Вампиры Анны Райс

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Лондон

Шарль Ламбер


Шарль Ламбер поднял воротник и ускорил шаг.

Холодный дождь моросил все сильнее, а запахи, доносившиеся из French House на Дин-стрит, заставляли проклинать и погоду, и работу, и чертов звонок, поступивший в Службу спасения два часа назад. Звонившая девушка не представилась, лишь прошелестела в трубку, что ее сосед по комнате умер, и ей очень страшно. А потом назвала адрес. Дин-стрит, 47…
***
В этот вечер Шарль Ламбер, следователь из отдела по расследованию особо тяжких преступлений, был выходным – впервые за долгое время. Он даже сделал над собой усилие, и заставил себя отправиться в паб, расположенный неподалеку от дома. В тот день показывали футбольный матч, и в пабе шла трансляция, приводящая посетителей в состояние полнейшего экстаза. «Тебе не может быть не интересно… Смотри и наслаждайся», - говорил себе Ламбер, едва сдерживаясь, чтобы не сбежать обратно домой от этого шума, этих веселых и беспечных лиц и заинтересованных взглядов девушек, которые пили пиво и курили, что казалось Шарлю чем-то неправильным и неприличным. Эти мысли и это вечное раздражение делали его изгоем. В свои двадцать шесть лет Шарль Ламбер, красивый длинноволосый молодой человек, имеющий все основания претендовать на звание неотразимого сердцееда, был вынужден признать – он так и не научился быть современным молодым человеком, и, видимо, навсегда останется изгоем.

А началось все в тот день, когда он открыл глаза в больничной палате, в частной клинике в самом центре Лондона, и увидел перед собой незнакомого мужчину лет шестидесяти, который радостно позвал медсестру. «Он пришел в себя, Мерил! Он пришел в себя!»

Потом были долгие разговоры и период реабилитации. Пожилой мужчина, который представился ему Дэвидом Тэлботом, поведал Шарлю, что тот попал в страшную автокатастрофу, в которой не выжил никто кроме него. Долгими осенними вечерами Шарль тщетно пытался вызвать хотя бы одно воспоминание о матери, отце и невесте, которые погибли в этой катастрофе. Дэвид, оказавшийся его двоюродным дядей, был человеком понимающим и удивительно выдержанным, потому что ему пришлось неоднократно повторять Шарлю историю его детства, юности, рассказывать о его несостоявшейся свадьбе, об учебе на юридическом факультете в одном из ведущих университетов Кембриджа, о работе в полиции на должности следователя… Но вместо воспоминаний зияла черная дыра, пугающая и недоступная, как сама вечность. Затем Шарлю пришлось учиться всему заново. Собственная беззащитность сводила с ума, когда он обнаруживал, что не способен пользоваться элементарными вещами – его пугали электрические лампочки, телефоны, машины, и даже вид горячей воды, льющейся из крана, приводил его в состояние ступора. Он оказался способным учеником, и довольно быстро усвоил все эти несложные науки, даже «вспомнил», как водить машину. Не было в его жизни лишь одного. Он не смог переломить в себе барьер, который с самого начала встал между ним и практически всеми окружающими его людьми…

Пожалуй, одним из немногих вещей, доставлявших Шарлю истинное удовлетворение, была его работа. Дэвид взял на себя все формальности, и через три месяца после выздоровления Шарль был оформлен на должность следователя в центральный полицейский участок Лондона. Довольно скоро коллеги перестали коситься на него, как на ненормального - в умении вести допрос и раскрывать самые запутанные дела Ламберу не было равных. У него была феноменальная память и умение схватывать и замечать любые мелочи. Поэтому, открывая папку с новым делом, Шарль забывал обо всех своих сомнениях и погружался в него со всей страстью, на которую был способен. Его последнее дело сделало Шарля уважаемым человеком – из двух десятков подозреваемых он выявил путем долгих перекрестных допросов одного – серийного маньяка, за которым гонялась вся полиция Лондона…
***

Его размышления были прерваны полицейскими сиренами.

- Ламбер, шевелись, тебя тут ждут! Начальство лютует, подавай им отчет по трупу! Очередной несчастный случай, черт бы его побрал! Но хотят, чтобы ты осмотрел место происшествия, мать твою!

К нему бежал один из сержантов – молодой и перспективный сыщик по фамилии Тайлер.

- С чего ты взял, что это – несчастный случай? – Ламбер, остановился, внимательно глядя перед собой. Люди, суетящиеся вокруг, фонари и ругань – все было на своих местах. Он на секунду прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

- Да потому что это – несчастный случай! А ты, Шарль, прекращай давай свои штучки. То же мне… Архангел смерти. Ну что ты во всем видишь худшее, а? – Сыщик хлопнул его по плечу и усмехнулся. – Субботний вечер, черт бы его побрал. Меня подруга ждет. Сейчас старшему доложусь и сворачиваемся.
- Архангел смерти… - Шарль Ламбер тихо повторил вслух это прозвище, которое приросло к нему вскоре после того, как он раскрыл третье убийство подряд. Дело в том, что он часто угадывал места, где обнаруживался труп, а иногда даже предсказывал без всякой экспертизы, как именно был убит тот или иной человек…
Тем временем они подошли к квартире, от которой за версту разило запахом паленого человеческого мяса. Картина, открывшаяся взору Ламбера, была воистину жуткой: на полу, в луже воды, лежал искореженный человеческий труп, а в соседней комнате слышались завывания девушки, которая повторяла: «Я не виновата, не виновата, он пытался заменить лампочку, не было света, а потом…УУУУУУУУУУУУУУУУУ» - дальше она снова захлебывалась в рыданьях.

Еще через час картина происшествия прояснилась. Джо Тернер – так звали погибшего – был студентом, и проживал со своей однокурсницей. В тот вечер в квартире отключили электричество, и Джо, работавший над конспектом, подошел к искрившей розетке, чтобы разобраться. Никто не мог предположить, что он не закрыл кран в ванной, и оттуда хлынет вода… Смерть наступила мгновенно.

Спустя пару часов Ламбер сидел в своем кабинете и быстро писал, стараясь не упустить ни одной мелочи. Тайлер оказался прав – несчастный случай был налицо. Кошмарный несчастный случай, унесший жизнь совсем еще молодого парня, который не сделал ничего плохого в этой жизни. Вот только была у этой истории одна странная деталь. Это был уже шестой несчастный случай за последние два месяца. Пятеро мужчин и одна девушка. Шесть не связанный друг другом судеб. Шесть странных, почти мистических историй. Мгновенная смерть. При других обстоятельствах Ламбер согласился бы с коллегами и выбросил бы это из головы. Но у трех погибших, включая последнего, было нечто общее с самим Шарлем Ламбером. Ровно два года назад в их жизни имела место автокатастрофа и полная потеря памяти.

Ламбер допил кофе и потянулся за новой пачкой сигарет. За окном светало, но сон не шел. Что-то было не так с этими людьми. И он был уверен – это не конец.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Флоренция

Ричард Велльдон, Чарльз Стэнли.

Флоренция. Она всегда будила воспоминания о событиях минувших лет, чувство щемящей ностальгии и ощущение чего-то мистического, как часто бывает в старинных городах. Неожиданно теплый для этого времени года день, солнце, неожиданно освободившиеся четыре дня, которые он решил использовать для знакомства с городом заново... Мужчина улыбнулся. Было в его манерах нечто аристократическое, что могло бы заставить думать об этом человеке, как о снобе, в основном благодаря вежливому, несколько высокомерному обхождению.

Ричард Велльдон, довольно приятной внешности темноволосый и темноглазый человек с чуть тронутой загаром кожей (многие принимали его то ли за итальянца, то ли за испанца, притом все, не сговариваясь – за южанина), все больше замедлял шаг, приближаясь к отелю. Стоит ли тратить время на отдых, если так мало времени для того, чтобы снова открыть для себя Флоренцию? Несмотря на искушение побродить по улицам в одиночестве, Ричард знал, что отдых тоже необходим – не зевать же потом, когда нужно сконцентрировать внимание. Например, в театре.

Велльдон подошел к отельной стойке и назвал номер. Сонный консьерж встрепенулся, но не столько при виде гостя, сколько заметив крупный бриллиант на пальце Ричарда, а потом наморщил лоб, будто пытаясь что-то вспомнить.

- Господин Велльдон, вас ожидают…

Теперь консьерж улыбнулся профессиональной улыбкой и, прежде чем отдать Ричарду ключ от номера, позволил себе чуть заметный сдержанный жест в сторону холла. В голос поблагодарив, а мысленно ругнувшись, дипломат все же решил, что поспешное бегство ситуацию не изменит и оказался прав, когда увидел поднявшегося навстречу Чарльза Стэнли.

Приветствуя старинного знакомого Ричард отметил, что Стэнли ничуть не изменился – все так же напоминал мальчишку-студента – ошибка, которая едва не привела в свое время к большим неприятностям. Сейчас Чарльз был похож на вполне респектабельного студента, отличника, которому богатый папа обещал за хорошие отметки подарить новый автомобиль, но мог быть и бесшабашным, валяющим дурака учащимся, как и во время их первой встречи. Мало кто знал, что внешность Стэнли не соответствует его возрасту, а встреча с ним сулит, скорее, беспокойство.

- Стэнли! Какой сюрприз и… Боюсь, что не скажу ничего более умного, иначе у вас появится повод упрекнуть меня в чем угодно, кроме искренности, - легко сказал Велльдон, хотел было занять кресло напротив, но передумал. Люди, подобные Стэнли не ходят просто так… - Могу я на свой страх и риск пригласить вас в номер или вы предпочитаете любоваться красотами города?

- Сразу можно узнать дипломата, Ричард, - Чарльз обнажил в улыбке ровные зубы, из-за чего еще больше приобрел сходство с мальчишкой. – Еще никто не задавал мне вопрос «Где вы устроите как можно меньше шума?» в такой великосветской манере. Вы будто явились к нам из века, скажем, восемнадцатого…

- Летоисчисление… Время… - задумчиво протянул Ричард, коснувшись бриллианта на пальце. – Мне кажется, что все это - так относительно…

- А я как раз об этом и хотел поговорить, - весело сказал Чарльз, мотнув головой. – Если вы не возражаете, поднимемся номер…

***

- Ну что же, Стэнли… Давайте выпьем за благополучный исход нашей встречи, - Велльдон поднял бокал с шампанским – ничего другого достойного внимания в мини-баре не нашлось, а немного выпить в этот оказавшийся сложным день - не помешает.

- Вы говорите так, будто заранее настроены на неприятности, - отсалютовал бокалом Чарльз. Просмаковав напиток, прибавил: - Вы совершенно правы, они будут. К счастью, пока что не у вас лично, однако я прибыл сюда, чтобы задать несколько вопросов именно вам…

- Значит, вы прибыли сюда только для разговора со мной? – с любопытством спросил Ричард. Если так… Ох, черт возьми, только бы дело не касалось того происшествия, иначе у него неприятности начнутся в ближайшем будущем, а у Лайтнера, похоже, уже начались… Чарльз Стэнли был одной из тех фигур, от которых невозможно просто отмахнуться, даже если есть желание. Он был одним из сотрудников тех государственных служб о которых некоторые предпочитают и вовсе не упоминать и если он чем-то заинтересован, то легче пустить себе пулю в лоб, чем избежать расспросов. - Право, я не знаю, стоит ли считать себя польщенным...

- Не следует беспокоиться из-за таких пустяков, - покачал головой Стэнли. – Но не будем тратить время, Ричард – оно одинаково бесценно как для меня, так и для вас… Я спрошу прямо: что вы знаете об Этьене Корти и что может связывать такого человека как он с Франсуа Роденом? Вы ведь лично знаете обоих…

- Совершенно верно, я знаком с обоими, - кивнул Велльдон. Жесты его оставались спокойными, выражение лица не изменилось, но улыбка стала чуть более напряженной. Началось. Черт возьми, началось. И он знал, знал, что этим все закончится! И кто, как не он предупреждал в свое время… Если бы правительству стало известно о проведенном несколько лет назад эксперименте… Господи, сложно представить, что могло начаться! От них потребовали бы провести подобный в целях… для ученых? Для военных? Для политиков? Для денежных мешков, полагающих, что возможно купить… время? Впору схватиться за голову… - Роден довольно часто помогает мне в тех делах, которые касаются занятий историей и антиквариантом. Нужно сказать, настолько успешно, что уже года три считается специалистом и сам себе хозяином.

- Я знаю, - мягко сказал Чарльз. – Я знаю о Родене, однако меня сейчас больше интересует господин Корти. Хотите знать почему? Дело в том, что он, как вы знаете, занялся политикой, совершенно неожиданно превратившись из скромного букиниста в довольно крупную фигуру за государственными кулисами. Мы, к сожалению, слишком поздно заметили опасность…

- И теперь не можете просто арестовать его под каким-либо предлогом? – спросил Ричард.

- Очень грубо, ведь он не сделал совершенно ничего противозаконного, но по сути – верно. Слишком заметной фигуре не так легко задать интересующие вопросы… Поэтому я решил злоупотребить нашим знакомством.

- Тогда при чем здесь Роден? Простите, что сбиваю вас с мысли, однако мне не нравится мысль, что у него неприятности. Я в свое время рекомендовал его в определенных кругах и мне не хочется оправдываться, – снова перевел разговор на волнующий его вопрос Велльдон.

- При том, что у них есть много общего, - рассмеялся Чарльз. – Послушайте, ну неужели мы станем тратить время на глупости? Я не стану скрывать и даже уполномочен официально заявить, что мы провели небольшое неофициальное расследование в попытке установить личность этого человека. Оказалось, что примерно в один и тот же период в совершенно разных больницах оказываются довольно забавные люди… Оба – с довольно тяжелыми, но какими-то… глупыми, что ли, ранами, оба – практически в бессознательном состоянии. Первый попал в автомобильную катастрофу, по словам доставивших его людей, второй, по свидетельствам, пострадал в драке во время бала-маскарада… У обоих, тем не менее, впоследствии проявились симптомы практически одинаковых болезней…

- Вы рассказываете какую-то совершенно нелепую историю, Стэнли. Мало ли в мире совпадений? - беззаботно взмахнул рукой дипломат, будто речь шла всего лишь о чашке кофе. – Мало ли людей доставляют в больницы одновременно с приступом, скажем, аппендицита или сердечным приступом? Откуда такие совершенно безумные теории?

- У обоих в крови обнаружилась такая коллекция всякой гадости о который вы, боюсь, не имеете ни малейшего представления, - ничуть ни смутившись сказал Чарльз. – И я не имел бы, если бы мне не объяснили. Один из них был серьезно болен туберкулезом, второй всего лишь являлся носителем инфекции. Обнаружилась и еще одна общая болезнь – амнезия. Кроме того, его бы поместили в специальную лечебницу, но больница находится под протекцией ваших друзей. Что вы на это скажете, Ричард? Не слишком ли много совпадений?

- Что вы хотите услышать, Стэнли? – устало спросил Велльдон, сдавшись без боя. Никто и подумать не мог, что они смогут объединить такие подробности в одну цепь! А значит… нужно было оставить людей умирать, лишь бы произошедшее осталось тайной? – Я знаком с обоими постольку поскольку… Я помогал обоим при реабилитации, но боюсь, что не смогу сказать вам большего, так как непосредственное наше общение началось уже в больнице.

- Ну что же… - развел руками Стэнли. – Не можете, так не можете. И все же, позвоните мне в Лондон, если вдруг передумаете и решите оказать содействие. Кстати, вам, как человеку, занимавшемуся реабилитацией таких не вполне обычных пациентов, не встречалась женщина, похожая на эту? – Стэнли извлек из внутреннего кармана фотографию темноволосой и темноглазой женщины, снятую на фоне жасминовых кустов.

- Она, кажется, известный фотограф… - пробормотал Ричард. Он чувствовал, что Чарльз не верит ни единому слову, от этого становилось несколько… неуютно. Если бы сделать так, чтобы он забыл об этом разговоре! И что тогда? Их контора пришлет нового человека, только и всего, а тот может и не быть давним знакомым… – Я читал интервью с ней… Нет, не встречал. Но скажите, если, разумеется, уполномочены, что за опасность вы видите в Корти? Каждый волен заниматься тем, к чему чувствует призвание и хорошо, если его таланты востребованы. Вам не приходилось слышать истории, что после удара головой господин Н. заиграл на скрипке, как Моцарт, а господин А. после того, как в него попала молния, стал бегло говорить на древнеарамейском? И при чем, в конце концов, эта женщина… Изабелла Нельсен, если не ошибаюсь?

- На все вопросы мне ответить сложно и, главное, это бесполезно, - серьезно сказал агент, став больше похожим на самого себя – немного уставшего, тридцатилетнего мужчину. – Дело в том, что Корти формирует вокруг себя группку единомышленников. Можно было бы сказать партию, которая может представлять собой довольно сильную единицу, а так как взгляды Корти можно назвать несколько… своеобразными, то мы вполне можем прийти ко второму Наполеону. Такая перспектива не всем нравится, Ричард. Что же касается женщины, то Корти некоторое время назад добивался встречи с ней, но после свидания, кажется, утратил интерес. Я бы хотел понять причины. Однако больше не смею вас задерживать…

***

После того, как за Чарльзом Стэнли закрылась дверь, Ричард еще долго смотрел на бокал шампанского и на небольшую визитку, где не было ничего, кроме номера телефона. Спрятав бумагу в карман, дипломат поморщился, как от головной боли, а потом, подняв телефонную трубку, набрал холл отеля.

- Добрый день, это Ричард Велльдон из номера 302. Будьте добры, закажите мне билет на ближайший рейс в Лондон.

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Лондон

Кристофер Лустало


Журналист Кристофер Лустало зажмурился, а затем резко сжал виски, не открывая глаз. Часы показывали половину пятого, а это означало, что ровно через три часа его телефон начнет разрываться от звонков. «Крис, горим, нужно срочно написать заметку на четвертую полосу, вот тебе телефон, этот человек звонил в редакцию, потому что хотел рассказать…» И так – весь день. Новости. Расследования. Сенсации. Провалы. Борьба за место на первой полосе «Вечерних новостей», интриги, звонки, беготня, а вечером – очередная разборка с Кэрри Брэндон во время журналисткой вечеринки на дне рождения одного из общих знакомых. Кэролайн Брэндон была ведущей журналисткой конкурирующего издания, а по совместительству – женщиной, которую он весьма хотел бы видеть своей любовницей. Разумеется. Кристофер об этом вслух не говорил, потому что знал - он наглой и напористой карьеристки мисс Брэндон никакой романтики не добьешься. Поэтому их встречи среди журналистских обществ всегда состояли из набора острых фраз, большого количества алкоголя и споров, которые, как правило, ничем не заканчивались.

Сейчас Кэрри Брэндон была одержима идеей рассекретить личность какого-то политика по фамилии Корти. Сам же Кристофер политикой не интересовался - его мысли занимали происшествия и полиция.

***

Он откинулся в кресле, перестав смотреть в компьютер и уставился в стену, с которой строго взирал тощий мужчина с глазами того же цвета, что и у самого Кристофера. Предок. Великий, как объяснила ему мать. Говорили, что во времена французской революции этот тощий тип был одним из ведущих журналистов Парижа и был убит за слишком острый язык. Правда, в энциклопедиях говорили другое – дескать, умер Элизе Лустало из-за плохого здоровья. Но в семье знали четко: книги врут. А такой поворот семейной легенды Кристоферу очень нравился. Ведь приятно сознавать, что твой предок был не только великим журналистом, но и героем?

Когда Кристофер впервые заявил, что планирует связать свою жизнь с журналистикой, родственники были в ужасе. Еще бы – испокон веков все Лустало были врачами и юристами! Как ни странно, на помощь неожиданно пришла мать. Именно она извлекла портрет. И рассказала про предка-журналиста. С этого все и началось… Кристофер мотнул головой, прогоняя сон. Нужно перечитать написанный материал, прежде чем завтра он отнесет это в редакцию. Тем более, что он собирался заявить сенсационную новость, которую совершенно случайно подслушал, когда стоял, протирая объектив фотоаппарата, неподалеку от места, где умер студент по фамилии Тернер. Молодой полицейский, беседуя со своим коллегой, позволил себе немного повысить голос.

... - почему ты хочешь в этом копаться, Ламбер?
...- да потому, что чувствую - тут что-то не так. Можешь считать, что я сумасшедший. Но ты раньше верил в мою интуицию! Верил! Я и два месяца назад хотел проверять тот несчастный случай, и тот, что произошел летом, в июле...

Дальше Кристофер уже не слышал разговора, но и этих слов хватило. Почему этот полицейский сомневался? Обычно они стараются закрыть дело как можно скорее, а тут - сомнения... Все это было странным. Но при этом подсказывало Кристоферу прекрасный ход. Он знал, что конкурирующее издание специализируется сейчас на политике и все чаще перехватывает инициативу, публикуя пресс-портреты разных кулуарных деятелей, близких к кабинету Мэйджора или же, наоборот, к его оппонентам. Перед Крисом Лустало стояла задача оттянуть внимание читателей. А это можно было сделать только сенсацией.

«Таинственная смерть на Дин-стрит. Очередной несчастный случай или часть одной цепочки?".
… Вчера вечером на Дин-стрит был обнаружен труп мужчины. Как рассказал наш источник в полиции, изначально смерть студента Джо Тернера выглядела, как несчастный случай, но, проанализировав факты, полиция пришла к выводу...

Кристофер вдруг ощутил, что буквы пляшут перед глазами, а строчки напрыгивают друг на друга, словно взбесившиеся кузнечики. Усталость брала свое. Через минуту он крепко спал, механически сжав подлокотники кресла.

Светало.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон.

Ричард Велльдон, Франсуа Роден.

Интерес властей к Этьену Корти. Этот интерес стоил Ричарду Велльдону не только прерванного отдыха и поспешного бегства в Лондон... Размышления, не слишком спокойно проведенная ночь, две встречи, одна из которых была назначена прямо сейчас… это – только начало.

Этьен Корти. Политик, не так давно начавший открыто появляться на публике, но до этого принимавший непосредственное участие в работе сложного механизма, который двигал всю громоздкую махину управления государством. Политик, который беспокоил власти… Оглянувшись на свою карьеру дипломата, Ричард Велльдон усмехнулся. Его бы тоже беспокоил человек, на которого невозможно раздобыть компрометирующий материал в виду неимения такового. Как соль на рану оппозиции. По большому счету, политика во все времена представляла собой клубок интриг, в любом другом случае ситуация даже показалась бы Ричарду забавной…

Этьен Корти когда-то был политиком. Не слишком успешным, если сравнивать его с крупными фигурами, но и не безвестным рядовым, потому что занимал ответственный пост в правительстве. Впитавший другую идеологию, другие принципы, мировоззрение и мораль, этот человек мог быть просто опасен. И был им, если Чарльз Стэнли прав…

Задумавшись, Ричард едва не пропустил нужный ему перекресток. За ним, если повернуть направо, а потом еще немного пройти вперед, будет самое обыкновенное кафе где его ждал давний знакомый, который, пожалуй, составил достойную конкуренцию Этьену Корти, если бы… Если бы не утратил возможность помнить что-либо из своей прошлой жизни.

Иногда Велльдон представлял себе, что Франсуа Роден вспомнил все события своей прошлой жизни и содрогался от ужаса. Увы, это невозможно объяснить - там нужно было жить. Тогда. Это нужно было видеть. Или участвовать. У него не выдержали нервы и он сбежал в Лондон.

Ричард сделал заказ прямо за стойкой и направился к одному из угловых столиков, где были аккуратно сложены несколько вчерашних газет и, возможно, сегодняшние. Развернув одну наугад, дипломат едва не ахнул, увидев знакомое до боли лицо. Краткая заметка-некролог. Нелепая смерть. Глупая. И… уже не первая.

Как следует развить эту теорию помешал тот, кого ожидал Велльдон, заняв деревянную лавку у стены. Пока длился традиционный обмен приветствиями, заказ, полагающиеся банальности , Ричард думал о погибшем, но потом оставил бесполезное мысленное топтание на одном месте. Все равно сейчас ничего не решить, а его теперешний собеседник даже не предполагал, что сам являлся невольным участником важного эксперимента, который вдруг пошел не так…

Свободный стиль в одежде, чуть заметная бледность, манера курить, небрежно завязанный шарф на шее – все эти детали делали Франсуа Родена похожим на немного забывшегося художника или писателя. Правда, получающего неплохие по меркам среднего обывателя гонорары, если встречать по одежде и зажатому в ладони брелку с ключом от машины.

- Вы уже ездили в Тулон по душу молодого Наполеона? - улыбнулся Ричард, как только им подали кофе. Они иногда говорили о работе – Велльдон в свое время поощрял этот интерес, казалось, едва ли не единственный, который возник после вызванной амнезией апатии. Сейчас Франсуа Роден стал довольно известен в узких кругах специалистов, тем самым освободив Ричарду гораздо больше времени для других интересов. Сначала реабилитационная тоска, потом – общая работа и беседы за чашкой чая не сделали их друзьями в полном смысле, что не мешало, к примеру, иногда путешествовать. Разумеется, прихватив с собой приятную компанию.

- Обычная работа, - улыбнулся в ответ Франсуа. За все время их знакомства с Велльдоном, он так и не мог определить, как относится к этому человеку. Ричард приходил в больницу, помогал справиться с тяжело проходившей реабилитацией, подолгу говорил, был всегда любезен, терпеливо относился к частым в тот период вспышкам раздражения, но… казалось иногда с трудом сдерживает антипатию. Франсуа иногда задавался вопросом, делал ли Велльдон это за деньги или добровольно-принудительно, но никогда не находил подтверждения ни тому, ни другому. Оставалось одно допущение: когда-то они были знакомы. В том прошлом, которое оставалось для него тайной за семью печатями. – Вы сами говорили, что если человек покупает мемуары неизвестного ему автора за довольно внушительную сумму, то вполне естественно и его желание знать, о чем там написано. Но ведь вы не поэтому звонили. Если это мой врач снова уговорил вас испугать меня последствиями пережитой автокатастрофы, то моя болезнь называется амнезия и не имеет ничего общего со слабоумием или старческим маразмом.

- Господи, Франсуа! – с досадой поморщился Ричард, едва переварив вложенный в последнюю фразу яд. Достаточно, чтобы отравить дюжину человек и одну крысу. – Он не сделал вам ничего…

-… кроме добра, - с саркастичной усмешкой заметил Франсуа. - Я очень хочу знать – зачем? Добрые дела в наше время не в моде, а о бескорыстных и думать неловко. Впрочем… не обращайте внимания на мое дурное настроение.

- После катастрофы… - нерешительно начал Ричард, злясь на себя за то, что он, дипломат по призванию и по старой профессии, не смог придумать достойный ответ. А был ли он? Причем непременно - достойный… Лгать Велльдон не любил и в данном случае не хотел – потом самому становилось противно, будто обобрал нищего. Пожалуй, пора начать самому упражняться в сарказме.

- Эта катастрофа, Ричард… Я бы хотел выразиться приличнее, но не подберу подходящий эпитет… - он побарабанил пальцами по столу, но поймав себя на глупой привычке, снова занял руки сигаретой. - Она придумана для слабоумного, а не люблю, когда из меня делают идиота. Тем более тот, кто как врач должен помогать мне. Это была автомобильная катастрофа, не так ли? Где всех, кроме меня соскребали с асфальта лопатой, но потом оказывается, что какой-то болван с кривыми руками решил в меня стрелять, но промахнулся, и не в состоянии довести дело до конца, исчез с поля действий. – Взгляд Франсуа стал насмешливым, но потом, будто мысленно он подвел какую-то черту, изменился, став колючим и холодным.

Ричард, внимательно наблюдавший за собеседником, поставил чашку на стол. Он уже видел когда-то подобный взгляд и подобное выражение лица. Вспоминать об этом не хотелось, но память тут же воспроизвела их первую встречу в длинном, шумном коридоре, где сновали гражданские и военные, должностные лица и секретари. Помня это здание другим, Велльдон, тогда носивший другое имя, ошибся коридором и нос к носу столкнулся с теми, кто поднимался по лестнице – совсем еще молодым человеком и Франсуа. «Что тебе нужно здесь?» - вопрос, заданный таким же тоном. Холодный взгляд. Тот юноша, который явно счел его подозрительным типом…

Отогнав воспоминание, Велльдон будто очнулся и от наваждения. Показалось? Его собеседник довольно рассеянно потягивал кофе с таким видом, будто излагал простую истину о «2х2».

- …Я же сел в машину, приехал в больницу и только оказавшись на месте, впал в состояние, которое врачи называли сначала «тяжелым», а потом – «нестабильным», а когда пришел в сознание, то обнаружил, что не помню как не то что водить машину, но и, простите, пользоваться сортиром… Впрочем, это - только мои домыслы и логические рассуждения. Зачем вы звонили, Ричард? Что-то… случилось?

- Я хотел убедиться, что у вас все в порядке, - совершенно честно ответил Ричард. Он предпочитал не слишком изворачиваться в подобных дискуссиях, особенно после того, как версия с автокатастрофой была подвергнута беспощадной критике в лучших традициях, свойственных истинной натуре Франсуа Родена. Теперь он лучше понимал тех людей, которые вынуждены были либо принимать подобную железную (а иногда и чудовищную) логику, либо… не принимать. Но можно ли винить в лишнем злословии человека, который забыл свое прошлое? Иногда наблюдая у Родена неконтролируемы приступы раздражения, Велльдон привык и не заострял на этом внимания, предпочитая оставаться нейтральной стороной. Однако фраза требовала пояснения. И он его придумал, максимально приблизив к истине. – Видите ли, то человек, который купил мемуары в Тулоне, он… иногда слишком эксцентричен. Я хотел убедиться в вашем успехе, чтобы потом со спокойной совестью продолжать вести дела с ним.

- Тогда все в порядке. Он показался мне интересным человеком, что же касается эксцентричных выходок, то они имеют политический характер… Поэтому мы обсуждали исключительно мемуары, - рассеянно ответил Франсуа, затушив сигарету в стеклянной пепельнице. Потом закурил новую, испытывая нечто среднее между отвращением и тягой к дурной привычке. Поколебавшись, он решился задать Велльдону тот вопрос, который хотел задать уже давно – о прошлом. – Послушайте, Ричард… Вы многое знаете о моем прошлом, верно? Вы не сказали ни слова о том, что автокатастрофа – просто глупость, а могли бы посмеяться или наоборот, опровергнуть. Вы часто приходили, ваше отношение ко мне часто варьируется от дружеского до отстраненного… я мог назвать еще множество выводов, но только точнее сформулирую вопрос: вы знали меня?

- Знал, - кивнул Ричард после невыносимо долгой, тянувшейся как патока, паузы. Он всегда подсознательно опасался этого разговора, потому что сказать правду не представлялось возможным, а лгать… Имело ли смысл? Другое дело – как преподнести ее, эту правду. Ричард Велльдон не зря считался хорошим дипломатом. – Я знал вас и раньше, Франсуа. Не лично. Мы виделись и говорили, если это можно назвать разговором, всего раз до того, как произошла… - он хотел привычно сказать «авария», но прикусил язык. – … произошла та история, после которой вы оказались в больнице.

- Кем я был? И как все произошло? – быстро, будто опасаясь, что Ричард передумает и уйдет от ответа спросил Франсуа, коснувшись заметного шрама на левой щеке. Он не любил вспоминать свой сон, после которого просыпался в холодном поту, тщетно пытался вспомнить детали, но не мог собрать все воедино из той мозаики, что иногда преподносила в качестве неприятного сюрприза память.

- Вы были… далеко не последним человеком в правительстве, Франсуа. Не в этой стране, хотя были известны, разумеется, здесь тоже, - начал рассказ Велльдон, тщательно подбирая слова. Он не смотрел на собеседника, предпочитая наблюдать в окно за прохожими. – Были люди, которые одобряли ваши действия, были и те, кто не желал мириться с таким положением вещей – в политике, по большому счету, редко что-то меняется… Я не могу сказать в точности, что произошло тогда на самом деле, поэтому не стану высказывать предположений. Видите ли, я был из тех, кто не одобрял ту идеологию, но смирился и попросту уехал из чужой мне страны. Достаточно будет сказать, что вы и те, кто вас поддерживал, потерпели поражение, тогда же вы были ранены, а в результате совершенно непредвиденных обстоятельств, оказались здесь. В больнице, без воспоминаний, без прошлого, неожиданно для всех. Предупреждая вопрос о том, почему же я приходил в больницу, отвечу, что… был свидетелем тех непредвиденных обстоятельств и, к тому же, был немного знаком с вами.

- Боюсь, что ваш рассказ так же сумбурен и малопонятен для меня, как и те образы, что иногда возникают в уме. В любом случае, благодарю... - покачал головой Франсуа. Он не мог сказать, что в рассказе Велльдона – правда, что – нет, а что и вовсе приукрашено, приглажено, аккуратно сложено и преподнесено в наиболее выгодном свете. Чтобы судить о рассказе, нужно было вернуть память, а на это надеяться не приходилось… Даже светила современной науки лишь сыпали понятными им одним терминами, а суть рассуждений, если перевести ее на человеческий язык, сводилась к тому же: мы не можем ничего сделать, не можем ничего гарантировать. Он снова затушил сигарету, но новую закуривать не стал. – Если хотите, я расскажу вам о поездке в Тулон. Она ведь вас интересовала, верно?

- Верно, - с улыбкой кивнул Ричард, с облегчением подумав о том, что опасная тема, кажется, исчерпана. Он заказал еще кофе и на время выбросил из головы дурные мысли.

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Лондон

Шарль Ламбер, Ди Паркер

- И кто, по твоему мнению, убил этого бедного Джо… забыла его фамилию… Тебе добавить виски в кофе, или содовую в виски? Ты голодный? У меня есть сыр и свежие булочки, как ты любишь…. Шарль! Мне долго развлекать тебя вопросами, или ты ответишь хотя бы на один?

Ламбер улыбнулся, когда из коридора выглянула слегка растрепанная белокурая худенькая девушка, которая тщетно пыталась изобразить на лице недовольство и раздражение. Захлопнув книгу, которую читал все это время, он устроился поудобнее на диване в гостиной. Больше всего на свете Шарль любил эти воскресные вечера, которые с определенного времени стали традицией в те дни, когда ни у него, ни у нее не возникало жгучего желания заняться устройством личной жизни. Эта квартира на четвертом этаже была для него самым любимым местом отдыха, в отличие от собственной, которую он мрачно мысленно окрестил «преисподней». Там было всегда промозгло, пусто и одиноко. Там по ночам он бродил один по комнате, сжал руками виски и тщетно повторяя все, сказанное Дэвидом Тэлботом., чтобы вспомнить хотя бы какую-нибудь мелочь. Там он в редкие моменты, когда невозможно было придумать себе дело на работе, и вечер оставался свободным, напивался в одиночку, а утром, проснувшись, обнаруживал обрывки писем, которые писал неведомому человеку по имени Пьер. Самым страшным было то, что письма были.. о войне. О продовольствии. О солдатах. Были ли они обрывками его безумных сновидений, или он и правда медленно сходил с ума? Но все это было = там. Здесь, в квартире напротив, вечно царила атмосфера уюта и легкости.

… День, когда она вошла в его жизнь, Шарль Ламбер запомнил на всю жизнь. Он только-только переехал в Лондон, после того, как прошел долгое лечение в частной клинике, куда его направил двоюродный дядя по маминой линии по фамилии Тэлбот. С работой проблем не возникло – как и обещал мистер Тэлбот, его с радостью приняли в полицейский участок на Риджент-стрит после того, как откуда-то «сверху» позвонили и подтвердили его квалификацию следователя. Сам Шарль не мог вспомнить ни одного дела, указанного в послужном списке, но он уже привык к тому, что не помнит почти ничего из своей прошлой жизни, которую перечеркнула автокатастрофа, уничтожившая его семью. Лишь название родного города. Блеранкур. Совсем небольшой городок неподалеку от Суассона. Дядя сказал, что не знает, отчего название города так плотно въелось в память Шарля, но подтвердил, что он действительно вырос во Франции. Однажды днем, вернувшись после ночного дежурства, он так и не смог заснуть и готовился отправиться бродить по Лондону в поисках приключений, в поисках ассоциаций о прошлом, которые стали его навязчивой идеей. Именно тогда на его пути и возникла Даниэлла.

Точнее, первым появился ее чемодан.

Тяжелый, кожаный, необычной формы. Его принесли сразу двое носильщиков и, торжественно водрузив у его двери, стали настойчиво звонить в квартиру. Он даже растерялся от такой напористости и уже готов был принять злосчастный чемодан, чтобы отнести его в полицию, когда на лестнице послышался звонкий голос.
- Ах, простите, я виновата, я перепутала квартиры! Моя дверь – напротив, сюда, да-да, спасибо, благодарю, и, прошу вас, не мучайте молодого человека, он и так, кажется, обижен на меня за ошибку!
Она светилась таким оптимизмом и так смешно тараторила, что он рассмеялся и почувствовал, как на миг вокруг стало теплее.
- Не обижайте их, мадмуазель, я даже рад, что так вышло. Живу тут уже месяц, и до сих пор не познакомился с соседями….
- О, вы француз? Как необычно! А я родилась во Флоренции! Представляете, мой самолет опоздал на целый час, и я едва не потеряла свой багаж! Ненавижу большие аэропорты! – Она встряхнула волосами, а затем решительно произнесла. – А еще я очень голодна, и буду благодарна вам, если вы мне расскажете, где здесь можно прилично поужинать. Кстати, меня зовут Даниэлла. Даниэлла Паркер. А вас?

Через полчаса, сидя со своей новой знакомой и по совместительству соседкой в своем любимом маленьком кафе, Шарль внимательно слушал ее рассказ и благодарил судьбу за то, что она послала ему это чудо природы. Даниэлла была прекрасной рассказчицей, и слушать ее было особенно приятно, с учетом того, что он после больницы так и не научился общаться с людьми по-человечески. С ней пропадала всякая неловкость. За короткое время Шарль узнал, что ее мать – итальянка, а отец, который давно ушел из семьи – англичанин. Поэтому от мамы ей досталось имя Даниэлла, а от отца – Роберта. Свое двойное имя она очень не любила, и предпочитала короткое Ди Эр: «Вот, взгляни, у меня даже на визитке так написано!» На визитке действительно значилось: «Д.Р. Паркер, старший научный сотрудник института экологических исследований». Необычная профессия только добавляла ей шарма, и под конец вечера Шарль был уже уверен, что обязательно попытается завоевать ее сердце. Правда, уже на следующий день он увидел из окна высокого парня с мрачной физиономией, который выходил с ней из подъезда. А еще через месяц, в ходе доверительной беседы, Даниэлла, глядя ему в глаза, произнесла то, что он подсознательно боялся услышать. «Шарль, ты мне так нравишься, что мне бы не хотелось портить нашу дружбу романом. Пожалуйста, не пытайся за мной ухаживать. Договорились?»

Он был вынужден обещать. И ни на секунду об этом не пожалел. Потому что девушки в его жизни приходили и уходили, а Ди оставалась всегда рядом. И с ней всегда можно было говорить на темы, на которые поговоришь далеко не с каждой девушкой…

Тем временем она продолжала стоять, склонив голову в ожидании.

- Я не отвечаю, потому что не хочу кричать, Ди. А что я буду есть и пить, ты и так прекрасно знаешь. Лучше приходи скорее, и я расскажу тебе свои соображения.

Она шутливо возвела глаза к небу и исчезла. А через пару минут появилась вновь с подносом, и стала ловко расставлять на столике все, что принесла. Откупоренная бутылка виски, лед, содовая, тарелка с сыром, обещанные булочки, вазочка с оливками и высокий бокал с водой. Она всегда принимала какое-то лекарство по вечерам, в определенное время, и, пожалуй, это было единственным, о чем она не любила распространяться.
- Ну, рассказывай. – Даниэлла забралась на диван и потянулась к пачке сигарет. – Очередной труп… Мужчина… Открытка с видом какого-нибудь крупного города….и никаких улик. Да?

- Не смейся, Ди. – Шарль налил себе виски и с удовольствием сделал глоток, не разбавляя напиток – после сегодняшней вынужденной прогулки очень хотелось согреться. – Должно быть, ты, как и я, считаешь, что у меня паранойя. Да, я не доверяю многим людям, предпочитая факты. А факты говорят о том, что в Лондоне погибли от несчастных случаев три человека, которых ничего не связывало. Кроме одного. Они, также, как и я, ни черта не помнили о своей жизни, кроме чертовой автокатастрофы! Понимаешь? - Шарль так разволновался, что замолчал, глядя перед собой застывшим взглядом. Он всегда делал так в моменты крайнего волнения, а сегодня впервые озвучил человеку, которого считал единственным другом, то, что мучило его с того момента, как он случайно выявил эту особенность. – Я допрашивал их немногочисленных знакомых, Ди! Судьбы погибших чем-то напоминают мою. Поэтому я буду копаться в истории этого Джо Тернера, и уверен – найду то же самое! Нас связывает какая-то тайна, и я узнаю, что это за тайна. Даже если мне придется заплатить за нее жизнью. Потому что нет ничего отвратительнее, чем человеческая беспомощность. Я чувствую, что правда – где-то рядом, чувствую, понимаешь? И я должен хотя бы попытаться узнать, что происходит. Должен.

- Понимаю… , - Ди кивнула и чиркнула зажигалкой. Она, казалось, боролась с противоречивыми мыслями и желаниями, и не спускала глаз с Шарля. В его словах было что-то новое… И этот взгляд потемневших от напряжения глаз – было в нем нечто неестественное и пугающее.. - Знаешь, пожалуй, сегодня я отменю свой ужин с Чейзом и мы посидим с тобой дома. Ты будешь рассказывать, а я слушать. Может быть, что-нибудь умное придумаем? Жди.

С этими словами Даниэлла потянулась к телефонной трубке. Через секунду Шарль с улыбкой слушал, как она перечисляет своему новому ухажеру тысячи причин, по которым не сможет сегодня выйти из дома…

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон.

Этьен Корти.

- Господин Корти, позвольте только один вопрос: какой вы видите свою роль...

Среднего роста худощавый человек повернулся. На его лице мелькнуло нечто среднее между досадой и раздражением, но тут же недовольство сменила довольно сдержанная улыбка. Как правило, Этьен Корти не допускал к себе журналистов, хотя внимание прессы ему нравилось. Что же, на это были и свои причины… Неосторожный вопрос, неудачный ответ, да еще в его ситуации и все – это можно было считать завершением недавно начатой и сулящей блестящие перспективы карьеры. Он прекрасно знал, что одна только пресса способна доставить массу хлопот, а если прибавить к ней телевидение и все те средства массовой информации, которые сложно было себе вообразить даже сто лет назад.

В любой другой ситуации он бы просто попытался исчезнуть, тем более что занимаемая должность консультанта только, казалось, способствовала намерению остаться незаметным, но... Важное совещание и так стало объектом пристального внимания.

- Боюсь, что мои даже самые смелые мечты не распространяются столь далеко, однако я сделаю все, чтобы быть полезным моей стране, - ответил Корти механически, ничуть не смутившись и не растерявшись – подобный образ жизни начинал снова входить в привычку, хотя ко многому приходится привыкать, а еще большему – учиться. – Теперь прошу прощения…

На ходу придумав вполне корректную отговорку, Этьен Корти оставил журналиста задавать свои вопросы другим, а сам стал спускаться вниз по лестнице, попутно размышляя о том, как из-за непредвиденных обстоятельств может измениться вся жизнь. Ее он мог бы разделить на три важных для себя этапа. Первый – тот, что был до События. Второй – автокатастрофа, которой на самом деле не было, больница и начало новой жизни в которой ему, скромному владельцу букинистического магазина, отводилась весьма скромная роль и пиво в пабе по субботам.

Все это время Эьен пытался вспомнить свою прошлую жизнь, но она, казалось, была скрыта темнотой. Так и оставалось до того памятного дня, когда не стал искрить старый электрический удлинитель. Испугавшись, он только помнил, что потянулся к проводу, а потом очнулся. С трудом полз к дивану, долго лежал там, даже не в силах позвать на помощь, но худшим было не это, а воспоминания, хлынувшие в голову как вода из душа.

Они казались невероятными. Фантастическими. Этьен стал опасаться, что поведай он хотя бы кому-то о них, то станет постоянным пациентов в доме для умалишенных, но вместе с тем знал, что это – правда. Глупая, невероятная, страшная, болезненная правда. Первым порывом было разыскать того пожилого человека, Дэвида, но по мере осознания стал проявлять себя и рассудок… И Третий этап начался в тот день, когда сама судьба привела в его лавчонку Человека-С-Переносным-Телефоном по которому тот довольно бурно обсуждал последние политические новости. Этьен, уже немного поостывший от новизны, которую дарила вернувшаяся память (неужели из-за его неосторожности с электричеством?), позволил себе выйти за рамки поведения торговца раритетными книгами и дать совет, который посетитель счел ценным.

Так завязалось их странное общение. Человек, с которым так неожиданно свела Этьена судьба, оказался членом Специального Комитета, главной задачей которого был, грубо говоря, контроль над деятельностью министров. Уже позже Корти понял, что система таких комитетов привязана к системе правительства и, тщательно все обдумав, принялся за воплощение в жизнь довольно смелого плана… Он учился. Знакомился с нужными людьми и теми, кто может быть полезен. Никогда не забывал тех, кто оказал ему услугу. Изо всех сил старался быть полезен сам.

И теперь… Теперь он в шаге от того, чтобы занять должность второго секретаря клерка палаты общин Великобритании. Должность, сначала показавшаяся Этьену смешной из-за своего названия, привела в восторг, когда он узнал, что «Клерк» только звучит смешно, а на самом деле является главным советчиком и исполнителем палаты по процедурным вопросам. Клерк мог советовать спикеру, подписывать приказы и официальные бумаги, ставить печати на билль… Довольно неплохая перспектива для человека, который еще три года назад покрывался пылью в книжной лавке, не так ли?

Улыбнувшись своим воспоминаниям, грядущим перспективам и предвкушению обеда в довольно чопорном обществе первого секретаря и его супруги, Этьен Корти с удовольствием вдохнул влажный осенний воздух. Пора выпить кофе. По дороге в кофейню он купил газету и, бросив взгляд на первую страницу, нахмурился.

Снова все кричат о тех странных убийствах. Убийствах, которые не могли не привлечь его внимания и не могли не взволновать…
Чтобы немного отвлечься от навевавших не только тоску, но и подсознательный страх мыслей, первое, что сделал Корти в баре – попросил телефон, лишь потом озвучив заказ. Та женщина, встречи с которой он добивался, будучи еще скромным букинистом, всегда будила в нем сначала смутные воспоминания, а потом, когда стала ясна причина – и страсть.

В актрису из Другой жизни, на которую была так похожа Изабелла Нельсен, были в свое время влюблены многие, хотя подобное увлечение тогда уже само по себе грозило стать последним в жизни. Он не был влюблен, в отличие от многих. Он просто желал обладать ею, но этой страсти суждено было остаться неудовлетворенной. Женщина из этой жизни, Изабелла, пусть не обладала всеми качествами той гениальной актрисы, была несколько мягче и не так горда, поэтому недавно возобновленное знакомство вполне могло перейти в нечто большее.

После нескольких гудков трубку сняла сама Изабелла. Традиционное приветствие, традиционный вопрос о планах на завтрашний вечер и… разочарование. Еще две недели назад Изабелла говорила, что будет работать над проектом для известного ювелирного дома, отмечавшего в этом году двухсотлетие со дня основания. Зачем там фотограф, стилисты и еще чертова куча народа, Этьен не имел ни малейшего представления, но по мере разговора у него начало возникать стойкое, весьма неприятное ощущение, будто Изабелла избегает его. Что же… Он непременно добьется своего, просто нужно терпение, время и умение сдерживать свои порывы.

- Тогда я позвоню тебе в субботу, договорились? И я очень надеюсь, что в тот день у тебя не будет каких-то важных встреч…
Завершив разговор, Корти заказал еще чашку кофе – первую он выпил во время разговора и не имея лучшего занятия, снова принялся читать ту злополучную статью.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон.

Ричард Велльдон, Аарон Лайтнер, Ди Паркер.

Разговор с Франсуа Роденом оставил тяжкий осадок – напоминание о том, что эксперимент еще полностью не завершен и будет иметь свои последствия. А еще и эта статья в газете! Промучившись на службе несколько часов, Ричард сослался на плохое самочувствие и, несмотря на косые взгляды коллег, вернулся домой где неожиданно для себя заснул прямо на диване в гостиной.

Умывшись, дипломат еще раз скептически посмотрел в зеркало на свою заметно осунувшуюся за последние сутки физиономию, провел расческой по волосам, решил, что хуже уже не будет и направился на кухню. От ежедневно приходящей прислуги он отказался около двух лет назад, но не полностью – трижды в неделю сюда приходила женщина, пополняла нехитрый запас продуктов и делала все необходимое по дому. Сейчас никого не было… Поискать кофейник, смолоть немного зерен, налить немного воды… простые действия, но нужно иметь мысли не на месте, чтобы одно рассыпать, другое – пролить. Окинув рассеянным взглядом целый ряд старинных медных фигурок на полке, Велльдон поймал себя на том, что мысли непроизвольно переключились на разговор с Чарльзом Стэнли…

Как бы там ни было, встреча с Аароном Лайтнером становилась неизбежной – Чарльз был кем угодно, но не мечтателем и не человеком, склонным преувеличивать. И снова – тревожные мысли о политике, о том, что во все времена это было неблагодарным занятием, о том, какие безрадостные перспективы откроются, если Этьену Корти удастся воплотить в жизнь… что? Не напоминает ли это борьбу с ветряными мельницами? Ричард снял с полки бронзового Дон Кихота, будто тот мог дать ответ на все сложные вопросы, но рыцарь лишь слегка кивнул головой на пружинке.

Когда кофе забулькал, а спустя минуту горячий напиток ожег горло, к бывшему дипломату вернулась способность рассуждать более здраво, но от страхов это не избавило. В какой-то момент даже мелькнула предательская мысль о том, что он давно не был… допустим, в Америке. А смысл? Агенты Таламаски наводнили весь мир, как эпидемия – любой город с историей, любое более или менее интересное место, любое выходящее за рамки обычного событие – все становилось их добычей. А сколько археологических ценностей, полезной информации и тайн они хранили? И далеко не все тайны должны быть известны общественности – как, допустим, история о странном артефакте, обнаруженном в чилийской пустыне.

Только спустя двадцать лет после обнаружения ученым Ордена удалось выяснить, что он умеет делать. Открывались блестящие перспективы! Поэтому сначала провели успешные опыты на животных, потом – на людях, а когда собрались провести грандиозный и смелый по своей сути эксперимент… все едва не закончилось катастрофой.

- А я предупреждал, - вполголоса сказал Велльдон, обращаясь к Дон Кихоту. – Я предупреждал, но никто меня не слушал. А теперь… мне приходится идти и снова говорить об этом. Я не хочу.

Дон Кихот молча смотрел.

