Царица вурдалаков
эпическая поэма
по одноименному фильму
{Sveta Cinema-Shit}
На кладбище тишь. Там темно, жутковато
Средь старых заросших могил.
И есть там могила вампира-Лестата,
Который в ней харю мочил.
В соседнем селе громко воет собака
На злую собачью судьбу;
Внезапно открылись глаза вурдалака
И он повернулся в гробу…
Он спал очень долго и вот пробудился,
Готовый войти в новый мир.
Увидев его, всей душой восхитился
Оживший от дремы вампир.
Все было так круто, все было так клево,
Что слов он не мог отыскать! -
Но тут ему стало довольно хреново,
И он решил срочно пожрать.
Нашел он на улице жертву тупую,
Ее с аппетитом он съел,
Снял с трупа штаны и кожанку крутую
И так вот себя приодел.
Ходил он по улицам и удивлялся,
Нашел он какой-то гараж;
Там музыки грохот и вой раздавался,
Короче, шел полный кураж.
Пробрался в окошко Лестат осторожно
На стол потихоньку прилег
И вдруг завопил он ужасно, истошно,
Испробуя свой голосок.
Все вышло отлично. Но те, кто играли,
Со страху сгрудились толпой
И нагло, с нажимом Лестату сказали:
"Чувак, ты вообще кто такой?!
У нас репетиция, нам ты мешаешь,
Не нужен нам лишний певец!
Хотя… офигительно ты зажигаешь,
Пусть ты белобрысый юнец!"
Ответил Лестат: "Вы счастливцы, ребята,
Ведь скоро я стану звездой.
Узнает весь мир про Вампира Лестата
И вас, коль пойдете со мной".
Они согласились, и вскоре планете
Открылся наш новый кумир.
И это случилось впервые на свете,
Чтоб славы добился вампир.
Он стал знаменитым, мечты воплотились!
И вот интервью он дает.
Народу полно, журналюги сгрудились
И каждый с волнением ждет.
Зажегся экран и на нем появился
Страшенный, патлатый Лестат:
Он был очень бледным и слабо светился,
Пылал кровожадностью взгляд.
Один глаз зеленый, другой ярко-красный,
Он бешено скалит клыки;
На нем пиджачок, весь в заклепках, атласный…
Короче, отпад, чуваки!
Увидев такое, все громко взревели,
Фанаты к экрану бегут,
Туда ж журналюги толпой налетели
И хором чего-то орут.
Когда попритихли, Лестат улыбнулся
И, скаля клыки, объявил:
"Спустя двести лет наконец я очнулся
От сна средь заросших могил!
На ваши вопросы я кратко отвечу,
Даю вам минут двадцать пять.
А после, ведь скоро надвинется вечер,
Мне надо кого-то сожрать!"
Не верит никто, но в восторге фанаты,
Опять верещат и орут.
Но вот журналистка спросила Лестата:
"Скажите, а как вас зовут?"
Не думал Лестат, говорить иль не надо,
Его на вранье понесло:
"Я злющий вампир из трущобы Багдада
По имени Вилле Вало".
"А где же другие вампиры, скажите!
Я слышала, много веков
В гробах вы на кладбищах сумрачных спите
В тусовке других мертвяков!"
Лестат ей ответил, выпучив глазищи:
"Считают известность они
Излишней, ну вот и живут на кладбищах,
Тупые ворчливые пни!
А я своей славой горжусь и взываю:
Проснитесь, идите ко мне!
Я всех вас, козлы, разбужу, растолкаю,
Довольно томиться во сне!
А тот, кто не спит - вы скорей приходите,
Разделите славу мою!
Ко мне, вурдалаки, бегите, спешите!.. -
На этом конец интервью".
Тем временем в Лондоне, на Пиккадили
Жила нимфоманка одна.
Мужчины бедняжку совсем не любили,
И страшно страдала она.
Всех звезд совратить эта дура пыталась,
Но только вгоняла всех в стресс,
Когда похотливо она улыбалась -
Беззубой была наша Джесс.
Не кушала Джесс ни морковь, ни колбаску,
Лишь манку могла она жрать.
Работала Джессика на Таламаску,
Вампира мечтала поймать.
Однажды с утра Джесс стишок сочиняла
О дикой, безумной любви.
А рядом какая-то рожа орала -
Работал канал MTV.
Забойная песня была, заводная,
Мож стоит альбомчик купить?..
Подумав чуть-чуть, нимфоманка шальная
Решила певца совратить.
Используя то, что певец кровососом
Отважно себя называл,
Она побазарила с Дэвидом-боссом
И он ей задание дал
Во всем разобраться, коль хочет так страстно,
Но Джесси сказал строго он,
Что может быть очень и очень опасно
И лучше не лезть на рожон.
Затем в кабинет он завел ее мрачный,
Остался один на один,
Ключом открыл маленький шкафчик прозрачный
И вытащил пару картин.
На первой пацан дико пучит глазенки,
Прикид на простынку похож;
Он к жирненьким ангелам тянет ручонки,
И сам очень жирненький тож.
Другая картина собой представляла
Большущий портрет мужика,
И в раму дубовую еле влезала
Большая мужская башка.
Он бледный и наглый, с приподнятой бровью,
На вид не поймешь сколько лет;
Внизу ж, в уголочке, написано кровью:
"Мариус. Автопортрет".
"На этой картине создатель Лестата", -
Начальник сурово сказал. -
"И вот что еще есть… тетрадь компромата!" -
Пошел он к столу и достал
Тетрадку зеленую в жуткий цветочек
На старом китайском замке.
Откроешь - увидишь ты меленьких строчек
По тридцать на каждом листе.
"Ну ладно, я, б…, вечерком почитаю!" -
Джесс нервно тетрадку взяла, -
"Адье! На сегодня я вас покидаю".
Сказав так, до дому пошла.
Ей так не терпелось прочесть про Лестата!
