовываться - тоже вопрос. Несколько адресов, которые ему лично ничего не говорили, но которые пришлось запомнить. Имена. Большей частью не знакомые. Очевидно, связные. Это все, что удалось узнать.

Маэл отпустил собеседника, подвинув к нему кофейник. - Пейте, граф. Вам придется пройтись со мной по явочным квартирам.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Июн 28, 2010 2:09 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Госпиталь

Бьянка, Робеспьер

Бьянка замерла на секунду, прежде чем войти в госпиталь, спрятанный в небоьшом монастыре. Сначала – узнать из мыслей этих людей, что все в порядке. Затем – поработать с их мыслями, чтобы не объяснять лишний раз, кто она такая и почему должна войти. Или нет. Сначала узнать, что Антуан не умер. А потом – определить, где именно он находится и забраться к нему в окно. Так будет лучше. Не хочется никого видеть и ни с кем разговаривать.

Как ни странно, после разговора с Маэлом стало легче. В отличие от Мариуса он не пытался ее перевоспитать и даже.. поддерживал? В нем была какая-то взрослая сила и значимость. Таким друзьям обычно утыкаешься в плечо и поверяешь все свои трудности. Но он – не друг. Просто коллега по несчастью, который угодил в этот город и эту революцию и не знает, как из этого выбраться. Нужно будет поблагодарить его. Ведь если бы он не нашел ее, она бы не отправилась сегодня к Сен-Жюсту, чтобы поговорить с ним, и не узнала бы кошмарных новостей.

Бьянка собиралась забраться по стене, когда в мыслях вооруженного жандарма, караулившего вход, прочла, что Сен-Жюст находится в самой дальнем помещении на первом этаже. Она обошла здание, оставаясь незаметной, приблизилась к окну и отшатнулась. Прямо на нее смотрел Робеспьер, который, кажется, испугался не меньше, чем она сама. Уйти? Какого черта? Она пришла не для того, чтобы выяснять отношения. Бьянка быстро проникла в комнату и остановилась у окна.
- Добрый вечер… Как он? Совсем плохо? – выдавила Бьянка из себя слова, представляя, как же она сейчас глупо выглядит.

- Добрый вечер, - Робеспьер сел на низкую каменную лавку у окна, оставив стул у изголовья свободным. Сейчас Антуан немного успокоился, благодаря очередной порции опия, а несколько часов перед этим казались настоящим кошмаром. Субербьель оставил лекарства, которые принес с собой, но иногда он был вынужден консультироваться  с местным врачом, так как Жак ушел, пообещав зайти утром. Сейчас тяжелый сон прерывался только сбивчивыми просьбами о глотке воды и лишь иногда Антуан цеплялся за переброшенное у изголовья полотенце. Его собственная рука превратилась в сплошной кровоподтек, но это не главное. Самым страшным было сознание собственной беспомощности, а потом этот бред, бред, бред... Бесконечный. Кошмарный. - Сейчас ему дали опий, - сказал он в голос. - К утру действие дурмана должно пройти. Но в целом... все плохо. Врачи опасаются кризиса и заражения. Страффорд был здесь, он обещал зайти до наступления утра. Он, похоже, не очень беспокоится.

- Он просит пить, почему вы ему не даете? - возмутилась Бьянка и бросилась к графину. - Страффорд оставил его вот так вот мучиться? Зачем? Зачем? Что за воспитательные меры? А если он сейчас умрет?

- Нельзя. У него повреждены внутренности. Он может умереть, если ему дать воды, - Робеспьер перехватил ее руку с графином. - Так говорят и врачи и Страффорд, который, судя по донесениям был помощником хирурга, довольно успешным.

- Страффорд мог бы вместо того, чтобы давать ценные советы просто поставить его на ноги! - Бьянка сверкнула глазами. Сейчас она даже забыла, что рядом с Сен-Жюстом - предмет ее обожания и душевных страданий последних месяцев. - Где он? Куда ушел? Зачем травить челвоека лекарствами, если есть, по меньшей мере, два бессмертных существа, которым он дорог и которые готовы помочь? Ну, одно существо - точно. И я немедленно, прямо сейчас... Что вы так смотрите на меня? - смутилась Бьянка. - Я чего-то не знаю и говорю глупости?

- Он не докладывает мне, куда уходит, -  сказал Робеспьер. - Но я склонен думать, что Страффорд не оставил бы его умирать. И полагаю, что у него были какие-то веские причины для бездействия. Поэтому я намерен следовать его советам и советам врачей. Не делайте того, что вы хотите сделать, прошу вас.

