Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 29, 30, 31 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Июл 14, 2010 7:38 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Тюильри

Робеспьер, Сен-Жюст

«Комитету Общественного спасения. Городской совет  Бордо припадает к вашим стопам,  с почтением и уважением, которые мы питаем к вашей гражданской доблести и, благоговея перед заслуженным триумфом, который…» – Робеспьер снял очки и устало потер переносицу. Читать этот бред невыносимо, но необходимо знать, что пишут из провинции. Депеша прибыла рано утром, но сам курьер оставил послание на секретаря: пояснили, что человек был «чрезвычайно измучен дорогой». Пришлось удовлетвориться этим объяснением, так как выяснять, что там было на самом деле, не было желания. Прочитав  по диагонали полстраницы обращения, он наконец-то дошел до сути. « Благоволите  позволить нам прислать петиционеров, которые, склоняясь перед вашей мудростью, достойной римских сенаторов,  прочтут доклад, моля о пощаде для невиновных».

Несмотря на жару, его прошиб холодный пот. Раболепное и заискивающее послание, возможно, кому-то могло показаться смешным и глупым, но… Они просят позволения прислать петиционеров, тогда как раньше достаточно было просто приехать и написать прошение секретарю Конвента. Конвента!  Разрешить прислать петиционеров… Это значит, что в провинции неспокойно. Это значит, что слухи о нелепом убийстве распространились. Да и как им не распространиться, если всем рты не закроешь. Обмакнув перо в чернильницу, он написал  на чистом листе: «Городскому совету Бордо. Петиционеры должны подать прошение  в Национальный Конвент в день приезда в Париж, после чего им будет назначена дата слушания. Комитет общественного спасения. Робеспьер». Теперь нужно, чтобы бумагу подписал Сен-Жюст и, желательно, Кутон. Который  столь пренебрежительно отозвался о просмотре поступающий донесений из провинции.

Из приемной послышались голоса, потом дверь распахнулась и на пороге возник Антуан Сен-Жюст собственной персоной. Уже хорошо, что не Огюстен, который, возможно, захотел бы развить вчерашние умозаключения.
- Здравствуй, Антуан, - Робеспьер кивком указал на кресло. – Извини, но кофе нет. Ты можешь сказать Рикору, пусть сходит.

- Не стоит беспокоить Рикора, - махнул рукой Сен-Жюст. – Он и так завален бумагами по горло. Наверное, со слезами на глазах вспоминает миссии в италийскую армию. – Он прикрыл за собой дверь и расположился в кресле. Разговор предстоял неприятный, а слова подбирались с трудом, потому что он спал всего несколько часов. Вчерашний вечер, который чуть не обернулся трагедией, вылился в многочасовую прогулку с Клери и беседу до утра. Стена, разделявшая их все эти месяцы, рухнула. Оставалось лишь благодарить судьбу за то, что он нашел в себе силы проанализировать ситуацию и прийти к верным выводам. – Ты не занят? – осторожно спросил Сен-Жюст. Робеспьер выглядел измученным и, казалось, был погружен в какие-то неприятные мысли.

- Вот увидишь, Рикор будет только рад  отдохнуть от бумаг четверть часа, но тебе лучше знать, хочешь ли ты кофе. Я на него уже смотреть не могу, - Робеспьер собрал в стопку письма, требующие ответа и убрал в ящик те, на которые уже ответил. Бумаги для подписи, протянул соратнику: - Занят не более, чем обычно. Хорошо, что ты зашел, это - на подпись, потом их нужно отнести Кутону, пусть тоже поставит резолюцию. Ты просто так или же есть особо неприятные новости? Извини, но я других уже не жду, привык к тому, что есть.

Сен-Жюст пробежал глазами протянутый листок и молча поставил свою подпись. Вот оно - началось. Скорее всего, последствия необдуманного решения Кутона. Теперь любая мелочь может привести к краху, а убийство - не мелочь. - Я пришел поговорить о Клер Деманш, Максимильян. Я уважаю твоего брата, но, боюсь, что нам придется принять непростое решение. Сегодня утром я получил отчет от одного из агентов Бюро, приставленного следить за домом Фабатье. В отчете - подробное описание всех подозрительных лиц, замеченных на улице Лантерн. Уильям Сомерсет не зря избрал себе эту улицу в качестве среды обитания. Похоже, что обстановка там нездоровая. Но это ты прочтешь в отчете. А еще прочтешь о женщине с внешностью Клер, которая расспрашивала о Фабатье и проявляла слишком много интереса. Она указана среди ключевых фигур в списке подозрительных. Я сомневался в том, что это она - ведь я строго запретил ей бродить по городу. Но агент проследил за ней. Тут написан адрес - улица Сент-Оноре. Думаю, тебе знаком этот дом и его обитатели. Ты знал об этом?

- Узнал вчера вечером, - ответил Робеспьер. - И предполагал, что ты принесешь мне отчет, подобный этому. Боюсь, что теперь уже ничего нельзя сделать для гражданки Деманш...  - о том, что другие обитатели, точнее, другая обитательница этого дома тоже оказались под угрозой, он не сказал в голос. Зачем? - Огюстен совершил неимоверно глупый поступок, я бы не позволил ему, если бы узнал раньше. Но к сожалению, он отчитывается передо мной только тогда, когда что-то уже случилось. Приказ об аресте ты уже составил и пришел за моей подписью, не так ли?

Сен-Жюст молча положил перед ним бумагу.

Робеспьер молча смотрел на документ. Приказ об аресте всех людей, проживающих по указанному адресу. И ни к чему не приведет глупый поступок, который так хочется совершить: разорвать бумагу на мелкие клочки. Отчет агентов будет и второй, третий четвертый... Столько, сколько их там было, этих агентов. И не только Бюро, но Комитета безопасности. Взявв перо, Робеспьер подписал бумагу, в какой-то момент подумав о том, что де Бац, возможно, нашел бы способ спасти дорогое для него существо. - Все, Антуан, - он передал документ Сен-Жюсту.

- Нет. Не все. - Сен-Жюст некоторое время молчал, подбирая слова. Вчерашний вечер заставил его, как никогда прежде, задуматься об одиночестве и о том, какую цену прихоится платить ежедневно за ту мечту, к которой они шли уже четыре года. У него все еще оставались друзья. Трое верных и преданных друзей из Блеранкура, с которыми он по сей день поддерживал переписку. Филипп Леба. Робеспьер. Страффорд. Клери. У Робеспьера этого не было. После гибели Демулена он наглухо закрыл свою душу. Среди его друзей оставались Огюстен и он сам. И маркиза де Шалабр. Единственная женщина, к которой Робеспьер испытывал доверие и привязанность, несмотря на все. что им пришлось пережить. Своим поступком Огюстен поставил жизнь маркизы под удар. Она и Ландри, скорее всего, станут следующими, если Клер заговорит и расскажет под давлением, что обсуждала с ними свои дела. А давление будет. Просто потому, что слишком много людей хотят нанести Робеспьеру удар в спину. Сен-Жюст говорил долго и убедительно. Изложив свои мысли, он опустил глаза. - Максимильян... Клер Деманш должна исчезнуть. Ты понимаешь, о чем я?

- Она и так исчезнет, - ответил Робеспьер, удивившись тому, как спокойно звучит его голос. Привычка стала сильнее всех внутренних переживаний, сильнее эмоций, сильнее его самого. - Она будет казнена как заговорщица, согласно вот этому приказу, который я только что подписал. Там могли быть и агенты бывшей Комуны, Комитета безопасности, Пейана и еще бог знает кого. Если бы не это, я бы нашел способ что-нибудь изменить. Если это все, ступай, Антуан. Мне нужно работать.

- Она не должна быть допрошена, Максимильян, - тихо сказал Сен-Жюст, глядя на него в упор.

- Еще одно убийство - это слишком, Антуан, - после паузы ответил Робеспьер.

- Знаю, Максимильян. - глухо ответил Сен-Жюст. - Но в какой момент наступило это "слишком"? И где пролегает граница? Ежедневно на эшафоте гибнут десятки людей. Мы развязали террор, но теперь не в наших силах это остановить. Клер Деманш обречена. В тот момент, когда она отправилась на квартиру к роялисту, она перечеркнула свою жизнь жирной линией. Никто не сможет помочь ей. Но Клер - лишь первая ступенька. Следующей станет Жанна Шалабр. И, поверь мне, найдутся люди, которые смогут устроить из этого показательную месть. Ты готов к этому?

- Постой, Антуан. Ты забываешь об одной очень досадной мелочи. Убийство Декувьера, с которым связан Фабатье. Клер  искала именно Фабатье, что пока что неизвестно следствию, но станет известно, если ее допросят или же достаточно просто ознакомиться с отчетом одного из агентов. Ты забываешь, что в убийстве Декувьера до сих пор подозревают меня. Неофициально, разумеется. Как тебе вот такая замечательная картина: в деле фигурирует некая участница, которая может что-то рассказать и которая должна быть арестована как заговорщица. Ее поселяют в дом, где живет Жанна, а потом, как только становится известно о ее визите на улицу Лантерн, молодая и здоровая женщина умирает. Или ее убивают. Или она пропадает без вести. Подняв отчеты агентов, все кому не лень сделают из этого очень громкую историю. Начиная с того, что я убрал свидетельницу и заканчивая тем,  на что хватит фантазии у наших граждан. Кроме этого, если этот отчет отмечен, легко будет проверить, что он поступил в Бюро. И что в Бюро сегодня заходило именно ты. А сколько еще будет таких отчетов?
Мы физически не сможем замести все следы так, чтобы это осталось тайной. Слишком много людей видели Клер Деманш в Тюильри. И ее гибель от руки убийцы не спасет ни Жанну, ни Ландри. Их все равно сделают соучастниками, так как Деманш жила в их доме. Приведут на допрос как свидетелей, но потом выудят такие подробности, что их отправят на эшафот, сделав амальгаму.

- Проклятье, - прошептал Сен-Жюст. - Максимильян, этого нельзя допустить. Мы увязаем по уши в этом убийстве, а Карно до сих пор на свободе. - Он всердцах смял собственноручно написанный приказ и швырнул его на пол.

- О, да, Карно на свободе. И будет на свободе, так как доказательства теперь не против него, а против нас! - Робеспьер ударил ладонью по столу. - Черт бы побрал эту гражданку Деманш. У меня очень сильное искушение поставить возле дома пару жандармов, чтобы избавить ее от желания гулять там, где не нужно. К сожалению, нельзя.

- Я могу взять на себя ее допрос. Запутать. Запугать. Все, что угодно. - мрачно заговорил Сен-Жюст. - Или же... Подожди, Максимильян. Кажется, мы оба мыслим не в том направлении. Гражданка Деманш приехала из Арраса. Ее муж был казнен, как заговорщик из-за истории с письмом. Что если она расскажет все по-честному? - Он заходил по комнате. - Мы можем нанести удар первыми. Вытащить на поверхность всю деятельность Лебона. Этот простой вариант не приходил мне в голову. Клер может стать нашим свидетелем. А если она заявит, что адрес Фабатье ей дал Лебон? Ведь мы практически докопались до истины и представляем себе, как все было на самом деле. В этом - наша сила. Вытащить на поверхность расследование всей этой шакальей шайки. Подумай, это проще, чем все, о чем мы говорили до этого!

- А Лебон скажет, что его оклеветали. И найдутся те, кто возьмет на себя труд доказать то, как мы клевещем на патриотов, - сказал Робеспьер. - Скажи, кому больше поверят? Кого волнует  честность, если о ней знаем только мы? Нужны железные доказательства. При твоей постановке вопроса получается вот что: неизвестно, является ли Лебон преступником, но в Париже действует хорошо организованная банда заговорщиков под предводительством Фабатье. И все равно гражданка Деманш - заговорщица, сколько бы бумаг ты не составлял задним числом. Но, пожалуй, ты прав. Этот вариант самый безопасный... Мы должны успеть арестовать ее первыми, до того, как похожие отчеты лягут на стол Комитета безопасности  бывшей Комуны.

- Арестовать и запрятать подальше, как ценного свидетеля, - задумчиво проговорил Сен-Жюст. - Вопрос в том, удастся ли оградить от посягательств Жанну Шалабр.

- Если мы арестовываем свидетеля, то при чем здесь Жанна и Ландри? О них в отчете не сказано ни слова, их на улице Лантерн не было... Я надеюсь. Это было бы неплохо узнать, чтобы мы не оказались в луже... Пиши приказ только на Деманш и дай знать об этом Пейану официальным запросом, - сказал Робеспьер. - Пейан  поможет нам скрыть некоторые несоответствия, списав все на бумажную волокиту, но Комитет безопасности уже не сможет наложить на дело свою лапу. К вечеру Пейан даст ответ за запрос, до тех пор мы успеем сгладить все неровности и собрать недостающие отчеты, а также проверить, сколько агентов закреплено за улицей Лантерн и отсеять ненужные. Вечером Деманш арестуют.

Сен-Жюст улыбнулся - впервые за этот разговор появилось ощущение, что не все еще потеряно. Ему захотелось сказать Робеспьеру что-то ободряющее. Но этому человеку подобных слов говорить у него никогда не получалось. - Я немедленно вызову Пейана. И буду держать тебя в курсе дела.

- Сначала отправишь официальный запрос, желательно с курьером и потом, когда по твоим расчетам, Пейан его получит, вызывай его, - кивнул Робеспьер. - В обед я отправлюсь к Ландри и поинтересуюсь, не составил ли кто-нибудь из них компанию в той прогулке. Отчеты могут быть самыми разными, ты понимаешь. И неплохо бы, что у них было хотя бы некое подобие алиби. Теперь ступай, нужно действовать быстро.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Июл 15, 2010 3:03 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июль, 1794.

Дом Мишеля Ландри.

Жанна де Шалабр, Клер Деманш, Робеспьер.

Маркиза де Шалабр не находила себе места, перечитывая короткую записку Робеспьера. Обычно он приходил вечером, предпочитая обедать в кафе у Тюильри, либо вовсе не обедать. Но сегодня сообщил, что зайдет около трех. С тех пор, как их отношения вернулись в прежнее русло, она всегда чувствовала себя спокойно и уверенно, а вся история с бароном де Бацем казалась частью далекого сна. Наверное, именно это имел в вид Максимильян, когда говорил о необходимости принять решение. Лишь сейчас она поняла, что это решение было принято ею гораздо позже того, как она произнесла эти слова. И все же она нервничала из-за этой записки. Возможно, причиной тому послужил странный инцидент, произошедший сегодня утром. Клер, вернувшись из продуктовой лавки, сказала, что всю дорогу за ней шел какой-то человек в грязной одежде. На всякий случай маркиза вышла на улицу, чтобы посмотреть, не бродит ли этот незнакомец у дома, и столкнулась с ним лицом к лицу. Тот пробормотал извинения и ушел. Но его лицо показалось ей смутно знакомым. Снова излишняя подозрительность? Возможно. Но почему Максимильян… Впрочем, он скоро придет, и она сможет поговорить с ним. Маркиза размышляла об этом, накрывая на стол в своей комнате. Максимильян приходит сюда отдохнуть, а это значит, что не стоит сталкивать его с другими людьми – он и так устает от вечного общения. Услышав стук в дверь, она поспешила навстречу гостю.

- Максимильян, как я рада, что ты пришел! – заговорила маркиза, быстро увлекая его за собой. – В доме никого нет, но мне показалось, что будет лучше, если ты пообедаешь не в общей гостиной. Я приготовила обед и буду настаивать на том, чтобы ты не отказывался от еды. Даже если ты пришел, чтобы поговорить со мной о делах.

Остановившись перед домом Мишеля Ландри, Робеспьер немного помедлил, собираясь с мыслями и пытаясь отгадать, дома ли все жильцы в количестве трех человек. Впрочем, мысль не самая беспокойная: главное, что дома была Жанна, от которой Никола принес утвердительный ответ на отосланную утром записку. Он сильно сомневался, что Ландри прогуливался по улице Лантерн в компании с Деманш, только если не решил за ней поухаживать. Но тогда бы в отчете фигурировали двое, он бы не оставил ее даже в том случае, если Клер просто попросила бы сопровождать ее. Клер сейчас его не волновала настолько, чтобы говорить с ней, но он не мог бросить о ней думать. Как же неубедительно выглядит отговорка, приведенная в пример Огюстеном! Уже в который раз, задавая себе вопрос, зачем женщина пошла разыскивать Фабатье, он шел по кругу, приходя к тем же выводам, что и накануне. Сейчас к этому прибавлялись еще некоторые размышление и беспокойство за Жанну.
Напротив дома, в тени, он увидел грузную фигуру «вязальщицы», колоритной и очень полной женщины и глиняной трубкой в зубах и ругающейся, как пьяный матрос. Закутанная в мешковатые одежды, несмотря на жару, она занималась тем, чем и должна была – вязала. Мало кто знал, что эта приятная на вид особа – агент Пейана и вообще мужчина. Значит, Пейан получил официальный запрос и теперь ждет гадостей от Комитета безопасности. Иначе не вязал бы здесь Клод нечто жуткое и бесформенное.
Дверь открыла Жанна и он понадеялся, что выражение лица не выдает в полной мере ту тревогу, которую сейчас испытывал.

- Здравствуй, Жанна. Надеюсь, я не очень помешал твоим планам? – известие, что дома никого нет вовсе его не обрадовало, поэтому и спросил, чтобы не мучить себя догадками: - Как? Разве в доме никого нет? А Клер Деманш? – вопрос был чудовищно бестактный, но в сложившийся ситуации ему и так хотелось истерически рассмеяться. – Прости. Я почему-то полагал, что эта особа плохо знает Париж…

- Клер Деманш? - удивленно переспросила маркиза. - Мне показалось, что она хорошо здесь освоилась и даже завела друзей. Она получила записку незадолго до твоего прихода и сказала, что пойдет прогуляться. Боже мой, Максимильян, что случилось? - Теперь маркиза действительно испугалась, увидев, как изменилось лицо Робеспьера.

- Жанна, ты ходила с ней куда-нибудь?! - округлившиеся глаза Жанны возымели не него самое непредсказуемое действие: схватив женщину за плечи, он едва не начал ее трясти, но потом резко отпустил и только повторил свой вопрос, уже спокойней: - Выходила ли ты куда-нибудь в обществе Клер Деманш? Неважно куда, даже за продуктами или на прогулку?!

- Я показывала ей продуктовую лавку, - едва слышно проговорила маркиза. - Два дня назад... Она показалась мне несчастной, и мне хотелось как-то поддержать ее... Поначалу я подозревала ее - уж очень странным мне показалось, что к Мишелю поселилась девушка из Арраса... Но когда я узнала, что ее привел Огюстен, я подумала, что нельзя видеть врагов в каждом незнакомом человеке... Правда, она зачем-то ходила на улицу Лантерн. Я хотела сообщить тебе, но... - маркиза замолчала. Так и есть, первые впечатления оказались верными. Но был ли смысл говорить об этом теперь?

- На улицу Лантерн она ходила одна? - спросил Робеспьер, глядя в глаза собеседнице.

- Да. В тот день я занималась со своей ученицей и провела у нее несколько часов, потому что осталась обедать. Максимильян, я бы никогда не отправилась в компании незнакомого человека на улицу Лантерн, - маркиза слабо улыбнулась, стараясь его успокоить. - Максимильян, прошу тебя, не беспокойся за меня так. Просто расскажи, в чем дело.

- В котором часу ты была у своей ученицы? Двое взрослых людей смогут подтвердить это под присягой? - спросил Робеспьер. Над тем, что это фактически допрос он не задумывался, так как задавать вопросы - вот единственное средство хотя бы как-то составить план действий и уберечь ее от ареста.

- С десяти до трех. Я занималась с ней в присутствии ее родителей. - Маркиза отказалась от попытки его успокоить, и решила просто отвечать на вопросы как можно точнее и корректнее. Максимильян не будет расспрашивать просто так.

- Хорошо, - кивнул Робеспьер, переведя дыхание. Все не так плохо, как могло бы быть. Главное - что Жанны не было на улице Лантерн, а остальное поправимо... Остается надеяться. - Прости, что набросился на тебя с вопросами. Это было действительно важно. Теперь пройдем к тебе, раз ты решила утруждать себя и заниматься обедом, нужно отдать ему должное. Ты очень добра.

В комнате маркиза усадила своего гостя в кресло и на всякий случай задвинула шторы. Кто знает, кто может бродить под окнами?

- Ты выглядишь усталым и грустным. Но я не буду задавать вопросов. - она с нежностью взглянула на Робеспьера и засуетилась у стола. - Я очень хотела тебя увидеть, и едва не отправилась в Тюильри. Меня удержала мысль о том, что это может тебя скомпрометировать.

- В Тюильри у меня все равно не было бы времени, чтобы уделить его тебе, - ответил Робеспьер. – И я не могу подавать пример остальным, решая частные вопросы в то время, когда должен быть занят другими делами. А что касается вопросов, которые ты хотела задать… Я отвечу на них, если смогу. Но ты и сама уже обо всем догадалась, я думаю, - он помолчал, думая о предстоящем аресте. – Как ты смотришь на то, чтобы пойти куда-нибудь сегодня вечером? Это не мешает твоим планам?


- Сегодня? Ты же знаешь ответ, Максимильян! Что касается вопросов... - маркиза замолчала, услышав, как хлопнула входная дверь. За стеной послышались легкие шаги. - Это, наверное, Клер, - сказала маркиза шепотом. - Как поступить, Максимильян? Позвать ее сюда? Ты хотел бы ее видеть? Или... - она переводила взгляд с Робеспьера на закрытую дверь.

- Вряд ли разговор с ней изменит что-либо, - нахмурился Робеспьер. - Я бы предпочел, чтобы никто не знал о нашем разговоре, но если гражданка Деманш сама захочет рассказать тебе о своих прогулках... Послушай, Жанна... Умоляю всем, что для тебя свято: не соглашайся ни на какие предложения Деманш, пусть даже выглядят они вполне невинно... - он невольно сжал руку Жанны. - Пожалуйста, отнесись к моим словам со вниманием, иначе...

В дверь постучали. - Жанна? Вы дома? У меня для вас письмо! - это был голос Клер. ------ - Обещаю, Максимильян, - шепнула маркиза и сделала шаг к двери. - Я дома, Клер. - маркиза распахнула дверь. Ее соседка выглядела немного уставшей, но это было неудивительно: сегодня на улице было особенно жарко.

- Жанна, вы не поверите, но я совершенно случайно познакомилась с вашим старым знакомым, - заговорила Клер и осеклась. - Добрый день, гражданин ... Робеспьер.

- Добрый день, гражданка Деманш, - холодно ответил Робеспьер. Комната на секунду поплыла перед глазами, так как самые худшие опасения начинали сбываться с катастрофической скоростью. Хотя, может быть, это - признак надвигающегося приступа паранойи? Очень, очень хотелось, чтобы это было так. - Случайностей не бывает. Вы и так навредили всем, кому можно, теперь хотите навредить еще больше? Кто просил вас носить письма от знакомых, которых вы и не знаете вовсе? Может быть, Жанна?!

- Нет... Она не просила... Но он ... Простите, я зайду попозже... Вот... - залепетала Клер и судорожно ткнула маркизе запечатанный конверт. На нем значилось "гражданке Шалабр". Почерк был маркизе незнаком. Она вскрыла конверт, отошла к окну и одела очки. Никто из присутствующих не увидел ее лица, когда она прочла содержимое записки. Буквы заплясали перед глазами и маркиза ухватилась за подоконник... "Дорогая Жанна"... Нельзя подавать виду. Клер все еще стоит и смотрит на нее. Она не должна ничего понять... "Надеюсь, воспоминания о Ванве..." Маркиза перевела дыханье. Не смотреть на подпись, иначе ей станет дурно. Она сложила записку и повернулась к Робеспьеру.

- Взгляни. А я принесу кофе.

"Дорогая Жанна! Надеюсь, воспоминания о Ванве не мучают Вас - мне было бы крайне неприятно знать, что я стал причиной ваших бед. Вынужден сообщить Вам, что барон де Бац погиб от рук ваших друзей - якобинцев. Знаю, что он был вашим другом, поэтому считаю нужным сообщить новости через знакомую младшего брата вашего избранника. Не держите на меня зла. С уважением, Уильям Сомерсет".

Клер Деманш застыла у дверей, не зная, как себя повести. Брат Огюстена выглядел сегодня не таким доброжелательным, как в прошлый раз. ЧТо-то случилось? И что значили его слова. Она хотела уйти вслед за Жанной, но посчитала это невежливым. Почему-то стало страшно.

- Я могу идти, гражданин Робеспьер?

- Гражданка Деманш, вам было сказано не покидать дом? - тихо спросил Робеспьер. Вопрос не играл большой роли и не имел уже никакого значения, просто молчать не было сил, глядя на эту святую невинность. К черту и Сомерсета и де Баца, когда угроза все еще реальна и... теперь доказано, что Клер Деманш связана с заговорщиками. За Деманш следили, а описание Сомерсета... Клер Деманш должна замолчать, Антуан был прав. - Тогда какого дьявола вы разгуливаете по Парижу, будто приехали сюда развлекаться?!

- Я была в продуктовой лавке! Это не развлечение! - выкрикнула Клер неожиданно громко для себя самой. Взгляд этого человека прожигал насквозь. И почему он смотрит на нее, как на преступницу? Что она такого сделала? То, что она вышла за продуктами не значило.... Да как он может так говорить с ней! - Что вы хотите сказать? Вы в чем-то меня подозреваете? Я просто не знаю, как с вами объясняться!

- Не кричите на меня, вы не имеете на то никакого права, - бросил Робеспьер. Нет, эта женщина даже не желая того, выводила его из себя настолько, насколько это было вообще возможно. После истории с письмом он не испытывал к ней ни жалости, ни сочувствия. - Со мной не нужно объясняться, а чтобы ответить на вопрос скажу: да, подозреваю. На улицу Лантерн вы тоже ходили за продуктами?

- Я ходила, чтобы помочь вашему брату! - снова выкрикнула Клер и замолчала. В комнату вернулась маркиза. Воспользовавшись этим, Клер выбежала из комнаты.

- Максимильян, нужно ее успокоить, - тихо сказала маркиза. - Ситуация сложилась устрашающая. Ты не представляешь себе, на что способна загнанная в угол женщина, - она всплеснула руками. - Что мне делать? И что означало это письмо? Он играет с нами, пользуясь ее наивностью!

- Боюсь, что тебе лучше знать значение этого письма, - сказал Робеспьер, глядя на Жанну. - В любом случае, его лучше уничтожить. Ты понимаешь, что будет, если оно попадет в чужие руки. Не понимаю, какое отношение имеет Огюстен к тому, что она ходила на улицу Лантерн... Не могу сказать, что меня это не беспокоит. Но ты сказала, что он играет с нами... Тебе известно больше, чем я думаю или же это только предположение?

Маркиза забрала из его рук письмо. Еще месяц назад она бы впала в панику и была бы не способна мыслить. Сейчас же все было иначе. При одном воспоминании о Ванве она думала о том, как тогда из-за своего страха и растерянности едва не погубила их обоих.

- Я говорю о том, что он играет с нами потому, что он бы мог уже давно обнародовать эту историю, - маркиза подняла на Робеспьера глаза, стараясь выглядеть спокойной. Она снова была невольной причиной его тревог. Если бы можно было что-то изменить... - Мне кажется, что это просто глупая выходка. Я совсем не знаю его, Максимильян. Но я помню его последнюю фразу перед тем, как он нас покинул. Поэтому я и считаю, что он играет.

- Сожги письмо. Не нужно хранить то, что может стать причиной больших неприятностей, чем ты можешь предположить, - устало сказал Робеспьер. - Пока ничего не известно, будем думать о том, что это глупая выходка. Я хочу, чтобы ты пообещала мне никуда не выходить сегодня. Ни к ученикам, ни даже за продуктами. Я пришлю сюда Никола, пожалуйста не возражай. Если бы мог, прислал бы еще и Брауна, он хороший охранник, но, к сожалению, только для меня. Обещай, что если Клер Деманш придет говорить с тобой, никуда не выходить ни под каким предлогом, даже если причина будет казаться тебе очень важной. А если к ней придут посетители - уйди к себе. Пусть даже ее гостем окажется Папа Римский. Хорошо?

- Да, обещаю. Но ты хотел провести со мной этот вечер. Ничего не изменилось? - маркиза бросила взгляд на остывший обед. Он так и не притронулся к нему. - Максимильян, я закроюсь в своей комнате, если хочешь. А, если хочешь, буду весь день говорить с Клер и постараюсь не выпустить ее из дома до твоего прихода. Она ведь будет арестована, верно? - маркиза удивилась, насколько спокойно она сказала то, о чем думала.

- Ничего не изменилось. Я зайду за тобой в половине седьмого или без четверти семь. Нет необходимости сидеть безвылазно в своей комнате, просто будь благоразумной и не ходи по улицам, особенно если тебя попросит об этом Клер Деманш. А теперь, если ты не возражаешь, давай немного поедим, иначе я рискую отобедать той гадостью, которую выдают за еду в Тюильри. К ответу на твой вопрос... да, она будет арестована.

Маркиза кивнула и стала раскладывать по тарелкам принесенный обед. Неважно, заговорщица Клер или нет. Теперь, когда смешалось белое и черное, уже ничего не имеет значения. Она улыбнулась.

- Я хотела поговорить с тобой о трагедии Легуве “Эпихариса и Нерон, или Заговор против свободы”, которая идет в Театре республики. - Маркиза заговорила о театре. Не стоит тратить минуты на обсуждение Клер. С ней, по всей видимости, все кончено.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Июл 15, 2010 4:07 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Бордель мадам Жанетты

Лазар Гош, Тереза Желле

-До завтра, Карно, - Гош помахал рукой своему тезке, надеясь, что тот все-таки ляжет спать, а не проведет очередную ночь наедине с чертежами и мыслями. И если о первых он всегда знал довольно много - Карно никогда не был склонен к деспотизму и, даже навязывая какое-то решение, всегда объяснял общую логику его принятия, то вторые всегда оставались загадкой для всех. Впрочем, сегодня что-то произошло.

Вечер прошел вполне обыкновенно за обсуждением Бельгии и Самбро-Маасской армии. Карно курил одну за одной сигары, постоянно подливая себе кофе из красивого серебряного кофейника и ни слова не говоря о расследовании, про которое обмолвился в один из прошлых дней. Внезапно он умолк и достал уже знакомую Гошу бутылку конька из шкафа у стены, выпив залпом полстакана. Внезапно он начал говорить совершенно про другое. Что он никогда не чувствовал того, что называется призванием, и только понимал, что математика дается ему лучше латыни, поэтому в военном училище оказался только потому что мог сдать туда экзамены. И просто старался делать хорошо то, что получалось, так как на семью рассчитывать не приходилось и просто потому что хотел сам зарабатывать себе на жизнь и съемную квартиру, чтобы жить один - без восемнадцати братьев и сестер. И только потом осознал, что все гении первых лет обучения куда-то исчезли - кто спился, кто зарвался слишком рано, кто разочаровался, кто уехал в Америку вовевать за независимость. А он, Карно остался. И с тех пор завел себе полезную привычку разбирать каждую свою ошибку и неудачу по пунктам. Просто чтобы не учить один урок дважды. Именно потом что он сам себя гением не считает.

Сам Гош в этот веер исполнял роль молчаливого слушателя - так как на откровенность Карно ответить было нечем, а бормотать что-то о том, как он ценит дружбу Карно было бы нелепым сентиментальным бредом.
Остается надеяться, что Карно, на секуну давший трещину в своем панцире не будет чинить его прямо сегодня и позволит одолеть себя хотя бы такому человеческому чувству как усталость.
Ему же самому спать не хотелось совершенно.
Вспомнилась та девушка с рыжеватыми волосами. Думать о ней, как о непотребной девке не совсем хотелось - хотя именно таковой она и являлась, и создавать себе на пустом месте возвышенный образ было не к чему.
Дело было в другом.
Она вела себя как девица легкого поведения и являлась такой -но именно поэтому ею не являлась. И при этом держалась так, чтобы никому и в голову не пришло ее жалеть. Откровенная, наглая, резкая, удивительно женственная и мягкая и какая-то болезненно беззащитная.
Пожалуй, стоило увидеть ее еще раз - называя вещи своими именами, еще раз купить.
Да, это - именно то, что нужно.

Заплатив за ночь вперед, и прикинув, что если эта девушка войдет в привычку, то это станет довольно разорительным, Гош дождался, пока гражданка "освободится" и зашел к ней в маленькую комнату в конце коридора в известном заведении.
- Ну, привет, - сказал он, не дожидаясь, пока она повернется - сейчас она стояла лицом к окну, прихорашиваясь перед маленьким зеркалом, явно оставшимся у нее с лучших времен.

- Это вы? Я почти счастлива! - Тереза окинула его оценивающим взглядом, а потом поднялась и порывисто поцеловала. - Я думала, вы не вернетесь. А между тем, я записала вас в любимые клиенты. Вы принесли свои драные рубашки? Принесли? - она резко посерьезнела и чиркнула спичкой, чтобы зажечь свечу. - Хочу рассмотреть вас. Иногда мне кажется, что я ослепла. Вы принесли вино? Будем разговаривать, как в прошлый раз?

Гош несколько изумился доброжелательному приему, так не напоминавшему прошлый раз. Перехватив Терезу за руки, он слегка отстранил ее.
- Моя дорогая, да ты пьяна! - рассмеялся он, - Кстати... корсаж, насколько я знаю, носят лицевой стороной наружу, а не внутрь. Неудачное начало вечера?

- Черт бы тебя побрал! - Тереза сверкнула глазами. Он раскусил ее. А она всего лишь хотела прийти в себя после вчерашнего дня, когда ее хозяйка привела к ней на одного клиента больше, чем они договаривались. "Постарайся, Тереза, ведь ты будешь умницей и поможешь нам, верно?" - Что ты хочешь от меня услышать? Или увидеть? Бери то, за что заплатил и проваливай!

Гош хотел было прошипеть в ответ, что она забывается, но осекся. В девушке чувствовался какой-то надлом. Она не протянет долго - скорее всего.ю сойдет с ума и закончит в каком-нибудь жутком притоне, продавая себя за лишний стакан.
Уйти, высказав ей этот мрачный прогноз? Или?
Он снова подошел к ней, обняв Терезу.
- Не надо, - тихо сказал он, - Черт тебя побери. Я заплатил за всю ночь. Иди куда хочешь. До рассвета ты свободна.

- Строишь из себя доброго гражданина? Добродетель и сочувствие к тем, кто оступился? - Тереза сузила глаза. Злости не осталось. Только усталость. И желание, чтобы все это как можно быстрее закончилось. Роковой пятый бокал. И снова то видение, что доставляет ей удовольствие. Продажная девица у порога Тюильри. Сен-Жюст будет сражен наповал, а она лишь хрипло рассмеется и бросит ему в лицо обвинения. - Никуда я не пойду. Ты ошибся. Мне хорошо здесь - во всяком случае, если меня в чем-то и можно заподозрить, так это в необузданном желании расцарапать морды ненавистных мне клиентов. Но, к счастью, я умею это скрывать. Ты к ним не относишься. Прекрати смотреть на меня так. Хватит. Ты ведь даже не представился, чтобы иметь право вот так смотреть.

- Меня зовут Лазар Гош, - запоздало представился Гош, - И я тебе не сочувствую. Ты ведешь себя так храбро, что тебе невозможно сочувствовать. Ну что, я представился. Теперь я могу на тебя смотреть как мне нравится?

- Смотри, ты за это заплатил, - смягчилась Тереза. - Правда, тебе не нравится мой корсаж, точнее, как я его на себя одела. Ты, наверное, знаменитость, Лазар Гош? Произносишь свое имя так, словно его все должны знать. А я не знаю, представляешь? Но я рада, что ты не политик. Я их ненавижу. Честное слово. А теперь принеси вина, и мы продолжим этот вечер. Обещаю, я буду хорошей.

Гош пожал плечами, продолжая наблюдать за Терезой. Несмотря на ее фальшь, дерзость и любовь к спиртному, она нравилась ему все больше.
- Принеси вина сама, - беспечно ответил он ей, продолжая рассматривать это необычное явление для подобного места, - Ты же сама выбрала остаться - может, передумаешь?

- Хорошо. Давай деньги, - дерзко ответила Тереза. Он протянул ей несколько монет. - До встречи, мой прекрасный военный. - Тереза послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью.

***

Бийо-Варенн выругался. В этом чертовом борделе экономят даже на свечах - в коридорах темень такая, что хоть глаз выколи. Впрочем, девушки здесь были гораздо лучше, чем стоило ожидать от небольшого и мало кому известного заведения, которое ему показал Колло дЭрбуа в одну из их прогулок по окончании заседаний Комитета. К сожалению, остаться здесь до утра сегодня не получится - чертов Робеспьер назначил утренне заседание на пять. Снова выругавшись сквозь зубы, он налетел на кого-то в полутьме.
- Совсем совесть потеряла, шлюха? - резко поинтересовалс он.
Девица отскочила, извиняясь подозритлеьно знакомым голосом.
- Так-так, - спокойнее сказал Бийо-Варенн, перехватив пытающуюся ускользнуть девушку за руку, - Да мы знакомы.

- Я занята, - прошипела Тереза, и вырвала руку. Этот голос она узнала бы из тысячи других. Он не помнила его имени. Помнила лишь его худые руки и шепот среди темноты, после того, как он задул свечу. Тот самый политик, что сломал ее гордость. Если бы она могла, то придушила бы его на месте. - Пустите меня, гражданин.

- Ну уж нет, - в ответ прошипел Бийо-Варенн, - А я искал тебя после того, как ты исчезла. Сен-Жюст выгнал тебя вон, не так ли, красавица? И теперь он тебе не поможет. Пойдем. Мне никто не посмеет возразить.

- У меня посетитель! - пискнула Тереза и прислонилась к стене. Этого человека она боялась больше всех на свете. Он так хорошо объяснил ей, что она - лишь бездумное насекомое в этом городе, где власть поделена между сильнейшими. Что бороться не имеет смысла. Что она - ничто в этом мире. Сейчас он нависал над ней, будто сказочный демон, и готов был снова лишить ее последних остатков гордости.

- Тебе придется объяснить ему, что ты уходишь со мной, - издевательски ответил Бийо-Варенн, - И побыстрее. Я долго ждал нашей встречи, и не хочу терять время, - Эта женщина действительно действовала на него сильнее всех. И теперь она наконец будет принадлежать ему.

- Здесь так не принято! - Тереза закрыла лицо руками. Только слез больше не было. - Что вы от меня хотите? Приходите и платите деньги. Пожалуйста! Не заставляйте меня нарушать правила! Вел в вашей Республике все по правилам, верно? Не трогайте меня, меня действительно ждут!

Бийо-Варенн на секунду замешкался. Девица права - скандал в борделе ему будет невыгоден, а добром она точно не пойдет.
- Сегодня не трону, - усмехнулся он, - Я подожду до завтра, красавица. И не пытайся сбежать, больше не выйдет.
Не прощаясь, он потрепал ее по щеке и развернулся, быстро пройдя к выходу.

Тереза проводила его взглядом, полным ненависти. Теперь точно все кончено. Он не отстанет. Она спокойно отдала деньги хозяйке и вернулась с бутылкой вина. Протянула ее Гошу и легла на кровать, обхватив руками колени. - Это вино - для вас, Лазар Гош. А мне на сегодня хватит. Я ведь нравлюсь вам, правда? Вы женаты? Если нет, то женитесь на мне. Я стану для вас идеальной супругой. Клянусь. - Тереза резко села на кровати и подгребла под себя подушку. - Я пошутила. Все хорошо. Просто иногда хочется что-то изменить.

Гош изумленно посмотрел на девушку, удивляясь очередной перемене ее настроения. И этот ее взгляд-не такой как вначале вечера, а мягкий и безнадежный. Говоря объективно, Тереза не быда самой красивой девушкой из тех, которые ему встречались. Вздернутый носик, капризное личико с веснушками, кудрявые воллсы, которые сейчас в беспорядке рассыпались по плечам. Ее красота скорее складывалась из мелких недостатков-но в итоге получалось что-то такое от чего почти сходишь с ума. Стряхнув наваждение, Гош притянул к себе Терезу.
- у меня уже есть жена, - мягко сказал он, не добавляя, что никогда не женился бы на девушке ее профессии. Еще не договорив, он почувствовал, что девушку бьет крупная дрожь, -что случилось? -без перехода поинтересовался он, - Ты вернулась сама не своя.

- А если бы не было, то женился бы? - усмехнулась Тереза. Она решила не отвечать на его вопрос. Какой смысл? Сейчас этот красивый молодой человек смотрит на нее почти с участием и кажется чуть ли не спасителем, посланным ей ее ангелом хранителем. Не стоит поддаваься иллюзиям. Ангел-спаситель умер. А перед ней - просто один из многих мужчин. Только он лучше других. Впрочем, какая разница. - Сомневаюсь. На таких как я не женятся. Да и я вряд ли предназначена для нормальной жизни. Я очень сильно ненавижу почти все, что составляет этот мир. Этот грязный, пошлый, погрязший в предательстве мир. - Последнюю фразу Тереза сказала с вызовом. - Пожалуйста, налей мне вина.

- Нет. Не женился бы, - честно ответил Гош, - Мне не нужна жена, одержимая только благодарностью, л он перехватил у нее бутылку вина, - Тебе хватит. Все, с меня хватит твоего кокетства. Или рассказывай все, собирай вещи и пойдем со мной, или, -он пожал плечами.

- Куда пойдем? - оторопела Тереза. - К тебе домой?

- Тебе там не понравится, - усмехнулся Гош, - тебе надо уехать из Парижа. У меня есть одна знакомая в Версале. Я оттуда,-пояснил он, -ну так вот, она привыкла жить на широкую ногу. Я попрошу ее взять тебя к себе, скажу что ты..ну родственница. В Версале не так плохо, правда. И тебя никто не найдет. прямо завтра попрошу и отвезу тебя иуда, хочешь?

