Вампиры Анны Райс

[Пепел]

маленький такой рассказик../


liberum arbitrum

Кто чувствует несвободу воли - тот душевнобольной. Кто отрицает ее - тот глуп.
Замечательные слова, но у них есть один существенный недостаток - не мои. Большая часть умных слов и изречений, которыми теперь набита моя голова, мне не принадлежат. Все, чем я располагаю на данный момент, было получено от моих учителей. Если бы я мог слышать их до того, как, то все могло повернуться иначе. Правда, в ответ на такое наивное мнение любой из них только усмехнулся бы. И мне стиснув зубы пришлось бы с ними согласиться.
До того странного момента, когда время разделилось на "до" и "после", я видел свою жизнь как широкую дорогу, по которой без особых усилий несут меня мои всегда начищенные ботинки. И я вновь и вновь прокручиваю в памяти водоворот жутким образом сцепленных между собой событий, когда из уверенного путника я превратился в крохотную щепку в ревущей реке.
- Ты не можешь так со мной поступить!
Ох, эти слова! Скольким мужчинам приходилось их слышать. Как будто весь словарный запас существовал исключительно для этого. Для нескольких наборов звуков, на всех языках обозначавших одно: "Ты моя собственность". Твой поводок хоть и длинный, но как веревочке не виться, есть предел и твоей свободе. Словно вновь настали времена рабства, и Линкольн еще не стал президентом.
Теперь эти слова принадлежали молодой женщине со светлыми волосами, связанными в конский хвост, короткой юбке и подобранной "по стилю" странноватому женскому пиджаку. На ее лице застыла смесь раздражения, злости и странной уверенности. Уверенности в том, что "этот тип" сейчас скажет: "Я пошутил", потом начнет униженно извиняться и просить прощения. После чего "ссора влюбленных" перерастет в еще большую близость. Но я уже не раз слышал эти слова и они не застали меня безоружным.
Вместо сдавленного смешка и последующих извинений с моих уст соскользнули спокойные слова:
- Я не хотел обижать тебя, Лорел.
Выдержал двухсекундную паузу и продолжил:
- Но я не стал бы поступать так без причины. - Сказал я, чуть исказив свое лицо, как будто мне приходится сдерживаться, не желая показывать муки совести. - Подумай сама, как ты представляешь себе нашу дальнейшую жизнь. Второразрядный актеришка, который никогда не будет блистать и ...
- Ты явно достойна лучшего. - Я вздохнул, затем слегка повернул голову, как будто мне было стыдно смотреть ей в глаза.
- Ну конечно! - Она скрестила руки на груди, и недоумение сменилось саркастической усмешкой. - Тут ты явно не соврал. Точно второразрядный актеришка. - Повысив свой тон, она заставила свой голос дрожать, тем самым, выдавая себя с головой. Некоторые не могут скрыть эмоций. Даже под маской обличителя пороков прорывается на волю испуганная девочка, которую бросили.
- Не старайся выпендриться! - Ее рассерженное и уже не такое очаровательное личико приблизилось ко мне, чтобы с еще большей яростью выстрелить в меня злыми словами.
- Думаешь, я ничего не узнаю про тебя и твою богатенькую крысу? Поверить не могу, что мне хватило глупости вас двоих познакомить! Ведь догадывалась, чем это может кончиться.
Из-за этой вспышки ярости она слегка выдохлась. "Пора". - Подумал я. Некоторым женщинам нужно просто сказать "все" и уходить, пока не опомнилась. Я и так чересчур много сказал. Пора завязывать с театральщиной в личной жизни. Шекспир со своей фразой про театр и был не прав. Простые слова звучат иногда убедительнее красивых монологов.
- Да пошел ты, подонок! - неожиданно крикнула она. - Убирайся вон из моей жизни. - И быстро развернувшись на одном месте, словно солдат на плацу, она быстрыми, размашистыми шагами направилась от меня прочь.
Я хотел ей крикнуть, что она, скорее, выглядит очумевшим клоуном, чем разъяренной женщиной, но решил, что не стоит. Блин, а ведь у нас был шанс расстаться красиво. Но эта недалекая девица сама все испортила. Если кто и виноват, то точно не я. Неужели так трудно выслушать и романтично сказать "Прощай"?
С этими мыслями я направился к своей машине, стоявшей неподалеку. Мне даже в голову не пришло, как моей бывшей пассии придется самой добираться до дому или куда ей приспичит сегодня. Наверняка она уже предвидела возможность такого исхода. Мне не о чем беспокоиться. И главное, я сумел от нее избавиться почти без проблем и затрат своих драгоценных нервных клеток. Единственное, что могло мне сейчас помешать с моей новой богатой подружкой, так это попытки "бывшей" к примирению. "Интересно",- подумал я, - "Она попытается возобновить отношения?". Я надеялся, что нет. Я мог, конечно, встречаться с обеими, но риск слишком велик.
Между местом трогательного расставания любящего сердца и циничного пройдохи, то есть меня, если кто не понял, была довольно длинная аллея из посаженных в ряд деревьев. Их высокие кроны почти смыкались наверху, и многим казалось, что это не парковая дорожка, а туннель, ведущий на волю. Раньше я смеялся над такими рассуждениями. Но теперь, когда этот путь стал не только выходом, но и в своем роде пропуском в уютный мир богатого существования, я относился к страхам пугливых девушек с гораздо большей снисходительностью. В конце концов, чьи-то причуды - это чьи-то причуды. Кто я такой, чтобы осуждать других? Они живут по своим правилам, а я по своим.
Когда тебе уже почти тридцать, а впереди тебе мало что светит, кроме полузабытых театриков, да редких съемок в рекламных роликах, начинаешь думать о будущем. И радужные надежды юности, вроде триумфального покорения Голливудских холмов, уже вызывает скорее усмешку, чем сладостное предвкушение. Ты уже начинаешь понимать, что ты, в сущности, вовсе и не был гениальным актером. Что все твое преимущество состоит в высоком и стройном теле, без намека на жир. В твоих серых глазах, волос к волоску зачесанных, темных волосах и изящном, хотя при этом достаточно мужественном лице. То есть, если отбросить твой "талант", у тебя только три козыря - внешность, беспримерная наглость и, как это не покажется странным, довольно практичный ум. Во всяком случае, мне хватило разума "отчалить" свою главную помеху к грядущей женитьбе на Ханне.
Мои мечтания о красивом но бесталанном актере, пробирающимся через постель богатой женщины к вожделенному богатству прервал знакомый топот изящных ножек. "Милую узнаю я по походке. Нет. Все-таки она не оставит меня в покое". - Подумал я. Ну что, сама напросилась.
Замедлив ход, и даже не поворачивая головы, я начал произносить заранее заготовленную фразу:
- Послушай Лорел, мы ведь вроде уже все реши...
Завершить свою роль в этом спектакле мне так и не получилось. Ведь довольно сложно играть, когда тебе больно. А когда тебе в лицо плеснули кислотой - это не больно. Это охренительно больно!! Секунду назад ты еще был красиво идущим белым человеком, а теперь превратился в воющую обезьяну, не знающую не только правила цивилизованного общения, но даже собственное имя. "Глаза!". - Первое слово после секундного шока. - "Я не вижу". Да и как видеть, если веки захлопнулись, словно сейфовые двери, а руки прижаты к лицу, как будто уже не слишком поздно. Тут ты осознаешь, что ноги уже несут тебя куда-то но, наткнувшись на какое-то препятствие, подламываются. И ты падешь, ударяясь головой обо что-то весьма твердое.
И тут, я исчез для самого себя. Весьма вовремя, надо сказать.