- Хорошо, - легко сдалась Бьянка, села у постели Сен-Жюста и положила руку ему на лоб. - Гражданин Робеспьер, я понимаю, что обещала вас не беспокоить, но так вышло, что мы встретились случайно. Также понимаю, что выглядит все это нелепо, глупо, потому что после всех этих признаний и откровений я не смогу говорить с вами, как раньше, да и от вас буду подсознательно ожидать чего-то другого. Но уйти, оставив тут Антуана с вами я не могу, потому что... Неважно. Вы и сами понимаете, почему. Поэтому я буду находиться тут до рассвета, дождусь Страффорда. Вы знаете, что мне можно доверять, поэтому вы можете спокойно уйти и немного отдохнуть. Это избавит вас от тягостного сидения со мной в этой комнате, - Бьянка выпалила свою тираду, не поднимая глаз. Все что угодно - только не игра в "ничего не произошло". Этого она не любила больше всего. Никаких игр, и никаких вежливых пассажей.

- Почему же не можете? - спросил Робеспьер, скорее устало, чем действительно из любопытства. Появление Жюльетт Флери было как нельзя более кстати, можно воспользоваться коротким отдыхом, так как уже сейчас он знал, что не допустит в эту келью никого, кроме, пожалуй, Огюстена. Не считая бессмертных существ, которым, так получилось, он доверял больше, чем людям. - Дело во мне или в Антуане? Меня не тяготит ваше присутствие, но мое, я вижу, очень тяготит вас. Жаль, что так вышло, я не хотел ни обидеть вас, ни задеть ваше самолюбие. Если же так случилось, то прошу простить меня...

- Мое самолюбие? Ну что вы, дело совсем не в этом! - Бьянка улыбнулась. - Дело в том, что я и сама не знаю, что именно меня задело. Я сделала глупость, открывшись, и все испортила. Не представляю, что почуствовал Огюстен, когда обнаружил, что я ни разу не пришла в нашу квартиру. Вам когда-нибудь приходилось осознавать, что ваше искренне чувство всем мешает? Это очень неприятно. Что касается моих слов о том, что я не могу оставить его с вами... Ответ очень прост. Его хотели убить. Кто может дать гарантию, что попытка не повторится? В этом случае вы вряд ли сможете помочь ему. А я - смогу. Потому что вы - простой человек, а я чувствую чужих на расстоянии и для меня убить - отработанное дело.

- Огюстен вернулся сегодня. Он был в той квартире и сказал, что будет ночевать у друзей. Я не спрашивал у кого именно, было не до этого. Что же касается вашего впроса... Да, мне приходилось испытывать подобное. Но вы ошибаетесь в том, что ваше искреннее чувство всем мешает. Это не правда. Я очень ценю те отношения, которые сложились между нами в последнее время. Я глубоко признателен вам за ваше участие, не говоря уже о том, что вы не один раз спасали мне жизнь. Но вы - та женщина, которая не станет довольствоваться  лишь частью, потому что привыкла брать все, без остатка. Я же слишком много своих сил вложил в Революцию.

- Как мне это знакомо! Думаете, я этого не понимаю! - Бьянка готова была рассмеяться. Второй раз в жизни - одна и та же соперница по имени Революция. Соперница, против которой нет оружия. Жан Поль Марат был влюблен в нее настолько, что подарил ей сначала карьеру, потом здоровье, потом - самого себя. Во всей Франции не было человека, преданного Ей настолько, насколько был предан Марат. Так считала Бьянка, пока не увидела этого человека. Он мог бы поспорить с Маратом, кто из них готов отдать Революции больше. Хотя разве можно отдать больше, чем собственная жизнь? - Я вас понимаю, - мягко сказала Бьянка. - А еще понимаю, что этот разговор неуместен. Я сильнее, чем кажусь. Я очень стараюсь побороть в себе это чувство, и - кто знает - может быть, мне удастся все вернуть. А вам и правда нужно отдохнуть. Вы держитесь из последних сил. Пожалуйста, подумайте хотя бы немного о себе. Уверена, вам предоставят тут место для отдыха, если вы попросите.

- Наверное... Хотя я уже давно не позволяю себе спать в незнакомых местах, - он взял со стола шляпу. -  Я попрошу предоставить мне место где-нибудь здесь, а к вам у меня убедительная просьба - разбудите меня перед тем, как уйти, хорошо? Благодарю вас за понимание, Жюльетт. Теперь я пойду.

- Обещаю. Отдыхайте, - просияла Бьянка. Он впервые назвал ее по имени, и она это отметила. Бьянка устроилась поудобнее у кровати Сен-Жюста и протерла ему лицо влажным полотенцем. *Все будет хорошо, Антуан. Я с тобой*. Затем достала блокнот и принялась за новый отчет. Пора открыть Робеспьеру правду и сообщить, кто именно нанял человека, который убил главного лионского петиционера Мерешаля.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 27, 28, 29 ... 35, 36, 37  След.
Страница 28 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group