Вампиры Анны Райс

[Dionis]

Тема: "Детский страх"

Данио Релио Волехвост

Всё началось с того, что я не родился. Скрипучей стылой ночью на двадцать третье октября, когда на свет появился мой брат, меня уже не было с ним. Грозно падали на землю тлеющие листья – брат впервые закричал. Я тоже попытался кричать, но у меня нет рта, ни рук, ни ног, нет тела. Меня вообще нет.
Когда старый крючкописец Нюхиус Усиус скрипя пером, записывал на пергаменте имя новорожденного, я в темноте наблюдал со стороны и размышлял. Вспоминал: когда-то давно непонятный сгусток соединился с другим, разделился и вот нас уже двое. Мы вдвоём и медленно растём, с каждым днём становясь большим. Иногда я мог прикоснуться к нему через пелену, а он ко мне. Там тоже было темно и глухо, но мне нравилось, нравилось и моему брату.
Подвешенная под потолком лампа играла зелёными тенями, и выл за окном мохнатый скалогрыз.
- Как назовёте?- выдохнул Нюхиус. Полы длинного пальто он натянул повыше, и стали видны полосатые носки.
Женщина с яркими щеками улыбнулась.
- Данио.
Так мой брат получил имя.
Просто в один момент меня не стало. Был да растворился. Иногда мне кажется, выжить мог только один и ему нужны были силы. То ли по велению природы, то ли высшей благодати, то ли рока, о котором поют жрецы в роще – но вот Данио кричит-разрывается у материнской груди. Маленький, тёплый и прекрасный.
А я в темноте, где нет никого и ничего. Но я его вижу.
И мне страшно.

Ни в коем случае нельзя прогадать время: собирать урожай туманной тыквы нужно непременно же в первый день третье недели Водоворота, когда каркают вороны и смотрят искоса с-под соломенных шляп огородные пугала. В воздухе пахнет прелой метелицей и сном. Стогами стоит сено и бегают дети в красных накидках с палками в руках – гоняют злых духов.
Тыквы подставляют солнцу округлившиеся бока. Деревенские высадили ровно двести двадцать две семечки – все выросли! По весу здорового ребёнка каждая. А значит – быть сегодня гулянью!
Я наблюдал за ними с самого начала. И теперь видел, как женщины в мешковатых жилетках закатывают рукава и как подтягиваются к полю мужчины.
Сухая земля мрачно терпела топот десятков ног, а над головами хмурилось тяжёлое небо с рваными тучами. Непременно нужно успеть до заката! Ведь когда опустится огромное красное солнце и взойдёт белая луна, приползут чудища с пустошей и болот и разворотят поле, их после Водоворота ничего не остановит. Наползёт паучьё всякое, стоножки и тюхалы. Те всегда с дубинками и тюх так, тюх-тюх-тююю!
Тюхалы детей любили, затащат в нору и отдадут своим тюхалятам на забаву, и всё.
Задумавшись на миг, я тут же беспокойно кинулся к Данио. Нет, возле него оказаться я не мог, но вот смотреть на него – о да. Я всегда видел его, подвижного и кучерявого. Дело в том, что у него волосы такие же чёрные, как у нашей матери, а глаза рыжие, как у отца. Ему, как и всей ребятне в деревне приходилось снашивать чужую одёжку – вот и теперь он закатывал непослушные штаны, потом занялся рукавами рубашки. Рубашка цвета солнца и вся в цветных заплатках – и ему это страшно не нравилось. А мне нравилось как он сердится – морщит нос и фыркает.
- Глупый-глупый старый тюх, взял и в воду с горки плюх. Выплыл раз, не выплыл два – вот и нет теперь тюха!
Данио всегда был заводилой: это он и придумал варенье с погреба воровать, и муку рассыпал тоже он, и на ней нарисовал запретные руны – ох ему потом по ушам и досталось! Он любил лазить по крышам и пугать ворон. И совсем не боялся ворчливых пугал в огороде.
И пока он жил – мне постоянно приходилось тревожиться за него: что если он разобьет коленку и заболеет? Что, если пыль пустоши выест ему глаза? Если нападёт землерой и съест его сердце. Если Данио найдёт гадость-траву и отравится, и заснёт на триста лет. Утонёт в утро весеннего купания? Упадёт с кровати и ударится головой?
Как же я боялся! Я себе места не находил здесь в пустоте и отказывался то там, то тут. И он, конечно, ни на что не обращал внимания, делал, что хотел и получал оплеухи от тёток.
И, конечно, он не знал обо мне.