Потеря сознание - это, наверное, самое значимое из природных изобретений. Сама возможность потери осознавания самих себя, дает нам самое восхитительное из возможных убежищ. Сколько рассказано реальных и выдуманных историй о могущественных владыках, кои даже в своих каменных твердынях, за широкими спинами своей гвардии, не чувствовали себя в безопасности.
А простейший обморок, избавляющий от ужасающей реальности, есть не просто отдых от последней. Это - безопасное место. Логово, даруемое великой пустотой, откуда мы все родом и куда все уйдем. Да вы с ней наверняка знакомы. Туда мы уходим, когда нам нужны сны.
Но пока ты есть, тебе не скрыться от самого себя. Сладостная темнота разделилась на безграничную пустоту ненаблюдаемой реальности и мою личную тушку, в которой мой разум опять воскрес из небытия. Подобно библейскому Адаму, мне пришлось покинуть свой маленький рай и уйти в мир полный не слишком приятных сюрпризов. Тут я вспомнил, по какому случаю со мной приключилось это маленькое путешествие в темноту.
В разнокалиберных детективах подобные моменты начинаются с того, что описываемый персонаж приходит в себя с жуткими болями во всем теле. Чаще всего у "великого сыщика" болит голова, в которую он накануне "кушал" нечто спиртосодержащее. Иногда к этому добавляются боли в сломанных ребрах и отбитых почках. Но никогда не было такого, чтобы только вчера "обработанный" главгерой, сегодня не чувствовал никаких неудобств.
"Почему ничего не болит?» - вопрос весьма уместный. Особенно для того, в чью физиономию плеснули разъедающую плоть жидкость.
Воспоминание заставило меня почувствовать легкую панику. Правда прошла она быстро. Химический ожог не может не болеть. А я ничего такого не чувствовал. Может это все было сном? Ну, разумеется! Это все сон. Приснилось "свидание", путешествие к припаркованному автомобилю, боль от кислотной атаки. Просто дурной сон, хотя очень реальный, я.
"Ничего не вижу".
На этот раз испуг походил на удар электрического тока. Дыхание перехватило, а сердце принялось колотиться так, что кровь в моих жилах превратилась в селевые потоки.
Да все в порядке. Просто темно. Это ведь был сон, правда. Сейчас поднимусь с дивана, включу свет, и буду смеяться над своими страхами.
"Парализован".
Попытка сдвинуться с места не дала результатов. "Стоп, прекрати панику. ПРЕКРАТИ, Я СКАЗАЛ!"
Подействовало. У паралитиков тело не только не двигается. Они его вообще не чувствуют. Я же тело свое очень даже адекватно воспринимал. Только мой всепоглощающий страх почти заставил меня поверить, что я парализован. Нет, просто я.
"Связан".
Странно, но эта мысль меня даже успокоила. Ведь самые крепкие путы легче "вылечить", чем оцепенение. Я все еще был напуган, но всепоглощающая паника ушла и вернулась способность к некоему подобию здравомыслия. Самая пора заняться составлением инвентарного перечня status quo. Минимум эмоций. Нас теперь интересуют исключительно факты.
Главным из свежеполученных кусков головоломки стало сознание того, что я находился не в горизонтальном, а наоборот, в вертикальном положении. Так что "встать с дивана" я не мог при всем желании. Дальше шло ощущение соприкосновения кожи с довольно грубой тканью. Похоже, на мне были надеты джинсы. Торс давал информацию о материи получше, зато с длинными рукавами. "Смирительная рубашка? Возможно", - подумал я. Руки вдоль туловища, ноги выпрямлены и сведены вместе, словно я участник парада девственниц. Тело, кажется, привязано широкими ремнями к чему-то, напоминающему носилки. Затылок упирается в "подушечку", а на лицо надето нечто вроде маски. Я не решился высунуть язык. Но, похоже, моя новая личина из пластика. Ни дать не взять Ганнибал Лектер в "Заткнувшихся овцах". У кого-то очень развито чувство черного юмора. Или кто-то склонен к дешевым эффектам и воображает себя великим похитителем. А в том, что это похищение, я уже не сомневался. Разве что я буйствовал и попал в психушку. Но и там обычно запирают в комнате с мягкими стенами, а не прикручивают к носилкам. Хотя, что я знаю о психиатрии?
Но самым неприятным была почти осязаемая темнота, простиравшаяся от моих глазных яблок до самого горизонта, а может, и дальше. Мысль о том, что я ослеп, даже не пришла мне в голову. По какой-то трудно сознаваемой причине я был уверен, что не ослеп и плевать - кислота там или ночной кошмар.
Я покрутил глазами, окончательно удостоверившись в том, что они у меня еще есть и, повернув голову влево-вправо, убедился, что голову "похитители" фиксировать не стали. Кусаться я, впрочем, все равно не мог. Спасибо надетой на голову маске.
Там где я был, не было ни ветра, ни сквозняков. Воздух обладал какой-то совершенной неподвижностью и был при этом затхлым и влажным. Пахло подвалом, где нет никакой вентиляции. Только когда открывают дверь, тут происходит некий обмен, мешающий образованию замкнутой экосистемы. Тут я слегка поежился, поскольку понял, что в этом гнусном месте не слишком тепло.
Щелчок выключателя вывел меня из раздумий. Стало чуть светлее, но маска, в которой некий доброхот решил не делать прорезей для глаз, по прежнему преграждала мне обзор. Тут я сообразил, что раз свет включили, то тот, кто свершил это мерзкое деяние, здесь, в этой комнате. Щелчок раздался чуть слева. На расстоянии около двух метров. Но.
Я не слышал более никаких звуков. Ни шороха одежды, ни звука шагов. Ничего. Неужели это какой-то автомат или реле? Но свет, пробивавшийся через щели между лицом и маской, говорил о том, что его, скорее всего, кто-то включил. Нет. Здесь определенно кто-то есть. Я набрал в грудь побольше воздуха и произнес:
- Есть тут кто? - Мой голос прозвучал так, словно принадлежал другому человеку. Вместо уверенного баритона комната наполнилась сиплым, похожим на голос пропитого пьяницы речитативом. Я прокашлялся и продолжил:
- Если вы хотите получить за меня выкуп, то Ханна заплатит. Просто, - тут я сделал паузу, - не давите на нее. Если сумма большая, она не сможет собрать сразу.
О нет, кому я это говорю. Я ведь даже не уверен, что меня кто-то слышит. Это ведь это действительно могло быть реле. Или таймер, включающий свет в определенное время. Мне просто хотелось, чтобы тут кто-то был. Пусть даже злоумышленник. Одно я знаю наверняка. Это помещение, судя по акустике, маленькое, но пустое. Где-то метров десять. Когда работаешь в разных театрах и клубах, приучаешься оценивать параметры залов даже по отражению звука. Мастерство, как известно, не пропьешь.
- А почему вы решили, что она заплатит? Вы думаете, что настолько важны для этой женщины? - Голос, прозвучал прямо передо мной.
"Как это возможно?" - подумал я. Щелчок выключателя был справа, это точно. Не мог же он так быстро переместиться. Слова, произнесенные мужским, чуть хрипловатым, но не лишенным некой странной притягательности голосом снова напугали меня. Впрочем, раз со мной говорят, значит, дело не так уж безнадежно. Торг уместен. Что ж, столкуемся. Не в пещере живем.
- Заплатит, не сомневайтесь. Она ведь любит меня. Да вы и сами это знаете, раз меня похитили.