Тереза снова легла на кровать и положила голову на колени своего необычного гостя. То, что он предлагал, было выходом. Остановиться, передохнуть и жить дальше. Ей всего двадцать восемь. Еще не поздно снова стать обычной женщиной. Просыпаться утром в своей постели. Любоваться солнцем. Выходить встречать рассвет и бродить рано утром по мокрой от росы траве. Когда-то в Блеранкуре они с Антуаном любили сбегать от родителей, чтобы первыми увидеть, как просыпается солнце. Они строили планы о том, как когда-нибудь, когда будут жить вместе, построят высокую деревянную башню, и поселят в ней птиц. А однажды, забравшись на развалины старинного замка, они поклялись друг другу, что куда бы не забросила их жизнь, они обязательно вернутся в Блеранкур, когда им исполнится двадцать пять лет. В тот день они пробрались в сад нотариуса Торена и оборвали у него все яблоки в отместку за то, что он неодобрительно высказался вслух про сестру Антуана... Воспоминания нахлынули с ужасающей силой. Тереза закрыла глаза и положила себе на лицо руку генерала. Возможно, подействовало выпиток вино, но все проблемы показались далекими решаемыми. Через минуту она спала с улыбкой на лице.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Июл 15, 2010 6:25 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Дом Мишеля Ландри.

Клер Деманш, Мишель Ландри, Огюстен и другие.

Огюстен постучал в дверь, но никто не открыл, только внутри послышались неуверенные шаги, которые потом замерли.

- Стучись громче, сынок! – посоветовала сидящая напротив дома «вязальщица», колоритная женщина с трубкой в зубах и пестрой шали, сшитой, казалось, из лоскутного одеяла. Зато чепец на ней был чистый и даже с незатейливой вышивкой, что резко контрастировало с остальной одеждой.

- Без тебя знаю, - вяло огрызнулся Огюстен. Что-то он стал излишне нервный и раздражительный в последнее время. Что плохого ему сделала женщина, которой просто хочется поговорить? Впрочем, совет был недурной: ничего не оставалось делать кроме того, как постучаться еще раз. На этот раз шаги за дверью были более уверенными. Повернулся ключ в замке и дверь открыл Ландри, бледный и шатающийся.

- Ааааа…. – пробормотал он, силясь сфокусировать взгляд. – Зззходи, грррражднин. С тобой помирать будет не так страшно… - сделав это непонятное и глубокомысленное заключение, он направился по коридору вглубь дома.

- Кто помирать собрался? – осведомился Огюстен, запирая за собой дверь. – Ты? Разве что от пьянства. Или… что-0то случилось с твоими квартирантками, Ландри? То-то ты такой… трезвый?

- Неее совсем, - протянул Ландри. – Жанна в порядке, усвистела с театр с вашим братом… А так… Вы, вот, не боитесь ищеек… А я боюсь. И ареста тоже боюсь…

- Да что ты мелешь! – отмахнулся Огюстен. – Ступай проспись.

Дав это ценное напутствие, он направился к комнатам, которые занимала Клер Деманш.

Клер бросилась открывать дверь, затем отбежала к окну. Кто мог прийти? Мишель, едва она начала рассказывать ему про сегодняшний визит Робеспьера, побледнел, как мертвец, и впал в истерику. А через час бродил, как тень, по дому, напиваясь и бормоча что-то под нос. А Жанна… Что-то произошло. Она больше не желала с ней общаться. Как только ее знаменитый гость ушел, Жанна заперлась в комнате и не выходила из нее до вечера. На просьбы открыть и поговорить Жанна спокойно объяснила, что у нее разыгралась мигрень. А потом просто ушла. Пока Клер раздумывала, что делать, дверь распахнулась. На пороге стоял Огюстен.

- Слава богу, это ты! – воскликнула Клер и бросилась ему на шею.


- А что, мог быть кто-то еще? - шутя спросил Огюстен обнимая ее. Потом, мягко отстранив женщину, взглянул в ее лицо и побледнел сам. - Господи боже! Клер, что у вас случилось? Я только что видел Ландри, он пьян, как свинья, твердит какой-то бред. Сказал, что Жанна ушла, но в этом нет ничего странного. А ты... Да на тебе лица нет! - он вытащил из кармана плоскую флягу, где была налита панацея от всех бед: кофе с коньяком. - Выпей. И расскажи, что случилось.

- Здесь был твой брат. Он... он... И это письмо... И жандарм... - Клер расплакалась. - Огюстен, я чувствую, что все хуже и хуже... Я просто не знаю, как мне ходить, как мне дышать, как смотреть, чтобы не вызывать подозрения! Мне кажется, за мной следят... После того, как твой брат ушел, тут бродили жандармы, что-то смотрели, сморели, смотрели...

- Клер... - Огюстен усадил ее в плетеное кресло, а сам устроился на табурете рядом и успокаивающе погладил ее по голове. - Чтобы избежать дальнейших неприятностей ты должна рассказать мне все, а не обрывки, из которых я не понимаю ровным счетом ничего и оттого строю самые невероятные предположения. При чем здесь мой брат? Он, скорее всего, приходил к Жанне, только и всего. По-моему, ты просто слишком взвинчена еще из-за предыдущих событий. Ну же, успокойся.

Клер сделала глоток из предложенной фляжки и поморщилась. Крепкие напитки ей не нравились, но коньяк подействовал, и она немного успокоилась.

- Твой брат приходил к Жанне, это так. Но мне показалось, что он знает обо мне что-то такое, что изменило его ко мне отношение. Мне показалось, что он меня подозревает. Он говорил со мной, как с преступницей. А когда я передала Жанне письмо... Понимаешь, сегодня у пролуктовой лавки я разговорилась с одним приятным гражданином, который тоже стоял в очереди. Слово за слово, разговор вышел на Жанну, и он так обрадовался! Потому что сказал, что когда-то жил с ней по соседству. И попросил передать ей письмо. А еще... Кажется, я накричала на твоего брата. Я сорвалась, Огюстен. Я не могу так больше. Я ведь действительно не сделала ничего плохого.

- Да, знает, - кивнул Огюстен. - Ты ходила на улицу Лантерн, одного этого достаточно, чтобы возвести на себя подозрения, от которых не отмоешься. И ты зря кричала на него, но с этим ничего не поделаешь... А письмо... Постой, какое письмо? - он ухватился за края табурета, поблагодарив небо за то, что сидит. - Клер, ты с ума сошла? Случайностей не бывает! И если это письмо было компрометирующим, то ты отправишь на гильотину и себя и Жанну! Госсподи, надо же... такому случиться... - он задумался, на самом деле будучи почти в панике от возможных перспектив. Пьяный Ландри, его бормотание, показавшееся вдруг очень логичным, упоминание Клер о жандармах и то, что на Максимильяна вдруг нашла блажь пойти в театр вместе с Жанной... Однако поспешные выводы до добра тоже не ведут. - А еще что-то происходило сегодня? Что говорил тебе мой брат?

Клер успела произнести всего несколько фраз, когда в комнату ворвался всклокоченный Ландри.

- Жандармы! - заорал он. - Да что ж такое, черт бы вас всех побрал! - Он рухнул в кресло, поодсознательно выбрав место поближе к Огюстену. Как никак, он был тут единственным человеком, который мог хотя бы что-то ответить. Через минуту дверь снова открылась. На пороге стояли трое жандармов. - Гражданка Деманш? Вы должны проследовать за нами. Вот приказ.

- В чем ее обвиняют? - спросил Огюстен, поднявшись навстречу жандармам. Вопрос был лишним: он ведь уже мысленно составил для себя целостную картину. И, черт возьми, как доказать, что она невиновна?! Да и кому доказывать? Он узнал физиономии жандармов, которых держали в Бюро специально для таких вот арестов. Обычно они появлялись под утро, но под утро было бы затруднительно куда-то деть Жанну. Эта мысль была и злой и ироничной одновременно. А у третьего жандарма значок Городского управления на лацкане. Выходит, что приложил руку и Пейан, старый сукин кот...


- Соучастие в заговоре против Республики единой и неделимой, - процитировал жандарм. - У вас в руках приказ об аресте, потрудитесь прочесть. А вы, гражданка, собирайтесь.

- Вы можете забрать гражданку утром под подписку о невыезде, - хмуро сказал Огюстен, рассматривая бланк, на котором написан приказ. Комитет общественного спасения. И подписи: Робеспьер, Сен-Жюст, Кутон. Глупо было бы думать, что Максимильян не знал. Он все решил еще вчера... Но если ее оставят, до утра есть шанс что-то изменить! - Я и гражданин Ландри поставим свои подписи...

- Ничего не выйдет, - радостно сообщила непонятно откуда взявшаяся здесь "вязальщица". Видимо, жандармы не заперли дверь. - Ушлая она у вас, эта гражданочка. Полпарижа обегала за только так.

- Катись к черту, гражданка! - рявкнул Огюстен.

Ландри поежился. Ситуация становилась совсем дикой. С одной стороны, пришли не за ним - уже хорошо. Пусть забирают эту гражданочку и катятся ко всем чертям. Но это предложение брата Робеспьера! Он соображает вообще, что говорит? Он-то может ставить какие угодно подписи, чтобы помочь своей любовнице... Но почему он считает, что Ландри пойдет против Комитета общестсенного спасения?! С троицей, подписавшей приказ об аресте, не шутят. Но как сказать об этом Огюстену? А если он станет его врагом? Черт знает что такое. Мишель обрадовался появлению вязальщицы, как если б увидел на пороге собственную любимую бабушку.

- Гражданка, кто вы такая? Почему вошли в мой дом, я вас спрашиваю? - заорал он на это несуразное создание.

Клер молча подошла к Огюстена и сжала его руку. От страха она уже не могла больше ни о чем думать.

- Ухожу, ухожу, гражданин! - закивала "вязальщица". - Интересно же посмотреть бедной женщине, что здесь происходит, раз дверь не заперли... А все ее гонят, все пинают ногами... Эх вы, гражданин Ландри, постыдились бы! А еще такие хорошие статьи в своей газете пишете. О Свободе, о Равенстве! Нет бы угостить стаканчиком винца, раз от самого разит, как из винной бочки... Так нет, нам лишь бы покричать...

Сообразив, что от страха Ландри сейчас бросится обниматься в "вязальщицей", лишь бы не быть замешанным в историю с арестом, Огюстен все же попытался решить вопрос в свою пользу:

- К вам, граждане, обращаюсь. В приказе не написано, что арест должен состояться незамедлительно. Следовательно, ее можно оставить здесь до утра под поручительство...

- Это не написано... - промямлил жандарм.

-... но это подразумевалось, - вставила свое веское мнение "вязальщица". - Правда, граждане?

- Мне так не показалось, - хмыкнул второй жандарм. Затем обратился к Огюстену. - Гражданин, пожалуйста, не мешайте нам работать. Просто отойдите.

- Так ты читательница моя? - промямлил Ландри, обращаясь к вязальщице. Он цеплялся за соломинку. Сейчас принесу тебе вина. - Он заторопился к выходу.

- Никак удрать надумал? - прищурилась "вязальщица", глядя на Ландри. - Не беги, сынок, хуже будет. Не за тобой ведь пришли? Вот и не дергайся, если совесть чиста... Лучше выпьем по стаканчику...

- У вас нет предписания в какое время производить арест, - сказал Огюстен. - Бумага, даже подписанная Комитетом, означает, что арест должен быть произведен не позже двенадцати часов после ее выдачи, в целях упрощения бюрократических процедур, - Огюстен сам сомневался в том, что такой закон был на самом деле, но это обсуждалось в Конвенте, когда говорили о реформах. По идее, в таком порядке, документы Клер уже должны идти по инстанциям на пути в трибунал. А арест - вопрос времени. - Двенадцать часов еще не прошли. Вы можете оставить ее здесь до утра не нарушая закон.

- Да откуда ты такой выискался умный? - зло ответил второй жандарм. - Сказано - привести гражданку. Все. - он повернулся к коллегам. - Что уставились на него? Арестовывам гражданку и уходим. Или же я сделаю пометку об оказании сопротивления властям.

- Огюстен, не надо, - тихо сказала Клер. - Я же ни в чем не виновата. Все разрешится, я уверена. - Ее трясло от страха, но эти слова жандарма об оказании сопротивления... В Аррасе за такое тут же полагалась смертная казнь.

- Не виновата, конечно, не виновата... - пробормотал Огюстен, обняв ее. Сопротивление властям... Вот он и дожил. Но самое главное, ощутил всю беспомощность перед перед этой самое властью. Именно сейчас, так как до сих пор никогда не сталкивался с этим всерьез, являясь в миссиях представителем народа, посланником Конвента, выше которого только Господь. Теперь же... Он не добьется ничего, если будет сопротивляться, с приказами, подписанными триумвиратом не шутят, иначе эти граждане сами отправятся на гильотину. - Я сделаю все возможное, чтобы вытащить тебя, Клер. Не бойся.

Клер поцеловала его и шагнула вперед.

- Я готова.

Когда за жандармами закрылась дверь, Ландри вытер пот со лба. Сегодня ночью он будет спать у себя дома. Уже хорошо. Он даже не обратил внимание на то, что странная "вязальщица" испарилась, словно ее тут не было.

- Пойду выпью, - буркнул Ландри и покинул комнату.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Июл 16, 2010 1:00 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, дом Барраса
Поль Баррас, Уильям Сомерсет

Дом, который показала ему Эжени, выгодно отличался от всех прочих. Граф Сомерсет привычно оглянулся по сторонам, чтобы убедиться что за ним никто не следует. Эжени оказалась настоящей волшебницей по части грима, и теперь он мог бы посоперничать по способности к перевоплощению с самим бароном. При мысли о бароне привычно сжалось сердце. Прежде Сомерсет не задумывался о том, насколько дорожит своим другом, с его язвительными замечаниями, с его способностью играть с фактами, с его фантазиями и убежденностью. Иногда они не виделись месяцами, но граф всегда знал, что всегда сможет найти друга, если ему понадобится на него опереться, или же просто поговорить. Страшно было сознание того, что именно он, Сомерсет, стал причиной ареста де Баца. Если бы он тогда не попросил его связаться с продавцом гашиша, ничего бы этого не было… Впрочем, что толку об этом думать? Робеспьер заплатит. И якобинцы заплатят. И за барона, и за того человека, которого Эжени называла Летописцем, и за несчастных аристократов, которых вывозили в дерьме и уничтожили. А помогут ему сами же якобинцы. Такие, как Поль Баррас.

Виконта Барраса они с бароном держали на примете уже давно. Не нужно было даже обладать природным нюхом барона, чтобы догадаться, насколько этот человек продажен и беспринципен. Тому свидетельствовал неплохой послужной список. И замок в Шайо, отстроенный на деньги казненных марсельцев, о котором мало знал. Сомерсет дождался, когда депутат Конвента вошел в дом и, досчитав до десяти, постучался.

- Гражданин Баррас? Добрый вечер. Позволите пройти?

Поль Баррас скучал. Все испортилось. Позади остались прекрасные тихие вечера с приятной компанией. Тереза-и та арестована. Остается путаться со случайными женщинами и довольствоваться тусклыми минами друзей-депутатов. Или еще более тусклой миной Робеспьера в Конвенте. К черту все... Только поэтому он заинтересовался незваным гостем. Светлые спутанные волосы, длинный нос - этот малый как будто еще пах соломой провинции. Очередной искатель счастья?
- Слушаю вас, молодой человек, -протянул Баррас, не вставая с кресла и затягиваясь сигарой.

- Дорогие у вас сигары, гражданин, - протянул Сомерсет, бросив оценивающий взгляд на обстановку. А этот виконт себя не обижает. В этом - все якобинцы. Перерезать половину Парижа за то, что они - аристократы, якобы из моральных побуждений, и не замечать у себя под носом вот таких, как Баррас. - Не угостите?

- Не угощу, - лениво протянул Баррас, - итак, к делу. Вы только приехали в Париж? Ищете покровительства?

- Нет. В Париже я довольно давно, виконт. Вот только не было случая познакомиться. Спешу представиться. Граф Сомерсет, - он снял шляпу и изящно поклонился. Вчера они с Эжени смеялись весь вечер, отрабатывая этот поклон, - парик постоянно сваливался на лоб, и никак не слушался. - Правая рука барона де Баца. Заговорщик и роялист. Мы следили за вами весь этот год и посчитали, что вы достойны этого разговора. - Сомерсет улыбнулся своей коронной улыбкой и сел в кресло, напротив Барраса.


Баррас, не выдавая удивления, вежливо улыбнулся. Как однако внешность обманчива-взять того же Тальена. Тряпка тряпкой-но когда он подстроил арест Терезы Кабаррюс, Тальена будто подменили-более ярого противника Робеспьера теперь было поискать. Да, внешность, граждане-ничто теперь.
- Сигару, граф? - улыбнулся Баррас, - чем обязан?

- Вижу, вы мне поверили на слово, - рассмеялся Сомерсет. - Вы так доверчивы, виконт? Или моя внешность так напоминает графскую? - он затянулся сигарой, испытывая от этого некоторое наслаждение. Удивительно, но с появлением в его жизни Эжени он все меньше нуждался в своих зельях. Еда и вино медленно обретали вкус, а мир - краски. Живые, сочные, яркие краски. Как и Эжени он ненавидел солнце, предпочитая выходить по вечерам, а жить - ночью. Она была первой женщиной, которая полностью разделяла его убеждения. - А может быть... - Сомерсет шутливо понизил голос, - Может быть, вы обо мне наслышаны?

- а я вообще доверчивый! - расхохотался Баррас в лицо собеседнику, - Будет, Сомерсет. Я вспомнил Вас по Версалю. Да-да, мы с вами- последние аристократы в этом вшивом городе, -он плеснул коньяк по бокалам, - точнее завшивевшем. Итак, у Вас ко мне предложение? Или поболтать?

- На это я и рассчитывал, виконт. Вижу, якобинцы не научились стирать воспоминания своим верным подданным. - Сомерсет поднял бокал. - Ваше здоровье, виконт. Я пришел к вам по делу. И поболтать. Кстати, наслушан о вашем замке в Шайо. Удивляюсь, что якобинцы до сих пор пребывают в неведении. Кстати, вы ведь тоже якобинец? И как? Нравится?

- Шантаж?- усмехнулся Баррас, - Лишнее, о замке знают все. Я -кажется, якобинец. А может и нет. К делу, граф.

- Нет, не шантаж. Любопытство. Для того, чтобы иметь возможность вас шантажировать, мне достаточно просто явиться в ваш дом без грима. Меня ведь, кажется, каждая якобинская ищейка уже знает. И по-своему любит - я не даю им скучать. Но, как видите, я оберегаю ваш добродетельный дом. Террор и добродетель. Верховное существо и нравственность. Религия вашего главного творца жизни - Максимильяна Робеспьера. Вы с ним дружите, виконт? Весьма образованный буржуа, верно?

- Да он вообще - мой идеал, - заметил Баррас добродушно, не вынимая изо рта сигары и притом внимательно наблюдая за собеседником. Графа он признал сразу, как тот представился- хотя в далекие времена монархии он был совсем не блондином и совсем не длинноносым неуклюжим малым. Но манера разговаривать осталась та же - если бы не его обаяние, Сомерсет бы сильно раздражал. Но обаятелен, подлец, черт бы его побрал, - Так Вы пришли поговорить о нравственности, граф? - издевательски заметил он, - Жаль, я потерял вкус и к нравственности и к таким разговорам лет пятнадцать назад. Но могу дать последние номера "Монитер" с чудесными речами Робеспьера на жту тему. Попросить слугу принести?

- Да, пожалуйста, будьте так любезны, - в тон ему ответил Сомерсет. Забавный человек этот Баррас. Умело маскируется при якобинцах, хотя в душе этот старый лис, судя по всему остался прежним. Прожигателем денег и любителем удовольсвтий. Нормальное состояние для человека его происхождения. - Я хочу поговорить с вами не о нравственности. О молодежи. В последнее время я присматриваюсь к молодым буржуа, которые населяют Париж. Они прекрасны в своей любви к прекрасному, которую у них отняли. Вам, к примеру, нравится современная мода, виконт? Эти красные колпаки, эти куртки-карманьолы, эти рубашки без жабо, эти серые фраки? Умеренность во всем. Жалкие объедки вместо пищи. Нравоучительные речи его величества Максимильяна. Знаете, я выяснил любопытную деталь. Очень многим это не нравится. А сделать ничего нельзя. Якобинцев много, да и, насколько я понимаю, у вас все строго. Открыл рот - отправился на гильотину. Ведь так?

Баррас поправил кружевной платок и смахнул с лацкана узкого сюртука темно-зеленого цвета несуществующую пылинку. - У нас все действительно строго, - заметил он, довольно ухмыляясь, - Но могу ВАм посоветовать неплохого портного, если Вы так беспокоитесь о молодежи.

- Я не беспокоюсь. Я рассуждаю, - улыбнулся Сомерсет. - Знаете, виконт, иногда просто тянет побеседовать со старыми знакомыми. Но давайте сменим тему. Слышал, кстати, что недавно из Клуба исключили несколько ваших приятелей. Похоже, в Париже объявлена травля на некоторых... как это у вас называется... комиссаров Конвента. Я правильно запомнил это понятие. Скажите, виконт, вы никогда не думали о том, что жизнь коротка и терять ее раньше времени
не хочется? Похоже, Робеспьер не на шутку разошелся.

- Тонкий вопрос, граф, - равнодушно отметил Баррас, - Я не боюсь умирать, если Вы об этом. Но если мне представится случай сохранить себе жизнь, я им воспользуюсь. Вместе с тем мое мнение сейчас, как и любого другого депутата - ничто перед словом Робеспьера. И даже если Вы соберете недовольную молодежь - что ж, они гильотинируют однажды не сто человек, как привыкли ежедневно, а тысячу. Увы.

- Виконт, я не узнаю вас! - изумился Сомерсет. - Откуда такой пессимизм? Мое положение гораздо хуже, поверьте, но я не отчаиваюсь и хочу дорого продать свою жизнь. Поверьте, недовольных гораздо больше, чем вы думаете. И если назначить грамотных людей, которые направят их энергию в нужное русло... Я хочу предложить вам сотрудничество. Несмотря на то, что вы принадлежите якобинцам, в душе вы остались прежним. И, уверен, хотели бы, чтобы во Франции установился порядок, а не диктатура. Нет?

- Недовольных много, - заметил Баррас, отпивая из бокала, - Но я уже сказал вам, что никто и них, в том числе и я, не готов идти на гильотину первым. Я понял Вас, граф. Я не сторонник беспорядков - но я могу отвечать за то, что если возникнет хоть один голос против Робеспьра, найдутся те, кто его подхватит. Вы этого от меня хотите?

- Мне нужен человек, который мог бы стать моим голосом, Баррас, - улыбнулся Сомерсет. - Я не делаю ставок на толпу - толпа идет за тем, кто ее ведет за собой. Но в Париже достаточно разумных молодых смутьянов, которые не имеют политических взглядов, а просто бродят и с недовольством взирают по сторонам. На них не обращают внимание, потому что они не принадлежат ни к каким политическим течениям. Но их можно настроить в правильном ключе. Только сделать это не открыто призывая к восстанию, а развив их недовольство. Среди ваших друзей ведь, кажется, есть журналист, не так ли? Слово - великая вещь. Иногда оно способно сдвинуть горы.

На сей раз Баррас не стал прикладываться с стакану. Впервые за время разговора он осмысленно взглянул на Сомерсета. Пожалуй, и правда пора спасать свою жизнь, - Я понял Вас, - кивнул он, - Если Робеспьер продолжит делать сейчас то, что делает, рано или поздно он окажется в изоляции. И общественое мнение должно быть к этому готово. Я куплю для Вас журналиста. Или несколько. Когда все начнется, народ, - он слегка скривился на этом слове, - Будет к этому готов. По крайнем мере будут готовы те, кто станет его новыми представителями, - Он поднялся, давая гостю понять, что прием окончен.

- Что ж, я рад, что мы поняли друг друга, виконт. - Сомерсет остался сидеть в кресле и изучающе глядеть на собеседника. - У меня есть еще одна просьба. Мои счета в банках перекрыты. А мне нужны деньги. Готов одолжить их у вас под проценты. Рано или поздно я доберусь до своих денег и расчитаюсь с вами.

Баррас некоторое время помолчал, делая некоторые подсчеты в уме. С одной стороны, дать денег на столь безумное предприятие, как затеял этот роялист - это, минимум самоубийство. С другой стороны, если у этого безумца что-то получится, то он сам, Поль Баррас сможет а дальше свободно распоряжаться своим состоянием, а если нет - то, пожалуй, оно ему и не понадобится. Ставок, к сожалению, больше не было - Фуше теперь вне игры. Тальен, Мерлен. Бурдон из Уазы, конечно. и рады бы выступить против - но на роль стержня заговора не подходили. Все продумав, он сделал широкий жест рукой, - Какие сцеты между своими, граф. Я еще помню школу хороших манер моей гувернантки в фамильном замке, - Баррас выдвинул один из ящиков стола и достал кошелек, церемонно передав Сомерсету.

Сомерсет принял кошелек, не заглянув в него. - Благодарю, виконт. Вы очень меня выручили. - Он поднялся. - Теперь, когда мы все обсудили, я вас покину. Через несколько дней я найду вас сам и мы поговорим в безопасной обстановке. Был рад видеть вас в добром здравии. Прощайте. - Он нацепил шляпу и вышел. Удушливый вечер показался ему приятным и располагающим к приятному времяпрепровождению. Работы на сегодня достаточно. Это все завтра. А сегодня - Эжени. Нужно сделать ей подарок. Вдохновленный идеей, Сомерсет зашагал в сторону центра.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Июл 16, 2010 1:54 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Улице Сент-Оноре

Каррье, Робеспьер // + Мерлен

Угол улицы Кордельеров. Сегодня тут было разогнано сборище санкюлотов, которые решили поорать про голод и закон о максимуме на заработную плату. Стадо баранов. Что толку орать? Надо действовать, а не орать. «Эй, гражданин, поосторожнее!» Каррье выругался, едва не споткнувшись об одноногого нищего, дремавшего у ворот облезлого дома с полупустой бутылкой в руках. Каррье вперился в него взглядом. Этого отребья в Париже теперь больше, чем собак. Глаз привычно дернулся от раздражения. Черти проклятущие, свалить бы их в яму с порохом и поджечь. Нищий тем временем, словно почуяв его настрой, начал медленно отползать в сторону. Каррье сделал несколько шагов вперед и нанес ему быстрый удар в живот. Тот застонал. Получай, зараза. Еще и еще. Он стер со лба пот и вытер окровавленный ботинок о его одежду. Сдохни.

Каррье было одиноко. Вчера во время попойки с Мерленом он расслабился и совсем забыл, что Мерлен теперь – изгой. Это досаждало. И как он не подумал, с кем пить? Хотя разговор был интересный. Дурак Мерлен жаловался на жизнь и на то, как теперь все стало плохо. А с чего должно быть хорошо-то, спрашивается? Вот и Мерлен туда же – злобствует, но ничего не делает. За вчерашний вечер фамилия «Робеспьер» была произнесена им, кажется, раз двести. Он, правда, говорил о младшем Робеспьере, но какая разница? У Каррье начинался нервный тик от одного упоминания этой фамилии. Он, кажется, повсюду. Вот и сегодня пришлось наблюдать эту зеленую рожу весь день в Конвенте. Дурак Мерлен что-то нес о том, что Робеспьер гуляет с собакой каждый вечер – вроде как это значит, что Неподкупный не совсем потерян для общества, если любит животных. Только Мерлен мог такое сообразить, неудачник чертов. Да еще и повторил это несколько раз. Кстати, было бы неплохо выпустить кишки собачке. Каррье ухмыльнулся. А это мысль. Не зря вчера пил с Мерленом до потери сознания. Каррье проверил пистолет и направился в сторону Сент-Оноре.

***

В парке было сегодня довольно шумно: бродячие артисты, объединившись с приехавшими в столицу циркачами, устроили настоящее представление. Небезуспешно, нужно сказать. Публика охотно шла на призывы балаганного зазывалы, старательно обходя стороной наблюдавших за порядком жандармов. Здесь же вертелись и осведомители, кто покуривая трубку, кто усердно аплодируя. На этих в большинстве случаев не обращали внимания, что, собственно, и было нужно. Где-то пробил колокол, Робеспьер взглянул на часы, проверяя время. Пора идти, хоть и не хочется покидать тенистую аллею и возвращаться обратно, в жару и духоту большого города. К сожалению, редко что-нибудь случается согласно желаниям.

- Пойдем, Браун, - он погладил собаку и поднялся. Браун последовал его примеру, облизнулся и пошел рядом, тоже, видимо, не горя желанием выходить на жару. - Не ленись, сейчас не так уж и жарко. - Робеспьер взял собаку на поводок, прихватил книгу, которую читал и направился к выходу из сада.

Каррье приметил его издали. Так и есть, не обманул Мерлен. И правда шляется со своим чертовым псом на поводке. Идиллия. Каррье облизнул губы. Никто еще не изобрел закона, по которому отрезают голову за самооборону от собаки. Он шагнул вперед, дождавшись, пока Робеспьер завернет за угол. Хорошо, что сегодня жандармы разогнали народ - никто не помешает.

- Добрый вечер, гражданин Робеспьер, - сказал Каррье.

- Добрый вечер, гражданин Каррье, - бросил Робеспьер, продолжая идти тем же размеренным шагом. Останавливаться для беседы с этим ненормальным в его планы не входило, да и о чем можно разговаривать? Плохо только, что вся основная масса людей либо переместилась в парк, либо их разогнали жандармы, судя по обрывкам разговоров, которые довелось услышать.. О Каррье же в Тюильри ходила пословица, суть которой сводилась к тому, что с ним лучше не разговаривать в безлюдном месте. Как ни странно, депутаты свято ей следовали. И как назло, улица была именно безлюдной.

- Не боитесь ходить по улицам в одиночку? - усмехнулся Каррье. Пес, который шел рядом, выглядел смирным и спокойным. Тем лучше.

- Глупый вопрос, Каррье, - ответил Робеспьер. - Ступайте, куда шли раньше. Вряд ли вы здесь затем, чтобы искать меня.

- Именно затем. Мне не дает покоя воспоминание об одной нашей с вами встрече. Помните, в доме откупщика? Правда, все участники тех событий уже мертвы. Кроме вас. "И той женщины", - подумал Каррье. Он повернулся к Робеспьеру и отшатнулся. На него смотрела мертвая голова Эбера. - Соратник... Ты здесь... Уходи.. - прохрипел Каррье. От резкого движения собака зарычала. - Усмири пса, Робеспьер.

- Тихо, Браун. Пойдем, - спокойно сказал Робеспьер, не особенно задумываясь о том, какие бредни приходят в голову безумцу. Если знать о них, можно лишиться сна надолго. Упоминание о доме откупщика разбудило не самые приятные воспоминания, а присутствие здесь Каррье собственной персоной только усилило их. Даже бок отозвался какой-то ноющей болью, естественно, надуманной. Придерживая собаку за ошейник, он прошел вперед, так же держа Брауна на коротком поводке.

- Я помню, как мой кинжал вспорол твое брюхо, - быстрым шепотом проговорил Каррье. Рука в кармане нащупала нож. Каррье снова облизнул губы и тяжело задышал. - Даже не знаю, как ты умудрился выжить. - Каррье резко подставил ногу, чтобы ненавистный дьявол споткнулся. Вокруг снова были друзья - повсюду. Эбер жевал что-то и весело махал рукой. "Убей его, друг. Убей и отомсти за нас". Дальнейшее произошло так быстро, что Каррье спасло лишь чудо. Пес бросился на него, и схватил за руку стальной хваткой. Каррье взвыл от боли и, выхватив свободной рукой пистолет, изо всех сил ударил собаку рукояткой. У него всегда была тяжелая рука. Пес разжал зубы и заскулил. Каррье ударил еще раз.

- Не смей! - Робеспьер с трудом удержал равновесие и схватил собаку за ошейник, прижав скалящее зубы животное к ноге. Это сковывало движения, но и давало некоторую гарантию, что пес не бросится, потому что если немаленькие клыки крупной собаки вцепятся, допустим, в горло... то по Карье можно будет заказывать панихиду. И поделом бы ему, но потом будут говорить, что натравил собаку на бедного умалишенного. Впрочем, если Браун все же бросится, то он и не удержит собаку, что здесь говорить. - Уходи, Каррье. Немедленно.

- Не уйду. - Укус заставил Каррье забыть об опасности. Перед глазами запрыгали солнечные зайчики. - Я же сказал, убери пса. Еще раз рыкнет - пристрелю его на месте и будешь глотать его кишки. Ты когда-нибудь чувствовал вкус крови? Кровь с гильотины не долетает до тебя или ты в ней купаешься по ночам? - Каррье едва отдышался и щелкнул затвором пистолета, чтобы убедиться в готовности оружия.

- Это ты в ней, судя по всему, купаешься, - сквозь зубы ответил Робеспьер. - С дороги, Каррье, ты кого угодно сведешь с ума своими бреднями! Собака не бросится, если ты будешь слишком размахивать руками. Уходи. - Так же, придерживая Брауна на коротком поводке, он шагнул с тротуара, чтобы обойти безумца.

Каррье подошел к нему вплотную. Затем резким движением ударил собаку в живот. Также, как и ту тварь на улице Кордельеров, что осталась лежать бездыханной. Собака, взвыв, вцепилась ему в ногу, и тогда блеснул нож.

Понимая, что времени не осталось и от быстроты действий зависит все и еще большее, Робеспьер подставил под нож согнутую в локте руку, отбив, таким образом, первую атаку. Была ли она последней? Второй задачей было удержать животное, которому только присутствие хозяина мешало броситься на обидчика.

Кристоф Мерлен вышел из парка и двинулся на Сент-Оноре. В голове шумело от голода, но из-за духоты организм начисто отказывался принимать пищу. Вот уже несколько дней он совершал эти бездумные походы по улицам, крутясь вокруг Сент-Оноре и поджидая Робеспьера, чтобы поговорить с ним по душам. В голове до сих пор стоял тот взгляд Фуше. И его слова. «Дальше своими мозгами, Мерлен. Докажи, что мы думали о тебе неверно, не так, как ты сказал». Они все считали его за дурака. Смеялись над ним и пили за его счет. Они говорили то, что думали, но не смели произнести вслух. А он, чертов пьяница и дебошир, как дурак, выполнял все их прихоти. Кричал в якобинском Клубе, наслаждаясь реакцией окружающих. Бахвалился. А в результате остался один, и никто из них не подаст ему руки. А ведь когда-то Робеспьер смотрел на него иначе. Он ведь умный. Такой же умный, как Фуше. И говорил с ним, и давал советы.

В тот вечер, после разговора с Фуше, Мерлен напился до бесчувствия у себя дома. Один. Он мучительно придумывал, как исправить положение. Идти унижаться перед якобинцами? Глупо. Глупо. Глупо. Его вышвырнут, как только увидят, потому что там всем повелевает Робеспьер. Надо идти к нему. Не унижаться, но действовать. Заставить поверить. Но как? Фуше понравилась его идея о Каррье. Тогда-то Мерлен и подумал о том, что можно сыграть с безумцем также, как играли с ним. Поить его и накручивать. Ему ведь даже не придется кривить душой. Какая разница, о каком Робеспьере говорить – о старшем или о младшем? Каррье достаточно одной фамилии. Он заводится и начинает вертеть глазами, как одержимый. Направить его на Робеспьера и помочь. Дикий план. Но ему всегда везло только в те моменты, когда он рисковал.

Мерлен не поверил своим глазам, когда увидел разворачивающуюся драму. Получилось. Вот только нельзя допустить, чтобы пострадала собака. Животные – лучше людей. При мысли, что из-за его хитрости может пострадать собака, Мерлен пришел в ярость.

- Ты что творишь, больной? – заорал он, в два счета преодолев расстояние. Каррье был сильным и высоким. Но он не ожидал нападение. Мерлен схватил его за голову и ударил об стену, затем перехватил его руку с пистолетом и сжал ее изо всех сил. – Собака что тебе сделала? Соображаешь?

- Змееныш, - прохрипел Каррье, быстро приходя в чувство. Через секунду они покатились по земле, сцепившись не на жизнь, а на смерть.


Робеспьер с безучастным видом наблюдал за дракой, придерживая захлебывающееся лаем животное. Мерлен. Оказался здесь. Слишком вовремя. Мысль о Кристофе Мерлене прежде всего как о теперешнем политическом противнике мешала думать о том, что он мог прийти на помощь из человеческих соображений. Просто помнил его лицо в Клубе, когда тот размахивал пистолетом. Захотел таким образом одним махом исправить все ошибки? Возможно. Или же он сам стал слишком подозрителен? Тоже возможно. Как вполне возможно и то, что просто пожалел собаку.
Опустившись на колено, Робеспьер осмотрел животное на предмет ран и возможных переломов. Ран не было, но нужно будет наблюдать за тем, как он себя чувствует, ведь возможны внутренние повреждения. Проведя рукой по боку собаки, он отметил, что шерсть мокрая, а ладонь – в бурых разводах. Кровь! Только спустя несколько секунд пришло осознание, что кровь – его собственная, а рукав фрака разрезан. Ах, ну да. На размахивающего ножом Каррье ему, похоже, везет. Нужно будет остановить кровь, которая, к тому же, плохо сворачивается, промыть рану и, возможно, наложить швы. Но все это – потом.
Снова обратив внимание на драку, Робеспьер увидел, что Каррье пытается просто-напросто задушить его невольного защитника. Или, точнее, защитника Брауна. И так как просто уйти с места происшествия ему не позволяла мысль о том, что теперь останется должен Мерлену, он вытащил из кармана небольшой, чуть больше раскрытой ладони пистолет и, шагнув вперед, изо всех сил ударил Каррье в висок. Хорошо, что тот не видел ничего вокруг, кроме своей жертвы.

- Спасибо, - буркнул Мерлен и откинул потерявшего сознание Каррье в сторону. - Больной садист. - продолжил он презрительно. И быстро подошел к собаке. Каким бы ни был Робеспьер, но ему можно было только позавидовать: Мерлен и сам не отказался бы от такой собаки. Когда-то в Тионвиле у него их было несколько. - Как его зовут?

- Его зовут Браун, - Робеспьер отпустил ошейник и удобней перехватил поводок здоровой рукой. - Вы оказались здесь поразительно вовремя, Мерлен, но все же благодарю. Доброй ночи.

- Стойте. Дайте собаку осмотрю. - хмуро сказал Мерлен. - Я в этом разбираюсь. У себя на родине одного пса даже сам зашивал, когда его соседские собаки подрали. Да не смотрите вы меня так, думаете, я просить вас вернуть меня в Клуб пришел? Сделал глупость - отвечу за нее, не беспокойтесь. - Мерлен говорил искренне. То, что Робеспьер получил по башке от Каррье его мало заботило. Выживет - не баба. А животное было жалко. Знал бы, что Каррье на собаку попрет, иначе все придумал.

- Осмотрите, - Робеспьер снова опустился на колено рядом с собакой, и поглаживая Брауна за ушами, набросил на морду собаки ременную петлю из поводка. Животное могло дернуться от боли и искусать в первую очередь Мерлена, не понимая, что ему желают добра. - Теперь можете начинать.

Мерлен осторожно опустился на землю и стал медленно ощупывать собаку, поглаживая ее второй рукой. Его испугала кровь, которой была измазана шерсть Брауна. Однако, кровь принадлежала не собаке. Надо же, а ведь Каррье едва не прирезал вождя революции, - отстраненно подумал Мерлен. И в очередной раз удивился уязвимости этого человека. Он бродит по улицам, а количество людей, желающих его смерти, множится. Но он все равно бродит, а они не смеют к нему приблизиться. Наверное, у него хороший ангел-хранитель. Собака тем временем успокоилась. - Ну, повезло тебе, Браун, - искренне улыбнулся Мерлен и потрепал его за ухо. - Все, гражданин Робеспьер, порядок с вашей собакой. Черт, ненавижу, когда срывают злобу на животных. Все, идите. Вам наверное помощь нужна. - Мерлен расстроился. Похоже, Робеспьеру на него плевать, и все было зря. Жаль. Подставил в результате бедное животное.

- Благодарю вас, Мерлен, - кивнул Робеспьер и слегка улыбнулся, глядя как Браун жизнерадостно виляет хвостом. Должно быть, посчитал Мерлена кем-то из своих или просто радуется, что его освободили от ременного намордника. Появился ли здесь Мерлен случайно или нет, Брауна он осмотрел с искренним участием,  тем самым уняв беспокойство за собаку. А вот что касается появления... Следует проверить в котором часу здесь появился  Каррье, а в котором тот, кто стал невольным участником этой дешевой драмы. Или комедии. Пока что причин выражать недовольство у него нет, а время покажет, как было на самом деле. О Клубе якобинцев он молчал принципиально, не желая смешивать частный случай и политику. Карточку Мерлена, кажется, не уничтожили, несмотря на все ругань, которой его наградили. Пусть делает выводы, если сумеет оправдаться. А за ним в это время понаблюдают. - Рад, что вы взялись его осмотреть, вижу, что вы в этом понимаете. Если вас не затруднит, вызовите жандармов, пусть заберут отсюда Каррье, пока он не напал на кого-нибудь еще.  Если  сможете удержаться от подробностей - будет лучше, но вам, разумеется, виднее, сколько шума делать из этой истории.

- Я что, журналист что ли, чтобы шум поднимать? Скажу, подрались. Кому какое дело о причинах? - пробубнил Мерлен, растерявшись. Тон Робеспьера изменился, и сейчас он говорил с ним почти, как раньше. Черт его разберет, что он думает. - Доброй ночи. Хорошая у вас собака.

- Доброй ночи, - попрощался Робеспьер, направляясь в сторону дома. Браун бежал довольно резво, что, разумеется, его успокоило, но нужно было что-то делать и собой. Явиться домой в таком виде нежелательно, еще не так поздно и увидев заметно разорванный сюртук, а потом и все, что к этому прилагается, он не оберется головной боли и лишних вопросов. Побегут за Субербьелем и так как побежит кто-то из домашних, то завтра утром Париж будет полон самых нелепых россказней. Вопрос: кому это надо? Может быть, следует побеспокоить Антуана, которому он доверял, как самому себе? Шума будет значительно меньше, но... а следует ли его беспокоить? Решая этот довольно философский вопрос, он быстро отмел кандидатуры Жанны и Огюстена как возможных помощников: ни к чему волновать женщину, а его брат неизвестно где ходит. А еще не хочется выслушивать его упреки.

Остановившись на перекрестке, он, после секундного раздумья, направился в сторону дома, запоздало вспомнив, что Антуан, скорее всего, сейчас с Жюльетт Флери. Даже если к Субербьелю пойдет кто-то из домашних, это можно списать на то, что в услугах доктора нуждался кто-то из них. Слухи, разумеется, поползут все равно, но если есть возможность хотя бы как-то ограничить их количество и быстроту распространения, то почему бы этим не воспользоваться?