Иная жизнь подобна маку, иная – буря на рассвете, иная – точно карогрызло, её и вовсе нету, нету…
Порою мне казалось, Данио слышит меня. Вот и сейчас он забрался на белый камень и водил ладонями по шершавой поверхности. И напевал под нос выдуманные стишки.
Он так часто делал, разговаривал со всем, когда никого не было рядом: с землёй, с соломенными фигурками, перетянутыми грубой тканью, с синей травой и красным солнцем на пол неба.
Иногда мне даже казалось, что он знает обо мне: не то чтобы вот так и знает, но хоть чует что-то. По крайней мере, это было бы очень кстати с его стороны!
Давясь скрытым весельем, Данио выпрямился на камне и победно прошествовал от одного края к другому. Изборождённое морщинами небо молча наблюдало за ним и шшшшептал ветер.
- Отныне я Король Мадгеурской земли на-сов-сем!
Крутанулся и поклонился сам себе.
- Его величество Релио Первый.
Неплохое, надо сказать имя, Релио. Звучит как напевы рыбачьей лодки в туман, и как фонарик на палке-крюке.
Так, довольный полученным именем я не сразу почуял неладное и среди вязких сумерек не сразу разгадал силуэт скалогрыза. Мохнатая зверюга пригнулась корпусом к земле и выклячив зад поползла, елозя носом. Тощие задние лапы выгнулись коленками назад и острые как лезвие когти оставляли прямые борозды.
Ничего не подозревающий Данио продолжал крутиться на камне, отвешивая приветственные поклоны прекрасным даман и, на худой конец, премудрым.
Ближе.
- Да-да-да, любезнейшая…
Ещё ближе!
Влажное дыхание коснулось камня и жадные глаза выплыли из темноты как раз на уровне деревянных башмаков. Он там подтягивает лапы в кучу для финального прыжка и вострит уши на каждый звук.
Нужно кричать! Нужно бежать. Но я оцепенел и могу только вытаращено смотреть на происходящее. Если были руки – они б не смели дрожать. Были бы ноги – подкосились. И холод побежал бы по затылку.
Скалогрыз вильнул задом и, оскалившись, вылетел как раз против луны.
Я не мог кричать и рванулся что было силы в темноту. Не хочунехочунехочу! Он убьёт его, я знаю. Не хочу… убьёт! Что он делает? Что происходит? Нигде ничего нету и я ношусь над бездною в своей темноте. Я взрываюсь щупальцами страха и ныряю в водоворот тревоги.
Не надо не надо не надо!
Нужно что-то… хоть что-то!..
Я представил широкую землю и представлял её до тех пор, пока не увидел внутренним взором опалые низины и вздувшиеся холмы. И острые скалящиеся морю горы. Море тоже хорошо, как и небо над ним. Представлял и представлял пока сам не поверил и распластавшись поверх всего подумал – а неплохо ведь!