"Ну может быть", - думала Джесс, -
"Найду в дневнике хоть немного разврата…" -
И млела от сладостных грез.
Едва лишь вернулась - скорей на диванчик,
Открыла в начале дневник,
Себе налила она виски в стаканчик,
Так близок волнующий миг…
"Привет той козлине, что держит в ручищах
Дневник мой секретный сейчас.
Сижу я на старом унылом кладбище,
Пишу я свой горький рассказ.
Я был дворянином богатым когда-то,
Но начал людей убивать -
Безумство нашло на беднягу Лестата,
Пришлось мне из дому сбежать.
Мотался я долго по Франции гадкой,
Копил на жратву я гроши;
И жизнь представлялась такою несладкой
Раздумиям черной души.
Однажды, потративши целую сотню
На пиво, я так психанул!
Кабак перебил весь, упал в подворотню
И мало-помалу уснул.
Когда я проснулся, ужасно болела,
Гудела моя голова.
Но где нахожусь я? Не понял. В чем дело? -
Мозгами я двигал едва.
Должно быть, вчера была клевая party… -
Гляжу я вокруг и дивлюсь.
Лежу я на красной дубовой кровати,
Но где - ни фига не врублюсь.
Вокруг никого, а все двери закрыты,
За окнами рдеет закат…
Неужто забрали меня ваххабиты,
Чтоб деньги просить на джихад?!
От этой мыслишки мне сделалось дурно
И начало сильно тошнить.
Пошел блеванул в золоченую урну
И стал размышлять, как мне быть.
Внезапно я вздрогнул: в двери повернулся
Со скрипом ужаснейшим ключ.
О нет! Похититель кошмарный вернулся!!!
Дам денег, ты только не мучь!
Я урну схватил, к косяку я прижался,
Готовый убить подлеца…
И тут за спиною вдруг голос раздался,
Вблизи моего, блин, лица!!!
"Брось урну, дружочек, изволь извиниться
За свой отвратительный жест!"
А я закричал: "Не фиг было ломиться,
И это разумный протест!!!"
По правде сказать, я совсем испугался,
И выпала урна из рук.
Ну как этот гад за спиной оказался
Вот так неожиданно вдруг?!
Чрез пару минут мне слегка полегчало,
Унялся я и присмирел.
Пусть руки трясутся - тошнить перестало…
И я наконец разглядел
Того, кто привез меня в се помещенье:
Однако, он не ваххабит!
(Закралось внезапно в меня подозренье:
А если я буду убит?!)
Он белый как мрамор, а темные пряди
Зачесаны гладко назад.
Оттенок презренья заметен во взгляде.
На нем ярко-красный наряд:
Из бархата длинный пиджак очень модный,
Сорочка и брюки на нем.
И смотрит так странно, как будто голодный…
А я-то, простите, причем?!
Занервничав, я заявил громогласно:
"Послушай, я очень богат.
Задерживать здесь меня будет опасно,
Не будь я, блин-на-фиг, Лестат!
Я граф, в Оверни я имею именье!
Отыщут меня тут легко!"
Ответил мне он: "Сударь, вы в заблужденье -
Уж очень мы здесь далеко.
Не слишком воспитаны вы, как я вижу:
Во-первых, милейший, бонжур!
И вас, во-вторых, я ничем не обижу,
Любезный мсье Лионкур!"
Но я догадался: не светит спасенье
И, воя от страшной тоски,
Бросаюсь к нему я в ужасном смятенье,
А он вдруг оскалил клыки;
Успел я едва лишь рукой размахнуться,
Как в челюсть удар получил,
Затем, блин, в живот - и пришлось мне загнуться,
А мир пред глазами поплыл;
Машу я руками, но не помогает,
Заехали в глаз и под дых,
Да он же меня, на-фиг-блин, избивает!!!
Он просто маньяк или псих!
Потом получил я по носу, по почкам,
Теперь-то я точно уж плох;
Меня не учили подобным примочкам!
Неужто совсем я как лох?!
Но вот покачнулся весь мир, я свалился,
А он меня вдруг обхватил,
И как ни кричал я и как я и бился,
В меня свои зубы вонзил.
От ужаса я страшным матом ругался,
Ведь он мою кровь выпивал!
Я дрыгал ногами, вопил и кусался,
Но он меня крепко держал.
Я стал обескровленным, бледным, избитым,
Готовлюсь уже помереть:
Уж лучше, конечно же, быть мне убитым,
Чем дальше такое терпеть!
Летит потолок и шатаются стены…
Где смерть?! Помоги мне, Христос!
Но мой истязатель вдруг вскрыл себе вены
К губам моим руку поднес…
И капает кровь на горячие губы,
Противно, но выхода нет!
И вот вырастают длиннющие зубы,
Прощай же, о солнечный свет!
Я корчусь, придти от кошмара такого
В себя не могу я никак.
Я умер - и вот оживаю я снова!
Теперь я - Лестат-вурдалак.
Но вскоре мы с тем чуваком подружились
(Его вообще Мариус звать),
Ночами безлунными мы веселились,
Искали мы жертв, чтоб пожрать.
Я ел очень много, но не наедался,
И вечно голодным ходил.
И Мариус сильно с меня удивлялся,
А я всех в округе мочил.
Покушав, я брал свой баян, и ночами
Играл я забойный гопак.
На шею я вешал шнурок с калачами -
Веселый я был вурдалак.
Однажды на вилле один я остался,
"Коробочку" лихо играл,
Я пел очень громко, я так надрывался,
Что голос я чуть не сорвал.
Вопил я, как будто открылася рана
В моей вдохновленной груди;
И кнопочка вдруг ускакала с баяна
Куда-то - попробуй найди!
Обшарил весь пол я, а кнопки не видно!
Да где ж она, вот ведь дерьмо!
Пропал инструмент, до соплей мне обидно…
Быть может, она за трюмо?
Трюмо отодвинул, кряхтя, я немножко,
Но тут же про кнопку забыл:
Устройство в стене: пара клавиш, окошко…
Зачем его Мариус скрыл?..
