Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 30, 31, 32 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Июл 29, 2010 2:53 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж

Гош, Мерлен

- Черт побери, Жюльетт, откройте!, - прошипел Гош, уже раз в пятый стуча ей в дверь. Восклицание, впрочем, было риторическим и явно никаким образом быть услышанным той, к кому обращалось, быть не могло.

Остается надеяться, с одной стороны, что сестра журналиста выполнит свое обещание и поможет придать огласке дело с исчезновением той рыжеволосой девушки, так как последовательно перебирать депутатов Конвента за вычетов тех, кто явно вне подозрений – вроде паралитика Кутона, добродетельного Робеспьера или Карно, конечно же, возможности просто нет. С другой стороны, к сожалению, также нет и возможности попробовать снова надавить на эту таинственную женщину и попытаться уговорить ее в этот раз обойтись без лишней лирики, а все же сказать хоть что-то конкретное.
Надежда на Карно не оправдалась – тот хмуро сказал, что ничего узнать не удалось, однако и упокоиться не посоветовал. Впрочем, в мысли Карно пытаться проникнуть бесполезно.

Лучше вернуться к тому, что имеем.

В последний раз стукнув в закрытую дверь, Гош отправился вверх по улице, пытаясь подсчитать все, что он знает.

Первое. Женщина с улицы Феру, въехавшая туда в мае и ни словом не упоминающая о своем прошлом.
Два. Прошлое этой женщины. Известнейший журналист, казненный в апреле. Вскоре после его смерти она переехала чтобы, очевидно, начать новую жизнь.
Далее. Эта женщина пару раз встречалась с сестрой еще одного известного журналиста и, очевидно, они друг друга не заинтересовали, так как новых встреч не искали. Ну, допустим, хотя это лирика.
Далее. Сестра этого журналиста, обычно не испытывающая интереса к чужой личной жизни, что неоднократно подчеркивала, неожиданно начинает задавать о ней вопросы, мотивируя это тем, что ее видели с другим мужчиной и ее надо забрать, иначе.
Иначе - что?
На вопрос о том, является ли эта интрига политической, Жюльетт Флери не отвечает, говоря, что больше ничего сказать не может.
Последнее. Мы имеем голос с английским акцентом, который тебе самому мог уже просто привидеться.
Хотя нет. Не последнее. Еще мы знаем, что не так давно эта же женщина с улицы Феру оказалась впутана в историю с роялистом, которому она решила помочь. И чем закончилась та история неизвестно, так как Мерлен – единственный, кому можно было бы задать этот вопрос, ограничился запиской – мол, не шпион он.
Связей между всеми событиями мало, чтобы попытаться увязать их в одно.

Ах, да. Еще не забудем, что женщина эта исчезла, а ни ее старых знакомых, ни даже старого адреса сам Гош никогда не знал.

Пытаясь вспомнить еще хоть какую-нибудь ниточку, Гош на ходу закурил сигару, решив продолжать прогулку, пока не додумается хоть до чего-то.

- А вот и не укусит! Лошади не кусаются!
- Кусаются, сейчас сам увидишь. И не достанет!
- Не кусаются они!
- А ты встань к нему поближе. Вот смотри…

У дверей одного из кабаков разыгрывалась обычная сцена хулиганства парижских мальчишек. А вот третье действующее лицо было действительно достойно внимания – великолепный вороной без единой отметины, привязанный у дверей в ожидании хозяина. Дети, очевидно, решили на спор разозлить животное, швыряя в него палки и мелкие камешки.

Пребывая и без того в меланхоличном настроении, Гош схватил ближайшего за шиворот и, отвесив хорошую затрещину, отшвырнул прочь от благородного животного.

- А ну брысь, - зло заметил он, - А то если он не откусит вам всем головы, то уши надеру уже я.
Безразлично наблюдая за детьми, пойманными на месте преступления, он уже ласковее обратился к лошади.

- Тихо, тихо. И не злись на них. Сам-то жеребенком тоже был. Никто тебя не обидит… не договорив, он ощутил спиной чей-то взгляд, который, кажется, готов был проделать в нем дырку.

- Следи за своим другом получше, гражданин, - проворчал он, оборачиваясь, - А ты легок на помине, Мерлен, - присвистнул Гош хмуро, - Как раз сегодня тебя вспоминал.

- Отойди от коня. - грубо сказал Мерлен. - Без тебя знаю. Он был трезв и зол на весь мир. Непривычно жить, не зная, что сулит завтрашний день. Разыгранная им история с Каррье, конечно, возымела эффект. На следующий день он подкараулил Робеспьера у якобинского клуба и подошел к нему чтобы поинтересоваться, как дела у Брауна, на глазах у всех якобинцев. Эффект был предсказуем: никто не рискнул вышвырнать его с заседания и уж тем более - потребовать карточку клуба. Итак, он остался. Только сидел теперь молча, кидая хмурые взгляды по сторонам и периодически ловя насмешливые от присутствующих. ВОт и все, Мерлен, теперь ты - молчаливая тень. Никто из старых друзей вести с ним беседы не рискует, памятуя о разгоревшемся скандале. И не выпьешь. Мерлен дал себе зарок на выпивку - уж очень не понравились ему слова Фуше о его умственных способностях. Он все вернет, чего бы это не стоило. А значит - прощай коньячок и прощайте откровенные высказывания. Надо переждать и посмотреть, что будет дальше. А потом и решать, как быть. Все равно поездка в армию ему пока не светит. - Чего уставился, генерал? Топай, я в опале, - мрачно изрек Мерлен, сплюнул и начал подтягивать подпругу на седле.

- Ах, прости, только хотел подлизаться к великому политику, так не успел, - ядовито ответил Гош, - Мне как ты понимаешь безразлично кто сейчас в опале, а кто нет. Так вот, подлизываться к опальному политику я не стану, но пару вопросов я тебе хотел задать. И если в тебе еще уцелело хоть что-то от порядочного человека, ты мне ответишь. Не как старый враг. Как мужчина, как просто человек, у которого когда-то что-то может быть было а душой, если хочешь, - он положил руку на холку коня, мешая Мерлену просто прыгнуть в седло и уехать восвояси.

- Конечно безразлично. Сам потому что одной ногой в могиле стоишь, - усмехнулся Мерлен. - Что надо? Спрашивай. - буркнул он уже дружелюбнее. - Если опять начнешь просить, чтоб за твоими бабами следил - можешь не начинать. Это не мое... генерал.

- Там, где ты говоришь – бабы, я предпочитаю обозначение женщины, усмехнулся Гош в ответ, в упор глядя на Мерлена, - Мне не нужна слежка. Я все сделаю сам. Только несколько ответов на вопросы. Благо, я буду избавлен от возможности отвечать зачем мне это, так как этот конь – по-видимому последнее живое существо, к которому ты еще испытываешь привязанность. Вместе с тем, даже если это так и есть – человек, в котором осталась хоть капля порядочности помог бы мне.

- Спрашивай, - коротко сказал Мерлен, и вновь отпустил подпругу. - Только не здесь. Ушей многовато стало! - последнюю фразу он гаркнул на ухо одному из выходящих посетителей кафе, который имел неосторожность остановиться и начать прислушиваться к их разговору. - Идем, генерал.

Гош меланхолично кивнул и зашагал по улице в сторону набережной, где народу в это время суток было меньше.
- Итак. Когда-то тебе была симпатична одна женщина, которая досталась мне – и мы оба знаем, о которой именно женщине идет речь сейчас, - раздельно произнес Гош, убрав руку с чужой лошади, - Мне нужно найти ее чтобы понять всего одну вещь. Точнее, не вещь. Мне надо понять, дело ли просто в новом любовнике, или она попала в беду. Оснований думать последнее - четких – у меня нет. Скорее, слишком много недомолвок. Из дома, где она проживала в последнее время, она исчезла. Я же не знаю ничего о ее прошлом – ни происхождения, ни старого адреса – который должен был быть, так как в Париже она живет по меньшей мере год. Возможно, это – просто пустые подозрения. Если же нет – мне надо успеть первым. Так сказал мне один человек. отказавшись дать дальнейшую информацию.

- Продолжаешь бегать за Эжени Леме? Ну-ну, - усмехнулся Мерлен. Однако, теперь он смотрел заинтересованно. Гош не будет дергаться просто так. К Эжени у Мерлена остались весьма смешанные чувства, близкие, скорее, к симпатии. Она была необычной и непонятной. Странно, правда, чем мог заинтересовать ее Гош - он, вроде, тоже из простых, как бревно. Но - его дело. - Я знаю о ней немногим больше твоего. Вот только нового ее адреса не знаю. И имени нового любовника. Зато знаю, где она жила раньше. Сказать?

- Говори, - коротко заметил Гош, - Ты вкладываешь не вполне верный смысл в слово бегать сейчас, но у нас и не литературный спор. Также меня интересует ваша последняя встреча, если она произошла в последние две недели. Не думаю, что в ней было что-то предосудительное, что ты не мог бы сейчас сказать.

- Я давно ее не видел, - покачал головой Мерлен. - А квартира... Могу отвести. Так просто не найдешь. И бабка там злющая сидит - ее хозяйка. Меня она хотя бы знает. А мне все равно занятся нечем.

***

Район Ситэ Гош знал довольно хорошо – достаточно вспомнить, что он был одним из немногих, где он когда-то любил проводить время в Париже, так как в районе Лувра ему вне службы делать было в целом нечего и не с руки, а в жилых районах навещать тоже было еще некого. Зато Сите располагал отличными тихими набережными, на которых можно было удобно устроиться с книгой… Впрочем, сейчас было не до воспоминаний. Пройдя вслед за Мерленом какими-то закоулками, они вышли к невысокому дому, выделявшемуся среди других именно своим размером, а также белым цветом, не самым обычным для Парижа. Два первых этажа почти наползали друг на друга балконами с цветами, а третий был сделан в виде маленькой башенки с одним окном и явно чуть более высокими потолками.
Дверь открыла чуть не рассыпающаяся в песок старуха.

- Что Вам надо, граждане? – еле слышно спросила она – очевидно, женщина сильно болела или была запугана уже до смерти. Щурясь, старуха вгляделась в лицо Мерлена, - Вы к Эжени? Она уехала, - прошуршала она.

- Да. К ней. Куда уехала? - начал было Мерлен, но обратил внимание на нездоровый цвет лица старухи. К старикам он с детства привык испытывать уважение. Его бабушка умерла совсем недавно. в возрасте весьма почтенном. Он до конца писал ей письма, рассказывая о парижской жизни, чтобы хоть как-то порадовать. А когда она умерла, пил неделю и вспоминал ее сказки и теплые глаза. - Гражданка, вам нехорошо? Может, помощь нужна? - нахмурился Мерлен.

- Все хорошо. Я только что из-под ареста, вот и кости ломит, гражданин Мерлен, - Прошуршала старуха- Но все обошлось, не беспокойтесь.

- Прошу прощения, быстро заметил Гош, до этого наблюдавший за диалогом, - Я уже предвижу, что гражданин Мерлен обвинит меня в непочтении к Вашим годам, но моя бесцеремонность имеет свои причины. Я правильно понимаю, что Ваш арест связан с отъездом Эжени? – Пусть это было слабой ниточкой, но хотя бы той, с которой можно обратиться на худой конец к Демервиллю, чтобы тот поискал в бумагах Комитета Общей Безопасности. Если, конечно, старуха не скажет ничего большего.

- Не могу Вам ответить на этот вопрос, молодой человек, - ответила мадам Симон.

- Значит, связан, - утвердительно заметил Гош, искоса наблюдая за поведением Мерлена.

- Отвяжись от нее, - зло сказал Мерлен. Ему было искренне жаль эту суровую женщину, которая теперь говорила тихим голосом и была явно напугана. Таскать по арестам вот таких вот гражданок, которые уже вот-вот и так отправятся на вечный покой - вообще последнее дело.

- А теперь послушайте, - честно сказал Гош, решив даже не пытаться хитрить с бедной женщиной, - Я не агент ни одного из Бюро. Я – человек, который хочет помочь Эжени выпутаться – так как то, что она куда-то впуталась уже ясно. Если Вы сейчас не скажете больше нам ни слова, я обращусь к своим связям и выйду на причины Вашего ареста, и все равно все узнаю. Но мы потеряем время. Если мои догадки верны, то ее будем искать уже не только мы с гражданином, но и те, кто ей будет угрожать.

Мадам Симон что-то прокряхтела, переводя взгляд с одного на другого.
- Вот. Это все объяснит вам. Она забыла при отъезде, - старуха протянула им небольшую разлинованную тетрадь. На обложке мелким почерком было выведено *Жизнь графа Сомерсета, написанная им самим*.

- И это ее почерк, - медленно произнес Гош, от неожиданности опустившись на ступеньки и перелистав книгу, - О господи, - повторил он снова, прочитав несколько страниц, - Мерлен, ты можешь идти. В это я тебя точно втягивать не стану.

- Нет уж, генерал, подожди, - заинтересовался Мерлен. - А ну-ка дай полистать тетрадочку! Что тебя там так заинтересовало? - Его глаза недобро блеснули.

Гош тоскливо посмотрел на Мерлена, - Тогда не здесь. Гражданка, простите нас за вторжение, - извинился он перед мадам Симон, - Боюсь, мы еще вернемся. В любом случае можете пожелать нам удачи.

Старуха посмотрела на обоих с жалостливым выражением лица, - Удачи, граждане, - прошелестела она, - И передайте ей мою искреннюю любовь и привет.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Июл 30, 2010 2:12 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Гостиница // улицы Парижа // таверна "Золотой посох"

Бьянка, Морвель, Сомерсет и другие.


Часы тянулись бесконечно долго. Половину дня Бернар Морвель убил на здоровый, крепкий сон, несколько часов гулял по городу, но много ли можно нагулять в такую жару? Прогулка прошла с пользой для дела и с пользой для персоны, как говорил его старый школьный учитель. Для дела оказалось довольно полезным пройтись по старым явкам и выявить те, которые безнадежно завалены, во избежание некоторой недобросовестности связных, либо еще хуже - проверки. А для персоны, то есть для себя, он приобрел дюжину носовых платков, удобную трость для прогулок и небольшую флягу, что было нелишним в такое пекло. Беатрис появилась вечером, как всегда. Он не спрашивал о причине ее отсутствия днем, на то были четкие инструкции. Она сообщила, что трактирщик, эта старая каналья, спрашивал, готовить ли для их родственницы отдельную комнату. Что означало: сегодня с ними выйдут на связь. И тут время начало тянуться, как патока. Измученный жарой, он даже перестал сыпать комплиментами, только обмахивался листом бумаги, сожалея о необходимости вдыхать липкий, горячий воздух. Что мы имеем в теории? Сомерсет знает об ожидающий его людях и, возможно, проверил явку. Дальше могут быть два варианта: либо он проверяет их личность, что является самым опасным промежутком времени - ведь в случае слежки они будут раскрыты, либо проверит их потом, а сначала назначит встречу. Здесь меньше риска в плане утечки информации, но больше с той точки зрения, что за собой можно привести "топтуна" (так называли агентов наружного наблюдения). Беатрис читала какую-то книгу, поэтому он почти задремал, когда в дверь постучали. На пороге возник замурзаный мальчишка, исполнявший мелкие поручения.

- Башмаки почстили, гжданин, - скороговоркой пробормотал он, бросив в комнату пару стоптанных сабо, притом женских, которые уже чисть или не чисть - все едино. Осмотрев обувь, Морвель обнаружил внутри башмака записку с указанием места. Набережная. Через час. - Прекраснейшая, что вы скажете о прогулке? - Морвель мигом стряхнул с себя сонливость и взялся за шляпу. - Сейчас не так жарко и я подумал, что нет ничего прекраснее, чем любоваться небом, Луной, слушать тихий плеск воды на набережной... Одним словом, я приглашаю вас.

- Ну наконец-то, Бернар, - с чувством сказала Бьянка. – А я уже начала думать, что поездка с вами в Париж – это целые вечера в четырех стенах, в такой духоте. Знаете, все-таки у нас в Аррасе гораздо больше свежего воздуха, чем в столице. А местная атмосфера утомительна. Куда вы меня поведете? – Она закрыла книгу и направилась к зеркалу. Еще раз аккуратно уложить темные пряди парика. Такой парик уже однажды сослужил ей хорошую службу, когда она знакомилась с маркизом Кондорсе под видом баронессы де Клиши. Теперь она была Беатрис Клермон, дочерью зажиточного буржуа из Арраса. Обсуждая с Робеспьером детали этого дела, они остановились именно на этой молодой особе. Беатрис Клермон действительно существовала, а Бьянке достаточно было одного подробного описания этой девушки, чтобы создать похожий образ.

- Я думаю, что нам не повредит просто прогуляться, - с улыбкой сказал Бернар. - Хотя надеяться на то, что вечер подарит нам прохладу и не приходится, все же сейчас не так жарко, как днем. Развлечения найдем по дороге, я просто хочу показать вам Париж, моя Прекраснейшая. Возможно, мы даже задержимся, поэтому я бы посоветовал вам надеть прочные и удобные башмаки... - "особенно, если придется уходить и, как следствие, быстро бегать", закончил про себя Морвель. Разорвав полученную записку в мелкие клочки, он поджег их и отходил до тех пор, пока не убедился, что на железном блюде остался только пепел. - Если вы готовы, пойдем те же.

***

Граф Сомерсет вытер лицо влажным полотенцем. Еще немного, и он пожалеет, что покинул родную Англию. Там никогда не бывает такой изнуряющей жары. Не тянет в сон днем. Не хочется уничтожить солнце. Не воняет отбросами на улицах. Да и Темза – не то, что изуродованная человеческим мусором Сена. Даже полотенце, которое он обмакнул в эту реку, казалось, пропиталось этим запахом смерти и пота. И лишь вечер приносил слабое облегчение. Вечером всегда приходит Эжени. Вечером не хочется спать, а иссушенные погодой мозги начинают мыслить, а не вяло переворачиваться, словно сломанные шестеренки часов. Пять дней. Через пять дней они с Эжени уедут, и он забудет обо всем, что связывало его с Францией. Когда Эжени говорила с ним о городах, где собиралась побывать, он знал, что так и будет. Она никогда не бросается словами. Она – муза и единственно возможное достойное окончание его бездарно прожитой жизни. Но пока срок не закончился, он должен выполнять обязательства, данные погибшему по его вине другу.

Сомерсет ежедневно встречался с группой молодых людей, несогласных с современным укладом дел в Париже. Поначалу они робко высказывали свое недовольство. В его задачу входило распалить жар в их сердцах и настроить их на борьбу. Вот только политики в этом деле почти не было. Долой понятия «добродетель» и «патриотизм». Он призывал их ударить по аскетичности, по серым цветам и полному отсутствию радостей жизни. «В наше время слово «удовольствие» становится неприличным», - подкидывал он мысли, восседая в кресле с кальяном, полузакрыв глаза. И они начинали слушать… Помимо этого Сомерсет продолжал, как на работу, ходить мимо таверны «Красный лев» в ожидании непонятно чего. И дождался. Букет красных роз, выставленный на крыльце и толстая дочка трактирщика, сидящая рядом и распевающая «Са ира». Дуреха даже не подозревает, в чем замешана… В тот вечер Сомерсет получил сообщение, что его ожидает посланник из Ванве. Интуиция подсказывала, что дело может быть нечисто. А если… Нужно верить в счастливую звезду.

Виконт де Морвель оказался смазливым юношей лет 24, проводящим время бездарно и скучно. Две прогулки, обед в приличной таверне, парочка попыток заигрывания с хорошенькими парижанками, бесчисленные сигары, дюжина приобретенных платков и купленный по случаю легковесный роман. Ничего подозрительного. Однако, в сообщении говорилось о двух посланниках. Кто второй? Ответ на этот вопрос Сомерсет получил, приближаясь к месту встречи, назначенному им самим. Их было двое. Виконт, за которым он наблюдал сегодня весь день, и изящная молодая леди с прической, чем-то напомнившей ему маркизу де Шалабр. Наверное, причина – в волшебном слове «Ванве». Сомерсет усмехнулся. Похоже на помешательство. Парочка стояла у моста и о чем-то мирно беседовала. На всякий случай Сомерсет решил послушать, о чем они говорят. Нет ничего проще. Сейчас он был наряжен так, что даже барон не узнал бы его, не приглядевшись. Светлый парик, повязка а-ля Марат, очки и поношенная рубашка. Он купил букетик цветов и неспеша направился в сторону моста.


Бьянка волновалась. Сомерсет не появлялся, а это могло означать либо то, что их каким-то образом рассекретили, либо то, что он решил перестраховаться и направить на место встречи кого-то еще. Она почувствовала его приближение и повернулась, поправляя прическу. Все ясно. Хитрый противник изменил внешность также, как это сделала она. Вот он, стоит, чуть ссутулившись рядом, вглядываясь в толпу. Эдакий несостоявшийся влюбленный, поджидающий свою даму сердца. Бьянка обратилась к Морвелю, повернувшись спиной к стоявшему Сомерсету и взглядом давая понять, что нужный им человек находится рядом.

- Бернар, боюсь, что даже эта прогулка не спасет меня от ночной мигрени. Вы говорили, что на набережной дышится легче, но, кажется, вы ошиблись. Еще немного, и я попрошу вас отвести меня обратно в гостиницу.

- Жаль, действительно жаль, - вздохнул Морвель, поймав ее взгляд. Итак, Сомерсет здесь, но глупо ожидать, что он повесит на себя плакат с надписью "Я тот, кто вам нужен". - Я надеялся, что прогулка будет более приятной, но проклятая жара... Разумеется, мы пойдем в гостиницу. Может быть, стоит нанять экипаж? - Морвель бросил взгляд по сторонам, в поисках средства передвижения и заметил того, кого они ждали, хотя Сомерсет и был неузнаваем. Не занятый беседой и никуда не спешащий человек приковывал к себе внимание, глупо думать, что он ждет возлюбленную здесь. А еще он заметил худого, как червяк человека, вертевшегося возле рыбной лавки. Проверяя его, а не графа, Морвель еще повертел головой и, усмотрев экипаж, пробежал несколько шагов, пытаясь докричаться до извозчика. Так и есть. Следят за ними.

- Мне очень жаль, - он придал лицу расстроенное выражение. - Но придется идти пешком...

- Да? Боже мой, что вам сказал этот человек? - Бьянка всплеснула руками. Дело принимало не очень хороший оборот. В их планы относительно Сомерсета был посвящен только Робеспьер и, возможно, один-два человека из Бюро, которым он посчитал нужным сообщить. Вполне логично, что за ними следят сотрудники тайной жандармерии. А это значит, что все может сорваться по глупой случайности. Пока она размышляла, она отметила, что Сомерсет тоже нервничает. Он бродил, смотрел по сторонам, затем сел на парапет, достал газету, оторвал кусочек и черканул на нем пару слов. Затем, потоптавшись на месте, он подошел.

- Простите, что прерываю ваш разговор, граждане. Кажется, сегодня не мой день. Я так и не дождался одну гражданку. Запомните, молодой человек, если вам когда-нибудь назначит свидание какая-нибудь красотка из бродячего театра в районе Нового моста - не верьте ей. А это - вам, гражданка. - Он протянул Бьянке букетик и, ссутулившись, зашагал прочь. Так и есть. Записка с адресом. Он почувствовал слежку и ушел быстрее, чем ожидали жандармы.

- Чертов идиот! - вполголоса выругался Морвель. - Дважды, трижды, дурак! Пойдемте, Беатрис... - На самом деле, он был готов впасть в истерику, по той простой причине, что не терпел глупости от других, даже если иногда совершал их сам. Если он заметил слежку, то какого черта, подходил к ним?! Назначить встречу можно было уже проверенным источником, что не вызвало бы подозрений у агентов Бюро! Да у любых агентов, если это слежка! А сейчас человек, который делает вид, что копается в рыбих потрохах съест их живьем вместо рыбы! Он слышал, что Сомерсет пристрастен к зелью, но до такой степени прокурить свой мозг! Морвель почти застонал и воспринял как должное, когда "рыбник" двинулся за ними, держа в руках плоскую кошелку. Главное - не торопиться. Прогулочный шаг, который все труднее выдерживать, полупоклоны незнакомым дамам, попытка уйти в более оживленное место. Человек с кошелкой не приближался, но и не отставал, а потом, когда они свернули в сторону Лувра, исчез. Бернар даже оглянулся, словно в поисках экипажа, как только представилась возможность. Детина с толстой рожей и в красном жилете сделал вид, что уронил сверток.

- За нами слежка, - едва слышно сказал Бернар, мысленно выругавшись. - Они постоянно меняются и ведут себя грамотно. Это якобинские шпионы. Уходим. Нельзя, чтобы они проверили нас...

- Их трое, - также тихо ответила Бьянка. Они шли, не ускоряя шага, она держала своего напарника под руку и глазела по сторонам, как настоящая приезжая. - Здесь неподалеку есть небольшой собор, в нем - несколько выходов. Весьма хитрая старинная конструкция, я бы никогда не додумалась, если бы мне не показали. Мы можем вернуться в гостиницу или же все таки попытаться встретиться с Сомерсетом. Ты же не думаешь, что он оставил записку просто так, чтобы поставить нас под удар?

- Нет, не думаю, - покачал головой Морвель. - Он сделал то, что считал разумным, возможно, у него самого времени в обрез или он хотел назначить место, в котором будет более уверен. Однако это было ошибкой - передавать нам записку на глазах у ищеек... В гостиницу наш путь закрыт, как бы там ни было, ведь мы не знаем, откуда за ними начали следить. О том, где ночевать мы подумаем потом, сейчас нужно избавиться от хвоста. Собор - очень хорошая мысль, но оставим его на потом, если не будет выхода, - Морвель уверенно свернул на Сент-Оноре и зашагал к кафе на углу. Если это не агенты Бюро... то можно попробовать столкнуть всех лбами, незачем подсказывать им тайный ход из собора, еще пригодится... - Тайный ход нам еще пригодится, - озвучил Бернар свою мысль. - А ты молодец! Не устала от такой пробежки? - он с удивлением отметил, что сам почти задыхается от быстрой ходьбы, но его спутница была так спокойна, будто по-прежнему прогуливалась по набережной.

- Не страшно, Бернар, я привыкла, - Бьянка весело посмотрела на своего спутника, который, судя по всему, прилагал большие усилия, чтобы говорить, не приукрашивая речь эпитетами, которыми награждал Сомерсета мысленно. За время прогулки якобинские шпионы менялись несколько раз. Толстый гражданин сменился немолодым интеллигентного вида мужчиной в очках и с тросточкой, затем - тощее существо в засаленной рубахе и красном колпаке с охапкой газет в руках. Как жаль, что людям приходится тратить свое время не на то, что нужно. Ведь фактически они выполняют одну и ту же работу. Самым смешным в этой истории было то, что Сомерсет ухитрялся не терять их из виду, что еще раз доказывала, что человек этот "работает" нагло и рискованно. На углу Сен-Дени Бьянка почувствовала, что что-то изменилось и сжала локоть Морвеля. Заминка. Секундная пауза. Человек, который шел за ними - тот самый тощий шпион в грязной одежде - замешкался. За ним скользнула тень. Быстрое движение и вскрик. Человек сполз на землю и затих. Человек, ради которого все затевалось, шагнул из-за его спины, аккуратно вытер о штаны заточенный гвоздь и убрал его в карман.

- Имею честь представиться. Граф Сомерсет. Простите, что мне пришлось немного рискнуть вашими жизнями, виконт, но иначе я бы не отследил всех участников цепочки, которые могли помешать нашей беседе. Правда, увидев вашу даму, я был уверен, что вы найдете способ защитить и себя и ее. Вы нас познакомите?

- Мою даму зовут Беатрис Клермон, она жаждет познакомиться с вами, так как много слышала о ваших подвигах от мэтра Лебона, - слегка склонил голову в знак приветствия Морвель. - Мне нет нужды представляться, я думаю. Я от всей души благодарен вам за помощь, однако боюсь, что это вызовет ненужный шум, если вас заметили... - Морвель приподнялся на носки, стараясь рассмотреть собравшуюся вокруг раненого или мертвого агента толпу. В свете фонарей удалось рассмотреть только толстую вязальщицу с трубкой и корзиной, и то только потому, что она шла по направлению к ним, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Бернар замер. То, что вязальщица шла к ним, означало только одно: слежка не была прикрытием Бюро. Их приняли за настоящих роялистов. Морвель вытер платком лоб. - Однако нам лучше говорить не здесь, а в более спокойном месте...

- Рада познакомиться, граф, - Бьянка опустила глаза, изображая смущение. - Мой спутник все рассказал за меня. Признаюсь, я не ожидала, что попаду в такую ситуацию и не совсем была готова...

Сомерсет приветливо улыбнулся ей.

- Добро пожаловать в Париж, мадмуазель Клермон. - Что-то в ее облике казалось ему необычным. Пожалуй, глаза. У нее были весьма необычные глаза цвета предгрозового неба, такие же проникновенные, как у.. Эжени? Уже второй раз он сравнивал ее со своими знакомыми женщинами. Прическа, как у маркизы де Шалабр, глаза - как у его любимой музы. - Пойдемте, у нас мало времени. Вы передадите мне то, что должны передать, а я дам вам возможность отдышаться. Осторожнее с той вязальщицей. Думается мне, что это шпион Неподкупного, переодетый в женщину. Он постоянно крутится у дома его любовницы, за которым я наблюдаю.

Морвель напряженно наблюдал за вязальщицей, что было и не удивительно после замечания графа. В любом случае, то сообщение, которое она захочет сказать уже неуместно, так как маскарад, возможно, раскрыт. С другой стороны, среди вязальщиц иногда можно наблюдать такие физиономии, что эта покажется Афродитой по сравнению с ними. Сомерсет же вряд ли лазил ей под юбку, чтобы уточнить половую принадлежность, так что лучше оставить этот разговор. Морвель хотел сунуть платок в карман, но не глядя положил его мимо и кусок белого батиста оказался на мостовой. Вязальщица прошла мимо, не сказав ни слова, хотя Морвелю и Беатрис пришлось почти вжаться в стену, чтобы женщина не задела их своей кошелкой. Бернар нервничал, так как агент шел сюда не зря и судя по мрачной физиономии, вести были под стать выражению лица.

- Уф, - сказал он, когда женщина прошла мимо и снова полез в карман за платком, но обнаружил его на мостовой. Со вздохом подняв платок, Бернар рассеянно вертел его в руках, будто решая, стоит ли класть в карман такой грязный, а потом сказал: - Надеюсь, что вы ошибались... Пойдемте же, друзья.

***

Таверна "Золотой посох", как обычно, была наполнена всякой мразью. Но местный хозяин был старым коллегой и человеком, верным почившему монарху. Сомерсет налил себе воды и выпил залпом. Проклятая жажда. Это начинается всегда, стоит увлечься гашишем. Но без него он не может спокойно думать и придумывать. Без него хочется просто остаться в покое, собрать вещи и покинуть эту страну как можно раньше. Все-таки у этой женщины дьявольские глаза. Не Эжени... Раньше... - Мы с вами где-то виделись, Беатрис? - обратился он к Бьянке.

- Нет. Но я о вас наслышана. Вы - легенда, граф, - произнесла Бьянка, поднося к губам бокал. Он наблюдателен, и было бы глупо надеяться, что у него не возникнет ассоциаций с ее внешностью. Можно делать все, что угодно, но глаза - это единственное. что невозможно скрыть.

У вас очень необычные глаза. - слегка склонил голову Сомерсет. - Но, вижу, вашему спутнику не очень нравится, когда я оказываю вам знаки внимания. Перейдем к делу. Виконт, прошу вас, изложите суть вашего дела. Ведь вы не просто так стали искать меня, верно?

- У Беатрис есть письмо, адресованное... - тут Бернар помедлил, оставаясь верным привычке не называть имен без веских на то обстоятельств. -... адресованное теперь вам. Насколько я понимаю, есть ряд причин, заставивших мэтра Лебона весьма серьезно беспокоиться. Поэтому Беатрис здесь. Она нашла меня, дальнейшие рекомендации дал известный вам гражданин, письмо от которого тоже у нас. Мы не сочли себя уполномоченными вскрывать послание самостоятельно, так как на нем есть пометка... Вот, вы можете убедиться сами... Беатрис, теперь вы можете отдать письмо, - обратился он к своей спутнице.

Бьянка молча положила его на стол.

- Благодарю вас. - Сомерсет убрал письмо, не вскрывая, и с любопытством стал смотреть на виконта. Какой профессионализм. Он не называет имен, он умен и аккуратен. В свое время они с бароном обсуждали всех участников заговора и думали о том, что мало кто из бывших аристократов, вынужденных скрываться, способны работать, не вызывая подозрений. - Расскажите о себе, виконт? - Сомерсет дружелюбно улыбнулся и наполнил бокалы вином.

- Да и рассказывать, собственно, нечего, - безразлично пожал плечами Морвель. - Не смотря на титул, еще мой отец умудрился довести поместье до такого состояния, что о службе при дворе не могло быть и речи, хотя, признаться, все мои честолюбивые мечты были связаны в то время с военной карьерой. Сначала не сложилось, а потом случилась Революция... И то, что оставалось от поместья разнесли по камешку, а в конюшне устроили нечто вроде комуны... Я, не будь дурак, сбежал с места событий и оказался у старинного друга нашей семьи, который помог мне... обрести новых друзей и научил, что из оставшихся земель и того имущества, что не успели разграбить еще можно кое-что выжать. Умный был человек... Я многому от него научился, так как исполнял некоторые поручения. Он был казнен как заговорщик в каком-то провинциальном городке, даже стыдно вспоминать. Я же пока что жив.

- Вам повезло, - ответил Сомерсет, не спуская с него глаз. - Видимо, он научил вас действительно многому. Например, не называть имен и фамилий. В наше время это дорогого стоит. А с бароном де Бацем вы, наверное, знакомы?

- Слышал о нем, но никогда не был знаком лично, - лениво ответил Морвель, которому начал немного надоедать этот допрос. Но что поделать, ему приходилось терпеть и не такое издевательство. - А что касается имен и фамилий... Я никогда не называю и титулы, если вы заметили. Мой опыт, а также опыт моих менее удачливых коллег показывает, что в восьмидесяти случаях из ста причиной грандиозных провалов была именно не вовремя названная фамилия. Вы ведь не можете дать стопроцентную гарантию того, что нас не подслушивают через отверстие в стене, через камин либо еще каким-то хитроумным способом...- пожав плечами, Бернар принялся терпеливо складывать кораблик из четвертушки газетного листа.

- Совершенно верно! - Сомерсет поднял бокал. - Ну, за жизнь, виконт. А теперь прошу нас простить. Мне придется похитить эту прекрасную мадмуазель, чтобы побеседовать с ней лично. Вы же сами понимаете, чем меньше вам знать, тем лучше. Опять же, дырочки в стене и все такое. - Он подал руку Бьянке. - Беатрис, сегодня я - ваш спутник на вечер. Нам надо обо много переговорить. - Он положил деньги на стол. - Заплатите за нас, Морвель. - Сомерсет внимательно следил за его реакцией. Если он - всего лишь провожатый, то не посмеет спорить. А вот с мадмуазель следует побеседовать подробнее и без лишних ушей.

- Не очень настаиваю, раз это так необходимо, но и не могу не поспорить, - тем же скучающим тоном сказал Морвель, продолжая мастерить кораблик. Подобный поворот несколько осложнил ситуацию, так как он не мог оставить Беатрис одну. Кто знает, что сделает с ней Сомерсет? Если он что-то заподозрил, то девочка закончит свои дни быстро и бесславно... например, в Сене. А еще немного настораживал тот факт, что граф не стал читать письмо немедленно, пока курьер, то есть Беатрис, здесь. Это наводило на мысли о проверке и еще много о чем таком же малоприятном. Что же, попытаемся выкрутиться. - Во первых, вы забыли заручиться ее согласием. А во-вторых... Моя задача заключается не только в том, чтобы доставить вам курьера, а еще и в том, чтобы она была какое-то время в безопасности. Если с ней что-то случится, то наши общие друзья вполне могут оторвать голову с почти якобинской тщательностью... но только не вам, а мне. Знаете, не хочу, чтобы благодаря вам обо мне сложилась дурная слава, как человека не исполнительного и не держащего обещаний. Я несу ответственность за курьера и думаю, вы поймете меня, если я стану возражать.

- Как вы, однако, заботливы.. - начал Сомерсет, недобро воззрившись на собеседника. Говорливый, даже излишне говорливый виконт начинал его раздражать. Он слишком много на себя брал. - Если вы....

- Подождите, граф. - Бьянка нервно озиралась по сторонам. Затем, взяв салфетку, принялась мастерить цветок. - Вы можете подумать обо мне все, что угодно. Но я вынуждена отказать вам. Метр Лебон сказал, что я должна приехать в Ванве, там со мной свяжутся, затем направят к вам. И я передам письмо. Нигде не говорилось про то, что я должна куда-то с вами ходить. Поверьте, я очень уважаю вас. Но я... просто боюсь. - Ее губы задрожали. - Мы так не договаривались! Я вижу вас впервые, и вы предлагаете мне куда-то с вами пойти? Сегодня мы полночи бегаем по Парижу от каких-то людей. Я устала. Я боюсь. Боюсь!

- Я всего лишь хотел попросить вас уехать, - Сомерсет стал серьезен. - А мэтру Лебону я сегодня же напишу, что нечестно подвергать такому риску женщину, к тому же, красивую. Что ж, друзья мои, если мы все обсудили, я вас оставлю. - Он взглянул на Морвеля. - Или ко мне есть еще вопросы?

- Есть. Но только не вопрос, а констатация факта, - сказал Морвель. - Мы не можем вернуться в гостиницу, так как либо кто-то из нас привел за собой сыщика, либо он там караулил от нечего делать... Не знаю. Мы не сможем больше появляться в явках, чтобы не подвергать риску и себя и остальных. Поэтому переселимся в "Луч и Ястреб", о ней когда-то упоминали в Ванве и с тех пор я я слышал о месте только хорошее. Если письмо требует ответа, мы с Беатрис подойдем в любое место, которое вы укажете, завтра, в это же время. Если письмо не  требует ответа и мы не видим вас в условленном месте, то Беатрис отправляется обратно в Аррас. Если у вас есть возражения либо другой план - мы охотно вас выслушаем.

- Нет. Все верно. Приходите сюда завтра в это же время. И берегите вашего.. курьера. - Сомерсет поднялся, и взял холщовую сумку. Этот человек - такой же аристократ, как он - якобинец. Люди их круга никогда бы не назвали женщину "курьером" в лицо. Он помнил, с каким почтением барон обращался с Мари - одной из немногих женщин, принятых в их организацию. Впрочем, при всем том, что у него сейчас связаны руки, он найдет возможность уточнить хотя бы что-нибудь об этих людях. Хотя бы о Беатрис КЛермон. В Париже как раз обретается одна леди из Арраса - Клер Деманш. Почему бы не задать ей пару вопросов? - Всего хорошего, господа, - широко улыбнулся Сомерсет и начал пробираться к выходу.

- Всего хорошего и вам, - бросил Морвель, думая только о том, как бы уйти отсюда и желательно - незамеченными. Кроме всего прочего, его беспокоила информация, которую могла дать вязальщица и проверить которую не было ни малейшей возможности. А ведь предстояло еще где-то устроиться на ночлег и Беатрис должна будет уйти куда-то по только ей известным делам. От всего голова шла кругом, но разложив все по сложности, единственно возможным оставался такой план действий: выйти, избавиться от слежки, если таковая будет, найти ночлег. О вязальщице предстояло на время забыть.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Сб Июл 31, 2010 3:56 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж
Гош, Мерлен

- Я вижу ты так впечатлен книгой, Мерлен, что даже не пьешь, - ядовито заметил Гош, нервно бренча в кармане мелочью и, не скрывая нетерпения, ждал, пока его невольный собеседник тоже ознакомится с содержимым небольшой тетради, исписанной мелким женским почерком, коротая время за бутылкой вина в неприметном кабаке, куда они отправились, выйдя из старой квартиры Эжени. По дороге не разговаривали, решив по взаимному согласию отправиьтся куда-то, где они в крайнем случае сойдут за незадачливых поклонников, получивших совет идти восвояси, чем на заговорщиков, которых теперь видели во всех и каждом. Карно оказался тысячу раз прав – впрочем, как всегда, когда при каждой встрече советовал быть осторожнее. Париж как будто сошел с ума от крови и подозрений. Прохожие, даже услышав невинный вопрос о времени со стороны незнакомца, шарахались в сторону и старались скрыться, бормоча извинения и заверения в преданности Республике. Люди старлись не встречаться друг с другом взглядами… Впрочем, может у него разыгралось воображение. После прочитанного оно вполне могло разыграться у кого угодно. Даже у Мерлена, - Так что молчишь? – снова резко бросил Гош, - Нравится все написанное? – тут Гош подумал, что пытаетя сорвать на Мерлене собственные эмоции, которых за последнюю пару часов было для него самого слишком много – от отчаяния до странного облегчения - из написанного следовало многое, кроме лишь того, что Эжени осознанно оказалась замешана в заговор против Республики, - Ладно, - успокаивающе прежде всего для самого себя поднял он руку, - Я злюсь только на себя. Это чудовищно, - уже тише сказал он, снова погрузившись в свои мысли и рассматривая свечу на столе через толстое стекло бокала вина.

- Да. Понравилась. Только мне бы не хотелось быть ее героем, - изрек Мерлен и положил тетрадь на стол. Происходящее казалось дурным сном. Еще вчера он жил спокойной жизнью, со своими потрясениями и радостями. Но в этой жизни он был ответственен лишь за себя. Теперь же, оказавшись впутаным в весьма грязную тайну, он просто не мог взять и уйти из этой игры. И что теперь прикажете делать? Написать на нее донос? Именно так поступил бы честный якобинец, каковым, безусловно, считал себя Мерлен. Или же броситься спасать ее, считая, что она - невинная жертва? - Дерьмо. - выразил свою мысль Мерлен. - Полное дерьмо. Что собираешься делать, генерал? Подарить ее Комитетам? Или воззвать к ее душе?Или.. может быть, ты хочешь помочь ей спасти душу роялиста? - Мерлен прищурился. Сам-то он уже давно не имел отношений с Эжени, а вот генералу, наверное, сейчас было нелегко.

- Героем? - слегка бессмысленно переспросил Гош, - Героем? А где здесь, по-твоему, может быть героизм? Этот Сомерсет - опаснейший враг Республики. Из этой тетради мы много знаем теперь о его прошлом и, возможно, даже сможем его найти и помочь свершиться правосудию. Однако вместе с ним мы погубим ее. А если мы попробуем ее спасти, то она не простит, если с головы этой роялистской сволочи упадет хотя бы волос. Более того, используя написанный ей же текст против нее мы предадим и ее доверие, и доверие той старой женщины. Если не используем его - предадим Францию. Какие тут могут быть герои, Мерлен?