- Похитили? - удивление казалось непритворным, но я никак не хотел верить этому голосу.
- Вы поражаете меня своей близорукостью, молодой человек. Вашей Ханне нет никакого дела до вас. Уж я-то знаю это доподлинно. Она просто игралась с вами. А вы с ней. Я бы не стал называть это любовью. Но в любом случае ваше мнение - это ваше мнение. Однако…
- Да кто вы такой, чтобы судить? - Злость, неожиданно сменившая ужас, вылетела вместе со словами. Это было опрометчиво, но я ничего не мог поделать с собой. Не потому, что верил в любовь Ханны. Все дело в этом отвратительном менторском тоне, так раздражавшем меня всю мою жизнь с раннего детства.
Удар, который я просто обязан был предвидеть, стал для меня неожиданностью. Быстрое и сильное движение в мгновение ока разорвало хлипкие ремешки, и маска, что закрывало мне лицо, слетела, отправившись в свой необыкновенный полет. Помню, как словно завороженный я следил за изящным движением зеленого пластика. Это было удобно. Ведь мой уважаемый оппонент своим ударом заставил меня повернуть голову вправо. Но я не почувствовал к нему никакой благодарности. Напротив, я решил продолжить свою гневную проповедь и только повернул голову, чтобы высказать, что я в самом деле думаю, как слова застряли у меня в глотке.
Говорят, что у человека, которого часто пугают, вырабатываются своего рода иммунитет к испугу. Неправда! Гнусная клевета. То, что я увидел, напугало меня больше, чем кислота и стянувшие тело ремни.
"Невозможно", - подумал я, когда должно быть целую вечность спустя, по субъективному времени, я вновь обрел способность думать, такое просто не может существовать в реальности. Это, наверное, маска. Да! Резиновая маска для "розыгрышей". Или очень сложный грим.
Но даже сейчас, я прекрасно понимал, что все мои объяснения есть не более чем жалкая попытка к бегству от реальности. Туго обтягивающая бугристый череп, морщинистая, серого цвета кожа, скорее напоминающая носорожью шкуру в сочетании с отсутствием носа, еще можно было отнести к категории "грима". Красного цвета радужные оболочки глаз могли быть и личной особенностью, как и торчащие "эльфийские" уши. Но пасть! Эти слегка вытянутые, похожие на павианьи челюсти, усаженные торчащими под разными углами коническими зубами. Тут явно не грим. И не "резина". Это все по-настоящему.
- Не перебивайте меня. - Тварь теперь говорила спокойно, но гораздо более властно. Насмешливая снисходительность исчезла. Осталась уверенность "большой шишки". Того, кто привык отдавать указания и редко слышал слово, нет.
- Ах! Вас должно быть смущает моя внешность. Но уверяю вас - бывает и хуже. Много хуже. Даже не представляете, сколько моих и ваших предшественников приобретали и более мерзкие черты. Но...
Если вы лишились своей маски, то возможно я должен приобрести свою. Тем более что этот облик не располагает к общению. - После этих слов чудище приподняло свою более напоминающую клешню кисть на уровень лба и медленно, словно выполняя некий ритуал, опустило вдоль своего "лица".
Неожиданно "безносый павиан" исчез и вместо него пред мои очи предстал пожилой мужчина в темном деловом костюме. Вместо изуродованного какой-то неведомой силой черепа я увидел покрытую седыми волосами голову явного европеоида. Темные глаза смотрели на меня с морщинистого, но уже не "носорожьего" лица. Пышные бакенбарды, соединяясь с усами, придавали ему вид эдакого британского министра прошлого века. По-прежнему властный вид сохранился, но мужчина стал казаться своего рода авторитетом, которому я привык верить. Вроде хорошо знакомого врача или священника.
- Так лучше? - вопрос был задан голосом нисколько не напоминающим предыдущий. В этом новом звучании была некая "бесцветность". Казалось, некий гипноз вынуждал меня, слушая речь, оставлять в памяти только смысл сказанного, полностью изымая из головы все данные о громкости и тембре. Голос был "никакой". Так можно было "слышать" авторский текст в читаемой книге. Но слышать, таким образом, своего собеседника? Это походило на какую-то бредовую телепатию.
- Из-за вас я отвлекся, - "министр" на секунду задумался. - Ваши рассуждения неверны в самой основе. Вы исходите из положения, что оказались здесь потому, что так хотелось кому-то другому. Между тем... - опять театральная пауза. - Подумайте. Возможно, вы здесь вследствие ваших... Да, именно ваших поступков.
- Вторая ваша ошибка... - "баки" слегка вздохнули. - Вторая ошибка состоит в неправильной трактовке своего предназначения. Деньги меня не интересуют. Они для меня не проблема. Мои неудачи - это прежде всего недостаток талантливых исполнителей моей воли. Мне кажется, что вы могли бы стать неплохим рекрутом. Что скажете на это?
- Можете говорить, - сказал он доверительным тоном.
- Поточнее, - услышал я собственный голос. Я с трудом сдерживал нервный смех. Ситуация все более и более напоминала сумасшедший дом. Но я, правда, не был уверен, кто здесь более безумен? Я, или это чудище, которое носило собственный облик как маску. - Вам нужен именно актер? Неужели у вас есть свой театр?- последнюю фразу я произнес уже с легким сарказмом, восхищаясь собственной смелостью.
- Именно так, - сказал мой собеседник, совершенно игнорируя вызов в моих словах. - Вы, разумеется, не самый лучший актер. Вы, скорее, обезьяна собственного таланта. Но, - тут он слегка приблизил ко мне свое лицо. - Я. Именно я сделаю вас великим лицедеем. Даже не сомневайтесь.
Тут я вдруг сообразил, что никак не могу сконцентрироваться на его широком лице. Пока мой взгляд силился получше разглядеть его морщинистый лоб, его чисто выбритый подбородок уходил в какую-то область неопределенности, в которой очертания словно расплывались, теряя четкость. Это было похоже на туннельное зрение, которое описывали пилоты, находящиеся под действием перегрузок. Но странное существо, видимо, устало играть со мной в прятки.
- Не стану подвергать вас соблазну выбора. Свой запас свободы воли вы уже использовали.
В то же мгновение когтистая лапа схватила меня за волосы и крепко прижала к "подушке" носилок. Я даже не пытался сопротивляться. Моя воля стала маленькой точкой, ничем. И тогда, превратившись в теленка, ведомого на убой, я словно со стороны наблюдал, как этот павиан впился своими кривыми зубами в мою шею.
Только в первые мгновения это была боль. Чуть позже кровоточащая рана перестала быть источником страданий, превратившись сначала просто в осознаваемый факт, а затем в пульсирующую точку, разливающуюся эйфорию. Сам факт, что я получаю удовольствие от этой сублимации, поразил меня даже больше, чем то, что моя кровь, покидая тело, становится пищей для жуткого демона, умеющего скрывать свою суть.
Но нечестивая сладость вскоре сменилась ужасом. Я понял, что моя жизнь покидает меня вместе с моей кровью. Сознание стремительно слабело. Свет в комнате начал тускнеть, словно перед театральным выступлением. Но на этот раз спектаклем была моя собственная смерть.
"Все". - подумал я и погрузился в великую тьму.


