Вампиры Анны Райс

[Dionis]

Тема: «Ох уж эти охотники на вампиров!»


ИНТЕРВЬЮ С ВАМПИРШЕЙ

- Ну чё…- задумчиво сказала вампирша.
Она стояла у окна, и тусклый свет, падавший в комнату в улицы, очерчивал ее фигуру, наводя на мысли о контрабасах. Глаза двух охотников за вампирами, сидевших за столом у противоположной стены, напряженно следили за каждым ее движением. Один из них был рыжий, а другой – брюнет с мелированными прядями.
- Теперь типа будем слушать историю моей жизни? – охотники увидели, как обширный бюст полуобернувшейся вампирши загородил вид за окном.
- Мм… - начал было рыжий.
- Да лан, не отвечай. Я читаю мысли, - вампирша махнула рукой. – Сейчас начнем.
Вампирша, неторопливо покачивая всем, что могло покачиваться, приблизилась к столу и включила небольшую переносную лампу. Мертвенный свет залил помещение, люминесцируя на смуглой коже вампирши и подрагивая в непроницаемой черноте ее глаз. На розовой кофте спереди явственно обозначилось подозрительное пятно.
- Ыыы, - произнес темноволосый охотник, пристально вглядываясь в добычу.
Рыжий нахмурился и начал свою речь с чего-то вроде «У!»
- Да не напрягайся так, я читаю мысли, - напомнила вампирша и вальяжно села.
- Вы позволите? – пробормотала она, пододвигая к себе потертый нетбук. Фраза звучала странно неуместно, и даже как будто несколько издевательски. Охотники хранили суровое молчание. Поклацав по клавишам пальцами, оттопыренными из-за непомерно длинных ногтей, покрашенных в багровый цвет и украшенных трогательными цветочками из стразов, вампирша удовлетворенно кивнула и поправила монитор.
- Типа можно начинать, - объявила она, обводя аудиторию взглядом. – Начну я типа с начала. Возражений нет? Вот и ладненько.
Вампирша расположилась поудобнее на жалобно всхлипнувшем стуле, задумчиво возвела очи к потолку, закинула одну ногу на другую, и проникновенным контральто начала рассказ.
- Ну, началось все в обычный такой с утра идиотский день. Въехали в долбанный Новый Орлеан – и пошло. Сначала ливень в жару. Потом машина сломалась. Потом мы с Джеком поцапались – это парень мой, бывший...
Вампирша замолчала, скорбно поджав губы. Брюнет со значением скосил глаза на рыжего.
- Короче, парень мой, - продолжила вампирша, - редкостный козел. Все из-за него и случилось. Как заорет на все кафе, что из-за моей комплекции у него рессоры просели. Я ему слово, он мне десять. Разинул матюгальник и орет. Я и психанула. Я вообще такая чувствительная, с детства не выношу, когда орут.
Вампирша замолчала, внимательно глядя на таракана, ползущего по столу к куску подсохшей пиццы в картонной коробке. Взгляды охотников были направлены туда же. Таракан, видимо почувствовав внимание и застеснявшись, остановился поправить усики, а затем опрометью бросился под коробку. В тот же момент мясистый смуглый кулак с громоподобным звуком опустился на стол. Черноволосый охотник неловко дернулся на стуле от неожиданности.
- В общем, психанула я, - продолжила вампирша как ни в чем не бывало вытирая руку об кофту. – Попсиховала там немножко, да и ушла себе, куда глаза глядят. А дело было к ночи. И вот топаю, значит, теперь с рюкзачком своим на плече по каким-то чертовым новоорлеанским улицам, простая такая хрупкая смертная девушка…
На слове «хрупкая» рыжий невольно моргнул. Вампирша выразительно нахмурилась.
- Хрупкая такая, говорю, смертная девушка. Темно уже, дома вокруг за заборами в цветах, и главное, прохожих никого, даже дорогу не спросишь. Джек-то сидит себе в том же кафе, ждет, злой, как собака. Вернусь, еще и дуться будет. Так я иду и мечтаю себе, что вот подъехать бы к тому кафе на крутой тачке, чтоб у Джека челюсть отвисла, и с крутым пацаном, и так ему типа объявить: «Все, Джек, на фиг ты мне сдался, я нашла свою судьбу! Вали теперь один на своей раздолбанной калымаге, козел хренов!» Вот бы он позеленел! Да только где ж ее возьмешь, тачку-то?