Допив кофе, Ричард взял плащ, тщательно проверил выключены ли все электроприборы и заперев дверь, спустился в гараж. Городские пробки, поиск места для парковки и, пешком, чтобы собраться с мыслями туда, где уютно расположился старинный, чуть вычурный особняк. Там ничего не изменилось. И Аарон Лайтнер, как и с следовало ожидать, был на своем месте. Частично из-за дурного настроения, частично из-за старых обид Велльдон начал как в романе:

- Я пришел, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие... Добрый день, синьор Лайтнер. Боюсь, что новости у меня действительно ужасные.

- Прошу вас, присядьте.

Аарон Лайтнер указал рукой на удобное кресло у камина, а затем вопросительно взглянул на своего гостя. В свои восемьдесят три года он чувствовал себя гораздо лучше, чем лет двадцать назад, когда открывалась лаборатория Ордена – место, благодаря которому все они обрели не только рецепт долгой молодости и благополучия, но и открыли ряд секретов. Секреты эти до недавнего времени считались тайнами вселенной, не подлежащими разглашению. Вот только почему-то с недавнего времени при одной мысли об артефакте, найденном случайно в пустыне одним из агентов Ордена, благодаря которому Эксперимент прошел настолько успешно, Лайтнера пробивал холодный пот. От ужаса. От неизвестности. От кошмарных известий.
Как назло, взгляд его упал на папку, в которой лежали фотографии – газетные вырезки, которые сегодня должны были стать предметом для разговора с Велльдоном. Имена, перечисленные в этих газетных заметках, он уже выучил наизусть. Равно как и содержимое заметок, повествующих об удивительных несчастных случаях… Последним был Джо Тернер. Память услужливо подкинула воспоминание.

…Лаборатория в закрытой части Ордена. Люди, склонившиеся над книгой. Несколько человек, узкий круг специалистов. Джо, прикрыв глаза, шепчет слова на неизвестном никому языке. Он – самый младший в группе исследователей, совсем мальчишка. Безумно талантливый мальчишка, которому прочили великое будущее в Ордене…

Аарон поймал взгляд Велльдона и немного отвлекся от мрачных мыслей. Ричард, как обычно, выглядел безупречно и являл собой образец истинной выживаемости, не потертой временем. Никто не заподозрил бы в нем человека, который смог прожить более двухсот лет, победив старение и бросив вызов всем силам природы. Когда-то, судя по записям, руководители Ордена пытались наладить с ним сотрудничество, но этот человек всегда держался обособленно, что можно было понять – он оберегал себя и свою тайну. В конце концов, от него отстали, трезво рассудив, что для Ордена будет выгоднее просто сотрудничать с ним, нежели, надавить на него, заставить раскрыть свои тайны, а затем потерять.

Именно так рассудили и нынешние руководители Ордена Таламаска, коим являлся он сам и Дэвид Тэлбот. Но с тех пор, как их связала тайна о проведенном эксперименте, они были связаны навсегда… Именно поэтому он стал первым, кого Аарон пожелал видеть, получив страшное известие о гибели Джо Тернера.

Между тем, Велльдон устроился в кресле. Самое время перейти к делу.

- Итак, мистер Велльдон, вы говорите, что у вас - плохие новости? – прервал тишину Аарон Лайтнер, стараясь казаться спокойным. В конце концов, его страхи могут оказаться простым совпадением и для начала надо прежде всего выслушать уважаемого гостя. - Чай? Кофе?

- Благодарю вас, - Ричард опустился в кресло. Здесь ничего не изменилось. Не изменился и Аарон Лайтнер. В свое время он много думал о том, кто из них - Дэвид или сам Аарон больше всего достоин медали с надписью "хитрый старый лис" и в конечном итоге решил, что оба. Хотя, Ричард отнюдь не склонен был считать рыцарей Ордена святыми и непогрешимыми, интереса со стороны властей он страшился больше. Допустим, им станет известна одна тайна, но кто же устоит перед возможностью узнать еще одну? А потом – еще? Не говоря уже о том, что тайнами можно торговать, знания можно употребить как на благо, так и во зло… Нет уж, пусть древний Орден хранит их, как хранил много веков. Велльдон непринужденно улыбнулся. - Если можно, кофе. Новости у меня, скорее, тревожные. Не далее как вчера вечером я узнал, что в правительстве заинтересовались тем экспериментом... Кое-кто полез в политику и теперь, по словам одного человека, верить которому можно на слово, если у него все получится, нам следует ожидать кого-то вроде Наполеона. Мы с вами прекрасно знаем, какая идеология в голове у нашего... ммм... политика, не так ли?

- Корти? - Лайтнер тяжело вздохнул и замолчал, пока вошедшая девушка-секретарь расставляла перед ними кофе и все необходимое. Он заговорил, когда дверь за ней закрылась. - Вот ведь ирония судьбы, Ричард... Тот, кого можно было бы сравнить с Наполеоном, едва находит в себе мужество лишний раз перешагнуть порог дома. А еще более опасный политик находит удовольствие, перебирая старинные вещи, и не помышляет ни о чем ином... Кто мог знать, что Корти окажется столь прытким... - Лайтнер внимательно выслушал короткий рассказ Велльдона об интересе, который возник в правительстве, и задумался. Ричард высказывал совершенно справедливую озабоченность - Орден оставался тайным и недоступным на протяжение столетий, и сейчас, в мир развивающихся технологий, было бы глупо потерять свое положение. К тому же, если бы они узнали про Эксперимент, последствия были бы катастрофическими. При мысли о катастрофе Лайтнер побледнел. Мысли о произошедшей цепочки смертей, вновь вернулись. - Ричард, - заговорил Лайтнер чуть изменившимся голосом. - Боюсь, что у меня для вас тоже есть недобрые вести. Джо Тернер... Помните его? Он погиб. Вчера.

- Джо Тернер... - Ричард кивнул. Он не позволял себе развивать теории, по крайней мере, до разговора с Аароном, но в памяти снова всплыла та маленькая заметка в газете, которую он даже не прочел - бегло просмотрел. Снова вернулась та же утренняя мысль, отдававшая неприятным холодком, о глупой, нелепой смерти. Вот и Лайтнер взволнован. Велльдон поймал себя на том, что боится задать вопрос, ответ на который напрашивался сам собой. - Я видел газету, там была небольшая заметка. Какой-то злой рок, Аарон. У вас есть предположения? Позволю себе высказать одно из своих. С нашими невольными участниками эксперимента происходит нечто... вполне предсказуемое, если задуматься. У меня есть веские основания полагать, что к Этьену Корти каким-то образом вернулась память и теперь он всего лишь использует свой прошлый опыт. Франсуа Роден не далее как сегодня утром привел мне довольно здравые рассуждения о том, что вся автокатастрофа - лишь вымысел с таким выражением лица, которое, я думал, больше не увижу. Возможно, со временем они вспомнят, кем были? Возможно, кто-то из них сошел с ума от потрясения и теперь считает всех виновниками своих бед? Или,
напротив, кто-то из Ордена повредился рассудком, как в 26м году?

При упоминании о событиях, которые произошли в начале века, Лайтнер поморщился. История о талантливом итальянце по фамилии Паретти, который успешно скрывал прогрессирующую шизофрению, а затем едва не уничтожил весь римский офис Ордена, явившись туда со взрывчаткой, запомнилась людям надолго.. Паретти был тогда схвачен и препровожден в психиатрическую лечебницу, но его крики: "Вы - нелюди, вы все должны умереть" долго носились в воздухе, напоминая о том страшном дне, когда сумасшедший агент чуть не убил двенадцать человек...

- Признаться, я думал об этом, Ричард, - заговорил Лайтнер. - Вспоминал Паретти и размышлял о том, что какой-нибудь социопат или религиозный фанатик, прознав про Эксперимент, мог посчитать его надругательством над человеческой природой и вызовом Всевышнему и что-то подобное... Но дело в том, что все эти смерти действительно выглядят, как несчастные случаи! Полиция ни разу не усомнилась в том, что люди эти умерли своей смертью... Но мысль о том, что это может делать кто-то из тех, кому мы помогли обрести новую жизнь, мне, признаться, в голову не приходила. Впрочем, у вас больше возможностей делать выводы - ваш знакомый Роден - самый, пожалуй, опасный из них. Кстати, любопытно, какие он высказывает предположения о катастрофе?

- Я часто думал о том, что будет, если осознав свое «я» эти люди захотят реализовать себя. Или, еще хуже, воплотить идеи, которые так и не были воплощены, - задумчиво сказал Ричард. Он смотрел в сторону, на одну из неизвестных миру картин, без сомнения, Иеронима Босха и пытался понять, что же все-таки изобразил художник: аллегорию блаженства или страдания? Актуальный вопрос... Легко ли человеку осознать то, о чем помыслить не мог и не сойти с ума? – Яркий пример - Этьен Корти, но есть и другие. Я был близко знаком только с ним и Франсуа, не могу судить об остальных и не могу сказать, как на них повлияло все произошедшее… По здравому размышлению я склоняюсь к неприятной для вас версии о помешавшемся агенте - вряд ли кто-то вроде Корти и ему подобных смог бы убедить Тернера сменить лампочку, что не исключает других вариантов развития событий. Что же касается Родена… Он сказал, что версия о катастрофе – для слабоумных. Судите сами, выдерживает ли критику наспех придуманная нами тогда версия…

Ричард с улыбкой встретился взглядом с Аароном Лайтнером и, хотя всегда не упускал случая высказать отвращение к людям, пользующимися подобными методами, позволил себе мысленно воспроизвести обрывок их диалога с Франсуа.

Лайтнер поймал мысленный рассказ Ричарда Велльдона, и был раздосадован увиденным. В самом начале Франсуа Роден вел себя куда более покладисто, сейчас же становился более похожим на того, каким был ДО эксперимента. В глубине души, Лайтнер очень жалел, что именно этот человек стал частью эксперимента – он был, безусловно, опасен, и никто не мог предсказать, что случится, если он обретет память и поймет, что произошло. С другой стороны, нельзя было не порадоваться за то, как адаптировался Роден – и по-человечески Лайтнер восхищался как Роденом, так и Корти, которые оказались наиболее сильными и быстро обрели себя в этом новом для них мире. Впрочем, теперь это имело все меньше значения. Таинственные несчастные случаи возникали раз в два месяца, и никто не знал, что будет дальше.

- Вы правы, версия об агенте, который тронулся рассудком, звучит убедительнее. – заговорил Лайтнер. – Хотя то, что вы мне поведали, дает основания предположить, что рано или поздно ко всем.. оставшимся в живых вернется память. Ваше предупреждение о государственных службах крайне важно для меня. Но я бы хотел сейчас показать вам нечто.. не поддающееся разумению. - Лайтнер извлек из папки газетные заметки и разложил их перед своим гостем. – Ричард, в этом году произошли немыслимые события, о которых на сегодняшний день полную информацию имеют только я и Дэвид.
Взгляните на эту заметку. Она датирована январем 1992 года. Думаю, что имя Сьюзан Беркли, которая погибла, поперхнувшись рыбой, потому что в ее окно залетела птица, ничего вам не скажет. Имена всех участников эксперимента были засекречены. Но если я скажу, что в другой жизни ее звали Луизой Коффиналь, и она была… По вашему взгляду я вижу, что вы поняли мою мысль. Идем дальше. Март. Несчастный случай на Риджент-стрит. Стюарт Доналс, один из специалистов Ордена по изучению древних предзнаменований, переходил улицу, и в этот момент у стоявшего автобуса отказали тормоза, и он покатился назад. Я помню, вы были на похоронах, но никто из нас тогда не прослеживал тенденции. Далее. Май. Некий Рассел МакДауэлл погибает во дворе собственного дома – на него попросту падает горшок с цветком, который буквально на секунду выставила на балкон жительница подъезда. Не пытайтесь вспомнить, кто это – вы никогда не знали его под этим именем. Имя Жак Ришар скажет вам гораздо больше… Июль. Смерть на железнодорожных путях, и снова – знакомое лицо… Наш агент.

– Лайтнер замолчал, глядя на Велльдона, вид которого был достаточно красноречив. – Вижу, дальше можно не продолжать. Несчастные случаи уносят тех, кто был перенесен в наш мир благодаря эксперименту, и сотрудников Ордена, которые присутствовали в Лаборатории в тот день.. Ричард, вы понимаете о чем я? Погибло уже шестеро – по трое с каждой стороны. Если верить сложившейся схеме, следующий несчастный случай произойдет в январе следующего года, и погибнет кто-то не из наших. А затем… - Лайтнер опустил голову. Слова тут были лишними.

- Мне понятна закономерность, Аарон, - кивнул Ричард, осмысливая сказанное. Потом вздохнул. Сказанное Лайтнером было, безусловно, интересно, но и только. За всю историю его знакомства с Орденом агенты довольно часто становились жертвой сверхъестественных сил, полтергейстов, разных существ вроде оборотней или вампиров, сталкивались с проклятиями и даже феноменами других миров, которым не было научного объяснения. Это просто случалось. Орден терял людей, хоронил погибших и… благополучно продолжал существовать, вербуя новобранцев. Взглянув на Лайтнера, он тихо спросил: – Впервые ли? Мне кажется, это равносильно тому, как если бы в лаборатории вдруг что-то взорвалось в тот момент. Несчастный случай… Что же касается тех, других, то мертвые, в конце концов, возвращаются в свои могилы. Все закономерно, Аарон. Мы не должны были соваться в тайны древних, которые они сами же и похоронили, они не должны были оказаться здесь… Впрочем, все это – философия. Меня все же беспокоит интерес властей и даже если я не слишком переживаю за судьбу человечества в целом, то отнюдь не горю желанием осесть где-то на этот раз в их лабораториях. Пожизненно. В качестве подопытного экземпляра.

- Я вас понимаю... - Лайтнер неожиданно для себя самого всплеснул руками и на лице его на секунду проявилась гримаса полнейшего отчаяния. Ох, как не любил он просить, тем более, просить у тех, кого не мог читать, как открытую книгу. За годы работы в Таламаске Аарон научился читать мысли практически любого человека, а если по тем или иным причинам у него это не получалось, такой человек становился объектом наблюдения, ибо явно имел особые способности, столь ценные в современном мире, все больше поглощаемым техническим прогрессом. Ричард Велльдон был особым случаем. Он явно имел способности к гипнозу и обладал рядом других особых качеств, но до конца понять его было невозможно. И если бы не вера в его исключительную порядочность, Аарон давно бы заподозрил его в своей игре…. - Более того, вы сейчас можете говорить о том, что отговаривали нас от того эксперимента. И что предупреждали:
те, кто в результате эксперимента попали в больницы с амнезией, опасны. Опасны, черт возьми! И вот, новая опасность – интерес со стороны властей… Господи, этого нам еще не хватало! – Эмоциональный всплеск вернул Лайтнера в более спокойное состояние. И он тихо закончил свою мысль. - Ордену необходима ваша помощь, Ричард. Дело в том, что вы - один из трех человек, участвовавших в Эксперименте. Вы знакомы с его участниками. У нас есть всего два месяца, чтобы понять, что происходит. На сегодняшний день я склоняюсь к мысли, что «несчастные случаи» подстраивает кто-то из наших агентов. А дальше я теряюсь. Кто? Зачем? Ричард, прошу вас, возьмитесь за разбор этой истории? Я готов дать вам в помощь одного из наших лучших агентов, который тоже немного в курсе событий. Вы… не пожалеете…


- Если несчастные случаи действительно устраивает кто-то из агентов... он может пойти дальше. И тогда я боюсь представить себе, что будет, - Велльдон едва заметно поморщился от сказанной банальности, хотя это были, скорее, мысли в голос. Рассуждая об агентах и о тех, кто должен вернуться в свои могилы, он забыл включить в список и себя. Он тоже участвовал в эксперименте и в ответ на вопрос, не надоело ли ему жить, когда исчерпаны уже все полагающиеся обычному человеку сроки земного бытия, уверенно ответил бы: "Нет, не надоело". А ведь если ему вдруг снесут голову выстрелом, то Ричард Велльдон, разумеется, перестанет чем-то отличаться от обычного трупа. Дипломат улыбнулся. - Я помогу вам, Аарон. Хотя бы потому, что и сам принимал участие в Эксперименте и не хотел бы искушать судьбу. Что же касается наших... гостей, их осталось всего трое. Даже Корти не представляет собой серьезной угрозы - ведь признаться, я предполагал, что в результате случившегося они могут приобрести нечто, что отличало бы их от обычных людей. Способности. Умения. Но нет...


- И все же, лучше будет еще раз в этом убедиться… и понять, что происходит. Ричард, я хочу представить вам агента, который все это время помогал одному из наших .. «гостей», - Лайтнер на секунду замялся, смакуя смысл сказанного слова, которое ему очень понравилось. – Который помогал одному из наших гостей свыкнуться с его новой жизнью. Я говорю о Шарле Ламбере, для которого, как вы знаете, переход прошел более болезненно, чем для остальных. Этот агент сможет помочь вам в некоторых сложных вопросах, потому что обладает прекрасной способностью воздействия на людей… А еще не вызывает никаких подозрений. Сейчас вы сами все поймете.

Он нажал на кнопку, вмонтированную в стол.

- Даниэлла, зайдите, пожалуйста. - Через несколько секунд одна из дверей кабинета распахнулась, и на пороге появилась хрупкая белокурая девушка, одетая в светлые узкие джинсы и тонкий голубой свитер. Внешне она напоминала студентку, и ей можно было дать лет двадцать, не больше. Если не обращать внимания на ее взгляд, в котором не было ни наивности, присущей этому возрасту, ни легкомыслия. Она внимательно смотрела на Аарона, не позволяя себе обратить внимания на его гостя. Многолетняя выдержка.

- Знакомьтесь, Ричард, это - Даниэлла Паркер, один из самых опытных наших сотрудников. В настоящий момент Даниэлла опекает одного из участников эксперимента, некого...

- Шарля Ламбера, - тихо, но уверенно проговорила агентка, все также глядя на Лайтнера. - В настоящий момент он носит это имя. В списке значится под номером семь. Он - один из тех, кто наиболее пострадал и перенес переход труднее остальных. - Лишь сейчас Даниэла позволила себе перевести взгляд на Велльдона, но лишь на секунду.


- Рад нашему знакомству, мисс Паркер, - Ричард улыбнулся Даниэлле, после чего они обменялись традиционным рукопожатием. Пока что было сложно судить, как и чем именно сможет помочь эта юная девушка, но глядя с высоты прожитых лет Велльдон не сомневался – там, где будет бессильна вся мыслимая и немыслимая дипломатия, переговоры и интриги, успеха добьется женщина. Им еще предстояло поговорить об этом, как и о многом другом, однако сейчас более пристального внимания заслуживала та информация, которую, возможно, предоставит им Аарон Лайтнер – в том, что адепты Ордена умеют добывать факты, Ричард тоже не сомневался.

[Eleni]

Ноябрь 1992 года
Лондон

Полицейский участок

Шарль Ламбер, Лорейн МакГрегор

В участке царило оживление. Шарль Ламбер с самого начала понял – что-то произошло, потому что коллеги, несмотря на поздний час, выглядели вполне бодрыми и даже перекидывались шутками. «Видимо, задержали кого-то из тех, кто находился в разработке», - подумал Ламбер, снимая куртку и отряхивая зонт от дождя. Ноябрь в этом году выдался дождливым и промозглым, хотя обещанные холода никак не наступали. Лишь бы не снег. Шарль никак не мог принять лондонской погоды, что было неудивительно – все-таки, он был французом и привык к более мягкому климату. ..

- О, Ламбер, ты пришел! Давай, скорее, ты не представляешь кого мы поймали! Это просто цирк, завтра все газеты будут обсасывать каждую мелочь.. На тебя вся надежда! – Тайлер, его приятель и коллега, подмигнул ему и затем мотнул головой в сторону комнаты для допросов. – Взгляни, какая пташка нам попалась!

Ламбер посмотрел в ту сторону, куда указывал приятель, и увидел юношу, которому на вид можно было дать не больше восемнадцати. Черноволосый, одетый по последнему писку моды, он сидел, склонив голову на руки и, казалось, спал. Ламбер перевел непонимающий взгляд на приятеля, ожидая объяснений.

- Ты что, не узнал? Ах, Ламбер, ну когда же ты перестанешь витать в облаках! – всплеснул руками Тайлер и заговорил, понизив голос. – Слышал про брата Джона Мейждора, одного из лидеров консерваторов? Это – его сын. Племянник самого Мейджора! Филипп Мейджор. Представляю, что сейчас чувствует его папочка… - Тайлер злобно скривился. Как и Ламбер, он ненавидел этих молодчиков, вообразивших себя сливками общества, и позволяющих себе все, что им взбредет в голову.

Вскоре Шарль был посвящен во все тонкости сегодняшнего происшествия. Филипп Мейджор, «золотой мальчик», уже не впервые попадал в руки правосудия, но ни разу не был привлечен к ответственности. Наследник многомилионного состояния своего знаменитого отца, двоюродного брата премьер-министра Великобритании, сменившего не так давно на посту Железную леди Маргарет Тетчер, он вел довольно разгульный образ жизни. Причем, что удивительно, в качестве друзей умудрялся подбирать все лондонское отребье, которое никак не годилось ему в приятели. Дурные компании, пьяницы, игроки – кажется, мальчишка, не знающий ни в чем отказа, решил испробовать все соблазны жизни, выражая таким образом какой-то свой личный протест. При этом он умудрялся попадать в самые нелепые ситуации, и, разумеется, всегда выходил из них чистым, так как адвокаты отца находили убедительные слова и средства, чтобы его вытащить. Проще говоря, никто не хотел связываться. Вот и сегодня – мальчишку, в полубесчувственном состоянии, накаченного то ли спиртным, то ли кокаином, а может быть, и тем, и тем, задержали за попытку грабежа. Его старшие товарищи убежали, а он был схвачен патрульными прямо на месте преступления, с сумочкой дамы, которая имела неосторожность возвращаться в одиночестве из театра темными переулками…. Мальчишка не способен был сказать ничего в свое оправдание в силу невменяемого состояния. Полицейские плевались, сетуя на то, что не смогли поймать его сообщников – ведь понятно было, что мальчика откупят его богатые и влиятельные родственники, и его даже допросить не дадут. Да никто и не стал бы связываться. Его уже хотели отпустить, во избежание проблем. Но вмешалась пострадавшая дама. Она заявила, что прекрасно знает, кто на нее напал, так как читает газеты и узнала этого мальчишку, и категорически отказалась забирать заявление, несмотря на предложенные адвокатом большие «отступные».

Слушая этот рассказ, Ламбер не смог сдержать гримасы презрения. После автокатастрофы он настолько привык себя во всем сдерживать, так как никак не мог свыкнуться с потерей памяти, что эмоции испытывал крайне редко. Исключение составляли вот такие выходцы из высшего общества, которые воображали, что им все дозволено. Именно к ним, судя по всему, и относился черноволосый хрупкий юноша, который сейчас безмятежно спал, положив голову на руки.

- А что от меня-то надо? – поинтересовался Ламбер, слегка нахмурившись. Что-то в том, как приятель выразительно смотрел то на него, то на дверь в соседнюю комнату для допросов, его настораживало.

- Послушай, Шарль. Эта женщина, на которую напали… В общем, она хочет докопаться до правды. А руководству уже три раза звонили про этого молодчика. У нас будут неприятности, если его не отпустят, понимаешь? А чтобы отпустили, надо, чтобы забрали заявление. Что кривишься? Думаешь, мне это нравится? Но такова жизнь, Шарль. Увы, в современный век связи – это все, а справедливость – это пшик. Поговори с ней. У тебя дар убеждения, все это знают, у тебя получится ее отговорить! Пусть к чертовой матери катится со своим заявлением, она не пожалеет! За мальчика столько денег дадут, что она до старости сможет в Ниццу кататься и на пару домиков еще хватит! Она – простая учительница истории, из этих.. бедных, но гордых. Иди к ней. Пожалуйста. Попробуй, а?

Ламбер и сам не понял, как оказался в комнате для допросов.

А когда вошел, и увидел ее, почувствовал вдруг, что бледнеет. Было что-то жуткое в этой симпатичной женщине лет тридцати с небольшим, с огромными бархатными темными глазами и спокойным лицом, выражающим скрытую силу. Почему? Почему он смотрит не нее, словно они были знакомы, если даже не знает ее имени? Человек из прошлого? Осколок жизни, навечно стертой после злополучной автокатастрофы, которая унесла всех его родных? На ее лице тем временем не дрогнул ни один мускул. Она явно видела его в первый раз.

- Если вы пришли, чтобы предложить мне забрать заявление, то вы зря тратите время. Я не буду этого делать.

У нее был приятный голос – низкий и хорошо поставленный. Кажется, Тайлер говорил, что она – учительница. Что ж, вполне верится. Вот только откуда это щемящее чувство «дежа вю»? Он медленно опустился на стул, не отрывая от нее взгляда. Перед глазами промелькнула картина, словно часть какого-то исторического кино. Пикник на природе. Люди со стершимися лицами, которые он не видит. И женщина в старинном платье, с такими же выразительными бархатными глазами. «А вы что скажете, Максимильян?» Он сдавил руками виски, чтобы прогнать видение, от которого голову стянуло стальным обручем, и сел, за стол, не спуская с нее глаз.

- Вы ошибаетесь, мисс…

- МакГрегор. Лорейн МакГрегор. Два часа назад я подверглась нападению группы молодых людей и, благодаря вмешательству полиции, не пострадала.

Ее голос звучал ровно и уверенно.

- Я не знаю вашего имени, сержант, но, поверьте, я не расположена забирать свое заявление. – продолжала она, спокойно встретив его взгляд. – Поверьте, вам, представителям власти, не победить преступность, пока люди, подобные господину Мейджору-младшему, имеют возможность безнаказанно творить все, что им вздумается. Вы же не хотите сказать, что полиция в сговоре с представителями правящей партии и разделяет честных граждан и тех, кто…

Ламбер поднял руку и покачал головой. Отчего-то ему стало стыдно из-за этой короткой отповеди. Она была права. Более того, он полностью разделял ее негодование и считал, что не имеет значение происхождение задержанного – преступник должен быть наказан.

- Мисс МакГрегор, я зашел не для этого. Мне бы хотелось узнать подробности. Пожалуйста, расскажите, как было дело?

Она заговорила. Ее голос успокаивал, и постепенно видение уходило. Вместе с именем, которое на секунду всплыло в памяти при взгляде на эту женщину.

Несовременное имя, которое было лишь именем, потому что, как он ни пытался, ни одной ассоциации с ним он подобрать не мог.

Часы пробили полночь.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон, ресторан "Старый город".

Ди Паркер, Ричард Велльдон.

В ожидании Ричарда Вельдона Ди Паркер сосредоточенно изучала листки, аккуратно сложенные в папку для документов. Место для встречи назначил сам Вельдон и агентка намеренно пришла на полчаса раньше, чтобы морально подготовиться. Ричард Вельдон был самым таинственным из союзников Ордена, и поэтому к встрече с ним нужно было подходить с особенной тщательностью. Возможно, именно от сознания Момента Ди сегодня оделась солиднее, чем обычно. В своем темно-синем брючном костюме и с волосами, небрежно заколотыми в стильную высокую прическу, она не была больше похожа на студентку. Скорее, на молодую сотрудницу какого-нибудь банка. Знали бы люди, что за листочки лежат в ее папке, удивились бы. Нет, скорее, сочли бы ее за странную личность, потому что ничего не поняли бы. А в папке лежали досье. На тех, кто все еще был жив, но при этом – исторически мертв. Их жизни «До» и «После». Все, что предоставил ей сегодня утром Лайтнер, после того, как она подписала бумагу о неразглашении тайны.

Агентка закрыла папку и задумалась. Буквы плясали перед глазами, складываясь в два слова - Лорейн МакГрегор. Имя и фамилия, которые не давали ей покоя. Из-за этой незнакомой МакГрегор Ди сегодня рано утром даже забежала в отдел информации, где заправлял ее поклонник Тедди Ньютон. Тедди был влюблен в нее уже шесть лет, но выражалось его чувство лишь в февральских «Валентинках», которые он никогда не подписывал и в задумчивых взглядах, которые Теодор кидал на нее, когда считал, что она его не замечает. Ди по-своему даже симпатизировала этому нескладному и стеснительному парню, за которым в Ордене прочно закрепилось звание компьютерного гения – он был на «ты» с любой машиной и умел доставать информацию из архивов ФБР так, как не умел никто. Сегодня он с радостью бросился выполнять просьбу Ди, и вот, перед ней лежали сведения про Лорейн…

***
А началась паника у Даниэллы Паркер вчера вечером, когда Шарль Ламбер пришел к ней, чтобы поделиться своим потрясением.

….«Мне показалось, что мы были с ней знакомы…. У тебя было когда-нибудь такое, Ди? Понимаешь, я смотрел на нее, и мне казалось, что я знал эту женщину в прошлом! Я до сих пор не могу забыть ее взгляда, и того, как она говорила про этого злосчастного мальчишку, родственника известного политика! Ее принципы! Смелость! Желание добиться правды, чего бы ей это не стоило! Вызов большинству!»

Шарль ходил по комнате, садился в кресло, снова вскакивал, и периодически щелкал зажигалкой. Ди никогда еще не видела его таким оживленным. С тех пор, как он стал частью эксперимента, казалось, что он передвигается по жизни осторожными и неуверенными шагами, боясь оступиться и полностью ограничивая себя в эмоциях. И тут – взрыв. Он говорил так убедительно, что Ди даже испугалась, что он встретил кого-то из тех, кто был, также, как и сам Шарль, перенесен силой науки в этот мир. Именно поэтому она, как могла, сбила его с рассуждений о пресловутой Лорейн, и даже уложила спать на своем диване, благо сосед едва держался на ногах от усталости и потрясений. А сама, промучившись всю ночь, побежала в информационный отдел Ордена, чтобы навести справки о Лорейн.

И вот – пустота. Никаких упоминаний про автокатастрофу и провалы в памяти. Лорейн МагГрегор была самой обычной женщиной, родившейся в Шотландии и переехавшей в Лондон год назад по приглашению одного из университетов. Она специализировалась на истории, была автором нескольких монографий, периодически встречалась с сотрудником страховой компании по фамилии Криггс, немного помогала в благотворительном обществе, в общем, вела тихий и спокойный образ жизни. Пожалуй, единственным необычным фактом в ее истории было то, что в Шотландии она потеряла мужа при весьма странных обстоятельствах, что и стало причиной ее переезда в Лондон. Он катался на велосипеде, случайно въехал в яму, и вылетевшая спица распорола ему ногу. Рана была не опасной, но отчего-то спустя несколько часов он умер в больнице… Несчастный случай. Читая об этом, Ди почувствовала неприятный холодок, и сделала себе пометку – «уточнить подробности».

***

Ди почувствовала, что Вельдон подъехал к ресторану, и поспешно убрала папку. Интуиция не подвела – через мгновенье она увидела, как он идет к ее столику. В этот момент Ди еще раз поразилась, как прекрасно он справляется с грузом времени – казалось, время остановилось для этого человека, который прожил на земле, как минимум…

- Здравствуйте, мистер Вельдон! Я пришла немного раньше и уже изучила меню. Здесь и правда прекрасная кухня, я благодарна вам за приглашение.

- Рад снова видеть вас, мисс Паркер, - Ричард Велльдон улыбнулся и приветствуя мисс Паркер легким, шутливым поклоном, протянул ей скромный, но изящный небольшой букетик. За прошедшие несколько часов не случилось абсолютно ничего, что могло бы стать темой для безотлагательной беседы, поэтому дипломат был больше настроен на обед и непосредственно знакомство. Агентка Лайтнера произвела на него в целом благоприятное впечатление – ровно настолько, насколько может произвести милый, непосредственный ребенок, чуть более серьезный для своего возраста. Что касается Ди Паркер, то она, видимо, специально готовилась к этой встрече - на ее лице читалась сосредоточенность и серьезность, а строгий костюм и прическа лишь завершали образ «деловой женщины». На взгляд Ричарда, "студенческий" облик, подходил ей гораздо больше, а еще она была бы необычайно женственна в менее строгом наряде, но может быть, за синей броней жакета Ди просто пыталась скрыть собственную неуверенность?

Практически сразу же к ним подошел официант, предлагая меню в кожаных обложках с тиснением. Белоснежная униформа, хрусталь, тихая музыка, изысканная обстановка - ресторан "Старинный город" считался заведением высокого класса и вполне ему соответствовал. Предоставив выбор вин на вкус официанта, они сосредоточились внимание на меню, что заняло некоторое время - нелегко выбирать из разнообразия закусок, первых и вторых блюд, притом знать, что предстоит еще десерт!

- Вы предпочитаете начать разговор о наших заботах сейчас, мисс Паркер или, быть может, мы сначала отдадим должное культуре приема пищи? - тихо спросил Ричард. В глазах его плясали бесенята – видный с его месте краешек папки на свободном стуле яснее всяких слов свидетельствовала о том, что Ди, бедный ребенок, хотела превратить обед в деловое предприятие. Велльдон не стал убивать это намерение в корне, поэтому смотрел на мисс Паркер, ожидая ее решения.

- Мне кажется, я совершу ошибку, сделав этот обед просто фоном для деловой беседы, - в тон ему ответила агентка и, склонив голову, еще раз пробежала глазами по закускам. - Вы удивитесь, но несмотря на такое обилие блюд, я остановлюсь на пармской ветчине и ризотто с белыми грибами. Очень люблю эти блюда, вот только в последнее время все меньше поваров умеют готовить ризотто так, как нужно. - Ди отодвинула меню от себя и потянулась к пачке сигарет. Курить она начала для того, чтобы лучше сосредотачиваться во время серьезных разговоров, и всегда носила с собой на всякий случай две пачки разных сигарет - варьировать их в зависимости от настроения. Сегодня выбор пал на тонкие дамские сигареты с ментолом. Поймав взгляд Вельдона, Ди на секунду смутилась, так как почувствовала себя ребенком перед лицом опытного и повидавшего жизнь человека. Но с другой стороны, она - просто его помощник. И не страшно, что знает она гораздо меньше. В конце концов, она и правда гораздо младше. - Еще бокал вот этого белого вина из провинции Гроссето. А вы что предпочитаете, мистер Вельдон?

- Мы закажем белое вино чуть позже, когда вернется официант, обслуживающий наш столик, - мягко сказал Ричард. Было очень неловко говорить, что вино здесь не заказывают в бокалах, а подают со всеми положенными церемониями. Сам Велльдон знал меню, поэтому изучил его только на предмет новшеств. С удовольствием отметив, что к ним уже спешит официант с пепельницей, Ричард поднес зажигалку к сигарете дамы. - Прекрасный выбор, мисс Паркер. Я же остановлю свой на ассорти из закусок, спарже под белым соусом и камбале с гарниром из овощей - это блюдо здесь готовят особенно вкусно... Если придется бывать здесь еще раз - очень рекомендую. И не могу не согласиться с вами касательно мнения о поварах. Высокое искусство заменяет мерзость вроде быстрого питания, но тем больше я радуюсь, когда удается найти места, подобные этому. Вам нравится здесь, мисс Паркер? Или вы бы предпочли нечто более... демократичное?

- Здесь.. любопытно. - дипломатично ответила Ди, так как отвечать, что никогда прежде не была в таких дорогих заведениях, было неприлично. Да и, скорее всего, Велльдон об этом догадывался. Агенты Ордена были богатыми людьми, но - лишь спустя много лет работы. На данном этапе Ди получала довольно скромное жалованье, как и ее ухажеры - молодые экологи, с которыми она сталкивалась по долгу службы. - Наверное, глупо с моей стороны будет говорить, что я тут не впервые, и... - Ди смущенно улыбнулась и весело прищурилась, глядя сквозь своего собеседника. - Но тут и правда любопытно. Я люблю наблюдать за разными типами людей и придумывать их истории, не заглядывая в мысли. С тех пор, как я стала работать в Ордене, мысли людей мне доступны. Но так жить - не интересно, ведь получается, что ты все знаешь наперед! Простите, кажется, я слишком много говорю, - снова смутилась Даниэлла, удивляясь, что ее потянуло на откровенности. Возможно, сыграла роль Величина Момента. Ведь перед ней сидел человек, о котором она читала в учебниках во времена обучения в школе агентов Ордена. - Что касается вашего совета - я обязательно запомню его и воспользуюсь вашими рекомендациями. Вы часто тут бываете? - невинно поинтересовалась Ди.

- О, я бываю здесь всякий раз, когда хочу попробовать итальянскую кухню. Или же просто под настроение, - непринужденно сказал Ричард. Откровение агентки о чтении мыслей рекомендовало ее с положительной стороны - он ненавидел это умение вместе со стремлением агентов Ордена непременно совать нос в чужие дела! И как хорошо, что умел защищать от вторжения себя.
Тем временем официант принес аперитивы, а Ричард тут же дополнил заказ выбранным мисс Паркер белым. Непринужденная беседа занимала их ровно до тех пор, пока первый голод не был утолен закусками. С некоторым сожалением Велльдон принял решение перейти непосредственно к теме, послужившей поводом для этого обеда. – Не стану скрывать, что мне нравится ваш подход к применению особых умений, хотя они могут сослужить весьма недурную службу. И если мы заговорили об умениях и особенностях, быть может, смогли бы продолжить эту тему и побеседовать о тех делах, из-за которых состоялась эта встреча? Боюсь, что без взаимопомощи нам не обойтись, а для этого не мешает выяснить все вопросы, которые могут иметь отношение к нашим затруднениям. Не сомневаюсь, что известный нам господин посвятил вас в суть дела, я лишь позволю себе уточнить, что как раз перед вашим появлением мы несколько не сошлись во мнениях относительно наших… гостей. В свое время я предполагал, что они могут оказаться опасны, однако дальнейшее общение заставило меня изменить мнение. Но я, кажется, забегаю вперед. У вас есть предположения, замечания или возражения, мисс Паркер?

- Нет, что вы, я пока лишь начинаю узнавать всю эту историю со всеми подробностями! – ответила Даниэлла, немного волнуясь: Ричард Велльдон говорил с ней, как с полноценным партнером, что было очень приятно. Она сделала глоток вина и продолжила, настраиваясь на деловой лад. – Я была введена в Эксперимент два года назад, до того, как начались странные события, о которых нам с вами предстоит еще много говорить. За мной был закреплен один из участников эксперимента. Шарль Ламбер. В прошлой жизни он был… Ну, вы сами знаете, кем он был. Из всех перенесенных из прошлого людей, Шарль перенес переход в современность хуже всех. Возможно, некоторым сильным натурам это свойственно – но он медленно сходил с ума, пытаясь докопаться до своего прошлого и не находя ответов. Поэтому ему подарили… меня. Я стала его другом и сопровождающей в этой новой жизни. Я стараюсь по мере возможности скрашивать его одиночество и боль, слежу за тем, чтобы вокруг него не скапливались личности, способные ранить его рассудок, слежу за его воспоминаниями. Он всегда и все мне рассказывает – должно быть, сказывается давняя его привычка доверять лишь кому-то одному. Вот недавно, например, он встретился с дамой по фамилии МакГрегор, и эта встреча очень выбила его из колеи. Я собрала о ней материал, но она – простая учительница из Шотландии… Что касается предположений… Мне кажется, для начала нам следует отработать версию об агенте, который взялся исправить то, что сделала.. группа людей, благодаря которой шесть человек из прошлого получили новую жизнь.

- Шарль Ламбер. Я знаю, кем он был, - кивнул Ричард. Похоже, Ди Паркер удалось подружиться со своим подопечным, что в данной ситуации было только на пользу. Хотя, в чем, собственно, польза, если не знаешь с чего начать? Говорить обо всем сразу не представлялось возможным, поэтому Велльдон решил отталкиваться от данной мисс Паркер информации. Размышляя в голос, дипломат медленно сказал: - Мы предполагали, что рано или поздно к ним вернется память. Более того, я рискну утверждать, что Этьену Корти каким-то образом удалось обрести воспоминания в краткий срок, не обрывками и наплывами образов - иначе сложно объяснить его успехи в политической карьере... Впрочем, это - только предположения, но я, кажется, начинаю понимать, что имел в виду известный нам господин, говоря об опасности. Если хотите, мы можем попытаться поставить точку хотя бы в вопросе с вашей учительницей - возможно, это даст нам дополнительную пищу для размышлений. Со своего места я вижу краешек папки на стуле. Вы принесли его для ознакомления?

- Да, - Даниэлла с готовностью достала папку и положила ее на стол. – Не знаю, поможет ли это нам. Здесь – полные досье на всех, кто остался жив. И на тех, кого уже нет… Я не оставляю надежды выявить тенденцию в этих смертных – ведь должно быть какое-то объяснение тому, что умирали именно те, а не другие! Первое, что бросается в глаза, если изучать личности погибших «гостей из прошлого» - они не были политиками, в отличие от оставшихся. Они – лишь безымянная часть истории, тогда как трое оставшихся имеют… имена. Что касается агентов, то я не вижу… не вижу.. Боже мой, мистер Велльдон, взгляните! Как я могла это пропустить! Стюарт Мэтью-МакГрегор! Он погиб в прошлом году, и тогда его смерть посчитали несчастным случаем! Не может ли он быть родственником той самой Лорейн, которая заинтересовала моего подопечного? А ведь это может означать, что она знала его… Может быть, даже приходила, чтобы навести справки… А вдруг это она устраивает «несчастные случаи»? Чтобы отомстить?

- Не знаю, мисс Паркер. Вы позволите? – Ричард Велльдон столовые приборы на уже пустой тарелке и протянул руку за папкой, решив не дожидаться, когда официант уберет посуду. Впрочем, ждать пришлось не больше минуты – вышколенный персонал хорошо знал свое дело. Ответив утвердительно на вопрос, подавать ли сразу же вторую перемену (повторно согретая еда теряла свой вкус и аромат), Ричард принялся перебирать распечатки с прикрепленными к ним фотографиями, а кое-где и газетными вырезками. Просмотрев краткие резюме, дипломат покачал головой. – Кажется, я близок к тому, чтобы опровергнуть теорию о мести со стороны вполне обычного человека. Судите сами, одна из женщин умирает, подавившись рыбой, но для того, чтобы добиться результата, нужно было вынудить ее есть именно это блюдо, а потом еще и спровоцировать саму смерть. Слишком сложно даже для человека, обладающего определенными умениями. Впрочем, мы можем проверить мисс МакГрегор, чтобы развеять все сомнения. Я не слишком силен в этом, однако есть люди, которые при определенных условиях могут видеть окружающую любое живое существо ауру. Те, кто обладает некоторыми талантами для них также заметны, как для нас – черная ворона на белом снегу. Теперь посмотрим… О, Господи! – восклицание вырвалось у Велльдона, когда перевернув страницу он увидел фотографию Лорейн МакГрегор. Подняв взгляд на Ди Паркер, он недоверчиво спросил: - Что это за шутка, мисс Паркер? Не хотите ли вы сказать, что МакГрегор участвуя в эксперименте и воспользовавшись той неразберихой, каким-то образом скрыл от вездесущего начальства гостью и… женился на ней? Невероятно!

- О ком вы? - Даниэлла смертельно побледнела. Она до сих пор была под впечатлением от рассказа про Эксперимент, и порой, глядя, как ее друг Шарль Ламбер подолгу сидит, застыв, словно изваяние, глядя перед собой и скрестив руки на груди, ловила себя на мысли, что ей страшно. Ирония судьбы, но, привыкнув к теории о вампирах и ведьмах, и даже, по мнению Лайтнера, обладая некоторым даром последних, Ди терялась, сталкиваясь с новыми явлениями. Мысль о том, что люди из ОРдена вытащили на свет тех, кто жил почти 200 лет назад, повергала ее в трепет. Она пыталась представить себе, как все это происходило. Лаборатория, какой-то древний артефакт, о котором ей не рассказывали и который она представляла себе в виде старинной книги... Джо Тернер, шепчущий на незнакомом языке слова, при помощи которых можно было вызвать к жизни силу этого артефакта... Воздух, который, кажется, раскалывается на две половины. И нет больше лаборатории. Есть Париж. 18 век. Орудие смерти. И - несколько человек, которых сметает неведомой и несокрушимой силой.. Так ли это было? Ди всегда стеснялась попросить рассказать ей, как все происходило на самом деле. Но если она уже привыкла и даже полюбила ставшего беззащитным Шарля Ламбера, то мозг отказывался принимать, что их на самом деле было больше. Ведь если погибший МакГрегор скрыл такой факт, то могли быть и другие. Вокруг них. А они, агенты Таламаски, ничего не знали об этом! - Что вы имеете в виду, мистер Велльдон? Вы... знали эту женщину прежде?

- Знал, - Ричард едва заметно поморщился. Ох, не любил он вспоминать то время, то, чем завершилась его миссия, то бегство из страны, тот страх за сохранность собственной головы. Почему, собственно, его поразил поступок Мак Грегора, Велльдон не знал. И очень сожалел, что не может теперь спросить, как тому удалось подобное. Или... был еще один эксперимент? Дипломат побледнел при мысли о подобном, но решительно отказался размышлять об этом дальше - нет никаких доказательств этому, есть только неуемное любопытство, а если сейчас приняться брать во внимание и подобный поворот, то они увязнут в таких дебрях из умозаключений... - Притом лично. На фото - мадам де Шалабр, придворная дама Марии Антуанетты. Она потом стала поддерживать революцию и настолько преуспела, что ни одна даже самая бешеная собака не тявкнула о ее аристократическом происхождении. След этой женщины в истории потерялся после переворота 9 термидора, я же видел ее в последний раз, когда наивно пытался помочь несчастной королеве. Понимаю, мой рассказ звучит фантастически, однако у нас происходят и более невероятные вещи...

- Боже мой, невероятно... - прошептала Ди, едва сдерживая дрожь в пальцах. Интуиция подсказывала - он прав. Он не ошибся. И хоть Ди не была сильна в истории настолько, чтобы знать имена всех бывших придворных дам бедной королевы, которой, к слову сказать, симпатизировала, она была уверена, что Ричард Велльдон знает, что говорит. Но если сам Лайтнер об этом не знал, это означало только одно. - Мистер Велльдон... Но если это так, как вы говорите... значит.. Был еще один эксперимент? - последнюю фразу Ди сказала шепотом. - ЕЩе один? И мы даже не знаем, кто принимал в нем участие, и сколько человек было перенесено в наше время.. Это же.. катастрофа!

- Я не знаю, - пожал плечами Ричард. Он очень хотел обнадежить или разубедить мисс Паркер, но в голове царил такой сумбур! Отпив немного вина, Велльдон успокоился, хотя и не перестал чувствовать дискомфорт, не говоря уже об уверенности. - Признаться, мне не приходило подобное в голову, однако мои глаза и память не обманывают, на фото действительно та самая дама! Отсюда и выводы... Я был бы рад, если бы они оказались ошибочными. Но постойте... Предположим, МакГрегор действительно провел эксперимент. Предположим, сделал это более аккуратно, учитывая предыдущую погрешность - ведь мы не планировали переносить много людей, тем более - этих. Тогда он должен был, просто обязан оставить записи, свидетельства... и, возможно, нечто, что помогло бы нам пролить свет на происходящее! Судя по дате, он умер первым, а дальше последовала эта череда странных случаев. Что заставляет меня делать еще более далеко идущие выводы: кто-то знал об эксперименте и захотел это прекратить, уничтожив упоминания, свидетелей и... результаты. Притом этот неизвестный - явно адепт Ордена, подтверждение чему мы находим в самой причине смерти как агентов, так и гостей...

- Нам надо немедленно отправляться в Шотландию! Или... Познакомиться с этой миссис... МакГрегор? Да? Поставив в известность господина Лайтнера? Или.... - Ди поймала взгляд Велльдона, в котором ясно читалось его нежелание сломя голову нестись в Таламаску. Настроения людей Ди угадывала прекрасно, поэтому сейчас на секунду растерялась. - Вы... не хотите? Вы считаете, что нужно сначала проверить все самим? Да? Надо столько успеть, я просто не знаю с чего начать. Но... - Ди улыбнулась. - Мы явно встретились не напрасно, потому что, если то, что вы говорите - верно, это - очень ценная информация для расследования. Ведь МакГрегора никогда не ставили в этот список погибших. Информацию о его смерти нашел мой приятель из Ордена, которого я попросила поискать что-то о Лорейн... О которой... о которой, кстати, информация весьма размытая вплоть до 1989 года, когда она стала женой МакГрегора. Боже мой... - Ди подняла глаза на Велльдона в ожидании дальнейших указаний. Она напрочь забыла о еде и наполовину наполненном бокале вина, полностью превратившись в слух.

- Я могу отправиться в Шотландию, могу и познакомиться в миссис МакГрегор, хотя последняя идея мне не нравится, - появление официанта на время прервало их беседу, дав тем самым повод помолчать. Прекрасная возможность подумать. Велльдон тихонько вздохнул. Сказывалось отсутствие дипломатической практики, когда решения нужно принимать быстро и желательно - правильные. Перед Ди Паркер поставили блюдо с накрытым блестящей крышкой ризотто, второй официант с искусством фокусника принялся разделывать рыбу. В виду последних событий Ричард на секунду отнесся к выбранному самим же блюдом чуть насторожено, но потом посмеялся над собственной глупостью. Те люди умирали по-разному. Глупо. Банально. А подавиться можно и куском мяса. Когда они остались одни, Велльдон продолжил: - Мы ничего не знаем о ней, кроме той информации, что любезно оставила нам история. Мы даже не знаем, вернула ли она свои воспоминания или с ней было все по-другому? Помню, кто-то высказывал мнение, будто амнезия - лишь побочный эффект... В любом случае, если она меня помнит... встреча может оказаться более чем забавной и, главное, безрезультатной - в свое время мадам едва не расценила мою голову как трофей, твердя о заговоре, подняв на ноги полицию и все те силы, до которых мог дотянуться ее любовник. Тем не менее, я могу рискнуть сделать то и это. Чтобы упростить задачу, мне придется познакомиться с вашим подопечным и если все будет удачно, через него выйти на миссис МакГрегор. Как вы считаете, эта идея реализуема или следует искать другой путь?

- Вы.. знали его? - голос Ди дрогнул. Она любила Шарля Ламбера, как друга, попавшего в беду, и искренне сочувствовала ему, представляя себе, что чувствует этот сильный и решительный человек, оказавшись в их мире. Но - лишь до того момента, пока не вспоминала, что он творил, находясь в своей эпохе. И неизвестно, что еще натворил бы, не встань у него на пути обстоятельства. Шарль был привлекательнее всех ее знакомых, и так искренне доверял ей, что Ди часто жалела, что у нее не было в прошлом такого друга - надежного, умного, благородного, на которого можно положиться. Рядом с Шарлем она всегда ощущала себя в безопасности и даже от потенциального романа, который он хотел ей предложить, отказалась именно оттого, что полюбила в нем друга. Но это было лишь оболочкой, за которой скрывалось чудовище, направлявшее когда-то несгибаемой рукой людей на смерть сотнями - безжалостно и фанатично. ЧТо будет, если он вспомнит, кем был? ЧТо будет, если здесь, в современном мире окажется человек с талантами и бессердечностью того, кем когда-то был Ламбер? Но, с другой стороны, нельзя было прятать его от жизни - если суждено, то рано или поздно он все равно вспомнит... - Простите, я задумалась. - Ди улыбнулась и поднесла сигарету к зажигалке, которой чиркнул для нее Велльдон. - Я немного волнуюсь за него, потому что за это время действительно стала принимать близко к сердцу его судьбу. И, наверное. подсознательно беспокоюсь, что ему будет больно видеть человека, который вызовет в нем какие-то ассоциации. Но, с другой стороны, мне кажется, что проверить нужно. Ведь мы сейчас блуждаем в потемках! Надо нащупать верный путь, и для этого необходимо испробовать все возможные варианты... А как могу быть полезной я? Я могла бы съездить в Шотландию и собрать информацию о чете МакГрегоров... Могла бы познакомиться с вашим подопечным... Или с господином Корти. Из известных участников Эксперимента на сегодняшний день есть только эти трое...