Умереть - значит спать и видеть сны. Моим сном была белая каменная пустыня, тянущаяся до почти неразличимых гор. Солнце свирепо светило, стараясь сжечь меня, обратив в пепел. Я шел, стараясь найти источник влаги, как будто здесь возможна вода. Но небеса сжалились надо мной, и чуть вдалеке я увидел небольшую ямку, заполненную чем-то напоминающим воду. С трудом, переставляя ноги, я направился к луже. Наконец-то. Я опустился на колени перед наполненной мутной жидкостью ямой и, опустив туда лицо, начал лакать воду словно собака. Вода была соленой, но я все пил и пил из этой гнусной лужи. Но эта чертова жидкость, казалось, не только не утоляла жажду, а наоборот, усиливала ее. Наконец, найдя в себе силы оторвать голову от проклятой ямы, я поднял голову вверх.
На черном небосводе ярко светили звезды. Солнце, нисколько не смущаясь такого противоестественного соседства, изливало свой ядовитый свет на эту бесплодную равнину. Как же так? Солнце не может светить рядом со звездами. Такое возможно, только если нет воздуха. Но тогда, я не могу дышать! Ах да. Я ведь умер. Тот отвратительный демон выпил мою кровь, и я умер. После смерти я попал на Меркурий. Здесь я пил последнюю воду на планете. Я, наверно, ее единственный обитатель. Мертвец на Меркурии. Странник под черным небом, на котором светит солнце. Небеса мертвецов. Это, наверное, мой личный ад. Вечная жажда в ослепительно белой пустыне под бархатным куполом.
- Я не могу дышать, - звук собственного голоса разбудил меня. Еще не окончательно пробудившись, я успел недоуменно подумать о том, как в безвоздушном пространстве можно слышать звуки? Но тут же понял, что меркурианский ад откладывается.
Функция дыхания действовала по прежнему. Воздух втягивался и изливался, повинуясь движениям грудной клетки. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Глубокий вдох, небольшая задержка дыхания. Пульс?
Рука тянется к шее. Сэр, пульс… пульса нет?!
"Нет, не может быть", - с шеи рука тянется к запястью, лихорадочно пытаясь нащупать биение крови. Снова неудача. Наконец, лапаю собственную грудь. ПУЛЬСА НЕТ. Тут я отчетливо осознаю, что все время, пока я искал пульс, я не дышал. Дышать я могу, но… Мне это больше не нужно. Я ведь умер. У мертвых нет пульса. И дыхание им ни к чему.
Я ущипнул себя. Хотя чувствительность явно снизилась, но кожа реагирует. Трупы боли не чувствуют. "А может, чувствуют, просто сказать не могут?" Истерически засмеявшись, я вскочил с койки, на которой лежал.
Тут я, наконец, заткнул рот, начиная соображать. Я находился в помещении, напоминавшей медицинский кабинет. Выложенные керамической плиткой стены и пол. Койка без намека на удобства, с которой я только что соскочил. Только тускло освящающая помещение единственная лампочка, стоящая на расположившемся недалеко столе, казалось, нарушала эскулаповскую атмосферу. У меня медицина ассоциировалась исключительно с ярким, даже ослепляющим светом. Хотя его наверно, попросту выключили. Чтобы мне не мешать.
Повернув голову, я заметил дверь. "Сюда". Словно выполняя чью-то команду, я подошел к двери по лежащему под ногами ковру, который какой-то добрячок положил на холодный пол, и, слегка толкнув ее, вышел в коридор. Ковер под ногами сменился камнем. Я было подумал, что мои босые ноги будут прилипать к нему, но подошвы моих ног были необычайно сухими. Только теперь я вдруг осознал, что на мне нет никакой одежды. Ну ничегошеньки. Меня это, впрочем, нисколько не беспокоило. То, что я искал, было важнее какой-то одежонки.
Коридор был освещен не очень, но зато гораздо лучше "лаборатории". Вдоль его узких стен шли двери без окон. Слева коридор заворачивал, образуя казавшийся подозрительным угол. Я бросил быстрый взгляд вправо. Ага! Справа коридор заканчивался еще одной дверью. Возможно, это выход. Подойдя к ней, я повернул ручку, и, слегка нажав от себя, "сделал" узкую щель, через которую посмотрел "на волю".
Я увидел, что узкий коридор сменился широким залом. Отворив дверь пошире, я вышел в этот довольно большой холл и огляделся. Сквозь высокие окна полная луна бросала свет на выложенный гранитом пол. Справа вверх, на второй этаж, уходила широкая, хорошо знакомая лестница. "Не может быть!" - Я повернулся и направился по ней. Один пролет пройден. Я развернулся еще раз вправо и стал одолевать второй. Поднявшись, я опять повернул вправо и, пройдя вдоль перил, знакомым маршрутом прошел по широкому, покрытому мягким ковром, коридору.
"Успокойся! Просто планировка похожа. Эти особняки строят по единому образцу. Скромное обаяние буржуазии. Что у одного, то должно быть и у другого", - пытался я успокоиться. Но обманывать себя очень трудно. Это был ее дом. Особняк "богатенькой крысы". Дом Ханны.
Вот и он, ее кабинет. Несколько раз я заходил туда, каждый раз поражаясь ее странному бзику: она никогда не запирала дверь, когда работала. И сейчас дверь была открыта, а в темный коридор из ярко освященной комнаты слепящим пятном изливался свет. Словно из сказочной страны, доносился до меня знакомый голос. Такой сладкий. Голос, заставивший меня ускорить шаг.
Мягкой, пружинистой походкой я двигался к яркому пятну, но, подойдя поближе, остановился. Я хотел слышать. Нет! Вбирать в себя эти воздушные колебания. Поглощать, словно живительную влагу. Вдруг охватившее меня вожделение почти заставило меня проигнорировать смысл ее слов, но мое имя, прозвучавшее из нежных уст, отрезвило меня.
- Калеб? Мы ведь договорились, что это я приведу его. Подсидеть меня вздумала, сучка? Да это я тебя подсижу, - тут раздражение ушло, уступив место притворному сарказму. - Да неужели ты забыла, КОМУ ты обязана. Джереми знал меня, когда ты еще не родилась, дурочка. Ты слишком многое поставила на карту. Пеняй на себя!
Телефонная трубка звякнула, опустившись на рычаги. В ту же секунду я появился в проеме. Нет, в магическом портале, соединяющим свет и тьму. Белый, как смерть, призрак. Кабинет был заставлен шкафами с книгами. Яркая люстра делала корешки фолиантов неестественно четкими, словно нарисованными художником-гиперреалистом. Только окно, казавшееся неестественно черным, выделялось, словно колдовской глаз, заглянувший в это царство разума. Чуть левее окна над большим столом склонилась крашеная блондинка. Одетая в изящное, подчеркивающее прекрасную фигуру, красное платье с вызывающими вырезами по бокам, с бриллиантовыми серьгами; она казалась гостьей с вечеринки, забежавшей сюда на минуточку. Возможно, так оно и было.