Ну, в общем, иду я себе, размышляю, что дальше делать. Мысли у меня такие грустные… И тут гляжу, идет парень какой-то, и на меня пялится. Ну, думаю, хоть дорогу спрошу.
-Эй! – говорю. – Можно обратиться?
А он ближе подходит, и смотрит так, в глаза прямо. Красивый. Брюнет. Бледный только, турист наверно. Смотрел-смотрел, потом как в вырез мне уставится, и аж в лице переменился. Ну это с парнями случается, есть на что поглазеть.
Вампирша замолчала, задумчиво рассматривая охотников.
- А я это, между прочим, не для того сказала, чтобы вы пялились, - заметила она.
Охотники поспешно подняли взгляды.
- Ну вот. Вроде ничего такого необычного, но только тот парень в лице так переменился, как будто что-то неожиданное углядел. А я вот как-то с детства не люблю когда абы кто пялится.
- Ну ты чё?! – говорю. – Взглядом приклеился? Щас отклею.
А он поглядел на меня чувствительным таким образом, и говорит:
- Тебя зовут Клодия?.. – и бормочет чё-то не по-нашему.
Ну тут я догадалась: это он кулон с именем увидел, прочесть пытался. Иностранец точно.
- Ну, - отвечаю. – Клаудиа. А тебя как?
А он попятился, и прям такое лицо сделал печальное, просто зашибись!
Я ему говорю:
- Эй! Чё это с тобой? Иди сюда, я не кусаюсь!
И тут у меня за спиной раздался хохот. А я как-то с детства ненавижу, когда у меня за спиной смеются. Тем более с такими повизгиваниями. Ну я рюкзачок перехватила, и развернулась, счас, думаю, погляжу предметно, что за наглая рожа. А там никого. И хохот опять за спиной. Ну обалдеть просто! Вот, думаю, я уже от этой жары долбанной до глюков дошла… Оборачиваюсь… Опа! Туристов двое уже. Новенький, белобрысый такой, стоит и ржет, как мерин с репьем. А потом говорит:
- Зато мой друг кусается. И я тоже, - и похабно так лыбится.
Козлы эти иностранцы! – думаю. Я рюкзак в руке покачала, и прикидываю, бить, или так убежать? А дурик белобрысый давай опять ржать, прям пополам скрючился, и на меня пальцем показывает. А я вообще чувствительная, и с детства не люблю, если кто пальцем показывает и смеется. Размахнулась хорошенько, и как вмажу ему рюкзаком по балде! Только турист исчез. Рюкзак об асфальт треснулся, а я шмякнулась сверху. Лежу и думаю, что это там тренькнуло так жалобно? Вроде ж ничего бьющегося не клала…
А турист стоит справа, угорает. Баран реактивный. Я поднялась хмуро, а он еле как смеяться перестал и говорит:
- Привет, Клодия! Ты такая перелесть! – потом черноволосому подмигнул, и спрашивает, - Слушай, а давай ее обратим? Она ж тут вроде обратиться хотела?
А брюнетик твердо отвечает:
- Нет! – и лицо сделал такое красивое и доброе, я не поняла к чему, но аж дыханье сперло. – Лучше, - говорит дальше, - просто убей!
Я закашлялась.
Блондин ему начал в глаза заглядывать, и уговаривает:
- Но Луи, подумай, это ведь перст судьбы! Именно сегодня, в день рождения Клодии, мы встречаем это заблудшее дитя! Мы обязаны дать ей выбор! Мы все начнем сначала, у нас будет новая Клодия… Смотри, какая прикольная!
Я, конечно, в это время столбом не стояла. Я вам не дура какая. Руки в ноги и давай оттуда бегом. Только этот белобрысый меня догнал.
- Подожди, - говорит, - детка, сейчас мы решим твою судьбу и дадим тебе выбор.