Немного подумавши, я догадался,
Что надо мне цифры набрать;
И вот размышлениям трудным предался,
Чтоб правильно код угадать.
Дуплился я часика два, но подбором
Нашел наконец этот код.
Итак, я узнаю совсем уже скоро,
Что там меня за? дверью ждет.
Открылася дверь. По ступенькам спустился
Я вниз (пару раз я упал),
И в зале большущем я вдруг очутился -
Зачем здесь построили зал?
Стою я в прекрасной, богатой светлице -
Объял меня бешеный страх:
На троне резном восседает Царица,
А рядом - муж Энкил в лаптях!
Прекрасна она: золотыми нитями
Шикарный расшит сарафан,
Кокошник Царицы сверкает камнями;
На Энкиле - желтый кафтан;
Вся горница золотом ярко сверкает,
Шелка и каменья лежат
Везде. У меня прямо дух замирает,
Не будь я, блин-на-фиг, Лестат!
Все в звездах высокие своды светлицы,
Ковер же расшит серебром…
(Даталово бабок вложили в гробницу,
Подумал я задним умом)
На длинных столах - куча яств всевозможных:
Здесь водки стоят бутыли,
Так много варенья, вкуснейших пирожных -
Аж слюнки на стол потекли!
Стоят сундуки со златыми рублями,
Дымится в курильницах мирт,
А в бочках, обвешанных сплошь кренделями -
Чистейший технический спирт.
Дивился я эдакой, блин, красотище!
Ведь думал: Царица лежит
В гробу на каком-нибудь диком кладбище,
И цербер ее сторожит.
К Царице я робко пошел, взял за руку,
Губами к запястью приник…
Ну как тут стерпеть мне голодную муку?!
И вот я вонзил в нее клык.
О Боже, как вкусно! Едва оторвался
От этой прекрасной крови.
И в сердце моем, как цветок, распускался
Пожар ненасытной любви.
Затем я и к бочке слегка приложился,
От спирта чуть-чуть захмелел,
И в пляс я лихой по гробнице пустился,
Калинку-малинку запел!
Подыгрывал я озорно на баяне,
Отчаянно я голосил,
И вот я Царицу-Акашу по пьяни
На танец пошел пригласил.
О, ужас! Встает вдруг на ноги статуя!
Мне хватит коленца плясать!
А что, если к двери сейчас побегу я?
Или же мне доиграть?!
За миг протрезвела башка от дурмана,
Но двинуться я не посмел;
Лились по светлице напевы баяна,
А я от волненья немел.
Акаша канкан отбивать вдруг пустилась,
Как будто, тут, блин, Мулин Руж!
Но вдруг со ступенек она покатилась…
Встал с трона разгневанный муж!
Я знал, что наш Энкил танцульки не любит,
Но на фиг другим-то мешать?
В жене он искусство прекрасное губит,
Он ей не дает танцевать!
Однако, все высказать я не решался,
Баяном в него запустил,
Пока он ругался, я к двери помчался
И, выбежав, дверь затворил.
От ужаса сердце мое трепетало.
Хотел он меня замочить!
За дверью Акаша истошно визжала,
Но лучше туда не входить!
Едва отдышался, как Мариус входит,
От злости он красный весь был;
Меня он за пакли хватает, уводит,
И вот на кровать повалил.
Я скалю клыки, изрыгаю проклятья,
А он меня крепко связал;
В дровишки, кричу, раскурочу кровать я!
С Царицею я танцевал!
Она мне давала божественной крови! -
Я выскользнул, сделав рывок;
Но Мариус, сука, всегда наготове:
И снова он сбил меня с ног.
"Она меня выбрала!" - я продолжаю, -
"Я буду теперь с ней всегда!
А ты не мешайся, а то закусаю!
Пошел бы ты знаешь куда?!"
Но Мариус, блин, не хотел подчиняться,
На ложе он с плеткой полез…
(Ну вот, наконец-то начнут извращаться,
Подумала радостно Джесс)
Меня отстегал он: и попу, и спину;
И пакли все выдрал назло.
Убить его мало, такую скотину! -
Но вскоре меня развезло,
Я в обморок жуткий, как в пропасть, свалился,
А может, забылся во сне;
Лишь долгое время спустя пробудился,
Сознанье вернулось ко мне.
Я встал еле-еле - не слушалось тело…
Где Мариус, этот нахал?
"Ау! Где ты ходишь? Откликнись! В чем дело?.." -
Никто так и не отвечал.
Закралось внезапно ко мне подозренье;
Рванул я в гробницу скорей.
Туда я бежал, спотыкаясь, в смятенье -
Скорее б увидеться с ней!..
О Боже!!! Царица бесследно пропала!
Здесь мусор, и больше ничто!
За что так Лестата судьба наказала?!
Такие мученья - за что?!
Вот так получил я свой самый печальный,
Свой тягостный самый урок;
И вот он исход, беспросветный, фатальный:
Теперь я совсем одинок".
Закрыла дневник наша Джесс, зарыдала:
Сплошное нытье в дневнике!
Она же в душе о разврате мечтала
С вампирами на потолке.
Но что тут поделать? Самой попытаться
Лестата найти, совратить,
И будут они каждый день извращаться,
Друг друга чему-то учить.
Узнала тут Джесс: посещают вампиры
Места, где столетья назад
Ходили они в кабаки и трактиры -
Быть может, там будет Лестат?
Ведь есть одно место в районе заводов -
Там русский блин-бар "Разгуляй".
Там видели ночью клыкастых уродов…
Все просто - сходи и узнай!
И вот, только ночка на землю спустилась,
Все бросила Джесси дела,
В прозрачную блузку она облачилась
И жирно глаза подвела.
Тенями она малевала глазенки,
Очки потемнее нашла,
Но вот наконец она вышла в потемки
И быстро к блин-бару пошла…
А в баре ужасно накурено было,
Везде вурдалаки сидят.
