Вампиры Анны Райс

[Antib]

Вот-с. Для разнообразия помещу тут даже не рассказик, а перевод двух "литературных вставок" из правил "Маскарада". Перевод мой. Оригинальный текст - вступления к главам "Unlife Among the Anarchs" и "The Elders of the Camarilla" из "Guide to the Camarilla"

"Не-жизнь среди Анархов"

С самого заката я чувствую, как неприятности толкутся в очереди, чтобы случиться со мной. Вечерний ветер пахнет дымом, сигналы машин звучат как-то сурово. Голоса детей отражаются от бетонных стен с теплом последнеого дня лета. В этих голосах звучат пустые и бессмысленные звуки тех криков в бетонном туннеле, слов, прошенных прямо в гневную зелень нарождающейся летней бури. Определенно, против меня направлено дурное джу-джу.
Я натягиваю на себя косуху и выхожу на улицу, опустив глаза, в надежде, что если я не буду выделяться, то неприятности просто пройдут стороной. Весь вечер я провела с удвоенной осторожностью,я шла против ветра чтобы противостоять дурной карме, чтобы выскользнуть из капкана неудачи, который вот-вот захлопнется на моей ноге. В девять часов я поняла, что более удачливой мне сегоня не стать. Я выбрала место и позволила неудаче нагнать меня. Всему приходит свое время.
Они пришли за мной в ресторан, четыре мужчины в дешевых старомодных костюмах, которые они определённо не привыкли носить. Они заговорили с метрдотелем, который принялся очень старательно меня игнорировать. Один из них Сородич, я вижу его бледную оранжевую ауру с синими прожилками *. Остальные трое это надо полагать его гули. Их дрожащие ауры несут в себе оттеноки фиолетового **. Ну конечно же, они нарядились как полицейские. Может быть по роду занятий гули и есть настоящие полицейские - какое мне дело? Вампир и один гуль остались у двери, а двое других двинулись к моему столику.
На полпути до них дошло, что я знаю кто они. Они посмотрели мне в глаза и мерзко улыбнулись, как улыбаются здоровые сильные мужики. Один из них, продолжая улыбаться, вытащил из кармана кастет. Моя рука сама по себе потянулась к столовому ножу и предчувствия того, что капкан скоро захлопнется взвились надо мной как вороны, хрипло смеющейся спиралью они поднялись в ночь. Вороны смеялись надо мной - бедной, жалкой неудачницей, мертвой и одинокой, пытавшейся спрятаться за стеклом и цивилизованностью в самом сердце асфальтовых джунглей.
Я чувствую как Зверь во мне поднимается из глубин моего тела и кровь отливает от кожи. Словно горящий поезд в туннеле, несущийся навстречу свету в его конце, как оргазм, гнев и голод он поднимается к свету. Я не могу позволить этому случиться здесь.
Я показала им нож и они замедлились, стали серьезней. Они разделились чтобы зайти каждый со своей стороны, не отводя глаз от ножа. Правильно, смотрите на нож. Смотрите на него. Всё внимание на нож. Прочие посетители стали замечать неладное. Продолждайте смотреть на нож. Каждый мой волос встал дыбом, но я сковала свой Голод железными узами. Я срываюсь с места и один из них кидается мне навстречу. Он хватает меня за руку сжимающую нож и пытается задержать меня.
Мои когти выпущены. Я резким ударом полосую его запястье и он визжит, задыхаясь, хватается руками за рваную рану на груди. Кровь обильно льется между его пальцев (...О Боже, кровь, кровь, только не сейчас...). Ногой я опрокидываю стол на середину комнаты и я бегу на кухню, к двери пожарного выхода, через которую двадцатилетняя посудомойка выскользнула на улицу, чтобы покурить. Ей уже никогда не потребуются сигареты.
Они у садятся мне на хвост, с криками "Стоять! Полиция! Стой или мы будем стрелять!". Но я знаю, они не будут стрелять, не тут. Стрельба создаст слишком много лишних вопросов, особенно если они попадут в меня. Ну и кроме того - как пули могут остановить мертвую?
Вслепую я выпрыгнула на ступеньки. Карабкаясь на четвереньках я ушибла лодыжку, но на ней никогда не будет синяка. Потом я пробилась сквозь дверь на крышу. Ослепляющая, совершенная красота ночи была передо мной, моя сумочка выпала из рук. Месяц луны толщиной с волос, серп висящий над горизонтом, тонкий саван из облаков нарисованный на сером городском небе. Если бы я дышала, то эта сцена, увиденная с высоты птичьего полёта оставила бы меня буздыханной. Я наклонилась , чтобы вытащить пистолет из сумочки.
Я слышу их там, внизу, на ступеньках. Крадутся там, словно воры. Они тяжело душат, под подошвами их туфлей скрипят застывшие на ступеньках брызги штукатурки. Они слушают меня, а я слушаю их. Позади и подо мной, суета города подсовывает мне дюжины узнаваемых звуков - хлопают двери машин, воют сирены, шины автомобилей на тротуаре и звук бьющегося стекла. Тысячи запахов, тысячи звуков, тысячи оттенков черного и оранжевого.
Я позволила всему этому исчезнуть и только затем выстрелила из револьвера по пожарной лестнице. Один из гулей вскрикнул, и спустя полминуты голос послышался снизу. "Он совсем на тебя не сердится. Вот почему он послал нас, чтобы сказать тебе, что все нормально. Он знал, что ты вернешься. Он хочет чтобы ты знала, что он тебя любит."
Ясно, это посланник моего создателя. Или может быть местный бич ***, пытающийся заговорить мне зубы задержать меня настолько, сколько потребуется чтобы схватиьт меня. Его голос это мёд, глубокий как омут, ласка любовника. Лживого любовника. Неверного и коварного, в чьи объятия хочется вернуться даже если знаешь что это возвращение означает. Это как укусить зрелую сливу, теплую и сладкую на языке, как кровь. Как кровь на языке. Такой голос, что просто хочется сидеть и слушать его часами. Я мотаю головой и часто моргаю. Я вернусь? И вспоснила - "Нет".
Часами я слушала его гнусавые разгалгольствования о вечно любви. Сколько просьб разделить с ним кровь было; сначала романтичных. потом требоватиельных, потом угрожающих? Я не просила его выслеживать меня полгода и убивать меня во имя его любви. Когда он меня убивал, он даже не знал как меня зовут. Пусть ищет себе другую жертву, чтобы она была его дорогим эдельвейсом, какую-нибудь актрису, что согласится вечно играть главную женскую роль в его бесконечной таргедии. Чем бы он не заплатил своему посланнику, он зря это потратил. Я знаю, что я никогда не вернусь. Я делаю первые шаги на крышу и захлопываю за собой остатки двери. Там внизу, я слышу как гули снова пришли в движение.
Я повернулась к краю задания и совершенству ночи. Я слышу как они поднимаются по лестнице, они спокойны. Я бегу, и Зверь рветься, чтобы бежать вместе со мной, он неостановим. Я прыгаю, черная стрела в сером ночном небе. Зверь сплетается со мной, полный радости ночи и черного ликования охоты.
Перемена происходит со мной пока я падаю сквозь ночь - мой труп, холодная падающая звезда из черного космоса могилы. Мои руки и пальцы растопырены и агония охватывает меня, пока окружающий мир вдруг вырастает до громадных размеров. Цвета блекнут до оттенков серого и я расправляю свои крылья чтобы обнять ими город, с его черными проспектами, вздымающимися башнями и пыльным горячим асфальтом глубого внизу. Мертвые мускулы напрягаются и несут меня сковозь тьму, что теперь служит мне домом.
Я никогда его не полюблю. Никогда.
Но однажды, я думаю, я научусь любить себя, какой я стала.

