Список форумов Вампиры Анны Райс Вампиры Анны Райс
talamasca
 
   ПоискПоиск   ПользователиПользователи     РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Тайна святого Ордена. ВФР. Режиссерская версия.
На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5, 6 ... 35, 36, 37  След.
 
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Окт 28, 2009 2:19 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Дом Дантона.

Камиль Демулен, Дантон.

Дантон еще раз прошелся по комнате, бросив еще один злой взгляд на соратника. Казалось, что за все то время пока он так расхаживает, на полу должна была образоваться протоптанная дорога, а от соратника остаться горсть дымящегося пепла - из-за количества испепеляющих взглядов. Кричать он уже просто устал, а запас бранных слов понемногу истощился, даже странно замечать за собой такое, но в данный момент Дантон даже не задумывался об этом, сжимая в кулаке номер "Старого Кордельера".

- Ты понимаешь, что ты натворил, Камиль? Понимаешь?! - он устало вытер пот со лба и снова принялся мерять шагами комнату. - Зачем, скажи, зачем тебе это понадобилось?! Я тебя просил об этом?! Скажи, просил?

- Нет. Никто не просил. - устало ответил Демулен. Этот разговор начинал его утомлять. УТром он уже выдержал сцену с Люсиль, которая устроила настоящую истерику. - Я изложил то, что думаю, Жорж. Мне надоело смотреть на беспредел, который творится среди тех, кто считает себя вправе называть себя главными политиками страны. Ты ничего не делаешь, только сидишь, ешь, пьешь и думаешь о своей печальной судьбе. Что ты сделал, вернувшись в Париж, Жорж? Что стало с громогласным трибуном Революции? Я написал правду. Все говорили о том, что Огюстен Робеспьер устроил беспредел, будучи комиссаром, освободил людей, обвиненных в умеренности. Да. нас называют умеренными. Но это - вопрос принципа. Я написал о том, что каждый день на гильотине рубят головы людям, которые повинны лишь в том, что не так посмотрели на кого-то из членов Конвента. Они умирают за неосторожное слово, за неосторожно высказанную мысль, за взгляд. А Огюстен Робсепьер, я уверен, будет оправдан, несмотря ни на что. Не надо быть провидцем, чтобы знать, чем закончится эта история. Уверен, его оправдают. И оправдают его не потому, что кто-то докажет его невиновность, а просто за то, что он брат Максимильяна. Вот и все. Не понимаю. почему я должен молчать!

- Я слышал не один раз, как Огюстена Робеспьера обвиняли в том, что он останавливает гильотины и тем самым мешает исполнению приговоров. Нет, я не защищаю его, просто не могу понять, чего хотим мы сами, - устало сказал Дантон. - Возможно, его оправдают. А может быть и нет. Ни Комитет, ни Конвент не пойдут против санкюлотов, Камиль. И если большинство, не без помощи Эбера, будет настаивать на том, чтобы Робеспьера младшего казнили - он будет казнен. А вот месть старшего будет страшна, как судный день. И он будет рубить головы до тех пор, пока сам не окажется на эшафоте. Тут тоже не надо быть провидцем. Но ты так и не сказал мне, зачем ты это сделал. Назови хоть одну, кроме той, что тебе захотелось написать правду.

- Мне захотелось написать правду. - упрямо произнес Демулен. - С какого момента тебе недостаточно этого объяснения? Или ты думаешь, что я скажу тебе, что тайно договорился с кем-то из эбертистов и вынашиваю коварные планы завести народ против Максимильяна и его соратников? Не скажу. Потому что это было бы неправдой.

- Умная у тебя голова, Камиль, - мягко сказал Дантон. - Да дураку досталась. Ты внимательно его слушал? Он в последнее время говорит о кликах, после истории с Фабром не так сложно догадаться, кого он имеет в виду под номером вторым. Но несмотря на это он дважды спасал тебя. В первый раз ты не выдержал и высказался, чем заставил Максимильяна задуматься, а во второй раз у тебя, к счастью, хватило ума промолчать, так как ты сам ничего не понял. Так вот. Эту статью, великолепно написанную, кстати, я сам смеялся бы, если бы мне не хотелось плакать... так вот, эту остроумноую статью он тебе не простит. Это не времена Ассамблеи, Камиль, насмешек он больше потерпит. Тем более от тебя.

- И что ты предлагаешь? Заткнуться? Извиниться и уехать? Поздно, Жорж. Мы заварили эту кашу и мы должны идти до конца. Что я и собираюсь сделать. Пойти до конца. Говорить то, что я думаю. Я не верю, что все настолько прогнило за эти четыре года. Не верю, что люди ослепли настолько, чтобы прятать глаза, боясь услышать правду. А Максимильян - не бог. Он не имеет права вершить собственный суд. Если он казнит меня за мою статью, пусть так и будет. Может быть, кто-нибудь поумнеет и прозреет.

- Да кому это поможет!!! - загремел Дантон. - Сейчас кашу заварил ты, любезный друг и из-за тебя можем погибнуть мы все, моралист ты чертов! Ты что, еще не понял, почему он выступил в мою защиту, когда высказывался Эбер? Потому что считает тебя своим другом, идиот! А если он перестанет так считать, то Комитет быстро обменяет голову Эбера на наши. - Дантон устало махнул рукой. - Я устал с тобой спорить, Камиль.

- Успокойся, Жорж, - Демулен опустился в кресло и налил себе воды. - Что сделано, то сделано. Единственное, что тебе остается - это откреститься от меня. Я пойму. И останусь один. Я не хочу подводить тебя под монастырь. Но я не отступлюсь, чего бы мне это не стоило. И ты это знаешь.

- А ты еще больший балбес, чем я думал, - отеческим тоном сказал Дантон. - Не понимаешь, что если он решит, что вовсе и не друг ты ему, то креститься нам уже будет поздно. Вот так.

- Что теперь? - коротко спросил Демулен.

- Думай, что теперь, - ехидно ответил Дантон. - И я тоже буду думать.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Ср Окт 28, 2009 8:31 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Открытое заседание Комитета общественного спасения

Колло д Эрбуа занимался делом, которое в последнее время уже вошло в привычку: нервничал. Как скверно то, что слушание было открытым… При закрытом, поставил бы свою подпись, опираясь на большинство и все, а на открытом слушании черт его знает, что может случиться… Вот Эбер с Моморо сейчас будут от счастья петь «Марсельезу», не иначе. Сплетни расползаются так быстро, что уже ни для кого не секрет, что никакого отчета Огюстен Робеспьер предоставить не может, что отчет украден… Черт бы их побрал! А значит, заседание превратиться в показательное выступление, не иначе, в котором ему уготована не самая лучшая роль. Он как раз раздумывал над тем, где лучше сесть, чтобы высказаться последним, с какого края начнут счет, когда последнее кресло справа занял Сен-Жюст. Черт! Осталось только два места посередине… Пока не заняли и те, он устроился рядом с Бийо и старательно делал вид, что ничего не происходит.

Ждем только Барера. Да, сложно писать сразу две речи. Одновременно. Но вот и он. Надо же, не опоздал. Место председателя занял Субербьель, присяжный трибунала. Ну и слава Богу, того идиота, который мямлил на слушании в Комитете безопасности придушить хотелось.

- Граждане, - начал Субербьель. – Гражданин Огюстен Робеспьер обвиняется в том, что, будучи комиссаром Конвента, превысил свои полномочия в департаменте Верхней Саоны. Не стану повторять все, что было сказано в Комитете общественной безопасности, это вы можете прочесть в официальном листке, наша же задача состоит в том, чтобы разобраться, были ли полномочия действительно превышены или имеет место заговор. Гражданин Бернард официально уведомил меня, что целью его доклада являлось желание прояснить ситуацию, а также он опасался обвинений в умеренности. Гражданин Бернард, вы подтверждаете это?

- Да, - ответил Бернард, поднявшись с места. – Подтверждаю. Мне пока нечего добавить.

- Прежде, чем мы предоставим слово гражданину Моррелю из департамента Верхней Саоны, который также выступил в роли обвинителя, мы бы хотели выслушать мнения тех, кто не подавал официального обвинения. Иными словами, присутствующих здесь граждан. Прошу вас.

- Я хочу выступить, - поднялся Эбер. - И не просто выступить, а процитировать одну газету. Не Папашу Дюшена, нет, соратники. Вот, "Старый Кордельер" напечатал любопытные мысли на тему террора и тех, кто подпадает под приговоры революционного трибунала в последнее время. И, черт побери, правильные вещи пишет гражданин Демулен! Вчера, например, было казнено сорок два человека. Я не поленился, залез почитать их дела. И что мы видим? Вот, Морис Арси, к примеру. Булочник. Он продал булку на три су дороже, чем она того стоила, а дальше завертелось. Простой булочник! Живой человек, с семьей и отпрысками! Его обвинили во всех смертных грехах! За что? За то, что он пытался накопить денег себе на жизнь! В последнее время суд строг. Весьма строг. Приговаривается к смерти большинство людей, представленных на суд присяжных. Огюстен Робеспьер же уже заведомо празднует победу. Пьет на улицах, гуляет с девками, все у него в порядке. Похоже это на поведение человека, который чего-то боится? Нет, и еще раз нет! Он уверен - что бы он ни делал, окажется безнаказанным! А отчет, который был составлен - я уверен - с грубыми нарушениями - просто пропал. Просто ли? Уверен, что нет. Кто-то подумал: нет отчета - нет дела. И взятки гладки. Я требую, чтобы Робеспьера-младшего судил революционный трибунал! Требую! И народ - на моей стороне! Граждане, объединяйтесь в борьбе против коррупции! да здравствует революция!

- Я поддерживаю гражданина Эбера, - поднялся с места Каррье. - И признаюсь, что впервые за долгое время согласен с тем, что пишут в "Кордельере". Мы хотим справедливости и не хотим наблюдать то, как наши соотечественники идут на эшафот за преступления, которых не совершали или же за проступки, которые были столь незначительны, что заслуживали, самое большее, только порицания. Не стану повторять гражданина Эбера, скажу только, что если действия Огюстена Робеспьера контролировались Комитетом, а творил он, как известно, беспредел, то куда же мы катимся, граждане? Все, у кого есть влиятельные покровители будут творить то, что им вздумается, а мы будем позволять ввести себя в заблуждение? Нет, граждане! Если нам не будет предъявлен настоящий отчет, в чем я лично глубоко сомневаюсь, то путь гражданина Огюстена Робеспьера судит трибунал.

Колло хмыкнул, отметив, что все притихли. Как, больше никто не хочет высказаться? Жаль. Даже жаль.

- Если больше никто не хочет высказаться, слово предоставляется гражданину Моррелю, - сказал Субербьель.

Моррель поднялся на трибуну. Теперь он чувствовал себя уверенно, так как вчера его разыскал тот самый таинственный покровитель и убедил в необходимости произнести еще одну речь. Ведь справедливость должна восторжествовать? - Граждане! - начал он читать с листа, - Я говорил и повторю еще раз, что требую суда над комиссаром, виновным в произволе, посягнувшим на законы республики, тем самым заронив сомнения в сердца честных патриотов. Если этому человеку позволено вершить самосуд, руководствуясь только собственным мнением, то что станет с нацией? Что станет со свободой? Так мы придем к тирании, граждане! К тирании, которую, казалось бы, вырвали с корнем. Мне печально сознавать это, мое сердце обливается кровью при виде страданий, которые терпит французский народ не только от тех, кто является врагами Республики, но и от тех, кто считаются в глазах общественности патриотами. Я требую трибунала.

Сен-Жюст встал. - Я хочу высказаться. Я предполагаю, что мы имеем дело с хорошо спланированным заговором. И я готов представить доказательства. Прежде всего, возьмем сам факт прибытия этого отчета. Депеша о его получении была отослана, о чем имеется отметка. Однако отчет не был зарегистрирован. Секретарь, гражданин Альель, который мог бы пролить свет на эту историю, был убит две недели назад. А позавчера в журнале появилась отметка о его получении. Я готов поклясться, что раньше ее не было. Кому-то было выгодно представить все в ином свете. Это первое. Второе. Несколько вопросов к гражданину Моррелю. В трибунале при италийской армии был некий Лафон. Огюстен Робеспьер и Рикор отправил его в Париж. Как выяснилось, Лафон тесно связан с компаньоном и соредактором гражданина Эбера, Марке. Не подскажете ли, гражданин Моррель, кем вам является гражданин Марке?

- Гражданин Марке? - повторил Моррель, озираясь вокруг. - Но мы... Но я... Да, я прихожусь ему дальним родственником, но мы виделись пять лет назад в последний раз.

- Я не понимаю, какое отношение к делу имеют родственники гражданина Морреля, - поднялся Каррье. - Вам выгодно обвинить во всем Папашу Дюшена? Или кордельеров? Все вы любите кричать о заговорах, не имея на руках никаких доказательств, а между тем сейчас разбирается дело Огюстена Робеспьера, а не Морреля. И не доказательство то, что ваш отчет не был зарегистрирован. Написать можно тоже все, что угодно. И когда угодно. Вот газету, например, может читать любой гражданин, а кто может иметь доступ к вашим спискам, кроме вас самих? Нет, это не доказательство! Или зачитывайте отчет или же мы требуем трибунала!

- Тем более что имеется информация о связи одного из арестованных с иностранной разведкой, - добавил Моморо. В зале одобрительно зашумели, но с места поднялся Максимильян Робеспьер и шум стих.

- Граждане! Насколько мне известно, - начал он, - комитеты общественной безопасности и комитет общественного спасения наводили справки касательно этого дела. Общественный обвинитель заявил, что до него не доходили сведения, касательно деятельности гражданина Гимара из Верхней Саоны. Гражданин Бернард, находящийся здесь сейчас, может подтвердить, что гражданин Гимар обвинялся как умеренный, но у него не было никаких сведений, говорящих о том, что упомянутый человек был каким-то образом связан с иностранной разведкой. Если, разумеется, гражданин Бернард не возьмет свои слова обратно, объяснив свой поступок трусостью. ---- В зале раздались смешки, Бернард поднялся, прилагая все усилия, чтобы сохранить невозмутимый вид. Ему это удалось, когда депутат заговорил, голос звучал спокойно. --- Я подтверждаю свои слова. У нас действительно не было сведений, подтверждающих причастие гражданина Гимара к иностранцам.

- Я продолжу, граждане. Это подтверждение свидетельствует о том, что существует заговор, угрожающий как свободе, так и республике...

В зале зашумели, но никто не решился высказаться открыто.--- Мы наблюдаем сейчас предмет усилий, которые недоброжелательство беспрерывно употребляет, чтобы ввести Конвент в заблуждение. На это я и хочу обратить ваше внимание.

- Вы, гражданин Робеспьер, говорите все это, пытаясь сменить тему обсуждения,- заговорил Моморо.- Сейчас рассматривается деятельность комиссаров Комитета общественного спасения в целом и гражданина Огюстена Робеспьера в частности. Вы же сейчас произносите речь, которая не имеет отношения к делу. И говорите о том, что Конвент вводят в заблуждение и пытаются сбить с истинного пути.

- Снова гул в зале. Возражать открыто не решается никто, но как долго это будет продолжаться? - Я еще не закончил, гражданин Моморо, - ледяным тоном сказал Робеспьер. - Вы уже высказались, позвольте это сделать и другим.

Моморо сел, не пытаясь скрыть торжество.

- Действующая система клеветы проводится страшным способом и доходит до жестокости. Мы обрекаем себя на ярость самых опасных клик, одна из которых стремится разрушить отечество, вторая же хочет найти в падении своего рода победу, при этом интересы Республики не принимаются с расчет...
- А к какой из клик ты относишь себя, Робеспьер? - выкрикнул кто-то из зрителей. Кто-то засмеялся, кто то даже зааплодировал. Робеспьер спокойно переждал шум. Сейчас казалось, что кто-то повернул время вспять, и он снова оказался в Ассамблее. Но и тогда и сейчас у него была цель, к которой он шел, несмотря на препятствия.

- Республика, - продолжил он, когда шум стих, - поделена между лжепатриотами, аристократами и кликой, представление о которой могут дать Эбер и его соучастники. Да, они нападают на аристократов, но вместе с ними они хотят погубить патриотов, чтобы господствовать после их гибели. Все истинные патриоты скоро станут их жертвами, если и дальше будет продолжаться эта преступная деятельность. Иностранный заговор, о котором говорил гражданин Эбер действительно имеет место. Злодеи, объединившись с иностранными государствами, ни во что не ставят республику. Республика для них - предмет грабежа, народ - стадо, которое, как они считают, должно вести их к изобилию. Я заявляю, что мы стали жертвой хорошо организованного заговора, ставящего своей целью погубить истинных патриотов.

Бийо-Варенн выслушал слова Сен-Жюста, чувствуя, как его душит злоба. Черт возьми, этот мальчишка возомнил себя единственным вестником и архангелом террора и хочет возглавить его самолично. Сейчас он увидит опасность в Эбере, а потом кто? Да, следующим станет Дантон, и он, Бийо-Варенн лично поклялся в этом. Голова за голову. Но что потом? Бийо неожиданно ощутил подобие холодка пробежавшего по спине и поднялся.
- Граждане, а я предлагаю вернуться к словам гражданина Сен-Жюста. Расследование, как всегда, проведено блестяще. Как всегда, гражданин Сен-Жюст нашел такие факты, о существовании которых никто не подозревал и не догадывался. Но я хочу задать гражданину Сен-Жюсту дальнейшие вопросы по его «расследованию». Конечно же, Огюстен невиновен. Конечно же, это все – происки Эбера и его клики, так ведь, Сен-Жюст? Это – заговор, берущий корни от кордельеров, всегда бывших главной опорой правительства, а сейчас ставших неугодными лично вам. Как удобно, что произошла история с гражданином Огюстеном, подстроенная лично Эбером и его шайкой. Удобный повод отправить политических врагов на гильотину! Говорите дальше, Сен-Жюст. Не сомневаюсь, что Огюстен сейчас будет оправдан, а виновник заговора – Эбер – понесет на следующий же день заслуженное наказание!

- Откуда такие сведения, гражданин Бийо-Варенн? - холодно спросил Сен-Жюст. - Виновник заговора - гражданин Эбер? Если можно, поподробнее об этом. Я где-то упомянул о кордельерах? Об Эбере? О его, как вы выражаетесь, "Шайке"? Мои вопросы касались гражданина МОрреля, и я заявляю, что уверен: его появление в Париже было тщательно спланировано неким лицом. Именно поэтому я говорил о родственниках и поддельных отметках о получении отчетов. Я не назвал ни одного имени - заметьте.

- Так называй, - резко ответил Бийо-Варенн, - Я лишь позволил себе сделать несколько предположений о дальнейшем ходе расследования и его результатах.

- Не имею привычек бросаться непроверенными обвинениями, - презрительно ответил Сен-Жюст. - Поверьте мне, как только у меня появятся подтверждения моих предположений, имена будут названы незамедлительно.

- Ну и к чему пришли, черт побери? - повысил голос Карье. - Гражданин Робеспьер, гражданин Сен-Жюст, вы бросаетесь обвинениями, не имея на это ни прав, ни доказательств! А между тем несправедливые обвинения были выдвинуты! Конечно, гражданин Огюстен Робеспьер будет сейчас освобожден, так как все начнут разоблачать "шайку Эбера", которая хочет, какое преступление - восстановить справедливость! Тогда уже и вы, гражданин Максимильян Робеспьер не стесняйтесь, перестаньте пудрить всем мозги и рассуждать о кликах. Заявите прямо и вы, что во всем виновата шайка Эбера. Эбер с кликой ездил хозяйничать в Верхнюю Саону, как же иначе!

Бертран Барер подавил желание схватиться за голову. Черт уже с ним, с Эбером, не хватает только раскола в Комитете. Он поднял голову и посмотрел на Бийо, быстро указав глазами на Эбера и постучав по часам - *После*. А теперь… можно попытаться выправить положение.
- Граждане, - звучно, но мягко сказал Барер, - Что я вижу? Как так случилось, что от доказательств и рассуждений мы перешли к необоснованным личным обвинениям в адрес ближайших соратников? Видимо, заговор Врагов Республики действительно далеко протянул руки. Граждане, ну будьте же благоразумны. Я призываю всех вернуться от оскорблений и беспочвенных подозрений к обсуждению, а также, в свете новых обстоятельств, призываю всех отправить дело на доследование до завтрашнего дня. Прошу дальнейшего расследования и отсрочки вердикта Комитета до его окончания!

- Гражданин Барер, присоединяюсь к вашему удивлению относительно необоснованных обвинений, - ответил Сен-Жюст. - Уже не первый раз слышу навязчивое высказывание относительно гражданина Эбера - вроде как его пытаются в чем-то обвинить. Однако, я не произнес ни слова. Что это? Желание навязать нам новую тему для обсуждения? Как тут было правильно замечено, слушается дело Огюстен Робеспьера. Так давайте же и говорить об этом?

- Да что вы говорильню устраиваете, мать вашу? - взорвался Эбер. - Голосуем, кто за то, чтобы Огюстена Робеспьера отдать под революционный трибунал!

- Поддерживаю гражданина Эбера, - вскочил Моморо. - Значит, в одних случаях у нас трибунал работает быстро, а в других - медленно? Я требую, чтобы вопрос был решен сегодня же! И думаю, что остальные меня поддержат. А что касается гражданина Огюстена Робеспьера, то обвиняемому, обычно, даже не дают слова. Однако в этом случае можно сделать исключение, раз речь идет не о просто гражданине, а о гражданине, пользующимся своим положением и покровительством. Гражданин Огюстен Робеспьер, ответьте, где отчет о ваших действиях в департаменте Верхней Саоны?

- Здесь, - спокойно ответил Огюстен. Он подошел к столу Комитета и положил на стол папку, которую держал в руках. - Можете проверить по печатям его подлинность.

В зале воцарилась гробовая тишина.

Колло не решался прикоснуться к проклятому отчету несмотря на то, что папка лежала прямо перед ним. Как во сне он слышал, что отчет должен быть зачитан. Ну и черт с ним... А вот в голове засела одна едиственная мысль: если кто-нибудь узнает о его роли в этом, то он - труп. Исключение из клуба якобинцев - это еще самая малая беда по сравнению с эшафотом. Не хочется грызть корзину раньше времени, ох как не хочется... Чтобы изобразить занятость, Колло обвел взглядом зал. Было так тихо, что урони он на пол монету - эффект был бы как от выстрела. Взгляд задержался на Эбере. Ох и плохо же ему наверное... Скорее бы все это закончилось. Он почти не слушал, что читает Субербьель, до сознания доносились только обрывки фраз:

...Я узнал затем, что сторонники Бернара, добились сожжения протокола этого заседания, — поступок, который достаточно свидетельствует обо всем, что вам важно выяснить и относительно меня и относительно общего дела… Колло едва слышно хмыкнул. Все бы отдал, чтобы присутствовать на том заседании. Можно себе представить что там говорили, раз даже протокол сожгли.

…Лишь только уволенные были возвращены своим согражданам, как закон о максимуме, который встречал некоторые затруднения, был выполнен… "А я где то слышал, что было наоборот", - продолжил комментировать про себя Колло.

…Я взошел на трибуну и спросил, правда ли, что на меня был сделан донос, правда ли, что Бернар осмелился говорить с этой самой трибуны, будто мой брат под моим влиянием вынудил Конвент издать декрет для подавления патриотов. Единогласное подтверждение, последовавшее в ответ, оставляло мне один путь представить отчет о своих действиях, что я и сделал … Колло едва не зажмурился. А вот про вынудил, это уже слишком. Ох и посыпятся головы… Как яблоки.

...Я должен обратить ваше внимание на заведующих госпиталями 6-й дивизии Рейнской армии. Эта часть очень плохо организована или вернее дезорганизована благодаря либо неопытности, либо зложелательству. Больных отправляли в госпитали, которые едва догадались построить и в которых ничего не было, кроме голых стен... А это уже про армию. Карно что-то долго рассказывал про госпитали, уж не из этого ли отчета? Или их все же было два? Решив больше не забивать себе голову ерундой – умирать лучше с мыслями чистыми и возвышенными, Колло перестал слушать, наблюдая за депутатами.

- Браво! - крикнул Эбер. Поднялся и зааплодировал. - Вот и все. Вот и развязка этой блистательной комедии. Разыграно, как по нотам, достойно пера лучшего драматурга страны! Бедный оговоренный комиссар практически готов сложить честную патриотичную голову на эшафоте, но - о чудо - пропавший отчет возвращается, и он празднует победу! Ура! Брат защитил брата! да здравствует великий комиссар Огюстен Робеспьер! Что он творил в миссиях - какая разница? И неважно, что его любовница - бывшая маркиза, правда же? Неважно! Ему позволено все! даже таскать свою аристократичную подругу на заседания якобинского клуба в Везуле! Что краснеете, гражданин Бернард? Не помните, как рассказывали мне про сей любопытный факт, которй потряс вас своим цинизмом до грлубины души? Вы-то тогда возмутились, вы-то свою супругу не водите на подобные заседания. А гражданин Огюстен - водит. А что? Плевать на правила! Плевать на страну! Хочет таскаться с аристократкой - будет таскаться! В случае чего Неподкупный прикроет!

- Гражданин Эбер, как я вижу, настолько вошел во вкус столичных сплетен, - холодно отзвался Огюстен, - что не помнит, как его собственная супруга на заседании клуба кордельеров позволила себе  высказывания в адрес делегации, посланной якобинским клубом. Слова о том, что делегация подкуплена членами якобинского клуба и что кордельеры не могут сравниться с якобинцами так как не являются миллионерами звучат как оскорбление. Или, может быть, все потому, что у вас вчера было плохое настроение?

- А при чем тут моя супруга? - задохнулся от возмущения Эбер. - Она - аристократка? Маркиза?

- Насколько я знаю, ваша супруга - бывшая монахиня. Но оставим в покое женщину, тем более, что слова, которые она сказала, без сомнения, были повторением слов, которые она уже слышала ранее.

- Что еще за маркиза, черт побери? - прошептал Сен-Жюст на ухо Робеспьеру.

- Тебе же сказано - любовница, - прошипел Робеспьер.

- Хорошо, что не бывшая принцесса, - усмехнулся Сен-Жюст.

- И не иностранка, - сверкнул глазами Робеспьер.

- И не иностранка... - подытожил Сен-Жюст, стараясь сохранить серьезный вид. Клери, она же Жюльетт Флери очень скоро станет достойной фигурой для обсждения беспорядочных связей гражданина Робеспьера-младшего.

Барер бросил взгляд на Колло дЭрбуа и Бийо-Варенна. Молчание Колло беспокоило. Странно - один из самых ярких и заметных членов Комитета сегодня вел себя тише воды-ниже травы. Не высказывается в защиту Эбера. Молчит и только смотрит исподлобья. Странно...неужели и он замешан в этой истории?
- Граждане, - снова мягко произнес он, граждане, ведите себя достойно своей миссии в правительстве и государстве. С каких пор Комитет стал местом для публичного обсуждения чужих жен и подруг? С каких пор мы начали бросаться оскорблениями? Главная опасность именно от тех, кто хочет сеять раскол в наших рядах. Поэтому я еще раз призываю всех прекратить оскорблять друг друга. Огюстен невиновен. А теперь надо просто решить - стоит ли все-таки доследовать дело и выяснить, была ли вся интрига порождением чьей-то злой мысли, или же лишь совпадением обстоятельств. У меня - все.
*Высказывайтесь, граждане*, - подумал Барер, - *А мне просто интерсно увидеть, кто будет за, а кто - против окончания расследования.*

Максимильян Робеспьер промолчал. Сейчас не время высказываться, но зато потом можно будет легко доказать, что вся эта интрига была именно порождением чьей-то злой мысли.

Но вот слово взял Колло. - Граждане! - Колло д Эрбуа несколько секунд фиксировал взглядом чернильницу, но быстро справился с собой и повернулся к Субербьелю. Этот, по крайней мере, лицо не заинтересованное. Черт бы побрал их всех и их инригами, но идти на эшафот он не согласен. И так ясно, к чему идет, не зря Робеспьер высказывался о кликах и заговорщиках... Так что извини, Эбер, как бы я к тебе не относился... может быть и правильно твоя супруга назвала меня предателем. На том самом заседании клуба кордельеров. Умная она женщина... - Комитет делал запрос на тех людей, которые были арестованы в департаменте Верхней Саоны. За ними не наблюдается ничего, что могло бы затронуть интересы Республики, имела место только клевета граждан друг на друга. К тому же мы заслушали отчет из чего я делаю вывод, что гражданин Робеспьер не виновен. У меня все. - А вот за доследование он решил не высказываться. Это подождет.

- А я настаиваю на доследовании. - Сен-Жюст обвел всех присутствующих холодным взглядом. - Потому что уверен, что попытка обвинить гражданина Робеспьера-младшего - это тщательно спланированный заговор, цель которого - внести смуту в ряды Комитета и опорочить имя одного из комссаров. Впрочем, это - не тема для обсуждения на открытом заседании. Предлагаю считать заседание Комитета закрытым.

- Я обращаюсь к Комитету общественного спасения и прошу проголовать, - свзял слово Субербьель. - Те, кто считает, что гражданин Огюстен Робеспьер не виновен - поднимите пожалуйста руки.

Сен-Жюст поднял руку. Вслед за ним руки подняли Робеспьер, Кутон, Барер, Колло д Эбруа и Линдэ. Карно, который просидел молча все заседание, и Бийо-Варенн воздержались. - Комитет проголосовал за освобождение Огюстена Робеспьера от обвинений, - подытожил Сен-Жюст. Заседание объявляю закрытым.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Ср Окт 28, 2009 11:08 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Демулен, Робеспьер.