А Луи такой весь грустный, возмущается:
- Ты хочешь надругаться над памятью Клодии?!
А этот, который Лестат, разозлился вдруг и говорит:
- Хватит читать мне нотации! Я ее обращу, и она будет тебя веселить. И вообще, мне интересно, что из этого получится, таких я еще не обращал.
Луи вздохнул и отвечает:
- Ты уже не раз смотрел, и ничего хорошего до сих пор не получалось. Когда ты возьмешься за ум, Лестат?
Лестат его оглядел, и говорит:
- Ну уж из чего лепил, то и получалось. Но в этот раз все будет просто зашибись! – и ко мне поворачивается. - Я правильно употребил это выражение, Клодия? Подумай, только очень быстро, и скажи, что ты выбираешь: смерть или вечную жизнь?
А я вот чувствую, что в вопросе какой-то подвох, а какой, никак не врублюсь.
- Ну, - осторожно так отвечаю, пятясь подальше, - Уж не смерть, это точно.
Лестат обрадовался:
- Ты, - говорит, - сделала свой правильный выбор, поздравляю! Луи, ни слова!!!
И вдруг кааак кинется на меня, вот так: бууу!!!

Вампирша выбросила вперед руки с растопыренными пальцами, ощерилась и резко наклонилась вперед, опрокинув грудью нетбук. Охотники подпрыгнули на стульях и хором сказали что-то вроде «ммууу!». Конечно, уместнее было бы «ааааа!», и выражение их глаз над желтоватой лентой скотча, склеивающего губы, явно показывало, что имели они ввиду именно это, но вампирша все равно читала мысли, так что потери смысла оказались невелики. Отсмеявшись и поправив нетбук, она продолжила:
- Кинулся в общем на меня, обхватил, откуда только силы взялись, и кааак цапнет в шею! Я заорать хотела, набрала в грудь побольше воздуха, а у него волосы длинные, прикиньте, и прядь прям в горло вдохнулась! В общем, пока отплевалась, орать стало незачем. Лежу такая вся обессиленная и думаю, как же мне круто не повезло, какие все мужики козлы, и как бы они у меня кредику не сперли.
А рядом тихий голос Луи:
- Лестат, я прошу тебя… Возможно ее еще можно спасти…
Лестат на меня посмотрел и говорит:
- Ладно, Луи, сейчас попробую. Клодия, ma cherie, ты хочешь отправиться в рай?
- Пошел ты, - шепчу, - знаешь куда?
И сказала куда, со всеми подробностями.
А он улыбнулся и говорит:
- Какая убогая фантазия. Сейчас я подарю тебе вечность для ее развития!
Прокусил руку, и мне сует, а из нее кровь капает, и прямо на кофточку. Я скривилась из последних сил, и говорю:
- Фу! Ты мне всю кофточку кровью залил, идиот! Между прочим, Донна Коран, на распродаже сто баксов…
А он заржал опять, а потом говорит:
- Прекрати смешить меня в такой момент! Ему полагается быть торжественным. Пей!
А кровь все капала. И я стала пить.
Вампирша замолчала, погрузившись в воспоминания.
- В общем, - снова заговорила она, - пронесло меня с той крови так, что мама не горюй. Будете себя плохо вести, приду во второй раз, и расскажу подробности.

Мелированный охотник поерзал, выражая свою радость от того, что этой встречей его жизнь не окончится. Тугие полосы скотча, привязывающие его к стулу лишали это движение сколько-нибудь драматической амплитуды, но вампирша поняла.
- Не ёрзай, вы мне еще живые пригодитесь, - загадочно сказала она, и продолжила рассказ.
- Вот такие дела, и стала я вампиром. Лестат мне так и сказал:
- Ты, - говорит, - теперь наша дочь, Клодия. Я теперь твой папа, а Луи… тоже папа.
А Луи что-то там невнятно фыркнул.
Лестат на него покосился и говорит:
- Не обращай на него внимания, детка. Ты теперь никогда не изменишься и целую вечность будешь такая, как и сейчас.
