Вампиры Анны Райс

[Дана]

Я сплю. Я не могу смотреть. Не могу дышать. Не могу шевельнуться.
Меня нет. Нет времени, нет пространства.
Есть только сон.
Но я слышу. Даже в вязкой трясине забытья меня настигают и тревожат звуки. Позабытые… знакомые… долгожданные…
Из темноты проступают его черты. Отражение в чёрной воде. Я узнаю его. Это он.
Но я ещё сплю. Моё тело бессильно. Я околдована сном, руки мои в кандалах неизбежного; я опутана, оплетена старыми сказками; я покрыта удушливым прахом промелькнувших веков. Я – бессильная пленница в тесной темнице собственного тела – неподвижного… каменного… спящего…
Я сплю… Но он уже близко. Я вижу на мутном экране сомкнутых век огонь его глаз – синих? Зелёных? Золотисто-карих? Пунцовые пятна азарта и страха горят маяками на его щеках. Он торопит коня… Или это не конь, а стальное чудовище, ревущее, точно разгневанный буйвол, и яростно плюющее чёрным ядовитым дымом? Его волосы пляшут по ветру, сумерки пудрят их синей золой. Он приторно пахнет потом и необузданным жаром гарцующей юности. Что в его пристальном взгляде - тоска или решимость? Что на нём – латы или свистящая кожа? Я не вижу… не знаю… неважно… Всё расплывается, гаснет и тонет. Только стук его сердца слышится, словно раскаты далёкого грома…
Быть может, он вовсе не принц. Просто потерянный мальчик, очарованный старой легендой. Или мужчина, взнуздавший судьбу в пьяном угаре и теперь беззаботно несущийся вдаль – к горизонту, где небо врезается в землю, и пускающий стрелы в мишени серебряных звёзд.
Но для меня это всё не имеет значения. Для меня у него нет ни имени, ни прошлого, ни будущего. Он только мой принц, который придёт и пробудит меня ото сна. Меня, принцессу из древней легенды, спящую вечно и беспробудно…
Так было сто лет назад, так есть и так будет…
Через пространство и время…Сквозь заросли багрового шиповника, по паутине опустевших коридоров, по змеиным кольцам винтовых лестниц…
Приди ко мне, мой принц…
Я жду тебя…
Мой прекрасный принц…
… Я всё ещё сплю…


… Лицо принца было изжелта-белым и зыбким, словно клочья изодранной пены на гребне волны. Он отчаянно стискивал грубый мальчишеский рот и неуклюжие пальцы. Дыхание билось порывами ветра в широкой груди и вырывалось из пересохшего горла – точно кричала лесная птица с раскалённой дробью в пушистом теле.
Он шёл бездумно и безоглядно. Мелькали дыры давно покинутых комнат, наполненных прелым прогорклым запахом. Ковры под ногами влажно шуршали – будто слой полусгнивших осенних листьев.
Он не видел вокруг ни чёрных скелетов заброшенной мебели, ни слепых плотно зашторенных окон. Он думал о ней. О спящей принцессе, ждавшей его терпеливо и неизменно в самом сердце старинного замка, этого каменного Левиафана. Он ощущал её тягостный сон, её зов, настигавший его повсюду. Её волосы, голос, тени мерцающих белых пальцев проникали сквозь толщу столетних каменных стен, на которых тлели и расползались гобелены, покрытые шрамами серо-зелёной плесени. Он шёл в полумраке, точно в густеющей тёмной воде – всю дальше и дальше. Всё глубже и глубже… До самого дна.
Где-то вдали, в исчезающем мире, умирало над частоколом деревьев косматое рыжее солнце, и увядающий плющ свисал лохмотьями с каменной кладки…
Эта дверь одна была заперта. Только она. Принц повернул медный огарок ключа. Дверь распахнулась. На миг ему показалось, что оттуда обрушится вал океана.
Но это была всего лишь иллюзия. В комнате царили сумрак и сырость. Он словно оказался в сгустке темноты, затопившей весь замок; в самом её средоточии.
Принц знал, что это и есть спальня принцессы. Она была здесь, он ощущал её каждым нервом. Тьма расступалась и расползалась лохмотьями. Он увидел её – белую тень на фоне тёмного зева постели.
Легенды не лгали. Она была здесь. И она ждала его поцелуя.
Принцесса. Его принцесса. Спящая дева.
Та, что спала много столетий, в ожидании дня, когда в этом мире появится он и проникнет в её усыпальницу. Только он, он один и никто другой.
Не чувствуя ног, принц подошёл к окну и отдёрнул тяжёлые шторы, оставлявшие след на руках. След времени. След ушедших веков. Солнце зашло, и серые тени наступающей ночи заполнили комнату.
Он вновь посмотрел на принцессу. Она неподвижно лежала на пышной постели, и лунная маска её лица была безмятежна, как у ещё не рождённого ребёнка. Волосы рассыпались вокруг, точно фата из жесткого чёрного кружева. Точёные белые руки раскинуты, словно она даже во сне тщетно пыталась его обнять.
Невеста. Богиня. Его принцесса. Тень, облачённая в белый саван. Мечта, погребённая в этой могиле. И только один человек мог вернуть её к жизни. Только один.
Он склонился над ней и ощутил холодную гладкость её неподвижного тела. Бёлый цветок, закованный в лёд и жаждущий жара его неуверенных губ.
Он поцеловал её.
Губы его коснулись далёких звёзд и тут же сгорели дотла. Не было губ, не было тела. Только она и её лицо – так близко и так далеко...
Она распахнула глаза. В них отразился давно догоревший огонь заката.
Белизна её рук сомкнулась несокрушимым кольцом; она притянула его к себе. Он упал на неё, и в тот же момент зубы принцессы вошли в его шею.