Робеспьер шел по коридорам, чувствуя, что нечеловеческое напряжение в котором он пребывал последние дни отступает, но на смену ему приходит усталость. Он попытался вспомнить, когда спал в последний раз и пришел к выводу, что "то ли вчера, то ли позавчера". Плохо. Именно сейчас, когда от Эбера и его шайки можно ожидать всего. Именно сейчас, когда они наиболее опасны. Вот поэтому сейчас вместо того, чтобы думать об отдыхе, нужно спуститься в галерею, выпить кофе и сесть за работу. Он быстро составил приблизительный график: разобрать бумаги в Комитете, подготовиться к докладу в Конвенте, собрать все, что касается докладов из клуба кордельеров... А позже можно будет привести в порядок и свои заметки и... Знакомая фигура на лестнице. Робеспьер прервал размышления и остновился, в упор глядя на Камиля Демулена. Старый друг. Или, может, недруг? Статья в "Кордельере" была очень меткой. И ударила больнее, чем могла бы. Теперь даже сложно решить, что сильнее: чувство обиды, злости или какой-то смертельной тоски, как будто потерял близкого человека.
Но к черту сантименты. Туда же - лишние эмоции. Не глядя больше на школьного приятеля, он принялся спускаться по лестнице

- Не желаешь больше здороваться, Максимильян? - Демулен смотрел слегка насмешливо, а говорил громче обычного.

- Здравствуй, Камиль, - Робеспьер остановился и смерил его ледяным взглядом, с отвращением подумав о том, что представления не избежать: слишком уж громко говорит Камиль. А слушатели сейчас и так подтянутся.

- Слышал, твой брат был единогласным решением признан невиновным в превышении комиссарских полномочий на сегодняшнем заседании Комитета? Поздравляю, Максимильян. Ты. наверное, волновался до последнего, что все сложится иначе? - Демулен отметил его раздражение, но это его только распаляло. Фарс, устроенный Робеспьером и его сподвижниками, был смешон и предсказуемым. А подобные выходки на правительственном уровне не заслуживали снисхождения.

- Что-нибудь еще, Камиль? - осведомился Робеспьер. Говорить не хотелось. Хотелось оказаться как можно дальше от этого места и от этих людей. Но поздно. Эта неприятная сцена, похоже, затянется. Как долго он сам сможет сохранять спокойствие, когда нервы и так на пределе? Неизвестно.

- Как вам удалось это разыграть? Расскажешь на правах старого друга? - прищурился Камиль. - Сначала весь Конвент шепчется о том, что отчет Огюстена испарился. Потом, в нужный момент он появляется. Как вы это делаете? И главное, зачем? Тебе самому не надоело интриговать?

- Ты зря прислушиваешься к сплетням, Камиль, - отрезал Робеспьер. - Кто тебе сказал, что отчет пропал? Другое дело, что слушание перенесли в комитет по настоянию некоторых граждан... Но это уже и другой вопрос, верно?

- Но мы же знаем, что это не сплетни? - упрямо продолжил Демулен. - Сплетни - это о твоем брате и аристократках. Любого другого за такое легко отправили бы на гильотину, но не Огюстен Робеспьера. Послушай, Максимильян... У тебя может сложиться мнение, что я мечтаю уувидеть твоего брата казненным. Это не так. Я хочу на этом примере показать тебе абсурдность твоей политики.

- Вот как? - только и спросил Робеспьер. Мастерски. Точно. Умело. Не зря говорят, что Камиль - один из лучших журналистов Парижа. Нет, пожалуй, сейчас уже самый лучший. - Ты не думаешь, что говоришь, Камиль. Ступай отдохни и... уйди с моей дороги.

- Ты ведь поможешь мне это сделать, Максимильян? - тихо спросил Демулен. - Те, кто мешают, должны уйти. Вопрос времени.

Робеспьер отшатнулся, будто увидел ядовитую змею. Хорошо, что не успел сказать, те слова, которые готовы были вырваться еще несколько секунд назад.

- Я изо всех сил пытаюсь защитить тебя, Камиль, - так же тихо ответил он. Как ни странно - искренне. Но потом добавил: - Еще не все потеряно, если ты докажешь свое раскаяние.

- Раскаянье? - Демулен горько рассмеялся и пошел прочь.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Чт Окт 29, 2009 12:52 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Демуленов

Маргарита Эбер, Люсиль Демулен

Легкий, мерцающий огонек свечи был теплым. Она несколько секунд смотрела на него, затем дунула на свечку, затушив в ней жизнь. «За тебя, Жак», - прошептала она и вышла из церкви. Нельзя, чтобы ее здесь видели. Нельзя обращать на себя внимание. В это страшное время нельзя показывать, что ты еще во что-то веришь. А она верила. И неважно, как называть того, кому обращала она свои молитвы – Всевышним или предводителем санкюлотов, суть не менялась. Человеку нужна вера и мечта.

- Гражданка, подайте на хлеб, пожалуйста! – на нее смотрели умоляющие глаза девочки, чем-то похожей на ее дочь.
- О, простите, гражданка Эбер, простите попрошайку, - Тощая беззубая женщина выросла словно из-под земли и грубо дернула девочку к себе.

Маргарита Эбер молча сунула ей монету и заторопилась. Подобные встерчи всегда выводили ее из состояния равновесия. Ничего. Все успокоится когда-нибудь. Пусть даже, они с Жаком и не застанут этих времен. Она спешила к дому Демуленов. Вот и нужная дверь. Хорошо, если Камиля нет дома – этот разговор не был предназначен для его ушей.

- Люсиль, впустите, прошу вас. Это Маргарита Эбер. Мне нужно с вами поговорить.

Через секунду дверь распахнулась. Лицо Люсиль выражало неподдельное изумление.

- Гражданка Эбер? Что вам здесь нужно? – высокомерно спросила Люсиль, отступая, чтобы ее пропустить. – Если вы пришли, чтобы поговорить со мной о Камиле и его выпадах против вашего мужа, то вы зря тратите время.

- Нет, Люсиль. Я пришла не как враг. – Маргарита сняла накидку и устало опустилась в кресло у камина. Люсиль наблюдала за ней, слегка склонив голову. Таинственная и загадочная мадам Эбер. Женщина, про которую никто не мог сказать ни хорошего, ни плохого. И уж тем более никто не знал, что у нее на уме. У нее были красивые русые волосы, очень густые и прямые. Правильные, но не выразительные черты лица. И пугающие глаза – очень черные, непроницаемые и умные. Она немного щурилась – видимо, страдала близорукостью, но не носила очков. Из-за этого она немного напоминала большую хищную птицу.
- Как друг? – вскинула брови Люсиль. – Ко мне?

- Послушайте, Люсиль…

- Я даже слушать не буду! – Люсиль вздернула подбородок. – Да как вы могли заявиться ко мне, в дом врага вашего мужа? А еще говорят, что вы принципиальная. Почему-то мне так не кажется теперь! И, знаете, гражданка Эбер, уходите лучше. Нам с вами не о чем говорить. – Люсиль небрежно бросила ей накидку, задев за шарф, который не сняла с шеи ее гостья. Та неуклюже дернулась, чтобы поймать падающий шарф, и тихо охнула, когда ей этого сделать не удалось. Люсиль отступила на шаг, увидев характерные следы на ее коже.
- О господи… Это… у вас… Это заболевание называется…

- Вы все правильно поняли, Люсиль. Не бойтесь. Оно не передается по воздуху. Только при интимном контакте. – Маргарита посмотрела ей в глаза. Во всем ее облике было столько боли, что Люсиль стало стыдно за свою вспышку. И страшно. Камиль рассказывал ей, как умирают люди, которые цепляют ТАКОЕ.

- Он… В смысле, Жак… знает?

Маргарита близоруко прищурилась, затем рассмеялась. – Бог мой, как вы наивны, Люсиль! Конечно, знает! Ему повезло больше – он вылечился. А я – нет. Я не могу обратиться за помощью к врачу. Лучше наложу на себя руки. Это мое проклятье.

- Какой мерзавец… - выдохнула Люсиль. – И что же он?? Вот так преспокойно живет себе, после того, что с вами сотворил?

- Он молится каждую ночь о том, чтобы уйти первым. – жестко сказала Маргарита. – Он боится одиночества. Мысль о том, что я умру раньше, сводит его с ума. Он боится. Боится остаться один.

- Я никому не скажу, - прошептала Люсиль, все еще ошарашенная тайной, которая досталась ей так внезапно.

- Я знаю, Люсиль. И знаю, что у тебя благородное сердце. Поэтому я пришла к тебе, втайне от мужа, чтобы изложить свой план. Если ты не согласишься, я уйду, а ты просто забудешь об этом разговоре. Если согласишься… Станешь одной из нас.

- Говори, - все также шепотом сказала Люсиль, заворожено глядя на эту удивительную женщину.

- Мы все обречены. Не надо быть политиком, чтобы это понять. И Жак и Камиль будут казнены в ближайшее время. А нас останется только жить с этой огромной, незаживающей раной в груди. Я хочу это изменить. И готова бороться. У меня есть .. друг. Старый друг. Сейчас он занимает высокое положение в английском правительстве. Я виделась с ним и он одобрил мой план, даже предложил свою помощь. Ситуация во Франции сейчас нездоровая, народ доведен до отчаяния, и, возможно, не так предан правительству, как бы им хотелось. Англичане готовы поддержать нас, потому что политика Робеспьера сделала нашими врагами все соседние державы. Им нужна информация, которую можем предоставить и ты, и я, как жены журналистов. В случае грамотной работы на английское правительство, во Франции будет подготовлен переворот, и Робеспьер будет уничтожен со всей свой свитой. Кто будет поставлен во главе государства – сейчас неважно. Важно то, что и Жаку и Камилю обещают полную неприкосновенность. И я верю, что так и будет. Ради Жака я готова на все, даже на предательство всех идеалов. Видит бог, я готова была пожертвовать жизнью ради своей страны, но я не могу видеть, как этот тиран и деспот убивает ее своими руками, превращая в собственное королевство. Я буду бороться. И хочу предложить тебе боротся вместе со мной. Подумай, Люсиль, и не отказывайся сразу.

- Я.. я не знаю…

- А что ты теряешь? – сверкнула глазами Маргарита. – Подумай, что? Ты сможешь жить без Камиля? Тебе всего двадцать два. Ты готова остаться вдовой и всю жизнь проклинать себя за то, что у тебя был шанс, которым ты не воспользовалась?

Люсиль отшатнулась от нее, и секунду стояла, закрыв лицо руками. Потом подняла на нее покрасневшие глаза, в который появилось новое выражение.

- Я согласна, Маргарита. Я сделаю все, чтобы спасти Камиля. Скажи, что мне нужно делать?

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Окт 29, 2009 1:40 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794
Париж. Театр Вампиров.
Сантьяго, Бьянка, Клод Орсе.

Сантьяго задумчиво бросил взгляд из ложи Театра, где удобно расположился с Бьянкой, на Клода Орсе. Тот сидел один, как всегда.
- Я ведь однажды проиграл тебе, Клод, - прошипел он, - Значит, по закону судьбы, я должен выиграть.

На секунду он отвел глаза от таламасочника и поймал недоуменный взгляд Элени, которая даже со сцены прекрасно ловила отдельные эмоции в зрительном зале. Сантьяго улыбнулся ей и успокаивающе изобразил бурные аплодисменты, подумав, что успел соскучиться по их словесным поединкам.
- Ну же, Клод, чего ты боишься, что может заставить тебя бежать на край света, уткнувшись носом в свой накрахмаленный воротник, - продолжал бормотать он сквозь зубы. Теперь его возбужденный вид заинтересовал даже Бьянку.

- Игра, - пояснил он, - Я никогда не проигрываю. И жульничать со мной невозможно. Он смог однажды. Я одержи не им, а нашей партией, - Он снова повернулся в сторону Клода Орсе.

- Может быть, мне просто поднять его на вершину Собора и подвисить за ноги? - спросила Бьянка, со скучающим видом глядя на сцену.

- Слишком просто. И это его не испугает – я рассказывал ведь тебе о понятии профессионального риса? - Сантьяго не отрываял взгляда от своего врага. Впрочем, тот смотрел на сцену слишком внимательно… Странно – новых актеров нет… А Клод бледнее обычного с первого же действия, - Сантьяго, нехотя, перестал вертеться и обратил внимание на спектакль.

Действо на сцене развивалось своим чередом.
Пьеса была посвящена трагедии ордена тамплиеров, которые не вовремя обратили на себя внимание короля Филиппа Красивого и его верных сподвижников – папу Климента, про которого Сантьяго, впрочем, знал совсем мало, как и все итальянцы не признавая пап периода пленения в Авиньоне за таковых, и некоего Ногарэ, который был правой рукой Филиппа и по сути руководил расследованием.

Сами же тамплиеры упрямо гнули свою линию, отказываясь признать власть и короля, и церкви, и даже человеческого рассудка, отстаивая принципы свободы и независимого существования человека.
Женская же роль была всего одна, поэтому вечер превратился в бенефис Элени, которая играла роль подруги одного из рыцарей, которая тоже станет одной из марионеток в руках судьбы, добровольно выбирая эту роль и отказываясь от логики и рассудка.

К тому моменту, как спектакль привлек внимание Сантьяго, рыцарей уже арестовали, шли сцены пыток и допросов, которые всегда удавались Театру Вампиров особенно живо. Сломался, впрочем, только Великий Магистр, который дал в итоге признательные показания.
- Глупо, - заметил Сантьяго, ни к кому не обращаясь, - Он пытается убежать от судьбы - смотри, а она идет за ним по следу.

Бьянка посмотрела сквозь него очень странным взглядом, который он видел у нее всего однажды около года назад, когда она ухаживала за своим смертным спутником Маратом и ждала его гибели час от часа.

Сантьяго пожал плечами.
- Прости, Клери. Я правда так думаю. Те, кто пытается сломать предначертанное, более страшны и безумны, чем те, кто добровольно становится слепой пешкой в ее игре. А итог для них будет один. Моя подружка Смерть примет их в свои любящие объятия – ненасытная она такая синьора, - Сантьяго, как и всегда с Бьянкой наедине, перешел на итальянский, продолжая что-то рассказывать и освежая в памяти померкшие краски родной Флоренции.

Между тем, Великому Магистру осталось только публично раскаяться в содеянном и присягнуть на верность королю. Но в последний момент он публично отказался это сделать и не менее громко обвинил короля и двух его соратников в клевете на Орден.

Далее шла большая дуэль короля и магистра. Словесная, конечно. Магистр обрел утраченную судьбу и вызвал к жизни Смерть, которой обернулась та самая девушка, которую играла Элени.

В конце концов его все-таки осудили против всех законов и правил и приговорили к сожжению на костре. И уже из пламени раздается чудовищны вопль-проклятие.
- Филипп! Папа Климент! Ногарэ! Жду Вас не позднее чем через год!

Вздрогнул даже Сантьяго, как всегда, когда слышал голос судьбы.
В судьбу тем временем превратилась смерть и отравила свечи в доме Ногарэ, который заснул и не проснулся.
Папа Климент умер почти сразу же за ним от обычной простуды, а король поехал на охоту и также был убит.

На том свете они встречаются с Магистром и тот прощает их. Король отказывается от короны, Папа – от регалий высшей духовной власти, а Ногарэ – от шпаги, и Судьба дарует всем четверым бессмертие в назидание потомкам.
Проклятие же продолжает жить в королях Франции, пока не сводит в могилу последнего из них.

Сцена с гильотинированием Луи Капета была хороша, как и Судьба, которая вновь возникла за его спиной, чтобы снова выйти на улицы Парижа, освободившись от жребия исполнить проклятье.
- Мрачный финал, - Отметил Сантьяго, - Так как – случай или судьба? – Он уже заинтересовался пьесой.

- Я верю в судьбу, но люблю больше случай. - ответила Бьянка. И добавила. - А Элени Дюваль объективно все-таки красивее, чем я.

- В роли Судьбы она вообще идеальна, - заметил Сантьяго, - А ты – мой идеальный и любимый счастливый случай. Согласна?...- А Клод-то сидит мрачнее тучи, - пробормотал он, снова переключившись с обычной своей легкостью, - Ну же, Клод. Побледней еще больше, мне нужно подобрать к тебе ключ. Чертов святоша, - выругался он сквозь зубы, как вдруг обратил внимание…

- Клери!, - восторженно зашептал он, - а ведь чертов святоше боится…высоты. Смотри – когда они подняли судьбу на уровень декораций в форме парижских крыш, он на грани обморока был. А бледный он, потому что сидит выше обычного, - Радостно чересчур громко заметил он, радуясь, что его восторг потонет во всеобщих аплодисментах Элени Дюваль, - Черт возьми, ну какой я дурак, Клери! Я и забыл, что он всегда живет на первом этаже и всегда избегал любых веранд и балконов! – Сантьяго зааплодировал сам себе, - Теперь он у меня в руках. Пошли за ним, Клери! Веселая будет шутка.

***

Клод Орсе больше всего на свете боялся высоты. Этот страх не был никогда обоснован логически, не имел под собой корней в прошлом. Просто страх.
Засыпая на первом этаже скромной гостиницы, Клод еще раз проклял сегодняшнюю ложу второго яруса, помешавшую ему даже запомнить , о чем был спектакль, не говоря уже о подробных наблюдениях.
Сон был кошмарен. Казалось, сама судьба в образе Элени Дюваль тащит его за волосы вверх по лестнице…высоко-высоко в небо. Издав вопль ужаса, Клод очнулся.
Сон стал явью.
Он лежал на крыше бывшего особняка Гизов почти на самом краю, перенесеннй сюда неведомой силой.
Стиснув зубы, Клод Орсе постарался отползти от края крыши. Руки и ноги не слушались. Был только страх. Усилием воли, стуча зубами, он подтянул колени к подбородку и, съежившись в неудобной позе, стал ждать рассвета, продрогнув под порывами ветра и снега, пытавшимися как нарочно сбросить его вниз.
Ему показалось, или ветер донес до него смех Сантьяго.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Окт 29, 2009 2:04 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794
Париж, Театр Вампиров, потом – Новый Мост.
Элени, Эжени.

Эжени снова бродила у Нотр-Дам. Удивительно, живя в нескольких кварталах отсюда, она не навещала Собор с самой зимы, а в одиночестве – и больше.

Снова весенний туман – значит стало теплее. Только у этой весны холодный привкус металла и близкой развязки, за которой дороги расходятся навсегда между смертью и бессмертием.
*С другой стороны, у нас хотя бы судьба общая, и обречены мы вместе – просто на разное*, - она посмотрела на странные ветки, которые сломала в парке Монсо, чтоб принести домой. Там было кленовое дерево, листья которого почему-то всегда были багряно-золотистыми – с самой весны и до поздней осени. А потом весной – снова молодые листья цвета осеннего пожара.

Задумавшись, она обратила внимание, что завернула ветки в записку, которую получила утром *Я выполню свое обещание, Сен-Жюст. Я предложу. Но я бы лучше отдала свое проклятие и свое бессмертие за возможность просто хоть один день побыть смертной. Чтобы не сидеть на парапете Нотр-Дам, не боясь потерять равновесие, не хватать облака за белые крылья, а просто чтобы было неважно что будет дальше, чтобы земля однажды смешала нас действительно в одно целое, и чтобы знать, что хотя бы там, за порогом, мы будем вместе. Потому что как души могут быть вместе, если они никогда не встретятся больше, чем на короткий миг? А сейчас я могу только проклинать Бога за то, что стала такой, кто я есть и мешать собственный ужас не-встречи и страх за него. Господи, ведь правда – на дороге к могиле сейчас он, а я думаю только о том, как я буду плакать о нем. Нет, Бог, возьми меня и сделай мертвой еще раз – но дай возможность изменить хоть что-то*, - Эжени развернула записку Сен-Жюста.

"Эжени. Ищи историю призрака. Раскопаешь историю ее смерти, может, поможет. Ищу информацию дальше. Сен-Жюст", - Эжен грустно улыбнулась тому хорошему, что где-то глубоко сидело в этом человеке и проявлялось ровно тогда, когда этого совсем не ждешь. Пожалуй, им бы подошло поменяться местами. Из Сен-Жюста вышел бы блистательный бессмертный, а она могла бы ощущать холод, тепло и согреваться не от нежности и не об угли на дне чужих душ и глаз.

И все же… Призрак говорил, что если она разгадает загадку – то сможет что-то изменить. Интересно, а бессмертные призраками становятся? Смерть – это всегда загадка… Эжени пожала плечами, задумавшись о своей цыганке. Она ведь тоже когда-то жила и любила. И она заслуживает гораздо больше, чем всю жизнь просить милостыню на Новом Мосту. *Может, ей просто был нужен друг, но она разучилась разговаривать так, чтобы ее поняли и пытается отпугнуть всех, чтобы научиться быть одной?*, - Эжени начала спускаться вниз, чтобы через полчаса зайти в знакомую комнату в Театре.
- Добрый вечер, Элени, - она постаралась улыбнуться своей блестящей подруге, - Как ты думаешь – а куда мы уходим после смерти?

- Что??? - округлила глаза Элени и рассмеялась. - Ты когда-нибудь меня до смерти доведешь своими идеями, дорогая подруга. Я тут сижу. строю планы дальнейшего развития Театра, посмотри, уже практически разобралась с бухгалтерией и счетами, а ты входишь и ошарашиваешь меня. Мы бессмертны, дорогая. Если нас сжечь, от нас останется пепел. У нас нет пути назад. Но ты ведь не это хотела от меня услышать? - Элени подула на листок, где только что писала отчет для Армана и отложила перо.

- Я просто жалею о лете, Элени, пока ты пишешь отчеты, - Эжени подумала, что столкновение с неведомым не оставило видимого отпечатка на ее подруге, что, впрочем, только к лучшему. К тому же было и что-то невидимое, о чем Элени или расскажет в минуту откровенности или нет. И допытываться бесполезно, - Я поздравляю тебя с новым успехом в спектакле. Может, эта Эстель успокоится, наконец и поймет, что ты – это ты. Кто еще может совмещать сцену и бухгалтерию. А я… неважно, что я хотела бы услышать – ты говоришь мне правду. После смерти наши дороги со смертными расходятся безвозвратно, а наши чувства все равно живее костлявой старухи. Поэтому жизнь все равно победит, даже если листья пожелтеют и сгорят в своем огне, - Она показала букет из веток с клена в парке Монсо, - Красиво, правда?

Элени посмотрела на листья и пожала плечами. - Они были красивыми, пока росли на дереве. А опавшие листья мне больше нравятся под ногами. Они смешно шуршат и помогают мне отвлекаться, если мне хочется отвлечься. Иногда мне даже жаль, что я не знаю, что такое чувства. Ты так хочешь об этом поговорить, но я здесь - не лучший собеседник, потому что не знаю точно, что это такое.

- Знаешь, Элени, - Эжени облокотилась на ее стол, - Иначе бы дружила с холодной Эстель, а не со мной. Но я хотела поговорить не об этом. Скажи – вот теперь ты веришь в призраков? После того, что случилось? Хотя ты и не видела его?

- Элени, - Эжени всплеснула руками, - Хорошо, я это придумала. Но ты же видела, что Камиль не был намерен подыгрывать мне. А мысленно мы не общаемся, если ты не заметила. Потому что я не могу читать его мысли… точнее, не читаю, - Она отвернулась от Элени и подошла к окну, - Элени, мне многое удалось узнать. Эту женщину зовут призраком Нового Моста. Про нее ходят разные легенды, но одно точно. И в этом разгадка хотя бы твоей тайны, - Эжени сдавленно быстро проговорила, - Ее могут видеть только те, кто скоро умрет. Точнее, она является только для того, чтобы предрекать смерть, и приводит ее за собой. Вот и ответ, Элени. А тебе… нет, лучше знать такое счастье, прожить такое лето, такую осень и зиму и встретить такую весну, перед которыми все драгоценности мира – пустое стекло, чем не видеть цыганки.

- Только к тем, кто должен умереть? - эхом повторила Элени. Раздался треск - она случайно наступила на коробочку с гримом, которую только что смахнула. - То есть, ты должна умереть, а я - нет? Ты сама-то понимаешь, что говоришь? А легенда - интересная, так мне все это нравится гораздо больше.

- Мы ведь тоже умираем, Элени, - Эжени рассматривала треснувшую коробочку, - Точно так же, как любовь делает нас живыми. Мы оба видели ее так же, как тебя. И она сказала, что одного ждет бессмертие, а второго – смерть. И что я должна отгадать, что - которого. А еще я подумала, что мы резко с ней поговорили, и что она, наверное, очень одинока. Как ты думаешь – может, попробовать с ней подружиться? Узнать, что сделало ее такой и помочь ей?

- Подружиться с призраком? Ну, подруга, ты иногда скажешь! - развеселилась Элени. - С другой стороны, это мысль. Правда, после твоих рассказов мне бы не хотелось ее увидеть. Вдруг то, что ты говоришь - правда?

- Но ведь ты не увидишь ее, Элени, - Эжени отвлеклась от грима, рассыпанного по полу и снова начала вертеть в руках листья, - Значит, тебе суждено жить дальше и просто остаться самым красивым свидетелем происходящего. Там должна быть какая-то тайна и в ее смерти, из-за чего ее обрели вечно просить милостыню. Мне кажется, что ей правда очень холодно и тоже страшно быть все время одной. Я должна к ней вернуться, но не ради себя, потому что, мне кажется, ее будет злить – ведь уже давно к ней подходят только затем, чтобы узнать собственную судьбу. С ней надо поговорить, чтобы ей больше не было страшно стоять одной на Новом Мосту. Я хотела посоветоваться с тобой, ты ведь веришь в нее – но не видишь.

- Пойдем. Я постараюсь тебе помочь, - решительно произнесла Элени и начала собираться.

***

Новый мост. Эжени поежилась, хотя уже не от страха. Ей показалось, что от Моста веет одиночеством. Элени угрюмо шагала рядом, размышляя о чем-то своем – и по ее лицу было не угадать, складывает ли она в уме цифры бухгалтерии или размышляет о вечности. А еще рядом не было Демулена, с которым Элени бы уж конечно обменялась бы не одной резкостью. Хотелось бросить цыганку на произвол судьбы и отправиться домой, чтобы ждать и думать, можно ли что-то изменить. Нельзя же так – чтобы ничего нельзя было сделать…
*Я поговорю с ней и пойду своей дорогой*, - подумала Эжени, - *Точнее побегу. У нее впереди много времени, а у меня его почти не осталось*.
- Элени, ты ее видишь?, - спросила она и обратилась к цыганке, - Мы пришли сюда сегодня не за твоими предсказаниями, а чтобы составить тебе компанию. Тебе одиноко? Холодно?

- Компанию? Мне? - призрак рассмеялся, обнажая впадину вместо рта. - Как это мило, дорогая. Еще никто не приходил ко мне, чтобы просто поболтать! Значит, раскусила меня? И что теперь? Куда подевала своего друга? Твоя спутница мне не нравится.

- Мне не холодно, ты что, Эжени, мы не чувствуем холода! А тебе холодно? - изумилась Элени. - Нет. Не вижу. Это ты ей про предсказания говоришь?

- Значит тебе правда одиноко? – спросила Эжени, - Мой спутник ждет меня в моем мире, где нет призраков, горит огонь, Соборы разговаривают, а счастье просто в каждом мгновении. А у тебя был когда-то спутник? Ты была счастлива?, - Она мысленно ответила Элени - *Да, я говорю с ней. Она ответила, что никто давно не приходил с ней просто поболтать*.

Элени нахмурилась и принялась ковырять туфелькой грязь на мосту. Скорее бы наступила настоящая весна, чтобы все это безобразие подсохло!

- Думаешь, разговорив меня, разгадаешь загадку? Не выйдет. Она неразрешима. Я издевалась над тобой. - призрак забормотал что-то на своем, непонятном, языке.

- Я не буду разгадывать твою загадку, - ответила Эжени, - Потому что она и правда неразрешима, а ответ один – я и тот, кого я люблю, будем разлучен могилой. И ни один не переживет другого. Я хочу просто поговорить с тобой. Мне кажется, тебе нужен друг, который б не лез к тебе за предсказаниями, а показал бы, что мир чуть добрее, чем кажется. Ты веришь в это?

- Нет, - рявкнул призрак и испарился.

- Знаешь, Элени, а мне правда ее жалко, - заметила Эжени, - Она очень, очень озлоблена. И не верит, что кто-то придет к ней просто так. Мне кажется, ее много обижали. И если я узнаю, кто ее обидел – может, все-таки у нас выйдет подружиться? И она поверит в то, что бывают и светлые мгновения даже по ночам?

- Тебе всех жалко, кроме себя, - отрезала Элени. - Ну скажи, даже если предположить, что этот призрак существует, зачем тебе с ней дружить? Думаешь, она спасет твоего Камиля?

- Мне ее жалко, и если из тех, кто ее видит, в нее верю только я – значит, мы можем подружиться. Я думаю, что наша встреча тоже предначертана. Надо только понять, за что ее обрекли на вечное одиночество и заперли на Новом Мосту. И сделать это может только друг. Это ведь даже тебе важно, чтобы кто-то был рядом. Что до Камиля… Эжени продолжила очень тихо, - Вот знаешь, чего я боюсь? Что он придет раньше меня, не найдет меня и решит, что я ему приснилась и сразу разлюбит меня. Лучше бояться такого, чем предначертанного. Предначертанное можно только попытаться изменить, Элени. И идти навстречу – главное, вместе. Я не могу не попытаться спасти его, но не предавая его и то, во что он верит и ради чего идет вперед. Я придумаю как, я точно знаю. Главное, чтобы он ждал меня и никогда не отпускал.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Чт Окт 29, 2009 8:44 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 год.
Дом Эбера, Париж.
Барер, Бийо-Варенн, Эбер.