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Июл 16, 2010 10:55 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Квартира Бьянки // Дом Дюпле.

Бьянка, Сен-Жюст // Сен-Жюст, Робеспьер.

- То, что ты предлагаешь – безумие, Антуан!
Бьянка ожесточенно скомкала листок, на котором все это время рисовала карандашом сценку в Якобинском клубе. – Ты твердишь о римлянах так, словно был там! Словно не знаешь, сколько зла принес Сулла честным горожанам! Ты образованный человек, но рассуждаешь, как ребенок. Ты просто, наверное, никогда не видел в лицо настоящего диктатора, если считаешь, что человек, получивший полную власть над своей страной, способен остаться человеком!

Сен-Жюст поднял выброшенный листок и разгладил его на столе. Затем рассмеялся. – Клери, когда-нибудь я задушу тебя за то, что ты выбрасываешь такие шедевры. Фуше в твоем исполнении бесподобен. Я считаю, что ты просто обязана начать печатать в своей газете эти карикатуры. И, кстати, я заметил, что в последнее время ты постоянно рисуешь Фуше. Может быть, мне пора начать ревновать? Я могу.


Бьянка легко переместилась из кресла к столу и положила руку на листок. – Не уходи от темы, Антуан. Ты не ответил мне на вопрос.

- Потому что все, что ты говоришь – это бред, - пожал плечами Сен-Жюст. – Да, безусловно, я читал о том, как он вывешивал списки тех, кого желал видеть мертвыми, и как люди приносили ему головы его врагов в обмен на подарки и деньги. Но Сулла был сумасшедшим. Конечно, диктатором способен стать не каждый. Но я и не предлагаю сделать эту должность выборной. Робеспьер способен взвалить на свои плечи эту ответственность. Да, и он не безгрешен, и способен на ошибку. Но он – человек мудрый. И он действительно неподкупен. Ты считаешь, что Робеспьер способен, получив неограниченную власть, захватывать имущество казненных? Творить самосуд по собственному усмотрению? Держать подле себя второго Катилину? В таком случае, мне просто нечего больше добавить.

- Робеспьер – человек. – Тихо заметила Бьянка. – И – да, ты совершенно прав, он достаточно мудр. Именно поэтому он не хочет взваливать на себя эту ношу и пытается отговорить тебя от безумных мыслей.

- Ты просто потеряла связь с реальностью, Клери, и не знаешь, что творится в Конвенте! Осталось немного, и его растерзают. Я вижу это в их глазах, и мне не надо слышать, о чем говорят те, кто замолкают, едва я появляюсь в поле их зрения! В конце концов…. – стук в дверь заставил его прерваться. Сегодня, уходя к Бьянке, он строго попросил свою квартирную хозяйку отправить к нему посыльного по этому адресу, если его будут спрашивать. – Скорее всего, это ко мне. Ни минуты покоя, - недобро сказал Сен-Жюст.

Бьянка тем временем направилась к дверям и вернулась через несколько секунд с запиской.

«Произошли некоторые события, требующие вашего присутствия в Бюро»

- Это Лантерналь. Он сегодня дежурит в Бюро, - сказал Сен-Жюст. – Сейчас я закончу свою мысль и…

- Нет, Антуан. – Бьянка села напротив и взглянула ему в глаза. – Я прочла мысли посыльного. Под некоторыми событиями подразумевается нападение на Робеспьера. Иди. Я буду ждать известий. Прошу тебя, дай мне знать, насколько все серьезно. Знаю, что мой визит к нему вместе с тобой будет неуместным… Но если речь идет о ране, то я могу помочь по-своему. И сделать это так, чтобы не поставить его в неловкое положение. – Бьянка подумала о том, что если добавит свою кровь в вино, это не будет нечестным.

- Спасибо. Я приду, как только смогу. – Сен-Жюст потрепал ее по волосам и выбежал из квартиры. Бюро подождет. Сначала надо убедиться, что все в порядке.

***

В доме Дюпле, похоже, никто не спал. Значит, все серьезнее, чем он думал. Сен-Жюст кивнул сестрам в знак приветствия и взлетел по ступенькам. Он ожидал увидеть Робеспьера лежащим в постели, но обнаружил соратника за столом.

- Все в порядке… - полувопросительно-полуутвердительно выдохнул Сен-Жюст. – Ты ранен? Что произошло?

- Как же быстро разносятся слухи... - задумчиво сказал Робеспьер, указав Сен-Жюсту на кресло. А ведь прошло не больше часа с тех пор, как он столкнулся с Каррье, будь он трижды проклят. И меньше четверти часа назад ушел Субербьель, закончив все операции, которые предписывала в данном случае современная медицина. Единственное, чем пренебрег он сам - это обезболивающее, недоставало еще стать зависимым от опия. И даже если отбросить зависимость, прием такого лекарства мешает думать. А подумать было о чем... Полученное Жанной письмо заставило его еще раз свериться с отчетами агентов и в очередной раз прийти к выводу, что решение об Уильяме Сомерсете - верное. И достаточно об этом вспоминать. Последнее было скорее приказом самому себе. Подвинув к Антуану поднос, на котором стоял кофейник и сахарница, Робеспьер вспомнил, что погрузившись в свои мысли так и не ответил на вопрос: - Нет, ничего серьезного. Все в порядке, Антуан. Это Каррье... он решил напасть на Брауна, так как, видимо, что-то помешало ему напасть на меня.

- Напасть на... Если бы это сказал не ты, я бы посчитал подобные слова шуткой, - растерялся Сен-Жюст. - С другой стороны, Браун - член семьи. Стоит подумать о его безопасности, как ни нелепо это звучит. Сейчас в моде подлость и трусость. Почему бы не нанести тебе удар, лишив преданного друга? Что касается слухов - это не совсем верно. Я ввел ночные дежурства в Бюро и попросил сообщать мне обо всех происшествиях в городе, если они того заслуживают. Мне передали информацию, только и всего. - Сен-Жюст взглянул на Робеспьера и снова встревожился. - Ты не ранен, Максимильян?

- Он решил свести счеты с собакой, это не шутка, - покачал головой Робеспьер. - Надеюсь, что Браун все же как следует его укусил. К сожалению, мне пришлось держать животное, иначе для кого-то это могло плохо закончиться. Если бы не Мерлен, который по счастливой случайности оказался там, - сказав это, он не сумел скрыть иронию, - Не знаю, чем бы все закончилось вообще. Хорошее решение ввести ночные дежурства в Бюро, это нужно было сделать давно. Но есть еще кое-что другое, что я хотел рассказать, очень хорошо, что ты зашел... - он задумчиво пролистал отчеты агентов, разложенные на столе.

- Что это за отчеты? Что-то по Карно? - заинтересовался Сен-Жюст. - Служебное расследование до сих пор не начато. Барер и Бийо, как сговорились. Делают все, чтобы оттянуть процесс. Таково мое впечатление. Мне кажется, что они хотят вынудить взяться за дело меня. Так будет проще вывернуть все наизнанку, заявив о моей пристрастности. Наши разногласия с Карно - ни для кого не секрет.

- Пока что оставим в покое служебное расследование, для нас важно то, что заявление об этом сделано и решение принято большинством голосов, - ответил Робеспьер. - Впоследствии мы найдем, как это использовать, только запри все связанные с этим бумаги как можно надежнее. Нет, эти бумаги не касаются Карно, - секунду подумав, он кратко рассказал о письме, полученном Жанной, а потом прибавил: - Мне пришлось снять наблюдение за Сомерсетом некоторое время назад, Антуан. Сначала наши агенты начали возвращаться ни с чем и даже будучи в здравом уме и трезвой памяти не могли объяснить, где шатались всю ночь. Уже тогда это меня насторожило, а дополнительный сбор сведений показал, что Сомерсет близко общается с гражданкой Эжени Леме. Я представляю, на что способны эти создания... Вчера вечером был убит еще один из присяжных трибунала и некий мелкий торговец табаком, который свидетельствовал против откупщиков. Понимаешь, что никто никого не видел, эти люди умерли сами... Поэтому я отозвал всех агентов, так как не хочу терять людей зря.

Сен-Жюст взглянул на него с нескрываемым удивлением. - Откуда такие выводы, Максимильян? Ты знал близко только Клери. Вспомни ее мелкие шалости по отношению к тебе, когда ты выступил против Марата. Она лишь угрожала, и ты пошел на ее условия. Бог знает, что бы она устроила, если бы ты ее проигнорировал тогда. А сейчас? Думаешь, если бы ты, Огюстен или я попросили бы ее об услуге - к примеру, выследить и прочесть мысли барона де Баца, ныне, к счастью, покойного, она бы отказала? Эжени не интересовала политикой, пока была спутницей Камиля. Она выросла, Максимильян. И она обижена. Спрогнозировать ее поступки я не берусь. Но что значит, ты не видишь выхода? Мы позволим Сомерсету разгуливать по Парижу и делать все, что он захочет? Черт побери, Сомерсет опасен и должен быть уничтожен!

- Боюсь, я не совсем верно выразился, и ты сделал не совсем верные выводы, - с досадой сказал Робеспьер. Неужели он уже не способен четко изложить простую мысль? Раньше такого не случалось, а теперь случается все чаще. Возможно, дело в той дряни, что умудрился в него влить Субербьель? - Я хотел сказать то, что если гражданка Леме действительно задумала отомстить, то остановить ее мы не сможем. Ее интересует собственная месть, а не наши причины и спрогнозировать ее поведение я тоже не берусь. Что касается выводов... Я только прочел прекрасный пример такой мести во вчерашних сводках: убит коллега Коффиналя и торговец табаком. Полюбопытствуй. Думаю, что это работа Страффорда. А теперь попробуй предсказать, что получится, если мы тронем человека, которого Леме избрала себе в... друзья.

- У нас есть Клери, - сузил глаза Сен-Жюст. - Знаю, что ты скажешь. Но я не позволю роялисту прятаться за спиной могущественного существа. Это.. Это абсурд, Максимильян! - Сен-Жюст зашагал по комнате. Сомерсет однажды уже выступил против тебя. Он умен и опасен. Черт возьми, да как она могла?!

- Жюльетт Флери здесь одна, а за спиной у Эжени Леме может стоять вся банда из Театра вампиров, ты об этом не задумывался? - спросил Робеспьер. - Ты уверен, что ее выпад против Леме пройдет безнаказанно для всех? Ты настолько хорошо изучил этих существ? И, потом, что значит, как она могла? Происходящее вполне логично - они хотят мести за тех, к кому испытывали привязанность.

- Ты говоришь о них так, словно они не люди, - устало сказал Сен-Жюст. - Впрочем, так оно и есть. Я убит твоим сообщением, Максимильян. И я этого так не оставлю. Ты прав, тут нельзя действовать обычными методами. Но я что-нибудь придумаю. Черт возьми, я даже не знаю, как выглядит этот Сомерсет... Однажды я, правда, видел человека, подходящего по описаниям... Он продал секрет за определенную сумму... Подожди-ка... - Сен-Жюст замолчал, тщательно вспоминая встречу со странным изможденным человеком у аптеки, который едав не отравился лекарствами у них на глазах. - Мне нужно его описание. Рисунок. Я должен быть уверен наверняка... Мы с Клери навестим Жанну... - Сен-Жюст вновь сосредоточенно замолчал.

- Я хорошо запомнил его лицо... Но ничем не могу помочь тебе, так как совершенно не умею рисовать, а те описания, которые есть в наличии ты и так читал... Наверное, - сказал Робеспьер. По мере того, как проходило действие лекарства, в руке начинала разрастаться неприятная дергающая боль, что сильно нервировало. - И не нужно ходить с Жюльетт Флери к Жанне. Описание могу дать и я.

- Хорошо. Тогда я расспрошу тебя, как свидетеля, - Сен-Жюст достал блокнот. - Постараемся обойтись без рисунков. - Задавая вопросы, Сен-Жюст думал о том, что теперь не оставит Сомерсета в покое, даже если придется рискнуть.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Июл 17, 2010 11:56 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Квартира Маэла.

Сен-Жюст, Маэл.

Маэл открыл дверь, уже не задаваясь вопросом, кто это может быть - шаги своего смертного друга он научился отличать от других. - Вы пришли как раз вовремя, Сен-Жюст, - он отошел к шкафу и достал оттуда початую бутылку вина и два бокала. - Я собирался выйти, но это не срочно... - По правде говоря он хотел купить газет и погулять по городу, читая мысли смертных. Интересно, что думают смертные по поводу его последних подвигов... А еще сегодня он уловил сплетню, что какой-то человек хотел убить Робеспьера. Либо герой, либо безумец, больше сказать нечего. - Но за это вам придется рассказать мне последние новости...

- Новости из последних отчетов Бюро? - улыбнулся Сен-Жюст. - В Париже творится черт знает что, Страффорд. Представляете, в Париже в одну ночь умерло два человека. В обоих случаях причина смерти осталась загадкой. Мои сыщики отметили полное отсутствие улик и следов взлома. Один из них торговал табаком, второй был присяжным. - Сен-Жюст печально вздохнул и наполнил бокалы. - Аминь! - Выпив, он достал небольшой сверток. - Клери просила вам передать. Взяла с меня обещание, что я сделаю это, как только увижу вас.

- Вот как? - Маэл повертел в руках сверток и аккуратно вскрыл плотную оберточную бумагу, стараясь не повредить то, что внутри. Первым выпал сложенный вчетверо лист бумаги, на котором торопливым почерком было написано по-итальянски: "Синьор Маэл, эту вещь вы когда-то забыли у Мариуса, а я просто влюбилась в эту картинку и утащила ее, покидая своего спутника. Возвращаю ее вам с чувством глубокой признательности. Считайте, что вы спасли мне если не жизнь, то рассудок. Искренне ваша, Бьянка Сольдерини". А сама вещь - крохотная гравюра, изображавшая Лондон 16го века, вызвала как приятные воспоминания, так и улыбку. Спрятав письмо, он показал гравюру Сен-Жюсту: - Передайте ей мою благодарность и то, что этот рисунок пробудил во мне самые приятные воспоминания.

- Передам. Она наговорила мне массу лестных слов о вас. Знаете, Страффорд, я так долго продумывал, как вас познакомить, но никогда не предполагал, что все выйдет само собой. Вы очень помогли ей. И мне. Честно говоря, в последнее время я начал сомневаться, что мы с ней сможем найти общий язык. Но - вы хотели новости? Что скажете о моем сообщении? - Сен-Жюст подумал, что раньше, увидев, что Клери пишет кому-то письма, содержания которых он не знает, он бы начал непроизвольно злиться. Теперь же это ушло. Значит, он сделал правильные выводы и движется в верном направлении.

- Я рад, что смог помочь ей и вам, - ответил Маэл. - А что касается вашего сообщения... Не могу сказать, что сожалею о смерти этих людей. Оба - жалкие ничтожества, взяточники и лжесвидетели. Искренне считаю, что без них город станет лучше. - Наполнив вином бокалы, он с улыбкой посмотрел на Сен-Жюста. Он действительно убил этих двоих, заживо похоронив торговца в мешке с табаком, который, якобы, подмачивали откупщики, а присяжному, не особо мудрствуя, просто вспорол брюхо, набив его вместо потрохов доносами. - В общем и в целом меня это сообщение радует.

- Мои сыщики - под большим впечатлением, - осторожно сказал Сен-Жюст. - А по городу ходят самые невероятные слухи. Один из последних - что это дело рук барона де Баца, решившего отомстить честным якобинцам за то, что они отказались с ним сотрудничать, каждый - по своей причине. До чего только не додумаются люди... - Сен-Жюст выпил вино и поискал глазами что-нибудь съестное. - Скажите, Страффорд... Вы видели когда-нибудь настоящего диктатора в лицо? - Этот вопрос занимал его с прошлого вечера. Клери бросила эту фразу в ходе их спора, и ему было нечего на это ответить.

- Диктатора? - переспросил Маэл. По правде говоря, его так и подмывало ответить нечто вроде: "Ну разумеется, видел. Вы тоже каждый день видите его в Тюильри", но сдержался. - Мммм... Сложный вопрос, Сен-Жюст. Склоняюсь к мысли, что у каждого человека, наделенного властью, рано или поздно появляются диктаторские замашки. В большей или меньшей степени. Да и такая ли уж большая разница в том, принадлежит эта власть одному лицу или группе единомышленников? Достаточно, что нормы законодательства при этом неограниченны, зато есть репрессии... Ну, вы меня поняли. Диктатором можно назвать как Цезаря, который занимал именно должность диктатора, так и вашего Короля-Солнце, который сказал бессмертную фразу: "Государство - это я". Право, не знаю, что вам ответить.

- Вижу по вашему лицу, Страффорд, что вы стараетесь вежливо не касаться того, что происходит в данный момент во Франции. - усмехнулся Сен-Жюст. - Кстати, все забываю спросить. Робеспьер говорил мне, что вы выясняли что-то о Фабатье. Он устранен, как ненужный свидетель? Я прав?

- Скорее всего, да, - кивнул Маэл. - Я смог узнать только о безымянном трупе, выловленном в Сене несколько дней назад. Сами понимаете, что от него мало что осталось... Но судя по росту, по волосам и еще по некоторым приметам можно предположить, что это был именно Фабатье. Смерть наступила от ударов по голове... тоже предположительно. Что касается моих слов... Не заставляйте меня говорить то, что я думаю на самом деле, иначе я рискую оскорбить вас в лучших чувствах, вы обидитесь и будете, скорее всего, правы... А Робеспьеру я и не говорил о том, что выяснил что-то, я не считаю нужным перед ним отчитываться. Но он, скорее всего, догадался, так как я спрашивал его о Фабатье, это правда.


- Я благодарен вам за то, что вы не говорите вслух некоторые ваши мысли, касающиеся обстановки по Франции в целом и некоторых политиков в частности. А Фабатье... Черт с ним. Кто стал причиной его смерти, мы никогда не узнаем. Я хотел спросить вас о другом, Страффорд. Вы помните того тощего гражданина, помощника аптекаря, который едва не отравился у нас на глазах? Он не идет у меня из головы... Хотел предложить вам составить мне компанию и поискать его. Он может оказаться важным государственным преступником. - Сен-Жюст откинулся на спинку кресла, непроизвольно на секунду закрыв глаза. От жары - никакой передышки.

- С точки зрения вашей идеологии, Сен-Жюст, он и есть государственный преступник, - улыбнулся Маэл. - Возможно, даже важный. Даже не так: я ни на секунду не сомневаюсь в том, что он - важный государственный преступник. Позвольте спросить, а почему он заинтересовал вас именно сейчас? Когда он излагал информацию, вам было безразлично его происхождение...

- Я предполагаю, что его имя - Уильям Сомерсет, - сказал Сен-Жюст, тщательно подбирая слова. Нельзя говорить Страффорду всей правды, иначе он не сможет удержаться от искушения рассказать об Эжени. А решить эту проблему он должен сам.

- Совершенно верно. По крайней мере, так он мне представился, - сказал Маэл, безразлично пожав плечами и без малейших угрызений совести по поводу того, что выдает якобы соотечественника. Во-первых, если судить строго по национальности, то он сам - француз, а во-вторых, Уильям Сомерсет не делал тайны из своего имени, как и из того, что он - личный враг Робеспьера. Если счел нужным сказать это человеку, которого видел с Сен-Жюстом... Что же... такова цена беспечности. - Он упрям и может быть довольно опасен, если загнан в угол. А еще довольно беспечен, что немного странно для человека в его положении.

- Беспечен... - тихо проговорил Сен-Жюст. Можно позволить быть себе беспечным с такой охраной. Хотя... Он совсем не знает этого Сомерсета. Вполне вероятно, это его стиль поведения. То, что он провернул в Ванве было дерзким, смелым и отчаянным ходом, на который вряд ли пошел даже сам Сен-Жюст. - Спасибо, Страффорд. В этом случае нам незачем туда идти. Теперь я хотя бы знаю, как он выглядит. Дальше - моя забота. Итак, диктаторы. В последнее время меня интересует эта тема, особенно исторические предшественники. - Сен-Жюст заговорил о римлянах. Мысленно же он находился у аптеки, рядом с графом Сомерсетом. Английский граф легко продал ему секрет про Карно. С этого и начнем.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Июл 18, 2010 2:21 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж. квартира Эжени
Эжени, Сомерсет

Уильям Сомерсет оглядел комнату с нескрываемым удовольсвтием. Эжени должна быть довольна. Недавно он придумал подарить ей птицу – казалось, что эта комната живет собственной жизнью, и клетка – часть ее истории. И когда сегодня днем, выпивая кофе в компании мадам Симон – милейшей старушки, любящей Эжени, как собственного ребенка, он услышал, что когда-то тут жила канарейка, он убедился, что все понял верно. Для этого и попросил денег у Барраса, оказавшегося таким сговорчивым. Теперь тут пели птицы и цвели ее любимые фиалки. Как жаль, что они не познакомились тогда, когда он был настоящим графом и мог распоряжаться наследством предков по собственному разумению… Хотя нет. Всему – свое время. Эжени права – скорее всего, тогда он бы не заметил ее. Тогда его интересовали женщины другого типа, и он не разглядел бы ее светящихся глаз, напоминающих звездное небо. Она была похожа на ночь, его темная муза из ниоткуда. Сомерсет зажег кальян и откинулся на подушки. Нужно немного отдохнуть. Слишком жарко.

Он не слышал ее шагов – Эжени всегда появлялась бесшумно. Просто, открыв глаза, увидел ее и улыбнулся.



- Ты пришел, - Эжени, против обыкновения, вбежала в комнату, - Я рассказывала тебе, что когда-то писала пьесы? И что бросила? Так вот, я правда бросила. А это – мой подарок тебе, - она протянула тетрадь Сомерсету, - Читай.
На блокноте стояла надпись «Воспоминания графа Сомерсета, написанные им самим».
- Не бойся, - улыбнулась Эжени, - Не бойся, ты же сам мне все рассказал про свое прошлое. Это – книга. Ее написал смешной и старый человек в старомодном парике, восседающий в разбитом кресле-качалке. А через плечо глядела женщина – другая, уже не я. Он описал все то, чему был свидетелем – беспечные годы в Версале, революция в Париже и потом – встреча с женщиной, которую он понял и так и не смог понять. Они уехали из Парижа. Я все придумала, Сомерсет. Мой якобинец сбежал. Снова от меня – снова к Революции. А я не хочу больше терять. И ждать больше не хочу. Твоя жизнь, твое существование – это моя свершившаяся месть, и твоя тоже. Нет большего зла для Робеспьера, чем живой и скрывшийся ты. Каждую секунду. Я правда все придумала. Меня больше здесь ничто не держит – тебя тоже. Мы уедем из Парижа. Смотри, я начертила маршрут, - Эжени показала ему на карту, - Сперва мы отправимся в Шотландию, - ты рассказывал, что оттуда родом твои предки. Потом – Амстердам. Пока там не идут боевые действия, мы будем общаться с фламандцами и смотреть, как их пузатые баржи идут по каналам. Дальше – Дрезден. Я хочу увидеть их картинную галерею. А потом нас ждет Рим, Афины, Москва… Все, что угодно. Весь мир. Я долго думала. Ты – единственный из этих сумасшедших, кто наконец выберет меня, а не революцию и ваши игры в смерть. Ты готов? Маршрут можно поправить. Ну бери же книжку.


Сомерсет бережно перелистал несколько страниц. Затем, взяв Эжени за руку, усадил рядом с собой. Он смотрел словно сквозь нее. Она - сон. Нереальная и сказочная. - Это я правда сделала ты? Ничего не говори. Я хочу посмотреть в твои глаза. Я говорил тебе, что никогда не видел ничего подобного? В них - целый мир, со всеми темными и светлыми сторонами.

- Не смотри так, лучше ответь, - Эжени прислушалась к пению птиц, - Ты все верно угадал. Будто читаешь мои мысли. Я специально пришла сюда сегодня так, как ходила когда-то, - лга поправила складки скромного темно-синего платья, - Но ты не ответил. Ты выберешь меня? Уедем, взяв птиц?

- Забыв о мести? О Робеспьере? Ты это предлагаешь? - Сомерсет погладил исписанные страницы. - Ты ставишь меня перед выбором, Эжени?

- Да, - ответила Эжени,- Прости. Я не буду твоей последователницей на выбранном пути. Но я сделаю так.ю чтобы эта книжка стала правдой. И ты однажды станешь старичком в смешном и немодном парике и будешь диктовать - уже не мне свои воспоминания. Просто выбери меня - и все сбудется. Больше, чем ты даже думал.


- Я не представляю себе жизни без тебя, Эжени, - серьезно сказал Сомерсет. Возможно, даже слишком серьезно. - Но нужен ли я буду тебе, если уеду, считая, что предал память друга? Барон умер, а ты - здесь. Выбор тут очевиден. Глупо цепляться за память о человеке и абстрактные идеалы. Я выбираю тебя. Но не могу обещать тебе, что мысленно не буду служдать по Парижу в поисках врагов. Мне нужна неделя, чтобы закончить все дела.

Эжени отвернулась к окну.
- Ты хочешь у меня за спиной продолжить заговор. Прости. Я разрушила тебе твой момент триумфа с птицами. Но ты выбрал меня - единственный из всех. Пожалуйста, откажись от мести - уедем завтра!

Эжени не успела услышать ответ Сомерсета. На лестнце раздался топот жандармов. Прислушавшись, Эжени внимательно посмотрела на графа.
- Арестовали мадам Симон. Завтра мы еще не уедем, - произнасла она с неясной интонацией.

Сомерсет быстро поднялся и достал из сюртука, висящем на стуле, кинжал - свое единственное оружие. Он просто-напросто украл его в одной лавке несколько дней назад. Больше у него ничего не было. Он прислушивался, но до него долетали лишь обрывки беседы. - Откуда ты знаешь, Эжени? Я ничего не слышу.

- Прислушайся, - коротко ответила Эжени, - Просто ты живешь здесь недавно и еще не научился слышать то что происходит внизу. Мы пока никуда не едем. И я снова в плену моих привязанностей. Но как только эта история закончится - мы ведь покинем этот город. Хватит с нас мести и крови, - Несмотря на волнение, она улыбнулась Сомерсету. Еще не время раскрыть ему ее тайну. Пусть это будет сюрпризом. Может быть, однажды, лет через десять, когда он поймет, что не состарился ни на день, где-нибудь в Риме она расскажет. Он не испугается, это точно, - Кстати, этого соловья, который сидит на спинке твоего кресла, я назову Сомерсет. Город не хочет отпустить нас, но мы вырвемся, правда?

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Июл 18, 2010 2:38 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж
Робеспьер, Эжени

*Мы скоро уедем. Скоро уедем*. Эжени почти не находила себе места от радости. Наконец-то все сбылось - есть тот, кто выбрал ее, без оглядки и без колебаний. Он всегда будет рядом - долгие счастливые годы и десятилетия. Больше не надо будет никому доказывать то, что она имеет право на существование в этом мире, не надо будет никого и ничего ждать.

За мадам Симон она несильно беспокоилась - стоит только навестить поздно ночью всех присяжных - и они проголосуют за опревдательный приговор. *Несложно*, - улыбнулась Эжени.
Есть время погулять, вспоминая все, что принес ей этот город, вспоминая старых друзей и врагов.

Она еще попрощается с Демервиллем -наверное, надо будет ознакомить его с Сомерсетом.
С Элени и Театром вампииров тоже стоит проститься отдельно - в конце концов, каикими бы они не были разными, связь между ними всегда сохранялась и,наверное, только сохранится и окрепнет.

Сен-Жюст - с ним прощаться бесполезно. Последние месяцы он не объявлялся - значит, занят другими делами. Ну и пожалуйста.

Клери она пошлет благодарственную записку - за адрес портного.

Остается Гош, с которым она прощаться тоже не будет. С ним все так же сложно, как легко с Сомерсетом. И притяжение, которое возникает между ними не имеет никакого значения, если его надо ждать, пока он будет играть в свои игры и всегда выбирать Республику, оставля ее где-то на заднем плане - для снов и несбыточных мечтаний. Он никогда бы не уехал с ней. А Сомерсет уедет.

И никакой другой мести не надо. Эжени подумала, что сейчас она абсолютно счастлива - как будто кто-то отпускал ее саму на свободу.

В реальность й пришлось вернуться неожиданно - она даже испугалась.
- Ой! Уйди. Да отстань, я тебя боюсь, - прикрикнула она на большую коричневую собаку, выскочившую с боковой тропинки и едва не сбившую ее с ног, - Где твой хозяин? Я сейчас пожалуюсь!
Хозяин не замедлил появиться.
И лучше бы не появлялся - этот человек приносил ей несчастье.
Навстречу Эжени шел Робеспьер.

- Браун! Браун, ко мне! - Робеспьер подозвал собаку и взял пса на поводок. - Простите, гражданка. Он, должно быть, испугал вас... -  Он погладил Брауна и поднял взгляд на Эжени. Похоже, что последние вечера станут вечерами встреч. Случайна эта встреча или нет, он не задумывался. Как не задумывался и о том, что по милости гражданки Леме эта прогулка может стать и последней. Никола, который по собственной воле тащится в шагах пятнадцати, несмотря на жару, останется только доложить... Если будет что докладывать, разумеется. Женщина, между тем, не двигалась с места, казалось, забыв о первоначальной цели своей прогулки. - Уже поздно, гражданка Леме. А это место - не самый удачный выбор для прогулок в такое время.

- Весьма признательна Вам за Ваше беспокойство, гражданин Робеспьер, - холодно ответила Эжени, отметив, что этот человек за последние два месяца состарился лет на сто. Если год назад это был довольно изящный мужчина средних лет, то сейчас перед ней стоял старик. Изможденный, увядающий на глазах старик, - Арестовали мою домохозяйку, Вы знаете? - без перехода продолжила она, - Хотя нет, таких дел сейчас тысячи. И арестовали ее за то лишь, что она позволила возмутиться ценами на хлеб, сравних их не в пользу Третьего года Республики. Это - Революция?

- Нет, об этом я не знаю, - ответил Робеспьер. На секунду стало даже смешно: откуда он может знать имя квартирной хозяйки женщины, о которой даже не вспоминал? Однако этот внутренний смех был далеко не веселым, кто знает, за что в действительности арестована хозяйка? Общественные беспорядки - это лишь объяснение для толпы, а на самом деле ее могли взять под стражу хотя бы за то, что, возможно, скрывала у себя роялиста... Безо всякого интереса он спросил: - Как зовут вашу квартирную хозяйку?

- А Вы поможете? - отрывисто спросила Эжени, - Поможете? - В принципе, ей ничего не стоило поиграть с мыслями присяжных, но было и еще кое-что. Те деньги, которые она когда-то давала на газету Марата, - Поможете? Как так получилось, что боги Революции стали чудовищами? Ведь так просто все вернуть обратно, - собака все еще глядела на нее с недобрым интересом, и это напомнило Эжени о той границе, которая пролегла между ними в один апрельский день.

- Все зависит от того, в чем на самом деле ее обвиняют, - также безразлично сказал Робеспьер. - Вы должны понимать, что дело вовсе не в возмущении ценами на хлеб. Если имели место только возмущения, вашу хозяйку займут на некоторое время посильными общественными работами и все. Вам же лучше знать истинное положение вещей, так что не требуйте моейц помощи там, где я не могу, да и не стану ничего делать.

Эжени покачала головой, - Вы сейчас делаете вид, что ничего не знаете - или и правда не знаете? Люди продают дома рядом с кладбищем из-за мерзкого запаха - не хватает извести. Слишком много трупов. Присяжные не выносят оправдательных приговоров. Нет больше общественных работ. Нет больше разницы в преступлениях. Казнят за возмущение ценами на хлеб, на мясо, даже на вино. Казнят публичных женщин - за то, что им негде больше взять денег. Казнят молодых людей - студентов за то, что они процитировали в своих работах ученых первого сословия. Казнят взрослых мужчин за то, что они служили в домах аристократов. Неужели это - наша общая мечта? Я тоже мечтала о Республике, - тихо заметила Эжени, - Мы больше люди, чем Вы думаете. Мы не можем наслаждаться едой, вином, солнцем - и поэтому мы становимся только больше людьми, вкладывая всех себя в наши эмоции. Революция для меня много значила тогда.

- Вы видите вокруг только то, что хотите видеть. Республике по-прежнему нужна селитра, оружие, предметы первой необходимости. Их не смогут добывать, если не будет рабочих рук, пусть даже и делается это добровольно-принудительно. За то, что вы перечислили, на самом деле страдает только определенный процент, так как судебные ошибки все же иногда имеют место. Не нужно лицемерить и говорить о мечте. Тем более что сейчас вы исповедуете другие идеалы.

- Какие же? - резко спросила Эжени, - Я исповедую только одни идеалы, которые я приняла, когда ушла жить среди людей. Те, которым я у них училась. Милосердие к падшим. Помощь слабым. Стойкость в несчастиях и разделение своего счастья с другими. Те идеале, которые внушила французам Бастилия. Быть до конца с теми, кто с нами - это Клятва в зале для Игры в Мяч. Какие идеалы я предала?

- Не нужно провоцировать меня на ответ, гражданка Леме. Он может вам не понравиться, - ответил Робеспьер. - Сформулированный вами принцип верен, не могу ничего возразить. Однако на вашем месте я бы следовал ему с осторожностью... во избежание бессмысленных, с вашей точки зоения, арестов.

- И какой ответ может мне не понравиться, гражданин Робеспьер? - спросила Эжени, на деле ощущавшая себя очень неуютно. Она присела на скамейку парка, ссутулившись и отвернувшись от Робеспьера, - Говорите же. Богом заклинаю. Говорите.

- Ваша квартирная хозяйка, гражданка Леме, была арестована отнюдь не за свои высказывания, - заметил Робеспьер. Глупо скрывать от подобного существа ответ, которым она заинтересовалась. Она и так найдет его. В мыслях присяжных, в мыслях тюремщиков, в его собственных. И если не добровольно, то силой, противостоять которой бессмысленно. - Она арестована за то, что дала приют преступнику. Одному из организаторов недавних парижских погромов, во время которых было убито множество ни в чем не повинных граждан. Это входит в ваши понятия о милосердии и помощи слабым? Остается только стойкость в несчастиях - жертвам можно действительно посочувствовать. Или же я ошибаюсь? Если я неверно информирован... Что же, возьму свои слова обратно, чтобы вы не чувствовали себя оскорбленной.

- К-каких погромов? - запнулась Эжени, - Каких погромов? Этот несчастный, которого Вы загнали в угол... Он больше не заговорщик. Мы скоро уезжаем из этого города, не беспокойтесь. Кем бы он ни был - я ему небезразлична, - почти выкрикнула она, - Вспомните нашу апрельскую встречу, будь проклят этот месяц. У вас было такое, когда вы оставались один? Когда хотелось кричать, а некому даже не было слышать? Или считаете, что мы настолько всесильны и бесчеловечны, что нам это не надо? Я осталась одна, совсем одна, понимаете? Наедине с неприязнью и страхом людей. Вы сами - в числе них - "Ах, это бессмертное существо внушило Камилю дурные мысли. Они почти всесильны и они еще отплатят нам - так будем же осторжны и забудем их". Так? Вы переживали не меньше, но вокруг Вас всегда был тесный круг друзей, который только и пытался, чтобы Вам не было так плохо. А у мен никого не было, потому что Каимль этого не терпел. А этот человек бросил ради меня заговор, бросил все.

- Ах, да, возможно вы не обратили на них внимания, - иронично заметил Робеспьер. - В Париже всегда что-нибудь случается, не так ли? Так расспросите же вашего нового друга о погромах, он вам расскажет более красочно, нежели это смогу сделать я. Спросите, как его друзья печатают фальшивые ассигнации и наводняют ими провинции из-за чего растет инфляция, а следовательно и голод! Вы, которая так радеет за судьбы несчастных, могли бы и понтересоваться столь существенным вопросом. И прекратите говорить мне о сантиментальных воспоминаниях, которые излишни и к теме разговора не имеют никакого отношения. Хотите развлекаться? Пожалуйста. Кто же может остановить бессмертное существо? Только не говорите мне, что этот человек бросил заговор. Он до сих пор в нем участвует. Что для него вы, когда он посвятил делу добрую половину своей жизни и собирается удачно посвятить вторую? Задайте эти вопросы если не ему, то себе. И задумайтесь над вашими понятиями об идеалах.

- Замолчите, - устало сказала Эжени, - Замолчите. Какое право вы имеете говорить со мной таки тоном? Какое право Вы имеете называть то, что для меня дорого, сентиментальными воспоминаниями? Какое право Вы имеете говрить обо мне в среднем роде - "существо"?- Она не выдержала и разрыдалась, - Не смотрите. Наши слезы омерзительны. В этом мы отличаемся от людей.

- Мой тон, гражданка Леме оправдан тем, что все сказанное мной - правда, - ответил Робеспьер. - Ваши слова о прошлом и являются воспоминаниями, а то, что большую роль в них играют ваши чувства - это и есть сентименты. Но в любом случае, речь ведь шла не о них, верно? "Бессмертное существо" - этим определением вы назвали себя сами, я всего лишь повторил ваш эпитет, чтобы не обозначать вашу сущность. Однако вы плачете, значит, взяли на себя труд задуматься... Утрите слезы, - он протянул ей чистый платок. - Вы ведь не хотите привлекать к себе внимание?

- А Вы, Вы знали когда-нибудь что такое чувство? - спросила Эжени, - Что такое - одиночество? И человек, который выбирает Вас?

- Это не имеет ни малейшего значения, - ответил Робеспьер. - В наше время важны не столько эмоции, сколько поступки. Хотя часто одно проистекает из другого. Мне жаль, что вы сами и ваша квартирная хозяйка стали невольными соучастниками заговора, но вы знали, на что шли. Боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Прощайте.

- Прощайте, - Эжени отвернулась, - Вы не получите Сомерсета. Не получите.

Пожав плечами, Робеспьер подозвал собаку и направился к выходу из парка. Уже поздно, а ведь предстоит еще много работы.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Июл 21, 2010 2:36 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Сен-Жюст, Бьянка // Бьянка, Огюстен

- …. В следующий раз мы встретились на границе с Бельгией. Я был комиссаром Конвента, который забрел из любопытства на вражескую территорию вместе с могущественным другом. А он – дипломатом, призванным решать вопросы герцога Кобургского. – Сен-Жюст повернулся и закурил. – Вот и все на сегодня, Клери. Теперь ты знаешь обо мне чуточку больше, чем раньше. Но ведь это должно было когда-то произойти?

Бьянка задумчиво наблюдала за его силуэтом на фоне вечернего Парижа. Сегодня они решили не зажигать свечи. Сен-Жюст пришел с заседания Конвента мрачный и даже отказался от ужина. Он больше не говорил недомолвками. Казалось, что в своих рассказах о происходящем он черпал силы для дальнейшей борьбы. А может быть, просто приводил в порядок мысли. Она выслушала все, не перебывая. О том, как Карно, его злейший враг и преступник, выступил сегодня в Конвенте с предложением об участии в предполагаемой битве при Флерюсе аэростата… Чертов аэростат спутал все планы – депутаты рукоплескали стоя и кричали «Да здравствует Карно!» А затем – предложение направить в армию лучшего из комиссаров, зарекомендовавшего себя, как истинный борец и патриот. Антуана Сен-Жюста. Бьянке стоило немалых усилий привести его в чувство – он готов был пойти и застрелисть Карно в его собственном доме и не мог перенести личного поражения. И тогда она попросила его рассказать об истории его медальона. И услышала историю таинственного графа Сен-Жермена.
- Должно было, Антуан. Это удивительная история. Теперь в моей коллекции неразгаданных секретов – на один меньше, - улыбнулась Бьянка. – Ты не представляешь себе, как я мучалась тогда любопытством, пытаясь понять, что за раненый лежал в том доме, от которого я должна была отгонять ищеек Эбера. – Она подошла и села рядом на подоконник. – Ты ведь хочешь сказать мне еще что-то, Антуан? Говори. Теперь я ничего не боюсь услышать.

- Когда-нибудь я убью тебя за прозорливость, Клери. – Сен-Жюст продолжал смотреть вдаль, на одинокую приближающуся точку. Прохожий. Одинокий путник, рискующий гулять по Парижу. Редкий случай. – Ты права. Я хотел попросить тебя об одной услуге. В ближайшее время я должен отправиться в армию…

- И ты хочешь, чтобы я осталась? – тихо спросила Бьянка. Она хорошо помнила тот вечер, когда со слезами на глазах умоляла его взять ее с собой.

- Да. Прости меня. Если ты откажешься, я пойму, - Сен-Жюст повернулся и посмотрел на нее с обреченным видом. – Дело не во мне. В Робеспьере. Мы с тобой похожи. После того разговора я переборол в себе чувство к тебе, мешавшее мне жить. Уверен, что с тобой произошло то же самое. Я чувствую, что за его спиной смыкаются сети заговора, разорвать которые никто не в силах. Именно поэтому они сделали так, чтобы я не мог откзаться от этой поездки. У него никого нет. Лишь Огюстен и Кутон. И Браун. Но ты – сильнее. А они, боюсь, не со всем смогут справиться. – Сен-Жюст опустил голову. Также как и в разговоре со Страффордом, он решил сохранить тайну Эжени.

- Я поняла, Антуан. Я согласна. Я и сама хотела тебе это предложить. Знаю, что буду мешать тебе в армии, и буду нужнее тут, в Париже. А тебе будет, куда вернуться. – Бьянка склонила голову. – Я буду писать тебе письма каждый день. Хочешь, придумаем собственный шифр?

Сен-Жюст изумленно взглянул на нее и поцеловал в лоб, притянув к себе. – Спасибо тебе, Клери.