Сколько времени прошло, мне не известно, знаю только, Данио уже повзрослел и надеется на скорую бороду, которая не торопится появляться. Он стал намного выше и острее, и у него след от когтей на спине. По утрам ему приходится отправляться на реку и проверять попались ли в сеть ночные рыбозвоны. Потом на поле – работать до самого заката, потом работать по дому. И всё бы ничего, но среди прочих рыбаков сидит старый нахохлившийся Фофф. Длинная борода вместо поплавка раздражает воду, потрескавшиеся руки впились в лодку. Раньше Фофф был главным рыболовом. Но после того как попался на крашенье губ, был с позором выдвинут на задворки рыбачьей компании. Таким образом, все обладатели ярких губ им презирались и гонялись.
Данио же за неподобающее поведение сидел в лодке с этим самым Фоффом спина к спине.
- Я это…- начал Фофф равнодушно.- Буряка нету?- И в надежде шевельнулся, отчего лодка зашаталась.
- Нету,- мрачно буркнул Данио.
- А бальзамчику, ну, я это… того…
- Нету,- Данио натянул капюшон пониже.
- А…
- Нет!
- Ну как хош.
Ближайшие лодки разразились довольным гагаканьем.
Дрянное дело есть дрянное дело: ночью пришлось пробираться с факелом по шуршащей гальке и проверять сети. Вязаные перчатки Данио прихватил на потом, когда мокрые руки примутся мёрзнуть. Забравшись покалено в реку он прошелся от одного края к другому, выравнивая где надо крепления и посматривая по сторонам.
Приходилось преодолевать силу течения проваливаясь в мелкие ямки. Когда вдруг у левого берега под колючим светом луны показалось тёмное пятно. Пятно никак не собиралось лежать спокойно – окатываемое водным потоком оно так и норовило уйти на глубину.
Подобравшись ближе Данио различил человеческий силуэт и что было прыти кинулся к нему. Не тело – тряпка, было в крайне плачевном состоянии, бледное хуже муки и такое же непонятное.
Вытащив утопленника (в чём сомнений не оставалось), на берег Данио пощупал сердцебиение на всякий случай и выдохнул.
Покойник, тем не менее, дёрнулся. Выплюнул вонючую воду и застучал зубами, да так настырно, хоть рот затыкай. Белыми вялыми руками он впился в колени и завыл.
- Эй, ты!- Данио плюхнулся на колени и схватил белесого за руки, которые оказались похлеще скользкой рыбы.
Юнец, а на вид тому было не больше тринадцати, вытаращил дикие глаза и тут же забылся. Только оскалился и зашипел, и всё!
- Слушай, ты то…- тут Данио замолк придирчиво изучая остатки одеяния и невольно перевёл взгляд на запретную башню далеко отсюда, чей пик грозно громоздился среди пустоши.
- Ты королевский,- заключил Данио рывком поднимая юнца.- Надо бы тебя обогреть.

Он лежит один на берегу и щупает пальцами воду. Судорожно хрипит и тело скрадывает цепкая боль. Дыхание с каждым мигом слабее и последний хрип сливается с последним рывком.
Кто-то сильный притаился в темноте и наблюдает за всем.
Ты жив, ну пожалуйста, ты жив? А если нет?
Юнец с белыми волосами нависает над братом и склоняет голову точь-в-точь птичка на заборе.
Что он собирается делать? Почему он тянет когтистую руку и рывком поднимает Данио из воды?!
И тёмной-тёмной тропой в тёмную-тёмную ночь идёт к Громоздкой башне. И кругом тихххххххо.

Не думай. Вот так, ни о чём не думай и мысли не вонзят в тебя крючья. Запри подальше память и не будет липкого томления. Думай о дне: как с первыми лучами солнца просыпается земля и выползает из своей хибары Нафка-колдуья с мешочком гадальных кубиков красное-на-чёрном. Как вытягивает трясущуюся от нелёгкой жизни – двадцать то детей родить – руку и кидает кубики на землю. Будущее, милок?
Релио, Релио, ты – глупец. Тебя даже нет. Ты, не родившийся трусливый ребёнок, который только и может что трястись как девка на выданье. Представляешь день, представляешь ночь и не можешь себя заставить всего-навсего посмотреть Туда. Ты знаешь куда, Релио.
Ночь. Я представляю тихую камышовую ночь на Квакушечьем болоте и мальчишек-палителей, что ещё слишком малы для рыбалки, но уже слишком умны и никогда ничему не удивляются. Один из них умеет шевелить носом.
Я представляю ночь и сжимаюсь в маленькую точечку во мраке, и плыву неведомо куда пока не поворачиваясь осторожно. Не прислушиваюсь к тихому постукиванию.
Он жив?
Ну почему так страшно? «Потому,- смеётся внутренний голос,- что у тебя ничего нет, глупец, кроме брата. И если умрёт он – не будет ничего».
Вообще.


Прекрасная принцесса шаркала по каменистому полу в самой высокой башне самого величественного дворца в мире. Розовые туфельки нещадно протирали пол. Принцесса была очень умной и не любила рыбное суфле.
- Я крайне протестую против нарушения триста двадцать второго закона, пункта шестнадцать. Подпункта тридцать шесть. У данного случая нет прецедента!- Хлопнув массивным сводом Закона по пыльному столку, принцесса обижено подобрала бледные губы.
- Укуси меня!- король даже не взглянул на почтеннейшую сестрицу.
- Протестую!
- Отклоняется.
Во сне Данио заворочался, но глаз так и не открыл. Даже в свете единственной чёрной свечи было видно как бледен тот.
Король Мадгеурской земли, сосредоточенный как указательный камень у дороги, сложил руки на красных панталонах и поправил кружевные манжеты рубашки.
Принцессе ничего не оставалось, как обиженно топнуть ногой и вздёрнуть подбородок как можно выше.
- Нехорошо убивать брата?- заметил король.
- А ты меня казни,- огрызнулась та.
Король перевёл взгляд на Данио.
- А ты меня убей.
На том перепалка и кончилась.