- Тогда будем последовательны, - улыбнулся Велльдон. Улыбка получилась не слишком веселой, хотя он и пытался приободрить мисс Паркер и думать обо всем не в столь мрачном свете. Не получалось. Ученые и экспериментаторы, черт бы их побрал, не остановятся, даже если им ткнуть под нос трактат, каждое второе слово которого будет начинаться с «нельзя». И кто, интересно, будет следующим перенесенным в чужой ему мир ради торжества науки? Елизавета Великая? Александр Македонский? Рамзес Второй? Научиться управлять временем – штука забавная, но что будет, если каждый сможет, допустим, убить своего будущего противника или оппонента? Нельзя забывать, что многие самые чудовищные открытия были сделаны «для блага человечества»… Ричард мотнул головой, возвращаясь от абстрактных предположений к насущным заботам. – Прежде всего, будем использовать те возможности, которые у нас под рукой. Для начала я попытаюсь встретиться с Лорейн МакГрегор, вам же придется взять на себя Этьена Корти. Он прервал общение со мной, что еще раз заставляет думать о полном его выздоровлении. Вам предстоит выяснить, верно ли предположение о возврате памяти, если да, то каким образом ему это удалось. Будьте осторожны, они все страдали повышенной подозрительностью и тем более не следует подогревать его интерес к тому, зачем вам это нужно. Что касается Франсуа Родена, я сегодня беседовал с ним и не выяснил ничего любопытного, кроме острого интереса относительно своего прошлого. Впрочем, этим вопросом он задавался давно и сейчас просто принял данное мной объяснение. Если считаете нужным, то, разумеется, можете встретиться с ним, но главная ваша задача – Этьен Корти.



- Хорошо, мистер Велльдон, я сегодня же вечером уточню привычки господина Корти и постараюсь подобраться к нему так, чтобы он ничего не заподозрил. В крайнем случае, я всегда могу применить свой способ убеждения. Хоть я и не люблю пользоваться, но иногда без него сложно добиться результата… - Даниэлла вздохнула. Ей было немного жаль остывшего ризотто, но, с другой стороны, разговор был важнее вкусного обеда. К тому же, впереди был десерт, а Ди очень любила сладкое. – Иногда я думаю о том, что произошло бы, если бы наши гости из прошлого встретились в одном и том же месте… Почувствовали бы они что-то? Узнали бы друг друга? Но это, наверное, слишком рискованно. Особенно, если посмотреть, как разволновался мой подопечный Шарль, увидев эту женщину, бывшую придворную королевы. – Даниэлла бросила быстрый взгляд в сторону приближающегося официанта и продолжила. – Думаю, нам осталось решить, как именно мы будем поддерживать связь и обмениваться полученной информацией. Как вы считаете, вам подойдет роль моего ученика? Я иногда даю уроки, и ко мне часто приходят ученики. Таким образом, вы получите возможность познакомиться с Шарлем, не вызывая его подозрений.


- Я не думаю, что не вспомнив все, они способны кого-то узнавать, хотя симпатии и антипатии у них весьма относительны. Ни Этьен Корти, ни Франсуа Роден не высказывали ни малейшей заинтересованности теми событиями, если только это не касалось непосредственно работы. Однако я бы не стал их сталкивать. Мы не можем даже предположить, какими будут последствия, поэтому воздержимся от самодеятельности, - покончив с оказавшейся изумительно вкусной рыбой, Ричард подождал, пока официант унесет тарелку. Немного поколебавшись, он остановил выбор на лимонном сорбетто в качестве десерта о чем тут же пожалел – разумеется, официант будет готовить напиток здесь, в их присутствии, что осложняло дальнейшую беседу. Впрочем, большой спешки тоже не было – десять минут ничего не меняли. Ричард улыбнулся. – Что же касается наших встреч… Дорогая мисс Паркер, вы говорите сейчас, как секретный агент, а не как милая, очаровательная девушка у которой множество поклонников. Если я не хочу делиться с кем-либо информацией, я не заклеиваю себе рот, а просто говорю о другом. К чему осложнять себе жизнь ролями, если каждый волен думать в силу… своей распущенности? К тому же к нашим услугам такое полезное изобретения человечества, как телефон. Просто позвоните мне, - с этими словами Ричард поискал в бумажнике, а потом положил на стол визитку со своим домашним и рабочим номером. – Если хотите, можете оставить свой номер и во избежание неловкости уточнить, в какое время я могу беспрепятственно звонить. Мы непременно услышимся, как только у кого-то из нас будут результаты…

Обменявшись номерами, они больше не возвращались в разговоре к Ордену, предстоящим заботам и гостям. Теперь предстояло действовать...

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Полицейский участок

Шарль Ламбер, Ричард Велльдон

Шарль Ламбер вытащил из машины пакет, в котором лежали только что купленные сэндвичи и пакет яблочного сока. Обедать у него никогда не получалось, и он уже привык перехватывать что-нибудь из съестного в перерывах между допросами и писаниной. Сейчас у него складывался именно тот самый свободный час, когда можно было почитать, перекусить и подумать о начатых расследованиях. О другом думать не получалось – мысли упирались в надежду что-то вспомнить, и настроение портилось. «Пора завести себе девушку», - подумал попутно Ламбер, анализируя свое состояние, которое нравилось ему меньше и меньше…

Первым, кого он увидел, когда вошел, был Тайлер. Он шевелил губами, потому что что-то ему говорил. Завораживающее зрелище. За последние полгода Шарль открыл для себя мир музыки и почти постоянно крутил понравившиеся кассеты в плейере, отгораживаясь от мира при помощи наушников. Ему очень нравилось наблюдать за людьми под музыку. Сейчас, к примеру, в ушах звучал голос ирландца Боно Вокса - Ламбер слушал новый альбом группы U2, который появился на прилавках не так давно.

- Подожди, Тайлер, - он нажал на «стоп» и снял наушники. – Теперь еще раз.

- Тебя ждут. Пришли к тебе. – Тайлер махнул в сторону кабинета Ламбера. Тот нахмурился – он никого не ждал.

- Кто? – он слегка поднял брови. Его охватило неприятное предчувствие – сюда вполне мог пожаловать очередной визитер с угрозами, что будет, если они не закроют дело в отношении Филиппа Мейджора-младшего.

- Не знаю, Ламбер. Наверное, адвокат, - ответил Тайлер, словно читая его худшие опасения.

Ламбер кивнул и направился к кабинету. Возле него и правда сидел мужчина весьма солидного вида, весьма небедный, если судить по ботинкам, явно купленным в дорогом бутике и скромным швейцарским часам ну руке, стоимостью в несколько тысяч фунтов. Значит, и правда, пришел, чтобы обрабатывать его. Что ж. Не выйдет.

- Вы ко мне? Я вызывал вас? – обратился он к визитеру прохладным тоном.

- Добрый день, мистер Ламбер, - Ричард поднялся, поймав себя на странном ощущении – при виде молодого человека едва не брякнул въевшееся до полного автоматизма «гражданин». На подсознательном уровне, конечно же. Странное дело, к Франсуа Родену он привык за эти несколько лет знакомства настолько, что почти не ассоциировал его с исторической личностью, а когда  и сознавал этот факт, то пытался мысленно откреститься от  воспоминаний. Можно сколько угодно толковать о великих начинаниях и свершениях того периода, можно сколько угодно праздновать День взятия Бастилии, однако он еще помнил террор, кровь и  весь тот ужас, который преследовал буквально по пятам… 

И вот, один из идеологов творящегося тогда кошмара – перед ним. Да еще и полицейский. Внутренне смирившись с тем, что судьба иногда демонстрирует похожую на оскал улыбку, Ричард продолжил: - Меня зовут Ричард Велльдон, - я – сотрудник дипломатического корпуса  и пришел сюда, чтобы поговорить о  Джо Тернере, гибель которого вы, насколько я знаю, расследуете. – Закончив говорить, Велльдон вопросительно взглянул на Ламбера, будто желая  уточнить: ему сейчас убираться к черту на рога или подождать, пока это будет озвучено? 


- Присаживайтесь, - Ламбер вежливо указал на кресло напротив, и достал пепельницу. В последнее время он много курил, что было неудивительно - эта привычка, казалось, повально входила в моду у всех жителей Лондона. Курили повсюду и с довольно раннего возраста. - Курите? - Не отрывая взгляда от собеседника, он подвинул пепельницу так, чтобы тот, в случае необходимости, мог легко дотянуться до нее. Он назвался сотрудником дипломатического корпуса и интересовался Тернером. Уже интересно. Что могло связывать простого студента с дипломатом? Впрочем, возможно, этот дорого одетый и прекрасно ухоженный мужчина пришел за тем, чтобы пролить свет на эту историю? - Я вас слушаю, мистер Велльдон, - произнес Ламбер и чиркнул зажигалкой, закуривая сигарету.


- Мой рассказ может показаться вам похожим на бред больного, перечитавшегося научной фантастики, однако  в случае сомнений не составит труда проверить меня на искренность, - слегка улыбнулся Ричард, склонив голову. История, которую он хотел рассказать, действительно имела место, детали ее можно было узнать, если как следует копнуть глубже. Кое-что немного преувеличив, кое о чем умолчав, Велльдон рассчитывал не только добиться  своей конечной цели относительно  миссис МакГрегор, но и, если удастся, быть  в курсе расследования. – Джо Тернер, как вы знаете, учился на археологическом факультете, а одним из его увлечений, можно сказать страстью, были древние артефакты – молодой человек мечтал однажды найти то могилу Артура, то Святой Грааль и не скупился на расходы для своих интересов.  Фантастика началась несколько лет назад, когда один из наших сотрудников привез из Египта древнюю, как он утверждал, вещицу, которую  поставил у себя в кабинете. Череда нелепых случаев вскоре после этого, вынудила меня искать помощи у Джо Тернера. Молодой человек, то ли выяснив причину, то ли заинтересовавшись статуэткой, унес ее… Многие говорили о неприятностях, которые посыпались на их головы, но после  смерти Тернера стали говорить о проклятии, которое, якобы, занесли в здание посольства. Можете смеяться, однако работа стала напоминать сумасшедший дом на выезде. Я хотел бы успокоить сотрудников и буду очень благодарен, если вы сообщите мне, что сочтете нужным о расследовании. Не сейчас, разумеется… Даже любая бумага  официального характера способна помочь, если речь идет почти о массовом помешательстве. Со своей стороны я, как человек, немного знавший Тернера, готов ответить на ваши вопросы, если такие будут.

- Интересные сведения, мистер Велльдон, - размеренно произнес Ламбер. Он почти физически ощущал, как мысленно раскладываются по полочкам все услышанные слова - складываются, сопоставляются, сравниваются с уже полученными знаниями. Сообщенная информация была новой, ценной, и не казалась ему бредом сумасшедшего. Был ли у этого человека повод врать, рассказывая сказки про студента? А может быть, у кого-то, кому студент перешел дорогу, появлялся прекрасный способ убрать его, не вызывая подозрений? Несчастный случай, сказки про проклятье, таинственность - и дело повернуто в нужную сторону. Это означало, что потребуется побеседовать с теми сотрудниками посольства, которые также были наслышаны про легенду, и на чьи головы, как сообщил только что дипломат, посыпались проклятья. К слову сказать, в проклятья Ламбер тоже верил. Но был уверен - в данном случае имеет место тщательно спланированная серия убийств, каким-то образом связанных друг с другом. - Скажите, мистер Велльдон, при каких обстоятельствах вы познакомились с Тернером? И назовите, пожалуйста, имена тех, на чьи головы, по ващим словам, посыпались несчастья после появления статуэтки? Со своей стороны готов поднять протокол осмотра места происшествия, где были описаны вещи, находящиеся в комнате Тернера. Уверен, что если статуэтка была там, криминалисты внесли ее в протокол.


- Пожалуй, называя это несчастьями, я несколько преувеличил, - легко ответил Ричард. Проверка со стороны полиции его абсолютно не волновала  - подобный случай был, да и о проклятии поговаривали с той нервной ноткой, которая предшествует панике. - Это не были глобальные несчастья, которые можно было бы назвать непоправимыми, но  сломанный палец тоже способен доставить неприятные ощущения. Однажды в архиве сорвалась со стены полка, посыпавшиеся бумаги испугали молодую девушку, несколько раз без  видимой на то причины гас свет, кто-то говорил о самовозгорании, но я находился в отлучке и не был тому свидетелем. Заболевшие дети, штрафы за парковку, нечаянно выброшенная в корзину с мусором бумага... Во всем обвиняли злосчастную статуэтку, будто до этого не случалось ничего подобного. Я лично не верю в то, что с ней связано проклятие, но суеверные люди встречаются и в наше время. Я могу написать имена, если вы настаиваете, но  с таким же успехом можно просто опросить сотрудников... Правда, не ручаюсь, что многие из них готовы  признаться в своих суевериях, но это вам виднее. Касательно моего знакомства с Джо Тернером... Мы познакомились восемь лет назад. Молодой человек сам пришел ко мне, узнав, что я коллекционирую старинные географические карты, одну из которых он хотел купить или обменять. Это была карта Британии.


- Да, буду вам признателен, если вы напишете, - кивнул Ламбер. На секунду уверенность и спокойствие его посетителя показались ему подозрительными, и очень скоро он понял, почему. Создавалось ощущение, что у него заготовлены ответы на все вопросы. Странным выглядел не рассказ, но сам визит в полицию с желанием расспросить и получить сведения. Какие? Если все газеты написали, что гибель Тернера - несчастный случай? - Значит, это произошло восемь лет назад.... - проговорил задумчиво Ламбер. А затем в упор взглянул на посетителя. - Скажите, а какие сведения вы хотите от меня получить? Газеты написали о несчастном случае, и полиция придерживается той же версии. Возможно, у вас есть причины считать, что все гораздо сложнее, и Тернера убили? Эти сведения явно успокоили бы ваши коллег - в наше время убийства происходят чаще, чем смерть из-за проклятий и прочей мистики... Пожалуй, я отвечу на интересующие вас вопросы, прежде чем допрошу вас о личности Тернера, как свидетеля. Задавайте вопросы, прошу вас.


- Сведения? Бога ради, никаких, - пожал плечами Велльдон. Он буквально кожей ощущал подозрения молодого человека, но относился к ним более чем философски - работа у них такая. Правда, разговор пошел не так, как он предполагал в начале и с теперешней постановкой вопроса шансов выйти на миссис МакГрегор становилось все меньше, но всему свое время. Узнает другим путем. Мог бы узнать и сейчас, применив некоторые свои таланты, но от одной мысли об этом становилось тошно, скучно и не интересно - жизнь мгновенно окрашивалась в самые серые тона, а его самого охватывало отвращение. - Я слышал, будто полиция  вовсе не имеет права разглашать что бы там ни было, поэтому не надеялся получить от вас сведения - лишь подтверждение официальной версии. Разумеется, мы можем отправить вам официальный запрос от посольства, но боюсь представить себе, на что это будет похоже. Что касается убийства, то это звучит еще бредовее, нежели мистика. В газете писали, что Тернера убило электричеством при попытке закрутить лампочку. Нелепая смерть. Скорее похожая на проклятие, что возращает нас к теме... некоторой паники.


- Не стоит паниковать. Это был действительно несчастный случай. Такова официальная версия, - ровным голосом произнес Ламбер. Итак, господин Дипломат явился в полицейский участок, не пожалев своего времени, ради того, чтобы получить хотя бы устное подтверждение тому, что Тернера никто не убивал. Любопытно. Либо в посольстве вообще нечем заняться, и этот гражданин решил, воспользовавшись случаем, посмотреть своими глазами, как работает лондонская полиция, либо он преследует свои цели и хочет убедиться для себя в том, что дело в ближайшее время закроют. Что ж, сейчас он получит свою порцию вопросов, раз тут очутился. Возмжно, удастся его запутать и поймать на слове, а затем использовать это в расследовании. Одному Ламбер мог порадоваться - он и правда имел все возможности говорить про официальную версию. - Если вам необходим письменный ответ, то посольству действительно придется направить нам официальный запрос. А теперь... Теперь позвольте мне задать вам несколько вопросов. - С этими словами Ламбер приступил к своей стандартной работе.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Квартира Франсуа Родена.

Джейн Эшертон, Франсуа Роден.

Франсуа Роден отложил в сторону лупу, с помощью которой рассматривал фотоснимок миниатюры конца 18 века. То есть, предположительно конца 18 века – в портрете молодой девушки было нечто, что сильно смущало, особенно, если внимательно прочесть прилагавшийся к изящной безделице сертификат. В большинстве случаев он привык доверять первому впечатлению и если чутье буквально кричало о том, что «здесь что-то не так!», как правило, так и оказывалось. Осталось только выяснить – что. На одном предчувствии далеко не уйдешь, а ведь речь идет о судьбе коллекции, предварительная стоимость которой исчислялась внушительной суммой. И, разумеется, за нее не дадут и сотой доли стоимости, если вещицы окажутся поддельными… И все же, подделка или нет? Прежде, чем рекомендовать сдать миниатюру для более подробного исследования, нужно многое взвесить – на кону не только репутация человека, продавшего коллекцию, но и его как эксперта.

Что же здесь не так? Какое-то несоответствие между историей перемещений миниатюры, сертификатом и самым портретом… Как в истории с картиной, когда сомнения вызвал сначала странный рисунок ковра, а потом и камзол, застегивающийся на… молнию. Покачав головой, Франсуа запер бумаги и фотографии в сейф. Ничего сегодня не выйдет – в голову то и дело лезет последний разговор с Ричардом Велльдоном и еще какой-то бред до того дикий, что не знаешь, кому звонить – лечащему врачу, в институт нейрохирургии с вопросом, не изобрели ли еще средств для лечения амнезии или сразу в психиатрическую больницу.

Девушка на миниатюре с белой кокардой на шляпе. 1793 год, работа на эмали малоизвестного французского мастера Жана дю Паре. Так могло быть? Или не могло? Глаза говорили, что могло - те подробности, которые можно было определить без специальной экспертизы, соответствовали принятым, а сознание кричало, что нет. Почему? Черт его знает. Превосходно, так и напишешь в заключении.

Промучившись еще пять минут, Франсуа направился на кухню заваривать кофе. Часы протрезвонили пять вечера с настойчивостью утреннего будильника. Протянув руку, чтобы выключить их, он наткнулся на записку «Сегодня придет Джейн, балда!». Да, действительно, сегодня придет Джейн, а напоминание написал он сам, зная, что занимаясь чем-то способен отключиться от окружающей действительности. Пожалуй, стоит сходить сегодня в ресторан, как и планировал после разговора с Велльдоном. Побыть немного в оживленном месте, где полно людей, отвлечься на любой разговор, только не оставаться наедине с приближающимся сумасшествием, вторую волну которого неожиданно вызвала чертова миниатюра. Но довольно, лучше уж занять мысли тем, куда пойти или решить потом. Видимо, придется, потому что в дверь позвонили.

Без сомнения, это – Джейн. Миловидное, совершенно беззлобное и ласковое создание, с которым они познакомились в агентстве, предоставляющим эскорт-услуги. Как оказалось с легкой руки Ричарда Велльдона, такие агентства - довольно полезное изобретение человечества, если нужно где-то присутствовать с дамой. Собственно, от девушки прежде всего требовались внешние данные, умение поддерживать и вести беседу и составить компанию в каком-либо мероприятии. Дальнейшее знакомство могло перейти и в более близкое… Самого Франсуа устраивало во всех отношениях – несколько не вполне удачных романов окончательно убедили его больше не связываться с женщинами, которые после второй ночи решают что ему нужно, после третьей начинают предъявлять права, а после четвертой считают тебя своей собственностью. Отвратительно. Гораздо лучше для всех, если подобное занятие – бизнес, где соблюдаются определенные договоренности и свобода действий.

Джейн в свое время привлекла его своей непосредственностью и непохожестью на девушек, больше напоминающих кукол – заученные улыбки, движения, даже стиль в одежде, как на нелепом, чудовищном подиуме… (две или три работали там же или создавали видимость работы, об остальных же предлагалось судить по резюме с фотографиями). Быть может, в эскорт агентстве хотели таким образом подчеркнуть солидность фирмы, но на него, в отличие от Велльдона, это произвело едва ли не гнетущее впечатление, будто разыгрывался фарс. Спасла ситуацию Джейн, вызвавшая своим появлением недовольство - еще бы не злиться, когда клиент попался тяжелый, а сотрудница пришла выяснять о каком-то первом предупреждении. Ее, разумеется, попросили подождать за дверью. Внешне, живой манерой себя вести, не кукольно-глянцевой внешностью она и произвела на него впечатление. Теперь этот образчик непринужденности появился на пороге, как спасение от подступавшего помешательства…

- Франсуа, здравствуй! - Джейн Эшертон, миловидная блондинка в изящном синем плаще, который очень шел к ее роскошным светлым волосам, впорхнула в комнату и поставила у стены мокрый зонтик. – Брррр. На улице так промозгло, что я, кажется, сейчас умру, если не выпью горячего чаю! Ты уже обедал? – Освободившись от плаща, она сняла шарф и ботинки на довольно высоком каблуке и осталась в коротком и довольно открытом платье, которое очень ей нравилось. С тех пор, как Кельвин Кляйн провозгласил “Be Yourself”, в моду вошли джинсы и безразмерные свитера, скрывающие все особенности фигуры. Джейн Эшертон предпочитала одеваться в классические платья, делающие ее женственной и сексуальной. Взяв сумочку, она вошла в комнату, улыбнувшись Франсуа. В этом доме она никогда не ощущала себя хозяйкой, хотя встречались они уже больше года. Впрочем, эти встречи вряд ли можно было назвать постоянным
романом. Иногда Франсуа уезжал довольно надолго, и в такие моменты Джейн считалась свободной от каких-либо обязательств. Среди девушек ее круга вообще было не принято заводить долгие романы с клиентами Агентства. Но с Франсуа все было иначе. Потому что его Джейн считала особенным. И дело было не только в необычной внешности – глазах необычного серо-зеленого цвета, форме губ, какой-то трогательной хрупкости и странном шраме на лице, про который Франсуа не любил говорить. Он был какой-то.. несовременный. Во всем. В жестах, в манере говорить и носить очки, даже в том, как он улыбался.

А еще он был очень умным. Джейн это знала точно, хотя сама была далека от звания интеллектуалки. Работа фотомоделью, незаконченное образование в Университете, легкие деньги в агентстве эскортных услуг, поклонники, цветы, дорогие украшения и собственный автомобиль в 21 год – такой была ее жизнь, которая вполне устраивала и радовала. Но когда Франсуа начинал рассказывать или объяснять ей что-то непонятное, она забывала обо всем. Например, однажды увидев в сериале забавного пса по прозвищу Руссо, Джейн от души была изумлена, когда Франсуа почему-то расстроился и сказал, что это весьма странная кличка для пуделя. А потом выдал такой рассказ о великом философе 18 века, который написал книгу, которая перевернула умы миллионов людей, и умер в нищете, что Джейн оставалось только слушать, не перебивая. Франсуа рассказывал так интересно, что она, оставшись у него на ночь, даже попросила почитать этого самого Руссо. К сожалению, книга оказалась гораздо менее интересной, чем рассказ любовника.

- Ты снова работал весь день? А я разведала замечательный ресторан, из которого можно заказывать по телефону! Хочешь, сегодня устроим домашний вечер, как на прошлой неделе? Сегодня обещают показать концерт Джорджа Ма… Ой, прости, я забыла, что ты такое не слушаешь. Можно найти какое-нибудь кино… Или ты хочешь все-таки проветриться? В таком случае… - Джейн снова улыбнулась и радостно завершила фразу: - В таком случае, я готова. Хоть сейчас. Только у меня ботинки немного промокли.

- Я хотел пообедать с тобой, - Франсуа повесил плащ на спинку высокого стула, оставив его сохнуть, а потом подошел к столу и включил электрический чайник. Чай, по негласной традиции заварит сама Джейн - его варварский способ просто заливать кипятком листья доводил до содрогания не только Ричарда, но и любого, кто знает толк в классической английской церемонии чаепития. Когда-то одна змея из серпентария под названием "эскорт-агентство" доверительно шепнула, что Эшертон - дура. Он выслушал комментарий и отправив умницу домой, стал ждать возвращения заболевшей Джейн. Велльдон говорил, что появляться с этой девушкой в обществе - хорошая возможность блеснуть интеллектом, а его устраивало абсолютно все, потому что ни одна из манерных кукол никогда не рассказывала о своих наивных новостях и уж тем более не спрашивала о том, работал он или развлекался. - Если ресторан такой замечательный, мы в любом случае попробуем их кухню, а дома или там решим, когда попьем чай. Концерт какого Джорджа обещают показать? Если я такое точно не слушаю, мы все таки поедем в ресторан, по дороге выберешь себе ботинки. Я планирую закончить работу через две недели, а потом поехать во Францию на несколько дней. Еще не решил, куда. Составишь мне компанию?



- Во Францию? Как замечательно! - Джейн захлопала в ладоши, искренне обрадовавшись предложению. По законам агентства она имела полное право сопровождать своих клиентов в поездках, если они являлись постоянными клиентами и хорошо платили. В обычных случаях она бы не радовалась так бурно, потому что, как правило, все эти бизнесмены с их разговорами про курсы акций были бесконечно скучными и не доставляли ей радости. Но с Франсуа было очень интересно. Всегда. Потому что он умел рассказать историю про любую вещь, которая попадалась ему в руки. Заварив чай (а Франсуа совсем неправильно умел это делать), она устроилась рядом и обняла его, глядя с нежностью. - Ты правда хочешь увезти меня в Париж? От этого дождя и этих зануд? Франсуа, я тебя обожаю, ты всегда что-то придумываешь! Я, конечно, была в Париже, но это было давно и я почти ничего не посмотрела. Мы сходим в Лувр? Ты расскажешь мне о картинах? Но для начала я расскажу тебе новости. Знаю, у тебя совсем нет времени читать разную ерунду в газетах... Или... - Она подвинулась ближе и обняла его. - Я соскучилась, Франсуа. Ты и правда, удивительный. Я вчера смотрела историческое кино про Цезаря и Брута... А у тебя какие новости?

- В Париж и в Лувр? - удивленно переспросил Франсуа, даже несколько растерявшись. Он был в Париже около года назад, ездил туда как раз по приглашению из Лувра, но постоянная толчея, невозможность что-либо посмотреть и даже более или менее по-человечески поесть, довели его до белого каления еще раньше, чем закончился срок пребывания в столице Франции. Правда, там было много интересных музеев - к примеру, музей подделок и музей искусств стран Дальнего Востока. Перспектива целый день ходить по Лувру одновременно и притягивала, и внушала настоящий ужас неизменной толпой, ежедневно осаждающей музей как в свое время народ Бастилию. Взглянув на Джейн он увидел в ее глазах восторг, хотя в глубине души сильно сомневался, что девушка выдержит подобное испытание. - Если ты и правда хочешь пойти в Лувр, мы можем задержаться в Париже... а потом я хотел бы посетить Мон-Сен-Мишель и, возможно, замки Луары. Теперь расскажи, что за ерунду пишут в газетах и кто тебе больше понравился в фильме - Брут или Цезарь?

- Лувр, конечно! - с готовностью поддержала разговор Джейн, радуясь, что назвала верный музей. Ей очень хотелось нравиться Франсуа не только, как женщина, но и как собеседница, и при этом она понимала, что совсем "не тянет" на его уровень. Однажды она видела, как он рассматривает альбом с картинами разных исторических художников, и в памяти всплыл музей Лувр, где точно было очень много картин, даже больше, чем в Национальной галерее Лондона! С момента знакомства с Франсуа она иногда забегала в эту галерею, чтобы посмотреть на старинные картины разных художников. А кроме Лувра и Нотр Дам де Пари ничего на ум не приходило. - Франсуа, конечно, я хочу посетить Лувр! Однажды я уже была в Париже, и видела, как он прекрасен... Но не заходила туда. - Джейн говорила, накрывая стол для чаепития. У Франсуа, благодаря ее стараниям, всегда был не только чай, но и множество разных конфет, джемов и необычных печений к чаю. А сам он, когда они беседовали вот так, просто, и ни о чем особенным, становился таким домашним и милым, что она просто забывала о том, при каких обстоятельствах они познакомились. В глубине души Джейн именно так представляла себе будущего мужа. Но ей было всего 24 года, и о замужестве и семье было рано думать. - Но замки - это тоже очень интересно! Ты ведь расскажешь мне о том, что раньше жил в них? Ты так интересно рассказываешь, лучше, чем в книжках пишут! Про газеты я тебе потом расскажу. Один журналист, который очень мне нравится, как пишет, написал интересную статью про несчастные случаи. Что люди в Лондоне умирают иногда от несчастных случаев, а на самом деле это, может быть, и не несчастные случаи, представляешь? Там было что-то.... - Джейн наморщила лоб, вспоминая точную цитату, но так и не смогла этого сделать. - Ну, про то, что несколько было несчастных случаев, и все, кто умер, были с амнезией, и с автокатастрофой в прошлом. Интересно, да? Что касается кино... Мне Брут понравился. Потому что он убил настоящего злодея. Я вообще не понимаю, почему Цезарь считается великим. Он же был ужасным и злым! Нет? Как тебе кажется?

- Я знаю не о всех замках, поэтому хочу посмотреть и узнать о них больше, - рассмеялся Франсуа. В разговорах с Джейн он старался не оперировать слишком сложными понятиями, но тем увлекательнее становились эти беседы - порой слишком устаешь от общения на исключительно серьезные, касающиеся работы или общего положения вещей во Вселенной темы. Девушка ловко расставляла чашки, блюдца и все те положенные для чаепития вещи о которых забываешь в ежедневном обиходе, а он, видя рядом с собой ее хорошего сложения фигурку, решил, что лучше заказать еду из ресторана сюда. Сообразив, что Джейн задала вопрос, Франсуа осмыслил его и покачал головой. - Сложно сказать, Джейн. Он считался великим, потому что... был не только полководцем, но и правителем. Он изменил то, что было принято раньше и если был не всегда прав, то того требовала ситуация, ведь управлять большим государством - сложная задача. Что же касается Брута, его переманили на сторону заговорщиков, чтобы убийство Цезаря одобрили. Это было... - Франсуа провел рукой по лбу. На секунду возникло ощущение дежа-вю, будто когда-то он уже говорил о Цезаре. С кем? Когда? С Джейн? Мысленно повторив
про себя ее монолог, он не вспомнил с кем вел беседу тогда, но обратил внимание на другое... - Постой, Джейн! Оставим Цезаря в покое, что ты говорила о несчастных случаях? Умирают люди, которые болели амнезией и которые когда-то попали в аварию? Так?! - Даже не ожидая ее ответа Франсуа был уверен, что не ошибся и не ослышался. Провести параллель настолько легко, что даже смешно. До дрожи. Или до истерического хохота. Кто-то убивает людей с судьбой, похожей на его судьбу? Значит ли это фантастическое совпадение, что... Едва преодолев искушение позвонить Велльдону и хотя бы наорать на него от избытка охвативших эмоций, Франсуа потянулся к пачке сигарет и нервно закурил.

- Ну... так считает этот журналист. Сейчас. - Джейн с готовностью полезла в сумочку, откуда извлекла газету, свернутую вчетверо. А затем протянула ее Франсуа. - ПО-моему, это где-то тут было. Я сегодня утром ездила на метро, и мне сунули газету. Хорошо, что не выбросила! Но знаешь, Франсуа... - Джейн устроилась рядом, заглядывая ему через плечо, пока он читал довольно длинную заметку на первой полосе. - Этот журналист, Лустало, вообще немного двинутый на всяких таких вещах. У него чуть что - маньяк, если какое-то убийство - сразу начинает искать похожие. ЕГо, конечно, можно понять - человек пишет криминальную хронику! Мне бы, на его месте, наверное, тоже мерещились бы во всех преступники и трупы! С ним встречается моя подруга, ну, ты ее видел - Марта Коллс. Рыженькая такая, мы с ней учились вместе, и она приходила ко мне недавно. Ну вот, она рассказывала.... Черт, я сбилась. О чем я говорила, Франсуа? - Джейн провела рукой по его волосам и поцеловала его в щеку, чтобы немного отвлечь от чтения. Но Роден, казалось, совершенно потерял связь с внешним миром - он уже в который раз перечитывал заметку, подписанную Кристофером Лустало. - Франсуа! Ну ты долго это читать будешь? - Джейн встала и дотронулась до его плеча. - Кстати! Представляешь, мне показалось, что за мной сегодня следил какой-то тип! У меня память на лица уууух какая - всех помню. Короче, у меня такое ощущение, что поклонник у меня появился. МОлоденький такой, на студента похож. То в магазине его вижу, то в соседнем дворе... Ну все, Франсуа, ну обрати на меня внимание!

- Подожди, Джейн, - Франсуа вздрогнул, когда сигаретный пепел ожег пальцы. Сколько раз перечитал заметку? А ведь достаточно вспомнить тот разговор с Велльдоном – Ричард пришел вовсе не за тем, чтобы обсудить поездку в Тулон, хотя личность того эксцентричного человека была по-своему забавна… Ричард пришел убедиться, что все в порядке. Он знал, что людей, объединенных общим происшествием и общей болезнью кто-то убивает так, чтобы все выглядело как несчастный случай. – Наш чай остынет, Джейн, - рассеянно сказал он и не оборачиваясь коснулся ее бедра, будто желая сказать: «я помню, что ты здесь». Чуть подтолкнув девушку, он нашел в себе силы оторваться от газеты, подошел к холодильнику и налил себе немного вина из початой бутылки. Закурил новую сигарету. Прошелся по комнате. Мысль связаться с журналистом посетила его еще после первого прочтения статьи, сейчас только приобрела более четкие очертания. К черту рассуждения о том, что удобно, а что – не очень, ему необходимо связаться с журналистом, а не с Ричардом, который даже не потрудился рассказать о… о том, что он – следующий на очереди.– Джейн, ты можешь позвонить сейчас Марте Коллс и спросить у нее номер Элизе Лустало?


- Даа... - немного разочарованно протянула Джейн. Она совершенно не понимала, с чего вдруг такой интерес к этой статье и этим несчастным случаям. Планы на вечер у нее были сегодня совершенно другие, и в них не входило обсуждение всяких страстей, которые описывал этот журналист. И тем более, не входило в ее планы, что Франсуа вдруг внезапно станет рассеянным, перестанет ее замечать и уткнется в газету. Впрочем, Джейн была приучена, что с мужчинами спорить не следует. Поэтому, переместившись к телефону, она устроилась в кресле, закинув стройные ноги в прозрачных колготках на подлокотник, чтобы выглядеть более соблазнительно, и, вздохнув, стала набирать номер Марты. - Между прочим, его зовут не Элизе, а Крис, - произнесла она победоносно, но больше ничего сказать не успела, потому что послышалось знакомое хрипловатое "Алло". - Марта!!! Дорогая, ну ты что, простудилась? Ах, глупенькая, я же говорила тебе, что на этой коварной погоде нельзя ходить в твоем тоненьком шарфике и тонком плаще! Я вот, что тебе порекомендую... - Разговор подруг длился около десяти минут, во время которых Джейн дала Марте массу ценных советов - мама Джейн была врачом, и девушка гордилась своими медицинскими знаниями. Наконец, она положила трубку и протянула Франсуа листок с телефоном. - Вот телефон Криса. Марата говорит, что если звонить ему, то сейчас, потому что по утрам он спит, а к вечеру напивается с коллегами в журналистском пабе.

- Да, конечно... Спасибо, Джейн, - Франсуа взял из рук девушки листок и без малейших зазрений совести направился к телефону, прихватив с собой фарфоровую чашку с остатками вина, пачку сигарет и зажигалку. На личике Джейн совершенно ясно читалось разочарование, но он знал, что не успокоится, а для развлечений еще будет время - хотя бы после ужина. Набирая номер, Франсуа несколько раз сбился. Ну что, черт возьми, с ним происходит? С какой стати назвал журналиста странным именем "Элизе"? Из каких закоулков памяти всплыло это? В трубке все время слышались гудки, он уже подумал, что опоздал, но когда думал отсоединиться, трубку взяли. - Добрый вечер. Я могу поговорить с Эл... с Кристофером Лустало? - спросил он, ругаясь на себя за снова вклинившееся в речь имя "Элизе". Теперь журналист решит, что имеет дело с сумасшедшим и будет недалек от истины.

Что подумал журналист так и осталось тайной - Кристофер Лустало лишь спросил, по какому поводу. Повод придумывать не пришлось - им и так была статья... После секундной паузы последовал и долгожданный вопрос: "Во сколько и где?". По правде говоря, Франсуа был готов приехать сейчас и куда угодно, но это означало либо брать Джейн с собой, что исключено, либо оставить ее здесь. Нет, исключено в любом случае - уж лучше провести вечер так, как планировал в самом начале во избежание путаницы. - Завтра, в восемь вечера, если вас устраивает, - сказал Франсуа в трубку, подумав, что где-то в это время журналист как раз направляется в бар. Выбор места поставил его в тупик - логично было назначить встречу в ресторане, а не в баре, где, как правило действует правило: "выпил кофе и ушел". Поколебавшись, он назвал "Старый город". Закончив беседу, Франсуа повернулся к Джейн. - Закажешь нам ужин, Джейн?

- Конечно! И это будет моим сюрпризом! - обрадовалась Джейн. Она прекрасно изучила вкусы Родена, и никогда не промахивалась с заказами и выбором блюд. Все это время она с тревогой наблюдала за беседой Франсуа по телефону, настраиваясь на худшее - что журналист пригласит его встречаться немедленно. Криса она немного знала - пару раз видела его у подруги. И он произвел на нее совершенно дикое и эксцентричное впечатление. Ну разве может нормальный мужчина постоянно бегать звонить по телефону, вечно что-то писать в блокнот. говорить только на тему последних новостей, перебивать женщину и не причесывать волосы перед тем, как пойти в гости? Нет, нормальный человек так вести себя не может. А Кристофер считал, что ему позволено все что угодно - только потому, что его статьи периодически печатались на первых полосах ведущих новостных изданий. Впрочем, к счастью, к ней лично он не имел отношения, а то, что Марта в него влюблена, как одержимая - это ее проблемы. Закончив с заказом, Джейн на цыпочках подкралась к дивану, где сидел Франсуа, и устроилась у него на коленях. Он был очень чем-то расстроен. И озабочен. Но с этим Джейн уже научилась бороться. Легкий расслабляющий массаж, приятное почти полное отсутствие освещения, и ее восхитительная фигура сделают свое дело. - Франсуа, дорогой, я безумно скучала по тебе эти дни... Выброси из головы то, что тебя тревожит, хорошо? Наш ужин привезут через час. А пока мы можем заняться чем-то более приятным! - Джейн закинула руки ему на плечи, чтобы притянуть к себе. В том, как сделать мужчину счастливым, она знала толк.

[Etelle]

Ноябрь 1992 года
Лондон, паб «Английский бульдог»

Этьен Корти, Каролина Брэндон


- Sunday morning is everyday for all I care… - хриплый голос Кобейна грустил прямо над ухом. Каролина Брэндон подпевала ему, кивая знакомым, заходящим в паб «Английский Бульдог», расположенный практически прямо напротив Вестминстера, служивший местом неформальных встреч всего «истеблишмента», как выражались завсегдатаи-парламентарии или «тусовки», как выражалась они и ее коллеги по журналистскому цеху. Самые свежие сплетни, самые эксклюзивные подробности закрытых заседаний, самые остроумные репортажи – все это рождалось в стенах «Бульдога». На этой неделе вход украсился венком в красно-зеленых тонах, а на столах расставили красные свечи. Рождество стучится даже в двери высоких кабинетов.

- Я счастлив, что я нашел друзей, они безобразные – но как и ты, - допела Каролина песню вместе с Куртом Кобейном и, решительным ударом кулака выключив магнитофон(безусловно, дни его были сочтены еще несколько лет назад) наконец, вышла из машины. Дверь старенького горбатого «фольксвагена» захлопнулась лишь с третьей попытки – да, Каролина могла позволить себе новую машину, если бы умела откладывать деньги. С другой стороны при мысли о респектабельной машине «как у людей» ей становилось не по себе. На самом деле втайне она мечтала купить «харлей», но, во-первых, не умела водить мотоцикл, во-вторых, на парковке перед «Бульдогом» он бы смотрелся и вовсе иностранным пришельцем.
Общество «старых упырей», как она про себя называла политиков, Каролина втайне ненавидела, и очень гордилась тем, что никто из упомянутых кровопийц этого ни разу не заподозрил за все семь лет ее работы с Вестминстером. Вообще-то она всегда хотела писать человеческие истории, потом – мечтала о работе в «горячих точках», но мистер Саллифилд – «душка Саллифилд», главный редактор «Лондон дэйли пост» давно расставил все по своим местам.
- У тебя талант заставлять людей говорить тебе все, что они хотели бы скрыть. И у тебя неплохо получается притворяться, девочка. Твое место – в политике. Принеси нам оттуда немного правды, - сказал Саллифилд ей – тогда еще стажеру – несколько лет назад – и отправил в Вестминстер и на Даунинг Стрит.


Стоит признать, Саллифилд оказался прав. Каролина научилась разбираться в интригах республиканцев и демократов, и была одной из первых репортеров, кто выразил скептис по поводу «очевидной» - как тогда казалось – победы Маргарет Тэтчер на выборах главы консервативной партии. Та история закончилась для страны отставкой Тэтчер, для консерваторов – приходом во главу партии Джона Мейджора, а для Каролины – определенной репутацией в политических кругах. И, пожалуй, она бы уже не променяла интриги почти королевского двора на Косово или Афганистан или… Да хоть на криминальную хронику, больных СПИДом, феминисток, что угодно – но человеческое! В конце концов, нельзя же гордиться тем, что ты блестяще умеешь очаровывать и обманывать людей, у которых нет души – «упырей»?


Один из «упырей», к слову сказать, как раз сидел в одиночестве у стойки бара, что означало, что подойти и перекинуть парой слов будет вполне прилично. И именно этот сравнительный новичок в мире кровопийц и ночных кошмаров и был сейчас нужен Каролине.
- Девочка, кто он такой? – поинтересовался недавно Саллифилд.
- Этьен Корти? – Каролина открыла было рот, и тут опешила. Саллифилд бьет всегда в точку. Корти, относительный новичок парламентской политики, которому они не уделили ни строчки, анализируя новый состав парламента – мелкая сошка. Корти, политик лет под 50 – абсолютно средний возраст, депутат от Суррея. Корти, о котором так много говорят в последнее время и который незаметно из мелкой сошки превратился во влиятельного парламентария и серьезного противника Мейджора, хотя и политика непубличного – что опять же было странной стратегией для новичка в Вестминстере. Корти, разоблачить которого не так давно клялись какие-то желтые издания – очевидно, работают по «сливу» кого-то из конкурентов – да, у Корти уже есть конкуренты и враги. - Обещанных разоблачений так и не последовало. Видимо, у Корти – влиятельные союзники,- наконец, ответила Каролина, после чего получила на свою голову ушат заслуженной критики. Действительно, как она могла не найти времени и разобраться в личности нового «серого кардинала» британской политики? И даже не проверить, кто именно дал информацию «желтой прессе», что могло бы вскрыть очередную серьезную интригу?
- Мне нужен портрет Этьена Корти, девочка моя, - наконец. Заключил Саллифилд часа через полтора, после того, как успокоился, - Кто такой мистер Корти и чего он добивается? У тебя неделя.
Неделя выдалась и правда не из легких. Архивы, старые газетные публикации, старые интервью. Беседы с коллегами Корти и… Гладкость биографии, шаблонность цитат, ничего, что наводит на раздумье. Никаких темных дел и влиятельных покровителей создавали прямо-таки гнетущее впечатление гладкой поверхности, за которой скрывается пустота. Или бездна.

На четвертый день работы с пустотой Каролина так осатанела, что решила действовать напрямик и начать все поиски заново. На сей раз – с самого объекта, хотя обычно для подобных статей она обращалась к свои героям лишь в конце с просьбой прокомментировать уже найденные факты. На сей раз все будет по-другому.

Мельком глянув на себя в зеркале позади барной стойки, она осталась довольна. Пальто песочного цвета очень шло к ее темным волосам и глазам, унаследованным от испанских предков по линии деда, бежавшего в Великобританию в 30-е годы после того, как в Испании к власти пришел Франко.

Пройдя к стойке, она заказала виски со льдом и, встретившись с Корти взглядом, подошла к нему.
- Доброго Вам вечера, мистер Корти. Прошу Вас, будьте сегодня моим спасителем, ведь именно Вы поставили под угрозу мою карьеру, - весело начала она разговор в своей обычной манере – ведь главное правило бесед с вампирами – не давать им понять, что вы в курсе того, кто они есть. Примерно этому же сейчас весь мир учит только что вышедший фильм «Дракула» Брэма Стокера, а значит – так оно и есть.

- Добрый вечер, - Этьен Корти улыбнулся и чуть отстранился, чтобы иметь возможность внимательнее разглядеть незнакомку. Как и любой человек, перешагнувший определенный возрастной рубеж, он чувствовал вполне объяснимую тягу к юным представительницам прекрасного пола, хотя редко позволял себе перейти тонкую грань дозволенного. Впрочем, принятые в этом безумном мире правила были совсем не теми, к которым он привык. Интимная близость и ухаживания перестали быть табу, женщины коротко стригли волосы и обнажались, утратив всякую стыдливость, курили табак, весьма успешно вели дела… Иногда это казалось странным, иногда – притягивало и завораживало, как и все в этом перевернутом с ног на голову мире.
1992 год. Двести лет. И вот по воздуху летают железные птицы тяжелее воздуха, остались в далеком прошлом движущиеся с помощью пара машины, практически у каждого есть «экипаж, который движется сам», да и «умная машина» не считается редкостью, не говоря уже о возможности говорить на расстоянии! Когда-то, двести лет назад, нечто подобное рассказывал один сумасшедший старик, рассказывал, размахивая руками, нервно, убедительно… Никто ему не верил, но зато можно было от души посмеяться над сказками безумца. В их Комитете сначала сомневались, куда отправить такого – в дом для умалишенных или на гильотину. В конечном итоге, под шум прериальского закона, Сансон получил своего клиента… Никому и в голову не приходило, что безумец просто был наделен даром видеть будущее или… сам был гостем? Кто их разберет теперь, когда от всего случившегося с ним кругом шла голова?

Иногда Этьен Корти задумывался о том, что же произошло потом, когда таинственная сила нарушила их привычное существование? Он пытался найти для себя ответ в учебниках истории, но… ах, какое же разочарование выяснить, что твое имя чаще всего упоминается в связи с тем днем переворота! Неужели он, полностью посвящавший себя работе, не сделал ничего более значительного? Впрочем, пусть прошлое будет в прошлом, а сейчас не сама ли судьба дала ему этот шанс прожить жизнь заново? И он жил, наслаждаясь этим странным настоящим, испытывал удовольствие от занятия политикой, ранее недоступных радостей, свободного общения с женщинами…

Единственным, что внушало беспокойство, был, пожалуй, вопрос на который он не знал ответа. Как, черт возьми, он оказался здесь? Как, когда подобное считалось фантастикой даже здесь?! Жаль, что вспомнив все, прервал всяческое общение с Ричардом Велльдоном – тот явно что-то знал и мог бы рассказать, но как прикажете заставить его сделать это? Тогда Этьен решил идти своим путем, на время сосредоточившись исключительно на политике. Определенное влияние даст ему возможность добыть ответы на интересующие вопросы, поэтому пусть это станет первоначальной задачей.

Но он задумался, выдержав тем самым не очень красивую паузу. Незнакомка уже сделала свой заказ, лишив его возможности для более изящного маневра, но что остается делать там, где не приняты условности? Улыбаясь, Этьен Корти внутренне собрался. Любой, кто подходит к тебе с вопросом, может оказаться подозрительным – простое правило, которое работало и здесь, но это не мешает простой любезности. Или знакомству. Или флирту. Или разговору о карьере. – Простите, я задумался о том, чем же могу быть вам полезен, но боюсь, ни одна из моих версий не заслуживает серьезного обсуждения. Быть может, вы скажете об этом и мы вместе подумаем, что же можно сделать?


Каролина отметила церемонность собеседника – впрочем, для политического Лондона это было делом обычным. Втайне она отругала себя, что не позволила мужчине сделать заказ за себя – «Английский бульдог» определенно не был ополотом феминизма.

Отпив маленький глоток виски, Каролина светски ответила на улыбку собеседника, подстраиваясь под его консервативную манеру говорить и радуясь, что сегодня надела юбку в стиле шестидесятых – почти паинька.
- О, мистер Корти, я пришла к Вам с вопросом даже не политического, а философского характера, - она позволила себе ехидно прищуриться, - Признаюсь, я в тупике. Уже вторую неделю ищу на Вас компромат, воспоминания и отзывы близких и…. пустота. Вы не любили, не старели, не совершали ошибок… Так кто Вы, мистер Корти?

- Помилосердствуйте, я даже предположить не мог, что от подобного пустяка может зависеть ваша карьера! - воскликнул Этьен Корти, изобразив на лице шутливое удивление. На самом деле, ему не слишком понравилась постановка вопроса и тон, которым он был задан, однако полученное воспитание предполагало исключительно вежливый ответ. Этому способствовала и политическая карьера, а также элемент опасной игры, который всегда вносил новшества даже в самую скучную на свете обстановку! Так было и сейчас. - Что же, я только рад за окружающих меня близких людей - они настолько тактичны, что не выносят сор из дома, несмотря на мелкие недоразумения, которые, без сомнения, случаются у всех. Признаться, мне чрезвычайно льстит ваша характеристика, однако обсуждать дела сердечные - пошло, а говорить об ошибках - не всегда приятно... А с кем я имею честь говорить?