- Калеб? Как, как ты... вы... Как ты здесь оказался? В моем доме? - она тщетно пыталась разыграть возмущенное удивление светской дамы, к которой без приглашения ворвался голый мужик. "А что ты теперь скажешь?" - подумал я и сделал шаг вперед.
- Ты хотела сказать - "Как ты вырвался из моей тюрьмы?"- тут я улыбнулся, - отвечу: мне сказочно повезло. А может... Да, может меня… выпустили.
- А что тебя, собственно, смущает? - продолжал я зловеще-спокойным голосом, - То, что я удрал, или то, что я без одежды? Странно, я думал, что ты должна уже привыкнуть видеть меня обнаженным. После того, что было между нами.
Ну да! Тебя удивляет, что я еще жив. Кажется, я разобрался в вашей схемочке. Она проста и, вместе с тем, гениальна. Я даже немного восхищен вами обеими. Две не лишенных привлекательности женщины завлекали мужчин в сети чувственности. Затем эти несчастные сластолюбцы становились мясом, пищей для чудовища. Демона-кровососа, - последние слова я не просто произнес. Я их выкрикнул, словно они могли разрушить стены этого особняка.
- Что за бред ты несешь, - к ней уже вернулось самообладание и так знакомая мне властная выдержка "истинной леди".
- Что с тобой приключилось? - нежные нотки в ее голосе казались почти настоящими, но мои чувства словно обострились и вдруг я заметил то, что никогда не замечал раньше: она играла. Талантливо играла роль любящей женщины-покровительницы. Эдакой заботливой "мамочки". Как я мог не видеть этого? Но теперь, это было не важно.
Я театрально повел головой из стороны в сторону, словно стараясь запечатлеть обстановку в своей памяти и ухмыльнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла покровожаднее. Тут Ханна среагировала столь бурно и стремительно, что я даже слегка растерялся.
В мгновение ока "женщина в красном" с казавшейся невероятной ловкостью открыла ящик письменного стола и выхватила оттуда автоматический пистолет, направив смертоносную машинку прямо мне в грудь. Пистолет Ханна твердо держала обеими руками. Было ясно, что она не новичок в обращении с оружием и ей не составит труда прострелить меня насквозь. И кошмары ее не замучают.
- Стой и не двигайся! - теперь пришел ее черед кровожадно улыбаться. Однако меня вдруг охватило странное чувство, будто она блефует. Словно пушка в ее руках - это ничего не стоящие карты, которые она отчаянно пытается выдать за флеш-рояль. Словно перед ней стоял не голый мужчина, а опасный хищник, против которого пистолет - вроде хлопушки против тигра. Последнее средство утопающего.
- Ты все правильно понял, - сказала вооруженная женщина, обходя стол справа от меня и приближаясь к черному окну. Этому колдовскому глазу. - Да. Ты должен был стать пищей для него. Но я никогда бы не подумала, что он обратит тебя, - последние слова она произнесла с каким-то надрывом. Будто ей причиняла боль сама мысль об этом.
- Обратит? - я снова был удивлен. Куски головоломки начали стремительно складываться, но волшебному воссоединению обращенных в абсурд кусков реальности помешал хрипловатый голос из правого угла комнаты:
- Сделает себе подобным, - пауза. - Даст становление.
Справа от меня словно из воздуха появилась уже знакомая мне тварь. Странно, но эта обезьяна уже не казалась мне пугающей и даже отвратительной. Он неожиданно показался мне старым знакомым, обезображенным после болезни или в результате несчастного случая. Он был одет в длинное, свисающее почти до пола, одеяние, делающее его похожим на средневекового монаха. Плащ подчеркивал его высокий рост, превращая в величественную статую самому себе.
- Джереми!! - громко сказала Ханна, нисколько не удивляясь "неожиданному" появлению демона. Ее лицо вдруг исказила мука. В голосе невероятным образом смешалось чувство огромной радости и страдания, словно самый близкий для нее человек намеренно причинил ей боль.
На подламывающихся босых ногах женщина не то подошла, не то проковыляла к высокой фигуре и, закончив трудную дорогу, уткнулась в грудь своему владыке. В этот миг она казалась невероятно хрупкой, словно ожившая фарфоровая статуэтка. Но фарфор ведь не может рыдать. Статуэтки не плачут, беззвучно захлебываясь слезами, все еще продолжая держать в руке пистолет.
Истинный хозяин этого места нежно обнял ее своими лапами и пара замерла в неподвижности. В этот момент я забыл о его устрашающем облике, забыл о том, как я попал сюда, забыл даже о себе самом. Я больше не видел красивую, но начинающую стареть женщину в объятьях чудовища. Нет! Я видел их. Мифических любовников. Образ столь же древний, как само человечество. А может, еще более старый.
В этот миг я понял. Вот оно. То, что тысячелетия ищут ценители прекрасного. Божественное искусство. Великий портал, ведущий в небеса. Ведь все наше лицедейство вовсе не развлечение для праздношатающейся публики. Это мистический ритуал, открывающий мир чудес. Таинственное место, где люди становятся богами. Как я был глуп? Почему я не понимал своего предназначения? И тогда, не желая сдерживать свой восторг, я начал тихо хлопать в ладоши.
Женщина вздрогнула, словно очнулась от сладостного дурмана, и слегка отстранившись, выскользнула из нежных клешней чудища. Она словно состарилась на десять лет. Лицо ее было смертельно усталым. Ее глаза смотрели прямо на меня, но мне казалось, что она ничего не видела.
- Будь ты проклят! - эти слова произнес усталый голос из преисподней. - Это я должна была получить награду. Ты, ты просто не представляешь, что я сделала для него, что я могла бы сделать для него. Мне было наплевать, что ты обманывал меня с Лорел. Но я никогда... Ты слышал меня? Никогда не прощу тебе того, что взял ЕГО сердце. - Ханна перешла на крик. Я хотел сказать ей, что это нелогично. С усмешкой произнести, что я не по этой части, и вся чепуха про сердце этого импозантного существа не более чем ее больное воображение. Но пуля из казавшегося таким маленьким пистолета, врезавшись мне в левое плечо, преградила моим словам путь.