Когда удалось разлепить отяжелевшие веки и осмотреть тусклое помещение, Данио плямкнул и снова провалился в сон. Лишь на третий раз он окончательно проснулся и увидев на прикроватной тумбочке тяжёлый кубок, мигом схватил его и осушил до дна. У напитка оказался удивительный тягучий вкус, какой бывает у запретного варенья, когда его воруешь из погреба. Или как у первой браги, которую, кстати, тоже воруешь из погреба.
- Вкусно?- прозвучал голос откуда-то из угла.
Напрягая зрение удалось разглядеть мальца на подоконнике. Малец сидел обхватив руками колени и щурился на Данио. Данио в свою очередь щурился на того.
- Ты?!- голос охрип, и слова давались как через наждак.
- Я, кто ж ещё?- парнишка спрыгнул с подоконника и прошествовал к кровати. Дрожащий свет свечи упал на белые волосы и окрасил часть лица в золотое.
Мальчишка больше походил на ворох дорогой ткани и шнурочков, чем на живого человека: панталончики гладенькие, рубашечка лёгкая как сон и рюшечки кружева сплошные. Не говоря уже о накрученных кудрях, которые смотрелись куда как лучше, чем когда мокли в речной воде.
- Ты меня спас,- возвестил мальчишка.- Спасибо.
- Хороша благодарность,- прохрипел Данио подбираясь.
- Мне очень хотелось… кушать,- пояснил, как мог мальчик.- Моё имя – Галиус Мракиус Каравадиус Первый. Но ты зови меня Гай.
- А что ты такой бледный, Галиус?
- А это чтобы лучше смотреться,- выдохнул тот.


Солнечные часы отмеряют деление за делением. Он крадётся в темноте и от него нет спасения. Ближе и ближе подбирается и нависает безграничной тенью. Он приходит каждую ночь и выжидает прислушиваясь к урчанию в животе. Длинные клыки обнажены и с осклизлым дыханием вырывается пар.
Под сводами величественного дворца, сокрытые среди увесистых барельефов он продолжает подступать.
Кромешная темнота сжимается и за поротом слышится его хххххх… Волоски на коже встают дыбом когда за следующим углом раздаётся глухой стук.
Я кидаюсь никуда пытаясь унять охватившую меня панику. Но ведь он знает о преследователе и о клине у того в руках. Но всё равно забавляется скалясь в довольной улыбке бледными губами.
Хватит! Хватит! Неужели ты не видишь – тебя убьют. Всего одно неосторожное движение, Данио, и Асин вонзит клинок в самое сердце. А от такой раны вы умираете.
Я ничего не могу сделать, а они продолжают издеваться: вот Данио подлетает вверх и оказывается за спиной Асина. И когда тот поворачивается - хватает за горло и швыряет через всю аллею к самому фонтану.
- Думаешь, всегда будешь под крылом у короля?- шипит Асин сквозь журчание гнилой воды. Над ними мягкое как холодец небо и высаженные во внутреннем саду дрожащие деревья.
Данио выставляет клыки и победоносно кланяется.
- Чтоб с тобой разделаться? Сам справлюсь.
Асин сплёвывает под ноги. У него грозное серое лицо и длинный-длинный нос.
- Хватило бы мозгов задуматься,- гарчит старый ключник,- задуматься. На что ты ему, а, подумай-ка разок? На что Великий Гай подстерёг тебя посреди ночи и приволок к реке. Он ведь та-а-ак благороден.- Вампир картинно закатил глаза.- Т-а-ак благороден, чтобы убить своего спасителя. Так зачем он высасывает твою кровь и даёт свою? Зачем приволакивает в замок и держит подле себя десятилетие за десятилетием?! Но нет – пока собаку кормят и голубят, собака служит!- Бросив последнее слово Асин взлетел в воздух и в вихре алого плаща прилепился к арке и пополз вверх по башенным стенам.
Опустив когтистые руки Данио остался стоять на месте.