- Эта тетрадь - роман. А в романе всегда есть свои герои. В данном случае - этот чертов граф, - хмуро сказал Мерлен. Его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, Эжени была ему когда-то симпатична. Да и вообще он никогда в жизни еще не доносил на женщину. Но с другой... Все эти годы они боролись за Республику. Пусть что-то было сделано неверно. Но в борьбе за свободу и братство, в борьбе против монархии полегли тысячи патриотов. И он. каким бы он ни был, готов был отдать жизнь за свободу своей страны. А тут... Женщина, которая ему нравилась, выбирает сначала легендарного генерала, а затем прыгает в постель к роялисту. - А ведь она плела что-то про то, как передавала деньги Марату на его газету... Проклятье.... - Мерлен в ярости сжал кулаки. - У меня должок перед тобой, Гош. В свое время я принял решение за тебя и убрал генерала Ушара. Но это - прошлое. А настоящее в том, что твоя избранница спуталась с роялистом. Что будешь делать? Бросишься ее искать, чтоб наставить на путь истинный?


Гош допил вино, глядя на него уже более сознательно и снова щурясь на слишком яркое пламя свечи и на самом деле снова пытаясь навести хоть какой-то порядок в мыслях, кивнул.
- Будь на моем месте ты, ты бы отказался от нее, преследуя только роялиста и заговор, так ведь? Будь на моем месте Сен-Жюст, - некстати мелькнуло воспоминание о старинном враге. которому в этой тетради, как ни странно, было посвящено несколько самых разных строк, так как по его поводу сам граф и его новая спутница явно не сходились во мнении, - Он бы соединил воедино личную месть и служение Республике и уничтожил бы Сомерсета, не ограничившись физическим устранением, после чего пришел бы к ней, чтобы сказать что-то вроде *когда-то я тебя любил, а теперь только презираю* - или еще что-то в его стиле. Но, к сожалению, я это только я. Не больше, но и не меньше. А тебя что в ней привлекло когда-то, Мерлен? - внезапно спросил Гош.

- Не знаю. - Мерлен пожал плечами. - Она необычная. Строит из себя женщину, а сама нуждается в защите. И внешность. Короче, другая она, не как все. Вот этим и привлекла. А ты? Ты был заключенным. У вас что - это... как это называется... платоническая любовь, что ли? - Мерлен хмыкнул.

Гош хотел было сказать отровенную грубость, но осекся. Как бы ему не было неприятно откровенничать с этим человеком, он почувствовал, что единственный способ убедить его если не встать на сторону Гоша,то хотя бы ничего не предпринимать самому -это объяснить все максимально честно. Во-вторых, еще когда-то при первом знакомстве Гош понял, что Мерлен не так прост, как хочет казаться и мало за кме оставит превосходство, если пытаться переиграть его в остроумии или холодной логике. А вот эмоции были слабой стороной Мерлена, почти болезненной - причины этому Гош не знал, а пытаться что-то раскопать счел ниже собственного достоинства. Как ни странно, Мерлен держался гораздо уязвимее, имея дело с людьми эмоциональными и имея небходимость играть именно на волне эмоций. Так что, возможно, в кои веки его собственный излишне бурный темперамент сослужит ему неплохую службу. Кроме того, честность во все времена была лучше любой политики. Спокойно выслушав ответ Мерлена, Гош ответил, глядя ему в глаза и думая, что если тот посмеется - то пистолет еще заряжен, а, выстрелив в упор, он уж, наверное, не промахнется.
- А меня прилекла ее наивность. Способность доверять, без оглядки окружающему миру. И способность улыбаться так, что невозможно не улыбнуться в ответ. Самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел, была графиня де Бомон. Золотистые локоны, огромные голубые глаза, самая тонкая талия во Франции, белоснежная почти сияющая кожа... И прекрасная улыбка мраморной статуи. Мне было тогда лет восемнадцать, и я просто издали любовался ее улыбкой, потому что она могла заморозить даже наше июньское солнце. А когда улыбается Эжени, что-то очень хололдное тает. И ее сила, которая проступала уже тогда, когда я с ней познакомился, через крайнюю скованность. Не та сила, которой обладают некоторые женщины, а скорее скрытая в ее слабости. Как дерево, которое гнется даже от слабого ветра, но сломать его невозможно. Только срубить. И ее крайняя беззащитность. Впрочем, будь она некрасива, справедливости ради, мне бы она и не понадобилась. Я и не думал, что она когда-нибудь пор меня вспомнит. А дальше обстоятельства складывались настолько нелепо, что ничего, кроме платонического романа - хотя нет, даже романом это назвать язык не повернется - возможности не было. Если бы все было иначе. Хоть чуть-чуть, то это была бы идеальная женщина, о которой думаешь, находясь где-то за Рейном и зная, что когда ты ни вернешься - через месяц или через год, она улыбнется тебе навстречу. Но все сложилось иначе. Теперь она скрывается и, думаю, совершенно запуталась. А я не могу допустить, чтобы ее сломали - нож ли гильотины или этот авантюрист, английский граф, который, конечно, очарован ей, но кторому слишком часто приходилось жертвовать тем, что ему было не менее дорого во имя своего проклятого дела. Вот так, Мерлен, - поневоле увлекшись собственными мыслями, Гош усилием воли вернул себя обратно в реальность и к бутылке, которую, как он заметил, он все еще пил в одиночку.

- Да ты романтик, Гош. - присвистнул Мерлен. Услышанная тирада его изумила - он и не думал, что его собеседник способен на такие слова. Генерал, готовый броситься в омут заговора ради улыбки жанщины... И перед этим человеком он преклонялся, считая его патриотом, недоступным для чувств иных, кроме как к Республике. Вилимо, вопрос в возрасте. Чудес не бывает. Только выскочка Сен-Жюст, про которого, правда, говорят, что он продал душу дьяволу. - Ну, в общем, я примерно это и имел в виду, - заговорил Мерлен. - Слабая, беззащитная, наивная, но в ней что-то есть. Но это - лирика. Интересно, что с этим со всем делать. Был бы я настоящим политиком, то, наверное, доложил бы о ней. Но я так не могу. Но и помогать ей не буду. Мне противно помогать женщине, которая пишет проникновенные вирши об аристократах. Видимо, при нашем знакомстве она просто не разобралась в своих взглядах. Ты-то что собираешься делать?

Гош впервые за долгое время знакомства улыбнулся Мерлену.
- Я знал, что с тобой не все потеряно, - уже спокойно сказал он, Ты знаешь - ведь Республика - тоже женщина. Поэтому не думаю, что ей понравится, если мы превратимся ради нее в мраморные и добродетельные статуи. Что касается вирш об аристократах - той же Республике и ты, и я простим еще большее зло. Она тоже то благоволит нам, то выбирает недостойных, то вовсе возносит на гребень успеха заговорщиков - вспомни хоть Дюмурье. А, отвернувшись от него, она сгубила многих достойных. но мы прощаем и идем за ней, верно? Нельзя спрашивать с женщины столько, сколько с мужчин. Я собираюсь для начала найти аристократа. К несчастью, просто пристрелив его, я не помогу ни одной из женщин, о которых упомянул сегодня. А еще проблема в том, что их исчезновение означает, что по их следу идем не мы с тобой одни. Хотя - если ты предпочитаешь стать мраморной статуей, то остаюсь я один, - развеселился Гош, уже почти в уверенности, что Мерлен в итоге согласится.

Гош впервые за долгое время знакомства улыбнулся Мерлену.
- Я знал, что с тобой не все потеряно, - уже спокойно сказал он, Ты знаешь - ведь Республика - тоже женщина. Поэтому не думаю, что ей понравится, если мы превратимся ради нее в мраморные и добродетельные статуи. Что касается вирш об аристократах - той же Республике и ты, и я простим еще большее зло. Она тоже то благоволит нам, то выбирает недостойных, то вовсе возносит на гребень успеха заговорщиков - вспомни хоть Дюмурье. А, отвернувшись от него, она сгубила многих достойных. но мы прощаем и идем за ней, верно? Нельзя спрашивать с женщины столько, сколько с мужчин. Я собираюсь для начала найти аристократа. К несчастью, просто пристрелив его, я не помогу ни одной из женщин, о которых упомянул сегодня. А еще проблема в том, что их исчезновение означает, что по их следу идем не мы с тобой одни. Хотя - если ты предпочитаешь стать мраморной статуей, то остаюсь я один, - развеселился Гош, уже почти в уверенности, что Мерлен в итоге согласится.

- Когда-то я многое отдал бы за твою дружбу, Гош, - задумчиво сказал Мерлен. - Но теперь все иначе. Возможно, тыне знаешь, что творится в КОнвенте. Новый закон, предложенный Робеспьером, меняет всю систему правосудия. Всю, понимаешь? Не будет больше разбирательств. Ничего этого не будет. И никогда ты ничего никому не докажешь. Я человек не трусливый - сам знаешь. Но жизнь свою ценю дороже, чем благодарный взгляд необычной женщины. У меня трое детей в Тионвилле. И Франция. Страна, которой я еще могу быть полезен. Время рисоваться друг перед другом подвигами во имя прекрасной дамы прошло, поэтому я говорю с тобой предельно честно, Гош. Как и ты со мной. Молчание - это все, что я могу обещать. И убийство. Если я найду Эжени, то обязательно донесу на ее аристократа. А ее, несчастную дурочку, просто насильно вывезу из дома, где они прячутся. А дальше - ее выбор. Вряд ли тебе понравится мой ответ, но другого не имею. - Мерлен опустил голову. Страшно захотелось выпить, но то унижение, которое он пережил при разговоре с Фуше, не позволяло ослабить хватку над собой. С пьянством покончено навсегда.

- Я не предлагаю тебе покрывать аристократа, - резко ответил Гош, - Как и свою дружбу. Но у меня, как и у тебя, есть Республика, четь которой я не позволю унизить доносом. Это оскорбит мою прекрасную даму. Более того, моя прекрасная дама не терпит похвальбы. Прежде чем понять что делать с этим аристократом - а точнее, с его заговором, о котором Эжени пишет удивительно невнятно, так как, вероятно, пытается оправдать своего лирического героя, надо для начала его найти. А Тионвиль - прекрасный город. У меня там жена... но за нее можно не волноваться. Она даже не знает о моем аресте и прочих злоключениях... Так что, если что - она воспитает твоих детей, уж будь спокоен, - Гош ухмыльнулся, наблюдая знакомое легкое раздражение Мерлена, который явно относился к начатой теме куда серьезней.

- Хватит паясничать, Гош, - резко бросил Мерлен и поднялся. - Хочешь идти на гильотину ради своей прекрасной дамы - иди. А я - пас. - Он бросил на стол монету и зашагал к выходу. Все, что он узнал, мучало его и угнетало. В голову полезли воспоминания про эту наивную дурочку со сказочными глазами и ее птицу. Надо найти ее первым и как следует промыть ей мозги, пока до нее не добрался этого юный романтик. И попутно пристрелить аристократа. Нет аристократа - нет проблемы. А что там подумает про него Эжени - дело десятое.

- Я извиняюсь, - процедил Гош сквозь зубы в спину Мерлену, в принципе понимая, на что тот разозлился, но скорее на уровне логики, - Еще раз. Я не собираюсь идти на гильотину, покрывая аристократа. Но нам его надо сперва найти – иначе, кстати, мы с тобой отправимся на гильотину за одно молчание, которое ты мне имел несчастье обещать. И в одиночку ты его не найдешь – как и я. Слушай внимательно и не злись. Я понимаю про детей. Я попрошу Карно сказать, что мы с тобой действуем с его ведома по поводу военного заговора, - в результате разговора с Карно Гош не был уверен, но сейчас был готов на многое, чтобы уговорить Мерлена остаться. Помимо всего прочего, у Мерлена есть деньги на поиски – а деньги могут потребоваться, - Все, что мы знаем – это предыдущий адрес графа. К сожалению, все члены семьи, жившей там, арестованы и ждут суда. Этой девушке, Сесиль Рено, Эжени посвятила несколько страниц – видимо, история чем-то задела ее за живое. Адрес Сесиль нам известен – Консьержери. Вторая ниточка – пристрастие графа к неким «темным зельям». Тут все проще – думаю, речь идет о гашише или опиуме. Если он так пристрастен к ним, как тут описано, то он – постоянный клиент. Решайся, Мерлен. Не ради прекрасных глаз Эжени. Хотя бы ради Республики. Той, в которую мы оба еще верим. Аристократ и заговорщик нужен не нам, а ей. Но если мы найдем его первыми. Мы сможем спасти еще одну женщину. Решайся же. Карно поможет.


- Хорошо. Я согласен. - коротко ответил Мерлен. - Ради Республики и раскрытия заговора. Он подумал о том, что было бы неплохо принести информацию об этом графе тому же Робеспьеру. А лучше- самого графа. Это - получше, чем интриги против несчастной собаки, которая едва не пострадала по его вине. - Ты сообщишь Карно, а я - Робеспьеру. - Мерлен хитр прищурился. - Идет?

- Мерлен, а ты думал когда-нибудь, что расскажешь своим детям? - тихо спросил Гош, - О том, как торговался со смной на улице, зная, что я всего лишь прошу помочь защитить правое дело и спасти одну женщину, которую ищуьт ищейки того же Робеспьера. Она пишет про это довольно много - мыслями графа и своими диалогами с ним. Единственный способ вытащить Эжени - это представить все как спланированные ходы с целью раскрытия нового заговора касаемого армии. Помнишь, это ты же всегда бесился моей манере спасать Республику напоказ. Но теперь вместо того, чтобы попытаться действительно проникнуть в возможно сердце заговора - а этот Сомерсет весьма влиятелен - ты сам выбираешь красивый ход. Для чего? чтобы через двадцать лет сказать своему сыну, что да, твой отец стал одним из влиятельнейших политиков своей эпохи, сдав самому Робеспьеру английского шпиона и графа. Ему повезло - одна женщина, которая когда-то ему нравилась, связалась с ним не в добрый час. И твой сын спросит тебя - что стало с женщиной. Что ты ответишь на это? Ты скажешь - женщина отправилась на гильотину - Робеспьер не прощает даже случайных свидетелей. Твой сын спросит тебя - о чем вы говорили на улице тогда, жарким вечером июня девяносто четвертого? Ты скажешь - мне предложили помощь Карно. Я выбрал Робеспьера, он был влиятельнее. Тебе ничто не грозит и так, Мерлен. Но идя со мной, ты сможешь через двадцать лет назад посмотреть своему сыну в глаза, - Произнося это, Гош искренне надеялся, что у Мерлена не трое дочерей и уповал на вероятность один из трех.

Мерлен выдержал его взгляд. "Выбрал Робеспьера потому, что он - влиятельнее". Да нет, друг мой, не поэтому. О Карно ходят нехорошие слухи. Говорят, что ведется расследование, ставящее под сомнение его деятельность в Комитете. А Робеспьер - один из немногих, в ком пока что хотя бы не сомневаются. А еще есть Фуше. ПожалуйЮ самый прозорливый из всех, пусть и находится сейчас не в лучшем положении. Но все это - глупости, верно, Мерлен? Это говорил внутренний голос. Он вспомнил все. Как ходил за Эжени, пытаясь за ней ухаживать. Как она смеялась ему в лицо. Как попросила провести в КОнсьержери, чтобы увидеться с потенциальным любовником. А теперь она спала с аристократом, расписывая о нем тетрадные листы и восхищаясь им. Пелена спала, и его захлестнула ярость. Если она продала их обоих за этого графа, то она недостойна пощады. - Нет, Гош. Посмотрев в глаза своему сыну, я скажу, что выбрал Республику, а не шлюху, которая легла под аристократа, забыв о том, что ее бывший любовник Демулен погиб за свободу на гильотине, - неожиданно резко ответил Мерлен. - Надеюсь, и ты образумишься. А если нет - расскажу детям о твоих подвигах.


- Так ты со мной - чтобы записать подвиги? - тихо спросил Гош, - Я бы тебе ответил за шлюху, но мне нравится твоя речь. Теперь я слышу прежнего Мерлена. Который поможет мне найти аристократа и женщину, которая оказалась виновата только в том, что я ее бросил. Мои подвиги вообще дотойны отдельного увековечивания. Бордели. аристократки. Мне больше нравятся блондинки. и все они должны быть просто достойным обрамлением для моих эполет и сабли. Поэтому лучше ты расскажешь сыну о себе. О сомневавшемся - но нормальном и здоровом человеке серди кучи безумцев, выбравших идеал просто потому что они боялись жить нормальной жизнью. И о том, как ты не испугался одного из этих безумцев и послужил Франции, раскрыв заговор роялистов и спая всего одну невинную жизнь - жизнь женщины, которую любил Демулен. человек, который призвал всех на штурм Бастилии. В память о нем и ради Республики. После его смерти она однажды - не знаю, когда - вспомнила одного молодого человека, который впоследствии оказался так глуп, что бросил ее и нашла единственного, кто ее не бросил. Смотри, она повторяет ему это в каждой реплике. И ты расскажешь своему сыну о безумном авантюристе, котором ты помог исправить одну ошибку. Так что, пойдешь со мной - ради истории, которую сможешь рассказать спустяи двадцать лет? Или пойдешь сейчас к тому, кто бросил Демулена под гильотину? Я ведь знаю твой выбор. и не понимаю, что заставляет тебя сейчас так упираться. Вот тебе моя рука - твои дети увидят своего отца. К сожалению, я не справлюсь один, - последнюю фразу Гош сказал уже другим тоном и едва выдавив ее из себя.

- Послушай, Гош... - Мерлен опустил глаза. - Мы говорим с тобой, не понимая друг друга. Не так давно я сказал, что когда-то готов был многое отдать за твою дружбу, но ты только посмеялся мне в лицо. Теперь же не даешь уйти. Скажу открыто и без прикрас. Меня тошнит от твоей Эжени. И, думая об этой истории, я совсем не думаю об этой женщине с уважением. Я готов помочь тебе найти аристократа. Но не могу дать гарантий, что положу силы на то, чтобы защищать ее. Нужна тебе такая помощь?

- Я защищу ее сам, - хмуро сказал Гош, - И от тебя тоже. Хватит торговаться, как продажная девка, Мерлен. Ты уже дал свое согласие неоднократно, и столько же раз хотел повернуть назад. И просто сейчас ты хочешь убить этого аристократа как хотел убить меня. Только и всего. Сильно тебя это задело. Не отвечай, все равно не признаешь. Итак, нам потребуются твои деньги. Я говорю о торговцах опием. Что до Консьержери - это скорее по моей части. Мне надо попасть туда на сутки, не более... - Гош, хмурясь, перешел к более практическим размышлениям.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Сб Июл 31, 2010 4:02 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Дом Мишеля Ландри.

Мишель Ландри, Огюстен // Клер Деманш, Сомерсет, Огюстен.

Поговорить с Клер. Это легче сказать, нежели сделать. Огюстен шел по улицам, время от времени останавливаясь, чтобы то выпить стакан воды с сиропом у разносчика, то для того, чтобы купить табак. Подсознательно он оттягивал минуту встречи по той простой причине, что не знал о чем говорить и как добраться до волнующуго их всех вопроса. Ну не спрашивать же ее прямо в лоб: "Клер, скажи, только правду, ты - заговорщица?". Смешно. А вопрос, между тем, был насущным, острым и каким угодно. Он уже тысячу раз сожалел о том, что с самого начала не отвел ее в то место, которое указал Максимильян. И, разумеется, винил себя в том, что если начнутся аресты и погромы, то в это невольно будут втянуты и такой хороший человек, как Жанна Шалабр и несчастный сплетник Мишель Ландри. От всех этих мыслей становилось тяжело и, будь он, например, Брауном, то обязательно повыл бы на Луну. Возле дома было пусто и даже уныло: жара разогнала всех по укромным местам в поисках прохлады. Только под навесом давешняя вязальщица перемывала в большой миске зелень к обеду в компании какой-то женщины. Постучав в дверь, Огюстен довольно долго ждал пока ему откроют,
но Ландри появился на пороге только через минут пять.

- А, это вы, гражданин Робеспьер... - Ландри нервно усмехнулся и отошел в сторону, пропуская гостя. Он только что закончил вполне невинную статью про максимум во славу умного правительства. Черт с ней, с журналистикой. Лизать задницу правительству - вот и весь удел. Уж лучше так, чем смерть. Поиграли в свободную прессу - и будет. Тем более, что его юный коллега куда-то пропал и, возможно, уже мертв за свой длинный язык. - А Клер нет. Отправилась отмечаться в Комитет. Все, как положено. Есть Жанна. Позвать?

- А, да... - рассеянно сказал Огюстен. Действительно, ей нужно было отмечаться в Комитете и все такое и вся связанная с этим бюрократия. Неожиданно возникла мысль попросить Ландри сопровождать ее, чтобы пресечь попытки Клер встречаться с подозрительными лицами. Но с другой стороны посвящать в это болтливого журналиста... Нет уж. Пусть все идет, как идет. Максимильян ясно дал понять, что дело серьезнее, чем кажется. "И поэтому все может зайти слишком далеко" - подсказал внутренний голос. с которым Огюстен согласился.

- Послушай, Ландри, принеси-ка сюда два стакана... - сказал он, решив в отсутствие Клер послушать, что скажет журналист, если он что-то видел или слышал.

Ландри с тоской взглянул на свой шкаф, в котором хранилось полбутылки коньяка на "черный день". Черт возьми. Теперь придется выставлять на стол. И еще что-то класть из закусок. Этот Робеспьер, хоть и младший, но все же, Робеспьер. И он ясно дал понять, что хочет выпить, и вряд ли - воды. Ландри выставил два стакана и бутылку.

- Угощайтесь, гражданин. Что-то хотели узнать?

Огюстен едва не рассмеялся, уловив тот полный отчаяния взгляд, которым журналист смотрел на полбутылки коньяка и вытащил из кармана флягу в которой как раз и был коньяк. Надо же, каким нахалом считает его Ландри! От этих мыслей стало вдруг весело, что было верным признаком того, что у него начинают сдавать нервы. На стол лег и портсигар.

- Единственное, на что я разорю вас, Ландри, то это на чашку кофе и то очень вряд ли, - разлив коньяк по стаканам, он отпил два глотка из своего и потянулся за сигарой. - Давно ушла Клер?

- Должна вот-вот вернуться. Точнее, да, давно. - Ландри поежился, но стакан с предложенным коньяком взял. Черт, как неудобно получилось! Он что, все понял? ПОнял, что ему было жалко угостить коньяком? Он ведь ничего не знает про этого Робеспьера-младшего! А вдруг он подкинет какому-нибудь из Комитетов идейку проверить его газету? От этих мыслей стало мрачно. После событий последнего времени у Мишеля Ландри осталась лишь одна мысль: очень не хочется умирать. А теперь, как рассказал один знакомый депутат, будут казнить сразу, лишь по одному доносу, не разбираясь. Черт, черт, черт!

- У меня, кстати, тоже есть коньяк, - сказал Ландри и указал на свою бутылку. - Угощайтесь!

- Это же я предложил выпить, - коротко сказал Огюстен. - С какой стати должен угощаться за ваш счет? Да не тряситесь вы, я вас не съем. Лучше скажите, Клер часто отсутствует? Принимает гостей? Если последнее - верно, я бы не советовал вам пить с ними. Это - не для печати, просто поверьте мне на слово и держите свое скромное мнение при себе. Также не советую с кем-то делиться выводами и наблюдениями, для вашей же пользы...

*Ну вот. Началось. Уже угрожает* Ландри внутренне сжался и... разлил по стаканам коньяк.

- Да, благодарю вас. Я учту ваши пожелания. О, кажется, Клер идет. Да не одна... - Ландри увидел в окно, как его постоялица, которой он, положа руку на сердце, желал как можно скорее убраться из Парижа, идет, оживленно беседуя, с каким-то смешным очкастым человеком в красной повязке на голове и аккуратным сюртуке. Удивительное сочетание. Артист? Или какой-нибудь комитетчик? Черт их всех разберет сейчас....

Огюстен повернулся в ту сторону, в которую смотрел Ландри и насторожился, увидев рядом с ней смешно одетого гражданина. Его лицо не наводило на мысль о знакомых, просто это был занятный тип, один из многих. Спокойно допив свою порцию коньяка, Огюстен забрал со стола пустую флягу, так и не поняв, что именно его смущает... А что если...

- Пойдешь открывать? - спросил он у журналиста, хотя это было скорее утверждение. - Послушай, если этот субчик сюда сунется, сделай одолжение, не называй меня по имени.

-Угу, - буркнул Ландри и поднялся. Час от часу не легче. Впрочем, хорошая мысль пришла сразу после того, как он впустил их. Пробормотав что-то о готовящемся номере, Ландри удалился на свою половину и плотно закрыл за собой дверь. Пусть сами разбираются.

***

Граф Сомерсет пропустил Клер и вошел сам. Мишель Ландри, запуганный до предела, тут же сбежал. В комнате находился еще один человек. Якобинец. Его лицо показалось Сомерсету знакомым. Или, возможно, у них у всех одинаковое выражение лица? Клер тем временем явно обрадовалась.

- Огюстен! Господи, ты пришел, как я рада! - Она бросилась к Огюстену и поцеловала его в щеку, затем покраснела от проявления такой бурнов радости и застыла. - Знакомься, Огюстен... Это Артур Мерсье, сотрудник Комитета по надзору. Он любезно предложил проводить меня... На всякий случай.... Артур, хотите чаю?

- С удовольствием, - широко улыбнулся Сомерсет и сел в кресло. Огюстен. Теперь он вспомнил, где видел этого типа. У дома тирана. Его младший брат. Глаза графа блеснули. Это уже интересно.

- Очень приятно, - без энтузиазма сказал Огюстен. Где-то он уже видел этого типчика... Вот только никак не мог вспомнить где именно. Что же, потом вспомнит, незачем сейчас напрягать память и делать сосредоточенное лицо. А вот то, что Мерсье - никакой не сотрудник Комитета и так ясно. Много ли найдется сотрудников, которые провожают подозрительную до дома и не отказываются от чашечки чая? Любовный интерес на ум как-то не приходил, иначе он бы пришел в дом с визитом, как и положено человеку не слишком близко знакомому или же назначил бы свидание на нейтральной территории. Тогда что? Ответ напрашивался один: агент. Чей? Не узнает до тех пор, пока не вспомнит, где видел его физиономию. - А что, гражданин Мерсье, в Комитете по надзору обеденный перерыв медленно перетекает в ужин? Клер, я рад тебя видеть и рад, что ты уже хорошо освоилась в Париже.

- Угадали, гражданин Робеспьер! - весело ответил Сомерсет. - Плавно перетекает в ужин! - Он понимал, что играет с огнем и надо уходить, но откуда-то взялось непреодолимое желание поизмываться над младшим братом врага. Безнаказанные якобинцы, вечно сующие нос во все, обнаглевшие, недалекие, смотрящие в рот своему Неподкупному... Его брат, скорее всего, уже осведомлен, что его любовница во что-то замешана... - Итак, Клер, мы с вами говорили об Аррасе. И о Беатрис Клермон. Кстати, гражданин Робеспьер, вы ведь тоже из Арраса? Пожалуйста, присоединяйтесь к нашей беседе. Мы вспоминаем одну особу. Недавно она появилась в Париже и сильно меня заинтересовала.

- Я уже рассказала вам о Беатрис все, что знала, - развела руками Клер. - Дочь одного весьма зажиточного буржуа, замужем за гражданином Клермоном, адвокатом. Странно, что она приехала в Париж. У Беатрис хрупкое здоровье, поэтому она редко покидает наш город.

- А вы что, хотите увести ее у мужа и просчитываете выгоду? - хмыкнул Огюстен. - Клермон... Фамилия все время была на слуху, но я не общался с ней лично. Какое-то время все говорили о скандале, разгоревшимся из-за того, что ее отец купил титул или что-то в этом роде... Потом они уехали, потом вернулись опять, но практически ни с кем не общались, - он честно пересказал сплетни, с интересом наблюдая за развитием событий и добравшись до бутылки, которую оставил на столе Ландри. Нужно будет потом компенсировать убыток. - Я бы не сказал, что у нее хрупкое здоровье, она много путешествовала, чтобы это самое здоровье поправить... На что, в свою очередь, требуется еще те силы по моему скромному убеждению.

- А как она выглядит? - мимоходом поинтересовался Сомерсет. Странно, два человека из Арраса давали противоречивые сведения. Хрупкое здоровье.. Много путешествий... Жена нотариуса... Чуть ли не беглая аристократка... Кто-то из них либо врет, либо недоговаривает.

- Среднего роста, темноволосая, темноглазая - мгновенно отреагировала Клер. - Она всегда была одной из самых видных невест в Аррасе.

- А мне кажется, что у нее светлые глаза и... смотря с кем сравнивать ее рост, Клер, - рассмеялся Огюстен. - Мы близко не общались, поэтому я честно пересказал все слухи, которые о них ходили, а больше этого ничего не скажу, иначе мне придется выдумывать.

- Вы себя послушайте, граждане! - рассмеялся Сомерсет. Дело принимало нехороший оборот. Нужно бы проверить эту Беатрис, раз такие дела. Хорошо, что он выспросил по дороге у Клер массу сплетней об Аррасе. Вот и посмотрим, насколько Беатрис сможет ответить на его вопросы. А это значило, что нужно уходить и все обдумать. Сомерсет поднялся. - Ну, это не так важно. Мне пора возвращаться. Счастливо оставаться... граждане.

- Как, уже уходите? - без тени сожаления спросил Огюстен. - Ну что же... Остается только распрощаться и пожелать вам удачного окончания сложного дня. Передавайте привет коллегам и скажите, что с такими сотрудниками как вы, они очень нуждаются во внеплановой проверке.

- А вот тут вы правы, - Сомерсет состроил серьезную мину. - Нуждаются, ох, как нуждаются. Причем, все. Всего хорошего. Спешно покидаю вас, чтобы передать это послание. Будем готовиться к проверке. - Он чинно поклонился и вышел за дверь.

- Зачем ты так, Огюстен? Он тебе не понравился? Он тоже подозрительный? - спросила Клер упавшим голосом. - Ты сегодня останешься? Я так хотела поговорить с тобой и рассказать все, что со мной произошло!

Огюстен смотрел на дверь, не в силах побороть весьма противоречивые чувства. Когда субчик поклонился, то очки сползли ему почти на кончик носа, открыв лицо и изменив черты. Он вспомнил, где видел это холеное, только в данный момент исхудавшее лицо, блестящие глаза и даже легкий акцент, который при желании можно было принять за если не за английский, то за говор человека, выросшего в северных провинциях страны. Карточный стол, легкая музыка, шампанское, девицы в самых немыслимых одеждах, все уже изрядно навеселе, а этот человек курит кальян, откинувшись в кресле и швыряющий деньги не глядя. Последний факт как раз не забывается, чужой успех всегда вызывает гамму чувств. Об этом человеке спрашивал Сен-Жюст. Об этом человеке ходили самые разные слухи. Его однажды упоминал Максимильян. А теперь он обсуждает с Клер знакомых из Арраса. Сомер. По крайней мере, тогда он называл себя этим именем.

- Я сегодня не останусь, но с интересом выслушаю рассказ о твоих приключениях, - сказал Огюстен, запив свои догадки солидным глотком спиртного. Максимильян был прав. От начала и до конца.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Авг 01, 2010 6:43 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Аррас, на пути в Самбро-Маасскую армию

Сен-Жюст, Маэл // Лебон, Сен-Жюст


Красно-сиреневое небо и никакого солнца. Густой липкий воздух и шум, бесконечный шум на площади. Здесь, на главной площади Блеранкура, которую площадью можно назвать с трудом, всегда так во время ярмарочных гуляний. Где-то бьет колокол. Сейчас начнется представление. Люди оживленно болтают и смеются.
- Тереза!
Она оборачивается. Как всегда искрящаяся, улыбающаяся и полная идей. Рыжие волосы заколоты в прическу. Шутливо хмурит нос. «Антуан, тише, здесь твои сестры. Они меня не любят. Посмотри, кого я тебе привела!»

У ее ноги присел пес. Он старый, потерявший форму, у него поседевший нос и умный взгляд старого друга, прожившего жизнь. «Марсель? Господи, да ты жив!» Сен-Жюст присаживается рядом и запускает руки в длинную шерсть. Его любимый пес погиб под колесами экипажа какого-то заезжего вельможи в день его рождения. В тот день он убежал от гостей и заперся в своей комнате, пока сосед, полковник в отставке, уносил несчастную растерзанную собаку… Пес утыкается ему в руку и лижет лицо.

- Тереза, как ты его нашла? Где он жил все эти годы?
Она прикладывает палец к губам и кивает в сторону импровизированной сцены. «Сейчас начнется». Звучит колокол. Воздух становится еще более тяжелым. Телеги. Как странно, что артистов везут на телегах, с непокрытыми стриженными головами. «Этот спектакль называется «Мадам Гильотина», - шепчет Тереза и прижимается к нему, когда он обнимает ее за талию.

Гул барабанов. Люди на площади рассеиваются. Тереза вдруг оказывается на другой стороне площади и приветливо машет ему рукой. Марсель виляет хвостом и тихо скулит. Внезапно опустившуюся на городок тишину прорезает долгий протяжный крик.

«Граждне! Я Камиль Демулен! Это я призвал вас к оружию! Не дайте свершиться несправедливости!»

Нож гильотины опускается.
Ничего не кончено. Камиль дергается, поднимает залитую кровью голову и смотрит прямо ему в глаза. «Помоги мне, Антуан».

Еще одна попытка. И снова неудачно. «Антуан, покончи с этим…»

Он стоит на площади один, не смея отвести глаз от умирающего друга, которому они не смогли обеспечить достойной смерти. Нож снова падает. Из глаз Камиля брызкает кровь,руки судорожно скребут по деревянному парапету.

«Прекратите!!»

Несколько шагов, и Камиль будет спасен. Путь ему преграждает женщина. Она смеется, как безумная, и держит на руках маленького сына.

«Поздно, Антуан. То, что должно случиться, уже случилось». Она вновь заливается радостным смехом, ребенок веселится и тычет пальчиком с сторону палача. В его руках – отрубленная голова. Но она принадлежит не Демулену.

«Максимильян… Не может быть…» - Сен-Жюст пятится, отталкивает сумасшедшую с ребенком и останавливается. Голова в руках палача открывает глаза. «Ты тоже мертв. Мы все мертвы…»

***

Сен-Жюст проснулся от собственного крика. Кто-то тряс его за плечо. Это был Страффорд.

- Тише, тише... - Маэл зажег еще один огарок свечи в почерневшем канделябре и присторил его на шаткий стол. Липкая духота раздражала и самым неприятным было то, что никуда от нее не денешься. Он с трудом представлял себе, что чувствуют смертные, но ему самому иногда хотелось залезть по шею в прохладную воду и не вылезать оттуда ни под каким предлогом. Придя сюда, в довольно приличную гостиницу, он удивился, застав Сен-Жюста спящим, но не стал будить его - по наблюдениям уже знал, что измученные жарой люди спят тогда, когда становится сравнительно прохладней - то ли под утро, то ли вечером. Вынужденная остановка в Аррасе сначала злила, а потом ему стало все равно - доконала все та же проклятая жара. Обещали, что скоро они смогут сменить лошадей, но когда будет это "скоро", если и люди и животные ползают, словно мухи в сиропе?  - Вам приснился дурной сон, поэтому я решил разбудить вас. Я был на почте, но сами понимаете, что и ваше присутствие и мое влияние ничего не изменят - свежих лошадей нет... Я бы даже подумал, что нас умышленно здесь задерживают, хотя, с другой стороны, они ждут не дождуться, когда мы отсюда уберемся...

- Да. Дурной сон. Вы очень помогли мне, Страффорд. - Сен-Жюст изо всех сил пытался стряхнуть оцепенение. Он плеснул из кувшина воды и умылся. Легче не стало. Они находились в Аррасе вторые сутки. Сен-Жюст сходил с ума от вынужденного простоя и невозможности что-то изменить. В первый день они навестили Лебона, и отужинали среди пресмыкающихся перед ним чиновников и самого правителя города, который, кажется, даже потерял голос от страха. Хотелось раздавить его, как муху, без суда. Но приходилось сдерживаться. Сюда, в Аррас, тянулись нити заговора. Барон де Бац умер, но были и другие. Убрав Лебона, они бы никогда не смогли их отследить. Поэтому - терпеть и подчиняться обстоятельствам. И ждать. Главное - отогнать желание броситься обратно в Париж. - Вы верите в вещие сны, Страффорд? - Сен-Жюст поискал глазами бутылку разбавленного вина и жадно отпил прямо из горлышка, чтобы промочить горло.

- Нет, не очень, - флегматично ответил Маэл. - Сен-Жермен говорит, что сны могут быть просто отражением наших мыслей и страхов, иногда - тайных желаний, только не больше десятка тех снов, которые люди видят на протяжении жизни, можно назвать действительно пророческими... Так что я  в данном вопросе более близок к скептицизму, несмотря на то, религия, которую я одно время исповедывал, учила обратному и моя смертная жизнь прошла в несколько других трактовках всего необычного. Если боитесь, что ваш дурной сон сбудется - лучше не рассказывайте его, так учит старая примета... И хоть мы и не суеверны, иногда, может быть, стоит прислушаться к таким вещам.

- Нет смысла рассказывать. - Еще несколько глотков вина. Жизнь потихоньку возвращалась. - Тем более, что я никогда не верил в сны. Просто мне всегда интересно ваше мнение. Итак, мы вынуждены ждать. Еще немного, и мне останется жениться на какой-нибудь красивой гражданке из Арраса и заняться налаживанием домашнего быта. Лучше, на вдове. Их ничему не нужно учить. - Сен-Жюст походил по комнате. - У нас есть вариант забрать двух измученных коней и отправиться в путь шагом. Или же - еще один ужин у Лебона. Знаю, этот гражданин вас развлекает. Согласен - таких патриотов в Париже не встретишь...

- Еще один ужин у Лебона я не выдержу, - со стоном откинулся на спинку плетеного кресла Маэл. - К тому же, я голоден. Да и какой он, к черту, патриот? По нему давно гильотина плачет... Вы можете в полной мере оценить мою точку зрения, так как это говорит такой непримиримый критик вашего режима, как я.

- О да, - рассмеялся Сен-Жюст. - В ваших устах подобные слова - приговор. Поверьте, мне не доставляет никакого удовольствия иметь с ним дело. Я не посвящаю вас в политику, однако, поверьте, мы знаем, что из себя представляет Лебон, но вынуждены пока терпеть его присутствие. Еще некоторое время. Потом он получит по заслугам. Итак, остается первый вариант? Дождаться намека на ночную прохладу и двинуться, щадя лошадей?

- Намека на ночную прохладу, это вы точно сказали, - сказал Маэл, даже не думая покидать кресло. - Поверьте, мне даже лень двигаться и говорить. И лень отправляться на поиски пищи. Но жалобами делу не поможешь... Попытаемся найти более или менее отдохнувших животных и поедем, так как медлить больше нельзя. Все мои вещи собраны, осталось не забыть шляпу.

- Тогда разойдемся ненадолго? Знаю, когда вы голодны, то предпочитаете искать свою пищу в одиночестве. - Сен-Жюст тоже взял шляпу. - А я все-таки навещу напоследок Лебона. Встретимся тут через час.

***

Жозеф Лебон перебирал бумаги на столе, но работа не клеилась. И что за работа? Одна видимость... И не до  нее сейчас, когда в голову лезут самые неприятные мысли, от них не отмахнешься, а они кружаться в голове, назойливо, будто ленивые, жирные, насекомые. Еще и жара. Еще и побег этой чертовой Деманш! Ушлая девка все-таки пропала и теперь кто знает, удалось ли ей разыскать в Париже своего любовника или нет? Выложила ли она тому все свои подозрения? "Гадай, Жозеф, - обратился он сам к себе. - Гадай, раз не мог действовать. Нужно было на гильотину ее, вместе с олухом мужем. Нет же, пожалел... Расплачивайся теперь за свою доброту и за то, что посчитал, что дама, знакомая с Робеспьером-младшим лично, так сказать, может быть чем-то полезна. Она теперь и напишет на тебя донос. В два Комитета".  Рассуждая так сам с собой, Лебон вздохнул. А за комитетчиками  и ходить-то далеко не надо. Сен-Жюст, Архангел смерти, о нем рассказывали, что он разговаривает приговорами, куда там остальным тянуться до второго человека в государстве! Что захочет - то и сделает. Скрипнула дверь, на пороге появился бледный и взволнованный секретарь, почему-то шепотом
доложивший о приходе Сен-Жюста. Легок на помине. Приосанившись, Лебон нацепил на лицо приветливое выражение и сказал секретарю пригласить высокого посетителя.

Сен-Жюст вошел и недобро взглянул на заплясавшего от усердия Лебона. Насмешка судьбы - эта тварь орудует на родине Максимильяна, и, несмотря на то, что после визита сюда обоих Робеспьеров жить простым гражданам тут стало легче, проблема не решена. Гнездо заговорщиков в Аррасе, которое они вынуждены охранять от Комитета безопасности просто потому, что с Вадье станется повернуть все это себе во благо. Сен-Жюст вполуха слушал, как Лебон растекается в лицемерных отчетах и смотрел, как тот раскладывает на столе какие-то списки. Тактика понятна - помахать у него перед носом бумажками и трещать в этот момент, чтобы отвлечь внимание. Не выйдет. - Благодарю, гражданин Лебон, я как раз собирался попросить у вас на некоторое время эти бумаги, чтобы почитать в тишине. - Сен-Жюст улыбнулся, глядя, как засуетился оппонент. Пока тот собирал бумаги, на стол выпал еще один отчет. Клер Деманш. Не обнаружена. Сен-Жюст поднес к губам чашку с кофе и повернулся к окну. Чертова жара. Ведь, въезжая в этот город, он помнил, что нужно выяснить обстоятельства побега этой гражданки. Была ли Клер виновна в сговоре, или действовала по глупости - уже неважно. Огюстен сам подписал ей приговор, поселив по соседству с Робеспьером в одном доме с маркизой де Шалабр. Тем самым он сделал ее уязвимой и доступной для таких, как Сомерсет. Перед отъездом Максимильян рассказал ему все о записке и поисках Фабатье, а затем - о том, что Клер отпустили. Как сложилась ее дальнейшая судьба, Сен-Жюст не знал, но ему досталвля беспокойство мысль о том, что кому-то была нужна ее свобода, и этим могли воспользоваться. Клер Деманш должна исчезнуть. Робеспьер с ним согласился, хотя и не сказа этого вслух... Мысль пришла мгновенно. У них связаны руки, и они не могут ни казнить ее, ни уничтожить. Но есть Лебон. Он не знает о происках Комитета безопасности, и, сидя в Аррасе, обладает куда меньшей информацией. Он может стать орудием. Орудием, которое потом будет обращено против него самого. - Клер Деманш? - проговорил Сен-Жюст тоном, не предвещающим ничего хорошего, и выдернул отчет из-под бумаг.

