Вампиры Анны Райс

[Дана]

… Если идёшь по ночному городу, горящему в бессонной лиловой лихорадке, не смотри назад. Никогда не смотри. Не смотри, потому что твоя тень, всполошившаяся и потешно дрожащая, может оказаться не единственной, что неотступно скользит за тобой по изломанным мёртвым ветвям переулков и улиц, по ссадинам асфальта, кое-как залепленным грязным чёрным пластырем.
Потому что по ночам в старом городе, поднявшемся к небу слишком давно и видевшем слишком много, творится странное, нездешнее, невыразимое. Потому что провалы подъездов скрывают подчас электрических гиен с жестяными консервными банками вместо зрачков. Потому что в жерлах труб заброшенных заводов вьют гнезда горгульи, а по катакомбам помоек бродят крысы в человеческий рост и люди, покрытые свалявшейся кошачьей шерстью.

… Ибо сам город по сути своей враждебен человеку. Это – монстр, неуклюжий голем, созданный из дерева, стекла и камня, щедро вскормленный потом и кровью, заражённый жизнью, точно инфекцией, приручённый и порабощённый многоликой толпой, которая, словно пчелиный рой, заполоняет все пустоты и отверстия в его немёртвой плоти.
Дневной город – это пёс, покорная собака, льнущая к ногам бесцельно торопящихся прохожих и угодливо смотрящая в глаза хозяина золочёными витринами.
Но ночью, перейдя на тяжких гранитных лапах пыльную дорогу сумерек, преданный пёс превращается в волка. Его взгляд наливается кровью, его лапы щетинятся изогнутыми иглами когтей, его хвост высекает из воздуха синие искры. Он алчет плоти – плоти того, перед кем при солнечном свете ползал в пыли и позорно заискивал.
Ночной город – хищник. И мы – тени, едва уловимые за кулисами пепельного сумрака, кинжально-тонкие фигуры, вытканные мраком, – мы его хищные дети, его кровожадный приплод. Наши лица бесстрастны и холодны, как фонари, погребённые под снегом. Наши улыбки небрежно намечены чёрной помадой. Наши пальцы танцуют по китайскому шёлку ночной темноты, вырезая на нём приглушённые крики, оставляя вместо отпечатков мотыльковые следы рассыпчатого шёпота.
Ночной город – наш, чернильная муть его луж течёт в наших венах, смешанная с горьким полынным ветром. Наши сердца холодны и тверды, как камни его подземных фундаментов. Наши души – если только они у нас есть – переплетения его теней, пропитанные дымом, уносящимся к иссиня-чёрному клубящемуся небу.


Мы скелетно тонки и стилетно смертельны. Мы носим перчатки, кончики которых смочены духами с каплей крови. Мы пудримся пеплом и подводим глаза угольками из чьих-то давно догоревших костров. Мы мастерим веера из опавших осенних листьев и танцуем менуэты на кладбищенских дорожках.
Мы проходим сквозь стены ядовитым газом. Мы жонглируем мёртвыми птицами на обрывах подоконников, путая рваную пряжу ваших сновидений. Мы нежно слизываем страх с пересохших губ. С высот небоскрёбов, мы бездумно швыряем свой летучий игольчатый смех на костяк мостовой, и он разбивается на бесчисленное множество алых и чёрных стеклянных шариков.
Мы проходим по городу – нашему городу, нашей колыбели, нашей вечной вотчине. Мы следуем лучам полночного солнца, распластанного на земле космической медузой, пригвождённого к ней остриями фонарей, припечатанного вековой тяжестью домов, истёртого, истоптанного миллионами шагов. Из всех концов, из всех дверей, всех окон, всех замочных скважин, утративших ключи, мы стремимся туда, где на пустынной центральной площади, в землистой безжизненной глотке немого фонтана плещется наше адское причастие – лунный свет.
Мёртвый свет мёртвого светила, дарующий нам жизнь – нашу жизнь, жизнь полуночных теней полуночного города.
Жизнь на полях обугленной страницы. Жизнь на обочине, поросшей горелой травой, в которой, быть может, таятся скорпионы и гадюки. Жизнь на грани, на кончике лезвия, ждущего рану. Паутинчатая жизнь на изнанке гобелена, ирреальная жизнь за поворотом дороги, за изломом горизонта, за обрывом в никуда. Жизнь в Нигде и Никогда, дарованная нам как призрачная благодать невидимой тёмной стороной луны…

… Если идёшь по ночному городу, не смотри назад.
Никогда не смотри.
Не смотри, потому что…


RB

[Stanford]

Дана, а ещё?

[Ninian]

Дана, как водится, неподражаема в деталях и описаниях.

[Дана]

Stanford, жди! И продолжай дарить вдохновение.

Ninian, Вы так чертовски, так ведьмински любезны! Искренне благодарю Вас, а что касается премии - предлагаю Вам срочно учредить её самой и назвать своим именем.