….Ниже и ниже… глубже и глубже… всё горячее и горячее…
Алый поток разрастался и расцветал, опускаясь вниз по бледно-голубой атласной мягкости её округлого трепещущего горла…
Принц нисходил в мёртвое тело принцессы, точно багровый туман в ледяное ущелье. Словно мерцающий алый шёлк, неумолимо струящийся вниз по могильному белому мрамору…
Принцесса скользила губами – по-кошачьи лениво, неспешно, - от его обмякшего рта, щедро окрашенного кровью, к распоротой шее, безвольно натянутой. На его сереющей пепельной коже оставались разводы всех оттенков красного – словно потёки зари на пасмурном сером небе.
Она сжимала его, ласкала, играла на нём, как на арфе. И кровь была звуками, кровь была музыкой – целая гамма от бледно-розового до багрового, почти чёрного.
Он не вырывался и не стонал. Быть может, он покорился судьбе. Судьбе, лежавшей перед ним в отчётливо звенящем полумраке; свободно раскинувшей тело, точно на свадебном ложе. Судьбе, так пристально смотревшей на него стремительно темневшими глазами цвета дикой вишни.
Что она видела? Слишком мало или слишком много? Всё или ничего? Кем он был для неё – всего лишь сосудом, наполненным алым горящим нектаром, который она осушала до дна, без мысли, без чувства, без тени сомнений? Или она – юная, вечная, древняя, плоть от плоти разбитой луны и жгучего горного ветра, - понимала, как не способен понять ни один человек, всю его тайную неизъяснимую суть? Видела его одновременно и ярко-розовым щебечущим ребёнком, которым он был когда-то, и седым стариком, скорченным, словно коряга, которым уже никогда не станет?
Она прикасалась к брони его гордости, предубеждений и полудетских иллюзий, – и латы слетали, как лепестки порыжевших осенних цветов. Его тело стало совсем прозрачным; вся его жизнь кровавым дождём излилась в холодную плоть мёртвой Данаи и напитала её.
Его душа вырывалась наружу вместе с последними клейкими сгустками, сползавшими с полиловевших губ. Она заплясала в теплеющей чаше ладоней принцессы….
Он был ещё жив. Сердце, спотыкаясь и содрогаясь, сотрясало рваные струны выпитых вен. Души не было; не осталось больше ничего; ничего, во что можно было бы верить…Только холод и тьма - два глаза на белом пустынном лице невесты, богини, спящей принцессы, без сожалений отнявшей его молодую кипящую кровь, его волю, его бесполезную жизнь…
Последние вспышки угасающего пламени зашипели и растворились в ледяной воде. В эти доли секунды, длившейся вечно, он вдруг увидел весь мир – гобелен, заткавший и небо, и землю. А она небрежно спарывала острыми зубами почти неразличимую маленькую жалкую фигурку … Его…
Вся жизнь, рассыпаясь, точно упавшая колода карт, промелькнула перед его глазами. Каскад образов – болезненно чётких и мучительно расплывчатых, ослепительных и акварельно прозрачных. Но не было в этой колоде ничего, подобного этому мигу. Мигу, когда он, ничтожный и полузабытый, растворялся в каменной плоти принцессы, возившей в его цепеневшую шею два острия, и пившей вино его жизни…
Всё поплыло. Она окружила его золотисто-алым маревом глаз, дурманом густо увлажнённых губ, кровавыми снами, цепями волос и призывно изогнутых рук. И он без оглядки шагнул в никуда, в её бездну, в её пустоту, в её холод, в её чёрное лоно, где всё исчезает и ничего не рождается…
И вот всё ушло, осталась только она. Единая, как темнота, связавшая небо и землю.
Он ни о чём не жалел…


…Я встала. Алые перчатки до локтей пылали на моих руках, алые мазки обжигали полураскрытые губы. Эту кровь не смыть. Она вечно со мной. Но я и не хотела.
Я опустила веки, смакуя, вспоминая, прислушиваясь к собственному телу. Моё сердце отстукивало новый ритм; новая жизнь оживила мою смерть.
Мир вокруг был цельным сияющим чёрным янтарём.
Мир был моим. В эту ночь и во все бесконечные ночи. Вчера и сегодня, и завтра…
Завтра явится новый отважный герой, чьё сердце томится по невозможному. Новый принц, жаждущий постичь непостижимое, совершить невероятное, разрушить весь мир и разбудить поцелуем ту, что спит от рассвета и до заката вот уже много веков…
И он тоже найдёт то, что ищет.
Так было сто лет назад, так есть и так будет…
Но об одном только старые сказки молчат. Чтобы разбудить спящую принцессу, нужно заснуть самому.
Навсегда…
Спокойной ночи, прекрасный принц.

[Lessja]

Даниэль, Вы чудесно пишите! Мне очень и очень нравится. Я не знаю точно, что это могло мне напомнить, может, сказки, может, Эдгара По, может, вовсе что-то иное. Но что-то очень напомнило.
А ещё радует грамотность, лексика, владение литературными приёмами.
Спасибо =)

[El__]

мне тоже понравилось, похоже на страшную сказку.