- Клер Деманш, - кивнул Лебон, лихорадочно придумывая, что бы соврать. Но во-первых, лгать не очень-то и хотелось, все равно  ложь в один прекрасный момент может вылезти ему боком, а во-вторых... интересно, почему Сен-Жюста интересует эта ушлая девица? Неужели она?... - Ее муж был казнен не так давно, - торопливо заговорил Лебон, сказав, для разнообразия, правду. - Но она уехала из города. Мы предприняли действия, чтобы разыскать ее, но если гражданка Деманш уехала в Париж, то это бесполезно...

- А почему она вас интересует? - изобразил на лице интерес Сен-Жюст. Хорошо, что он может задавать вопросы и не отвечать на них сам. Чем дольше Лебон будет терзаться мыслями, к чему его интерес - тем лучше. Потом останется только подкинуть кость.

- Ее муж был начальником почтового ведомства, - пожал плечами Лебон. - И, как выяснилось, не очень добросовестно исполнял свои обязанности...  Разумеется, казнь мужа стала для нее ударом, но этот неожиданный отъезд нас насторожил. К тому же выяснилось, что гражданин Деманш несколько раз забирал домой курьерскую почту, для якобы лучшей сохранности. Жена могла быть посвящена в дела своего мужа... - Лебон знал, что отвечает не очень ясно, но по-правде говоря, он нен знал, что говорить, чтобы не запутаться самому и не очень удаляться от истины.

- И вы ее отпустили? - тихо спросил Сен-Жюст.

- Эти детали выяснились уже после ее отъезда, - развел руками Лебон, радуясь, что хоть тут врать не приходится. - Во время процесса мужа она не находилась под следствием, только отвечала на некоторые вопросы и все... Протоколы я могу вам предоставить, конечно же... - он потер вспотевшие от волнения ладони. Говорят, у этого человека юридическое образование и если он прочтет протоколы, то станет понятно, что Лебрен не столько выступал адвокатом, сколько помогал прокурору состряпать приговор. Впрочем, все эти тонкости, говорят, скоро станут совсем не нужны...

- Я вам верю, - неожиданно сказал Сен-Жюст. Лебон явно нервничал. И уж точно можно лишь гадать, что он увидит в этом протоколе. Если Клер говорила правду, то ее мужа просто унижтожили, чтобы не болтал. Естественно, что Лебону невыгодно перетрясать это грязное белье по новой. - Но мне удивительно, как вы, считающий себя патриотом и дальновидным политиком, выпустили ее из города. Если ее муж имел доступ к перепискам государственной важности, она могла унести с собой тайны, не предназначенные для женских ушей. Мы же с вами знаем, что значит тайна в руках женщины? - Взгляд в упор. Лебон должен ухватить его намек.

- Но что мы можем сделать? - затряс головой Лебон, больше всего желая стать меньше и незаметнее. Тьфу, ты, влип! Притвориться бараном и не понять намек - означает дождаться, что политик прямо выскажет свое желание. А ссориться с Робеспьером, оно ему нужно? Неподкупный и так почти взял его за горло... Зато Лебрен теперь шутит, что зря испортили ему в свое время карьеру адвоката  - сидел бы на насиженном месте - не пошел бы в политику. Теперь следствие: всю Францию трясет, как в лихорадке. Да что говорить... Тут бы с его правой рукой объясниться без последствий для себя... - Вы понимаете, гражданин, Сен-Жюст...  Мы даже не смели сильно настаивать... ее некоторые связи внушали серьезные опасения чиновникам... они делали все спустя рукава... Конечно, это наша небрежность... Но одного моего слова и даже страха перед гильотиной недостаточно, чтобы заставить их работать лучше, когда есть страхи гораздо более реальные...

- Вас не должны тревожить ее связи, гражданин Лебон, - тихо сказал Сен-Жюст. - Гораздо больше вас должно волновать то, что она, приехав в Париж, поселилась в доме Мишеля Ландри, на улице Сент-Оноре - между прочим, одного из самых на сегодняшний день читаемых журналистов Парижа. Что для вас важнее? Связи? Или государственные тайны?

- Но что же вы предлагаете! - в отчаянии всплеснул руками Лебон. Он заметался, стараясь решить для себя сложную дилемму: страх перед Робеспьером был сильнее, чем страх перед Сен-Жюстом. Однако Робеспьер в Париже и только пожмет плечами, если узнает, что он, Жозеф Лебон, казнен, а Сен-Жюст - вот он, здесь, рядом. - Я не могу! Я не могу без соответствующих распоряжений... Робеспьер... Одним словом, я не вправе принимать такие решения!

- Вы умный человек, Лебон, - усмехнулся Сен-Жюст. - Так я считал о вас до этой минуты. К сожалению, мне придется поставить вопрос об утечке государственной информации. Сейчас, когда в стране неспокойно и заговорщики плотным кольцом обступают патриотов, ваша оплошность приобретает особый смысл. - Сен-Жюст поднялся. - Удачи, Лебон.

- Не нужно, - тут же сменил точку зрения Лебон, в упор взглянув на собеседника. - Я слышал ваше замечание о журналисте. Утечка информации нам ни к чему.

- Вот именно. - коротко ответил Сен-Жюст. Лебон понял его верно. Зачем судить Деманш, если ее можно просто убить? Что еще можно ожидать от такого прожженного негодяя? Скорее всего, сегодня отсюда уедет кто-то из доверенных лиц Лебона. Тихий и незаметный человек. И с этого момента жизнь Клер Деманш можно будет отмерять по часам. А ведь она не виновна. Сен-Жюст столько раз беседовал с заговорщиками и преступниками, что практически наверняка угадывал ложь и задние мысли. Клер не обманывала. Она была просто женщиной. Женщиной, в недоьрый час очарованной Огюстеном Робеспьером. Связь с политиком в наше время никогда не приводит к хорошему. Именно поэтому он расстался с Анриеттой - хотя бы ее оградив от грязи. Клер Деманш умрет, даже не узнав, что именно она сделала не так. Сен-Жюст кивнул на прощанье Лебону. - Я надеюсь, что вы исправите ошибку. Прощайте.


***

Таверна. Худощавый немногословный парень. Анри Легранж, один из немногих сотрудников Бюро, которого Сен-Жюсту удалось внедрить в Аррас. Сен-Жюст заказал бутылку вина и ужин, состоящий из куска мяса и хлеба. Две минуты - пока Анри крутился у его столика - вполне достаточно, чтобы дать ему указание проследить, кто из людей Лебона сегодня покинет Аррас и, по возможности, следовать за ним до Парижа. В таверне Анри подрабатывает не каждый день, так что имеет возможность исчезнуть на несколько дней. Затем - пронаблюдать за убийством и доложить, не забыв собрать доказательства. Когда надобность в Лебоне отпадет, они привлекут его, как соучастника в деле об убийстве Клер Деманш... "Гражданин Сен-Жюст, я так рада, что мы познакомились! Признаюсь, поначалу вы меня напугали, а теперь я буду рассказывать подругам, что вы - совсем не такой, как о вас говорят. Спасибо вам за помощь!" У нее были большие темные глаза и смешная манера поднимать подбородок. А еще она немного щурилась, когда хотела, чтобы ее слова звучали убедительнее. Она злилась от того, что у нее непослушные волосы, и постоянно нервно поправляла прическу. А еще у нее была удивительно располагающая к себе улыбка. Честная и открытая. "Твое здоровье, Клер", прошептал Сен-Жюст и выпил бокал залпом. Надо найти Страффорда и в путь. Лишь побег из этого вертепа поможет забыться. Впрочем, одним призраком больше, одним меньше - какая разница. Они обступают, и мосты сожжены. Поздно.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Авг 01, 2010 10:36 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж, старая квартира Эжени
Мерлен, мадам Симон

- Эй, Мерлен, ты куда? Сегодня играем в карты!
Мерлен обернулся. Вот они – друзья-товарищи. Стоит пройтись рядом с Робеспьером, и с тобой готовы возобновить старые традиции. Правильно говорил в свое время отец. Люби животных – они никогда не продадут. Поэтому его вороной любимец – всегда с ним, в независимости от его положения среди политиков. А друзья – сегодня есть, завтра нет.

- Не хочется. Идите без меня, - мрачно сказал Мерлен и зашагал прочь от Тюильри. Заседание Конвента закончилось. Впереди – жаркий вечер, дочка соседа, которая будет кормить его невкусным супом и рассказывать глупости, и, возможно, встреча с безумцем Гошем. При мысли о том, что легендарный генерал готов сложить голову, защищая женщину, которая предпочла ему роялиста, Мерлену становилось дурно от бешенства. Безусловно, никто из них не было образцом порядочности по отношению к женщинам. И никто из них был не чужд благородным поступкам. Но что бы вот так! Мерлен приподнял шляпу, увидев выходящего из Тюильри Робеспьера. Фуше и Фрерон считают его тираном, но в глубине души Мерлен никак не мог с ними согласиться. Робеспьер был человеком. Просто человеком, которому повезло уродиться умнее других. И, не откружи он себя такими, как сумасшедший Кутон и фанатик Сен-Жюст, все могло было бы быть иначе. Пожалуй, стоит и правда, собрав информацию про роялиста Сомерсета, отдать ее Робеспьеру. А Гош пусть вывозит из Парижа свою дурочку Эжени и объясняется с ней.

Мерлен хмуро шел по улице, раздумывя о том, как некстати дал Гошу обещание. Почему из-за глупого кокетства бывшей актрисы должно страдать столько народу? Вон, даже взять эту несчастную женщину, к которой они ходили и которая отдала им тетрадь. Похоже, ее сильно измучили допросами. И вряд ли это – потому что она контрреволюционерка. При мысли о мадам Симон Мерлен вдруг расстроился. Она напомнила ему старенькую мадам Белломи, подругу его бабушки. Она часто заходила к ним и всегда приносила горячий хлеб, который пекла так, как никто в Тионвиле. И она рассказывала ему сказки о рыцарях. Бедная старушка пережила его бабушку всего на полгода. Тихо сгорела от болезни и одиночества, хотя он, Мерлен, старался по мере возможностей заглядывать к ней и даже помогать по хозяйству… В общем, надо навестить пожилую мадам. Если у Эжени нет совести, пусть хоть от него получит каплю внимания.

***

Через четверть часа Мерлен стучался в дверь дома на Сите.
- Мадам Симон, добрый вечер… Мы вчера ворвались к вам и потревожили. Вы это.. извините нас. – Мерлен замялся. – Я тут сахара купил. Хотите поделюсь?

Мадам Симон с трудом откурыла дверь - что-то ее начало заклинивать в последнее время.
- Простите, простите, гражданин, я сейчас, - старуха налегла на дверь, но та не поддавалась. Плохо без мужской руки в доме. Предложение Эжени поставиь новую, старуха последовательно отвергала день за днем - новая дверь в ее доме - этого только не хватало. Во-первых, ее поставил еще покойный муж, и значит такой двери и быть. А во-вторых, что скажут соседи! Хотя - про соседей можно было давно не беспокоиться. Они слишком хорошо знали, кто ходит по вечерам к ее квартирантке и, после казни дантонистов, не то что перестали заглядывать на чай - даже здороваются с опаской. Жаль было стать изгоем на своей собственной улице - у них тут сложилась прекрасная компания таких же старых женщин, живущих на этой улице с незапамятных времен. Все - жены и вдовы военных. В старые времена предпочитали селиться не где попало, а ближе к своим. Если мужья вместе служат - так почему бы и квартиры не снимать вместе. Мадам Симон тогда сильно повезло, что они нашли не просто квартиру, а этот маленький дом, который так странно смотрится на улице с высокими домами в пять этажей. Он почти разваливался - но Пьер все отремонтировал. А как весело они собирались по пятницам с его друзьями и их женами... Времена меняются, что уж говорить. Только бывший артиллерийский капрал, гражданин Верже, заходит иногда. Да что от него толку по хозяйству, если он свою ногу оставил на фронте еще двадцать лет назад! И то перестал в последнее время - видимо, жена не пускает.
С другой стороны, можно было смириться и с этим. Общается пусть молодежь - не пирушки же теперь закатывать, а без вязания в кругу старух можно было вполне обойтись. Хватило бы и обычных вечерних посиделок с Эжени, которая появилась в ее доме около года назад как очень поздний ответ на желание мадам Симон иметь собственного ребенка. Хотя Эжени скорее годилась во внучки. Если бы не этот журналист! Да стоило подождать - и глядишь - может, настоящие офицеры бы в очередь строились и гарцевали перед ее окнами. Нет, молодость-молодость. Любви им подавай. А вот когда этот журналист принес в дом хоть чая? Да что чай - ступенька скрипит - разве он может ее прибить? Точнее - мог? Нет, конечно, одни стихи на уме и эти идеи о равенстве. Идеи может были и неплохи, но вот скажите что вышло. .журналиста казнили, Эжени исчезла, потом вернулась, чтобы снова исчезнуть. Куда, скажите, ей исчезать из родного дома?! Вернулась, конечно. И кого в дом притащила - скажете, просто несчастный художник? Мадам Симон тогда только пригрозила ей пальцем. Эжени ее совсем глупой считает. Да он такой же художник, как она - генеральская жена. Видела она таких "художников" когда-то, только они все больше в кружевах и бантах ходили. И ведь не объяснишь ей, только смеется и говорит, что теперь будет счастлива. Не будет она счастлива, потому что кавалеры в бантах и лентах не женятся на таких. Даже если в канаве спят - все равно не женятся, потому что им подавай бывших маркиз да герцогинь. Погубит он Эжени и исчезнет, когда в дом придут жандармы. Благородную-то он бы в такое положение не поставил, а нашу девочку можно, конечно! И ведь клюкой ему по наглой физиономии не дашь, потому что сидит взаперти и никому не открывает.
И ведь даже ладно бы, аристократ так аристократ. Беглый, так беглый. Так он еще и заговорщик оказался.
И нет бы бежать самому – еще и девочку за собой поволоке. *Мадам, мы больше не можем жить здесь, потому что это навлечет на вас опасность*. И исчезли. Где - бог весть.
Обещала писать с каждой почтовой станции. И за три дня - всего одно письмо. Что же их - арестовали? Или решили не ехать никуда?
Ох, беда...
Вот ведь вчера приходили - так сразу видно, приличные люди. Эту выправку она узнает из тысячи. Вот они, нормальные офицеры. Тот, который моложе - вылитый полковник ее покойного мужа. Верный слуга короля, солдаты его любили еще, этого полковника... И когда он сказал - будем стоять насмерть, так и стояли до конца... Весь полк полег, а олковник - первый. И ее Пьер вместе с ним... А вот второй, видимо, адъютант. Или скорее артиллерийский офицер. Надежный, спокойный такой гражданин, все у него на своих местах. И единственный спросил, как она себя чувствует. Понимает, что люди - они не железные. Хороший человек, сразу видно. Вот как ее Пьер. Только такие в карты играть обычно уж слишком любят, вот что плохо...
Только чего он сахар принес? Сразу бы сказал, что пришел расспросить про Эжени, ведь и так ясно все.
Дверь все не поддавалась.
- Вы, гражданин, попробуйте снаружи дверь на себя дернуть, а я отсюда помогу, - жалобно сказала мадам Симон, - Вы посильнее, сильнее дергайте, она с характером.

- Вижу. - Мерлен аккуратно приподнял древнюю конструкцию и открыл, выругавшись. - Простите, мадам. Это у меня привычка армейская. Дурная привычка, согласен. А вот дверь у вас совсем на ладан дышит. Подправить бы ее немного - смотрите. как все стесалось наверху. И рассохлась она у вас от сырости. Если б у вас было что-нибудь из подручных инструментов, могу сделать. Хотите? - Он окинул новым взглядом жилище старушки. И в этот дом Эжени приволокла заговорщика! Можно себе представить, как с этой беднягой беседовали люди из Комитета. Говорят, если за дело берутся люди Вадье, то нормальными с таких допросов вообще не уходят.

- Благодарю, - с достоинством кивнула старуха, рассматривая гостя. Одет скромно, но чисто и без лишнего щегольства. И держится также. И почему Эжени не выбрала вот этого офицера? Сразу видно - надежный человек, такой и не подведет. Первое впечателние не подвело ее - если кто-то и способен вернуть все на свои места, так вот эти люди, - Что привело тебя, гражданин офицер - уж не знаю твое звания, да глаз у меня наметанный. Хоть ты со мной не хитри, - проворчала мадам Симон, - Я вас обоих сразу раскусила, как вы у меня на пороге возникли. Только поздно вы объявились.

- Не знаю, что привело, - развел руками Мерлен. - Хорошая вы женщина, мне так показалось. И живете без хозяина. Вот и решил заглянуть - извиниться, и спросить, не надо ли помочь. А глаз у вас наметанный. Я долгое время служил, Тулон брали... Да много чего было. Из-за ранения вернулся в Париж. Теперь в Конвенте. Я комиссаром был - народным представителем. Ну так что - дадите инструмент. Я за полчаса управлюсь.

- Дам инструмент, в кладовке он,- засуетилась старуха, - А хозяина моего давно убили. Надеялась, что новый появится - только теперь самим бы живым остаться. Так что, вы нашли мою девочку? - умоляюще посмотрела она на Мерлена, - Уже несколько дней от нее нет никаких известий. И осведомители ходят и ласково спрашивают, куда пропала, с кем и как. А я все сразу поняла, - проворчала старуха, накрывая на стол, - Ничего им не скажу. А вам и вашему товарищу поверила. Вы не донесете. Военные не доносят. Это я точно знаю, - она погрозила Мерлену пальцем, - И только попробуй что-нибудь плохое сказать про армию, отведаешь моей клюки.

Через час Мерлен сидел в гостиной мадам Симон и пил чай с домашним печеньем. Старушка, которая поначалу держалась настороженно, суетилась у стола, и подливала ему кипяток. Точь в точь, как покойная мадам Беллами - она так радовалась возможности поговорить о своих делах, вспомнить о покойном муже - герое королевской армии, погибшем во время исполнения своего воинского долга, о том, как цветы в ее крошечном садике почти засохли из-за жары, и что, скорее всего, как говорят, теперь каждое лето будет твориться такой ужас с погодой. Мерлен не перебивал. Пусть выговорится. ОВся эта вера в бога или в Верховное существо - один черт - ничто в сравнении с тем, чтобы взглянуть на то, что творится на земле и сделать хотя бы что-то хорошее, если это не трудно. Старость. Старики прожили жизнь, и рад они еще живы, значит, прожили ее честными людьми. А еще им скоро покидать этот мир. Товарищи всегда подсмеивались над этой теорией Мерлена, и многие получали в морду за свое отношение. Когда разговор перешел на Эжени, Мерлен напрягся. Он пришел сюда не за этим, но если она хочет с ним чем-то поделиться...

Мадам Симон радовалась, как уже давно у нее не получалось, найдя благодарного слушателя. С тех пор, как в их доме появился этот проклятый аристократ, Эжени едва останавливалась, чтобы перемолвиться парой слов с ней, очевидно, опасаясь, что тайна *бедного худохника* раскрыта, и слов старухи. Гость же, как будто, не проявлял никакого интереса к тому, за чем приходил еще вчера.
- Пей чай, гражданин, - улыбнулась мадам Симон, - Люблю наблюдать за нашей молодежью, хотя ругаю, конечно - куда без этого. И еще печенье бери, вечно вы голодные ходите. Накормить мужчину досыта - никакой кладовой не хватит... Вот, помню, покойный Пьер любил говорить, - хотя что я, надоела я тебе уже с моим покойным супругом, - махнула рукой мадам Симон, - В старости у нас уже совсем другие радости. Я нашла свою радость в моей бедной девочке, которая теперь скрывается неизвестно где. Вы ведь хотите ей помочь? Спасите ее от этого негодяя, пожалуйста. Видела я таких, он ей наговорит красивых слов, использует, чтобы скрыться - а потом не то, что не женится - еще и жандармам скормит, а сам за границу удерет, - мадам Симон сжадла сморщенные руки.

- Вы читали то, что она написала о нем? - спросил Мерлен, мгновенно расстроившись. Она может быть права - Эжени могли просто обмануть. Ведь такие, как он или Гош не умеют так разговаривать и вести себя, как недобитые аристократы. Комплименты, цветочки, поцелуйчики в руки, и все - с таким пафосом - видал он таких. Да и во время штурма Тюильри десятого августа насмотрелся... - Она пишет о нем так, словно ей больше и не нужен никто, - искренне сказал Мерлен. - Ну что с ней поделаешь. Я ведь хотел по-нормальному. Да вы и сами знаете....

- Я все читала, - тихо сказала мадам Симон, откинувшись в кресле, - Я этого не понимаю. Вам, молодым, лишь бы любовь и кровь. А дело ведь не в любви. Этого аристократа она сначала просто пожалела. А он и рад - конечно, где еще его спрячут так надежно. Помню, как муж рассказывал мне про командира их, что тот велел пленных не брать. К нему тогда много младших офицеров прибежало, говорили, как же так. А он им только и сказал, что если они будут видеть страдания своих врагов, то станут жалеть их, а следом - и другого неприятеля. Жестокий был человек... Но и правда в его словах была. Я не знаю, что там произошло между вами, и что с Эжени было в последние месяцы. Она говорила, что увлеклась каким-то военным, и я обрадовалась. А потом привела этого - он еше худой был как щепка и только черные глазищи свои зырк-зырк туда-сюда. И, говорит, вот человек, которому я нужна, а остальных больше нет и не говори о них, чтобы меня не рассердить. Совсем шальная стала... Опомнится - только поздно будет. Если меня арестовали, а ее не тронули - значит, следили. И бог знает, где она сейчас. Одно письмо за три дня, а теперь молчит. то ли далеко они теперь, то ли уже и нет их в живых, - старуха расплакалась.

- Тише, тише, черт, даже не знаю, что сказать, - растерялся Мерлен. Он никогда не знал, что делать с женскими слезами, а тут - старуха рыдает, да так горестно. - Да найду я ее. Мы найдем вдвоем. А того англичанина застрелим. Обещаю вам, оттащим мы ее от заговорщика. Вот, выпейте воды. И что за письмо? Она что, пишет вам, скрываясь? Покажите мне его. Там должен быть адрес. Или почтовый штемпель.


- Всхипывая, старуха налила себе стакан воды из графина на столе. Выпив и отдышавшись, она подошла к каминной полке, взяв оттуда конверт, в котором лежало два сложенных вчетверо листа.
- Вот... штемпель деревушки Шаронна, это в пяти милях от Парижа. Куда они дальше отправились - бог их знает... что она пишет, тебе читать не буду. Мое письмо.

- Это в ее стиле: скрываясь, отправлять письма по почте. Разрешите, я заберу конверт? - нахмурился Мерлен. - Если что, никто не узнает, когда было получено это письмо и как. Скажете, мальчишка принес. А я, пожалуй, съезжу в эту Шаронну. Посмотрю, что и как. Не грустите. Сделаем все, что можно. - Он улыбнулся мадам Симон, пряча конверт. - Вы хотели мне показать письма вашего мужа из армии с описаниями их быта и все такое. Не передумали?


- Езжайте и привезите ее домой! - прошептала старуха, - Спаси нас, гражданин...
Через полчаса, после демонстрации старых писем, она еще раз сильно сжала руку Мерлена на прощание, после чего проводила его долгим взглядом, пока он не исчез за углом улицы.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Авг 02, 2010 1:11 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Комитет общественного спасения.

Барер, Бийо-Варенн, Колло дЭрбуа, Приер, Карно, Робеспьер.

Бийо-Варенн нервно постукивал пальцами по столу. Испугались, коллеги, что бы вы там из себя не строили раньше. После принятия нового закона и последовавшего за ним заседания Комитета, эта комната опустела. Сен-Андре и Приер из Марны быстро нашли себе миссии, в которых безотлагательно нужно их присутствие. Карно ссылается на плохое самочувствие и работает дома - как Эро де Сешель когда-то, когда у него тоже загорелась почва под ногами... Впрочем, Карно сейчас нужен - в отличие от Эро де Сешеля. Барер просил унять разногласия и держаться вместе. А еще голосовать против поправки Бурдона из Уазы о том, что закон прериаля не касается депутатов и гарантирует им неприкосновенность. Черт его знает, зачем это нужно. Или попытка примирения с Неподкупным, который тут как тут и недружелюбно сверлит взглядом каждого по очереди сквозь очки... Ха, примирение. Да Робеспьер в жизни не забудет, как Карно назвал его в лицо диктатором, а Бийо-Варенн обвинил в стремлении гильотинировать весь Конвент. И ведь не возразил напрямую, сволочь. Только бросил, что, мол, тогда бы вы лежали у моих ног и не говорили бы со мной... Барер говорит, что Робеспьер нервничает, и это -хорошо.. Так пусть понервничает еще больше.

- Так что на повестке дня, коллеги? - нехорошо ощерился Бийо-Варенн, - Мы снова обсуждаем законы перед их принятием? Уже неплохо.

- Прежде всего, обсудим новые законопроекты, раз вы решили не упускать ничего из текущих дел, - ответил Робеспьер. Сегодняшнее заседание обещало быть очень тяжелым, не только потому, что обсуждался этот закон, а еще и потому, что здесь не было ни Сен-Жюста, ни Кутона и если дело дойдет до голосования... Он рискует остаться в изоляции, если не пойдет на компромисс. Впрочем, компромисс - это еще не самое страшное, что может произойти, а остаться один он никогда не боялся. Собственно, пришел к тому, с чего и начинал, чему же здесь удивляться? - Если у вас есть возражения, поправки или замечания, мы обсудим их. Предлагаю кому-то взять на себя роль секретаря и записывать основные пункты обсуждения, если их будет много.

- Я с удовольствием буду вести протокол заседания, - поднял голову Барер.
- Как всегда, между прочим - хотя гражданин Неподкупный недавно заявил перед Конвентом, что протоколы заседаний не ведутся, - прервал его Бийо-Варенн желчно, - То есть выставил правительство в идиотском свете перед депутатами. Что ему, себя он к правительству уже не относит...

- Полно, Бийо, - перебил его Барер, заводя знакомую песню и думая уже о том, что скоро это заседание закончится. Сегодня он поведет Элени на выставку античных скульптур, открывшуюся накануне. Она как-то выразила свой интерес к Древней Греции, и ей будет приятно, что он запомнил ее завуалированное пожелание, - У всех был тяжелый день, и все мы совершали ошибки. Я думаю, что после того, как мы в итоге нашли компромисс и выступили единым фронтом, нам не стоит возвращаться к вопросу доверия друг к другу.

- Я предложил это для вашего же удобства, Бийо, - ядовито ответил Робеспьер, не сдержавшись. - Ведь именно ты имеешь привычку рассказывать в Конвенте то, чего не было. Я не настаиваю на ведении каких-либо протоколов, мы можем проводить обсуждение устно, как прежде, - безразлично пожав плечами, Робеспьер положил перед собой блокнот. - Итак, граждане, мы будем обсуждать текущие вопросы или же выслушивать бессмысленные придирки Бийо?

Обсуждать текущие вопросы, - жизнерадостно-озлобленно заметил Барер, - Что до придирок, у всех было трудное время, Робеспьер, - успокаивающе заметил он, - Не ссорьтесь, коллеги.

- Хорошо, - чуть спокойнее сказал Бийо-Варенн, - Итак, вопросы из переписки Комитета. Нам пишет Фукье, к которому в свою очередь поступило обращение граждан, проживающих в районе площади Согласия. Их беспокоит ежедневный шум и они просят перенести гильотину в менее оживленный район города.

Лазар Карно толкнул дверь кабинета, вошел, и, как ни в чем ни бывало, занял пустующее кресло у окна. Какие, однако, интересные лица у коллег! Колло, мрачный и испуганный, сидит, словно в рот воды набрав. Видимо, не решил, когда стоит открывать рот. Бийо как всегда воинственен. Робеспьер – подтянутый и собранный, однако, не так уверен в себе, как обычно. Еще бы - лишиться сразу двух своих прихвостней! Карно даже решил сегодня поприсутствовать на заседании, которых в последнюю неделю избегал, как только узнал, что Кутон болен. Значит, Неподкупный остался один. Хитрый Барер лишь на секунду вскинул глаза и, поздоровавшись, уткнулся в бумаги. Никто и не заподозрит, что они теперь общаются гораздо больше, чем раньше. С тех пор, как погиб де Бац, Карно полностью пересмотрел свой подход к дальнейшему развитию Республики. Возможно, исчезновение барона – к лучшему. Неизвестно, как бы сложился уклад страны, вернись сейчас монархия. Похоже, люди не готовы к возвращению короля… А вот к свержению тирана – это другой разговор.

Закон 22 прериаля все изменил. Возможно, они все потеряют, а возможно, если разыграют свои позиции правильно, то смогут совершить то, к чему он так стремился. Пробный камень попал в цель. Он смог удалить Сен-Жюста из города, и это получилось даже проще, чем он думал. А что дальше? Страх, как известно, делает чудеса. А политики замерли, трясясь от страха. «Я буду отбиваться всем, что попадется под руку, подниму с земли любую палку – наплевать, что она вся в дерьме», - кричал старик Вадье из Комитета безопасности. Он обижен. И зол. Два качества, на которых может сыграть любой генерал, если хочет заполучить себе союзника. Барер считает, что обстановка в Париже не дает возможности действовать против Робеспьера. В его руках – целый гарнизон под начальством Анрио, молодые воины из Марсовой школы, подчиненные Леба, наконец, якобинцы, которые, едва Робеспьер откроет рот, становятся податливыми, как воск. Но все это – не вечно. Сен-Жюст был удален на фронт, и никто не посмел ему возразить. Если поставит вопрос о переброске части парижских канониров в помощь армии, вряд ли найдется множество аргументов «против». Именно поэтому он – здесь.

Карно слушал, как коллеги обсуждают вопрос о переносе гильотины. Все ясно - каждый чего-то ждет и предпочитает не высовываться. Он поднялся.

- Коллеги! Служебное расследование не завершено, поэтому я считаю возможным свое присутствие на заседаниях. Затем Карно изложил свое предложение. И завершил. – Армия нуждается в новых силах. Солдаты истощены и морально и физически, тогда как Национальная гвардия живет полной жизнью. Анрио зарекомендовал себя честным патриотом, но очевидно, что он не справляется с таким количеством солдат. Да и ни к чему они в Париже.

- Полагаю, что для окончательного решения этого вопроса нужно подождать ответа Сен-Жюста, - ответил Робеспьер после недолгой паузы. Не торопиться. Взвесить все "за" и "против". Нельзя забывать о том, что этот лагерь стал почти враждебным, только некоторых сдерживает привычка, некоторых - страх, а некоторых - нежелание вмешиваться. - Он занимается армией ничуть не меньше чем граждане Карно и Приер, следовательно, имеет право голоса. Предлагаю подождать депеши от него.

Клод Приер заерзал на стуле, больше всего желая избежать участия в дискуссии. И дело даже не в поставленном вопросе, сколько в сложившейся ситуации. Кривить душой он не мог, ведь насущной необходимости в удалении войск не было. Но и не поддержать Карно он не мог... Хотя его собственная карьера держится на волоске - сначала он проголосовал против служебного расследования, а потом посмел выступить против закона о реформе трибунала... Плохое начало и плохая тенденция, граждане.

- Полагаю, что мы должны дождаться депеши от нашего коллеги прежде, чем принимать подобное решение, - неохотно обронил Приер и то только потому, что его фамилия была упомянута иначе промолчал бы.

- А остальные, значит, кроме Карно, Приера и Сен-Жюста права голоса не имеют? - подал голос Бийо-Варенн, - Голосуем мы поименно, Робеспьер, если ты еще не забыл, что значит эта процедура.

- Не ссорьтесь, коллеги, - улыбнулся Барер. Идея Карно была ему понятна. Ослабить положение Робеспьера в Париже, сократив количество национальных гвардейцев и убрав как можно дальше верного Неподкупному Анрио. Желательно, на дальнюю границу. Вместе с тем, не хотелось беспокоить Робеспьера сильнее, чем надо раньше времени - имея новый закон в качестве оружия, он в любой момент может потерять голову, - Я думаю, что идея Карно давно витает в воздухе. Национальная гвардия в Париже в таком количестве действительно не нужна. Нам необходима новая реформа. Отряды гвардии следует разделить по секциям, как и гражданские комитеты. Предложение дождаться вестей с фронта кажется мне вполне логичным - так пока давайте подготовим полноценный проект реформы, чтобы по возвращении Сен-Жюста вынести его на голосование. Что касается судьбы Анрио после реформы - думаю, Карно прав. Из него выйдет большой военный.

- А я никого не тороплю, граждане коллеги, - спокойно ответил Карно. - Это было предложение, не более. Безусловно, мы должны дождаться Сен-Жюста. Или же написать ему. Помнится, и он высказывал недовольство Анрио - наш главнокомандующий в последнее время много пьет, и это ни для кого не секрет. Я слышал, какие песенки распевают под окнами моего дома юные парижане, - Карно позволил себе улыбнуться. - Но я рад, что мое предложение понятно и отчасти поддержано. Однако, мы же собрались не за этим, не так ли? От нас ждут решения по поправке, предложенной Бурдоном из Уазы. Хотелось бы узнать, что о ней думает гражданин Робеспьер. - Карно посмотрел на Робеспьера, затем - на Барера. Последний делал пометки, опустив глаза.

Лишь на секунду они пересеклись взглядами. Он обещал Бареру голосовать против принятия поправки. Барер хочет, чтобы депутаты подпадали под новый закон наряду с простыми гражданами. Готовит почву для самого Неподкупного? Или же хочет для начала устранить кого-то из верных ему людей?

- Я против этой поправки, - прошипел Бийо-Варенн, - Никаких привилегий перед законом!

Барер оторвался от протокола, искоса взглянув на часы. Если перепалка, которая неминуемо начнется, займет не более двух часов, они с Элени успеют на выставку как раз за три часа до ее закрытия. Шутка ли - увидеть настоящую статую Антиноя. Элени говорит об античном искусстве как настоящий знаток... Но к делу. Пора разыгрывать спектакль.

- Я тоже против поправки, - улыбнулся он, - Нам необходимо демонстрировать единство правительства, так как в последнее заседания Конвент несомненно обратил внимание на рассогласованность действий некоторых членов правительства с остальными. Но не будем обвинять коллег, так как уверен - они сделали выводы, и просто загладим это недоразумение, выступив единым фронтом против этой поправки. Барер перевел взгляд на других комитетчиков, задержав его на Карно лишь на долю секунды.


Некоторое время Робеспьер молчал, молчали и коллеги. И почему Кутон решил не присутствовать на обсуждении собственного законопроекта? Было ли это нежеланием восстанавливать пошатнувшиеся позиции или же небольшой местью за не оправдавшую личных ожиданий самого Кутона речь? Мол, сам изменил все, сам теперь и пытайся привести в порядок дела, раз поступаешь по-своему? Все возможно. Что же, завтра можно будет навестить Кутона и справиться о его здоровье. Поправка и высказывания против нее, не противоречили его планам, однако ему очень не нравились взгляды, которыми обмениваются Карно и Барер. Будто на демонстрации. Осталось только начать передавать друг другу записки и в конечном итоге написать на себе: "А мы что-то задумали" или что-то в этом роде. В любом случае, исхода это не меняло, даже не смотря на камень, который бросил Барер, метя в него.

- Что же, если коллеги, - он подчеркнул это слово, - Намерены выступить единым фронтом, это должно быть редкое зрелище... Поэтому не стану возражать против предложенного вами уточнения.


Карно поднял тяжелый взгляд на Колло. Долго ли он будет вести себя, словно его тут нет? Вжиматься в кресло и опускать взгляд? Это эбертистское охвостье всегда было трусами и умело лишь широко открывать пасть, чтобы кричать толпой. Карно вспомнил, как плакал Эбер, когда шел на гильотину... Тогда он тысячу раз порадовался, что все это время был для них человеком в маске, и не дал им повода догадаться.

- А ты что скажешь, Колло? - не скрывая насмешки произнес Карно. - За все это время ты не сказал ни слова, словно тебя тут нет.

- Не возражаю против ваших замечаний, - ответил Колло не поднимая глаз. Намешка Карно чувствовалась бы и через дубленую кожу, но ему все равно, пусть смеется, хоть треснет. Ему надоели эти распри. Ему надоело это все. В Комитете, которому он посвятил всего себя, нет больше единства, а чтобы выжить в данных условиях нужно как попугай повторять одну и ту же фразу на разный лад. "Согласен с вами, коллеги". "Согласен с тобой, Робеспьер". "Согласен с вами, граждане". И только когда становится невыносимо, то можно закричать о том, что не согласен я ни черта. И ни к чему это не приведет. Только посмотрят, как на скорбного рассудком. Но пока что до нужной кондиции возражений он не дошел, пусть удавятся. И Карно в первую очередь. - Согласен с вами, граждане коллеги. Доволен, Карно? Если нет - то выскажись, если да - то умолкни.

Карно поднял брови. - Давайте будем вежливыми, коллеги, коли у нас сегодня такое единодушие. Успокойся, Колло. Это нервное.


- Я согласен со всеми выступившими, - почти беспечно заметил Барер, - Я рад, что с ненужными спорами в наших рядах покончено. Итак, голосуем против поправки Бурдона из Уаза - если вы не возражаете против такой формулировки, - теперь он не смотрел на Карно, чтобы не заострять внимание на их безмолвном диалоге, - Кто - за?

Робеспьер равнодушно окинул взглядом поднятые руки коллег. Не радовало его подобное единодушие, совсем не радовало... Но что же, придется довольствоваться хотя бы этим, а если напомнить себе о том, что получил он ровно то, чего добивался, то предположительно нужно было едва ли не прыгать от радости.

- Присоединяюсь к голосу гражданина Барера и остальных коллег. А теперь прошу меня простить... - с этими словами он быстрым шагом покинул комнату, стараясь сдержать начинающийся приступ кашля, которому обычно предшествовала сухость в горле.


Итак, поправка Бурдона из Уазы принята не будет. Единогласно. Быстро подсчитав голоса и составив текст постановления Комитета Общественного Спасения, Барер отдал его дежурному секретарю для переписывания. Прения заняли меньше обычного. Робеспьер нервничает и теперь идет на компромиссы. Возможно, теперь ничего делать и не потребуется. Надо просто немного выждать - и отменить прериальский закон таким же декретом, как он был принят. Все зависит от того, как Робеспьер станет держать себя после возвращения Сен-Жюста и выздоровления Кутона... Если все будет мирно - то можно будет найти новый компромисс и отменить закон о реорганизации трибунала. Если нет - теперь Комитет не тот, что месяц назад. Робеспьер уже это понял. И пусть сам сделает выбор.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Авг 02, 2010 2:45 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Люксембургский сад

Граф Сомерсет, Морвель, Бьянка

"Гражданин! В Аррасе ко мне присоединилась группа людей из 8 человек, которые утверждают, что преследуют ваши цели и близки к вашим идеям. Во избежание недоразумений мне хотелось бы проверить их личность. Укажите, с кем из лиц, имеющих влияние в Па-де-Кале я мог бы связаться и кто мог бы оказать поддержку в столь деликатном деле, как помощь вам. Лебон"

Сидя на траве в затерянном средь деревьев уголке Люксембургского сада, Граф Сомерсет вертел в руках листок, переданный ему посыльной из Арраса. Лебон хочет, чтобы он назвал имена. В этом ничего удивительного – к нему и раньше обращались с подобными вопросами. Правда, раньше у них с Лебоном был другой посыльный – молодой шевалье Перрье, погибший при невыясненных обстоятельствах полтора месяца назад. Признаться, Сомерсет уже давно находил подозрительным такую удивительную живучесть самого Лебона. Человек активно сотрудничал с ним и бароном, и оказывал хорошую поддержку, давай приют заговорщикам и выполняя все их рекомендации. Странно, что подозрительные якобинцы до сих пор не проверили его – ведь были случаи, когда Лебон буквально висел на волоске от смерти. Однако, через несколько минут тут будут виконт и Беатрис, и он должен будет написать ответ. Конечно, предварительно задав Беатрис несколько вопросов о родном городе. Благодаря информации, полученной от Клер, Сомерсет теперь представлял себе все перпетии аррасской жизни.

Наконец, они показались. Виконт с выражением лица, присущим любому прожигателю жизни и его очаровательная спутница. Она совсем не была похожа на дочку буржуа. Конечно. Она была одета неброско и скромно, но носила свое платье с таким достоинством, что он бы не удивился, узнав, что на самом деле она – какая-нибудь маркиза или графиня. Когда-то ему нравились такие женщины. До того, как Эжени не показала ему, где настоящее, а где – просто пепел его прошлой жизни. Теперь в его жизни была лишь одна женщина.

Сомерсет улыбнулся, приветствуя гостей.
-Надеюсь, сегодня вы добрались без приключений.

- Сегодня мы добрались без таких приключений, - улыбнулся Морвель, притом ничуть не греша против истины. Сегодня слежки не было, скорее всего, весть о том, что убит агент, захватила всех настолько, что они пытаются  для начала восстановить последовательность событий и выявить участников, хотя бы косвенных, а потом уже брать под контроль возможные явки... Значит, в Париже оставаться опасно. А оставаться нужно, пока Сомерсет не даст ответ. После этого он со спокойной совестью вернется в Ванве, а Беатрис, очаровательная женщина и хороший агент, возможно, навсегда исчезнет из его жизни. От этих мыслей становилось немного грустно, но предаваться настроению сейчас не время. По крайней мере, еще дня два можно не опасаться вспышки лихорадочной деятельности со стороны агентуры, а там будет видно. Хотя за ними, вполне возможно, следят. Ловко, профессионально, почти незаметно. Морвель улыбнулся Беатрис и нова повернулся к графу: - Но ближе к делу. Мы ждем вашего ответа и я вынужден настаивать... Думаю, что это затишья, которое, быть может, не затишье вовсе, всего лишь краткая передышка перед предстоящей бурей. Пора бы скрыться отсюда в место поуютней и переждать непогоду...

- С определенного момента не люблю закрытых помещений, - произнес Сомерсет, сорвал несколько листьев с раскидистого клена и протянул Бьянке. - Вам, прекрасная леди. Мне жаль, что вам приходится подвергать свою жизнь опасности. Потому и предлагаю пешую прогулку в месте, где легко скрыться. Я знаю тут все входы и выходы... Вы ведь говорили, что нечастя гостья в Париже? Как вам нравится этот сад? Его возникновению мы обязаны Марии Медичи, которая после смерти мужа так и не смогла привыкнуть к атмосфере Лувра.

- Она поручила архитектору Саломону де Бросу построить дворец, облик которого как можно больше походил бы на флорентийские дворцы, - продолжила Бьянка и взяла импровизированный букет. - Благодарю вас за подарок, граф. Надеюсь, призрак герцога Франсуа Люксембургского, которому раньше принадлежал этот дворец, не обидится на это небольшое воровство?

- Ради вас? Что вы, думаю, он будет доволен моим выбором, - улыбнулся Сомерсет.

- Беатрис украсит обой любой дворец, совершенно с вами согласен, - изобразил ревность, смешанную с некоторым замешательством, сказал Морвель.  Воистину прекрасный сад, как раз пригодный для того, чтобы прятаться... Сыпать комплиментами в адрес Беатрис при Сомерсете было глупо, он бы разгадал цену этой игры. А еще его беспокоила агентура, он, прекрасно зная методы их работы, не мог отдалаться от мании преследования уже вторую ночь. - Не будем терять время, друзья. Пойдемте прогуляемся, тем более что сейчас как раз стало немного легче дышать.