Тут я как будто очнулась и спрашиваю:
- Чего?
- Да-да, вечная молодость, вечная… хм… красота!
- Чего-чего?! Как это не изменюсь? Совсем? И размер всегда будет такой же?
Он на меня посмотрел с сомнением и говорит:
- Ну да… Только не говори, что ты хочешь вырасти большой…
Мне говорит, чтобы я не говорила… Ну тут я просто психанула.
- Ты чё, - говорю, - издеваешься?! Я с понедельника собиралась сесть на диету! На диету, ядрен батон!!! А теперь что?!
Луи подходит и противным таким тихим голосом говорит:
- А я предупреждал. Разве я не предупреждал? Я предупреждал. Я всегда предупреждаю. И разве кто-то слушает? Никто не слушает. Никогда никто…
Дальше я слушать не стала, и спрашиваю у Лестата:
- А если липосакцию сделать?
- Тогда каждый вечер.
-Чего каждый вечер?
- Липосакцию каждый вечер. За ночь мы становимся такие, как были в момент обращения – и волосы, и ногти…
Тут я прям чуть не расплакалась.
- Чего?! – говорю. – Ногти?! Как это ногти? У меня сегодня утром ноготь сломался на среднем пальце, я теперь что, целую вечность не смогу факу показывать???
Лестат помолчал-помолчал, а потом как заорет:
- Чего вы все от меня хотите?! Я всем даю выбор! Это ваш выбор, котрый у вас был! Мне никто не давал выбора, а вам давали! И я еще кругом виноват! Это несправедливо! Я ухожу! Навсегда!
Встал и спиной повернулся. Постоял-постоял и говорит:
- Я сказал ухожу!!!
Я говорю:
- Ну и иди уже побыстрее.
Он обернулся, на нас посмотрел и говорит:
- Ах так?! Тогда я… тогда я... Тогда я остаюсь!
Уселся рядом и сидит. Я на него посмотрела внимательно. Потом на Луи посмотрела внимательно. Луи заметил и говорит:
- Я вижу, как ты смотришь вокруг, Клодия. Это проснулось твое вампирское зрение. Мир раскрывается перед тобой подобно цветку, подставившему лепестки поцелуям солнца, которого мы никогда не…
- Да не, - говорю. – Это мне что-то кушать хочется.
Он подумал и говорит:
- Тогда это просыпается твоя вампирская жажда.
Лестат вскочил:
- Это мы сейчас быстренько сообразим. Может, полицию вызвать? Заодно покажем вампирскую силу и скорость. Ну и ездят они по двое – ужин на двоих с доставкой, гы-гы.
- Прекрати, Лестат! Ты уже нанес бедной девочке травму. Я не позволю тебе испортить все, как тогда. Воспитанием этой Клодии я займусь сам, - Луи ко мне повернулся и продолжает. – Клодия, мы – вампиры.
- Ну да, - отвечаю, - я уже в курсе.
- Клодия, мы – вампиры – питаемся кровью!
- Ну и? – спрашиваю.
- Подожди, не перебивай. Клодия, мы – вампиры – питаемся кровью людей!!!
- Ну так?
- Но сразу начинать с крови людей слишком тяжело для невинной души. Поэтому вот, смотри.
Тут он, значит, прислушался, принюхался, шасть в канаву, и вытащил огроменную серую крысу.
- Вот, - говорит, - гуманное решение проблемы!
И в рот ее тянет.
А я вообще-то чувствительная, и как-то с детства не люблю крыс. Я как заору:
- Брось эту гадость!
Он бросил, а она давай бежать в мою сторону. Ну тут я прям так завизжала, чуть пасть не порвало. Крыса на дыбы встала и скопытилась. Луи посмотрел и шепотом сказал:
- А это пробудился твой вампирский голос.
Тут Лестат на него выпялился злобно и говорит:
- Теперь ты видишь, что это ты!
- Что я?
- Это ты портишь мне всех Клодий! Это ты наносишь им психические травмы! И вообще, ты во всем виноват! А я все исправляю! Глядите! – и убежал.
Я ему вслед посмотрела и спрашиваю:
- А чё это за треп такой про другую Клодию? Кто такая?