***

Когда Сен-Жюст ушел, Бьянка осталась стоять у окна. Он должен помахать ей рукой из окна. Ритуал, пусть недавний, но важный. В ее жизни больше не было иссушающей страсти, которая едва не погубила ее. Зато был Сен-Жюст – друг, о котором она всегда мечтала. Мечты сбывались, и все встало на свои места. Она станет незримой охраной для Робеспьера и не допустит, чтобы с ним что-то случилось. И никогда не посмеет больше его потревожить – слишком много ответственности лежит на его плечах. Оставался лишь один незавершенный отрезок ее жизни. Огюстен. Человек, который любил ее со всеми ее недостатками и никогда не задавал вопросов. Человек, которого она так грубо оттолкнула из-за глупой прихоти. Она никогда раньше не задумывлась, что он значит в ее жизни. Просто он всегда был рядом – сильный, надежный спутник, с которым было так легко и спокойно. Каждый вечер, забираясь к нему на колени, она привычно рассказывала ему о своих мыслях и переживаниях, а он видел в ней не бессмертное существо, а просто женщину. Сейчас, когда наваждение отступило, она вспоминала их вечера при свечах, их прогулки и легкие беседы. Они были настоящими. И ночи, во время которых она забывала о том, что уже давно не принадлежит к миру людей, были тоже настоящими. Смертный спутник, который полюбил ее не за ее таланты. Глупо уговаривать себя в том, что он ничего для нее не значил. А что если… Бьянка почувствовала, что сердце забилось при мысли о возможности поговорить с ним еще раз.

Через несколько минут она быстро шла по направлению к таверне, где в последнее время любил бывать Огюстен. Она просто вызовет его и попросит уделить ей минуту. А если он откажет.. Что ж, она это заслужила.
Огюстен отодвинул пустой кофейник и допил оставшийся в бокале коньяк. На сегодня достаточно. Проклятая жара, и так от нее нет никакого спасения, а лишний глоток спиртного и вообще превращает мозг в кашу. Расплатившись, он направился к выходу, вспомнив, что должен купить табак: надо же умудриться забыть кисет в инспектируемом им Бюро поставок… С другой стороны, необычайно интересно понаблюдать позарится ли кто-нибудь на чужую собственность?  Служащих там всего десять человек, но нельзя забывать о том, что люди приходят и уходят… Впрочем, это такие мелочи. Гораздо больше беспокоило то, что об аресте Клер Деманш не было слышно вообще. Будто ее и не арестовывали. Об этом поведал Рикор, который на правах секретаря просмотрел некоторые постановления.  Вопрос «почему так?» занимал его, но не до такой степени, чтобы идти к Максимильяну с вопросами. Довольно. Они и так обидели друг друга настолько, насколько это возможно.

На улице было так же душно, как и в помещении, это было как раз ожидаемо и даже уже привычно. Но он не ожидал увидеть возле кофейни Жюльетт Флери собственной персоной. В том, что она ждала здесь именно его, сомнений не было – молодая женщина сделала шаг навстречу.
- Здравствуй, Жюльетт, - поздоровался Огюсчтен, так и не решив, рад ли ее видеть. По правде говоря, он старался вообще не думать о ней. Чтобы не напиваться каждый вечер и не превратиться в ближайшее время в заправского алкоголика. Бокал коньяка после трудного дня – этого более чем достаточно.  – Что-нибудь случилось?

- Нет. Просто мне захотелось с тобой поговорить. - Бьянка говорила тихо, чтобы не привлекать внимания поздних прохожих. - Я кое-что поняла и спешу поделиться с тобой своими мыслями. А еще у меня теперь новая квартира. Не такая большая, как раньше, но с хорошим видом на улицу Комартен. Я принадлежу своим привычкам, - она улыбнулась и протянула Огюстену руку. - Пойдем?

- Что тебе нужно, Жюльетт? - устало спросил Огюстен. - Тебя чем-то обидел Максимильян и ты пришла искать утешения у меня, так как Сен-Жюст уезжает в армию, так? - Возможно, это был не тот вопрос, который следовало бы задать и теоретически он должен быть вне себя от счастья... Если бы ехидный внутренний голос не спрашивал, не надоело ли ему быть запасным вариантом.  - Однако если у тебя возникли трудности иного характера и ты хочешь посоветоваться - всегда к твоим услугам. Где тебе удобнее говорить?

- В моем новом доме. - Бьянка пропустила мимо ушей его тон и обиду. Он имеет право. Странно было бы ожидать, что Огюстен встретит ее с распростертыми объятиями. - Допускаю, что тебе неприятно взять меня за руку, как раньше, или даже под руку. В таком случае просто пойдем со мной. Пожалуйста! Мне ничего от тебя не нужно - ни советов, ни поддержки. Просто поговорить. - Она быстро заглянула ему в глаза и пошла вперед.

- Мне не неприятно, - бросил ей вслед Огюстен. - Просто глупо делать вид, что все осталось по-прежнему. Подожди, я должен купить табак.

- У меня есть и табак и коньяк, и кофе, - ответила Бьянка. Затем обернулась. - Впрочем, если тебе тяжело идти за мной, я могу сказать все тут. На улице. Мне не сложно. Как ты знаешь, я не очень беспокоюсь об общественном мнении. Говорить?

- Лучше пойдем к тебе. Там меньше шансов, что нас подслушают, - пожал плечами Огюстен. - Тем более, что мы, кажется, собираемся ссориться.

***

Бьянка зажгла свечи, поставила на стол коньяк, кофейник с остывшим кофе и положила перед Огюстеном табак. Кажется, все, как обещалала. Он был не расположен к беседе - это очевидно. Сколько же еще месяцев будут служить ей напоминанием о совершенной ошибке! Но - собственные ошибки надо исправлять, пусть даже и ценой собственной гордости. Она никогда еще не просила прощения у мужчины. Пусть же Огюстен станет первым. Бьянка села напротив и взглянула ему в глаза. - Огюстен... Ты удивишься, если я скажу тебе, что мое отношение к твоему брату было ошибкой, которую я приняла за настоящий чувства? Что я пожалела об этом, проанализировав все, что произошло? Что слухи обо мне и Сен-Жюсте - лишь слухи, и он по сей день остается моим добрым другом, который просто помог мне удержаться на плаву и не потерять себя окончательно? Что наши отношения для меня значили больше, чем я и сама могла себе предположить? Слишком много вопросов, верно? И немного не женский подход к делу? Но иначе я не умею. Подумай, преэже чем ответить. - Бьянка хотела подойти по привычке, но сдержалась. Нельзя давить на Огюстена, иначе его решение будет пристрастным. Пусть решает сам.

- Ошибкой...  - хмыкнул Огюстен. Спрашивать о том, не Максимиляьн ли поставил крест на этом начавшемся или нет романе, было бы чудовищной бестактностью. А ведь если это -  правда, то его поведение с Жюльетт сейчас похоже на отвратительное. Действительно, откуда столько сарказма? А о последнией беседе с братом и вообще лучше подумать в другой раз... чтобы избежать искушения напиться. Хорошо, когда все эмоции продиктованы холодным рассудком, но у него так никогда не получалось и учиться уже поздно. - Послушай, Жюльетт... Я очень ценю твое доброе ко мне отношение, но мне до смерти надоело быть запасным вариантом для тебя. А также я не хочу думать о том, куда все приведет, если мой брат снова появится на горизонте. Я ему не соперник, будем честными хотя бы здесь. Да, я мечтал, что ты однажды скажешь о том, что наши отношения много значат для тебя. Но от некоторых вещей меня уже очень сильно тошнит, хотя я до сих пор не особенно обращаю внимание на такие вещи, как людская молва.

- От каких же, Огюстен? - Бьянка не сдержала насмешливого тона. - Когда мы познакомились, ты гордился тем, что далек от слухов и общественных оценок. Но, вижу, что-то изменилось? Расскажи? А я готова ответить на твои вопросы, если захочешь. На любые и честно.

- Понимаешь, Жюльетт, здесь имеет большое значение разница в восприятии вещей, - мягко сказал Огюстен. - Я могу относительно спокойно слушать практически все сплетни, но не могу притворяться глухим, когда судачат о том, что неплохо бы тебя переманить у Сен-Жюста, когда он уедет в армию.

- Судачат, - презрительно скривилась Бьянка. - Что ты хочешь, чтобы я сказала тебе, Огюстен? Антуан был моим другом все это время, и я никогда не давла ему повода считать, что что-то может измениться. В свое время я выбрала тебя. А своих решений я не меняю. Также, как и привязанностей. Я полюбила его, как друга, очень давно, и готова ради него на многое. Но это - другое, прошу тебя, пойми. Но ты - взрослый человек. Поэтому не стоит терять времени на все эти изыски. Несколько месяцев назад мы стояли с тобой у таверны и я впервые пригласила тебя зайти ко мне. Ты удивился, потому что так не принято. А я сказала, что мне наплевать на предрассудки. Тогда я не предполагала, что буду хотеть от тебя чего-то большего, чем ни к чему не обязывающие отношения. Но с течением времени я поняла, что именно ты - тот самый мужчина, который... Черт возьми, - она нахмурилась. - Я даже не знаю, что ты думаешь, и говорю тебе все это! Но мы же не в театре! Поэтому я сокращу эту сцену. - Бьянка собралась с духом и выпалила. - Огюстен, я хочу начать все с начала. С момента знакомства. С тобой. Перечеркнув все, что было. Решат тебе.

- Я не говорю конкретно об Антуане Сен-Жюсте, - сказал Огюстен. - Я знаю, что вы были знакомы еще до того, как мы встретились. Забудь. Действительно, не стоит терять время на все эти изыски и мы не в театре. И давай попробуем начать все сначала - все равно отпустить тебя у меня никогда не хватит силы воли. Слишком сильно я к тебе привязан... не знаю, к добру это или к худу, - он налил полный бокал коньяка и отсалютовав Жюльетт, осушил его. - Посуду бить не будем, хотя и считается, что это на счастье.

- Как все мрачно, Огюстен, - опешила Бьянка. - Ты поставил меня в тупик. Ты... не хочешь? Но я же тебя не заставляю. И не обижусь, если ты откажешься. Я все понимаю - после таких признаний, которыми я тебя огорошила, трудно что-то восстановить.

- Хочу, Жюльетт, - невесело улыбнулся Огюстен. Похоже, этой маленькой женщине навсегда суждено остаться его наваждением. Но как быть  с тем, что без нее невыносимо, а забыть все не позволяет какой-то сидящий внутри бес, который иногда подает ехидные реплики вроде той, о запасных вариантах. Ни настоящего примирения, ни настоящей ссоры, одним словом. Осталось только напиться, тогда все философские вопросы исчезнут сами собой и станет абсолютно безразлично даже такое понятие. Он снова наполнил бокал. - Я уже сказал, что у меня не хватит силы отпустить тебя. Веришь, что вспоминал тебя чаще, чем ты думаешь? Знаю, что веришь. Вот и закончим на этом всю нашу философию, так как она приблизилась к вполне логичному финалу. Ты слишком много для меня значишь.

Бьянка медленно подошла и положила руку на бокал. - Подожди напиваться, Огюстен. Давай поговорим. - Она села на пол и положила голову ему на колени. - Мы не были вместе не так долго, но за это время произошли разные события. Прежде между нами не было тайн. Пусть так будет и дальше. Я готова рассказать тебе про все, о чем передумала за последнее время. О том, как поняла, что для меня - настоящее, а что - нет. О том, как в один прекрасный день поняла, что придумала свои чувства к твоему брату. Что на это повлияло? Теперь это не имеет значения. Вокруг меня всегда будут происходить события, неизменно порождающие слухи - уж такое я существо. Просто закрой глаза и поверь мне. Это все, что я хотела сказать.

- Я не очень хочу об этом слушать, Жюльетт, - одной рукой Огюстен машинально перебирал ее волосы, окончательно повредив прическу, во вторую взял бокал с коньяком. - Не потому что речь пойдет о твоих чувствах, а потому, что речь пойдет о моем брате. Боюсь, что я оскорбил его всеми возможными способами и теперь, чтобы не было мучительно больно, пытаюсь не вспоминать. Как-нибудь ты все расскажешь, если сочтешь нужным, хорошо?

Бьянка поднялась и, быстро взяв в ладони лицо Огюстена, развернула его к себе. Похоже, последствия ее гадкой ошибки преследуют не только ее, но и тех, кого она любит. Если бы можно было повернуть время вспять! - Огюстен, мы договорились начать все с начала, - заговорила она тихо. - Ты согласился. Я прошу тебя сделать то, что сделала я. Перечеркнуть все, что ты натворил за это время. Вижу, тебе больно об этом вспоминать. Также как и мне больно вспоминать о том, как я испортила свою жизнь, не разобравшись в том, что на самом деле имеет значение. Пусть же это останется в прошлом. Сделай это ради меня. Иначе ничего не получится. Мне ведь тоже непросто было принять это решение. Прошу тебя, помоги и мне и себе!

- Я и рад бы забыть. Но он не забудет. Впрочем, довольно об этом, иначе мы договоримся неизвестно до чего, - он притянул ее к себе и усадил на колени. - Лучше поговорим о чем-нибудь нейтральном. А потом - отдыхать. Уже поздно.

- Но его тут нет. И об этом мы поговорим когда-нибудь потом. - Бьянка улыбнулась и взглянула на Огюстена сияющими глазами. - Мне тебя не хватало. Очень. Но лучше о нейтральном. Сейчас я буду рассказывать тебе один важный план по изменению газеты. Не удивляйся - я решила, что теперь буду печатать в ней карикатуры. Хочешь покажу, что у меня накопилось? - По мере того, как лился рассказ, взгляд ее спутника успокаивался, а лицо приобретало умиротворенное выражение. Значит, все правильно. Она напишет Робеспьеру, и закроет эту историю окончательно. А Маэл Страффорд станет ее ангелом-хранителем.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Июл 24, 2010 1:44 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, предместье
Бийо-Варенн, Тереза Желле


«Я согласна, Антуан, забери меня отсюда, все, что я тебе наговорила – ложь». Он улыбается и протягивает руку. «Я знаю. Пойдем. Мы обещали друг другу, помнишь? Больше я тебя никогда не оставлю. Не будет больше салона мадам Жанетты. Ничего не будет».

Тереза Желле открыла глаза и села на кровати. Какой чудесный сон! И он был так реален… Эта комната. Столько свечей. На столе – шампанское и сыр. Как она тут оказалась? Она помнила мужчину, который пришел к ней на рассвете. Он был вежлив и пожелал угостить ее вином. Кажется, она перебрала лишнего. Потом – сны и комната. И свежий воздух. Однажды в полусне она услышала, как по стеклам стучит дождь. А, может быть, тут просто иначе дышится, чем в салоне среди проституток. Тереза поднялась и увидела на столе кувшин и полотенце. Не сон. Он забрал ее. Она с наслаждением умылась и привела себя в порядок. Сегодня нужно быть красивой и найти слова. Конечно, Антуан сердится за подобное поведение, но раз он решил спасти ее, но значит – не все потеряно. Она расскажет, как пыталась покинуть Париж после того, как он ее выгнал, а она сбежала от тех страшных людей. Как пугалась собственной тени, потому что боялась снова попасть в тюрьму. Как плакала, переночевав впервые в ножлежке, и как чуть не умерла от голода. Однажды ее заметил какой-то солдат. Да. Он определенно был военным. Он повел ее в таверну, накормил и напоил, а затем отправился в комнату наверху. Тогда она впервые отдалась незнакомцу, просто из благодарности, а не из страха, как с тем политиком. С этого все и началось…

Тереза услышала шаги. Сердце забилось в ожидании, и она шагнула вперед. Когда дверь распахнулась, она едва не закричала от ужаса. На пороге стоял тот самый человек, который сделал ее тем, кем она стала.

- А ты все так же красива, Тереза, - ехидно заметил Бийо-Варенн, войдя в комнату. Эта женщина стала его наваждением с первой минуты как он ее увидел. К несчастью, она быстро сбежала от Сен-Жюста, где была так доступна. Но ничего, случай помог. Он нашел ее. И ей некуда идти. Она будет с ним теперь. Несмотря ни на что. И она полюбит его. Со временем, не сразу. Сейчас она просто испугана. Но она поймет, что он принял правильное решение. Поймет, что неизвестной без документов ей не жить в Париже, а он спас ее. И от борделя, и от гильотины. Она снова пыталась сбежать от него, но он успел первым. И теперь она будет с ним.
- Тебе нечего бояться, Тереза, - мрачно сказал он, - Ты больше не вернешься в бордель. Все будет по-другому. Со мной.

- Как вы здесь оказались? - Тереза постаралась говорить спокойно. Получалось плохо. Боже мой, Антуан сейчас вернется и увидит этого челвоека здесь! Он выследил их! И снова угрожает!


- Ты не помнишь, - улыбнулся Бийо-Варенн, - Я знаю, что ты хотела сбежать от меня снова. Но я помню твой взгляд в коридоре - молящий, испуганный. Твой последний клиент был моим человеком, который дал тебе вина. Ты сама согласилась уйти со мной, Тереза. Тебя забрали для расследования от имени важной организации. И больше никого не будет кроме тебя или меня.

- Что??? - она села на стул, не веря своим ушам. - Вы что такое говорите? Я..ушла.. с вами? Немедленно верните меня обратно! - ее голос задрожал от негодования.

- Вспомни, Тереза,- мыгко сказал Бийо-Варенн, - Вспомни нашу встречу. Ты сказала, что тебя ждут. Но я дождался, и ты не возражала. Это не из-за лишнего бокала. Ты ненавидела бордель. Я вытащил тебя оттуда, как ты и хотела. Женатта мне все рассказала. Я забрал тебя. Ты в безопасности, успокойся.

- Верните меня немедленно назад! Да что вы себе такое позволяете?! - закричала Тереза и бросила к двери. Сейчас ею руководил только ужас и чувство омерзения. А еще - страшная обида за то, что сон оказался всего лишь насмешкой. Да как она могла вообразить себе, что Сен-Жюст будет пачкаться о проститутку?

- Тебе не нравилось в борделе, Тереза, - отрезал Бийо-Варенн, - И здесь нет никого, кто услышит твои вопли. Ты получишь свободу - если поклянешься быть со мной. Всегда. Выбора нет.

- ЧТо значит быть всегда? - Тереза громко и нервно расмеялась. - Вы что же, жениться мне предлагаете?


- Конечно, нет, - рассмеялся ей в лицо Бийо-Варенн, - Но любовница - это не так плохо, как ты думаешь. Соглашайся, Тереза. Тебе больше не к кому пойти - и не сможешь. Месяцев несколько ты поживешь под замком - не выношу строптивых. Потом я буду выпускать тебя. И ты будешь любить меня за то, что иногда выходишь и видишь людей. Ты согласна? Иначе - эта комната до смерти. Я не отдам тебя другому. Ни Сен-Жюсту, ни твоим клиентам.

- Да я что же, вещь тебе, что ли? - взорвалась Тереза и схватив со стола бутылку шампанского, запустила ею в сторону "спасителя". Глупо и опасно. Но сейчас это не имело значения. То, что он предлагал, было хуже, чем бордель. Хуже всего, что только можно было вообразить. - Да я лучше умру! - выкрикнула она в запальчивости.


- Я думаю, ты изменишь свое решение, - усмехнулся Бийо-Варенн, - Увидимся через пару дней, красавица. Если будешь умницей, разрешу тебе выйи в сад. Сейчас цветут мальвы.

Тереза бросилась к двери, за которой скрылся этот демон и забарабанила по ней кулаками. Глухо. Затем к окну. Это был загородный дом, второй этаж. Что ж, она свяжет простыни и спустится по ним вниз - кажется, где-то такое она читала.. Главное - разбить окно...

Бийо-Варенн закрыл дверь, некоторое время не отходя от нее. Конечно, она постарается уйти черкз окно. Пусть разобьет стекло. Дальше она увидит решетку - милая дань моде прошлых лет. Барер обещал, что не будет вникать в прошлое женщины, поселившеся в особняке его любовницы. Так что пусть кричит и стучит. Она поймет. Должна понять

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Июл 24, 2010 3:12 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Бьянка, Робеспьер

«Уважаемый гражданин Робеспьер! Прошу вас, забудьте обо всем, что я Вам наговорила…» Нет. Бред, глупость. Бьянка вновь порвала записку. Прежде она всегда находила верные слова для писем, но в этой ситуации она никак не могла придумать, как лучше выразить этому человеку свои чувства. Точнее, то, что их больше нет и не стоит ее бояться. Теперь она могла думать о нем спокойно, оставалось лишь ужасаться той слабости, которую она ему показала. В памяти стояло ее собственное отражение в зеркале, когда она униженно лепетала ему о своих чувствах, и слова Маэла – жесткие и правдивые. А еще голос Сен-Жюста, который, как всегда, разложил ей все по полочкам. Наваждение, мешающее жить. Она умудрилась испортить жизнь не только себе и Робеспьеру, но и еще двум людям, которых любила. Но – хватит об этом. Достаточно того, что во взгляде Огюстена поселилась несвойственная ему печаль, потому что ему нанесли смертельную рану. Понадобятся месяцы, чтобы все загладить. Чтобы доказать ему, что она действительно вернулась и ей снова можно доверять. Но она справится. Только перед этим нужно закрыть самую трудную главу этой истории… Бьянка снова взяла перо. «Уважаемый гражданин Робеспьер! Вы не представляете себе….» Черт. Новый листок отправляется в мусор. Судя по всему, ей нужно сказать ему все это лично. Иначе это будет давить на нее и мешать жить.

Огюстен сказал, что вернется сегодня за полночь. Вернулся кто-то из его старых приятелей по миссии в Италийскую армию, и они устраивали большую попойку. Она готова была напроситься с ним, но, узнав, что там будет Буонапарте, замялась. Этот человек вызывал у нее такое отторжение, что она даже не умела этого скрывать. Поэтому они договорились встретиться дома. У нее оставалось два часа. Бьянка отправилась к Сент-Оноре. Она видела, как Робеспьер вышел из дома в сопровождении собаки и пошел в сторону парка. Неудачно, конечно – их увидят вместе и пойдут новые разговоры. Но, с другой стороны, она все расскажет Огюстену, и тема будет закрыта. Бьянка приняла решение и направилась к нему уверенным шагом.

Браун увидел ее гораздо раньше, нежели он сам - пес остановился и немного неуверенно завилял хвостом. Жюльетт Флери. Женщина, с которой он не хотел говорить, так как опасался, что разговор снова зайдет о темах, слишком запутанных для понимания и продолжится до утра. Что повлечет за собой только обиды, а для него лично - очередное недосыпание и усталость. Ссоры с Огюстеном и без того достаточно, теперь же у брата будет повод  добавить к уже сказанному еще кое-что и он будет прав... - Добрый вечер,  - поздоровался он. - Вы пришли, чтобы составить нам с Брауном компанию? Мы идет в парк.

- Да, если вы не против, - Бьянка просияла. Он вел себя так, словно не было того жуткого признания. И то легче. Она пошла рядом, подстраиваясь под его медленные шаги. Устал. Не выспался. Нервничает. Все, как обычно - стандартный набор. Примешивалось еще и его опасение о том, что разговор возобновится. Что ж, хотя бы вы этом вы можете быть спокойны, гражданин Робеспьер. - Я пришла рассказать вам, что мы помирились с Огюстеном и теперь снова живем вместе. И еще поделиться хорошим настроением. Можно?

- Я рад за вас, - ответил Робеспьер, почувствовав нечто близкое к давно забытому спокойствию. - Знаю, что Огюстен очень переживал  и если вы смогли решить все ваши недоразумения, позвольте только пожелать вам удачи.

- Иногда нужно дойти до крайней точки, чтобы разобраться в себе. Увы, мы подвержены смертным чувствам ничуть не меньше людей, и также, как и люди, совершаем ошибки. - Бьянка улыбнулась. - Сегодня я целый час писала вам письмо, чтобы объясниться за свою глупую выходку. Но не нашла слов и решила прийти к вам лично. Прошу вас, забудьте все, что я вам наговорила. Я приняла за любовь то безмерное уважение, которое к вам питаю, и наговорила вам все это, толком не разобравшись в том, что мне нужно. А мне нужна ваша дружба. И возможность изредка говорить с вами о жизни и о своих впечатлениях от нее. Почему-то вам я могу сказать немного больше, чем Огюстену или Антуану. Наверное, дело в вашей мудрости и в том, как вы смотрите на окружающий мир. Пожалуйста, не считайте, что я хочу вам польстить. Я говорю искренне. И очень хочу вернуть все на прежние позиции. Несколько дней назад я поняла, что приняла бы предложение вашего брата, если бы была простой смертной. Вот, наверное, и все, что я хотела сказать. Решение - за вами. Я поставила вас в неудобное положение, поэтому пойму, если вы попросите меня не тревожить вас. И не обижусь.

- Вы правы в том, что иногда нужно дойти до крайней точки, чтобы понять себя, - устало сказал Робеспьер. Чудовищное напряжение ушло, оставив после себя тольтко накопившуюся за много дней усталость. В том, что Жюльетт Флери говорит искренне, он не сомневался. Такие как она, если он успел хотя бы немного понять их, не умеют кривить душой настолько, чтобы пренебрегать собственными чувствами. Обобщив эти выводы, он вспомнил и еще кое о чем. Вопрос, который волновал его все это время... - Могу только повторить. что рад тому, что вы все обдумали и сделали свои выводы. Мне бы не хотелось терять вашу дружбу. Тем более, что вы можете помочь советом в деле, о котором я вряд ли решусь говорить с кем-либо кроме Антуана. но завтра он уезжает. Если вы не возражаете, мы как-нибудь поговорим об этом.

- Давайте поговорим сейчас! - оживилась Бьянка. При мысли что с ней хочет посоветоваться Робеспьер, она совершенно забыла, что дала себе слово не давить на него и не навязывать свое общество. Да и мучительное напряжение, существовавшее между ними во время их последней встречи, улетучилось. Он всегда слишком хорошо понимал ее, чтобы не поверить. - Если вам неудобно говорить в парке, мы можем зайти выпить кофе. Сейчас из-за погоды многие кафе пустуют - люди пытаются забыться сном, а не блуждать по городу в такой духоте. Пойдемте?

- Нет, не нужно, - отклонил идею Робеспьер. - В пустом кафе легче быть подслушанным. Тема разговора такова, что нас сочтут сумасшедшими... Да и Браун должен побегать, он весь день спасается от жары возле ледника, там прохладней. Но к делу. Я хотел спросит о Театре вампиров. Что они такое? Знаю, что если дела касаются их Театра, они могут отстаивать свои интересы, вмешиваясь в дела людей. Но если это касается не Театра, а одной из... коллег? Могут ли они вмешаться и отстаивать ее интересы?

- Театр вампиров? - Бьянка посмотрела с тревогой. И коротко ответила. - Да. Они очень опасны. - Она задумалась об истории с Элени Дюваль, из которой Антуан вышел живым лишь чудом - потому что черноглазая красавица сама его отпустила. - Сейчас попробую объяснить подробнее. Театр вампиров - это собрание. Настоящее, сейчас таких почти не осталось. Поодиночке они довольно слабы, и мне не составило бы труда справиться с ними. Но их - пятеро, а, возможно, уже и больше. Умоляю вас, не связывайтесь с ними. Я не смогу вас защитить, даже если попытаюсь. Но я могла бы поговорить с ними. - Она подумала об Армане. Он так и не пожелал ее видеть, хотя она давала ему понять, что находится в Париже. Значит, старая дружба забыта.

- Я ничего не собираюсь предпринимать против них, - быстро ответил Робеспьер. - Это было бы глупо... Дело в том, что одна из актрис или, вернее, бывших актрис, насколько я могу судить, избрала себе спутником человека... одним словом, по этому человеку давно плачет эшафот. В моих силах действовать против него днем, когда она не может ничего сделать. Однако я не знаю, насколько у меня связаны руки ее присутствием. Не станут ли ее коллеги принимать в ней участие?

- Актеры Театра далеки от политики... - задумчиво проговорила Бьянка. Так вот, что означала просьба Антуана остаться. Прежде он никогда не просил ее присмотреть за Робеспьером и его безопасностью, а тут сказал открыто, так, словно ему не к кому было обратиться.... - О ком вы говорите? Насколько я знаю, самое страшное существо в Театре - это Элени Дюваль. Она - всеобщая любимица, она умна и изощренна в мести.

- Нет, не Элени Дюваль, - покачал головой Робеспьер. - Эжени Леме. Она сочла нужным связаться с роялистским заговорщиком и не могу не сказать, что меня это не беспокоит.

- Но она... Не может быть... - Бьянка нахмурилась. Она помнила свой разговор с Эжени, помнила ее историю с генералом Гошем. - О ком вы говорите? Эжени всегда поддерживала якобинцев... Я растеряна и даже не знаю, что сказать.

- Может, - уверенно сказал Робеспьер. - Только из-за этого факта я вынужден был отозвать агентуру, работавшую на сборе информации о роялисте. Множество скрупулезной работы  было проделано зря... но сути дела это не меняет - Уильям Сомерсет надежно укрылся под ее крышей на улице Сите. Хозяйка квартиры арестована, но роялист по-прежнему там... А у наших присяжных есть шанс лишиться рассудка, вынося старушке оправдательный приговр.

- Сомерсет? - Бьянка не смогла сдержать озорной улыбки. - Я его знаю. Он красив и обладает особым потусторонинм обаянием. Он - тот самый человек, которого я хотела подарить вам и Антуану, но вы попросили меня прекратить заниматься самостоятельными попытками что-то разведать. Помните? Это было два месяца назад. - Бьянка умолчала о том, что и сама с удовольсвтием флиртовала с ним, просто потому что он располагает к этому. Вот только она бы не стала связываться с роялистом. А Эжени... Бедняжка генерал. Он бы, наверное, умер, узнав, кем является его соперник.

- Значит, теоретически его поимка возможна... - задумчиво сказал Робеспьер. Постепенно в голове начал созревать план действий, хотя на то, чтобы четко оформить его, нужно было время. - Поймите, дело не в том, чтобы просто избавиться от него, это можно было сделать и раньше... Сомерсет являлся правой рукой де Баца и благодаря ему мы узнали кое-что важное... Благодаря грубой слежке. Необходимо выжать из него все, что возможно, а потом... - он развел руками. - Какой прогноз вы дадите на то, чтобы снова приставить к нему агентов в дневное время?

- В дневное время мы бессильны, - честно сказала Бьянка. - А Эжени среди нас достаточно молода, и гораздо слабее. Вы можете приставить к нему агентов, но если поручитесь за то, что он их не заметит. Важно понять, кем он для нее является. Если она избрала его орудием мести, что возможно - это одно. Если же она привязалась к нему, - это другое. Вы уже отняли у нее челвоека, которого она любила. Знаю, что говорю жестокие слова, но сейчас я пытаюсь рассуждать, как она. Боюсь, если история повторится, она потеряет голову.

- Я отнял у нее человека, которого она любила, - медленно повторил Робеспьер. Когда он продолжил говорить, тон был другим: жестким и хлестким, хотя негативные эмоции и не были направлены на собеседницу. - Возможно. Я тоже склонен думать о том, что здесь может иметь место месть. Но меня не интересуют привязанности этой женщины. Если бы Эжени Леме думала о том, что творит, она бы нашла способ образумить Камиля. И не дала бы денег на тот самый последний номер "Кордельера" из-за которого разгорелся скандал. Или мне нужно благодарить тех, кто говорил... Неважно. Меня интересует роялист и информация, которую он может дать. К любви это имеет мало отношения.

- Теперь, когда ваш враг обзавелся бессмертной, готовой ему помогать, у вас связаны руки. Но мы можем уравнять ставки. Вы же помните, сколько раз я просила принять мою помощь, но отказывали из благородных побуждений. Теперь все изменилось, ведь так? - Бьянка подвела черту, надеясь, что все поняла правильно. Она думала и о его словах о Демулене, пытаясь представить себе, как бы поступила сама, оказавшись на месте Эжени и будучи спутницей этого взрослого ребенка-мечтателя.

- Теперь ситуация несколько изменилась, это правда, - вынужден был признать Робеспьер. - Если вы хотите помочь, мы можем сделать вот что... Вы измените свою внешность, как положено агенту, и постраетесь передать Сомерсету запрос с требованием предоставить информацию... Якобы от других заговорщиков. На время вы станете аристократкой и  двойным агентом. Но это рисковано. Вам понадобится все ваше умение...

- Я согласна! - Бьянка готова была закружиться по улице. Он снова называет ее агентом и готов принять ее помощь. Кажется, Маэл Страффорд сделал для нее еще больше, чем она думала, когда отругал в Булонском лесу. - Ваши агенты будут следить за ним днем. Я - ночью. Но я должна сообщить Огюстену о том, что буду снова работать на Бюро. Не хочу больше секретов и тайн. Надеюсь, вы меня поймете правильно.

- Разумеется, - кивнул Робеспьер. - Мне нужно обдумать детали, поэтому мы можем встретиться завтра здесь же, чтобы обсудить все. Вам придется общаться с другими нашими агентами, вам нужна легенда и некоторая поддержка по внедрению. Сомерсет умен и не вчера родился. Вы же продумайте для себя образ, в котором станете неузнаваемой и воскреситев памяти манеры, которые не увидишь на улице. Однако будьте осторожны, именно на улице их и не нужно демонстрировать.

- Я приду. А о моих аристократических манерах можно не беспокоиться. Просто они надежно запрятаны на дне сундука, который Антуан вынес из огня. Спасибо вам. Мне пора. Я очень рада, что мы поговорили. - Бьянка легко взмахнула рукой и поднялась. - До завтра, гражданин Робеспьер.

- До завтра, - Робеспьер помахал рукой в ответ и подозвав собаку пошел к выходу из парка. Кажется, сегодня можно будет уснуть относительно спокойно.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Июл 24, 2010 3:31 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж
Огюстен Робеспьер, Наполеон Бонапарт, Лазар Гош

- Прости, родной, - Жанетта еще раз обняла Гоша, - Я не могу тебе сказать, что с ней стало. Считай, что этой девушки и не было.

- Я не могу так. Я обещал ей помочь, и она точно хотела этого. Она должна была дождаться. Что с ней случилось? Кто ее увел? – сквозь зубы процедил Гош. Данный диалог в разных вариациях продолжался уже второй час и суть его сводилась к тому, что за несколько часов до условленного появления Гоша, Терезу забрал из борделя какой-то господин, к тому же очень важный.

- Мы всегда были друзьями, дорогой, и я хочу, чтобы остались ими еще на много лет, - мягко сказала Жанетта, - А этот человек – это пропасть, о которую ты разобьешься.

- Ну, значит, разобьюсь, - упрямо сказал Гош, внутренне понимая резон в словах Жанетты – расстаться с жизнью, защищая проститутку было не лучшим некрологом, совсем не похожим на те, о которых он мечтал, - Но кем бы ни была они и он. Она – женщина. Ты понимаешь? Я обещал, - упрямо возразил он.

- Я не могу тебе помочь, - снова вздохнула Жанетта, - В конце концов, ты рискуешь только собой, а я – всем, на что так долго зарабатывала всю жизнь. И, кстати, остальными девушками тоже. Лучше приходи вечером, отметим окончание всех недоразумений между нами, найдем тебе другую девушку – лучше Терезы.
Понимая бесполезность дальнейшего диалога, Гош неопределенно пожал плечами и, развернувшись на каблуках, вышел.
Настроение было отвратительным, если не сказать больше. Во-первых, как в этом ни было мерзко признаваться, то, что главным делом его жизни является беготня за девушкой легкого поведения, которая, быть может, и вовсе ушла по доброй воле с тем, кто больше ей обещал, угнетало – если не сказать больше. В конце концов, места в своей жизни для Терезы он придумать не мог, как, может не хотелось. Во-вторых, шестым чувством он понимал, что она в беде – при этом даже если каким-то чудом он узнает, кто ее выкрал, он едва ли сможет что-то сделать. Пригрозить публичным разоблачением? Если этот человек – важная персона в правительстве, он запугает Терезу так, что та подтвердит все на свете, а поверят скорее ему. Убить его и отправиться на гильотину с сознанием выполненного долга? Терезе это не поможет, а уж Карно будет… Наверное, разочарован. О значении этого слова не хотелось даже думать.
Таким образом, оставалось только одно решение – пойти в близлежащую таверну и попробовать привести мозги в порядок от жуткой жары. Может быть, если не придет решение – то хоть какая-то зацепка всплывет. Что она про себя там рассказывала?...
Заказав вина, Гош устроился в углу таверны, придаваясь размышлениям.

- Нет, ты не понимаешь, надо это сделать сейчас или никогда! – чей-то громкий голос, тараторящий французские слова с немыслимой скоростью быстро выдернул его из задумчивости… Какая-то знакомая скорость… И очень знакомый удар ладонью по столу, которым маленький человек, произнесший только что тираду немыслимой длины с немыслимой скоростью, завершил свой монолог, гневно глядя на собеседника. Собеседник был выше его даже в положении сидя на голову, и спокойно откинулся на спинку стула, чтобы дослушать до конца, лишь барабаня пальцами в такт, чем выдавал свое легкое нетерпение или скуку, которые не давал себе труда скрыть.

- О, Наполеоне. Какими судьбами? – несколько нервно спросил Гош, во-первых, не скрывая досады, что ему (и веем остальным посетителям таверны) помешали заниматься своими делами и мыслями в столь бесцеремонной манере, а во-вторых, слегка злясь на то, что пока он безвылазно сидит в Париже под подозрением, этот маленький генерал пользуется всем доверием, в котором ему самому отказали.

-... и к чертям собачьим моя поездка. Она бесполезна и бессмысленна, - закончил свой монолог Буонапарте. Ну когда, когда до них дойдет, что план кампании хорош и это не может ждать! Сколько можно топтаться на одном месте! И вся эта поездка в Геную... она же не имела смысла, если все разговоры будут сводиться только к обсуждениям, а не к действиям. Правда, Огюстен здесь не при чем, это Конвент не говорит ни да, ни нет, но с другой стороны, можно же убедить их... Погрузившись в свои мысли, Буонапарте  не сразу обратил внимание на то, что его позвали и что собеседник смотрит на кого-то за спиной с удивлением. Наполеоне повернулся. - Аааа, Лазар. Присаживайся с нами, принимай участие в разговоре об Италийской армии и выпей, разумеется. Только разговор у нас зашел в тупик.


- Ты снова смотришь на Юг, как я вижу, - рассмеялся Гош, присаживаясь за столик старого знакомого и неизвестного гражданина, который взирал на Наполеоне с почти ангельской скукой, - Однако, судя по лицу твоего собеседника, ничего не изменить. Так что наступай там, где можно наступать, Наполеоне. Попросись на север, под Рейн, там и красоты и красотки не хуже. Или если неймется до Италии - воюй еще и пером. Например, твои соотечественники-корсиканцы - многие ушли в горы, когда провозгласили Республику. Предложи Конвенту объявить амнистию и наступай, присоединяя к себе колеблющихся. Италия тогда сама к тебе прибежит, - весело закончил Гош, представив себе на секунду толпу итальянцев, которые склоняются перед человеком, который был едва ему самому по плечо. Наверное, он первым делом скомандует *Не бегите ко мне! Бегите дальше - на Польшу!*

- Не хочу я на север, - мрачно сказал Буонапарте, покосившись на Огюстена. Опасные мысли высказывает Гош, опасные... Даже будучи человеком весьма далеким от политических интриг, он безошибочно чувствовал что следует говорить, а о чем лучше умолчать. Конвент и амнистия... Даже если это сказано в шутку, найдутся те, кто запишет и доложит куда следует. Знаем. Сталкивались. Наблюдали. Хорошо, что здесь Огюстен, одним словом. - Я хочу в Пьемонт, Лазар. И с моими соотечественниками не в ладах. С твоими шуточками... Огюстен, это у Лазара своебразное чувство юмора, не обращай внимания.

- Я заметил, - кивнул Огюстен, доливая в чашку с кофе контяк. Кем бы ни был неизвестный военный, он невольно избавил его от тоскивого, как шарманка, разговора. Хотя интересные мысли высказывает гражданин, даже Буонапарте притих.

- Что замолк, Наполеоне? - почти ласково спросил Гош, - Пропаганда - наше оружие не меньшее, чем клинки. Мы ведь несем не только оружие, но и свободу... Ну да ладно, у тебя все - в будущем, у меня - черт знает, - снова развеселился он, - Не хмурься. У меня сегодня почти праздник, - хмуро сказал он, - Причем в кои веки с мыслями о последствиях. Так выпьем за то, что я стал важным клиентом борделя напротив, - Гош не удержался от возможности лишний рза поддеть Наполеоне, которого никогда не видел не то что с девушкой - даже в увеселительном заведении.


- Я думаю о последствиях, Лазар, - совершенно серьезно ответил Буонапарте. - Если меня арестуют за то, что ты агитировал меня призывать Конвент к амнистии, то мне будет уже все равно насколько важным клиентом борделя ты стал.

- Верно мыслишь, Наполеоне, - нехорошо улыбнулся Огюстен. - Быть тебе госудаственным мужем большого ума и больших талантов...

- А что такое? - вскинулся генерал.

- Это не я придумал, это цитата. Только не помню кого, - сказал Огюстен. - Что, не по душе быть  государственным мужем?

- Ну тебя, - отмахнулся Буонапарте. - Мне одна дурища однажды нагадала такое... Ты не поверишь! Вот стану назло тебе... ---

- Кем? - заинтересовался Огюстен. Оба рассмеялись, так как эта тема стала довольно старой и зубастой шуткой.

- Не волнуйся, Наполеоне, под арестом не так плохо, как ты думаешь, - ощерился Гош, - Будешь государственным мужем, учти и это. Ты неверно истолковал мои слова об амнистии - пусть так и запишут. О последствиях сейчас я и сам думаю, еслиты не заметил. Вот скажи мне - какие ты можешь ждать последствия от того, что стал любимым клиентом хорошего борделя? - Неверный ответ. Не больничная койка, а просто обещание не лезть не в свое дело. Я бы сказал тебе какое - но ты же боишься, что здесь все записывают, - Гош ехидно посмотрел на Бонапарта.

- Ты очень много говоришь об этом, - скривился Буонапарте. - У тебя что, стали плохи дела с женщинами? У кого что болит, тот о том и говорит? Какие тут, черт возьми, последствия? Любишь и любим, естественно, не за просто так. Ты что, пришел сюда, чтобы говорить о борделе?


- А что мне остается, - пожал плечами Гош, - Твой друг, наверное, важный политик, раз ты негодуешь на Пьемонт. И здесь кто-то точно все записывает. А я теперь сам ищу важного политика-не-знаю-кого, чтобы как раз обрести проблемы на свою голову, о которых ты и слышать не хочешь - а твой друг и подавно. Я не про бордель, Наполеоне. Вот лучше скажите мне как политические мужи - что вы будете делать, если женщина, которой Вы обещали помочь внезапно понадобится какому-то другом угосудраственному мужу? С удовольствием слушаю предложения.