Они неспешно шли по аллее. Сомерсет отметил, что виконт напряжен, словно ожидает подвоха. Вероятно, его так поразила слежка и побег с набережной от якобинских агентов. Что ж, это нормально. Сам Сомерсет всегда бросался в авантюры с головой, и даже барон нередко обрушивался на него за эту беспечность. Сомерсет повернул голову к Бьянке, которая шла, взяв под руку своего спутника, но ничем не выдавая волнения. - Скажите, Беатрис, а как поживает мадам де Буланже? - с улыбкой спросил он. - Помнится, во время моего последнего визита в Аррас она чудесно принимала сеня в своем доме на улице Сент-Клу...

Бьянка мысленно рассмеялась. Хитрый граф никак не хотел сдаваться и все пытался ее проверить. Будь она агентом, она бы сейчас вынуждена была сделать ошибку, потому что не только впервые слышала о мадам Буланже, но и не могла знать, что граф умышленно назвал неверный адрес известной светской дамы Арраса. Он хорошо подготовился. В мыслях графа Бьянка увидела симпатичную темноглазую высокую девушку, с которой Сомерсет вел неспешную беседу об Аррасе. Значит, вопросы еще будут. Придется украсть ответ из его воспоминаний о том разговоре. - На улице Сент-Клу? - Бьянка распахнула глаза. - Что вы, граф, вы, наверное, перепутали! Мадам Буланже никогда там не жила. Ее дом расположен на улице Святого Людовика, которую теперь переименовали в улицу Революции. А поживает она чудесно. Месяц назад отпраздновала свадьбу своей старшей дочери Аннет. Это был прекрасный праздник, на который собрался весь город! Нашим бедным горожанам так не хватает светлых праздников...

Морвель едва не подавился миндалем, по  небольшому бумажному кульку которого они с Беатрис купили еще у моста. Сомнений нет, Сомерсет ее проверяет. А она... остается надеяться, что она не ошибется и впредь, ведь судя по выражению лица графа умница-девочка попала в точку и такого ответа он не ожидал. Его восхищение росло, но Морвель решил не радоваться раньше времени - ведь не известно, как сложиться дальше. Человек ведь можеь знать многое, но до известных пределов... И подготовка может иметь пределы... Однако прерывать Сомерсета сейчас - означает навлечь на себя подозрения. Морвель прокашлялся, а потом как ни в чем не бывало заявил: - Бог ты мой! Вы успели побывать и в Аррасе! Говорят, совсем недавно там было довольно жарко...

- А где сейчас не жарко? - удивился Сомерсет. - Да, я бывал в Аррасе, вот только память меня иногда подходит. Вы правы, Беатрис, я перепутал адреса. На улице Сен-Клу жила мадмуазель Ланпелье, совершенно очаровательная особа. Жаль только она вышла за... - Сомерсет замялся и искоса посмотрел на Бьянку. Она прекрасно ответила нв попрос, но эта мадам Буланже в Аррасе - известная личность. Стоит попробовать с другой стороны.

- За сапожника Николя Прюдома! - засмеялась Бьянка. - Ох уж глупое зрелище они представляют! Мадмуазель Марта - такая красавица - хрупкая, утонченная, образованная, а этот олух Николя... А вы, граф, давно были в Аррасе? Может быть, вы подскажете мне, что за новый помощник у гражданина Лебона? Он мне кажется человеком неумным. Но вам лучше знать - наверное, это какой-то важный человек, приставленный к метру Лебону вами или господином бароном? - Бьянка издевалась. Она знала, что Сомерсет лишь раз был в этом городе, и уж конечно не мог знать таких подробностей. "Помощника Лебона" она взяла из собственных воспоминаний двухмесячной давности.

- Важный. Очень важный, - ответил Сомерсет. ВОпрос был неожиданным. Одно ясно - она умнее, чем хочет казаться. И непохожа на простую горожанку. Кто она? Он посмотрел на нее и встретился с ее глубокими темно-серыми глазами. Отчего-то заболела голова. Наверное, сегодня слишком душно.

Морвель едва удержался от дурачества, которое так и хотелось выкинуть: то ли шутя чмокнуть удивительную напарницу в щеку, то ли купить ей букет цветов. Но нельзя. Только слегка скучающий вид, рассеянность и легкая усталость. Как и полоено человеку праздному и заинтересованному только в успешном исходе порученного ему дела. И еще, разумеется, немного ревнующего потрясающе красивую женщину к человеку, который завладел ее вниманием. Вот они неторопливо дошли до пустого причала. Пусто. Сюда невозможно подойти, не будучи замеченным, здесь нет даже рыбацких лодок, которым полагалось быть пришвартованными поблизости. Они остановились, словно любуясь отражением Луны в воде и наслаждаясь легким ветерком, который, впрочем, ничуть не уменьшал страдания от жары. - Так что же? - вполголоса спросил Морвель, обращаясь к графу. - У вас есть письмо для мэтра Лебона? Что я дожен ответить Вильфору? К сожалению, у нас нет времени ни на долгие беседы, ни на размышления.

Бьянка шла рядом с Морвелем, держа его под руку. Все происходящее было нечестным от начала до конца. Она привыкла играть по-честному, а теперь... Этот очаровательный агент, считающий ее чуть ли не героиней, он даже не преставляет себе, какое она ничтожество по сравнению с ним. Прочесть мысли смертного. Загнанного в угол врага, который цепляется за жизнь всеми силами да и вообще, судя по всему, сделал свой выбор в пользу Эжени. Один против всех. Если бы она не встретила первым Марата, она, скорее всего, была бы с такими, как Сомерсет и. возможно, с такой же легкостью сейчас шла бы рядом с Сен-Жюстом, считая его врагом и вычитывая в мыслях его секреты. Но выбор сделан. И ей предстоит самое трудное. Сохранить Сомерсета в Париже, живым и невредимым. Для Робеспьера. И разлучить его с его избранницей, о которой он, кажется, думает больше, чем обо всем прочем. Шаг первый - лишить его внутренних сил. Он почти не употребляет свои зелья - Эжени дала ему вторую жизнь. Она, Бьянка, будет вынуждена вернуть его к пагубной привычке. Если Эжени почувствует, что теряет его внимание, она может разорвать эту связь - она молода и чувствительна. - Отдайте письмо, граф, - тихо сказала Бьянка. - Вы же видите, я не обманываю вас. Отдайте. И покончим с этим.

СОмерсет молча потянулся к внутеннему карману. Вот он, заветный конверт. В нем - имена десятерых верных людей в департаменте Па-де Кале, с настоящими и вымышленными именами. Что-то не так? Неуловимый внутренний голос что-то прошептал и замолчал. - Возбмите, Беатрис. И будьте осторожны. Надеюсь, виконт поможет вам выехать из Парижа, и, возможно, поможет добраться до Арраса. В случае появления жандармов вы знаете, что делать. - Сомерсет опустил глаза. Навалилась страшная усталость. Нужно уходить, ведь его ждет Эжени и нужно еще найти возможность добраться до дому, который расположен в нескольких милях от Парижа. - Прощайте. - Сомерсет пожал руку Морвелю, поцеловал руку Бьянке и быстро нврнул в соседнюю аллею

Едва граф скрылся, Морвель начал снова нести разную ахинею, рассуждая обо всем, что видел по дороге. Начиная с Луны и заканчивая извозчиками и лошадьми. Разумеется, не забывал перемежать свою речь самыми цветистыми комплиментами и стихами. Только оказавшись в номере дешевой гостиницы, он сбросил с себя маску беззаботной веселости, лицо стало сосредоточенным, в углах рта обозначились жесткие складки. Задернув шторы на окнах и закрыв ключом замочную скважину, Морвель погасил лампу, оставив только две свечи в канделябре. На стол был поставлен карманный несессер - необходимая вещь не только в путешествиях, но и непременный атрибут щеголя. Оттуда он извлек крошечный нож, больше похожий на скальпель, длинную иглу, крошечный кусок воска и сургуч. - Дайте мне письмо, - едва слышным шепотом сказал он.

Бьянка положила его на стол и встала у дверей. Если сюда кто-то направится, она даст знак. Морвель тем временем аккуратно вскрыл конверт и глаза его заблестели. Значит, Сомерсет не обманул и написал все, что хотел от него Робеспьер. Еще несколько таких писем - и у Бюро будет хороший список для казней. А потом все узнают, кто являлся доносчиком. Человек, продавший идею, за которую погиб его лучший друг барон, за пакетик зелья. Ничтожество. Презренный предатель. Какая жестокая месть. - Все в порядке? - едва слышно спросила Бьянка.


Морвель приложил палец к губам, призывая ее молчать, но кивком одобряя все действия. Молодец, девочка, ай да умница! Услышит, если в коридоре раздадуться шаги в столь познее время. Он буквально благословил небо за такую помощницу и перешел к делу. Не больше четырех минут ушло на то, чтобы переписать всю информацию. Буква в букву, слово в слово, с теми же помарками. Поставил внизу свою размашистую подпись и жестом велел Беатрис сделать то же самое. Отложив в сторону копию, он слегка нагрел на огне свечи сургуч на письме, предварительно потерев конверт и печать кусочком воска. Затем, быстро смазав обе поверхности своим, запечатал конверт и когда печать закрепилась так, словно и не была потревожена вовсе, слегка потер ее тонкой шкуркой. Придирчиво оглядев предмет своих трудов, удовлетворенно кивнул. Придвинув к себе чистый лист, Морвель записал на нем дату и точное время, потом так же расписался. Остаток сугруча ушел на то, чтобы запечатать копию замысловатой печатью - старинной испанской монетой. Оригинал перекочевал во внутренний карман его фрака, а копию агент передал своей напарнице. Склонившись к ней, едва касаясь
губами нежной мочки уха, прошептал: - Вы должны покинуть гостиницу. Отдайте копию тому, кто прислал вас и дождитесь ответа. Потом я передам вам оригинал, он мне понадобится для Вильфора... Так и скажете на словах. Следите, чтобы за вами не шел "хвост"...  - не удержавшись, Морвель поцеловал ее в лоб. - Будьте острожны, звезда моя, светоч моего сердца...

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Авг 02, 2010 2:49 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Дом в Шаронне, предместья Парижа
Сомерсет, Эжени

*Дорогая мадам Симон,
Я понимаю теперь, что была неосторожна, отправив первое письмо обычной почтой. Мой спутник даже высказал мне несколько упреков по этому поводу. Что, если его перехватят? И что будет, если те, кто следит за домом обнаружат в нем такой документ - но уже Ваше? Мой ангел- хранитель, последствия этого моего необдуманного поступка могут быть такими ужасными, что я не успокоюсь теперь, не получив от Вас известие, что все в порядке. Граф сказал, что письмо попадет к Вам в руки. Как – не знаю.
Моя жизнь здесь идет не так весело, как я ожидала. Я почти все время сижу дома или провожу время одна на берегу реки, по названию которой названа деревня, где мы скрываемся, чтобы не привлекать к нам лишнего внимания. Ни друзей, ни знакомых. Никого, кроме человека, ради которого приняла решение пожертвовать всем - и каждый день я вижу, что эта жертва была оправдана. Он смотрит на меня так, как еще никто не смотрел. Он внимателен к любому моему пожеланию – даже в такую жару он достает для меня свежие цветы. По нашей договоренности, пока он занимается своими делами, которые еще удерживают его около Парижа, днем я все больше гуляю, избегая появляться в деревне неподалеку от нашего дома и возвращаюсь уже затемно, чтобы не столкнуться со случайными прохожими. Вы сейчас спросите меня, что удерживает меня от того, чтобы также самой съездить в Париж, раз граф ездит? Прошу Вас, не говорите мне о Париже. С ним покончено, меня там ничто не держит и никто не ждет – кроме Вас. Упреки, может быть, даже презрение и – страх. Это – цена того счастья, которое я нашла, встретив этого человека. И еще раз успокою Вас, которая всегда так тревожилась за мой покой, что я не раскаиваюсь…*

- Не раскаиваюсь, - повторила Эжени вслух, отложив перо. Небольшой дом, который она помнила, действительно пустовал уже несколько месяцев. Мебель, впрочем, была на месте, и он стал неплохим убежищем для нее и графа Сомерсета. Если бы еще граф проводил с ней больше времени – жаловаться было бы почти не на что. И все-таки это было не совсем тем, что ей казалось. В целом, сейчас ее жизнь почти не отличалась от той, которая была в Париже в последние месяцы – только еще более безлюдная. К сожалению, Эжени явно попала в зависимость от своих привязанностей среди смертных. Хотелось вернуться в привычную атмосферу, к немногочисленным друзьям, к каким-то старым надеждам.
Только их больше нет. Никого больше нет, потому что все они теперь – по другую сторону баррикад. Любой из них первым растерзает Сомерсета, попадись он к ним в руки… Ничего. Через три дня они уедут, и все будет по-другому. Они будут приняты в самых интересных салонах Европы. Увидят самые красивые дворцы и церкви. Через три дня…
- Поэтому я не раскаиваюсь, - снова сказала Эжени уже больше для себя, чем для письма. Графа еще нет. Остается надеяться, что с ним все в порядке. Снова пододвинув к себе чернильницу, она села заканчивать письмо.


Граф Сомерсет смертельно устал. Он кружил по Парижу около двух часов, прежде чем смог скзаать себе, что удовлетворен результатом и слежки нет. Скрываться становилось все труднее. И, кажется, у него начинали сдавать нервы. Прежде все это напоминало ему игру – простую и понятную. Он принадлежал лишь себе и не боялся бросать вызов опасности, просто потому что ему было нечего терять. С тех пор, как он выбрал удовольствие и поставил во главу всего свою пагубную привычку, оставалось лишь ждать результатов. «Когда я стану полоумным растением, застрели меня», - сказал он как-то барону, когда тот попытался направить его в очередной раз на путь истинный. Теперь же впереди был отъезд. И женщина, с которой можно было говорить о том, что видишь, а не о том, что требует общество. Деньги, одолженные у Барраса, подходили к концу, но Сомерсет не мог себе позволить вернуться домой без цветов. Она любила фиалки. Он тихо вошел и обнял Эжени, погруженную в какое-то письмо.

- Будет дождь. Гроза.


- Я люблю дождь, - радостно ответила Эжени, - А ты обещал мне, что поможешь отправить это письмо. Поможешь? - Не оборачиваясь к Сомерсету, она погладила его по руке, после чего взяла букет и установила в вазу на столе - бывший кабинет владельца ей категорически не нравился, а вот небольшая гостиная, видимо предназначенная для гостей, гораздо больше отвечала ее представлению о прекрасном. Еще одним ее плюсом было то, что небольшие окна выходили во внутренний двор дома, поэтому, опусти в шторы, можно было позволить себе зажечь свечи. Как и большинство бессмертных, Эжени не любила и боялась огня, но любила хорошо освещенные помещения, - Жалко, нельзя будет выйти на улицу, чтобы прогуляться под дождем, - чуть грустнее добавила она, - А для прогулки по лесу уже слишком поздно. Расскажи, как прошел твой день. Ничего, что я отказалась вместе с тобой участвовать в твоем заговоре? И ведь ты же отказался от той жуткой идеи про молодых людей с палками?


- Молодые люди пока не умеют махать палками, - Сомерсет сел рядом. - А у меня вряд ли будет возможность это узнать. Я очень устал от этого, Эжени. Мы боремся с ветряными мельницами. Я действительно решил уйти, потому что не вижу смысла. Если бы большая часть тех, кто борется за одни или другие интересы, позволила бы себе вдуматься в свои действия и послушать свое сердце, они бы тоже ушли. Но это считается неправильным. И у них нет тебя. Поэтому они останутся, а я уйду. - Он откинул голову в кресле и закрыл глаза. Наверное, он действительно устал. - Сомерсет потянулся к кальяну. - Мой день - еще одна глава из приключенческого романа. Только теперь в нем появилась женщина. Красавица из Арраса по имени Беатрис Клермон. Острая на язык, отчаянная и бесстрашная. Кажется, я ей нравлюсь. А она - героиня не моего романа.


- Красавица из Арраса? - задумчиво переспросила Эжени, - Отличная характеристика, - ей не понравилось что-то в тоне Сомерсета. С одной стороны, в их отношениях нет места для ревности - он прав. С другой стороны... - Не трогай кальян, прошу тебя. Ты только стал выглядеть лучше, ты не притрагивался к нему в последние дни. Или она тебя так поразила, что ты хочешь уйти в свои видения о пауках с человеческими глазами?


- От них, Эжени. Уйти от них. - тихо сказал Сомерсет. - У меня был тяжелый вечер. А она мне напомнила о нем. О пауке. Он ведь тоже из тех краев. Его там помнят, хотя и не любят. По ее словам. Прости. Я стараюсь избавиться от своего пристрастия и верю, что смогу. Но не сегодня. Я так редко тебя вижу, что хочу отдавать тебе всего себя. Без кальяна бы получишь лишь четверть. Ты согласна на это? - Он грустно улыбнулся.


- Я так и знала, что напомнила, - Эжени нервно встала, - Почему я получу лишь четверть тебя без твоих темных зелий? Мне не нужны больше видения, грезы, безумные фантазии. Я выбрала нашу реальность, в которой есть ты. Есть мои книги. Наше будущее. Зачем нам что-то еще? Зачем нам пауки с человеческими глазами или красавицы из Арраса, которые об этом напоминают?


- Потому что я - всего лишь человек. Увы. - мягко ответил Сомерсет и, поймав ее руку, поцеловал ее. - Сядь, Эжени. У тебя нет повода думать о том, что я изменяю данному тебе слову. Но последние дни выдались тяжелыми и жаркими. Мое зелье дает мне силы обходиться почти без сна. А я не имею права спать - просто потому что мне придется делать выбор между тобой и делами, которые держат меня в Париже и, закончив которые, я стану твоим полностью. Не обижайся, мой темный ангел. И не думай о том, что что-то может помешать нам увидеть этот дождь и подставить головы ветру. Я нашел лодку. Мы сможем плыть и смотреть, как молнии разбиваются о камни.


- Нет-нет, это может быть опасно. Нас заметят из деревни по соседству, - прошептала Эжени, - Лучше иди спать, чтобы быстрее закончить свои дела. Не забудь отправить мое письмо, пожалуйста. И надо сделать, чтобы я могла получить ответ. Ты хотя бы ездишь в Париж, где тебя окружают люди. А я не могу даже выйти в деревню, чтобы не привлечь к себе внимания - здесь слишком мало жителей, чтобы появление новых гостей осталось незамеченными, не говоря уже о близлежащем городке. Мне здесь плохо, очень плохо, - призналась она, - Но Париж для нас слишком опасен, а главное - один мой друг ясно дал мне понять, что я перешла границу, связавшись с тобой.


- Значит, он тебе не друг, - сказал Сомерсет. - Или просто ревнует. Такое тоже возможно. Я готов забрать тебя в Париж. Нам с тобой обязательно повезет, и мы сможем... - Сомерсет не договорил - глаза закрывались сами. Он взял свечу и поднес ее к лицу. Эта встреча его истощила настолько, что он почти не владел собой. Наверное, проклятая жара. Проклятая жара. - Нет, Эжени, я отосплюсь, когда мы уедем. - Он уверенно потянулся к кальяну. - Я выкурил столько этого зелья, что один день ничего не решит.


Эжени улыбнулась, глядя на него. Действительно что им до этой женщины из Арраса. Сомерсет явно сказал, что она - не героиня его романа.
- Через три дня ты отоспишься, и я тоже приду в себя, - она забрала у него свечу и отставила в другой конец стола, - Не люблю прямой свет. И не буду больше делать тебе замечаний - ведь я сегодня веду себя как настоящая сварливая супруга, правда? А это не так. Хочешь, расскажу о чем я написала в письме? Я написала о том, что я очень счастлива. И что с Парижем покончено. Если Париж отталкивает тебя - значит, для меня тоже в нем ничего не будет. Лучше я буду ждать тебя здесь, чем бродить по городу и бояться собственной тени - не шпионит ли она за мной. И не терзаться угрызениями совести. Я верю, что ты не делаешь теперь ничего опасного или того, за что потом я смогу тебя упрекнуть. И не буду лезть в эти твои дела. Потому что я тебе верю.


- Мне нужен хотя бы час. Посиди со мной, пожалуйста. Мой кальян сегодня проведет ночь в одиночестве. Я знаю, что ты этого не выносишь, а когда ты говоришь.. - Сомерсет не договорил фразу и заснул, сидя в кресле. Последнее, что он видел, были мерцающие глаза Эжени, которые вновь чем-то напомнили ему глаза Беатрис. Разговор с Беатрис забрал у него все силы... Но это неважно. Он вряд ли ее увидит еще раз. И Париж. Через три дня все будет в прошлом.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Авг 03, 2010 12:42 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

улицы Парижа, парк.

Бьянка, Робеспьер.

Липкая жара не давала возможности дышать, но, в конце концов, к этому можно привыкнуть. Гораздо сложнее привыкнуть к мысли, что оба Комитета, несмотря на противостояние, могут объединиться для чудовищной интриги... Предпосылки были, но что толку сейчас думать о них, если доказательств нет, а с одними подозрениями можно смело записывать себя в ряды законченных параноиков. Робеспьер остановился у кафе, раздумывая, не выпить ли кофе, который и в сравнение не идет с тем напитком, которых продают в Тюильри, но потом прошел дальше. При мысли, что придется толкаться в душном помещении, стало еще хуже, чем было раньше, хорошего настроения не добавили и мысли об агентах, возникшие при виде осанистого человека, слишком внимательно пялившегося в витрину закрытого магазина.

Поступавшие отчеты были тревожными... Убит агент Комитета безопасности, проводивший наружную слежку, притом убит ни кем иным, как Сомерсетом... Через час после события, его видели люди Пейана в компании двух граждан, описание которых подходило под описание Морвеля и Жюльетт Флери. Отчеты Комитета безопасности нагоняли тоску уже тем, что их приняли за настоящих заговорщиков, поэтому люди Пейана в ближайшее время будут обеспечивать им прикрытие, если понадобится. Понадобится ли? С девяносто процентной уверенностью он мог бы сказать, что да, понадобится. Остальные двадцать зависели от того, насколько успешна будет текущая операция по внедрению Беатрис Клермон в окружение роялистов. Увидев на углу дома знакомый силуэт, Робеспьер невольно отступил на шаг, опасаясь, что стал жертвой какого-то таинственного миража, который принял форму Жюльетт Флери. Говорят, от жары такое бывает... Однако она взмахнула рукой в приветственном жесте и поправила выбившуюся из-под чепца прядь волос, что противоречило надуманному. Кивнув, он приблизился.

- Добрый вечер. Не скрою, что вы заставили меня волноваться, о ваших подвигах говорят...

- Говорят? Уже? Я тронута таким вниманием, гражданин Робеспьер, - Бьянка улыбнулась и бросила быстрый взгляд назад. Морвель приучил ее постоянно находиться в напряжении и отслеживать любые подозрительные мелочи. Кажется, на этот раз все было спокойно. - Добрый вечер... Если вы позволите, я составлю вам компанию в вашей прогулке. Вы ведь идете домой? А мне нужно с вами поговорить. Очень нужно.

- С удовольствием, - ответил Робеспьер спокойно, но спокойствие было показным: на самом деле чувство тревоги усилилось и никуда не исчезало. - По правде говоря, я хотел бы только взять Брауна, иначе наша прогулка будет выглядеть довольно странно для тех, кто знаком с моими привычками. Потом мы поговорим обо всем... как только окажемся в более спокойном месте.

Через четверть часа они расположились в парке. Робеспьер выглядел слегка взволнованным, хотя и тщательно это скрывал. Он наблюдал за собакой, не начиная разговора первым. На всякий случай Бьянка некоторое время молчала, вслушиваясь в вечерний город, и стараясь уловить, нет ли поблизости любопытных. Удостоверившись, что их никто не подслушивает, она достала конверт.

- Здесь - то, чего вы хотели. Имена, фамилии - настоящие и вымышленные. И адреса. Все это написано графом". Не дожидаясь вопросов, она тихо пересказала все, что сочла нужным, не забыв упомянуть о слежке и убийстве шпиона, совершенного графом Сомерсетом для их безопасности. - Мне бы хотелось отметить безупречную работу гражданина Морвеля. Он - прекрасный агент. Антуан может им гордиться. - Так завершила Бьянка свой рассказ.

- Да, вас приняли за настоящих заговорщиков и, боюсь, продолжают так считать, - очень тихо сказал Робеспьер, спрятав конверт во внутренний карман. - Вы проделали блестящую работу и вижу, хорошо сработались с Морвелем, вместо отчета он прислал мне восхищенные отзывы о вас. Но полагаю, что вы этого заслуживаете. Морвель писал, что возможна проверка вашей личности... Она состоялась?

- Да. Сомерсет безусловно умный и хитрый противник. Прежде чем передать письмо, он устроил мне настоящий экзамен. У него в Париже есть знакомая из Арраса - высокая темноглазая девушка, которая поведала ему обо всем, что происходит в вашем городе. Сомерсет ловко расставил свои ловушки. Мне пришлось воспользоваться своими способностями. Если бы я ими не обладала, он бы раскрыл, что я - не та, за кого себя выдаю. - Бьянка опустила глаза. Этот эпизод будет еще долго ее мучить. Нет ничего неприятнее, чем победа, одержанная нечестно.

- Клер Деманш... - вполголоса заметил Робеспьер, внимательно наблюдая за лицом собеседницы. Его можно было бы назвать бесстрастным, если бы не глаза. Во взгляде читалась горечь и неприятие того рода деятельности, которым ей пришлось заняться. Впрочем, что сожалеть? Есть еще более неприятные вещи, на которые приходится идти... Если так нужно. Ей, к счастью, удалось этого избежать, но в целом работа агента не состоит из честных методов, иначе само понятие разведки упразднили бы за ненадобностью. - Я вижу, что вы сожалеете о той роли, которую вам пришлось сыграть. Прошу вас, скажите откровенно. Если так, я буду должен оправить дальнейшие инструкции вашему коллеге и Беатрис Клермон навсегда исчезнет на пути в Аррас.

- Нет, что вы... - Бьянка подумала, что будь она простой смертной, то непременно покраснела бы от смущения. Этот человек читал ее мысли, не умея этого делать. Или он так хорошо изучил ее? - Дело не в моей роли. Я ведь сама просила привлечь меня к работе Бюро, и вы, наконец, уступили моей просьбе. Я не знаю, как объяснить вам... Дело в том, что некоторое время назад я приняла непростое решение остаться жить среди вас. Я поспорила с самой собой, что смогу обходиться без особых способностей и быть просто собой. Чтобы мои победы были моими победами, а мои поражения - моими поражениями. Чтобы те, кто меня любят, любили именно меня, а не мои необычные глаза и умение понравиться с первого взгляда при помощи особого дара. Именно за это я полюбила вашего брата. Он принял меня, совсем не задумываясь о том, кто я такая и я дорога ему, как простая смертная. Я старалась быть честной с графом. Но это - не моя победа. Я должна была предвидеть его ловушки, но не подготовилась. Однако, я прочла его мысли и вышла победителем. Разве это честно?

- Честно. Ведь того требовали обстоятельства, - ответил Робеспьер. - Посудите сами, вы ведь не могли предвидеть его вопросов и в конечном итоге пришлось бы принимать нелегкое решение. Ваш провал не грозил опасностью для вас лично, но стал бы причиной гибели Морвеля и еще многих людей, которые так или иначе связаны с ним. Вы должны это понимать... И хвала небесам, что решились применить свой дар, так как видимо, не вполне отдаете себе отчет в том, какую страшную игру ведете. Я слышал, что простые люди, находясь в безвыходной ситуации, совершали поступки, которые никогда бы не смогли совершить в своем обычном состоянии, не могли этого и после. Они вряд ли спрашивали себя, хотят ли этого. Попробуйте мысленно повернуть время вспять и вспомнить вашу критическую ситуацию. Если сейчас, переживая это вновь, вы придете к выводу, что у вас был выход и вы могли бы поступить иначе - значит, победа была не совсем честной, как вы говорите. Если же вы не колеблетесь в правильности поступка, значит, обстоятельства были сильнее и вы вышли победительницей, даже если дело касается борьбы с собой.

- Нет, у меня не было выхода. И вы правы, я не имела никаких оснований для того, чтобы рисковать жизнью Морвеля и других. Спасибо вам. Когда вы говорите, все становится простым и понятным. - Ее взгляд потеплел. - Однако, мы отвлеклись на мои переживания. Ведь это письмо - только начало, верно?

- Я не знаю, что вам ответить, - покачал головой Робеспьер, не сводя с нее взгляда. Негласные правила, тысячу раз проверенные на практике, предписывали отстранить от дела агента, которых не уверен в своих действиях, либо колеблется по каким-то причинам. Это правильно, так как морально неустойчивый человек начинает совершать ошибки, за которыми непременно следует провал. Рисковать агентурой он не мог. У Жюльетт Флери, как оказалось, есть свои слабые места и есть свои правила, преступить которые она не в силах. - Пока что для вас не предвидится дел, хотя ваша помощь была неоценимой... - сказанное было не совсем правдой. Только сегодня поступила непроверенная пока что информация от одного из агентов в провинции: в Париж должны приехать четыре человека, два из которых имею связь с англичанами, притом не вымышленную, а реальную и подтвержденную. Им необходимы временные документы и безопасное жилье на неопределенный срок. Люди, связанные с англичанами, связаны и с английским графом. Впрочем, с этим мог справится и Морвель, если дать ему в помощь кого-то из наружного наблюдения. Рисковать он не мог. - Боюсь, что это задание стало слишком тяжелым
испытанием для вас.

Бьянка застыла, не веря своим ушам. Она сделала все правильно, он же сам похвалил ее за проделанную работу! И после этого ее отстраняют! Она так расстроилась, что на несколько секунд потеряла дар речи.

- За что вы так со мной? - тихо спросила Бьянка. - Вас смутили мои слова? Но я была честной! Я посчитала нужным сказать вам обо всех своих мыслях, потому что иначе ничего не получится... Но вы... Вижу, вы снова считаете, что я веду себя, как ребенок. - Бьянка замолчала, обдумывая произошедшее. Может быть, ему виднее, и она действительно не способна работать, как Морвель, просто потому, что ей мешают личные переживания? - Что ж, я приму любое ваше решение. В конце концов, вы рискуете слишком многим. *А я - лишь гостья в этом мире, которая борется не за свое, а играет в игрушки, как вам кажется*, - подумала она, но вслух не сказала. - Вы знаете мой новый адрес. Пожалуйста, свяжитесь со мной, если я вам понадоблюсь.

- Вы ведете себя как ребенок сейчас, - довольно жестко сказал Робеспьер. - К чему эти демонстративные прощания в стиле: "Я вам еще понадоблюсь и вы сами ко мне придете"? Почему вы не хотите понять, что от ваших поступков зависят другие жизни? Я не отрицаю того, что вы сработали блестяще и Морвель прав, когда написал вместо отчета панегирик вам... Также я ценю вашу откровенность. Однако многолетний опыт учит нас, что агент, который колеблется - неустойчив, кроме того, мне бы очень не хотелось быть причиной ваших терзаний. Душевным терзанием нет места в такой работе, как эта, Жюльетт. Поддайтесь настроению, совершите ошибку, даже не желая того и вы потянете за собой ни в чем не повинных людей... К тому же, я не имею права привлекать вас к работе сейчас. Слишком активное участие и осведомленность вам не нужны, это подозрительно. Информация должна идти от третих лиц, а третьи лица, в свою очередь нуждаются в подготовке. Я могу продолжить свой рассказ, но боюсь, что это бесполезно. Вы все еще хотите демонстративно уйти? Да прекратите же, наконец, вести себя как ребенок, который злится всякий раз, когда не получает то, чего жаждет!

- Хорошо. Я постараюсь. - Бьянка вдруг развеселилась. Она вспомнила, как однажды Сен-Жюст в момент откровенности рассказал ей, как ругался с Робеспьером из-за Страффорда. Слова "подожди, Антуан, еще не время" доводили его до белого каления. Он обижался, злился, уходил, хлопал дверью. Теперь же его хладнокровию может позавидовать любой политик. Он вырос и больше не делает ошибок. Сейчас Робеспьер говорил с ней строго. Как учитель. Каким терпением нужно обладать, чтобы медленно, по крупицам, учить жизни всех, кому повезло стать его учениками? Бьянка склонила голову в знак согласия. - Я стараюсь, но получается плохо, - призналась она. - Но обещаю, когда-нибудь я перешагну через свой эгоизм. И тогда вы сможете мною гордиться. Я не сказала вам об одной важной детали. Граф Сомерсет, похоже, и правда намерян уехать с Эжени. Он бесконечно предан этой женщине, и в ней - его сила. Пока она рядом, его будет трудно сломать. А, если я правильно поняла, Сомерсет нужен вам здесь, в Париже. Я займусь этим вопросом, если вы не возражаете. Я буду одна, и никто из агентов не пострадает.

- Не нужно самодеятельности, Жюльетт, - предостерегающе поднял руку Робеспьер. - Прошу вас. Если он уедет, всегда найдутся те, кто поможет графу вернуться. Ведь днем он один... Я не хочу, чтобы вы каким-то образом причинили вред Эжени Леме или сподвигли ее на безумные поступки. Несколько дней назад у меня был не очень приятный, но в целом не такой уж и плохой разговор с директором Театра Вампиров. Мы пришли к вымученному соглашению, что Эжени Леме не причинят вреда, если, разумеется, она сама не сунет голову под нож... образно выражаясь. Говорю это с тем, чтобы вы тщательно взвесили свои действия и их последствия.

- Арман .. приходил к вам? - на лице Бьянки проступил испуг. - О господи. Своего старинного друга она помнила еще смертным. Арман был совсем юным мальчишкой, когда попал к Мариусу и стал его любимой игрушкой. Когда-то они были близки, и она любила его, как младшего брата. Но после нескольких неудачных попыток с ним увидеться, Бьянка поняла, что он по каким-то причинам не хочет восстановления этих отношений и больше ничего не предпринимала. Он стал взрослым и властным, и при это м остался ребенком, который совсем не видел жизни. Кто знает, на что может пойти ее Амадео, если его разозлить? - Когда-то он был моим близким другом. В Венеции. Тем самым спутником в моих рискованных вылазках, о которых я как-то рассказывала вам во время вашей болезни. Он не причинит мне вреда, как и я ему. Но я приму к сведению ваши слова.

- Тогда позвольте пожелать вам удачи, - Робеспьер легко коснулся ее руки. - Будьте осторожны и благоразумны. А еще избегайте лишних встреч с Сомерсетом и с теми, кто мог бы опознать вас, как Беатрис. У вас очень красивые и выразительные глаза, их никак не спрятать... Они же могут стать и причиной вашего провала. Теперь пойдемте, я проведу вас до того места, которое укажете. За дни отдыха примите окончательное решение относительно вашей роли, как агента. Я прошу вас подумать, исходя из соображений скорее моральных, которые могут стать причиной ваших затруднений. И это же время вы можете употребить себе на пользу как агент. Ищите места, где вы могли бы укрыться в случае опасности, ищите места, где можно организовать явку, где расположить тайник, в который не полезут любопытные... Однако прежде всего, ваше решение, - он поднялся и, взяв со скамейки шляпу, подозвал собаку. Потом протянул руку Жюльетт Флери. - Пойдемте.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Авг 03, 2010 1:04 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Шаронна, недалеко от Парижа.
Мерлен, Гош

*Ты понимаешь, во что ввязался?* - голос Карно как обычно почти лишен эмоций, - *И если это из-за женщины, то я удивлен, если не сказать разочарован*

*Чем же?*

*Ты не хуже меня знаешь место женщин в нашей жизни. Они – хорошее ее украшение. Даже необходимое. Но не более.*

*А если женщина в беде?*

*От этого она не перестает быть украшением, и не становится ничем больше, и ничем меньше*.

Голос Карно не дрожит и даже не ехидничает. И ответить ему нечего, потому что он прав.

*Я узнал здесь и другую женщину. Она не просто украшение. У нее много тайн*

*Конечно. И она аккуратно ввязала тебя в довольно темню историю. Украшения могут иметь очень острые грани. *

*Зачем ей это?*

Голос Карно становится чуть более стальным.

*Для начала ответь мне, почему ты в это ввязался. Ты ввязался в это из-за женщины?*

Под взглядом Карно в затылок хочется опустить голову.

*Нет.*

*Тогда говори.*

*Ни одна женщина, какая она бы ни была красивая не заставила бы меня броситься куда-то наобум. Не теперь. Скорее это - мерзкое чувство признательности. Оно заставляет и тебя искать любую возможность вернуть мне долг, чтобы не чувствовать себя кому-то обязанным.*

*Молодец. Догадался. Итак, долг?*

*Долг.*

*И только?*

*Не только. Я не смог, Карно. Не смог сделать так, как ты сказал. Сидеть и ждать перемены ветра. Я боюсь что-то не успеть, понимаешь?*

*Объяснись* - Карно сегодня еще более немногословен, чем обычно.

*Я знаю, что должен выполнить то, что только и могу выполнять. Ты говоришь – граница с Бельгией. Потом будет Голландия, потом – Германия, потом – Австрия. И ничего кроме нового города.*

*Тебе мало?* - Карно удивлен. В нем ведь тоже есть что-то человеческое, только совсем ускользающее.

*Мало. Я стану в итоге такой же живой статуей, как ты. Это неминуемо. Это судьба. Пусть уменя будут хотя бы воспоминания о том, какая она на самом деле – жизнь*

*Или смерть.*

*И смерть тоже. Может быть, я на самом деле не хочу всего этого – новых городов, этого чертова предназначения и призвания, про которое мне все говорят.*

*И ты видишь в этой истории возможность убежать от самого себя?*

*От судьбы, Карно, от судьбы. Если я и правда не доживу до тридцати – то хотя бы не умру в собственной постели. И лучше я буду гоняться за смертью, чем жить живой статуей и просто ждать ее. Просто ждать, когда же все это закончится – предназначение, судьба… А ты веришь в судьбу, Карно? И что можно убежать от собственной смерти, найдя другую себе на выбор?*

*Только в отличие от тебя я выберу не гильотину, а пулю в лоб*.

*А я выберу пулю в лоб другому. Этим я пока и отличаюсь от тебя.*

*Мальчишка. Остановись*

*Поздно, Карно. Я уже обещал.*

*Тогда задумайся, зачем эта женщина втянула тебя в эту историю. И еще. У тебя не получится.*

*Ты веришь в предназначение? Все-таки веришь?*

- Карно?

Произнеся это имя вслух, Гош очнулся. Чертова жара. Даже в помещении. Кажется, половину дня пребываешь в полубессознательном состоянии – неудивительно, что он стал грезить наяву. Точнее, провалился в свой любимый знакомый уже пару лет кошмар с длинными диалогами с единственным человеком, чьим мнением он дорожил.

А главное – наяву этот человек сказал бы примерно то же самое, только едва ли стал бы выслушивать его объяснения, которые в грезах звучали вполне логично, но не выдерживали и малейшей критики в реальности.
И все-таки хотя бы сам с собой он объяснился.

Чувство долга, который нельзя не отдать.

И главное – бегство куда угодно, только не туда, где его ждет все и вся. И смерть.

Пусть будет другое. Хотя бы недолго. И другая смерть, и другая жизнь - без предназначения. Хоть недолго и хоть такой ценой…
Чертов Мерлен опаздывает. Бросив монетку, Гош загадал, что, если выпадет орел, Мерлен явится через одну минуту, а если решка – через десять.
Несмотря на выпавшего орла, подождать пришлось еще минут двадцать. Гражданин депутат явно не торопился, хотя вид имел мрачный и серьезный.
Все еще пытаясь отогнать справедливый холодный голос Карно, Гош обернулся к Мерлену, кивнув ему вместо приветствия.

- Трезвый сидишь? - Мерлен внимательно прищурился и потянул носом воздух. - Трезвый. Это хорошо. - Он плюхнулся на скамью, закурил и вытер платком взмокший лоб. С тех пор, как он запретил себе пить, он ненавидел находиться в обществе людей с бутылкой. Во-первых, лишнее искушение. А во-вторых, примеряя эту привычку на себя, Мерлен неосознанно считал, что человек, выпивший больше двух бокалов. теряет способность хорошо соображать. Он уже смирился с мыслью, что придется искать Эжени с ее английским любовником - во-первых, с целью раскрытия заговора, во-вторых, чтобы принести его на блюде коллегам - якобинцам, и в-третьих, потому что обещал мадам Симон, и она ждала известий. Теперь придется тащиться по жаре в чертовую деревеньку. Мерлен выложил на стол бумажку с переписанным адресом почты, с которой было отправлено письмо. - Вот. Тут где-то наша гражданочка обретается. Сюда надо ехать.


Гош посмотрел на конверт, узнавая почерк. Потом на Мерлена.
- Неплохо, - коротко оценил он заслугу товарища поневоле, - Никогда не слышал о такой деревне - слишком много у Парижа предместий... - Он поднялся, бросив на стол несколько монет за вино, которое не пил и поинтересовался у трактирщика о ближайшей почтовой станции, чтобы достать лошадь для себя. За Мерлена беспокоиться не приходилось - его вороной умеет, скорее всего, даже обгонять ветер. Хмыкнув, что выбирать в общем не из чего, он предпочел высокого гнедого коня на вид чуть моложе, чем остальные почтовые лошади, которые все больше были списанными из армии видавшими виды боевыми скакунами. Порадовавшись предупреждению о зловредном нраве животного, он, не особо тратя время на разговоры, подъехал к дверям трактира, у которых Мерлен уже отвязывал с привязи своего коня.

- Вперед, - скомандовал Гош, слегка щурясь от излишне яркого солнца. Где-то в глубине сознания продолжался страшный спор с Карно, почти уже кричавшего на него, чтобы он остановился. И именно поэтому хотелось мчаться вперед, не щадя лошадь - пока это *У тебя не получится* не догнало. Ничего. Если все так, как описано в книге - то их след быстро возьмут агенты Комитета Общественной Безопасности. И вот тогда и узнаем, есть ли судьба, или это - очередной самообман. А за Карно и правда долг... И все-таки, что Карно хотел сказать, придираясь к поведению Жюльетт Флери? Вопросов с каждым лье становилось все больше, поэтому лучше пока ни о чем не думать. Пусть Париж просто останется позади.

***
До Шаронны они домчались за полчаса. Мерлену оставалось удивляться скорости событий. Еще недавно он дрался с Гошем из-за того, что тот оказался более удачливым в вопросе достижения подходов к сердцу Эжени Леме, а теперь они ехали на ее поиски вместе. Утром, случайно столкнувшись с одним из сотрудников Бюро Сен-Жюста, Мерлен почти что ощутил себя заговорщиком. Он обладал информацией, за которую можно было запросто лишиться головы, и молчал. Главное, найти этого Сомерсета как можно скорее. Проехав через лесную дорогу, они одновременно пустили лошадей шагом и въехали в деревню. Тут было все также пыльно, но чуть прохладнее - сказывалось наличие леса неподалеку. - Что будем делать, Гош? Расспрашивать в лоб - глупо. - заговорил Мерлен первым.