Так уж повелось – когда страх становится больше меня самого – я прячусь и воображаю. Теперь передо мной выстраивались густые вечнозелёные леса и маслянистые цветы на лугах. Я возвышал одну землю и уводил в потаённые глубины другую. Посадил на своё собственное небо солнце, но не огромное красное. Мой солнце не было кровавым как кровь, что пил мой брат. Моё солнце было жёлтым.
Мне нравилось.
Но когда сил не хватало воображать, терзаемый невыразимым ужасом я возвращался в мир и наблюдал. В этот раз Данио бесновался охваченный праведным гневом. И как всегда не замечал исходящей от Гая угрозы.
Король Мадгеурской земли сидел на высоком резном троне посреди колонной залы и только сильнее сжимал подлокотники.
- Двести шестьдесят шесть лет ты был мне другом. Но теперь я хочу знать! Я видел, как умерла моя мать и как поседели внуки внуков тех, кого я видел ещё в колыбели. Я пил кровь и оставлял их в забытье. Я крался в ночи подобно скалогрызу. Нот теперь я хочу знать!
- Задающий вопросы,- нахмурившийся Гай одним рывком очутился возле Данио опасно склонился к тому.
Здесь больше не было никого, чтобы стать свидетелем разгорающегося пожара.
- Когда-то давным-давно я жил и радовался дню и ночи,- заговорил король и каждое лесов обухом било по голове.- Я, как и ты жил, сотню лет за сотней и ничего не происходило, только вот солнце моё стало другим и мир окрасился в красное. В самом деле, такая ли трагедия танцевать под гром и молнию в огне. Петь с рассветными бурями и жить дальше. Но я начал задавать вопросы и увидел это.
Ещё одним мощным рывком Гай подтащил Данио к краю смотровой площадки и оба застыли над пропастью: впереди простиралась сухая земля, тягучие болота и курганы с нежитью. Впереди рвали друг друга ледяные ветра и вырывалась из земных недр прогорклая лава.
- Видишь деревню у реки?- судорожно выдыхая сказал король и выпустил Данио, отчего тот чуть не повалился тому под ноги.- Видишь, там сорок два человека как жили, так и живут. Иногда их больше, но с каждым тысячелетием всё меньше и меньше. В твои времена их было шестьдесят один.
- Не понимаю,- голодные глаза обращены вдаль и через завывания ветра слышен голос Гая.
- Мир умирает. С каждым днём высыхает земля и истощаются реки. И эта деревня единственная жизнь, что осталась!
- Не верю!
- Это так.
- Нет!
- И мой дворец единственный остался, и я вот уже вечность правлю этой землёй. И моя сестра уже вечность пытается убить меня и занять трон. В прошлый раз ей это почти удалось. Зачем мне кровь нужна – с я ней выпиваю и человека. Если не убью – а убивать сейчас нельзя, их и так мало – то разделяю всего часть. Забираю себе. Мне нужна любовь, чтобы поддерживать жизнь в этом мире, мне нужна преданность, чтобы не угасала трава. Мне нужна дружа, чтобы светило солнце и доброта, чтобы питать землю.
Сестрица подкинула мне отъявленного негодяя. Помнится, он у вас мясником был.
- Кваркус,- холодными губами прошептал Данио.
- Он самый,- кивнул Гай смотря на свой умирающий мир.- Но осталось так мало доброты и любви. Так мало и мне не хватает, чтобы он жил. У тебя я выпил чистоту. Видишь на сколько её хватило!
- Но ты взял меня с собой,- Данио встал перед другом и посмотрел тому в глаза.- Почему?
Гай горько усмехнулся.
- Потому, что когда я пил твою кровь, я всё понял. Нужно создать новый мир.

- Я пришёл объявить о назначении Данио Первого моим наследником!- Громогласно возвестил король и иссушенные статуи его приемников в зале отозвались хором.
- Нелья-нельзя!
По чёрным колоннам скользили чахлые тени и шёпот старых коридоров просачивался из каждой щели. Сквозь трещины в куполе падал вниз лунный свет и разрезал мрак.
Ключник Асин стоял со свечой и впивался другой рукой в рукоять меча. Бледная принцесса гневно рвала листы тома Закона.
- Я не позволю!- поспешно шаркая взывала к предкам она.- Он не королевской крови.
- Я обратил его и он теперь моей крови!- рявкнул Гай.- Я король и я приказываю. Данио Первый назначается моим наследником во веки веков. Потому что…- возвышался над пустотой голос.
- Я есмь всё и ничего,- вторили ему иссушенные рты почивших.
- Тридцать три ночи я спал и тридцать три ночи я бодрствовал…
- Потому, что есть звёзды на небе и ветер в полях,- пели статуи.
Принцесса истерично бросилась с окна, а ключник Асин всё больше злился.
- Добро пожаловать в чёрные мечты,- шептал он.