От этого Джессику вдруг затошнило…
Ее все глазами сверлят,
"Наверно, голодные здесь вурдалаки", -
Мелькнула мыслишка у ней.
Они же все ближе подходят, собаки,
Все у?же кольцо и плотней!
Они же, похоже, совсем обнаглели,
Покушать желают всерьез;
На стульчик соседний спокойно подсели
И задали Джесси вопрос:
"Тебя мы не видели в этом местечке,
Ты жертва, такие дела!
Мы слышим, как бьется от страха сердечко!!!
Так с кем ты в блин-бар наш пришла???"
Но смелости Джессика не потеряла,
Хлебнула немного вина
И им, помолчав, хладнокровно сказала
Без тени смущенья она:
"Меня, б…, аж бесит, как стремно здесь, тупо!
Пошли вы, я вот что скажу!!!
Привел меня Мариус в эту халупу,
Сейчас же я, б…, ухожу".
Погромче сказать она это старалась,
Чтоб каждый услышал сю речь.
Сказавши же, быстро она попыталась
Из гадкого бара утечь.
Но только на улицу вышла, как сразу
Все кинулись вдруг на нее,
Скрипели зубами, таращили глазы,
Короче, кошмар, ё-моё!
Она бы погибла, но ей подфартило:
Горят все столпами огней!
Похоже, приманка ее прокатила …
Лестат появился над ней!!!
У Джесс от волнения голос отнялся -
Таким он красавчиком был!
Лестат же спокойно стоял, улыбался
И к ней подойти не спешил.
Немного помедлив, сказал он сурово:
"Вставай уже, хватит лежать!
Я думаю, ты, дорогуша, готова
Правдиво мне все рассказать!"
Джесс встала, одернула мех на пальтишке,
Сложила помятый платок,
Затем отряхнула от пыли штанишки
И рот приоткрыла чуток…
Не знала она, что сказать, было пусто
В башке - только ветер кружил!
В ней буйно цвело похотливое чувство -
Лестат ее заворожил.
"Про Мариуса ты откуда узнала?" -
Спросил он бедняжку опять.
Но Джессика разум совсем потеряла,
И вот продолжала молчать,
Но все же старательно строила глазки.
Лестат же к ней в мысли залез
И понял: из долбаной, блин, Таламаски
Поганая дурочка Джесс!
Что всю эту байку она сочинила
И всем очень нагло врала;
Что многих по жизни она совратила,
Что виски частенько пила!
Озлобился он, развернулся он круто,
И бешеным стал его лик…
Но Джесси сказала: "Постой, б…, минуту,
Ты лох иль нормальный мужик?!
Надеюсь я очень, что ты согласишься
Со мной провести одну ночь.
Любовью моей ты навек заручишься,
Ведь я поразвлечься не прочь!"
Но стал вдруг свирепым вампир кровожадный,
Безумством горел его взгляд.
"Пошла ты отсюда, ведь я беспощадный!
Не будь я, блин-на-фиг, Лестат,
В обед калорийный сейчас обернешься!
Вали по-хорошему вон!!!
Иль тоже, как эти, сейчас ты займешься…" -
И быстро к ней двинулся он.
У Джесси от ужаса громкие вопли
Из горлышка вдруг полились;
Бежит она, плачет, текут у ней сопли,
Но хочет бедняжка спастись.
Кажись, оторвалась… как скверно случилось!
Навзрыд она плачет, ревет:
Так быстро идея с Лестатом накрылась,
Он дал от ворот поворот!
Отбил вурдалак ей надолго охоту
Приличных людей совращать…
На следущий день Джесс пошла на работу,
Чтоб Дэвиду все рассказать.
Зашла в кабинет к престарелому боссу,
Сняла она шарф и пальто.
И вдруг мистер Тальбот возник перед носом:
"Э-э, милочка, вы вообще кто?.."
Попутала Джесси, но тут догадалась:
У шефа синдром тупняка.
(Частенько с беднягой такое случалось -
Замучил маразм старика).
Напомнивши имя, она изложила
Итоги ночных своих дел,
Как ей удалось из блин-бара насилу
Спастись, и начальник прозрел.
"О, ужас!" - вскричал он, - "да как ты посмела!
Тебя не убили едва!!!
Ты действуешь грубо и так неумело,
Больная твоя голова!
Как будто не знаешь, что слишком опасно
Такой ахинеи наплесть!
И наши законы ты знаешь прекрасно:
Смотреть, но в событья не лезть!" -
Он Джесси отчитывал долго, дотошно,
Ведь он испугался до смерти!
И Джесси из злости сказала нарочно:
"Фигня, все решу на концерте.
Не зря я жизнюкой вчера рисковала!
Я выясню все до конца.
Ведь я никогда своих дел не бросала -
Работаю в поте лица!"
Так бодро сказав, Джесс быстрей убежала,
Но Дэвид в загрузе зато,
И в спину ей недоумённо звучало:
"Э, милочка… вы вообще кто?!"
Все ближе тот день. И молва о концерте
Уже облетела весь мир.
И едут фанаты в Долину Смерти,
И едет туда наш вампир.
Снимает он в центре шикарный домище,
Вольготную жизнь он ведет…
Но кто-то его очень тщательно ищет -
И скоро, похоже, придет.
За пару деньков до концерта валялся
Лестат на диване и млел.
Он музыку слушал и так забавлялся,
Какой учинил беспредел.
Теперь он крутой, он такой заводила!
Все время б так грамотно жить!
И он не боялся - ему даже льстило -
Что жаждут его замочить.
Ведь сам обещал он кому-то когда-то:
Народу о нем не прознать!
Но рухнуло слово вампира Лестата,
Хотя он сулился сдержать.
В наушниках выла певица Акула,
И томно глаза он закрыл.
Но вдруг будто ветром по дому скользнуло…
А вроде никто не входил!
