Селеста
{Sybelle}
Я убью ее.
Я знаю это уже несколько ночей. Еще не
знаю, как. Но убью.
Она смотрит на нас застывшим взглядом
– изо всех сил старается скрыть свои
мысли. Должно быть, Арман успел ее
научить. Арман, который сейчас обнимает
нас привычным жестом и улыбается.
Наверное, что-то задумал. Но мне все
равно.
Моя Мари. Она выглядит точь-в-точь, как
моя Мари. Даже странно, почему я не
чувствую боли. Я вообще ничего не
чувствую. Только знаю, что она тоже
должна умереть.
Я протягиваю к ней руку и привлекаю ее к
себе. Я перебираю ее шелковые волосы,
глажу ее кожу – мне интересно, как
далеко она даст мне зайти. Она
терпеливо ждет. Кукла. Злобная кукла. Но
злость не отражается на ее лице –
голубые глаза смотрят сквозь меня.
Голубые глаза. Как у моей Мари. Только
волосы у Мари были темнее.
Нужно быть естественной. Я начинаю
болтать. Говорю первое, что приходит в
голову – о картинах, художниках,
смертных, бессмертных. “А разве
создавать такие картины – это зло?”
Иронизирует. “Что можно вообразить, то
можно осуществить,” - отвечаю я скорее
собственным мыслям, чем ей. И мысленно
вижу, как горит ее белая кожа. Должно
быть, так же горела моя Мари в нашем
большом красивом доме. Интересно,
смеялся ли парижский сброд, когда она
кричала? Я-то точно буду смеяться. Ведь
мы всеми силами стараемся превзойти
человека в том, что касается убийства,
правда, малютка?
Зря говорят, что все маленькие дети
похожи друг на друга. Я впервые
встречаю такое сходство. Только она
жива, а Мари – нет.
Рядом с ней мы выглядим как монашки -
все в черном, даже волосы черные, как
покрывало. Мы словно в трауре. Она нас
презирает – это сквозит во всех ее
повадках. Считает старомодными и
недалекими. Презирает – и боится.
Арман делает вид, что скучает. Верный
признак того, что насторожился. “Расскажи
нам о старых временах, Арман!” - кидаю я
пробный камень. Пусть лучше злится, чем
подозревает. “Остерегайся выходцев с
того света, - говорит ей Арман, глядя мне
в глаза. – Они нападут на тебя, как на
смертную.”
Он понял? Тем лучше.
Возможно, ему это даже на руку. Возможно,он
даже ищет того, кто возьмет это на себя.
Она уходит. Заливается звонким
расчетливым смехом, и всю оставшуюся
ночь он продолжает звучать в моих ушах
как назойливый колокольчик. Внезапно я
понимаю, что забыла, как смеялась моя
Мари. На бульварах идет дождь, и я
отчетливо представляю, как постепенно
намокают и темнеют ее золотые локоны,
как превращается в линялую тряпку
воздушное голубое платье, как тяжелеют
и опадают синие ленты. Жаль, что она не
может умереть от простуды, как дочь
моей кухарки Мартина. Но она все равно
умрет.
Я убью ее.
Вернуться
к оглавлению