- Каролина Брэндон, «Лондон Дэйли пост», - представилась Каролина, сразу поняв, что не стоит протягивать руку в подчеркнуто американском приветствии, - я работаю журналистом в парламенте, -Каролина вдруг осеклась.
Стоп, ему явно неприятны любые «демократические жесты». Значит, ему так же неприятна вся псевдодемократическая риторика в стиле журналов «Новая мода»…
- Признаюсь, я не вполне уверенно до сих пор чувствую себя в таких заведениях,- сказала она, говоря заведомую ложь, - Простите за резкую постановку вопроса. Я лишь хотела разобраться в Вас, в политике, о котором все больше говорят. Вы родились в…

- Но тем не менее, вы пришли сюда, - склонил голову Корти, будто желая еще раз констатировать факт их знакомства. Это внимание ему и нравилось и не нравилось одновременно - Этьен любил внимание к своей персоне, но желательно, чтобы это было тщательно спланированное внимание. Притом в кругу коллег. Он не понаслышке знал, что все, сказанное в личном разговоре может, в конце концов, обернуться против тебя самого. Последствия иногда бывали разрушительными - как минимум приходилось если не защищаться, то оправдываться, а иногда и переходить к открытому нападению. На последнее, правда, решались далеко не все... - Чтобы разобраться в политике, мисс Брэндон, нужно не только интересоваться ею, но и учиться, а чтобы разобраться в человеке, иногда не хватит и жизни. Что вы хотите, чтобы я рассказал? О той деревне в которой гостил летом или о родительском доме? О школьных годах или о студенчестве? О первой любви? Полно, это совершенно не поможет вам лучше понять сегодняшнюю политическую обстановку, а личные воспоминания обычно рассказывают... ммм... при более близком знакомстве.

- О, мистер Корти, Вы заговорили о деревне, - Каролина мысленно представила себе идиллическую картину с белоснежными овцами на зеленой траве… по правде говоря, деревню она ненавидела, - признаться, я тоже гостила летом в деревне. Скажите, Вы любили те времена?

Пустота. Он не вспоминает ту деревню или первую любовь – Каролина была в этом уверена. Слишком спокоен, слишком открыт. Слишком сложен.
- Я тоже проводила когда-то каникулы в деревне. Вы любили это? – спросила она, напряженно ловя каждое слово.


- Мисс Брэндон... Мне кажется, я довольно ясно дал вам понять, что не желаю обсуждать вопросы личного характера или делиться воспоминаниями, - удивленно поднял брови Этьен. Несмотря на то, что внимание молоденьких девушек было ему приятно и льстило самолюбию, обсуждать то, что возможно обсудить лишь с близкими друзьями (где они, те друзья? От них не осталось и праха...), Корти считал почти неприличным. Лгать - пустая трата времени, отвечать правду - глупо, придумывать правдоподобную историю - ради чего? За него и так ее придумали... Кто? Знать бы... - Однако если вам так хочется говорить... я буду рад поддержать беседу со столь эффектной леди. Расскажите лучше о себе. Где вы учились? Мечтали ли стать журналисткой? Любили ли в детстве молоко и была ли у вас собака?



- О, Вы отвечаете вопросами на вопросы, это Вам не на пользу, как политику - улыбнулась нехорошо Каролина, - Итак, я могу написать в своей статье, что в ответ на мой вопрос о том, любил ли он проводить выходные в деревне, мистер Кортни ответил вопросом, мечтала ли я стать журналистом?
Каролина понимала, что собеседник ей достался трудный, потому не торопилась. И все-таки что-то в нем ее нервировало.

- Мистер Корти, Вы – очень умный человек, - примирительно заговорила она, - но поймите, чем больше Вы таинственны, тем больше оснований у моего читателя предполагать нехорошее. Вы можете не любить современные СМИ за открытость, но и ценить их за это же. Вы сейчас имеете возможность от первого лица развеять все тайны вокруг Вашей персоны.

-То есть Вам про себя сказать нечего, - притворно удивилась Каролина, - Скажите, тогда, как это коррелируется с курсом правительства на открытость власти.

- Моя дорогая леди, вы совершенно не принимаете во внимание факт, что я уже ответил на ваш вопрос перед тем, как задать свой. Разумеется, не для какой-то цели, а из желания поддержать беседу, - улыбнулся в ответ Корти. - Мне жаль говорить это столь очаровательной молодой девушке, но вы, очевидно, забываете, что человек имеет право на защиту частной жизни. Это право оговаривается законом. Разумеется, вы можете писать в газете все, что вам будет угодно, это - тоже ваше право, - Этьен Корти на секунду прикрыл глаза. Дай ему Бог терпения! Разумеется, относительно своей личности он мог бы рассказать ту "другую" историю, которую помнил, но не следует поощрять подобную тенденцию. Черт возьми, так он, пожалуй, даже начнет одобрять тактику покойного Робеспьера... Тем не менее, портить вечер конфликтом не хотелось. Корти развел руками. – Возвращаясь к вашему вопросу о деревне, могу сказать, что общее впечатление было самым приятным – впрочем, память всегда хранит самые светлые и добрые моменты, особенно если речь идет о детских воспоминаниях. Что же касается информационной открытости власти, вы невольно затронули тему довольно сложного, но интереснейшего обсуждения. Вряд ли кто-то станет отрицать, что политика информационной открытости выполняет одну из важнейших функций социального контроля за деятельностью управленческих структур. Когда-то эту роль выполняли только газеты, однако сейчас успех самой идеи во многом зависит от развития информационных технологий… На сегодняшний день, к сожалению, сама единая система правил далеко несовершенна – ведь нельзя не учитывать факт, что информация может стать объектом манипуляций общественным мнением и настроениями, а это, в свою очередь, имеет не последнее значение для государства в целом. Информационную открытость следует обеспечить требованиями закона, иначе любая мельчайшая фальсификация может завести государство и общество в тупик, внеся хаос в одну из важнейших стадий управления – принятия решений. В заключение могу сказать, что открытая информационная политика возведенная в принцип, полезна самим органам управления, давая людям верное представление о деятельности властей и поддержку проводимой ими политики.

«Ну и зануда», - подумала Каролина. Этьен Корти оказался даже по меркма британского парламента – далеко не самого веселого заведения в мире – личностью на редкость утомительной и склонной к глубокомысленным нравоучениям на самом пустом месте. И все-таки что-то в нем не то… Потому что глубокомысленные сентенции на пустом месте разводят только если где-то близко скрывается тайна. Сейчас в девушке боролись два противоположных устремления. Одно – к обоюдному удовольствию закончить диалог, написать остроумную заметку «Динозавр Корти» и высмеять его старомодную манеру выражаться и читать нотации – ее приятеля, принадлежавшим по большей части к левым молодеждым движениям этот текст наверняка понравится. Корти, конечно, будет злиться, но – что поделать – сам виноват, а приятель Каролины Эдди Батлер, ведущий вечернего комедийного шоу на городском канале, возможно, даже сделает по мотивам этой заметки скетч…


«А можно не манкировать своими профессиональными обязанностями и не выдавать читателю веселую туфту, коль скоро за этой внешней туфтой явно что-то скрывается», - мрачно подумала Каролина. Этот человек предпочел заговорить на скользкую тему цензуры, зная, что она легко в нее вцепится и может даже написать, что Этьен Корти выступил против свободы слова… Да, он готов говорить на любую сложную тему только бы увести разговор от своей персоны. А значит, надо искать дальше, и, кажется, одна идея у нее уже возникла…


- Мистер Корти, Вы, кажется, сторонник цензуры, - весело ответила она, - Подобные взгляды обычно высказывали советские политики во времена «холодной войны» или европейские парламентарии века восемнадцатого, но в современном мире Вы сильно рискуете, предлагая ввести законодательное регулирование информационной открытости власти, потому что на практике любое регулирование лишь мешает этой открытости. Вы говорите о манипуляции общественным мнением со стороны СМИ, но неужели Вы о нас столь низкого мнения, что считаете что нам неведомы принципы этики? И что свобода не может регулировать себя сама?



- Цензура и принцип открытости органов государственной власти - разные вещи, - улыбнулся Корти, с неудовольствием отметив весьма ограниченную трактовку его ответа. Провокация? Если даже и так, он не сказал ничего, чего бы не было в международном праве... Ах, если бы действительно можно было законом ограничить вмешательство СМИ во все, что можно и нельзя! К сожалению, это только мечты. Вот если бы... повернуть время вспять, в корне изменив русло международной политики, сами принципы и правила ведения закулисных игр! Наверное, интересно было бы посмотреть на выражение лица этой дамы, если бы они жили во Франции конца 18 века... впрочем, с подобной напористостью она бы познакомилась с Сансоном без суда и следствия. - Конституционное право практически всех государств Европы увязывает принцип открытой власти именно с законодательным регулированием получения информации. Более того, реализация этого принципа не сводится к полному предоставлению информации гражданам. На деле это выглядит довольно просто - к примеру, полиция имеет полное право не разглашать какие-то факты до окончания расследования. Приблизительно то же самое можно отнести и к другим государственным структурам, чья работа сама по себе требует определенной секретности. Я, между прочим, ни слова не сказал о том, что СМИ манипулирует общественным мнением, а имел в виду абстрактного злоумышленника. И последнее. Закон в любом случае идет рядом со свободой, иначе свобода превратится в беззаконие и анархию.

Каролина про себя хмыкнула. Сентенции Корти о свободе слова опять-таки просто напрашивались в статью-скетч о консерваторе-менторе. Но некий странный азарт уже брал верх над сиюминутной жаждой легкой славы.
- Ваша точка зрения имеет полное право на жизнь, мистер Корти, - мягко сказала она, - Увы, Ваши рассуждения о свободе прессы напоминают мне вырезки из речей членов ЦК КПСС времен холодной войны, потому что когда политик ставит рядом слова «свобода» и «анархия», это уже наводит на грустные мысли.

- О, вы, я вижу, прекрасно осведомлены о речах политиков того периода, - полувопросительно констатировал Корти. Он в свое время живо интересовался историей России, в частности - Революцией 1917 года. Какой путь избрали они? Неизбежно ли то, что Революция, подобно Сатурну, пожирает своих детей? Чем это завершилось? Что же, исторические справки он нашел... После прочтения долго испытывал чувство, близкое к разочарованию, много размышлял об ошибках, которые в свое время допустили они и которые совершили люди, жившие после них в другой стране... Разговор о политике сегодняшнего дня показался вдруг пустым. Ну, что же... В конце концов, это - не официальная встреча, а мадмуазель... то есть, мисс, имеет уже вполне достаточно материала для своей статьи - будь она позитивной, негативной или какой-нибудь еще. - Впрочем, это не имеет отношение к теме нашей беседы, которая, я полагаю, исчерпана? Я честно ответил на ваши два вопроса, вы напишете свою статью и спасете, по вашему утверждению, карьеру, а сам я, как и любой человек, имею право позволить себе небольшой отдых. С вашего позволения... - повернувшись к бармену, Этьен заказал еще одну чашку кофе для себя и "что пожелает" для собеседницы.

Каролина заказала горячий шоколад с мятой. Последний свой вопрос про СССР она задавала не столько ради ответа, сколько ради того, чтобы политик поверил, что она втянулась с ним в спор. Журналистка была готова закончить разговор с Корти сразу после того, как он перевел его на тему информационной открытости власти лишь бы не говорить о себе, но это вызвало бы у ее собеседника резонные подозрения. Поэтому Каролина втянула его в глупый и вечный спор по поводу цензуры, тем более, что в Университете написала дипломную работу по журналистике Восточной Европы советского периода. Хорошо, что Корти сам предпочел теперь закончить разговор, потому что подобные споры могут тянуться бесконечно – «помогает ли регулирование бюрократических процедур стать власти более открытой или же наоборот приводит к бюрократизации процесса и трудностям для СМИ». Каролина, как и ее ровесники, придерживалась последней точки зрения – если Вестминстеру прописать «необходимость отвечать на письменные запросы СМИ» - все общение и сведется к письменным запросам и официальным ответам, которые приходят тогда, коагд все дедлайны уже прошли. Впрочем, с Корти она обсуждать это не будет. Не ускользнула от Каролины и случайная оговорка «мадемуазель», странная для британского слуха. Может – пустое, может – нет….
- Благодарю Вас за беседу, мистер Корти, - тем временем произнесла она, - И простите меня за последние вопросы, я не удержалась от банальной провокации, уже очень горячую тему Вы затронули
- Не за что, мисс Брендон, - любезно ответил Корти. Допив кофе, он попрощался с журналисткой, расплатился и направляясь к выходу думал об их странной беседе. О провокации можно было и не говорить, да и сам факт написания статьи о нем не слишком тревожил - в конце концов, в старой-доброй Англии множество газет, еще больше жаждущих славы и признания журналистов, поэтому в итоге каждый пишет то, что хочет. Более заслуживающим внимания было желание настырной девицы узнать факты из его биографии... Подобное нужно взять на заметку, а еще лучше - сообщить соратнику, чтобы взял дело под наблюдение. Правда, ему не всегда нравились методы, которыми некоторые добиваются цели, но вовсе не потому, что не одобрял их - как правило, довольно жесткие меры и являются наиболее действенными. Иначе до некоторых людей не доходит опасность, в которой они оказались. Перед Этьеном Корти был выбор - промолчать или же сказать. Он выбрал последнее и из телефонной будки набрал номер интересовавшего его человека. ----- - Алло? Да, это - Этьен, а вас я узнал по голосу. Я бы хотел поговорить с вами об одной девице, которая маскировала под провокацию стремление знать факты из моей биографии... Странный способ, вы не находите?... Да, хорошо, я приеду... До встречи. --- Этьен положил трубку и направился к стоянке такси.

После того, как Корти ушел, Каролина еще некоторое время задумчиво сидела в баре, рисуя на салфетке бессмысленные символы со стрелочками в разные стороны. Впрочем, лучше первоначального плана все равно ничего не придумывалось, поэтому Каролина, кляня лондонский трафик, сперва направилась к себе домой и благословляя свою отвратительную привычку копить ненужные бумажки месяцами. Например, брошюру с именами и краткими биографиями кандидатов от лейбористов в парламент… Этьен Корти. Дата и место рождения. Прихватив с собой брошюру, журналистка отправилась в редакцию.
Не то, чтобы Саллифилд был в восторге от новости, что заметка задерживается на неопределенный срок, однако запрос от имени редакции он подписал.
Городская больница, где Корти появился на свет много лет назад. Начальная и средняя школы. Колледж. Бывшие соседи Корти по улице.
И самый главный. Региональная регистрационная палата.
- Считайте меня параноиком, но пока я не увижу своими глазами его свидетельство о рождении, то буду считать, что и тут что-то нечисто, - в азарте шипела Каролина, распечатывая все новые запросы в разные организации.
Встречу с друзьями она. Конечно, в то вечер пропустила – но у нее наконец была Работа.

[Etelle]

Ноябрь 1992 года
Лондон
Полицейский участок
Шарль Ламбер, Дилан Коу

- Мальчишку видели в «Цирке», он покупал «экстази» у Билла Смита.
- Он был один?
- Нет, в компании, две девицы и еще один парень. Парень – его товарищ по колледжу, герой желтой прессы, девицы подрабатывают в клубе тем, что разводят таких как они на напитки и наркоту.
- Хорошо, на всякий случай дай мне имена девиц, - внешне молодой человек, сидевший за заваленным бумагами столом, оставался спокойным, однако, попрощавшись с информатором, кинул трубку на телефонный аппарат с видимой досадой и стукнул кулаком по столу.
Не то, чтобы его раздражало, что кто-то покупает «экстази», а какие-то девицы способствуют процветанию такого побочного бизнеса у злачного заведения. Дело было в другом. Молодой человек был подозреваемым в совершении преступления, а наметившаяся было зацепка на ночной клуб «Цирк» снова ничего не дала – едва ли в группе молодчиков, ограбивших женщину, руководили девушки – все-таки женщины если уж вступают на путь преступления, то поднимаются до лучших высот, нежели банальный уличный грабеж.

Если бы ему разрешили самому допросить мальчишку Мейджора, племянника премьер-министра, может быть, что-то прояснилось бы. Так нет, мальчик неприкосновенен, дело стоит в мертвой точке, а ему самому, Дилану Коу, приходится тратить уйму своего времени на выслеживание грабителей, всего-то на всего выкравших одну дамскую сумочку, что – при всем сочувствии к пострадавшей – энтузиазма не вызывало.

Впрочем, Дилан давно приучил себя если уж браться за что-то, то добросовестно и доводить до конца. В конце концов, подобные мелкие дела давали возможность обзавестись новыми информаторами в разных концах города, а во-вторых, развивать творческий подход к делу, проверяя отдельные возможные ходы на делах все-таки не государственной важности.

Итак, мистер Коу, какой творческий подход Вы примените, чтобы найти сообщников племянника премьер-министра, ограбивших женщину в темном переулке и бросивших этого племянника не месте преступления? Если этого племянника допросили лишь однажды, и удовлетворились ответом, что он мол ничего не помнит?
Мысль еще раз поговорить с мальчишкой напрашивалась сама собой, тем более, что Филипп Мейджор на самом деле был с ним знаком, хотя, конечно же, не знал об этом. Некоторые сыновья из хороших семей становятся преступниками, а некоторые – сыщиками. И если преступникам это дает возможность уйти от наказания, то сыщикам – опять же дополнительные возможности получать информацию не только из низов, но и из верхов общества…

Молодой человек разворошил свои бумаги с одного конца стола и извлек изящный прямоугольный конверт. Приглашение на день рождения Марианны Саффолк, его несостоявшейся невесты и скучнейшей светской особы. В свое время отец Дилана, мистер Джон Коу (по традиции имена по мужской линии в этой семье всегда начинались на «Д»), высокопоставленный дипломат в отставке, кавалер кучи орденов и так далее и тому подобное, очень желал брака, сын же категорически воспротивился - как и многому из того, что ему пыталась навязать семья. Светских визитов, впрочем, несостоявшийся союз не отменял. Марианна Саффолк теперь жена видного чиновника из министерства финансов, ее муж состоит в дальнем родстве с матерью Филиппа Мейджора. Почему бы и не отправиться туда и не поговорить с непутевым мальчишкой в спокойной обстановке?
- В самом деле, почему бы нет? Вслух проговорил Дилан и обернулся на легкий шум в коридоре. Интересно, кто еще задержался на работе в такой поздний час?

В коридоре он заметил Шарля Ламбера – его ровесника, следователя. француза и личности, с которой у него было, кажется, единственное общее, причем не самое приятное свойство – держаться несколько наособицу от всех остальных. Однако, как водится, сходство на этом заканчивалось. Дилан дистанцировался ото всех сознательно по привычке еще юных лет, когда осторожно свернул с навязываемого ему, как среднему сыну, отцом пути финансиста – место в министерстве иностранных дел - увы – досталось его старшему брату, не отличавшемуся от окружающих ничем кроме непомерных амбиций не подкрепленных ни умом, ни выдержкой. Дилан же претендовал всегда на что-то более значительное, нежели работа банковским клерком. С этой точки зрения место сыщика, конечно, не казалось венцом ожиданий, однако в свою путеводную звезду Дилан верил и верил именно на этой стезе. Таким образом, он давно держался отчужденно в кругу семьи и друзей семьи, в кругу полицейских же опять-таки если с кем-то и сближался, то сознательно, поскольку старался ставить себя так, чтобы желающих общаться с ним было всегда больше, чем тех, с кем желал общаться он сам – это Дилан называл «балансом».

Ламбер же, в противоположность ему, казался человеком, замкнувшимся не от природы и не по трезвому расчету, но в связи с какими-то обстоятельствами оказавшимся во власти некоей меланхолии, в связи с которой он находился в мрачном и нелюдимом настроении практически всегда. Впрочем, до раскрытия дела он доводил отменно, поэтому легкие «странности» коллеге – французу к тому же – другие полицейские легко прощали. Сегодня же Ламбер смотрелся особенно мрачно. Дилан обратил внимание, что он идет с крошечной кухни с пустой чашкой.
- Доброго вечера, Ламбер. Кофе опять закончился? – поинтересовался он, кивнув на кружку.
- Кофе? Да. Кофе закончился. – Ламбер кивнул, подтверждая свои слова. Дурная привычка, развившаяся после больницы – подчеркивать слова жестом. Словно одно может отличаться от другого. Недоверие. Причем, не только к самому миру, но и к самому себе. Правда – лишь в том солдате, что приходит к нему в ночных кошмарах, и в улыбке Ди, которая способна расставить по своим местам любую жизненную ситуацию, из которой, кажется, выхода нет… Они не виделись несколько дней, и ее отсутствие сказывалось на нем отрицательно – Шарль чувствовал, что не может сосредоточиться на делах, и слишком много думает про свои сны и ту статью журналиста по фамилии Лустало, что случайно прочел сегодня утром. Никто в полицейском участке не верил в то, что несчастные случаи – не случайны. А Лустало - верил. И поднимал эту тему. Шарль даже хотел найти журналиста и поговорить с ним, но потом передумал – как представитель власти он
не имел права общаться с прессой, ведь любое его слово могло быть трактовано журналистом так, как ему вздумается, и тогда последствия могут быть непредсказуемыми…

Ламбер сделал еще шаг, когда запоздало подумал, что, наверное, это не правильно – не спросить у коллеги, как у него дела. Этому его учила Ди. («Ну не будь ты таким злючкой, Шарль, ты же распугаешь весь мир своим недобрым взглядом! Ну-ка, лицо попроще! Смотри, какой ты красивый, когда улыбаешься!» ) Ди всегда была права во всем, что касалось обычной жизни. – А ты что сидишь так поздно, Коу? Надеюсь, в деле Мейджора появилось что-то новое? – Ламбер
обернулся и поймал взгляд сержанта. Черт. И откуда в нем этот начальственный тон, словно он тут – человек, отдающий приказы? Наверное, следовало как-то смягчить эту манеру, но когда Ламбер пытался подстраиваться под всех остальных, то чувствовал себя полным идиотом, и получалось только хуже. – Зайди. Если хочешь. У меня кое-что есть для тебя – может пригодиться.

Дилан Коу кивнул и проследовал за следователем в его кабинет.
- Пока нет ничего нового, но, возможно, в субботу у нас будет новая информация, - дежурным тоном ответил он, хотя от него не укрылось некоторое высокомерие вопроса француза. Впрочем, осаживать его было бы крайне глупо, да и Ламбер, кажется, пожалел о сказанном. Что это – гордость? Зазнайство от собственных успехов? Увидев в кабинете Ламбера на столе пепельницу, вопросительно взглянув на него и не дождавшись никакой реакции, он закурил, продолжая рассеянно наблюдать за следователем. Выглядит он что уж говорить, плохо – синяки под глазами до черноты, лицо осунулось, движения резковаты, речь отрывиста. На столе газета – открыта, конечно, на полосе криминальной хроники.
- Кристофер Лустало талантлив, - мягко ответил он в противовес резкому тону француза, - Берегитесь, он еще Вас достанет с просьбами дать ему информацию, если дело покажется Лустало интересным. Однажды он ночевал под дверью у одного следователя, чтобы успеть застать его врасплох, когда он выйдет на работу.

- Лустало... Вы знакомы? - Ламбер вскинул взгляд на сержанта, в словах которого уловил какую-то незнакомую нотку. Или.. показалось. Да и имеет ли это значение, если дело закрыто, и его никто не хочет слушать. - Я читаю его иногда. Он не лучше и не хуже других. Просто... статья попалась интересная. Мне. - Ламбер подчеркнул последнее слово, так как в отделе он остался в меньшинстве со своим мнением. Свернув газету, он убрал ее в стол и достал из ящика упаковку печенья и пакет с засушенными фруктами. После больницы Ламбер с большим трудом привыкал к еде, так как она казалась ему неправильной и, что самое печальное - незнакомой на вкус. Но некоторые незнакомые на вкус вещи ему нравились. Разумеется, с легкой подачи Ди Паркер, которая вечно пыталась угостить его чем-то вкусным, чтобы порадовать. - Навязчивые журналисты меня не любят. С меня сложно получить информацию. Перешагну и пойду дальше. - Ламбер улыбнулся, вспомнив, как довольно быстро отвадил от себя всех желающих беседовать с ним по делу о серийном маньяке, который орудовал в Лондоне прошлым летом. Любопытно, был ли среди них этот хваленый Лустало? - Я обещал кое-что по делу. Вот. Взгляни. - Ламбер вытащил папку, и достал листок допроса. - Чарльз Свенсон, наркоман, тупой прожигатель жизни, который вечно пасется в Сохо со своей гитарой. Он проходит у меня по делу о тройном убийстве на Миддл-стрит, свидетелем. Так вот, в ходе допроса сегодня днем он случайно обмолвился о юном Мейджоре и его дружках. Тут - два имени. Судя по тому, как он осклабился, говоря об этом, это может быть та самая история. Они же считают себя самыми умными, что мальчишку богатого подставили и сбежали. Мейджора, кстати, завтра на допрос вызывают. Я слышал. Перепиши фамилии и попробуй поймать его. - Ламбер затушил сигарету, радуясь сознанию того, что хотя бы о работе он говорит, не задумываясь о каждом слове, а, наоборот, получает от этого удовольствие. - Надеюсь, что помог.

- Спасибо, я запомню, - Дилан взял из рук француза листок и несколько раз про себя прочел упомянутые фамилии. Значит, Свенсон и его дружки… Эта информация может оказаться крайне полезной, так как можно в частной беседе с Филиппом Мейджором сказать, что дружки его сдали, и что он может воспользоваться своими связями и защитить Мейджора, от которого требуется лишь назвать фамилии… Страх – великий союзник. Полицейскому Мейджор не поверит, а вот тому, кого он считает равным себе и, вероятно, таким же прожигателем жизни – Коу не афишировал в светских кругах место своей работы, так как там о работе говорить было не принято, равно как и любить ее.
От него не ускользнул вопрос Ламбера о Лустало. Дело в том, что Коу и журналист действительно давно знали друг друга, познакомившись еще в ранней юности, еще до того, как он пришел работать в полицию. Лустало же журналистом был всегда, что теперь иногда несколько омрачало их отношения – журналист пытался иногда вытянуть из Дилана какую-то информацию, каждый раз получая неизменный отрицательный ответ, - Я не из тех, кто дарит журналистам информацию, а познакомиться с ним нетрудно, достаточно регулярно ходить по кабакам, - ответил Коу на вопрос Ламбера, - Статья, интересная лично тебе? – странность разговора с Ламбером заключалась в том, что у Колу было постоянное ощущение, что он ходит по какому-то опасному краю, как будто бы собеседник при всем внешнем спокойствии был готов взорваться в любую минуту, - Если не хочешь, можешь не отвечать, но мне показалось, ты подчеркнул, что тебе материал нравится в отличие, видимо, от многих – я сегодняшнюю газету прочесть и вовсе не успел еще.

- Да. Нравится. В нем что-то есть. Видимо, журналист умеет манипулировать мнением читателя, - ответил Ламбер, удивленно подняв брови. Дилан Коу считался хорошим сыщиком, но никогда не был замечен в желании лишний раз поболтать. Хороший законник, человек, на которого можно положиться. Возможно, его вопросы продиктованы тем, что он тоже не согласен с постановкой вопроса о невозбуждении уголовного дела по факту всех этих смертей. А, возможно, просто желание сказать что-то хорошее в благодарность за предоставленную информацию. Ведь люди, как правило, совершают шаги не просто так, а следуя определенной цели... Его размышления были прерваны сигналом тревоги. "Стрельба на Кингс-роад, есть жертвы... дежурная группа.... " Они посмотрели друг на друга, слушая, как по коридору бегут люди. Несколько секунд, и две полицейские машины стартовали от участка. Прекрасная выучка коллег... То, чего не хватило тому солдату, из его сна. Он погиб, потому что не очень умел пользоваться оружием, и таких вокруг было много... грязных, ободранных, некоторые из них шли в бой босыми, а на лицах отражалась уверенность и страстнео желание победить. "Свобода и равенство..." кажется, именно так они кричали - эти люди, приходящие во сне. Ламбер провел рукой по лбу и скупо улыбнулся, желая скрасить эту паузу. - Хотел уйти, а теперь подожду. Вдруг понадобится моя помощь.. и, кстати... Мисс МакГрегор должна была прийти сегодня. Не знаешь, она не забрала заявление?

Дилан Коу, наконец, смог сам для себя сформулировать ответ на вопрос, что именно его так беспокоило в манере держаться собеседника и вести простейшую, казалось бы, беседу. Да, ответы Шарля Ламбера были логичными и ни в коем случае не выдавали ни беспокойства, ни нетерпения, ни неприязни. Но он, казалось, был одновременно здесь и сейчас и не здесь и не сейчас, поэтому практически каждую фразу начинал с одной мысли, а заканчивал совершенно другой. Не сказать, чтобы Дилан был человеком жалостливым, однако было в Ламбере что-то, что его заинтересовало. По крайней мере, это был человек, безусловно, необычный. Если же он псих, то это быстро проявится, и тоже будет нелишним знанием.
- Прости, что вмешиваюсь, но мне кажется, тебе не повредит немного выпивки, потому что сейчас ты производишь впечатление человека, не спавшего несколько суток, Коу улыбнулся, - Я расскажу тебе, что МакГрегор не забрала заявление, заодно использую свой редкий шанс поговорить по-французски – я совсем забыл этот язык со времен университета, а смотреть французские фильмы нет времени. Мне, пожалуй, тоже не повредит выпить, я видишь ли, несколько зол сегодня… Но неважно, я лишь хочу поподробнее расспросить тебя об этом парне с гитарой, который часто оказывается свидетелем. Говоришь, он тоже принадлежит к «золотой молодежи»?
Сидя в пабе за кружкой эля, Ламбер размышлял о том, за что же он так не любит англичан. Да, пожалуй, сегодня он впервые это сформулировал. Может быть, повлияла возможность поговорить на родном языке? Сыщик Коу, который вытащил его в паб, и правда неплохо говорил по-французски, хотя и совершал некоторые ошибки. Но слух это не резало. С некоторых пор Ламбер сталался пить как можно реже - после выпивки мрачные мысли о собственной неполноценности в связи с отсутствием прошлого наваливались с особенной жестокостью. Но сегодня он чувствовал, что пора расслабиться. К тому же, с Коу можно было говорить о работе, и ... о мисс МакГрегор. Собственно, из-за встречи с этой женщиной Ламбер и ощущал, что тихо теряет рассудок. Даже Ди, которая, в конце концов, стала подшучивать над ним и дразнить, что он влюбился в учительницу истории с первого взгляда, не могла сбить Ламбера с мыслей о Лорейн МакГрегор. Пересказав все, что было известно по делу, интересующему Дилана Коу, Ламбер заговорил о ней. - Ты хотел рассказать о МакГрегор. Расскажи. Это дело меня заинтересовало, хотя его расследует другой человек. Я допрашивал ее в ночь нападения...

Дилан Коу про себя подумал, что и тут не ошибся. На родном языке француз говорил куда более охотно, чем по-английски. Оставалось загадкой, как он решил переехать в страну, которую явно не любит. Сам он предпочел виски со льдом, и, хотя так и не мог дать волю копившемуся раздражению от дела Макгрегор, которое он про себя окрестил делом Мейджора, но хотя бы мог проговорить это вслух не перед зеркалом – больной Ламбер или не больной, но точно не конформист, а это, пожалуй, и было главным.
- Госпожа МакГрегор весьма решительная особа, причем довольно практичная и рассудительная. Самое удивительное, что она возвращалась из театра темными переулками и не взяла такси, - отметил он, - И отважная к тому же, что не вполне свойственно большинству людей – на самом деле тех, кому это качество не было свойственно, Коу не уважал, хотя храбрость стоило чередовать с осторожностью, - Она, как и я, верит в закон и торжество закона. И не будет выгораживать Мейджора-младшего, которому, на самом деле, давно стоит получить по заслугам. Как и его сообщникам, разумеется. И дело тут вовсе не в украденной сумочке, если ты понимаешь, о чем я, - разговаривая с Ламбером на его родном языке, он отмечал почти академическую правильность речи собеседника, не вполне характерную для тех же французов-туристов, которых он периодически слышал на улицах и уж тем более нехарактерную для простого полицейского. Впрочем, вопросов об этом он решил не задавать – просто отметил для себя.
Они проговорили еще некоторое время, причем Ламбер казался приободрившимся, хотя по-прежнему строго держался темы работы. Дилан же периодически прикасался к карману пальто, в котором лежало приглашение на званый вечер, на котором будет присутствовать Мейджор-младший и не переставал злиться на то, что некоторые замечания его собеседника в адрес нынешнего привилегированного класса были – увы – весьма верными. Впрочем, классовой любви или ненависти он сам был вполне чужд. Пожалуй, желание увидеть на скамье подсудимых Мейджора-младшего с товарищами было для него тем сильнее, чем лучше тот был защищен. Вопрос о возможном давлении на МакГрегор, хотя и не был произнесен вслух, но подразумевался ими обоими в репликах. А значит, сообщников мальчишки надо было искать как можно быстрее – как бы Ламбер не относился к этой женщине, кто знает, сколько она сможет сопротивляться, если она внезапно окажется на пути у сильных мира сего.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Ресторан "Старый город"

Кристофер Лустало, Франсуа Роден

Кристофер Лустало протянул гардеробщику свою куртку, и смело направился в зал, где ему была назначена встреча. Ресторан «Старый город» был очень дорогим и даже элитным местом, и журналист предвкушал, какими глазами будут на него сейчас пялиться дядюшки и тетушки в вечерних одежках, которые пришли сюда подемонстрировать друг другу бриллианты и ухоженные косметологами лица, на которых полностью отсутствует интеллект. Сам Лустало никогда по подобным заведениям не ходил, предпочитая пить в пабах и барах, популярных у людей среднего достатка. Не то что бы у него не хватало денег – в свои 28 лет он прекрасно зарабатывал и считался одним из ведущих и цитируемых новостников Лондона. Просто он очень не любил неестественность и наигранность. А богачи без этого не умели.

- Да, да, меня ждут. Ждуут. – На выразительном и очень подвижном лице журналиста нарисовалась ехидная улыбка – он прекрасно знал, что в своих промокших под дождем джинсах и немного растянутом свитере выглядеть будет, как нарыв на лице дорогой и красивой проститутки. Но служитель ресторана оказался истинным профессионалом – на его лице не дрогнул ни один мускул. – Господин Лустало? Я провожу вас. Прошу вас, пойдемте.

Лустало не сдержал удивления на лице. Похоже, назревал веселенький разговор с какой-то большой шишкой – ведь просто так его никто не будет приглашать в дорогой ресторан, да еще и встречать с такими почестями? Значит, быть скандалу. Сегодня утром ему уже намекнули, чтобы он прекратил «мистифицировать общественность» своими статьями пугающего содержания и занялся делом. «Неужели больше писать нечего?» - вопрошал начальник информационной службы, который, по мнению Лустало, уже давно мечтал о том, чтобы избавиться от него и усадить на это место свою тупую племянницу, окончившую в этом году факультет журналистики в Кембридже. Тем для статей хватало. Вот только «шестое чувство» подсказывало Лустало, что он набрел на настоящую и интересную историю. И бросать ее он был не намерян.

Между тем, его провели к столику, который располагался в глубине зала. За ним сидел человек вполне обычного вида, если бы не заметный шрам на лице и… необычайная схожесть с каким-то известным Лустало лицом. А может быть, они просто где-то встречались? Присев, Лустало заговорил, внимательно уставившись на незнакомца.

- Добрый вечер, месье Роден. Вы, как и я – француз, поэтому позволю себе такое обращение. Итак, вы позвали меня, чтобы поговорить о моей статье. Я внимательно вас слушаю. И… мы раньше не встречались?

- Добрый вечер, месье Лустало, - они обменялись с журналистом рукопожатием, после чего Франсуа кивнул официанту, давая понять, что они готовы заказать блюда. Кристофер Лустало просто потрясающе смотрелся в этом чопорном заведении, что немало позабавило бы его в любое другое время… Сегодняшнее утро прошло как в бреду – с уходом Джейн из потаенных уголков сознания снова начал лезть тот бред, от которого хотелось спрятаться как в детстве от ночных страхов. Он пытался не обращать внимания, пытался думать исключительно о вчерашней ночи, но и здесь взбунтовавшийся разум вносил свои коррективы… К примеру, наблюдая из окна за собакой, Франсуа вспомнил, что у него тоже была собака. Дог. Пес любил спать у камина. А откуда, черт возьми, взялось секундное видение стоявшей лицом к высокому окну темноволосой женщины в шитом серебром и явно старинном домашнем платье? Он любил эту женщину, но не помнил ни ее имени, ни лица. Еще вся сложность заключалась в том, что у него не было комнаты с камином, а женщину у высокого окна он мог видеть разве что на картине… Тем временем официант принес традиционные аперитивы. Церемонно, с чувством собственной значимости расставил их на столе, а им приходилось ждать когда же наконец эта икона стиля позволит разговаривать. Франсуа с удовольствием предпочел бы менее помпезное заведение, но «Город» был первым, что пришло в голову, а менять место потом… - Я не думаю, что мы встречались раньше, хотя мне почему-то все время хочется назвать вас именем «Элизе». Не пойму с какой стати… Я хотел поговорить о статье, потому что по вашим словам с людьми, пережившими автокатастрофу и страдающими амнезией происходят несчастные случаи. Если так, то следующий кандидат перед вами… - Франсуа нервно закурил, не дожидаясь пока к столику бросится официант с пепельницей.

- Вот как? Откуда такая уверенность? - с Лустало моментально слетело напускное легкомыслие, которым он так любил щеголять, если хотелось вывести из себя собеседника. Он тоже закурил, выложив на стол тяжелый серебряный портсигар, набитый дешевыми сигаретами - еще один кусочек имиджа Лустало-позера. Глядя на портсигар, Кристофер вдруг осознал значение слов собеседника и хлопнул себя по лбу. - Как вы сказали? Элизе? Вам хотелось назвать меня этим именем? Да вы просто знаток истории, месье! ЧТо ж, вы можете гордиться - попали в точку. Так звали моего пра-пра-пра... в общем, знаменитого предка, героя Французской революции. Героя, правда, весьма относительного - семейные предания гласят, что его убили в 1790-м году. К счастью, его тайная любовница выносила ребенка и, скрыв от мира свое имя, не дала нашей великой фамилии умереть, пристроив ребенка в какой-то монастырь. Правдами и неправдами, результат ее замечательного действа - перед вами, и я продолжаю дело предка. Кстати, судя по зарисовкам, мы с ним чем-то похожи. А вот вы похожи на один из портретов Максимильяна Робеспьера - одного из лидеров той самой революции. Вам никогда не говорили об этом? Теперь я понял, отчего ваше лицо показалось мне знакомым - у меня в доме достаточно много этой литературы. Но это все лирика. Давайте к делу. - Лустало отпил минеральной воды и устроился, приготовившись записывать. - Расскажите, что вас беспокоит, месте Роден, и почему вы считаете, что будете следующим? Судя по всему, вы не считаете мою статью бредом сумасшедшего, не так ли?

- Вынужден вас разочаровать, я не слишком хорошо знаю тот период истории, - покачал головой Франсуа, невесело улыбнувшись. Его довольно часто пытались сравнить то с каким-то актером далеких 60х, то с писателем, а однажды, совершенно неожиданно – с Моцартом, вот только Робеспьера в послужном списке еще не было. Забавно, особенно для человека, который абсолютно ничего не помнит из своей прошлой жизни, поэтому оставалось только вежливо кивать. – Тем более так детально… Но давайте к делу. У меня есть веские основания опасаться несчастного случая, потому что пять лет назад я пережил автокатастрофу и вышел из больницы с диагнозом «ретроградная амнезия». Иными словами, я не помню ничего из того, что происходило со мной до аварии. Некоторые врачи утверждают, что это – последствия травматического шока, но суть остается неизменной. Исходя из сказанного, ваша статья отнюдь не кажется мне бредом.

- "Ретроградная амнезия"... - повторил Лустало, словно пробуя на вкус это выражение. В общем-то, в явлении этого человека не было ничего особенного: он уже привык, что после того, как выходили его статьи, народ начинал нервничать и масса придурков, паникуя, бежали к нему за советом. Однако, тут был другой случай. Сидящий человек придурком явно не являлся, наоборот, являл собой образчик человека трезвомыслящего и умеющего просчитывать свои действия. Во всяком случае, выглядел он именно так. А интуиции Кристофер привык доверять. - Именно такой диагноз был у погибшей в январе этого года женщины. Кстати, беда с ней случилась именно пять лет назад. И погибли все родственники. Аналогичные данные у мужчины, который судьба посчитала нужным забрать в преисподнюю спустя четыре месяца. Между ними - тоже несчастный случай, но без амнезии. Зато - с полным отсутствием прошлого у погибшего. Забавно, не так ли? А как, кстати, с родственниками у вас? Простите за бестактный вопрос, но я не удивлюсь, если у вас нет никого из родных. Только вы. Один наедине со своей болезнью. Я угадал?


- Угадали. Мои родители умерли. Иногда мне кажется, будто у меня был брат, но судя по объяснениям врачей, мозг иногда способен к немыслимым ассоциациям и выдает их за нечто вроде ложной памяти. Тем не менее, есть вещи в которых я не сомневаюсь... как ни глупо это звучит в данной ситуации, - Франсуа затушил окурок в пепельнице и только когда к ним поспешил официант с блокнотом, поймал себя на том, что они до сих пор не сделали заказ. Недолго думая он остановил выбор на карпаччо и овощах на гриле - есть совершенно не хотелось. Пить, впрочем, тоже, но вино пусть принесут то, что предпочитает его собеседник. Когда они снова получили возможность спокойно говорить, Роден продолжил: - В свое время я пытался отыскать какие-то факты из своей биографии, которые помогли бы мне вспомнить, однако это невозможно без памяти о прошлом как таковой. Тем не менее я пришел к выводу, что эта автокатастрофа... либо предлог упрятать меня в больницу, либо ее просто не было.

- Предлог? Для чего? Возможно, вы занимали в прошлом какой-то важный пост, и вас просто спрятали по программе защиты свидетелей? - Лустало успокаивающе улыбнулся. - Не обращайте внимания, я полон всяких историй. Однажды общался с человеком, которого загипнотизировали, чтобы он забыл, кто он такой, а все ради того, чтобы некоторое время он не дергался и жил в другой стране, ни о чем не подозревая. Через пару лет его, считавшегося мертвым, предъявили на суде одному из участников преступной группировки. Можете представить себе его лицо! Ладно. Мы не об этом. - Лустало сделал глоток из бокала минеральной воды, которую пил тогда, когда не пил эль, виски или коньяк. Вино он категорически не переносил, поэтому заказал себе виски, а на ужин - хороший стейк и спаржу. - У меня к вам два вопроса. Почему вы уверены, что будете следующей жертвой? И не хотите ли вы предложить мне покопаться в вашем несуществующем прошлом совместно? - На выразительном лице Лустало отразился неподдельный интерес, а в глазах заплясали веселые искорки.

- Все возможно, в том числе и самое невероятное, - тихо ответил Франсуа. Этот почти смиренный тон не шел ни в какое сравнение с тем непередаваемым внутренним состоянием, которое накапливалось со вчерашнего дня. Он и так был сыт по горло всем происходящим, а теперь еще и журналист, специально или нет, подлил масла в огонь своими двумя вопросами. Почему он так уверен? Потому что судьбы тех людей совпадали с его! Так и хотелось крикнуть… Франсуа почувствовал, как на лице застывает маска, а взгляд приобретает ту особенность, которую Велльдон называл «для святой инквизиции» и утверждал, что за него непременно сожгли бы на костре. Впрочем… злиться не кого, кроме себя. Он сам избрал путь общения с журналистом, сначала элементарно испугавшись, а потом трезво рассудив, что если Ричард вот уже который год аккуратно обходит стороной тему его прошлого, то он волен обсуждать ее с тем, кто согласится об этом говорить. Не в силах избавиться от «инквизиторского» выражения лица, он Франсуа старался хотя бы говорить спокойным, размеренным тоном. – Месье Лустало… Мне несколько странно слышать от вас первый вопрос. Вы сами написали статью, в которой рассказывается о несчастных случаях со смертельным исходом для людей, объединенных то ли общей судьбой, то ли фантастическим стечением обстоятельств. Вы сами только что подтвердили это, уточнив, что с одной из жертв пять лет назад случилось несчастье и она забыла о своем прошлом. Вы сами констатируете отсутствие родственников у жертв. Более того, недвусмысленно намекаете в статье, что с этими несчастными случаями не все просто. Как вы полагаете, не достаточно ли совпадений и нужно ли мне непременно отвечать на ваш первый вопрос?

Лустало непринужденно сделал еще пару глотков минеральной воды, а затем стал намазывать масло на принесенные горячие булочки. Ох, сколько вот таких эмоционально-нестабильных лиц перевидал он за годы работы в газете - не перечислить. Вот только те сверлили его взглядами, чтобы испугать. А этот что вдруг распсиховался? Впрочем, его тоже можно понять. Боится, наверное. И сам пугает. Но не на того напал. Лустало поднял глаза и спокойно уставился на собеседника, а затем позволил себе улыбнуться. Улыбка получилась жесткой и холодной - как и само лицо журналиста, с которого моментально слетело привычное добродушие. - Месье Роден, вы назначили мне встречу, и это значит, что я могу себе позволить задавать вам любые вопросы, - тихо, но уверенно произнес Лустало. - Не устраивают мои вопросы - идите в полицию и пишите заявление, что вас преследуют. Потом расскажете, что вам там скажут. Или нанимайте телохранителей. Но знайте - вам никто не поверит. А я - верю. Потому и задаю вопросы. В данный момент я двигаюсь вслепую, и лишь предполагаю, что людей с такой судьбой что-то связывает. Пока что не могу ничего придумать, кроме того, что все вы - свидетели какого-то преступления, надежно спрятанные от общественности. Я не знаю, сколько вас. Не знаю, что ощущают люди перед "несчастным случаем". Может быть, чувствуют слежку. Или просто интуитивное состояние дискомфорта. Так мой вопрос - понятнее?

- Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что мне никто не поверит, поэтому и разговариваю здесь с вами, - не меняя ни интонации, ни выражения, ответил Франсуа. Мысленно он поражался тому, что будто какой-то дьявол толкает его на поступки, которые он не собирался совершать! Такое состояние называлось просто: "на человека находит", но это "находит" было настолько же нелепо, как и бессмысленные обрывки лезущего в голову бреда, более того, неотвратимо. "Это" не спрашивало приходить или нет, накатывало само, будто в него вселялся другой человек... Что же, приходится только мысленно констатировать факт приближающегося сумасшествия. - Я назначил вам встречу, но могу себе позволить отвечать лишь на те вопросы, на которые смогу и которые не будут так же бессмысленны, как первый. И не нужно расписывать мне перспективы... - Франсуа щелкнул зажигалкой, хотя курить, когда собеседник ест было не слишком вежливо. Это помогало успокоиться, а успокоившись удавалось прогнать и бред, и "другого". Так случилось и сейчас. - Впрочем, после объяснения в нем есть смысл, но ответить я все равно не могу. До последнего момента я и не подозревал о существовании людей с похожей судьбой.

- Так мы не договоримся, - покачал головой Лустало. - Давайте с самого начала решим, нам по пути или нет. По пути - перестаньте сверлить меня взглядом, словно я враг вам. Меня это нервирует. Мы, журналисты, знаете ли, народ впечатлительный. - Лустало кивнул официанту, который принес виски со льдом, затем поднял бокал и со словами: "ваше здоровье", выпил залпом. А затем жестом попросил официанта повторить заказ. - Перейдем к моему второму вопросу, месье Роден. А именно, к вашему прошлому, в котором я, с вашего позволения, могу покопаться. Также, как, увы, несвоевременно пытался копаться в прошлом тех, кто уже умер.

- Если хотите, чтобы нам было по пути, приложите к этому небольшое усилие и ведите себя не так как человек, которому все позволено. Не только вы можете быть нервным и впечатлительным, - сказал Франсуа. Если первые пять минут общения с журналистом произвели на него очень положительное впечатление, то сейчас отчетливо сознавал, что интонация и позерство собеседника - лишь попытка вывести его из себя. А чем больше сознавал, тем больше чувствовал неприятный внутренний холод, будто покрывавший изморозью любую тень доверия. Франсуа совершенно точно был уверен, что никогда не терпел фамильярности, в чем бы она не выражалась. А еще он сказал журналисту правду - невозможно перейти к прошлому, не помня его! - Иначе... мы действительно не договоримся. Если же что-то из сказанного мной вы вдруг захотите использовать для своей статьи или расследования, могу ли я просить вас не упоминать моего имени? Впрочем, вы все равно поступите по-своему. - Оборвав разговор, Франсуа затушил сигарету и по примеру собеседника принялся за еду.

- Можете. Я не упомяну вашего имени, потому что... - Лустало оборвал себя, изумившись желанию вступать в объяснения. Да и вряд ли этот человек, испортивший о себе все впечатление надменным тоном и уничижительными взглядами, мог всерьез считать, что он, журналист высокого полета, будет разбрасываться именами тех, кто, по его мнению, подвергается опасности. Нет, не будет. А вот в прошлом Родена покопается, раз уж он сам пришел. Вдруг удастся спасти человека? Вот тогда и будет статья с именами... преступников и неудавшейся жертвы. Лустало аккуратно сложил салфетку и улыбнулся Родену, как ни в чем ни бывало. - Вы знаете, к сожалению, я вынужден вас покинуть. Не привык ужинать с теми, кто учит меня хорошим манерам. Мой телефон вы знаете. Если у вас появится информация, которую вы захотите до меня донести - звоните. А вот и домашний телефон. На него звонить можно даже ночью. - Лустало положил визитку на стол, а рядом - купюру в пятьдесят фунтов. - Это стоимость моего стейка. Прощайте, месье Роден.

- Ваше решение не действовать друг другу на нервы вполне похвально, - сказал Франсуа, улыбнувшись в ответ. Признаться, он помышлял о том, чтобы поступить также. И поступил, если бы не являлся приглашающей стороной. При таком раскладе подобный поступок казался совсем уж тошнотворной трусостью и глупостью тоже... "Правда, поучиться хорошим манерам месье Лустало не мешало бы..." - ехидно прибавил внутренний голос. А еще возникла мысль-ассоциация: "Как Элизе". Именно это, последнее, положило финал "обмену любезностями". Он извлек из бумажника визитную карточку, от руки дописал на ней номер домашнего телефона и протянул ее журналисту. - Если у вас вдруг появится информация, которую вы захотите сообщить - позвоните. Жизнь представляет для меня довольно большую ценность, поэтому буду благодарен вам за любую помощь, которую, быть может, пожелаете предоставить. А до тех пор - прощайте, месье Лустало.

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Ди Паркер, Ричард Велльдон // Ди Паркер, Шарль Ламбер

Ди Паркер взглянула на часы и почувствовала, что волнуется больше, чем следовало бы. Обычно в это время Шарль уже был дома, а сегодня задерживался, хотя ночного дежурства у него не предвиделось. Или, может быть, она, заработавшись, пропустила его шаги за дверью? Глупо. Ди поймала себя на мысли, что слишком много думает о своем подопечном с тех пор, как узнала про гибнущих агентов Ордена и гостей из прошлого, которые были извлечены оттуда помимо их воли. Даниэлла не знала, как относится к нему, потому что, стоило ей вспомнить, каким он являлся монстром в прошлом, как ее охватывал трепет. Она ненавидела жестокость и фанатизм. А Шарль был когда-то именно таким. Фанатичным, безжалостным орудием в руках своего старшего товарища, такого же монстра, как и он… Эти мысли помогали Даниэлле не привязываться к своему подопечному и оставаться бесстрастным агентом, выполняющим свою работу. Вот только в последнее время у нее это плохо получалось. Шарль угасал на глазах, и она видела, что ему становится хуже. Было ли это последствием встречи с Лорейн МагГрегор, напомнившей ему кого-то из прошлой жизни, или именно так к нему подступал неведомый враг, который забирал их всех по одиночке?