Лестат подорвался. Предчувствий немало
Тогда всколыхнулося в нем:
Быть может, убийцу братва подослала?! -
Пошел он обыскивать дом.
Прошел через кухню, пошарил в сортире,
Во все он шкафы залезал.
Да должен же быть кто-то лишний в квартире!
Идет он в обеденный зал -
И здесь нет! Достали уже человека!!!
Осталась последняя дверь
В большую старинную библиотеку -
Подонку не скрыться теперь!
"Тебя я, блин-на-фиг, сейчас закусаю,
Раз-два-три-четыре-и-пять!
Я в прятки профессионально играю,
Иду я, блин-на-фиг, искать!"
И вот он увидел: на кресле-качалке
В изящнейшей позе сидит
Дружок его старый! Конфетки-сосалки
Он ест и умильно глядит.
Лестат офигел, ведь залупу давненько
На Мариуса он таил…
Поэтому он разозлился маленько,
Но рожи своей не сменил.
Приветливо, радостно он улыбался,
Но долго терпеть он не мог,
И вот через пару минут он сорвался:
Зрачки его гнев заволок…
"Явился, козлина! Наверно, от скуки?!
Скажу тебе честно: не знал
Я в жизни такой, блин, безжалостной суки,
Какой ты себя показал!
Веками в душонках своих бессердечных
Вампиры залупу таят.
Ты жизнь поломал мне, должно быть, навечно,
Не будь я, блин-на-фиг, Лестат!!!
Увез ты любимую в дальние дали,
Мне волос жестоко ты драл;
Я вспомнить боюсь и другие детали…
(Как плеткой меня ты хлестал)
Ну что же ты скажешь в свое оправданье?
И можешь вообще ли сказать?
Ведь я испытал, блин, такое страданье,
Что жажду тебя растерзать!!!"
Сказал ему Мариус: "Что разорался?
Ведь ты мне не сын, не жена!
И я не обязан, куда я собрался,
Сказать - ну и где здесь вина?!
Любимую, ты говоришь - но скорее
Ее за еду ты держал;
Ведь вряд ли найдется что-либо вкуснее -
И ты, мой дружок, это знал.
Один ты остался? Мы все одиноки!
Ну, в чем я теперь виноват?"
Слова его были циничны, жестоки,
И тут растерялся Лестат.
Он вдруг осознал, что товарищей верных
Теперь он нигде не найдет,
Мир полон лишь гадов, козлов лицемерных,
И всяк для себя лишь живет.
Подумавши так, он слезами залился
И вытащил черный платок;
На пол он, рыдая, в тоске повалился -
Так мир оказался жесток!
Визжал он, бедняга, по полу катался,
Себя он в припадке кусал;
А Мариус молча смотрел, забавлялся,
Но вскоре, похоже, устал.
Сказал он Лестату: "Приехал сюда я
Как друг, а не как мозгоправ!
Поэтому слушай, не перебивая,
Пусть даже я в чем-то не прав.
Акаша проснулась, Акаша сбежала:
Бутылочку спирта налив,
Она муженька донельзя накачала,
Пока он не стал едва жив.
А после схватила свой трон, закричала,
(Кошмар, после стольких-то лет!!!)
И Энкила долго она избивала…
Остался лишь жалкий паштет.
Вошел и увидел я это. Не буду
Описывать ужас и страх…
Поломаны стулья, разбита посуда
И чьи-то ошметки в цветах!!!
Выходит Акаша - все руки по локоть
В крови и остатках кишок;
Меня за плечо она хочет потрогать -
Какой же сковал меня шок!
Я в ужасе был. Закричал, отшатнулся.
Она ж улыбалась тепло.
Потом за кровавые лапти запнулся,
И на пол меня понесло.
Упал я в кровищу, скользят под руками
Две почки - я в лужу лицом;
Мне дурно. Воняет тут гноем, мозгами…
А то, что случилось потом
Я помню лишь смутно. Был грохот, крушила
Всю виллу она, а затем
Всей тяжестью этой меня завалило,
И я испугался совсем.
И вот беспросветными, долгими днями,
О помощи громко моля
Лежал в этой мерзлой, заваленной яме
Продрогший, израненный я.
Теперь ты все знаешь. Акаша летает,
Над всею землею кружит!
И всех вурдалаков она убивает -
Уже каждый пятый убит".
Лестат ободрился и с пола поднялся,
Ответил: "Ну клево, раз так!
Мне муж ее сразу козлом показался.
Подумаешь, умер чувак!
Она не могла развестись по законам,
А муж-то, поди, допекал;
Остался лишь свеженький фаршик за троном…
Пожалуй, я б даже сожрал".
"Лишь фаршик?!" - наш Мариус аж раскраснелся, -
"Да ты б там тогда полежал!
Да если б ты дряни подобной наелся,
То в жизни б из гроба не встал!!!
Среди этой вони, среди этой гнили
Неделю я был и три дня!
А где же тогда вы, любезнейший, были?! -
Отнюдь не спасали меня!!!
Но это все мелочь. Акашу ты знаешь;
Ее мы должны умертвить.
Считаешь ты так или так не считаешь -
Тебе нас не остановить".
Лестат призадумался. "Слишком уж тяжко", -
Подумавши, он произнес, -
"Ты все принимаешь. Устала бедняжка,
Ну вот и пустилась в разнос!
По клубам походит и на дискотеки,
А как надоест - вновь на трон!
Попьет она пиво, поест чебуреки,
А там и опять в вечный сон".
И Мариус понял: Лестат равнодушен
К бесчинствам Акаши, ведь он
Любовью своей жестко связан, задушен -
А значит, почти обречен.
За день до концерта Лестат веселился:
Отличный в душе был настрой!
Сейчас бы он кровушки свежей напился…
Позвать, что ли, девок домой?
Послал он слугу. Походил на бульваре,
Шалаву одну отыскал,
Но вдруг замечает он Джесс в пеньюаре -
Пошел к ней и все рассказал.