Выстрел развернул меня вправо, отбросив назад. Я ударился о дверной косяк. Словно молоток врезался в мое тело, выбив из него остатки разума. Я видел высокого "павиана", который, скрестив руки на груди, наблюдал за тем, как меня терзает грохочущий свинец. Ясно различал Ханну, целящуюся мне в голову и видимо считающую, что это самый лучшей способ отомстить. Видел черную глазницу окна, продолжающую наблюдать за разворачивающимся спектаклем.
Но моя голова уже не принадлежала человеку. Я превратился в животное. Хищника, чьи инстинкты вынудили его действовать, словно хорошо отлаженная машина. И тогда мое тело сделало то, зачем я пришел сюда. Сделало так, словно я совершал это уже тысячу раз. Прыгнув вперед и вцепившись одной рукой в лицо женщины, а другой схватив ее руку, я разодрал беззащитную шею и припал к источнику влаги, что я жаждал. К яме под черным небом, где солнце светит рядом со звездами. Но на этот раз, жидкий огонь смог насытить меня.
Секунды казались мне эпохами, а я все пил и пил и слушал удары ее сердца. Мне они представлялись маятниковыми часами, о которых я так мечтал в детстве, но которыми так и не смог обзавестись. Амплитуда маятника становилась все короче. Промежутки между ударами начали ощутимо возрастать. "Ты еще можешь спасти ее" - услышал я голос из-за далеких гор. Я решил не слушать его. Последние воды Меркурия должны быть моими. Я чуть не умер, добывая их. Они принадлежат мне. Маятник ударил еще и, наконец, замолчал.
Когда наваждение яростной жажды спало с моих глаз, я стоял на коленях перед неподвижным телом Ханны. Я чувствовал себя опустошенным и безжизненным, словно у меня, а не у нее выпили всю кровь до последней капли. Все это уже вышло за рамки моего здравомыслия. Я не мог больше оставаться спокойным, слегка циничным рационалистом. Чьи-то безумные фантазии обрели плоть и в центре этой фантасмагории я видел себя рядом с обескровленным телом женщины, которая пыталась убить меня. Убить в приступе ревности к чудовищу из наркоманских фантазий.
- Я убил ее! - услышал я радостные слова помешанного. Еще секунда, и я начал бы безудержно хохотать до самого конца вечности.
- Самооборона, - голос чудовища был спокоен, как танк. Словно смерть была для его обладателя чем-то будничным и привычным. Вроде утреннего кофе или "бега от инфаркта". "Нет, я не люблю убийство, но если уж это произошло, то ничего не поделаешь. Так получилось. Мне очень жаль, Ханна!"
Взгляд мой упал на железную машинку, только что рвавшую меня на куски. Странно, но вид смертоносного орудия убийства подействовал на меня почти отрезвляюще. С неожиданным проворством, я схватил пистолет и, развернувшись, направил его назад. Прямо в угол комнаты, в место, где должен был находиться он.
Ствол пистолета смотрел в меня самого. Вместо чудища в плаще я увидел свою копию с той лишь разницей, что "я" был одет в дорогой серый костюм. Я чуть было не решил, что передо мной неведомо как оказавшееся здесь зеркало, но вспомнил об умении демона менять личины. Великий лицедей. Ах да, у него, оказывается, есть еще и имя.
- Я, кажется, понял, - я старался, чтобы в моей речи звучало больше уверенного сарказма, но это была риторика напуганного человечка, знающего, почему он здесь, но не ведающего, что его ждет и потому держащего пистолет в дрожащей руке.
- Вы не просто выпили мою кровь. Вы превратили меня в себе подобного монстра с той же жаждой, что и у вас. Только в одном вы ошиблись, - я нервно улыбнулся. - Я не такой уродец как вы.
- Неужели ты выстрелишь в МЕНЯ? - голос окончательно доказывал, что передо мной вовсе не отражение. Это был все тот же "бесцветный", не имеющий тембра поток слов.
- Ваш голос, - сказал я из далекой страны, - Все хорошо, только с голосом подкачали, Джереми.
- Надо же, - услышал я свой баритон, исходивший от монстра с моим лицом, - Теряю форму. Нужно практиковаться чаще.
- Я ухожу! - вскочил на ноги, все еще держа на мушке "учителя". - Все, что я понял, так это то, что мне пора убираться отсюда. Счастливо оставаться, Джи.
Я начал потихоньку продвигаться к выходу, глядя при этом на застывшего в неподвижности "консультанта". Я не думал о том, что я буду делать, когда выберусь из этого гостеприимного жилища, но был уверен в одном - с меня хватит!
- Скоро вы будете выглядеть почти как я, - произнесло мое alter ego, не изменившись в лице.
- Не смешите меня! Я выгляжу так же, как и раньше. Я почти не изменился, - я не был уверен в том, что я говорил, но я должен был возразить, иначе снова оказался бы в пасти безумия.
- Вы знаете, что это не так, - сказал Джереми моим спокойным голосом. - Вспомните! Когда Ханна увидела вас, она ведь сразу поняла, кто вы теперь. По-вашему, это женская интуиция? Сделаем проще, - тут он указал на мою "тыкву".
- Вы сейчас протяните свою левую руку к голове и вырвете парочку волосков из своей роскошной шевелюры. Затем мы посмотрим на ваши волосы. Не откажетесь от эксперимента?
Остановившись, я, не снимая с прицела моего самозваного бенефактора, протянул руку и сделал, что просило это существо. Едва дернув, я понял, что "павиан" жестоко подшутил надо мной. Не было нужды смотреть. В моей руке была сжата целая прядь. Без всяких мускульных усилий и какой-либо боли я вырвал, как мне показалось, полголовы.
- Тварь! - заорал я уже не от злобы, а от охватившего меня страха.
- Хватит! - услышал я привыкшего повелевать хозяина. Я не успел заметить, как Джереми исчез, растворившись в воздухе. Словно мои слова лишили его всякого желания существовать в этом мире. Но чудовищной силы удар в область сердца опроверг мою теорию.
Боль была сильная, но гораздо слабее, чем от пуль. Я только успел заметить торчащий из моей груди штырь, очень похожий на те колья, которыми в фильмах убивали вампиров, и решил, что мне конец. В тот же миг, охватившее меня оцепенение превратило меня в безвольную куклу, которую брезгливо швырнули на пол.