Кстати, о Лорейн. Именно с нее Ди начала свою часть работы. И именно ей был посвящен ее сегодняшний отчет. Ди рассудила так, потому что интуиция подсказывала ей, что в истории Лорейн должно быть нечто такое, что даст хотя бы какой-то ключ к их загадке. За двух оставшихся подопечных она не волновалась. Франсуа Роден находился под покровительством самого Ричарда Велльдона, а Корти…. Корти мог пока что и сам о себе позаботиться, ведь он явно прекрасно осознавал, что с ним произошло. Корти стоял в ее плане под вторым номером. А пока – Лорейн МакГрегор. Точнее, ее супруг, Тони Лоуренс МакГрегор. Скромный служащий Ордена, о котором там очень редко вспоминали. С утра Ди навела справки про Тони и сейчас озабоченно чертила схемы, пытаясь понять, мог ли он иметь доступ к древнему артефакту, чтобы вытащить для себя ту самую женщину, о которой говорил Велльдон. Судя по отзывам коллег, МакГрегор интересовался историей, особенно Европой 18 века. Одно время изучал революционные течения и рассказы очевидцев о той эпохе. Прекрасно разбирался в политике и военных действиях. Это было его увлечением. А потом он замолчал, и больше об этом не говорил. Тони работал в статистическом отделе, доступа к важным файлам и реликвиям не имел, и ни в чем предосудительном замечен не был. Когда он попросил перевести его в отдел Ордена в Шотландии, никто не удивился – он довольно часто ездил на родину, в Эдинбург. Затем его следы потерялись. А потом он погиб. Глупо и нелепо. Также было известно, что Тони МакГрегор – приемный сын в профессорской семье, а о своих настоящих родителях он ничего не знал… Ди поставила здесь крупный знак вопроса и обвела желтым фломастером. Уточнить. Далее.

А далее последовала свадьба. Точнее, все неожиданно узнали о том, что он женился на шотландке по имени Лорейн. Свою жену он обожал и, находясь в командировках в Лондоне, постоянно звонил ей по телефону, узнавая, как она и не скучает ли. Образ Лорейн у коллег рисовался совсем не такой, как описал ее Шарль. Нежная, мягкая, скромная учительница. Такая не пойдет одна по темным улицам, и не будет противостоять давлению полицейских, намекающих ей, чтобы она забрала заявление. Но было и еще кое-что, что беспокоило Ди. Сегодня днем она нашла Лорейн МакГрегор и немного последила за ней. Вот тут и крылась главная странность. Ди не смогла прочесть ее мыслей. Ни одной. Ди почувствовала, что у нее замерзают пальцы. Верный признак волнения. Если Шарль не придет еще в течение часа, придется начать поиски. Вот только как прожить этот час, если она уже не знает, чем занять себя от беспокойства? Ричард! Они ведь договорились держать связь! Даниэлла решительно сняла телефонную трубку и набрала номер.

Ричард Велльдон снял трубку почти сразу же. Пронзительная трель телефонного аппарата часто стоила ему разбитых чашек и бокалов, настолько противно и всегда неожиданно трезвонило это одно из величайших изобретений человечества. Может, стоило сменить дорогой старинный аппарат на более современную модель? Этот философский вопрос Велльдон задавал себе всякий раз, когда сломя голову спешил ответить на звонок и всякий раз откладывал "на потом". Едва услышав в трубке голос, он сразу же узнал Ди Паркер с сожалением отметив, что должен был сам позвонить ей. Нет, вовсе не из-за того позорного случая в полицейском участке, рассказывать о котором было стыдно, но из-за новых сведений, совершенно неожиданно появившихся после "истории с проклятием" у них в посольстве. Разумеется, настырный молодой человек побывал там и даже взял показания с указанных лиц... заблаговременно морально подготовленных самим Ричардом. Он же и немного мистифицировал их, чтобы побудить говорить нужные вещи, но угрызений совести по этому поводу не чувствовал. Уже после обеда они получили нужную бумагу из полиции, которая успешно перекочевала в архив, спасая его несостоявшуюся легенду о чем Велльдон вспоминал с досадой человека у которого промахи пусть редко, но все же случаются. Тогда же, обсуждая с коллегами статуэтки, мистику и прочую ерунду в которую серьезный человек верить не станет на их похожего на ленивого, добродушного бульдога секретаря снизошло вдохновение. А сам Ричард еле сдержался, чтобы не сорваться с места... За дневной суетой впечатление стерлось, хотя он думал связаться с Ди после того, как приведет мозги в порядок двумя чашками крепкого кофе и как следует все обдумает. Мисс Паркер успела раньше. И нее явно что-то случилось, так как голос в трубке казался взволнованным. ---- - Добрый вечер, мисс Паркер, - мягко сказал Велльдон, пристроив на телефонном столике чашку с кофе. - Я как раз хотел позвонить вам, чтобы сказать об одной догадке, но раз вы опередили меня, рассказывайте, что произошло... Мне кажется, вы взволнованы.

- Да... Нет... Мистер Велльдон, вы сказали, что вам можно звонить в любое время, и я воспользовалась вашим приглашением, - заговорила Даниэлла, только что осознав, как глупо, должно быть, выглядит. Она ведь ничего толком не узнала! Ди порадовалась, что они всего лишь беседуют по телефону. Если бы ее собеседник заглянул в ее мысли, он бы, наверное, был разочарован тем, какой там творится разброд. В последнее время Даниэлла привыкла приводить свои нервы в порядок, беседуя с Шарлем - слушая его и помогая ему, она помогала и себе. Но теперь все шло не так. А она сходила с ума от беспокойства и от того, что дело не двигается, а дни идут, и уже скоро может произойти катастрофа. - Сегодня я видела Лорейн МакГрегор... И собирала информацию о ней и ее супруге. Мистер Велльдон! Мне кажется, здесь понадобится ваше вмешательство... Я.. она... Ее мысли закрыты, словно она - одна из нас. Но это - невозможно! Она обычный человек! Во всяком случае, никто у нас о ней ничего не знает. А ведь все люди с паранормальными способностями у нас учтены, и всем известны! - Ди перевела дыханье и замолчала.

- А? - переспросил Ричард, хотя все прекрасно слышал. Скорее, это был способ скрыть легкое замешательство - неужели Ди так взволнована из-за того, что не смогла прочесть мысли Лорейн МакГрегор? Или же он в чем-то ошибся? С самого начала знакомства с Таламаской Велльдон привык к лезущим куда нужно и нет агентам Ордена. Храмы, святыни, артефакты, тайны давно умерших, еще живущих и даже человеческие мысли - они совали нос везде, всегда и повсюду. Бесцеремонно, не спрашивая чужого мнения или разрешения. Нужно признать, тактика оправдывающая себя - за время существования Таламаски у них хранилось столько разных секретов, за которые любой знающий человек продал бы душу. Иногда и он сам не был исключением из правила. - Мисс Паркер... вы, видимо, никогда не пытались проделать подобный трюк с вашим подопечным. Иначе знали бы, что у них у всех закрыты мысли, что и подтверждает нашу теорию.

- Да? - Ди поняла, что краснеет. То , что сказал Велльдон было чистой правдой - она никогда не пыталась влезть в мысли Шарля, считая это чем-то.. кощунственным. С детства Даниэлла привыкла к тому, что она - особенная, что ей доступны умения. недоступные ее сверстников, и жизнь ее пошла совершенно по другой дорожке, отрезав навсегда возможность иметь друзей и быть простой девчонкой. Она не умела пользоваться своим даром. Совсем. И когда в тринадцать лет она поняла, что способна читать мысли учителей и одноклассников, не смогла с этим справиться. Этот дар едва не довел ее до беды, и именно поэтому она относилась в Аарону Лайтнеру, возникшему из ниоткуда и протянувшего ей руку помощи, своим вторым отцом. Психиатрически лечебницы, долгие и затяжные депрессии - все это было в ее жизни до тех пор, пока Аарон не забрал ее к себе и не научил, как жить, используя свой дар в научных целях. С тех пор Даниэлла старалась пользоваться им в крайних случаях. И Шарль, ставший ее другом так внезапно, такой беззащитный и доверяющий ей свои секреты, был бы последним человеком, которого она обидела бы подобным вторжением. Теперь же Велльдон практически поймал ее на непрофессиональном подходе к делу. - Я... и правда не знала, мистер Велльдон. С Шарлем Ламбером было все иначе, он сам мне рассказывал то, что мне хотелось, ведь он мне доверяет. Но Лорейн МакГрегор... Боже мой, значит, она - тоже? Такая же, как Шарль? Та самая дама? В таком случае, я должна немедленно поставить в известность мистера Лайтнера!

- Постойте, мисс Паркер! - почти умоляюще сказал Ричард, но вынужден был ограничиться только этим восклицанием - дверной замок щелкнул и на пороге появилась миссис Кин - домработница, которой он еще утром поручил в записке пополнить стратегический запас кофе... А еще сегодня была среда. Поэтому женщина будет еще час или полтора возиться на кухне, раскладывая все по полкам и одной ей ведомых шкафах. Обычно Ричарда это нисколько не стесняло, но обсуждать тонкости чтения мыслей становилось крайне неудобно. После секундной паузы Велльдон сказал: - Я не вполне могу говорить сейчас. Если вы считаете, что разговор срочный - мы можем встретиться или же это может подождать до завтра. Я только прошу вас ничего не предпринимать, не обсудив со мной, иначе мы рискуем создать слишком много шума.

- Нет, до завтра этот разговор может подождать… - ответила Даниэлла, радуясь, что встречи не произошло. Завтра она поработает над собой и больше не будет так реагировать и нервничать… к тому же, на лестнице зазвучали знакомые шаги. Шарль возвращался, и, судя по всему, его настроение было лучше, чем в последнее время. – Спасибо большое, мистер Велльдон! Завтра я позвоню вам! Доброй ночи! – попрощалась Ди и, положив трубку, вздохнула. Вот она – ответственность. Шарль Ламбер был ее первым серьезным подопечным, и она, кажется, совсем потеряла голову от тревог за него, как только появилось это ощущение опасности. Тем временем в дверь тихо постучали. Условный сигнал. Шарль всегда делал так, когда возвращался поздно, чтобы не тревожить ее в случае сна. Тихий перестук – достаточно тихий, чтобы не разбудить. Даниэлла открыла дверь и шутливо нахмурилась.

- Дай угадаю. Ты нашел женщину своей мечты, и теперь проводишь с ней все вечера, верно, Шарль?

Он покачал головой и улыбнулся – чуть более непринужденно, чем обычно. Ди отметила в его взгляде далеко не дружеский интерес и, сделав вид, что не замечает этого, вошла в комнату, приглашая Ламбера за собой.

- Рассказывай, Шарль. Вижу, вечер у тебя удался. Рассказывай все, что произошло – и хорошее, и плохое.

- Я последовал твоему совету, Ди, за что премного тебе благодарен. Я … общался с коллегой. В пабе. Не только про работу. Точнее, в основном про работу, и немного – о жизни. Он сыщик, не из нашего отдела, занимается поиском грабителей по делу… мисс МакГрегор. – Ламбер неожиданно рассмеялся, услышав от себя это имя. – Может быть, она заколдовала меня, Ди? Сколько можно говорить про одну и ту же женщину, сколько можно, черт возьми, думать о ней? Что со мной происходит? Всё. Не отвечай. Извини. – Он облизал пересохшие губы и замолчал, вновь возвращаясь в свое привычное состояние. Даниэлла поймала себя на мысли, что готова выругаться вслух - она уже почти ненавидела эту МакГрегор, из-за которой ее друг и подопечный не находил себе места и все сильнее отдалялся от людей и от нее самой.

- Шарль, я твой друг. Тебе нужно поговорить. Не нужно молчать, ты меня пугаешь, когда молчишь. Расскажи мне, что с тобой творится, иначе я не знаю, что и думать! - Ди и правда расстроилась, и готова была расплакаться от собственного бессилия.

- Сны. Лорейн МакГрегор подарила мне сны. Точнее, всего один сон про человека, которого я никогда прежде не видел. Иди сюда и сядь рядом. Я расскажу тебе, если хочешь.

Ламбер провел рукой по ее волосам, чтобы успокоить. Большего он никогда себе не позволял. Шарль помнил, как они договорились, что романа между ними не будет. Вот только Даниэлла Паркер все равно ему нравилась, и вызывала слишком большое желание вновь поднять тему о возможной близости. Он заговорил, глядя перед собой, чтобы не отвлекаться.

- Его звали Жан Габен. В отряде добровольцев, прибывшим из Бретани, он был самым старшим и все хвастался, что у него четверо детей, и все - такие же рыжие, как и он сам. И шутил. А еще он был настоящим добряком, и готов был снять последнюю рубашку, если товарищу было нужно. Он ждал писем. И все писал-писал-писал… «Для сыновей. Пусть знают, как их отец защищал свободу и справедливость, если погибну», - говорил он, когда его спрашивали, зачем он вместо сна занимается писаниной. Писал он плохо – потому что был не очень грамотен, и вечно спрашивал, как пишется та или иная буква. Над ним не смеялись. Потому что и правда любили. Его самого и Бретань, о которой он мог говорить часами. Локронан – город парусных мастеров. Город из гранита. Он вырос там, и заставил полюбить свой город и тех, кто сидел рядом с ним в ожидании атаки. «Ты счастливчик, Габен», - говорили ему солдаты. Пули и правда пролетали мимо, унося за собой другие жизни. «Это потому что я рыжий, и меня любит солнце», - смеялся Габен. Он всегда смеялся. Даже в тот день, когда развернулось страшное сражение, от которого зависела судьба Франции. Отряды врагов наступали, они были прекрасно вооружены, сыты и бесстрашны, а у французов, истощенных боями и голодом с собой были лишь бесстрашие и вера в то, что отступать некуда. В тот день он тоже не должен был умереть. Стреляли не в него – в комиссара, который шел впереди в измазанном грязью синем камзоле. Но он сделал шаг вперед, чтобы закрыть его собой. Доля секунды, когда весь мир остановился, чтобы увидеть подвиг простого солдата из Локронана. «Не дай им пройти вперед, комиссар. Я в тебя ве…». Он не договорил, потому что захлебнулся кровью. А потом была атака. И враг отступил, поверженный теми, кто был слабее и малочисленнее… -

Ламбер замолчал. Казалось, он превратился в мраморную статую – так он был неподвижен и бледен.

Даниэлле было страшно нарушать тишину, но она вдруг осознала, что если не сделает этого, может произойти что угодно.

- Этим комиссаром был.. ты? Там, во сне? – шепотом спросила Ди, прекрасно зная ответ.

Ламбер кивнул. А затем обнял ее и прижал к себе.

- Я знаю, что схожу с ума, Ди. Я рассказал тебе лишь часть истории, но я знаю, как проходило это сражение. Понимаешь? Я, простой полицейский, знаю такие детали, словно сам руководил военными действиями! Но я никогда не смотрел фильмов о войне, Ди! Я вообще редко смотрю телевизор! Откуда это во мне? Почему я вижу Жана Габена и знаю его историю так, словно и правда был там и шел впереди всех, не думая о смерти? Я переживаю это чувство снова и снова, с тех пор как увидел Лорейн МакГрегор… - Ламбер отстранился, а затем тихо заговорил, глядя на Ди блестящими от волнения глазами. – Я хочу отправиться во Францию. В Париж. Я ни разу не был там с тех пор, как началась моя болезнь. Я хочу попробовать вспомнить. С самого начала. Не могу сидеть, ощущая, что с каждым днем теряю рассудок. Ты поедешь со мной? Поедешь?

Даниэлла кивнула. Что ей еще оставалось делать? Одно она знала точно. Нужно поговорить с Лайтнером и Тэлботом и заставить их помочь ему, пока еще не поздно. Больше к теме воспоминаний они не возвращались.

[Etelle]

Ноябрь 1992
Лондон, бар "Черный монах"
Кристофер Лустало, Каролина Брэндон

Кристофер Лустало поставил бокал на стойку и жестом попросил повторить. Теперь, после третьей порции виски, жизнь налаживалась, и он вновь был в боевом расположении духа. В их семье спиртное никто не любил, но, видимо, такова была его судьба – являть собой человека, бросающего вызов семейным ценностям. Как знаменитый предок. Кристофер одно время даже собирал о нем информацию, решив написать роман про знаменитого журналиста времен Революции, но потом бросил, поняв, что не доведет дела до конца. Может быть, и зря. Сюжеты в голове рождались самые разные, и все – глубоко трагические. Крис был уверен, что однажды он обязательно съездит на родину знаменитого предка и соберет о нем информацию. Когда-нибудь. Когда работы будет меньше. Вот только меньше ее с годами не становилось.

В пабе «Черный монах», где Кристофер был завсегдатаем, как обычно толпился народ. Не простой. Каждый вечер здесь собирались журналисты из разных изданий – пропустить бокал-другой-третий , посплетничать, обменяться любезностями и колкостями. Это место коллеги негласно окрестили «мышеловкой», потому что простачков тут брали в оборот очень быстро. Здесь были свои законы, свои лидеры, свои изгои и свои особенности, благодаря которым те, у кого были нервы послабее, вылетали довольно быстро не только из паба, но и с насиженных местечек. И не дай бог быть тебе заклеймленным журналистской братией, как бездарь и неудачник! Информация распространялась молниеносно, пара дней – и тебя не пустят на порог ни одного приличного издания. К счастью, Крису это не грозило. Как и темноволосой леди в расстегнутой кожаной куртке и короткой джинсовой юбке, которая в данный момент решительно пробиралась к стойке. Керолайн Брендан, которую знакомые называли просто Кэрри.

Амбициозная журналистка, работавшая на политизированные издания и писавшая новостные колонки о политиках. О Кэрри ходило много слухов – в частности, недоброжелатели любили говорить, что она спит со всеми, кто дает ей информацию, но Кристофер в подобные сплетни не верил. Уж он-то знал, что спи-не спи, а информацию ты получишь только, если действительно являешься профессионалом… Именно поэтому он симпатизировал Кэрри, считая, что недображелатели злятся частично из зависти, а частично от того, что она не выставляет напоказ свою личную жизнь – большая редкость для свободных журналистов Лондона. Лустало махнул коллеге рукой, приглашая присоединиться.
- Куда летит гроза британских политиков, не замечая старых знакомых? Сейчас ноги оттопчешь. Садись и выпей, - он подмигнул ей и отсалютовал бокалом. – Над чем работаешь, Кэрри? Давно тебя не видно.

Каролина повернула голову на окрик и, наконец, остановилась. Из редакции она выскочила в таком расстройстве, что прошла весь путь до «Черного монаха» пешком не останавливаясь даже чтобы закурить. Нет, ничего не сошлось. Ответы на все ее запросы пришли практически одновременно – с утренней и вечерней почтой. В прошлом Корти…. Не нашлось ничего и никого. Не к чему придраться… И ничто не успокаивает. Документы в роддоме? Утеряны… 47 год, после войны, бардак. Соседи по улице? Переехали или умерли. Декан факультета? Недавно умер на пенсии. Однокурсники? Не откликнулись. Документы о поступлении и окончаниии? В полном порядке.
Не человек, а стопка безупречных бумаг… И ни одного свидетеля жизни Корти. И ни одной строчки для статьи, которой она успела загореться, сама, впрочем, не понимая почему. Корти – не премьер-министр, а лишь набирающий силу непубличный политик. Статья про него, конечно, интересна, но почему, почему она не хочет легко отделаться милым юмористическим скетчем?
Пожалуй, дело было в азарте. Однажды, еще только придя в газету, Каролина смотрела по телевизору передачу о журналистах, ведущих расследования против коррупционеров. Одного из гостей передачи спросили, зачем люди лезут в грязные дела сильных мира сего, зная, что рискуют жизнью.
«Понимаете, есть такое понятие – азарт», - отвечал один из переживших горячие точки корреспондентов.

И вот сейчас она испытывала то же самое. Азарт, ощущение некоей действительно большой тайны – потому что не бывает все так гладко в жизни человека, и не бывает, чтобы политик был готов получить о себе крайне негативный отзыв, но не ответить, любит ли он бывать за городом. Только погоня обернулась пшиком.
- Двести грамм виски, - заказала она, сев за стол к Лустало. Каролина закурила, отпила большой глоток, затянулась еще несколько раз, после чего, наконец, поздоровалась.
- Привет, Кристофер. Извини, дерьмовый день выдался.

- Бывает... - сочувственно протянул Лустало, наблюдая, как девушка с легкостью опустошает свой бокал. У посетителей этого места была еще одна отличительная черта. Они умели пить, не пьянея. Разумеется, спустя годы это давало о себе знать - представители их прекрасной профессии, несущей вечные стрессы, в конце концов спивались или бросали работу. А как иначе прожить, если перед тобой - эта молотилка под названием "ежедневное издание", которое не терпит никаких "но"? Умри, но сдай материал. Закон джунглей. - Под кого копаешь, Кэрри? Может быть, помощь нужна? - Кристофер был настроен благодушно. Сегодняшний вечер принес ему новые мысли и приятные перспективы, несмотря на то, что дружбы с Роденом у него не вышло. Но это было неважно - в конце концов, они и не должны были понравиться друг другу. Зато у него теперь был живой представитель тех самых несчастных людей с амнезией, причем, готовый на сотрудничество.

- Если бы я знала, какая именно помощь нужна, - мрачно хмыкнула Каролина. На самом деле она ненавидела имя «Кэрри», но «Каро» звучало бы слишком претенциозно. С Кристофером они были знакомы несколько лет, причем в свое время с первого взгляда друг другу не понравились. Он довольно долго считал ее дурой, которая занимается не настоящей журналистикой, не связанной с человеческими жизнями, она его – мерзким позером. Потом одно время Лустало пытался за ней ухаживать, а потом однажды они попали в довольно мерзкую передрягу, связанную с расследованием антикоррупционной деятельности некоторых чиновников, по итогам которой стали если не друзьями, то людьми, которые могут друг другу доверять в критическую минуту.
- Я – плохой журналист, Кристофер, - хмуро сказала Каролина, - Нюх потеряла за парламентскими интригами и не знаю, как дорыться до правды.
Она специально не сказала ничего конкретного, чтобы Лустало не перехватил ненароком тему.

- Ты? Плохой журналист? Да ты, подруга, решила сегодня напрашиваться на комплименты! – рассмеялся Лустало. Ее состояние было ему понятно – сам он раз в неделю, если не чаще, заявлял себе подобные вещи, если ему не удавалось вовремя достать тот объем информации, который он считал необходимым минимумом. К своим заметкам Лустало был неизменно строг, и любил говорить, что он сам себе – лучший критик и цензор. Этой же болезнью страдали многие его коллеги – из тех, кто действительно что-то из себя представлял. Те, кто был о себе более высокого мнения, как правило, представляли из себя гораздо меньше, потому что нет ничего хуже гордыни в профессии, требующей постоянного тонуса, падений и взлетов… Лустало понизил голос и доверительно заговорил, прищурившись. – Кэролайн Брэндан, я сделаю вид, что не слышал эту глупость. Ибо человек, выпотрошивший месяц назад прилюдно на первой полосе популярнейшей газеты господина Джона Барнса, коррупционера и преступника, не может являться по совместительству плохим журналистом. Выпей лучше. И расскажи, что за правду ищешь. Если не боишься, конечно, что перехвачу тему. – Лустало подмигнул ей и постучал бокалом по стойке, подзывая официанта.

Комплименты Кристофера в отношении ее профессиональных заслуг были по сути ритуальным танцем, но Каролина все равно заулыбалась от удовольствия. От кого еще можно услышать, что ты – прекрасный журналист и вообще на вершине, как не от коллеги, который к тому же (что немаловажно) не является твоим прямым конкурентом, поэтому хоть отчасти искренен. Допив стакан, она жестом попросила повторить и уже благодушно продолжила:
- Ладно, не говори, что знаешь про самоуничижение меньше меня. В конце концов, кто три недели назад чуть не рыдал у меня дома в обнимку с бутылкой виски, потому что адвокат той сумасшедшей убийцы – старухи, которая траванула несколько мужей подряд, и это выяснилось только на муже номер четыре – заявил, что выходит из дела под давлением общественности не тебе, а конкуренту? И опубликовал свое открытое письмо не на твоей полосе? Так что мы квиты, Кристофер, и я даже не уснула на ковре твоей гостиной… Каролина вернулась к делу и. уже не вальяжно, а снова резко и собранно продолжила, - В общем, дело касается политики. Вот скажи мне, милый Кристофер, у каждого ли из нас есть секрет в шкафу? Правильно, тебе ли не знать, что у каждого. Кого-то в детстве обижали родители, кто-то был изгоем в школе, кто-то в подростковом возрасте попался на краже из магазина, кто-то подбросил петарду в почтовый ящик соседу, кто-то убил кого-то или стал свидетелем преступления, кто-то пережил насилие, а кто-то сбежал из-под венца… Маленькие или большие – но у каждого есть вот эти тайные детали жизни, верно? Иначе бы это и не жизнь вовсе была, - *Старею, перехожу на возвышенный слог*, - подумала Каролина, - *Наверное, политика незаметно отравляет и меня. Скоро надену костюм и полюблю чопорные чаепития*, - Так вот, Кристофер. Я нашла человека, у которого нет деталей в прошлом. Чистый лист, подтвержденный лишь документами. Родился и рос? Да, но соседи переехали или умерли. Учился? Да, но все, кто мог бы его помнить, сменили работу. Случаи с полицией? Недавний штраф за неправильную парковку. И ни-че-го, понимаешь? Ах, да, мистер Чистый Лист метит в серые кардиналы среди противников Мейджора. Кажется, все, - Каролина попыталась затянуться, но сигарета догорела. Она закурила еще одну и откинулась на деревянную скамейку, глядя на Лустало сквозь бокал с виски, - Ах, да. И еще одно. Я становлюсь героиней Джейн Остин. Разум говорит мне, что он чист, и я все проверила. А чувства кричат. Что так не бывает, и что я взяла верный след – знать бы только где он.

- Разум и чувства... А пошли-ка ты их, Кэрри, куда подальше, а? - заявил Лустало, который окончательно развеселился под влиянием виски и приятной компании. Наступал решающий момент, когда внутренний голос готовился спеть свою серенаду на тему: "Тебе хватит пить, Крис, переходим на колу". Обычно минут через десять после появления этого голоса, Лустало решал, как желает закончить вечер и сколько у него дел на завтра. Сегодня ему хотелось выпить - виски пришелся особенно к месту. В конце концов, завтра можно будет выспаться. - В серые кардиналы, говоришь... - задумчиво проговорил журналист, моментально представляя себе типаж, о котором говорила коллега по перу. - Ну, моя дорогая, ему и положено быть Чистым листом. Иначе такие, как ты, порвут его на мелкие кусочки и еще и потопчутся на его хладном трупе. А ты, должно быть, копаешь в официальных источниках... - Он сокрушенно вздохнул. И вновь шутливо понизил голос. - А покопаться в его окружении не пробовала? И вовсе не обязательно извлекать удостоверение! Он провел рукой по ее растрепавшимся волосам, а затем в задумчивости поднял глаза. - Очаровательная леди, влюбленная по уши в политика... Страдающая... Брошенная... Если подкатиться к какой-нибудь сердобольной старушке, проживающей рядом... Поговорить по-человечески, пожаловаться... Они удивительно ловко подмечают все, что творится вокруг, не хуже сыщиков! И расскажут тебе и про распорядок дня, и про девок, что он водит...Или не водит... Копай неофициально, и будет тебе счастье. Твое здоровье, Кэрри!

Каролина чуть не зашипела, когда Кристофер погладил ее волосы – фамильярностей она не любила. Что касается его речи, то, с одной стороны, ее друг, к сожалению, уже напился и растекается мыслью по древу. С другой стороны, доля истины в его словах была.
- Так значит, тебя ничто не настораживает?- поинтересовалась она, - Ты как маленький, Кристофер. Я говорю даже не о том, что он скрывает какие-то пороки или страшную тайну. Он скрывает все. Он не смог даже ответить на вопрос, любил ли он когда-то бывать за городом, предпочел разговор на крайне скользкую, но безличную тему. Ты встречал когда-нибудь таких людей, Кристофер? Он… как не от мира сего, честное слово.

- Встречал, - серьезно ответил Лустало, откинув развязный тон. - Такие люди есть не только среди политиков, Кэрри. Сегодня я видел человека, который не помнит о себе ничего. Вообще ничего. И там - копай, не копай. Уверен, он бы не нашел, что ответить на твои вопросы, хотя и не является политиком. Но это - лирика, я просто привожу его в пример, чтобы ты поняла, что бывает всякое. Твой политик, особенно, если он - серый политик, наверняка позаботился о том, чтобы подчистить все концы. Они же все богаты, как сволочи. Там тысяча фунтов, тут тысяча фунтов - и вуаля. Человек без истории и привычек. Чистый лист. Непогрешимая невинность. Я бы на твоем месте не искал бы официальных путей. Черт, кажется, я пошел по кругу. - Лустало отставил бокал и закурил, чтобы занять руки. - Послушай... А не хочешь ли ты использовать старый и добрый метод? Запустить слух, заинтересовать общественность, а затем явиться к своем политику, как добрый ангел, предложив все-таки посодействовать в возвращении доброго имени? Знаю, что многие не брезгуют этим методом...

- Нет, - твердо ответила Каролина, - Потому что не сработает, - она предупредительно подняла руку, - Стоп-стоп, я тебя услышала. Но для того, чтобы начать играть в Шерлока Холмса и установить за ним слежку, мне все-таки нужны более веские причины, чем романы Джейн Остин. Мы все-таки – дети развращенного умирающего двадцатого века, мы нигилисты и саморазрушители, а не мечтатели и идеалисты. Поэтому для начала я все-таки для себя выясню, есть ли смысл копать дальше, или Корти – просто денежный мешок, который подчистил свою биографию и просто неприятный тип, не стоящий серьезного расследования.

Она посмотрела на часы, - Между прочим, уже два часа ночи, Кристофер. Тебе завтра на работу не надо?

Вопрос был риторическим. Лустало может проспать, может не прийти на работу, проснуться где-нибудь в Йорке, куда не вспомнит, как уехал, и ничего с этим не поделаешь и при этом он не перестанет быть одним из лучших криминальных журналистов Лондона.
- Прости, но я тебя покидаю, - сказала Каролина. На сегодня она выпила достаточно, уснуть хотелось с более менее трезвой головой.

Доехав до на такси до своего дома – небольшой однокомнатной квартиры на последнем этаже, остаток ночи она пыталась найти в творческом беспорядке – а точнее, в обычном бардаке – карту дорог Великобритании. Наутро ей предстоял долгий путь до Корнуола, где, согласно документам, Корти родился и жил первые двадцать пять лет жизни. Если не найдется ничего, за что можно было бы зацепиться – она сдастся.

Странно, но общение с этим политиком возымело странный эффект: она начала смотреть на себя и всю журналистскую братию как бы со стороны. И почему они все, включая ее саму, стали казаться ей грубоватыми и вульгарными?

- Такое время, - пробормотала она, проваливаясь в сон.

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Лондон, резиденция Филиппа Мейджора-старшего

Этьен Корти оставил машину на платной парковке, справедливо рассудив, что вряд ли они закончат беседу за час, да и прогуляться пешком ему отнюдь не помешает… Хотя, разве это можно назвать прогулкой? Лет двести назад не было ничего необычного в человеке, который прогуливается в парке просто так, желая поразмыслить или побыть наедине с собой. Сейчас же немногочисленные уголки природы были надежно оккупированы собачниками по утрам и вечерам, мамами с детьми и пенсионерами - днем и молодежью – вечером и ночью. Если в парке были беговые дорожки – разнообразие вносили спортсмены… Все иные явления причислялись либо к бездельникам, либо к людям, которым нечего делать - вот вам и прогресс. Этьен хмыкнул, поймав себя на том, что кривит душой. Он, пожалуй, полюбил этот безумный, но по-своему притягательный мир с его заботами, технологиями, сложностями и сумасшествием. Омрачали существование только две вещи, два вопроса… На вопрос «Кто это сделал?» он едва ли не отчаялся найти ответ. На вопрос «Кто еще?!» предстояло ответить… Потому что он был не единственным гостем в этом веке технологий и прогресса. Были еще. Увидев статью в газете, Этьен сначала прочел ее бегло, от нечего делать, но потом заинтересовался совпадением тех судеб с его собственной… Сначала еще подумал, будто журналист мистифицирует, но едва взглянув на фамилию хохотал, как безумный, пока не начали слезиться глаза. Лустало! Ах, Лустало, какая ирония! Ты, Элизе, заговорил устами потомка в надцатом колене, чтобы сообщить о чудовищном совпадении, которое влечет за собой… гибель? Но кто же был еще? Кто?! И кто именно скрывался под именами-псевдонимами? Были и другие, да, несомненно, были. И не нужно тешить себя надеждой, что ты стал единственным. Этьен Корти превосходно помнил то раннее утро 10 термидора, когда Эли Лакост привел к Робеспьеру хирурга… чтобы мерзавец не умер до казни. Некоторое время отвечал на бестолковые вопросы, поздравления и высказывания насчет того, что вот теперь уж точно все будет хорошо! Хирург через некоторое время ушел, а он, напротив, открыл дверь, чтобы проверить надежно ли охраняют приговоренных… А потом все завертелось перед глазами, как сумасшедшая карусель. В воздухе сильно запахло грозой, озоном и взявшаяся из ниоткуда молния расчертила комнату на две половины… Он почувствовал, что падает, хотя пытается бежать – странное, как во сне ощущение. Потом стало тесно, будто много людей по какой-то глупой прихоти затолкали в тесную бочку и вдобавок пустили ее с пригорка. Этьен не помнил лиц людей, но помнил, что они – были…. Значит, был кто-то еще… Кто? Снова тот же вопрос. Предстояло выяснить… Но радовало только одно, что тогда, 10 термидора 2 года Республики казнь все же состоялась!

Корти не заметил, как дошел до нужного ему дома. Там, в доме довоенной постройки и находилась нужная квартира. А в квартире ждал нужный человек. Как в детской песенке. Только беседа, в отличие от веселенького мотивчика-считалочки предстояла серьезная…

Филипп Мейджор с сожалением оторвался от игровой приставки, что занимала его последние два часа. Беда, да и только! И какой дьявол придумал все эти увеселения для ленивых, которые так затягивают! С тех пор, как старший сын принес в дом эту вещицу, Мейджор-старший потерял покой и, то и дело, взглянув с сожалением на часы, включал экран, чтобы пострелять в импровизированного врага. Так он расслаблялся. Но сейчас нужно было собраться с мыслями, поскольку он ждал в гости одного из наиболее интересных и таинственных своих друзей. Впрочем, слово «Друг» тут вряд ли подходило. Этьен Корти был, скорее, соратником и советчиком. Человеком удивительной проницательности и умения видеть политические интриги там, где их никто бы не заметил. После того, как однажды два года назад Корти, прочитав его интервью «Дейли Миррор», написал ему письмо, в котором от души разгромил каждую фразу, объяснив популярно ошибки в общении с прессой, Филипп Мейджор, двоюродный брат знаменитого премьер-министра, во многом пересмотрел свои взгляды на жизнь. Другой на его месте счел бы Корти самовлюбленным наглецом, который лезет в дела Олимпа и постарался бы его убрать с дороги. Но не таков был Филипп Мейджор. Он мечтал о том, чтобы занять кресло брата и растоптать удачливого родственника. И ради этого готов был на все. В частности – слушать советы тех, кто умел рассуждать логически лучше, чем он сам.

В Корти было нечто особенное. Притягательное и отталкивающее одновременно. Отталкивающее – потому что он всегда, как правило, был прав во всем, что касалось политики и умел разжигать в нем страсть к власти. «Послушайте меня, господин Мейджор. Вы достойны большего, чем имеете. И я знаю, как этого добиться. Просто доверьтесь мне»… Эти замечательные слова Этьен Корти, простой букинист с лицом прагматичного политика, произнес спустя две недели после их первого знакомства. Какая сила толкнула Филиппа к этому человеку, он и сам не знал. Но ни разу не пожалел о своем решении. Этьен Корти очень скоро стал незаменимым. Как наркотик. Без него теперь редко решались важные политические ходы, и Мейджору оставалось лишь удивляться, как он мог попасть под влияние так быстро и прочно. Но имело ли это значение, если их союз вел к заветной цели? Власть. Бесконечная и полная власть. И падение старшего брата. Что могло быть приятнее?

Когда секретарь доложил о приходе Корти, Мейджор внутренне собрался и приготовился к разговору. Корти никогда не приходил просто так.
- Рад видеть вас, Этьен. Устраивайтесь поудобнее и рассказывайте, что нового? – улыбнулся приветливо Филипп Мейджор, когда его гость появился на пороге.

- Рад видеть вас взаимно, Филипп, - тоже улыбнулся в ответ Этьен, и принимая приглашение устроиться поудобнее, опустился в кресло напротив. Внутренне напрягшись - многолетняя, давняя, хорошо выдержанная привычка не говорить прямо о своих заботах брала свое, но в данном случае были только два варианта - либо говорить, либо - нет. Поговорить о небольшом затруднении в связи с неуемным любопытством навязчивой журналистки он решил сразу же и решения менять не намеревался. Но привычка! Прежний опыт брал свое и был, нужно признать, весьма полезен. Кто бы мог предположить, что люди, которые полетели в космос и совершили массу казавшихся невероятными 200 лет назад открытий, не замечают очевидного в простых человеческих интригах? Неужели настолько доверяют своим технологиям? Этого Этьен понять не мог, разумом и логикой оставаясь человеком 1794 года. Филипп Мейджор был одним из лучших среди тех, с кем ему приходилось до сих пор иметь дело. Честолюбивый, умный, достаточно проницательный человек, умеющий принимать решения и слова которого практически не расходились с делом - что особенно ценно всегда. Разумеется, он был политиком. А там,
где политика - там и все к ней прилагающееся... Итак, журналистка. Этьен практически обреченно взмахнул рукой, сознавая, что со всем свои политическим опытом не сможет грамотно справиться с излишне любопытной обузой. Здесь мог помочь только Филипп, но не стоило вываливать на него все свои заботы прямо с порога. - Я звонил тогда по довольно пустячному поводу, который все же поставил меня в тупик. Но начать говорить об этом и не спросить, что нового у вас, не могу.

- Вы, как всегда, тактичны и внимательны, Этьен, - улыбнулся политик, в глубину души радуясь, что ему есть, кому выговориться. Разумеется, у него было много забот. И главной из них был старший сын, который совершенно не вовремя и не к месту вступил в стадию "подросткового бунта". Причем, вступил запоздало - Филиппу-младшему уже исполнилось восемнадцать лет. До этого момента он не доставлял никаких хлопот и рос безупречным и послушным мальчиком, беспрекословно выполнявшим все пожелания отца... - Этьен, я хотел посоветоваться с вами в одном весьма неприятном семейном деле, - заговорил Мейджор, устроившись поудобнее в кресле. - Дело в том, что мой сын Филипп... Мягко говоря, снова натворил дел. Но на этот раз все гораздо хуже. Филиппа хотят судить за грабеж. А пострадавшая... не желает сотрудничать с адвокатом! - на этой ноте Мейджор даже слегка ударил по столу пальцами, не скрывая раздражения.


- Снова натворил дел... - мягко повторил за собеседником Этьен, однако с советом не торопился. Он слегка улыбнулся, поймав себя на мысли, что Филипп-старший, как и все современные политики, говорит о проблеме, возможно, видит способ ее решения, но совершенно не говорит о том, какой цели хочет достигнуть! Вместе с тем к сказанному следовало отнестись серьезно, что Корти и сделал. - В зависимости от того, чего вы хотите достигнуть своими действиями, Филипп. Ваш сын, насколько я знаю, уже не впервые доставляет хлопоты, но от вполне невинных развлечений постепенно скатился до преступления. Он ограбил женщину? А что сделает в следующий раз? Убьет кого-нибудь и будет уверен, что это - безнаказанно? Поэтому мой вам совет, Филипп, чтобы избежать гораздо более крупных неприятностей в будущем, мальчик должен понять, что даже вседозволенность имеет некоторые границы. Оставьте в покое пострадавшую, а ваш адвокат пусть займется более реальными вещами - попытается смягчить наказание. Я полагаю, что две-три недели общественных работ и возмещения убытков из заработанных честно денег научит Филиппа-младшего делать выводы и оценивать последствия поступков.


- Две-три недели общественных работ? За групповое нападение на человека? Ах, Этьен, вы оптимистично настроены... - вздохнул Мейджор. - Пока мне удалось сделать так, чтобы информация о преступлении не просочилась в прессу. Но если будет иметь место утечка, то журналисты потребуют крови и начнут полоскать имя моего мальчика, требуя законного возмездия, причем публичного... Им только подавай сенсации.. Увы, но мне необходимо спасти его раньше, чем это произойдет. А потом он получит свое наказание сполна. - Взгляд Мейджора потемнел. Старшего сына он любил так, как не любил никого в этой жизни, включая своих многочисленных любовниц и супругу. Возможно, именно поэтому он распустил мальчика и не привил ему элементарных навыков выживания. Теперь же он был настроен исправить ошибку. - но проблема даже не в этом. Мой сын собирается навестить эту даму, Этьен. Знаете, зачем? Чтобы извиниться перед ней и поблагодарить за то. что она не стала отзывать своего заявления. Он... рад. что так вышло! Представляете? Он рад, что его посадят в тюрьму, потому что считает, что заслужил это! Он не хочет бороться!

- Чтобы наказание ограничилось двумя тремя неделями, ваш адвокат должен потрудиться и доказать, что не зря получает деньги, - довольно жестко отрезал Этьен. Несмотря на симпатии к Филиппу, такое понятие как "неравенство" он осуждал. Почему, черт возьми, кто-то должен уйти безнаказанным только из-за того, что у него отец - известный и богатый человек? Не за то они боролись... двести лет назад. И свои взгляды Этьен Корти не изменил. Впрочем, сказанное Филиппом-старшим о сыне, заставило его изменить мнение в пользу молодого человека. - А ваш сын - прав. Если возьмется за ум - станет человеком, а не мерзавцем, полагающим, что в случае неприятностей все исправить влиятельный отец! Так нельзя, Филипп... - уже мягче прибавил Корти, но потом продолжил в той же манере: - Если информация просочится в прессу, вы от этого только выиграете в определенном смысле. Журналисты могут сколько угодно копаться в подробностях, а вы сделаете публичное заявление, что раз имело место преступление - имеет место и наказание. Этим вы утрете им нос, а симпатии общественности будут на вашей стороне.


- Я думал об этом... И благодарен вам за поддержку, Этьен. Мне нужно переговорить еще раз с сыном и понять, чего он хочет. К сожалению, вы правы - мальчик слишком долго жил в вакууме и не понимает последствий своих поступков. Я должен это исправить... - Он печально вздохнул, представив себе юного Филиппа среди преступных элементов... Впрочем, это уже и так произошло. Мейджор был уверен, что не сам Филипп набросился на женщину - ему помогли дойти до этого, а, может быть, он и вовсе стоял в стороне, что вероятнее всего. - И все же, вы хотели о чем-то поговорить со мной, Этьен? - перевел тему политик.

- Да, - кивнул Этьен, мысленно возвращаясь к тому разговору в баре. Еще раз взвесив все "за" и "против", он пришел к выводу, что вариантов по-прежнему нет... - И моя забота связана, представьте себе, тоже с журналистами. Точнее, с одной весьма настойчивой особой, вбившей себе в голову намерение покопаться в моем прошлом и настоящем и тем самым, возможно, испортить все будущее. Я не особенно боюсь ее статьи - найти скелет в шкафу можно у каждого, но мне бы не хотелось тратить усилия на какие-то глупые объяснения или опровержения. Особенно сейчас...

- Опровержения? А почему вы решили, что эта особа хочет написать нечто, требующее опровержения и компрометирующее вас? Мы с вами неоднократно говорили о том, как важно соблюдать баланс в общении с прессой. Если они посчитают, что вы что-то скрываете, то могут начать охоту, и тогда ваше имя будут трепать все газеты. - Мейджор задумался, а затем открыл небольшой блокнот для заметок. Сюда он обычно заносил фамилии тех, о ком ему хотелось собрать информацию. - Впрочем, мне интересно, что за особа столь любопытна. Как ее зовут, Этьен? Она ведь представилась вам и назвала издание?


- Каролина Брэндон из «Лондон Дэйли пост», - сообщил Корти, предварительно сверившись с записью в блокноте. –  Я всего лишь предположил, что она может написать нечто не слишком приятное -  все зависит от способа подачи информации. А так как я отказался отвечать на вопросы, которые считаю личными и охотно стану обсуждать с друзьями, но не намерен выносить на обозрение широкой публики… Сами понимаете, той беседы, которой ожидала мисс Брэндон не вышло. К тому же она пыталась  открыто провоцировать меня, из чего я делаю вывод о стараниях наших конкурентов.  Или врагов, - Этьен развел руками, будто этим и было все сказано. Он мог бы прибавить, что  на дух не переносит нахальных, амбициозных девиц-выскочек, но это было уже личное мнение и личная неприязнь. – Прибавлю к этому еще и небольшой анализ  политической ситуации. Мне бы крайне не хотелось, чтобы мое имя трепали в газетах именно сейчас, когда все сложнее, чем может казаться на первый взгляд. Мне стало известно, что еще в дни кризиса ваш брат написал письмо королеве с просьбой об отставке, но не отправил его. Несмотря на то, что курс фунта сейчас более стабилен, ваш брат  долго колебался прежде, чем принять решение вывести  фунт из европейской валютной системы. Эти колебания, как стало известно из конфиденциальных источников, обошлись в громадную сумму… Однако мы  позволим ему колебаться и совершать ошибки дальше, до тех пор, пока вы не упрочните свою репутацию честнейшего человека, способного принимать мгновенные решения на благо англичан и… налогоплательщиков. Вы ведь понимаете, как никто другой, что перемывание моих грешных костей на публике сейчас не к месту и не ко времени, поэтому необходимо оказать давление на мисс Брэндон. Пусть напишет свою статью позже и  даже может писать там все, что заблагорассудится. – Корти откинулся на спинку кресла, будто был утомлен этим монологом. Подобную тактику переплетения разных ситуаций и выводов в свое время очень любил покойный Робеспьер и, нужно признать, она себя оправдывала… Не скажешь ведь никому, что боишься своего прошлого, как черт ладана и в глубине души желаешь, чтобы Брэндон не написала свою статью никогда…


- Да-да, колебания нам на руку... - промолвил Мейджор, и на его лице на секунду промелькнуло мечтательное выражение. Сколько раз он представлял себе, как его старший брат подает в отставку, вынужденный сделать это в силу обстоятельств! Раздавленный, сломленный, ничтожный... И на его смену приходит он. Филипп Мейджор. Двоюродный брат премьер- министра. Умный политик, способный принимать решения в пользу налогоплательщиков... Но мечтать в данный момент - не лучший способ приблизить этот момент. Мейджор собрался с мыслями. - Каролина Брэндон - довольно известная журналистка в определенных кругах. - сказал он, припоминая все, что знает. - Она и правда амбициозна, и достаточно решительна. Два года назад ее статьи способствовали крупному скандалу, который разразился с одним из политиков... Судя по всему, она заинтересовалась вами не просто так - обычно она пишет о тех, кто у всех на виду. Значит, это заказ кого-то, кого мы не знаем.. Прежде чем мы спланируем, как быть дальше, я хочу спросить вас, Этьен... Вам есть, что скрывать? У нее есть шанс нарыть нечто такое, что можно использовать против вас? Мне казалось, что вы - человек с отменной репутацией...

- Сомневаюсь  в том, что какой-то факт моей биографии мог бы нанести серьезный вред, - покачал головой Этьен, тщательно перебирая те воспоминания, которыми его заботливо "снабдили" и те, которые он сам приобрел в процессе набивания шишек. - Разве что кому-то наступил на ногу или грубо ответил.  Ничего криминального, за исключением просроченного счета за  воду и двух штрафов за парковку. Доходы не скрывал, в сомнительных делишках не участвовал, хотя и у букинистов случается всякое...  Пожалуй, все, что было скандального, можно вместить в двух строчках, но я не скрываю этого факта  - он, скорее, глуп, чем примечателен. Чтобы вы поняли в чем дело, расскажу. Около четырех... нет, почти пять лет назад, когда я только осваивался здесь, в Лондоне, ко мне пришел  человек, желавший продать книгу. Старинную. У него была официальная бумага на нее, что книга эта не украдена, не числится пропавшей из каталогов... словом, у меня не было причин не взять ее.

Человек этот, Мак Грегор, некоторое время еще заходил, но когда спустя две недели книгу купили, поднял страшный скандал, буквально вырвав у меня имя и адрес покупателя. С тех пор я его больше не видел, а второй покупатель заявил на меня в полицию, будто я направил к нему в дом сумасшедшего. В процессе выяснилось, что МакГрегор не просто забрал свою вещь, но и оставил сумму, едва ли не вдвое превышавшую стоимость книги - не слишком высокую, кстати. Меня оправдали, так как угрозы слышали  все соседи. Некоторое время вся улица смаковала скандал, потом об этом забыли... Вот, собственно, все. Больше мне и вспомнить нечего...

- А почему вас это так волнует? - насторожился Мейджор. Рассказанная история его удивила. Тем, что в ней не было ничего предосудительного. Все знали, что Корти был раньше букинистом, и, скорее всего, у букинистов могло случить всякое. Отчего его соратник так задергался? - Даже если журналистка докопается до этого факта, вряд ли это бросит тень на вашу репутацию, Этьен. Подобных историй, уверен, бывает множество, причем, не только у представителей вашей профессии... Послушайте.. Я прошу вас рассказать мне все, что, возможно, может вас скомпрометировать. В противном случае я не смогу помочь вам. Ведь, поймите, сложно, предпринимать что-либо, если вы делаете это вслепую. Пока что вы говорите загадками, и я просто не знаю, чего именно вы опасаетесь. В любом случае, мне кажется, что будет проще подождать ее хода, чтобы понять - во-первых, что именно ей известно и во-вторых, кто ее направляет. Вы не находите?

- Если бы я сам знал, чего опасаться... - пробормотал Этьен, потом покачал головой. Филипп, разумеется, не дошел до той степени подозрительности, которую впору равнять со всеобщей паранойей, в кошмаре которой жили они все... тогда. В таких обстоятельствах все новости, могущие иметь отношение к определенной теме, всегда сообщали на повестке дня. Чтобы у "доброжелателей" не было повода написать донос о  сокрытии фактов. Чтобы в случае опасности можно было быстро реагировать. Или арестовать всех причастных. Ах, Филипп, твое счастье, что ты о таком можешь только читать в книгах и даже не представляешь как это... страшно. Поэтому он и счел нужным рассказать, как однажды едва не оказался под судом и следствием - пусть и не по своей вине, а ведь можно написать нечто вроде: "мерзавец-Корти разбазарил личные данные несчастного покупателя"... Впрочем, слова Филиппа его успокоили. - Да, пожалуй, подождем. Я благодарен вам за поддержку, Филипп. А теперь, если вы не возражаете, поговорим о нашей теме?

