Вампиры Анны Райс

[Avaddon]

В уютном полумраке Литературного Кафе вдруг загорелся новый огонек. Дрожащее пламя свечи выхватило из теней невесть откуда появившийся столик, накрытый темно-зеленым с проблесками серебристых нитей сукном.

- Добро пожаловать!

Знакомый завсегдатаям Кафе тихий голос Менестреля, зажегшего от одной свечи еще три на причудливой ковки канделябре, что стоял на новом столике, и после этого задувшего свою, вкрадчиво продолжил:

- Сегодня я предложу всем нечто особенное… Я расскажу историю, в которой будет начало, но не будет конца, пока в стенах Кафе будет хотя бы одна живая душа. Это будет быль и небыль, сказка и правда. Это станет историей моей и Вашей вместе с тем. И поверьте мне – это будет интересно!

Меж тем три свечи разгорелись ярче и осветили лежащие на столике письменные принадлежности и стопку листов бумаги. А еще стал четче виден сам канделябр – черные стальные нити, переплетенные в узоре, по линиям которых сам собой устремлялся взгляд смотрящего, и не то дрожание лепестков огня на верхушках свечей тому виной, не то причудливость самого узора, но казалось, что он оживает на глазах, маня и завораживая, не отпуская от себя взгляда...
Менестрель взял в руки бумажные листы и о чем-то задумался. А по столику все вился узор из теней, подчас напоминающий собой странно знакомые знаки, символы, буквы… Спустя около минуты молчание вновь прервалось:

- Мне нужна Ваша помощь. На этих листах бумаги – новая история, которая способна изменить к лучшему многое в этом и не только в этом мире. Но в этой истории не хватает одной из составляющих, чтобы она обрела полную силу и исполнила свое предназначение. В ней не хватает Вас.

Голос Менестреля дрогнул, и было видно, что слова даются ему с усилием, однако он продолжал говорить.

- Мне стало известно лишь начало этой истории. Но я знаю также и то, что то, что происходит в ней – происходит на самом деле. Те, о ком Вы услышите в ней – настоящие, они живут, чувствуют радость и грусть, боль и счастье. А еще они отчаянно нуждаются в помощи. В Вашей помощи. И я прошу о том, чтобы Вы не отказались помочь. Ведь все, что нужно сделать – лишь малость – это сотворить эту историю вместе со мной.

С этими словами Менестрель положил перед странным канделябром стопку бумажных листов – листов девственно чистой бумаги. Затем он обошел столик так, что из ставшего ярким света свечей канделябра, оказавшегося между ним и присутствующими, так, что его самого не было видно, откуда произнес:

- Начало положено!

Загадочный канделябр вдруг издал тонкий металлический звон, привлекший к себе невольное внимание гостей Кафе. Пламя свечей резко взметнулось кверху на ладонь, а затем так же внезапно опало до размеров обычного, ничем не примечательного огонька трех свечек на старом, почерневшем от времени канделябре посреди столика, накрытого темно-зеленым с проблесками серебристых нитей сукном, на котором лежала стопка чистых листов бумаги рядом с чернильницей и десятком-другим разнообразнейших форм и расцветок перьев. За столиком же не было никого.
Не успело недоумение на лицах стоящих рядом со столиком превратиться в непонимание, как произошло еще кое-что необычное. Между лежащими на столике перьями возникло какое-то движение. Вдруг одно из них – простое гусиное перо - поднялось в воздух, словно удерживаемое невидимой рукой, проследовало к чернильнице, и окунувшись в нее метнулось к первому из бумажных листов, где стало поспешно выводить слово за словом неровным, и как будто куда-то торопящимся почерком:
_____________________

Она очнулась от сна, испытывая такие чувства, как если бы вынырнула из морских глубин за долгожданным глотком воздуха.
«Приснится же такое!» - думала какая-то часть ее сознания, в то время, как тело ее все еще билось в конвульсиях, словно она все еще тонула в холодной воде – по крайней мере, так казалось другой – куда большей части ее сознания.
«Ерунда какая-то… Пора уже просыпаться» - сказала она сама себе, пытаясь взять себя в руки.
Но проснуться не получалось. Как не получалось и взять в руки хоть что-нибудь – меж пальцев утекала лишь холодная и темная вода. Она внезапно поняла, что не спит, что она действительно сейчас сама того не осознавая рефлекторно старается удержаться на плаву, оказавшись в неизвестной глубины холодных и черных водах озера посреди огромной пещеры, непроглядный мрак которой кое-где нарушался тускло фосфоресцирующей плесенью высоко-высоко над головой. Осознание этого пришло к ней мгновенно, и тут же пропало чувство отстраненности от происходящего. Она поняла, что сейчас борется за свою жизнь.
Не задумываясь больше ни о чем она перестала барахтаться на месте и решительно поплыла в одном направлении, надеясь, что в конце-концов отыщет берег.
Плыть пришлось недолго – не прошло и минуты, как она ощутила под ногами твердое каменное дно, судя по всему полого уходившее вглубь этого озера. Чувствовать под собой твердь было волшебным ощущением, и она заторопилась прочь из холодных вод, тем более, что воздух в этой пещере был так приятно теплым по контрасту с темной, почти черной водой, что озноб, уже подступавший к телу, начал исчезать.
Она полностью вышла из воды, и, пройдя несколько шагов в почти кромешной темноте, вдруг поняла, что сил больше ни на что не осталось. Вяло присев у ближайшей каменной глыбы она обняла руками колени и ощутила волну накатывающего отчаяния вперемешку с непониманием происходящего и какой-то опустошенностью. Она беззвучно плакала…