Иногда страх отупляет не хуже полного забвения. Остаётся только быть и бояться всего и вся, и себя и мира. Потому, что мир разлетается осколками выцветшей мозаики. Нарисованными корабликами раскисает в болоте и как закоптившаяся масляная лампа затухает, затухает…
- Никогда!- Данио швыряет меч в пропасть и мотая головой отступает назад.- Я думал, ты выпьешь меня и мир будет жить. Я думал, я думал… Гай, зачем?
Вытянувшийся за время их знакомства король-вампир смотрит на своего наследника и кивает тому.
- Данио,- мягко выговаривает он каждое слово.- Я высох, совсем как они. Ты только посмотри кругом и сам всё поймёшь. Выпей я тебя хоть всего это не сделает меня добрым или любящим. Выпей и слижи каждую капельку крови – разве это сделает меня милосердным. Или чистым? Я научусь улыбаться или буду с замиранием сердца вслушиваться в звуки музыки.
Скинув плащ Гай замирает.
- Я не создам новый мир.
Они долго молчат и только скупая тишина роняет секунду под ноги.
- Для этого нужно большое сердце.
- Нет!
- Убей меня!
- Нет!
- Выпей меня и забери мою силу. Ты станешь королём и мир родится.
- Я не убью тебя!
- Данио!- глаза короля-вампира вспыхивают яростным пламенем.- Сделай это сам или я заставлю тебя!
Они разом срываются с места и быстрее песчаной бури несутся по краю пропасти. Гай мчится всё быстрее и быстрее, и Данио делает последний рывок, оказываясь у самого края.
Удар.
Как лезвие по горлу и тягучие алые капли срываются в никуда, и уже молочным следом скрадывают действительность. Я хочу кричать и рвать себя на части от ужаса. Я разрываюсь дольше вечности и молю сильнее пустоты. Ужас выворачивает меня и лишает всего, что было. Одно воспоминание за другим вырывается наружу и исчезает в жадно хватающей их темноте.
Я не могу. Я больше не могу. Я пульсирующий страх и пожираю сам себя. Вот сейчас он свалится и умрёт и больше ничего не будет. Но… сквозь позывы ядовитой смуты я понимаю – мой брат умрёт и будет сом ной.
И я никогда больше не буду бояться. Никогда-никогда! Сладостная тревога прорезает меня. Пока Данио качается на самом краю.
Я понимаю, что у меня есть возможность вмешаться в его жизнь всего раз. Я заберу его себе и мы всегда будем вместе. Я не буду бояться и обрету покой.
Отшвыривая от себя жадные щупальца отчаяния, кидаюсь через ветер и звёзды, чтобы ударом сшибить Данио.
Одним чудовищным ударом его отбрасывает от пропасти и оба, он и Гай летят по сухой земле, поднимая клубы пыли.
Живи. Данио. Живи.
Данио с трудом подбирается и выпрямляется шатаясь. Гай лежит в стороне и то ли плачет, то ли смеётся.
- Да, да, да… да… да,- судорожно выдыхает он в пыль.
Живи сколько сможешь. Насколько хватит тебя и мира. Я ухожу и с улыбкой, которой нет, покидаю тебя. Последнее моё воспоминания – брат стоит под белой луной и смотрит в небо, как будто хочет что-то сказать, да не может.
Я ухожу к своей земле и морям, которые я сотворил из себя, к разросшимся лесам и мягким плодам на деревьях. К оранжевым зверям и искрящимся полным рыбы рекам. Радугам после дождя и росе на листьях.
Я думаю, что это ещё не всё и представляю такого же, как мой брат. Да что уж там – такого же, как я сам. И этот я, и мой брат разом, – появляется на моей земле и осматривается по сторонам.
Я назову его Волехвост.
Мне не страшно.