Он улыбнулся. Политика - вот о чем можно было говорить, не переставая.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон

Чарльз Стэнли, Ричард Велльдон.

Мерзкий ноябрьский дождь усилился. Чарльз Стэнли еще раз пожалел о том, что не захотел проехать три остановки на автобусе, а отправился пешком – теперь приходилось то и дело бороться с выворачивающимся под порывами ветра зонтом. В такую собачью погоду хорошо сидеть дома у телевизора, с чашкой горячего чая и смотреть до чертиков тупое шоу… Вместо этого приходиться искать выход из положения, иначе начальство грозило устроить головомойку не в перспективе, а в ближайшее время. Вопросы дня были все те же: что такое Этьен Корти? Что может связывать его и Франсуа Родена? Дело приобрело довольно дурной запашок после выхода статьи этого журналиста, Лустало… Журналист был прав в своих догадках, а ему прибавилось работы, потому что все еще не мог связать концы с концами.

Ниточка с Этьеном Корти оборвалась, да она никуда и не вела, кроме как к гладко причесанным фактам из биографии. Настолько гладко и настолько без каких-либо свидетельств, что то и дело возникали сомнения: а есть такой человек? Человек был. Именно этот человек лежал в частной клинике… Из частной клиники он получил информацию уже давно, тогда же и стал искать похожие случаи.

Тогда же в качестве второй нити появился Франсуа Роден. Эта тоже оборвалась. Он не имел отношения ни к Этьену Корти, ни к политике, девица из эскорта – тем более, хотя одно время были некоторые сомнения насчет ее клиентуры. Версия не выдержала и лопнула, как мыльный пузырь.

И была еще третья ниточка. Ричард Велльдон. Ловкий дипломат, еще та шельма, любящая поводить за нос, он был лично знаком и с Корти, и с Роденом. И был, кроме того, знаком с Аароном Лайтнером, руководителем какого-то почти мистического братства...

Мистического, именно так. Они и познакомились с Велльдоном, когда все в городе сошли с ума из-за таинственного исчезновения маленькой девочки на территории старого госпиталя. Поразительное дело, многие видели там одетого не по погоде ребенка, заявили в полицию, но когда люди хотели пройти на территорию бывшей больницы, случилось нечто ужасное. Они умерли. На телах людей не было повреждений, но лица искажены… Что могло убить их, двух полицейских и одного очевидца? На этом странном событии все могло бы закончиться, но на территорию старой больницы начали лезть любопытные. Группа подростков. Местный пьяница. Патрульные из полиции. Даже влюбленная парочка. Тела некоторых потом нашли. Патрульные впали в кому. А пьянчуге повезло, он долго твердил потом, что чуть не сошел с ума от «звука, который был у него в голове».

Вот тогда, исследуя феномен, он и познакомился с Ричардом Велльдоном. И с Таламаской. Правда или нет, что в больнице буянил какой-то полтергейст, но после вмешательства таинственного Ордена смерти прекратились, а ему мягко, но настойчиво дали понять, чтобы не упоминал их в официальном отчете. Попытки узнать что-либо еще привели только к встрече с Лайтнером, который дал вполне логичные объяснения всему. Орден. Занимается историей, изучением разных мистических тайн и никому не мешает…

Чарльз вздохнул. Не хотелось лезть к этим ненормальным, к которым у него явно не лежала душа, но без них там явно не обошлось. Чертова Таламаска, как выяснилось, курировала те больницы в которых по странному (как же!) совпадению лечились Этьен Корти и Франсуа Роден. Более того, чертов Орден то и дело ненавязчиво мелькал то там, то там – в лицах врачей или соседей, первое время окружавших Корти и Родена. Странно?

Прервав размышления, Чарльз решительно остановился перед баром, где еще утром назначил встречу с давним знакомым – Ричардом Велльдоном.

- Здравствуйте, Ричард, - весело поздоровался Чарльз, когда устроился за столиком, где уже поджидал дипломат. – Простите, опоздал…

- Ну что вы, не извиняйтесь, вы опоздали всего лишь на одну минуту и… на две минуты, - улыбнулся Ричард, хотя настроение было пакостнейшим. Чарльз Стэнли редко назначал встречи без веского на то повода, но если уж назначил, то намерен выжать мокрую рубаху до сухой нитки – не уйдет, пока не получит то, за чем пришел. О чем будет разговор, Велльдон догадывался, что не прибавляло оптимизма. – Послушайте, Чарльз, может быть мы просто выпьем кофе?

- Ну конечно! – с восторгом воскликнул Чарльз, будто всю жизнь только и ждал этого приглашения. – А заодно и поговорим о скромных буднях. Вы ведь не против?

- Как же можно возражать! – развел руками Велльдон. И правда, возражать агенту специальных служб, которыми пугают отнюдь не маленьких, но взрослых и серьезных, было глупо. – Что вы хотели спросить, Чарльз?

- Спрошу я потом, а сейчас – скажу, чтобы у вас, Ричард, не осталось ложных иллюзий, - сказал Чарльз. Теперь тон его изменился, от бесшабашной веселости не осталось и следа. - Скоро мое уважаемое начальство потребует отчет о проведенной работе. Мне нужно будет что-то написать и я сделаю это, упомянув там ваше имя и имя Аарона Лайтнера, а также все те милые совпадения, которые попались мне в ходе расследования. Мое начальство, разумеется, будет недовольно – они привыкли получать конкретные результаты, а не гипотетические рассуждения. Скорее всего, меня снимут с этого расследования, а материалы передадут тому, кто не такая размазня, какой представляюсь вам я. Итак, после этого лирического вступления я хочу задать вам тот же вопрос: что такое Этьен Корти и что связывает его с Франсуа Роденом? Возможно, прошлое? Старина Лайтнер взялся за какую-то дурную игру, не так ли?

- О Господи, Чарльз! – воскликнул Ричард почти патетически. Выходит, Стэнли уже успел сунуть нос куда можно и куда нельзя, что-то у него не сходится , а лирическое отступление вовсе не было пафосом. Более скверную ситуацию невозможно себе представить – грозовая туча над ними сгущалась, приобретая все более ясные очертания. Скоро грянет гром. И дай Бог дождаться молний – слишком уж уверенно Чарльз говорит о причастности Лайтнера к связывающему Франсуа и Этьена звену… - Вы делаете такие выводы, что мне иногда становится за вас страшно! Старина Лайтнер далеко не против сунуть нос куда не просят, но это не касается вашей епархии! Мистика, фантастика, древние легенды и коллекционирование – вот и все, что их интересует. Таламаска не совалась в политику, они ученые и, возможно, умудрились просуществовать такой почетный срок только потому, что не совались.

- Ричард, ваша легенда чрезвычайно интересна, я приму ее к сведению, - совершенно серьезно сказал Чарльз. Он уже знал манеру Велльдона с самым серьезным видом уводить тему разговора в другую сторону да так искусно, что только уехав домой начинаешь соображать «ах, черт, а ведь я мог сказать то и спросить это!». И поэтому агент торопился, чтобы не попасть снова под тот дурман тугоумия, что всякий раз заставляет чувствовать себя идиотом. - Тогда объясните мне такой нюанс… Этьен Корти попал в больницу в тот же день, что Франсуа Роден при схожих обстоятельствах и с похожими симптомами болезни. Мне рассказали, что едва придя в сознание, Корти вел себя как сумасшедший, кричал и вырывался, разбил капельницу, чуть не задушил врача и вел себя как настоящий дикарь, пока ему не вкололи лошадиную дозу успокоительного. Самое потрясающее, что так же он вел себя на второй, третий и четвертый день, что врачи объяснили посттравматическим шоком. Франсуа Роден, делал попытки вести себя так же, но где-то получил пулевое ранение в лицо и ослаб от потери крови. Здесь начинается самое интересное – на одежде крови не обнаружено, да и очевидно, что она была с чужого плеча. Не буду уточнять подробности, просто поверьте мне на слово…

- Вам должно быть известно, что пытаясь оказать первую помощь, человека осматривают на предмет других ранений… - терпеливо сказал Ричард.

- И не оставляют при нем документов, - не отреагировал на провокацию Чарльз, округлив глаза. Его голос стал злым, Стэнли едва сдерживался, чтобы не бросить в лицо дипломату обвинения, которые могли бы стать роковыми для их бесед. – Документы принесли вы. Только позже. Документы на французское имя, но с подданством этой страны – в точности так же, как происходило и с Этьеном Корти. О какой первой помощи вы рассказываете мне сказки, если по заключению врачей Роден глотал крошево из костей и кровь на протяжении часов? Да, какая-то помощь оказана была, так как в ране обнаружились грязные обрывки ниток, но что это была за помощь? Какое преступление вы все совершили, Ричард Велльдон? Кто эти люди, не англичане и не французы? Почему они были инфицированы туберкулезом, притом врачам пришлось применять хирургическое вмешательство для спасения Франсуа Родена? А кем были оплачены эти расходы? Часть средств поступила из фондов, но этого недостаточно, чтобы покрыть весь реабилитационный курс! И самое главное…

- Все не так, как вы думаете, - механически сказал Велльдон, невольно перебив собеседника. Он отчетливо сознавал, что практически висит над пропастью. Стэнли зол по-настоящему – прошло время шуток и дружеских бесед. Начиналось настоящее давление. Так или по-другому он давил на врачей и персонал частных клиник, оставалось загадкой, но все они – люди. У всех есть мелкие и крупные грешки и никто не хочет потерять работу… По-хорошему или по-плохому, но в больнице должны были заявить в полицию о человеке с ранением. Они этого не сделали, потому что молчание можно купить. Не надолго. Ричард чувствовал, как его душит смех – о, черт возьми! – он бы мог рассказать правду, но этого Чарльз Стэнли явно не напишет в отчете. А докопается до истины и напишет то, чего они больше всего боятся. – Чарльз, все гораздо хуже! Вы читали газеты? Этих людей кто-то убивает! Тех, попавших в автокатастрофу и вышедших из больницы и с диагнозом амнезия!

- Вы многое не договариваете, Ричард, - жестко сказал Чарльз, снова поймав себя на том неприятном чувстве, что тема беседы ускользает. Черт побери, этот человек был прирожденным дипломатом или… сам яшкался с какой-то чертовщиной! – Вы забыли объяснить мне, откуда взялись эти люди.

- Эти люди пострадали в результате одного из тех явлений, которые не признает наука, - грустно сказал Ричард. Вот снова ему приходится открывать лишь часть правды. Это непременно вылезет боком, только Велльдон еще не вполне понимал – каким. – Как тот полтергейст, помните? Официальная версия, насколько я знаю, отличалась от той, что вы видели своими глазами… Мы приложили все усилия, чтобы эти люди ни в чем не нуждались, вели вполне нормальный образ жизни… Сами видите, во что превращаются теперь эти добрые намерения. Они умирают. А мы не в силах понять, что происходит. Найдите злоумышленника, Чарльз! Приложите все усилия и вы найдете ответы на многие свои вопросы…

- Что же, Ричард… На этот раз я поверю вам на слово, - после долгой паузы сказал Чарльз, раздумывая над услышанным. Велльдон прав в одном - официальная версия может существенно отличаться от происходящего на самом деле…

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Квартира Лорейн МакГрегор

Ричард Велльдон, Лорейн МакГрегор

Поднявшись на лифте на седьмой этаж, Ричард Велльдон еще раз сверился с записанным на клочке бумаги адресом. 102й номер квартиры, но, похоже, миссис МакГрегор придется искать по имени на звонке – на многих дверях номерки попросту отсутствовали. Сам дом, впрочем, производил то довольное благоприятное впечатление, которое испытываешь глядя аккуратно содержащееся владельцем здание. Один из многих безликих домов в спальном районе, где в недрах многоэтажки может позволить себе квартиру… кто угодно. Насколько знал Ричард, проведя неудачный эксперимент, в Таламаске и пошли на определенные расходы, обеспечив своим гостям нечто вроде небольшого начального капитала, разорившись на организацию легенд и платы за молчание. Дорого, баснословно дорого… Но у Ордена были средства. Кажется, в разгар работы Инквизиции они роздали несколько килограммов золота и столько же серебра, лишь бы спасти от костра нужного человека. Подобный размах всегда вызывал если не восхищение, то уважение. Современные тамплиеры… Впрочем о чем он? Если Лорейн МакГрегор – гостья в их мире, то является жертвой (или результатом?) чужого эксперимента, за который Таламаска ответственности не несет.

Но вот и квартира с аккуратным пластиковым номерком на двери. Ричард позвонил. Что же, остается надеяться, что беседа принесет свой результат. Еще утром, позвонив по телефону и договорившись с Лорейн МакГрегор о встрече, Ричард представился бывшим коллегой ее покойного мужа и пояснил ситуацию: мол, МакГрегор взял некоторые книги из архива, отсутствие которых заметили только сейчас, при переархивации… И так далее. Ничего удивительного в легенде не было – Тэлбот не раз жаловался, что сколько не принимай меры по учету и регистрации, ценные бумаги и книги все равно часто оседают у агентов Ордена. Благо, что на особенно ценные артефакты требуется и особое разрешение… Значит, МакГрегор теоретически не мог унести ТУ Книгу? Или ухитрился? Понять бы…

Лорейн МакГрегов открыла дверь практически сразу. Взглянув на нее, Ричард невольно отступил назад, забыв поздороваться. Никакая фотография не могла передать фантастической схожести Лорейн с женщиной, жившей 200 лет назад! Те же каштановые волосы, тот же овал лица и большие, карие глаза. Тот же рост. Только кожа тронута летним солнцем и другая прическа – вот и все различие. И одежда. Жанна де Шалабр одевалась дорого. Всегда. Даже во времена жестокого террора. Лорейн МакГрегор была одета в строгий костюм вполне хорошего качества, но… таких много. Без капли индивидуальности – без какой-то броши, платка или аксессуара, который оживил бы ее и которые так любят женщины…

Представившись и получив приглашение зайти, Ричард успел окинуть беглым взглядом обстановку небольшой квартиры, а потом и гостиной. Жилище было под стать хозяйке – стандартно. Дешевая мебель, не выражающие индивидуальности картины на стенах, небольшой переносной телевизор на обеденном столе и еще один у окна. Из кухни (такой же стандартной, он готов был поклясться!) доносились звуки радио и запахи – судя по всему, Лорейн только что пришла с работы и готовила ужин… Опустившись в предложенное кресло, Ричард поймал себя на мысли, что не в силах поднять на нее взгляд – плохо, очень плохо они расстались в свое время с Жанной де Шалабр, но знала ли об этом Лорейн?

- Устраивайтесь, прошу вас, мистер Велльдон, - Лорейн указала на удобное кресло у окна. У нее был приятный, чуть хрипловатый голос – она была немного простужена, что не сказывалось на ее внешнем виде. Аккуратная прическа – волосы подняты и заколоты, строгий костюм и четкие движения женщины, прекрасно знающей, что ей нужно от этой жизни. На губах промелькнула улыбка, выдающая неловкость. – Простите, я немного задержалась и не успела подготовиться к встрече. Я преподаю в Университете, и сегодня мне добавили дополнительную лекцию… Не хотите ли выпить кофе или чаю? На улице промозгло, должно быть, вы замерзли? – Вопросительный взгляд - вежливый и непроницаемый. В глазах Лорейн МакГрегор не было ни тепла, ни участия. Она говорила то, что сказала бы любая хозяйка дома, если бы к ней заглянул случайный гость… Лорейн подошла к окну и задернула шторы. А затем вопросительно посмотрела на своего гостя, ожидая выслушать его пожелания.


- Кофе, если можно, - предельно вежливо сказал Ричард, выбрав тот напиток, который не обязывает к долгим разговорам. Она или не она? Вопрос, на который невозможно ответить сейчас. Да, он полагал, что мог бы узнать мадам де Шалабр, несколько раз видевшись с ней тогда, в далеком прошлом, но полностью упустил из вида способность людей подстраиваться под окружающую реальность. Кто-то делал это намеренно, кто-то просто пытался выжить, кто-то воспринял все как должное... Но... она? Простая учительница, не вполне понимающая, что нужно чужому человеку в ее доме и от ее покойного мужа или же хладнокровное чудовище, отправившее на гильотину тех, с кем еще несколько лет назад пила вино в Трианоне? - Я понимаю, насколько несвоевременен мой визит, - сказал он, когда хозяйка дома вошла в комнату с подносом в руках. - Поэтому позвольте перейти к делу... Как я уже сказал по телефону, речь идет о некоторых делах мистера МакГрегора. Насколько мне известно, он взял из архивов некоторые старинные документы и не вернул их. Не успел. Возможно, вы знаете об их судьбе?


Она покачала головой и на лице ее отразилась вежливая печаль. Возможно, даже слишком вежливая. За время своего вдовства Лорейн МакГрегор привыкла отвечать на вопросы о супруге. Лоуренс был.. слабым человеком. Добрым, внушаемым и слабым... До безобразия. Она подняла глаза, встретившись взглядом с глазами Лоуренса - на одной из стен висела его фотография, сделанная на юбилее. Даже там, среди друзей, которые пришли его поздравить, Лоуренс выглядел так, словно извинялся за что-то перед всеми... Часть ее жизни, безворвратно потерянная и давшая ей новый путь.... - Мистер Велльдон... я вынуждена огорчить вас, но вряд ли я смогу чем-то помочь. Мой муж умер... Умер трагически.. Можно сказать, он покинул этот мир, сгорев в течение часа. Я была на работе, когда мне позвонили, чтобы сообщить это известие. Он не оставил завещания. Что касается его работы, то мы никогда не говорили о ней. Но у меня остались папки с его бумагами.. Я никогда не открывала их, потому что мало что в этом понимаю, но если вам будет интересно, я готова отдать их вам. Прямо сейчас. - Она слегка склонила голову, глядя на гостя очень внимательно. У нее был цепкий и холодный взгляд, который совсем не сочетался с приятным голосом и мягкими, женственными манерами.


- Мне, право, неловко быть причиной возврата к старым воспоминаниям...- мягко сказал Ричард. Фраза получилась двусмысленная, он сам осознал это, поэтому и не закончил ее под взглядом той, хорошо знакомого чудовища от которого спасался бегством через всю страну. А может быть, причина в том, что Лорейн Мак Грегор просто не хочется говорить о смерти супруга, вспоминать, снова переживать что-то ей одной известное... Причин может быть тысяча. Он спокойно выдержал этот взгляд и успокаивающим тоном продолжил: - Если вы не возражаете, я хотел бы взглянуть на них. И буду очень признателен, если вы сможете уточнить и судьбу нескольких книг...

- Да, конечно. - Лорейн поднялась, отставив чашку с кофе, и направилась к шкафу. В нем были расставлены папки, на каждой из которых был наклеен номер и буква. Лишь на секунду замешкавшись, она уверенно потянулась за темно-синей папкой, на которой было написано "в-37-1817R" и извлекла ее с полки. - Вот этими бумагами Лоуренс занимался незадолго до смерти. Этой папкой он дорожил, но, если вы - его коллега, то, думаю, сможете найти ей применение... - Лорен уверенно открыла ее, чтобы продемонстрировать содержимое. В этот момент зазвонил телефон, и она вздрогнула, замешкавшись. Возможно, ее напугала телефонна трель, пронзившая тишину, а, возможно, она увидела в папке нечто, чего увидеть не ожидала. Газетная вырезка. Она лежала поверх бумаг. Короткая заметка гласила, что книга "Дневники", в которой были собраны свидетельства очевидцев Революции во Франции 1789 - 1799 годов ушла с молотка аукциона Сотбис за три тысячи шестьсот фунтов... На мгновенье на спокойном лице Лорейн промелькнула нерешительность, затем оно обрело обычное выражение. Она закрыла папку и посмотрела на Велльдона. Молча.


- Благодарю вас, - сказал Ричард, углубившись в изучение бумаг. Ничего интересного они, как и следовало ожидать, не представляли... Должно быть, либо были уничтожены самим МакГрегором, либо надежно перепрятаны скорбящей супругой - из двух вариантов нельзя исключать ни одного. Заказ на покупку железных прутьев для ограды. Карта Южной Америки с оборванным краем. Распечатка рейсов из Нью-Йорка. Медицинская карточка. Страховка. И другая тому подобная ерунда. Заметка об аукционе Сотбис показалась интересной - слишком уж сузился круг интересов, но рассматривать ее долго было бы неловко... Не нужно заострять интерес на вещах, которые теоретически не могут быть нужны "коллеге". А вот это - интереснее. Бумага, свидетельствующая не покупку, а продажу книги "...и святые места Шотландии", .... не установлен, ....верено в присутствии эксперта..., ...шающий 150 лет. Бумага была разорвана на четыре части, сохранился лишь ее уголок. И таких бумаг было несколько, похоже, разорвали три или четыре листа, сложенных вместе. Просмотрев обрывки, Ричард запомнил написанное на них и вздохнул. - Похоже, все старинные книги проданы, а свидетельства - разорваны. Каким образом сохранились эти обрывки, миссис МакГрегор?

Она пожала плечами. - Не знаю, мистер Велльдон. Я никогда не интересовалась его работой. Он отучил меня от этого. Его работа была секретной, и даже мне не разрешаось задавтаь вопросы. Лоуренс был весьма строг во всем, что касалось его дел с Орденом. - Она вежливо улыбнулась, хотя ее взгляд оставался внимательным и настороженным. - Не пугайтесь. Я знаю лишь это слово. Он действительно не посвящал меня в свои дела. - Она закрыла папку и положила на нее руку. У нее были очень красивые руки - ухоженные, узкие ладони, длинные пальцы, которые принято называть "музыкальными". На безымянном пальце правой руки было одето кольцо старинной работы - достаточно простенькое, если бы не необычный дизайн. Таких сейчас не делали. Поймав взгляд Велльдона, Лорейн убрала руку и вопросительно взглянула на него. - Вам показать что-то еще из документов Лоуренса?


- Благодарю вас. Если можно, - попросил Ричард, старательно запомнив то, что уже привлекло его внимание и бегло просмотрев остальное содержимое папки, отдав ее Лорейн. Ничего интересного. Ничего интересного не обнаружилось и во второй папке, будто кто-то специально уничтожил все бумаги, которые могли представлять ценность или пролить свет на случившееся. Такой же загадкой осталась для него и личность самой миссис МакГрегор - о ней можно было сказать и "да" и "нет". Единственной зацепкой оставались только те разорванные на четыре части корешки квитанций. Узнать о книгах, числились ли они в архивах, что представляют собой и когда были проданы. К счастью, в узком кругу людей, занимающихся антиквариатом не безнадежно отыскать ту или иную вещь... Если очень постараться, конечно. И пусть сам он немного отошел от дел, Франсуа Роден мог что-то слышать - это их хлеб. - Что же, благодарю вас за все, миссис Мак Грегор. Вы очень помогли мне. И простите великодушно за поздний визит. - Он поднялся, прощаясь.


Проводив гостя, Лорейн МакГрегор некоторое время смотрела ему вслед. Красивый мужчина "за сорок", который, казалось, впитал в себя сразу несколько эпох. Откуда взялось ощущение, что они уже виделись? ЧТо этот мягкий взгляд непроницаемых глаз, эти волосы с проседью и умение говорить так, словно в каждом слове - скрытый смысл? Умеет ли прошлое возвращаться? Возможно. Но - только один раз. Решительно изгнав из мыслей образ посетившего ее Ричарда Велльдона, Лорейн МакГрегор извлекла из сумки учебник, некоторые страницы которого были исчерканы ручкой так, словно написанное там являлось чем-то оскорбительным. История казней 1793 года... Как глупо рассуждать об этом сейчас, сидя в удобных креслах и рисуя домыслы о том, чего никогда не увидишь воочию... В глубине комнаты вновь зазвонил телефон. Лорейн убрала исчерканный учебник и сняла трубку, чтобы ответить одной из коллег. А затем перевернула фотографию Лоуренса так, чтобы не видеть его лица. Свою роль на сегодня он уже сыграл.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон.

Ди Паркер, Франсуа Роден.

- Подождите в приемной, мисс Паркер, мистер Велльдон примет вас, как только освободится…

Ди кивнула и устроилась в кресле, настроившись на долгое ожидание. Разговор с Велльдоном был ей необходим. И на этот раз он не был соткан из абстрактных волнений и тревог. Промучавшись всю ночь от бессонницы после долгих бесед с Шарлем Ламбером, она, окрыленная тем, что смогла на время помочь ему и немного привести в нормальное душевное состояние, отправилась рано утром в архивы Ордена, чтобы проверить интересующую ее догадку. Беседуя с Шарлем, она вдруг поняла, что они никогда не задумывались о том, почему во время эксперимента судьба вытащила из прошлого именно этих людей. Можно было предположить, что их количество – шесть – равнялось количеству сотрудников Ордена, присутствовавших во время опыта. Но во всем этом должна была существовать логика. Потому что в совпадения Ди не верила. Тем более, если дело касалось непостижимых явлений, которым и занимался Орден. Слишком часто в этом деле фигурировала история и Французская революция… Почему же выборка сложилась именно так? Список выглядел весьма странным. Двое из перенесенных в 20 век людей были казнены. Еще один способствовал этой казни. Остальные же трое, судя по всему, являлись обычными людьми, даже не политиками. В отчетах, которые прочла Ди, не нашлось вразумительного описания ни одного из этой троицы. Погибшая девушка была родственницей какого-то политика, двое погибших мужчин – простыми горожанами. А если нет?

Ди Паркер никогда не была сильна в истории, и теперь была твердо намерена излечить этот пробел. И, очутившись в архивах Ордена, поняла, что на верном пути. Количество материалов, посвященных Французской революции, изумляло. Пару раз она даже поймала себя на мысли, что улыбается, читая документы, составленные ее нынешним соседом Шарлем Ламбером. Когда-то он тоже был неискушенным и юным и хотел изменить мир…. Не нашлось в архиве лишь одной книги. Книга, датированная 1795 годом, называлась «Дневники Доменика Домервиля». Тонкая книжка, видимо, представляла особую ценность для кого-то, кто побывал тут раньше, чем она. Потому что книги в архиве не было. Похититель не учел лишь одного – что существует журнал, где фиксируются все записи о поступлениях.

Окрыленная этой находкой, Ди отправилась в отдел информации, где заправлял ее поклонник Тедди Ньютон. Тедди был влюблен в нее уже шесть лет, но выражалось его чувство лишь в февральских «Валентинках», которые он никогда не подписывал и в задумчивых взглядах, которые Теодор кидал на нее, когда считал, что она его не замечает. Ди по-своему даже симпатизировала этому нескладному и стеснительному парню, за которым в Ордене прочно закрепилось звание компьютерного гения – он был на «ты» с любой машиной и умел доставать информацию из архивов ФБР так, как не умел никто. Сегодня он с радостью бросился выполнять просьбу Ди, и теперь перед ней лежали распечатанные листки с отрывками этой книги. Теодору добыл их в электронных архивах студенческой библиотеки Сорбонны, где хранилась копия.

«Термидор. Несколько минут». Ди буквально выучила наизусть строки, повествующие о том, как проходила казнь. Больше всего ее заинтересовало описание трагедии, которая развернулась незадолго до казни. Какой-то фанатик, вооруженный пистолетом, пробрался в здание, где находились приговоренные во главе с раненым Робеспьером, и сделал два выстрела. Пуля досталась одному из комиссаров по фамилии Лакост, который в этот момент находился в комнате пленных... Затем случилась массовая давка, в ходе которой задавили несколько человек… Стрелявшего разумеется, поймали и бросили на гильотину…

«Значит, Лакост тоже был мертв…», - думала Ди, вновь и вновь перечитывая листки. Она так увлеклась, что не следила за временем. Перед глазами, как в кино, представала картина развернувшейся трагедии – крики, кровь, проклятия, отрубленные головы и восторг толпы… Человек с перевязанной челюстью, рядом – красивый и безмолвный комиссар, и их враг, который не подозревает, что через несколько мгновений его тоже не станет…. Когда Ди подняла голову, то едва не вскрикнула – дверь кабинета Ричарда Велльдона открылась, и из нее вышел аккуратно одетый мужчина лет тридцати пяти с пронзительным и цепким взглядом.

- Мисс Паркер….

Секретарь Велльдона что-то говорил ей, но Ди замерла, ощутив присутствие еще одного человека. Внешне он выглядел совершенно нормальным и обычным. Вот только взгляд – остекленевший, потухший, потусторонний – выдавал, что с ним что-то не так. «Франсуа Роден должен умереть». Ди почувствовала, что дрожит от страха – никогда прежде ей не приходилось принимать решений. Но решение нужно было принять мгновенно. Кто-то хочет устранить Родена. Кто-то направил к нему человека. Загипнотизированную марионетку. В его кармане лежал шприц с лекарством, и одному дьяволу известно, что в этом шприце…

- Мисс Паркер?

Ди подняла глаза на секретаря, который смотрел на нее с тревогой. Роден тем временем скрылся из виду, завернув к выходу. Вслед за ним уходил невзрачный молодой человек, который должен был его уничтожить. Сегодня. Сейчас.
- Я…. У меня нет времени.. простите… - пробормотала Ди и стремительно вскочила с места. Размышлять о том, как именно познакомиться с Роденом, времени не было. Вспомнив все, что она читала в досье, Даниэлла бросилась за ним, на ходу выдумывая себе историю.

- Простите, сэр….

Он обернулся. В тот момент, когда Ди встретилась с ним взглядом, все придуманные легенды замерли у нее на губах. Иногда она видела этот взгляд у Шарля, и в такие моменты сразу вспоминалось, кто он такой. Ничего не изменилось, оба они были монстрами – подозрительными и безжалостными. И вряд ли их можно было обмануть непродуманной легендой. Оставалось одно. Правда. Или, если выражаться точнее – полуправда.

- Простите, сэр.. мне нужна ваша помощь.. Пожалуйста… поговорите со мной…

Ди почувствовала, что у нее на глазах выступили слезы от напряжения. Но выбора не было. Этот человек не должен был погибнуть, и она должна была остановить убийцу. Любой ценой.

- Да, я вас слушаю, - Франсуа остановился, с удивлением глядя на маленькую, аккуратно одетую светловолосую девушку с серьезным лицом студентки-отличницы. Только во взгляде был неприкрытый ужас, как если бы в окно вдруг неожиданно сунулось что-то страшное до такой степени, что впору плакать. Кажется, она сидела в приемной Ричарда. Нужно сказать, что о приемной Велльдона ходили легенды - начиная от полтергейстов и заканчивая какой-то совсем невообразимой мистикой, причем всякий раз они пересказывались по-новому. Кажется, сам хозяин комнаты являлся личностью настолько экстравагантной, что легенды стали уже частью местного фольклора и не сочинять их было просто невозможно. Сам Франсуа несколько раз внес разнообразие в колорит приемной банальной подтасовкой одной шотландской легенды, а потом с удовольствием слушал ее пересказ в новом варианте. Быть может, девушка стала жертвой розыгрыша? У нее, похоже, не находилось слов, поэтому он повторил: - Я вас слушаю. Что с вами случилось?

- Мне нужно с вами поговорить... Я не знаю вашего имени, но мне кажется, что вам угрожает опасность, - прошептала Даниэлла, одновременно сосредотачиваясь на мыслях прохожих. Семейный дрязги... Чья-то заболевшая дочка... Проблема с начальником... Голову словно сдавил обруч - на нее хлынул такой объем ненужной информации, что она растерялась. Все не то.. Не те мысли... Вот! Усилием воли она вытащила из потока нужную мысль. Шприц с лекарством. Его нужно воткнуть в тело Родена так, чтобы тот не догадался... Человек с остекленевшим взглядом приближался. - Я сидела в приемной и видела, как один человек смотрел на вас... Он идет за вами, а я испугалась. - Даниэлле было стыдно за то, что она стоит, как маленькая, не находя нужных слов, и говорит откровенную глупость, но другого выхода у нее не было. Сейчас она уже четко представляла себе, как отругают ее старшие наставники за этот шаг - она не должна была вмешиваться и делать все самостоятельно, не посоветовавшись со старшими. Одновременно в голове засела мысль: надо проследить за этим человеком и узнать, кто его послал. Но как? Разве можно оставить в опасности беззащитного Родена, который даже не подозревает, что происходит? - Я кажусь вам ненормальной, да? - искренне спросила Ди, ожидая утвердительного ответа. А как еще может отреагировать человек на подобные заявления?

- Да, - недолго думая ответил Франсуа прежде, чем успел осознать, что сказал по сути гадость. – То есть… ваше предупреждение настолько абсурдно… - он пожал плечами, не договорив. Мало ли кто может смотреть на него, а потом – подойти. Сама девушка не являлась исключением, догнав его по пути к выходу. И все же она была испугана по-настоящему, даже если действительно производила впечатление не вполне нормального человека. Попытаться успокоить ее, а потом отвести в приемную к Велльдону, туда, где сидела раньше? Это казалось самым подходящим вариантом. – Пойдемте… - мягко сказал он, стараясь не нервировать и без того нервного человека. – Пойдемте, вы все расскажете по дороге, хорошо? Вам просто нужно немного успокоиться…

Сделав несколько шагов вперед, Франсуа остановился. Мелькнула мысль, что успокоительное понадобиться ему самому, притом – срочно. Прямо на него шел человек. Вполне обычный, если бы не застывший, остекленевший взгляд. И походка. Что было в ней странного, он и не осознал, действительно испугавшись. – Что з-за…
Человек ускорил шаг. Франсуа почувствовал, что мозги отключились – остался только инстинкт самосохранения. Схватив свою неожиданную знакомую за руку, он быстро направился к лестнице и вниз, к небольшому конференц-залу где часто без дела скучали охранники. Если они там есть, а не ушли на чашечку кофе, возможно, у того маньяка будет меньше шансов – не выдержав, Франсуа оглянулся, отметив, что странный человек идет за ними. Не сворачивая. Как танк. Пожалуй, эта физиономия внесет разнообразие в его коллекцию ночных кошмаров… Спрятаться или затеряться в толпе не было возможности – не станешь ведь считать толпой нескольких посетителей возле кофейной стойки, а укрытием – кадку с пальмой. Не сбавляя шага, они вышли на улицу, а оттуда – к парковке. За все это время девушка-студентка не сказала ни слова возмущения или протеста, казалось, сама была готова оказаться как можно дальше от того чертового психа, да и тратить время на переговоры не хотелось. От волнения (или лучше сказать от страха), он выбежал не на ту линию парковки и похолодел, не увидев машину, но секунду спустя сообразил – страх делает человека идиотом, а его «Бентли» припаркован там же, где и раньше.


- Вы хотите уехать? Лучше сделать это .. общественным транспортом. - Ди покраснела и опустила глаза. При мысли, как она будет отчитываться перед руководством, становилось дурно. Но, с другой стороны, разве не была она посвящена в часть тайны экспериментов Ордена? Разве не несла в связи с этим ответственность за тех, кто был причастен к Эксперименту? Разве не должна была защитить этого человека, беззащитного перед лицом паранормального нападения? Никогда прежде Ди не была в подобном положении и не интересовалась убийствами. Пока в ее жизни не появился Шарль Ламбер, который о работе готов был разговаривать часами. Он не называл имен, но описывал криминальные истории так, что дух захватывало. Вероятно, благодаря этим историям Ди и подумала про машину Родена. Если кто-то хотел его убить и подослал "зомби", этот же человек вполне мог для подстраховки что-то сделать с личным транспортом... Роден тем временем явно проникся обстановкой, потому что не смотрел на нее больше, как на ненормальную. Интересно, что он о ней думает? С его подозрительностью надо уже сейчас готовиться к массе вопросов... Впрочем, сейчас не до этого. Уйти бы... Даниэлла старательно вслушалась в мысли окружающих. Этот человек приближался, управляемый чужой силой, явно превосходящей ее собственную. В руке он сжимал шприц, который должен был стать орудием убийства. Даниэлла постаралась запомнить этого человека и связаться мысленно с Велльдоном. "Роден в опасности. Я с ним. Кто-то отправил своего гонца, чтобы расправиться с ним..."

- Общественным транспортом? – недоверчиво переспросил Франсуа, а потом рассмеялся. Во-первых, он не был намерен оставлять машину здесь и мерить Лондон пешком, во-вторых, решительно не понимал есть ли смысл убегать от маньяка на своих двоих. Как в плохом голливудском боевике. Окрестив так происходящее, Франсуа мысленно дорисовал психопату пистолет. И содрогнулся. Это прибавило решимости для того, чтобы не тратить время на дальнейшие выяснения и предположения что лучше. – Послушайте, мисс… к сожалению не знаю вашего имени… Я благодарен за предупреждение о том маньяке, но уговаривать вас у меня нет времени. Хотите уехать отсюда – садитесь в машину. Нет – не буду настаивать. – С этими словами он рывком открыл дверцу со стороны водителя.

Даниэлла открыла рот, чтобы возразить, но затем, махнув рукой, села в машину. Если ей суждено погибнуть в этой чертовой машине, значит, так тому и быть, а в архивах Ордена, может быть, когда-нибудь поместят ее фотографию с подписью: "агент Паркер, погибла во время расследования..." На секунду Ди даже представила себе, какую фотографию хотела бы видеть под некрологом и поняла, что у нее почти нет современных фотографий. Эти полушутливые мысли успокоили ее - во всяком случае, удалось посмеяться со стороны над собственной нерешительностью.

- Разумеется, я с вами, сэр, я его боюсь, - выпалила Даниэлла, что было истинной правдой. Она вновь сосредоточилась и сконцентрировалась на мыслях "зомби". "Положи шприц.. положи его.. Под телефонную будку рядом с посольством... Вернись и положи... Так надо.. Потом забудь..." Голову пронзила резкая боль - никогда прежде Ди не пользовалась своим умением управлять людьми и чувствовала, что ей не хватает силы. Но они обязаны были получить этот чертов шприц - чтобы исследовать, что за лекарство было выдано в качестве оружия. И нужно было хотя бы попытаться... "Положи шприц.. отнеси его.. и забудь..." Машина тем временем вылетела с парковки... Это отвлекло ее. Шарль был прекрасным водителем, и машины были, пожалуй, единственным, что от искренне полюбил из изобретений человечества. В машине он чувствовал себя увереннее, чем среди людей, и иногда вместе с Ди колесил по Лондону, вставив в магнитофон любимую музыку. Он скупал все новинки - обожал гитарную музыку и тяжелый блюз... Ди повернулась к своему случайному спутнику и перевела дух. - Меня зовут Даниэлла. Даниэлла Паркер. Мой близкий друг работает в полиции и много рассказывает мне о работе... ВОт и пригодилось... А как вас зовут? И куда мы едем?

- Меня зовут Франсуа Роден. Рад знакомству, - кратко ответил Франсуа, ничуть не преувеличивая. Если бы не Даниэлла Паркер, кто знает, что могло бы случиться - маньяк шел за ним, именно за ним, в этом сомнений не было. Почему Даниэлла ждала в приемной Велльдона и какие дела их связывали раздумывать не было времени, к тому же в голову лезли различные предположения насчет того, почему псих пристал именно к нему. У преследователя был вид не вполне вменяемого человека - возможно, наркоман... Сколько раз читал в газетах, что человека убили предположительно за дозу, но никогда не думал, что подобное может произойти с ним. И студентка эта, тоже любопытная штучка... Возле выезда с парковки был шлагбаум, построенный еще в те времена, когда парковка была платной, а в здании и не предполагалось бизнес-центра, битком набитого офисами. Франсуа притормозил и воспользовавшись случаем решил поискать преследователя. К своему ужасу, нашел. Тот размахивал руками, жестикулируя, а потом буквально прыгнул в такси. - Черт бы его побрал! Кажется, он собирается нас преследовать... Как вы узнали, мисс Паркер, что он за кем-то охотится и этот кто-то - я? Недобрый взгляд - не аргумент, вы понимаете...

- Я .. почувствовала. - честно сказала Ди, и поймала взгляд Родена, так как прекрасно знала, что человек, отводящий глаза, кажется неискренним. Так как она прекрасно знала, что ее собеседник достаточно умен и прагматичен, врать не имело смысла. - Со мной иногда такое случалось... с детства. Наш домашний доктор называл это неуемной фантазией. Наверное, так и есть. Просто иногда эти фантазии сбывались. Я увидела, что он смотрит на вас, и мне показалось, что может произойти что-то ужасное... Я рада, что этого не произошло. Осторожнее! - Она увидела, что зажегся красный сигнал светофора, но Роден проскочил его. Наверное, он волновался. А, может быть.. просто не очень хорошо видел. В справках, прилагающихся к досье, она читала, что у Родена при жизни было не очень хорошее зрение...Однако, машина благополучно преодолела перекресток. - А с вами такого никогда не бывало?

- Я... надеюсь... что они от нас отвяжутся... - перевел дыхание Франсуа, наблюдая за дорогой, но не забывая поглядывать и в зеркало заднего вида. Недоставало разбить голову, машину и еще угробить ни в чем не повинного человека - лихачество на дороге никогда не входило в список его интересов. - Звучит не очень убедительно, мисс Паркер, но не принимайте это как личное оскорбление - я не слишком серьезно отношусь к подобным вещам. Но все же верю вам. Слышал, что такое иногда бывает. Со мной... Ах, сукин сын! Простите, мисс Паркер... - Восклицание относилось к тому же чертовому такси, нагло пытавшемуся пристроиться за ними. Им что, ездить теперь, пока не опустеет бак?! Хорошенькая перспектива. Ругаясь сквозь зубы, Франсуа пропустил полицейскую машину - там, возле светофора, явно что-то случилось... Вид полицейской машины, тем не менее, подал неплохую идею. - Мисс Паркер, вам понравится мысль кататься по Лондону в лучшем случае несколько часов? Мне - нет. Говорите... у вас друг работает в полиции? Куда нужно ехать? Сможете указать дорогу?

- Кеннингтон-роад, сорок девять, - пробормотала Даниэлла. - Поезжайте по Уолворт-роад, затем на перекрестке поверните на Боро-роад, и следующий перекресток - полицейский участок. - Адрес участка, где работал Шарль, она произнесла машинально, и лишь затем пришло осознание, что подобная инициатива может повлечь за собой ее отстранение от расследования. Ни один из участников эксперимента не должен был знать остальных.. Именно поэтому информация была засекречена... Теперь же она собственными руками ломала всю систему, такую отлаженную и четкую... Что будет, если они увидят друг друга? Как они отреагируют? А вдруг они оба все вспомнят? Что скажет Лайтнер, что скажет Ричард Велльдон, что скажет мистер Тэлбот... Роден был настроен решительно, и Ди вдруг четко осознала, что не способна ему противостоять. Она просто не найдет нужных слов - ведь она сама только что сказала ему о друге из полиции! Разумеется, он захочет воспользоваться этой возможностью! А Шарль... Что будет с ним? Как он отреагирует на Родена? Ее спутник тем временем свернул на нужную улицу. Без лишних разговоров. Он был напуган, но держался уверенно. Оставалось только молиться о том, чтобы Шарля не было на месте. Главное - добраться до участка... А вот дальнейшие шаги Ди себе не представляла и ощущала себя совершеннейшей идиоткой, которая запорола свое первое серьезное дело. Голос Родена вернул ее к действительности. Машина остановилась у полицейского участка.

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Полицейский участок (продолжение)

Франсуа Роден, Ди Паркер, Шарль Ламбер

Франсуа вышел на улицу и закурил, поджидая такси. Неужели он ошибся в расчетах? Теоретически - не должен был... Тот маньяк шел, не замечая ничего вокруг, расталкивая людей, рискуя попасть под колеса автомобилей или просто споткнуться. Казалось, у человека была цель и он достигнет ее любой ценой. Камикадзе хренов. Итак, если тот субъект шел, настолько сосредоточился на преследовании, что только и осталось ума взять такси, значит... будет идти. Становилось жутко до тошноты, если думать о возможной катастрофе. А если у психа в руках пистолет? Или еще лучше - бомба? Вдруг это из тех субчиков, которые считают свою жизнь законченной из-за утраты какой-то редкой вазы, картины и статуэтки? В их среде ходили подобные страшилки и нельзя сказать, что все были взяты с потолка, не основываясь на реальные события. Задумавшись, Франсуа едва не прозевал такси, как по заказу вынырнувшее из-за угла. Рядом стояла Даниэлла сверкая громадными от ужаса глазами, а он сам почувствовал мерзкую испарину на лбу. Вот и поиграем... в догонялки. И проверим, удастся ли завести этого помешанного прямиком в полицейский участок... Лучше пусть с маньяком разговаривают люди, которых учили что нужно делать в подобных ситуациях, да и это - их работа. Дверца машины открылась. Даниэлла, казалось, готова была задать стрекача, как только из салона покажется хотя бы носок ботинка преследователя, да и сам Франсуа отдавал себе отчет, что тут же последует ее примеру. Поэтому дожидаться не стал, а направился к участку, стараясь идти не медленно, но и не быстро, чтобы дать возможность заметить себя. Дверь, скучный казенный вестибюль, открытая дверь кабинета, человек в форме за конторкой.

- Добрый день. Мы вынуждены сделать заявление. Кажется, нас преследует какой-то странный субъект... не хотите проверить его личность? ----- - На каком основании? - полицейский поднял на них взгляд смертельно уставшего человека, которого отвлекают по пустякам. --- - Прошу прощения, на каком основании сделать заявление или проверить личность? - нетерпеливо спросил Франсуа. Ничего не мог с собой поделать - терпеть не мог дурацких вопросов, даже если какое-то время пытался честно бороться с раздражением. К счастью, от объяснений его избавила открывшаяся дверь. И человек с мертвым взглядом, стоявший на пороге. Роден отступил и указал в ту сторону. - Примерно вот на этом основании...

- Что вы себе…. – начал говорить один из полицейских, но появившийся на пороге молодой человек с остекленевшим взглядом разрешил зарождающийся спор о том, кто и на каких основаниях должен делать заявления в участке. Еще через секунду в участок влетел запыхавшийся таксист.

- Эй, какого черта, мать вашу, я спрашиваю? Он не заплатил! Гнал меня за этим вот кадром и не заплатил! Какого черта!

Вбежавший таксист изверг такие ругательства, что Ди поморщилась и искоса взглянула на Родена, отметив, что он совершенно успокоился, оказавшись в людном месте. Строить предположения, что теперь будет дальше, Ди больше не пыталась. Лишь отметила, что «зомби» все еще сжимает в руке свой шприц. На секунду она почувствовала легкий укол по самолюбию – в глубине души Ди надеялась, что трюк под названием «заставить человека выполнить ее волю» сработает, и она сможет похвастать перед коллегами в Ордене, что перешагнула через эту планку. Нет. Не перешагнула. И остается все такой же слабой агенткой, умеющей лишь читать мысли и видеть призраков… Тем временем в участке завязалась легкая потасовка – один из полицейских бросился останавливать «зомби», который, кажется, вообще не видел ничего перед собой, кроме единой цели – Франсуа Родена.

- Осторожно, у него в шприце какое-то лекарство! – вскрикнула Ди, когда полицейский вступил в схватку с «зомби». Таксист продолжал возмущаться, пытаясь объяснить, что хочет получить свои деньги, Роден отступил в сторону, наблюдая за процессом, полицейские суетились, «зомби» размахивал руками, пробивая дорогу к Родену… Ди почувствовала приближение Шарля за секунду до того, как он вошел. И тут раздался крик. «Зомби», очевидно запрограмированный на определенные действия в случае неудачи. Воткнул шприц в себя и начал оседать на кресло, совершенно обессилев.

Ламбер и Тайлер, который, видимо, сопровождал его в походе за едой, бросились к нему одновременно.

- Он жив. Врача! – крикнул Тайлер, быстро оценив обстановку. И снова – суета и разговоры. Только сейчас Ламбер заметил Ди и подошел к ней, резко поднявшись и сдерживая волнение.

- Что здесь произошло, Даниэлла? Почему ты здесь? Этот ненормальный гнался за тобой?

- Нет-нет, Шарль, со мной все в порядке, - поспешила успокоить его Ди. – Он гнался не за мной, а вот за этим господином. А я … случайно… Я потом тебе все расскажу, хорошо?
Ламбер перевел взгляд на ее спутника.
- Этот человек гнался за вами? Вы хотите сделать заявление?

- А... Если заявление поможет выяснить, что это за урод и почему он за мной гнался, тогда - да, - после паузы сказал Франсуа, не отрывая взгляда от маньяка. Господи, да его с трудом остановили полицейские, которых в теории учат реагировать на подобные ситуации! Вряд ли в ближайшее время удастся забыть подобное приключение... Но кто? Почему? Было в происходящем нечто дикое. Его хотели убить, но в 20 веке существует масса способов прикончить человека, не прибегая к подобным спектаклям! Проще уже нанять киллера, который сделает свое дело профессионально, тихо, а не как баран ломясь в полицейский участок, вооруженный... шприцом? - Лучше обыщите его карманы, - мрачно посоветовал Франсуа, персонально ни к кому не обращаясь - дикость происходящего не укладывалась в голове. - Вряд ли в шприце были витамины. Какое же... - он хотел сказать "дерьмо" но потом решил, что все равно не переплюнет таксиста в словесных упражнениях. С трудом оторвав взгляд от маньяка, Франсуа посмотрел на молодого человека - это и был тот приятель Даниэллы Паркер. Судя по всему, требовались объяснения. - Мисс Паркер заметила того психа, а потом нам пришлось быстро покинуть помещение.

- Ясно, - кивнул Ламбер. Потерпевший, судя по всему, был из тех, кто любит учить работать всех, кто попадается ему на пути. На языке крутился язвительный ответ по поводу совета обыскать карманы, но он сдержался – чтобы не расстраивать Ди. Мало ли, что это за человек? Может быть, это какой-то важный ее знакомый. Хотя они выглядели оба так, словно едва друг друга знают. Парня с остекленевшим взглядом тем временем увели. Он вполне бодро держался на ногах, но не мог разговаривать. Обыск его карманов ничего не дал – при нем не было ни документов, ни оружия. Шприц, с которым он пришел, был изъят и передан на экспертизу. Одно было ясно точно – если в шприце и был яд, то не из тех, что действует мгновенно. А может быть, это был просто наркотик? В любом случае, нужно было заполнить некоторые бумаги… Поэтому Ламбер пригласил Ди и ее знакомого в свой кабинет - для составления заявления и короткой беседы. Его коллеги, кажется, вздохнули спокойно – никому не хотелось заниматься писаниной по явно пустяковому делу.

- Садитесь. Сейчас вам придется рассказать немного подробнее, что произошло, и мы составим заявление, - заговорил Ламбер, настроившись на привычный рабочий лад. Он поднял взгляд на Родена и тут же отвлекся на бумаги. Лучше не сверлить взглядом незнакомого человека – вдруг он испугается? Даниэлла говорит, что взгляд у него неприятный… Сама Ди, казалось, была взволнована, но ее состояние Ламбер списывал на странное приключение. – Вам знаком человек, который вас преследовал?