[марта буже]

Ей следовало взять себя руки и начать мыслить трезво.Разум-это все,на что она теперь могла полагатся.Пускай,ее подводит память,которой она видимо,частично лишилась по вине какого то происшевствия, которое случилось с ней, но оставлся слепой, животный, инстинкт. Оставалось знание, увереная спокойная внутреняя сила. Только ей она могла доверять. Это было знание того, что когда она была еще жива, когда по венам струилась теплая, человеческая кровь, а сердце было чувствительным и хрупким как хрусталь, как сердце любого смертного,она была кем то важным, в ком нуждались, как в покровителе. А затем предали...Лезвием ржавого ножа, сознание пробила болезненная мысль. Возможно, где то внутри себя, ее душа, если она еще оставалась у нее, окрасилась кровью. Она все еще не могла вспомнить основного, даже своего имени, но одно знала. При жизни ее предали. При жизни.
Дрожещей ладонью она провела по все еще влажной холодной коже. Нет,ее тело ,так остро как прежде,холода больше не чувствует. Он перестал досаждать ей, так, мелкое неудобство. Вампиры умеют контролировать внутрениу теплообмен. Странно, но она очень спокойно, как должное и неизбежное приняла новую првду, сомнений в которой не оставалось.Правда в том, что ее обратили в вампира. Что бы спасти от смерти, на которую ее оьрекли предатели.
Господи,как же это все сложно...На мгновенье, ей показалось, что она не сможет справится с таким потоком противоречивой информации, атакующий ее мозг. Она почти ни в чем не могла быть увереной, ей следовало анализировать все мысли, волнами накатующие на ослабевшее сознании.

[Avaddon]

"Откуда? Откуда я вспоминаю все это?.. - повторялось и повторялось в ее голове, - Я же сплю, я сейчас все еще в своей постели! Это просто дурацкий сон!"
Она опустила глаза и обнаружила на себе насквозь промокшие обрывки того, что еще недавно было ее же ночной рубашкой. Она окончательно перестала что-либо понимать...
"Я не сплю... Но я же спала, когда это произошло - даже ночнушка на мне! Что же со мной случилось, что?!", - рыдала она уже во весь голос.

[марта буже]

На шатких ногах она поднялась с постели и несмело подошла к комоду, темнеющему у противоположнолй стены спальни. Она попыталась успокоится, но теплые слезы все так же обволакивали лицо, а грудь непроизвольно вздымалась от всхлипываний.
Это не было ее памятью, не могло быть!
В темноте, дрожащие руки по памяти нащюпали верхний ящик комода, и спеша достали из него книгу. Твердая гдадкая обложка тут же была прижать к мокрой груди. Сердце под разорваной рубашкой бешено колотилось.
"О,Господи,в тебя лишь верю".Проследовав назад к постели, девушка , снова забралась под одеяло, не в силах согрется.
Дотянувшись ночного столика,она потянула за тонкий шелковый шнурок, и теплый, желтый свет настольной лампы совети спальню.
"Отче наш,живущий на небесах..."Она отчаяно читала молитву, боясь чего то неведомого, и не зная, как себя от этого спасти.

[Avaddon]

Такое повторялось не в первый раз. Сначала сон без сновидений, а потом он вспыхивал круговертью жутких кошмаров, подавляющих собой как явь, так и ее "Я". И самым жутким было то, что она не могла больше как все сказать с облегчением рассветным лучам "Куда ночь - туда и сон!", не могла просто забыть о пережитом - ее тело всегда сохраняло следы случившегося в этих видениях, с каждым разом становившихся все реальнее. Это могли быть царапины или ушибы от падений, засохшие листья, приставшие к телу во сне, сейчас это была изорванная и промокшая ночная рубашка... И даже молитвы, которые она отчаянно твердила сейчас не могли разубедить ее в том, что она может и не вернуться из этих снов.
Понимание этого поразило ее до такой степени, что она даже перестала смотреть на строки книги, машинально повторяя давно уже заученные слова молитв монотонно и механически, словно бы твердила заклинание, уводящее ее от иного мира.
Она даже не заметила, как начал отчего-то меркнуть спасительный свет настольной лампы... Как чернота вокруг снова начала сгущаться, а книга - выскальзывать из ослабевших пальцев. Молитва сначала перешла на шепот, а потом и вовсе стала неровным, с перебоями дыханием. Она вновь уснула...