Луи позыркал на меня, слезы у него навернулись кровавые, а потом говорит:
- Я… не могу… продолжать разговор… - и ушел куда-то.
Сижу значит одна, среди ночи. Ну, офигеть просто, - думаю, - какие обалдуи конченые… Вернутся – убью обоих. А если не вернутся – дважды убью.
Тут рык мотора, рев тормозов, останавливается шикарная спортивная машина. Из нее вылезает Лестат и улыбается довольно. Я сразу догадалась:
- Угнал что ли? – спрашиваю.
А он даже обиделся:
- Я? – говорит. – Украл?! У меня денег – хоть подтирайся…

Вампирша прервала рассказ, почесывая правый бок. Рыжий охотник за вампирами пытался размять затекшую шею, вертя головой, насколько позволяли полосы скотча. Брюнет с надеждой посматривал поверх головы рассказчицы на небо за окном. Оно и не думало светлеть… Наконец бессмертная продолжила рассказ:
- Нет, он наверно как-то по-другому сказал про деньги. Но смысл тот же – много.
Он мне говорит:
- Я себе все, что захочу покупаю, мне воровать незачем.
А я ему так:
- А чё лицо тогда такое хитрое?
- Это от радости, - говорит, - на вот, пей пока теплая.
И протягивает мне баклажку Колы. Я смотрю: открытая, и горлышко испачканное.
- Чё, - спрашиваю, - плюнул туда, да?
А он ржет. Я на него смотрела-смотрела, думала, что б ему такое сказать, или сделать… Так незаметно всю бутылку и выпила.
- Ой, говорю, она хоть диетическая?
- Да тебе теперь все равно – ты уже не поправишься! Вот. А это была кровь, и, видишь, совсем это не страшно! И никаких травм!
- А, - говорю, - чё так мало-то?
- Завтра сама больше возьмешь. А где Луи? Я думал, он будет смотреть и восхищаться.
- Уперся куда-то, скотина. Бросил меня одну…
И тут голос из темноты:
- Клодия, не выражайся! Это не пристало девушке.
Лестат ему кричит:
- Иди сюда, сейчас повезем Клодию с парнем прощаться навсегда.
Я зенки вытаращила.
- А это откуда, - спрашиваю, - ты про парня знаешь?!
- А я, - важно так отвечает, - ВСЁ знаю. И про Джека, и что ты хотела на машине к нему подъехать… И вообще ВСЁ на свете.
Я аж прибалдела.
Тут Луи такой скучающий выходит и говорит:
- Он читал твои мысли, Клодия, пока ты была смертной. А сейчас он их больше читать не может.
- А ну, что я сейчас про тебя подумала? – и по его виду понимаю, что он точно не знает, только неправильно догадывается.
Лестат к Луи повернулся и говорит:
- Ты предатель, был им и остался!
А он ему:
- Неправда, я просто не хочу, чтобы ложь испортила нам жизнь! Ты не должен злоупотреблять наивностью Клодии.
- О какой наивности речь? Да ты не нее посмотри!
Я не выдержала, говорю:
- А ну заткнитесь оба, я щас дам «на нее посмотри»!
Лестат успокоился, говорит:
- Ладно, идем в машину. Нужно сказать твоему Джеку, что все хорошо и ты от него уходишь к крутому пацану – я правильно себя назвал, Клодия? Я там из машины выйду, и постою, чтоб он видел.
И волосы поправляет, глядя в зеркало заднего вида. Я на него поглядела, поглядела.
- Знаешь, ты лучше в машине посиди, я уж сама. А то Джеку и так тяжело, а тут еще ты весь такой…
И про себя думаю: весь такой голубоватый. А он улыбается, довольный. Значит, точно мысли не читает.
Подъехали мы к кафе, там Джек сидит, хмурый весь, и гамбургер перед ним недоеденный. Переживает, значит. Лестат подрулил со свистом, все на машину уставились, и тут из нее я такая выхожу и к Джеку иду. Он аж встал. И тут я вдруг понимаю, что все-все мысли его слышу, а их у него только две. Такой вот дурашка. Подхожу, значит, и говорю:
- Ну, короче, ты там сам домой уезжай, а я типа свою судьбу нашла, и тут остаюсь. Маме потом сама позвоню.