- Нет, не знаком. Я впервые его вижу, - ответил Франсуа. Перспектива сидеть здесь и отвечать на вопросы не хотелось. По физиономиям видно, что дело пойдет "в стол" едва только он перешагнет порог участка. Впрочем... этот молодой человек, который не представился, но с которым была знакома Ди Паркер, возможно, не станет считать ворон, так как жертвой маньяка могла стать его девушка. Да, скорее всего, подружка - мисс Паркер была далеко не дурна собой, могла бы украсить обложку журнала, вряд ли здесь можно строить иллюзии платонической любви. Отвечая за себя - он бы не строил. - Мисс Паркер заметила этого маньяка в бизнес центре возле Хардинг-стрит... - Не намереваясь уклоняться от факта, что маньяк был замечен мисс Паркер, в дальнейшем Франсуа умолчал о том кратком разговоре в машине - не любил неясностей, да и не хотелось невольно компрометировать девушку. Сами потом разберутся, а он вполне может вести рассказ и от своего имени. Все заняло не больше пяти минут - кратко по фактам.

Записав рассказ, Ламбер поднял голову - на этот раз, чтобы получше разглядеть говорившего. У него была блестящая манера преподносить факты. Четко, коротко, без лишних деталей - все то, что следовало знать, и ни словом больше. Так мыслят только полицейские и юристы. Потерпевший по фамилии Роден был хрупкого телосложения, и на полицейского совсем не похож. Значит, второе. Теперь все вставало на свои места - только профессиональный законник мог после гонки от преследовавшего его ненормального не только четко и ясно излагать мысли, но и указывать полиции, как и что нужно сделать. Значит, Ди увидела его сегодня впервые и бросилась на помощь... Шарль всегда подозревал, что в Даниэлле гораздо больше человеческого тепла, чем кажется на первый взгляд, и он иногда размышлял о том, как бы сложились их отношения, если бы не его болезнь. Для нее он был человеком, который нуждался в ее поддержке и сочувствии, потому что ни перед кем другим он никогда бы не раскрылся. А если бы все было иначе? Проводила бы она с ним столько же времени, сколько проводит сейчас? - Я записал ваш рассказ, месье Роден. Вы достаточно полно описали события, и у меня к вам нет вопросов. Прочтите и подпишитесь. - произнес Шарль, протягивая листок. А затем не сдержал любопытства. - Вы юрист?

- Я не... - Франсуа запнулся. По словам Ричарда, он когда-то был политиком, но был ли и юристом? Одно другого не исключает. Сталкиваясь по роду своих занятий с юридическими тонкостями, Франсуа не жаловался - это не было чуждо. Более того, он понимал о чем говорит и что делает, хотя не мог вспомнить свою практику. К подобным несоответствиям со временем начинаешь относиться философски, довольно часто воспоминания и умения брались из ниоткуда. Как, например, в больнице - врачи буквально вынуждали его поддерживать физическую форму, но потом увидев людей, игравших в теннис, он вспомнил, что когда-то сам немного умел играть в мяч. Практика подтвердила - да, навыки были, только требовались тренировки... - Возможно. Я - эксперт по оценке антиквариата, иногда мне приходится становиться немного юристом... - Взяв со стола бумаги, он принялся читать запись собственного рассказа. И где-то на середине это случилось. Наваждение, будто уже видел этот почерк. Толстая пачка бумаг, комната со свечами на столе... Иногда приходилось перечитывать несколько раз - когда автор записей торопился, слова становилось сложно разбирать... - Вы снова слишком торопитесь, когда пишете... - Франсуа едва не ахнул, осознав, что сорвалось с языка. Тааак. Будешь продолжать в том же духе - закончишь в дурдоме. - Простите. Мне показалось, что я уже видел ваш почерк. Мне подписать на всех страницах или на последней?

- "Снова"? - тихо переспросил Ламбер. Он почувствовал, что сердце бьется быстрее, чем обычно. Примерно то же он ощутил, когда увидел Лорейн МакГрегор с ее спокойным и холодным взглядом и манерой высказываться о справедливости. "Снова торопитесь". Шарль неоднократно получал выговоры от руководства за свой почерк. Поначалу многие считали, что он издевается, выписывая буквы совсем не так, как принято это делать сейчас, но затем от него отстали, потому что поняли, что он действительно так пишет. У него был весьма несовременный почерк - дерганый, витиеватый, с ярковыраженным написанием некоторых букв... Теперь сидящий напротив человек говорит с ним о его почерке. И, кажется, сам испугался собственных слов, словно не уверен в себе. Знал бы он, каково это - быть по-настоящему не уверенным в каждом слове и шаге... Ламберу казалось, что прошла вечность, хотя пролетело всего несколько мгновений. Он видел большие глаза Даниэллы, которая, наверное, переживала за него, видя его реакцию. Она всегда умела угадывать, когда начинается этот приступ темной меланхолии и отчаяния... И ведь не скажешь этому человеку, Родену, что он просто-напросто не знает, кто он такой... - На всех листах, пожалуйста, - проговорил, наконец, Ламбер. И побледнел, когда рука сидевшего напротив человека начертила эту подпись. Знакомая до дрожи буква. Сколько раз он видел это написание в наваждениях, которые преследовали теперь все чаще... Только одна буква. Написанная именно так. Ламбер поднялся. - Простите, я вас оставлю на секунду. - Он вышел из кабинета и направился к автомату с водой, а затем выпил залпом два стакана. Успокоиться не получалось.

- Гм, - Франсуа задумчиво смотрел вслед молодому человеку, пока за последним не закрылась дверь. Наваждение как появилось, так и исчезло, а беспокойство - осталось. Да, он хорошо запоминал мелкие детали - умение замечать их составляло часть работы. Иногда приходилось иметь дело с архивами, часто от смазанной закорючки зависело, признают ли картину или документ подлинным... словом, от мелочей зависел успех предприятия. Но что, черт возьми, сподвигло его на это "снова"? И откуда взялась комната со свечами на столе? Знать бы, что было написано в тех, навеянных бредом бумагах... Было ли это ключом к прошлому? И сколько еще делить настоящее на "Я уверен" и "Я не уверен"? Закончив проставлять подпись на всех листах, он рассеянно сложил их в стопку и подвинул на край стола, как если бы его поверхность была завалена другими бумагами. А потом поднял взгляд на притихшую мисс Паркер, замершую, словно мышка на своем стуле. - Мисс Паркер... Вы подошли ко мне там, в центре, не просто так. Возможно, потому, что были уже наслышаны о моей скромной персоне? Допустим, от Ричарда Велльдона. Вы ведь ждали приема, не так ли?


- Вы правы, я ждала приема. Мы знакомы с мистером Велльдоном, - ответила Даниэлла, которой, наконец, удалось справиться с тревожным состоянием. Теперь она была способна отвечать на вопросы Родена, даже если бы он устроил допрос с пристрастием. В конце концов, он был обычным человеком, таким же, как они сами, и не стоило его бояться. Гораздо сложнее было бы с Шарлем - однажды Ди слышала, как он разговаривл с коллегой по телефону, выговаривая ему за то, что тот отпустил свидетеля, и на нее произвело это огромное впечатление. Но Шарль не будет задавать ей вопросов. Он слишком измучен своими видениями и, скорее, захочет выговориться... В этом было нечто нечестное, но что оставалось делать агенту Ордена, с которого было взято множество подписей о неразглашении... - А подошла я к вам, потому что... - Ди вскинула брови и прямо спросила: - Вы в чем-то подозреваете меня, мистер Роден? Я ведь уже все рассказала вам в машине... Мне нечего больше добавить, - она улыбнулась и развела руками.


- Я пытаюсь понять одну вещь, но допускаю, что далек от истины, -  честно сказал Франсуа. Велльдон. Маньяк. Даниэлла Паркер. Ее предупреждение. Этот молодой полицейский, почерк которого он когда-то видел. Он знал, что  может выстроить логическую цепочку из фактов. Точнее, мог. Но забыл. "А не хочешь ли попробовать вспомнить?" - доверительно шепнул внутренний голос. А мог бы? Ведь уже заметил, что наваждение находит  в тот момент, когда видит или делает что-то, что уже когда-то было! Он увидел большую собаку на улице и вспомнил, что у него тоже была собака. Когда-то коллега представил  своего брата, а он вспомнил о своем брате, пусть и мучительно помнить факт и не помнить лица. Сидя за столом, он вспомнил, что уже подписывал когда-то бумаги... Подписывал?  Отдельные звенья грозили собраться в цепочку, с помощью элементарной логики их можно подвести к выводам. Нужно ли это? На всякий случай Франсуа отошел подальше от стола, к окну и закурил. Немного успокоившись, заговорил... но вовсе не о том, о чем думал. - Даже если допустить, что меня хотят убить, в голове не укладывается способ, которым это хотели сделать. Вы видели лицо того психа? Видели... А Ричард Велльдон, насколько я знаю, увлекается историями мистического характера. Возможно, он мог бы знать, что способно довести человека до такого сказочного состояния.Может быть, знаете и вы. Ведь ваше это плохое предчувствие тоже сыграло роль... - Он замолчал. Может, попробовать в другом порядке? Почерк. Велльдон. Молодой полицейский.... Нет, не складывается.


Даниэлла промолчала, потому что в комнату вернулся Шарль. Выглядел он отвратительно. Правда, скорее всего, заметно это было только ей. Даниэлла радовалась только одному – что она присутствует при этой встрече и хотя бы сможет знать, чем все закончится. Ее не выставят из этой комнаты. Ведь эти двое не знают, что именно они – старые друзья, а она – фактически шпионка, засланная для наблюдений и защиты. Думать об этом было неприятно, потому что она давно перестала считать себя таковой, искренне привязавшись к Шарлю Ламберу. Он тем временем устроился за столом и притянул к себе папку бумаги, подписанную Роденом. Казалось, что ему физически больно рассматривать эту подпись – он пытался вспомнить, но, конечно, не мог… Даниэлла подумала о том, что они до сих пор не знают, каким образом получилось все вспомнить у Корти – ведь, судя по всему, он крутил политиками с открытыми глазами…


- Все верно, месье Роден. – заговорил Ламбер, сделав паузу. – У вас есть визитная карточка? Мне нужно знать, как с вами связаться в случае, если в этом деле появятся новые данные. Вы сказали, что ваша работа связана с антиквариатом… Это может быть опасно. Я бы посоветовал вам в ближайшее время воздержаться от прогулок в одиночестве – во всяком случае, пока мы не установили, кто именно покушался на вашу жизнь и было ли это покушением, а не, скажем, предупреждением… - Ламбер сделал паузу. Он говорил слова автоматически –то, что нужно было сказать в данной ситуации. А думал о другом. О подписи с крупной буквой «R». О том, что этот человек, возможно, и правда видел его почерк – ведь люди неоднократно признавали, что такой почерк – уникален. О том, что их манеры излагать факты в чем-то совпадали… Больше всего хотелось попросить: "Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы видели меня раньше?» Но – нельзя. Его болезнь останется тайной. И только Ди, его бедный преданный друг, получит сегодня порцию новых сомнений, если, конечно, у нее хватит сил выслушать… - Я… позвоню вам, когда что-то прояснится. – закончил Ламбер и поднял от бумаг внимательный взгляд. Запомнить это лицо, может быть, это даст хоть какой-то ключ к разгадке! Ведь ничего в этом мире не бывает случайным….


- У меня есть визитная карточка, - спокойно сказал Франсуа, закурив новую сигарету. Говорить об этом не хотелось, тем более в присутствии посторонних, но обстоятельства иногда бывают сильнее. Да и кто посторонноий? Даниэлла Паркер,  которой таинственным образом известно больше, чем она хочет показать? Создавалось ощущение, будто она, Ричард Велльдон, его врач... все они говорили пустыми, круглыми фразами, ничего не объясняя, но многое не договаривая. Надоело. Он  оперся плечом об оконную раму. Пусть лучше будет этот полицейский. Он, или тот журналист - какая разница, кто докопается до правды, пока еще не стало слишком поздно? Без всякого перехода он продолжил: - Я читал в газете, что в последнее время  произошло несколько несчастных случаев... Случается разное, но у этих людей была похожая судьба - все они попали в автомобильную катастрофу и страдали амнезией. Кажется, я начинаю догадываться, как такое могло произойти... В той ампуле у маньяка мог быть медленнодействующий яд. Потом человеку становилось плохо в самых банальных условиях и  - несчастный случай в итоге, ведь действие яда может напрямую зависеть от организма. Я буду рад, если вам удастся выяснить все. Что касается ваших советов... я постараюсь следовать им, хотя здесь имеет смысл говорить не о покушении. - С этими словами Франсуа протянул полицейскому визитную карточку.

Когда Роден вышел, Шарль Ламбер рухнул на стул и закрыл лицо руками. Это стало последней каплей. Франсуа Роден был таким же. Пострадавшим. И боялся за свою жизнь. Только сейчас Шарль понял, что ни разу не подумал и о своей жизни, хотя и заинтересовался этим расследованием и вел его в одиночку. Даниэлла молчала, и он был благодарен ей за то, что она не задает вопросов. Впрочем, какие тут могли быть вопросы, если все и так понятно? Она-то прекрасно знала его историю. И вот теперь привела к нему совершенно случайно человека, который был таким же… А так как совпадений не бывает, это – знак. И реальная, единственная возможность сделать шаг, который поможет продвинуться дальше в этом расследовании.

- Ди… Я должен…

- Не делай этого, Шарль! Тебе и так плохо от этой всей истории… Один день ничего не решит… - пролепетала Даниэлла, хотя сама прекрасно понимала всю бесполезность своих слов. Разве может она переубедить его хотя бы в чем-то, если он сам уверен в своей правоте? Ди поднялась со своего стула и послушно направилась к двери.

- Спасибо тебе. Спасибо, что поняла. Но я должен это сделать. – Шарль поцеловал ее в лоб и, заперев дверь кабинета, выбежал из участка.

Роден как раз подходил к своей машине, когда Ламбер окликнул его.

- Постойте! – Шарль подошел совсем близко. Несколько секунд они смотрели друг на друга в упор, потому что Ламбер не находил слов, как сказать о себе то, что не говорил никому из новых знакомых своей новой жизни, кроме Даниэллы. – Я такой же, как вы, Роден. Человек без прошлого. Госпиталь Святого Петра, частная клиника. Автомобильная катастрофа. Полная потеря памяти. Я учился жить заново. И до сих пор некоторая часть предметов меня изумляет, потому что я не понимаю, кто я и что здесь делаю. Я француз, как и вы. Пожалуй, лишь в этом я уверен.


- Вот, значит, как... - медленно, очень медленно, сказал Франсуа. Звенья воображаемой цепочки с треском сомкнулись. Он все еще не верил своим ушам, но верил интуиции. А она кричала, что этот молодой человек только что рассказал часть его собственной истории, даже не зная подробностей. Никакой маньяк не мог сравниться с тем отвратительным ощущением дурного сна, от которого силишься проснуться и не можешь. Мысли опережали слова, Франсуа невероятным усилием воли сдержал этот поток, повинуясь привычке сначала думать, а потом - говорить. - Вы располагаете временем, месье Ламбер? Думаю, нам предстоит долгая беседа...

[Odin]

Ноябрь, 1992

Лондон,

Штаб-квартира Ордена.

Дэвид Тэлбот, Аарон Лайтнер.

Дэвид Тэлбот поднялся из-за стола, радостно приветствуя старого друга и коллегу.

- Аарон! Как же я рад тебя видеть!

Восклицание было немного несдержанным, но он действительно был рад видеть вернуться сюда после затянувшегося, но интереснейшего путешествия, как человек рад вернуться домой, где его ждут. Четыре месяца почти походной жизни пошли ему на пользу, а итогом будут весьма ценные приобретения для Ордена – всеми этими новостями он хотел поделиться с Аароном сразу же, но… Показалось или Лайтнер был действительно встревожен? До него еще в Италии дошли вести, будто в Лондоне не все в порядке, однако занятость не позволяла вылететь туда немедленно, да и это ничего не изменило бы. Подобные слухи циркулировали время от времени всегда, однако Аарон звонил лишь в крайнем случае, когда ситуация требовала немедленного вмешательства, в остальном же являлся опытным руководителем… Возможно, именно опыт подсказывал ему не сеять панику раньше времени. А возможно, ничего и не случилось.

- Археологи нашли еще одно захоронение неподалеку от Телль-ель Амарны, - начал перечислять новости Дэвид, обозначив первым пунктом ту, которая казалась ему наиболее важной. –Необычно расположение захоронения, так и сама гробница – все делали в большой спешке. К нам обратились по поводу содержимого канопов, где должны были храниться внутренности покойного… Сейчас этим занимаются наши специалисты, археологи боятся спускаться в гробницу и думаю, что это принесет нам немало интересных открытий. Они уже есть – посмотришь потом отчет. В Италии нам удалось обнаружить настоящий бриллиант… Аарон, ты меня слушаешь? – Дэвид внимательно посмотрел на коллегу, только сейчас отметив, что тот держит в руках папку со слишком хорошо и печально знакомыми буквами на обложке. Вот оно что. Тот эксперимент…

Отношение самого Дэвида к Эксперименту можно было назвать неоднозначным – сначала он заинтересовался теорией, горел и жил ею – казалось немыслимым заглянуть в глубины времени, узнать те тайны, которым нет объяснения… Узнать тайну самого артефакта – его назвали «книгой», он действительно был похож на книгу со страницами, похожими на папирус... Потом ее обтянули кожаным переплетом, чтобы не будить мощь древнего артефакта. Настолько древнего, что невольно задумаешься – кому пришло в голову придать ему форму книги тогда, тысячи лет назад? Странная, странная книга с резными символами на алебастровой обложке и поворачивающимся по ним кругом – настолько тонко отшлифованном, что казался украшением… Однако все пошло не так, как только было принято решение провести практический Эксперимент. При подготовке «природных» условий пострадали люди, будто само настоящее противилось вторжению в прошлое, возникли накладки с лабораторным оборудованием и в результате всех усилий вместо одного человека, известнейшего ученого, здесь оказались другие люди. Незваные гости. Исторические чудовища. Они должны были умереть там, они могли умереть здесь, но им не позволили… Гуманность? Или интерес ученых? Дэвид ответа не знал, но они сделали все возможное, обеспечив этим людям условия для жизни…

- Что случилось, Аарон? – обеспокоенно спросил он.

- Случилось, Дэвид. – Аарон сам удивился, как глухо прозвучал его голос. Очень не хотелось портить настроение другу и коллеге, очень не хотелось портить его радость по поводу экспедиции, давшей прекрасные результаты, очень не хотелось пугать его… Разумеется, Дэвид был в курсе странных смертей и они неоднократно обсуждали и строили предположения, что могло стоять за всеми этими мистическими проявлениями… Судьбы? Иногда Лайтнер думал о том, что сама природа могла была возмутиться подобной постановкой вопроса – благодаря Эксперименту они фактически дали новые жизни тем, кто должен был умереть. Нет, хуже. Тем, кто умер. Потому что с исторической точки зрения они были мертвы двести лет назад – и казненные на гильотине и те, кто просто являлся участником событий и умер своей смертью… Возможно, именно в этом крылась причина таинственных несчастных случаев? Но почему тогда гибли и участники Эксперимента?

Однако, сейчас поговорить предстояло не об этом. А о том, что один из агентов допустил ошибку, которая может привести к кардинальным последствиям. А ведь Дэвид Тэлбот был против того, чтобы вводить в курс дела Даниэллу Паркер! Слишком ранимая, слишком подверженная эмоциям, Даниэлла, несмотря на то, что ей исполнилось уже двадцать семь, оставалась ребенком – в силу трагических особенностей своей психики, надломленной в детстве в лечебницах. Но Лайтнер был уверен – именно такой агент сможет расположить к себе Шарля Ламбера – гостя из прошлого, разум которого едва не помутился при переходе в современное время. Все шестеро «гостей», как в Ордене стало принято их называть, получили тяжелое потрясение, все, как один, страдали до некоторого момента амнезией. Но только Ламбер отказывался принимать действительность. Даниэлла сыграла свою роль, приручив его к себе, именно она стала его проводником в современном мире, и Лайтнер гордился тем, что сделал на нее ставку. И вот – страшный провал, в котором ему сейчас предстояло признаться Тэлботу. Слов для этого Аарон не нашел. Поэтому, воспользовавшись способностью мысленно передавать образы, просто показал ему то, что вчера вечером узнал от Даниэллы Паркер.

- Значит, они встретились… Я не нахожу в этом ничего страшного, хотя одному Богу известно, как могут себя повести два человека, пытающихся совместными усилиями воскресить воспоминания, - задумчиво сказал Дэвид, подперев рукой подбородок. Задумываясь об Эксперименте, он часто представлял себе такой расклад, даже представлял, какие результаты могло бы принести подобное происшествие, но реальность, как всегда, оказалась прозаичнее… В память «гостей» не хлынули воспоминания, они вполне могли разойтись и больше не видеться, если бы не одна деталь – память о прошлом отнюдь не стерта, как они предполагали вначале. А значит, воспоминания могут вернуться. – Гораздо больше меня беспокоит тот зомби, который шел за Франсуа Роденом, если я верно понял ваш образ из рассказа Даниэллы Паркер. Кто-то пошел на рискованный шаг, однако избрал странный способ для достижения цели – убить человека в наше время легко, особенно, если в твоем распоряжении способности, которыми не обладают обычные люди. Зачем, в самом деле, подсылать человека, если можно заставить жертву выброситься из окна или попасть под машину? Все это странно, Аарон.

- ЗАставить можно. Но не их. - Задумчиво проговорил Лайтнер. Он неоднократно размышлял о том, сколько еще вопросов, связанных с Экспериментом предстоит им решить. Опыт показал, что все "гости" были совершенно закрыты для вмешательств. Их нельзя было заставить что-либо делать, и нельзя было прочесть их мысли. Первым это сообщил Велльдон, затем - Даниэлла Паркер. И этому феномену объяснения не было. - Даже мы не способны были бы внушением заставить их что-то делать. Но вы правы, способов убийства - предостаточно. Его можно было застрелить или ударить ножом в подворотне, представив это, как нападение грабителей. Однако, наш "мистер Икс" выбрал иной способ. Он подослал зомбированного человека со шприцем. Что было в этом шприце - одному Богу известно. Надеюсь, ответ на этот вопрос мы получим в скором времени от Даниэллы, которой Ламбер все рассказывает... Если, конечно, Ламбер и Роден не договорятся невесть о чем и не решат прекратить общение с теми, кто был им подкинут нашими стараниями... Что касается факта их встречи... Что-то подсказывает мне, что это может вывести ситуацию из-под контроля.

- Я бы на их месте тоже подумал над тем, чтобы прекратить общение, - кивнул Дэвид с непередаваемым выражением лица. - Если в плане общения Даниэлла Паркер является едва ли не идеальным собеседником, то этого нельзя сказать о Ричарде Велльдоне. У графа поразительная способность говорить ни о чем и тем самым вынуждать человека чувствовать себя дураком, - Тэлбот слегка улыбнулся. Такое чувство у него возникало всякий раз после общения с Ричардом - тот отвечал и не отвечал на вопросы, говорил и не говорил, открывал истину и в то же время запутывал все еще больше... - Впрочем, это не помешало ему удивительным образом поладить с таким человеком, как Франсуа Роден, при том что Велльдон не слишком любит тот период, тех людей... Вернее, этих - в особенности. Но что ты предлагаешь, Аарон? Мы не можем раскрыть карты сейчас, оказывая на них давление. Пусть ваша Даниэлла найдет способ как-то утихомирить ту бурю, которая может начаться - вот все, что я могу посоветовать... по крайней мере, на данном этапе.

- Она очень беспокоится, что допустила ошибку, - ответил Лайтнер. Сам он еще не решил для себя, как быть с Даниэллой. С одной стороны, в Ордене было принято снимать с задания агентов, которые начинали слишком смешивать личное и работу. Даниэлла явно проявляла слишком много участие к своему подопечному и становилась уязвимой. С другой стороны, Ламбер продолжал оставаться совершенно диким и вряд ли подпустил к себе кого-то еще. Гораздо больше надежд Лайтнер возлагал на Велльдона. Судя по отсутствию связи с ним, граф был занят расследованием и, возможно, даже что-то нашел. Лайтнер не хотел лишний раз беспокоить его, потому что знал капризный характер Велльдона. - Но надеюсь, что она впредь будет осторожнее. Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с ней. А еще... Не пора ли нам предпринять внутреннее расследование, Дэвид? "Зомби" был направлен кем-то из наших. Это очевидно.

- Согласен, - кивнул Дэвид, секунду подумав. Он не желал себе в этом признаться, но облеченная в слова и сказанная другим человеком теория... Как же скверно! Итак, в Ордене есть предатель. Человек, знавший об Эксперименте и по какой-то причине убивавший всех, кто мог знать об этом - как участников, так и "гостей". Зачем? Причин могло быть много... - Что же касается Даниэллы... Аарон, я прекрасно знаю, что ты относишься к девушке более чем лояльно, но ты сам сказал о ситуации и последствиях! Хотя я и не склонен воспринимать это предельно серьезно, однако ошибку нужно исправлять. Разумеется, я поговорю с ней. Завтра. Возможно, к тому времени у нас будут еще новости и, следовательно, определенность. Давай поговорим о внутреннем расследовании. Я так понимаю, нужно собрать досье на всех, кто мог быть так или иначе причастен к Эксперименту, работал в архивах, помогал в лаборатории... Таких наберется человек 20 по моим скромным подсчетам, пусть они и не были осведомлены обо всех планах. Не так уж много. Но и не так мало, если учесть, что все они обладают хотя бы одной из множества скромных способностей.

- Верно. Именно этим мы и займемся. - кивнул Лайтнер. А затем, вздохнув, выложил на стол папку. - Точнее, я уже сам это начал. Только в мою выборку попало пока чуть меньше народу. Я предлагаю взглянуть на мою выборку вместе, и ты внесешь в нее свои коррективы. Что касается "гостей" и участников эксперимента... Мне кажется, пришло время подумать об охране. Нас остается все меньше, и мы не знаем, откуда ждать беды. До недавнего времени смерти случались примерно раз в два месяца, но вторжение "зомби" меняет все дело. Получается, что либо наш "мистер Икс" решил ускорить процесс расправы и удара можно ожидать в любой момент, либо он хочет пустить нас по ложному следу. В этом случае получается, что кто-то из нас сделал верный шаг в расследовании, чем заставил его изменить планы. Ты ведь никуда не торопишься, Дэвид? - Лайтнер устало улыбнулся. Он очень устал, но понимал, что придется работать всю ночь. И что самое печальное, работать вслепую.

- Об охране? Не знаю, Аарон, не знаю... - Дэвид снова потер подбородок - характерный жест, когда он волновался. - Мне кажется, что на предатель тоже может вести наблюдение и, без сомнения, распознает людей из Ордена. Поймет о наших подозрениях, примет меры и что тогда? Мы останемся с пустыми руками, беззащитные, без информации - придется только ждать удара. Точно так же мы не можем раскрыть все происходящее нашим "гостям" - тогда впору говорить о настоящей катастрофе. Завтра я поговорю и с Ричардом Велльдоном, а пока... давай попросим принести чай и примемся за содержимое твоей папки... - Дэвид улыбнулся в ответ. Улыбка получилась такой же усталой. Сколько за свою жизнь они просидели вот так, в этом кабинете, над содержимым папок и докладов, решая задачки не поддающиеся логическому анализу? До сих пор выходили победителями, но никогда еще удары не сыпались с нескольких сторон одновременно...

[Eleni]

Ноябрь 1992 года

Ресторан "Капитан Блэк"

Франсуа Роден, Шарль Ламбер

Франсуа Роден остановил машину возле небольшого ресторанчика за чертой города. Спокойное, тихое место под названием "Капитан Блэк" было оформлено в морском стиле (даже на вывеске красовался пират с классическим попугаем на плече), но, несмотря на грозное название, клиентов здесь не грабили. Возможно, причина в том, что пригород - не Лондон. Здесь они часто любили ужинать с Джейн, иногда Франсуа приезжал сюда сам, когда хотелось отвлечься или просто послушать музыку - по вечерам в ресторане играл живой оркестр. Всю дорогу ехали молча - молодой полицейский думал о своем, с трудом сдерживая беспокойство, сам Франсуа просто вел машину, подавляя желание курить. Только сейчас его начала колотить дрожь - уже непонятно из-за чего, то ли из-за того, что едва не стал жертвой маньяка, то ли потому, что судьба иногда любит пошутить на свой манер...

Почерк. Маньяк. Полицейский. Видение. Он все тасовал и тасовал эту немыслимую колоду карт, но пасьянс не складывался, а потом Франсуа прекратил попытки - так недалеко и до видений. Так можно по-настоящему попасть в аварию. Вот будет смешно, если к нему вернется память или наоборот, вышибет последние мозги... В ресторане они устроились за угловым столиком, возле макета корабельной пушки с одной стороны и громадного сундука - с другой. Официант тут же подал им меню и пепельницу - здесь знали своих постоянных клиентов. Когда суматоха улеглась, он рассеянно пролистал меню, но выбирать блюда не стал - и так знал, что закажет. Вместо этого - заговорил.

- Для меня большая неожиданность, месье Ламбер, встретить человека с судьбой, похожей на мою, хотя я и знал, что есть и другие - о них писали в газетах. Собственно, говоря о себе, вы рассказали мою историю, только в моем случае была частная клиника имени королевы Виктории. Автомобильная катастрофа, амнезия, жизнь с чистого листа... все это было.

В последнее время появилось нечто среднее между бредом и воспоминаниями, хотя специалисты утверждают, что это - ассоциации или ложная память. Боюсь, мне больше нечего сказать, кроме того, что я будто раньше видел ваш почерк. Я не помню вашего лица, ни обстоятельств, при которых мы бы могли познакомиться. А еще мне бы не хотелось стать жертвой какого-то дурацкого несчастного случая или еще хуже - маньяка и так и не узнать, почему.

Ламбер бросил беглый взгляд на пачку сигарет, которые курил Роден. Легкие "Мальборо", в последнее время набирающие популярность. Сам он предпочитал крепкие "Житан", которые продавались далеко не в каждом магазине. Только сейчас он понял, что забыл свои сигареты, что вызвало огромное неудовольствие. Просить закурить у чужого человека было неприлично. Нужно сделать заказ - в меню был неплохой выбор. А заодно и поужинать…

- Мне бы тоже не хотелось, чтобы с вами это случилось, - медленно проговорил Ламбер, глядя на собеседника пристально и внимательно. Теперь он мог рассмотреть его подробнее. Новый знакомый был явно старше, и явно богат. Одна машина чего стоила. Ламбер без труда определил, что одет Роден очень дорого, плюс – ухоженные руки и прическа. Богатый человек, безусловно привыкший к уровню жизни выше среднего. Обычно подобные люди вызывали у Шарля отторжение. Но не в этом случае. И в этом крылся первый вопрос к самому себе. Возможно, они и правда были знакомы раньше, потому что помимо отсутствующего раздражения, Шарль ощутил вдруг абсолютное спокойствие. Он готов был говорить. Спокойно, вдумчиво, и не о работе. Подобное с ним происходило крайне редко… Он заказал подошедшему официанту луковый суп и ростбиф, а затем заговорил, сразу же переходя к делу.

- Я собрал информацию о некоторых погибших. Не знаю, откуда произошла утечка, но журналист прав – у троих погибших при весьма странных обстоятельствах – та же беда, что и у нас. Амнезия и все прочее. Но есть еще трое, у которых ничего подобного не наблюдалось. Я не знаю, можно ли ставить их в тот же ряд. И размышляю об этом. А также о том, что напавший на вас человек проливает некоторый свет на ситуацию. Этот человек подвергся внушению. Гипнозу. Ранее я подобного не видел, но это очевидно – он исполнял чью-то волю. А это значит, что этот неизвестный мог внушить своим жертвам все, что угодно. Бросить электроприбор в ванную, прыгнуть под автобус и так далее. Все это означает одно – нас всех связывает общая тайна. Эта тайна – из прошлого. Мы все забыли что-то важное, и являемся ненужными свидетелями этого. Другого варианта я не вижу, потому что не верю в совпадения. А вы?

- Гипнозу… - задумчиво повторил Франсуа, внимательно выслушав Ламбера. Верить в подобную дикость не хотелось, но и вариантов не оставалось, ведь все, что происходило с ними уж никак нельзя было назвать обычным. Господи, да достаточно воскресить в памяти рожу того маньяка и признать, что молодой полицейский – прав, а не перечитался научной фантастики. Затушив окурок в пепельнице, Франсуа хотел закурить следующую, но заметив, что молодой человек слишком часто смотрит на пачку, подвинул ее на середину стола. Были ли она знакомы раньше? Да, безусловно. Странное это было ощущение – не помнить лица собеседника и того, что их связывало, но совершенно точно знать – разговор этот не являлся новым по ощущениям. Возможно, они беседовали так. Возможно, молодой человек действительно приносил ему бумаги… - Я не верю в мистические теории, если не нахожу им логического объяснения, но думаю, что вы правы. Такого, как тот чертов маньяк запомнишь, даже не желая того. Если к первой части вашего рассказа я еще могу применить эпитет «возможно», то со второй – согласен. То, что я скажу сейчас, покажется вам еще большей фантастикой, нежели мне – история о гипнотизерах и чужой воле, но все таки слушайте. В результате долгих размышлений я пришел к выводу, что никакой аварии не было. Авария – это сказка, наиболее логичное объяснение амнезии, больницам и реабилитациям. Все, что мне удалось узнать, что когда-то я был не последним человеком в правительстве другой страны, но все это завершилось, насколько я понимаю, не очень удачным для убийц покушением. В результате я здесь, я – жив, но без воспоминаний о прошлом. Идем дальше. Я – француз, в этом я уверен так же, как и вы. Мне 37 лет. То есть, если что-то произошло, это произошло сравнительно недавно, однако мне не удалось узнать ровным счетом ничего о каких-либо политических переворотах, которые закончились бы исчезновением политической фигуры. Или, может быть, имеет смысл сказать, политических фигур? Вместе с тем… Скажите, вы помните что-то о себе? Отголоски бреда, снов, воспоминаний? Со мной это иногда происходит, как сегодня, когда я был уверен, что видел ваш почерк и не могу сказать, что не боюсь этих наваждений.

- Сказка нужна для сокрытия правды. Если вам рассказали сказку, значит, это сделали те, кому выгодно держать вас в неведении. Каждый шаг в этой истории продуман – это очевидно. Иначе не было бы четко выверенной истории. И напускной таинственности. Кто рассказал вам о катастрофе, Франсуа? – голос Ламбера прозвучал глухо и жестко. Это был новый голос – человека, уверенного в себе и своих действиях. Он вглядывался в лицо собеседника, пытаясь вспомнить, что могло их связывать – ведь теперь было понятно, что они не просто общались. Они понимали друг друга с полуслова, тогда как обычно Ламберу приходилось подбирать слова для того, чтобы как можно четче выразить свою мысль. И это имя. Франсуа. Оно сорвалось с губ само, словно они всегда называли друг друга по имени. – Вы провели большую работу и узнали о политических перипетиях в других странах. Но сейчас все политические дрязги – на виду, и упоминание о вас, безусловно, существовало бы. Вас бы знали. А вас, уверен, никто не знает. Новое имя и новая жизнь. И – нависшая угроза убийства. Не знаю, кем был я, но я – человек с несуществующим прошлом. В моей жизни есть только работа, дальний родственник и.. Даниэлла. Мой друг. Единственный, с кем я могу говорить, не оглядываясь назад и не ожидая получить неожиданный вопрос в спину… - Ламбер замолчал и сделал глоток минеральной воды.

…«Если ты хочешь стать политиком, ты не должен позволять себе напиваться на людях. Никогда».

Строгий и жесткий голос. Политиком? Он, Ламбер, хотел быть политиком? Кровь бросилась в голову, и вновь охватило болезненное ощущение отчаяния из-за того, что все попытки что-то вспомнить утыкались в прочную стену. Тот, кто отчитывал его, остался в памяти только голосом. И ощущением, что он – прав. Ламбер никогда не позволял себе пить там, где его могут увидеть, предпочитая делать это в одиночестве, дома, или, в крайнем случае, в гостях у Даниэллы…

- Мог ли я тоже быть политиком? Я не знаю. Я вижу сны. И видения, связанные с мимолетными образами. Увидев женщину, я могу почувствовать, что знал ее, или похожую на нее. Увидев одну букву вашей фамилии, я чувствую, что знал вас. И очень хорошо знал. Я служу в полиции не первый год. Но сны говорят мне о том, что я был военным. Все это сводит с ума, поэтому я хочу разобраться. И начать с тех, кто, судя по всему, знал нас раньше. С моей стороны это дальний родственник, который единственный навещал меня в больнице. С вашей – тот, кто сказал вам, что вы были политиком.

- Как интересно... - протянул Франсуа. От очередной сигареты его избавил принесший заказы официант. Салат, ростбиф, сыр, апельсиновый сок... Теперь возникал вопрос, сознательно или подсознательно он делал тот или иной выбор, знал или не знал о каком-либо факте. Шарль Ламбер, видимо, тоже. Он нервничал, пытаясь вспомнить нечто, до чего не мог дотянуться. Бесплодные попытки, знал по собственному опыту... И мучительные. Но речь сейчас не об этом. Принявшись за еду, Франсуа постепенно сформулировал для себя одну не очень приятную истину, которую не торопился высказывать. Не любил разочарований. А разочарование, которое мог испытать сейчас, было большим, чем просто банальная обида - ведь дело касалось человека, которого все это время считал своим другом. Едва ли не единственным другом... - Будем последовательны, - сказал Франсуа, придя к выводам, от которых к горлу буквально подкатывала тошнота. - Вы говорите о родственнике? В моем случае не было родственника, но был человек, почти сразу же навестивший меня в больнице. Он помогал мне с реабилитацией, помогал освоиться там, где на память оставалось мало надежды и прежде, чем стать другом был нянькой - давайте называть вещи своими именами. Уверен, что он знает о моем прошлом и делает все, чтобы я сам этого не узнал, как ни противно это признавать. Не могу сказать, были ли вы военным, не могу даже сказать, чем занимался сам... однако факт, что те образы, они... Что было в ваших снах, Шарль? Какая это была война? Вторая мировая? В финском заливе? Или, быть может, Бородинская битва?

- Я не знаю.. Не знаю. Это была война, в которой французы вынуждены были обороняться. Картины, который я вижу - настолько яркие, что выбивают меня из колеи на день, а то и больше. Я не могу работать, и лишь пытаюсь вспомнить, при каких обстоятельствах я мог узнать людей, которые приходят ко мне во снах. Я был среди тех, кто руководил сражением. И, окажись я вновь там, я бы смог пройти этот путь снова. Без ошибок. - Ламбер улыбнулся, отметив, как легко ему говорить о том, что пугало больше всего. - Наша встреча была не случайной, Франсуа. Ложь и предательство рано или поздно вылезают наружу, и я верю в предначертанность заслуженного наказания. Если ваш друг использовал вас, мы это узнаем. Более того, я предлагаю вам поговорить с ним. Вместе. Но для этого разговора нужны будут факты, иначе нас сочтут за глупцов и ненормальных. Ведь мы.. не совсем вменяемые люди, судя по отчетом врачей, не так ли? Мен рассказывали, что я, когда пришел в себя, едва не разбил голову о кровать, увидев радио, из которого доносились песни "Лед Зеппелин". Я учился пользоваться лифтом и всеми благами цивилизации... Вижу по вашим глазам, что вам это знакомо. - Ламбер недобро усмехнулся. - Главное - действовать вместе и не позволять никому влиять на наши решения, принимаемые совместно. Понимаю, это звучит дико - ведь мы фактически видим сегодня друг друга впервые. Но я теперь окончательно уверен, что нас связывало нечто большее, чем просто приятельские отношения. Мне легко говорить с вами. Для меня это многое значит. Обычно я не доверяю людям.

- Подведем итоги, - сказал Франсуа, выдержав небольшую паузу. С тем, что нужны факты он был согласен, но где их взять? И где гарантия, что Ричард Велльдон не рассмеется и не порекомендует в ответ об отдыхе после напряженной работы? К тому же он не хотел торопиться с выводами до тех пор, пока не будет уверен в нечестной игре последнего… Те, что лезли в голову и так были не из приятных – почему, к примеру, Велльдон не сказал ни слова о тех убийствах? Почему так легко забивал ему мозги автомобильной катастрофой? Почему, черт возьми, в легенде, рассказанной ему, тоже фигурировал богатый дядюшка, желавший видеть его юристом? «Я не могу сказать ничего о вашей юридической практике, Франсуа… Что же касается антиквариата - у вас есть все возможности и необходимое в этой работе чутье, чтобы научиться…», - именно так сказал Велльдон, когда находясь в черной меланхолии он вдруг обратил внимание на коллекцию Ричарда, практически безошибочно датировав некоторые вещицы. Возможно, с этого и следовало начинать? – Я не зря спросил вас о том, какая это была война, Шарль. Дело в том, что мои наваждения как правило относятся не к настоящему времени. Если подобное происходит и с вами, значит, следует иметь это в виду, если же нет – прав был мой врач, утверждая, что память дает ложные воспоминания. Судя по отчетам врачей, мы вполне вменяемые люди – они объясняют странное поведение шоком и амнезией, однако одно не исключает другого и нас вполне могут принять за ненормальных. Отсюда – вывод: если из нас делают идиотов, будем ими до тех пор, пока не удастся добыть факты. Более того, думая о возможном предательстве, мне не так легко будет говорить с Велльдоном и удержаться от обвинений. Кстати, я видел мисс Паркер именно в его приемной… лишнее подтверждение теории о том, что эти люди знают больше, чем говорят. Вместе с тем, мы не может обвинить их ни в чем конкретном, а значит, подождем с выводами. Еще не время.
Франсуа принялся нарезать мясо, думая о том, что очень не хотел бы обвинять в чем-то человека, которого считал другом, но когда-нибудь докопавшись до истины, станет ли искать ему оправдания?

- Мисс Паркер? Даниэллу? – Ламбер едва не произнес: «Только не это…», но сдержался, хотя известие переворачивало все, во что он раньше верил. Перед глазами промелькнули, словно калейдоскоп, сразу несколько видений, связанный с этой девушкой, ставшей ему самым близким человеком за время жизни в Лондоне. Хрупкая и беззащитная Ди, размышляющая о добре и зле с видом серьезного знатока, такая женственная и сильная одновременно… Этой дружбой он дорожил так, что даже отказался от попыток закрутить с ней роман, потому что сексуальный интерес мог перегореть, а дружба – нет… Роден тем временем внимательно смотрел на него, и на память пришел похожий взгляд. И фраза. «Нельзя мешать личное с работой. Один шаг в сторону – и от соблазнов совершить очередной компромисс не спрячешься». Говорил ли с ним в его памяти Роден, или же это был его личный вывод, из прошлого? В любом случае, мозг отказывался принимать эту правду о Даниэлле. Очень хотелось поверить в том, что это – случайность и совпадение. Но не от ли первым всегда утверждал, что совпадений не бывает?

- Ваш друг Велльдон был у меня неделю назад. – упавшим голосом произнес Ламбер, чтобы хотя бы как-то отстраниться от мыслей про Даниэллу. – Он приходил, как сотрудник посольства, собирать информацию по делу погибшего Джо Тернера. Этот Тернер взял у них какой-то важный артефакт.. статуэтку… - Ламбер замолчал, обратив внимание на тарелку с закусками, которую уже давно принесли и поставили перед ним. Есть совершенно не хотелось. Обычная нервная реакция, с которой Ди обычно старательно боролась, взяв на себя заботу о его быте и здоровье. Снова она. Ди. Она знала про него все. Неужели все это было подстроено с самого начала? Тот чемодан, который случайно принесли в его квартиру, их первая встреча, их вечерние и ночные беседы…

- Вы правы, Франсуа. Не имеет смысла бросаться обвинениями сейчас, когда у нас нет доказательств. Да и в чем кого можно обвинить? Сбор фактов и слежка. Это – единственное, что может помочь. Что касается видений… Вы правы, мои видения тоже связаны с прошлым. Одежда. Манера говорить, прически – все это происходило как минимум в прошлом веке. Вот такая часть маниакального бреда.

- Знать бы только, за кем следить и какие факты собирать, - грустно улыбнулся Франсуа, глядя на собеседника. Молодой человек воспринял все сказанное так, как и должен был - молодая, приятная в общении особа не могла не вызывать симпатий. Да и без них ситуация была пренеприятнейшей... сам Роден был морально не готов пренебречь дружбой с Ричардом Велльдоном, отвергал эту мысль пренебрегая фактами и в конечном итоге отложил решение вопроса. И так понятно, что без памяти не будет ни фактов, ни обвинений. Ламбер, между тем, довольно тяжело переживал подобное известие - пусть даже на лице не читается эмоций, но взгляд! Мороз по коже от взгляда человека, который, казалось, потерял все самое дорогое за одну минуту. Франсуа поднял взгляд. - Мы не можем собирать факты до тех пор, пока не вспомним прошлую жизнь, Шарль. Без этого любое логичное построение грозит превратиться в фарс. Что мне за польза от факта о моей политической деятельности и того, что я потерпел поражение в какой-то борьбе? Я не могу привязать это к действительности. Необходимо выяснить, кто стоит за всем случившимся и как мы оказались здесь. А еще мне кажется, что все дороги для нас ведут во Францию.


- Вы правы. Я много думал об этом. И даже собирался ехать во Францию... С ней. С Даниэллой. Она обещала мне. В тот вечер, когда я подробно рассказал ей о своем видении - повторяющейся истории, которая приходит ко мне с пугающей регулярностью. - говорить об этом Ламберу было непросто, но он делал это намерянно. Если Ди - предатель и шпионка, работающая на непонятно кого, очень скоро они расстанутся. Если нет - все разрешится и они останутся друзьями, или чем-то большим, чем друзья. Он был уверен, что она к нему не равнодушна - иначе не ждала бы так, не находила бы таких верных слов для утешения и не смотрела бы с такой нежностью и волнением. Или все это тоже было игрой? - В моем видении есть имя. Имя солдата. Жан Габен, из города Локронана в Бретани. Он прибыл с отрядом добровольцев на ту войну, которую я постоянно вижу. Я был там. Меня называли комиссаром. Я принимал участие в решающей и важной для французов битве, которая закончилась победой. А он спас мне жизнь. Знаю, этого очень мало для того, чтобы говорить о фактах. Но почему я вижу это сражение и знаю точно, как оно развивалось? Я хотел побывать в родном городе Габена, который мне снится, и поискать документы о горожанах, которые принимали участие в военных действиях... Ведь он был настоящим героем, и во сне я точно знал, что имею все полномочия наградить его посмертно... ЧТо касается поездки во Францию, то я считаю, что мы должны предпринять ее в ближайшее время. Ни от кого не скрываясь.

- Я планировал поездку примерно на следующей неделе,  - сказал Франсуа, прикинув в уме объем работы, который еще предстоит сделать и срок, в который должен уложить путешествие. Получалось пять дней. Много это или мало? И  могут ли повлиять пять дней на то, что не мог вспомнить пять лет? Особенной надежды не было, да и сам он привык делать ставку больше на прогресс, чем на мистику, случайности и совпадения. Франсуа  посмотрел на собеседника. Жаль, что Ламбер не может сказать, к какому времени относится сражение – ему казалось, что все происходящее как-то связано с этим – ведь не может быть, чтобы у двух совершенно разных и до сегодняшнего дня  не знакомых людей в точности
совпадали не только симптомы болезни, но даже бред! – И выделить на Париж всего один день – так хотела одна молодая леди, в дальнейшем же это будет Мон-Сен-Мишель и, возможно, замки Луары. Есть что-то, что я мог бы сделать для вас в  столице? По роду занятий  я могу получить доступ к историческим архивам…

- Можете! - блеснул глазами Ламбер. - Прошу вас, изучите военные действия французов! В моих снах это явно исторические события, но я же не мог прибыть в этот мир с амнезией из прошлого! Значит, это - реконструкторы. Если понять, что за события реконструируются, можно найти группы людей, увлеченных именно этим периодом истории. К тому же, есть имя героя... - Слушая собственные слопринадлежува, он нервно провел рукой по лбу. - Господи, какой бред! Еще не хватало вообразить себя частью истории... Я не знаю, смогу ли я составить вам компанию - в моей работе я не сам себе, хотя и работаю уже не первый год без отпусков. Мне просто не с кем было их проводить... Да и не люблю я оставаться без дела... Но хватит самокопаний. Значит, мы оставляем все, как есть и не делаем попыток поговорить с нашими друзьями до того момента, как не соберем факты? Признаться, мне не терпится потрясти мистера Тэлбота, но вы правы - я буду выглядеть глупо, а если он и правда не чист на руку, у него появится время для обдумывания дальнейших шагов. А теперь последний вопрос. Скажите, вам о чем-нибудь говорит имя Лорейн МакГрегор?


- Ни о чем не говорит, - покачал головой Франсуа, практически не задумываясь. Если он и был знаком с этой женщиной, то скорее мог бы "помнить" ее лицо или манеру поведения. Впрочем, не факт - ведь с Ламбером он сейчас общался скорее интуитивно, нежели отдавая себе полный отчет в том, что познакомился с этим человеком при таких-то обстоятельствах... Гораздо более интересную версию Шарль выдвинул насчет "наваждений", но  сопоставив все, Франсуа ее отверг уже гораздо более решительно, чем перед этим - знакомство с Лорейн МакГрегор. - Возможно, я бы мог сказать более определенно, если бы видел ее, однако моя память - вещь ненадежная. Что же касается военных действий французов, то боюсь, что это заняло бы годы... Вы только представьте себе, сколько было воен за всю историю, а мы даже приблизительно не знаем эпоху, к которой относилась бы ваша реконструкция. Кстати, я сомневаюсь в том, что это - реконструкция. Есть вещи, которые невозможно реконструировать... Как бы объяснить? К примеру, если у вас температура, вы пьете аспирин, но никто в здравом уме не додумается делать кровопускание, чтобы сбить жар. Сомневаюсь, что подавляющее большинство знает, что это такое. Как вы это объясните? Даже шизофрения у двух отдельных индивидуумов протекает по разному и бред у двух разных людей тоже отличается, кроме того... А кто такой мистер Тэлбот и почему вы хотите его потрясти? Мне казалось, что это нужно в первую очередь вам...