- Когда дело касется политики, то я никакой не государственный муж, а так, пятое колесо в телеге, -  с очень смиренным видом сказал Наполеоне. - И не вижу ничего кроме того, что происходит в армии... --

- Ты видишь Пьемонт, Буонапарте. Даже во сне, - серьезно сказал Огюстен. - Зришь вдаль, так сказать...

- Вот Огюстен действительно государственный муж, - не моргнув глазом сказал Буонапарте, мстя за Пьемонт. - А я так... Считаю за честь сидеть рядом. А что за женщина, Лазар? При чем тут бордель? Тебя нашла там твоя нынешняя пассия и теперь не знаешь, что врать? -

- Нет, кто-то увел нынешнюю пассию, - подхватил тему Огюстен. - А гражданин теперь вполне законно ревнует и  потому стал лучшим клиентом борделя.

- Если женщина сама сбежала к государственному мужу и ты не можешь убедить ее вернуться обратно... Аминь, - молитвенно сложил руки Буонапарте. - Найди другую.

- Не сама, - мрачно заметил Гош, - И поверь, с Пьемонтом проще разобраться. Она ушла не по своей воле, потому что обещала уйти со мной, - поймав имя неизвестного собеседника, он начал понимать, - Ну, возможно, государственный муж Огюстен прав. Но мне нужен шанс убедить ее вернуться обратно, не правда ли? Кстати, Наполеоне, я не понял - а при чем ты тут помянул политику?... К черту вас обоих. Женщина попалу в неприятности. Будь она трижды проституткой - она женщина,- закончил Гош.

- Ты сказал, что тебя интересует какой-то известный политик, а я решил таким образом дать понять, что в политике, политиках и ворзможных интригах смыслю мало, - пояснил Буонапарте. - Я же все
время в армии. Знаю только тех, кто ездил к нам комиссарами, вот тебя, да еще Мерлена из Тионвиля. А что касается женщины... Политик тоже мог предложить ей помощь и скажу тебе по секрету, что у него гораздо больше шансов помочь ей решить все недоразумения, нежели у тебя.

- Не исключено и то, что ее просто забрали на несколько дней, - хмыкнул Огюстен. - Убрать в доме, приготовить еду, ублажить в постели... Почему нет, если есть деньги, а дорогая половина уехала в деревню? Не пойман - не вор.

- Не то, - отрезал Гош, - Она хотела уйти оттуда. Но ее забрал кто-то важный, причем насовсем. Если бы ее взяли на несколько дней - это не тайна. Что до Мерлена - я знал его и надеюсь больше не иметь этой... чести.

- А вы поставьте вопрос ребром: "Кто, граждане высокопоставленные депутаты увел шлюху из борделя напротив?", -  тихо сказал Буонапарте, обращаясь к Огюстену. - Можно даже составить петицию от..

- От недовольных похищением клиентов, - подхватил Огюстен. - Не выйдет. Все выльется в обсуждение борделей вообще.

- А если примут решение из закрыть? - сделал большие глаза Буонапарте. - Что же тогда Лазар делать будет?

- Все будут против, - заверил его Огюстен. - Кроме, может быть, двух-трех человек. Вроде Кутона.

- Это тот депутат, который повредил спину, прыгая из окна любовницы? - спросил Наполеоне.

- Не совсем, но суть верна, - улыбнулся Огюстен.

- По крайней мере граждане будут знать, о чем говорят, - усмехнулся Гош, - Но ты у нас не любитель подобных заведений, так что составляй петицию. Или хочешь - давай, уступлю тебе свой сегодняшний вечер. Поможет при составлении петиции. Вас, гражданин, государственный муж, даже боюсь спрашивать, - заметил Гош Огюстену, - Вы ведь точно будете в числе тех двух-трех кроме Кутона.

- Уступай, я не против, - оживился Наполеоне. - Но ты потом не расплатишься за все выпитое, съеденное и попользованное. Только я не умею составлять петиции, сила моего пера не в том...  Огюстен, ты будешь "за" или "против" петиции?

- Я воздержусь, - меланхолично ответил Огюстен.

- Уклоняешься от ответственности? - сурово сдвинул брови Буонапарте.

- Уклоняюсь от объяснений с моим братом. Он мне потом такое скажет, что не говорил Саличети когда ты...

- Я понял, понял, - замахал руками Буонапарте.

- Ты, я вижу, на своем месте, Наполеоне, - горделиво заметил Гош, - И если тебе некуда идти - иди в бордель, я отдаю тебе свою очередь. Хотя бы попробуй. Не все жить грезами про предсказание, - внезапно его взяла злость, - Но в отличие от тебя, у меня нет сейчас ни армии, ни друзей-политиков. Зато остался принцип. Именно это я говорил тебе об амнистии для восставших против республики при условии, что они примут ее. А ты видишь во всем полицейские сговоры. Свобода - не в этом. И хоть одной женщине я свободу дам, - он встал из-за стола, - Гражданин Огюстен, гражданин Наполеоне.

- Ты спятил, - уверенно сказал Буонапарте. - Мне, в отличие от тебя, есть чем заняться. Хочешь искать проститутку - флаг тебе в руки, барабан на брюхо и палочки в зубы, мы-то тут при чем? Туда, куда мне нужно, дорогу я найду и без твоей подсказки... борец за свободу падших женщин. Ты..

- - Наполеоне, гражданин всего лишь высказал свое мнение, которое ему никто не мешает нести в Конвент или куда хочет... с барабанным боем, - сказал Огюстен. - Что ты пристал к человеку? Если гражданин счтает, что ему уже пора - мы не смеем задерживать.


- А я не сомневаюсь, что тебе, Наполеоне, чужая свобода безразлична, - холодно заметил Гош, - И то, что наши политики опустились до подоной низости - в отличие от тебя, я говорю это здесь, а не шепчу под подушкой. Приятно оставаться, - странно, но эта встреча ему даже понравилась. В конце концов был еще один выход, о котором, сам того не зная. ему напомнил Огюстен ... С его тезкой встречается сестра Жана Клерию Возможно, стоит засвидетельствовать почтение Жюльетт. Если газета ее брата еще пишет правду, то шанс вытащить Терезу еще есть...

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Июл 24, 2010 3:52 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж
Сен-Жюст, Эжени

Граф Сомерсет. Звучит как имя из старой книги. Ее личный демон, ее личное будущее. Прошлого больше нет.
*Почему я так боюсь? Я же бессмертна. Я сильнее его?.
У Эжени сегодня не было ответа на этот вопрос.
Что он имел в виду под сроком недели? Неделя на заговор? Неделя на поиск его друга?
И он тоже сказал, что будет всю жизнь помнить этот город.
*Нет, я так не могу. Не хочу сегодня думать о нем, о Риме и Венеции. Я не могу так просто отречься от этого города. И пока он строит заговор, я могу прощаться.*
Ситэ. Милый, родной дом. Прощай, Ситэ. Каждый твой камень – наш общий камень.
Сен-Жермен. Здесь мы впервые говорили по душам с Камилем. Прощай, Ситэ.
Новый мост. Прощай, призраки.
*И если я сама хочу уехать – почему мне так больно? Или я прощаюсь с возможностью прожить одну человеческую жизнь, сразу меняя ее на свой мир – мир мертвых, как говорил Сен-Жюст?
Знал бы ты, Сомерсет, кого я предала ради тебя. Но ты не знаешь, поэтому относишься ко мне так доверительно и просто…*
Эжени ускорила шаг. Все кончено. Все точно кончено. И никаких сожалений – только человек, который выбрал ее без упоминания о Революции.
*Интересно, встреть он меня раньше – я бы его и правда не интересовала. И он согласился… Надо спросить, почему..*
Улица Вожирар. Узкая, длинная, извилистая. Она редко была здесь - чтобы пройти по ней, не опасаясь карманников, надо чувствовать себя слишком уверенно.
Ограда сада Люксембург.
Кто-то стоит, прижимаясь к ней. Нет, эту спину она узнает из тысячи.
Вьющиеся темные волосы, причесанные на пробор.
Высокий – даже выше нее.
Удивительно прямая осанка.
*Пусть будет сюрприз*
Эжени неслышно подошла и положила руку на плечо человеку у ограды сада Люксембург.
- Генерал, ты сам все выбрал. Я уезжаю, - мягко сказала она, через секунду отпрянув. На нее не мигая смотрел Сен-Жюст.

- Эжени? - Сен-Жюст был изумлен не меньше, чем она сама. Он всегда питал к ней дружеские чувства, но после того, что сообщил ему Робепьер, постарался вычеркнуть ее из воей памяти. Бесмертная женщина, которая предала Демулена во имя красивого англичанина. Проще считать так, чем думать о том, что она оказалась настолько расчетливой, что просто хладнокровно избрала друга де Баца для того, чтобы отомстить им за Камиля. В этот вечер он не был настроен ни с кем ругаться. В последних часах, остававшихся у него на прощанье с Парижем, было что-то возвышенное. Кем бы ни был Карно, но он был прав в одном: он, Сен-Жюст, нужен в армии. И битва при Флерюсе, к которой они готовились целый месяц, должна быть выиграна любой ценой. Последние дни он чувствовао себя человеком. который прощается не только с Парижем. Откуда-то снизошло спокойствие и уверенность в том, что его жизнь вряд ли может на что-то повлиять. Если судьбе угодно забрать ее сейчас, направив в него шальную пулю автрийцев - так тому и быть. Клери обещала, что поможет Максимильяну. Она не подведет.

- Я тоже не с тобой хотела прощаться, Антуан, - мягко заметила Эжени, - Но все кончено. Робеспьер убедил меня в этом. И прошло то время, когда я робела перед тобой. А теперь скажи мне здесь, перед этой решеткой, чего вы от меня ждали - или быть может, от Республики? Кстати, какой Республики?

- Не знаю, Эжени, - честно ответил Сен-Жюст. - Мне бывает трудно понять вас. Я ожидал, что ты захочешь отомстить. Но - тогда, в апреле. Но не сейчас. Я бы скорее понял тебя, если бы ты просто попыталась меня убить или свести с ума. Но союз с заговорщиком... Это для меня странно. Прости.

- Все проще и сложнее, Антуан, - спокойно заметила Эжени, - Ты сам сейчас лишь подтвердил мои худшие опасения. Ты давно был на кладбище Эрранси? Там жуткий запах. Не хватает извести - ты понимаешь это? Я сказала об этом твоему учителю Робеспьеру. Он отмахнулся судебными ошибками и сказал про общественные работы. Кому как не вам знать, что нет теперь общественных работ. Это - ваша Республика, Антуан. Пахнущая трупами и негашеной известью. Но не моя. Моя Республика осталась там, где брали Бастилию и где, слыша декларацию прав и свобод гражданина даже одна бессмертная почувствовала себя человеком. Но не та Республика, которая задыхается от сотни судебных ошибок каждый день. Не та, которая сухой рукой просит хлеба. И не та, которой угрожают заговорщики, которые печатают ассигнации. Просто крестьянам, которые продают хлеб по ценам максимума невозможно посеять новый. И я все та же. Как и ваша забытая Республика. Я не мщу. Просто...все сложно.

Сен-Жюст слушал ее с возрастающим интересом. Это была уже третья Эжени на его памяти. Первая - заблудшее юное создание, теряющееся при виде собственной тени. Вторая - смеющаяся красавица в желтом платье, которая словно впервые почувствовала себя женщиной. И третья. Повзрослевшая. Она впервые за всю историю их знакомства называла его по имени. Это было тоже показательно. Но говорить о судебных ошибках не хотелось. Однажды он уже выплеснул Страффорду свое разочарование. Они мчались к краху со скоростью ветра. Его и самого тошнило от трупного запаха, а глядеть на людские толпы, собиравшиеся на местах казней, как на спектакль, он уже давно перестал. Очень скоро Робеспьер запустит свое адское оружие - новый закон. И тогда они либо проиграют окончательно, либо, если судьба даст им еще один шанс, успеют загнать в угол продажных врагов и спасут Республику.

- Я не берусь тебя судить, Эжени, - тихо сказал Сен-Жюст. И, наверное, в чем-то могу тебя понять. Ты хочешь жить и быть счастливой, и ты заслужила это право. Камиль тоже любил ту Республику, с кокардами и цветами. И не смог пережить изменений. Потому и погиб. Просто подумай об этом, когда будешь помогать своему роялисту скрыться от правосудия. Он - англичанин, и для него происходящее - игра. Для нас - жизнь. Пойдем, я провожу тебя, если хочешь. Если ты думаешь, что я буду переубеждать тебя, то этого не будет. Ты имеешь право на выбор также, как и на счастье.

- Но дело не только в Республике, друг мой, - Заметила Эжени, - А дело во мне. Что ты ожидал, увидев меня в апреле? Я была готова продать свою бессмертную душу - которая еще при мне – ради одного разговора, одного слова кого-то близкого. И вот теперь есть человек, который выбрал меня, а не Революцию. Хорошо, представим, будь по твоему. Я предаю вам Сомерсета. Ты говоришь мне - *Спасибо, Эжени. Ты сделала верный выбор*. Я сижу в моей пустой квартире. Я учу новую сонату Бетховена. В пустой квартире. Я могу лишь надеяться, что однажды ты зайдешь и скажешь что-то вроде *Ты – молодец, Эжени. У тебя будут силы чтобы жить дальше* - или другое нравоучение. Или однажды прийти ко мне пьяным, когда у тебя никого не останется. Ах, да, еще иногда я могу натолкнуться на твоего учителя, Робеспьера, который выгуливает собаку в моем любимом парке у площади Согласия. Он посмотрит на меня сквозь очки и прошипит что-то на тему добродетели. Слишком мало, Антуан. Я могла бы быть врагом Сомерсета тысячу раз. Но кроме него у меня больше никого нет. И твои слова – тому доказательство. У меня нет больше ничего, кроме него. Он хотя бы говорит со мной. Вот сейчас я предложу тебе прогулку – ты откажешься. Видишь? Вот разница.


- Говоришь, он выбрал тебя, а не Революцию? - удивился Сен-Жюст. - А тебя не удивило, как просто он принял это решение? Человек, потративший несколько лет на создание агентуры, для которого возвращение монархии было делом жизни, бросает все ради женщины, пусть красивой и необыкновенной? Эжени, ты сама не понимаешь, что говоришь. А твой Сомерсет либо обманывает тебя, либо он просто легкомысленный глупец, принимающий сиюминутные решения. - Сен-Жюст протянул ей руку. - Я не откажусь от прогулки. Завтра я покидаю Париж. ВОзможно, мы больше не увидимся.

- Увидимся, - сказала Эжени, - В ту ночь, когда все будет потеряно и все тебя оставят, не раньше. И Сомерсет правда бросит ради меня все. Потому что я вернула ему право быть человеком. Его достоинство. То, что хотели дать вы – но дали лишь шепот и доносы в кофейнях. Он принял решение просто. У него тоже кроме меня ничего нет. И даже если есть - я не предам его, потому что он не читает мне нравоучений. Что до прогулки – выбирай. Мельница, моя старая квартира, Новый мост… Хотя нет, он отпадает. Это теперь просто мост.

- Твоя старая квартира? - Сен-Жюст поднял брови и рассмеялся. - Ну уж нет. Иначе утром там найдут два трупа. Пусть будет мельница. И - ни слова о Сомерсете. Ты выбрала войну. Твое право. Сегодня - перемирие. КТо знает, сможем ли мы еще когда-нибудь побывать на той мельнице, даже если встретимся?

- Войну выбрал ты, - тихо заметила Эжени, - Я не говорила о ней ни слова. Я лишь сказала, что не готова ждать доброе слово и поучение. И что я не закрою глаза на запах обезглавленных тел. Что я хочу не ждать чуда в одиночестве. Доказательство- твои слова. Ты пропускаешь мои слова мимо ушей, как всегда. Но больше я не буду ждать никого и ничего. Все выбрал ты сам. И нет никакой силы вещей. Возьмем лошадей в вашей конюшне.


Сен-Жюст не стал отвечать. Что толку доказывать прописные истины? Эжени не переубедить. Да и война была развязана в тот момент, когда она помогла Сомерсету избежать наказания. Добравшись до конюшни, он галантно подал ей руку, чтобы помочь сесть на лошадь. Через минуту они скакали по направлению к мельнице, где когда-то он открыл Эжени кусочек своей души.

- Молчишь, - сказала Эжени чуть погодя,- Но все же ответь что я получила бы, предав Сомерсета. Только честно.

Лошади шагали рядом - им требовалась передышка. Сен-Жюст обдумывал ответ. Он всеми силами уходил от разговора о Сомерсете просто потому, что считал его бесполезным. Ее не переубедить. Да и она права. Отказавшись от него, она получит лишь удовлетворенное чувство долга. Но поможет ли это чувство ей в вечности? Жить с сознанием, что собственными руками убила человека, который, как она считает, ее понимает? Нет, он никогда ей этого не посоветует. Поэтому - война. И - перемирие.

- Ничего сверх того, что имеешь, Эжени. Не вижу смысла обсуждать то, что невозможно предотвратить. - мягко сказал Сен-Жюст. - Я бы мог наговорить тебе разной ерунды о чувстве долга и ответственности, но не буду. Ты когда-нибудь покинешь эту страну и наша история станет лишь частью твоих воспоминаний. Но скажу одно - покинув Сомерсета, не разочаровавшись в нем, но из чувтсва долга, ты не сможешь себе этого простить. Будешь вспоминать ваши разговоры и в конце концов канонизируешь его. Пусть все идет как идет.


- Так же, как Робеспьер канонизировал Камиля? - внезапно спросила Эжени, - Значит счастье и долг так несовместимы? Я видела Робеспьера недавно, - задумчиво сказала она, - Теперь я понимаю. Это было ужасно - он уже не живет реальностью... видимо, канонизировав те воспоминания, от которых теперь так бежит. Не злись на меня за эти слова. Я не так далека от истины, как тебе покажется сейчас на первый взгляд.

- Скорее, Демулена канонизировал я, - усмехнулся Сен-Жюст. - Я часто о нем думаю. Но в том Демулене, который остался в моей памяти, нет глупой, детской отчаянности, нет позерства и бравады, нет мальчишеского желания сделать назло и так, чтоб на тебя посмотрело как можно больше народу, нет безответственности, бросающем его в объятья проституток в тот момент, когда его любимая жена рожает ему наследника. Мой Камиль - это мечтатель, который погиб из-за того, что поддался влиянию продажного безумца Дантона. Гениальный журналист, который увлекся настолько, что забыл, где живет и перепутал приоритеты. Пусть инфантильный, пусть увлекающийся, пусть легкомысленный - но верный друг, который никогда тебя не продаст. Хочется вспомнить все его выходки в КОнвенте. Но я вижу только то, что так юбил вспоминать сам Камиль - нашу первую встерчу в Париже, наши ночные прогулки по заведениям, мои вечера в кругу его семьи, знакомство с его отцом. показавшимся мне весьма умным человеком. Хочется сказать - да, Демулен был тщеславным глупцом и погиб, потому что заслужил этого, отказавшись от спасительной тропы. Но я не могу. Потому что мне до сих пор не хватает его остроумных замечаний и его смеха. - Сен-Жюст резко осекся и пришпорил лошадь. К чему этот словесный поток?

- Мне тоже его не хватает, милый друг мой. Хотя я многое поняла с тех пор. Мне не хватает не того человека, которого я себе придумала когда-то, когда украдкой бегала к Якобинскому клубу полюбоваться революционерами. И не того, который дай ему волю, запер бы меня в моей квартире, чтобы никто не украл меня у него. Не того, который боготоворил меня, как боготворят свое самое совершенное произведение. А человека, до последнего искавшего истину и находившего ее несмотря ни на что. Человека, который даже проигрывая войну с самим собой мог остановиться и посмотреть по сторонам и увидеть весну. Наконец, человека который станет частью безымянной легенды о странных силуэтах мужчины и женщины у собора Нотр-Дам, - ласково заметила Эжени, глядя по сторонам. Слева за обрывом начиналась река и силуэты двух всадников красиво отражались в бликах на воде, - Ты сейчас мог бы упрекнуть меня, что я не вмешалась. Но я попробую объяснить…- Знаешь, кажется только сегодня я начала любить свое бессмертие. Проживи я обычную смертную жизнь – скорее всего, недолгую, - я бы не скала на красивых лошадях навстречу луне, никого не опасаясь. Не жила бы одна так как сама того хочу. Не носила бы шелковых платьев. И, раз уж мы друзья, признаюсь тебе – мне не может не доставлять некоторого… удовольствия, что есть несколько мужчин, готовых при случае растерзать друг друга за мои красивые глаза. И уж точно в меня никогда бы не влюбился ни великий журналист, ни блестящий военный, ни английский граф, ни зеленщик с соседней улицы – я из жалости покупаю у него салат каждый день, и он со второй же встречи стал потихоньку от меня подкладывать в пучок побольше зеленых листьев, - рассмеялась Эжени, наблюдая за удивленным лицом Сен-Жюста, - Прости. Я просто с тобой кокетничаю. Так вот, о чем я говорила?

- О Камиле Демулене и о бессмертии, - задумчиво ответил Сен-Жюст. - Я верю в то, что обязательно стану таким же, как вы. Возможно, в этот момент я пойму, что бессмертие - это проклятье. Но не сейчас. Сейчас я просто жду и смотрю вперед с надеждой. Согласись, эта тема для разговора гораздо более приятная, чем английский граф?

- Да, да, я вспомнила, - Эжени нагнала спутника, после чего пустила лошадь рысью, а потом шагом, - Невмешательство. Пожалуйста, отнесись к моим словам сейчас не просто как к истории из любимого тобой мира мертвых, а как к предупреждению. Любая война и любое перемирие имеет свои правила. В том числе, когда имеешь дело с бессмертными. Помнишь, год назад ты позвал своего древнего друга, чтобы отбить у Театра вампиров охоту лезть к Робеспьеру? Ты был неправ тогда и тебе всего лишь повезло, что Арман не самый деятельный глава Собрания – я еще поясню тебе что это такое, и кто такой Арман (постарайся запомнить это имя). Будь нашим главой кто-то из более раздражительных бессмертных – ты бы получил настоящую войну за право диктовать свои условия в городе. И перед тем, как начнется наше перемирие и мой рассказ – я скажу тебе условие, которое ставлю не я, а наш мир. Мир бессмертных. Так вот, я не самая сильная бессмертная. Если ты призовешь даже не того Древнего – а я чувствую его присутствие в городе – а даже ту белокурую женщину, вы победите меня. Но за моей спиной стоит Парижское Собрание, которое я буду иметь право призвать на помощь – да, я говорю о Театре Вампиров. Более того, если они увидят, что меня обидели - они сами придут защитить меня даже если я буду просить их остановиться. И главное. Просьбами о помощи и вмешательстве ты нарушишь древние правила. Неспроста Древний вернулся в Париж – и я чувствую и другие бессмертные глаза, которые глядят на нас с недобрым интересом или любопытством. Активное участие твоих друзей и врагов и их влияние на исторические события может вызвать гнев тех сил, о которых страшно даже подумать. И не дай Бог вызвать эти силы к жизни, Антуан. Если тебе неинтересно - просто прими это предупреждение и отнесись с вниманием к моим словам и причинам, по которым я не стала активно вмешиваться. Вам, людям, надо самим разобраться в вашей истории. Это не слабость характера, поверь. Но если хочешь, я расскажу тебе про Парижское Собрание, правила и древних. Наш мир – совсем не то, что тебе кажется, Антуан. И тут не бывает революций.

- Я немного догадывался о ваших правилах, Эжени, - улыбнулся Сен-Жюст. - Белокурая бессмертная, о которой ты говоришь, имеля тысячи шансов помочь мне, Марату, Робеспьеру или Огюстену. Но никогда этого не делала, хотя с ее коварством и изощренным умом она могла бы перевернуть вверх дном весь город. Что касается Страффорда, то, уверен, что он пошел тогда на тот шаг не только ради того, чтобы выпонить мою просьбу, но и по личным мотивам. И он тоже не из тех, кто меняет ход истории. Иначе Робеспьера уже не было бы вживых. Они чсстны перед вашими законами также, как и ты. А я уже давно прекратил просить своих могущественных друзей о помощи... Но ты заинтриговала меня рассказом о Парижском собрании. Прошу тебя, расскажи мне о нем! О мальчике, который называет себя Арманом, о тебе, об Элени Дюваль, моем ночном кошмаре. - Сен-Жюст спрыгнул с коня и привязал его к дереву. Они стояли неподалеку от старой мельницы, куда однажда Эжени привела его, мрачного и потерянного, чтобы рассказать свои легенды.


- Я лишь предупредила, - сказала Эжени, - Если из-за ваших, людских интриг, между собой столкнутся бессмертные - последствия будут чудовищными. И я не буду сворачивать шею Робеспьеру. Мне останется только просить о заступничестве тех, кто сильнее. А теперь, после подписания перемирия, приступим к нашей истории. Театр вампиров - это Парижское собрание, главная община города. В недавние времена во власти сатанинских культов мы жили общинами, однако многое изменилось. И теперь мы снова, как и много веков назад, спокойно бродим по миру людей. Наши легенды гласят, что все началось с... - Эжени устроилась под болшим деревом и начала рассказывать те части истории бессмертных, которые знала сама и легенды о древних, подтверждения которым лично не видела...

Перед рассветом они снова сели на коней.
- И только попробуй сказать, что ты со мной скучал, - усмехнулась она, пришпоривая лошадь, - А теперь - наперегонки. До Парижа. Кто выиграл выбирает мето и время следующей встречи, - в следующую секунду она пустила коня вскачь, уже не думая ни о чем кроме дороги впереди и прохладного ветра, которому они мачлись навстречу.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Вс Июл 25, 2010 8:46 pm), всего редактировалось 2 раз(а)
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Июл 25, 2010 3:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Квартира Бьянки
Гош, Бьянка

От разговора с Наполеоне, несмотря на некоторое раздражение, настроение ощутимо улучшилось. Хорошо, что получилось не сорваться – в принципе, Наполеоне не виноват, что оказался удачливее во взаимоотношениях с начальством, и что его ждет война, а Гош заперт в Париже. Кроме того, пусть ехидничает сколько влезет. Карно обещал Бельгию. Вот тогда и посчитаемся.
Окончательно успокоившись на этой мысли и вспоминая прохладный воздух над Рейном, Гош, насвистывая простенький марш, направился по известному ему адресу. Удивительно, но улица Кордельеров не изменилась с тех пор, как он ее помнил, когда еще восторженным юношей ворвался в редакцию Марата. *Моя фамилия Гош. Ваши статьи уже убедили многих моих товарищей по гвардии встать на сторону народа. Но надо сделать больше!*, - сейчас его тогдашняя самоуверенность казалась смешной. Хорошо, что Марат не обладал темпераментом самого Гоша и не выкинул юнца с порога… Ну да ладно.
Итак, Клери. С одной стороны, эта история возможно, станет очередным скандалом, в который газета попадет по милости Гоша. С другой стороны – никакого другого выхода сам Гош придумать уже не мог, а имя Клери ему вспомнилось само собой, как только Наполеоне назвал собеседника Огюстеном. Будет очень смешно, если этот политик Огюстен окажется братом Робеспьера… *Тогда он меня точно убьет*, - весело подумал Гош и постучал в дверь.
- Здравствуйте, Жюльетт, - поздоровался он с открывшей женщиной, - Вы все хорошеете. И по-прежнему заняты?

- Генерал? Проходите. - Бьянка не смогла скрыть удивления. - Вы что, следили за мной? Мало кто знает о моей новой квартире. - Она порадовалась тому, что сегодня на рассвете подробно рассказала Огюстену обо всем, что с ней происходило. Генералу Гошу была отведена часть ее истории. "Между нами не должно быть секретов и недомолвок, Огюстен", - мягко сказала она, когда он попытался сделать вид, что его это не интересует. - "Я уже поведала тебе о нас с Антуаном, и тебе стало легче. Давай же разберемся и с этим мужчиной, в компании которого меня иногда видят. И покончим с этим". Собственно, рассказывать было особенно нечего. Лазара Гоша она видеа всего несколько раз, и не скрывала своих симпатий. Но не более того. Об этих встречах она и рассказала Огюстену, не преминув добавить, что между ними никогда не происходило ничего, достойного ревности. И вот теперь генерал - ее гость. Она только что вернулась с Ситэ, где подробно пронаблюдала за жизнью Уильяма Сомерсета и его бессмертной подруги. Через час ей предстояла встреча с Робеспьером, где они должны были составить план действий. А пока... - Вы голодны, генерал?

- Чтобы за Вами не следили, Вашему брату стоит перестать публиковать адрес редакции в газете, - резонно заметил Гош, проходя внутрь небольшой квартиры, заваленной бумагами, - Есть не хочу. Но Вы так и не ответили на мой главный вопрос, прищурился он, - Значит, Вы еще с Огюстеном Робеспьером. Ничего, буду ждать, - он покосился на мужскую шляпу, лежащую на столе, но не стал ничего добавлять.

- Да. Все еще с ним. Не верьте слухам, Лазар, они глупы и беспочвены. Знаете, людская молва шагнула дальше, и поговаривали, что вы тоже мой любовник. Удивительно, до чего доходят человеческие фантазии в наше нелегкое время. - Она быстрым движением заколола волосы и села в кресло. - Но вас привел ко мне не этот вопрос. Что-то случилось, или вы действительно соскучились по моему обществу?

- Как только Вы захотите сделать молву былью, буду просто счастлив помочь, - заметил Гош, - Такая Вы мне даже еще больше нравитесь. Без личины деловой женщины, простая, домашняя... Черт побери - простите, Жюльетт, Вы так хороши, что я сейчас забуду, что пришел не к Вам, а к Вашему брату, - уже серьезнее сказал он, - Мне очень нравятся карикатуры, которые публикуются в послдених номерах, и я, кажется, набрел на материал для одной из них. Но эта история не для Ваших прекрасных ушей - кстати, эти серьги Вам тоже очень к лицу.

Бьянка рассмеялась. - Боже мой, ваш ход мысли меня восхищает! Не знаю второго мужчины, способного уместить столько разноплановых комплиментов в две фразы. Благодарю вас. Эти карикатуры - мои. Поэтому готова выслушать вас. Моего брата вы тут не застанете. Он практически не живет в Париже, а я собираю для него материалы и отвожу сама. Он болен и не принимает посетителей. Расскажете? Или напишете ему письмо, которое я передам в скором времени?

- Черт побери, - отозвался Гош, - Эту историю слишком сложно изложить в письме, а рассказывать ее Вам не менее сложно Ваш Огюстен Робеспьер мне голову снесет за подобные разговоры с Вами... Черт побери, - отвернувшись от Жюльетт к окну, он быстро проговорил, надеясь, что этот разговор ему снится в кошмарном сне, - Суть истории в том, что некоторые политки настолько обнаглели, что позволяют себе красть девиц... пусть даже не самой высокой морали - но забирать их без их согласия неизвестно куда, хотя известно зачем. Одна моя... знакомая попала в подобную неприятность и я был бы рад получить ее обратно, - то есть, - быстро поправился Гош, - Просто помочь ей.

- Вы говорите о проститутке? - Бьянка хотела сказать обычную колкость, но осеклась. Похоже, генерал был сильно расстроен. Что ж, теперь, зная, чем обернулась его история с Эжени, можно было только гадать, насколько он ринулся во все тяжкие. - О похищении проститутки? Каким-то политиком? Боже мой, Лазар, мне даже не верится! Зачем политику похищать женщину из борделя? Из желания обладать ею единолично? Вам известно его имя?

- Я говорю о женщине, - отрезал Гош, мгновенно разозлившись - как всегда, больше всего на самого себя, - И Вы ведь понимате, что если бы я знал его имя, я был бы лишен удовольствия Вас видеть. Черт побери, да перестаньте смотреть на меня как настоятельница монастыря на послушницу. Знаете, иногда нужна женщина, с которой будет просто. И я ей обещал помочь, - хмуро добавил он, пытаясь успокоиться.

Бьянка достала бутылку вина и налила своему гостю бокал. - Выпейти и успокойтесь. С вами я говорю не как настоятельница, а как друг. Я могу вас попросить мне рассказать эту историю? Если вы хотите, чтобы я нарисовала карикатуру, мне нужно хотя бы знать, как выглядит ваша.. знакомая.

Выпив залпом вино, Гош снова отвернулся к окну. С Жюльетт было удивительно легко говорить - будто они были знакомы всю жизнь. И ее реакция на его историю была... Захотелось просто выговориться. Она не будет смеяться и никому не скажет. Как будто говоришь не с женщиной, а с кем-то действительно равным себе.
- Ваш брат - самый счастливый человек в мире, - серьезно сказал он наконец, - И если кто-то когда-нибудь Вас обидит - только дайте знать. На самом деле мне очень повезло, что Вы заняты, потому что... В общем, вести такие разговоры с женщиной действительно непозволительно. Вам - расскажу. Но не как женщину, а как другу, - он погладил ее по руке, - Не бойтесь. Я больше не буду говорить Вам комплименты или напрашиваться в близкие знакомые.

Бьянка слушала историю генерала, забравшись в кресло с ногами и водя карандашом по бумаге. Образ проститутки по имени Тереза, рисовался легко - она отчетливо видела его, даже не особенно стараясь прочесть оттенки в мыслях Гоша. Девушка с копной роскошных рыжих волос, серо-зелеными глазами, вздернутым носиком, веснушками и мечтательным выражением лица. Провинциалка, но из тех, кто умеет преподнести себя достойно в любом обществе. Достаточно необычна в суждениях, запугана и сломлена жизнью. К тому же, имеет нехорошую страсть к спиртному. Бьянка вспомнила себя в худшие моменты своей жизни. Одно время, запутавшись в собственных преступлениях, презирающая все свое окружение, из которого она не могла вырваться, она поймала себя на мысли, что не может заснуть, не выпив пары бокалов белого вина, которое всегда хранилось у нее в спальне. Кто знает, к чему бы привела ее эта жизнь, если бы она не встретила на своем пути Мариуса... - Когда он закончил рассказ, она протянула ему рисунок. - Похоже?

- Похожа, - улыбнулся Гош, - А самое смешное в этой истории даже не мой идиотизм - может, этот политик просто пообещал ей золотые горы, а тут я с моим идиотским рыцарским порывом... Самое смешное - что я даже не знаю, что с ней делать. Жениться на ней я не могу - и никогда не стал бы. Иногда можно вместо любовницы провести ночь с непотребной девицей, но жениться на ней никогда нельзя. Для любовницы - слишком земная. Для временной приятельницы - ей и так досталось. И все равно ее надо выручить. Я просто подумал, что если сделать из этой истории сатирический рассказ - то публика посмеется, сочте за обычную милую сплетню. А вот тот политик занервничает - дальше мое дело.

Бьянка внимательно посмотрела ему в глаза и протянула руку. - Я помогу вам, генерал. Но с одним условием. Мне нужно составить собственный план действий, чтобы не нагородить глупостей. И я не хочу, чтобы вы меня торопили. Договорились?

- Договорились, - протянул руку Гош, - А вот Вы что-то не договариваете и странно себя ведете с самого моего появления. Так что - доверие за доверие?

- Я хотела узнать о ваших отношениях с Эжени, только и всего, - слегка нахмурилась Бьянка. Удивительно, как она не смогла скрыть свои мысли при его вторжении. Конечно, она не расскажет ему, с кем теперь проводит время его любовница, или кемона ему там приходилась.

- И этот вопрос Вам чем-то удивительно неприятен, - медленно ответил Гош, пытаясь собраться с мыслями, - В общем, не так давно у меня были неприятности - они не имеют отношения к вопросу... Нет, не то. В общем, иногда когда мечта становится жизнью, все не так... Снова не то. В общем... Черт побери, на что Вам моя душа? Лучше объясните, чем вызван Ваш вопрос, - нахмурился Гош, пытаясь одновременно систематизировать то, что изложить он может, чтобы не касаться дел Карно.

- Мой вопрос? Любопытством, - Бьянка изобразила самую растерянно-искренне-смущенную улыбку, на которую была способна. - Просто я вспомнила наше знакомство. В тюрьме. И ее счастливую улыбку, когда однажды я с ней встретилась и она заговорила о вас. Вы же знаете, что она потеряла очень близкого человека... - Бьянка опустила глаза. Мозг пронзила мысль: "А теперь я сделаю все, чтобы она потеряла второго близкого человека. Просто потому, что он задел тех, кого я люблю и на чьей стороне играю. Просто потому, что я сильнее. Просто потому, что я всегда добиваюсь своего, а если не добиваюсь - схожу с ума, и недавние событие - живое тому подтверждение". - Мечты иногда становятся реальностью, если верно оценить силы. Но и правда, к чему мне ваша душа? А вам - моя?

- Я Вам не верю, - отрывисто заметил Гош, глядя в глаза собеседнице, - Если отвлечься от метафизических понятий, то в последний раз я просто сбежал то ли как мальчишка, то ли как дурак. Вот видите - я говорю с вами честно. Что Вы хотите - точнее так не хотите мне говорить? Или снова всплыла та история с роялистом... О, черт, - Гош вскочил с кресла, подойдя к приглянувшемуся ему окну, - Голос с акцентом... Я думал, что просто в бреду сошел с ума - мало ли что привидится... Говорите.

- Вы мне не верите? Почему? - изумленно переспросила Бьянка. Кажется, этот человек видит то, что хочет видеть. Потому что предположить, что он догадывается о ее мыслях - значит, засомневаться в собственных способностях.

- Я не верю Вам исключительно из соображений логики, - заметил Гош, - Вы сильно удивились и занервничали, увидев меня и успокоились, когда мы заговорили про Терезу. Потом Вы спрашиваете меня про Эжени таким тоном, будто хотите уточнить, не я ли убил собственную бабушку, после чего делаете невинное лицо и щебечете про любопытство. Я очень высоко Вас ценю и дал Вам это понять. Ошибиться мне будет вдвойне неприятно. Наконец.ю мне всегда казалось что лучше знать чем не знать. От Ваших недомолвок я начинаю беспокоиться только больше.

- Послушайте, Лазар, присядьте. - Бьянка тянула время, пытаясь понять, сказать ли честно ил иобмануть его. Если она сообщит о Сомерсете, то Гош может активизироваться и попытаться вернуть Эжени. Таким образом, есть шанс лишить англичанина поддержки. Вариант неплохой - стравить их, если бы она не симпатизировала лично генералу и не ненавидела спретни о личной жизни. Наконец, Бьянка решилась. - Мне показалось, что недавно я видела ее в сопровождении молодого человека. И это были не вы. Я ненавижу подобные признания, но вы вынудили меня своими словами о разочарованиях. Это все. Поверьте.

Гош внимательно выслушал ее, отвернувшись.
- Не люблю болтовни о личной жизни, - заметил он, - Мне довольно сложно объяснить Вам все... В общем, так, - ровным тоном он изложил собеседнице историю своего знакомства с Эжени и все последующие события, - Понимаете, иногда очень важно иметь мечту. То, что не позволит опуститься - женщину, которая будет стоять всегда выше всей грязи, которая окружает... Я не меняю своих решений. Я выбрал себе прекрасную даму, которая к тому же всегда будет в чем-то от меня ускользать - и не собираюсь отказываться от своей мечты - тем более, остальные сбылись, - на секунду горделиво заметил он, обернувшись, - Так вот, я верю всему, что Вы сказали. И верю в свой бред. Она еще в первую встречу показалась мне довольно одиноким человеком - хотя с ней рядом всегда был мужчина, и, кстати, не я. Больше всего мне хочется сейчас отрезать уши этому человеку. Но, если я опять же понял правильно - Ваш интерес к этой истории другого характера. Если она в беде, то просто убрать его с дороги будет мало. Я верно понял?

Бьянка закусила губу. Он подбирался все ближе в своих догадках. Его манеру вести расспросы мог бы оценить Сен-Жюст. Наверное, Гош стал бы хорошим сыщиком, если бы не предпочел военную карьеру. Но он требует честности. Он считает Эжени смертной, и далек от мистики и суеверий также, как и Огюстен. А это значит, что будет честно ответить на его вопрос утвердительно. Ведь если бы она была простой смертной, то ее, скорее всего, уже просто не было бы вживых. - Просто постарайтесь забрать ее. Если верите в мечты. - тихо сказала Бьянка и отвернулась. - А теперь, прошу вас, перестаньте меня расспрашивать. Ради вас я поступилась принципами и сказала вам то, чего не должна была. Просто потому что вы мне искренне нравитесь. Таких людей в Париже немного, поверьте.

Гош подшел к Жюльетт, положив ей руку на плечо.
- Успокойтесь, - тихо сказал он,- Давайте сыграем в эту игру вместе. Вы поможете мне с Терезой. Я - помогу Вам с этой историей. Если моя догадка верна, то вы собираете материал для газеты по роялистам. Но с одним условием - мы поможем Эжени выпутаться. Если я просто убью этого молодого человека, то делу это не поможет. Если Вы, в поисках материалов наткнулись на заговор, то надо вытащить его на поверхность, но - в той оговоркой, которую я Вам назвал. А вот политику, который забрал Терезу, я точно уши отрежу, - мрачно завершил Гош.

Бьянка повернулась и взглянула ему в глаза. Эжени не читает мыслей так хорошо, как она. Да и не пользуется этим даром, раз избрала своим домом жизнь среди смертных, иначе просто сойдет с ума. Пусть будет так, как будет. Если генерал сможет разрубить эту связь своей саблей, то Эжени не будет так больно, когда Робеспьер расправится с Сомерсетом. - Будьте осторожны, Лазар. Это все, что я могу вам сказать. Я почти не знаю Эжени, но я желаю ей счастья. Пожалуйста, докажите ей, что реальность существует. Что касается Терезы, то я сделаю все, что от меня возможно. Обещаю. Удачи вам.

Гош кивнул, не отпуская молодую женщину.
- Вот такой всегда и будьте - честной и женственной, хорошо? А теперь скажите мне, где их видели.

Бьянка покачала головой и отвернулась. - Пожалуйста, не расспрашивайте меня больше. Если судьбе угодно, чтобы вы нашли ее, вы это сделаете. Я верю в судьбу. И в то, что вы должны победить.