- Ну, во-первых, начнем мы с почтовой станции, - заметил Гош, - Если адрес написал ее рукой, то и отправила она письмо лично. Что касается расспросов, то ты почти угадал мои мысли. Кого мы ищем вначале – женщину или мужчину? Мужчину искать опаснее, и нужна нам именно женщина. Но я бы начал с него. К нашему сожалению, думаю, почта здесь – одна на несколько деревень, разбросанных по течению реки. Они могут скрываться в любой из них.
- С женщины. Лучше искать ее, чем заговорщика, кивнул Мерлен. - На почту пойду я. Ты не умеешь вызвать расположение людей. Согласен или будем спорить?

- Во-вторых, - ровно заметил Гош, не отвечая на замечание Мерлена и спешиваясь, - Пока мы ехали, я занимался нехитрой математикой. Как мы с тобой оба знаем, Эжени и Сомерсет уехали из ее дома позавчера около двух дня. Тогда исчез Сомерсет. Эжени просто ушла утром и вечером не явилась. Мы с тобой явились в двенадцать, то есть через два часа после их отъезда. Если ее дом находился под наблюдением – у агентов Комитета Общественной Безопасности фора перед нами в несколько часов. А может быть, мы с тобой оказались удачливее их, и сейчас просто ведем их по следу. Поэтому расспросы в лоб не годятся. И если ты так уж умеешь вызывать расположение людей, то ты сам напросился…

В деревне они без труда нашли почтовую станцию – она находилась ровно в
центре небольшого поселения.

Зайдя внутрь помещения, Гош глянул на посетителей, заодно размышляя, который из них является штатным доносчиком, а кто может оказаться чуть более полезным.

Внезапно он подтолкнул локтем Мерлена.
- Сделай одолжение, обаятельный гражданин, отвлеки смотрителя ненадолго. Лошадям нужен корм там… Ну, ты же умеешь вызывать расположение людей.
Предвидя неизбежную бурную реакцию на свое поведение, Гош быстро отошел от Мерлена к выходу из станции, чтобы успеть подхватить под локоть довольно симпатичную, хотя несколько простоватого вида молодую гражданку в кокетливом чепце с оборками, как раз выходившую до этого из внутреннего помещения и направлявшуюся к выходу с пустой корзиной.

- Осторожнее, гражданка, - любезно заметил он,- Порог здесь высокий. Я не простил бы сее, если бы с Вами случилось несчастье.
Гражданка мгновенно потупилась и покраснела.

- Вы здесь проездом, гражданин? – сверкнула она глазами из-под чепца.

- Минуту назад, я бы сказал – к моему сожалению, нет, но теперь вижу, что это к моему огромному счастью, - ответил Гош, - Личное дело, гражданка. Хотите узнать тайну?

Гражданка смущенно кивнула.

- Так вот, - начал Гош, - Личное дело. Настоящий роман для печати! Представляете – вот тот мой друг, - он кивнул на Мерлена, - живет в Париже. И месяц назад на ярмарке встретил удивительно красивую женщину. Что он только не делал, чтобы завоевать ее расположение – даже серенады под окнами пел. Носил ей цветы, подарки. Она вроде как отвечает ему взаимностью – и тут – представьте, исчезает. У нее был ведь и другой поклонник, и он, испугавшись их дальнейшего сближения, просто похитил бедняжку. Понятия не имею кто он, - воинственно поднял Гош голову, - Но попадись мне этот негодяй, осмелившийся мешать влюбленным… Но не буду утомлять Вашу прелестную головку ненужными кровавыми подробностями, ведь Ваша улыбка может померкнуть, а она так прекрасна. И даже это палящее солнце не может затмить ее.

- А Вы тоже из Парижа, гражданин? – кокетливо поинтересовалась белокурая гражданка.

- Да, - кивнул Гош, улыбаясь ей в ответ, - Но, в отличие от моего несчастного влюбленного друга совершенно одинок. Но боже мой, я смею задерживать Вас, мой ангел. Позвольте проводить Вас до дома? Или Вас ждет муж, который может неверно понять простую любезность…

- Нет-нет, у меня только отец, - улыбнулась девушка, - Я как раз принесла ему обед. Вон он, беседует с Вашим другом.

- Значит, Вы – настоящий ангел. Само провидение, посланное нам навстречу, - восхитился Гош, понимая, что его предположение при виде гражданки оправдалось. И я вижу по Вашим глазам, что наша история нашла в Вас отклик, прекрасная…

- Мари.

- Прекрасная Мари! – подхватил Гош и, подхватив ее под локоть, кивнул Мерлену, приглашая к выходу – благо, смотритель отвлекся на многочисленную по воскресным дням клиентуру.

Когда Гош вернулся, сияя от самолюбования, Мерлен смерил его недобрым взглядом. Удивительно, как ловко генерал, оказывается. врет и изворачивается. Он бы в жизни так не смог. - Браво, Гош, - криво улыбнулся Мерлен. - Какая импровизация! По тебе театр плачет, а не поле боя. Слышал, твои старания не прошли даром и ты получил, что хотел?


- Тише, - прошипел Гош, - Мари ждет. И не забудь изображать влюбленного.

- Так вот, милая моя Мари, - продолжил Гош, - представляю Вам своего несчастного друга. Все, что мы знаем – это прекрасно слово Шаронна, которое теперь для меня будет музыкой. Наша гражданка, быть может, хочет дать о себе знать гражданину. И, быть может, появлялась здесь, на почте? Она довольно высокая, темноволосая, большие глаза… В общем, Вы бы сразу поняли, что это – она. Слишком она не похожа на Вас – которая может затмить само солнце, - нашелся Гош, едва не увлекшись.

Мари задумалась на секунду, после чего порывисто сжала руку Мерлена.
- Я видела ее. Третьего дня. Не волнуйтесь, она жива, гражданин. Только грустная была. Отправила письмо…

- И надеялась получить ответ? – быстро сказал Гош,

- Сказал, его получат за нее, - пожала плечами девушка.

- Кто же? Где? – снова быстро спросил Гош, не выпуская руку гражданки.

- Она не сказала, - пожала плечами девушка, - Но не волнуйтесь, гражданин! – обратилась она к Мерлену, -В деревне они точно не живут, я бы знала. Но по средам у нас ярмарка, приходят мои подруги из соседних деревень, - она покосилась на Гоша.

- А Вы позволите сопровождать Вас? – галантно поинтересовался последний.
- Не знаю, что подумает отец, - прищурилась лукаво девушка.

Гош, который понял, что сейчас его принудят давать какие-нибудь обещания, которых он давать абсолютно не планировал, искоса глянул на Мерлена, который, к сожалению, слабо изображал роль безумно влюбленного и скорее пытался прожечь взглядом дыру лично в нем.

- Спасибо, Мари, - буркнул Мерлен и отвел глаза. Весь этот маскарад ему не нравился и он чувствовал себя полным идиотом. - Значит, в среду? Вы это.. если увидите ее... вы не говорите, что мы тут были... Ну, в общем, сами понимаете, дело такое, - выжал он из себя, наконец, и снова посмотрел на Гоша


- Простите моему друга. Он влюблен, сами понимаете… Нет-нет, ничего не говорите ей – иначе злодей узнает тайну двух сердец, а последствия… Итак, милая Мари, - снова нежно сказал Гош, - Послезавтра я почту за честь сопровождать Вас на ярмарку и буду счастлив, если Вы представите меня своим подругам из соседних деревень. Однако я не выживу здесь, я умру с тоски, если не увижу Вас до среды…

Девушка смущенно пожала ему руку и прошептала*До вечера*.

- В девять, возле станции, - тихо сказал ей на ухо Гош, после чего добавил
громче - А если увидите ее – дайте нам знать. Мы остановимся в гостинице… Если у Вас есть гостиница.

- «Храброе сердце», - тихо сказала Мари, снова заливаясь краской.

- Вот там и остановимся. Я точно остановлюсь, - ответил Гош и, кивнув на прощание девушке, повел за собой Мерлена, не без удовольствия предвкушая его грядущий гнев.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вт Авг 03, 2010 11:20 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Дом Бьянки

Бьянка, Огюстен

Беседа с Робеспьером оставила тяжелый осадок. Прежде Бьянка встречалась с ним только для разговоров личного характера, или же приходила советоваться по делам, имеющим отношение к ее газете. Теперь же она пришла к нему, как агент, выполняющий его поручение. И тут же почувствовала всю величину понятия «серьезный промах». Зачем она вообще стала рассказывать ему про личные переживания? Если подумать, причиной разочарования, постигнувшего ее в истории с Сомерсетом были ее собственные амбиции. Конечно, было бы чудесно перехитрить этого англичанина своими силами, не читая его мыслей.
Тогда и восхищение Морвеля было бы заслуженным и оправданным. Но эти мысли не имели отношения к делу. Если бы она не рассказала бы о них Робеспьеру, все сейчас было бы иначе, и он обсуждал бы с ней дело Сомерсета на равных… А еще уже не первый день ей хотелось увидеть Огюстена. Лишь сейчас, после разрыва, она поняла, что этот человек гораздо дороже ей, чем она считала. Она нанесла ему серьезный удар, незаслуженный и обидный и, конечно, пройдет еще немало времени, прежде чем все позабудется. И позабудется ли?

Огюстен был дома – что-то писал за столом, прихлебывая кофе. Бьянка вошла, тихо закрыла за собой дверь и остановилась на пороге. Все встало на свои места.

- Я вернулась, Огюстен. И знаешь… Я очень скучала.

Огюстен отложил в сторону перо и, подойдя, поцеловал Жюльетт в щеку. - Я тоже скучал, - сказал он, слегка отстранив ее, чтобы полюбоваться маленькой женщиной, без которой он не находил себе места. - И рад, что ты вернулась. У нас все по-прежнему, а то, что есть, даже рассказывать не интересно. Хотя нет... две новости я все-таки расскажу, но немного погодя, так как ты, видимо, устала и нуждаешься в отдыхе. О том, где ты была, спрашивать не стану, Максимильян ясно дал понять, что это касается Бюро и вопросы излишни.

- Да, я немного помогала им, - Бьянка бросила на комод свой чепец и с удовольствием встряхнула волосами. - А попутно рисовала кое-что для нового выпуска. - Она открыла клавесин и заиграла веселую мелодию Моцарта. - Правда, боюсь, никто не оценит моего выбора. Человек, который получается у меня лучше всех, сейчас непопулярен, а остальные - слишком заметные фигуры.

- Кто у тебя получается лучше всех? - недоверчиво спросил Огюстен, сдержав смешок. По поводу карикатур, печатавшихся в номерах "Друг народа" уже ходила масса слухов и сплетен, как близких к реальности, так и не очень, которые он ради любопытства коллекционировал. - О тебе скоро начнут сочинять легенды...

- Жозеф Фуше. - Бьянка взяла несколько громких аккордов, затем руки перелетели на две октавы выше. - Весьма занимательный тип, должна сказать. Его вроде не видно и не слышно, а на поверку выходит, что он есть везде. Маленький серый шакал. Шакалы ведь бывают серыми? - Она прекратила играть и обернулась. - Расскажи мне о слухах, Огюстен. Я ведь их тоже коллекционирую? Что говорят граждане-депутаты?

- Их много, Жюльетт. Одни говорят, что твои карикатуры лично одобряет мой брат, но в это никто серьезно не верит. Другие, которые обижены, рассказывают, что они нарисованы с легкой подачи контрреволюционеров, но в это тоже никто серьезно не верит, так как распространяют эти слухи в основном жертвы твоего художественного таланта. Единственное, в чем сходятся эти две партии, так это в том, что неплохо бы взять за горло гравера и расспросить его подробней... просто из любопытства. Есть и те, кто сетует, что в рисунках не встречается обнаженной женской натуры, по их мнению, это придало бы рисунками пикантность. А насчет шакалов... мне кажется, что они все с физиономией Фуше или ему подобных. Я не удивлюсь, если он и сейчас замышляет очередную гадость. Ну его к черту. Ты знаешь, что Альбертина заболела? Навестила бы ее, что ли...

- О боже, что с ней? - перепугалась Бьянка. К Альбертине после разрыва с Огюстеном она не заглядывала. Во-первых, боялась расспросов, во-вторых, не хотела сталкиваться с Симоной, которая не только неприкрыто выражала свою ненависть, но и стала косвенной причиной ссоры. То, что именно Симона писала Огюстену анонимные письма о ней и распространяла слухи про роман Жюльетт Флери и Лазара Гоша, она не сомневалась. Для этого достаточно было увидеть ее торжествующий взгляд. Теперь же ее мучила совесть. Альбертина стала очередной жертвой ее эгоизма.

- Ничего страшного, по крайней мере, так утверждает Симона и врач, который к ней приходил, - сказал Огюстен. - Говорят, что это от жары, но я буду придерживаться мнения, что лучше бы ее осмотрел хороший врач, вроде Субербьеля, а не местный коновал, умеющий только отворять кровь. Только Альбертина никогда не согласится, так как не уверена, что Жак осмотрит ее из побуждений альтруистических, а денег, насколько я понимаю, у них и так не хватает. Дилемма. Я уже рад, что она хотя бы принимает те продукты, которые я иногда приношу. Может быть, ты сможешь переупрямить гражданку Марат?

- Смогу. Вижу, вы подружились... - Бьянка задумчиво посмотрела на своего спутника. Она не подозревала, что он принимает такое горячее участие в сестре Марата. - Я загляну к ней завтра. В это время она уже спит - не стоит ее тревожить. Скажи, Огюстен, а ты когда-нибудь был знаком с женщиной по имени Клер Деманш? - Вопрос этот Бьянка задала просто из любопытства. Она запомнила, что Робеспьер произнес это имя, связав с Сомерсетом. Именно этой Клер Бьянка была бы обязана своим провалом, если бы не сориентировалась вовремя.

- Да, я знаком с ней, - мрачно ответил Огюстен. Как раз этой темы он старался избежать, притом не только в разговоре, но и в мыслях. Он не хотел верить упрямому факту, что Клер связана с заговорщиками. Не хотел и все. Но факт существовал помимо его желания: он собственными глазами видел англичанина, который по-свойски заглянул на чашечку чая к Клер и потом собственными ушами слышал, как та же Клер высказывалась о нем как об "очень хорошем и порядочном человеке". Этого было достаточно. Если бы она только отрицала! Отрицала что? Факт знакомства, который был налицо? - Знаком. Это я привел ее в дом к Ландри и навел подозрения на всех, кто в этом доме живет. Думал, что Максимильян меня растерзает... медленно и мучительно... Дело в том, что потом я увидел ее вместе с человеком, который находится в государственном розыске. Уже давно. Вот так.... - он потянулся за бутылкой коньяка и бокалом.

- Вот как? - Бьянка не скрывала удивления. Вопрос был задан просто так, она не ожидала такого детального ответа. Теперь картина рисовалась интереснее. Эта Клер была не просто хорошей знакомой Сомерсета, которая помогла ему составить вопросы, но и знакомой Огюстена. Интересно, кто из них имел с ней более доверительные отношения? - А она живет у Ландри? Честное слово, Огюстен, я ничего такого не имела в виду. Просто случайно услышала это имя в связи с Аррасом и решила навести справки. Вижу, ты расстроился из-за моего вопроса. Она твоя любовница?

- Я же уже сказал, что сам привел ее туда, почему ты снова спрашиваешь? - немного раздраженно мотнул головой Огюстен, хотя раздражение было вызвано вовсе не этим вопросом, а последним. - Она не так давно приехала из Арраса, так как наш общий знакомый Лебон отправил ее мужа чихать в корзину... Мы нашли это объяснение правдоподобным, а я... совершил невероятную глупость, так как Клер оказалась заговорщицей. Как ты догадалась, я был знаком с ней и раньше, еще на моей исторической родине. Рассказывать дальше?

- А почему ты злишься? - недобро спросила Бьянка и закрыла крышку клавесина и стала разбирать папку с рисунками. Похоже, сегодня не ее день. Сначала ее отчитал за излишнюю сентиментальность и недальнозоркость Робеспьер, теперь на нее раздражается его брат. Последние остатки спокойного настроения улетучились. - Еще месяц назад мы с тобой шутили на эту тему, если ты не помнишь. Думаешь, когда я интересовалась, в каких ты отношениях с гражданкой Мирье, дочкой мясника, я тоже устраивала тебе проверку? Но, похоже, ты слишком серьезно воспринял мой вопрос. Я лучше помолчу. Сегодня я все делаю из ряда вон плохо. Буду сидеть тут и разбирать иллюстрации, являя собой картину "неудачный день". А потом мы просто начнем разговор с начала. И поговорим о чем-то хорошем, что не вызовет в тебе такой странной реакции.

- Жюльетт, - терпеливо сказал Огюстен, едва не хмыкнув при ее словах о гражданке Мирье. - Пойми, что я привел в дом Ландри заговорщицу. Которая, мягко скажем, обманула меня красивой историей. Тем самым я вовлек в неприятности не только Ландри, который на них напрашивается, но и тех, кто живет в том доме... ну, и некоторым образом себя. По-твоему, я должен вспоминать это все с нескрываемым восторгом? И, вернувшись к твоему замечанию, да, мы шутили на эту тему и я не понимаю, чем вызван твой тон сейчас.
- Просто сегодня не мой день, - Бьянка улыбнулась и уткнулась в рисунок. - Не обращай внимания. - Теперь все было ясно. Бедный Огюстен! Заговорщица из Арраса приехала в Париж, чтобы встречаться с Сомерсетом и наговорила о себе чего-то такого, что заставило Огюстена поселить ее в дом Ландри. А ведь там живет маркиза. Можно себе представить, как отреагировал на это его брат. Ужасно некрасивая история. - Если твой брат знает об этой гражданке он, наверное, уже что-то придумал.
-
- Знает, - сквозь зубы сказал Огюстен, но решил, что так дело не пойдет и выпил добрый глоток коньяка прямо из бутылки. Жюльетт ничем не заслужила такой тон. - Но он не может ничего сделать. Даже если будет сидеть там двадцать четыре часа в сутки... Я не спрашивал, что он предпринял, все равно не ответит, да и я рискую получить такой ответ на свой вопрос, что буду неделю заикаться и говорить шепотом. А сделанного все равно не вернешь, вот что самое неприятное..


Бьянка подняла на него внимательный взгляд. - Тебя это тяготит? Мне бы очень хотелось тебе помочь. Ты сам не свой. - Бьянка подумала о том, что ни разу еще не помогала Огюстену, хотя он заслуживает этого больше многих. Если, например, удалить эту гражданку Деманш подальше от дома Ландри, хуже никому не будет...

- Разумеется, меня это тяготит, - Огюстен отпил еще один добрый глоток из горлышка и отставил бутылку. Хватит. Поднявшись с кресла, он подошел к Жюльетт и обнял ее за плечи. Маленькая, хрупкая, сейчас – очень серьезная. Он действительно соскучился, особенно если учесть все то время, что провел без нее, до этого перемирия. А ее близость все также волновала. – Ты ничем не можешь помочь, к сожалению, но за добрые намерения спасибо. И как в наше время в тебе еще сохранилось желание кому-то помогать? Вопрос риторический, это у меня от досады и от того, что в собственной глупости винить некого. Но довольно об этом. Я соскучился по тебе… Поэтому предлагаю тебе оставить рисунки, а я оставлю бутылку ради возможности на некоторое время перейти в другую комнату, несмотря на жару.

- Наконец-то я слышу своего любимого спутника, а не замученного жарой вредного человека, - Бьянка закрыла папку, протянула к Огюстену руки и зажмурилась. - Когда я открою глаза, мой плохой день начнется с начала и станет хорошим. - На душе стало легко и спокойно. Даже если эта гражданка из Арраса - любовница Огюстена и именно в этом кроется причина его досадной ошибки, это не имеет значения. Она поступила с ним гораздо хуже, позволив себе мечтать о его старшем брате. Теперь все это в прошлом. Очень скоро он перестанет при каждом удобном случае хвататься за бутылку, а она - так близко к сердцу принимать каждое слово Робеспьера, касающееся ее персоны.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Авг 04, 2010 4:39 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Самбро-маасская армия.

Филипп Леба, Маэл, Сен-Жюст.

Проснувшись и наскоро поохотившись на дезертиров, засевших в ближайшем лесу, Маэл направился в лазарет. Сен-Жюсту, надо полагать, не до него, да и легко представить, какая накопилась масса дел. Этот вечер можно было считать первым, а вчерашнее прибытие под утро - не в счет. Приветствуя знакомых солдат, которые то поздравляли с возвращением, то интересовались новостями, а кто и спрашивал, не завел ли он себе в Париже красотку, он шел к палатке хирурга, время от времени отвечая на шуточки. Хирург, дремавший за деревянным столом, проснулся, едва услышав шорох, а узнав посетителя, тут же начал выкладывать новости. Серьезных случаев не было, если исключить нападение вооруженных мародеров на обоз. Еще опасались дизентерии, многие солдаты не кипятили воду, предпочитая пить прямо из ручья в такую жару. Потом приходили сюда, в лазарет, с болями в животе и всеми последствиями... И разве уследишь за ними, несмотря на все инспекции?

Маэл слушал, проверяя запасы корпии и готовых лекарств и трав, по ходу дела отмечая недостачи, которые можно будет восполнить и днем. От дела его отвлекла внезапно воцарившаяся тишина у палатки, а спустя минуту в лазарет заглянул какой-то капрал, сообщивший, что здесь гражданин Леба, который желает говорить с гражданином Блаве. Бросив инструменты в таз, Маэл выругался про себя. Вот только настырного юнца здесь и не хватало. Для того чтобы впечатления о приезде были полными.

- Добрый вечер, - не очень приветливо поздоровался Маэл, выходя из палатки и на ходу вытирая руки. - Что-то случилось?

Филипп Леба кивнул солдатам из эскорта, выходя из палатки, где они расстались с Сен-Жюстом. Антуан словно возвращает в эту армию жизнь - без него Журдан и ПИшегрю способны лишь ссылаться друг на друга, ждущих особых указаний, чтобы только не брать на себя ответственность. К сожалению, сам Филипп тоже не считал военные решения в своей компетенции и ограничивался тем, что старался наладить повседневную жизнь армии, решая бесконечные трудности с продовольствием, одеждой и обувью, наконец, медициной.

К сожалению, Антуан вернулся мрачнее тучи, от расспросов про Париж уходил, но хотя бы передал письмо от Элизабет, что было важнее. Бедная Элиза, она потеряла всякую надежду увидеть его дома. Надо убедить бедняжку не идти к Максимильяну с этой просьбой - у этого их друга слишком много дел и тревог, не надо вешать ему на шею еще и эту ношу, так как если Леба сейчас нужен в армии - Максимильян оставит его здесь, а сам лишь расстроится, огорчая Элизу вежливым отказом. Элиза...

Закончив письмо к жене, Леба вернулся к делам. Запрос из лазарета - что-то новенькое. Бедняга хирург обычно побаивался комиссара Конвента и старался обходиться тем, что есть, несмотря на выговоры самого Леба и требование сообщать о необходимом в любое время дня и ночи. Значит, получилось с ним поговорить! К сожалению, вместе с запросом солдат передал еще одну новость лагеря - вместе с Сен-Жюстом приехал гражданин Блаве, тот самый врач, да. И он будет снова помогать полковому хирургу!
Леба нахмурился.

Не так давно он всерьез подозревал Блаве в разных темных делах. И вот - пожалуйста, он вернулся вместе с Сен-Жюстом, как будто и не уезжал, и снова занял те же позиции, которые и месяц назад. Настырный тип... С другой стороны, к несчастью, больше о парижских новостях спросить было не у кого. Надо узнать, что так потрясло Антуана, пусть даже не от него самого.
Попросив капрала позвать гражданина Блаве, Филипп Леба присел на поваленное дерево неподалеку от палатки хирурга.
Сухо отреагировав на приветствие, он мягко начал.

- Я полагаю, наш хирург рад, что Вы вернулись к своим обязанностям, чего не могу, к сожалению, сказать о себе. Однако я хотел бы расспросить Вас о последних новостях из Парижа. До нас новости доходят медленно, а гражданин Сен-Жюст, как сами понимаете, сейчас занят другими делами.

- Советую спросить у гражданина Сен-Жюста, когда он закончит свои дела, - сказал Маэл. Отчего-то сделав вывод, что Леба на этом не успокоится, он на секунду нырнул назад в палатку и вынес на улицу котелок, скипидар, ценившийся на вес золота настой алоэ и несколько ингредиентов, требующихся для приготовления антисептической мази. Если предстоит битва, то она ох как понадобится... и мерить драгоценное варево уже придется не котелками, а каплями. Лучше заготовить впрок, пока есть из чего готовить. Как он предполагал, комиссар никуда не исчез, всем своим видом показывая, что намерен продолжать разговор. Можно было бы его отослать восвояси, но Сен-Жюст поймет, что к чему... Значит, придется терпеть, не нарушать же субординацию настолько, что она сведется к нулю? - Я не общаюсь с теми людьми, с которыми общается гражданин Сен-Жюст, - отрывисто бросил он. - У меня нет новостей, которые будут интересны вам.

Леба нахмурился.
- Я знаю, что Вас ценят как хирурга, - заметил он вполголоса, - И, судя по всему, Вас ценит Сен-Жюст. Однако если Вы считаете, что это дает Вам какие-то привилегии - вы ошибаетесь. Если Вы еще раз публично заговорите в таком тоне с комиссаром Конвента или вышестоящими офицерами - Вас ждет гауптвахта. Антуан сам ревнитель строжайшей дисциплины. Мне жаль, что Вам нечего сказать мне о новостях в Париже, - заметил он, - Это было невежливо с Вашей стороны, так как здесь мы лишены простейших известий, если запаздывают газеты или почта. Однако не буду вынуждать Вас докладывать о них под страхом гауптвахты. Просто примите сказанное к сведению.

- Гражданин, - смерил его недобрым взглядом Маэл, - Как видите, я не бездельничаю, так что перестаньте пугать меня гауптвахтой, иначе можно будет говорить о превышении полномочий. Мой тон вполне допустим, я не сказал вам ни единого грубого слова, которое противоречило бы правилам в обществе. Еще раз замечу, что гражданин Сен-Жюст общался в основном со своими коллегами по работе в Конвенте и Комитетах, в которые я не вхож и вряд ли смогу рассказать интересующие вас новости за исключением парижских сплетен. Однако вы пришли сюда не за этим. - Высказавшись, он начал сыпать ингредиенты в котелок, тщательно отмеряя их количество специальной склянкой.

- Вы правы, - уже более мирным тоном заметил Леба, - Для новостей о Конвенте я бы дождался Антуана. Но Я вижу, что в Париже произошло что-то, что теперь гнетет его. И, возможно, Вы могли бы пролить на это свет - что-то подсказывает мне, что Вы с моим другом общаетесь не только в миссиях.

- Говорите, гнетет? - хмыкнул Маэл. Ну нет, граждане. На провокационные вопросы он зарекся отвечать еще во время смертной жизни. Если он попытается ответить откровенно, то его точно посадят на гауптвахту или отправят под суд, так как о правительстве он не мог сказать ничего хорошего. О Робеспьере в том числе. Лучше держать свое мнение при себе, а если очень уж захочется высказаться, то разыскать для этой цели Сен-Жермена, которому все равно... И поговорить где-нибудь на берегу Темзы. В голос же он ответил: - Понятия не имею. Вам не приходило в голову, что он может переживать также из-за сугубо частных дел, распространяться о которых я не вправе? Все, что сочтет нужным, он расскажет вам сам. Не вынуждайте меня становиться сплетником.

Леба снова нахмурился. Значит, придется спросить действительно Сен-Жюста уже самому. И ничего хорошего этот разговор не принесет, это уже очевидно. Но сперва, прежде чем его друг придет в дурное настроение, рассказывая несомненно дурные новости, он расспросит его об Элизе.

- Я вообще никого не люблю вынуждать, - миролюбиво заключил он, собираясь подняться и подозвать эскорт... Впрочем, нет. Одним взглядом вынуждая солдат расступиться, навстречу к ним шел сам Антуан Сен-Жюст.

Сен-Жюст злился. Мягкость Филиппа к солдатам чаще всего его умиляла. Но не в вопросах дисциплины в армии, готовящейся к решительному выступлению. Только что он узнал, что один из бригадных командиров отлучался на неделю, а еще несколько солдат были пойманы за рук у на попытке кражи продуктов и не наказаны. К тому же ему передали, что Филипп направился к Страффорду. Они никогда не ладили, и это добавляло беспокойства. Страффорд достаточно выдержан, но ему никогда не нравилось пристальное внимание.

- Я искал тебя, Филипп, - без предисловия начал Сен-Жюст. – Добрый вечер, Блаве. – Он подумал, что устраивать при Страффорде взбучку Леба будет нетактично, прежде всего по отношению к Филиппу.

Филипп Леба посмотрел на Сен-Жюста.
Навалилась какая-то жуткая усталость. Что-то незаметно изменилось в его друге. А, может, Сен-Жюст, играющий на клавесине для его сестры Анриетты ему просто приснился?

- Я слушаю тебя, Антуан, - вздохнул он, понимая, что ничего хорошегт сейчас не услышит.

- Не здесь, Филипп, - Сен-Жюст посмотрел на своего друга, которого почему-то всегда считал за младшего. Он устал. Он бился тут один, пока Сен-Жюст был в Париже. Возможно, он слишком строг к Филиппу? - Я хотел обсудить несколько дисциплинарных вопросов. Но это подождет. Вы что-то обсуждали. Помешал? - Он взглянул на Маэла.

- Нет, ничего важного, - неопределенно махнул рукой Маэл, хотя на языке так и вертелось довольно ехидное и, что скрывать, злое замечание. Но он промолчал, понимая, что эта мелочность сейчас лишняя, а его друг выглядит уставшим. Недоставало ему рассказа о мелких препирательствах. - Гражданин Леба интересовался столичными новостями, а я пытался объяснить, что не причастен к каким-либо парижским событиям. Если бы вы не появились, гражданин Сен-Жюст, я, право, не знаю, куда бы мы пришли в разговоре. Пользуясь случаем скажу, что нам недостает многих необоходимых вещей, поэтому придется отослать в город и с реквизициями небольшую группу люде. Чем скорее - тем лучше.

Сен-Жюст достал блокнот и написал несколько слов, затем передал его одному из солдат.

- Я постараюсь это организовать как можно скорее. - Филипп, что именно тебя интересовало? Гражданин Блаве действительно ведет замкнутый образ жизни, и я могу поведать тебе гораздо больше, - он обратился к другу, стараясь говорить как можно мягче.

Леба выдохнул уже чуть более раздраженно. Блаве обладал каким-то неспостижимым умением выводить его из себя.

- Я хотел выведать у Блаве причину твоего дурного настроения при появлении в лагере, - честно сказал Филипп Леба мягко и расстроено, - Я понимаю, что ты нашел здесь все не совсем так, как хотел бы видеть. Но не забывай, что в последнее время комиссары были отозваны в Париж. И на все расположения частей оставшихся хватиьт не может - а командиры не всегда решают принять на себя ответственность за резкие действия. Кроме того, в последние дни у нас перебои в работе с почтой, и газет я не получаю. Я подумал, что гражданин Блаве окажет любезность рассказать хоть какие-то парижские новости. Но, видимо, сегодня мое предназначение - это слушать ваши отповеди в мой адрес.

- Филипп! - Сен-Жюст поднял брови. Работа в Комитете научила его никогда не выносить на всеобщее обозрение никаких внутренних трений. А тут были солдаты, пусть они и стояли поодаль. - Ты прав, вы должны знать, что творится в Париже. Я подготовлю обстоятельный доклад и прочту его завтра утром. В основном он будет касаться нового закона. На момент моего отъезда он еще не был принят, но, думаю, что его приняли. Мы поговорим с тобо сегодня подробно. Обещаю.

- Разумеется, в мои обязанности входит не только знать причины дурного настроения, но и докладывать о них посторонним, - сквозь зубы ответил Маэл, шаря по траве в поисках бутыли винного спирта, которая, он был в этом уверен, недавно была здесь. Не найдет - точно спустит с кого-то шкуру, ведь не зря солдаты собрались в весьма живописную группку неподалеку. Знают, шельмы, что одно дело - стащить бутыль из палатки, что будет рассмотрено как кража и умыкнуть буквально из-под носа - здесь уже помощник хирурга виновен: не помнит, куда поставил. Чертов Леба со своим желанием узнать сплетни! - А еще рассказывать сплетни... Вот только никто не уточнил, какого рода... Стой, сукин сын! - последнее относилось к солдату, который почему-то торопился весьма странно ретироваться, а именно отступить к кустам.


Филипп, пойдем, - Сен-Жюст бросил взгляд на Леба, доведенного до белого каления фразами Страффорда. И как сделать так. точбы они не пересекались? Затем подошел к одному из солдат.

- Кажется, Блаве поймал вора. Приведите его ко мне в палатку, как только Блаве выяснит с ним все, что сочтет нужным. Затем, сказав Страффорду, что зайдет позже. двинулся в сторону палаток.

- Как только Блаве выяснит все, что сочтет нужным? - переспросил Леба окончательно расстроившись. Стоило ждать друга месяц, чтобы получиьт от него в итоге тысячу нареканий и недвусмысленную демонстрацию его полного доверия к этому Блаве - в противоположность недовольству самим Филиппом. Если бы сам Филипп был более темпераментным человеком, он бы сейчас высказал Сен-Жюсту все наболевшее - злость, усталость, разочарование... Но Леба только пожал плечами и грустно заметил.

- Тебя ждут, Антуан, а я обойду посты, как всегда это делаю ежедневно. С удовольствием узнаю завтра о новостях из твоего доклада, - последняя фраза была особенно горькой. Что бы ни произошло в Париже, в результате он теперь в глазах Сен-Жюста приравнен к солдатам, которые должны слушать его с трибуны и, не обсуждая, просто подчиняться приказаниям, которые он отдаст.

Попытавшись улыбнуться, Леба отвернулся от Сен-Жюста и, кивнув эскорту, зашагал в в сторону границы лагеря.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Авг 04, 2010 7:48 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Париж.

Сомерсет, Морвель.

Бернар Морвель сидел на старом причале и развлекался тем, что складывал старинную головоломку: было необходимо особым образом убрать все шарики с поля так, чтобы остался только один. Пока что минимальным результатом были 4 и 5. Говорят, эту игру придумал лет сто назад узник Бастилии, чтобы чем-то занять себя. А сейчас Бастилии нет, но игра осталась, хотя никто уже и не вспомнит имя арестанта. По правде говоря, его мысли были далеки от возможных комбинаций, так как думал Морвель о срочном деле, которое и привело его сюда в ожидании встречи с Сомерсетом. Он не ожидал этого так скоро, но кто же мог знать, что в Ванве остановятся информаторы, прибывшие из Марселя? Они должны были приехать сразу в Париж и на пять дней позже... Не наскочили ли они на агентов? Черт их знает... Несмотря на это, людей предстояло расселить в Париже в надежном месте, дать им новые документы, открыть небольшой счет в банке. Полномочий Вильфора явно недостаточно. Да и испугался он. Поэтому решил снова идти на переговоры. В этом была своя польза: перепуганного Вильфора ничего не стоило убедить в том, что отсылать Беатрис Клермон в Аррас опасно и было решено оставить
женщину здесь. Благо, никто ее не знает и прикрытие обеспечено вполне ничего... В Аррас отправился посыльный... которого подобрал он сам. Следовательно, он потеряется в Амьене. Сейчас главная задача - прибывшие информаторы из которых предстояло вытрясти все полезное и ненавязчиво взять под наблюдение. Задача зубодробительная... Услышав шаги за спиной, Морвель повернулся, готовый исчезнуть. Но это был не случайный прохожий и не агент. Это был Сомерсет.

Граф Сомерсет присел на причал рядом с Морвелем. Он был крайне недоволен тем, что ему пришлось прийти сюда. Просто так виконт на связь бы не вышел, это было очевидно. Но непреодолимое желание покончить с Францией и навсегда исчезнуть, похоронив тут воспоминания о единственном друге, заставляло графа все больше тяготиться его работой. Правда, теперь в его сознании поселилось беспокойство. С наступлением темноты он все чаще думал о бароне и о том, что подводит его, бросая их общее дело. Оставался выбор – забыть ли о мертвом друге ради живой Эжени? Когда он давал ей обещание, то был уверен, что сможет.

Морвель оперся о шаткий и порядком прогнивший деревянный столб, служивший для швартовки, молча ожидая, когда граф устроится удобнее и они смогут говорить. Жарко. Говорить не хотелось, слова и так казались пудовыми гирями, которые по какой-то глупой прихоти предстоит ворочать.

- Меня прислал Вильфор, вот письмо от него, - Морвель протянул конверт, который, разумеется предварительно вскрыл и, сняв копию, запечатал снова. - На словах могу сказать лишь то, что в Ванве ожидают люди из Марселя, назвавшиеся нашими информаторами. Они сказали, что в виду чрезвычайных обстоятельств вынуждены были повернуть в Ванве, а также говорили, что не получали никакой информации от вас. Их предстоит расселить в Париже, открыть счета для перевода ассигнаций и обеспечить документами. Ни я, ни Вильфор не можем взять на себя подобные обязательства - слишком подозрительно. Вам предстоит указать места и людей, с которыми должны встретиться посыльные и организовать требуемое. Если понадобится, я в вашем распоряжении, но в разумных пределах...

- Черт бы побрал Вильфора, - всердцах прошипел Сомерсет. - Он не способен ни шагу ступить без моего участия. А ведь я говорил ему, что мне едва удалось оторваться от ищеек Робеспьера. Простите, виконт, вы тут ни причем. - Сомерсет задумался, соображая, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Расселить роялистов в Париже, когда все буквально оцеплено шпионами якобинских комитетов, а верных людей становится все меньше и меньше. Но с другой стороны - чего еще он ожидал? Барон погиб, и он, как его правая рука. должен координировать людей из разных городов Франции. Вопрос только, к чему они готовились? Без барона совершить организованный переворот невозможно. И дело не в том, что он сам собирается покинуть Париж. Его сильной стороной были моментальные решения и действия, но он никогда и ничего не планировал всерьез. - Я понял вас, виконт, - сказал вслух Сомерсет. - Сегодня я навещу давнего приятеля из Комитета общей безопасности. Думаю, он сможет помочь с документами.

- Думаете идти по комитетам? - немного удивленно переспросил Морвель, но потом только пожал плечами. - Впрочем, вам виднее. А как быть с поселением и банковскими вкладами? Я слышал, что некоторые банки контролируются и из наших гостей вынут душу прежде, чем они смогут чихнуть...

- Не понял вашего вопроса, виконт, - Сомерсет внимательно посмотрел на Морвеля. - Вы можете достать документы иными способами? Поделитесь идеями, прошу вас. Что касается банков, то вы правы, с ними сложнее. Мне потребуется день, чтобы решить эту задачку. А, возможно, и два дня. Потом я покину Париж и передам свои связи другому человеку, о котором уведомлю вас и, соответственно, Вильфора. - Сомерсет закурил и стал смотреть на воду.
Что-то в вопросе виконта его насторожило. Они не первый год держали связи с некоторыми сотрудниками Комитета безопасности и пользовались их услугами, щедро их оплачивая. Возможно, виконт просто проявил любопытство, не будучи посвященным в детали.... Или же...

- Идей у меня как раз нет, - пожал плечами Морвель. Пробный шар укатился мимо цели, а было бы неплохо выяснить, связи с какими именно Комитетами поддерживает граф. Конечно, для этого есть наружное наблюдение, но Сомерсет уже продемонстрировал, что умеет выявлять слежку не хуже самих агентов. - Если за вими, по вашему собственному признанию, ходили ищейки, то ваши комитетчики могут и испугаться. А мне не улыбается сидеть в Ванве, слушать охи Вильфора и выставлять себя на обозрение. Обязательно найдется кто-то, кто заинтересуется моим знакомством с прибывшими, не поленится написать донос... И... простите, я не ослышался? Вы намерены оставить Париж и бросить все дела? Что же, возможно, это и к лучшему...

- Да, вы не ослышались, - коротко ответил Сомерсет. - Если мы все обсудили, то имею честь с вами попрощаться. Мы встретимся завтра, на этом же месте. Если вы не дождетесь меня, значит, за мной следят и я не хочу рисковать вашей жизнью. Под этим камнем вы можете оставить адрес. Я сам найду вас. Кстати, мне было бы интересно узнать судьбу вашей недавней спутницы. Надеюсь, она добралась до Арраса живой и невредимой. Она обещала писать вам?

- Она не уехала в Аррас, - ответил Морвель. - Вильфор боится слежки и у него есть подозрения, что прибывшие - вовсе не те, за кого себя выдают и письмо может быть перехвачено. В Аррас отправлен курьер, мужчина доберется верхом быстрее, нежели женщина в дилижансе. Я сделаю все так, как вы сказали, а дальнейшее... зависит от вас, - он задумчиво вертел в руке завалявшийся в кармане орех. Будет очень скверно, если Сомерсета убьют сами же роялисты - на данный момент он является ценным источником информации, а подобраться к тому человеку, о котором говорил граф... на это требуется время. Придумал, тоже... - Вам не доверяют, граф. Большего я сказать не могу, - с этими словами Морвель бросил орех в воду и направился прочь от причала.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Авг 05, 2010 2:06 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Шаронна, около Парижа
Гош, Мерлен

Выстрел. Стук лошадиных копыт.
Крики «ура» вдали.

Что там? Где это?

*Почему я не там?*

Он хочет кинуться на крики и шум, но чья-то рука ложится на плечо и держит на месте.

*Поздно, ученик мой. Поздно*.

Он пытается вырваться, но рука Карно держит как железная.

*Ты сам ушел, помни. Ты все сделала сам*

*Я – дурак. Нашел время показывать безразличие и гордыню. А теперь… Поздно… и я?*

*Поздно*, - рука Карно тяжелеет и прижимает к земле. Он оборачивается, и видит, что голосом Карно говорит совсем не Карно.

Нет, это – конный памятник на площади Версаля.

Если он – в Версале, то где стреляют?

Топот копыт усиливается. Они сейчас промчатся и сметут его, а он не может даже пошевелиться.

Все ближе и ближе.

Повелительный выкрик и приказ мчаться вперед. Это кричит Карно?

Гош проснулся.

В окно гостиницы билась ветка яблони, нависшей над небольшим зданием, а Мари во сне придвинулась слишком близко.

Вот тебе и всадник с железной рукой…

Беспечное настроение, которое не покидало Гоша уже два дня, исчезло без остатка.

Нашел время делать вид, что тебя ничто не касается ради желания лишний раз доказать собственное превосходство Мерлену, а Карно – что не всегда его вариант – единственный. По крайней мере единственный без временных исключений.

Не глядя на спящую девушку, он подошел к окну, чтобы, наконец, проклятый стук прекратился.