Услышав, в чем дело, она согласилась -
Судьба сама шанс ей дает!
И, в дом заходя, Джесс от счастья светилась…
Лестат же тем временем ждет.
Открылася дверь, и с дивана свалился
Сюрпризом сраженный Лестат:
На Джесс он тогда донельзя залупился
И был ей не очень-то рад.
Не скрыться, похоже - базарить придется…
Назад он шалаву послал;
Ну что этой дуре по жизни неймется?!
Иль Дэвид ее подослал?!
Сказала тут Джесси: "Дневник принесла я,
Хочу, б…, его обменять.
Я ночку со мной провести предлагаю
В обмен на дневник, твою мать".
Дневник! Как давно за тетрадкою этой
На рынок в Хэйхэ он ходил!
Стояло кошмарное, жаркое лето,
Июль на дворе тогда был!
Он долго с китайцем одним торговался,
Чтоб только дешевле достать;
Но слишком уж долго тот гад упирался -
Пришлось прям на рынке сожрать!
Неслись за ним дворники, толпы бабулек,
Но все же он вырвал тетрадь,
Набрал еще всяких китайских бирюлек -
Как сладко теперь вспоминать!..
А Джесс не такая уж страшная, впрочем,
Какая, блин, разница, с кем!
А если и сдохнет от бешеной ночи,
Ему же убавит проблем.
И вот говорит он: "Ну ладно, согласен.
Но только ты знай, что порой
В любви я бываю ну просто ужасен -
Ты, главное, только не вой!"
От радости Джессика вся засияла,
Несется к Лестату! Но вот
К нему совсем близко она подбежала,
В улыбке раззявила рот…
О, ужас!!! Лестат отшатнулся и мигом
Пустился от Джесси бежать.
Наполнилась комната ревом и криком -
Не стал он ее целовать!
Вопит он: "Отстань от меня, идиотка!
Не будь я Лестат Лионкур,
Коль вдруг поцелую такую красотку!!!
Не любит беззубых Амур!" -
С такою вот речью удрал он из залы.
А Джесси, в рыданьях давясь,
По полу катаясь в слезах, причитала,
Что жизнь так и не удалась.
Настал день концерта. Заполнил долину
Поклонников бурный поток.
Протиснешься еле! - пихают и в спину,
В живот, и локтем тычут в бок.
Пришли сюда многие: на Кадиллаке
Сэр Тальбот почтенный прибыл;
На черных Харлеях летят вурдалаки;
Пришла, выбиваясь из сил,
Пешком наша Джесс; на Феррари примчался
Наш Мариус; тетя рулит
Подержанным Мерсом; на джипе добрался
Наш Миль; в лимузине сидит
Армашка, задрав соблазнительно ножку;
На чайзере Хайман приспел;
Ну вот, собираются все понемножку…
И всякий на сцену глядел.
Концерт начинается! Грянули трубы!
Под звук их бравурной игры
На сцену, оскаливши бешено зубы,
Выходит ВИА "Песняры"!!!
Лестат впереди, он баян обнимает,
Толпе он приветствие шлет,
Она ж, попритихнувши, все ожидает
Когда же певец запоет…
Тем временем в баре каком-то поганом
Сидела и пиво пила
С каким-то вампиром худым полупьяным
Акаша, чего-то ждала.
И всех, кто ее увидал, изумляла
Ее колдовская краса:
Как пламя, на солнце горела, сверкала
Ее золотая коса;
Глаза ее цвета безоблачной дали,
А кожа белее, чем снег.
И кто б ни вошел, все за ней наблюдали -
Вампир или же человек.
Две рюмочки водки она накатила,
Огурчиком лихо хрустя,
А после на время взглянула, решила,
Что дальше сидеть тут нельзя.
Но прежде ей миссию выполнить надо,
Врагов всех лестатовых сжечь,
Ведь если убьют - не вернется из ада,
И нужно Лестата сберечь.
Взмахнула она рукавом, прошептала
Волшебные тихо слова,
И тут же вся комната вдруг запылала,
Лишь только она и жива.
Закончив дела, она в воздух взлетела,
Помчалась, как ветер, вперед,
Пусть тайны вампиров нарушить посмела -
Лестата никто не убьет.
Концерт же в разгаре. Лестат наш забойно
Баян надрывает, поет.
Вампиры стоят, поджидают спокойно,
Когда он за сцену уйдет.
Лестат же почуял: недолго осталось,
Вот-вот - и наступит кирдык.
В желудке его тошнота поднималась,
Задергался нервно кадык.
И вот затянул он, как мог, выступленье,
Чтоб скрыть свой внезапный испуг,
А все вурдалаки уже в нетерпенье…
Но кто-то не выдержал вдруг -
И с радостным воем рванулся на сцену
С бейсбольною битой в руке,
Лестату он битой попал по колену,
Затем лупанул по башке!
Другие, увидев, туда ж побежали -
Лестат отбивался, как мог;
Их было так много, его избивали -
Но разве бы кто-то помог?
Однако увидел он вдруг: вылетает
Вампир из толпищи один,
Врагов при посадке на землю сбивает
С изяществом - Мариус, блин!
Лестат так растроган: не предал дружище!
Хватает он свой микрофон
И тычет врагам очень метко в глазищи...
Кровь всюду, и ужас, и стон,
Враги налетают, их Мариус крушит
Приемами некой борьбы,
Лестат же хватает - и душит, и душит,
Швыряет на угол трубы.
Труба вся в кровище, ломаются бошки
Убивцев - никто не уйдет!
Визжат они громко, как злющие кошки,
Лестат же свой нож достает.
Он машет им с воплем, башки отрубая,
И мечется взад и вперед!
Куда не поспеет заточка стальная,
Тех Мариус ловко добьет -
Легко и красиво он кости ломает
Попавшим под руку врагам;
Но схватка идет, и Лестат не зевает,
Всех рубит он напополам!