Привет тьма! Ты теперь моя новая подружка. Я ведь давно тебе нравился, и теперь ты решила сойтись со мной поближе. Ведь так? Я помню, это ты светила мне своим лунным фонариком в холл особнячка. Ты наблюдала за мной через окно кабинета, когда я сражался за свою жизнь. Правда, я крут? Ты не пожалеешь о своем выборе, подруга. Да, да! Я столько раз давал подобные клятвы и нарушал их. Но ведь ты насквозь меня видишь, знаешь, что я думаю и чувствую. Мне никогда не сбежать от тебя. Ты всегда будешь со мной.
Из окружающего меня чернильного тумана выплыла знакомая фигура в красном платье. Ее лицо счастливо улыбалось, окруженное выкрашенными в белый цвет волосами. Ханна? Я ведь убил тебя? Что ты делаешь в этом optimus mundus?
- Я на тебя не сержусь. - Она приблизилась ко мне и низко наклонилась, нежно погладив меня по щеке. Ее волосы щекотали мне грудь, но я даже не пошевелился.
- Нам надо прощаться, - продолжила Ханна, - Ты был такой красивый мужчина. Наверно воображал, что всегда таким будешь? Джереми говорил, что у таких, как он, есть только две возможности: стать уродом или… Или превратиться в чудовище. Я бы очень, очень хотела, чтобы ты стал только уродцем, вроде Джона Меррика, но ты, скорее всего, будешь, похож на монстра из комиксов.
Тут ее лицо приняло саркастический облик карикатурно кающейся шлюхи.
- Мне очень жаль. - Это были последние слова, которые я слышал от нее.
Темный туман словно испарился, обнажив взору знакомый пейзаж моего кошмарного сна. Снова камень, снова далекие горы, загораживающие горизонт, снова безжалостное солнце светит с черных небес. Но на этот раз льющийся сверху яд стремительно становился все более сильным, разрушительным, слепящим. Мне казалось, что поток света превратился сначала в ветер, затем в стремительный водопад, изливающийся из яркого пятна высоко надо мною. Стремительное течение с силой вдавило меня в камень, словно надеясь сделать мой посмертный отпечаток. Окаменелость. Экспонат для музея неестественной истории.
Неожиданно я почувствовал некую пульсацию в этом солнечном ветре. Мне вдруг почудилось, что солнце превратилось в некое сердце, в котором вместо крови несутся по невидимым венам потоки яркого света. Только эта кровь была ядом для меня. Разрушительной субстанцией, в которой я должен был раствориться, исчезнуть, сгинуть без следа. Стать частью этого неведомого потока, несущего свои воды в неведомые миры.
Я захотел защитить свои глаза от этого страшного сердца. И как это ни странно, моя рука неохотно, словно ленивый слуга, повиновалась мне. Но, увидев свою кисть, я тут же пожалел о своем намерении. Моему взору предстала почерневшая конечность, словно я был жертвой пожара. Но моя рука не сгорала, обращаясь в пепел и прах. Моя плоть словно таяла. Как будто я превратился в кусочек темного воска, плавящегося в отвратительном пламени неведомого огня. Я с ужасом заметил, как словно свечной воск, мое собственное тело стекает вниз.
Ветер с черных небес становился все сильнее. Удары змеиного сердца, которое когда-то я называл солнцем, становились все более тяжелыми. Теперь по мне словно бил молот неведомого великана, которого я прогневал когда-то. Наконец, один из ударов оказался настолько силен, что вышиб меня из собственного тела, превратив в бестелесный дух, парящий над этим гигантским склепом.
Смертельный солнечный ветер вдруг перестал дуть. Мое «я» смотрело сверху вниз на собственные останки, которые стремительно превращались в черные ручейки, растекающиеся по равнине. Удары словно прекратились, исчезнув вместе с адом солнечного пламени, превратившись всего лишь в излучение, делающее эту равнину видимой даже для самых дальних миров. Страх внезапно исчез, сменившись любопытством, желанием проследить путь этих черных потоков моей бывшей плоти. Сосредоточие моего нового «я», повинуясь моему желанию, приблизилось к черной луже, в которую уже начал собираться расплавленный воск.
Напоминающее по цвету и консистенции нефть, это жидкое «нечто» пульсировало, словно под его черной поверхностью было нечто живое. Я вдруг заметил, что эта странная лужица, уже успевшая собраться в углубление в камне, увеличивается в размерах. Ее поверхность, пульсируя и дергаясь, словно в припадке, стала похожа на некий гигантский пузырь, внутри которого как будто бился в ярости черный дракон, пытающийся освободиться. Вот поверхность огромной капли стала туго натянутой пленкой, с трудом сдерживающей рвущуюся изнутри силу. Я подобрался почти вплотную и...
Адский гнойник лопнул. Потоки черной воды хлынули вон, тут же превращаясь в чернильный туман. Стремительно расползающаяся тьма неожиданно начала принимать странную форму, превращаясь в некое громадное существо. Как будто кусок ночи решил стать не просто каплей черноты, но настоящим чудовищем, монстром, один вид которого повергает в дрожь. Я вдруг понял, что это не просто игра моего воображения. Под черными небесами, словно бросая вызов солнцу, стояло воплощение моих самых жутких кошмаров. Я попытался отодвинуться прочь от этого ужаса, но злобные клочья, превратившись в разверстую пасть, сомкнулись надо мной, сделав частью этой тьмы. Мир исчез, и я провалился вместе с ним в таинственную бездну безвременья.
Сны в моей новой реальности перестали быть просто картинками. Они стали носителями знания. И поэтому, когда я очнулся, я прекрасно понимал, что вернулся из сна изменившимся, другим. Не таким, как раньше. Я нисколько не удивился, обнаружив, что покрыт с ног до головы черной, кое-где уже начавшей покрываться коркой слизью. Я знал, что это разложившиеся остатки моей плоти, обратившиеся в ненужную грязь.