Он на меня смотрит, и рот то откроет, то закроет. И прям позеленел весь – все, как я хотела, только от этого не радостно, а наоборот, в глазах защипало. Тут я вспомнила, что слезы-то будут кровавые, и говорю:
- Ну все, пока-пока. Спасибо тебе типа за все, и прощай.
И быстро оттуда в машину. Лестат по газам дал, и уехали. А Джек хоть и та еще козлина, а на слезу меня прошибло. Я вообще чувствительная, прощаться с детства не люблю. Вот как кто-нибудь рядом, так уж достанет, и думаешь, штоб ты провалился! А прощаться начнешь, и сразу любовь даже какая-то просыпается, и слезы наворачиваются. Это у меня натура такая впечатлительная.
В общем, доехали до их дома. Большой такой, красивый. Я походила, посмотрела, все там супер-пупер, будто из музея тырили. Ну, - думаю, - тут с попкорном не поваляешься. А потом вспомнила, что мне уже и попкорн ни к чему. Еще грустнее стало. Луи подошел, заботливо спрашивает:
- Может ты чего-нибудь хочешь, Клодия?
Я говорю:
- В подушку рожей уткнуться, и чтоб не трогал никто.
Лестат себя вдруг как по лбу стукнет, аж зазвенело:
- Я ж, - говорит, - гроб ей не приготовил! Где ей спать-то?
А Луи:
- Я уже не удивляюсь. Ты никогда не думаешь.
- Мог бы сам подумать! Это ты ее заводил, вот и заботься сам, вечно все на меня спихиваешь.
- Я? Я ее заводил?! Я хотел отпустить ее, не причиняя вреда, в память о Клодии, а ты налетел как… как… как дьявол!
- Да! Я такой! Я – дьявол! Но я это сделал только ради тебя, потому что ты этого хотел.
- Я ничего такого не хотел!
- Хотел! Я все видел!
- Что ты видел?
- Да ты на нее смотрел, глаза как фонари горели. К тому же я ведь знаю, что тебе такие нравятся: темненькие, с формами и характером. Так что не надо тут обвинять меня в своих грехах.
- Я видел перед собой Клодию! Другую Клодию! И вовсе мне такие не… Ну, то есть, наша милая Клодия очаровательна, но…
- Вот видишь! Сразу юлишь! Да признайся уже честно что ты всей душой молил меня сделать это.
- Я не молил!!!
Тут мне надоело, я как крикну:
- А ну оба хай прекратили! Спать я где буду?
Лестат быстро отвечает:
- В гробу с Луи.
Стоим дальше в тишине. Долго-долго в тишине стояли, смотрели на Луи. А он застыл от возмущения, и глаза как дырки от бубликов. Потом в себя пришел и спрашивает слабым голосом:
- Почему со мной, позволь поинтересоваться?
Лестат отвечает:
- Потому что ты у нас со всеми Клодиями спишь, исторически.
- Во-первых, не со всеми. Во-вторых, та Клодия была меньше. Мы не поместимся.
- Ничего, я утрамбую.
Тут я спрашиваю:
- А сам ты где будешь спать?
- А я в своем отдельном гробу, как и положено главе нашего маленького собрания.
Луи приободрился:
- Тебе, - говорит, - больше не нужны гробы, ты сам рассказывал. Так что положим Клодию в твой гроб, а ты ляжешь…
- В твой?
- Нет, Лестат, под кровать.
Лестат говорит:
- Там пыльно, а на мне бархатный комзол.
- А ты комзол сними.
- Ну если уж я комзол сниму… Ладно, детали обсудим по ходу, давайте действовать. Идем, детка Клодия, уложу тебя в гроб.
И повел в комнату. Луи за нами идет и говорит:
- Ты гробов не бойся. Это все равно, что кровать с пологом. Ты теперь вампир и человеческие страхи над тобой не властны.