И долго забава могла продолжаться,
Но вспыхнуло вдруг все огнем…
Сияющий свет стал вокруг разливаться,
И всполохи молний, и гром
С небес, будто гневаясь, вдруг раздается,
Ломается сцена в щепы;
Все рушится, падает, дико трясется -
И тихнет рев буйной толпы.
Прикованы взгляды к пролому, настала
В долине теперь тишина…
Лестат в ожиданье. Неужто восстала
На битву с врагами она?!
И вот в ярком пламени вверх выплывает
Акаша с величьем немым;
Обводит всех взглядом, Лестата хватает
И ввысь устремляется с ним!
Летят они долго над гладью морскою,
Лестат весь любовью горит:
Всех гадов она своей царской рукою
При случае вмиг поразит.
Вдали дикий остров какой-то темнеет -
Туда они вроде летят;
Но важно ль, куда? - и Лестат аж балдеет -
С Акашею милой - хоть в ад.
На острове диком дворец высоченный,
Бассейн там шикарный разбит,
С горы открывается вид офигенный…
Лестат с любопытством глядит
На роскошь, что пышно его окружает;
Акаша ж к бассейну идет
И роз лепестки она в воду бросает,
И масло пахучее льет...
В бассейне всю ночь провели, предавались
Они ненасытной любви,
В убийствах до первых лучей извращались,
Тонули в горячей крови…
Проснулся Лестат. Его сильно тошнило.
Желудок кололо и жгло.
Не помнил он вовсе, что вечером было,
С чего его так развезло.
Пошел в туалет он - в кровавой блевоте
Роскошный златой унитаз…
От страха бедняга забился в икоте,
Неровно дыша через раз.
И, весь холодея от мыслей кровавых,
Он вышел на пляж - всё в телах!!!
Полно тут евреев и негров курчавых,
И чурок с шавермой в зубах!
Их сотни и сотни, а может, и боле;
Кровавые волны несет
Прилив - и в воде трупаков полно, что ли?! -
От этой картины блюет
Бедняга Лестат прям на пляж, и хватает
Он воздух чрез силу морской;
Не может поверить! Его ужасает
Кошмарный кровавый прибой…
Неужто они это сделали ночью?!
Неужто такой он маньяк?!
О, видеть бы эти убийства воочью -
Не верит бедняга никак!
Подходит Акаша и скалится мило,
Ему говорит: "Погляди,
Что вместе с тобой я вчера натворила,
Идем!" - и пошла впереди.
Не мог он противиться, следом тащиться
Пришлось ему следом за ней;
Все громче от ужаса сердце стучится,
В груди все тесней и больней!
Здесь дети малые убиты жестоко,
Здесь матери и старики!
Никто не ушел от кровавого рока,
От их сумасшедшей руки!
Он вырвался резко, не в силах сдержаться,
Упал он и начал рыдать;
Так вот перед чем должен он преклоняться
И что должен он почитать!
Акаша его подняла, усадила,
Сказала ему: "Прекрати.
Одних лишь уродов вчера я убила,
Идя по благому пути.
Планету от скверны должны мы избавить,
Всех негров, евреев убить -
Они ведь не люди! Мне трудно представить,
Как можно жалеть их, любить!
Но мы своей кровью и выше, и чище,
Поэтому смерть им, козлам!!!
Пусть кучами лучше гниют на кладбище! -
Я смерти сама их предам".
Лестат в страшном шоке: "Акаша, не надо!
Убийствами мир не неволь!
И что за, блин-на-фиг, нацистские взгляды?!
Фанатка ты Гитлера, что ль?!"
Акаша сказала: "Он мой вдохновитель!
"Идеи мне он подает!
Но умер сей мудрый и славный властитель,
Он умер - а дело живет!"
Лестат ужаснулся совсем капитально.
Сказал: "И с чего ты взяла,
Что будет все в мире навек идеально,
Коль ты бы их всех извела?
Войну тебе негры и чурки объявят,
Евреи ж по тихой сбегут.
Борьбу их история, верно, прославит!
Тебя же, блин-на-фиг, убьют!!!
А мы, вурдалаки?.. Ты думаешь, кто-то
Поддержит подобную чушь?!
Не будет такого средь нас идиота!
И мира ты, блин, не нарушь!!!"
Спокойно Акаша ответила: "Знаешь,
Не жду я поддержки от вас!
Со всеми покончу - и я отправляюсь
На виллу с тобою сейчас".
На вилле тем временем все ожидают,
Когда же Царица придет.
Армашка и Джессика в шашки играют,
А тетя слюнявчики шьет;
Сантино увлекся своим тамагочи,
Пандорка кладет свой пасьянс,
Луи же сидит без движения с ночи,
Войдя в наркотический транс.
Миль занят рассадой своей огуречной,
А Дэнни читает "Playboy";
Не выглядит Габи такою беспечной,
Была она раньше какой;
Старательно Мариус пчелку рисует,
Но кисть от волненья косит;
А Эрик вообще откровенно психует,
Он носится, дико кричит:
"Мы все тут погибнем!!! Акаша крутая,
И всем нам не справиться с ней!
Меня она точно прикончит, я знаю,
Ведь я чистокровный еврей!!!
Вы что, не боитесь? Совсем одурели?!
Спасаться нам надо, бежать!!!
Иль сброситься штуки по три, в самом деле,
И взятку ей крупную дать!
Не спорю, не нравится мне разоряться,
Я денежки ой как люблю!!!
Но разве мы можем куда-то деваться?!
Давайте же бабки, молю!"
Никто не ответил, все просто забили -
Итак на душе тяжело.
На башне куранты три раза пробили,
А время текло и текло…
Но вот отворилися с грохотом двери,
Все вздрогнули, бросив дела,
На выход все молча, со страхом глядели…
И вот в зал Царица вошла.
"О, дети мои!" - она сладко пропела.
"Все вместе вы здесь собрались!