- Мистер Тэлбот - тот самый дальний родственник, который сопровождал меня с первых дней, как я пришел в себя в больнице. А с тех пор, как появилась Ди... Даниэлла... Мисс Паркер... - поправился машинально Ламбер, - Количество господина Тэлбота в моей жизни значительно уменьшилось. Что касается эпохи, то это, безусловно, нечто относящееся к 18-19 веку. Не позже. Судя по тому, как одеты солдаты и по оружию, которое использовалось в битве. - Ламбер замолчал, потому что вновь накатило отчаянное желание разобраться со всем как можно скорее, так же скоро со всем этим покончить. Сегодня вечером он хотел пригласить Ди в кино на какую-нибудь приятную мелодраму - она так их любила. Даниэлла любила повторять, что грязи и пошлости в жизни и так хватает, поэтому она никогда не будет смотреть или читать что-то мрачное. После кино они обычно заходили в кафе - выпить кофе и съесть мороженое, а иногда, под настроение, покупали себе вина и отправлялись к ней домой, чтобы до утра вести умные разговоры о вечном. Неужели все это - миф? Иллюзия? Такая же, как и его прошлое с невестой и погибшими в катастрофе родителями? При мысли, что ТАК никогда больше не будет, становилось мучительно-грустно, а в душе черной кляксой разливалась пустота. Он не сможет больше говорить с ней также непринужденно, пока все не выяснится. А выяснится ли? Как и всегда в минуты черной меланхолии, захотелось вернутсья в свою мрачную и неуютную квартиру и лечь спать, выпив несколько бокалов чего-нибудь крепкого. - Франсуа, думаю, мы достаточно обсудили, и ничего нового не придумаем. Пока не придумаем, - Ламбер сделал ударение на слово "пока". Давайте договоримся держать друг друга в курсе событий. И не подавать виду тем, кого подозреваем, в том, что мы решили сами докопаться до истины.


- Да, конечно, - сказал Франсуа, сделав знак официанту принести счет. Разговор о наваждениях оставил неприятный досадок - сложно пытаться  вспомнить неизвестно что, особенно если наваждения сильно смахивают на психическое расстройство. Даже мысль о  похожем бреде двух разных людей опитимизма не прибавляла... Даже светила науки не могли дать обнадеживающий прогноз, что говорить о собственных потугах воскресить прошлое? Раньше при мыслях об этом, Франсуа непременно впадал в черную меланхолию, злился на всех окружающих и замыкался в себе, но сейчас нашел способ бороться. Как говорил Ричард: "Своим настроением вы отравляете жизнь не мне и не бармену за стойкой, а в первую очередь себе". И он был прав. Лучшим способом отвлечься станет работа, а вечером можно будет пригласить Джейн и сходить с ней куда-нибудь... Разогнав таким образом мрачные мысли, Франсуа внес более конструктивное предложение: - Я предлагаю созвониться перед тем, как предпринимать поездку, но до будущей недели еще есть время. До встречи, месье Ламбер... - Попрощавшись, он положил в принесенный официантом картонный конверт с чеком купюры, и хотел было по привычке выйти, но потом задержался. - Я привез вас сюда, месье Ламбер и думаю, что должен доставить вас в Лондон. Пойдемте.

[Etelle]

Графство Корнуолл
Деревня Мегависси
Ноябрь 1992
Каролина Брэндон, Брижит Григггз


Маленькая рыбацкая деревушка производила удивительно неприветливое впечатление. Каролина знала, что, впрочем, все курортные места в не сезон таковы, и что приедь она сюда летом, была бы наоборот очарована идиллической картиной моря, бьющегося о скалы, рыбацких сетей на солнце и чинно гуляющих пар, снявших домик на лето. В ноябре же море казалось серым, деревня – пустой, а рыбацкие сети напоминали ведьминские лохмотья на ветру. В довершение всего стремительно темнело, и даже относительно беспечная Каролина чувствовала себя неуютно, ведя машину по пустым темным улочкам.
Каролина припарковалась у ближайшего паба, в котором сдавались комнаты на сутки, оказавшись единственным его посетителем.
За тушеными кроличьими лапками - точнее, горой тушеных кроличьих лап возлежавших на горе из картошки, щедро посыпанной зеленью, ее настроение улучшилось, и темная деревушку за окном обрела свое очарование. Закурив, Каролина полезла в сумку, на глазах удивленного бармена только что не нырнув в нее с головой – чем больше сумка, тем больше туда влезает, но тем сложнее найти там одну маленькую нужную бумажку.
Итак, Честер роуд, дом 20. Паб, где она остановилась, находился на Честер –роуд дом один. Имело смысл навестить дом юношеских лет Корти немедленно – тогда, если она зря потратит время, уже с утра можно двинуться домой, потому что любоваться ноябрьскими рыбацкими красотами ей не хотелось.
В дороге мини-юбок Каролина не носила, и сейчас в рваных джинсах и длинном растянутом свитере почти до колен выглядела типичным «хиппи» и жителем большого города – впрочем, в этой деревушке скрыть то, что он является приезжим, не смог бы и специально обученный шпион.
До нужного дома она добралась в пять минут. Обычный двухэтажный коттедж, вполне ухоженный. Свет горит только на первом этаже – может быть, верхние комнаты сдаются внаем или закрываются на зиму ради экономии? В общем, ничего загадочного. Решительно Каролина нажала на дверной звонок.
Итак, кто бы ни открыл – наверняка от купил дом у семьи Корти – по документам, семья переехала лет двадцать назад. Возможно, Корти приезжает сюда на лето… Сейчас, в ожидании звонка. Каролина как никогда раньше поняла безумство и бесполезность своего предприятия – тащиться на край света, чтобы узнать, что за человек такой один политик, если нынешние владельцы дома его никогда не знали – что вероятно. Впрочем, удирать по пустынной улице было бы глупо, поэтому оставалось ждать. В нетерпении Каролина позвонила еще раз.


Бриджит Григгс осторожно приоткрыла дверь на цепочке, подвечивая себе старым карманным фонариком. В глубине дома работал телевизор, она не сразу расслышала звонок в дверь, а расслышав - удивилась. Кто может ходить в такое время? Уже взрослые внуки привозили правнуков на выходные, по праздникам собиралось все семейство (а оно было не маленьким - шутка ли, пятеро детей!), но сейчас пожилая женщина не ждала гостей. Удобнее перехватив старомодную резную трость (не только из-за артрита, а и потому что боялась грабителей), миссис Григгс громко поинтересовалась кто там пришел. В доме она была сейчас одна - только летом несколько комнат сдавались, а осенью да зимой в таком унылом месте и делать нечего, но зато в соседнем доме, через изгородь, жил мистер Шилдс, а он (все знали) когда-то занимался боксом! Услышав в ответ что-то не очень различимое, женщина приоткрыла дверь шире (были бы бандиты - уже сломали бы дверь, верно?) и посветила фонариком на улицу. Видела пожилая дама не очень хорошо (все потому, что никак не могла решиться на ту новомодную операцию на глазах), но смогла распознать молодое лицо - то ли юношеское, то ли девичье - кто ж их теперь разберет с той модой? Уже громче и еще строже (потому что боялась не болько бандитов, но и наркоманов), спросила: ---- - Кто тут ходит? Что вам нужно?


Каролина невольно зажмурилась от резкого света фонарика. Однако вопрос женщины услышала и наощупь нашла в кармане удостоверение.
- Добрый вечер, я – журналист, из Лондона, - она старалась говорить спокойно и вежливо – кто знает, может быть в кармане фартука у старушки газовый баллончик? – Меня зовут Кэролайн Брэндон, я работаю в «Лондон дэйли пост». Я пишу статью об Этьене Корти, котрый вырос в этом доме.
Каролина оглядела старушку. Милая добрая старая Англия, как она есть. На вид ей лет шестьдесят – как знать, может и правда помнит Корти?

- Что? Журналист, говорите? Не звали мы никаких журналистов! - пожилая женщина потопталась на пороге, но закрывать дверь не торопилась, впрочем, как и открывать ее. Поболтать миссис Григгс любила, особенно в хорошую погоду (когда не мучил артрит) и под чай с печеньем, но и в газету попадать не хотела, свято веря, что там пишут только о политиках и бандитах. Вот журналы про сад и огород, макраме и те, где можно было почитать про болезни она любила. В гостиной послышалась возня, а через несколько секунд по полу бодро зацокали коготки - маленькая собачка подбежала к двери, облаяв незваную гостью. Бриджит Григгс, немного подумав, включила в прихожей свет и отперла дверь. - Заходите, раз пришли. А то застудите мою крошечку! На место, Фьоре, на место! А вы заходите, мисс, не стойте! И тапочки возьмите, вон там! Вот уж молодежь...



- Спасибо, мадам, за любезное приглашение. На улице очень холодно, я так замерзла, пока дошла до этого дома, - жалобно протянула Каролина, - Спасибо за тапочки… - она увидела собачку, едва не выскочившую за порог, - Какая красотка! И шерсть такая мягкая! У моей подруги тоже маленькая собачка, но она так и не может подобрать правильный шампунь для мытья, и шерсть остается жестковатой или начинается аллергия…

Итак, реакция на ее профессию у женщины оказалась в рамках нормы: перед ее носом не захлопнули дверь, но и с распростертыми объятиями не встретили. Теперь главным было показать пожилой даме, что журналисты – тоже люди, а не автоматы с вопросами и фотокамерой. Собачка, впрочем, и правда была милая – а при выборе между дискуссией о макраме и собаках Каролина однозначно предпочитала собак.

Внутри дом оказался довольно эклектичным: новые вещи чередовались со старинными: например, по центру гостиной находился дорогой новый телевизор с пультом дистанционного управления, но на нем стояла старомодная статуэтка кошечки на кружевной салфетке, а металлическая современная лампа освещала старомодное кресло с клетчатым пледом. Современный магнитофон полуприкрыт клетчатыми накрахмаленными занавесками, а на камине, который видел не одно столетие, лежит несколько видеокассет. Вероятно, технические новинки старушке дарят внуки, а сама старушка предпочитает окружение старых проверенных вещей и обычаев – ак. Сейчас она решительно собралась заваривать чай по всем канонам, а отказаться значит нанести смертельное оскорбление хозяину.
- Простите, Вам помочь? – поинтересовалась Каролина у старомодно одетой дамы, которая, положив клюку на место, растеряла, кажется, всю свою суровость.


- Чашки достаньте, милая. Вон там, в шкафу. И сахарницу, - отозвалась миссис Григгс, нацепив на нос "другие очки" в которых, по ее мнению, лучше видела. Заботясь о чайных мелочах пожилая женщина уже и забыла, что не хотела пускать журналистку в дом - та живо напомнила ей чем-то младшую внучку. Окончательно успокоившись и обрадовавшись, что нежданным гостем оказалась она, а не бандиты или наркоманы, Бриджит обрадовалась возможности и поговорить. Обладая для своих лет хорошей памятью, женщина не забыла цель визита журналистки и видя, что та ведет себя скромно, решила начать рассказ сама, когда чай был готов, а стол - накрыт. - Что же вы, милая, на ночь-то глядя приехали в такую даль... Про Корти, говорите, хотите знать? Что ж, жила их семья в той половине дома, еще во время войны здесь поселились. Большая семья. Две женщины, четверо детей у них, да младшая еще в положении. Старик с ними был еще, отец, но умер скоро. Мы тогда рядом жили, что у соседей творится примечали, а в семью не лезли, незачем это. Корти все здесь и после войны жили. Мальчонка-то болезненный оказался...


*Болезненный… Может, зацепиться за это? Нет, как-то неэтично*, - Каролина отхлебнула горячий чай, - И долго они тут жили? Наверное, после войны тут было непросто, особенно если в семье столько женщин, - По старушке не было понятно, является ли она сторонницей эмансипации, поэтому Каролина выражалась сдержанно.
*Значит, Корти был единственным ребенком в семье? Тогда, по идее он должен был рано начать работать, и просто удивительно, что он сумел получить хорошее образование*, - Этьену, наверное, пришлось рано начать работать? – поинтересовалась она, - Просто удивительно, что он одновременно закончил и хороший колледж, и университет.
Она оглядела половину дома, принадлежавшую миссис Григгс. Гостиная на первом этаже, боковые двери, видимо, ведут в кабинет, в кухню и, может быть, на летнюю веранду. Наверху, видимо, спальни. Две, три?
Немного для двух женщин с четырьмя детьми. Получается, Корти рос в бедности? Даже странно тогда, откуда у него эти старомодные выдержанные манеры – уж очень это странно увязывается с бедной семьей из рыбацкой деревушки.


- Они уехали отсюда через несколько лет после окончания войны. Элизабет с детьми уехала, а Мари – осталась и вышла замуж. Говорили, будто у Элизабет муж был ранен, находился где-то в Лондоне, но Бог знает, как дальше у них сложилось-то, - сказала миссис Григгс, наблюдая за тем, чтобы чашка с чаем у гостьи не пустовала. – После войны, милая, везде бедность была, а что уже говорить о таком городишке, как наш-то? Мужья у многих погибли, женщины шли работать, ребятишки помирали часто… А потом уже и дочери Мари выросли, забрали ее в город, дом и стоит так, как стоял. Приезжал и мистер Корти, да что ему делать-то тут? Посмотрел, чаю со мной попил, поспрашивал, да и уехал. Все у них дети в люди вышли, слава Богу. Все из тех, кто живы остались.



- Мистер Корти приезжает сюда? Это так трогательно! И часто? Давно был в последний раз? – Каролина заинтересовалась – казалось бы, зачем политику возвращаться в дом, где никто из его семьи не живет уже много лет, и где они жили в бедности после войны, - Простите, а Элизабет – это мать мистера Корти? И они жили тут недолго? Простите, если засыпала Вас вопросами, но Вы так интересно все это рассказываете, а мистер Корти теперь такой большой человек – моим читателям будет интересно узнать о его ранних годах жизни, миссис Григгс, - чай был сдобрен, кажется, чабрецом, и Каролине нравился чуть сладковатый терпкий привкус. Особенно хорошо для зимы. Может, заскочить в местную лавку и купить чего-то подобного до отъезда в Лондон? Вот и сувенир, причем толковый, - Скажите, а его семья – они были из когда-то зажиточных? У мистера Корти такие элегантные манеры – ни дать ни взять персонаж романов Фаулза.


- Не слишком давно, года три назад он приезжал... Я не знаю, были они из зажиточных или нет, война, деточка, всех равняла, не глядя кто богатый, кто бедный. Дети в семье были все хорошие, те, кого я помню. Дочери Мари - те все выучились, замуж вышли, хотя и без отца, а Элизабет и не появлялась в нашем-то захолустье. Говорили, будто уехала в Лондон, там пристроилась, а уж как ее судьба сложилась - не знаю. Сама тогда почти ребенком была, любовь в голове, а не заботы соседей, которые и переехали-то вскоре. Муж мой, вот уже десять лет как умер... Летчиком был, военным. Золотой души человек! - пожилая женщина держала в руках чашку чая, но не пила, полностью погрузившись в воспоминания, от которых ее глаза блестели. - Познакомились мы с ним в госпитале, ранен он был. Все боялся, что летать больше не будет, он из тех летчиков, которых в небо выпускали, а не на земле держали, - миссис Григгс сказала это с гордостью. - Но обошлось, а то зачах бы без своих полетов...

Каролина кивала, с трудом не переключившись мысленно на другую тему, когда миссис Григгз заговорила о своей семье. И, значит, Корти иногда приезжает – зачем, интересно? «Взгляд назад», чтобы помнить, из какой нищеты выбился? И почему ничего не слышно про его многочисленных родственниц женского пола, раз уж они тоже живут в Лондоне? Обычно семьи политиков как-никак но хоть немного на виду.
- Соболезную Вам по поводу мужа… А никаких знакомых Корти, кроме Вас, не осталось тут? – поинтересовалась Каролина, - Может быть, кто-то их вспоминает хоть иногда? – вопросы она задала уже скорее для проформы и от отчаяния – нет, никакой тайны пока из слов миссис Григгз не вырисовывалось, увы, разве что странное несоответствие старосветских манер с атмосферой, в которой он провел детство. Но манеры он мог приобрести и в университете, хотя нет, он держится с таким естественным консерватизмом, что наживным это быть не может. Возможно, мать…
- Милая, я ведь уже говорила, что война разбросала всех по разным местам, - сказала миссис Григгс, уяснив для себя, что разговоры на сегодняшний вечер будут посвящены Корти и только Корти. Она уже сказала все, что знала и несмотря на любовь ко всевозможным посиделкам не слишком страдала привычкой бесконечно говорить об одном и том же. Секунду подумав, женщина поднялась из-за стола и порывшись в резной шкатулке возле телефона, извлекла из нее записанный на обрывке газеты номер. Несколько лет назад сюда приезжал какой-то человек, еще до появления Корти, он же и оставил свой номер на случай если кто-то будет интересоваться соседями. До сих пор почти никто не интересовался, а тех, кто спрашивал, устраивали ее ответы и ежели этот мистер Корти натворил что-нибудь... Аккуратно переписав номер на более пристойный лист, миссис Григгс протянула его журналистке. - Вот, голубушка. Позвоните по этому телефону и может быть, вам дадут ответы. Я не знаю, что это за номер, никогда им не пользовалась... - С этими словами женщина опустилась в кресло, подхватив на руки собачку.

- Большое спасибо, миссис Григгз, - Каролине стало жалко пожилую одинокую женщину, прижавшую к груди собачку, но пора было идти – старушка явно дала понять, что больше она ничего не знает, а неискренне расспрашивать ее про мужа не хотелось. Переписав номер телефона к себе в блокнот, она откланялась. Семь цифр. Ни имени, ни организации. «Вам дадут ответы», - интересно, кто их даст, кстати. Будет глупо, конечно, если это окажется телефон приемной Корти в парламенте – хотя нет, номер не парламентский, хотя лондонский.
Недалеко от паба, где она сняла комнату, находился телефонный автомат. Засунув руку в карман, Каролина обнаружила достаточно мелких монет, чтобы попытать счастья уже сейчас.
Закурив, она зашла в телефонную будку и набрала номер.
- Здравствуйте, меня зовут Каролина Брэндон, этот номер мне дала миссис Григгз, - сказала она, после чего, помедлив секунду, все-таки уточнила, - Скажите, с кем я разговариваю?
Прозвучало глупо, но, если это приемная Корти, можно будет сказать, что она именно сюда и хотела попасть.
- Каролина Брендон... подождите секунду... - в трубке что-то щелкнуло, но через секунд тридцать ее снова взяли. Мужской голос, тот же, что говорил прежде, уточнил: - Назовите пожалуйста цель вашего звонка и имя человека, с которым хотели бы говорить.

- Я… - Каролина на секунду замешкалась. Это – явно какая-то организация, хотя ответа на свой вопрос - куда она собственно позвонила – она не получила, - Меня зовут Каролина Брэндон. Я – журналист «Лондон дэйли пост». Я пишу статью об Этьене Корти, а миссис Григгз сказала, что у Вас мне дадут какие-то ответы. С кем я могу поговорить по этому вопросу?
- Простите, но мы не даем информацию по подобному запросу, - сказал голос в трубке. - Попробуйте договориться об интервью с самим мистером Корти.

Каролина про себя вздохнула: клиент попался тяжелый. Но попытаться стоило, хотя разговор ей нравился все меньше с каждой минутой.
- О, Вы же не знаете, какой у меня запрос, хотя отказываете заранее, - самым любезным тоном произнесла она, - Никакого криминала, просто я ищу людей, которые были бы знакомы с мистером Корти для статьи о нем. Может быть, он когда-нибудь встречался с кем-то из вашей компании? Просто какие-нибудь милые человеческие истории, помогите, пожалуйста, - по крайней мере, если она позвонила в госучреждение, то ее поправят с «компанией». Может быть, у Корти тайный бизнес?
- Мисс Брэндон, сожалею, но вы обратились не по адресу, - сказал голос. Трубку положили.

Каролина чертыхнулась на всю улицу и в бешенстве пару раз стукнула по телефонной будке кулаком. Единственная зацепка – а она где-то допустила важную ошибку, и лазейка захлопнулась.
… Когда Каролина злилась, она любила съесть что-то острое – потому что еще в ранней юности где-то вычитала, что острое улучшает работу мозга…
Дожевывая стейк, обильно сдобренный перцем, она, наконец, успокоилась, хотя хозяин паба глядел на нее как на огнедышащего дракона. Итак, что мы имеем в сухом остатке? Что-то крайне смутное и непонятное. Тайна есть, но где она – неясно. Телефонный номер есть, но чей он – непонятно. Корти есть, а откуда он взялся такой – тоже неясно. Уравнение со многими неизвестными. А впрочем… А если их спровоцировать? Например, позвонить от имени разгневанной дочери или сына миссис Григгз по этому номеру и попросить о встрече, так как их мать страшно распереживалась от визита журналиста в дом? И предложить рассказать, о чем журналист спрашивал? Отличная идея, конечно, только ее там наверняка запомнили… Попросить саму миссис Григгз? Испугается и сочтет, что имеет дело с умалишенной. Не редактора же просить звонить!...
Хотя нет, есть кого попросить. Если этот кто-то будет в хорошем настроении и не будет строить из себя паяца.
Выскочив на улицу снова, Каролина бросилась к все той же телефонной будке.
- Кристофер Лустало, пожалуйста, ради меня постарайся не пить сегодня допоздна, потому что завтра в одиннадцать утра я буду у тебя, - весело сказала Каролина в трубку. Получив в ответ доброжелательное бурчание, сама она решила последовать собственному совету: рано с утра ей предстоял неблизкий обратный путь.

[Odin]

Ноябрь, 1992

Офис ричарда Велльдона.

Ди Паркер, Ричард Велльдон, (Лорейн МакГрегор)

Ричард Велльдон отложил в сторону лично им составленный каталог, с неудовольствием подумав о предстоящей работе. Он довольно давно не занимался антиквариатом успешно передав пальму первенства другим и оставаясь на позициях коллекционера растерял добрую половину полезных связей. Видимо, зря. Те книги, которые зачем-то продал МакГрегор, могли представлять ценность в их расследовании, а могли быть проданы в минуту нужды… Тогда что делали эти несчастные корешки в папке, куда судя по всему затолкали разные мелочи, создавая таким образом видимость объема?

Жаль, что Лорейн МакГрегор так и не удалось вывести на чистую воду… Была и она такой же гостьей в их мире, осталось тайной. Черт знает что такое! Глядя в окно с возмущением, будто погода была виновна в плохом настроении, Ричард вызвал секретаршу и попросил принести кофе. Кто теперь знает, у кого находятся книги? Многие коллекционеры, как известно, предпочитают хранить в тайне свои приобретения. Разумеется, информация просачивается. За нее предлагают деньги. Кому не знакома ситуация: «Мой клиент ищет серьги к ожерелью, которое было продано на таком-то аукционе…», а негласно – речь идет всего о проценте от стоимости. Чтобы знать все нюансы и последние новости, необходимо вариться в том чертовом котле на антикварной кухне… Франсуа Роден варился. Многое знал о покупках, продажах, процентах и коллекционерах, но принципиально не разглашал информацию – подобная маниакальная чистоплотность сначала вызывала насмешки в кругах бывалых людей, но потом стала своего рода визитной карточкой… И вот, насмешка судьбы – ему придется либо возобновлять связи (что займет время), либо просить Франсуа разыскать проданные книги, а самому вместе с Ди заняться поисками «Дневников». Разговор с Роденом не клеился ни вчера вечером, ни сегодня утром…

«Франсуа, мы могли бы встретиться? Я, видимо, решусь попросить вас о той небольшой услуге…»

«Через две недели, Ричард. Я уже говорил вам, что уезжаю во Францию?»

«Снова Лувр?»

«И Лувр тоже. Как вы думаете, мне бы удалось возобновить политическую деятельность? Я ведь начинал во Франции, верно?»
Велльдон почувствовал, как спина покрылась липким, холодным потом. Господи, не допусти этого. Все, что угодно, только не это! Я не знаю, что из этого получится, но ничего хорошего – это точно. И… как он, черт возьми, вспомнил?! Повисла пауза.

«У вас подданство этой страны, Франсуа» - влипнуть в провокацию было сложно, но Ричард смог и готов был убить себя за это. Потребовалось еще секунд десять, чтобы призвать на помощь хладнокровие.

«И по странному недоразумению французское имя. Я слышал, что одна из партий в Национальном Собрании предполагала подход, будто кандидат на получение гражданства должен быть готов воспринять «духовные ценности, обычаи, язык и принципы, образующие основу французской цивилизации». Таким образом, гражданами Франции могут стать представители любых рас и этнических групп, при условии, что они станут французами по духу и культуре», - рассмеялся Франсуа.

«Черт возьми, вы что, серьезно?»

« Нет. У них слабые позиции. А почему вы так испугались, Ричард?»
Звонить второй раз Ричард не рисковал… Взглянув на часы, он подумал о том, что нужно встретиться с Ди Паркер. Предстояло многое обсудить. Книги, Лорейн Мак Грегор и эти странные разговоры, которые не давали покоя.

***

Даниэлла Паркер нервно листала журнал в приемной Ричарда Велльдона. Журнал был старый – первое, что попалось под руку. Строчки, строчки, строчки, яркие иллюстрации, казавшиеся бессмысленными. Одна из статей ее заинтересовала. Журналистка размышляла о трагедии, которая случилась 15 апреля 1989 года на стадионе «Хиллсборо» в Шеффилде во время полуфинального матча Кубка Англии по футболу между клубами «Ноттингем Форест» и «Ливерпуль». Тогда в результате неграмотных действий полиции и стюардов погибло 96 болельщиков «Ливерпуля», а 766 получили ранения. Это событие многократно обсуждалось по телевизору и в других СМИ. Вот только лишь единицы знали, что Джо Тернер, их коллега по Ордену, предсказал трагедию за несколько суток до того, как она произошла. У Джо была удивительная особенность видеть знамения и знаки, вот только после Шеффилда эта особенность
ушла навсегда. Даниэлла и сама не понимала, отчего ей второй день мерещится погибший Джо со своими причудами и сомнениями. Он, кстати, тоже был против эксперимента, пожалуй, противился ему сильнее прочих. Однажды он сказал, что такой эксперимент может принести несчастье многим людям… Имел ли он в виду собственную смерть?

Даниэлла закурила, чтобы унять дрожь в пальцах. Вчера вечером она страшно разнервничалась из-за неприятного разговора с вернувшимся после встречи с Роденом Шарлем. Он стал… чужим. В одночасье. Возможно, другая девушка не заметила бы этих изменений, но Даниэлла Паркер умела ловить настроения своего подопечного издали. Так и произошло вчера. «Я очень устал, Ди, пожалуй, пойду спать». Эта фраза обо многом говорила, потому что Шарль был человеком, которому требовалось минимум часов сна, а усталость вообще вгоняла его в состояние вечной бессонницы и напряжения. Ди попыталась заговорить о поездке в Париж – ее «контрольный» аргумент. На что Шарль мягко улыбнулся. «Мой бедный друг, ты и правда собралась ехать со мной в погоню за призраками во Францию? Забудь. Это было сказано в минуту слабости. Вряд ли я смогу позволить себе подобную поездку. Моя работа… Ты сама понимаешь…» Тщательно выверенные слова, и вежливый голос, от которого хотелось кричать: «Я не знаю, что вы там напридумывали со своим Роденом, но я не враг тебе, Шарль!» Но она, конечно, молчала. И была столь же любезна, прощаясь. А потом, уже рано утром, позвонила Велльдону и сказала, что им надо встретиться.

Сейчас Даниэлла ощущала себя частью кино, которое поставили на «перемотку». Снова та же приемная, снова приятный секретарь Ричарда, который просит подождать. Вот только главных действующих лиц – Родена и того «зомби», что был на него натравлен, не хватало… Тем временем секретарь пригласил Даниэллу зайти, и она очутилась в роскошной и со вкусом обставленном комнате, служившей Ричарду кабинетом. Особое очарование ей придавал старинный камин, в котором сейчас играл огонь и потрескивали дрова.

- Здравствуйте, мистер Велльдон. Боюсь, у меня не самые лучшие новости. Впрочем, мистер Лайтнер должен был вас предупредить… не так ли?

- Я не разговаривал с мистером Лайтнером, - улыбнулся Ричард и виновато развел руками. Старая привычка - он привык всячески ограничивать свое общение с Орденом, общаясь с Лайтнером или Тэлботом только тогда, когда других вариантов не оставалось. На данный момент ему совершенно не о чем было беседовать с одним из старых лисов - ну не заявлять же о тех оплошностях, которые раз за разом умудрялся совершать? - Мисс Паркер, я ведь не являюсь агентом Ордена и могу хранить информацию при себе, если хочу, - мягко сказал он. - Пока что мне не о чем сообщать, общение предпочитаю ограниченное, поэтому и хотел бы услышать все основные новости от вас. К сожалению, я искренен в признаниях о собственных неудачах. Беседа с Лорейн МакГрегор не принесла ни уверенности в том, кто она, ни каких-либо ожидаемых результатов за исключением упоминаний о проданных старинных книгах. Мне удалось воссоздать их названия по памяти, исходя из записей на обрывках бумаги и хотел предложить поискать их Родену, а мы займемся другими, более интересными мемуарами... Однако прежде, чем говорить о собственных неудачах, позвольте предложить вам кофе и расскажите, какие новости вы называете не самыми лучшими...

- Они встретились. И, кажется, поладили. С первого взгляда. - Даниэлла присела в кресло, и опустила глаза, словно она - ученица, которая не выучила урок. Сейчас ей было мучительно стыдно рассказывать обо всем, и вся составленная речь моментально улетучилась. Более того, Ди в ужасе поняла, как же глупо все это прозвучит. В тот момент, когда она поняла, что Родену грозит опасность, она совсем не думала о последствиях, но сейчас было ясно, что все можно было сделать иначе. - Мистер Велльдон... я... здесь, в вашей приемной... - Даниэлла едва справилась с дрожащим голосом, и, сцепив пальцы, подробно и обстоятельно пересказала все, что произошло. Начиная с "зомби" в приемной, заканчивая встречей старых друзей, разлученных благодаря амнезии и воссоединившихся благодаря упоминанию о "друге из полиции", так некстати сорвавшемся с ее губ... - Мне кажется, Шарль больше не верит мне. - тихо завершила Даниэлла, и посмотрела на Велльдона потухшим взглядом. -Наверное, меня нужно снимать с этого задания... Я не знаю, как быть дальше. Просто не знаю.

- В том, что поладили, я не вижу ничего необычного, а вот "зомби" заставляет задуматься, - нахмурился Ричард. Попасть в его приемную можно было лишь миновав двух секретарей и как правило по предварительной договоренности - были уже попытки шантажа, рукоприкладства и не принятого в приличном обществе поведения. Чуть позже имело смысл проверить записи о визитах, а пока не имеет смысл морочить себе голову над тем, кто мог подослать убийцу. Сейчас нужно решить с книгами, потом - с секретарями или... Нет, для начала необходимо признать, что без помощника не справиться. - Даниэлла, вам пора привыкнуть к мысли, что бывают совпадения и хуже. Вы поступили правильно, предупредив Родена, так поступил бы любой разумный человек, а остальном все зависело от его умения логически мыслить. Почему вы хотите, чтобы вас сняли с задания? Потому что Ламбер вам не доверяет? Полно! Роден сегодня утром заявил мне, что собирается ехать во Францию с намерением начать политическую карьеру и заодно процитировал программу одной из партий в Национальном Собрании, но я не намерен впадать в отчаяние. Что смущает вас?

- Меня смущает то, что мне было поручено очень серьезное дело, и из-за моей невнимательности, возможно, возникнут осложнения, - честно ответила Даниэлла. Она немного кривила душой, потому что с момента, как начались разговоры об опасности, грозящей участникам эксперимента, ее отношение к Шарлю Ламберу претерпело изменения. Раньше он был для нее просто подопечным, порученным Орденом для того, чтобы помогать ему освоиться в 20м веке. Теперь добавилось ощущение страха потери. Даниэлла Паркер привыкла к заинтересованным взглядам мужчин, но всегда разделяла романы и дружбу. Поклонников в ее жизни было достаточно. А вот друзей не было - никогда. Поначалу это был страх раскрыться незнакомому человеку, затем - боязнь к кому-то привязаться, а потом стало привычкой. Шарль Ламбер растопил ее отчужденность, и теперь, при мысли, что она потеряет его, причем, гораздо быстрее, чем можно предположить, Даниэлла начинала нервничать и переживать заранее. Но стоило ли это знать Велльдону? Разумеется, нет. Работа, прежде всего работа. Ничего лучшего. - В любом случае, снимут меня с задания или нет, я остаюсь вашим помощником, мистер Велльдон. И готова сделать все, что угодно, чтобы понять, кто послал к Родену зомбированного убийцу... И главное - зачем? Вчера утром я, правда, провела много времени в архивах и обнаружила любопытную книгу - дневники Демервилля, отрывок которых мне удалось добыть. Я не скрывала своей находки... Точнее, при желании, за мной можно было проследить.. Могло ли это спровоцировать нападение на Родена? Например, чтобы сбить со следа? Я не знаю. - Даниэлла опустила голову, а затем потянулась к подносу с кофе. Кофе сейчас был явно не лишним.

- Я тоже не вполне понимаю причину, хотя, по здравому размышлению, можно предположить, что кто-то желает избавиться как от «гостей», так и от участников эксперимента, - медленно сказал Ричард. – Ну, вы знаете все эти теории о том, будто достаточно мелочи в прошлом, чтобы изменить будущее… Никогда не задумывался над тем, насколько это верно, но кто-то мог - людей, вбивавших себе в голову некую идею, в Ордене всегда было достаточно. Если в ход пошел медленнодействующий яд, это вполне объясняет несчастные случаи… На данный момент у меня нет предположений, кто мог бы затеять подобное и полагаю, что эта задача как раз под силу мистеру Лайтнеру и мистеру Тэлботу. Они знают всех агентов Ордена лучше, чем я или вы. Идем дальше. Упоминание о дневниках Демервилля я видел в бумагах МакГрегора, но не имею ни малейшего понятия о чем может быть эта книга… кстати, она была продана с аукциона, как и все остальные, которые у него были. Имя покупателя, разумеется, анонимно, но в мире не так много людей, которые могли бы выложить сумму с тремя нолями за мемуары определенной эпохи. Дневники можно отыскать, но для начала давайте выясним, что такого ценного могло быть в них? Что за отрывок вам удалось добыть, мисс Паркер? Почему вы думаете, что именно это спровоцировало нападение на Родена? Кого именно нужно было сбить со следа? Вас? Но в таком случае, жертвой скорее мог стать Ламбер…


- С Ламбером справиться сложнее, он - молодой и сильный мужчина, к тому же полицейский. Он нигде не бывает - лишь на работе и дома. Дома у него есть я - я всегда рядом. Думаю, тот, кто направил "зомби", об этом знает. Также, как и то, что Роден уязвимее с физической точки зрения. - ответила Ди, быстро перестроившись на деловой лад. - Что касается дневников, то я принесла эти листки с собой. В них - описание трагедии, которая произошла за несколько часов до Термидора. Взгляните, Ричард, это полностью меняет концепцию! Здесь написано, что Эли Лакост, один из участников переворота, тоже погиб - в него стрелял фанатик, поклонник приговоренного Робеспьера. Если это так, мы, возможно, стоим на пороге открытия. Фортуна вытащила из прошлого не слепо. А тех, кого судьба уже приговорила к смерти и кто должен был умереть в ближайшие часы! Если МакГрегор это знал, он мог продать книгу, потому что с одной стороны, не хотел, чтобы ее увидел кто-то из Ордена, с другой - у него рука не поднялась ее уничтожить. Все это означает одно - он был причастен к Эксперименту, и Лорейн - часть истории, такая же, как и наши подопечные! - выпалив эту тираду, Даниэлла устремила внимательный взгляд на Велльдона, ожидая его вердикт к своим рассуждениям.

- Но вместе с тем, Фортуна сжалилась не над всеми, - задумчиво проговорил Ричард, воскрешая в памяти все, что знал о тех событиях. Знал мало. Помнил еще меньше, потому что слышал только пересказ случившегося - до чертиков искаженный, не имеющий ничего общего с произошедшим в действительности. Наивные люди! Они свято верили в то, что после гибели чудовища с площади уберут гильотину... - Казненных в тот день было больше, нежели шесть человек - вот все, что я могу сказать с уверенностью. Я даже не знаю, как сложилась судьба Лорейн... то есть, Жанны де Шалабр после того, как все закончилось, поэтому не могу сказать ничего и здесь. Нам не хватает фактов, мисс Паркер. Несомненно одно: МакГрегор продал все, что могло пролить свет на Эксперимент, который он хотел провести вне зависимости от желаний Ордена. И, судя по всему, провел - сложно представить себе столь феноменальную схожесть Лорейн МакГрегор с той, что когда-то была любовницей Робеспьера. У нее хватало ума вертеть всем триумвиратом по своему усмотрению, а значит, хватит ума, чтобы... - Ричард поперхнулся кофе, а потом закончил: - Чтобы набить папку МакГрегора бесполезными бумагами и не сказать ни слова правды. Наше расследование только начинается, мисс Паркер... Поэтому не торопитесь в отставку.

- Значит, нужно попытаться пролить свет на судьбу этой де Шалабр! - пылко воскликнула Даниэлла. - Судите сами, у нас есть масса догадок, но мы не можем воссоединить их! Позвольте мне проверить мою версию? Мне кажется, мы на веном пути - ведь именно после того, как я нашла упоминание о книге, на Родена было совершено покушение! Если понять, кто были эти трое, перенесенные в наш мир, то мы хотя бы будем иметь часть формулы, по которой сюда доставлялись люди. Вот только почему их было шестеро... На ум приходит лишь число участников эксперимента. Шестеро ученых на шестерых гостей. Один МакГрегор на одну Жанну де Шалабр. И снова - масса вопросов. Выходит, что артефакт направлен на события в Париже двухсотлетней давности... Но ведь не бывает таких совпадений!

- Мы не поймем это до тех пор, пока не поймем что представлял собой сам эксперимент и какие действия нужно было выполнять для правильной работы артефакта, - пробормотал Ричард. Легко складывать части мозаики тогда, когда представляешь картину, которую должен собрать! У него были по отдельности факты, а слепить все воедино не получалось, поэтому сейчас он говорил больше для себя, чем для Ди Паркер. - Непременно нужна последовательность действий, понятие о работе механизма и условия, которые необходимо выполнить. Философский камень можно сколько угодно описывать, но его не сделать без компонентов, реторты и печи, где необходимо поддерживать определенную температуру... Важно, что МакГрегор провел эксперимент сам, без лаборатории - вы верно заметили. Проверяйте свою версию, мисс Паркер. Я пока не вижу связи между покушением и обнаружением вами отрывка из книги - люди умирали и раньше, без нашего расследования. На моей совести пусть будут книги и сам эксперимент.

- Сам эксперимент... Те, кто умеет пользоваться подобным артефактом, обладает огромной силой.. и силой воли. Только представьте себе - что может сделать человек, который держит в руках вещь, способную возвращать мертвых из любой эпохи? Это ведь дает возможность не только давать вторую жизнь своим близким, но и исправлять ошибки! - тихо произнесла Даниэлла, которую эта простая мысль поразила в самое сердце. - Если МакГрегор провел эксперимент в полевых условиях, значит, это может сделать кто угодно! Кстати, по документам Лорейн МакГрегор существует уже довольно давно. Если она - гостья, то почему ее муж погиб, а она - нет? До того, как она появилась в списке возможных "гостей", в Ордене считалось, что несчастные случаи - вряд ли дело рук людей. Теперь же получается, что неизвестная никому Лорейн жива и невредима, а остальные... - Даниэлла печально улыбнулась. - Впрочем, мы только и делаем, что гадаем. А фактов - ноль.


- Значит, нам нужно действовать, а не гадать, - довольно твердо сказал Ричард в первую очередь себе. Конечно, хорошо сидеть в кресле и заниматься теориями, но им предстоит и кое-что сделать для того, чтобы самая ужасная из них не стала реальностью. Секунду подумав, Велльдон вызвал не секретаря, а секретаршу - длинные ноги и пышный бюст отнюдь не мешали ей быть весьма наблюдательной особой.

- Грейс, милая... - с улыбкой сказал он, после того как спустя минуту она появилась на пороге. - Принесите мне пожалуйста список вчерашних посетителей, но мне нужен не столько он, сколько ваше умение все замечать. У меня в приемной вчера вертелось... ммм.... лицо, которое ушло после того, как ушел Франсуа. Выясните, насколько возможно, кто бы это мог быть и принесите еще кофе.

- Ваше "лицо" ходило к вам почти неделю, сэр, оно из Оксфорда. Я выясню подробности, - чуть хрипловатым, волнующим голосом сказала секретарша и ушла, оставив за собой запах духов с горьковатой ноткой.

- Теперь - Лорейн МакГрегор, - серьезно сказал Ричард, обращаясь к Даниэлле Паркер. - Она могла бы ответить, к кому в руки попали те книги - на корешках квитанций стояли подписи экспертов-оценщиков. Она вряд ли захочет говорить, поэтому прежде всего нам было бы неплохо добыть "Дневники", снять с них копию и предложить своего рода культурный обмен... но можем действовать и так. Что из практических и необходимых нам заданий берете на себя вы, мисс Паркер? Не хотите, кстати, съездить в Париж с Ламбером? Там, пользуясь доступом Ордена для вас были бы открыты любые архивы и мы знали бы, что они затевают. Мне не нравится каким тоном и с давно забытым выражением Роден годен говорил о Национальном Собрании, а если они нашли общий язык с вашим подопечным, то меня не желает покидать предчувствие катастрофы...

Даниэлла задумчиво проследила за секретаршей по имени Грейс. "Наверное, любовница", - мелькнуло в голове. Она даже с тревогой взглянула на Велльдона - было бы нехорошо, если бы он прочел ее мысли. Только сейчас мелькнула неуместная мысль, что Ричард Велльдон, он же - самый таинственный в мире граф, прошедший через несколько эпох и везде оставивший свой след - весьма привлекательный мужчина. У него была внешность человека, прекрасно осознающего свою привлекательность - иначе он бы не заботился о ней так. Наверное, в 18 веке он считался красивым мужчиной, теперь же его немного несовременный вид придавал ему еще большую пикантность. Как ни странно, Шарль выглядел современнее, вот только излишне скованные манеры делали его похожим на мраморную статую. "А ведь они, должно быть, были знакомы.." - мелькнула еще одна мысль. Ведь иначе граф не высказывал бы подобные опасения относительно союза Ламбера и Родена. Сен-Жюста и Робеспьера. Двух людей, утопивших Францию в крови не из любви к убийству, но из жажды справедливости...

- Я начинала искать "Дневники", и мне кажется, что должна продолжить это, - сказала Даниэлла. - Что касается вашего предложения... Изначально я должна была сопровождать Шарля, но он вчера дал мне понять, что не желает больше ехать со мной. Впрочем, я могу попытаться его убедить. Ведь даже если они о чем-то договорились, то явно решили до поры до времени делать вид, что ничего не произошло. А вы? Что будете делать вы, мистер Велльдон? Простите, что я интересуюсь, если вы не считаете нужным информировать меня - не отвечайте.

- Для начала я попытаюсь поговорить с миссис МакГрегор, - улыбнулся Ричард с видом человека, которого посетила муза. Музой была Ди Паркер с ее словами о Лорейн МакГрегор, поэтому взглянув на агентку, Велльдон улыбнулся еще шире. – В зависимости от результатов нашего разговора я скажу вам, что намерен делать. Мы почти ничего не знаем о мадам де Шалабр, но кое-какие предположения у меня есть. Что касается Шарля… не оказывайте на него давления, иначе рискуете потерять то взаимопонимание, которое у вас установилось. Лучше ищите «Дневники», это может оказаться важнее, чем мы думаем… Именно поэтому я не хотел упоминать о них про Франсуа. Но позвольте мне определиться с дальнейшими нашими действиями. Ждите… - сверившись с блокнотом, Ричард потянулся к телефону и набрал рабочий номер Лорейн МакГрегор, которым заботливо снабдил его Чарльз. В трубке послышались долгие гудки. Ну же! Ну! После четвертого или пятого «Ну!» трубку взяла какая-то, судя по всему, женщина.

– Добрый день. Девушка, вы не могли бы позвать к телефону миссис МакГрегор? Скажите, что ее спрашивает Ричард Велльдон… - Молясь про себя, чтобы Лорейн не оказалась на лекции или вне досягаемости, Велльдон с облегчением услышал в ответ краткое «сейчас»…

Сказанное уже другим, знакомым голосом "Алло" говорило о том, что всевышний услышал его молитвы. Теперь, скрестив пальцы на удачу, следовало гадать, повезет ли ему - было что-то от логики самоубийцы действовать вот так, наугад. С другой стороны, если ничего не выйдет, они с Ди Паркер просто пойдут другим путем - более долгим, извилистым и не исключено, что мучительным. Тщательно взвешивая слова, Ричард сказал:

- Добрый день, миссис МакГрегор. Вас беспокоит Ричард Велльдон, мы беседовали с вами несколько дней назад по поводу работы вашего супруга... Скажите, вас может заинтересовать сообщение, что Франсуа Родена пытались убить вчера, в моей приемной? Или, быть может, мне назвать его настоящим именем?

В трубке некоторое время слышалось лишь дыханье, как если бы его собеседница потеряла дар речи. Всего на мгновенье. Даниэлла тихо замерла рядышком, глядя на Велльдона, не отрываясь. Это был ход ва-банк. Блестящий ход, который ставил на карту все. Либо Лорейн сочтет его ненормальным, либо попадется на крючок. Ведь не может женщина, о которой известно лишь то, что она всю жизнь была преданна Робеспьеру, не отреагировать на подобное сообщение! Казалось, в приемной прошла вечность. Огромные часы тикали в такт их дыханью. Ричард молчал, ожидая ответ. Наконец, в трубке послышался голос. Была ли она взволнована? Очевидно было одно: Лорейн это сообщение не оставило равнодушной.

- Должно быть, вы меня с кем-то путаете... Я... не знаю... Я не знаю никакого Франсуа Родена. - тихо ответила Лорейн.

- Должно быть, я ошибся, - спокойно сказал Ричард, сжав в кулаке резную фигурку Пана на столе. Провал. Впрочем, попытаться стоило... Самое интересное, что он до сих пор сомневался в личности этой женщины и в любом случае, она не была так проста, как казалось на первый взгляд. - Сожалею, что оторвал вас от дел... мадам де Шалабр. - Последнюю фразу Ричард произнес по-французски на старинный манер. Скорее из озорства и от злости за провальное мероприятие, но это или даст упрямице повод задуматься, или... она просто сочтет его сумасшедшим. - Прощайте.

- Постойте! - Голос женщины дрогнул. - Чего вы от меня хотите? Вы приходите в мой дом, называете меня не моим именем, рассказываете мне о человеке, которого я не знаю... - Она снова замолчала. Затем глухо проговорила. - Прошу вас, мистер Велльдон, не звоните мне больше. Я уже рассказала вам все, что знаю. И у меня есть ваш телефон. Я свяжусь с вами, если мне будет, что сказать. Прощайте. - Она положила трубку, а в комнате повисло напряжение.

Ди боялась пошевелиться, и продолжала вглядываться в лицо Велльдона, которое оставалось непроницаемым. Возможно, легкое напряжение выдавал лишь блеск глаз. Блеск хищника, который вышел на охоту и не намерян останавливаться.

- Ричард? - тихо подала голос Даниэлла. - Она... положила трубку?

- О, женщина! - рассмеялся Ричард, положив трубку и как следует переварив ответ Лорейн МакГрегор. - Когда я фактически попрощался, мадам попросила меня не звонить ей, но любезно напомнила, что у нее есть мой телефон... Возможно, ей было неловко говорить при посторонних и, возможно, мы только что разбудили хищницу, с которой лучше не связываться - в то время я готов был встретиться с дюжиной окрыленных свободой идиотов, но не с ней одной. Кстати, это могла быть и знакомая нам амнезия… Что же, как говорит Роден - время покажет. А сейчас... Вы займетесь поисками "Дневников", Даниэлла. Попытайтесь выяснить в архивах, кто имел к ним доступ и кого могла интересовать подобная книга. Со своей стороны, я подключу некоторых своих старинных друзей к ее поиску... поинтересуйтесь, кстати, готов ли Орден возместить мне расходы - даже в случае удачи я не намерен выбрасывать тысячи фунтов просто так. И тем же способом попытаюсь найти остальные. Еще у нас остается Этьен Корти и обстоятельства, при которых он все вспомнил, но что-то мне подсказывает, что лучше сейчас оставить его в покое... Значит, пусть будет ваша поездка в Париж.

- Вы составите ей достойную конкуренцию, Ричард, - улыбнулась Даниэлла. Ей не очень было понятно, как слабая женщина могла так запугать умного и прекрасно ориентирующегося в людях дипломата, но она предпочла не лезть в эти дебри. Хотя твердо решила: если когда-нибудь у нее представится возможность, то непременно расспросит Вельдона о тех временах. - Я сделаю все возможное, чтобы поехать с Шарлем. Хотя бы потому, что боюсь за него, помимо всего прочего. Он все еще нуждается в поддержке... хотя, теперь, после знакомства с Роденом, я уже не в чем не уверена... -Даниэлла замолчала, потому что в кабинет вошла все та же секретарша с роскошным бюстом, которую Ди негласно записала в любовницы Велльдона. Грейс положила на стол босса конверт, и, произнеся своим хорошо поставленным голосом: "Вам срочное письмо, сэр", вышла, оставив за собой недосказанность. Провожая ее взглядом, Даниэлла подумала, что, наверное, никогда в жизни не научится держаться с таким достоинством и вызывать такое желание у мужчин одной лишь походкой. Тем временем Велльдон вскрыл конверт.

- Даниэлла... Это может вас заинтересовать, - Ричард протянул конверт агентке. Там была всего лишь записка. Сообщение о том, что Аарон Лайтнер находится в больнице в крайне тяжелом состоянии. Сердечный приступ. И почему так некстати? Даниэлла Паркер, между тем, тихо ахнула, побледнела, вскочила, чтобы куда-то бежать, но потом снова опустилась в кресло. Велльдон подошел к старинному шкафу, который был скорее украшением, чем предметом обстановки и вытащил на свет початую бутылку "Егермейстера", прибавив к ней минутой позже две крошечные рюмки из венецианского стекла. - Выпейте, Даниэлла. И не беспокойтесь. На Орден работают лучшие врачи их тех, кто использует самые передовые технологии. Если вдруг и они станут сомневаться в собственных силах, мне придется использовать некоторые резервы проверенных временем эликсиров... Старина Лайтнер все хотел докопаться до них. Я навещу Дэвида сегодня же, а потом сообщу вам, как обстоят дела.

- Он мне как отец... Даже больше, - тихо сказала Даниэлла, с благодарностью принимая маленькую рюмку. Поддержка Велльдона ее успокоила, хотя она и была близка к панике. Слишком часто в последнее время приходилось волноваться за тех немногих, к кому она была по-настоящему привязана. - Если бы не он, я не знаю, кем бы я стала... Но ведь сердечный приступ - это еще не значит, что перед нами вновь маячит то самое дело? Что тот, кто направил убийцу к Родену, добрался до мистера Лайтнера... Боже мой, как же я желаю, чтобы он поправился! - Даниэлла быстро осушила свою рюмку и поднялась. - Надо бежать. Я немедленно начну поиски книги, и я найду ее, чего бы мне это не стоило! А вы... будьте осторожны, Ричард. Слишком много случайностей в последнее время...

- Я буду осторожен, обещаю, - сказал Ричард. Попрощавшись с Даниэллой, он снова принялся за свои каталоги, продолжая прерванную перед этим работу. Это были примерные списки известных коллекций с зашифрованными именами владельцев, и хотя вряд ли подобный поиск даст что-нибудь, попытаться стоило.