А я что-то так устала, что мне уже гроб-не гроб, по барабану.
Улеглась, значит, в гроб, он такой внутри мягкий, удобный.
- Все, - говорю, - спокойной ночи, или там дня. На крышку не забудьте табличку повесить «Не беспокоить».
Лестат посмеялся, крышку закрыл и утопали они. Только слышно приглушенно, как дальше спорят.
Я полежала-полежала, и думаю: вот влипла, блин… а это ведь еще только начало!
И точно, так оно и вышло – это было еще только начало.
Хотя для вас это уже конец. Конец интервью.

Вампирша замолкла и улыбнулась. Подвинув нетбук ближе, она резво зацокала клавишами. Охотники смотрели на нее со смешанным чувством.
- Так, - произнесла она, - много вы фоток понащелкали! Те, на которых я и Луи, я удаляю, а те, что с Лестатом оставляю, он разрешил. Он вас засек, когда вы фоткали, и специально позировал, так что пользуйтесь, он просил передать, что не против публичности. И еще просил передать, чтобы больше не смели к нам соваться. Если заметим, я сама вами займусь. Вы у меня перед веб-камерой под гипнозом будете такое выделывать, что потом придется эмигрировать в страну, где не знают интернета. Поняли? Вот. А интервью я хочу чтобы прославилось, как то, что Луи дал, и как книги Лестата. Вы его распространяйте повсюду. И чтобы всем, кто прочел, сразу было понятно: темнокожие вампирши такие же крутые и прекрасные, как белые вампиры-мужчины. Чтоб никакой дискриминации. Ясно? Я буду следить. Ну все, типа пока-пока, фотоохотнички!
Вампирша подскочила с места и исчезла из виду. Охотники вздрогнули, ощутив быстрое движение за своей спиной, и тут же почувствовали, как удерживающий их на стульях скотч ослаб. Хлопнула дверь и стало тихо.

Затем тишина наполнилась сопением, кряхтением и шорохами, и, наконец, отборными ругательствами. Ругался рыжий. Мелированный, как только освободился, схватился за нетбук.
- …..! – сказал рыжий. – Говорил же я, что надо охотиться на этих, которые из «Сумерек»! Пара фоток этого, Роберта, как его, Паттинсона без труселей, или этой, так ее, Кристен Стюарт без лифака – и срубили бы реальных бабок! Нет, ты со своим «давай найдем настоящих вампиров, давай найдем настоящих вампиров»!
- Они и были настоящие, - жалобно произнес брюнет. Он безнадежно возил полозком проигрывателя, но от первого до последнего кадра на экране однообразно колыхалось роскошное содержимое вампирского декольте. Тоже в своем роде зрелище, но в таблоид не продашь.
- Настояяяящие, - передразнил рыжий. – Что делать будем?
Брюнет поднял на него виноватый взгляд.
- У нас есть интервью. Можно продать его киношникам на сценарий.
- А если не купят?
- Ну, можно продать писателю, он литературно обработает и будет книга.
- Да тоже фиг купят.
- Тогда можно толкнуть журналистам в желтую газетку.
- А если не возьмут?
- Ну, я вот еще слышал, что на некоторых фанатских сайтах бывают литературные конкурсы за престижные призы и звания. Фанаты там так рубятся за первое место, что идею рассказа купят за любые деньги!
Рыжий некоторое время разглядывал коллегу.
- Ты идиот, - заявил он наконец. – Ты хоть понимаешь, что это мы будем доплачивать любые деньги за то, чтоб это кто-то где-то напечатал?
- Почему это? За что это доплачивать?
- За мораль!
- Какую мораль?
- Забыл?!
Рыжий резким движением придвинул к себе нетбук, открыл текстовый файл, и, начиная писать рассказ с конца, как и положено альтернативно одаренным личностям, большими буквами напечатал:
МОРАЛЬ. ТЕМНОКОЖИЕ ВАМПИРШИ ТАКИЕ ЖЕ КРУТЫЕ И ПРЕКРАСНЫЕ, КАК БЕЛЫЕ ВАМПИРЫ-МУЖЧИНЫ.
Конец.
[/b]