*Я просто тупею от безделья. Сегодня мы узнаем, где они. Завтра все будет кончено. А послезавтра вернусь в Париж и принесу Карно повинную голову. Он прав во всем том, чего на самом деле никогда не говорил мне в реальности, но Карно из моих кошмаров – прав тысячу раз…*

Так и не сумев заснуть до утра, Гош на следующий день едва сдерживал нетерпение и уже почти тяготился той ролью, которую себе выбрал – справедливости ради, не лишенной удовольствия, которому не могла помешать даже головомойка от Мерлена, которая сводилась к выплеску раздражения гражданина народного представителя, скорее всего, основанного на справедливых опасениях за собственную шкуру. К сожалению, просто разругаться с ним и выгнать его в Париж было нельзя: кто знает, куда побежит этот человек? И не откажет ли он себе в удовольствии припомнить все хорошее, что он претерпел если честно, то скорее по милости Гоша, чем по собственной, за время их знакомства. К сожалению, взрыв мог грянуть в любую минуту – и хотелось надеяться, что их непрочный союз проживет еще хотя бы сутки.

Любезно улыбаясь каким-то деревенским девицам-подругам Мари, Гош заметил Мерлена, беседующего с очередной древней старухой – видимо, вечером полезет крышу чинить .

Кивнув ему, он подошел, вежливо кивнув пожилой женщине, которая не скрывая симпатии рассказывала Мерлену что-то об истории поселения, Гош отозвал последнего в сторону и тихо поинтересовался.
- Думаешь, история деревни даст нам новую информацию? Возможно, в этом есть резон. Получилось узнать что-то полезное? Они как сквозь землю провалились.

Мерлен буркнул что-то невразумительное, означающее "жди". Затем закончил разговор с местной жительницей. Роль поклонника, отведенная ему Гошем, его доводила до бешенства. К тому же, приходилось ежедневно наведываться в Париж, чтобы не пропускать заседаний Конвента. Время сейчас такое - каждый день что-то может произойти, и нужно держать ухо востро... - Кому провалились, а кому не провалились, - проговорил он тихо, когда они с Гошем отошли подальше. - Пока ты шляешься по бабам, я собираю информацию у нормальных людей. Но тебе, видимо, так приятнее - создавать видимость работы. Да, я узнал кое-что.

- Я не шляюсь по бабам, а тоже стараюсь узнать что-то как умею. Женские сплетни везде одинаковы – что в Париже, что в этой деревне, - хмыкнул Гош, - И тоже кое что узнал. Но выкладывай первый. Кстати, ты тоже выясняешь информацию через женщин, просто у нас разные вкусы.

- Да иди ты к Дьяволу! - побагровел Мерлен. - Еще твоих шуточек мне не хватало! Итак тошно! Понял я, где они живут. Дом там есть один. На окраине. Видный такой дом, но вроде как брошенный. Там видели и ее, и его. У тебя что?


- А у меня нет адреса, зато я знаю, где он держит свою лошадь, - ответил Гош,- И что он каждый день уезжает по дороге в Париж и возвращается к вечеру около одиннадцати вечера. И, раз ты знаешь адрес дома, то больше нам ничего здесь не надо. Наведаемся вечером?


- Да. Вечером. - Мерлен недобро усмехнулся. - Только не одни.


*Этого следовало ожидать... Нет, люди не меняются в одночасье... И, выходит, это сделал я...* Мысли в голове промелькнули одна за другой. Переспрашивать Мерлена не было смысла - этот человек, к несчастью, уже сделал свой выбор. Тащить его с собой было бы большой глупостью, будь хоть какой-то другой выбор.
Машинально рука Гоша потянулась к пистолету.
С другой стороны, если он сейчас даже пристрелит Мерлена как бешеную собаку - делу это уже не поможет. Убийство депутата на глазах благородной публики. Еще обвинят в сговоре с роялистом... Не убирая руку с пистолета, Гош процедил сквозь зубы.
- Молодец, хорошо рассчитал. На что рассчитываешь, Мерлен? Пять минут славы, сдав роялиста и его женщину, которую кому-то обещал спасти? Браво.


- Она либо стала жертвой обмана, либо заговорщицей, - сверкнул глазами Мерлен и нащупал свой пистолет. Если генерал устроил пальбу, чтобы защитить роялиста, лучше он погибнет от его пули. Лазар Гош слишком много сделал для страны, чтобы умереть на гильотине, как предатель просто из-за того, что у него помутился рассудок. А иначе это назвать нельзя. Эжени даже не была его любовницей. - В первом случае я найду способ объясниться с Робеспьером и вытащить ее. Во втором - туда ей и дорога.

- Кристоф Мерлен. В прошлом - комиссар, в настоящем - просто шпион и доносчик. Не сомневаюсь, что Робеспьер тебя послушает, - бросил Гош, разворачиваясь и почти бегом направляясь к почтовой станции. В том, какие выводы сделает Робеспьер из рассказа Мерлена сомневаться не приходилось, как не приходилось сомневаться и в том, что стоит Робеспьеру захотеть - связь с заговорщиками и предательство припишут и самому Гошу. Пожалуй, надеяться можно было только на одно - если Мерлен привязан к кому-то в этой жизни, так это к своему коню. Он будет его щадить, чтобы не потерять из-за заговорщиков единственного друга. А вот он сам почтовую лошадь щадить не станет.

- Карно, - прошептал Гош, садясь на лошадь, - Я часто представлял себе этот разговор. Пора кошмару сбыться. А пока - еще посмотрим, кто приедет первым.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Авг 05, 2010 2:10 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Дом Мишеля Ландри

Маркиза де Шалабр, Робеспьер, жандармы


Маркиза де Шалабр вертела в руках письмо. Незапечатанный конверт, на котором было написано: «Огюстену Робеспьеру» Клер передала ей сегодня утром, когда уходила на прогулку. Она была бледной, под глазами залегли глубокие тени – очевидно, не спала всю ночь. Маркиза попыталась расспросить Клер, но та лишь махнула рукой и вымученно улыбнулась. Часы показывали восемь, но ее соседка до сих пор не вернулась. Маркиза уже привыкла к чувству тревоги, и не обращала на него внимания. Но из памяти не уходило лицо этой девушки из Арраса, сыгравшей такую странную и непонятную роль в истории семьи Робеспьеров. Когда раздался стук в дверь, она быстро спрятала конверт. Если это жандармы, лучше не напоминать лишний раз о Клер – мало ли что написано в той бумаге. Но на пороге стоял Робеспьер. Маркиза коснулась губами его щеки и провела в комнату.
- Я не ждала. Что ты сегодня заглянешь, Максимильян, и не могу выразить словами, как рада тебя видеть. Сейчас я принесу кофе. Мишель уехал из Парижа на несколько дней, а Клер… Где-то пропадает с утра. Так что я сегодня – полноправная хозяйка.

- Благодарю, Жанна... У тебя прохладные руки.  - Робеспьер поймал ее ладонь и на несколько секунд задержал ее у виска. Прохладное прикосновение немного уняло боль, которая донимала  еще с утра. Из-за этого и еще из-за невыносимой жары, он  иногда удивлялся, как вообще дожил до вечера. -  А что касается кофе... Нет, не нужно. Лучше чай, для кофе слишком жарко. И мне не очень нравится то, что ты  осталась совсем одна в доме. Пожалуй, я попрошу Никола пожить напротив, кажется, твоя соседка-вязальщица напротив сдавала комнату, я видел объявление на окне.

- Что ты, зачем? - испугалась маркиза. Она говорила, быстро расставляя на столе посуду для чаепития. - После всех этих покушений на тебя ты не должен отпускать от себя Никола ни на минуту! Он так тебе предан, и не спускает с тебя глаз! Со мной ничего не случится, ну сам посуди, кого я могу заинтересовать? К тому же, я почти не выхожу из дому - мои ученицы разъехались, а друзей в Париже почти не осталось.

- Днем все равно его присутствие не обязательно, а вечером Никола составляем мне компанию развечто по дороге из Клуба и на прогулке с Брауном, - он решил не продолжать дискуссию, так как в висок снова будто кто-то вбил гвоздь. - По правде говоря, то, что гражданка Деманш где-то пропадает с утра мне не нравится и остается только надеяться, что ты не общалась близко ни с кем из ее новых друзей в Париже. Ты не думала о том, чтобы сменить место жительства? Тот же Никола какое-то время подыскивал жильцов в небольшой флигель...

- Ты думаешь, что мне стоит переехать отсюда? - маркиза вздохнула и опустила глаза. - Я думала об этом, Максимильян. Думала, но не решалась сказать. Просто потому, что с этой квартирой у меня слишком много связано, как плохого, так и хорошего. Но хорошего - больше. А я, ты будешь смеяться, но человек суеверный. Я люблю проходить мимо твоего дома, когда возвращаюсь из лавки. Долгое время с удовольствием заглядывала к сестрам Дюпле... Я люблю по вечерам смотреть на соседние дома в лучах заката. И, конечно, помню, как, приехав в Париж из Ванве, устроила для себя этот уголок и привела тебя, гордая тем, что все это сделала сама, без посторонней помощи. Помню, как ты улыбнулся, окинув взглядом мою комнату и сказал, что ты всегда считал, что я гораздо самостоятельнее, чем кажусь сама себе. В тот вечер мы пили чай в гостиной, ты рассказывал мне о свадьбе своего друга и советовался, что лучше подарить ему... Кажется, что это было так давно, но прошло всего три года! - мечтательное выражение на ее лице исчезло, и она вновь стала серьезной. - Конечно, я перееду, если ты считаешь, что оставаться тут опасно. Я не говорила об этом только потому, что сказать вслух - значит признать необходимоить этого решения.

- Никола живет всего через два дома от этого, места и лица, к которым ты привыкла не станут недосягаемыми, - слегка улыбнулся Робеспьер. - Но не стану настаивать,  просто скажи, когда примешь окончательное решение. К сожалению, в дом к Мишелю Ландри ходит довольно много людей, знакомство с которыми нежелательно. Что говорить, здесь ей и доля нашей вины... Я имею в виду себя и Огюстена. Мой брат, к сожалению, совершил необдуманный поступок, а я и предвидеть не мог, что ему придет в голову подобное. В конечном итоге имеем то, что имеем. Мне жаль, что мы невольно стали причиной таких треволнений.

- Не жалей об этом, Максимильян, - тихо сказала маркиза и на секунду сжала его ладонь. - Огюстен не имел дурного умысла, он лишь беспокоился о своей знакомой. Ты слишком строг к нему. Что касается тебя, то я вижу, сколько ты делаешь, чтобы оградить меня от волнений. Однако, я беспокоюсь о Клер. Она никогда не исчезала так надолго.

- Не волнуйся. Должно быть, она... -  громкий, требовательный стук в дверь, прервал его. Недоуменно взглянув на Жанну, он прочел на лице женщины такое же удивление, которое, скорее всего, было написано и на его собственном. Плохое предчувствие только усилило головную боль, а еще появилась твердая уверенность в том, что неприятности только начинаются. В гости так не ходят. Так приходят те, кто либо имеет на то право, либо считает, что имеет... Словно в подтверждение догадки, со двора крикнули: - Открывайте, черт бы вас побрал! Жандармы!

Последнего утверждения и не требовалось, так как с улицы не своим голосом завопила "вязальщица":

- Вот и дождались на свою голову! Хозяин за порог, а власти на порог!

- Заткнись, старая ведьма! - рявкнули в ответ.

- А то что? - не унималась "вязальщица", - Что противозаконного я говорю? Уехал гражданин Ландри! К своей тетушке...

Маркиза побледнела. Тутже подумалось о письме Клер, которое она спрятала в шкафу. Неспроста она сегодня весь день думала о жандармах. С другой стороны, оно было адресовано Огюстену, значит, скорее всего, там что-то личное. Бросив испуганный взгляд на Робеспьера, маркиза направилась к двери.

Жандармов было трое. Тот, что стоял впереди, очевидно, старший из них, бесцеремонно прошел в комнату и сделал знако остальным следовать за собой. - Добрый вечер, гражданка. Прошу вас, назовитесь. Кто вы и кем приходитесь хозяину дома?

Маркиза посторонилась. - Жанна Шалабр. Я снимаю две комнаты у гражданина Ландри и проживаю тут третий год. Что случилось? И по какому праву...

- Вопросы тут задаю я, - гаркнул жандарм, и шагнул в гостиную. Секунду он ошалело смотрел на Робеспьера, потом попятился, но остановился. - Добрый вечер... гражданин Робеспьер.

- Добрый вечер, гражданин... - Робеспьер выдержал паузу, которая выглядела немного театральной оттого, что затянулась, а у жандарма, похоже отобрало речь. Сейчас страж порядка выглядел близким к сердечному приступу, но долго ли это продлится? Неплохо бы успеть взять инициативу в свои руки до того, как с сердечным приступом сляжет он сам. - Что произошло, граждане? Полагаю, что ответ на столь простой вопрос не противоречт уставу.

- Гражданка Шалабр... Нам нужно допросить ее. - заговорил жандарм. Он пришел, чтобы забрать гражданку с собой, но вовремя сообразил, что, скорее всего, она состоит в близких отношениях с Робеспьером, иначе он бы не сидел тут, попивая чай в неурочное время. А это значит, что говорить надо как можно деликатнее. - Но мы можем сделать это здесь, если вы не возражаете.

- По какому поводу? - холодно осведомился Робеспьер. - Предъявите ваш ордер или предписания, данные вашим начальством, иначе я подумаю, что вы превышаете свои полномочия. Допрос подразумевает то, что гражданку Шалабр в чем-то подозревают? Вы так и не изложили суть дела.

- Нет, нет, что вы! - засуетился жандарм. - Только как свидетеля! Вот, пожалуйста, посмотрите предписание. Все честь по чести. Вы ведь знакомы с гражданкой Деманш? - учтиво обратился он к маркизе.

- С гражданкой Деманш? Смотря что подразумевать под знакомством, гражданин, - ответила маркиза, подняв голову. - Гражданка Деманш проживала в одной из комнат этого дома в течение последних двух недель. Это все, что я о ней знаю.

Изучив протянутую жандармом бумагу, Робеспьер перевел дыхание и только слегка кивнул Жанне, давая понять, чтобы она ответила на все интересующие их вопросы. Уточнять в чем дело он не стал. Известие было неожиданным и тяжелым - Клер Деманш была убита, а ее тело нашли на набережной, неподалеку от Нового моста. Довольно оживленное место, но никто ее не заметил, так как тело положили в лодку и накрыли циновкой. Ножевое ранение. Нож убийца оставил в ране, следовательно, не хотел испачкаться хлынувшей из раны кровью, что бывает, если выдернуть орудие убийства мгновенно. Все это было изложено в протоколе, сухом, почти академичном заключении - ведь стражи порядка должны были знать, на что ориентироваться в своих вопросах. Робеспьер устало опустился в кресло, едва удержавшись от желания сдавить виски.

- Когда вы в последний раз видели гражданку Деманш в последний раз? - спросил жандарм. Судя во всему, гроза миновала.

- Клер ушла сегодня утром. Она не сказала, куда направляется. - Маркиза отвечала коротко, зная, что каждое ее слово может быть истолковано превратно. Тревога нарастала. Почему Максимильян так расстроен и что написано в бумаге?

- Вам не показалось, что она чем-то взволнована?

- Нет.

- У нее были знакомые в Париже?

- К сожалению, я почти ее не знала, так что вынуждена снова сказать, что не имею такой информации.

Жандармы задавали вопросы около получаса, затем, распрощавшись, ушли. Закрыв за ними дверь, маркиза бросилась к Робеспьеру. - Максимильян, что случилось? Почему они приходили?

- С Клер Деманш случилось несчастье, - ответил Робеспьер.  Интересно, кто? Кто мог желать ее смерти? Роялисты? Лебон? Комитет безопасности? По правде говоря, Деманш должна была исчезнуть, но не так... должен был быть другой способ убрать подальше эту гражданку, которая возникла так невовремя. Или же все гораздо проще и она просто стала жертвой уличных беспорядков? В это не верилось, но такой вариант тоже не исключался. Судя по поведению жандармов и по форме их вопросов, важной была только показная бравада. Вопросы построены таким образом, что становится ясно: допрос нужен для проформы. Дело уйдет в стол, если по существующим уже уликам из него не сделают весьма симпатичную амальгаму. Сказать, что он очень сожалел? Да, безусловно жаль, что молодая и полная сил женщина закончила свои дни так ужасно, но и искренним это чувство назвать было нельзя. - Она больше не вернется, Жанна...

- Она... О господи... - на глаза маркизы навернулись слезы. Почему-то вспомнилось, как неделю назад Клер расспрашивала ее о парижской моде и самых интересных театральных постановках. - Она мечтала побывать в театре... Наверное, не успела. - Маркиза закрыла глаза и досчитала до десяти. Никаких слез. Никаких сожалений. Иначе не выжить. - Я принесу еще чаю.

- Да, принеси, - механически ответил Робеспьер. Он прошелся по комнате, так как лицо Клер Деманш, вопреки всему, не желало стираться из памяти, а стояло  перед глазами. Сейчас не взволнованное, а смотрящее с немым укором. Еще один призрак в его персональную коллекцию, несмотря на то, что он сам строил догадки о том, кто бы мог это сделать? Что же... Одним больше... Обнаружив в шкафу  початую бутылку коньяка, он плеснул немного в бокал и отпил глоток. Коньяк был скверным.

Маркиза вышла из гостиной. Она и сама не поняла, как оказалась в своей комнате - видимо, задумалась и зашла по привычке. Рука потянулась к шкафчику, где она хранила документы и письма. Вот он - тот самый конверт. Сегодня утром Клер еще была жива. Маркиза достала сложенный листок и открыла его. Если бы Клер хотела, чтобы письмо осталось непрочитанным, то, вероятно, запечатала бы его...

..."Дорогой Огюстен! Мне кажется, что в последнее время ты избегаешь меня, и я ломаю себе голову, чтобы понять, что именно сделала не так. Но бог тебе судья, и если ты решил, что наши отношения нужно закончить, то это - твое решение, которому я подчинюсь, ведь мы никогда не давали друг другу обещаний. В последнее время мне кажется, что за мной наблюдают. Это очень странное чувство. Я боюсь. А вчера я столкнулась с человеком, который смотрел на меня так, словно задумал что-то недоброе. Хочу предупредить тебя. Мужчина, которого ты видел у Ландри - помнишь, он представился сотрудником какого-то из ваших комитетов? - так вот, мне кажется, что он - не тот, за кого себя выдает. Он расспрашивал меня про Аррас, и выяснял такие подробности, которые вряд ли должны интересовать человека при исполнении. А я, глупая, не сразу это поняла, и отвечала. Мне казалось, что так будет лучше. Но - что сделано, то сделано. Я решила уехать. Слишком много неприятностей я принесла тебе и тем людям, к которым ты меня поселил. Мне кажется, что бедный Мишель просто тебя боится, иначе уже давно попросил бы меня оставить квартиру. У меня есть с собой немного денег и документы, выписанные Сен-Жюстом. Я постараюсь покинуть Париж и поеду к сестре, в Руан. Дай бог, увидимся когда-нибудь. Не обижайся. Так будет лучше. Клер".

Маркиза сидела несколько минут, не в силах оторвать глаз от письма. Строчки расплывались перед глазами. Эта девушка предчувствовала, что ей грозит опасность, и не посмела никому пожаловаться. А это письмо... Если Огюстен прочтет его, то будет винить себя всю жизнь. А Максимильян расстроится еще больше. Она сожжет его сегодня ночью. Пусть эта тайна останется между ней и Клер.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Авг 05, 2010 8:26 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Тюильри

Робеспьер, Мерлен

Ночь, во время которой Мерлен не сомкнул глаз, осталась позади. Мысли – одна хуже другой, лезли в голову и отравляли все его существование. Впервые в жизни он испугался. И если бы можно было повернуть время вспять, то он сделал бы так, чтобы никогда не видеть генерала Гоша с его безумными идеями… Лишь вчера вечером, беседуя с доброжелательной обитательницей деревни Шаронна, он вдруг понял, во что влез и что натворил. Скрыл информацию о заговорщике! Да не просто о заговорщике, а об одном из самых видных заговорщиках – английском графе, который орудует в самом сердце Парижа! При мысли о последствиях Мерлену становилось совсем плохо. Да как он, отец троих детей, мог дать себя уговорить этому безумцу Гошу! Да и ради кого? Ради женщины, с которой он пару раз поговорил по душам и которая ему когда-то нравилась? Весь вечер Мерлен кружил у дома Робеспьера, бегал в парк, где тот гуляет с собакой, снова возвращался. Бесполезно. Робеспьера он не нашел, а ломиться к нему домой было бы нелепо. А если все уже кончено? Если Гош решил подсуетиться и наговорил о нем нелицеприятных вещей? Вылив на себя кувшин воды, Мерлен встряхнулся и стал одеваться. Восемь утра. В это время Робеспьер уже бывает в Тюильри. Через полчаса он входил в его кабинет, понуро глядя себе под ноги. К счастью, посетителей не было. Вот и прекрасно – меньше свидетелей его позора.

- Гражданин Робеспьер… Я должен сообщить вам одну информацию. Важную. – буркнул Мерлен и замолчал.

- Что же... Заходите, располагайтесь... - ровно сказал Робеспьер, указывая на кресло и так же, как и собеседник, опустив традиционное приветствие. Что могло привести Мерлена сюда? Неужели не понимает, что не может быть никакого разговора, после той выходки в Клубе? А случай с Брауном - не в счет, ведь это была просто попытка исправить случившееся и в конечном итоге не имело ничего общего с позициями в политке, занимаемыми Мерленом теперь. Фуше, Тальен и иже с ними... Одним словом, граждане заговорщики. Но не исключено, что информация действительно важная, было видно, что Мерлен нервничает, не решаясь начать разговор. Робеспьер не стал помогать ему вопросами, принявшись разбирать корреспонденцию на столе. Тактика, похожая на ту, которую он применял относительно Фуше и Барраса. Молчание. Наверное, это уже ассоциативное, ничего не поделаешь.

- Вы заняты? Мне зайти позже? - Мерлен растерялся. Робеспьер всем своим видом показывал, что этот визит - неуместен. Наверное, держит обиду за его поведение в Клубе. Черт побери, уж лучше б он тогда вообще уехал, чем влезть в историю с заговорщиком!

- Рассказывайте, что у вас, - немного нетерпеливо обронил Робеспьер. Он понимал, что так начинать разговор нельзя, но ничего не мог с собой поделать: неприязнь, возникшая после инцидента никуда не делась и теперь выплескивалась на собеседника, словно в отместку за гадкую сцену.

- У меня есть информация о заговорщике, которого ищет ваше Бюро, - сделав над собой усилие проговорил Мерлен. - Он - английский граф. Уильям Сомерсет. - Мерлен запнулся. В памяти всплыли строчки из записок Эжени. "Личный враг Робеспьера". Тем более надо рассказывать. Пусть уж сам решает, как распорядиться информацией.

- И что же? Что вам известно? - спросил Робеспьер, немного удивившись. Впрочем, в такой информации не было ничего странного, Сомерсета могли видеть на улицах и узнать, несмотря на то, что тот скрывался. Важным вопросом, требующим пояснения, был другой: откуда произошла утечка информации, предназначенной для Бюро? - Если начали говорить, то будьте любезны, расскажите все. Вы должны понимать, что вопрос касается и напрямую вашей благонадежности. Меня не устроят ваши ответы по частям и если вы пришли затем, чтобы назвать мне имя заговорщика, то поспешу огорчить: это нам известно. А вот откуда такая информация у вас предстоит выяснить.

"Ну вот и все...", - промелькнуло в голове у Мерлена. Откуда ни возьмись, всплыло воспоминание о закадычных друзьях Шабо и Базире. Вместе с ними они когда-то выступали против генерала Кюстина и громили жирондистов. ВОт только однажды оба исчезли. А через пару дней Мерлен узнал о том, что оба заключены в Люксембургскую тюрьму. Вроде как незадолго до этого Шабо пошел докладывать Робеспьеру подробности аферы с Вест-индской кампанией... Потом - расследование и предварительное заключение. В следующий раз Мерлен увидел друзей только на Гильотине. В последний раз. Как поступить? Торговаться с Робеспьером? Бессмысленно. Рассказать правду и молиться о том, что он поверит ине посчитает его связанным с Сомерсетом. Мерлен заговорил. Он рассказал о том, как вместе с Гошем решил разыскать Эжени. Как они проникли в ее дом и обнаружили записи о Сомерсете. Как решили разыскать парочку, чтобы передать заговорщика властям. Как нашли дом, где проживает сейчас граф. И как, осознав, что глупо проявлять инициативу в подобных вопросах, вернулись в Париж. Мерлен говорил и о себе, и о Гоше. Пусть генерал сам принимает решение, присоединиться к нему или опровергнуть его слова. - Ну вот и все. - Закончил Мерлен. И сел, напряженно глядя перед собой.

- Значит, ваши поиски касались в большей степени Сомерсета, нежели Леме? - спросил Робеспьер, в упор глядя на собеседника. Поразительно, к чему может привести простое совпадение! Между тем он чувствовал, что Мерлен не лжет, так как тот оставил свою обычную манеру выражаться и, видимо, изрядно напуган. Что же, от этого могла быть и своя польза... Вот только вмешательство Гоша, которое могло расстроить тщательно планируемые Бюро операции, раздражало до невозможности. - Что же... Сказать, что вы поступили опрометчиво - это ничего не сказать. Позволив Гошу втянуть себя в авантюру, вы навлекли на себя неприятности более серьезное, чем полагаете. Что намерены делать дальше, позвольте спросить?

Мерлен опустил голову и развел руками. - Я, если честно, не знаю, что делать. Если моя информация вам сгодится - то и хорошо. Пусть сдохнет поскорей этот Сомерсет, будь он неладен. Не знаю, что еще сказать. Вряд ли вам нужна моя помощь в поиске - у вас жандармы на это есть.

- Сейчас дело не столько в Сомерсете, сколько в вас самих, - отметил Робеспьер. - Что же... Если вы каким-либо образом посодействуете возвращению заговорщика в Париж, при этом не особенно вмешиваясь в текущие события, я буду считать, что мы не зря потратили время.

- То есть, вы имеете в виду... - Мерлен быстро взглянул на Робеспьера. Тот ясно дал понять, что Мерлен может быть полезен в этой истории. Будет ли это значить, что в случае успешного завершения он сможет оправдаться за молчание? И ведь не спросишь. В такой ситуации торговаться - значит рыть себе могилу. Радовало то, что выкурить эту мразь из Шаронны - проще простого. Достаточно там просто помелькать и дать ему понять, что его нашли. Ему придется сбежать из насиженного места. Главное, чтоб на заставах не пропускали никуда, кроме Парижа. - Я сделаю все, что в моих силах, - заговорил Мерлен, подумав. Только знаете... Хорошо бы, если б на заставах его не пускали никуда кроме Парижа. Возможно это?

- Откуда же мне знать, в какую сторону придет в голову направиться заговорщикам? - Робеспьер задумчиво поправил очки. - Застав множество и направить туда людей, значит оповестить всех о том, что мы разыскиваем этого человека... Не проще ли прокричать на улице? И на вашем месте я бы не доверял... товарищу по несчастью. Если не сможете направить заговорщика в Париж - так тому и быть, но я все же смею надеяться, что вы приложите все усилия для того, чтобы генерал Гош не путался под ногами и соблюдал нейтралитет по отношению к текущим событиям?

- Приложу, - буркнул Мерлен. Этот пункт, правда, выполнить было куда сложнее. Как усмирить генерала? Дать ему поленом по башке разве что? Он никого и никогда не слушал в армии, сам себе был хозяин и сам принимал решение. Это значит, что надо просто как можно быстрее попасться на глаза этому графу. Спугнуть его. И постараться проследить. Дальше видно будет. - Я сделаю все возможное. А еще у меня есть вопрос. Эта гражданка... Леме... Ее тоже арестуют? Или все-таки будут разбираться? Она ведь хорошая на самом деле. Просто немного, как это говорится.. не от мира сего. Боюсь, что англичанин просто обманул ее.

- В большей степени я ожидаю от вас именно этого, - размеренно сказал Робеспьер. - Коль уж вы сочли правильным вмешаться в события, которые вас никоим образом не касаются, ищите возможность исправить промахи... Иначе, если вся проделанная работа, о которой вы, без сомнения, догадались, станет ненужной благодаря вашей самодеятельности... я не знаю, что с вами сделаю, Мерлен, - последние слова он произнес очень тихо, но отнюдь не с угрозой. Простая констатация факта. - А по поводу гражданки Леме... Скажите, вы намерены устроить здесь аукцион? Или обмен услугами?

- Да нет, я просто спросил. - Мерлен вскинул голову. - Аукциона не будет. Иначе я бы не пришел к вам. Сейчас не то время, чтобы торговаться, и я это понимаю. - Говоря это, Мерлен думал о письме. которое ему пришло из Тионвиля недавно. Старший сын, Антуан, писал ему о маленьких домашних радостях. После того, как умерла жена, вся тяготы легли на плечи старшего сына и его матери. Антуану было десять, он рос не по годам практичным и умным парнем. Взвалил на себя часть хозяйства, помогал возиться с младшими братом и сестрой - шестилетним Полем и трехлетней Жаклин. Маленькая дочка была любимицей Мерлена. Как она встерчала его, как радовалась, дергала за усы и смеялась тихим переливчатым смехом! Отец, казненный на гильотине, как заговорщик, и отец, погибший, защищая республику - не одно и то же. И именно в том. что он поставил под удар их судьбы, было его главное преступление.

- Вот и прекрасно, - безо всяких эмоций сказал Робеспьер, возвращаясь к своим бумагам. Неожиданно пришла в голову мысль, что все буквально висело на волоске... что, к счастью, не смертельно, так как ведущая заговорщиков агентура не пострадала бы. Недоставало еще терять людей... - Можете идти, Мерлен. О неожиданностях, которые могут возникнуть, сообщайте мне, либо Ришару, но желательно не делать из этого громкое и доступное для обсуждения событие...

Мерлен вышел и плотно закрыл за собой дверь. Можно сказать, что разговор прошел не зря. То, что Робеспьер не ответил на его вопрос об Эжени, показывало, что ее дни тоже сочтены. На секунду стало больно. Но лишь на секунду. Сейчас - 94 год. А в нем есть лишь одно правило - каждый за себя. Приняв решение, Мерлен вышел из Тюильри и направил коня в сторону дома. Поспать пару часов и - за дело.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Авг 06, 2010 2:41 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

улицы Парижа.

Бьянка, Морвель, Франсуа Модье и другие.

Бернар Морвель поправил галстук, немного яркий для этого костюма, деланно зевнул и купил у молоденькой цветочницы скромный букет, который намеревался вручить Беатрис, как только она появится. В целом он изображал из себя праздного гуляку, который назначил свидание, а женщина… О, женщины! Женщина немного задерживается. Сегодня он провел громадную работу с Вильфором, который в процессе разговора сам уверился в мысли, что Беатрис Клермон, раз уж обстоятельства задержали ее здесь, просто обязана помочь им. Ради общего дела. И еще руководствуясь теми соображениями, что ее здесь никто не знает. В первую четверть часа Вильфор относился к идее весьма скептически, вторую – признавал, что мысль недурна, третью – высказывал свои соображения, а по истечению часа уже был всецело уверен что эта гениальная мысль принадлежит именно ему. И начал убеждать самого Морвеля в необходимости именно такого решения. Спор затянулся, но к каким-то заключениям они все же пришли. По правде говоря, он не рассчитывал, что Беатрис будет помогать ему и сейчас, но переданные ему инструкции недвусмысленно давали понять, что передавать информацию и поддерживать связь будет именно она. Что же, с начальством не спорят... Вот он и поджидал Беатрис у входа в захудалую гостиницу «Патриот с флагом», куда в скором времени и должны были подойти те граждане, которых предполагалось поселить именно в это не привлекающее внимания местечко. Морвель рассеянно бросил мелкую купюру уличному музыканту, который, безбожно фальшивя, играл на кларнете «Марсельезу» и принялся терпеливо ждать. Ничего другого не оставалось.

Бьянка расплатилась с извозчиком, и, спустившись со ступеньки, поискала глазами Морвеля. Она не ожидала, чтоони увидятся так скоро. Судя по всему, все пошло не так, как было задумано. Во всяком случае, получив приглашение вместе с Огюстеном побывать на ужине у Дюпле, она сразу поняла, что что-то не так. И точно. Робеспьер нашел возможность переговорить с ней. Он был расстроен и, кажется, совсем не готов к такому повороту. Он сомневался. Ей стоило большого труда убедить его, что она готова к следующему этапу. Он лишь успел коротко ввести ее в курс дела. Гостиница "Патриот с флагом". Завтра ее будет ждать там Морвель. Она не смогла выехать из Парижа и оставлена, чтобы помогать ему держать связь с новоприбывшими. ТАкже она будет помогать Морвелю передавать инфомацию Сомерсету.. Все коротко и сжато.

- О боже мой, это снова вы? - притворно всплеснула руками Бьянка. - Гражданин Морвель, иногда кажется, что вы - моя тень!

- О, возлюбленная моя, я вижу вы разочарованы моим появлением, ожидая, должно быть, увидеть кого-то другого... - с готовностью откликнулся Морвель. - Право, я начинаю завидовать тому счастливцу, о котором вы думали, но рад, что сюрприз оказался неожиданностью для вас... - с легким полупоклоном он передал ей букет. - Надеюсь, что этот скромный букет немного уменьшить степень вашего разочарования... Вы не хотите зайти в кофейню при гостинице? Несмотря на убогий вид, кажется, что она весьма недурна... По краней мере, запахи оттуда довольно аппетитные... Я был вынужден вдыхать из все то время, пока ждал вас...

- Хорошо. Только ненадолго. - Бьянка изобразила на лице скучающее выражение, но приняла букет. Человек, который должен подойти к ней, будет искать пару с букетом цветов, беседующую за чашкой кофе. Будет ли тут Сомерсет? Это загадка. Но свою роль она уже придумала. Собирая информацию о графе, она узнала, что он попал в "черный список" роялистов. А это значило, что, как и говорил Робеспьер, могут найтись люди, которые не выпустят его из города. Вот только такие подробности он вряд ли знал. В любом случае, это значило, что графа следует взять под охрану. - Вы хотите рассказать мне о том, что очень скоро в Париже погода наладится и станет не так жарко? - Она кокетливо оустила глаза.

- Ну разумеется! - воскликнул Морвель. - Ведь до конца лета осталось каких-то два месяца! Но по-правде говоря, я мечтаю о хорошем проливном дожде... Знаете, именно в такие моменты я думаю, что... - договорить ему не позволили сразу три обстоятельства. Где-то пробили часы и он хотел подосадовать на то, что время довольно позднее, музыкант взял неимоверно фальшивую ноту, которая резала бы и менее требовательный слух, и кто-то дернул его за рукав с восклицанием:

- Бааа, гражданин! Вот уж не ожидал тебя увидеть здесь! Мне помнится, что одно время любил сыграть здесь партию, еще в те времена, когда эта гостиница называлась "Лебедь и лилия"!

- Что за... - Морвель повернулся, потом изобразил на лице радостное недоумение: - Ах, гражданин, какая неожиданная встреча! В то время, когда эта гостиница называлась "Фазан и корона", вы всегда выигрывали у меня эту партию!

- Надеюсь, мы наверстаем упущеное! - воскликнул человек, довольно рассмеявшись. - Но ты, я вижу, с гражданкой?

- Разумеется! - Морвель улыбнулся своей спутнице. - Ведь эта гостиница по-прежнему остается местом, где можно выпить неплохой кофе...

"Он - один из них. Он получил документы от Сомерсета. Но у него есть еще одно предназначение. Они хотят убить графа". - Мысли промелькнули молнией. Бьянка уткнулась в цветы, как и полагалось по роли. Робеспьеру нужно не это. Если Сомерсет погибнет, он не получит того, чего хочет на самом деле. Пусть он и говорит с ней, как с агентом. она-то знает, что ему нужно не только раскрыть заговор. Размышления на тему, почему ей так важно выполнять его желания, Бьянка оставила на потом.

- Добрый вечер, гражданин. Мой спутник меня не представил. Беатрис Клермон. - она очаровательно улыбнулась. - Я приехала из Арраса не так давно.

- О, прошу прощения, - извинился Моррель. - Жара делает меня бестактным... Это непростительно... - Они прошла за столик и заказали кофе, непринужденно болтая, как и положено не то чтобы старым друзьям, но по крайней мере, добрым знакомым. На самом деле Морвель был весьма далек от состояния спокойствия, к которому принуждала его накрепко вбитая в голову выучка. В своих воспоминаниях, которые нахлынули так некстати, он сидел в кафе "Отто" с Сен-Жюстом, тогда еще полный надежд молодой провинциал, приехавший покорять Париж. А этот человек... они были знакомы и раньше, как выяснилось... Вот только гражданин Модье пока что не стремился раскрыть его. Морвель чувствовал, что близок к панике.

Бьянка уловила беспокойство своего напарника и заглянула в мысли противника. Ей стало страшно. Он узнал Морвеля - видел его с Сен-Жюстом два года назад. - и не знает, что и думать. Разумеется, он все доложит своим руководителям. И уж тогда защищать придется и Морвеля и Сомерсета. А с этой задачей она вряд ли справится. Робеспьер говорил о том, что если жизнь напарника поставлена под угрозу, значит хороши любые методы. Что ж, видимо. пора прекратить играть в смертное существо. Если бы она была простой смертной, она бы никогда не стала агентом.

- Ну конечно, гражданин Морвель... Вам, видимо, до сих пор не дают покоя ваши успехи двухлетней давности. Сам гражданин Сен-Жюст подошел к вам, чтобы предложить сыграть партию в кости и выпить вина! -Она подмигнула ему и рассмеялась. Я помню, как вы рассказывали мне эту захватывающую историю. - Она повернулась к Модье. - А вы так и не назвали мне своего имени.

- Франсуа Модье, - добродушно улыбаясь представился тот. - Эх, приятно вспомнить былые времена, какие бы неприятности не случали после, как любил говорить мой старый знакомый! Прошу прощения, что не представился ранее... Право, я начинаю завидовать Морвелю! Какой счастливец, что компанию ему составляет нимфа, достойная кисти Давида! - продолжая говорить банальности, Модье думал. Итак, исходим из факта, что Морвель - якобинец. Значит, вся операция поставлена под угрозу. Остается использовать тот факт, что он сам - член Клуба, правда, провинциального, но все же на хорошем счету. Донести якобинцам и друзьям по убеждению и карту морвеля можно считать битой, чьим бы агентом он не являлся в действительности. А пока что... поселение. Придется выбрать эту гостиницу, так как ее предложил Сомерсет и для того, чтобы не вызвать подозрений. А там будет видно.

- У вас прекрасные друзья, Бернар, - Бьянка изобразила смущение. Она отчаянно думала. Рассекреченный агент должен умереть. Или исчезнуть. Робеспьер дал ей ясно понять, что в этой работе не допускается ни одной промашки, потому что под угрозой - слишком многое. Она имеет возможность читать мысли и сомнения. В крайнем случае, всегда можно сказать, что она приставлена следить за Морвелем... Но это - позже. Пока - улыбаться и строить из себя простушку.

- Я ужасно рад, что вы не имеете ничего против таких, немного спонтанных знакомств, - улыбнулся Морвель.

- О, мы совсем засмущали гражданку! - всплеснул руками Модье. - Но позвольте... Эта встреча заставила меня задуматься и признать, что мы ошиблись в выборе гостиницы! Остановились в "Национальной", но хоть она и лучше на вид, такого превосходного кофе там нет, да и пахнет из кухни не очень, знаете ли, аппетитно... Пожалуй, я скажу перенести мои вещи. Что скажете, друзья? Снарядим кого-то в поход за вещами?

***

Музыкант закончил играть "Са ира", проводив взглядом коридорного из гостиницы. Как жаль, что света фонарей недостаточно для того, чтобы рассмотреть и запомнитиь его лицо! Это пригодилось бы... Но черт возьми, какую игру они ведут? Почему презжие действую через третьих лиц, а не через самого Сомерсета? Почему к работе привлечен агент из Арраса? Красивая женщина, о которой он никогда не слышал от постоянных информаторов? Морвель, правда, на хорошем счету, именно благодаря ему удалось отбить коллег в Ванве... Смелость, ум, находчивость... Виконт спас троих тогда, а сам был тяжело ранен. Но почему??? Слишком много "почему". Сложив кларнет в футляр, барон де Бац отправился к набережной.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Авг 06, 2010 3:07 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Версаль, до м Гоша

Генерал Гош, Генерал Карно

- Когда же он вернется? – в тридцать третий раз безнадежно повторил Гош.
- Не могу знать, - снова ответствовала экономка.
Домчаться до Парижа оказалось просто.
Труднее – получить с этого хоть какую пользу.
Еще сложнее - справиться с мыслями.
Париж – трудный город. Слишком много времени, слишком много размышлений.
И на самом деле нет никакого Мерлена, который мчится впереди. Есть депутат, которого ты едва не пристрелил. Который мчится во весь опор к Робеспьеру.
Позади – та деревушка.
И больше – ничего.
Нет, впереди – Карно. В любом случае.
Что ему сказать? - *Карно, я разочаровал тебя. Я ввязался в авантюру из-за женщины, как дурак*…
Или *Карно, помоги мне выпутаться, я осознал свою ошибку*,- а самому вернуться в тот дом в Шаронне.
Или…
Карно все равно нет дома, а уже почти утро.
Видимо, он заночевал в Тюильри, и проведет там весь день.
Значит, не раньше завтра вечера.
Мерлен успеет быстрее.
Можно было бы дать достойный аккорд безумию последних дней и сложить свою голову, защищая роялиста…
Только нечего защищать.
И остаться в памяти людей предателем – тоже не из-за чего.
Карно победил, не сказав ни слова.
Хотелось забыться и уснуть.
Чтобы не снился Карно, чтобы утром не думать про Мерлена, а главное – не давать ход тем мыслям, которые были самыми верными.
Через час, доехав неспешно до Версаля, Гош постарался как можно тише пройти в свою старую комнату, не будя тетку и ее семью.
В комнате было темно и тихо. Впрочем, слишком тихо и слишком темно. И скорее всего, во тьме пряталась лишняя тень.
Демонстративно повернувшись к темноте спиной, Гош зажег свечу, после чего резко обернулся.
- Карно?

Карно не ответил. Только смотрел внимательно на своего любимого ученика, затем отвернулся. Никогда прежде он не совершал подобных поступков ради человека, котрый даже не является его родственником. Просто талантливый ученик. Лучший из всех. Вызывающий в нем нечто вроде родственных чувств. Конечно, это глупость, в особенности с учетом того, что он узнал о нем. В любом другом случае его постигло бы раочарование. Но сейчас... Возможность предложить ему выбор и образумить? Карно, как и обещал, навел справки о гражданке Леме. Когда он узнал, что она связалась с английским графом, он усмехнулся про себя. А когда его агенты из числа роялистов донесли, что Сомерсета ищут Гош и Мерлен, ему стало не смешно. Юный генерал все-таки ухитрился найти неприятностин на свою голову. И ему предстояло принять решение. - Твоя тетушка впустила меня. Садись. И рассказывай. Сам. - Карно говорил спокойно. Что толку называть его дураком - нужно спасать положение. В очередной раз.