И я вот с Лестатом сюда прилетела…
Лестат, не стесняйся, садись!..
Наверное, знаете вы, что на свете
Всю шваль я хочу истребить.
И коль вы меня не поддержите, дети,
Придется - увы! - вас убить.
Однако, не всем этот выбор даю я.
Вот ты, Эрик - ты ведь еврей?
И вот без раздумий тебя замочу я.
Молись, пока можно, скорей.
Ты, Маарет - знаю, отлично я знаю,
Что папа твой ниггером был!
Мне жаль! Не смотри так, ведь я не больная -
Адольфик меня вдохновил.
Вот так. И, конечно, я б не потерпела
Цыган", - и направила взгляд
Туда, где Пандорка с пасьянсом сидела, -
"Ну что ж все затихли, молчат?
Лестат, что молчишь? Испугался, бедняжка,
Моих обличительных слов?"
"Что скажешь ты", - выкрикнул звонко Армашка, -
"Насчет чистокровных хохлов?"
"Хохлов - вырезать", - отрубила Царица.
Армашка тотчас зарыдал.
"Да хватит уже тут над всеми глумиться!" -
Вдруг Мариус громко сказал, -
"Не чурки, не негры мы и не башкиры,
Когда ж наконец ты поймешь!
Мы даже не люди - мы монстры, вампиры!
И ты нас, Акаша, не трожь!
Но мало того. И других на планете,
Царица, не смей убивать!
Мы тысячи лет держим правду в секрете,
Не дерзай ее раскрывать!
А ты, мой Лестат?! Неужели по нраву
Тебе этот мерзостный бред?!"
Но встряла Акаша: "Могу я по праву
Разрушить хоть весь белый свет.
И ты ничего не докажешь, я знаю -
Никто мою мысль не растлит.
Заветы Адольфа блюду, выполняю,
Чтоб не был он миром забыт!"
Тут Мариус понял: Акашу заело.
И вновь все неловко молчат.
Акаша на всех озлобленно глядела…
Заплакал несчастный Лестат.
Она повернулась: "Ну что ж ты горюешь?
Мне верность свою докажи.
Посмотрим, действительно ль ты меня любишь -
Убийство ты Джесси сверши".
Лестат обомлел. Как пойти на такое,
Когда все с укором глядят?!
Но ей он ответил: "Всегда я с тобою,
Не будь я паршивый Лестат".
Он к Джесси пошел, а она все стояла,
Не двигалась, в ужас придя;
Она не противилась и не кричала,
И вот, ее вену найдя,
Измученный совестью, он ей вонзает
Свой клык, и, от горя давясь,
Ее до последнего он выпивает,
В глаза посмотреть ей стыдясь.
Довольна Акаша! Его обнимая,
Сказала она: "Просто класс!
Теперь я Лестату почти доверяю,
Себя от измены он спас".
Но тут услыхали все чьи-то шажочки…
Как будто идет босиком
По улице кто-то, скача через кочки,
И вот забегает он в дом.
Все ждут в напряженье. Минута проходит.
Шаги очень близко уже.
От двери никто уже глаз не отводит,
И каждый боится в душе.
Фигура в двери наконец показалась.
Завернута в старый палас,
Вся грязная, дико она улыбалась,
И Маарет взвыла тотчас.
"Сестрица Мекаре, пошто ты явилась?!
Меня ли пришла укорять?
Гляди, своего эта сволочь добилась,
Готова тут всех убивать!
Но, видя тебя, не могу безучастной
Я быть, не могу я сидеть!
Погибну я в схватке последней, прекрасной -
Я славно хочу умереть!"
И тут она бросилась прям на Царицу -
От ужаса к полу прирос
Тут всякий. И что же с Акашей случится?!
Неужто все это всерьез?!
Но быстро прошло онеменье. Рванулся
К ней Мариус, Хайман туда ж;
Луи от наркотиков резко очнулся
И прямо вошел-таки в раж!
У бедной Акаши искусана шейка,
Но слишком уж много врагов!
На помощь уже подоспел Амадейка,
Лестат к вероломству готов!
Он знает, что должен помочь, но не может
На муки Акаши глядеть;
Тоска ему душу влюбленную гложет…
Но стоит ли с ней умереть?
Подумал Лестат: слишком жизнь дорогая,
Чтоб ради Акаши отдать,
Но жалко ее! И опять он, стеная,
Вдруг принялся громко рыдать.
Мекаре стоит недалёко от драки,
А Эрик из шкафа глядит,
Как мочат несчастную все вурдалаки,
И мелко от страха дрожит.
Она ж погибает, и все отступают
Уже понемногу назад.
Беззвучно от горя за креслом рыдает
Несчастный влюбленный Лестат.
Но вдруг бензопилы хватает Армашка
И бешено, дико орет:
"А вот и погибель, Царица-Акашка,
Хохол тебя, суку, добьет!!!"
И все отвернулись, а он ее режет,
Забрызган он кровью до пят;
Об кости противнейший слышится скрежет,
Ошметки фонтаном летят!
Но вот на полу лишь кровавая каша.
Увы! - умерла, умерла,
Прекрасная наша Царица Акаша…
Мекаре туда поползла,
И съела до крошки ошметки, слизала
С полов она кровь досуха;
И так вот Царицей безумная стала…
Купила камней и меха,
В светлицу роскошную жить перебралась,
Но бешеной, грязной и злой
Она, сумасшедшая, так и осталась -
Царица с больной головой.
Лестат успокоился, пусть и не сразу,
На женщин вообще он забил;
А Эрик, который и пива не разу
Не пробовал, страшно запил;
Джесс стала вампиршею, меньше кидалась
Она на различных мужчин;
У многих с тех пор что-то в жизни менялось
В силу различных причин...
Вот так и закончилась сказка, ребята -
Спасен от войны целый мир.
Не вышло любви у Акаши с Лестатом! -
Но стоек остался вампир.
Вернуться
к оглавлению
|
|
|
|