Примечания переводчика.
* - бледная оранжевая аура означает, что ее обладетль вампир, и он боится
** - фиолетовый оттенок - признак волнения. гули это смертные слуги вампира, напоённые его кровью.
*** - "бич" (scourge) - вампир занятый истреблением "незарегистрированных" вампиров во владениях своего Принца.


"Старейшины Камариллы"

Я сижу в пустых покоях, окруженный сокровищами минувших веков. Вазы времен Пелопенезского союза украшают мои полки. неизвестные наброски самого да Винчи (так себе, на мой вкус) висят в обрамлении на стенах. Пол из чистейшего белого мрамора, стены покрыты гладким и сверкающим красным деревом. Из под потолка идет гул циркулирующего воздуха - его температур и влажность вычисленны в точности для того, чтобы не повредить мои реликвии.
Я сижу посреди всего этого великолепия и скука терзает мой разум. Я сижу в этой комнате уже семь лет. До этого я сидел в другой, но точно такой же комнате в другом городе, за две тысячи миль отсюда. И столетия назад я сидел в очень похожих покоях, когда беснующиеся толпы черни носились по парижским улицам сломя голову.
Я отягщен такой скукой и внутренней опустошеннсотью, что более слабый давно сошел бы с ума. Каждую ночь мой разум достигает и ласкает волю моих слуг, здесь и еще в двенадцати странах, раздает им приказы. Один из них - вывести все мои средства из одного банка, я предчувствую что это приведет к его краху, что в свою очередь повредит свите моего соперника, его гули контролируют сбережения и займы. Другой охотиться за моим пра-пра-прапотомком на улицах Макао, вызвавшим мое неудовольствие.
Я сижу тут и смотрю как осуществляются мои планы. Я смотрб как мои соперники делают тоже самое. Гули и потомки приходят ко мне, они приносят важные сообщения и важную информацию. Иногда они приносят пищу - людей и неонатов, по которым никто не хватится. Один из моих потомков стал умнее - он обращает беспризорников, отмывает их и приводит ко мне на ужин.
Думаю он стало слишком умным. Скоро ли он догадается начинить эти блюда каким-нибудь современным химикатом, чтобы дизориентировать меня и самому отужинать весьма изысканным блюдом? Думаю очень скоро - он весьма амбициозен. Пора отправить его в продолжительный отпуск или приготовить ему ту же судбьу, что он задумает для меня? Скоро, я увижу этот голодный блеск в его глазах.
Постукивание в дверь. Я даю разрешение войти и смотрю как входит моя любимая гуль (как ее зовут, я забыл?). Я стал забывчив. Она волочит за собой едва шевелящегося неоната какой-то породы. Она говорит, что ее ноша была частью попытки покушения, проникшей внутрь моего убежища.
Я встаю и отдаю приказ упаковать все ценное и быть готовым к переезду. Если этот оборванец (чья не-жизнь будет у меня на второе) умудрился найти путь в мое убежище, то дюжина его дружков знает об этом. Это место более не безопасно.
Да, я утомлен своим существованием. Мне наскучили бесконечные ночи одних и тех же танцевальных па. Одинаковые вызововы и одинаковая ложь. Но я не настолько утомлен всем этим, чтобы бросить это безжизненное существование. Жизнь все еще сладка, даже для неживого. И даже когда мои гули и потомки суетятся вокруг меня, подготавливая мой отъезд из места, служившего мне домом семь лет, я чую знакомую трель страха. Только вкус его, на самом деле это неонат и сотни его союхников не могут навредить мне. Но они могут попробовать и они могут иметь союзников или могущественных покровителей, и так старого паука выманят из его гнезда.
Жаль мне тех, кто ждёт, что я так поступлю.