Барер подождал Бийо-Варенна у здания Комитета.
- Мне даже стало интересно, зачем ты это сделал, - почти весело спросил он у подошедшего коллеги, - Пожалуй, не менее интересно, чем хмурый вид и молчание Колло дЭрбуа.

- Мне надоело, Бертран, - резко заметил Бийо-Варенн, - К тому же, будешь смеяться – сегодня на заседании я вспомнил одно старое дело. Лавуазье – помнишь историю откупщика, которого пытались обвинить в бйстве коллеги? А на самом деле весь этот спектакль бы инсценировкой Максимильяна, которому понадобилось с ем-то там разобраться. Дело Огюстена сейчас очень кстати. Интересно, Сен-Жюст фальсифицирует доказательства заговора эбертистов сейчас – или еще до заседания все было готово на всякий случай?

- Я не стал бы говорить об этом так уверено, Жан, - улыбнулся Барер, - Едва ли они бы поставили на арту жизнь Робеспьера-младшего, чтобы свалить Эбера. Но ты прав – при случае ему теперь припомнят и вменят в вину и эту историю.

- Так что, остаешься?!, - зло и утвердительно заметил Бийо, - Да, скорее всего, Эбера вытащить уже невозможно. Но и Максимильяну потом не понравится очень и очень многое. Пусть посидит один на вершине – недолго он там удержится, - злорадно заметил он.

- Да нет, - пожал плечами Барер, - Мы же договорились. Я не уверен уже, что что-то еще возможно сделать, но хотел бы, чтобы такой шанс обнаружился. Иначе однажды, мой злопамятный друг, м с тобой поймем, что следующие в очереди на эшафот головы – наши. Я предпочитаю сохранить промежуточные звенья, причем как можно больше.

Барер зашагал по улице вместе с Бийо-Варенном, который напоминал сейчас гончую, взявшую след.
О своем вчерашнем визите к Дантону он, естественно, не упоминал и даже передернул плечами, размышляя об этом. Пожалуй, по-человечески Дантон даже был ему симпатичнее Эбера, и уж точно вменяемее. Но он не собирался подыгрывать одной из сторон, равно как и принимать сторону Максимильяна, который был бы рад уничтожить все силы влияния, кроме себя. Барер понимал, что создание обстоятельств – не его миссия и не его способность. Но вот способность блестяще лавировать и предугадывать их, создавая собственный стиль – это было другое дело. Поэтому он считал абсолютно верным решением, согласившись предупредить Эбера, сделать то же самое и для Дантона, поддерживая по сути обе стороны одновременно, считая это, как ни странно, самой честной линией поведения для предложенного человека в предложенной ситуации.

- Пришли, - выдохнул Бийо-Варенн и стукнул в дверь. Эбер, да мы прямо к ужину. Жрать давай.

- Но если продуктов не хватает, будьте спокойны, мы обойдемся кофе, - миролюбиво заметил Бертран Барер, ехидно улыбаясь и разглядывая вечернее пиршество Эбера.

- Жрите, - в тон Бийо ответил Эбер и отступил. И правда, пусть жрут. Какая теперь разница, ни для кого н секрет, что он гурман и тратит деньги на удовлетворение своей страсти. Может быть, ему недолго осталось набивать желудок. Что ж теперь, прятаться? - Дорогая, принеси еще приборы. И бутылочку белого вина. У меня гости.

Комитетчики присели к столу и попытались чинно и скромно приобщиться к трапезе, чтобы не сорваться и не дать волю голоду.
Уничтожив примерно половфину куска сочного мяса, Бийо-Варенн продолжил разговор в своей обычной манере.
- Ну что, Жак? Песенка спета? Меня, признаться. уже интересует всего одна вещь. Ты все это подстроил действительно сам и просто глупо попался, или же все-таки там была интрига Сен-Жюста и Робеспьера.

- Это будет интересно уже историкам, - возразил Барер, - А гражданин Эбер, в каких бы интригах не был замешан, сделал свой выбор, когда нарушил благоразумное молчание и обвинил Дантона в хищении денежных средств.

- Дантон последует за тобой, Жак, - Бийо-Варенн отпил из бокала и покосился на пирожки, - Будь покоен, ты будешь отомщен. Максимильян дорого заплатит, как и умеренные.

- Но, возможно, еще не все потеряно, - примирительно заметил Барер и тоже налил себе вина, - И вот об этом мы и пришли поговорить.
- Слетелись на трупный запах, вороны? - злобно ощерился Эбер. - Ты, Бийо, много каркаешь в последнее время. Как бы тебе не оказаться на эшафоте раньше, чем ты запланировал.

- Гражданин Эбер, ну полно же, - мы уже не в Комитете и еще не в Трибунале, - ответил ему Барер, - Мы как раз не хотим оказаться на эшафоте - ни с Вами заодно, ни отдельно от Вас. Вы на эшафоте в идеале тоже не входите в наше видение будущего, хотя и по разным причинам. Поэтому мы и пришли поговорить. Скажу, впрочем, честно - я не уверен, что Вас спасти возможно. Но подумать стоит.

- Говори, Бертран, не трать время на слова, - устало произнес Эбер.

- Я все-таки предложил бы Вам бежать. Но Бийо мне этого не простит, - начал размышлять Барер.

- Потому что твоя голова в корзине будет меньшим злом для террора, чем его окончательный позор, если ты станешь эмигрантом, - заметил Бийо-Варенн.
- Вы можете публично раскаяться, написать оду Робеспьеру... - продолжил Барер, подумав, что в случае успеха такого варианта, песенка Дантона точно будет спета.
- Да не сбегу я никуда, - мрачно произнес Эбер. - Не сбегу. Но ты ведь какой-то вариант пришел предложить, Бертран? Ты у нас самый хитрож...пый, дальше всех пойдешь, и дольше проживешь. Давай, не стесняйся, предлагай.

- Хорошо, Эбер, я скажу, что я бы сделал на Вашем месте, - Барер положил на тарелку еще овощей и мяса, после чего все-таки продолжил говорить, - Я бы пошел к Робеспьеру и примирился с ним, предложив ликвидировать фракции, но не физически, а посредством объединения и примирения, а в роли примирителя бы предложил выступить ему, чтоыб иметь над вами изначальное превосходство. Не знаю только, насколько такой вариант устроит теба.

- Не устроит, - ехидно заметил Бийо-Варенн, - Он же у нас хам.
- Да пошел ты, Бийо! - Эбер разразился площадной руганью. Нервы сдали окончательно.

- Успокойтесь, Эбер, - Барера начал утомлять разговор, - Я думаю, даже уверен, что мы - последние, кто сейчас протягивает Вам руку помощи. Если она Вам не нужна - прыгайте в свою могилу, черт возьми. Я пришел сюда только потому что меня уговорил Бийо и только потому что не желаю, чтобы фракции смешались в кровавую кашу, за которой последует и Комитет. Но не для того, чтобы слушать вашу ругань, - так что полноте, граждане, давайте вернемся к теме, - закончил он уже в своем обычном миролюбивом ключе.

- Я все понял. Я подумаю, - хрипло сказал Эбер.

- Тогда допиваем вино и идем, - улыбнулся Барер, - У нас тысяча дел. Подумайте, гражданин Эбер... Мы ведь и правда последние, кто предлагает Вам помощь..

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пт Окт 30, 2009 2:02 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Кафе "Отто"

Бьянка, Огюстен Робеспьер, Камиль Демулен, и др

Итак, Огюстен оправдан. Эту новость Бьянка уловила в мыслях людей, которые крутились вокруг Тюильри, куда она теперь всегда приходила по привычке. Этот вечер выдался у нее непростым: первым делом она проверила, все ли готово к выпуску газеты, вторым делом посетила вместе с Сантьяго Театр вампиров, чтобы составить ему компанию в охоте на его врага из Ордена. Оставалось одно нерешенное дело. Огюстен. Сейчас Бьянка уже не так сильно злилась на Сен-Жюста за его выходку у нее дома. Она была вспыльчивой, но легко прощала ошибки тем, кто был ей близок. Но в тот вечер она написала Огюстену записку, приняв вполне осознанное и взвешенное решение. Огюстен недвусмысленно дал ей понять, что хочет сделать ее своей любовницей. А ей хотелось простых и спокойных отношений с человеком, который не догадывается о ее сущности. Огюстен подходил для этой роли очень хорошо. В конце концов, она подарила Сен-Жюсту полгода смертной жизни. Потом она заберет его с собой в бессмертие – в том, что он согласится, она не сомневалась. А это значит, что сейчас она имеет право жить так, как ей хочется. Размышляя таким образом, Бьянка направлялась в кафе «Отто», где они всегда встречались с Огюстеном. Он сидел в одиночестве за чашкой кофе и размышлял о своем расчудесном брате. О том, как его, бедняжку, все изводят, и как он сильно болен. Удивительно, насколько этот молодой человек себя не ценит, надо же, вогнать себя в такую фанатичную привязанность! Бьянка продолжила изучать его мысли. Он злится на Камиля. Логично. Хотя в словах Демулена было столько правды, что ею можно было захлебнуться. А вот и мысль о ней. Все никак не может опомниться от своего открытия с портретом Максимильяна у нее в столе. Похоже, что она в нем ошиблась. Что ж, можно и поговорить, раз пришла, но если Огюстен будет показывать свои обиды, то и черт с ним, - обиженно подумала Бьянка и направилась к его столику.
- Поздравляю с победой, Огюстен. – она улыбнулась и шутливо пожала ему руку. – Все закончилось удачнее, чем ты предполагал. Значит, провидение на твоей стороне.

- Здравствуй, Жюльетт. Спасибо за поздравление, но это была совсем не моя победа. Да и в провидение я верю не настолько, чтобы допустить, что именно оно вручило Сен-Жюсту мой отчет, - он оглянулся по сторонам, чтобы заказать еще кофе и поймал не меньше десятка взглядов, обращенных на него и его спутницу. Черт бы побрал Эбера, теперь вполне могут подумать, что Флери - это и есть та самая маркиза.

- Слышала, что тебя обвинили в связях с аристократкой? - весело спросила Бьянка. - Это правда? Я думала, у вас с этим.. строго.

- Как же быстро расходятся сплетни, - вздохнул Огюстен. - Кстати, они сейчас смотрят на тебя и думают, что аристократка - это ты.

- А если и так? - тихо спросила Бьянка и рассмеялась. - Похожа?

Огюстен окинул ее пристальным взглядом. - Конечно, похожа. Манеры, поведение, руки, походка...

- Тот портрет я нарисовала в прошлом году, - без предисловий ответила Бьянка. - Я проставила дату на своей записке. Тогда я считала твоего брата худшим среди всех. Теперь я в этом не уверена. Тебе так проще?

- Кто я такой, чтобы говорить, что ты не имеешь право на собственное мнение? - пожал плечами Огюстен, ответив вопросом на вопрос. Этой темы он хотел избежать.

- Ясно. А так все хорошо начиналось, - саркастически заметила Бьянка. - Что ж, я не хотела тебя обидеть, и думала, что моя записка... Впрочем, это уже не имеет значения. Еще раз поздравляю, Огюстен. Я пойду.

- Я и не обижаюсь, - сказал Огюстен. - С чего ты взяла? Зато теперь обижаешься ты. Не стану врать, что я в восторге от своего открытия, но зато ты и не лгала. Да и портрет нарисован год назад. Останься.

Но Бьянка уже разозлилась по-настоящему. Не такой она ожидала встречи от Огюстена. Видимо, она совершенно правильно делала, что не связывалась ни с кем, кроме проверенных людей вроде Сен-Жюста и Сантьяго. Размышляя о том, под каким предлогом лучше уйти, чтобы не показаться обиженной, она вдруг увидела, что стала объектом всеобщего внимания. Молодой человек, который указывал на нее своим друзьям, явно прилично выпил, он был мрачен, озлоблен и полон решимости не отступать. Она узнала этот пронзительный взгляд. Когда-то он был ее другом и коллегой. Знал бы он, что сейчас, высмеивая со своими друзьями Огюстена и его "маркизу", тычет пальцем в Клери... Но он не узнает. Бьянка положила накидку - стало любопытно, как будут разворачиваться события. - Хорошо, я останусь, коротко сказала она, не глядя на Огюстена. - И выпью кофе.

Огюстен повернулся, чтобы сделать заказ, когда встретился взглядом с Камилем Демуленом. Первое, что его  довольно сильно удивило, это то, что журналист был пьян. А вот второе наблюдение уже напрямую вело к тому, чтобы как следует разозлиться: мало того, что Демулен распускал сплетни не хуже Эбера, так еще и посмел сделать предметом обсуждения женщину. И плевать, аристократка она или Камилю просто хочется так думать. - Мне очень жаль, Жюльетт, что тебе приходится быть свидетельницей столь отвратительной сцены. Никогда не думал, что Демулен падет так низко, - Огюстен спокойно выдержал еще один яростный взгляд журналиста и смешки со стороны его друзей. - Придется убедить его замолчать. Только сначала выпьем кофе. Да, хотел тебя попросить - не вспоминай больше о том портрете, хорошо? Будем считать, что это было недоразумение, которое немного вывело меня из равновесия. Поэтому хотелось бы о нем поскорее забыть. Не знаю даже, что произвело на меня большее впечатление, собственно портрет или твоя необычная манера рисовать.

- Будет драка, - задумчиво сказала Бьянка. - Камиль Демулен вспыльчив и, к тому же, очень злой на весь мир. Надо же, совсем недавно мы о нем говорили... Скажи, а ты считаешь его статью - глупой провокацией?

- Разумеется будет драка, - невесело улыбнулся Огюстен. - Собственно поэтому я и хочу сначала выпить кофе. Не могу же я позволить ему и дальше нести этот бред, вперемешку с оскорблениями. А о статье... хороший вопрос, Жюльетт. Ту, что была в последнем номере - да. В предыдущих... я склоняюсь к мнению, что это была точка зрения Камиля Демулена на все происходящее и, разумеется, я не со всем согласен.

***

- Брось ты пялиться на него, Камиль, бесполезно же. Даже если ты прожжешь ему дырку во лбу своим взглядом, совести у него не прибавится, - Поль Барнель, старый товарищ, а по совместительству – издатель «Кордельера», похлопал его по плечу.

- А вдруг проснется? – усмехнулся Демулен. – Или, может быть, у нашего комиссара ее никогда и не было? Как ты думаешь, брат всю жизнь решал за него все вопросы, или он способен на самостоятельные решения?
- Ну, аристократок под него вряд ли брат подкладывал - Максимильяну добродетель не позволит такое творить, - засмеялся Ланье, еще один журналист, который в последнее время сидел без работы. Его комментарий был встречен бурно – разговор перетек к таинственной маркизе, о которой упомянул Эбер во время заседания.

Огюстен спокойно допил кофе, положил на столешницу деньги, медленно поднялся и направился к столику, за которым сидел Демулен с друзьями. Драку затевать очень не хотелось, но похоже, что другого выхода не было. И какой бы ни был исход этой драки, расклад трое на одного все-таки не в его пользу... ох и разговоров будет завтра в Конвенте! - Добрый вечер, граждане, - сквозь зубы поздоровался Огюстен, - Может быть, вы все-таки если не извинитесь, то хотя бы объяснитесь?

- А почему бы тебе действительно не извиниться перед гражданином Робеспьером, Камиль? – ехидно спросил Ланье, смерив недобрым взглядом Огюстена. – Сейчас это модно.

- Извинись, Камиль, а то как бы тебе не лишиться головы, - поддержал его Барнель.

- Гражданин Робеспьер, а в чем, собственно, дело? Вам не нравится мой взгляд? Хотя яблоко от яблони недалеко падает – почему бы не скопировать привычки старшего брата? – усмехнулся Демулен, разливая вино себе и друзьям.

- Твою болтовню, Камиль, вынужден слушать я и относится она, так или иначе, ко мне, - стараясь сохранять хладнокровие ответил Огюстен. Хорошо бы  удержаться от искушения врезать Камилю по физиономии.

- Садись, Огюстен, выпей с нами. Поговорим по душам, - улыбнулся Демулен и подвинул ему стул.

- С тобой? - удивленно поднял брови Огюстен. - О чем?

- О политике, конечно, о чем же еще со мной можно говорить? Расскажи журналистской братии, как вам с братом удалось обстряпать это дело так быстро? И зачем было устраивать фарс с передачей дела в Комитет? Ах да, там меньше народу, и проще воздействовать, - откровенно хамил Демулен.

- Камиль, ты рискуешь, - пихнул его в бок Барнель. - Это же сам Огюстен Робеспьер! Представляешь что будет, если доложит братцу, в каком тоне с ним говорили?

- Передачи дела в Комитет добились вовсе не мы. С чего ты взял? Хотя как я мог забыть, что ты в последнее время собираешь сплетни так же старательно, как и Эбер...

- Я в отличие от Эбера пишу правду и ничего не придумываю, - ухмыльнулся Демулен. - Кстати, сегодня было казнено четверо за связи с аристократами. Твой брат приложил к этому руку - он теперь правит миром. А тебя, Огюстен, не мучает совесть, когда ты окружаешь себя аристократками? Хотя это, наверное, удобно: попользовался - и на гильотину.

- Чтоб не донимали потом, - засмеялись Барнель и Ланье

- Попридержи язык, Демулен, - резко оборвал его Огюстен. - Твое счастье, что мы находимся в общественном месте.

- А что ты сделал бы, будь мы не здесь? - поднял брови Демулен. - Или ты стесняешься показать свою сущность в общественном месте? Интересно, чья голова слетит с плеч за эту историю с отчетом? Уж не гражданина ли Морреля, котоырй посмел обвинить публично самого Робеспьера?

- Вот именно, Демулен, я не хочу показывать свою сущность. Так что попридержи язык, - Огюстен повернулся, чтобы уйти. Все наилучшие пожелания уже высказаны и будем надеяться, что у Демулена хватит ума помолчать хотя бы минут пять - время на то, чтобы относительно спокойно уйти.

- Ты трус, Робеспьер, - спокойно сказал ему в спину Демулен. - И презренная копия твоего брата. Только он способен на поступки, а ты - лишь на то, чтобы бежать к нему жаловаться всякий раз, когда у тебя неприятности, и прятаться за его спиной.

Огюстен резко взмахнул рукой и в ладонь упал спрятанный в рукаве нож. Спасибо за науку марсельским мародерам. Дальше действие начало разворачиваться как в плохой пьесе, сознанием он понимал это, но остановиться уже не мог. Схватив Демулена за шиворот, он резко потянул его на себя, выбив ногой стул. Потеряв опору, журналист едва не упал на колени. И упал бы, если бы Огюстен не придержал его и не двинул головой о столешницу. В следующую минуту шарф Камиля оказался пришпилен к столу ножом. Все произошло так быстро, что его друзья успели только вскочить, но не опомниться. Тоже спасибо гражданам разбойникам, их в марсельских тавернах было много... - Теперь повтори, что ты сказал, Демулен, - холодно сказал Огюстен.

- Ты трус. Ты так и остался младшим братом, который таскает сладости из-под подушки Максимильяна и стучит на него при каждом удобном случае родным, когда тот возвращается домой на каникулы, - резко сказал Демулен, плохо сдерживая ярость. - Ты весь в том, чтобы напасть на безоружного. - Ланье и Барнель, которые вскочили с места, когда Огюстен напал на Камиля, теперь стояли рядом с ним.

- Прекрати махать ножом, Робеспьер, тебя никто не трогал, - произнес Барнель, положив руку ему на плечо.

- А ты, Демулен, взял в привычку нападать со спины. У тебя хватает храбрости только на то, чтобы писать в своих статьях то, чего ты не осмелился бы сказать в голос. Ведь всегда удобно свалить вину на соредактора, верно? Не тебе вспоминать то, что было лет двадцать назад, хотя ты так и не вышел из того возраста. Зато превратился в ничтожество. - Огюстен выдернул из столешницы нож, что позволило журналисту сползти на пол, потом повернулся к его соратникам. - Всего доброго, граждане.

- Я не закончил, Робеспьер! - крикнул Демулен. Потом поднялся и подошел к нему, под взглядами собравшихся зрителей. За этой сценой к тому моменту наблюдали все посетители кафе. - Ты ошибаешься. Я пишу то, что не боюсь повторить в голос ни тебе, ни кому бы там ни было. А это тебе. От казненных подозрительных, которые когда-то в своей жизни общались с аристократками. - Демулен сделал резкий выпад и ударил его в лицо.

Уклониться от удара он не успел. Слишком неожиданно. Надо же, не думал, что Демулен полезет в драку. но думал или не думал, а удара нужно ожидать. Всегда. Камиль это знал, так как был готов к нападению. Но все же ему удалось на секунду отвлечь внимание противника, отшвырнув в сторону нож, который все еще сжимал в руке. Взгляд журналиста задержался на лежавщем на полу оружии и это было серьезной ошибкой... Опомнился он только тогда, когда один из приятелей Демулена выстрелил в воздух.

- Хватит, Огюстен, - Бьянка дернула его за рукав. - Ты его изуродуешь. У него нет твоей подготовки. - Она поймала взгляд Камиля и отвернулась, чтобы не расплакаться. Вот и все. Нет больше соратников и революционеров. Раскол неотвратим. А ей придется наблюдать за тем, как эти прекрасные, убежденные люди разорвут друг друга на части, не сойдясь в суждениях. Каждый из них по-своему был прав. В этом споре не было выигрывших и проигравших. И от этого было особенно больно.

- Пойдем, - Огюстен смотрел на журналиста, которого пытался привести в чувство его товарищ, отпаивая вином. Неужели он настолько утратил контроль над собой? Как же тошно. И лучше уде вряд ли будет.

***

Погода на улице не радовала разнообразием - уже второй день шел мелкий, противный дождь, но все-таки это было лучше, чем находиться в кофейне.
- Извини, Жюльетт. Я должен был сдержаться, но вместо этого полностью потерял контроль. Отвратительная сцена, согласен...

- Ты правда воровал у брата сладости? - попыталась улыбнуться Бьянка.

- Да,  - хмыкнул Огюстен. - И при случае жаловался на него деду. Максимильян, как правило, до этого не опускался.

- Он рассказывал об этом школьному другу... - задумчиво произнесла Бьянка и повернулась к своему спутнику, не пытаясь скрыть грусть. - Я очень хочу домой. Хочу посидеть одна. Иногда со мной такое случается. Пожалуйста, проводи меня.

- Хорошо, - тихо сказал Огюстен. В ее словах была горечь, это чувствовалось особенно остро. Рассказывал школьному другу... В кого, интересно, мы превратились, если убиваем даже не за идею, а непонятно за что. Как же мерзко. - Пойдем.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пт Окт 30, 2009 3:28 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794
Париж, дом Эжени.
Эжени, Камиль Демулен.

Эжени бродила по комнате, переставляя ветки с красными и желтыми листьями под пристальным взглядом канарейки.
- Да прекрати ты, - обратилась она к птице, - я знаю, знаю, что я должна это сделать. И я знаю, чем это закончится. Смешно, да? Мы знаем, чего хочет от нас судьба и продолжаем идти ей навстречу. Ему не нужна вечная жизнь, зато его ждет другое бессмертие, в которое он уйдет от меня навсегда. И что потом, Готье? Отказаться от всего и замолчать для него значит предать себя. И те, кто просит его остановиться – толкают его на предательство. И, может, мы предаем любимых людей, пытаясь остановить их в их вере, лишить ее и растоптать, оставив без поддержки тогда, когда она им больше всего нужна. Но и не пытаться спасти – тоже предательство. Посмотри на эти листья, Готье. Они тоже предвещают беду и горят пожаром. Я хочу, чтобы вернулась осень и снова был золотистый ковер – не опавшие листья, которые любит Элени, я солнечный свет под ногами. А эти листья с дерева, которое не знает весны – они другие. Они тревожат наши сердца и уводят их далеко-далеко. Понимаешь о чем я говорю? Глупая ты птица, ты не умеешь говорить о любви, ты только поешь о ней – Эжени и канарейка посмотрели друг на друга пристально, - А знаешь, Готье, ты своими песнями подал мне идею.

Эжени перестала пристраивать ветки по углам комнаты и начала обрывать листья, после чего разбросала по ковру.
- И вот теперь у меня будет осень. А оставшиеся ветки я поставлю около твоей клетки, чтобы ты лучше понимал, о чем я говорю. Боже мой, Готье, я снова глупостями занимаюсь, пока жду его. Он ведь жив, правда? И ничего не успело случиться за день? И предательство еще идет далеко и неслышно, да? – Она снова замолчала, сев на подоконник и уставившись в окно, - Я не люблю весну, Готье. Весной я постоянно забываю слова на сцене и не могу подобрать нужных взамен. Если бы мы хотя бы могли быть обречены вместе, все было бы легко. Я не могу принять решение, не могу, - продолжила Эжени уже не для канарейки, рассматривая крыши домов весеннего Парижа.
Ее размышления прервал тихий стук в дверь. Она быстро спрыгнула на пол и побежала открывать.
- Камиль, - Потрясенно сказала она и почти втащила его в комнату… - Ты жив? Что они с тобой сделали? Может тебе лучше лечь? Нужен врач? Боже мой, и все-таки живой… я волновалась… и все же живой…

- Я останусь тут сегодня, если ты не возражаешь, - сказал Демулен, захлопнув дверь и прислонившись к стене. - Ну не смотри так, пожалуйста, я жив, и со мной все отлично. Ты не представляешь себе, как иногда приятно сказать в морду то, что думаешь, наплевав на последствия. Наша история идет к финалу. Мы умываем руки. Господи, что я несу. Прости, прости, Эжени! - Демулен притянул ее к себе.

- Подожди, сядь…- Эжени, как и предупреждала канарейку, потеряла дар речи, - может, принести тебе воды? У тебя же кровь… Или вина? Или что в таких случаях делают? Я ведь правда не знаю что делать, не знаю, - Она положила руки Демулену на плечи и заглянула в глаза, - Я не знаю, что выбрать. Такое не говорят, наверное, а сперва выбирают. Я не могу просить тебя остановиться или упреками отравить тебе вечер, потому что… если ты остановишься – Ты ведь предашь сам себя. И не простишь это предательство и себе, ни тем, кто на него толкнул и сам предал тебя же. А если я буду поддерживать тебя и как и прежде дарить забвение и давать силы верить в лучшее – это такое же предательство. Пожалуйста, дай мне возможность хотя бы понять…

- Нечего тут понимать, Эжени. Нечего. - Мир рушится у нас на глазах. ПОлгода назад мы могли бродить по Парижу, все еще лелея надежду на хороший финал. Теперь все кончено. Мы барахтаемся, что-то обсуждаем, пытаемся жить, говорим друг другу бессмысленные слова.. Знаешь, сегодня вечером Эбер бегал пьяный по городу и развешивал листовки с извинениями в адрес Максимильяну. Прости, ты же не знаешь кто это. Это журналист и прокурор, мой вечный оппонент. Человек гнилой, скользкий и продажный, но никогда не замеченный в облизывании чьей-то задницы. Прости, сорвалось. Так вот, этот человек помешался от страха. И это - финал. Ты многого не знаешь из того, что у нас происходит. Ты знаешь только Сен-Жюста. А Сен-Жюст - это далеко не весь Конвент. Есть и другие. Есть интриги, в которых человеческая жизнь - разменная монета. И, думаешь, эти интриги - во благо страны? нет. Это - борьба за власть. Черт возьми, я ведь пришел к тебе просто, чтобы сказать, как я тебя люблю и уйти. А в результате рассказываю все эти ненужные подробности, вываливаю весь этот словесный мусор...


Эжени подумала, что более неподходящего момента для вопросов о вечной жизни сложно найти.
- Подожди, подожди, ты же хотел остаться, - проговорила она, - Прошу, побудь со мной, пока просто не успокоишься. Ну хочешь, я больше не буду говорить сегодня ни единого слова? Хочешь, не буду убеждать тебя, что добро осталось и только уснуло зимой? И любовь – это не бессмысленные слова. Это – то, что еще держит нас на пороге вечности, - Эжени потянула Демулена к креслу, - Сядь, пожалуйста. И скажи – если ты так разочаровался в людях и во всем мире, то – почему ты идешь вперед?

- Я уже давно не делаю шагов. Я, как и все, плыву по течению. А еще... Я больше не слышу голосов старинных Соборов. Я оглох. Слышу лишь себя и свою бьющуюся в агонии гордыню. И тебя. Иногда. Когда ты стоишь передо мной, как сейчас, глядя своими необыкновенными глазами, такая близкая и недосягаемая одновременно. Ты - моя вечность. Какие еще могут быть слова?

Эжени подумала минуту, вглядываясь в глаза своего спутника,
- А глаза у тебя остались все такими же. Значит не все потеряно. В этой комнате нет Собора, уж прости, но попробовать помочь тебе я все же могу, - Она дотянулась до стола и взяла ветки с желтыми листьями, которые так и не успела пристроить, - Смотри, ты ведь знаешь парк Монсо? Я хочу рассказать тебе одну историю. Когда-то почти давно я была в тебя влюблена, но боялась даже познакомиться и только иногда наблюдала, как вы выходите из якобинского клуба. И, когда у Собора Нотр-Дам было слишком людно, я ходила гулять в этот парк. Там есть одно дерево, оно выглядит как клен, но почему-то листья у него всегда осенние – с самой весны. И это дерево никто не любил, про него рассказывали страшные истории – просто потому что оно было непохоже на других. А я прислушалась нему и поняла, что ему очень одиноко и не хватает друга, который бы слушал его. И оно поэтому машет своими ветвями. А когда мы подружились, дерево стало добрее. И оно знало кучу чудесных историй. Парк я тоже здесь не прячу – но смотри – именно оно подарило Парижу первую листву весной. А еще это смешно, но я тогда еще мечтала прийти когда-нибудь к нему с тобой. Давай сейчас мы представим, что мы – там. Может, не камни, так деревья вернут нам утраченный смысл и дадут немного доброты?