Упреки. Подозрения. Разочарование. Железная рука памятника, которая давит. Гошу внезапно показалось, что между их последней встречей с Карно и этой прошло много лет. Честно попросить о помощи? Принять упреки? Кивать, слушая все то, что он и так знает?
*А я ведь тебе нужен, Карно, что ты так за меня цепляешься. Нужен, конечно, потому что твой Журдан как был галантерейщиком, так и останется. И за тобой долг. Ты также тяготишься нашей дружбой, как и я. Потому что мы - статуи. И Больше я не буду думать об этом*.
Гош выдержал паузу и спокойно заметил, стараясь просто перестать думать.
- Что именно рассказать тебе, Карно? Я мог бы рассказать тебе о женщине, которая появилась в моей жизни, когда я думал, что меня все предали. Проклятое человеческое доведет нас однажды до страшных последствий. К несчастью, я оказался ей обязан из-за Фабатье. Я не люблю быть обязанным. А ты?

- Прекрати паясничать, - коротко обрезал его Карно. Ему не понравился тон, который взял его ученик. Упоминание о Фабатье - камень в его сторону. Намек на его долг. Так не пойдет. - Ты совершил глупость, и это знаешь. А теперь думаешь, как бы выйти из игры подостойнее. Я прав? - Его взгляд был тяжелым и непроницаемым.

Гош ровным голосом изложил события последних дней, не опуская подробностей, глядя в глаза Карно.
- Таким образом, я решил выручить от гильотины одну женщину, которая, за неимением других привлекла мое внимание, - продолжил он, - Я знаю, что она меня погубит. И я знаю, что мое единственное призвание – служить Франции. Республике, благо, наш союз допускает наложниц. Все, что я могу тебе обещать – это принять то предназначение, которое я себе сам начертал письмом к тебе два года назад. И отречься от этой женщины, как и всех прочих, которые помешают выполнить мой долг. Но сначала – расплатиться по счетам. Я не отказываюсь ни от одного шага, а теперь ты можешь мне помочь – или, если надобность во мне отпала, отказать мне, - Гош произносил правильные слова все так же ровно, надеясь только, что это – снова ночной кошмар. Но это было правдой, - Я знаю, что ты хотел сказать мне. Служение Республике длинной в жизнь – плохое утешение. Но утешение мне и не нужно.

- Вижу ты подготовился к нашей встрече. Это уже хорошо. Значит, понимаешь, что совершил глупость, - кивнул Карно. Он напряженно думал. Если сказать что-то не так, можно его отпугнуть. Он молод и горяч. И может погубить себя одним неверным шагом. - Я не собираюсь тебя утешать. Но ты хочешь от меня помощи. Какой?

- Двадцать четыре часа, - холодно сказал Гош, - А еще точнее – сыграть двадцать четыре часа на моей стороне. Что до глупости – вчера бы я сказал тебе об идеалах. Сегодня я знаю, что это – бесполезно. Если и быть идеалом – то в глазах потомков. Не в собственных. Через двадцать четыре часа я клянусь тебе, что выжгу все лишние привязанности, все то, что будет преградой моему долгу и единственному для чего я гожусь. Твой ответ, Карно?

- Ты предлагаешь мне аукцион, Лазар? - Карно мрачно воззрился на ученика. Он намекает на его долг? Сыграть на его стороне - это бред. Невозможный. бессмысленный. - Поясни свою мысль.

- Я рад, что мы покончили с лирикой, - не меняя тона, заметил Гош, - Ты ведь таким меня хочешь видеть, не так ли? И вы все с вашими - генерал… Мне было двадцать пять, Карно. Я жить хотел, понимаешь? Но я забуду об этом, расплатившись по счетам. Сыграть на моей стороне – это не значит защищать роялиста и его любовницу. Это значит лишь дать мне возможность прийти в тот дом первым и дать ей оправдание. После этого я обещаю никогда не видеть этой женщины – на свете останется много других. Этой я просто обязан. Не более, - Гош говорил холодно, стараясь не менять тона. Он знал, что в этот час предает многое из того, во что верил. Прекрасная дама. Боевой друг… Иллюзии. Пепел.

- Ей нет оправданий, - Карно был мрачен. - Нет, Лазар. Она - такая же преступница, как и он. И никакого авторитета не хватит, чтобы спасти ее или, как ты говоришь, дать ей оправдание. Войдя в тот дом первым, ты подпишешь себе смертный приговор. Я могу помочь тебе. Но не в этом. Выпутаться. Оправдаться для того, чтобы вернуться в нормальную жизнь и отправиться в армию. У тебя есть выбор. Выбор взрослого человека. Тебе решать.

- Помочь - или вернуть долг? - хладнокровно заметил Гош, - В последние дни я хорошо усвоил твои уроки. И я считаю, что возможность есть. Вспомни Пишегрю, Лазар. Вспомни ту бамажку, которую я случайно нашел полгода назад с надписью *деньги - наличными. Пишегрю*. Стоит мне сказать, что ее передала мне она - с Пишегрю покончено, - он едва улыбнулся, видя смутние Карно, - Это - и правда девяносто четвертый год. И я теперь защищаю не женщину. Не любовь, не честь, не это все. Я защищаю лишь справедливость. И свое одиночество. Я хорошо усвоил урок. Я клянусь не иметь более близких, родных и кого угодно. Клянусь не видеть их в носных кошмарах. Но я должен закончить свои дела здесь перед тем, как стать тем, кем ты меня видишь - а видишь же. Я защищаю эту женщину не потому уже что что-то чувствовал в другой жизни, а лишь ради... Того, от чего отрекусь ради тебя.

- Ради меня? Или ради Республики? - Карно теперь смотрел на Гоша печально. Он до сих пор играет в свои игры и верит в благородство и клытвы. Он до сих пор ничего не понял. - Если ты пойдешь туда еще раз, теюя схватят, - терпеливо ответил он. - - И тогда не останетс яни долгов, ни отречений ради кого бы там ни было. Тебя гильотинируют. Ты хочешь умереть на гильотине, как предатель и заговорщик? Или остаться живым, чтобы стать народным героем? Подумай, прежде чем ответить.

Гош грустно посмотрел на Карно.
- Всю жизнь я хотел стать идеальным, - чуть более человеческим голосом наконец сказал он, - Не моя вина, что все оказалось фальшивкой. Моя задача - закончить это и отречься от всего. Если ты скажешь, что твое расследование военного заговора случайно перееклось с другим - мы наверняка выживем. Если я умру на гильотине - это будет не во благо Республике, - сказав последнюю фразу, Гош внезапно замолчал. Больше не было смысла в самолюбовании, в этом стремлении показать себя назло всем. Больше ничто не имело смысла, пожалуй. Все сбылось - но хотелось, чтобы это все скорее закончилось. Как можно скорее, - Я отрекусь от этой женщины, Лазар, тебе нет смысла опасаться ее пагубного влияния. Больше никто не будет влиять на мои решения.

- Ты не идеален, как и мы все. - Карно тяжело вздохнул. Понял ли его ученик все, что он хотел сказать? Время покажет. Он и так делает все, что может. - Отрекись. И забудь. - Он помедлил, обдумывая дальнейший шаг и решился. - Завтра я еду на бельгийскую границу. Ты можешь поехать со мной,чтобы посмотреть, как ведутся приготовления к сражению. Я хотел предложить тебе это еще два дня назад, но не нашел тебя. Ты поедешь? - он бросил пытливый взгляд.

Гош опустил голову. Пока он встает здесь в позу, Карно ведь правда пытается помочь, фактически уже просто перебирая любые средства. И отталкивать его сейчас - это будет предательством по отношению к старшему другу.
- Конечно, я хочу в Бельгию, - тише сказал Гош, - Больше всего на свете. Я знаю, что натворил. Но я просто не могу теперь повернуть назад, понимаешь? Я обязан ей, Карно. Если я вернусь в ту деревню-я докажу свои связи с заговорщиками. Если уеду с тобой в Бельгтю-моя совесть меня задушит. Прости меня, если сможешь, хорошо?

Карно смотрел на ученика, не отрываясь. С губ готовы были сорваться злые слова. Хорошо, когда можно позволить себе рассуждать о совести. Но и этим рассуждениям есть место и время. Итак, через несколько дней все будет кончено. Гоша арестуют - жандармы ведь идут по следу СОмерсета и невозможно себе представить, что не узнают о генерале. И тогда - конец. Бесславная смерть на гильотине и вечный позор. - Не делай этого, Лазар. - вырвалось у Карно. - Я прошу тебя.
[
- Я не могу, - прошептал Гош, - Не хочу ведь. Но и остановиться не смогу. Меньше всего на свете я хочу подвести тебя, Карно. Это важнее всех женщин в мире. Но я промто не смогу жить спокойно, если буду знать, что сам навлек опасность на человека, котором был обязан. Я не верю, что нет выхода.

- Ты прав. Выход всегда есть. Только он тебе не понравится. - Карно помолчал, обдумывая, как сформулировать все так, чтобы у Гоша не случился приступ упрямства. - Я могу взять часть ответственности на себя. Это будет значить, что ты напишешь отчет для меня. Прямо здесь. Письменно изложишь все, что произошло - как следил за заговорщиком, делая это по моему поручению. Я найду обоснование причинам, побудившим меня обратиться за помощью к тебе, а не к агентам Сен-Жюста. Это спасет тебя от обвинения в укрывательсве информации про заговорщика. Что касается Леме, то она сможет спастись только, если согласится признать, что "работала с тобой в паре. Сможешь ты убедить ее отречься от заговорщика? Вряд ли. А это - единственный способ сделать так, чтобы она избежала ареста.

Гош посмотрел на Карно, почти не веря своим ушам. Изначально он даже не предполагал иного варианта, чем пытаться вынудить Карно сыграть на его стороне кроме как заставить и играть саму независимость. И стать Карно всегда значило стать железной статуей...
- Я ошибался в тебе, Карно, - совсем тихо сказал Гош. Я считал тебя богом, который выше наших страстей и иллюзий. А ты - просто самый лучший из людей именно потому что ты не холодный бог войны, а человек. Я согласен на все.

- Хорошо, - кивнул Карно. На его лице промелькнуло слабое подобие улыбки. - У тебя есть бумага? Садись и пиши отчет. Не забудь - он должен выглядеть отчетом моего осведомителя. Но сначала скажи - что ты планируешь сделать и куда отправишься после того, как мы расстанемся?

- Попробую найти способ связаться с ней, а сам никуда не пойду, - задумчиво сказал Гош, - А после твоего ухода я для начала высплюсь, а потом отправлюсь навестить одну свою знакомую, которая живет поблизости того дома. Если что-она подтвердит, что я не вылезал из ее объятий ни к каким заговорщикам.

- Ей никто не поверит, - устало ответил Карно. Он наблюдал, как Гош быстро пишет свой отчет. Гош, не искушенный в интригах, излагал все, как было, не стремясь что-то скрыть. Прекрасно. Во всяком случае, теперь у Карно будет, что показать жандармам. Когда началось расследование его деятельности, спровоцированное письмом, найденным Сен-Жюстом, в котором упоминался барон де Бац, Карно быстро принял решение. Барон мертв, и можно говорить о нем, что угодно. Например, сообщить, что вел личное расследование его деятельности и именно поэтому вступал в переписку с заговорщиками. Слежка за Сомерсетом прекрасно вписывалась в его легенду.
Получив от Гоша бумагу, Карно покинул его дом. Через час он был в Тюильри. Махнув рукой Колло и Приеру, которые сегодня дежурили ночью, он прошел в свой кабинет и достал заготовленный листок. Это был приказ об аресте Гоша. Сегодня утром он подготовил этот приказ, узнав о его безответственной деятельности, и собирался в случае неудачного разговора подписать у Приера и Колло. Просто потому, что не мог допустить, чтобы Гош погиб, как заговорщик. Но Гош пошел на его условия. Карно поднес спичку к приказу. Через секунду все было кончено.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Сб Авг 07, 2010 3:26 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Шаронна

Эжени, Сомерсет

*Завтра. Завтра мы уедем, и больше все это просто не будет иметь значения. Гильотины, казни, эти люди с безумными глазами – все будет позади. И я сделаю все, чтобы он был счастлив, и никогда не жалел о своем выборе. А потом однажды, когда он будет совсем готов, открою ему свою тайну. Только цветы засохнут, но их взять с собой будет нельзя. Нет, ничего не возьму с собой из прошлого. Все, чем я дрожу, и так со мной и в моих мыслях*, - Эжени прошлась по комнате, которая хотя была чужой и обставлена не вполне в ее вкусе – слишком массивная мебель, скорее даже по моде начала века – с лепниной, позолотой, украшенная массивными завитками, с тяжелыми портьерами на окнах. У них с Сомерсетом однажды обязательно будет свой дом, который она обставит по своему вкусу. Это будут бело-голубые тона, которые так любили в ушедшее время Марии-Антуанетты, но без вычурности. Простые строгие линии. Сомерсет тоже любит античность. И обязательно белые колонны и внутренний дворик, как было у римлян. Можно будет даже завести сад с цветами, которые раскрываются ночью. Например, есть редкие белые лилии – говорят, они раньше были красными и были наказаны на гордыню, когда не склонили головы перед Христом в Гефсиманском саду.

Шаги Сомерсета Эжени различила безошибочно – последние дни он появлялся здесь позже нее, и она уже знала, что он особенно любит видеть, что она готовилась к его приходу – тщательно одета и причесана, с лентой в волосах и книгой или вышиванием (вязание Эжени терпеть не могла).

Вот и он.

- Я не могу поверить, что это случится уже завтра, - улыбнулась Эжени, сжав обе его руки и заметив, что ее спутник стал выглядеть значительно лучше, хотя снова сильно устал. Как этот грациозный с чуть крадущейся походкой мужчина с блестящими ясными глазами отличается от того бродяги, которого она встретила около месяца назад. Иногда она пыталась представить себе Сомерсета в Версале. Он, наверное, слегка странно выглядел в напудренном парике – он слишком смуглый для этого, и длинные волосы, расчесанные на пробор или собранные в хвост ему идут гораздо больше. А туфли с бантами вообще смотрелись на нем нелепо, это точно – он двигается не как танцор, а скорее как феховальщик, с неуловимой грацией, но стремительно. Те женственные вещи, которые носили мужчины при дворе, его положительно не могли украсить, а простая мода революционных времен, напротив, только подчеркивала аристократическую внешность и едва уловимую властность манер, даже скрытую видимой беспечностью и простотой общения. Внезапно смутившись, что она так рассматривает своего спутника, Эжени опустила глаза и рассмеялась.

Сомерсет прижал ее к себе. Как всегда холодные руки, как всегда бледное лицо. Самая совершенная женщина, похожая на иллюзию, мечту и сон одновременно - такая хрупкая и ранимая с одной стороны, а с другой - мужественная и отчаянная напарница, которую он с легкостью вовлек бы в любое приключение. Он мог с закрытыми глазами определить, что она чувствует и считал, что они - одно целое. Нужно признаться и сказать. Выхода нет. Она поймет. - Эжени, ты не поверишь, но я, кажется, дорожу тобой больше, чем хотелось бы, - Сомерсет поцеловал ее и отпустил. - Поэтому я начну сразу с плохих новостей. Я вынужден остаться во Франции еще не три дня, потому что внезапно возникли дела, которые я не имю права отложить. Это первое. А второе - мы должны вернуться в Париж. Прежде всего, потому что так будет проще со всем разобраться. А еще по деревне бродит твой поклонник. Якобинец.

- Не хочу ни в Париж, ни о чем-либо думать сейчас, - улыбнулась Эжени и сразу посерьезнела, - Я знала, что они сделают все, чтобы вернуть нас в Париж. С самого начала знала. Не говори мне про поклонника. Когда ты согласился уехать со мной, и мы покинули город, у меня не стало ни друзей, ни поклонников. Я знаю их слишком хорошо. Для них я - предательница, и искать они меня будут с одной целью - наказать за предательство. Я боюсь их и не хочу видеть. Пожалуйста, давай сделаем как ты обещал мне, уедем завтра. Не возвращай меня в Париж, пожалуйста.

- После гибели моего друга барона я - единственный человек, имеющий выходы на комитетчиков, - грустно заметил СОмерсет. - Сейчас в Париж прибыли люди, которые нуждаются в моей помощи. Лишь завтра я получу документы для них.... Прости, моя муза. Я не могу тебя обманывать. Несколько дней ни на что не повлияют. А я не могу покинуть страну, не закончив начатого - это будет предательством. Посмотри мне в глаза. Ты увидишь ответы на свои вопросы. Сейчас, как никогда, ты нужна мне. Три дня. Максимум четыре.

- Но не больше ни днем? - Эжени подошла совсем близко к Сомерсету и заглянула ему в глаза, как он просил, - Или, кгда они истекут, ты попросишь новую отсрочку? Сейчас все может решиться каждый день. Просто тебя арестуют, а я даже не узнаю, кроме того, что ты не пришел ни в этот день, ни в следующий. То, что мы прожили тут неделю - уже счастье. Но я понимаю. Я хочу разозлиться, но понимаю.

- Со мной ничего не случится. Наша встреча - живое тому потверждение, - Сомерсет осторожно убрал с ее лица упавшую прядь волос. - Я был мертвецом. Мне было все равно, жив я или умру. Я смотрел вокруг и понимал, что этот мир - бессмысленен, и уходил из него своими методами. А потом появилась ты, Эжени. Вернула меня к жизни и подарила мне будущее. Я увидел, что мир не так уродлив, и что в нем есть место для нас с тобой. Я действительно уеду. Обещаю. Но, уехав, я сожгу все мосты. Поэтому я должен отдать все долги и завершить все начатое. Черноволосый всадник с бакенбардами, который расспрашивал о нас сегодня днем, вернется. Позволь мне спрятать тебя от них в Париже.

- Ты не оставлешь мне выбора, - грустно заметила Эжени, - В Париже будет все то же. С тех пор как из ниоткуда возникли эти новые заговорщики, ты приходишь сам не свой. Возможно, я сделала ошибку, отказавшись участвовать с тобой вместе в твоем деле-но ничего не могу поделать. Душой я на стороне Революции. Моя жизнь по ту сторону баррикад. Поэтому придется еще дня три просто ждать тебя со встреч со всякими виконтессами и графинями.

Сомерсет рассмеялся. - Виконесс и графинь мне не предлагается. Все больше виконты и графы. Причем, напуганные до смерти месье Робеспьером и его людьми. Те, кто приехал в Париж, даже побоялись со мной встречаться, и все передают через юного виконта, воздыхателя той самой красавицы из Арраса, о которой я тебе говорил. Итак, мы возвращаемся в Париж. Возьмем ли мы что-то из этого дома? Или оставим все здесь, чтобы жандармам было веселее работать, когда они обнаружат этот дом?

Эжени обвела взглядом комнату.
- Когда-то тут жил другой человек, - заметила она, - Это будет воровством. Кроме того, эти вещи не в моем вкусе. Кажется, он был несколько старомоден. Нет, мы уедем и заведем общие вещи. Надеюсь, тебе понравится то, что я придумала. Ну, пошли. По дороге расскажешь мне, красиво ли было в Версале? Я с трудом тебя представляю там.

- Вашу руку, мадмуазель, - Сомерсет галантно поклонился и повел Эжени к выходу. - Итак, Версаль. Впервые я увидел его, когда мне было одиннадцать.... - Он повел неспешный рассказ о своих впечатлениях, о дворцовых нравах, о трагедиях и поражениях, о моде, интригах и красивых традициях. Глядя на свою спутницу, Сомерсет думал о том, что ни на секунду не жалеет о своем решении покинуть Париж. Он упустил в жизни слишком много, и этот последний шанс был послан свыше. Она - его судьба. У них будет общая жизнь, а весь мир со своими проблемами отступит далеко и навсегда. Они будут идти вместе - вот так, как сейчас. Не оглядываясь назад и радуясь каждой прожитой минуте. А потом обязательно умрут в один день.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Авг 08, 2010 10:36 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Париж.

Бьянка, Морвель, Робеспьер.

Франсуа Рикор молча направился в сторону монастыря Капуцинов, уводя с собой двух смирных лошадок. Что понадобилось Робеспьеру в этом Богом забытом месте, он не спрашивал, так как даже не мечтал, что ему ответят. Достаточно уже взгляда, которым был награжден, когда предложил нанять экипаж. Потом еще добрый час они кружили по узким улицам, иногда останавливались выпить кофе, а теперь ему было приказано ждать у монастыря и точка. Тоном, не терпящим возражений.

Робеспьер некоторое время стоял, глядя вслед удаляющемуся Рикору и пытаясь восстановить в памяти лабиринт улиц. Здесь он был четвертый раз в жизни и каждый раз срочность и скрытность компенсировались важностью информации. Сейчас ситуация, похоже, вышла из-под контроля, так на эту квартиру, доставшуюся им еще от прежних властей, вызывал Морвель. Что могло случиться? Известно, что в Париже должны появиться четыре роялиста из Марселя, которым понадобятся документы и деньги. Задача Морвеля заключалась в том, чтобы полностью пресечь общение последних с Сомерсетом, объясняя это слежкой и опасностью. Англичанин, теоретически, должен заняться документами, которые, в конечном итоге, пройдут через руки того же Морвеля. Задача Жюльетт Флери - запомнить марсельцев, чтобы впоследствии зарисовать их. План прост в исполнении, но что могло помешать до такой степени... Глупый вопрос. Помешать могло все, что угодно. Вплоть до того, что кто-то из агентов раскрыт. Свернув в темную улицу, он еще раз остановился посреди небольшого дворика: там не было места, чтобы сесть, не было места, чтобы спрятаться, да и сам дом удобно расположен для того, чтобы почти исключить возможную слежку.

Из темноты возникла фигура толстой "вязальщицы" с трубкой в зубах, которая следовала за ним еще от монастыря. Кивнув, женщина указала на окна на втором этаже и первая исчезла в подъезде старого дома. Только когда на лестнице показался Морвель, Робеспьер поднялся в небольшую квартиру.

Морвель поднялся и машинально переставил стул ближе к стене, даже не зная толком зачем – ведь окно все равно закрыто тяжелыми ставнями. Среди агентуры об этом помещении ходили не очень хорошие слухи, его называли «саркофагом» и если вдуматься, то название было метким. Возможно, он переживал бы меньше, если бы не должен был отчитываться Робеспьеру лично. Мысль была почти предательской: только нервозности и недоставало для того, чтобы прибавить ее к фактически провалу.

- Что у вас стряслось? – спросил Робеспьер, опустившись на жесткий стул у небольшого секретера.

- Среди информаторов из Марселя оказался человек, который знает меня, - ответил Морвель, подняв взгляд. – Не близко, но все же достаточно хорошо, чтобы заявить о моем знакомстве с гражданином Сен-Жюстом. Он видел нас за ужином, когда я еще не работал в Бюро.

- Такое совпадение случайно? – быстро спросил Робеспьер. Как он и ожидал, новости были скверными.

- Я не уверен, - тут же последовал ответ. – Марсельцы не могли знать, что встретят именно меня, до последнего момента это было под вопросом.

- Логично… - кивнул Робеспьер. – Что вам удалось выяснить о личности того человека?

- Он называет себя Франсуа Модье, судя по рекомендательным письмам, прочитанным мной у Вильфора, занимает довольно завидное положение в пригороде Марселя, состоит в Клубе якобинцев… - он обстоятельно рассказывал о происшедшем, добавляя свои заключения и версии, даже не заметив, что закурил сигару, не спросив позволения хотя бы у Беатрис. Неудобно вышло, вот до чего доводит нервозность.

Все это время Бьянка сидела молча в кресле, не прерывая работы над портретом. Она старательно зарисовывала детали - все, что запомнила - чтобы роялист Модье получился на рисунке, как живой. Изредка она поглядывала тона Морвеля, то на Робеспьера, стараясь уловить их настроения. Ее бедный напарник был расстроен, и ее попытки утешить молодого человека ни к чему не привели. Он был готов ко всему. Его раскрыли. Или почти раскрыли. Рисковать нельзя. Вот и все, к чему сводились их беседы. Бьянка молчала, пока Морвель излагал Робеспьеру события этого вечера. Робеспьер слушал рассказ с бесстрастным лицом, изредка поглядывая в ее сторону. То, что ее отправили на встречу с роялистами всего лишь как художницу, наглядно показывало его решение. Она отстранена, как сомневающаяся. И глядя на Моревля, который сходил с ума от того, что этот роялист просто когда-то видел его рядом с Сен-Жюстом, она понимала, насколько серьезна эта игра и насколько оправдано это решение. В мыслях Морвеля она с ужасом прочла сознание того, что его даже могут убить, чтобы он не разгласил тайну. Все эти шпионские игры – гораздо страшнее, чем все остальное, и те, кто идут в агенты, готовы на все. Как и Сен-Жюст, который, отправляясь в армию, прощался с ней так, словно уходит навсегда.

Тем временем Морвель говорил. Поначалу все шло по плану... Ему удалось сначала убедить Сомерсета не встречаться с роялистами и передать документы через него. Затем удалось убедить роялистов сделать его, Морвеля, своим посредником и не встречаться с Сомерсетом. Таков был план Робеспьера, в который ее, естественно, не посвятили. Но что скажет Робеспьер теперь, когда сам Морвель - под риском разоблачения? Когда ее напарник закончил рассказ, Бьянка протянула рисунок, и, все также молча, подняла взгляд на Робеспьера в ожидании вердикта.

- Нужен человек на ваше место, Морвель, - после долгой паузы сказал Робеспьер.

- Это значит, что я отстранен? - тихо спросил Морвель. Самое страшное, что могло случиться - случилось, теперь уже не было даже переживаний, только усталость и сожаление о проделанной работе. Хотя, здраво рассуждая, иначе было нельзя.

- Нет, - покачал головой Робеспьер. - Вы остаетесь на прежнем месте, но ваша задача сводится к простому присутствию. Уходить сейчас слишком опасно, даже если теоретически мы можем потерять вас где-нибудь в тюрьме, риск слишком велик... Одним словом, нужен человек, способный заменить вас.

- Я понимаю... - сказал Морвель, послушно задумавшись. - Но двое моих агентов - в Ванве. Их появление здесь, в Париже, означает массу неприятностей...

- Есть я. - Бьянка принялась заштриховывать сюртук Модье. Она не поднимала глаз. Робеспьер сам принимает решения. Несколько минут он будет обдумывать сложившуюся ситуацию, затем выскажет свой вердикт. Страшно хотелось заглянуть в его мысли, но она отчитала себя за это желание. Жить среди живых - разве не этого она хотела? Сегодня, когда она вошла к Альбертине и увидела ее горящий лихорадочный взгляд, она поняла, как сильно к ним привязана. К Альбертине. Огюстену. Антуану. и Робеспьеру, который из наваждения превратился в ее руководителя. - Они знают меня. А Сомерсет мне доверяет.

- Об этом не может быть и речи, - немного резче чем следовало, сказал Робеспьер, после недолгой паузы. Вступать в дискуссию он не хотел по многим причинам, самой важной из которых было то, что Жюльетт Флери все же сомневалась в правильности своих действий. Поборов желание открыть ставни, чтобы избавиться от табачного дыма, он повернулся к Морвелю: - Вы понимаете, Морвель, что мы можем внедрять только тех, что уже сотрудничал с вами прежде...

- Тогда Беатрис - самый подходящий вариант, - твердо сказал Морвель. - Она верно все говорит и я сам убедился, что лучшего агента только поискать...

- Морвель, прошу вас оставить личные симпатии и говорить объективно, - оборвал его Робеспьер.

- Но я стараюсь говорить объективно, - ответил Морвель, задумавшись над тем, что он не так сказал.

- Что вас смущает, гражданин Робеспьер? - Бьянка подняла глаза. - Насколько я понимаю, Бернар должен был получить документы и передать их вам. Затем забрать и переправить гостям из Марселя. Вы думаете, я могу не справиться? Эти марсельцы - роялисты напуганы. Ходят слухи, что среди роялистов завелись предатели. Что если они... *Морвеля уничтожат при малейшем подозрении. Вы сами понимаете, что таких, как Морвель, агентов надо беречь. Их немного. Но он - человек. А я - нет. Я читаю их мысли и меня нельзя убить. Так почему же вы упорствуете? Вас смутили мои сомнения? Они исчезли, поверьте. Дайте мне шанс, прошу вас!* - ВТорую часть своего монолога Бьянка произнесла мысленно, постаравшись, чтобы ее мысли достигли сознания Робеспьера.

Сознание того, что вторая часть монолога прозвучала у него в голове, пришло не сразу. А когда пришло, то паниковать было уже поздно, хотя страх все же сжал горло. Сейчас важнее было ответить и на помощь, как всегда, пришла простая логика. Хороший способ уберечься от сумашествия, если подумать.

– Я знаю, что задача вам по силам, - ответил Робеспьер, тщательно взвешивая каждое слово. Отвечать мысленно он не умел, да и не был уверен в том, что это возможно с его стороны. – Но дело не столько в ваших возможностях, сколько в последствиях, которые мы обсуждали во время последнего разговора… - Впрочем, она была права, говоря о Морвеле. И, похоже, у него не было выбора.

- Боюсь, что Беатрис говорит правду, - снова подал голос Морвель, вступаясь за напарницу. – Роялисты напуганы и в наших интересах выполнить задачу как можно быстрее. Беатрис верно понимает задачу, ее присутствие не вызывает подозрений, ее проверил Сомерсет и в случае опасности можно…

- Скажите, Морвель, что вы будете делать, если Модье доложит о том, что вы – якобинский шпион? – спросил Робеспьер.

- А где доказательства? – мгновенно отреагировал Морвель. – Да, я один раз беседовал с Сен-Жюстом, но и барон де Бац, говорят, в свое время работал в какой-то революционной комиссии… Я не привык обсуждать приказы непосредственного начальства, господа… Себе дороже, в конечном итоге…

- Жаль, что ваши рассуждения, касаются только господ, а не граждан, - скептически отметил Робеспьер.

- Гражданин Робеспьер, у меня такой образ! – возмутился Морвель.

- И этим образом гражданин Морвель пользуется весьма успешно, - подхватила Бьянка, желая поддержать напарника. - Бернар - прирожденный актер, и у меня никогда не было более галантного ухажера! Гражданин Робеспьер, пожалуйста, посвятите меня в ваш план! Женщины-агенты в наше время не распространены, им и в голову не придет, что я работаю на якобинцев, хотя бы ввиду опасности подобных вещей! Да и, насколько я понимаю, мне придется всего лишь пару раз встретиться с Сомерсетом и с марсельцами. А Бернар тем временем мог бы ни на шаг не отходить от Модье, и тем самым обезопасить себя! Вот мой рисунок. посмотрите, может быть, вы его узнаете? - она протянула листок.

- Нет, ни его лицо, ни имя не говорят мне ровным счетом ничего, - покачал головой Робеспьер, внимательно изучив рисунок. Еще раз мысленно проанализировав ситуацию, он пришел в выводам, что иного выхода нет, если они хотят завершить операцию в кратчайшие сроки. А ведь скоро должны прийти сообщения из Па-де Кале, что, несомненно, насторожит роялистов. - Что же, будь по-вашему, гражданка Клермон. Вы займете место Бернара, тогда как вы, Морвель, возьмете на себя Модье. Задачу вы понимаете верно, однако позвольте уточнить детали... - изложение деталей заняло не больше четверти часа. В заключение Робеспьер сказал: - Отчетов я жду от вас обоих, граждане. В случае затруднений обращайтесь к "вязальщице", но не забывайте соблюдать конспирацию.

Проводив Робеспьера, Бьянка закружилась по комнате, не скрывая радости.

- Бернар, он все-таки согласился! Согласился! Мы обязательно справимся с этим делом! А Модье будет в тюрьме кусать локти от бешенства. Тебе ведь стало легче на душе после того, как ты все рассказал Робеспьеру? Ну пожалуйста, скажи, что ты больше не расстроен так, как два часа назад!

- При чем здесь душа? - удивился Морвель. - Я признал то, что совершил ошибку, так как не суметь обратить ситуацию себе на пользу и бежать за помощью... это не очень хорошо, Беатрис. Эта исповедь - черное пятно в моем послужном списке, он согласился только потому, что ничего нельзя изменить и если бы в распоряжении были еще люди... Бернар Морвель закончил бы свои дни в тюрьме, а меня вряд ли бы допустили к агентурной работе. Только обеспечение и никаких перспектив...

- Бернар, я просто пытаюсь тебя поддержать, - Бьянка состроила серьезное лицо. - Но если тебе больше нравится быть мрачным и думать о черном пятне в твоем послужном списке - то я могу тебе подыграть. А не приглашать тебя, например, в театр, на какую-нибудь комедию. Сегодня нас должны видеть вместе - у роялистов достаточно своих шпионов.

Морвель не выдержал и рассмеялся.

- Благодарю за поддержку, звезда моя! Лучшего утешителя, чем женщина, прекраснейшая из всех живущих, мне и найти! И это я должен был подумать о том, чтобы пригласить тебя в театр, но... в другой раз. Сейчас мы просто прогуляемся по набережной, выпьем кофе, я буду снова нести романтическую чепуху... Одним словом, мы замечательно проведем время. Пойдем же!

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Авг 09, 2010 1:37 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794 года

Робеспьер, граф Сомерсет

Монастырь святого Петра в предместье Сен-Жермен. Граф Сомерсет хорошо помнил это место, благо именно тут однажды скрывался от жандармов, потерпев жестокое поражение в споре с бароном два года назад. В тот вечер он разнервничался, отчаянно напился и бродил по Парижу, составляя ответ другу, которого посчитал излишне осторожным. Методы борьбы с якобинцами были, пожалуй, одним из немногих камней преткновения в их дружбе. Барон предпочитал действовать тихо, осторожно и строил немыслимо сложные варианты. Сомерсет любил сиюминутные решения – рискованные, но, как он считал, действенные. Как правило, ему везло, и он выходил сухим из воды. Каждый раз после этого следовала отповедь от друга, которая сводилась к тому, что «когда-нибудь судьбе надоест терпеть», и так далее. Сомерсет злился, и… продолжал действовать по-своему. Теперь барон был мертв, а он готовился начать новую жизнь. Вот она – ирония природы.

В это предместье, которое он называл королевством санкюлотов, Сомерсет пришел не просто так. Мысль о том, что виконт приобрел слишком большое влияние на деятельность роялистской организации, его смущала. Три месяца назад это был подающий надежды, скромный позер из Ванве, которому поручались лишь мелкие дела. Теперь же виконт выглядел человеком куда более просвещенным и даже способным принимать решения. Конечно, это хорошо – люди должны расти. Но что-то смущало. На памяти Сомерсета люди начинали вести себя так уверенно только после того, как их перевербовывали. Вот потому он и решил проследить за Морвелем этим вечером после его встречи с марсельцами. Красавица из Арраса была с ним. Они вместе гуляли по городу. Затем куда-то заторопились, а затем… Затем он потерял виконта из виду. Теперь же, граф просто бродил по знакомым местам. Его внимание привлек мужчина с лошадьми, который поглядывал на часы. У него было лицо настоящего патриота на службе. Что он тут делает в этот час? Вряд ли ждет свою даму. Скорее всего, какое-то высокопоставленное якобинское лицо. Сомерсет развеселился. Что если подменить этого честного гражданина и посмотреть, кто придет? Может быть, поулчится, выяснить что-нибудь интересное? К тому же, на улице никого нет. Почему бы не пошутить? Он подошел и попросил спички. Пока тот искал, изо всех сил ударил его по голове рукояться пистолета. Оттащить гражданина в кусты и занять его место – дело пяти минут. Сомерсет замер на месте, услышав шаги, затем склонился к шее лошади…

Он так и остался стоять, услышав знакомый голос. Это был Робеспьер, который попросил вернуться с ним в Тюильри. Сомерсет на секунду растерялся. Затем поднял голову.

- Гражданин Робеспьер! Не думал, что я когда-нибудь вас увижу. Итак? В Тюильри? Или в дом Мишеля Ландри?

- Где Рикор? - спросил Робеспьер, мгновенно узнав собеседника. Этого человека он узнал бы из тысячи с завязанными глазами - просто по голосу, звук которого впечателся в память, казалось, навсегда. Странно, что не было ни удивления, ни даже ненависти, но зато было холодное спокойствие, что на данном этапе и лучше. Они выследили явку? Вряд ли, иначе не убрали бы с дороги Рикора, а продолжали наблюдение. Случайное совпадение? В случайности он не верил. Упоминание о доме Ландри он попросту пропустил мимо ушей, как провокацию, не заслуживающую внимания. Сейчас его беспокоила судьба Франсуа Рикора, жаль, если он погиб фактически ни за что... И так как собеседник проигнорировал вопрос, Робеспьер повторил его: - Что с Рикором, я вас спрашиваю?

Сомерсет возвел глаза к небу. - Увы. Ему не повезло. Время сейчас опасное... месье. - Значит фамилия этого честного якобинца - Рикор. Робеспьера сегодня ждет приятная неожиданность, когда он увидит своего "почившего" соратника живым и невредимым, разве что с шишкой на лбу... Глаза Сомерсета смеялись. Он готов был оказаться как можно дальше от этого места, и знал, что за встречу с этим человеком дорого заплатит ночными виденями и кошмарами. Но это - потом. А сейчас они снова рядом. Один на один. Как тогда, в Ванве. Только несчастной заблудшей разумом маркизы нет рядом.

- Зря вы это сделали, - склонил голову Робеспьер. В словах собеседника не было ясности, судьба Рикора оставалась неизвестной, по большому счету. Хотя... Сомерсету не впервые убивать. И если это так, то он заплатит... Заплатит за все. Скоро. Только эта мысль позволяла сохранять спокойствие, насколько это возможно. Он погладил лошадь, только сейчас отметив, что англичанин держит под уздцы обеих животных. - Вернете мне лошадь или намерены уехать на двух?

- А почему вы думаете, что я позволю вам вернутсья? Вдруг я хочу убить вас? - Сомерсет склонил голову также, как и его враг. Лицо Робеспьера было непроницаемым. У него всегда такое лицо. Кроме того дня в Ванве, когда он, зеленый от бешенства, был вынужден пойти на его условия, чтобы спасти свою любовницу. Мысленно он продумывал ответ на свой же вопрос. Убить его? Он знал, что этого не сделает. Глупая, мальчишеская выходка - упустить момент и посмеятсья на врагом. Просто быть выше этого. Будет ли он жалеть об этом? Скорее всего, да. Но это несчастное создание итак скоро погибнет от собственной злобы и разочарований. А у него есть Эжени, и он - счастливый человек.

- Полагаю, что в этом случае вы бы не спрашивали, куда  я направляюсь, - ответил Робеспьер, внимательно изучая лицо собеседника. Нельзя сказать, насмехается он или же говорит серьезно. В глубине души он был готов к любому повороту событий, Сомерсет не особенно удивил этим вопросом. - Хотя, возможно, вы просто хотели отправиться туда с приличествующими случаю соболезнованиями, в чем я, впрочем, сомневаюсь. Отпустите поводья.

Сомерсет разжал пальцы. В памяти всплыл случай из его университетской жизни. Он всегда был среди тех, кому доставалось внимание девушек. Первый в унверситетских попойках и приключениях, всеобщий любимец и баловень судьбы. Вместе с ним учился сын какого-то обедневшего адвоката из далекой провинции - тощий, вечно голодный молодой человек в очках, всегда - с книгой в руках. Его не любили, так как считали стукачом. И однажды, загнав в угол, выступили против него с обвинениями. Несчастное забитое создание тогда смотрело на них затравленным взором, а затем произнес всего одну фразу. "Пожалуйста, отдайте мне мою книгу.." К чему возникло это воспоминание, Сомерсет так и не понял. Человек, стоявший перед ним, не был похож на того несчастного. Просто ассоциация. - Бегите, месье Робеспьер, - усмехнулся он.

- От вас? - удивленно поднял брови Робеспьер. Все же наглость этого человека была безграничной, какой-то бесшабашной и даже в чем-то заразительной. Похожие черты были в характере Камиля, но сейчас он бы не смог сказать, в чем именно схожесть, так как сам же заботливо стер все из памяти, оставив только смутный образ, который иногда вспоминался как упрек. Только во сне все было иначе. - Много чести, гражданин Сомерсет, бежать от вас. Только к противнику, достойному уважения опасаются повернуться спиной.

- Так вы просто хотели подержать в руках поводья? - широко улыбнулся Сомерсет. - Или вы хотите убежать от кого-то еще? Мы с вами тут вдвоем. - Нет. Он не убьет его. Враг, сохраняющий лицо при личной встрече с человеком, о котором у него вряд ли сохранились приятные воспоминания - редкость. Редкий типаж среди продажных якобинцев, которые устроили этот революционный кошмар просто для того, чтобы обобрать аристократов и нажиться на них.

- Я собирался уехать, если вы еще этого не поняли, - спокойно сказал Робеспьер. На самом деле, его не прельщала перспектива поворачиваться спиной к этому человеку, но если Сомерсет запланировал убить его, то, несомненно, сделает это в любом случае и любым способом. Оказавшись в седле, он секунду раздусывал над тем, дарить ли роялисту вторую лошадь, но потом мысленно отмахнулся. Сомерсет явно считал животное честно добытым трофеем, ну и черт с ним. Тронув поводья, Робеспьер направил лошадь в сторону набережной. Шагом. Оставив противника за спиной. Признаться, спина стала липкой от пота и дело было не в жаре, а в ожидании выстрела.

Сомерсет нескоько секунд смотрел в спину медленно удаляющемуся врагу. Затем поднял пистолет и выстрелил в воздух. Лошадь в его руках рванулась и поднялась на задние ноги, лошадь Робеспьера рванулась вперед и понесла. Сомерсет мысленно рассмеялся. Он хотел удалиться, как король, но вынужден нестись вперед, поджав хвост. Затем разжал пальцы, отпуская второе животное. Тот, второй якобинец, будет рад увидеть своего коня в добром здравии. Где-то послышались шаги - сюда спешили люди. Сомерсет нырнул в подворотню и прижался к двери вонючего подъезда. Вот и еще один день прошел. Через час он будет дома.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Авг 10, 2010 2:18 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Париж.

Бьянка, Модье, Морвель // те же и Сомерсет.