- Я верю только в то, что мы творим себе сами, - заметил Гош, - И буду искать. Вы не сказали мне, чем именно Вас так интересует эта история. Это я тоже узнаю. И еще вернусь. Я буду ждать Вашего плана действий про Терезу. Можете оставить для меня записку... Черт побери, я видимо вернусь домой. Пишите. Версаль, поселение Монтрей... - он надиктовал ей свой старинный адрес и, кивнув, вышел за дверь.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Июл 25, 2010 3:29 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Ванве

Бьянка, Бернар Морвель

Ванве. Тихий и сонный городок, в котором разыгралась драма, имеющая не только политические, но и глубоко человеческие корни. Бьянка не дала понять Робеспьеру, что стала невольным свидетелем его морального падения, прочитав обо всем в мыслях Сомерсета, словно в открытой книге. Простившись с ним, она, как и обещала, на следующий же вечер отправилась к англичанину, чтобы, воспользовавшись своими способностями, разузнать обстановку. Робеспьер был прав – Эжени Леме теперь действительно охраняла англичанина. Бьянка почувствовала укол совести, когда поняла, в чем обещала принять участие. Эжени имела право на счастье, и не вина в том, что она нашла себе спутника в лице заговорщика. В последнее время Бьянка не раз задумывалась о том, что жизнь сыграла злую шутку над ней и Эжени, сделав их непосредственными участниками Революции. Вампиры, как правило – всего лишь наблюдатели, иначе они просто не выживут. Так говорил ей Мариус. И это правило она нарушила, когда принесла своему возлюбленному Марату статью о генерале Дюмурье, тем самым, вступив на неровную тропу революционных проб и ошибок.


Итак, Сомерсет нанес Робеспьеру личное оскорбление. Робеспьер жаждет мести, и эта месть- не просто уничтожение на гильотине, тут – нечто большее. Полная моральная победа. Обо всем этом она догадалась, когда увидела в мыслях Сомерсета все, что развернулось в Ванве. А Робеспьеру она задала лишь один вопрос. «Это нужно Республике или лично вам»? Ответа не требовалось. И все встало на свои места.


План, который они составили, был прост. Она должна найти в Ванве агента Бюро, который уже второй год живет там под видом тайного роялиста и состоит в организации барона де Баца. Он должен представить Бьянку некому маркизу де Вильфору – человеку, который в последний момент предал своих коллег по заговору и стал работать на Бюро, сам того не подозревая. Вильфор должен направить ее к Сомерсету. О том, чтобы соваться к англичанину без предварительной подготовки, не могло идти и речи. Бьянка быстро поняла, что Сомерсет – настоящий хищник: опасный, безжалостный и подозрительный. Подойти к нему и представиться – только запороть все дело, потому что англичанин слишком хорошо знает, как долго за ним следили. Значит, требуется легенда и особый подход. Да так, чтобы Эжени ни о чем не догадалась и не забила тревогу. Снова угол совести. Нет, нет, нельзя сейчас думать о ней, иначе она не сможет выполнять работу агента… Размышляя, Бьянка добралась до нужного дома и постучалась.

- Бернар Морвель? Я сестра Маргариты Бартье. Она передала вам письмо. Я могу войти?


- Всегда рад получить весточку от дражайшей Маргариты, - с несколько наигранной чувственностью произнес Бернар Морвель, впуская позднюю посетительницу. Хороша! Изящная, маленькая брюнетка, она напоминала картинку. Этакую пастушескую идиллию, как любят рисовать художники на полотне, а поэты - описывать в стихах. Возможно, все дело в ее соломенной шляпке? Морвель тихо рассмеялся, впуская агента в дом. Маленькая женщина сказала верный пароль, а он дал ответ, подтверждая, что является именно тем, кого она хочет увидеть. В прошлый раз он жаловался на судьбу, умоляя прислать ему достойного напарника, а лучше - напарницу и вот, его молитвы были услышаны... Робеспьером. Может, он действительно на короткой ноге с Верховным Существом? Впрочем, начальство не обсуждается, оно только отдает распоряжения. А за три года работы в тайной жандармерии Бернару Морвелю упрекнуть себя было и не в чем. Иначе... Хороший агент - это живой агент, вот такая правда жизни. - Проходите, гражданочка. Устали с дороги? Может быть, чаю или кофе? Может, вы голодны? Как вас зовут? - сыпал вопросами Бернар, провожая ее гостиную.

- Меня зовут Беатрис. Я не голодна. И даже не устала. - Бьянка весело улыбнулась симпатичному агенту и оглядела комнату. Тут все было обставлено бедно, но со вкусом. Робеспьер, рассказывай о нем, отрекомендовал его, как человека безусловно способного, правда, иногда - слишком пылкого в силу своего возраста. Бернару еще не исполнилось двадцати пяти, однако, он успел зарекомендовать себя, как человек смелый, честный и достойный доверия. Сен-Жюст, с его умением разглядеть в людях изюминку, привел его буквально с улицы и отрекомендовал наилучшим образом. Это было в конце 92 года. Бернар приехал из Блеранкура и целый месяц ходил за Сен-Жюстом, умоляя дать ему дело. Ему недоставало знаний для политики, но из него получился хороший сыщик. Сен-Жюст тогда пристроил его в жандармерию, на самую низкую должность, и лично наблюдал за его развитием. Год назад он получил свое первое задание - внедриться в круг роялистов в Ванве, и выполнил его с честью. - На всякий случай, чтобы не возникало недоразумений: я - замужем. - Последнюю фразу она сказала не случайно. Не нужно было читать мыслей молодого человека, чтобы не отметить его радости при виде молодой и хорошенькой сотрудницы Бюро, направленной ему для совместной работы. Не стоит давать человеку повода строить иллюзорных планов.

- Как же я боялся это услышать! - с почти непритворной горечью воскликнул Бернар. Он продолжал разглядывать женщину с интересом как двусмысленным, так и профессиональным. Весела, жизнерадостна, даже немного наивна. Но, Боже мой, ее глаза! В них была вся мудрость мира, а также умение все подмечать, анализировать, собирать. А еще она могла хладнокровно убить. Именно таких агентов растило Бюро, именно такую женщину ему и прислали. Но уверен, что мы с вами подружимся и кто знает, что будет дальше... Вы ведь разрешите мне хотя бы надеяться? Но где же письмо? Вы говорили, что принесли письмо? - Письмо было тут же вручено, Бернар нетерпеливо разорвал конверт и принялся читать. Совершенно невинный текст, на первый взгляд. Банальный до смешного рассказ о тетушках и дядюшках, он содержал информацию, если уметь его читать. - Маргарита так тепло отзывается о вас, - улыбнулся он. - Значит, вы прибыли из Арраса в поисках лучшей жизни? Устроиться здесь и забыть родной город и мэтра Лебона, который, говорят, надоел всем хуже горькой редьки, но без которого никак нельзя? Я помогу вам осмотреться здесь, в Ванве, но вы вряд ли найдете здесь работу...

- Ну что ж, я боялась этого ответа, - Бьянка опустила глаза и принялась разглядывать скатерть. Пока все шло по задуманному, и весь их диалог, за исключением ее уточнения о наличии спутника, напоминал хорошо заученную пьесу. - Но, может быть, вы хотя бы позволите мне погостить у вас немного? Обещаю, что не обременю вас... месье. - Она не сдержала хулиганской искорки в глазах. - Этот городок прекрасен. А о гражданине Лебоне вы высказались на удивление верно. Без него - никуда. Это правда.

- Разумеется, вы можете гостить сколько угодно... став моей возлюбленной, - улыбнулся Бернар. Эта часть легенды довольно деликатной, так как женщина, которая живет в одном доме с мужчиной невольно составляет себе репутацию. На самом деле все чувства к гражданке были на данном этапе очень платоническими, так как личные взаимоотношения осложняли работу. К чему ревность, слезы, сцены, расстроенные чувства? А ведь все это вполне может возникнуть, если позволить себе вольность. Не будем же повторять чужие промахи - для любви полно симпатичных горожаночек. - Обещаю вам, я буду очень нежным любовником... мадам, - он слегка поклонился. - Вы же не хотите дать повод для сплетен, верно? Хотя вы всегда можете уйти от меня к другому и хотя мое сердце будет разбито... Ничего не поделаешь.

- Нет, нет, нет, что вы, моя репутация мне еще дорога! - воскликнула Бьянка. - Вы - неженатый мужчина, к тому же молодой и привлекательный. Я не могу рисковать своим сердцем также, как и вы не можете рисковать своим. Если бы вы могли устроить меня в какую-то семью... Я была бы вам крайне признательна, - она бросила на Бернара выразительный взгляд. Перед тем, как направится в его дом, она намерянно заглянула в парочку кафе, где, если она верно прочла воспоминания графа Сомерсета, могли находиться шпионы роялистов. Она старалась привлечь внимание и, кажется, ей это удалось. Уже несколько минут она ощущала присутствие за открытым окном какого-то человека. Тем лучше - пока что они не сделали ни одной ошибки.

- Ах, если бы я только знал, на каким мучениям меня невольно подверг Лебон, направив сюда вас! - воскликнул Морвель, всплеснув руками. Открытое окно и выразительный взгляд женщины говорили о том, что кого-то заинтересовала их куртуазная болтовня. Становится совсем интересно. - Поверьте, если бы я знал, если бы мог предвидеть будущее, то застрелил бы мерзавца за то, что он посылает ко мне прекраснейшую из женщин... и я должен буду довольствоваться лишь платоническими чувствами! Но о семье... О, я знаю очень хорошую семью. Вильфоры. Жена Вильфора нездорова и ей требуется компаньонка. Я могу поговорить с ними и все устроится благополучно. Но не даром. С вас я потребую... поцелуй, моя прекрасная Офелия. - Не дожидаясь возражений, он привлек женщину к себе и только наклонившись к ней прошептал: - Кто-то ходит под окнами?

- На вид - около сорока, ходит с тростью, работает садовником, - едва слышно прошептала Бьянка и отстранилась. - О боже мой, вы меня совсем засмущали, месь... простите... гражданин. Да, я буду вам признательна, если вы отведете меня в эту семью. Пожалуйста, не будем медлить. Я так устала с дороги!

- Засмущал! Не скрою, что добивался именно этого! - торжественно сказал Бернар. - Я упрям и уверен, что вы ответите мне взаимностью, нужно только время. Я буду видеться с вами и докажу, что достоин вашей любви, о, прекраснейшая... Ай! Мне показалось, что хрустнула ветка! - безо всякого перехода продолжил он. - Опять эти гадкие дети воруют яблоки несмотря на то, что они зеленые! А потом родители винят меня в том, что их чада страдают животами. Ну сейчас я... - Одним прыжком он оказался у окна, где и успел увидеть садовника. - О, простите, гражданин! Я подумал, что дети собираются разорять мой скромный садик. Вы, верно, пришли подрезать изгородь? Что же, работайте... Но дом я запру, так как сейчас ухожу. - С этими словами он закрыл окно и наполовину задернул штору. Затем повернулся к женщине, которая оказалась на редкость наблюдательной и восхищение которой росло в геометрической прогрессии по мере того, как они соблюдали конспирацию. - Что же, пойдемте, познакомлю вас с Вильфорами, о, свет очей моих...

Бьянка подала ему руку и, быстро вернув своему лицу немного рассеянное и мечтательное выражение, вышла вместе с Бернаром на улицу.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Июл 26, 2010 2:05 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794

Заседание Конвента.

Робеспьер, Кутон, Бурдон, Барер, Бийо-Варенн, Карно, Колло дЭрбуа, Приер и другие.

Поднявшись на трибуну, Робеспьер обвел взглядом зал. Не больше 250 человек занимают скамьи. А ведь некоторые еще помнили, что некогда здесь заседало более 700 депутатов, а на трибуны для зрителей занимали очередь за недели вперед, так как входные билеты раскупались мгновенно. Впрочем, в зрителях как раз недостатка не было, а депутаты… Он них сейчас зависит, будет ли принят новый закон о реформе революционного трибунала. Иначе нельзя. Напряжение уже достигло какой-то условной крайней точки и если медлить с этим – произойдет взрыв. Либо диктатура, либо реформа. Он знал, что диктатуру не объявит. Значит, придется выдержать битву в Конвенте, а потом и в Комитете.

Перебирая листы, на которых была записана речь, он медлил, будто мог выиграть несколько секунд и от этого что-либо изменится. Зря, конечно, тянет время. Несколько секунд не изменят ровным счетом ничего. И ничего не изменится.

По привычке взгляд скользнул по местам, которые занимали соратники. Место Сен-Жюста пусто, а Кутон… Напряженное, бледное лицо, а взгляд… Взгляд человека, который очень давно хотел заполучить некую вещь и заполучил ее, хотя с огромным трудом. А теперь он любуется на это, забыв обо всем на свете и не в силах отвести глаза. Взгляд фанатика. Что примечательно – чистый и даже невинный. Соратник свято уверен в своей правоте. А также в том, что через несколько дней после того, как закон будет принят, наступит такое царство Добродетели, о котором и мечтать не могли. Разубеждать его бесполезно, слишком упрям Кутон в своем поклонении этой идее, поклоняясь ей, как идолу. Вот и сейчас он смотрит на бумаги с докладом так, словно это скрижали, которые он доверил подержать в руках. А ведь Жорж не знает, что проработав доклад, он изменил некоторые тезисы… Будь что будет. Выиграть битву здесь, выиграть ее же в Комитете и завершить день ссорой с Жоржем? Только при мысли об этом навалилась усталость.

Карно смотрел на трибуну. От напряжения заболели глаза. Последние недели он жил, как на раскаленных углях, готовый, что в любой момент его объявят заговорщиком. Он не страшился смерти - выбрав военную карьеру глупо предполагать, что доживешь до старости. Но недавно ему ясно дали понять о том, что имеются доказательства его переговоров с австрийцами. Объяснить кому-то, зачем это нужно, и что все это - на благо страны? Никогда никто не поверит. Да и сам он не поверил бы, увидев подобный документ, подписанный, скажем, Журданом или Пишегрю. Каждую ночь он клал пистолет рядом с подушкой. Если факты против него будут обнародованы, он, во всяком случае, не даст устраивать судилища и сделает все сам. Вот ведь смешно - мысль об этом не дает покоя даже здесь, в Конвенте. А ведь сегодня, возможно, здесь произойдет нечто важное. О том, что Кутон готовит какой-то доклад, разговоры ходили еще месяц назад. И даже хитрому Бареру не удалось заставить триумвиров дать какие-то пояснения относительно этого таинственного доклада. Робеспьер поднялся на трибуну неслучайно - это очевидно. А судя по ерзающему от нетерпения Кутону, сейчас может прозвучать то самое, о чем столько разговоров. Карно посмотрел на Барера и притихшего Бийо-Варенна, которые также напряженно смотрели на трибуну и кивнул ему. Сейчас начнется.

- Они не осмелятся, - тихо прошипел Бийо-Варенн на ухо Бареру, с некоторым опозданием заняв место рядом с коллегой, - Ты же не ожидаешь, что они прочтут доклад прямо здесь в обход Комитета? А если нет - какого черта ты послал в Комитет записку с просьбой всем обязательно посетить заседание Конвента?

- Как только узнал, что будет выступать Кутон, - шепотом ответил Барер, любезно улыбаясь всем собравшимся и помахав рукой Карно, - И очень хорошо, если он прочтет его сейчас..

- Ты спятил что ли? - яростным шепотом ответил Бийо-Варенн, - Это будет значить, что они нас ни в грош не ставят. Это - диктатура, а не правительство Республики. Это - его приговор для всех нас...

- Мое *хорошо* относится не совсем к этому, - мягко ответил Барер, -Ты едва ли поймешь, Бийо, но я счастлив не иметь никакого отношения к тому, что они готовят.

- Счастлив, что теперь их следующий шаг - это расправа с нами, потому что мы более им не нужны? - изумился Бийо-Варенн, - Изволь объясниться.

- Я вообще-то имел в виду радость не иметь ничего общего с адской машиной, которую они хотят запустить, - едва улыбнулся Барер, - Но тебе отвечу так. Я больше не верю в сохранение равновесия. И я рад, что его нарушим не мы.

- А, теперь я понимаю, - сверкнул глазами Бийо-Варенн, снова говоря едва слышно, - А мы лишь покажем, что Комитет Общественного Спасения негодует по поводу единоличной инициативы...

- И это тоже, - посерьезнел Барер, - Посмотрим по обстоятельствам. Но не рассчитывай на победу сегодня же, Бийо. Сиди Карно ближе, он бы пояснил тебе, что иногда показательное поражение помогает заманить армию неприятеля в ловушку. Но не буду сейчас утомлять тебя примерами из античности. Лучше поясни мне до каких пор ты хочешь пользоваться флигелем моего загородного дома, который я снимаю в Клиши?

- Ты против? - резко спросил Бийо-Варенн, - Или хочешь, чтобы я тебе все объяснил? Этому не бывать, Барер.

- Тише, тише, - обреченно повторил Барер свою любимую фразу, - Не будем ссориться. Единство Комитета мне в тысячу раз важнее флигеля...

- Скажи это триумвирам, - прервал его Бийо.

- Я сказал - Комитета, а не Робеспьера и Кутона, - снова улыбнулся Барер, - Но я слышу колокольчик председателя.

***

- Уже довольно долгое время, граждане, мы слышим, что высказываются два противоположных мнения, - сказал Робеспьер. – Одни требуют немедленного правосудия для заключенных в тюрьмах заговорщиков, о чем и напоминают нам бесконечными петициями и прошениями. Второе мнение, это мнение тех, кто стремится оживить старые заговоры с тем же упорством, с каким представители народа подавляют их.
Я не скажу ничего нового, когда вспомню о том, что два месяца назад вы сами требовали закона более детального чем тот, который будет предоставлен сегодня. В течении двух месяцев Революционный трибунал заявляет о том, что различные помехи останавливают движение правосудия. Ни для кого не является секретом и наличие иностранных агентов, которые буквально наводнили страну.
Изучите этот закон и вы увидите, что здесь нет ни одной статьи, которая не обсуждалась бы здесь, в этом зале.Было бы неестественно, если бы люди, желающие блага и испытывающме любовь к свое родине, были бы разъединены между собой. Былo бы неестественнo, чтoбы прoтив правительства, преданнoгo спасению Рoдины, пoднялась какая-тo кoалиция. Иначе… Граждане, вас хoтят разъединить.

- Нет! Нет! – послышались крики, - нас не разъединят!

Кто-то зааплодировал. Робеспьер перевел дыхание, ожидая, когда стихнут аплодисменты. Минутная передышка. А потом нужно найти в себе силы и дочитать.

- Мы презираем предательские инсинуации, кoтoрыми хoтели бы oбвинить крайнюю сурoвoсть мер, предписываемых oбщественными интересами. Эта сурoвoсть страшна тoлькo загoвoрщикам, тoлькo врагам свoбoды и челoвечества.

Снова аплодисменты. Пожалуй, так он будет продолжать до вечера. Завтрашнего. Но зато в этих кратких перерывах можно подумать и том, откуда же взялась эта злая ирония?

- Я требую, чтoбы прoект был oбсужден пo статьям. Я мoтивирую свoе требoвание тем, что этoт закoн не бoлее слoжный нежели те, кoтoрые Кoмитет уже представил вам для спасения oтечества. Крoме-тoгo я хoчу oтметить, чтo уже с давних пoр Нациoнальный кoнвент oбсуждает закoны и сразу же декретирует их, находясь, в своем большинстве, в сoгласии пo пoвoду вопросов, касающихся oбщественнoгo блага.

- Отсрочку! – закричал кто-то.

- Отсрочку! Мы требуем отсрочить принятие закона! – вторили ему.

- Мы знаем, что не хватает присяжных, об этом говорилось сто раз, - подал голос Бурдон. - Никтo из нас не хoчет замедлить хoд правoсудия, ни пoдвергнуть oпаснoсти oбщественную свoбoду. Примем же тoлькo часть сделанных предлoжений, а именнo - списoк лиц, кoтoрый нам представляет Кoмитет для пoпoлнения числа судей и присяжных, и oтсрoчим все oстальнoе.

- Я сказал бы, чтo требoвание oтсрoчки судьбы Республики в данный мoмент неестественнo, - сменил тон Робеспьер на ледяной. Дальше он говорил для всех, но смотрел на Бурдона из Уазы. - Кoгда мы чувствуем, что находимся в опасности, защитники Родины, где бы они ни находились и какой бы пост не занимали, склонны наносить своим врагам быстрые удары, а не проявлять медлительность и давать тем самым отсрочку аристократам. Они, безусловно, воспользуются этим временем для создания новых заговоров и для развращения общественного мнения.

- Oшибoчнo думать, чтo у честных патриoтoв слишкoм мнoгo сил, чтoбы прoтивoстoять усилиям заговорщиков, которые в бессильной ярости клевещут на это собрание. Они не оставят вас в покое, не избавят от заговоров и плутовства только из за того, что у вас есть такое желание. Тот же, кто предан Родине с вoстoргoм примет средства, какими мoжнo дoбраться дo ее врагoв и пoразить их.

Бурдон хотел что-то сказать, но его слова заглушили аплодисменты. Вовремя. Иначе эта дискуссия грозила затянуться. Робеспьер передал листы секретарю и закончил:
- Я требую, чтoбы, не oстанавливаясь на предлoжении oб oтсрoчке закoна, Кoнвент oбсуждал дo девяти часoв вечера, если этo надo, прoект предлoженнoгo ему закoна.

Несколько долгих минут Конвент гудел, как улей, но потом предложение декретировалось. Очень медленно Робеспьер занял свое место, зная, что прочел с трибуны вовсе не то, что хотел от него Кутон. Но, с другой стороны, важен ведь результат? Теперь пусть повторно зачитывают законопроект. А он и так знает, что там написано.

- Он с ума сошел, ты только послушай, - громко зашипел Бийо-Варенн. пользуясь паузой в обсуждении из-за аплодисментов, - Я требую слова!- закричал он, делая знак председателю.

- Не трогай закон. Дай понять Конвенту, что это - идея Робеспьера, и против них, - едва успел выговорить Барер, придержав Бийо-за полу сюртука, когда тот быстро перелагнул через несколько скамей и выскочил на трибуну.

- Граждане! - громко и четко проговорил Бийо-Варенн, хищно оглядывая собравшихся депутатов, - Никто и никогда не мог упрекнуть меня в снисходительности или нерешительности в отношении врагов Революции! Вместе с тем я считаю свои долгом поставить уважаемое собрание в известность, что данный закон не может стоять в одном ряду с теми законами, которые были предложены Комитетом для спасения отечества! Так как этот закон не предлагается Комитетом общественного спасения! Более того - Комитет общественного спасения даже не был поставлен в известность о его подготовке! И я спрашиваю, граждане! Спрашиваю - какие же были причины не представления в комитет данного проекта, если он, как говорит Робеспьер, направлен только на борьбу с врагами революции? Также я хочу услышать здесь. на этой трибуне - для борьбы с какими именно врагами Робеспьеру не хватает подобного закона? Мы раскрывали заговоры даже в рядах депутатов Конвента! Или Робеспьер видит сейчас в его стенах новый заговор и желает покончить с ним быстрее? Но я отвечу вам. Не представляя документ Комитету, Робеспьер заменил сейчас мнение правительства собственным мнением. И закон предлагает заменить суд и судебную систему подозрением одного человека. У меня все.

Жорж Кутон не смог сдержать возгласа изумления. Как? Человек из окружения Барера смеет высказываться вот так – открыто выражая свое недоверие к председателю Комитета общественного спасения? Кутон видел, с каким хищным видом выслушивали все это Вадье и Амар из Комитета безопасности. Сегодня они заняли место напротив Барера. Все подстроено, и Барер выпустил своего говорящего пса, чтобы показать Вадье свое желание на сотрудничество? Заговоры, всюду заговоры. В довершении ко всему, Кутон не мог не признаться себе, что разочарован выступлением Максимильяна. Робеспьер слишком смягчил свою речь. А ведь закон призван для того, чтобы разом уничтожить добрую половину тех, чей разум помутился от влияния контрреволюционных сил!

- Прошу слова! – Кутон постучал рукой по подлокотнику своего кресла. Этот характерный звук в Конвенте знали, и прислушивались. – Прошу слова, граждане! Не хотелось бы делать из заседания Конвента диалог, но тем не менее, не могу не отметить выступления предыдущего оратора. Простите, гражданин Бийо-Варенн, вопрос, поднятый гражданином Робеспьером, лишь подытожил то, что обсуждается уже несколько месяцев. Что нового он сказал для вас? И с какого момента вы говорите от лица Комитета? – Кутон обвел холодным взглядом зал, и отметил, как Карно и Барер перешептываются. Заговор. Безусловный заговор. Они подослали этого нервного глупца, чтобы он сказал то, о чем они шепчатся. Что ж, это значит, что они не посмеют высказатсья вслух. Тем лучше. – Город погряз в атмосфере угроз и заговоров! Не прошло и месяца с тех пор, как некий Адмираль с улицы Лантерн стрелял в гражданина д-Эрбуа и не скрывал своего желания застрелить и гражданина Робеспьера. Расследование Бюро общей полиции, о котором, кстати, ежедневно докладывалось на заседаниях нашего Комитета, - Кутон бросил хищный взгляд на Барера. Он один способен мыслить трезво и обязан взять ситуацию под контроль. – показало, что на этой улице целые семьи давали приюты шпионам Питта, именно там плелись заговоры государственной важности. Так может ли требовать снисхождения и защиты глава семейства, давший приют заговорщику? Приют организатору недавних парижских погромов, которые унесли жизни сотен ни в чем не повинных патриотов?

Кровопийцы – все те, кто дезориентирует общественное мнение и развращает нравы - должны быт ьнаказаны. Безжалостно и быстро. Только так мы сможем разорвать порочный круг, который строят против нас английские лорды!

***

- Собираешься взять слово? Но с Робеспьера станется обвинить тебя с трибуны в протежировании роялистам, - шепнул Барер заинтересованно, воспользовавшись очередной сумятицей, чтобы пересесть на скамью выше к Карно.

- Нет. Мне ясно дали понять, что если я раскрою рот, то буду первым, кто пойдет под трибунал, - прошипел Карно и повернулся к неожиданному союзнику. Он выглядел уставшим. - Послушай, что несет этот фанатик. Дай ему волю, он всех нас поставит в очередь на гильотину.

- Если мы еще не стоим в ней, - шепнул Барер,- А если выступлю я - ты поддержишь меня? Кто еще из коллег против? Как думаешь?

- Иногда показательное поражение помогает заманить армию неприятеля в ловушку, - тихо сказал Карно. - Наш коллега слишком ретиво взялся за дело. Хотя мысль верна - депутаты должны понять, от кого исходит закон. Но лучше бы сделать это менее жестко. Я считаю, ты должен выступить. В случае чего, я поддержу. Ленде, кажется, тоже ошарашен случившимся. Триумвиры заплатят за произвол. - Карно непроизвольно сжал кулаки. - Выступи, Барер. Это дело не уровня Бийо.

- Все верно. Но было бы глупо, выступи я первым и в одиночестве заяви, что Комитет ничего не знал, так как кто знает - может большинство наших коллег и поддержали бы Робеспьера, заявив, что я, например, проспал все на свете. Нам необходимо сохранить Комитет в качестве единой фигуры, и не из одного человека, перед Конвентом. Не будем уподобляться триумвирам, Карно. Про армию - будешь смеяться, я сам только что повторил эти же слова Бийо. И мое выступление ничего не изменит именно сегодня в раскладе сил... Договаривая, Барер поднял руку и, дождавшись, пока передние ряды слегка сдвинутся, чтобы пропустить его, поднялся на трибуну, глядя на депутатов.

- При всем уважении к моим коллегам, я подтверждаю слова Бийо-Варенна. Данный декрет предложен Вам на рассмотрение без согласования в Комитете Общественного Спасения. И не может быть предложен от лица Комитета. Я не могу возражать против изречений о губительности отсрочки правосудия. Так и есть. Но задача Комитета Общественного Спасения, как и любого правительства, состоит в том, чтобы вершить правосудие, не позволяя Республике скатиться в беззаконие, - по залу пронесся ропот. Барер вытянул руку, добиваясь тишины, - Наша Республика и наша Конституция, в которую внес свой вклад и мой уважаемый коллега Кутон, основана на римском праве. И одна из основ римского права, о которой Вам, граждане, известно не хуже, чем мне, юристу - *Принятый впоследствии закон не может противоречить принятым ранее, а также Основном Закону Республики*. В нашем случае основной закон -это Конституция. И в том виде, как он представлен, декрет не вполне соответствует Основному Закону Французской Республики. Я считаю, что документ должен быть доработан в Комитете Общественного Спасения и представлен на повторное рассмотрение, чтобы занять свое достойное место в рядах прочих законов. Отсрочка не должна приводить к губительной поспешности. В противном случае Комитет Общественного Спасения будет отвечать за последствия принятия закона, противоречащего Конституции, не имея при этом отношения к его созданию. Доработать в соответствии с действующим правом, - заключил Барер, понимая всю проигрышность мероприятия и вместе с тем надеясь, что Конвент услышал главное - Робеспьер и Комитет более не одно и то же. еще можно было лишь надеяться, что это услышал и Робеспьер, который может еще вернуть все вспять. В конце концов, в любом случае отвечать за этот декрет перед потомками хотелось меньше всего на свете.

***

Робеспьер внимательно слушал оппонентов, с какой-то точки зрения признавая их правоту, но и сознавая то, что нужно идти до конца. Отступление невозможно, даже если граждане коллеги решили изолировать его группу от остальной части Комитета. Однако Барер старается сохранить видимость единства. Мудрый ход, ходя последний и держит не один камень за пазухой. Мудрый и осторожный, так как позволив в полной мере просочиться слухам - это значит дать дополнительные козыри Комитету безопасности, это не исключает, что камни полетят и в самих докладчиков в целом.

- Граждане коллеги только что высказали свою точку зрения, представив все события в несколько ином свете, чем все есть на самом деле, - сказал Робеспьер, поднявшись. - В законопроекте и в докладе нет ни единой статьи, которая не обсуждалась бы на заседаниях. Насколько я помню, только один-единственный раз мы уклонились от обсуждения, так как повестке дня стоял более важный вопрос. Гражданин Кутон не один раз зачитывал проект, который претерпел существенные изменния сравнительно с первоначальным вариантом. Я удивлен, что.... - на языке вертелась до невозможности желчная фраза о том, что граждане коллеги, судя по всему, проспали не только все предыдущие заседания в Комитете, но и обсуждение проекта в Клубе. А ведь там были и Бийо, и Колло. -... что подобные замечания имеют место после обсуждения предложенного закона в Клубе якобинцев. Возможно, некоторые статьи ускользнули от внимания за обилием другим дел, но проект для того и зачитан здесь, чтобы мы имели возможность обсудить здесь все и внести необходимые поправки.

- Гражданин Барер предложил обсудить ваш законопроект на заседании Комитета. - с подчеркнутой вежливостью произнес Карно, поднявшись. - Полностью с ним солидарен. Но, коллеги депутаты, вы молчите, а ваше молчание - знак полного согласия, не так ли? Высказывайтесь, граждане, иначе будет поздно что-то менять. - Карно обвел зал взглядом и сел на место. И тут же послышались голоса - сначала робкие, затем - более уверенные. Карно делал пометки в блокноте, умышленно не глядя в сторону Робеспьера.

- Законопроект как таковой действительно не обсуждался на заседании Комитета, - крикнул с места Бийо-Варенн, - Довольно, Бийо,- тихо заметил Барер, - Дадим им выиграть, - к сожалению, выигрыш едва ли был возможен - судя по репликам, депутатов больше всего интересовала собственная неприкосновенность, чем сам закон. Робеспьер сейчас может и правда протащить через Конвент что угодно - но Конвент сегодня увидел достаточно, чтобы задуматься. И оставалось рассчитывать, что задумается и Робеспьер. Пусть выберет - изоляция и диктатура или правительство, которое принимает решения сообща, - Мы присутствуем при начале полного ада, - задумчиво заметил он в сторону Карно, - Закон и правда нужен Робеспьеру, чтобы отправить на гильотину десяток депутатов и, возможно, половину Комитета. Но потомки с нас спросят не за это... А, может, спросят уже современники, - он задумчиво замолчал.

- К сожалению, мы не ведем протоколы заседаний, Бийо, - спокойно сказал Робеспьер. - Твой эпатаж неуместен. Или же у граждан, присутствовавших в Клубе якобинцев было зрительное и умственное помрачнение?

- Я за то, чтобы обсудить поправки! Здесь в Конвенте, - с места гаркнул Колло. Такой поворот ему не нравился определенно. Если Робеспьер проведет проект, то он мигом устранит несогласных. И ни к чему сейчас выяснение, зачитывался проект или нет. - Мне не нравятся многие вещи, я о них заявлю позже и, как и предлагается, мы все это обсудим. Во избежание лишних дискуссий, да, признаю, что я много упустил. У меня все. - Он сел на свое место, сильно дернув Бийо за рукав. А потом и прошипел на ухо коллеге: - Ты что, дурак? Не видишь, что здесь сидит стадо баранов? А Робеспьер сделает нас дураками, притом очень быстро, если ты не заткнешься. И будешь ходить, как облитый дерьмом. Тебе оно надо? Сказал свое мнение, а теперь заткнись.

- По крайней мере он начал нервничать, если ты не видишь, - зашипел в ответ Бийо-Варенн, - Все пошло не так гладко, как он думал. Что до дураков - я лучше буду дураком, который хоть подергался, чем безголовым бараном, который даже не заблеет. Но хватит. Барер и Карно шепчутся про проигранное сражение. Видимо, они хотели, чтобы Максимильян почувствовал себя выбитым из колеи. Он нас рано стал ни в грош не ставить.

- Граждане! Граждане! - замахал руками Бурдон, вскочив с места. - Обсудим поправки здесь завтра! А сегодня можно ограничиться лишь списком присяжных, как и было предложено! И прочтем еще раз проект, это тоже было предложено. И обсудим поправки завтра здесь! - Куда-то делось все красноречие, да и в монологе было слишком много "и", но главное ведь сказано? И его, судя по всему, услышали, так как начали раздаваться призывы к голосованию.

***

- Я не мог бы ничего сделать все равно. Мы не могли, - прошептал Барер, - Добро пожаловать в ад, Карно, - повторил он громче, обращаясь к коллеге,- Но это - только начало войны. Если Робеспьер не одумается, Конвент и дальше увидит, что он остается в изоляции. И к чему-то это приведет, - кстати... Нет, потом... - только что, прислушиваясь к возгласам с мест, Бареру пришла в голову совершенно новая мысль. Примирение в Комитете - то, чего он желал бы больше всего. Просто осадить Робеспьера. Но если неизбежное неизбежно, кажется, у него появилась мысль... Посмотрим, чем закончится заседание Комитета.

- Этот проект был бы проведен, Барер. Правдами или неправдами. Робеспьер всегда доводит дело до конца. Но... Поражение может обернуться выигрышем. - Карно посмотрел на коллегу тяжелым взглядом и слегка улыбнулся. - Ты, кажется, мечтал о сплочении Комитета? Как видишь, это произошло. Мы вместе. Из сомневающихся - только Колло и Приер. Еще есть Сен-Жюст, который надолго задержится в армии, так как без него там никак не справиться, - Карно не удержался от ядовитой усмешки. Впервые в жизни он радовался тому, что ему удалось направить Сен-Жюста в миссию, более того - он сам приложил к этому немало усилий. - Он хочет загнать нас в угол и почти потерял способность трезво мыслить, упиваясь собственной безнаказанностью. А ведь иногда тираны гибнут от собственного оружия. Ты понимаешь о чем я?

- Понимаю, - заметил Барер, - *Я думаю о другом. Но даже тебе, Карно, явно не до этих материй...*

Проголосовав за обсуждение поправок, Клод Приер торопливо направился к выходу из зала, как только председатель объявил заседание закрытым. Сегодня еще много дел. И к черту этот их закон. Если будет нужно высказаться - он выскажется, пусть даже Робеспьеру это может не понравится. Кивнув коллегам, он не стал останавливаться, давая понять, что не желает сейчас обсуждать уже сказанное.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre


Последний раз редактировалось: Odin (Пн Июл 26, 2010 2:20 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Июл 26, 2010 2:27 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, дом Эжени
Сомерсет, Эжени

На самом деле повода для хорошего настроения не было никакого. Более того, ситуация стоила того, чтобы забраться в какой-нибудь темный угол и провести всю ночь в довольно безрадостных размышлениях и попытках придумать хоть какой-то выход из ситуации.
Но думать о потерях не хотелось. *Я все-таки самая бестолковая из бессмертных, кого я знаю. Человеку, который доверился мне полностью, грозит опасность. Я заслужила ненависть вождя якобинцев. И у меня почти нет шансов выиграть в этой игре*, - Эжени попробовала посерьезнеть, но снова улыбнулась своему отражению, собрав волосы по-другому, - *Нет, надену светло-желтое Черт побери, у меня все получилось! Я все-таки завоевала уважение того человека, который только год назад жалостливо презирал меня, который единственный стал свидетелем моей жизни от Театра до сегодняшнего дня. Значит, как бы я не ошибалась, я все сделала в целом правильно. И что бы ни было дальше – тенью я больше не буду*. Успокоившись, она снова улыбнулась – теперь уже той безумной скачке до Парижа, когда не было ни прошлого, ни будущего, ни друзей, ни врагов. Только стук копыт, глухо-синее небо и красивый мужчина, который обычно смотрит на всех с холодным безучастием, а сейчас смеется и что-то кричит обращаясь то ли к лошадиной гриве, то ли к ней, то ли к дороге.
*Будь я человеком, потребовала бы шампанского в утешительный приз*, - хохоча заметила Эжени, - *Но вот тебе твой приз. Если ты так тосковал и считал минуты до того, как уйдешь – можешь просто загадать встречу в Америке лет через пятьсот*.
*Театр Вампиров. Я вернусь в Париж и сам приглашу тебя на спектакль*
Прощались подчеркнуто церемонно – чтобы, наверное, перестать одновременно смеяться в голос, радуясь непонятно чему.
*Наверное, всем надо иногда побыть немного детьми…*, - с этой мыслью Эжени легко сбежала по ступенькам и довольно быстро промчалась до своей старой квартиры.
Процесс над ее квартирной хозяйкой завершился сегодня к полному удовольствию Эжени.
*Ее больше не тронут…И это тоже сделала я*. Наскоро поздоровавшись и поболтав со старухой, она взлетела по лестнице.
Дым в комнате заставил ее поморщиться.
- Сомерсет, я пришла, - весело сказала Эжени, слегка хмурясь при виде человека, который, кажется, не обратил на нее внимания, уйдя в свои потусторонние грезы, - Да не ты, - отмахнулась она от соловья, - Уильям… Птицам вреден твой дым, - Она открыла окно, - А я была на свидании, представляешь? – последнее не было совсем правдой, но, несмотря на всю серьезность ситуации, Эжени было трудно взять себя в руки и избавиться от шального настроения.
Граф Сомерсет выдохнул ароматный дым и улыбнулся ей.
- Сегодня луна круглая и напоминает красный шар. Потоки крови, бегущие по Парижу, настигли ее и не отпускают. Я слышал игру безумного шарманщика, который пророчит нам мир и покой в ближайшее время. Его шарманка – созвездие. А сам он соткан из звуков ночи – шелеста иссушенных деревьев и крыльев летучих мышей. В полнолуние он выходит из царства теней, чтобы сказать нам свою правду. О том, как десятки молодых людей сорвут красные колпаки с ощерившейся толпы. Они будут бить их палками. Они будут другими. Гордыми и свободными, имеющими свое мнение. Они назовут себя «золотой молодежью», потому что станут пророками новой жизни. Десятки, потом – сотни. Потом – тысячи. Вооруженные палками и красивыми дорогими кинжалами, они будут яростно биться за свою молодость и возможность вновь стать людьми, а не марионетками в руках сумасшедших тиранов. И тогда монастырь якобинцев вновь превратится в храм. Его наполнят красивые, свободные люди, проснувшиеся от кошмарного сна и способные смотреть по сторонам. Они победят. Здравствуй, мой темный ангел. Сегодня я сделал первый шаг и день прошел не зря. Если через неделю ты не передумаешь связать со мной свою судьбу, мы очень скоро покинем этот город, оставив неплохое наследство для потомков.


Эжени посерьезнела, смотря на него.
- Что ты наделал? - спросила она одними губами, - Что? Какие палки и какие кинжалы? Подожди, я не темный ангел. Я обещала, что ты больше не заговорщик, если нам дадут уехать. Но я не хочу оставить после себя новую войну. Пожалуйста, не надо. Приди в себя. Ты здесь, со мной. Тебе не нужны зелья, чтобы видеть прекрасное больше, ты не понял? И ты даже не спросил, с кем было свидание, - уже снова в шутку сказала она, театрально отвернувшись.


- Мне все равно. - он широко улыбнулся, любуясь ее силуэтом. - Даже если ты встречалась с самим Робеспьером. Нас связывают отнюдь не земные отношения, и я это понимаю. Ты свободна в выборе друзей. А я знаю, что ты вернешься, просто потому что такие встречи бывают раз в столетие и неслучайны. Именно поэтому я не ревнив. Я сказал, что мне нужна неделя. Я не могу покинуть Париж, не оставив подарка для своего любимого политика. Палки и кинжалы. И новые люди, способные мыслить трезво.


- Я видела твоего любимого политика, - прошептала Эжени, - Послушай, пожалуйста. Все серьезно. Он знает, что ты со мной. Но я могу тебя скрыть снова. Не надо так с ним. Он стал моим врагом теперь, он наговорил мне жутких вещей про тебя - что ты виновен в большом погроме, что ты печатаешь фальшивые ассигнации, что ты просто демон в облике человека. Но мне все равно, понимаешь? Вся моя прошлая жизнь теперь осталась позади. Я все разрушила ради тебя. Но я не темный ангел, не муза, которая вдохновляет на такие жуткие поступки. Я куда более простая и земная, чем ты придумал Я не хочу заговоров. Я хочу счастья с человеком, который выбрал меня.


- Я хочу освободиться. А для этого мне необходимо сделать то, что я делаю. Это не заговор. Не ассигнации. И не погромы. Это - наследие, потому что я, как художник, если можно так выразиться, не могу уйти, не оставив за собой ничего - иначе я буду продолжать видеть во сне пауков с человеческими глазами. Ты их видела когда-нибудь, Эжени? Они отвратительны. И мешают мне жить. А я очень хочу сделать тебя счастливой. - Сомерсет отставил кальян и откинулся на подушках. - Я не хочу прятаться, но что-то подсказывает мне, что это - неизбежность. Как же поступить? Удивительно, но сегодня я понял, что теперь не имею права думать только о себе.