- Почему ты всегда находишь правильные слова, словно читаешь меня, как раскрытую книгу? - прошептал Демулен. - Если бы я мог остановить несколько мгновений этой дурацкой жизни, я бы не вычеркнул ни одного, связанного с тобой. Иногда мне кажется, что только ты удерживаешь меня от страшного шага - подчиниться, стать такими же, как они, забыть о милосердии и начать разговаривать с трупами, как Сен-Жюст, вместо того, чтобы остановиться и взглянуть не первые весенние листья.

- Потому что я люблю тебя. А теперь, - улыбнулась Эжени – Тебе надо поспать. Ты устал, - Она пристально посмотрела на своего спутника и слегка надавила на его сознание, - Ты давно не видишь снов. Но я покажу тебе сегодня самый чудесный. Я давно пытаюсь придумать для нас с тобой свою сказку. Но видимо ее время еще не пришло – она найдет нас… и я поняла, где. Поэтому я просто покажу тебе нашу чудесную осень, а потом – пусть к тебе просто придут нереальные, но красивые даже в оторванности от жизни видения. Единороги у реки такой синей, которой даже не встретишь. Белые горы, яркие зеленые холмы и дорога, которая уходит вдаль и не знает ни конца ни края. Пожалуйста, пусть у меня получится. С кошмарами, если честно, у меня лучше выходит. Но в твоих снах кошмарам места нет. Потому что твой покой стерегу я. А завтра… - Эжени замолкла, подумав о том, что кошмары она наводить действительно всегда умела. Может быть, шанс в этом? Ведь многие верят вещим и страшным снам… В типографии «Старого Кордельера» работает много людей, без которых работа просто встанет, а новый номер просто не выйдет. И все снова будет хорошо… Она улыбнулась снова и продолжила, - А потом, любовь моя, ты проснешься утром и получишь записку о том, что я ушла в Театр на репетицию новой пьесы, а вечером я буду ждать тебя. Там, где нас ждет наша сказка... или уже не сказка. У Собора Нотр-Дам. Там все и решится.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пт Окт 30, 2009 3:36 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794.

Париж.

Человек в маске, Эбер, Моморо.

Она всегда снилась ему ровно в четыре часа утра. В последнее время – чаще. Он просыпался, пытаясь забыть главное поражение своей жизни. Казненная королева. Жертва судьбы и слепого случая. Над планом ее освобождения работали лучшие стратеги западных держав, в заговор было вложено огромное количество средств. Все без толку. Он никогда не думал, что женщина способна тронуть его очерствевшее сердце. Но в тот день, когда она, похудевшая, с черными кругами под гразами, протягивала ему свой крестик, умоляя передать сыну и позаботиться о нем, он увидел в ней человека. Смелую и мужественную женщину, покорившуюся судьбе, но не потерявшую способности верить. Она боролась до конца. И проиграла. Также, как и они все. Он снова был человеком в маске. Максимильян Робеспьер, наверное, уже сломал себе голову, пытаясь понять, с кем встречались его оппоненты Эбер и Моморо, но среди тайной жандармерии были свои люди, которые не допустили бы утечки информации. Своим правлением Робеспьер обеспечил себе такое количество врагов, что оставалось лишь дергать за ниточки. Презренный тиран – недальновидный и узколобый. Самый презренный в плеяде французских правителей. Он занял свое место в углу и приготовился к ожиданию. Моморо и Эбер должны прийти с минуты на минуту.

Моморо хмуро псмотрел на человека в маске. Приходится мириться с тем, что собеседник скрывает свое лицо и говорит приглушенным голосом. Должно быть, у него очень веские причины, чтобы скрываться... И не известно с кого спрашивать, если этот тип решит их предать. Это скверно. Но пока что приходится мириться с этим, так как пока что этот человек - влиятельный человек, не забудем отметить - их союзник. Но больше всего его мысли занимала оценка сложившейся ситуации. Кто, кто мог знать, где спрятан отчет?! Все провалилось в тот момент, когда они уже праздновали победу. Жестокий удар. Вдвойне жестокий, что они попались в собственную ловушку... Но еще не все потеряно. Робеспьеру еще предстоит написать речь, склонить в свою пользу Комитет и Конвент... А мы пока что будем бороться. За свое место под солнцем.

- Добрый вечер, гражданин, - поздоровался Моморо, вовремя спохватившись. Пауза была довольно долгой - он слишком сильно погрузился в свои мысли.

- Добрый вечер, гражданин Моморо. Ваш соратник опаздывает. Отсыпается после вчерашних художеств с вывешиванием листовок с извинениями?

- Не знаю, - огрызнулся Моморо, но тут же взял себя в руки и спокойнее добавил: - Он скоро придет.

- Не стоит так переживать из-за истории с отчетом. Мы предполагали вариант, что найдется предатель, который раскопает эту информацию и сдаст в нужный момент. Предателя уже ищут. А репутация Робеспьера-младшего подмочена достаточно.

- Какое мне дело до репутации Робеспьера-младшего? - уныло сказал Моморо. - Если разбирать всех, кто спит с бывшими аристократками... - он махнул рукой. - Неподкупный теперь возьмется за это, вот в чем беда. И афиши, которые клеит Эбер здесь не помогут.

Хлопнула дверь - послышались торопливые шаги.

- Простите, граждане, я... проспал, - сказал Эбер и занял свое место. - Прошу вас. не надо только расспрашивать меня о вчерашнем вечере. Итак сегодня уши опухли от расспросов. Да, да, я клеил эти чертовы афиши с оправданиями Неподкупному. Клеил, мать вашу.

- Только сомневаюсь, что он их читал, - проворчал Моморо.

- У него есть, кому прочесть. А ход хороший, - неожиданно похвалил таинственный гость. - Кто надоумил, Эбер?

- Барер, - нехотя буркнул Эбер и замолчал.

Моморо закашлялся, поперхнувшись от неожиданности, но промолчал. А немного подумав решил, что ход все же не такой уж плохой. Заставит Неподкупного немного сменить тактику, а там можно и привести в исполнение план номер два. Не зря в свое время разыскивая компромат на на Неподкупного и его верного оруженосца Сен-Жюста он отсыолал верных людей в Аррас и Блеранкур. Ничего существенного кроме старых писем им добыть не удалось, но вчера он перечитал их, увидев ситуацию в новом свете. Сен-Жюст, оказывается, у нас аристократ недобитый, да и Робеспьер любил в свое время приписывать к фамилии приставку "де". Учитывая гонения на умеренных, можно попробовать обвинить их в сочувствии к аристократам. Раз подобные обвинения сыпятся на Дантона, то чем хуже Неподкупный и его свита? Но план требовал серьезных доработок. Было бы идеально, если бы Робесьер сам себя оклеветал каким-то образом, но как это устроить? Не заставишь же его под дулом пистолета писать компромат на себя? А жаль...

- Барер - неглупый мужик, - усмехнулся гость. - Но, к делу, граждане. Думаю, пришло время обвинить Робеспьера в заговоре. А для начала - доказать его причастность к аристократии. Его и Луи Антуана де Сен-Жюста. В свете последних событий это прозвучало бы актуально. Особенно с учетом того, что со дня на день Робеспьер уничтожит Дантона. К этому все идет.

- Дело говорите, - быстро отозвался Моморо. Казалось, что этот человек читает его мысли, что было неприятно, но главное - что это предложил не он. Немного подумав, он изложил еще не до конца созревший план действий.

Лицо Эбера приобрело зеленоватый оттенок. Впервые он молчал, а говорил Моморо.

- Я могу ознакомиться с документами, о которых вы говорите, гражданин Моморо? - вежливо спросил гость.

- Я не привез их с собой, так как не знал, что они могут понадобиться, - покачал головой Моморо. - Завтра.

- Завтра, так завтра. - кивнул гость. - А вы, гражданин Эбер, язык проглотили?

- Да. От восторга, - буркнул Эбер.

- В таком случае, продолжайте играть свою роль. Завтра вы отправитесь к Робеспьеру и униженно попросите прощенья.

- И поцелую его в задницу, - хмыкнул Эбер.

- Это - по вашему желанию, - спокойно сказал гость. - На этом не настаиваю.

- Так он нам и поверит, - сказал Моморо, но тут же осекся под взглядом человека в маске. - Хорошо, пойдем и попросим. И будем молиться, чтобы нас сразу не арестовали.

Человек в маске поднялся. - До завтра, граждане. Завтра каждый из нас изложит свой вариант плана и мы выберем верный. Надеюсь увидеть вас завтра живыми. Обоих.

Моморо только вздохнул Умеет он обнадежить, ничего не скажешь.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Сб Окт 31, 2009 11:14 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.

Дом Филиппа Леба.

Филипп Леба, Анриетта Леба, Огюстен Робеспьер.

- Я очень надеюсь, что он придет, Элизабет, - шепнул Филипп Леба жене и строго поглядывая на Анриетту, сидевшую в углу гостиной и ведущую себя подозрительно тихо и прилично в последние дни. Признаться, запланированный ужин имел под собой сразу две цели. Во-первых, Филипп искренне желал примириться с Огюстеном, который, как и все окружающие, был зол на него за произошедшее в Комитете Общественной Безопасности. Черт побери, ну неужели не могли сказать заранее, что высказываться не надо? Ведь он просто хотел искренне подставить плечо другу, попавшему в затруднительную ситуацию. А эти эбертисты просто воспользовались его словами! Да они готовы использовать и смять любого, кто станет у них на пути, - с отвращением подумал Филипп. Впрочем, он вернулся мыслями ко второй своей цели. Анриетте и правда стоило больше бывать в обществе и общаться не только с Антуаном. А там - глядишь – и переключится. Огюстен на такую роль подходил как нельзя лучше, отличаясь незлобный характером, приветливость и приятными манерами, совмещавшимися с живым умом и чувством юмора. Но главное преимущество Огюстена было в том, что он не был Богом Революции.
- Анриетта, дорогая, а что ты рисуешь сейчас? – поинтересовался Филипп, улыбнувшись жене, которая грациозно вышла на узнаю проверить степень готовности ужина.

- Прошу к столу, - донеслось из-за двери через минуту.

- Милая, - Филипп вышел на дверь на секунду и вполголоса произнес, - Мне бы все-таки хотелось дождаться нашего гостя. Я правда сильно виноват перед ним, и мне хочется исправить положение.

- И заодно познакомить его с Анриеттой, - рассмеялась Элизабет Леба, урожденная Дюпле, - Что ж, неплохой план, хотя по-женски говоря, несколько наивный.

Филипп сделал строгое лицо, и они рассмеялись хором.

- Так что ты рисуешь, Анриетта?, - весело повторил он, вернувшись в гостиную.

Последние дни Анриетта старалась вести себя хорошо, как обещала. Не спорила, не нарушала запретов. Вимательно слушала Филиппа. И рисовала.
Оставались последние штрихи. Поскольку теперь она не могла выйти вечером, то использовала это время для творчеста. Окружала рабочее место свечами и ей казалось, что Собор на картине крадет свет, забирает без остатка, как незанавешенное окно и это немного пугало.
Сидя в гостиной девушка размышляла о том, какой еще оттенок добавить, когда вопрос Филиппа вывел ее из задумчивости.
- Я рисую Собор Нотр-Дам, - ответила она.

Филипп услышал в ее голосе скрытый упрек за домашний арест и спохватился:

- Если тебе будет надо, Анриетта – ты только скажи, я и Элизабет как-нибудь прогуляемся с тобой до него, посмотришь, если забыла детали. Ты ведь очень талантлива, ты просто обязана показать свои рисунки нашему гостю!

- Я уже почти закончила, - улыбнулась она, - я хорошо рассмотрела детали и прекрасно все запомнила. Но, тем не менее, если вы с Элизабет не против, я не отказалась бы от вечерней прогулки когда-нибудь. Филипп, а кто этот гость? я спрашивала у тебя, но ты так и не сказал.
"К тому же, я пока тут выставку своих работ не устраиваю. И они не идут в комплекте со мной. Посмотрим сначала, что за гость" - несколько обижено подумала Анриетта.

- Скоро все узнаешь, - добродушно сказал Филипп и продолжил читать газету.

Идти к Леба не хотелось. Кто бы знал, что сейчас он меньше всего расположен поддерживать светскую беседу и разговаривать о вещах отстраненных, таких, которые были бы интересны не только Филиппу, но и дамам. Не пойти? Этот вариант исключился еще вчера, когда он раздумывал над возможностью отказаться, сославшись на неотложные дела. И так все ополчились на Филиппа после его высказывания. Лучше пусть будет видимость мира, чем вооруженный до зубов нейтралитет. Дверь открыла Элизабет. Она совсем не изменилась с тех пор, когда он видел ее в последний раз в доме у Дюпле. - Элизабет, добрый вечер! Рад тебя видеть. Ты прекрасно выглядишь, как всегда. Еще немного и я начну завидовать Филиппу. --- Обмениваясь новостями, касающимися общих знакомых, они прошли в гостиную, где уже ждали Филипп и его сестра. -- Добрый вечер, Филипп, - Огюстен сделал паузу, ожидая, когда Филипп представит свою сестру. Будем соблюдать правила приличия. Хотя бы сегодня.

- Огюстен, спасибо, что пришел! - Обрадовался Филипп и вскочил встречать гостя, - Я не знал даже где с тобой поговорить – Комитет все-таки не то место и как загладить свою нелепую ошибку, которой так цинично воспользовались эти твари из шайки Эбера… Хотя я тоже был хорош, и то, что чуть не случилось было бы моей виной… Но даже если ты не расположен простить меня, надеюсь, что наш семейный ужин тебе понравится. Кстати, познакомься, эта дикарка – моя младшая сестра, Анриетта.

Анриетта поднялась и улыбнулась гостю.
- Добрый вечер!
Потом взглянула на Филиппа:
- И вовсе я не дикарка!
"Обязательно надо было вот это говорить, да, братец? к тому же,очевидно, намечается очередной мужской разговор?"
У гостя не было ничего общего с Сен-Жюстом. Но он производил впечатление доброго, порядочного человека - это произвело на девушку приятное впечатление. Ей не хотелось спрятаться от него в свою комнату, как от некоторых гостей Филиппа, с которыми, впрочем, он ее и не знакомил.

- Милая чем порадуешь? – нежно спросил у Элизабет Филипп, - Прости, Огюстен – сам видишь, мы живем скромно, зато дружно. Но главное наше сокровище я тебе уже показал сегодня, и, возможно она порадует нас своими рисунками? Анриетта, ты уже закончила ту прекрасную картину, которую рисовала до прихода гражданина Робеспьера? Ты любишь живопись, Огюстен?

- Анриетта, рад познакомиться с вами, - улыбнулся Огюстен. - Филипп и Элизабет много рассказывали о вас.

- Я тоже рада знакомству... гражданин Робеспьер? - она вопросительно взглянула на него.
"Опять по новой! только вроде разобрались с именем одного, так немедленно появился другой"
- Я покажу картину, только придется подождать немного. Вы подождете? - девушка переводила взгляд с гостя на Филиппа и посмотрела на Элизабет, ободряюще улыбающуюся.

- Разумеется подожду. Ваш брат был очень любезен и пригласил меня на ужин, так что боюсь, еще некоторое время я буду злоупотреблять вашим гостеприимством. Элизабет, пока мы ждем Анриетту, может быть, ты согласишься что-нибудь сыграть? - Огюстен указал на клавесин. После недолгих уговоров молодая женщина согласилась и пока звучала музыка, Огюстен пришел к выводу, что на данном этапе все происходящее... пока что забавно. Однако следует соблюдать осторожность

- Кстати Анриетта, как и ты, поклонница театр- заметил Филипп. Помнишь, как тебе понравилась последняя пьеса, на которую мы ходили все вместе? Я потом водил Анриетту на нее же, и она была в восторге, – он пожал плечами, - Я, к сожалению, небольшой знаток. Мое дело – это выездные миссии, карты сражений и прозаические дела. Огюстен, - понизил он голос под звуки клавесина, - Я виноват перед тобой… и даже лишь недавно понял, насколько, - Он разлил вино по бокалам, - И даже если ты меня не простишь, я обязан это сказать.

- Боюсь, что без твоей сестры обсуждение спектакля не имеет смысла. К тому же, я не настолько большой поклонник театра. У меня практически не остается времени на это времени. А твоя речь в Комитете... - он тоже понизил голос, - Не будем об этом. В конце концов все хорошо закончилось. Мне жаль, что тебе досталось от Максимильяна.

- Так досталось же за дело – повеселел Леба, - Ну – за будущее, Огюстен! Анриетта, ну, покажи нам свое творчество.

Звуки клавесина создавали в доме новую атмосферу. Словно за пределами этого дома не происходит ничего страшного.
Анриетта еще раз внимательно посмотрела на картину, поднеся свечу поближе, и решила больше ничего не добавлять.
Ее позвали и она, сняв картину с мольберта, стараясь не запачкать пальцы, спустилась в гостиную. Поставила на пол возле своего кресла - там лучше всего падал свет.
- Ну, как? - поинтересовалась она.

- Превосходно, Анриетта, - похвалил Огюстен. И было за что, Собор на картине выглядел как настоящий. Жаль только, что в живописи он разбирается очень слабо, даже для того, чтобы сделать комплимент. - Еще немного и вы составите конкуренцию если не Давиду, то его лучшим ученикам.

- Действительно красиво. Я знаю, есть монтаньяры, которые рассуждают, что женщинам ни к чему учиться живописи и проявлять свои таланты, но я никогад не был сторонником такой точки зрения. Хотя я немного распустил Анриетту, признаюсь, - весело заметил Леба, - но с другой стороны, в свободной стране и женщины должны получить немного свободы, как ты думаешь Огюстен? Но, конечно, не в такое время. Огюстен, ты же знаешь – почти все наши сейчас в миссиях, и я скоро отбываю, - да, Элизабет, - кивнул он чуть побледневшей жене, - Скажи, пожалуйста, а ты сейчас будешь в Париже?

Не знаю, - пожал плечами Огюстен. - Сейчас я здесь, но мое присутствие необходимо в италийской армии. А насчет талантов я готов разделить твою точку зрения, женщины должны обязательно проявлять их, особенно, если это касается такого вида искусства, как живопись. Постарайся понять картину и ты поймешь ее автора.

- И что ты понял про Анриетту?, - заинтересовался Филипп.

- Вот этого я тебе не скажу, - рассмеялся Огюстен. - Разве только пожелаю, чтобы в мире было побольше таких чистых душой людей, как твоя сестра.

Анриетта радостно улыбнулась.
- Спасибо, гражданин Робеспьер, мне очень приятно слышать такие слова. Постойте... Филипп, ты уезжаешь? - с беспокойством спросила она и взглянула на Элизабет. Молодая женщина выглядела очень расстроенной.

- К сожалению, чистой души мало, чтобы выжить в современном Париже, - рассмеялся Леба, - Я знаю про италийскую армию, Огюстен. Я уезжаю завтра же к Рейну – вот и ответ на твой вопрос, сестренка. И как старого друга могу ли я просить тебя иногда заходить в наш дом? Я не хочу, чтобы Анриетта или Элизабет выходили на улицу без сопровождения – и право же, мне не к кому обратиться. Не волнуйся, по крайней мере одна из них – взрослая женщина, и удержит вторую от докучания тебе просьбами. Но если бы ты хоть иногда заходил узнать, все ли у них в порядке – и – если это уж совсем не будет камнем висеть на твоей шее – иногда составить им компанию в недолгой прогулке – моя благодарность не знала бы пределов, Огюстен.

Ситуация вышла из-под контроля. Будет очень весело встретиться с Сен-Жюстом еще и в этом доме. Как Филипп себе это представляет? Одно дело, если Антуан стал частым гостем в этом доме, все говорят, что скоро будет помолвка его и Анриетты, но совершенно другое - он сам. Обе женщины были очень милы в качестве друзей, но даже непринужденная беседа не стоит того, чтобы своими визитами добавить грязных сплетен в котел тех, что уже есть. И как, скажите на милость, объяснить это Филиппу? "Объясни, как есть" - посоветовал внутренний голос.

- Немного необычная просьба, Филипп, но боюсь, что не смогу ее выполнить, так как нехорошо появляться в доме, где есть две молодые женщины в отсутствие хозяина. Элизабет всегда сможет написать мне, если у нее возникнут какие-либо затруднения и я с радостью сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь. А компанию по прогулкам может составить тот, кто уже стал частым гостем в вашем доме. Думаю, что это будет лучшим вариантом чем тот, что предложил ты.

- Согласен, - весело проговорил Леба. Элизабет напишет Огюстену - уж в этом-то он был уверен.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 2:25 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Дом Жака Эбера

Люсиль Демулен, Маргарита Эбер

Оказавшись рядом с домом Эбера, этим ранним утром, Люсиль поняла, что ее бьет нервная дрожь. События завертелись с такой скоростью, что она уже не успевала соображать, что она делает правильно, а что нет. Маргарита Эбер… Бывшая монахиня и супруга самого скандального журналиста Парижа, а по совместительству, и прокурора Коммуны. Теперь Люсиль понимала, почему про гражданку Эбер никогда не ходило слухов и скабрезностей, как про остальных депутатских жен. Те, кто с ней сталкивался, скорее всего, просто боялся с ней связываться.

После встречи с Маргаритой Эбер, Люсиль мучили кошмары. Камиль так и не пришел домой, и ночь она провела одна, в метаниях между детской кроваткой и окном. Она не сомневалась, что Камиль остался у Эжени – он даже не скрывал теперь, что бегает к ней регулярно. Только теперь это было неважно. Люсиль и сама удивлялась полному отсутствию ревности со своей стороны. Камиль хочет любить двух женщин одновременно? Пусть. Только бы он остался жив. Сейчас это - главное.

- Маргарита, это я, - тихо сказала Люсиль, услышав вопрос по ту сторону двери. Дверь открылась, пропуская ее вперед. Люсиль потратила целый час, мастеря себе костюм в стиле санкюлотов – она подумала, что, наверное, не стоит ходить к Эберам в обысном виде – вдруг узнают? Маргарита, кажется, сразу отметила ее инициативу.

- Молодец, Люсиль. Ты правильно сделала, что оделась таким образом. Будет нехорошо, если на тебя обратят внимание. Проходи. Сейчас я принесу тебе завтрак. Жак уже ушел, так что нам никто не помешает.

Она двигалась плавно и неторопливо. Люсиль не могла оторвать глаз от шарфа, скрывающего пятна на шее, а от взгляда черных глаз ей снова становилось не по себе. Надо отдать ей то, что она принесла, и бежать бегом из этого дома. Господи. Если бы Камиль знал, на что ей приходится идти ради того, чтобы сохранить его жизнь!

- Я принесла то, что ты просила, - заговорила Люсиль, подавив дрожь в голосе. – Старые вырезки из газет Камиля, все, где он писал о Робеспьере и его соратниках. Все газеты Камиля я хранила в двух экземплярах – на всякий случай. Вот. Возьми. Не понимаю, правда, зачем это кому-то может быть нужно.

- Пей кофе, Люсиль. – ответила ей Маргарита и, присев за стол, достала сигары. Чиркнула спичкой…

- Господи, что ты делаешь?! – Люсиль чуть не поперхнулась горячим напитком.

- Курю. Предвосхищая твой вопрос, скажу – Жак не знает. Ему бы это не понравилось. Но мне через месяц исполнится сорок. И сколько еще я проживу, известно лишь Богу, но не мне. Почему-то мне кажется, что немного. Самое время удовлетворить любопытство. Мне всегда было интересно, зачем мужчины это делают. Хочешь попробовать? – невозмутимо спросила Маргарита.

- Нет! – вскрикнула Люсиль. И добавила, взяв себя в руки. – Нет, большое спасибо. – Потом, заинтересовавшись, не сдержалась: - Ты что, старше своего мужа по возрасту?

- Странно, что никто не замечал, - пожала плечами Маргарита. – Я старше его на пять лет. Для нас это никогда не имело значения. Я полюбила его с первого взгляда. А он сделал мне предложение в первый день знакомтсва. Странно, правда? Сейчас принято ухаживать месяцами и добиваться благосклонности женщины, или же держать мужчину на расстоянии. Но мы все решили в первый же день. Я увидела в нем то, чего не видят другие. Благородство. Страсть. Желание изменить этот мир к лучшему. И неестественную, болезненную ранимость, не свойственную мужчинам. Поговорив со мной несколько минут, он сказал, что нашел женщину своей мечты и обещал сделать меня самой счастливой на свете. Стоит ли говорить, что я ни разу не пожалела о принятом решении?

Люсиль смотрела на нее во все глаза. Казалось, что эта красивая, сильная женщина рассуждает о ком угодно, только не об Эбере. Что могла найти она в этом толстоватом наглом мерзавце, переспавшим с каждой второй женщиной Парижа?
- За что ты его любишь? - только и смогла произнести она.

- А за что ты любишь Камиля? – ответила Маргарита вопросом на вопрос.

*Сравнила!* - хотела ответить Люсиль, но благоразумно промолчала.

К завтрашнему дню нам надо собрать информацию обо всех знакомых Робеспьера, с которыми он был связан в прошлом, - заговорила Маргарита. – И в этом ты смоешь помочь, как никто другой. Вспомни все, что тебе рассказывал Камиль, а если чего не вспомнишь – попробуй поговорить с ним. Все, что вспомнишь, записывай. Я сама к тебе зайду, когда представится возможность.

- Хорошо. Теперь я пойду, - Люсиль поднялась.

- Ты знаешь журналиста Жана Клери? – Маргарита говорила спокойно, но в ее глазах Люсиль отметила мрачный блеск и поежилась.

- Камиль встречался с ним несколько раз. Он очень уважал его талант и считал, что у Клери – большое будущее. Все порывался привести его к нам на ужин. Но после смерти Марата он пропал…

Маргарита кивнула и взялась за вышивание. Почему-то уходя, Люсиль подумала, что не хотела бы иметь врагом такую женщину, как мадам Эбер. Ведьму в обличье монашки. Попрощавшись, Люсиль бросилась домой, уже точно зная, что выполнит все, о чем они говорили.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 2:14 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, бульвары.
Сантьяго, Бьянка.

Теперь раз в неделю Сантьяго заходил к Альбертине Марат выпить традиционно омерзительный кофе и послушать ее боевые сожаления о том, как низко пали вчерашние патриоты. К ней возвращался боевой дух, от чего Сантьяго испытывал, с одной стороны, понятный ужас, с другой – почти радость. Если честно, беседы с ней были сейчас почти единственной отдушиной для Сантьяго, чем-то таким из мира реальных людей с представлениями о добре и зле – пусть нелепыми и ошибочными. Сам он в них нуждался крайне редко, что, возможно и привело сейчас к закономерной результату: после начала истории с Клодом Орсе он начал просто проваливаться в какой-то чужой мир, населенный ночными кошмарами и теми, кто пьет кровь. Игра перестала быть игрой со смертью, поэтому от нее веяло легким холодком. Но остановиться Сантьяго уже не мог, хотя и понимал, что подобная одержимость еще никого до добра не доводила. Хотелось вернуть ощущение смерти и того, что твоя собственная кровь еще бежит по венам и артериям.

Еще Альбертина торжественно вручила ему номер «Друга Народа», не объясняя причин возрождения газеты, зато выразив отношение отдельным оборотам в газете предельно бурно. Видимо, сидела и разбирала всю ночь каждое слово. Ай да Клери!

Кстати о Клери. Сейчас навстречу Сантьяго по бульвару Капуцинов шествовала именно она - прежний очаровательный товарищ, а не измотанная и предельно несчастная женщина, пытавшаяся за внешней резкостью и легкомыслие скрыть свою трагедию.
- Клери, - обрадовался Сантьяго, - А я как раз нашел новую крышу, на которую можно закинуть Клода этой ночью!

- О, Сантьяго, как хорошо, что ты тут! Разделишь мой триумф? Весь город говорит о моей газете! - защебетала Бьянка приглушенным голосом, увлекая его в кафе. - Или хочешь погулять? На меня, как ты знаешь, погода не действует, но если тебе холодно и промозгло...

Сантьяго рассмеялся. Нет, все-таки она самая живая из представителей своей породы.
- Альбертина просила передать автору, что на второй странице газеты допущена грубая фактическая ошибка – следует писать не «1794» а «Второй год Свободы». А в расследованиях, по ее словам, уделяется внимание массе ненужных деталей – ну кому какое дело что именно и кто ест на ужин, вот взгляды – это другое, - Сантьяго зевнул, - В общем, она в восторге, как ты поняла. Продолжай в том же духе, Клери, раскопай то-то этакое. Так все-таки – сегодня мы продолжим доводить Клода до помешательства? Ну пожалуйста, - по детски взмолился Сантьяго.

- Твой Клод - редкостный зануда, - засмеялась Бьянка. - Мне бы на его месте понравилась небольшая доля приключений, которая ворвалась бы в серую жизнь. Но он сегодня переехал на новую квартиру. Зануда. Вот его новый адрес. Весьма респектабельный район. И как не боится? Что касается Альбертины... Аналогичные претензии по поводу моего стиля она высказывала и Марату. Но Марат любил эти подробности и мою манеру изложения. Так что, старушке придется привыкать. Хотя, думаю, она вряд ли всерьез считала, что может что-то изменить. Но я не ожидала, что ваш трогательный роман будет иметь продолжение! Сантьяго, дорогой, рассказывай! Чем тебя зацепила Альбертина?