Бьянка издали наблюдала за Франусуа Модье и Бернаром Морвелем, которые устроились за столиком кафе де Шартр, о чем-то тихо беседуя. На столе были разложены карты, и издали они являли собой вид двух достопочтенных буржуа, которые собрались распить бутылочку вина знойным субботним вечером в самом сердце Парижа. Однако, судя по всему, беседа у них была не из легких. Морвель отражал бесчисленные атаки марсельского гостя. А тот нервничал. Неспроста ее сегодня попросили явиться сюда. В течение двух вечером все шло по плану. Она встретилась с графом Сомерсетом и, объяснив ему, что за Морвелем, возможно, следят, забрала у него добытые им документы. Пришлось немного воздействовать на его сознание – сам по себе Сомерсет вряд ли отдал бы документы женщине. Затем Бьянка отнесла комплект Робеспьеру, который, вероятно, сделал какие-то пометки и вернул их ей обратно. Вчера она отдала бумаги Модье и считала свою миссию оконченной. И тут – записка. Вероятно, что-то случилось. Что именно, она понять не могла – народу вокруг было столько, что читать мысли Морвеля и Модье получалось не очень хорошо…

Подходить Бьянка не спешила. Она устроилась напротив кафе с несколькими букетиками цветов, и, кокетливо поглядывая по сторонам, продавала их прохожим. Получалось неплохо – видимо, многие жалели хрупкую гражданку, вынужденную зарабатывать деньги в такое время. Некоторые посетители кафе бросали на нее сальные взгляды, но подходить считали ниже своего достоинства. Это были молодые франты, от которых пахло мускусными духами, с весьма надменными лицами. В одном из них Бьянка узнала юного академика, которого видела в компании учеников Антуана Лавуазье два года назад. Этот юноша тихо переговаривался со своим товарищем – сыном приказчика, и прятал глаза под густым париком. «Английский граф говорит, что от нас зависит, как долго эти чертовы моралисты будут держать власть в своих руках»…. «Робеспьер и его приспешники, говорят, теперь хватают десятки людей и прячут их в темницы…» «А ты слышал, что генерал Журдан, о котором «Монитер» пишет столь хвалебные отзывы, продался австрийцам вместе с Пишегрю?» Этот слух, пущенный неизвестно кем и неизвестно с чего, очевидно, заинтересовал молодого академика, и он, округлив глаза, начал слушать своего соседа по столу. Они говорили тихо, и никто не подумал бы, что их мысли так далеки от революционных стремлений. Но с другой стороны – можно ли обвинять молодежь в том, что они не хотят носить красные колпаки и слушают тех, кто сулит им красивую жизнь? Похоже, Сомерсет в Париже не скучает…

Бьянка увидела, как Морвель сложил салфетку веером и бросил на стол. .Вот теперь – пора. Наверное, Бернар выяснил все, что мог выяснить и таким образом давал ей понять, что ей пора появиться. Бьянка сложила в корзинку оставшиеся несколько букетиков и вошла в кафе. Конечно, Морвель изобразил бурную радость. Затем последовал ее рассказ о том, как она, получив их записку, нашла способ появиться у кафе до их прихода. Когда с любезностями было покончено, она повернулась к Модье, который, даже слушая ее веселый рассказ об опыте торговли цветами, улыбнулся всего пару раз, оставаясь хмурым и напряженным.

- Я могу узнать, что случилось, месье? – едва слышно спросила Бьянка, одновременно с благодарностью кивнув Морвелю, который поставил перед ней чашку кофе.

Франсуа Модье улыбнулся молодой женщине, стараясь, чтобы улыбка получилась приятной, а не напоминала оскал. В последние несколько часов ему хотелось закричать, выйти из себя, дать выход накопившейся злости, грозившей перерасти в отчаяние... Но нельзя. Все, что можно себе позволить - недовольство, притом замаскированное под что-нибудь еще. На самом деле, тут впору паниковать, так как все шло не по плану с самого начала. Он должен был встретиться с Сомерсетом, но встретился с этими двумя. Морвель, хоть и на хорошем счету, крайне подозрителен со своими якобинскими знакомыми. И еще эта женщина, имя которой ему ни о чем не говорит! Да и не только ему... Впрочем, на первом этапе Модье был готов поверить объяснениям, что за Сомерсетом следят и личные встречи могут быть опасны, и даже смириться с присутствием незнакомой дамы, если бы не одно обстоятельство... Сегодня был арестован один из них. В банке, при простой попытке взять немного сбережений с уже существующего счета. Это означало, что некоторые счета блокированы, а такое под силу только правительству. Откуда, черт возьми, могла просочиться информация?! Откуда?!

- Мадам, - без предисловий начал он. - Вы доставили нам документы, за что мы благодарны... Но есть один факт, который нельзя не принять во внимание - сегодня был арестован один из наших людей, без объяснения причин. Побывав в жандармском участке, мы пытались добиться освобождения нашего коллеги под залог, даньги, знаете ли, всем нужны, и жандармы даже готовы были пойти на уступки под подписку о невыезде, но отказали, едва взглянув на его документы. Теоретически - новые и не вызывающие подозрений. Что же не так с этими документами? Скажете мне?

- О господи, - выдохнула Бьянка. Все пошло не так. По плану аресты должны были начаться чуть позже, когда и она и Морвель вышли бы из игры, а из департамента Па-де-Кале поступили бы первые сообщения о задержаниях местных роялистов. Тогда бы всплыла информация о Сомерсете, который назвал эти имена, и его, естественно, стали бы подозревать. Но все пошло иначе. Они с Робеспьером не предусмотрели, что марсельцы проявят инициативу и отправятся в банк самостоятельно. Теперь же Сомерсет выглядел невинной жертвой, а они с Морвелем... подпадали под подозрение. Именно это она прочла в мыслях Модье. Бьянка повернулась к напарнику и порывисто сжала его ладонь. - Боже мой, Бернар, как это могло получиться? Он говорил, что эти документы - из верного источника! Он что же.. обманул?

- Я говорил Сомерсету, что он рискует притащить за собой хвост из ищеек, который может испугать местных боюрократов, - прошипел Морвель. - Думаете, он меня послушал? Черта с два!

- Ты так хорошо осведомлен о том, что за ним шли ищейки, Морвель? - ощетинился Модье, утратив весь внешний лоск, большей частью показной.

- Он сам мне это сказал, Модье, после чего я и сделал замечание, - ответил Морвель. - Включите свое серое вещество, Франсуа! И не нужно валить с больной головы на здоровую, банками тоже занимался Сомерсет и теперь вам предстоит выяснить, кто именно там испугался.

- Почему же мне? - недобро прищурился Модье. - Нам, Бернар. Нам.

- Пожалуйтста не ругайтесь. - Бьянка сказала это тихо, но позволила себе сделать это гораздо жестче, чем обычно. Модье сорвал с себя маску. Пусть же и он считает, что она - не просто посыльная и ломает голову, кто она такая. С его отношением к женщинам, он вряд ли решит, что она может быть засланной якобинкой. - Франсуа прав, Бернар. Этот вопрос нам предстоит решить втроем. А еще лучше - организовать встречу с самим Сомерсетом, чтобы задать ему свои вопросы. Я верно говорю, месье Модье?

- Верно, - кивнул Модье, секунду подумав. Встреча с Сомерсетом, если она возможна, действительно расставила бы все точки над "и", а также прояснила бы многие вопросы. Однако не удержался от комментария: - Только как же опасность, о которой вы все так долго толковали мне?

- Это была гипотетическая опасность, Модье, - взвился Морвель, которому разговор начал надоедать по причине совершенно необоснованных обвинений. - А сейчас есть опасность реальная. Какая именно тебе больше нравится?

- Подожди, Бернар. - Бьянка решила сыграть ва-банк. - Месье Модье нам не доверяет. Это очевидно. Он цепляется к словам и пытается найти подвох там, где его нет. Вашему человеку, месье Модье, были выданы документы и распоряжение вести себя тихо. Он решил проявить инициативу и отправился в банк за деньгами. Не знаю, как у вас в Марселе, а в Париже сейчас опасно, потому что ищейки снуют по всем углам. - Она сузила глаза и вскинула голову. - Вы знаете, как найти Сомерсета и, думаю, справитесь без нас. Удачи вам. - Бьянка решила действовать неожиданно. Нужно поставить этого человека на место. Если же он откажется - что ж, они ничего не теряют. Она просто проследит за ним и заставит действовать по своим приказам, пусть даже ей придется использовать свои способности.

- Нет, постойте, - резко остановил женщину Модье. Похоже, она слишком много на себя берет, но с это второстепенно. Сейчас основная задача в том, чтобы найти Сомерсета. И выяснить, кто на самом деле виновен в утечке информации. - Нам неизвестны его координаты, как вы знаете. Поэтому, и во избежание разного рода неожиданностей, мы пойдем вместе. И не нужно строить из себя несправедливо оскорбленную невинность, мадам. А тем более, диктовать свои условия. Вы прекрасно знаете о сложностях нашей... деятельности и мы не в том положении, чтобы вы сейчас демонстрировали свой характер. Иначе мы бы непременно об этом поговорили...

- Тише. На вас смотрят, - ледяным голосом заметила Бьянка. - Мой характер, как вы выразились только что, позволяет мне выжить в этих условиях. Иначе моя голова давно украсила бы площадь Бастилии. - Она неожиданно ласково улыбнулась. Ее черты лица приобрели женственное и мечтательное выражение. - Поговорим о наших делах?

Морвель почти физически ощущал наэлектризовавшуюся до предела обстановку. А ведь Модье не стоило злить, чем, кажется, собиралась заняться Беатрис. Будучи в ярости, тот может совершить необдуманные поступки, которые только испортят им все, что можно испортить. Не стоит размахивать перед мордой разозленного быка красной тряпкой, даже если это может казаться забавным. - Довольно, друзья, - предостерегающе поднял руку Бернар. - Не будем ссориться. Лучше попытаемся найти нашего общего знакомого, если он решит проверить обычное место для встреч. Так мы решим ряд насущных вопросов и избежим лишних обвинений.

- Обвинений в твой адрес, - пропыхтел Модье, все еще желая дать пощечину этой избалованной кукле. Разложить бы ее как следует на сеновале с парой-тройкой друзей, глядишь, к утру бы запела иначе...

- Ба, Модье, точно так же могу начать бросаться теориями и я, - сказал Морвель. - Особенно, если начну развивать мысль о том, что ты, возможно, посоветовал нашему арестанту сходить в банк получить денежки. И проверить все ли чисто, так сказать, "на живца". Не нужно считать себя умнее других.

- Да ты... - прорычал Модье.

- Не забывайте, сударь, что вы первый начали сыпать обвинениями, - сказал Морвель. - Я всего лишь защищаюсь. Но пойдемте. Мы ничего не выясним, если будем стоятть здесь и пререкаться.

- Ведите, - коротко сказал Модье.

***

На причале было тихо. Граф Сомерсет медленно курил, сидя на не остывшем за день камне, и опустив в воду босые ноги. Вчерашний разговор с Робеспьером его развеселил. Но и неприятные сны вернулись, что, конечно, не радовало. Проснувшись днем. Сомерсет принял достаточную долю своего зелья, затем отправился прогуляться в сторону кафе де Шартр. Это кафе он выбрал в качестве резиденции для своих новых «питомцев» - именно так он называл молодых людей, за которыми вдиел будущее. Они все еще были достаточно робкими и нерешительными, но уже заражались его отношением к пафосным тирадам современным политиков, а когда он зачитывал им отрывки их речей в газете «Монитер», смеялись от души. Показать им, что слова о добродетели и нравственности ничего не стоят. Просто мыльный пузырь, созданный для того, чтобы убивать их личность – не больше. Сомерсет посмотрел на часы – до его вынужденного дежурства на причале оставалось полчаса. Если никто не придет, значит, все в порядке и он моет спокойно возвращаться домой и собирать вещи. Если придет Беатрис, значит что-то случилось. По правде говоря, Сомерсет так и не понял, почему он теперь должен общаться через Беатрис с теми, кто приезжал для связи лично с ним. Нужно будет расспросить при случае.

Услышав шаги позади себя, Сомерсет сжал кинжал и не обернулся. Что-то подсказывало ему, что после вчерашнего Робеспьер вряд ли отправит за ним в погоню наемных убийств. Не такой он человек, чтобы покончить с ним так просто… Сомерсет не поднял голову даже после того, как на его плечо легла рука.

- Тише, граждане. Присаживайтесь рядом. И не спугните тишину. Ее в Париже и так немного, - проговорил он и бросил в воду камешек.

- Не спугнуть тишину... - задумчиво повторил Морвель, глядя на темную воду. - Какие хорошие слова... Однако боюсь, что тишина будет нарушена. У нас есть ряд подозрений, настолько скверных, что это грозит серьезным нарушением всей нашей работы, помимо банальной ссоры... Видите ли, дело в том, что один из спутников гражданина Модье был арестован сегодня, пытаясь взять из Национального банка немного денег... - Морвель кратко обрисовал ситуацию, которая стала причиной спора в кафе и в завершение прибавил: - Теперь месье Модье не доверяет ни вам, ни нам с Беатрис, но все же мы посчитали нужным сообщить...

- Вот именно, не доверяю я этому якобинскому прохвосту, - прорычал Модье. - И предпочитаю, чтобы впредь он держался от меня подальше.

- Какая прелесть! - восхитился Морвель. - Именно я считаюсь якобинским прохвостом, хотя сам Модье постоянно хвастается тем, что на хорошем счету у них...

- Тише, господа, если вы не заметили, среди нас дама, - с достоинством произнес Сомерсет. Он галантно кивнул Бьянке и поцеловал ей руку. Затем вернулся в исходное положение. - Сегодня на небе почти не видно звезд. Это к дождю... А скажите, господин Модье, разве я передавал вам, что вы имеете возможность бродить по парижским банкам? Если бы вы полюбопытствовали, то узнали бы, что банки взяты под контроль якобинцев. В особенности, такие крупные, как Национальный. Разве вам не говорили, что, приезжая в какой-то город, следует поначалу поинтересоваться обстановкой в нем, дабы избежать опасностей? - Сомерсет повернул голову. Теперь он сверлил Модье взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

- Вы настоящий джентльмен, граф, - Бьянка подобрала платье и присела рядом с ним. - Присаживайтесь, господа! Разговор предстоит долгий.

- Она вторглась в мысли Сомерсета и пришла в ужас оттого, что он вчера столкнулся с Робеспьером.

- Нам были обещаны некоторые средства, - жестко сказал Модье. - Чем прикажете расплачиваться за гостиницу и за прочие услуги, которые нам оказывают? Цены там далеко не средние, к вашему сведению... Более того, эти счета были рекомендованы нам, как надежные. И еще, граф. После ареста мы решили попробовать договориться с жандармами... - Модье сделал красноречивый жест, выставив сложенную лодочкой ладонь, что должно было означать взятку, - И, представьте, они были согласны отпустить нашего арестанта под залог, подписку о невыезде и контроль Комитета по надзору. Не так плохо, по сравнению с тюрьмой... Загвоздка вышла только с документами, изучив которые, они наотрез отказались сделать то, к чему были готовы. Как вы думаете - почему? Что-то не так с документами?

- Да? - Сомерсет ничем не выдал волнения. - И правда странно. Человек, у которого я приобрел документы - вполне надежен и получил хорошее вознаграждение. - Сомерсет посмотрел на Бьянку. - Скажите, моя прекрасная леди, вас никто не останавливал по дороге к господину Модье?

- Нет, - растерянно пробормотала Бьянка. - Вы думаете, что я их подменила?

- Что вы, нет конечно. - улыбнулся Сомерсет. Эту женщину он не подозревал. Слишком хорошо он знал якобинок, среди которых единственной, заслуживающей внимания, была храбрая дурочка Теруань. Беатрис была птицей высокого полета. Такие физически не способны отдаваться якобинцам. Если они не заблудшие овцы вроде маркизы де Шалабр. А вот Модье - скандалист. И явно ведет странную игру. В его взгляде Сомерсет прочел скрытую угрозу. А это он научился чувствовать безукоризненно

- Среди нас есть предатель, граф, - прищурился Модье. - И я намерен его выявить... Я сделаю это, чего бы мне ни стоило... Но пока что не стоит ссориться, как говорит Морвель. Что же нам предпринять с банковскими счетами? Может быть, деньги раздобудете вы, раз мы не уполномочены? Или вы, Морвель?

- Полно, Модье, я живу тем, что переписываю известнейшие вещи на якобинский манер. Шекспир, должно быть, переворачивается в гробу... Но суть не в том. Лишних денег у меня нет, а даже если и были бы, я бы вам их не дал.

- Я достану деньги. Сколько вам нужно? Тысячу? Две? - Бьянка улыбнулась Сомерсету. - Благодарю вас за поддержку, граф. - Она была обеспокоена сложившейся ситуацией. В мыслях Сомерсета она прочла горячее желание избавиться от Модье. Как ни странно, он подозревал именно марсельца, а не ее и не Морвеля. Уже легче.

- Пять тысяч, - сказал Модье. - На самом деле можно было бы обойтись и менее внушительной суммой, но нам предстоят расходы, связанные с подкупом чиновников. Понимаете, мы не можем допустить, чтобы наш агент оставался в тюрьме и открыл там рот... Если к нему применят негласные методы дознания.

- А вы думаете, что он доживет до утра? - меланхолично поинтересовался Сомерсет. О методах якобинцев он знал. И знал, что люди, которых не удается выпустить быстро, вряд ли способны их выдержать. На данный момент у него не было возможности уничтожить попавшегося марсельца, но очень хотелось сбить спесь с Модье.

- Доживет, - упрямо возразил Модье. - Им же важно отправить человека на гильотину, да выбить из него побольше. Его будут беречь... до поры до времени.

Морвель молчал, не желая вмешиваться в дискуссию, только внимательно слушал и запоминал, хотя это как раз и не представляло особого интереса.

- Подведем итоги, господа? - Бьянка оглядела присутствующих. Морвель полностью погрузился в написание завтрашнего отчета и, похоже, слегка успокоился. Сложившаяся ситуация его будоражила - он давно ждал чего-то подобного. Сомерсет был задумчив. Как ни странно, она была единственной, кого он не подозревал. Ассоциативная память, похоже, сослужила графу недобрую службу. Только у нее больше не было сомнений. Это была охота за поставленной целью и интересная задачка с сильным противником. Остальное не имело значения. Модье же был преисполнен желания раскрыть заговор и вытащить на чистую воду предателей, которых видел в каждом из них. Порочный путь. Глупец.

- Подведем, - охотно кивнул Модье. - Я предпочитаю выяснить по своим источникам, что не так с вашими бумагами, граф. Но пока что нам нужны деньги, раз уж мы вынуждены здесь застрять на неопределенное время. Вы обещали их достать, что же, не стану даже спрашивать каким образом... Ведь банки, как вы сказали, контролируются якобинцами. Об остальном пока умолчим, чтобы не портить и без того напряженные отношения.

- В кои-то веки согласен с Модье, - лениво сказал Морвель. - Если бы мне сказали подобное еще минут пять назад - я не поверил бы. Вот видите, Франсуа, чем больше вы будете думать, тем лучше у вас будет получаться.... Впрочем, это не имеет отношения к делу. Собственно, мы здесь по настоянию месье Модье, у меня лично нет вопросов к вам, граф. Вы, моя звезда, хотели что-то уточнить? - Морвель взял Беатрис за руку. - Или же мы можем оставить графа слушать тишину, которую так непростительно нарушили?

- Мне нужно достать пять тысяч франков, - задумчиво произнесла Бьянка. Поэтому я буду благодарна вам, если вы проводите меня до ближайшего кафе и оставите. Дальше я пойду сама. Не беспокойтесь, я смогу о себе позаботиться. Прощайте, граф, - она послала Сомерсету воздушный поцелуй. Бьянка отметила, что Модье игнорирует ее, но решила не подавать виду, Очень хотелось высказать вслух все его мысли и посмотреть, как перекосится его лицо, но Морвель дал ей понять, что не стоит слишком злить противника, и она сдержалась. Они оставили графа бросающим камни в воду. Он думал о Робеспьере, о том, что противостояние между роялистами и якобинцами зашло в тупик и об отложенном отъезде, который обязательно должен состояться. Мелькнула мысль о том, что с момента их первой встречи граф изменился так, что она бы его не узнала. Сен-Жюст расстроился бы, узнав, что Сомерсет гораздо больше готов принять бессмертие, чем он, Антуан. Казалось, что он прощается со всей смертной шелухой, хотя и не подозревает об этом. Втроем они дошли до кафе и распрощались. Бьянке предстояло добраться до своего ночного убежища, чтобы забрать часть отложенных денег.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вт Авг 10, 2010 2:33 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь 1794
Париж
Эжени, Робеспьер

Эжени задумчиво сидела в глубоком кресле, наблюдая отчетливый профиль спящего Сомерсета, казавшийся почти черным под балдахином.

В этой квартире все было даже не то, чтобы просто – скорее безлико. Комната сдавалась с мебелью и принадлежала одному из комиссаров Конвента, уехавшему утром в миссию. Сомерсет нагло представился его квартирной хозяйке его братом, приглашенным пожить. Через полчаса беседы женщина была готова уже просто убить своего квартиранта за то, что тот раньше не познакомил ее таким любезным родственником.

Теперь на несколько дней эта безликая комната, сдаваемая с мебелью,- их дом. В отличие от дома в деревне, здесь не было ни стиля, ни красоты. Скорее – просто набор функциональных предметов, которые даже нет смысла – и возможности переставить, чтобы сделать все хоть слегка уютнее.

Сомерсет, скорее всего, замечает все это не хуже нее, хотя и не станет говорить на эту тему, так как чувствует себя слегка неуютно от того, что им приходится скрываться в подобных пристанищах. Даже не влезая в его мысли, Эжени могла понять, о чем он думает и чувствует. Как ни странно, Сомерсет тоже чувствовал то же самое, не обладая даже ее способностями.

Он беспокойно зашевелился во сне. В последние дни он приходит усталый, словно что-то гложет его. Или все-таки он будет больше тосковать по городу, чем признается ей и себе? Может быть, музыка Версаля для него еще жива на этих улицах?

Прикрыв глаза, Эжени коснулась сна Сомерсета, чуть улыбнувшись. Даже если в нем будем другая женщина, какой-то далекий призрак, это не причинит ей беспокойства. А может ей повезет, и она увидит роскошный королевский бал...

Через секунду Эжени вскочила с места, подбежав к спящему.
- О господи, Уильям... Только не она, - прошептала Эжени потрясенно, - Боже, почему я не была ревнива несколько дней раньше. Я бы заглянула в твои мысли и увидела это лицо. Бедный мой, мы погибли.

Беатрис Клермон. Имя - как удар колокола.
Сомерсет не лгал ей. Она его не интересовала... Как женщина. Но как агенту он отдавал ей должное, а она... А под ее именем скрывается та самая сильная белокурая бессмертная Клери, друг Сен-Жюста и сторонница Робеспьера. Не надо иметь хоть сколько-то ума, чтобы догадаться, что Сомерсет окружен врагами, которые просто не дадут ему сбежать.


Нет, никому его нельзя отдать. Никому и никогда. И нельзя просто сидеть здесь, пока кольцо вокруг них все сжимается. Теперь Эжени понимала, что даже трех дней им скорее всего не дадут. Остаться здесь еще неделю назад было уже ненужным риском и почти безумием – но неизбежным. А теперь... Надо сделать так, чтобы Сомерсету просто дали прожить эти три дня…

Следующим вечером, пользуясь отсутствием Сомерсета, Эжени вышла на прогулку по Парижу, точно зная, куда направляется. Учитывая педантизм того, с кем ей предстояло поговорить, она имеет все шансы застать го в парке. Это тоже было в общем-то глупостью – лучше действовать украдкой, не ставя его в известность, но иначе действовать было тоже невозможно.

Большая лохматая собака снова завидела ее первой. Чуть слева Эжени услышала голос. Собака последовала за ней, впрочем – скорее не за ней, а просто к хозяину.

- Добрый вечер, гражданин Робеспьер, - сказала Эжени, - Я искала Вас. Не для того, чтобы съесть живьем. Мне нужен разговор.

- Добрый вечер, - Робеспьер остановился, глядя на молодую женщину и чувствуя, как где-то внутри зарождается чувство, близкое к неприязни. Пока еще смутной, но на все, как известно, нужно время... Настроение не отразилось на лице, но оно отразилось в резком жесте, которым он бросил Брауну палку. Деревяшка с глухим стуком упала где-то на мощеной дорожке и пес, вильнув хвостом, бросился на поиски. - Говорите, гражданка, Леме, я вас слушаю.

- В нашу прошлую встречу Вы опасались, что я просто сверну Вам шею, - грустно сказала Эжени, - Как Вы считаете, почему я этого не сделала и почему я не сделаю это сейчас?

- Я не собираюсь играть с вами в загадки, гражданка Леме, - ответил Робеспьер. - Мне не интересно искать ответ на ваш вопрос или задумываться о причинах ваших действий. Говорите, что вам нужно или уходите.

- Все просто, - ответила Эжени, - Я не опасна для Вас и неопасна для Республики. Позволив мне удалиться вместе с Сомерсетом, Вы получите для Республики многое. Заговор исчезнет. Мир уступит место войне. Моих невеликих способностей хватит, чтобы убедить оставшихся главарей роялистов подчиниться республике. Никаких больше мятежей. Никаких фальшивых ассигнаций. Капитуляция противника. И этого добьетесь Вы, используя лишь Ваши принципы, ничего более, и взяв этот принцип за основу: благо для общества ведь для Вас важнее частных желаний. Так докажите своим примером верность этого принципа. Я знаю, какое зло причинил Вам Сомерсет. Дайте ему уехать – и Вы победите не его одного, но многих противников. Изгнание из Франции будет нам достаточным наказанием, поверьте.

- Не пытайтесь играть со мной в эти игры, гражданка Леме, - зло сузил глаза Робеспьер, позволив эмоциям отразиться на лице. - О деталях заговора я осведомлен гораздо лучше, нежели вы, позвольте заметить и не собираюсь обсуждать с вами подробности. Даже ваших сил, которые весьма скромны, насколько я знаю, недостаточно, чтобы уничтожить всех заговорщиков, фальшивые ассигнации и добиться капитуляции противника. То, что вы говорите просто смешно. И я не стану потворствовать вашим прихотям, не надейтесь.

- А если я просто скажу – я умоляю Вас? – спросила Эжени, слегка опешив от почти ненависти, сквозившей в голосе Робеспьера, - Это не прихоть. Близкие – это не прихоть, Вы знаете это не хуже меня. Вы кинулись бы на защиту тех, кого любите еще сильнее – и - хочу верить - тоже не стали бы действовать из-за угла.

- Близкие? - холодно осведомился Робеспьер. - Ах, да... Что же, вы сделали свой выбор, но для гражданина Сомерсета все останется неизменным. Я не изменю решения и вы вряд ли сможете повлиять на него. Скорее, вам придется свернуть мне шею.

- Я слышу в Вашем голосе почти отвращение. Больше всего на свете мне когда-то было важно Ваше одобрение, - заметила Эжени, хотя ей прошлые события казались теперь совсем далекими, - Я знаю истоки Вашей неприязни – они вполне справедливы. Я несу часть ответственности за то, что произошло в марте. Но я искупила свою ошибку как могла. Я до сих пор переживаю ее каждую минуту. Это – мой последний шанс на спасение. И для него тоже. Отпустите нас - и даже моих скромных способностей хватит, чтобы нанести заговору смертельную рану.

- Сегодняшние события не имеют отношения к весенним, - безразлично сказал Робеспьер. На самом деле он просто старался не воскрешать эти события в памяти, это хотя бы как-то помогало удержать душевное равновесие. И только невесело рассмеялся в ответ на слова Леме, что делал нечасто. - Списки всех заговорщиков и агентов, явки, адреса и пароли... Вам это не под силу. Да и я не поверю той информации, которую изложите вы. Довольно об этом.

- Довольно, - Эжени посмотрела Робеспьеру в глаза и выпрямилась, - Я достаточно унизилась перед Вами и достаточно выслушала слов в уничижительном тоне, которого не заслужила. Весь этот год я боролась как могла за одно только право – быть равной. Год назад Вы могли бы обойти весь Париж, и не нашли бы бессмертного более заинтересованного в победе Революции. В Театре вампиров я была на положении, близком к любимым вам санколютам при монархии – униженное, незаметное существо. Я училась у людей свободе. Я хотела быть другом революционерам. И что я получала в ответ? Да ничего. Нашелся лишь один человек, который вовремя протянул мне руку, чтобы вытащить меня из этого кошмара. Я отплатила ему тем, что полюбила его. Я мечтала стать другом его друзьям, но они оттолкнули меня, так как я снова оказалась не на своем месте. Потом я потеряла и его. Но я простила и Вам, и другим. Уже не ради себя – ради того дела, которое оставалось. Я снова оказалась на дне и искала наощупь хоть чье-то плечо, хоть какую-то опору. Вы-то ее были не лишены. Над Вами хлопотали, Вас поддерживали и всех волновало только одно – чтобы Вы не волновались. Это вредно для Вашего здоровья. Да если бы у меня была хоть часть этой поддержки тех, кого Вы назвали сейчас *Ах, близкие…* - да даже в те дни я была бы счастлива. Но этого не было. Революция, которой я хотела быть полезной, только отвергала меня. И я увидела свет только уже сама протянув руку помощи несчастному
затравленному человеку, которого захотели не просто уничтожить, но растоптать. Революция должна была вернуть людям человеческое достоинство, а не лишить его. И только научившись самой помогать кому-то я обрела поддержку и уже не просто ответную признательность – но тот самый союз равных. И будь он трижды роялистом, мы – больше дети Революции, чем те, кто старается возвысить одних за счет других. И хотя сейчас Вы говорите со мной, как с презренным созданием – теперь у меня есть опора, которая не позволит мне чувствовать настоящее унижение
от этих слов. Впервые за весь год, хотя весь год я хотела только быть другом и соратником революционерам. И это не прихоть. Это – принцип, причем принцип революционный. И сейчас я могу это. Заменить "честь – честностью, обычаи - принципами, благопристойность -обязанностями, презрение к несчастью презрением к пороку, наглость - гордостью, тщеславие -величием души, интригу - заслугой, остроумие - талантом, блеск правдой, скуку сладострастия - очарованием счастья, убожество великих - величием человека".

- Сколько еще речей вы намерены процитировать прежде, чем мы завершим этот бесполезный разговор? - спросил Робеспьер, отбирая у Бруна палку и снова бросив ее, уже не так резко, как прежде. - Все сказанное вами, даже если и частично справедливо, не имеет никакого отношения к сложившейся ситуации. Перед нами было множество примеров, подобных вашему, но я не намерен делать исключение для вас. Мне глубоко безразличны ваши взлеты и падения, предпочтения в личной жизни и положение в обществе. Это ваша жизнь, делайте же с нею что вам угодно. Роялист понесет заслуженное наказание и я сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло как можно скорее.

Эжени грустно посмотрела на Робеспьера и, не прощаясь, пошла к выходу из парка.

Просить бесполезно. Остается только попробовать вывести Беатрис Клермон и ее сообщника - с которым вдвоем она появилась - на чистую воду. Чего бы это не стоило.

Сомерсет сказал ей, что встретится с Беатрис и ее соратником из Ванве сегодня. Соратник же этот и рекомендовал Беатрис. Неведение? Скорее - предательство. Но он - простой человек. И если Беатрис отлучится хоть на минуту, а Эжени окажется рядом, она сможет заставить его признаться во всем перед Сомерсетом или кем-то из других роялистов, что его цель - подставить графа. Да..Да... а что будет с предателем - не дело Эжени.

Несколько кварталов она шла без остановки, не особо разглядывая прохожих и дорогу – она знала ее наизусть. Дойдя до кладбища Эрранси, она, не замедляя шаг, зашла внутрь, свернув в самую дальнюю и новую часть, где хоронили казненных.

Встав у одной из могил, она долго молчала, глядя в пространство.

- Ты не простишь, - тихо сказала она, обращаясь к земле, - И будешь прав. Но я надеюсь, что простишь хотя бы ты, - она посмотрела в пространство, обращаясь уже не к человеку, - Ты теперь знаешь, что я только защищаюсь.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere


Последний раз редактировалось: Etelle (Сб Авг 21, 2010 5:08 pm), всего редактировалось 2 раз(а)
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вт Авг 10, 2010 2:39 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Июнь, 1794.

Париж.

Эжени, Морвель, Модье.



*Итак, Среди них бессмертная. И она здесь не случайно*, - Эжени наблюдала сцену, разыгрывавшуюся в кафе из окна подъезда дома напротив. После разговора с Робеспьером все стало ясно. Сомерсета не просто убьют. Он говорил про заслуженное наказание. И теперь подслушанный не так давно разговор виделся более ясно. Под именем Беатрис Клермон прячется Клери, и ведетап игру вместе с агентом Робеспьера. Они хорошо все придумали… Ей такой план был бы не под силу. Сомерсета убьют свои же – за то, что пытался выйти из игры – достаточно пустить слух о его отъезде. А виноватой, кстати, снова выйдет она. Более того, после смерти Сомерсета вскроется факт предательства, и тут граф не найдет покоя даже там, куда уйдет навсегда.
*Ты простишь мне, простишь*, - Эжени забыла, к кому обращалась четверть часа назад. Но мысль успокаивала. Заменить честь – честностью. Наглость – гордостью. Блеск – правдой. Убожество великих – величием человека. Единственное несчастье Сомерсета в сравнении с Робеспьером – что он – человек. И его нельзя дать растоптать. Никак.
Дождавшись, пока Беатрис уйдет, Эжени приняла решение. Модье, судя по мыслям, хотя бы похож на честного человека. А Морвель… Надо дать ему возможность спастись. Если его сторона спасает своих. Спасают ли своих роялисты, Эжени не знала, кроме того, что Сомерсет готов был отдать за них собственный последний шанс. Впрочем, как получится.
Двое остались в таверне напротив. Эжени покинула свое убежище.

- Гражданин Морвель, - изобразила она на лице радостное узнавание, - Вы меня не помните? Как же – Вы учились в университете вместе с моим братом. Он потерял Вас из виду пару лет назад, а теперь умер… - она погрустнела, надеясь, что правила приличия не позволят Морвелю быстро прервать диалог, - *Пей*, - мысленно приказала она, - *Ты доверяешь мне. Тебе надо выговориться*.

Морвель недоуменно посмотрел на молодую женщину, темноволосую, темноглазую и... печальную. В первую минуту он был уверен, что не знает ее и подсознательно искал в ее словах ключ к пониманию зашифрованного сообщения. Но такового не было... Баранр рассмеялся про себя. Вот до чего доводит работа, когда двадцать четыре часа в сутки думаешь только о явках, встречах, паролях и прочем. Потом пришло и узнавание. Да это сестра его университетского друга, только когда он видел ее в последний раз она была совсем маленькой девчушкой. Параллельно какая-то часть сознания пыталась привычно анализировать, хотя бы вспомнить имя того друга, но он отбросил все. Захотелось просто поговорить.

- Да, конечно, я помню вас, - сказал он, выпив бокал вина. Жарко. - Модье, позвольте вам представить сестру моего друга... Жаль, что он умер. Мы были друзьями долгое время, а потом судьбе было угодно, чтобы мы поссорились. Разошлись во мнениях... Разумеется, не обошлось без дамы.

Модье изумленно смотрел на Морвеля, в полной уверенности, что тот сошел с ума. Такого бреда тот не городил, даже когда признавался в любви своей "звезде", черт бы ее побрал. Пробормотав
что-то вроде одобрения, он чел за благо промолчать и наблюдать за развитием событий.

- Не только без дамы, но и без Сен-Жюста, - заметила Эжени, - С тех пор Вы стали другим, не так ли? Ушли назад старые знакомства. Вы стали, наверное, большим человеком с тех пор, - *Пей*, - снова приказала она Морвелю, внутренне ужасаясь тому, что делала, - Простите, гражданин, - обратилась она к Модье, - Едва ли Вам это интересно.

- Какая, впрочем, разница? - уныло пробормотал Морвель, осушив еще один бокал вина. Внутренне он ужасался своим действиям, сознавая их неправильность, но ничего не мог с собой поделать. Дурной сон, не иначе. Когда хочешь сделать одно, а получается противоположное. - Сен-Жюст, он... Ну, мы с ним не виделись с тех пор...

- Что вы, очень даже интересно, - живо откликнулся Модье на реплику дамы и ничуть не преувеличивая. Значит, якобинец увел у Морвеля даму. Хех, теперь понятно, за что он так ненавидит это сброд. Интересненько... И напивается как сапожник.

- Очень грустная история, - заметила Эжени, - Он узнал, что его товарищ по университету был аристократом. Он стал его первой жертвой. И это произошло после знакомства с Сен-Жюстом. Что касается дамы, то она была аристократкой и отвергла гражданина Морвеля. Он решил отомстить – а, может, просто распушить хвост перед дамой сердца. Вскоре после этого гражданин Морвель исчез из университета в Суассоне.
*Пей*,- снова приказала она Морвелю, - *И говори. Это – правда. Ты давно хотел признаться*

- Да, правда, - сказал Морвель, успев подумать, что если будет так много пить, то рискует умереть от отравления. Что именно правда, он не понимал. Не понял, похоже и Модье, у которого немного вытянулась физиономия.

- Я, признаться, ничего не понял, - добродушно сказал Модье. - Но этот разговор частный, он и не имеет ко мне отношения....

- Гражданин Модье, - тихо сказала Эжени, - Простите за спектакль. Эта история всегда была его слабым местом, и я не нашла другого способа показать предательство того, кого Вы называете виконтом. Посмотрите, как он держит бокал. Посмотрите, как он ставит локти на стол. И подумайте о его первой жертве… *Пей*,- приказала она Морвелю, - *Скажи что тебя отстранили – ты только об этом и думаешь. И говори что твое задание было скомпрометировать графа Сомерсета. Подставить его перед Робеспьером, а заодно пустить слух, что он хочет выйти из игры без наличия опасности для себя, чтобы его убили свои же. Говори!*

Разум метался где-то в панике, не повинуясь действиям, которые он совершал. Он не хотел пить, никогда не пил так много и сразу, но пил, помимо своей воли. Почему-то пронеслось и исчезло воспоминание о том, как умер человек, на спор решивший выпить немереное количество вина. Неважно. Он выпил, хотя желудок начал протестовать. Нужно было сказать. Сказать, а потом - будь что будет.

- Я думаю только о том, что меня отстранили, Модье, - серьезно сказал он. - Не могу перестать думать об этом, поэтому и говорю. Я должен был скомпрометировать графа Сомерсета, чтобы его убили наши... свои же... люди. Сказать, что он хочет выйти из игры. А Робеспьер... Робеспьер не простит провала...

Модье вскочил, не веря собственным ушам. Да с какого перепуга Морвель начал говорить такие вещи?! То есть, он сам подозревал Морвеля, но одно дело подозревать, а другое - слышать этот бред, который человек несет, словно в дурмане. Заколдовала его эта ведьма, что ли? Однако если подумать... Морвель ведь изрядно пьян...

- Пьян, - с презрением сказала Эжени, - он уже не слышит. Та история про женщину аристократку для него и правда болезненна. Я знала, что поймаю его. Так что будем делать, Модье? Если бы я осмелилась давать Вам совет, я бы советовала проверить легенду Морвеля более тщательно. Я нашла слабые места, которые надо проверить, а доказательства были перед глазами каждую секунду. Речь, манеры… Это не маскировка. Но я жду Вашего мнения, хотя у мня есть свое предложение.

- Какое же предложение? - с интересом спросил Модье, разглядывая так неожиданно свалившуюся на них женщину. Что-то в ней внушало если не страх, то опасения. Ведь не может же человек ни с того, ни с сего вдруг сойти с ума и начать откровеннчать? Несмотря на это, ее слова заинтересовали.

- Вам надо встретиться с графом, - тихо сказала Эжени, - Морвель специально говорил Сомерсету, что ему не доверяют. А Вас удерживал от встречи с ним один на один. Вам пора все прояснить, шаг за шагом. Вы все – в сетях Робеспьера. Морвель проспится. У Вас есть все основания не доверять мне. Я делаю это только из любви к графу Сомерсету. Из любви к нему я проверила Морвеля, узнав о его подозрениях. Я нашла ту историю. Дальше - все было проще. А Вы сейчас делаете выбор. Или якобинец прав, и Вы прогоните меня, сказав, что он просто напился. Или - говорите с Сомерсетом без свидетелей и начистоту. А его, -посмотрев на засыпающего Морвеля, заметила Эжени, - Мы сохраним в надежном месте.

- Нет, нет, я верю вам, - почти задушено прохрипел Модье. Черт возьми, а ведь в словах этой женщины была доля правды! Сам Бог послал ее в ответ на его молитвы и на стремление раскрыть этот заговор! Теперь все становилось на свои места. - Я поговорю с Сомерсетом, теперь мне известно место встречи и я смогу обходиться без этих вот... - он кивнул в сторону Морвеля. - Однако вы совсем не думаете об осторожности. За нами могут следить и ваше лицо могут запомнить. А если не ваше, то мое точно. Не станем привлекать внимания. Пусть спит, а завтра уже будет поздно что-либо менять. И нет нужды его прятать и тем самым выставлять себя напоказ! Он все равно не отходит от меня в последние дни. Не отойдет и завтра, когда Сомерсет будет уже обо всем осведомлен... Здесь нужна осторожность... - забывшись, он горячо пожал руку незнакомой женщине.

- Я тоже Вам верю,- пожала руку Модье Эжени, делая вид, что флиртует с трезвым гражданином - И Вы правы. Морвель станет нашим осведомителем. Завтра он проспится и ничего не вспомнит. Опасайтесь Беатрис. Что касается встречи с графом, назначаю ее Вам на сегодня три часа полуночи, у входа в катакомбы - этого места избегают якобинские жандармы. Вы - ответ на мою молитву о честном человеке, который поверит, месье. Благодарю за все, и - я назначаю встречу графа, - Эжени поднялась, разыгрывая кокетку, которая решила сбежать в последний момент.

Модье задумчиво смотрел вслед незнакомке, задумавшись, может ли в полной мере доверять ей. Что-то подсказывало, что может. Интуиция, шестое чувство, называйте, как угодно. Только он успел подумать о том, где бы понадежнее устроить Морвеля, как тот пошевелился, тряся головой и хмурясь. Полно, дружище, ты выпил столько вина, что протрезвеешь не скоро.

- Ну, Морвель, вы сегодня превзошли сами себя! Надо же так напиться и городить такую чушь, которой и в бреду не выдумаешь! Что на вас нашло?

- Ничего, - механически ответил Морвель, обхватив руками голову. Тошнило. Выпитое просилось наружу. Но бившаяся в голове мысль-воспоминание, на этот раз четкая, притупляла даже эту свинскую необходимость опорожнить желудок. Он сам рассказал о задании. Уничтожил все, над чем работал. Почему? Виной была эта женщина? Он не знал. Однако факт оставался фактом. И ничего нельзя изменить.
Рука потянулась к карманному пистолету. Как во сне, Морвель взвел курок, глядя на перекошенное лицо Модье. Тот что-то кричал, потом бросился, пытаясь толкнуть его. Зря. Поднеся дуло к виску, Морвель выстрелил, и последнее, что успел почувствовать, была жесткая столешница, женский крик резанул слух на доли секунды. А потом наступила тишина и забвение.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3 ... 30, 31, 32 ... 35, 36, 37  След.
Страница 31 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group