Я лежал на полу в помещении, до самого потолка выложенного керамической плиткой. Но это ярко освещенная комната не очень походила на ту, в которой я вернулся из путешествия на Меркурий.… Сколько времени прошло? Не знаю и не хочу знать. У стены, расположенной напротив той, где сейчас лежал, я увидел разделенные щитами ячейки. На полу в каждой из них находилась решетка для стока воды. "Душевая". Как всегда, мой великий аналитический ум с помощью индуктивно-дефективного метода выявил великую истину. Да здравствует покойный доктор Белл!
Поднявшись, я проковылял до одной из кабинок и вскоре уже с наслаждением подставлял свое тело под струи льющейся воды. Не открывая глаз, я на ощупь отскреб, насколько это было возможно, свои остатки и затем целую вечность стоял в душе, просто пытаясь прийти в себя. Наконец мне это надоело. Я вытерся переброшенным через один из щитков полотенцем и бросил его на чистый пол. Открыв дверь, я вышел в другую комнату, где между железных шкафчиков увидел большое, в человеческий рост зеркало.
Я уже был готов принять то, что предстало с другой стороны тех волшебных земель, куда однажды Алиса отправилась в поисках приключений. Первое, что бросилось мне в глаза, сильная худоба. Правда, я не превратился в дистрофика, а скорее вернулся в те времена, когда еще не начал баловаться бодибилдингом. Просто худой, а потому кажущийся долговязым мужчина. С другой стороны, тело не было деформировано и пропорции, как мне показалось, остались прежними. Кожа стала даже темнее, чем у моего "благодетеля", но такой же грубой и жесткой. Я подумал, что разрезать ее ножом будет теперь посложнее. Моя оболочка покрылась глубокими морщинами, причем не только на лице, но и на теле, отчего я стал немного похож на покрытую чешуей рептилию. Я даже высунул язык, проверяя, не раздвоен ли он. Обошлось. Голова стала совершенно лысой, с теми же торчащими ушами. Отвратительные наросты, правда, почти отсутствовали, зато лицо стало сужаться книзу, и подбородок стал гораздо острее чем "при жизни". Носа не было, хотя дырки "для сопения" присутствовали. Видимо, обоняние нужно даже монстрам. Рот стал заметно больше, а зубы! Заостренные зубы походили на частокол военного лагеря древних римлян, из которого удалили часть бревен "на хозяйственные нужды". Они, правда, не торчали совсем уж беспорядочно, но напоминали, скорее, зубы касатки, чем человека. Повернув лицо в профиль, я увидел, что лоб остался прямым, хотя и не совсем ровным, челюсти слегка выдавались, но это скорее было следствием "исчезновения" носа, чем появлением "павианьих челюстей". Я вновь повернулся к зеркалу анфас и отметил, что глаза у меня остались мои, серые. Что ж, подытожил я, могло быть и хуже. Я и вправду не стал Джоном Мерриком.
Я подошел к стоящей рядом вешалке, словно бросающей вызов ящикам для одежды, и протянул руки к заботливо развешанному костюму. Точной копии того, который был на мне в вечер "кислотного дождя". Закончив с верхней одеждой, я присел, чтобы надеть стоящие рядом ботинки и кое-что понял в своей новой жизни. С когтями на пальцах, даже такое привычное действие как завязывание шнурков, становится делом более сложным, чем обычно. Но, разумеется, я справился. Я был уверен, что мог бы даже играть на скрипке, хотя раньше, и не умел.
Вот и готово. Можно предстать перед высшим обществом. Я представил себе, как появляюсь на светском рауте, где собрались крутые политики и бизнесмены, и не смог сдержать улыбки, представив их реакцию. Но моя веселость исчезла, когда я заметил, что рядом находится некто в "африканской" маске, замотанный в какую-то хламиду, явно предназначенную для сокрытия дефектов тела. Хотя рост моего "прохожего" был на голову ниже, чем у меня, последнего это нисколько не смущало. Повелительным жестом, приказав мне следовать за ним; существо повернулось, и нисколько не заботясь о том, пойду я или нет, направилось из раздевалки в коридор.
Я смутно помню, как мы шли через лабиринт каменных туннелей, спускаясь по винтовым лестницам. Наконец наш путь окончился перед небольшой дверью. Остановившись, "маска" открыла дверь и пригласила меня войти туда. Место, где я оказался, было освещено даже хуже, чем те узкие коридоры, через которые я попал сюда. Впереди маячило нечто белое. Я, силясь рассмотреть получше странный объект, сделал пару шагов. Неожиданно для меня, сверху вспыхнул свет, а находящаяся справа от меня стенка, с шуршанием начала подниматься наверх.
Я стоял на ярко освещенной сцене. Стоящая впереди меня женщина на этот раз была одета вместо "делового" костюма в длинное белое платье, которое очень ей шло. Волосы, выбравшись, наконец, из "конского хвоста", светлыми локонами разлились по плечам. Она повернулась ко мне и ее лицо, на котором застыла смесь раздражения и странной уверенности, смотрело прямо на меня. Знакомый голос произнес:
- Ты не можешь так со мной поступить! - текст читался уже не так хорошо, как тогда. А может, я просто научился видеть, когда игра недостаточно прекрасна и актриса "халтурит"?
Впрочем, это не имело большого значения. Все вернулось на круги своя. Тот, чьим предназначением было лицедейство, вновь вернулся к своему ремеслу. Искусству, что когда-нибудь вознесет его ввысь, к неведомым небесам. Может даже и тем черным небесам, что он видел в своих снах. Снах о собственной смерти.
- Я не хотел обижать тебя, Лорел.



2005 год таки нашей эры.

Комментарии.

Все совпадения имен персонажей с реальными или вымышленными людьми или сородичами случайны.
1. liberum arbitrum - свобода воли, свобода выбора.
2. optimus mundus – буквально «лучший из миров». Если верить Лейбницу, это наш с вами.


правлено RB

[Кирон]

[катрин]

мне понравилось очень, спасибо :!: талант на лицо браво

[Кирон]

Написано вообще классно.

[катрин]

полностью согласна

[Кирон]

Куда автор пропал, выложил бы ещё чо ни будь... :roll:

[Пепел]

Рад, что вам понравилось
А пропасть я не пропал, просто мне пока некогда писать. Честно говоря, на этот рассказ я потратил почти неделю. Но как только что-нибудь нацарапаю, обязательно выложу. Можете не сомневаться.