- А с тех пор, как ты изменила мне сперва с Сен-Жюстом, а теперь и со своим новым ухажером, мое сердце было разбито до такой степени, что мне стали нравиться крупные женщины, - ответил Сантьяго, - А Клоду нужно что-то новенькое. О! А давай его еще и привязывать к этой крыше, чтобы просыпался, паря в воздухе на тонкой веревке!

- Ты серьезно? Сантьяго, твое место в моем сердце не достанется никому, - серьезно сказала Бьянка. - Ты - единственный, перед кем я могу никогда и ни в чем не отчитываться. Кстати, с Сен-Жюстом мы поссорились. Но это не имеет отношения к делу. Ты хочешь подвешивать Клода? Правда? А если веревка оборвется?

- Буду горько плакать и утешусь в объятиях Альбертины. Хотя задушит, - серьезно стал размышлять Сантьяго. Неужели ты считаешь, что я могу искренне пожелать человеку добра? А по Клоду буду скучать и страдать, потому то смерть – это победа в такой игре. НО почему он еще не сделал свой ход, - пробормотал Сантьяго себе под нос.

- Кстати, хороший вопрос, - улыбнулась Бьянка и отвела глаза. - А должен? Буть я на его месте, я бы свой ход уже сделала, тем более, что ему о тебе многое известно. Как ты думаешь, чего он от тебя добивается?

- Понятия не имею и в кои веки иметь не хочу, - отрезал Сантьяго, - Причины уже второстепенны. В этом городе есть место одному из нас. Однажды он выиграл у меня партию. И мне теперь на все остальное кроме реванша тоже плевать – но твою газету я прочитал, - спохватился он.

- Какой же ты хороший! - искренне умилилась Бьянка. - Вспомнить про мой вопрос о газете на середине разговора и не постесняться об этом сказать - так только ты умеешь! Сантьяго, я понимаю твои чувства. Но игра затягивает. Ты уверен, что не заиграешься? На его стороне - целый Орден, на твоей - лишь я и Сен-Жюст. О, прости, и Альбертина Марат.

- Ну, возможно, не только Вы, - загадочно ответил Сантьяго, - Что до игры – да, Клери – кстати, как тебя зовут на самом деле? Ты ведь уже не Жан, но и уже не Элеонора – я заигрался. Я не могу спокойно спать, еда теряет вкус, а женщины не приносят удовольствия. Я должен это сделать, просто чтобы вернуть себе самого себя. Я не проигрываю, Клери. А если со мной хочет играть вместе с ним хоть вся Таламаска – ничего страшного. Обыграли же мы целую тюрьму Консьержери? Не отрезала же мне пальцы Элени? А это – новая победа, равных которой не достигал никто до меня, представляешь? Поставить на уши целый Орден, свести с ума лучшего из них и… посмотрим, что дальше!

- Сантьяго, если бы я была разумной женщиной, я бы сказала тебе, что этот Клод - опаснее, чем кажется. Но я такой же игрок, как ты, - Бьянка взглянула на него с нежностью. - И очень редко думаю о последствиях, совершая ходы. Что касается моего имени... Оно осталось в Италии, среди разбитых судеб и сердец, одно из которых - мое. И пока я тут, во Франции, я не хочу о нем вспоминать.

- Я очень надеюсь, что он опаснее, чем кажется, - заметил Сантьяго, - Что до имени – может, пора придумать новое? Жан Клери бесследно исчез, а Элеонора Сольдерини не будет издавать газету «Друг Народа». Ну давай же, а то начну называть тебя Пьером, от отчаяния.
- Мое новое имя - Жюльетт Флери, Сантьяго. И, надеюсь, оно принесет мне удачу. А в Италии меня звали ... Бьянкой. - она подмигнула ему. - Не знаю. почему мне так важно сохранить этот секрет. Но я не могу тебе противостоять. Теперь ты знаешь.

- Не хуже, чем Пьер, - одобрил Сантьяго, - Итак, Белая Королева Парижа – вперед? Пора помучить невинную жертву наших фантазий!

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 2:30 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Человек в маске, Моморо, Эбер.

Моморо пил уже четвертую чашку кофе, пытаясь понять, что именно ему не нравится в плане, который излагал их коллега в маске. Скорее всего, то, что план этот был прост и мог сорваться из-за любого пустяка. Да и зависеть от плохой погоды тоже как-то... не прельщает. Более того, фокус с экипажами можно будет использовать только один раз, в Комитете тоже не дураки сидят, если в первый раз это будет выглядеть как случайность, то второй раз - уже закономерность. Фантастической представлялась и идея с написанием компрометирующего письма. Ни один человек не станет таким изощренным способом рыть себе могилу. Тем более человек, дорожащий своей репутацией... Излагать все это человеку в маске не хотелось, но попытаться оспорить можно.

- Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом плане, - попросил он. - В общих чертах все звучит слишком фантастично, чтобы можно было браться за его реализацию...

- Мы собрались для обсуждения, гражданин Моморо, а не для того, чтобы выслушать мой план. Если вас что-то смущает, не стесняйтесь высказываться, - ответил гость. Он пил уже пятую чашку кофе, пытаясь понять, правильно ли сделал ставку на эбертистов. Впрочем, вариантов не было. Лучший способ найти хорошего исполнителя - искать среди обреченных. Фракция Дантона способна только лить сопли и строчить злые статейки, которые лишь действуют на нервы Робеспьеру. Эбертисты хотя бы пытаются что-то предпринять. Он заговорил снова, излагая свой план во всех подробностях.

Моморо молча слушал, стараясь не перебивать. На первый взгляд все выглядело просто, даже слишком. В плохую погоду заставить часть извозчиков, которые любят останавливаться у Тюильри, поджидая тех же членов Комитета или задержавшихся депутатов, разъехаться. Хороши любые средства, можно нанять экипаж и заставить кучера ждать, оплатив потраченное время, или же оплатить дальнюю поездку. Благо, что экипажей в позднее время не много. Да вообще их не так много. Что сделает человек, увидев один-единственный экипаж, где кучером будет верный им человек? Правильно, сядет в него, так как у него не будет выбора. И тогда его увезут в надежное место, где либо убьют, либо заставят написать компрометирующую бумагу, свидетельствующую о сговоре с роялистами. Если он откажется - тоже не беда, можно пустить пулю в лоб и никто не узнает, где его закопали. Гениально и просто. Но есть много "но".

- Мы слишком зависим от погоды, у нас нет на это времени, - хмуро сказал Моморо. - Нет, я не отрицаю того, что план гениален и прост. Но мы слишком зависим от мелочей. К примеру, он может пойти домой пешком или же выйти в окружении соратников. Второй раз мы не сможем удалить от Тюильри всех извозчиков... Далее, следует найти человека достаточно известного, на которого можно будет свалить всю вину за случившееся... Я знаю одного такого, но не вижу способа... Нет, пока что ответьте на мои неуклюжие поправки.

- Известного человека? - ухмыльнулся Эбер. - Камиль Демулен подойдет? Он с катушек слетел из-за этой истории. Пьет. Раньше за ним этого не замечалось, а теперь ходит и бурчит на весь Париж, даже меня уже достал. На младшего Робеспьера напал с кулаками в кафе. Если устроить еще парочку общественных скандалов, никто не удивится, что Демулен решил свести счеты со старым приятелем. Вопрос в другом. Робеспьер не ходит без своего оруженосца. А Сен-Жюст - не Неподкупный, у него башка варит на такие дела.

- Значит, Сен-Жюста необходимо задержать, - сказал человек в маске. - я слышал, что он весьма неравнодушен к гражданке Леба... Можно отослать письмо, в котором она будет умолять его приехать. Камиль Демулен подойдет. Думаю, что нужно поговорить с ним о необходимости мира, немного польстить его самолюбию, отметив, что он пишет очень дельные статьи, на что не осмелился никто другой, даже попросить у него совета, если будет необходимость. И убедить его приехать на встречу, которая состоится за городом, так как в Париже практически невозможно говорить спокойно - вокруг слишком много слушателей.

- Убедить Демулена?! - воскликнул Эбер. - Да вы что? Проще осла убедить на баране жениться, чем доказать что-либо святому Камилю. Вы давно его видели? Говорю ж - он с катушек съехал от страха! Дать дубиной по башке, вывезти куда надо и держать там. В случае чего - вытащить и усадить там над трупом Неподкупного - пусть подумает о своем поведении. Ну и напоить предварительно. Но пить ни с кем из нас он не будет. Надо девку какую-нибудь подсунуть - он до девок падок. Или соратника. Но соратника мы не подговорим. Остается девка. Главное, чтоб красивая была.

- Я бы не стал вмешивать в это дело женщин, - поморщился Моморо. - И так предприятие не кажется мне надежным. Тем более, я слышал, что он ухаживает за какой-то актрисой и попытка сблизить его с другой женщиной может дорого нам обойтись. Я склоняюсь к варианту, что нужно дать ему дубиной по башке.

- Я найду человека, который поговорит с ним, - оборвал гость. - Если попытка окажется неудачной, можете взяться за дубины. Только без кровопролития.

- Задержать Сен-Жюста, - задумчиво пробормотал Эбер. - А черт его знает, насколько ему эта девка нужна. Он с ней не живет, на ночь там не остается. Может, для отвода глаз слух пустил, чтоб другой свой интерес скрыть? И что, похищать ее и заставлять писать ему письмо? Или ему записку отправить? Как делать то? Я в этих делах не специалист, граждане.

- Отправить записку, - коротко сказал гость.

- А девка дома пусть сидит? Или ее похитить. Я запутался, мать вашу, - психанул Эбер.

- Не нужно никого похищать, - Моморо попытался превратить смех в кашель, но получилось плохо. - Говорят же, написать записку, что у них дома что-то стряслось и отослать ее примерно к тому времени, когда в Комитете уже все отупеют от препирательств. Пойдет, готов держать пари.

- Тогда ваша задача - устроить препирательства. Не сомневаюсь в ваших способностях, - деловито произнес гость. - Пусть на заседании присутствует как можно больше ваших сторонников. Устройте ругань. Эбер пусть лижет зад Робеспьеру, вы нападайте. Вытаскивайте темы, интересные Сен-Жюсту. Начните нападать на его декрет, по которому ни черта не делается. Измотайте его до предела. Все должно произойти завтра - больше тянуть нет времени. Утром вы, Моморо, готовите документы для подписания. Вы, Эбер, договариваетесь с извозчиками. Я контролирую процесс и нахожу человека, который будет спаивать Демулена. Также беру на себя составить записку для Сен-Жюста. И найти способ задержать Робеспьера. Время - 23.00. К этому моменту все должно быть готов.

- Согласен, - ответил Моморо. - Я подготовлю документы.

- До завтра, граждане, - человек в маске поднялся. - Завтрашнюю ночь Робеспьер должен встретить в нашем надежном месте. Вот адрес. И не наделайте глупостей.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 2:52 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж.
Эжени.

Эжени решила проснуться как можно раньше вечером сегодня. День прошел в склепе на Кладбище Невинных Мучеников. *Наверное, пора заводить тайное убежище, о котором не будут знать люди. Только Элени похвастаюсь… когда-нибудь* Камиль сегодня придет совсем поздно - у нее все получилось, и едва ли он проснулся раньше середины дня. Им еще предстоит разговор о бессмертии. И от того, какое бессмертие он выберет, и решится – сколько им осталось и когда надо будет прощаться навсегда. *А останавливать тебя я не имею права... я могу только расспрашивать тебя о снах и повторять, что люблю тебя уже до безумия, моего безумия.*

Сны. Эжени вздрогнула, вспоминая свои февральские кошмары. Сны имеют над людьми власти не меньше, чем явь, и не хуже репкой веревки могут парализовать волю и отнять последние силы. Может, это и выход? Вмешиваться в дела мира людей и менять историю открыто – это даже хуже, чем предательство. Это попытка марионетки стать живой. Мольбы остановиться – то самое предательство, потому что, наверное, если бы ее спутник был немного другим – любить его было бы легче, но любила ли бы она его тогда? И ведь выбор спокойной жизни в молчании просто убьет его. *Значит, остается только дарить сны и… все-таки предложить выбрать другое проклятие, чем то, которое уже накрывает своей тенью революционеров*.

Эжени продолжала бродить по кладбищу, размышляя о яви и снах, которые видят мертвые, лежащие в могилах вокруг. Возможно, вот эта старая женщина – некая мадам Жаннет Мерсе, видит во сне своих внуков, которые приезжают к ней в маленький домик в предместье на чашку чая с булочками. Она журит маленького Этьена за плохие отметки и хвалит подросшую Жаннет, названную в честь бабушки, за игру на клавесине, подпевая прелюдии Баха, слегка путая ноты.
А вот молодой студент Сорбонны, Жак Корнель, умерший в прошлом году, наверное, наконец дописал свой трактат «О тройственном пути души к свету» и сейчас выступает перед профессурой, которая ему аплодирует.
А красавица Софи Клемань снова молодая и красивая, а муж принес ей их первый букет цветов.

Эжени чуть поежилась от порыва ветра и завернулась в плащ. *Пора. Я не предам тебя, мой милый революционер. Ты будешь писать все, что только захочешь. Но время издать это пока не настанет… И ни один издатель Парижа, ни одна типография из тех. что еще не скованы страхом, не согласятся напечатать такое. Сны – не худшие оковы, чем ужас*.
Поль Барнель, издатель «Старого Кордельера». Она знала это имя от Камиля, который иногда упоминал друзей, если считал, что рассказ не доставит ей лишнего беспокойства.

Оставалось проследить за ним до дома и дождаться, пока он уснет. Хорошо, что сегодня у Поля Барнеля было мрачное настроение и он долго бродил по бульварам один, не замечая прохожих и женщину, закутанную в плащ и шедшую на расстоянии, но в одну сторону с ним.
Поль жил на втором этаже. Сегодня его глодал страх, сильнее, чем даже прежде – завтра новый номер будет сдан в печать. Залив ожидание следующего дня вином, издатель отключился, даже не дойдя до кровати.

А уж проникать в квартиру через окно Эжени умела.
Не снимая капюшона, она перелезла через подоконник и села прямо на стол, глядя на черновики номера «Кордильера», узнавая знакомый почерк.
- Проснись, Поль Барнель, - произнесла она, воздействуя на одурманенный и сонный разум человека.

Издатель поднял голову из глубины кресла, глядя расширившимися от ужаса глазами на фигуру в оконном проеме.
- Вы кто? Вам что нужно? – издатель несколько раз моргнул и перекрестился.

- Твой сон, - ровно сказала Эжени, - не подходи и не дотрагивайся для меня, я тебе снюсь. Я – твоя смерть, а живу я – вот здесь – она подняла черновик газеты, - Как только ты сдашь номер в печать, ты выпустишь мен гулять по Парижу. И я уведу Париж за собой, но сперва – тебя и всех, кто нарушил мой покой на этой бумаге, - Она показала Барнелю образ из собственных снов о смерти, которая бродит под окнами и говорит голосами бродяг и цыган, а потом глядит из лавки булочника, заказывает вино в таверне, машет рукой влюбленным у сада Люксембург и, выйдя из Конвента, заходит в дома на бульварах, - Помни, ты – первый, кого я, оказавшись вместе с газетой на свободе, заберу за собой. А теперь спи, - Она резко надавила на сознание Барнеля, - И смотри на окровавленные головы в корзине возле гильотины, держа в руках свою собственную и перебирая головы товарищей и любимых. Только невыпущенная пока газета отделяет вас от меня, - Она увидела, что издатель уснул беспокойным кошмарным сном, вылезла через окно и бросилась прочь от дома, сама в ужасе, что наделала. К Нотр-Дам. Там кошмары уступают место грезам о лучшем. *Если бы кто-то мог одарить мне спокойные и счастливые сны о том, как я стала смертной*

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Dancing Fox
Initiate


Зарегистрирован: 30.03.2009
Сообщения: 250
Откуда: Город Святых

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 8:46 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.

Париж.

Сен-Жюст, Анриетта Леба.

Анриетта, проснувшись, открыла глаза, и чуть улыбнулась, видя светлеющее небо. Быстро поднялась, оделась и подошла к окну.
Теперь каждое утро она вставала около половины седьмого утра, помня, что в последний раз Сен-Жюст пришел именно в это время. И она надеялась, что он снова появится.
Девушка привычно придвинула к окну, сейчас единственному источнику света в комнате, стул и мольберт и задумчиво провела линию на листке бумаги. Затем еще одну. Бросила взгляд в окно и вскочила - возле изгороди стоял тот, кого она ждала.
Анриетта подхватила накидку и бесшумно выскользнула в коридор. Тихо прокралась к лестнице и сбежала вниз. Затаив дыхание, открыла дверь, осторожно закрыла ее за собой и бегом бросилась к молодому человеку.
- Антуан! - она с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.

- Вот это встреча! - засмеялся Сен-Жюст, подхватив ее на руки. - О, прости, Анриетта, я забыл, что мы соблюдаем приличия. Ты встала так рано? Что-то случилось? Филипп больше не приглашает меня, и я подумал, что в семействе Леба перестал быть ожидаемым и любимым гостем. Вот, пришел удостовериться. - Он осторожно поставил ее на землю и взял за руки.

- Я ждала тебя, - она прижалась к нему, - для меня ты всегда любимый и ожидаемый...
Она заглянула ему в глаза.
- Нет, ничего такого не случилось, только вот немного глупо вышло... Филипп запретил мне выходить вечером.
"Как бы объяснить, почему именно он это сделал..."
- Ой, давай отойдем от дома, брат тоже достаточно рано встает, я не хочу, чтобы он нас увидел.

- Ты хочешь, чтобы я тебя украл? Рано утром? Из дома? - Сен-Жюст изобразил раздумья. - Я понял, Анриетта, Филипп забеспокоился о моем влиянии на тебя. В чем-то он прав - я не лучший вариант для девушки с незапятнанной репутацией... Но, кажется, я вижу тени в окне. Бежим!

- Именно так, рано утром, из дома! - тихо засмеялась девушка, - бежим!
"Куда угодно, лишь бы подальше и... на подольше"
Пробежав несколько кварталов они остановились. Анриетта огляделась и пробормотала: "Есть неподалеку одно приятное место, только бы вспомнить, где..."
- Нам сюда, - радостно сказала она, сворачивая в переулок.
Пресловутое приятное место оказалось небольшой, достаточно чистой таверной.
Этим утром они были первыми посетителями, поэтому у них была возможность видеть, что не всегда в тавернах бывает поломанная мебель и пьяные санкюлоты. Хотя Анриетта никогда и не была в тавернах вечером, красочных рассказов ей вполне хватало.
Сонный хозяин осведомился, чего изволят столь ранние гости и девушка вопросительно взглянула на "похитителя". Она не знала, что можно пожелать, и хочется ли ей вообще чего-нибудь.

- Кофе, - коротко бросил Сен-Жюст и с удовольствием поймал взгляд своей спутницы. - Так что, моя дорогая Анриетта, неужели тебя посадили под домашний арест?

Анриетта тоже заказала кофе. Вскоре перед ними появились две чашки с дымящейся жидкостью.
- Да, - она опустила глаза, - вот вы говорите, свобода, свобода... и где? это же не в первый раз он пытается заставить меня сидеть на одном месте! а я в этом нуждаюсь лишь тогда, когда рисую, - Анриетта снова посмотрела на Сен-Жюста, в ее глазах сверкнул гнев.

- Как человек, который готов увлечь тебя за собой в преисподнюю, я готов поддержать тебя, - Сен-Жюст приложил ее руку к губам. - Но если бы моя младшая сестра проявляла бы столько же самостоятельности, сколько ты, я бы поступил также. Поэтому вопрос остается открытым. В данной ситуации я - лицо заинтересованое. Видишь, я честен с тобой, Анриетта.

- Хорошо, я скажу тебе все, как есть. Только пообещай, что не будешь ругаться с Филиппом из-за этого. Я не хочу, чтобы вы ссорились. Не хочу разрушать вашу дружбу, - Анриетта улыбнулась.
Сейчас ей казалось, что весь мир перестал существовать.

- Рассказывай, - подбодрил ее Сен-Жюст. - Обещаю.

Девушка пригубила кофе и кивнула.
- Филипп сказал, что я не должна... бегать за тобой, - она чуть закусила губу. Пересказ того разговора с Филиппом уже давался ей с трудом, - а еще он до сих пор сильно недоволен тем, что я тогда пришла к тебе ночью.
Анриетта задумалась.
"Стоит ли говорить, что по мнению моего брата, он на мне не женится?". Она провела пальцем по краю чашки. Неуверенно продолжила:
- И... он говорил, что... ты на мне не...женишься, - проговорила она уже почти шепотом и замолчала.
"Страшно представить реакцию на вот эти мои слова.. не надо было, но уже поздно...".

При других обстоятельствах Сен-Жюст рассмеялся бы, но сейчас ему стало не смешно.
- Анриетта... Я даже не знаю, что тебе ответить. Сказать, что Филипп прав? Нет, я не могу этого утверждать. Хочешь, я подарю тебе кольцо и мы объявим о помолвке? Всем так будет спокойнее, а у нас будет возможность проверить, правильно ли мы сделали? Я не уверен, что готов быть мужем. И искренне считаю, что ты слишком хороша для меня. Подумай. Я не тороплю.

Анриетта в крайнем удивлении и радости взглянула на него. А он серьезно смотрел на нее, ожидая ответа.
Она взяла его руки в свои и, глядя ему в глаза, тихо, но уверенно сказала:
- Я думаю, что мы поступим правильно, если объявим о помолвке. Так мы действительно сможем узнать друг друга лучше, не прячась и не убегая. Я не буду торопить тебя со свадьбой. Просто знай, Антуан: я люблю тебя.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 9:08 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Париж, таверна неподалеку от Тюильри

Демулен, Моррель

Моррель, Демулен.

Вторая бутылка вина. И третья на подходе. К винам Моррель не привык, точнее, не привык пить в таком количестве. С другой стороны, в компании самого Камиля Демулена не грех и напиться! Вчера его снова нашел таинственный покровитель и объяснил, что жизни лучшего журналиста Парижа угрожает опасность. Демулену необходимо уехать за город, хотя бы на несколько дней, но ведь он откажется, так как с презрением относится к любой опасности... Остается действовать против его воли, а значит нужно напоить и подвезти к поджидавшему экипажу. Больше ничего не требуется, а услуга Франции будет оказана неоценимая. Конечно, Моррель сожалел о том, что для него не нашлось более ответственных заданий, но и такие, не относящиеся к речам с трибуны тоже не менее важны... Вздохнув, Моррель снова наполнил бокалы.

- Вы не понимаете, Моррель, - говорил Демулен, принимая от него бокал. - На терроре невозможно построить республику. Вы молоды и неопытны, друг мой, раз предполагаете такие чудовищные варианты развития событий. Хотя, не скрою, я был восхищен вашим выступлением - давно в Париже никто не осмеливался высказывать свое открытое мнение, которое не пересекается с мнением Робеспьера. Вы ведь заполучили себе злейшего врага в его лице, вы знаете об этом? - Демулен рассмеялся, вспоминая, как напряглись лица Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона в момент того памятного заседания в Конвенте. Смех на краю пропасти. Мрак и темнота. Сегодня утром он обнаружил, что его издатель сбежал, оставив записку совершенно чудовищного и непонятного содержания. Он испугался. И "Кордельер" не вышел. Это доконало Камиля окончательно, и он, плюнув на газету и заседания, отправился в таверну, где через некоторое время к нему и подсел Моррель.

- Но ведь есть и те, кто со мной согласен! - возразил Моррель. - Например, вы... И вы говорите чудовищные вещи, мой друг. Я читал его речи, я восхищался этим человеком и не верю, что чтобы моя речь была воспринята так остро, как вы думаете. Полно вам, Демулен! Хотя я понимаю, сейчас вы переживаете тяжелые времена, вам кажется, что все на вас ополчились...

- С чего вы взяли? Тяжелые времена начались в тот момент, когда все мы решили посвятить свои жизни революции, вот и все, - отрезал Демулен, наполняя бокалы. В последнее время он много пил и не мог остановиться. Только так можно было заглушить внутренний голос, слушать который было страшно. Только так можно было избежать разговоров с Люсиль, потерявших свою былую легкость. Хотя, стоит отметить, что Люсиль теперь говорила мало. Все больше смотрела с выражением затравленной покорности, боясь, что если заговорит, то они вновь поругаются. Лучше не смотреть в ее глаза, иначе в них можно увидеть... жалость. Нет, нет, только не это. Лучше погрузитсья во мрак и жить лишь от вечера до вечера, встерчаясь с Эжени - единственным человеком, который не заставляет разочаровываться в себе. Единственным человеком, способным его услышать.
- Я тоже восхищался Робеспьером. И сейчас восхищаюсь. Но в моих словах все видят лишь ненависть.

- Боюсь, что это так и выглядит. Я читал ваши статьи и... тоже подумал... - мысли путались. Сколько же он выпил? В состоянии будет довести журналиста до кареты? - Но лучше не будем об этом. Я сам запутался, мне кажется, что я попал в западню и все время пытаюсь найти выход, но даже не имею представления, где его искать. Здесь все не так, все перевернуто с ног на голову... Может быть, это разочарование в людях?

Демулен внимательно посмотрел на своего собеседника. Поразительная наивность даже для провинциала. А ведь выглядит он человеком возраста Сен-Жюста. - Разочарований будет еще много. Ладно, Моррель, пойду я. - Демулен поднялся. - Вот деньги за вино. И будьте осторожней в Париже, Моррель.

- Позвольте я проведу вас, - Моррель тоже поднялся. - Я видел где-то рядом карету, будет очень кстати в такую погоду...

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 9:28 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Тюильри, кабинет Робеспьера.

Сен-Жюст, Робеспьер.

В кабинете Робеспьера было тепло. Огонь в камине действовал успокаивающе, и некоторое время Сен-Жюст смотрел перед собой, наслаждаясь тишиной и покоем. Безумно трудный день. Казалось, что эбертисты просто взбесились, превосходя себя в красноречии. Даже не красноречии, а словоблудии. С другой стороны, их понять было можно.

Сегодня все только и говорили, что о «Друге народа», возродившемся из пепла. На первой странице красовалась статья, озаглавленная «Приятного аппетита, гражданин Эбер», повествующая о том, как прокурор занимается скупкой продуктов и наживается на беднейших слоях населения. В весьма нелицеприятных выражениях описывалась история, которую в Коммуне честно пытались замять, несмотря на донос в Комитет общественной безопасности. Некоторое время назад у Эбера нашли залежи солонины, объяснить происхождение которой он не мог – только и твердил, что это подарок старого товарища. Глупость, абсурд. Обвинение в скупке – дело серьезное, и Эбер сегодня орал на всех углах, что его подставили. Он вообще был крайне перевозбужден. «Кричи, кричи, осталось тебе недолго», - мрачно думал Сен-Жюст, отражая его словесные атаки. Тщетно. Эбертисты накинулись на его речь об исполнении декрета, как свора бешеных псов, треща на разные голоса.

Сен-Жюст поймал на себе сочувствующий взгляд Макисильяна.
- Никак не приду в себя от сегодняшнего заседания. Эбертисты устроили настоящую истерику в Конвенте. С ними становится трудно.

- Они и будут кричать, Антуан, им не остается ничего другого, - Робеспьер отодвинул чернильницу и сложил в стопку разбросанные на столе бумаги. - Ты читал статью в "Друг Народа"? Признаться, она меня очень удивила. Если я не ошибаюсь, ее хотели переиздавать в клубе кордельеров, но такая статья... Не могу понять, как они допустили подобное, хотя сама статья полезна в первую очередь нам...

- Ты подпись видел? - невозмутимо спросил Сен-Жюст.

- Видел. Поэтому и удивляюсь, - ответил Робеспьер. - Статья о скупке. Это довольно интересно. Интересно так же и то, откуда у Клери такие подробности. Да, ходили слухи о том, что у Эбера есть продукты, но серьезно в скупке его никто не обвинял. Впрочем, это уже не столь важно.

- Эбер в свое время потоптался на Клери. Теперь получает дивиденды, - подытожил Сен-Жюст. - Не знаю, какие планы у "Друга народа", но этот номер сыграл нам на руку. - Сен-Жюст резко взглянул на Робеспьера. - Максимильян, я хочу знать, когда эбертисты будут арестованы. Нет ничего опаснее, чем перепуганное насмерть животное, загнанное в угол. Мы должны нанести удар первыми.

- Мне есть о чем сказать завтра в Конвенте, - Робеспьер немного помедлил. Они не отдадут Эбера просто так, за ним должен последовать и Дантон. А за Дантоном - Камиль. Вот к этому он не был готов. Пауза начала затягиваться и он продолжил: - Не забывай, что на арест Эбера требуется согласие Комитета.

- Думаешь, возникнут сложности? У меня готова речь о фракциях, направляемых из-за границы. Ты читал эту речь. И знаешь, что когда я произнесу ее в Конвенте, то нанесу удар обеим фракциям, нам останется только выбирать. Объясни, почему ты тянешь. Объясни, не как политик. Как человек.