А о ком ты еще думаешь? - спросила Эжени, - Пожалуйста, там, куда мы уйдем нет места этим видениям. Я вылечу тебя от пауков. И я только тогда буду счастлива, когда ты увидишь во мне не музу, а человека. Тысяча чертей, - не удержалась она, - Что вам всем неймется. Феликс, который называл меня маленьким темным ангелом, Камиль, который говорил о совершенстве, Гош, который думал о мечте, ставшей явью, ты, говорящий со мной как с музой и повторяющий, что я тебе снюсь. Я не понимаю чего-то главного? Дело в революции? В вас всех? Или мне надо что-то особенное сделать, чтобы мне говорили не *звезда моя*, а *у тебя красивые глаза*?


- Ты - самая красивая женщина из всех, кого я знал, - честно ответил Сомерсет. - И не твоя вина, что в тебе есть загадка, которая притягивает, если ее разглядеть. Я был покорен тобой с первого взгляда. Ты ведь не хочешь, чтобы я говорил тебе неправду? Я могу описать твою походку, каждый жест, знаю, как смешно ты хмуришься, когда слышишь не то, что хочешь услышать, знаю, как ты поправляешь волосы, когда сердишься, как скидываешь туфли, когда входишь в дом и делишься впечатлениями. Иногда ты бываешь бледее обычного, и когда я до тебя дотрагиваюсь, мне кажется, что ты боишься сделать мне больно. В такие моменты у тебя потусторонний и неживой вид, а глаза светятся ярче обычного. А иногда ты - вполне земная, ты смеешься и радуешься вместе со мной, и не провожаешь хищным взглядом пьяниц, которые городят глупости на улицах. Ты - душа этого города, но живая и осязаемая. Ты - не идеал, потому что мстительна и злопамятна, но за это я еще больше восхищаюсь тобой. Ты кажешься ребенком, но я знаю, что ты видела гораздо больше, чем я. И мне хочется видеть тебя рядом всегда, но ты приходишь только когда уходит солнце. Я могу говорить о тебе бесконечно. Но это ли ты хочешь услышать? Любой другой женщине я бы сказал - уходи, эта война - неженское дело. А тебе протягиваю руку со словами: "Давай пройдем этот путь вместе".



- Но я не воюю, - чуть мягче заметила Эжени, И не уйду. Итак, тебе надо бежать, чтобы прожить еще хотя бы неделю. Я недооценила агентов Робеспьера. Пока мне на ум приходит лишь одно место, которое может быть скрылось от глаз агентов. Это дом одного роялиста, он причинаил много горя одной хорошей девушке, но о нем, насколько я знаю, мало кому известно. Мне не нравится одна вещь... Считай это моей тайной, - На самом деле Эжени беспокоило ощущение чужого присутствия на Сите. Знакомого присутствия, которое ощущалось тем сильнее, что обычно она была единственной бессмертной на острове, - Попробуй прожить завтрашний день, не привлекая к себе внимания. И вот еще что. тебе это покажется странным, но не думай о бегстве. Думай о чем угодно- о женщинах, о Версале, об Англии. Но ни о чем конкретном. Поедешь один. Днем. Я все объясню тебе, - насколько Эжени знала, бессмертные чувствуют друг друга. Если Клери интересуется роялистами, она будет скорее ориентироваться на ее присутствие. Если Сомерсет себя не выдаст, - Что до твоего объяснения... Это самое красивое, что я слышала. Но я не хочу больше быть душой города. Это ни к чему хорошему не приводит. Я не хочу восхищения больше, а то однажды пойму то я это не я, а статуя на постаменте. Поэтому я и не говорю тебе ничего в ответ, хотя и хочу этого.




- Ты - самое ужасное, что было у меня в жизни, - засмеялся Сомерсет. - Ну что, приземленное создание, не заслужившее права называться моей музой, сегодня мы продолжим путешествие по самым замысловатым парижским крышам, или останемся дома, в этой прокуренной комнате, среди птиц, которых мне придется покинуть?


- Птиц я заберу себе, - рассмеялась Эжени, - Это ведь подарок. Нет, граф. Сегодня мы с тобой пойдем не по крышам. Наш путь - на самые окраины, где живут семьи тех несчастных, которые погибли при погромах. Даже художники должны быть человечны. Я хочу, чтобы ты поговорил с их семьями. Видел глаза вдов и несчастных сыновей. А потом перед рассветом мы вернемся сюда и проведем последние часы в этой квартире, которую мы оба завтра покинем - надолго, если не насовсем. Я не хочу, тчобы ты отказался от своего мщения ради меня. Я хочу, чтобы ты стал выше своего врага хотя бы тем, что, в отличие от Робеспьера, смотрел в глаза твоим жертвам и что-то понял. Идем же. Я буду рядом.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Июл 26, 2010 2:30 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Дом Мишеля Ландри

Клер Деманш, маркиза де Шалабр, Робеспьер

Клер Деманш тихо прошла в комнату и закрыла за собой дверь. То, как ее встретил Мишель Ландри, явно давало понять, что ее тут уже считают мертвой. Оттуда, откуда она пришла – не возвращаются. Но она вернулась. Это были бесконечные дни в тюрьме. Она провела там не так много, но ей казалось, что это были месяцы. Крошечная комнатушка, спертый воздух, и десятки женщин, сидящих на соломенных мешках. Они дошли до той степени цинизма, что по утрам устраивали «светские приемы», сдвинув мешки на середину комнаты и кружась вокруг несуществующих зеркал назло охранникам. Впрочем, охранникам эта процедура нравилась, и они смотрели на женские игры сквозь пальцы. Нескольких ее новых знакомых увели на эшафот за день до того, как ее отпустили. Клер так и не поняла, в чем заключалась их вина. Впрочем, о себе она могла сказать то же самое. Все эти вопросы о Фабатье и пресловутой улице Лантерн… Лишь один человек – сухой старик с крючковатым носом и сросшимися бровями, которого она изначально приняла за знаменитого Фукье-Тенвиля, проявил к ней неожиданную мягкость. Он беседовал с ней подробно, дал прочесть показания и расписаться, расспросил о том, кто помог ей поселиться у Мишеля Ландри, даже уточнил ее отношение к Робеспьеру и Сен-Жюсту. Окончательно запутавшись, Клер твердила, что Робеспьера она помнила еще с Арраса, и он встретил ее тепло, что Сен-Жюст произвел на нее неизгладимое впечатление своей вежливостью и корректностью, а Огюстен – ее стары друг по Аррасу. Возможно, именно это возымело действие, потому что после визита того старика ее больше не допрашивали, а потом и вовсе выпустили.

Хлопнула входная дверь, и в гостиной послышались приглушенные голоса. Наверное, Мишель сообщает Жанне о ее возвращении. Атмосфера этого дома тяготила. Хотелось вырваться из нее и бежать, сломя голову, куда глаза глядят. Но ей строго-настрого повелели оставаться жить по тому же адресу и регулярно отмечаться в Комитете по надзору по месту жительства. Клер вздрогнула, когда дверь распахнулась и показалась ухоженная головка Жанны.

- С возвращением, дорогая, - улыбнулась маркиза. – Я от души поздравляю вас и хочу пригласить выпить с нами чаю. Уверена, вы соскучились по домашним чаепитиям. Прошу вас, пойдемте, Клер.


Клер растерялась. Совсем недавно Жанна была так холодна с ней, а теперь говорит, как с равной. Все-таки, парижане не так испорчены, какими кажутся на первый взгляд, и способны к состраданию. Она не смогла сдержать ответной улыбки.

- Конечно, Жанна, большое спасибо! Я сейчас! – глядя на соседку, она всегда чувствовала себя немного неуютно. Та вечно выглядела так, словно потратила на себя целый день – свежий цвет лица, легкий, почти незаметный макияж, прическа, из которой не выбивается ни один лишний локон, и безупречно сидящие платья. Даже очки она надевала с достоинством – возможно, именно поэтому ее они не портили. Когда за Жанной закрылась дверь, Клер бросилась к зеркалу, чтобы поправить прическу и хотя бы немного придать лицу живое выражение. Через несколько минут она уже сидела в гостиной за накрытым столом. Мишеля не было, Жанна коротала время с книгой в руках.

- Присаживайтесь, Клер. Вот варенье и пирог, который я испекла сегодня к чаю. Надеюсь, вы не будете слишком строги ко мне – я не лучший кулинар, увы. – маркиза усадила соседку и налила ей чай. Она сохраняла дружелюбный вид, но на душе было неспокойно. Максимильян ясно дал понять, что Клер, возможно, замешана в деле о заговоре. То, что и Максимильян, и Сен-Жюст придавали Клер столько значения, ясно доказывало, что бедняжка или действительно запуталась, или же и правда стала участницей заговора. К тому же, граф Сомерсет выбрал ее своей посланницей. Несколько дней назад маркиза интересовалась судьбой Клер у Максимильяна, но тот ясно дал понять, что вряд ли может сказать что-то определенное. И тут – возвращение. Они беседовали уже около часа, в течение которых маркиза мягко, чтобы не напугать соседку, задавал ей вопросы. Картина рисовалась странная. Какой-то старик, фамилии которого Клер не знала, допросил ее более подробно, чем даже сам Сен-Жюст, и потом ее отпустили. На всякий случай маркиза детально расспросила об этом разговоре и о самом старике. Видя ее искреннее участие, Клер ничего не заподозрила, и к концу часа оживленно рассказывала о своих злоключениях во всех подробностях.

Маркиза не удивилась, когда услышала знакомые шаги за дверью. Его торопливые шаги она узнавала всегда – у Максимильяна была характерная походка. Она направилась к нему навстречу, чтобы отпереть дверь.


- Здравствуй, Жанна, - Робеспьер шагнул к ней, слегка коснувшись губами ее щеки. Сегодняшнее заседание в Конвенте забрало у него весь остаток сил, который был запасен именно для этого события. Чтобы не сказать больше. Впрочем, несмотря на все прения и вытекающие из них последствия, это можно было считать если не победой, то выигрышем. Только почему это не радует? Ведь сам сделал выбор между диктатурой и законопроектом, что же теперь менять все заново? Но довольно об этом, и без того от усталости подкашиваются ноги. А сюда он пришел затем, чтобы обрести, пусть и ненадолго, некое подобие душевного равновесия. Только шагнув в комнату, он увидел гражданку Клер Деманш. И был немало удивлен, хотя и не подал вида, оставаясь бесстрастным. Только отметил для себя, что нужно проверить бумаги по ней. - Добрый вечер, гражданка Деманш.


- Здравствуйте, гражданин Робеспьер, - почти шепотом пролепетала Клер. От этого человека веяло холодом, удивительно, что связывало его и ее мягкую и отзывчивую соседку. Впрочем, говорят, противоположности сходятся? А она, кажется, от него без ума, хоть и не говорит об этом.

- Пожалуйста, присаживайся, Максимильян. Знаю, что погода не располагает к обильным ужинам, но, возможно, ты попробуешь мой пирог? Этот рецепт мне дала мать одной из моих учениц, и я готовила его впервые. А у нас новости. Клер снова с нами, представляешь? Ей так повезло! Ты случайно не знаешь фамилии пожилого человека с огненным взором и хищным крючковатым носом? Клер все мне рассказала, и мы считаем, что именно ему она обязана своему чудесном освобождению! - маркиза бросила на Робеспьера выразительый взгляд. Он выглядел уставшим и измученным, и она надеялась, что он не отпугнет Клер своей холодностью. Если девушку отпустили, чтобы использовать ее, как козырь в какой-то политической интриге, лучше сохранить ее дружеское расположение. Давая описание человека, маркиза надеялась, что Максимильян подхватит ее игру и соберет информацию раньше, чем получит возможный удар.

- Боюсь, что такие приметы могут подойти десятку человек, - ответил Робеспьер. Поддерживать беседу стоило усилий, но мозг уже привычно анализировал факты. Клер Деманш отпустили и это явно дело рук кого-то из Комитета безопасности, сомнений быть не может. Только они располагают санкциями на аресты, кроме Бюро и Комитета общественного спасения. Причина? В деле Клер Деманш фигурировало только одно обвинение, связанное с Фабатье и, следовательно, с заговорщиками. Что бы он сделал в таких условиях? Отпустил и поставил бы слежку, раз ей вменяется отмечаться в Комитете по надзору. Дальше - амальгама в зависимости от обстоятельств. - Возможно, этот человек одного из Комитетов. - продолжил он, не вдаваясь в подробности. - Должно быть, гражданка Деманш давала настолько положительные ответы, что они полностью удовлетворили спрашивающих... притом совершенно неважно о чем именно спрашивали. - последняя фраза была довольно ядовитой, но сдержаться было выше его сил. Клер Деманш и так поставила под удар всех своей глупостью, а теперь остается только гадать, что эта особа выкинет в следующий раз.

- Думаю, что репутации Клер пошло на пользу знакомство с твоим братом, Максимильян, и то участие, которое Антуан принял в ней, когда она появилась в Париже. Мы так решили с Клер, - поправилась маркиза и засуетилась у стола. - Мне удалось купить немного сахара, вот, возьми, пожалуйста, Максимильян!

Клер Деманш неуверенно кивнула. - Да, я старалась быть честной и отвечала на все вопросы.

- Благодарю, Жанна, - Робеспьер протянул руку за сахарницей, но так и замер, обдумывая сказанное. А когда понимание пришло, хоть и с опозданием в несколько секунд, он едва сдержался, чтобы не дать волю злости. Противоречивое желание - ударить ладонью по столу, дав выход гневу и истерически рассмеяться. Однако он не сделал ни того, ни другого, а когда заговорил, то лед в голосе был слишком явным. Огюстен говорит, что от такого тона замерзает вода даже в жару. Теперь у них есть доказательства связи Огюстена, Антуана и его самого с заговорщиками. Как это превосходно. - Вы хотите сказать, что вам задавали вопросы частного характере о факте ваших знакомств? Это так, гражданка Деманш?

При звуке его голоса Клер побледнела. Снова ошибка. Рука непроизвольно скомкала салфетку. - Что значит вопросы частного характера? - прошептала она, бросив отчаянный взгляд на Жанну. - Меня просто спросили, с кем я встречалась в Париже, и я перечислила. Я не говорила ничего такого, что могло бы бросить тень... Простите, - она быстро-быстро заморгала и выбежала из гостиной.

- Возможно... - очень тихо сказал Робеспьер, ни к кому не обращаясь и глядя перед собой. - Но факт остается фактом... Придется приложить невероятные услия для того, чтобы эта гражданочка не стала орудием в руках заговорщиков... Хотя, по моему, она и так им является... Прости, Жанна, я разрушил все ваше чаепитие. Но думаю, что Огюстену удастся успокоить ее, у него нет моей манеры общаться.

- Максимильян, я хотела, чтобы ты услышал это первым, и как можно скорее, - зашептала маркиза, пользуясь тем, что они остались одни. - Мне не понравился ее рассказ, и я постаралась расспросить ее как можно подробнее. К сожалению, это - единственное. чем я могу помочь тебе. - С этими словами маркиза сжато пересказала ему все, что ей удалось выведать у Клер.


Робеспьер кивнул, выслушав ее. Известия были тревожными и это еще мягко сказано. Как же некстати появилась эта Клер Деманш! Похоже, его мнение не беспристрастно, но с этим уж точно ничего нельзя поделать - гражданка вызывала в нем только глухое раздражение. - Ты все верно сделала, друг мой. Мне тоже не нравится ее рассказ... Поэтому я лишь повторю свою просьбу: никуда не выходи с ней, пусть даже это будет поход в лавку. Помни, что любое твое слово или действие может обернуться неожиданной стороной в первую очередь для тебя. Мы все, благодаря феноменальной неразумности этой гражданки, ходим по лезвию ножа. Прости за метафору.


- Я сделаю все так, как ты говоришь, Максимильян, - мягко ответила маркиза, коснувшись пальцами его ладони. - Я просто буду расспрашивать ее, если ты не возражаешь. Как видишь, сегодня мои расспросы принесли пусть небольшую, но пользу. Я все понимаю, не волнуйся. - Она вздохнула и бросила взгляд на дверь. Наверное, стоило утешить Клер, но почему то не хотелось идти и говорить набор неискренних утешений. К обычному состраданию примешивалось раздражение - похоже, ей передалось отношение Максимильяна.

- Теперь просто побудь рядом, - как обычно, присутствие Жанны действовало на него умиротворяюще. Злость и раздражение ушли, уступив место состоянию, которое испытывают после изнурительного труда, получив, наконец, желанный отдых. - Оставим в покое Клер Деманш и все возможные последствия ее поступков. Думаю, что нужно отдать должное чаю и выпечке, для начала. А потом пойдем к тебе, чтобы избежать взглядов случайных визитеров.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Июл 26, 2010 4:29 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Тюильри // Кабинет Робеспьера.

Огюстен, Рикор // Огюстен, Максимильян.

- Напиваешься, гражданин проконсул, а потом будешь спать на заседаниях и нарушать беспорядки? – сторогим голосом осведомился некто, возникший за спиной. Огюстен резко обернулся, вздрогнув от неожиданности – он слишком погрузился в свои мысли, чтобы заметить подошедшего к нему Франсуа Рикора.

- На заседаниях сейчас не уснешь, такие дебаты, что впору только глазами хлопать, - сказал Огюстен, вытирая салфеткой расплескавшийся кофе. – И кофе без коньяка, если тебе интересно. Мне еще в Бюро по наздору работать.

- Так это и есть повод, чтобы напиться, - хмыкнул Рикор, потом с подозреним спросил: - Ты что, решил поработать?

- Тебя Максимильян уже выгнал или ты сам от него убежал? – не остался в долгу Огюстен, игнорируя вопрос. – Что ты делаешь тут в такое время, когда должен работать в поте лица, а, гражданин?

- Максимильян не выгнал и я не сбегу, он без меня пропадет, - уверенно сказал Рикор.

- Это он с тобой пропадет, если ты сбежал пить кофеек, - любезно сказал Огюстен.

- Не скажи. Я пришел по делу. Максимильян хочет тебя видеть и сказал, чтобы я нашел вас, гражданин проконсул. Так что, как видите, я честно исполняю возложенные на меня поручения. А вам, гражданин, желаю удачи в нелегком разговоре, - Рикор смахнул с фрака собеседника воображаемую пылинку.

- Что, мой брат сильно не в духе? – помрачнел Огюстен. Они так и не разговаривали со времен той памятной ссоры. Да, приходилось признать, что он был не совсем прав. Но как это скажешь?

- У, - односложно ответил Франсуа, показав кулак. – Температура в приемной понизилась на несколько градусов, что не так плохо в такую жару. Хотя не сулит ничего приятного лично для тебя… Перед этим он запрашивал бумаги из Комитета по надзору, который ты собрался инспектировать и последние отчеты Комитета безопасности. Это – не знаю с какого перепуга. А потом велел позвать тебя.

- Черт, - невнятно пробормотал Огюстен, допивая кофе. – Пойдем.

***

- Здравствуй, Огюстен. Располагайся, - Робеспьер бросил беглый взгляд на брата и закрыл папку с документами, которые изучал. В текущем отчете Комитета безопасности не было ничего о Клер Деманш, только общее упоминание, что несколько подозреваемых выпущены в связи с неподвердимишися обвинениями под наблюдение Комитетов по надзору. Все верно, совсем не упомянуть об этом они могли – слишком громоздка бюрократическая машина… Однако истинную причину так и не удалось установить. Осталось надеяться, что Давид, исполняющий по совместительству обязанности секретаря, что-нибудь сможет сказать. – Ты знаешь, что Клер Деманш была выпущена из тюрьмы под наблюдение Комитета по надзору?

- Нет, - немного опешил Огюстен. По правде говоря, предпринимать что-либо, связанное с освобождением Клер не очень-то удавалось. Бесполезно скандалить, это все равно, что биться головой о стену – у них был приказ Комитета общественного спасения и страх за собственные головы начисто уничтожит любые доводы разума. – Значит, вы все же пришли к выводу, что она ни в чем не виновна?

- Я бы так не сказал, - покачал головой Робеспьер. – Она была отпущена без какой-либо нашей санкции, только по инициативе Комитета безопасности. Мне не нравится то, что ей задавали вопросы о ее частной жизни. Эта… прости, Огюстен, но она – невероятно глупая женщина, выложила абсолютно все о том, как дружно мы все ей помогали.

- Прости меня ты, но что она могла ответить? – перебил брата Огюстен, рассердившись на такую характеристику Клер. – Только правду и ничего кроме правды.

- Возможно, - резко сказал Робеспьер. – Но только небольшой факт, что она разыскивала изавестного заговорщика Фабатье и лично общалась со вторым заговорщиком из той же веселой и приятной компании, не добавит красочных штрихов ни к твоей биографии, ни к чьей-либо политической карьере. Это могу знать не только я, Огюстен, но и наши коллеги. И наши враги. Ты понимаешь все последствия подобных проступков?

- Послушай, Максимильян, но ведь она не знает всех этих интриг! Она просто по-доброму относится к тем, кто к ней обращается! Разве же за это казнят? Да, она оказалась помимо воли замешана в интриги, но у нее и в мыслях не было строить заговор или участвовать в нем!

- Да, разумеется. Она только послужила неплохим орудием… Огюстен, постарайся думать головой, а нет иным органом, предназначенным для другого. Право, я не знаю, что мне сказать или сделать, чтобы ты понял всю важность происходящего. Подумай, только спокойно, о всех последствиях…

Максимильян еще что-то говорил, но Огюстен полностью потерял нить рассуждений, глядя на сильно осунувшееся лицо брата. Сухой кашель, который на секунду прервал монолог, резанул по нервам и заставил время повернуть вспять на четырнадцать лет.
Он, тогда еще семнадцатилетний и полный надежд на светлое будущее юноша, помогает Генриетте, любимой сестре, пересаживать розовый куст. Наконец, работа закончена, но сестра утомлена даже столь незначительным приложением физических сил. Он усаживает ее на скамейку.

- Дорогая Генриетта, ты устала и нуждаешься в отдыхе. Возможно, мы отложим дальнейшую прогулку?

- Нет, нет, что ты! – возражает сестра. – Я так редко вижу вас всех и нельзя разрушать уже намеченный план… - сухой кашель прерывает ее речь. – Однако мы сделали важное дело: вот увидишь, эти цветы будут самыми красивыми, когда куст расцветет.

- И мы будем приходить сюда любоваться, чтобы не срезать их и не портить такую совершенную красоту. А еще эти цветы и будут самыми красивыми, так как куст посадила ты, - улыбнулся Огюстен. – Они просто не могут быть другими.

- Какой же ты…Если будешь и дальше говорить такие речи, то разобьешь немало сердец, - грозит ему пальцем сестра. – Но мне действительно будет жаль срезать эти розы, ведь природой им предназначено расти…

Розы пришлось срезать все. До единой. Не только с того куста, но и в саду. Весной Генриетта умерла. С трудом возвращаясь снова в реальность, он вслушался в разговор. Вся возникшая в памяти картина воспоминаний не заняла и тридцати секунд.
Он не упустил ничего важного, зато успел задать себе вопрос: а что будет, если и Максимильян угаснет так же, как и сестра? Стоит ли случайная интрижка того, чтобы заставлять его тратить силы еще и доказывая прописные истины? Ведь Клер искала встречи с заговорщиками, этот факт нельзя отрицать. Так ли она невиновна? И мотивы ее приезда сюда могли на самом деле и быть несколько иными…

-… возможно, я пристрастен, - закончил монолог Робеспьер.

- Да, Максимильян, - машинально отозвался Огюстен, но потом полностью вернулся в реальность. – Однако твоя пристрастность, возможно, вполне оправдана. Если все обстоит так, как ты говоришь. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

- Ты… - Робеспьер растерялся от столь легкой победы. Поскольку Огюстен иногда славился просто ослиным упрямством, убедить его в чем-то бывало невероятно сложно. – Что с тобой снова случилось?

- Ну, я подумал о твоих доводах и о том, что действительно мало знаю об истинной цели ее визита, - пожал плечами Огюстен. – Мне тоже не нравятся все эти разговоры и то, что ее выпустили… Нет, я рад, что ее отпустили, но мне страшно думать о цели, с которой, возможно, это сделано.

- Я хочу, чтобы ты просто поговорил с ней и объяснил то, что ее поведение просто глупо. Либо она очень не умна, либо ведет двойную игру, - задумчиво сказал Робеспьер. Вид Огюстена чем-то напоминал побитое животное, должно быть, ему очень неприятен этот разговор. – Просто попытайся выяснить хотя бы это, чтобы мы могли либо утвердиться в своих сомнениях, либо отвергнуть их. Я не прошу от тебя большего. Просто не могу поговорить с ней сам, вчера я был немного резок.

- Да, Максимильян. – ответил Огюстен, сдержав вертевшийся на языке колкий ответ насчет просьб о большем и меньшем.

- Да что с тобой такое? – не выдержал Робеспьер. – Ты что, снова пьян?

- Нет, я просто думаю одновременно о двух вещах, - ответил Огюстен. – Мне обидно слышать, что ты не ждешь от меня серьезных поступков и еще я представляю себе, что ты сказал бедняжке Клер, если даже в твоем изложении это звучит как “был немного резок”. Поясняю: иногда от твоего любезного тона, хочет провалиться сквозь землю даже испытанный в боях, сражениях и офицерских беседах Рикор. Он сам признался однажды. Мне же иногда просто хочется спрятаться куда-нибудь. Только не так легко найти предмет, в который я мог бы поместиться без ущерба для своей драгоценной персоны. Ты, главное, не переживай из-за Клер, Субербьель пророчит, что тебе нельзя волноваться. Я поговорю с Клер сегодня же.

- Огюстен, признайся, пока не поздно, что за проступок ты совершил, что теперь хочешь скрыть его за многословием и проявлением заботы? – спросил Робеспьер.

- Да не сделал я ничего! – воскликнул Огюстен, видя, что добрые намерения сейчас будут интерпретированы иначе. – Я просто был неправ, когда упрекал тебя. И, впоминая тот разговор, хочу исправить свою ошибку. Считай, если хочешь, все это приступом глубочайшего раскаяния.

- Не знаю, что с тобой делать, Огюстен, - покачал головой Робеспьер. – Ступай, закончи хотя бы свои дела по Бюро по надзору, прежде, чем идти к Деманш.

- Да, я как раз собирался туда, - сказал Огюстен, поднимаясь.

- Похоже, приступы раскаяния повышают твою работоспособность, - иронично поднял брови Робеспьер. – Только не нужно прихватывать с собой Франсуа за компанию, он нужен мне здесь.

- Ты не поверишь, Максимильян, но ты, похоже, его перевоспитал, – округлил глаза Огюстен, в притворном ужасе. - Я о Франсуа.

- Возможно, - кивнул Робеспьер. – А вот тебя я перевоспитать не могу, начиная с того времени, когда ты вошел в сознательный возраст. Теперь ступай. Мне тоже нужно работать.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre


Последний раз редактировалось: Odin (Пн Июл 26, 2010 5:15 pm), всего редактировалось 1 раз
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Июл 26, 2010 4:42 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, Театр Вампиров
Элени, Барер

Наконец, Тюильри опустел, как всегда по ночам. Кивнув на прощание Приеру и Карно, выходившим последними, Барер покачал головой в ответ на предложение дойти вместе, указав на бумаги, которые лежали на столе. Обсуждать что-либо просто не было сил. Достаточно того, что Карно, кажется, удалось убедить поступить завтра так, как просил Барер – то есть голосовать против любых поправок и поддержать позицию Робеспьера. Если депутатам дать уступку, они успокоятся, почувствовав себя в безопасности – причем зря. Депутатская неприкосновенность исчезнет не завтра – а год назад, когда Конвент проголосовал за арест лидеров Жиронды. К сожалению, теперь заставить Конвент действовать может только страх…

*Докатились*, - хмуро подумал Барер, - *Трясемся за свою шкуру и только рассчитываем быть не следующими. Если бы Робеспьер вел себя чуть мягче – да Конвент бы уже давно сдал наши головы ему за возражения против прериальского закона. Но все получилось… Он нервничает и или будет вынужден искать нашей поддержки или останется один. Против правительства. А мы ведь правительство… пока что…*, он медленно собрал бумаги и двинулся к выходу. От собственных мыслей стало только еще более тошно – он, наверное, и сам не заметил, как из человека, который хотел как и все просто поменять мир к лучшему и успеть принять участие в велики событиях, который писал жителям своего округа письмо о том, что они теперь свободны и независимы, зная, что именно он добился для них независимости… Или того человека, который готов был ночи напролет спорить об основах, которые должны присутствовать в Конституции, экономических правах, понимая, что сейчас они, тридцатилетние провинциальные адвокаты творят историю, а он – обычный гасконский мелкий дворянчик теперь принят герцогом Орлеанским, и что он тоже теперь – часть истории… Теперь он – член самого страшного правительства во всей Европе и сейчас он делает выбор. Шумная веселая компания, которую можно развлекать анекдотами и пить шампанское до рассвета, как будто пытаясь вернуть прошлые дни. Или… Нет, никого видеть не хотелось.

Через час, сидя дома с бутылкой вина, Барер пытался сделать запись в дневнике о прошедшем дне – эту привычку он старался не бросать даже в условиях абсолютной нехватки времени.
*Комитет выступил против принятия закона – сначала я, потом – Бийо-Варенн, после – Карно, но Робеспьер никого не желает слушать…* Больше двух строчек написать не удавалось уже последний час.
Мрачно глядя на страницу с пером в руке, Барер допил остатки вина залпом. Нет, одному все-таки сейчас сидеть еще хуже, чем веселиться с друзьями. К сожалению, идти к кому-то на ужин было поздно. Остается театр…

В это заведение он обещал себе больше не ходить никогда в жизни.
Странная история – между ним и ведущей актрисой Театра Элени Дюваль никогда не было ничего похожего на роман. Несколько встреч, пара совместных обедов и прогулок. Легкий флирт, не более. И прошло уже больше месяца после того, как он пытался объясниться с ней и узнать, были ли эти встречи просто попыткой использовать его в ее непонятной игре.
Странно, что еще не забылось и до сих пор странно, что иногда он представляет ее мерилом собственной совести. Из разговоров друзей-театралов он знал, что она теперь играет все реже и едва ли будет продлевать контракт. Значит, последний шанс увидеть королеву парижской сцены?

Театр много потеряет, если она покинет профессию – за прошедшие несколько месяцев актриса выросла. Как знаток, Барер отметил новые интонации и новый метод, которым она пользуется, больше обращаясь теперь к партнерам по сцене, чем к залу, что делали остальные парижские актрисы. Более реалистичная манера… Стоит признать – за ней будущее, если, конечно, не брать в расчет оперу, которая требует именно контакта с аудиторией из-за длины монологов.

Говорят, критика не вполне приняла это – рецензии на последние спектакли были спорными, и не один автор задавался вопросом, что это – провал или смелость гениальной актрисы. Сам он выбрал однозначно последнее. Возможно, стоит сказать ей пару слов в поддержку. Просто по старой памяти. Кем бы ни была эта женщина, наверное, ей сейчас нужна поддержка – тем более, если это - ее последний сезон.

Дождавшись окончания спектакля, Барер прошел к выходу для актрис, отметив, что состав поклонников сильно изменился за прошедшее время. Они теперь ждут другую актрису- пожалуй, не менее красивую, чем Элени Дюваль, но исполняющую теперь большинство заглавных ролей в обычной театральной манере. Проще для понимания. Однако то, что делает эта актриса – это хорошая парижская школа. А Элени Дюваль творит искусство.
После выхода новой примы театра улочка опустела. А вот и сама Элени. Выглядит теперь горадо скромнее, чем раньше – хотя, пожалуй, даже лучше, без показного блеска.

- Вас трудно дождаться, Элени, - заговорил он с ней первым, - Я просто хотел выразить восхищение Вашей игрой на правах старого ценителя Вашего таланта.

Элени медленно обернулась. Человек, перевернувший ее тихий и устоявшийся мир, и покинувший ее месяц назад, стоял перед зданием театра. Сколько раз она представляла себе их встречу, и неизменно давала зарок – никогда не говорить с этим человеком. Просто потому что он пробуждал в ней остатки человеского мышления, от которого она мечтала отделаться навсегда. Бессмертные не имеют права на привязанности. И живой пример тому – ее несчастная подруга Эжени, которая избрала себе другой путь, навсегда покинув Театр. С момента гибели Демулена они больше не общались. Правда, недавно Элени видела ее с каким-то ободранцем с затуманенным рассудком, который при ближайшем рассмотрении оказался… графом. Элени наблюдала с интересом эту странную пару, отметив, что ее подруга изменилась и, кажется, беспредельно увлечена этим черноглазым созданием. Что ж, лучше так, чем страдания по мертвому журналисту. Хотя этого выбора Элени одобрить не могла – ни один уважающий себя граф не должен позволять себе опускаться так низко, лучше – смерть.

Она почти не играла на сцене, оставив за собой несколько любимых ролей. Ее план сработал, иправдами и неправдами она сделала Эстель главной актрисой Театра. Теперь поклонники приходили не к ней, а она довольствовалась вниманием нескольких настоящих ценителей, способных разглядеть жемчужину среди серой массы актрис, похожих одна на другую. О да, свою игру она и по сей день считала лучшей. А слава и цветы – это пустое.

- Благодарю вас, Бертран, - произнесла Элени опустив глаза. Нельзя показать ему, как она рада его видеть. – Вас давно не видно. Работа и редкие моменты сна. Печален удел современного вершителя человеческих судеб, верно?

- Вы дали совершенно верное описание моего дня, - любезно заметил Барер, - Но Вас тоже мы имеем счастье видеть все реже. При этом политикой Вы тоже больше не занимаетесь. Некоторое время я беспокоился за Вас - подобные игры могут дорого стоить в наше время. Поверьте, окажись на моем месте любой другой из Комитета - все могло бы быть иначе. Но нет, Вы не заинтересованы политикойю И Театром, кажется, тоже - хотя дай Бог, чтобы я ошибался. Мне кажется, Вы могли бы открыть свою школу. Будущее ей обеспечено, - Он подумал, что если она не умеет читать между строк и обвинит его в шпионаже - то это будет последней каплей, которой так не хватало нынешнему вечеру.

Элени готова была ответить какой-нибудь любезностью и распрощаться, но слова застыли на языке. так и не сорвавшись. Этот человек был в отчаянии и, кажется, пришел сюда просто, чтобы оторваться от своего окружения. Политик, готовый поступиться принципами и защитить аристократку. Явление малораспространенное на первый взгляд, если не заглядывать в мысли членов правительства. Однажды Элени из любопытства прочла мысли Робеспьера и едва не рассмеялась, увидев в них образ бывшей маркизы, которую Неподкупный держит в качестве своей любовницы в доме на той же улице, где проживает сам. Бывшая маркиза теперь изображала из себя честную патриотку, как принято выражаться на языке якобинцев, и зарабатывала деньги, преподавая историю юным буржуа. А главный якобинец страны и самый безжалостный палач Парижа заглядывал к ней, не задумываясь о ее происхождении. Вот и Барер. Знает о ее происхождении и - молчит... - Вы угадали, Бертран. Я и правда обнаружила в себе свособности к преподаванию. Эстель - моя первая ученица. Хороша, не правда ли? Но вы ведь пришли ко мне не за этим?

- Не за этим, - вздохнул Барер, - Я бы с удовольствием разобрал бы с Вами сейчас игру Вашей ученицы, так как, на мой взгляд, Вы взяли за основу не вполне подходящий материал, однако я пришел за другим. Возможно, это - моя последняя возможность принести Вам запоздалые извинения за мой тон в нашу последнюю встречу. А возможно - начиная с завтра ни у одного человека во Франции возможно не останется доброго мнения обо мне. И все, что я могу сделать - это попробовать это исправить. Вы верно делаете, что покидаете театр, Элени, - грустно заметил он, - На днях арестовали нескольких актрис из Комеди Франсез. Все - бывшие аристократки. И если раньше я мог позволить себе не беспокоиться за тех, кого имею честь считать своими... друзьями, то, начиная с завтра, я просто не смогу ничего сделать, - какой-то частью рассудка Барер еще отдавал себе отчет, что выкладывает крупную государственную тайну аристократке и роялистке, но поделать с собой сейчас ничего не хотел.

- Боже мой, вы так.. расстроены... - Элени смутилась. Ее смертный друг был изрядно пьян, и позволял себе говорить вслух такое, за что можно было поплатиться головой - уж в этом она разбиралась, несмотря на то, что старалась практически не бывать в городе. - Но вы хотите рассказать мне о том, что произойдет завтра? Или .. может быть, наоборот? Забыть про ваше "завтра" и про то, что скоро может произойти что-то ужасное? - Элени подала ему руки и улыбнулась. Не было больше Театра вампиров, бессмертия и кровавой Революции, уничтожавшей ее любимый город. Она - юная придворная с блестящим будущим. Он - восхитительный и утонченный мужчина, закрывший глаза на ее Дар убийства.

Почти не слушая Элени, Барер порывисто привлек ее к себе.
- Простите, простите, - сбивчиво заговорил он, не обращая внимание, что его красноречие куда-то исчезло, - Мы и правда чудовища. У меня нет выхода... У нас нет выхода... Завтра я буду голосовать за этот закон... Я не могу принять решение... Я почти готов быть в правительстве при диктатуре... Или низвергнуть его - но через этот закон... Простите нас, пожалуйста. И меня, меня пожалуйста, простите.

Элени не отстранилась. Один из тех, кто составлял правительство говорил о прощении, словно пришел за отпущением грехов заранее, перед тем, как произойдет нечто страшное. Вот и наступило то, о чем она думала. Революция уничтожила своих врагов и принялась за друзей. Победа близко, еще лет десять - и все вернется на свои места. Вот только этого человека не будет рядом. И никого не будет. Лишь Театр вампиров останется неизменным, и она, актриса Элени Дюваль, будет продолжать играть свои роли, словно ничего не произошло... Она дождалась начала конца. Но почему ей так больно видеть, как он мучается - разве не об этом она мечтала? - Вы не в силах что-то изменить. По отдельности каждый из вас имеет свое мнение. Но есть Конвент. И сотни Комитетов. И люди, которые в массе своей идут на преступления просто потому что не способны противостоять большинству. Я знаю, что вы хотели мира и счастья. Вы - идеалист и романтик, пусть и пытаетесь это скрыть. Но грубым вмешательством не изменить законов природы. Любой подобный шаг влечет за собой страшные последствия, оставляя уродливые очертания хороших и добрых мыслей. Я действительно принадлежу к старинному дворянскому роду, и вы давно разгадали мой секрет. И я не смирилась. Но вы позволили мне задуматься о том, что Революцию совершили простые люди, а не бессовестные чудовища. Простите, но я не имею права лицемерить после того, что вы мне сказали. Уведите меня от Театра, прошу вас. Не хочу, чтобы нас слышали.

- Вы простили. И будете со мной.ю несмотря на то, что я делаю? - Барер поцеловал ее волосы, - Вы даете мне сил жить дальше. Вас никто не тронет, клянусь, - где-то далеок мелькнула мысль, что связь с аристократкой сейчас - последнее, что он может себе позволить... С другой стороны, это тоже можно будет использовать против Робеспьера... Если ему предъявят это, то получится, что его искусственно пытаюсь амальгинировать с Карно... Неважно, - Пойдем, - тихо сказал он вслух, - Завтра будет только потом. У тебя будет все, что пожелаешь - только чтобы ты меня прощала за все, что происходит. Завтра же...

- Никогда не давай обещаний и, тем более, клятв. Время, когда это можно было делать, прошло. Впереди - хаос. А мне не нужны слова и клятвы. Ради сегодняшней встречи я нарушила все, что только могла нарушить, и предала саму себя, что гораздо страшнее. Пусть это останется нашей тайной. - Элени позволила себя увести и наглухо захлопнула мысли. Этой страницы ее жизни не узнает даже Арман. Она позволила захлестнуть себя человеческой страсти и впустила этого человека в свои мечты. Пусть так и будет.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Июл 27, 2010 3:06 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794

Ванве.

Бьянка, Морвель, Вильфор.

Бьянка с интересом разглядывала полноватого мужчину с породистым лицом, восседавшего в кресле у окна и его изящную супругу – женщину лет сорока болезненного и нервного вида. Ее напарник Бертран Морвель не отходил от нее ни на шаг и бросал выразительные взгляды. Он выбрал правильный и беспроигрышный образ поклонника, безнадежно влюбившегося с первого взгляда. Теперь Бьянка понимала, почему Сен-Жюст так уверенно продвигал в Бюро своего блеранкурского протеже: он был молод, артистичен, наблюдателен и обладал цепким умом. Идеальный набор качеств для хорошего агента. А вот Вильфор… Бьянка с трудом сдерживалась, чтобы не ответить ему что-нибудь ехидное – этот человек, продавший свои идеалы во время облавы месяц назад, был ей глубоко противен. Уж лучше быть таким, как Сомерсет и идти до конца…

Тем временем Элоиза, супруга де Вильфора, позвала всех к столу. Морвель сел рядом с Бьянкой. Он говорил безостановочно – сыпал сонетами, рассказывал истории о Ванве и все это перемежал комплиментами. Наконец, Вильфор отправил супругу отдыхать а сам, закурив, явно приготовился говорить о делах. Здесь, в Ванве, он считался одним из главных и авторитетных заговорщиков. Они прошли в комнату без окон, расположенную в задней части дома. Вильфор усадил их и кивнул, приглашая Морвеля говорить.

Бернар Морвель рассеянно вертел в руках цветок, который выдернул из вазы еще в гостиной. Он намеревался подарить его своей Несравненной, но так и нашел подходящего повода. За тем, чтобы сказать что-либо, полагающееся по случаю, дело не станет. Но Вильфор, как спящая змея ждет своего часа, препятствуя намерениям... Иными словами. Вильфор ждет разговора. - Эта совершенная женщина, подобная древней амазонке или валькирии, не побоявшаяся подвергнуть себя опасности, - тут Бернар с поклоном вручил цветок Беатрисе. - Она прибыла к нам из Арраса от метра Лебона. Проклятая гиена, этот Лебон, он нарочно прислал ко мне эту гурию, чтобы она украла мое спокойствие. Метр Лебон ждет от нас ответа на интересующие его вопросы... Письмо есть у мадам дю Плесси, но что-то подсказывает мне, что мы - не те, кто должен его вскрывать. Что же будем с этим делать, Вильфор? При медлительности переписки и учитывая трудности, с которыми сталкиваются наши люди, ответ нужно дать как можно скорее... По мере возможности, разумеется.