- Мы не должны произносить обе речи в один и тот же день, - сказал Робеспьер, игнорируя вопрос соратника. Не мог он объяснить, почему тянет, даже самому себе, так как понимает, что арест Дантона неизбежен. Или, может, ждет, пока Камиль образумится? - В таком случае я перенесу свою, а ты сможешь высказаться завтра.
В этот момент раздался стук в дверь и появилась голова одного из жандармов. - Гражданин Сен-Жюст здесь? Вас ищут.. Посыльный передал записку, говорит, это срочно. - Он протянул листок. "Срочно приходи. Леба". Сен-Жюст кивнул и задумался. - Что-то стряслось у Леба. Наверное, мне стоит сходить туда. Не нравится мне эта записка.
- Конечно, иди, - Робеспьер придвинул к себе папку с бумагами.

- Я еще немного поработаю. Зайдешь ко мне завтра перед тем, как идти в Конвент, обсудим наши действия во избежание неприятных сюрпризов. Надеюсь, что ничего страшного у Леба не произошло. Ступай.

Сен-Жюст вышел на улицу и отметил, что извозчики разъехались. Часы показывали половину десятого. Видимо, мерзкая погода разогнала депутатов по домам раньше обычного. Он подошел к единственному экипажу, дежурившему у выхода, и назвал адрес дома Леба.

Кучер повернулся. Не тот ли это человек, которого необходимо ждать? Нет. Это кто угодно, но не Робеспьер. Ему же было приказано ожидать Неподкупного и никого другого. Хорошо, что он видел его в Конвенте, ни с кем не спутает... Всех остальных было приказано отсылать.

- Не смею, гражданин, - отозвался кучер. - Меня уже наняли и приказали ожидать. Извините.

Сен-Жюст про себя выругался и отправился в сторону Леба пешком, проклиная плохую погоду и - заодно - Эбера, который сегодня довел его своими выходками до полного изнеможения.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Вс Ноя 01, 2009 9:32 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Париж

Огюстен Робеспьер, Бьянка

Ожидать на улице в такую погоду – настоящее самоубийство, несмотря на то, что дождь уже не лил так сильно, ветер был холодный и пронизывающий. Огюстен Робеспьер сидел в ни чем не примечательной кофейне, наблюдая за окнами Жюльетт Флери – она жила в доме напротив. Здесь можно было выпить неплохой кофе, согреться, почитать газету, послушать довольно мирные дискуссии – кофейня не пользовалась особой популярностью, бурные дебаты проводились в других местах. И здесь можно было подождать, когда Жюльетт вернется домой. Что именно так притягивало его в этой маленькой женщине, было сложно сказать. Ее красота? Необычность? Свобода мысли? Все вместе? Скорее всего, последнее. Увидев у подъезда знакомый силуэт, Огюстен расплатился и вышел на улицу.

– Здравствуй, Жюльетт. Не помешаю твоим планам на вечер?

- Огюстен? Не ожидала... - Бьянка улыбнулась искренне, отметив, что рада его возвращению. Вчера, нарвавшись на довольно холодный прием, она твердо решила для себя, что больше никогда не придет в кафе "Отто" и предоставит Огюстену самому планировать развитие их отношений. Бьянка находилась в приподнятом настроении. Сегодня она потратила вечер, чтобы пробежаться по всем местам распространения новой газеты "Друг народа" и узнать, что думают люди. Как автор большей части статей (вторая половина была отдана под неизданные статьи Марата), Бьянка трепетала при мысли, что газета может оставить кого-то равнодушными. Но все прошло отлично. Как и раньше, "Друг народа" вызвал кучу разговоров, к которым помимо обсуждений опубликованных мыслей, примешивалось и вполне естественное желание узнать, кто выпустил этот номер, почему вдруг снова вернулся Клери и под кем он теперь работает.

- Ты ждал меня, или это случайная встреча?

- Я ждал тебя, - тоже улыбнулся Огюстен. - Вчера мы расстались не лучшим образом, но сегодня ты весела, что не может не радовать. Какие у тебя планы на вечер, Жюльетт? Могу я пригласить тебя в Народный театр? Говорят, что там поставили какую-то потрясающую пьесу, которую, страшно подумать, одобрил Давид. Так как я с подозрением отношусь ко всему, что одобряет Давид, то хочу это видеть. Что скажешь?

- Отлично, Огюстен, с удовольствием! - обрадовалась Бьянка. - А почему с подозрением? У него неплохой вкус. Лично я вообще с подозрением отношусь ко всем новым постановкам, которые одобряются "наверху". В них убивается вся жизнь. И я искренне не понимаю, чем спектакль, в котором король не выглядит полным ослом, может повлиять на мировоззрение истинных патриотов.

- Тише! - рассмеялся Огюстен. - Я тоже не понимаю, но лучше об этом не говорить. А что касается Давида, то у него бывают странные идеи... Однажды он написал пьесу в соавторстве с каким-то бургундцем, пьесу поставили и мы, разумеется, пошли на премьеру. Мне кажется, что плохо стало даже Максимильяну, хотя он в этом не признался. Вот поэтому с подозрением.

- Неужели я говорю не о политике? Огюстен, ты возвращаешь меня к жизни. Я очень люблю театры, очень люблю бывать в людных местах! Впрочем, что я тебе рассказываю, ты и так, наверное, догадываешься о моем прошлом. - Болтая о спектаклях, они свернули на бульвар Сен-Жермен, когда Бьянка почувствовала слежку. Именно почувствовала - действовали профессионалы, и заметить их, не обладая сверхъестественными способностями, было невозможно. Следили именно за Огюстеном, не за ней. С чего бы вдруг. - Огюстен, мне кажется, что за нами следят два человека. Давай зайдем в кафе, чтобы проверить мою догадку?

- Зайдем, - быстро согласился Огюстен. - И почему я не удивляюсь? - В кофейне было шумно, какой-то оратор произносил речь, клеймя скупщиков. Остальные внимали. Огюстен заказал кофе и они прошли за свободный столик. - Гражданин явно прочитал "Друг Народа", - прокомментировал он происходящее.

- О. сегодня об этом только и говорят, - Бьянка опустила глаза, чтобы не выдать радости, которая охватывала ее каждый раз, когда она слышала цитаты из собственных статей. - Я тоже читала. Там прошлись по Эберу. А ты прочел этот номер? - Она улыбнулась официанту: "Два кофе, пожалуйста".

- Да, прочел. Неожиданно, сильно, умело. Эбер получил по заслугам за свои прошлогодние сплетни. Но вот Кордельеры этого не простят, так что на месте Клери я бы поостерегся.

- Да, слышала, что именно они хотели выпускать Друг народа, - кивнула Бьянка. - Клери имел на это больше оснований, с Маратом они составляли прекрасный журналистский тандем. *А скромности мне не занимать*, - усмехнулась про себя Бьянка. - Кстати, я была права. Вот и наши друзья. Их интересуешь ты и твои передвижения, как мне кажется. А, может быть, и я... Одного из этих людей я видела в компании гражданина Эбера.

- Как тебе удалось их заметить? - задумчиво спросил Огюстен. - Хотя, об этом можно и позже, так как перед нами стоит весьма симпатичная задача - уйти от них.

- Я очень наблюдательная. Очень. Моя наблюдательность - это талант, граничащий с помешательством. Увидев однажды человека, я запоминаю его навсегда. Если бы ты знал, сколько людей живет в моей голове, ты бы искренне мне посочувствовал. Пойдем. И дай мне один из своих пистолетов? Шучу. У меня есть свой. - Она приняла из его рук свою накидку и вышла из кафе первой.

***

- Кажется, эти граждане нас потеряли, - хмыкнул Огюстен, наблюдая, как два человека в почти одинаковых плащах и шляпах о чем-то спорят, указывая в противоположные стороны. Подворотня, в которую они свернули, была почти ничем не примечательна, но все же отличалась от похожих на нее тем, что в одном из домов хозяин соорудил на крыше нечто вроде антресолей, в которых, разумеется, в холодное время никто не жил. Здесь можно было укрыться от дождя, который усилился и спокойно переждать, пока соглядатаи поспорят и разойдутся. Пусть теперь докладывают, что они гуляли по городу в такую погоду, только один раз остановившись в дешевой таверне, чтобы согреться бокалом вина.

- Но они и не торопятся уходить. Подождем немного, посмотрим, что будет. Кстати, мы сейчас находимся недалеко от дома Эбера, для доклада им не нужно далеко бежать.

- Можно заглянуть к нему в гости, - Бьянка состроила невинное лицо. - Хочешь? Я сыграю маркизу и предложу ему подарить что-нибудь.. из еды. Говорят, он гурман. Скажи, Огюстен, ты правда возил за собой любовницу - аристократку? Правда водил за собой на заседания якобинского клуба? Я спрашиваю не просто так. Ты - первый человек, за которым я замечаю подобное. Вы же все только и говорите, что о заговорах и подозрительных. Или ты не воспринимаешь эти разговоры всерьез и оцениваешь людей по собственной интуиции?

- Не дает тебе покоя эта аристократка... - покачал головой Огюстен. - Возил, ну и что? Какая из нее подозрительная, если у нее и ужин не всегда есть, смеешься что ли? Я довольно серьезно отношусь к разговорам, но степень их опасности оцениваю, скорее всего, не совсем верно. Почему ты спрашиваешь?

- Составляю мнение о тебе, - серьезно сказала Бьянка. - Скучно просто так стоять - сейчас не лето. И эти люди, как назло, стоят и ничего не предпринимают.

- Тогда прогуляемся под окнами у Эбера, - сказал Огюстен и помог своей спутнице спуститься по ступенькам. - Пойдем. ---- Под домом Эбера стоял экипаж. Огюстен тихо присвистнул. - Ты посмотри, у гражданина Эбера гости... Но пока они там пьют у нас есть неплохой шанс прокатиться. Дождь, сыро, холодно. Хватит гулять, как ты думаешь?

Глаза у Бьянки заблестели от удовольствия и в предвкушении приключений. Она подала руку.
- Веди.

- Наше счастье, что на улице всего два фонаря и те почти не светят, - Огюстен подошел к экипажу, стараясь держаться в тени. Кучер спал, завернувшись в широкий дорожный плащ, открыть дверцу и забраться внутрь было даже слишком просто. Перед тем, как захлопнуть дверцу он выглянул и готов был поклясться, что заметил у соседнего дома какое-то движение. Но могло и показаться. Не раздумывая дальше, он несколько раз дернул за шнурок, давая знак ехать. Кучер проснулся и карета тут же тронулась, увозя их в неизвестном направлении. - Я почему-то подумал, что у нас хотя бы спросят, куда ехать... Ненавижу экипажи, но в такую погоду это лучший способ передвижения. Увы.

- Ты всегда совершаешь сумасбродные поступки, или это способ мне понравиться? - Бьянка не отрывала глаз от дороги, размышляя, прочесть ли ей мысли кучера или получать удовольствие от неизвестности.

- Это способ не получить воспаление легких, - ответил Огюстен.

- Ах, Огюстен, как быстро ты разучился делать комплименты. Думаешь, если женщина носит с собой оружие и не скрывает, что ничего не боится, ей не хочется услышать о себе что-нибудь приятное? Я уже почти ощущаю себя твоим деловым партнером.

- Тогда слушай, - Огюстен взял ее за руку. - Тем более, что обстановка как раз подходящая. Но перед тем как начать осыпать тебя комплиментами, думаю, что тебе нужно согреться, у тебя ледяные руки, - с этими словами он пересел и, сбросив подушки с освободившегося сиденья, поднял крышку. - Не прощу себе, если ты заболеешь, - объяснил он свои действия, - Попробуем временно воспользоваться чьим-то имуществом, если оно имеется в наличии. - В ящике действительно нашелся запасной плащ, а под ним - довольно неожиданная вещь: тонкая кожаная папка.

- Документы! - хищно сверкнула глазами Бьянка. - Дай, я аккуратно открою! Можно?

- Открой, - Огюстен протянул ей папку, - Похоже, сегодня вечер сюрпризов...

В папке обнаружились письма. Зажигать светильник не хотелось и недостаток освещения не позволял прочесть их, но надписи на конвертах можно было попробовать разобрать. Воспользовавшись тем, что проезжала по одной из центральных улиц, Огюстен придвинулся поближе к окну и прочел имя отправителя: Луи Антуан де Сен-Жюст.

- Сен-Жюст? - ахнула Бьянка. - Чего не ожидала, того не ожидала. Это еще что такое? Очередная похищенная переписка?

- Судя по всему да, - ответил Огюстен, рассматривая конверт. - Судя по дате это письмо пятилетней давности. И здесь есть еще... - Он взял в руки один из конвертов и едва не выронил его, узнав почерк. Экипаж остановился.

Бьянка выжидающе посмотрела на своего спутника и тихо заговорила. - Экипаж вернулся к Тюильри. Что делать с папкой?

- Забрать все и попытаться выбраться из кареты, - быстро сказал Огюстен, собирая разбросанные письма. - Желательно незамеченными. Ты отметила, что кучер даже не спросил нас, куда ехать?

Бьянка кивнула и, накинув на голову капюшон, выглянула из окна. Кучер сидел, сгорбившись, и даже не смотрел в их сторону.

- Уходим, - бросил Огюстен и с этими словами выбрался на улицу, потом помог выйти своей спутнице. Кучер ничего не спрашивал, только сидел сгорбившись. Не было возможности рассмотреть его лицо, но спасибо и на том, что он молчит, не требуя причитающейся платы и не пытаясь выяснить, что он привез вовсе не тех людей, которых должен был. Не сговариваясь и он и Флери бросились к зданию Конвента. Хорошо еще, что уже слишком поздно и в Тюильри практически пусто. Оказавшись в галерее, он перевел дыхание, такое ощущение, что пробежал несколько лье не останавливаясь. - Кажется тихо. Знаешь, что мне еще не нравится, Жюльетт? У входа нет других экипажей, хотя в плохую погоду их здесь много - поджидают припозднившихся депутатов.

- И что это может значить? - округлила она глаза. - Теперь я вижу, что очень многого не знаю и не понимаю, хотя и строю из себя многоопытную особу. Здесь теплее, чем на улице, но неуютно. Не люблю эхо. У тебя есть свой кабинет? А то можно воспользоваться кабинетом Сен-Жюста. Он мой должник, раз копался в моих вещах.

- Я тоже не люблю эхо, - шепотом сказал Огюстен. - Пойдем. - Он провел Жюльетт за киоск, где в дневное время продавались газеты. Там же, у стены, была и узкая лавка, где могли бы усесться желающие почитать свежие новости сразу же. Так они оказались вне галереи и были практически скрыты полотняным навесом. Пошарив в нише, Огюстен нашел то, что искал - огарок свечи, но зажигать его пока что не стал. - У меня нет своего кабинета, но и думать забудь о том, чтобы воспользоваться кабинетом Сен-Жюста. Если нас кто-нибудь увидит даже в десяти шагах от места, где расположились члены Комитета, то можно считать, что наши неприятности только начинаются. Теперь что касается экипажей... Не могу понять, что мне так не нравится, но готов высказать безумную идею - похоже, что они за кем-то охотятся...

- То есть, ждут кого-то, чтобы усадить в этот экипаж? - нахмурилась Бьянка. - Кого? Зачем? И что это может дать? Почему ты думаешь, что это охота? Интуиция? Опыт?

- Нет, они ждут, что кто-то сядет в этот экипаж. Если бы хотели усадить, мы бы заметили парочку несимпатичных личностей, мне так кажется. Не спрашивай меня, кого они ждут и зачем - я не знаю. Просто высказал безумную идею. Считай это интуицией и, может быть, немного опыта. Ты заметила, что кучер ничего не спрашивал? Он даже не вспомнил о деньгах, не спросил, куда ехать... Следовательно, его наняли, он не просто поджидает пассажира. А теперь подумай, кому может понадобится высылать за кем-то заранее оплаченный экипаж? Это, знаешь ли, недешево. Знаешь, мне что-то неспокойно. Нам нужно подняться наверх хотя бы затем, чтобы куда-то деть эти письма.

- Да. Надо обязательно, - кивнула Бьянка. - Но если следовать твоей логике, у экипажа может развернуться что-то интересное. Давай договоримся так: Ты поднимешься, а я пристроюсь тут, у окна, и понаблюдаю? Это не опасно, оттуда меня не видно, а в Тюильри, кажется, никого нет - все разбежались по домам.

Огюстен несколько секунд колебался, прежде чем принять решение. Оставлять Флери одну не хотелось, а подниматься с ней наверх было рискованно - мало ли кто захочет выяснить ее личность и тогда замучают проверками.

- Хорошо, - он протянул ей один из пистолетов. - Держи и если что - стреляй в воздух. Не попадешь, но шума будет... Я быстро, только заброшу бумаги Сен-Жюсту или Максимильяну.

Оставшись в одиночестве, Бьянка стала рассматривать экипаж. Огюстен прав - это действительно странно, что сегодня, в такую мерзкую погоду, тут всего один извозчик. Машинально сунув руку в сумочку, она закусила губу от неожиданного неприятного сюрприза - похоже, в экипаже остались ее перчатки. Черт, как это некстати! Шаги Огюстена замерли - наверное, он уже у Сен-Жюста. Антуан всегда сидит тут допоздна... Экипаж продолжал стоять, кого-то поджидая. Ничего страшного не будет, если она быстро сбегает и заберет свою вещь, - рассудила Бьянка и бросилась на улицу. В дверях она замерла. Из соседнего выхода вышел Максимильян Робеспьер и, о чем-то размышляя, направился к экипажу, сжимая в руках пачку документов. Они о чем-то переговорили с кучером, и тот кивнул. Робеспьер уселся в экипаж и, одев очки, уткнулся в свои бумаги. Экипаж тронулся. "Они хотели похитить.. Робеспьера?" При мысли, что она случайно стала свидетельницей заговора, который может перевернуть ход истории, Бьянка стукнула рукой по стене. Ну почему она оказалась тут с Огюстеном? С ним она связана по рукам и ногам, и не может демонстрировать своих способностей, вынужденная изображать простую смертную.. Хотя.. Огюстена тут нет. А это значит, что он ничего не увидит. А она сможет проследить и посмотреть, что же такое запланировали сделать с Робеспьером. Достав из сумочки кинжал, Бьянка наспех накорябала на стене: "Максимильян в опасности". Затем в несколько секунд преодолела расстояние до удаляющейся кареты и, прыгнув, пристроилась на запятках.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 02, 2009 1:02 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж.

Тюильри.

Сен-Жюст, Огюстен Робеспьер.

Жюльетт нигде не было. Огюстен ощутил, как беспокойство перерастает в панику. С момента их расставания прошло не больше четверти часа, не найдя Максимильяна и Сен-Жюста, он зашел к Кутону и, запечатав папку с бумагами, оставил компрометирующие документы в кабинете. Что же могло случиться с Жюльетт? Так и не найдя ответа на этот вопрос, он решил обойти галерею. Может, она нашла другое, более удобное место? Если к продуваемой всеми ветрами галерее можно применить слово "удобство". У выхода Огюстен едва не налетел на человека, который шел так же стремительно, как и он сам.

- Гражданин... - начал было Огюстен, но осекся. Во-первых, гражданином оказался никто иной, как Сен-Жюст, а во-вторых, кареты не было на месте. - Ты откуда? - задал он совершенно глупый с любой точки зрения вопрос, но тут же исправился: - Где Максимильян? Я думал, он с тобой.

- Со мной? - взгляда на Огюстена хватило, чтобы худшие предположения подтвердились. В тот момент, когда, прибежав к Леба, Сен-Жюст увидел недоуменные лица брата и сестры, он все понял. Его отвлекли. Кому-то было нужно, чтобы он ушел из Тюильри раньше, оставив Максимильяна одного. - Пойдем со мной. Сейчас мы найдем лошадей и доскачем до вашего дома. Если его там нет, в чем я почти не сомневаюсь, я поставлю на ноги весь Париж.

- Подожди. Здесь должна быть Жюльетт. Возможно, она что-нибудь видела, - мрачно сказал Огюстен. - Хотя я почему-то уверен, мы ее не найдем.

- Кто?? - нахмурился Сен-Жюст. - Что, черт возьми, она здесь делала и где ты ее оставил?

- Она пришла сюда со мной, - нетерпеливо отмахнулся Огюстен. - Потом объясню. Давай обыщем галерею.

- Нет уж, объясняй сейчас, - резко сказал Сен-Жюст, пока они прочесывали галерею, заглядывая во все кабинеты. - Ее тут нет. И, судя по всему, она вряд ли просто сбежала с вашего романтического свидания. Что здесь произошло?

Огюстен коротко рассказал о случившемся, не утаив и свою безумную теорию. - Она захотела остаться здесь и понаблюдать. Я не стал возражать, зная, что наверху ее могут остановить, - закончил он свой рассказ.

Сен-Жюст выругался. - Ты идиот, Огюстен. Впрочем, ты ведь ее еще не знаешь. Уверен, что она полезла в этот экипаж. Она неуправляемая. - Он выдохнул, собираясь с мыслями. - Твой рассказ мне не нравится. Срочно к Максимильяну. Потом решим, что делать. Если все так, как нам обоим кажется, Жюльетт надо искать там же, где и твоего брата.

Пропустив мимо ушей нелестный эпитет, Огюстен направился к выходу из галереи.

***

В доме было темно и тихо. Сначала Огюстен старался не шуметь, но потом вспомнил, что Шарлотта еще утром уехала в Аррас, а служанка уже второй день ночевала дома - у нее заболел отец. Выругавшись, он рассеянно погладил собаку. Браун обнюхал его плащ и, повернувшись мордой к двери, протяжно завыл.

- Я получил записку. Кто-то, скопировав почерк Филиппа, вызвал меня к Леба. Сегодня утром мы повздорили из-за Анриетты. И я бросился туда. Максимильян оставался в кабинете, но собирался домой. - Сен-Жюст говорил короткими, отрывистыми фразами. - Один из вариантов - собрать жандармов и бросить все на поиски Максимильяна. (*Хорошо, что хотя бы Клери способна о себе позаботиться*). В этом случае мы рискуем тем, что его убьют раньше времени. Второй вариант - искать самим, не поднимая шума. В этом случае - всего один минус. Нас только двое.

- Помощь нам бы не помешала, - сквозь зубы сказал Огюстен. - Но мы не можем поднимать тревогу, мы даже не знаем куда делся этот экипаж. Они могут быть в Париже, могут быть и за его пределами. С того времени, когда я оставил Жюльетт в галерее прошел час... Есть предложение объехать городские заставы, но это превращается в безнадежное мероприятие, если они не покидали город. Ты можешь отослать к заставам надежных людей? Только пусть они ищут не экипаж, а выдумают какого-то всадника или что-то в этом роде.

Сен-Жюст кивнул. - Говоришь, что все началось с дома Эбера? Пожалуй, мы попробуем пройти этот путь еще раз. Только почему-то мне кажется, что мы не застанем дома гражданина прокурора Коммуны. Пойдем. - Из дома Робеспьера Сен-Жюст вышел первым.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 02, 2009 1:17 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Эбер, Моморо, Каррье, Робеспьер, Бьянка.

Экипаж остановился. Робеспьер спокойно ожидал, когда кучер откроет дверцу, прислушиваясь к звукам снаружи. Кто-то тихо переговаривался, но гораздо более отчетливо слышался шум дождя и фырканье лошадей. Внутреннее состояние оставляло желать лучшего, большей паники, чем сейчас ему не приходилось испытывать, наверное, никогда. Заговор. Банально и просто. Какие бы требования они не выдвинули, Робеспьер был уверен, что его не оставлять в живых. Такие свидетели не нужны, убирают и гораздо менее осведомленных. В том, что это как раз заговор, а не своеобразное приглашение на тайные переговоры сомневаться не приходилось - кучер торопился увезти его как можно быстрее – даже не остановился на заставе, лишив его возможности выйти из кареты.

Дверца распахнулась, возле экипажа остановились два вооруженных человека с факелами в руках. Он молча вышел, в последний момент взгляд задержался на резной деревянной рамке, к которой крепились занавески. Внимание привлекла даже не сама рамка, а украшавший ее узор из лилий. Какая ирония, приехать туда, где его, скорее всего, ожидает смерть в королевской карете. У заговорщиков отменное чувство юмора.

Дом – это был старинный особняк, принадлежавший, скорее всего, кому-то из мелкой знати, находился на отшибе, не было слышно ничего, что указывало бы на близость деревни или города. Оставалось только пройти внутрь, повинуясь жесту одного из людей с факелами.

- Вставай. Приехали. Гражданин ... де Робеспьер, - один из вооруженных людей резко дернул его за рукав, подталкивая к выходу. Вот и ваш дворец, ваше величество. Ждет вас.

- Андрэ, ну что, связывать ему руки, или нет? - подал голос его помощник.

- Да нет, что с ним сделается-то. Он опасен только словесно, махать руками - не его сильная сторона. - Иди-иди, не пялься на меня, все, отыграл свое... тиран. - Он грубо пихнул Робеспьера по направлению к дому.

Отвечать им не имело смысла, все равно бесполезная трата времени. Шестерки, пешки в чьей-то игре. Возможно, их тоже уберут, как незначительных свидетелей. Чтобы не разболтали о том, что здесь происходит в ближайшей таверне за кружкой пива. Перед тем, как зайти в дом, пришлось выдержать грубый обыск, во время которого было конфисковано не только оружие, но и несколько ассигнантов и часы. Они прошли дальше по темному коридору и оказались в небольшой, ярко освещенной зале. За столом восседали Эбер, Моморо, Каррье и еще два человека, который он не знал. Вот значит в чем дело. Прокурор Коммуны решил биться не на жизнь, а на смерть, иначе не скажешь. Жаль, что этот поединок выиграет, скорее всего, именно он.

- Ну здравствуй, Неподкупный, - расплылся в улыбке Эбер. - Как видишь, не всегда все получается так, как хочется тебе. Ты довел нас своей подозрительностью. А раз вы считаете нас роялистами и заговорщиками, почему бы не попробовать, каково это - свалить самого Робеспьера накануне того, как он отдаст приказ о нашем аресте? Как самочувствие, кстати? Ничего не болит? - Он подмигнул соратникам.

- Роялистами - нет, заговорщиками - безусловно, - спокойно ответил Робеспьер. - И что вам от меня понадобилось, настолько важное, чтобы приглашать меня на встречу таким странным образом?

- А ты бы приехал на встречу один, без свиты, если бы мы послали тебе официальное приглашение? - прищурился Эбер. - Вот и молчи. Нам стало известно, что ты, аристократ недобитый, стоял у истоков заговора по освобождению вдовы Капета. Марии, вашу мать, Антуанетты. Твой ближайший сподвижник, Луи Антуан де Сен-Жюст, тоже был замешан. И небезызвестный граф Сен-Жермен тоже лапку приложил. Но Сен-Жермена схватили. Тогда смелый Сен-Жюст, взяв в помощь англичанина Страффорда, который и руководил всем этим процессом, освободил с твоей подачи Сен-Жермена и чуть не освободил бывшую королеву. Но последний пункт не получился - пришел этот придурок Эбер, мечтающий лишь о том, чтоб набить себе желудок солониной, и пресек заговор. Но Сен-Жюсту можно было не беспокоиться! Заговором вместе с англичанином Страффордом руководило первое лицо страны! Максимильян Робеспьер! И он прикрыл задницу своему любимчику. Это - одна из тех историй, которая будет обнародована после сегодняшней нашей встречи на высшем уровне. А тебе, дорогой, нужно будет просто написать пару строчек. И подписаться вот тут и вот тут.

Возразить что-либо было сложно. Тем более что Сен-Жюст действительно заварил всю ту кашу в Консьержери, а потом помог одному человеку, походившему по описаниям то ли на милорда Гауэра, то ли на графа Сен-Жермена бежать в Англию. В свое время он уничтожил доносы об этом, чтобы бумаги не попали в чужие руки, но не имел никакой возможности заставить Эбера забыть о том, что его выставили полным идиотом.

- Написать пару строчек? - холодно спросил Робеспьер. - Предлагаешь мне покаяться во всех грехах? Зря ты думаешь, что я соглашусь. Ведь у меня, насколько я понимаю, нет выбора.

- Ну, жизнь - неплохая штука, верно? Подпишешь - подаришь себе недельку-другую, не подпишешь - умрешь сегодня же. Это, мой неподкупный друг, вопрос вкуса. Мы ж не навязываем. Твою подпись мы все равно подделаем, ты уж не обижайся. Но уж очень хотелось бы, чтоб она была настоящей. Ну? Согласен?

- Нет, - покачал головой Робеспьер. - За кого ты меня принимаешь?

- За трусливую тварь, который все привык делать чужими руками, - злобно произнес Эбер. - Ладно. Не хочешь - как хочешь. Мое дело предложить. Уведите его, пусть посидит, подумает. А мы пока тут посовещаемся. - Те же вооруженные люди взяли пленника под руки и повели на второй этаж.

***

Радуясь, что действие происходит ночью, Бьянка, накрывшись черной накидкой, продолжала, не дыша, висеть на запятках кареты. Она ругала себя за легкомыслие, но понимала, что никогда не простит себе, если просто уйдет, пустив все на самотек. И дело было не только в страстном желании посмотреть, как заговорщиками вершатся судьбы человечества. Она поставила себе цель: продержаться как можно дольше, не пользуясь сверхъестественными способностями, и поэтому намерянно не запоминала дорогу и не копалась в мыслях этих людей. Покопаться всегда успеет. И сбежать – тоже.