Вильфор нервничал, хотя и не показывал виду. Во-первых, Лебон действительно идиот, если подсылает в качестве доверенного лица молодую девицу. Того гляди, виконт де Морвель совсем потеряет голову - на нем уже лица нет. А ведь их и так осталось слишком мало. К тому же, он будет вынужден тайно сообщить обо всем якобинцу Ришару... Если вскроет письмо. Морвель, сам того не зная, попал в точку. Вильфор предал всех, кого мог, и имел обязательства перед Ришаром докладывать ему обо всех документах, попадающих к нему. Нужно избавиться от письма как можно скорее и отвести беду от всех, кто еще остался в Ванве. Правда, барон де Бац больше не выходил на связь. Значит, разбираться с этим должен Сомерсет. Скорее всего, именно ему и предназначено письмо, будь оно неладно. - А что вы предлагаете, Бернар? - сухо спросил Вильфор, не спуская глаз с посланницы из Арраса. Если бы не Элоиза, он бы был не против провести ночь с этой женщиной. Пожалуй, стоит дать ей понять. Кто знает, что за нравы у них, в Аррасе.

- Что дальше - это не моя компетенция, дорогой Вильфор. - улыбнулся Морвель. - Я, как вы знаете, имею дело только с людьми, а не с бумагами. Бумаги скучны, в них нет души... Вам это известно, раз смотрите такими глазами, на звезду моего сердца, что я, пожалуй, воспылаю ревностью, страшной, как в сказке. Нужно провести посланницу в Париж, иного выхода я вижу. А для этого нужны рекомендации, без которых в наше время ничего не делается.

- Чтобы препроводить ее в Париж, нужны не только рекомендации, но и адрес графа Сомерсета, - проворчал де Вильфор. Ему не понравилось, что виконт не только отметил его плотский интерес с посланнице из Арраса, но и прокомментировал его вслух.

- Мэтр Лебон сказал мне, что вы, граф, занимаете в Ванве достойное положение и имеете право принимать решения, - смиренно опустила глаза Бьянка. - Но кто такой граф Сомерсет? Он говорил о бароне де Баце!


- О, - немного разочаровано протянул Морвель, - Звезда моя, вынужден вас огорчить, барон де Бац не дает о себе знать давно, очень давно… Никто не знает причину этого молчания. Все только догадываются и… молчат сами. Но граф Сомерсет тоже может принимать важные решения, так как является правой рукой барона. Передать послание ему – все равно, что передать де Бацу. Хотя понимаю, вам, возможно, хотелось собственными глазами увидеть знаменитого барона.. А что касается адреса Сомерсета, уважаемый Вильфор… Вот сразу видно, что вы не работали с людьми, прошу прощения, что второй раз невольно заостряю на этом внимание… Да, я отвлекся. Нет никакого адреса. Явка, только явка… Вы оставляете сообщение для него в известном нам месте или же появляетесь на одной из квартир и даете знать о себе. Ведь, знаете ли, личность ищущего тоже проверяют… - будто утратив интерес к разговору, Морвель повернулся к зеркалу, поправил галстук и, вздохнув, приложил к груди кокарду, которую носил в кармане. Потом убрал ее обратно. – Нет, она сюда совершенно не подходит. А иногда я даже цепляю ее на фрак, тогда выгляжу почти патриотом.


Бьянка не удержалась и рассмеялась. Ей все больше и больше нравился ее напарник. Воистину, Антуан имеет особенный нюх на талантливых людей. Да и из него самого получился бы прекрасный сыщик. - Я тоже стараюсь быть похожей на патриотку, Бернар. Единственное, к чему я не могу привыкнуть - это их пища и обувь. Мне жаль, что барон де Бац... Боже мой, мне действительно жаль, - она посерьезнела. - Вы хотите, чтобы я отвезла это письмо в Париж? - на этот раз она обращалась к Вильфору. Судя по его мыслям, он больше всего был озабочен тем, как бы донести Ришару настолько аккуратно, чтобы не запачкать Лебона и не сообщить о письме. Похоже, он был запуган и готов был продавать свою жизнь по кусочкам и торгуясь.

Де Вильфор вздохнул, потом вздохнул еще раз. - Вы же понимаете, Морвель, что такие дела так просто не решаются, - с трудом скрывая вызванное страхом раздражение сказал он. - Необходимо сообщить о мадмуазель, иначе с меня снимут голову раньше, нежели я успею чихнуть!

- Мне не нравится ваш якобинский юмор, Вильфор, - поморщился Морвель. - От него несет заседаниями и бесполезными дебатами. Это так... пошло. Не лучше ли говорить о прекрасном? Например: « Почтенный человек, что знал когда-то иную жизнь, здесь пас свои стада. В придворной суете он жил богато, но бросил свет и проводил года, следя, как дней сплывает череда..." Вам нравятся стихи, Вильфор? - не дождавшись ответа, он продолжил, в упор глядя на собеседника: - Кому вы хотите сообщить о мадмуазель, Вильфор? Я ведь уже сказал, что сообщать некому...

- Прекратите паясничать, виконт, - поморщился Вильфор. Эх, молодость. Конечно, понятно зачем это все делается - молоденькая мадмуазель едва сдерживается, чтобы не начать кокетничать с этим юным "поэтом". - Я не менее, чем вы знаю Шекспира! А вы здесь не для того, чтобы цитировать произведения великого автора, а для того, чтобы думать. Как вы понимаете, я не могу покинуть Ванве, чтобы сопровождать мадмуазель в Париж.

Бьянка вновь не удержалась от улыбки и продолжила игру: "Она в ответ: "Отец почтенный мой, Вы видите несчастное созданье. Но не от лет я сделалась такой: Увы, меня состарили страданья! Могла б я быть цветком очарованья, Когда б души не отдала, любя Другого много больше, чем себя!" Виконт, кажется, вы меня покорили. Однако, я так и не поняла, что мне делать дальше! Вы, господа, хотите, чтобы я отправилась в Париж одна? Хорошо, я это сделаю. Мэтр Лебон не дает нам возможности решать, хотим мы что-то делать или не хотим. Только дайте адрес! - Она лукаво взглянула на Вильфора. - Вы ведь поможете мне, правда?

Вильфор едва не сплюнул от досады. Ну что за... А ведь мог и сам додуматься почитать ей Шекспира! - Да нет никакого адреса! - воскликнул он. - Вы бы лучше слушали не Шекспира, а то, что вам говорят! Разумеется, вы не отправитесь в Париж одна!

- Разумеется, она отправится со мной! - воскликнул Морвель, падая на одно колено. - Я бы прочел вам подходящие по случаю стихи, моя богиня, но боюсь, что Вильфор выгонит нас обоих. И он прав, Несравненная, никакого адреса нет. Вам, точнее, нам, придется идти на предназначенное для встреч место... Если месье де Вильфор соблаговолит дать нам соответствующие письменные рекомендации и напутственные слова с пожеланиями удачи...

- Трактир "Бык и жулик" возле Арсенала. Это же и гостиница. Трактирщику нужно сказать: "Мы приехали из Бордо на неделю, нам нужна большая комната, так как скоро к нам присоединиться моя сестра." Положительный ответ означает, что все чисто, отрицательный - что в гостинице шныряют ищейки Бюро. Поставите на окно цветы и ждите, пока с вами свяжутся.

- Сидеть в гостинице весь день? - удивленно поднял брови Морвель.

- Нет, зачем же... Сообщите хозяину те часы, когда вы будете там...

- Уточняйте детали, любезный Вильфор, от них часто зависит сохранность головы, - весело сказал Морвель. - А теперь, пожалуйста, рекомендации для нас и благодарственное письмо для трактирщика.

- Мы должны поселиться вместе? А чью сестру мы ожидаем? Кто из нас должен произнести эти слова - он или я? - окончательно развеселилась Бьянка. В мыслях Вильфора она читала такие противоречивые чувства, что впору было писать отдельную пьесу. Он тщательно взвешивал, что именно можно донести якобинцам, а что можно скрыть, при этом искренне желал всем якобинцам гореть в адском огне, желал смерти Ришару, представлял ее в раздетом виде и горевал о том, что его супруга Элоиза уже потеряла свежесть молодости.

- Главное произнести то, что я только сказал, - раздраженно бросил Вильфор.

- Тише, тише, - успокаивающе поднял руки Морвель, понимая, что шуточки могут зайти слишком далеко, а говорят они сейчас о вещах самых серьезных. Ведь Вильфору ничего не стоит продержать их в гостинице бог весть сколько, не сообщив информацию по цепочке... Будет еще хорошо, если они не дождутся там облавы - потом доказывай, что ты - не осел. Хороший агент - живой агент. А живой - это значит не рассекреченный, а тот, которого по каким-то причинам отозвали. - Шутки в сторону. Мы тратим на ожидание не больше четырех дней, Вильфор, а потом покидаем то место, не считая его надежным, - произнес он это деланно небрежно, почти полируя ногти краешком платка, но главное, что Вильфор безошибочно уловил тон. Морвель удовлетворенно улыбнулся. Провал будет означать то, что ненадежен сам Вильфор и это освобождает их от обязанности отчитываться ему, если причиной молчания не стали какие-то чрезвычайные обстоятельства, разумеется.

- Вы все поняли верно, виконт, - сухо произнес Вильфор и потянулся за бумагой. Довольно объяснений, иначе этот юноша напридумывает себе невесть чего. Да и эта мадмуазель - птица не его полета. Кстати, не мешало бы ее проверить. Его рекомендательное письмо прежде всего попадет к курьеру, исполняющему роль связующего звена. Нужно составить его так, чтобы парижские коллеги хотя бы уточнили, действительно ли она явилась их Арраса. Он, конечно, вынужден передавать некоторую информацию Ришару, но не до такой же степени, чтобы собственными руками толкать в ловушку самого графа Сомерсета. - Вот, возьмите, виконт. - С этими словами он протянул бумагу Морвелю.

- Благодарю вас, Вильфор, - поднявшись, Морвель слегка поклонился. Возможно, немного более церемонно, чем требовали приличия. Интуиция как правило не подводила его, а сейчас она просто кричала о том, что Вильфор замышляет какую-то гадость. Знать бы какую... - Теперь же позвольте мне откланяться, я и так злоупотребил вашим временем... - он подумал о том, что завтра рано утром, пока не поднялась жара, нужно будет похлопотать в саду. Любимые яблони, которые так полюбили обирать соседские мальчишки требовали ухода... Это он не доверял даже садовнику, сам подвязывая поврежденные ветки... Возможно поэтому и гонял ребятню не слишком строго. А если яблоню подвязать куском яркой ткани, например, то это послужит отличным сигналом к тому, что срочно требуется помощь. Нужно проверить ту гостиницу, которую назначил для встречи Вильфор.

- Пожалуй, я остановлюсь в гостинице, чтобы не смущать вас своим присутствием. - смиренно сказала Бьянка, поднимаясь вместе с Морвелем. - Благодарю вас за помощь и совет, месте де Вильфор. И искренне рада знакомству. - Она протянула ему руку для поцелуя и взглянула на Морвеля. Взаимопонимание с коллегой установлено. Осталось лишь объяснить ему, что она не способна передвигаться днем.

- Позвольте проводить вас, - улыбнулся Морвель, на секунду даже забыв приукрасить речь. Впрочем, это всегда поправимо. - Несмотря на то, что Ванве - очень спокойный городок, не нужно ходить одной, о вас могут составить неверное мнение, это не Париж... А я буду рад служить верой и правдой избраннице моего сердца, как Ланселот служил Гвиневре... Пойдемте же.

Де Вильфор проводил их взглядом и, вздохнув, сел писать отчет для якобинца Ришара. Он подписал бумагу, по которой обязуется ставит его в известность... Однако, если проявить изворотливость... Предположим, так... "Поступила информация о том, что некая особа, явившаяся из Арраса, имеет цель разыскать графа Сомерсета для получения от него инструкций относительно дальнейших действий...." Он писал долго - внезапно снизошло вдохновение. Затем он запечатал письмо и направился в гостиную. Элоиза, скорее всего, уже извелась, пытаясь подслушать их разговор - ведь не зря она сказалась больной. Что ж, будет что обсудить за ужином.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Июл 27, 2010 3:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, дом Карно
Карно, Гош

- А теперь еще раз, - устало вздохнул Гош, - Давайте подведем итог тому, что мы знаем.
- Я все сказал, Гош, - хмуро заметил Демервилль, - Этого человека я видел только мельком, когда они выходили на улицу. Я не знаю, куда они направились. С тех пор она бывает тут редко. И из чувства деликатности я не стал бы ничего расспрашивать, - воскликнул он, слегка утомленный допросом.
- Хорошо, начнем сначала, - неумолимо продолжил Гош, - Демервилль, поймите, это не в моих интересах. Ваша соседка попала в крупные неприятности. Если я найду ее первым – я попробую что-то сделать. Но я ничего про нее не знаю. А Вы…
- Я тоже мало спрашивал, - вздохнул Демервилль, - Думал, успею. Она появилась тут в мае и отказывалась говорить о прошлом.
- Сколько ей лет? Она – парижанка? У нее есть родители? Друзья кроме Вас? –холодно спросил Гош, - Если она родилась в Париже, то у нее могут быть родственники.
- Кроме меня к ней иногда заходил депутат Мерлен из Тионвилля, - пожал плечами Демервилль, - На другие вопросы у меня нет ответов. Хотя… пожалуй, по каким-то репликам я бы сделал вывод, что она не родилась в Париже, хотя давно здесь живет.
- Последнее я и сам знаю, - уныло протянул Гош, - Так, Демервилль, давайте договоримся. Если она появится здесь, Вы попробуете задержать ее это как можно дольше. Главное – мне кажется, Вам не стоит и пытаться выяснить что-то о ней в Бюро. Это только наведет всех на дополнительные подозрения. И стоит им копнуть чуть глубже – история всплывет.
- А Вы что намерены делать? – поинтересовался Демервилль, к собственному сожалению признавая справедливость доводов собеседника.
- Передать привет Вашему начальству, Демервилль, - горделиво заметил Гош, - Я сообщу Вам, как только что-то узнаю.
Через полчаса он подходил к дому Карно очень надеясь, что застанет хотя бы экономку последнего, так как днем Карно застать тут было сложно. Однако идти в Тюильри было бы неверно – Карно не хватает сейчас только обвинений в протежировании подозрительного, которым Гош, как ни крути, являлся. И ждать тоже не хотелось.
*Итак, я делаю определенные успехи. Недавно я объяснял женщине про свои отношения с проституткой, теперь собираюсь попросить помощи Карно в личных делах. Проще говоря, его защиты для женщины, которая встречается с роялистом*, - зло подумал Гош, - *Черт возьми, ну почему я не сижу в Консьержери? Впрочем, если что – у меня всегда есть прекрасный выход. Я могу напомнить Мерлену о нашем уговоре про пистолеты. Бесславная смерть, к сожалению. Поэтому не напомню, а сделаю то, что собираюсь*, - он постучал в дверь.
К его большому удивлению, дома оказалась не только экономка, но и сам Карно.
Удобно устроившись в кресле кабинета, он что-то чертил на листе бумаги, положенном прямо поверх других бумаг и писем.
Гош кивнул Карно, несколько волнуясь перед предстоящим разговором, в ходе которого ему придется объяснить собственному начальнику и учителю, что…
- Я вижу этот день был для тебя недобрым, Карно, - не став даже додумывать мысль, поздоровался Гош.


Карно кивнул и молча указал на кресло. - Добрых дней не бывает, Лазар. Читай завтрашние газеты. И - присоединяйся. Через несколько дней состоится сражение, которое решит судьбу страны на некоторое время. От битвы при Флерюсе зависит многое. Один из моих инженеров будет следить за лагерем неприятеля сверху. А затем передавать информацию с помощью телеграфа. Подобного не было никогда прежде. - Он поднял голову. Нет, не Сен-Жюст должен был направлен на эту решающую битву. Гош. Только он смог бы противостоять нерасторопному в некоторых вопросах Журдану и задавать верный тон солдатам. Чертова политика и тут наводит свои порядки. - Ты расстроен? Будешь ужинать?

- Флерюс… не говори мне о нем, или я сойду с ума, что меня там нет. Я только надеюсь, что судьба страны не решена окончательно – и я еще понадоблюсь… Помнишь, я однажды спросил тебя, нужна ли помощь Франции или лично тебе? – отрывисто поинтересовался Гош, - Я пришел не как ученик, Карно. И не как друг. Как проситель. И я прошу совсем не то, что нужно Франции. Только то, что нужно мне. За это признание ты можешь отдать меня под суд – в Республике теперь карается и меньшее, - не реагируя на предложение сесть, он остался стоять посреди комнаты, по привычке вздернув подбородок, отметив, что на подоконнике лежит карта Италии, исчерченная каким-то жутким почерком, - Если я не оправдал твоих ожиданий, у тебя остаются Журдан, Марсо, Дезе, Клебер, Моро, Буонапарте, - заметил он, - Особенно обрати внимание на последнего. Он точно не подведет тебя хотя бы… в этом плане, - К сожалению, сдержать смешок не вышло, уж очень комично выглядел Буонапарте, рассуждая о борделях и женщинах несколько дней назад.

Карно не смог сдержать удивления. Он по привычке аккуратно сложил план, разложенный на столе и убрал его в папку. Судя по всему, его ученик попал сложную ситуацию. Удивляться? Злиться? Ты получил, что хотел. Он имеет право раскрывать свои душевные тайны, так как ты не далее как неделю назад делал это перед ним, рассуждая о Робеспьере. Теперь Робеспьер вновь одерживает победу, ты бормочешь слова в поддержку просто потому, что стратегия не позволяет сейчас противоречить, а твой ученик... - Что случилось, Лазар? - коротко спросил Карно.

- Так вот, то, что я сейчас тебе скажу – это не провокация, как ты мог бы ожидать, - медленно начал Гош, - Вкратце история выглядит так. Около года назад – хотя нет, чуть позже… Год назад я был еще в лагере Ле Венера… Он всегда был недоволен моим поведением… Впрочем… Чуть менее года назад, прибыв с донесением от Ле Венера в Париж я встретил женщину. Тогда она была несвободна. И по моей в общем глупости она несвободна и теперь. Об этом мне сказал один человек. И тот же человек намекнул мне, что у нее большие неприятности. Единственное, что я знаю - она не по своей воле оказалась замешана в историю с роялистами. Мне нужна помощь человека более влиятельного, чем я. Я знаю, что наши с тобой отношения не предполагают подобных откровений, и они тебе неприятны так же, как и мне, - снова своим любимым тоном заметил Гош, - Эта история не нужна Республике, Карно. Это надо мне.


- Связь с роялистами - это эшафот, - усмехнулся Карно. И мысленно добавил: *теперь*. Закон, так активно обсуждаемый его коллегами по Комитету, да и другими депутатами, вселял в него несколько иные чувства. Барер, судя по всему, совсе упал духом, а ведь он был фактически зеркалом мыслей остальных. Карно вслух поддерживал их, но в глубине души думал о том, что Робеспьер фактически сделал единственный возможный для себя шаг. Будь он человеком решительным и смелым, он бы стал диктатором. Но, к счастью, он все еще играет в добродетель. А Сен-Жюст, которому лишь молодость помешала столкнуть с пьедестала Неподкупного - сослан в армию. Но, как бы там ни было, за ним числится долг. Если не считать, что Лазар Гош - оди из немногих, кем он дорожит искренне, и вне зависимости от обстоятельств. - Мне нужно имя этой женщины. И, желательно, подробности, - произнес он вслух. - Может быть, ты все-таки сядешь?

- После смерти Фабатье я пошел к ней, - зло заметил Гош, - Все, что я слышал – это голос с английским акцентом. И даже не могу воспроизвести слова – у меня тогда были видения позанятней. Я знаю, что в мае она дала приют роялисту. И потом мой источник видел ее с мужчиной. И если мой источник сказал мне, что мне надо успеть перехватить ее – значит, дело серьезное. Прости, Карно, - хмуро заметил он, не меняя тона, - Я не идеал. Я знаю, что ты сейчас скажешь, что эта женщина – заговорщица, а может – подосланный ко мне агент. Но я, как тебе известно, плохой ученик и слушать не буду.

- Ее имя, - коротко сказал Карно. Слова "английская речь" ему не понравились. В последнее время он нервничал, потеряв из виду графа Сомерсета. Но это уже напоминало паранойю - во всем видеть безумного англичанина. А становиться паранойиком не хотелось.

- Эжени Леме, - ответил Гош, - Если ты будешь копатьсяв арзивах Комитета, ты найдешь о ней упоминание в связи с гражданином Демуленом. А из моего бреда я помню только ее обращение - *граф*. что он говорил я даже вспоминать не буду. Так что - теперь есть повод отправить меня на гильотину. Или помочь мне успеть, пока не поздно. Выбирай.

- Заткнись ты со своей гильотиной. - мрачно сказал Карно. - На сегодняшний день доносов на твою гражданку не поступало. Но я проверю. Завтра. Кстати, чего именно ты хочешь? Убрать этого "графа"? Или .. - ?

- Убрать графа делу не поможет, - мрачно заметил Гош, - Ты это знаешь лучше меня. На самом деле я не знаю, что делать. Если он - аристократ, я могу вызвать его на дуэль. Скорее всего, я убью его. Она не простит. Поговорить с ним, чтобы он отказался от нее добровольно - не поможет. В идеале надо, чтобы она и раскрыла заговор - но она не согласится. Я не знаю, что делать, - хмуро признался он.

- Для начала нужно выяснить, с кем она связалась, - смягчился Карно. - Предлагаю поужинать. Мы вернемся к этому разговору после того, как появится информация.

- Мне нужен хотя бы адрес, - прошипел Гош, - У меня нет времени ждать. Только ради ужина. Кстати, я рассказывал тебе, что встретил Буонапарте в Париже? - уже более легким тоном заметил он, - Твой маленький протеже живет большими стратегическими планами...

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Чт Июл 29, 2010 1:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Парк.

Арман, Робеспьер.



Арман наблюдал за припозднившимися прохожими с любопытством, слегка склонив голову. В руках он вертел выпуск «Друга народа» трехдневной давности. Эта газета уже давно сделалась его настольным чтивом – он с интересом следил за тем, как меняется ее стиль, как она становится утонченнее и грубость уступает место коротким сатирическим заметкам с карикатурами. Сколько раз он собирался пойти к Бьянке, чтобы поздравить с успехом и выразить ей искреннее восхищение. Она смогла. Смогла сбежать и начать все самостоятельно. Она порхала по Парижу в поисках новостей и сомнительной информации о тех, кто имел неосторожность привлечь ее внимание. Она заводила себе смертных любовников. Она любила, ненавидела, боролась, падала и поднималась. Она жила. А он… Арман уже давно махнул рукой на свой Театр. Задача развалить его, чтобы было не так больно уходить, провалилась: похоже, он создал организацию гораздо более мощную, чем можно было мечтать. Театр тоже жил своей жизнью. Даже Элени, умница Элени, его правая рука, похоже, передумала смотреть по сторонам и вновь ожила. Хотя удивляться тут не приходилось. Арман знал, что у Элени роман с одним из политиков – именно эта дьявольская страсть заставляла печалиться его любимицу все эти месяцы, и эта же страсть воскресила ее на днях. Еще немного, и он ее потеряет. А Бьянка… Она так счастлива в своем новом мире, что не стоит ее тревожить…

Арман увидел его издали. Человек, за которым он наблюдал тут уже не первую неделю. Максимильян Робеспьер. Политик и глава государства, практически король. Арман не мог понять своего к нему отношения второй год подряд. Методы, которыми он руководил, здорово напоминали ему времена Римского собрания. Именно Сантино любил вводить набор понятий и правил и требовать их неукоснительного соблюдения. Но у Сантино все получалось. А этот Глава, похоже, совсем запутался. Во всяком случае, его мысли уже не так стройны, да и нет былой уверенности… Интерес Армана к нему возродился в тот день, когда он, по привычке заглянув в мысли Робеспьера, прочел в них объяснение его с Бьянкой. Арман чуть не расплакался, представляя себе, как, наверное, мучается его белокурый ангел – ведь она так привыкла получать все, на что посмотрит! Покорить этого человека ей не удалось. И, наверное, это было к лучшему. Однако, сегодня у Армана было к нему дело. Именно поэтому он пришел в парк, зная, что Робеспьер бывает тут регулярно в это время. Бьянка здорово упростила ему задачу. Он все о них знает. Не нужно больше скрываться и делать вид, что ты – человек… Арман улыбнулся своим мыслям. А ведь он действительно может делать все, что угодно, не скрываясь. Редкий случай. Стоит за него ухватиться. Он быстро нащупал мысли бродяги, который шел к выходу из парка. *Подойди вон к тому человеку в светлом парике и скажи ему: «С вами хотят говорить. Угадаете, кто – останетесь живы» * Через секунду Арман уже смотрел, как его жертва с остекленевшим взором направилась к Робеспьеру. Они поговорят. Только сначала он немного поиграет.

- С вами хотят говорить. Угадаете, кто - останетесь живы, - так сказал бродяга, приблизившийся к нему неуверенной, шатающейся походкой то ли пьяного, то ли больного человека. Создавалось ощущение, что бедняга делает шаг вперед, а два - назад, да и не удивительно. Достаточно только взглянуть в его глаза: взгляд был пустым. Робеспьер махнул рукой возникшему за спиной Никола. Не тронь, мол, его, не нужно. Да и бесполезно. Кто-то из них... Кто - гадать бесполезно, дело даже не в мерзкой угрозе. Вряд ли кто-то из знакомых ему, Страффорд не станет заниматься ерундой, а Жюльетт Флери сейчас должна быть в Ванве. Леме? Или тот, с кем она захотела поделиться своими опасениями? Неважно. Почему этот парк превращается в арену для войны, он понять не мог, но место уже начало вызывать у него не очень хорошие ассоциации. - Что же... пусть говорят, - негромко сказал Робеспьер в голос. Те, кому нужно, все равно услышат, а бродяга вряд ли поймет, к кому обращаются.

Охранник Никола резко остановился и начал озираться по сторонам. Затем проверил пистолет и вдруг резко сел на землю. Он начал читать стихи: "Коль хочешь плыть, – корабль готов надуть ветрила.

Но знай, что выбор свой столица объявила:

Старейшины Афин согласны все в одном, -

Что должен в Аттике сын Федры стать царем". - Затем замолчал и произнес тихо: "Ответ неверный. Вы должны угадать имя".

- Ты нуждаешься в отдыхе, Никола, - со вздохом сказал Робеспьер. Никола читает стихи, но в теории мог бы и разрядить пистолет. Последнее - вряд ли. Существо хочет поговорить, для того и устраивает балаганное представление. Наверное, это очень одинокое, избалованное и злобное, по сути, создание, иначе бы не поступало так. Те, кто смогли обрести друзей и определенный смысл в жизни, пусть на определенный отрезок времени, не станут совершать поступки, которые выглядят... свинскими с любой точки зрения. Потому что бесцельны.

Арман разозлился. Видимо, за это время бессмертные приучили этого человека ничего не бояться и ничему не удивляться. Не интересно и скучно. Он отпустил охранника и мысленно обратился к Робеспьеру. *Пожалуйста, пусть ваш спутник уйдет. Я не причиню вам вреда*.

Взгляд Никола стал более осмысленным, он завертел головой по сторонам и никак не мог взять в толк, почему расселся здесь, как "вязальщица" у Тюильри. ---- - Гражданин Робеспьер, я... - он осекся, глядя на пистолет в руке. Недоумение сменилось ужасом. ----- - Все в порядке, Никола, - сказал Робеспьер. - Тебе показался подозрительным шорох, а потом тебе стало нехорошо. ---- - Я... Да я в жизни... ------- - Очень душно. Страдают даже те, кто не чувствует себя нездоровым. Устройся на лавке и подожди меня здесь, мы с Брауном пройдем до конца аллеи и вернемся. ------ Не слушая возражений и оправданий, Робеспьер кивком указал на намеченную лавку и быстро прошел вперед. Недоставало, чтобы Никола после сегодняшней прогулки пошел добровольно сдаваться в Шарантон.

Несколько минут ушло на то, чтобы разогнать с аллеи праздных гуляк. Как только это было сделано, Арман приблизился и сел рядом с Робеспьером. Ему удалось побороть раздражение из-за не получившейся игры. Что ж, в последнее время все идет не по его. Остается признать, что этот смертный прошел блестящую дрессировку. - Добрый вечер, - вежливо поздоровался Арман. - Прошу прощения за маскарад. Я проверял, насколько мои коллеги по несчастью просветили вас в том, на что мы способны. Вынужден признать, что вы получили хорошую подготовку. А мои выходки были глупы и наивны. Простите, - он элегантно поклонился. На лице появилась безмятежная и очаровательная улыбка. Ошибка - не совсем ошибка, если признать ее вовремя.

- Добрый вечер, - ответил на приветствие Робеспьер, глядя на собеседника. Мальчик, почти ребенок, чем-то похожий на Жюльетт Флери. Может быть взглядом, а может быть схожестью с картинами итальянских мастеров давно минувшей эпохи. Где-то он уже видел его... Ах, да, директор Театра Вампиров, память мгновенно подсказала это, так как некоторые вещи не забываются даже при большом желании. - И что, это помогло вам? Или, быть может, поможет в дальнейшем? - вопрос вырвался сам собой, так как весь этот спектакль был отвратителен, также отвратителен, как и люди из того Ордена. Они тоже упивались собственной безнаказанностью, совершая поступки, в которых не было смысла. Впрочем, не ему судить о чужих развлечениях. Нужно перейти к сути. Он был почти уверен в том, что темой их разговора станет Леме и все связанные с ее вновь вспыхнувшей страстью последствия. - Что вам нужно от меня? О чем вы хотели говорить?

- Об одной из актрис моего Театра, мессир, - вежливо ответил Арман. - Что касается Вашего вопроса... Нет. Мне это не помогло и не поможет в дальнейшем. Но ваша судьба сложилась так, что вы познакомились с нами ближе, чем должны были бы. Как правило, я не позволяю себе игр такого плана, но сегодня мне захотелось... вас напугать. - Он опустил глаза. - То, что произошло - неправильно, и вы не должны были узнать про нашу природу. Но что сделано, то сделано. И мы можем говорить с вами, не прикрываясь масками. Чем я и решил воспользоваться.

- Что сделано, то сделано, - невольно повторил Робеспьер, кивком принимая эту информацию и обобщая этой фразой все, что было сказано ранее. - Вы хотите говорить об Эжени Леме?

- Мадмуазель Леме уже давно не служит в нашем Театре, - поднял брови Арман. Он едва боролся с искушением прочесть мысли собеседника. С чего он заговорил про Эжени? Вряд ли Робеспьер не знает, что Эжени их покинула. Значит, она что-то натворила? "Никогда не читай мыслей смертных без необходимости, Амадео. Это - путь, ведущий к безумию. Никогда. Иначе погибнешь..." Эти слова Мариус произнес в первый же день после того, как передал ему свою кровь. На то, чтобы отучиться от желания читать мысли смертных просто так, из любопытства и в ходе разговора, ушли годы. Но сейчас удержаться от искушения было трудно. Нет. Надо попытаться. Тем более, что он все еще злится. Арман понимал, что повел себя некрасиво, следовательно, этот смертный сейчас может думать о нем плохо, следовательно, лучше об этом не знать, иначе будет еще больше обидно. - Я хотел сообщить вам. что скоро в один из ваших комитетов поступит донос на Элени Дюваль. Мне бы хотелось избежать бумажной волокиты и объяснений, почему Элени не может приходить отмечаться днем. Да и вообще... - Арман улыбнулся. - Мы не имеем к политике никакого отношения. Таково правило Театра.

- И в чем обвиняют Элени Дюваль, как вы считаете? Еще мне бы хотелось узнать истинный мотив доноса, если он вам известен, разумеется. Вы ведь понимаете, что на бумаге ее могут обвинить во всех смертных грехах, тогда как в действительности она просто отказала кому-то в близости, - задумчиво сказал Робеспьер. В том, что кто-то написал на актрису донос, он не видел ничего странного, однако ситуация осложнялась тем, что не все бумаги доходили до Комитета общественного спасения или до Комитета безопасности, большинство из них оседали по секциям. Однако с этим нужно было что-то решать, иначе Шарантон пополнится пациентами, а анатомические театры - трупами. Ни к чему эти эксцессы. - Я сомневаюсь, что донос дойдет до высших инстанций, если же услышу об этом, то сделаю все возможное, чтобы делу не дали ход. Лишние неприятности не нужны ни нам, ни вам. Позволю себе дать вам полезный совет, который, возможно, поможет... Однако мне бы хотелось получить ответ на один вопрос, коль уж вы уточнили, что стараетесь не вмешиваться в политические события...
- Ответ? От меня? Я вас внимательно слушаю, мессир! - сверкнул глазами Арман. Незачем больше обсуждать вопрос про Элени. Робеспьер все понял правильно и сделает все возможное, чтобы избежать столкновения с Театром. Арман впервые вгляделся в его лицо более внимательно. Удивительный вкус у его Бьянки! Ей нравятся политики, причем чем более они фанатичны, тем лучше. Марат бы уродлив и отвратителен, в Робеспьере был некоторый шарм. Наверное, в манере произносить слова и выражении глаз. Они были.. умными. Просто умнее, чем у других. В этом ли его сила? - Вы угадали. Донос на Элени Дюваль написал один из ее воздыхателей. Обвиняет ее в связях с британскими подданными. Все, как обычно. Если вы еще не передумали, с удовольствием выслушаю Ваш совет. - Арман увидел, как в их сторону направляется парочка, и быстро дал им мысленный приказ уйти. Им не нужны лишние свидетели и уши.

- Позвольте в двух словах объяснить вам ситуацию... - медленно сказал Робеспьер, глядя на собеседника. - В некотором роде это личная история, но я вынужден коснуться ее, так как дело относится к политике. История банальна, Эжени Леме принимает участие в судьбе одного человека, который разыскивается как заговорщик. Я сделаю все возможное, чтобы человек этот был пойман и понес наказание, однако опасаюсь, что гражданка Леме, желая отомстить, может обратиться за помощью к вам, своим бывшим коллегам. Скажите, насколько сильно ваше желание не вмешиваться в политику и текущие события? Это вопрос. Что касается совета, то он требует некоторый пояснений и я хотел бы знать, насколько вы осведомлены о работе комитетов.

- Не очень осведомлен, - вынужден был признать Арман. - Нам всегда удавалось избежать столкновений с подобными организациями. А Эжени... Она провела с нами много лет. Ее любят. Если она обратится к нам за помощью, мы поддержим ее. Поэтому во избежании недоразумений... - Он бросил на Робеспьера выразительный взгляд. - У нас своя жизнь, но мы не терпим вмешательства в жизни себеподобных. Но при этом мы не имеем права вмешиваться в исторические события и стоим особняком. Именно поэтому ваш друг Сен-Жюст остался жив, когда, сам того не зная, сильно обидел Элени Дюваль. Именно поэтому мы все это время предпочитали найти нужные документы, а не убивать членов правительства. - Арман обнаружил, что все еще сжимает в руке газету Бьянки. - Вам нравится эта газета, мессир? - неожиданно для себя самого поинтересовался он.

- Поэтому во избежание недоразумений я должен оставить в покое преступника? - холодно спросил Робеспьер. - Не бывать тому. Мне нет дела до Эжени Леме, однако есть дело к ее... другу. Поэтому считаю нужным уведомить вас, что в случае столкновения тоже буду вынужден обратиться за помощью... Во избежание недоразумений. Теперь что касается совета. Надеюсь, что вы располагаете некоторой суммой, не очень большой, но все же достаточно внушительной, чтобы вызвать интерес? Пойдите с ней в ваш Комитет по надзору и скажите, что передаете эти деньги на благотворительность. Если ваша сумма будет в звонких монетах, но повторяю, скромная, так будет даже лучше - скажете, что при ремонте нашли тайник в котором было золото. Такое бескорыстие вызовет интерес, на что вы скажете, что хотели употребить эти деньги на перестройку Театра, уведомив об этом соответствующие органы правления, разумеется, но теперь передаете их. Причина проста - один нехороший человек узнал о кладе и, мечтая присвоить его написал донос на вашу актрису. Механизм прост: они не смогут отказаться от денег, которые с радостью возьмут, но выроют ваш донос из-под земли, чтобы их не обвинили во взяточничестве. Разумеется, огласки не будет. Хотите этим воспользоваться - пожалуйста. Надеюсь, что совет пойдет во благо.

- Хочу. - Арман смотрел с возрастающим интересом. Какой цинизм! Он сам же напридумывал все эти законы и комитеты, а теперь так легко рассказывает, как обойти собственные правила. У него есть чему поучиться. Если бы в свое время Сантино действовал более хитро, он избежал бы массы трудностей и не разочаровался бы в своем правлении, что повлекло за собой развал сильнейшего Собрания... Да и сам Арман никогда бы не додумался давать тому же Робеспьеру совет, как перехитрить членов своего Собрания. Люди - удивительные создания. Все без исключения. Но тем они и интересны. - Хочу и воспользуюсь. Но вы не ответили о газете, которую я держу в руках. Вам она нравится? А ее автор - не то ли средство защиты, к которому вы предполагаете прибегнуть в случае, если наш Театр выступит на защиту Эжени?

- " Друг Народа" - одна из немногих газет, которые представляют интерес, - сказал Робеспьер. - Однако вы, кажется, неверно меня поняли... Я не стану прибегать к помощи Жюльетт Флери, так же, как и к помощи Малкольма Страффорда, чтобы действовать против вашего Театра. Если только они сами не захотят вмешаться. Мои слова о защите вовсе не являются угрозой. По большому счету, мы не можем вступать с вами в единоборство, это глупо. Поэтому я и дал вам совет.

- Но кого же вы имели в виду? - удивился Арман. - Вы - глава этого государства, обладающий властью. Сильнее вас никого нет. Разве что... - он весело улыбнулся. - Главы других держав, с которыми вы воюете.

- Скорее не "кого", а "что", - задумчиво сказал Робеспьер. - Поймите же, что это противостояние никому не нужно. Что вы сделаете, если я расправлюсь с заговорщиком? Поможете Леме отомстить? Моя гибель вряд ли вернет ей утраченное, но найдутся те, кто догадается, что подобная месть - возможно, дело ваших рук. Вам нужны лишние конфликты? Я так не думаю. Попытаетесь расправиться с теми людьми, которые принимали участие в поимке злоумышленника? Опять же, вы ничего не измените, а что касается меня, то я просто не стану мешать возникающим у вас неприятностям. Так же, как и не стану их создавать искусственно, мне это не нужно. Однако поверьте, что бездействие иногда вызывает более широкий резонанс, нежели действие. Вы вольны поступать так, как вам заблагорассудиться, помогать Леме или же нет. Я просто хотел уточнить ваши намерения и благодарен вам за откровенный ответ.

- Постойте, мессир, разве я сказал, что собираюсь мстить за злоумышленника? - рассмеялся Арман. Разговор начинал ему нравиться. Он с тоской подумал о Бьянке - дерзкой, умной спутнице Мариуса, которая ухитрилась наладить контакт в миром живых и получать от этого удовольствие. Она зашла так далеко, что научилась лавировать между политикой, личной жизнью и собственными интересами. Гордость никогда не позволит ему прийти к ней и попросить забрать из Театра. Стать маленьким вампиром, свободным от предрассудков и законов, просто плывущим по течению. У него есть Театр. И признать поражение - значит перечеркнуть почти триста лет жизни... - Да мне тысячу раз наплевать, что с ним будет и в чем он провинился. Если бы Эжени обратилась ко мне с просьбой защитить его, я бы был вынужден отказать, потому что правила моего Собрания запрещают иметь отношения с простыми смертными, и тем более, с теми, кто может повредить нашему спокойному существованию. Я говорил лишь о той ситуации, в которой была бы поставлена под удар жизнь самой Эжени. В этом случае ее обидчикам не будет пощады. Это все. - Арман развел руками. - А я должен признать, что мне было интересно познакомиться с вами ближе. И прочертить границу между нашими мирами - живых и мертвых.

- Подумайте над тем, что вы сейчас сказали, - улыбнулся Робеспьер. - Ее жизнь! Мне интересно, как вы себе это представляете... Между тем, я обрисовал вам ситуацию, которая вполне может возникнуть. Эжени Леме незачем защищать себя, вы должны были это понять в самом начале дискуссии. Она обратиться к вам либо с просьбой о возмездии, либо с просьбой о защите, но не ее самой, это же очевидно.

- В таком случае вам нечего беспокоиться, мессир, - с достоинством произнес Арман. - Политические интриги нас не касаются. Также, как вас не касаются дела нашего Театра. Я воспользуюсь вашим советом, и обещаю больше не играть с вами в игры, недостойные Главы собрания. *Знали бы вы, как мне скучно, были бы, возможно, не так удивлены*, - подумал он, но не сказал вслух. - А про наши жизни вы слишком высокого мнения. Жизнь нельзя воспринимать в буквальном смысле. Да, убить нас труднее, чем простых смертных. Но есть и другие способы. Впрочем, этих советов я вас давать не буду. И спешу откланяться на этой оптимистической ноте. Вы - счастливчик, мессир. Вам досталась союзница, о которой можно только мечтать. Берегите ее.... - Через несколько секунд Арман уже находился на другой стороне улицы. Разговор прошел лучше, чем он думал. Самое время заглянуть к Анри Сансону. Его друг в последнее время чувствует себя не лучшим образом и сильно устает. Пожалуй, стоит вытащить его в театр.

Подозвав собаку, Робеспьер направился к скамейке, где оставил Никола. Что же, разговор был полезным. По крайней мере, Собрание, как они себя называют, будет беспокоиться только об Эжени Леме, но не о ее протеже. Что, собственно, они и хотел узнать. Как-то вредить Театру или самой Леме способен только безумец, лишенный инстинкта самосохранения. Он подумал о том, насколько успешно они воспользуются данным советом, с их знанием повседневной жизни и покачал головой. Как бы там ни было, это поможет выявить недобросовестных чиновников, которые погрязли во взяточничестве, ведь можно со стопроцентной уверенностью сказать, что их дар осядет в карманах стряпчих и... пойдет путешествовать. Что и требуется проследить. Можно сказать, что вечер закончился вполне позитивно, если не считать потрясения, которое испытал Никола, обнаружив себя сидящим на земле с пистолетом в руках.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 29, 30, 31 ... 35, 36, 37  След.
Страница 30 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group