Решение, что делать с похищенным Робеспьером, она принять тоже не пыталась – все будет зависеть от его поведения. Вдруг он, забыв обо всем, начнет ползать перед ними, умоляя о прощении? Тогда – один разговор. А вдруг окажется настоящим патриотом и предпочтет смерть предательству своих идеалов? В последнем варианте она сомневалась, но ведь чужая душа – потемки. Может, не зря вокруг Робеспьера сплотились смелые и честные люди вроде Сен-Жюста и Огюстена? Да и Марат из всех возможных вариантов оставался верным ему до конца. Когда Робеспьера увели, Бьянка легко соскочила со своего места и потянулась, решая вопрос, подслушать что творится за стенами этого дома, при помощи мыслей или придумать, как туда попасть? Второй вариант был опасным, но, как обычно, грел душу намного сильнее. Значит, все-таки попасться им на глаза…

Бьянка продолжала топтаться на месте, когда у дома остановилась еще одна карета. Из нее выволокли полуживого человека, который едва стоял на ногах. Бьянка вггяделась и чуть не вскрикнула от неожиданности – это был Камиль Демулен. Заговорщик??? Только не это! Но нет, очень скоро стало понятно – Демулен мертвецки пьян и вообще не понимает, где находится. Его взгляд был настолько блуждающим и бессмысленным, что Бьянка заподозрила, что тут, возможно, замешаны еще и какие-то лекарства. Марат рассказывал об отварах, которые в сочетании с алкоголем, делают из человека ничего не соображающее и лишенное воли существо. Именно так сейчас и вылядел несчастный журналист. Когда Демулена поволокли в дом, Бьянка подумала, что, к сожалению, обойтись без сверъестественных способностей не получится. Судя по всему, тут и правда намечается что-то серьезное. Она прислушалась, стараясь поймать мысли находящихся внутри людей. Так-так. «Гражданин Эбер и его шайка», как говорит Сен-Жюст. Настроены серьезно. План – заставить Робеспьера подписать какие-то документы, которые докажут народу, что их Неподкупный – не тот, за кого себя выдавал, а самый настоящий аристократ в обличьи приличного человека. А заодно с ним – и Сен-Жюст. Так вот зачем были нужны письма, которые они с Огюстеном обнаружили в экипаже! Антуан когда-то подписывался «де Сен-Жюст», и Максимильян явно тоже не избежал этой моды конца 80-х. Если Робеспьера сейчас уничтожат, не выживет и Сен-Жюст. И Огюстен. К власти придет безумный сластолюбец в лице Эбера. А может быть, и еще кто похуже. При мысли о подобном развитии событий Бьянка испугалась, рисуя себе страшную картину. Может быть, и неправильно влезат бессмертным в ход истории, но допустить такое безобразие она не сможет. Приняв решение, Бьянка направилась к дому, попутно окидывая взглядом возможные варианты безопасного побега с места событий.

***

Бьянка легко вскарабкалась по стене с другой стороны дома. Если бы дело касалось Сен-Жюста, она бы не постеснялась залезть к нему в окно, но с Робеспьером следовало соблюдать правила игры. Поэтому она забралась в окно комнаты на втором этаже, в которой никого не было. Вся компания сосредоточилась на первом этаже, там же находился и Камиль Демулен. Вот его было искренне жаль, но о том, как вытащить Камиля, можно было подумать позже – его, во всяком случае, не собирались убивать прямо сейчас. Дверь пустой комнаты была не заперта, ключ от комнаты, где был заперт Робеспьер, лежал рядом с дверью, на полу. Несомненная удача – не придется ломать дверь! Бьянка вставила ключ и вошла. Максимильян Робеспьер сидел у окна с таким видом, словно через минуту собирается выступить в Конвенте с речью. Только привычного блокнотика не было в руках.
- Я выследила вашу карету. И пришла, чтобы помочь вам выбраться. Не надо строить предположений о том, что я – с теми, кто поджидает внизу. Я не с ними. Надеюсь, Огюстен прочтет мое послание и направится на поиски. А пока отсюда надо выбраться.

- Вы??? - Робеспьер отступил к окну. Наверное, меньше удивился, если бы увидел привидение. Но сейчас не время спрашивать, как она здесь оказалась. Вступать в дискуссию тоже не время, вот только... Он шагнул к женщине и схватив за локоть, втащил ее в комнату. Потом аккуратно прикрыл за собой дверь. - Не следует стоять на пороге, так же, как и слишком громко говорить, - пояснил он свои действия. - Время от времени они патрулируют коридор и если вас здесь увидят... Как вы сюда попали?

- Случайно. - Бьянка чуть не рассмеялась, представляя себе, как все это выглядит. - Вы боитесь высоты? Единственный способ нам выбраться отсюда - связать две простыни, а потом прыгнуть вниз. В соседней комнате я видела две застеленных кровати.

- Высоты я не боюсь, но глупо думать, что они не оставили снаружи своих людей. И спускаясь из окна вы так или иначе окажетесь на уровне первого этажа, держась за импровизированную веревку. Остается только предполагать, начнут они стрельбу сразу или все таки позволят вам спуститься. И третье. Здесь не за что зацепить веревку. Я думал об этом, но самая массивная мебель, которая здесь есть - вот это рассохшееся бюро. - Робеспьер подошел к окну и внимательно изучил ставни. - Но не все потеряно, если один поможет спуститься другому. Другим будете вы, Жюльетт Флери. Рискованно, но если вас найдут здесь, вашей участи никто не позавидует.

- У вас есть другие предложения? - шепотом спросила Бьянка, слушая, как внизу началось движение. Люди спорили и, кажется, ругались. - Я правильно поняла, что вы не подозреваете меня в связи с этими людьми? Даже интересно, почему.

- Насколько я знаю, вам доверяет Антуан Сен-Жюст, - коротко ответил Робесьер. - Что касается меня, у меня нет выбора. - Он подошел к секретеру. Там обнаружилась чернильница и перо, но не было и клочка бумаги. Подумав, вытащил из внутреннего кармана свое удостоверение личности и принялся быстро писать на обратной стороне. Закончив, протянул лист Флери. - Это послужит вам пропуском на заставе, да и пропуском куда угодно. Найдите Сен-Жюста и передайте ему, чтобы сделал доклад в Конвенте завтра утром. Он знает.

- Вы что, не собираетесь попытатсья сбежать? - Бьянка отступила на несколько шагов в полном изумлении. - Но они же.. Они же собираются вас убить.

- Я только что объяснил вам, что вдвоем бежать невозможно. Не теряйте время на разговоры, - он подошел к окну и распахнул его. - Идите сюда, я скажу, что вам нужно сделать.

*Сама справлюсь*, - чуть не огрызнулась Бьянка, но вовремя подумала, что не стоит перегибать палку. В его словах была своя логика: лучше она найдет Сен-Жюста и приведет его сюда с жандармами, чем будет пытаться сделать что-то сама. Она подошла к окну. - Говорите.

Он молча  снял с себя длинный шелковый пояс. Прочная ткань легко выдержит ее вес. - Спуститесь на окно, потом привяжете второй конец к упору, на котором крепятся ставни и дальше - вниз по стене, а не на фоне окна. Будьте осторожны. Не медлите.

- Поздно, - прошептала Бьянка одними губами. Она знала, что по коридору идут Эбер и Моморо, которые только что приняли решение еще раз попытатсья переговорить с Робеспьером. Прыгнуть в окно, наплевав на то, что Робеспьер узнает о ее феноменальных способностях? Остаться? Все-таки, сбежать. Она прягнула на окно в тот момент, когда дверь распахнулась и раздался предупредительный выстрел.

"Разбилась", эта мысль прочно засела в голове, но ни подходить к окну, ни как либо еще проверять эту версию он не стал. Вместо этого повернулся к Эберу: - Уже время, гражданин Эбер?

Эбер окинул комнату быстрым взглядом. - Тут кто-то был. Быстро вниз! Или вы, гражданин Неподкупный, сами расскажете кого принимали?

Моморо окинул комнату быстрым взглядом, но никаких странностей кроме открытого окна не обнаружил. Эбер, похоже, совсем плох. Кто еще здесь может быть? А если Робеспьеру пришло в голову покончить жизнь самоубийством - то так даже лучше, не придется тратить на него порох. Но спорить с соратником он считал неблагодарным занятием, поэтому молча вышел. Удержаться от скептического комментария стоило ему немалых усилий.
Однако выводы об Эбере оказались поспешными. Навстречу ему шли трое и тащили маленькую светловолосую женщину. Откуда она здесь взялась?

- Она приземлилась в паре метров от меня! - проговорил один из них, толкая ее вперед. - Я выстрелил, кажись, попал ей по ногам, только она, кажется, не очень впечатлилась.

- Попал, еще чего! - хохотнул второй. - Меньше надо было на нее пялиться. Осторожнее, гражданин Моморо, она очень сильная, Анри до сих пор в кустах валятеся, кажется, она ему что-то сломала.

Моморо в изумлении уставился на женщину. Тощая, аж смотреть страшно, только глаза горят. Где-то он уже видел такое чудовищное сочетание, но никак не мог вспомнить где именно. Странно, обычно женщины с такой внешностью не забываются. - Выпрыгнула из окна, говорите? - прищурился Моморо. - Надо же, не разбилась. Думаю, что не имеет смысла спрашивать, что вы здесь делали... Обыщите ее! - резко приказал он державшим женщину людям.

Спустившемуся на шум Эберу показалось, что он только что увидел привидение. Он даже дар речи потерял на секунду, что с ним случалось крайне редко. Эта блондинка заявилась к нему несколько дней назад с солониной, он еще потом жалел, что не настоял на дружеском "ужине" при свечах. Она подставила его, и он был уверен, что никогда в жизни ее больше не увидит. И вот она тут! Мать вашу!!!!!! Она что, ненормальная? И что вообще происходит? Или, может быть, это он сошел с ума?

- Тттты что тут ддделаешь? - спросил он блондинку, едва сдерживая дрожь. - Ты... подкинула.. мне.. солонину... НА КОГО РАБОТАЕШЬ, С....ка???????? - заорал Эбер.

Моморо буквально подпрыгнул от вопля прокурора. Мгновенно оценив ситуацию, он хлопнул Эбера по плечу и указал наверх.

- И так понятно, на кого она работает. Другой вопрос, как она здесь оказалась...

Эбер впал в истерику - этот демон в обличье женщины не сводил с него глаз. И все - молча. - Уберите ее отсюда! - закричал Эбер. - Уберите!

- Уведите ее, что стоите? - Моморо подтолкнул одного из людей к женщине. Тот осклабился и повел ее выходу. - Не туда, болван! Потом с ней развлечешься, - рявкнул он, уловив ход мыслей недалекого гражданина. Ее надо бы допросить, если то, что говорит Эбер - правда. Только пусть гражданин прокурор немного успокоится, а то на себя не похож. - Наверх уведи. И запри хорошо, понял?

На лице подельника некоторое время читалась напряженная работа мысли, потом он хмуро кивнул и с видимым сожалением повел женщину наверх.

- Это она принесла мне.. ну, вы поняли. - глухо заговорил Эбер, глядя то на Моморо, то на Каррье. - Откуда она, черт возьми, взялась? Она что, сумасшедшая? Хочет, чтобы ее грохнули вместе с Неподкупным? Фанатичная любовница, типа "За Неподкупным в огонь и в воду"? Я ничего не понимаю!

- И я ничего не понимаю, - задумчиво проговорил Моморо. - Потом допросим ее... с пристрастием. Она не просто фанатка, Жак, раз подбросила тебе посылку, она на него работает. И должна много знать.

- А раз она здесь, - мрачно подытожил Каррье, - То не исключено, что о нашем плане знают и другие. Нужно немедленно покончить с Неподкупным и уносить ноги.

- Вы что, предлагаете ее... пытать? - спросил Эбер, борясь с подступающей тошнотой. Однажды он уже стал свидетелем того, как истязали женщину. Образ принцессы де Ламбаль - изуродованной, потерявшей человеческий облик, истерзанной толпой, преследовал его в кошмарах второй год подряд.

- Это не обязательно, - поморщился Карье. - Пригрозить расправой, ребята могут с ней поразвлечься... А если будет молчать... - он провел рукой по горлу. - И все.

- Ну да, так лучше, - кивнул Эбер. - Думаю, им надо устроить встречу. Готов занять место в первом ряду партера.

Моморо мрачно кивнул, соглашаясь.

Эбер глотнул воды. - Думаю, нам всем стоит перекусить. Я проголодался. Жена завернула мне кое-что. Перекусим - и продолжим. Что скажете, друзья? - он с надеждой взглянул на соратников.

- Неплохая мысль, - поддержал Моморо. Есть ему совершенно не хотелось, но надо же чем-то заняться... Нет ничего более изматывающего, чем ожидание
- Ну вот и чудненько, - ответил Эбер и принялся доставать из дорожной сумки любовно упакованные Маргаритой кульки с запеченным мясом, пирогами и хлебом.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 02, 2009 12:37 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794

Париж // пригород Парижа.

Сен-Жюст, Огюстен Робеспьер.

Огюстен спешился и оглянулся по сторонам, разыскивая Сен-Жюста. Темно, черт побери… Он должен был уже проверить Эбера и остальных возможный участников заговора. Дело продвигалось медленно, очень медленно. Не так легко собрать верных людей, не так легко анализировать сведения, отсеивая ненужную шелуху, не так легко разыскать и опросить возможных свидетелей. Все по отдельности выглядит не сложно, только все вместе превращается в почти непосильную задачу. И все упирается во время, время, время… Но вот и Сен-Жюст. Даже в свете фонаря видно, что валится с ног от усталости. Огюстен шагнул к нему и протянул коллеге армейскую флягу: – Пей. Здесь кофе с коньяком. Должно поставить тебя на ноги, - не дожидаясь вопросов, он сразу перешел к делу: - Карета выехала через западную заставу, гвардейцы пытались их остановить, но это обошлось двумя ранеными, один из пострадавших – тяжело. Не стреляли, просто смяли лошадьми. Искать в Париже не имеет смысла. Не думаю, что они уехали далеко за пределы города, хотя все может быть… Скверно то, что через западную заставу идут две дороги – на Версаль и на Фешроль. Куда они поехали – остается только гадать. – Огюстен замолчал. Мало того, что встретить прохожего в такое время – уже само по себе редкая удача, так еще и проклятая погода… дорогу размыло. – Дорогу размыло… - повторил он в голос. – Если сравнивать две дороги из имеющихся в наличии, та, которая на Фешроль, как ни странно, лучше.

Сен-Жюст кивнул и, хлебнув из фляги, передал ее обратно. - Все плохо, Огюстен. Ни одного из лидеров эбертистов нет дома. Жены твердят, что они отправились на заседание Клуба Кордельеров. В Клуб меня не пустили. Но я уверен, что их там нет. Направить туда жандармов - значит открыть войну. Официально. Тогда пути назад не будет. Я поставил своих людей у Клуба, велел отслеживать и записывать, кто выходит, кто входит. Что касается твоих сведений... Раз дорога на Фешроль лучше, логично предположить, что они воспользовались дорогой на Версаль. И я собираюсь отправится за ними. - Сен-Жюст перевел дух.

- Ты не можешь знать это наверняка, - покачал головой Огюстен. - Но поедем по версальской дороге. Не знаю как сейчас, но раньше был неподалеку от развилки притон, где собирались отбросы общества всех мастей... Если его до сих пор не снесли, можно попробовать расспросить. Правда, не очень рассчитываю, что там что-то скажут. Информация или покупается или дается в обмен на услугу.

- Получат они услугу, - мрачно сказал Сен-Жюст, проверяя пистолеты. - Едем.

***

Едва переступив порог бывшей таверны, Огюстен задержал дыхание, чтобы не задохнуться от запаха дешевого пойла, пота и испражнений. Страшно подумать, что когда-то это была почтовая станция, он помнил ее еще со времен своей первой поездки в Париж. Сидевшие по углам личности изучали их молча, но на физиономиях, насколько позволял тусклый свет, читались самые разные эмоции. От любопытства, до желания немедленнно обобрать хорошо одетых граждан. Огюстен некоторое время стоял спокойно, позволяя себя рассмотреть, потом подошел к стойке и положил на стол несколько ассигнантов. Тип за стойкой подхватил купюры и наполнил две кружки пойлом, которое, судя по запаху, представляло собой коктейль из всех спиртных напитков, что были в наличии. Напиток ободрал горло так, что потемнело в глазах. Но не настолько, чтобы не почувствовать движение сбоку и не увидеть отражение в стеклянной бутыли. Не глядя, Огюстен двинул локтем назад и в сторону, как раз вовремя, чтобы сбить с ног незадачливого воришку. Никто ничего не сказал – тот, кто попал впросак, выполняя свою работу не достоин жалости. Допив пойло, он сел за один из немногих свободных столиков.

Сен-Жюст молча принял кружку и отпил сразу несколько глотков, не почувствовав вкуса. Глядя перед собой, он размышлял о Страффорде и Клери. Они умели передавать мысли на расстоянии. Но она молчала. И это значило, что либо он разучился слушать мысли этих существ, либо она настолько далеко, что не может с ним связаться. *Клери, дай нам знак, мы идем по вашему следу, не молчи*, - думал Сен-Жюст, вызывая ее образ. Тщетно. Никаких подсказок. Что заставило ее уехать с Робеспьером? Желание помочь? Проследить? Вляпаться в приключение? Или ее вынудили это сделать. Время перевалило за полночь. Он вспомнил о том, что рассказывал ему граф Сен-Жермен. Эти существа всесильны лишь ночью. Их может убить огонь и солнечный свет. Если она не выберется до рассвета, она сгорит также, как и Страффорд. Черт. Не о том он думает. Сен-Жюст сделал еще глоток и, наконец, сфокусировал взгляд на Огюстене. – Значит, ты говоришь, что в папке были письма мои и Максимильяна пятилетней давности? Не знал, что он подписывался «де Робеспьер»… Нам надо выработать тактику, Огюстен. Пока мы совершаем бесполезные действия. Если его куда-то увезли, если там фигурировали какие-то документы, то вряд ли его собирались сразу убить. И вряд ли собирались беседовать с ним в карете. Должен быть какой-то дом. Но их – тысячи по этой дороге.

- Нам бы еще знать, по какой дороге они поехали, - мрачно сказал Огюстен. – И здесь не то место, чтобы обсуждать бумаги, за ними сейчас очень внимательно наблюдают…

- Правильно говоришь, комиссар, - произнес чей-то голос.

Огюстен сделал знак человеку за стойкой и на столе появилась еще одна кружка. Женщина, которая подсела к ним за столик, была, безусловно, довольно интересной особой, напоминая что-то среднее между вязальщицей и маркитанткой.

– Что интересует гражданина комиссара, который привел с собой архангела смерти?

- Гражданина комиссара интересует, по какой дороге поехала карета, - ответил Огюстен.

- Но добрые услуги так просто не оказываются, - рассмеялась маркитантка.

- Ты сначала ее окажи, - усмехнулся Огюстен.

Сен-Жюст с интересом оглядел внезапно возникшую женщину. С особами такого плана ему всегда было проще находить общий язык, чем с перепуганными курицами, которые ежедневно приходили просить за своих родственников, принося взамен доносы на знакомых. - Кто ты и чего хочешь за услугу?

- Кароль Режан, - представилась женщина. - Я хочу разрешение на торговлю в Тюильри. Вы ведь можете это сделать?

- Смотря чем торговать собираетесь, - улыбнулся Сен-Жюст, мысленно делая отметку: "Кароль Режан. Полная проверка личности".

- Была бы бумага, а чем торговать найдется. Ничем противозаконным, никто себе не враг, правда?

- Правда, - легко согласился Сен-Жюст, быстро взглянув на Огюстена. - Если вы поможете нам, мы договоримся. Обещаю. Говорите, Кароль.

- Я вам скажу, а вас потом и след простыл? - снова рассмеялась женщина.

Сен-Жюст поднялся и, сходив к владельцу таверны, через минуту вернулся с чернильницей и листком бумаги. "Обязуюсь рассмотреть прошение на торговлю в Тюильри гражданки Режан в течение 12 часов после возвращения в Париж. Дата. Сен-Жюст. Он показал ей листок, сложил его и прикрыл рукой. - Я не выписываю разрешений, гражданка Режан, - мягко сказал Сен-Жюст. - Но готов помочь вам, если вы окажете нам содействие. Я не бросаю слов на ветер.

- Карета, запряженная четверкой лошадей уехала на Фешроль, - сказала Режан. - В часе езды есть деревня, вы можете спросить там, хотя в такое время уже все спят...

- Едем, - коротко бросил Сен-Жюст Огюстену. Затем, на секунду задержавшись, отдал листок и посмотрел женщине в глаза. - Почему вы подошли к нам, Кароль? И что заставило вас запомнить эту карету?

- Такие кареты сейчас не часто можно увидеть, да и четверка лошадей. Так ездят только... почта или в миссии. Такие, как вы, здесь нечасто появляются, вот я и подумала... Я очень хотела разрешение и подумала, что вы можете мне его дать.

- Спасибо. - Сен-Жюст ободряюще улыбнулся ей и вышел вслед за Огюстеном.

***

Женщина оказалась права - меньше чем через час показалась деревня. Смутные очертания. На улице было темно, накрапывал дождь, а о фонарях тут, по всей видимости, люди знали лишь понаслышке. Сен-Жюст спрыгнул с лошади и привязал ее к дереву. - Пойдем пешком. Людям скажем, что ищем беглого преступника. Предлагаю собирать информацию обо всех ближайших населенных пунктах и в особенности - о заброшенных домах и усадьбах. Есть еще предложения?

- Нет, - ответил Огюстен. - Так и сделаем. Только сомневаюсь, что в этой дыре отыщется хоть одна живая душа. --- Но он ошибся. В местной таверне они застали довольно печальное общество, состоявшее из хозяина и хозяйки заведения и нескольких забулдыг, отдававших должное вину и вареному картофелю. Картофель он не любил, но сейчас почувствовал такой зверский голод, что проглотил бы и это.
Сен-Жюст, подавив желание остановиться, чтобы передохнуть и перекусить, направился к хозяину заведения, и изложил все, что запланировал. - Дело государственной важности, граждане. Мы прибыли из Парижа впереди своего отряда. Вспоминайте. Все, что придет в голову.

Хозяин почесал затылок. Было видно, что шутить эти люди не намерены, да и ну его, связываться с властями! - Никакой кареты я не видел. Не обращал внимания. А вот заброшенные дома в округе есть... На западе отсюда и два - на востоке. А если проехать еще дальше по дороге, то будет дом откупщика, он совсем на отшибе стоит, его и не видно за садом. Вот и все. А карету я не видел.

- Кто живет в доме у дороги? - спросил Сен-Жюст, бросив взгляд в окно. Неудивительно, что он не видел карету - отсюда ничего не увидишь. Зато есть шанс, что кто-то ее слышал.

- Симона Буже, вдова, - проворчал трактирщик, сообразив, что граждане ни есть, ни пить не собираются. - Зайдите к ней.

- Что у вас есть из еды? Картофель? Заверните нам с собой. Быстро! - Сен-Жюст положил монету и отошел к Огюстену. - Поедим по дороге. Сейчас расспросим вдову. Затем, боюсь, придется разделиться. Вдвоем мы не справимся с таким объемом. Что думаешь?

- Думаю, сначала проверить дом откупщика, тот, который на отшибе. Мне кажется, что это самое подходящее место, заметь, он почти не виден. Проверим и те, чо будут попадаться нам по дороге. Не самая умная идея ходить в одиночку. Наскочишь на их соглядатаев - поминай как звали. Вдвоем у нас есть минимальный шанс хотя бы напугать их. Что думаешь?

- Ты тысячу раз прав. А я боюсь потерять каждую секунду и не знаю, как заставить время работать на нас. - Сен-Жюст забрал пакет с едой и кивнул Огюстену. - Пойдем. Начнем с дома откупщика.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Etelle
Coven Member


Зарегистрирован: 21.06.2009
Сообщения: 713
Откуда: Тарб (Гасконь)

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 02, 2009 2:43 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794.
Париж, около Тюильри
Моррель, Эжени.

Камиль не пришел сегодня. Пользуясь его собственным выражением, «какие тут еще нужны слова?» Эжени в который раз проговорила себе эти слова, боясь, что он решил больше с ней не встречаться. Возможно, она сделала большую ошибку, задержав его у себя и решив навеять добрые сны. Может, он теперь решил вернуться в реальный мир, чтобы не пропасть в ее собственном? С другой стороны, в таком случае он бы оставил записку тем самым знакомым и дорогим почерком.

Эжени подумала, что все-таки все то, что у них было, заслужило хотя бы разговора напоследок. В конце концов, нельзя же просто так взять и отбросить любящее существо в сторону. *Даже бессмертные женщин, когда влюбляются, становятся очень похожи на собак и будут ластиться к хозяину, несмотря ни на что*.
Она подошла к Тюильри, решив попробовать найти Камиля здесь и подождать в ближайшей кофейне.
Странно, сегодня здесь было пусто, а в мыслях владельца заведения читалось беспокойство. К сожалению, мыслей в голове у этого смертного было слишком много и он сам не вполне понимал, что произошло.

Впрочем, нет. Не пусто. У выхода сидел молодой и бедно одетый человек, уставившийся в чашку кофе удивительно пустым и отчаявшимся взглядом. Кажется, он был пьян. Эжени подумала, что как бы ей сейчас самой ни было тоскливо… может, стоит попробовать хотя бы помочь кому-то другому?
- Простите, у Вас что-то случилось? Вам нужна помощь?, - Она подошла к смертному.

Настроение было самое паршивое. Больше трех часов он бродил по галерее Тюильри, не зная, куда себя деть. У него самого было очень гадкое ощущение того, что он сделал что-то неправильно, но сказать что именно не мог. Даже поговорить было не с кем, он никого не знал в этом большом, чужом городе. И вот, симпатичная гражданка спрашивает что случилось. Неужели у него такой похоронный вид? - Нет, гражданка, ничего не случилось. Точнее, случилось, но я и сам не могу понять пустяк это или нет, - он через силу улыбнулся. - Одни говорят, что я прав, другие - что мне нет прощения... И кому верить? Я запутался. -- Рассказывать все это незнакомой женщине было верхом безрассудства, но с другой стороны, не было ничего такого, чего бы она могла не знать. Сама же подошла к нему...

- Вы знаете, это сейчас опасно говорить, но прощения заслуживают все. Ну что Вы сделали такого, что так себя казните? - Эжени подумала, что смертный вызвал у нее искреннюю симпатию. Человек, который в этом безумной городе не утерял способности хотя бы чувствовать, - Знаете, и государства и судьбы строятся не только на победах, но и на ошибках. Ну что вы сделали? Наступили на ногу Робеспьеру? Случайно пролили на стол вино Дантона? Так это пройдет, надо просто идти вперед. У Вас есть друзья в городе? А Ваш акцент напоминает мне верхнюю Саону, где я сама родилась. Знаете, я когда-то тоже столько ошибок наделала, думала не исправлю. И меня никто-никто не любил, и я была одна. А сейчас у мня есть друзья и даже домашнее животное. И еще один человек… был. Смотрите, у вас даже кофе остыл. Давайте закажу вам еще!

- Благодарю вас... Я не знаю, идти мне или бежать, не оглядываясь, - все же он был рад возможности выговориться. - Это я сказал в клубе речь, обвиняющую Робеспьера-младшего в превышении полномочий. Говорят, что я нажил себе смертельного врага в лице его брата. И вот, одни говорят, что я совершил поступок, другие готовы разорвать меня, а я... стыдно признаться, но я боюсь.

- Но Вы же искренне сказали? – спросила Эжени и села напротив молодого человека, - Я не очень знакома с подробностями дела, но всегда знала, что у Огюстена Робеспьера есть друзья, которые не остановятся ни перед чем, чтобы помочь ему. Вам тоже нужно завести таких друзей! Тогда будет меньше страшно. Хотя страх и ненависть пируют этой весной на улицах моего города, но их прогонит весеннее солнце однажды. Так все-таки Вы это искренне сделали, или просто Вас использовали, и Вы теперь боитесь последствий?

- Я сказал искренне, я действительно думаю, что он превысил полномочия. Но подозреваю и то, что меня попросту использовали, зная о том, как я отношусь к подобному беспределу, - Моррель вздохнул. - Вот вы говорите друзья... Да, Огюстена Робеспьера есть друзья. Они сейчас стоят у власти. И брат-диктатор. Кто посмеет пойти против них? Найди я хоть десять друзей из тех немногих, кто думает так же, как и я, разве они смогут помочь? Пойдут на эшафот и все...

- Вы знаете, вот Вы сейчас сильно ошибаетесь. Революция началась именно с того. Что несколько людей, думающих одинаково, решили действовать, - серьезно заметила Эжени, - неважно кто на какой ступеньке стоит, важно то, что у каждого в сердце. Слушайте, я могу Вас познакомить с одним человеком, который, мне кажется, будет рад встретить подобную искренность, которую уже отчаялся найти в сердцах парижан. Может, и Вам будет легче, если Вы не будете один? Его зовут Камиль Демулен, он известный журналист. И он пишет как раз о том, что главное – искренность и милосердие, а не…. Ну, то, о чем Вы сказали.

- Камиль Демулен. Я говорил с ним и кажется, что он даже разделяет мою точку зрения. Послушайте... если вы друг Камиля, то должны знать, что ему грозит опасность! Он должен был покинуть город вчера, несколько спешно и неожиданно, но это единственное, что можно было сделать!

- Камиль… О Господи, - воскликнула Эжени, - А я ждала его и думала… впрочем, к делу это не относится. Так, какая опасность? Покинуть город? Навсегда? Об этом его просили не первый день. С кем покинуть город? И куда отправиться? И – кто Вас предупредил об этом и… а почему именно Вас?

- Я не знаю, какая именно опасность, но мне кажется, что его хотят убить. Я не знаю подробностей, но он покинул город вчера. Один и спешно. Я не знаю, почему предупредили именно меня, возможно, потому что я - своего рода изгой здесь. И я не знаю, куда он отправился, за ним прислали экипаж, карету...

- Подождите, гражданин. Кстати. Меня зовут Эжени Леме, - Эжени пристально посмотрела на человека, - У Камиля достаточно друзей в этом городе. Они просили его уехать не первый день. И то, что случилось вчера, заставляет меня беспокоиться еще больше. Я боюсь, что Вы и правда сделали большое зло – куда большее, чем Ваша речь. И сбежать теперь – это… да это просто низко! И выбрали именно Вас не потому что больше некому, а потому что Вашей наивностью и любовью к правде и справедливости так легко воспользоваться. Кто предупредил и кто прислал экипаж? Послушайте, я умоляю Вас, скажите как есть. Я не причиню Вам вреда, постараюсь помочь, только расскажите, что знаете. Камиль… очень, очень дорог мне. И я чувствую беду.

- Один человек, - начал Моррель, пытаясь вспомнить детали. - Я не знаю его лица, да и голос не смогу вспомнить, он говорит приглушенно, сказал мне об этом. Сказал, что Камиль Демулен в опасности, что нужно вывезти его за город... - сделав паузу, Моррель перевел дыхание, а потом рассказал ей все, что знал. И о своей незавидной роли в этой истории - тоже.

Эжени посмотрела на смертного еще раз. Вот она. Справедливость, о которой говорил сам Камиль, вот оно – милосердие и сострадание во плоти. И несущая не меньше боли и опустошения, чем открытая жестокость.
- Давайте так, - тихо предложила она, - Главный друг Камиля – Дантон. Идите к нему и расскажите ему все, что знаете. Не бойтесь, пожалуйста. Главное – вовремя признать ошибку, тогда она поправима. Когда в следующий раз Вы встречаетесь с человеком, который говорит тихим голосом? Я хочу его видеть. А уж как это сделать – придумайте сами. Все, я не злюсь на Вас, я готова быть Вам другом, но все и правда надо исправить, пока не поздно. Иначе я Вас никогда не прощу.

- Он не докладывает мне, когда приходит, - пожал плечами Моррель. Он уже пожалел, что рассказал все этой женщине. Да, она друг Камиля, но похоже, сама не знает, что говорит. Идти к Дантону! Да он же разорвет его на части голыми руками. А потом сдаст в трибунал то, что останется. - Я не знаю, когда его увижу и увижу ли еще раз.

- Так, Вы боитесь? – строго спросила Эжени, - Послушайте, Вы-то сами сможете спать спокойно, зная, что натворили? Или хотите, чтобы Камиля просто убили из-за Вашего страха? НУ хотите – пишите записку и договоритесь о встрече в людном месте. Просто больше нам не к кому обратиться. Дантон не сдаст Вас в трибунал, он хороший. Так говорит Камиль. Или у Вас есть другие варианты?

- Это шантаж, - проворчал Моррель. - Вы хотите, чтобы меня убили, как заговорщика, так? Не Дантон, так другие. Но я хочу исправить то, что натворил и напишу записку Дантону с просьбой о встрече.

- Подождите, давайте вот что, - смутилась Эжени, - Не обижайте меня, пожалуйста. Я не шантажистка. Хотите – давайте пойдем на встречу вместе, мне ведь тоже это важно. А при мне Вас не убьют… голыми руками. Он ведь хороший и добрый, я точно знаю! А Вы поверьте. Что люди добрее, чем кажутся. Вас, кажется, тоже много обижали.

- Хорошо, гражданин – я даже Вашего имени не спрашиваю, - в отчаянии выдохнула Эжени, - Не тревожьтесь больше и идите вперед. Все и правда будет хорошо. Я не стану уговаривать Вас, и даже ругаться не буду. Вы вправе делать собственные ошибки и собственный выбор. Я верю, что в итоге Вы сделаете все правильно. Вы на верном пути, раз Вы нашли в себе силы все рассказать. И поверьте, я бы могла уговорить Вас идти вперед – но не считаю себя на это вправе. Поэтому сделаем так

- Меня убьют позже, - усмехнулся Моррель. - Но все равно нужно написать Дантону письмо с просьбой о встрече. Если хотите, давайте составим его вместе.

- Хорошо, - улыбнулась Эжени, - попросите принести мне перо и чернила. Она написала несколько строчек и протянула письмо Моррелю, - читайте. Если передумаете можете вообще не приходить – я не обижусь и даже имени Вашего не назову, а просто объясню ситуацию, так как – нормально? – в записке было сказано «Гражданин Дантон, меня зовут Эжени, я – друг Камиля Демулена. Вы ведь тоже его друг, а с ним случилась большая беда, и он в опасности. Вы же знаете, что он исчез. В 10 вечера в кафе «Флер» я буду ждать Вас с человеком, который знает подробности, но боится. Что Вы его убьете. Поэтому, пожалуйста, отнеситесь к нему с пониманием – он хочет помочь, и он тоже хороший. Эжени».

- Так сразу же заявляете о том, что я - трус? - спросил Моррель. - Возможно, это так и есть, но я бы не хотел выглядеть в таком свете, по крайней мере, когда есть возможность все исправить.

- Хорошо, тогда давайте оставим без последних строчек о том, что Вы его боитесь, - Эжени рассмеялась. Вот и я стала жертвой цензуры. Новая редакция Вас устраивает? Если да – то до десяти вечера.

- Хорошо, тогда давайте оставим без последних строчек о том, что Вы его боитесь, - Эжени рассмеялась. Вот и я стала жертвой цензуры. Новая редакция Вас устраивает? Если да – то до десяти вечера.

- Устраивает, - улыбнулся Моррель. - До встречи, гражданка Леме.

_________________
Только мертвые не возвращаются (с) Bertrand Barere
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Eleni
Coven Mistress


Зарегистрирован: 21.03.2005
Сообщения: 2360
Откуда: Блеранкур, департамент Эна

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 02, 2009 7:18 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март 1794 года

Предместье Парижа

Бьянка, Моморо, Каррье, Эбер, Робеспьер, Демулен (продолжение)

Бьянка отошла от окна. Небо затянуто облаками, но все равно, судя по всему, рассвет наступит часа через три. Пора действовать. Вытащить отсюда Робеспьера в безопасное место, заставить заснуть и успеть спрятаться самой. Затем доставить в Париж. И не забыть запастись тухлыми овоцами, чтобы сложить их на голову гражданину Эберу, когда его голова отлетит, наконец, к чертовой матери, с плеч. Бьянка подошла к двери и забарабанила изо всех сил. Вскоре перед ней возник один из охранников – тот самый, со сладострастным взглядом.
- Я хочу сообщить гражданину Эберу важную информацию. Отведите меня к нему. Я не сбегу.


- Я сейчас скажу гражданину Эберу, - ответил охранник. Ага, отведи ее. Она дерется так, что не дай ьог на себе прочувствовать, на всю оставшуюся жизнь без наследников останешься. Пусть лучше сначала с ней Эбер поговорит. Да и начальство, все-таки...

Он спусился вниз, где как раз заканчивали ужин. - Гражданин Эбер, вас хочет срочно видеть та гражданочка, которая прыгала из окна. Сказала, что у нее есть важная информация. Пойдете?

Эбер поперхнулся и закашлялся. Эта женщина наводила на него ужас, он и сам не мог понять почему. Поразмыслив, он кивнул Моморо. - Слушай, сходи ты, а? А лучше ее сюда привести. Мы б втроем с ней поговорили. ЧТо скажете?

- Да, приведи, - сказал Моморо, охраннику. Перспектива погибнуть от удара по голове тяжелым тупым предметом его совсем не радовала. Оранник удалился, что-то ворча под нос, но спустя пять минут появился, сопровождая маленькую женщину. Надо же, ничуть не боится, бестия! И где таких агентов находят? Любого очарует, а потом тихонько зарежет и закопает. - Гражданка, вы хотели нам что-то сказать? - обратился он к женщине. - Садитесь и рассказывайте, мы вас слушаем.

- С удовольствием. Давно хотела с вами познакомиться, граждане, - Бьянка села на указанный стул и сосредоточилась. Моморо, Эбер, Каррье. Венсан и Ронсен в этом участия не принимают - один побоялся, второй посчитал вариант провальным. Один из охранников занял место рядом с ней, рассыитывая, что после разговора ее отдадут на растерзание мужчинам. Двое ждут за дверью. Никто из них не верит в сверъестественное, и никто не готовится к удару. Разве что... - Гражданин Эбер, осторожнее, вы сейчас поперхнетесь! - тихо произнесла Бьянка. *Синьор Флоричетти. Банкир. Получив приказ уничтожить его, она подсыпала ему необычный порошок, вызывающий спазмы в горле. Когда-то Мариус учил ее: чтобы было проще воздействовать на психику смертных, играй конкретными образами. Тебе, гражданин Эбер, мой первый привет*.

Эбер схватился за горло. Он задыхался. Лицо посинело, глаза налились кровью.

- Да оставь ты ее! - рявкнул Моморо, теряя терпение. - Если ты ее задушишь, она ничего нам скажет! -- Да она просто тянет время! - заорал до сих пор молчавший Каррье. - Я не сомневаюсь, что им все известно, раз она здесь. И скоро здесь могут появиться жандармы! Черт, я хотя бы отгоню карету вглубь сада...

Каррье вышел. Отлично, все идет по плану, они сами не подозревают, как помогли ей. Эбер все еще хватал губами воздух и пытался бит ьсебя по спине. - Гражданин Моморо, - Бьянка перевела взгляд на него и нежно улыбнулась. - То, что я сообщу вам, уничтожит меня. Думаю, мне не выжить. Но за собой я хочу утопить остальных. Вам ведь интересно, кто прознал про ваш заговор и послал меня сюда? Пожалуйста, распорядитесь, чтобы мне принесли стакан воды и свечу. И спички. Я люблю смотреть на огонь. *Ты не считаешь меня красивой, но и тебе не чужды человеческие порывы. Посмотри, во мне стлько трогательных черт, которых ты не заметил. Я напоминаю тебе твою сестру. Она была такой же, пока не вышла замуж. Помоги, ну что тебе стоит. Выполни мою просьбу*.

Она чем-то напомнила его сестру. До того, как она вышла замуж. В просьбе женщины Моморо не видел ничего опасного, хотя она и казалась ему странной. Молча он придвинул к ней канделябр и отошел к буфету, на котором стоял графин с водой. Воды там оказалось очень мало и она не казалась чистой. - Она грязная и ее мало, - Моморо продемонстрировал полупустой графин. - Но в коридоре я видел полную бадью. Сейчас принесу.

***

Каррье отогнал карету, но не вглубь сада, а на задний двор и даже предусмотрительно открыл ворота. Еще раз проверив бдительность стражи, он остановился на крыльце и закурил. Ясно, что женщина тянет время. И Эбер с Моморо получается тоже тянут кота за все причиндалы. Чего они ждут, спрашивается? И барану ясно, что Неподкупный не подпишет ничего. А значит, нужно избавиться от него как можно скорее и уходить самим. Отшвырнув сигару, Каррье пожалел, что оставил пистолеты в зале. Подозвав охранника, он взял у него кинжал и поднялся наверх по служебной лестнице.

В комнате было тихо, а Неподкупного он нашел стоящим у окна.
- Ждешь, что к тебе явятся из преисподней? – прошипел Каррье. – Ты окажешься там быстрее, чем думаешь, вместе со своими друзьями.
Короткая схватка. Признаться, он не ожидал ни такой ярости, ни сопротивления. Сколько времени прошло с начала этой борьбы? Он не знал и не пытался сосчитать. Но когда все закончилось, опустил тело на пол.

Теперь – последний пункт плана. Привести в комнату нашего правдолюба. Это оказалось не так просто – журналист был пьян и не соображал ровным счетом ничего. Сколько же он выпил, черт побери? Уже в комнате он вложил в руку Демулена оружие и оставил его лежать на полу и досыпать.

***

- Благодарю вас, - кивнула Бьянка, принимая из рук Моморо воду. – Садитесь и слушайте. *Антуан Моморо. Типограф по профессии. Однажды ему на ногу упал типографский станок. Он отделался переломом, и иногда нога побаливала. Есть у нас и такая история. Джузеппе Ломбардини. Подозрительный венецианец, вызвавший неудовольствие Совета десяти. О, с этим Советом у Бьянки было связано море самых неприятных воспоминаний. Инквизиторы и безжалостные убийцы. Однажды они заставили ее шпионить на Совет, а перед этим показали комнату пыток. Разумеется, первым делом, получив бессмертие, Бьянка отправилась туда посмотреть, чего избежала. И увидела Джузеппе. Она до сих пор помнила, как хрустели его кости, а потом он потерял сознание от боли и вскоре умер, подписав все необходимые бумаги. Хруст костей. Страшная боль. До обморока. Боль, от которой сходишь с ума*
- У вас что-то с ногой. Она распухает прямо на глазах. Вам надо прилечь, гражданин Моморо!

Моморо почувствовал, что ему плохо. Действительно, нужно прилечь. Что за наваждение? Он уже медленно побрел к низкому дивану, медленно - потому что болела нога, как его едва не сшиб Каррье.
- Уходим! Уходим, черт бы вас побрал! Все кончено!

- Я не могу, - прошептал Моморо. - Моя нога...

- Какая, к черту, нога?! - заорал Каррье. - Спасай свою задницу! Уходим!

- Схватив за шиворот пялящегося на стену Эбера, он побежал к выходу, не обращая внимания на бред, что лезет в голову. Самой сильной все равно сейчас была одна-единственная мысль и одно желание: уйти. Пока не появились жандармы.

...Жан-Батист Каррье. Погрузившись в мысли этого человека, Бьянка едва не потеряла дара речи. Максимильян Робеспьер со своим террором рядом с ним казался добрым самаритянином. Господи, пока она занималась с Моморо, он .. убил его? Нужно покончить с домом и бежать отсюда. И посмотреть, можно ли помочь. Что известно о Каррье? В народе он получил звание Нантский палач. Этот бывший адвокат посчитал, что гильотина работает недостаточно быстро, и убивал людей своим изощренным способом. Более двух тысяч заключенных он приказал утопить в Луаре, погрузив их на баржи и вывезя на середину реки. А больше всего он любил убивать детей. Крошечные детские головки раскалывались на гильотине напополам, и тогда он приказал расстреливать их. Сотнями. В поле за пределами города. Оставшихся вживых Каррье добивал дубинками самолично… О нет, этого сумасшедшего никогда не мучала совесть. Но он никогда ведь никогда не смотрел в глаза тех, кого убивал. Бьянка сосредоточилась, вызывая из него самые жуткие воспоминания. Поле. Повсюду кровь. Несколько солдат падают в обморок при виде сотен растерзанных детских тел. Каррье спокойно вытирает дубинку об штаны и оглядывается по сторонам. «Поднимайтесь, трусы, и прекратите вести себя, как бабы». Окрик заставляет солдат отвернуться. Но они поднимаются. Нет. Не солдаты. Крошечные фигурки с раздробленными черепами идут к нему, протягивая руки и смотрят остекленевшим взглядом. Ветер колышет испачканную кровью высохшую траву. Маленькие головки почти не видно среди этих зарослей. Но вот они показались. Их сотни. «Нас нельзя уничтожить вот так. Только огонь». Мертвые дети окружают его плотным кольцом и начинают забираться по нему, тянут ручонки к его горлу и глазам. «Только огонь. Сожги нас».


Каррье закричал и закрыл лицо руками, спасая глаза. Его больше не беспокоила судьба Моморо и Эбера. Огонь. Только огонь. Ничего не соображая, полуослепший, полузадушенный, он все же нашел в себе силы дотянуться до канделябра. Вспухнула скатерть на столе. Схватив ее за еще целый край, Каррье бросил горящую ткань на портьеры. Пусть все сгорит к чертовой матери. Вместе с проклятыми трупами.

***

Бьянка пулей взлетела на второй этаж. Идея сжечь дом была рискованной, зато единственно верной и беспроигрышной. Пока Эбер и Моморо будут в ужасе метатсья по дому, спасая свои шкуры, она вытащит Робеспьера и ... Камиля? Боже мой. она совсем забыла о журналисте. Все верно, не зря его сюда притащили. Кому, как не Камилю следовало сыграть роль убийцы в этой драме? Сзади послышались шаги. Охранники. Тут можно не стараться - не зря же она прихватила, убегая, два пистолета. Два прицельных выстрела. Точно в сердце. Остался один, но он занят тем, что помогает вытаскивать из горящего дома Моморо, которому кажется, что он не может подняться.

Робеспьер лежал, раскинув руки, его жилет и рубашка намокли от крови. Однако, он был жив – Бьянка слышала его мысли. Рядом, сжимая в руке кинжал, сидел белый, как мрамор, Демулен, в голове которого был полный сумбур. «Как бы не сошел с ума», - с тревогой подумала Бьянка, вспоминая, какие ужасы рассказывал ей Марат о снадобьях, которыми явно накачали журналиста вперемешку со спиртным. Но вот он поднял голову. В глазах мелькнуло нечто похожее на мысль.

«Я убил Максимильяна». – Он тихо заплакал. Он был невменяем от горя, переживая содеянное. Попытаться ему что-то объяснить? Нет, этот человек в жизни не поймет, да и любой другой на его месте не понял бы. В комнату тем временем пробивался дым – еще немного, и огонь доберется до второго этажа. Бьянку охватила паника. Она осторожно подняла Робеспьера, который, на его счастье, находился в глубоком обмороке. Сердце работает, все отлично. Нож Карье угодил в блокнот, который Неподкупный хранил в секретном кармане жилета, и проскользнул по ребрам. Море крови, но рана не опасная. Бьянка распахнула окно. Жаль, что нет зрителей – вот насладились бы видом, как хрупкая женщина, прижимая к себе одной рукой, словно куклу, взрослого мужика, спускается по стене, цепляясь за все возможные выпуклости на доме. Отлично. Теперь Камиль. Он пытался сопротивлятсья и что-то бормотал о цыганке, призраках и нечистой силе. «Это не ко мне, дорогой, у тебя своя такая же есть». Камиль Демулен был выше ее на голову, а то и на две, но учить его сейчас спускаться по окнам не было времени. Ничего, сегодня она – не женщина, а сильная бессмертная. Жаль, Сен-Жюст не видит, он бы оценил.

*Камиль, иди за мной. Просто иди. И ни о чем не думай. Тебе пора домой. Сейчас ты сядешь на лошадь и поскачешь в Париж*

Демулен покорно шел за ней, лишенный воли. Робеспьера Бьянка фактически тащила на себе, радуясь, что он до сих пор без сознания. Они добрели до ближайшей деревни, где Бьянка, вычислив заброшенный дом, оставила Робеспьера, предварительно сделав ему внушение. Теперь он проспит до вечера, а вечером она доставит его в Париж и сдаст Сен-Жюсту. Рассвет приближался. Камиля надо вернуть в Париж. Что-то придумать. Где-то в конце деревни заржала лошадь.
Туда. Быстрее. И потом - срочно в укрытие.

_________________
Те, кто совершает революции наполовину, только роют себе могилу. (c) Saint-Just
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Odin
Acolyte


Зарегистрирован: 23.03.2005
Сообщения: 924
Откуда: Аррас

СообщениеДобавлено: Пн Ноя 02, 2009 9:53 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Март, 1794.

пригород Парижа.

Сен-Жюст, Огюстен Робеспьер, Демулен.

Дождь усилился. Огюстен ругал и мерзкую погоду и себя за то, что сбился с дороги и им пришлось возвращаться обратно - дом откупщика действительно находился на отшибе и был практически не виден, скрытый за деревьями. И люди и лошади выбились из сил, но нужно было ехать дальше, а иногда и идти, поскальзываясь на грязи и падая от усталости. Сверкнула молния, где-то над головой загрохотал гром. Первая весенняя гроза? Как некстати! То успокаивая лошадь, то ругаясь на чем свет стоит, Огюстен заставил измученное животное преодолеть расстояние до поворота. Деревья, казалось, расступились и перед ними открылась страшная картина: дом горел. Не помня себя от ужаса и отказываясь верить в то, что увидел, он поскакал к дому, подъехав к воротам в тот самый момент, когда у здания с сухим треском осела крыша. Пахло дымом и гарью.

Сен-Жюст опомнился в тот момент, когда вбежал в горящий дом. Позади что-то кричал Огюстен. Закрываясь плащом, Сен-Жюст пытался пробиться сквозь огонь, выкрикивая имена. Картина повторялась От развернувшейся трагедии их отделяло не больше часа. Сен-Жюст отпрыгнул от горящей балки, рухнувшей с потолка, и снова стал звать. Безумная надежда, что он успеет, что он переиграет судьбу. *Их может уничтожить только огонь*. Так сказал граф Сен-Жермен, когда они стояли перед горящим домом на границе Франции. Домом, который поглотил Страффорда - самое могущественное бессмертное существо в мире. Уничтожил вместе с его многовековой историей, с его жизненной мудростью и мужеством. Спустя полгода после той трагедии он снова наблюдал горящий дом. Только на этот раз огонь забрал Максимильяна и Клери. Клери оказалась тут по глупой случайности, не она, а он должен был прыгнуть в ту карету. Но его не было рядом. Поэтому погибла она. И никакая сила ее больше не вернет.

Огюстен бросился за соратником, проклиная его глупость. Зачем, черт возьми, еще одна нелепая смерть, если и так достаточно?! Задержав дыхание, он плотнее запахнул на себе мокрый плащ и вбежал в дом. От дыма заслезились глаза, ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Состояние, близкое к панике только усилилось, когда обвалилась еще одна потолочная балка, подняв сноп искр и горячего пепла. Но вот - темный силуэт, практически размытый. Он схватил Сен-Жюста за шиворот и потащил к выходу, молясь всем святым, чтобы не вздумала упасть еще одна балка. Где-то сверху раздался треск, но его внимание было сконцентрировано только на выходе. А еще на том, что катастрофически не хватает воздуха. Споткнувшись, он судорожно вдохнул, легкие обожгло, но это же и оказалось отличным стимулятором - в две секунды оказавшись у двери, он вытолкнул на улицу Сен-Жюста и сам упал на мокрую траву, откашливаясь и отплевываясь.

- С ума сошел! - рявкнул Огюстен, едва обрел способность говорить. - Какого черта тебя туда понесло? Жить надоело?!

Сен-Жюст поднялся, отряхиваясь. Все кончено. Это ощущение становилось привычным. - Ты зря рисковал. Я шел к выходу. Но все равно спасибо. Нам пора возвращаться.

Огюстен не сдвинулся с места, глядя на догорающий дом. Все кончено. Они опоздали. Хорошо бы и самому сейчас лечь и умереть на месте. Он должен был не строить теории, а проверить того извозчика, пусть даже его начали бы считать законченным параноиком. Он должен был взять с собой Жюльетт, когда поднимался наверх, это, по крайней мере, уберегло бы ее от безрассудства. Он должен был... Что еще? Думать о том, что они погибли, было невыносимо. На плечо легла рука Сен-Жюста. Пора. Он поднялся и, шатаясь от усталости, побрел к тому месту, где оставил лошадь.

- Нам надо спланировать план действий, - тихо заговорил Сен-Жюст, когда они шагом направили лошадей в сторону Парижа. - Давай просчитаем все варианты. Первый - Максимильян подписал все, что нужно, и, приехав в Париж, мы обнаружим, что город обклеен обличающими листовками о том, что Робеспьеры и Сен-Жюст - аристократы и роялисты. Второй - что он ничего не подписал, и его просто убили. В этом случае, я думаю, они попытаются посеять панику в городе, типа "роялисты убили Робеспьера", и обвинить правительство в том, что мы не смогли предотвратить заговора. Половина людей итак настроена против нас, вторую можно настроить светлой памятью Максимильяна. Предполагаю, что эбертисты Ронсен и Венсан уже провели работу в армии. Остается надеяться на Анрио и нескольких верных нам генералов. В любом случае, нужно бить тревогу и стягивать войска. Что бы ни произошло в этом доме, мы не должны пустить все на самотек.

- Не должны, - отозвался Огюстен. - Я думаю, что мы сможем выиграть время, если Эбер не сговорится с Дантоном. Оказавшись лицом к лицу с дантонистами, он вынужден будет сбавить обороты, так как Дантона самого упрекают в умеренности и он сделает все, чтобы избежать возможных ловушек и возможных последствий. Только проблема в том, Антуан, что без Максимильяна мы остались одни, у нас нет влияния. Точнее, очень скоро его не будет. Увидишь, не успеют слухи как следует расползтись, а об этом позаботятся, я не сомневаюсь, как оставшиеся очень быстро примкнут либо к Эберу, либо к Дантону. И не говори мне, что Комитет будет держаться в стороне от всех событий. В первые два дня - возможно, а дальше каждый выберет себе наиболее безопасный вариант. Вот так.

- Наиболее безопасный вариант - это Дантон, - сказал Сен-Жюст. - У нас еще есть время, чтобы заявиться к нему на рассвете и сделать особое предложение о взаимовыгодном сотрудничестве, - он мрачно рассмеялся. - Я без боя не сдамся. Я знаю генералов, которые пойдут за мной. Видит бог, я многое сделал для военных. Они знают меня и доверяют.

- Я напишу в италийскую армию, - мрачно сказал Огюстен. - Бонапарте сможет собрать людей, я доверяю ему.

- В ближайшее время нужно удалить из Парижа Кутона. У него много врагов, и его просто разорвут. Против меня так быстро пойти не посмеют. Побоятся обжечься. А Кутон... Леба я отправлю в Рейнскую армию, главное, написать обращение. Этим я займусь, как только мы доберемся до дома. И еще. Они фактически обезглавили нас, нарушив все возможные правила. Подло. трусливо, нанеся удар в спину. Я думаю, что мы выиграем время, если вырежем их верхушку. Сейчас все средства хороши. Вопрос только в том, кого из эбертистов убить. Эбера? Моморо? Венсана? Всех вместе?

- Убьешь одного и нас прикончат быстрее, чем ты думаешь. Слухи распространяются очень быстро, а нас только двое. Этим ты только навредишь, так как сразу же поднимутся кордельеры. Да и не забывай, что Эбер очень популярен в народе. Если обезвреживать их - то всех вместе. У нас не хватит сил, по крайней мере, до тех пор, пока за нами нет армии. Это замкнутый круг. Но верно то, что Кутона нужно удалить из Парижа. Пока что предлагаю написать обращение. Ты отправишь Леба, я сегодня же поговорю с Рикором.

- Мне просто хотелось это сказать. Вот и все. Если все спланируем быстро, мы и так увидим на гильотине их головы. Всех, кто это сделал, и тех, кто им помогал. Тихо! - Сен-Жюст резко остановился, натянув поводья. - Слышишь? Впереди всадник. Движется также медленно, как и мы.

Огюстен прислушался.
- Да. Он недалеко от нас и судя по всему один, - хорошо, что дождь стих хоть на время, не мешает прислушиваться. - Думаешь, кто-то из заговорщиков поотстал? В любом случае, следует проверить.

Они пустили лошадей рысью и вскоре догнали одинокого путника.

- Камиль? Что ты, черт возьми, тут делаешь? - изумленно проговорил Сен-Жюст, вглядываясь в измазанное копотью лицо друга.

Демулен поднял на него глаза, в которых светилась мрачная тоска.

- Я убил Максимильяна. Я... убил.

Огюстен упрямо отказывался верить в то, что услышал. Два известия, совершенно кошмарных не укладывались в голове, слишком страшно, чтобы осознать сразу. Подтверждение тому, что Максимильян мертв. Надежда на то, что он, может быть, вернулся в Париж, выполнив требования заговорщиков исчезла. А убил его Демулен. Это ничтожество, считавшее себя до глубины души оскорбленным только потому, что было выдвинуто предложение сжечь его газету. Рука легла на рукоять пистолета за поясом.

- Это последнее, что ты сделал в своей жизни, - глухо сказал Огюстен, потом рассмеялся. - А мы думали на Эбера...

- Стой, - Сен-Жюст перехватил его руку. - Посмотри на него, он не в себе. - Он встряхнул Демулена изо всех сил и похлопал его по щекам. - Камиль, проснись. И повтори, что ты сказал. Кого ты убил?

- Максимильяна Робеспьера. И я не сплю. Я сидел, сжимая кинжал, а он лежал передо мной. Я не знаю, как я оказался в том доме. Но факт остается фактом. Робеспьер мертв. А убил его я. - Он посмотрел на Огюстена. - Застрели меня, если хочешь. Надеюсь, тебе станет легче.

Огюстен молча вскинул оружие. Громыхнул выстрел, но он не целился - пуля прошла над головой журналиста. - Ты... мразь... - говорить было тяжело. - Умрешь... на эшафоте, я позабочусь. Обещаю. Но перед тем расскажешь, кто тебе помогал. - Огюстен тронул поводья, проехав немного вперед, потом остановился, поджидая Сен-Жюста. Не нужно, чтобы соратник видел его перевернутое лицо, удерживать на физиономии каменное выражение было уже выше его сил.

Дальнейший путь они преодолели молча.

_________________
Я - раб свободы.
(c) Robespierre
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение  
Показать сообщения:   
Этот форум закрыт, вы не можете писать новые сообщения и редактировать старые.   Эта тема закрыта, вы не можете писать ответы и редактировать сообщения.    Список форумов Вампиры Анны Райс -> Театр вампиров Часовой пояс: GMT + 3
На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5, 6 ... 35, 36, 37  След.
Страница 5 из 37

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах
You cannot attach files in this forum
You cannot download files in this forum


Powered by phpBB © 2001, 2002 phpBB Group